Грабитель с детским зонтиком [Арм Коста] (fb2) читать онлайн

Арм Коста Грабитель с детским зонтиком

1. Сберегательная касса, Цветной бульвар, Москва, утро, 27 апреля 1977 г.

Сотрудник уголовного розыска – невыспавшийся и слегка раздражённый капитан Андреев по прозвищу Дотошный – прибыл на место преступления: кто-то ночью ограбил сберегательную кассу. Несколько человек из управления уже трудились с половины девятого утра, осматривая небольшую дыру в кирпичной стене, – именно через неё преступник с лёгкостью проник внутрь сберкассы, прихватил с собой круглую сумму и ушёл по-английски.

Следователи ждали замначальника управления, который предложит свою версию ограбления и, конечно же, скоординирует дальнейшие действия всех сотрудников угрозыска.

– Что у нас? – сонный капитан Андреев, держа в зубах сигарету, пожал руку коллеге – младшему лейтенанту Лаврову.

– Полюбуйтесь, товарищ капитан, – молодой следователь подвёл замначальника ближе к отверстию в стене, – нет, ну как же мастерски разобрали, а? Кирпичик по кирпичику, без шума, без пыли!

Андреев тщательно осмотрел дыру в стене со стороны двора, затем изнутри, из помещения, окинув подозрительным взглядом ошарашенных тружеников сберкассы. Действительно, работал профи – никаких зацепок грабитель не оставил.

– Здравствуйте. Меня зовут Альберт Сергеевич, – сыщик представился работнице сберкассы, показав ей «корочку». – Попытайтесь восстановить в памяти вчерашний день. Приходили ли к вам какие-то подозрительные личности?

– Обычный рабочий день, – мотнула головой женщина, – приходят в основном пенсионеры: то по сто, то по двести рублей на книжку кладут.

– Это вы милицию вызвали?

– Я, – призналась женщина. – Пришла – а денег нет. Дыра в стене. Сразу ноль-два набрала.

– Начальник ваш где?

– На прошлой неделе ушёл на больничный – к плановой операции готовился. Звонила его жена: вчера из реанимации его перевели в обычную палату – только-только от наркоза отошёл.

«Хм… Слил информацию или прислал кого-то, а сам красиво обеспечил себе алиби, уйдя на больничный?» – размышлял про себя Андреев. – Ваш начальник действительно пребывает сейчас в больнице? – в тоне капитана слышалось подозрение.

– Альберт Сергеевич, мы всем коллективом приезжали к нему в больницу. Виделись с ним в палате, подбадривали.

«Отпадает» – мыслил Андреев.

– Опросили жителей близлежащих квартир, – отчитался младший лейтенант Лавров, беспардонно вклиниваясь в разговор, – никто ни сном, ни духом…

Андреев поблагодарил сотрудницу сберкассы за оказанную милиции помощь.

– Ванька, знаешь, что мне интересно? – Андреев и Лавров вышли на улицу.

– Что, товарищ капитан?

– Как один человек умудрился крайне быстро и самостоятельно разобрать стену, проникнуть в сберкассу, забрать деньги и при всём этом аккуратненько сложить мусор и кирпичи в сторонку?

– Понятия не имею, товарищ капитан. Как вы догадались, что вор действовал один? Может, их было несколько?

– Вор носит такие же туфли, что и я.

– Не понял?

– Когда я осматривал разобранную стену, то на земле увидел отпечатки мужских туфель: ни колёса автомобиля, ни дамские каблучки, ни кошачьи и собачьи лапы там не отметились – ни-че-го. Исключительно следы от пары туфель – их же я увидел и на полу сберкассы. Узор на моей подошве идентичен узору следа, оставленного преступником. Следовательно, наши вкусы совпадают, и мы с грабителем носим одну и ту же фирму обуви – если хочешь, назову тебе какую.

– Хорошо, допустим, но вор же может легко переобуться или выбросить те туфли, в которых он грабил сберкассу, на помойку, и что нам делать в этом случае?

Андреев причмокнул.

– Нет, Ванька, у нашего вора не настолько много денег, чтобы разбрасываться хорошей и дорогой фирменной обувью.

– Товарищ капитан, в Москве полно преступников. Как мы узнаем, что среди них тот, кто обчистил сберкассу? Не будем же мы проверять обувь каждого?

– Не будем, а пока нужно найти ещё пару других зацепок, которые помогут нам в расследовании этого преступления.

– Вроде бы зацепок особых нет, товарищ капитан.

Андреев задумался и почесал щетину на подбородке.

– Сегодня обязательно навещу фотографа, – пробубнил капитан.

– Зачем? Какого фотографа?

– Да так… просто мысли вслух… не бери в голову, Вань.

– Кстати, неплохая мысль. Сфотографируйте ваши туфли, а фотографии разошлём по всем отделениям милиции. Это куда более лучший ориентир, чем просто отпечатки ног.

Андреев усмехнулся.

К разговору мужчин присоединилась их коллега – младший лейтенант Костенко Алина Алексеевна.

– Костенко, что у тебя?

– Нечем вас порадовать, коллеги. Всё и запутано, и всё слишком просто.

– Будем искать… – с надеждой в голосе констатировал Андреев.

2. Обувной цех, Ереван, поздний вечер, 11 мая 1977 г.

По желтоватому лицу Гаспара пробежала ухмылка: ему, воротиле, влиятельному человеку поставить кругленькую сумму – сущие пустяки. Рука Гаспара с толстым золотым браслетом на запястье и парой перстней на пальцах бросила несколько крупных купюр в общую кучу денег.

– Увеличиваю ставку! – сказал Николай и словно с барского плеча швырнул энную сумму рублей к ставке.

Гаспар одёрнул яркую рубашку на вспотевшем теле: становилось жарко от накаляющейся обстановки. Игра на деньги – дело увлекательное.

– Ну ты и игрок! – хмыкнул Гаспар.

– Ещё карту, – попросил Николай.

– Дай ему карту, – Гаспар обратился к мальчишке, следившему за ходом игры.

«Что ты делаешь, идиот?» – застучало в голове у Николая. – «Прогоришь!» – тем не менее он решился увеличивать ставки и добирать карты. – Продолжаю поднимать, – Николай бросил на стол двести рублей.

– Зачем мелочиться, Коля? Сколько у нас в банке собралось?

– Пять тысяч, кажется, – пискнул мальчишка.

– Если я поставлю сумму соразмерно банку – это же будет справедливо? – Гаспар достал из ящика стола пятьдесят сторублёвых купюр, связанных резинкой, и кичливо их кинул перед Николаем.

Тот взволнованно окинул взглядом Гаспара. В кармане остались две «сотни».

«Надо было вскрываться», – предавался размышлениям Николай. – «Жадность меня довела до самого края».

– Что там? – спросил Гаспар с усмешкой.

– Нет больше. Займи мне пять тысяч?

– Я вообще-то не даю в долг – знаешь ли, не люблю это дело. Но в твоём случае сделаю исключение – хороший ты парень, Коля, – одолжу тебе пять, но знай, что вернёшь десять.

– Поясни.

– Сам посуди: могу ведь забрать весь банк, на мою ставку ты же ответить не в состоянии? Оказываю тебе большую услугу. Вот пришёл ты с двумя с половиной тысячами на игру: сейчас у нас в банке десять тысяч. Возьмёшь у меня в долг – поставишь пять и станет пятнадцать. Выиграешь – вернёшь десять мне, и у тебя останется пять. Разве плохо?

У Николая внутри началась какая-то необъяснимая истерика: он паниковал, но внешне оставался невозмутим. Ему стало стыдно перед самим собой: залезать в долги, унижаться перед кем-то было не в его характере. Николай спешно вернулся в реальность и согласился на пять тысяч рублей с возвратом вдвое большей суммы.

«Просто если очень хочется, то можно», – убеждал себя Николай.

Тот самый мальчишка записал на засаленном листе бумаги: «Коля +10 000 от Гаспара».

Игра щекотала нервы Николая и тешила его противника – начальника обувного цеха.

– Вскрывайся, – Николай бросил на стол карты. – Двадцать одно!

У Гаспара возникло желание взять паузу. Он не торопился вскрывать карты. Продолжал забавляться ситуацией.

– Кого ждёшь? Вскрывайся! – не выдержал Николай.

– Два туза! – издевательски засмеялся Гаспар, небрежно уронив карты на стол.

Удача отвернулась от Николая: одно очко сыграло с ним злую шутку.

– Не повезло в картах – повезёт в любви! – Гаспар закурил и пустил дым в лицо побледневшего Николая. – Ну что, Коль, как говорится, долг платежом красен.

– Я верну, Гаспар. Отыграюсь и сразу же… Дай ещё в долг.

– Нет, так не канает. Денежку нужно отдать сегодня.

– Да ты вообще катала! Ты меня надурил! Или вон этот, – Николай показал на юнца, – недоросль.

– За такие слова ты можешь и с жизнью расстаться, – разозлился Гаспар и что-то шепнул мальчишке, наклонившемуся к нему.

Конечно же, Николай не следил за своими словами и часто из-за пылкого нрава получал, как говорится, по шапке.

– Коль, я же не мусор – сюсюкаться с тобой не буду.

Удивительно, но Николай не чувствовал себя виноватым: назвал Гаспара каталой, подумаешь, что здесь такого. Однако сам цеховик считал иначе: обвинять его в надувательстве и плевать в лицо такому человеку, как Гаспар, никто не имел права. Даже если игра и вправду была нечестной. В мире богатых людей не всегда поступают по совести.

Мальчишка вышел из прокуренной комнаты и вернулся в неё уже в сопровождении троих крупных мужчин.

Плохо быть трусливым – кто боится, тот выглядит жалко. Николай таким не был.

– Пришли твои подневольные, ну и что?

– Ты знаешь, что случается с теми, кто не уважает Гаспара? – цеховик со звериным оскалом обратился к Николаю, который ёрзал на стуле, и, не оставив тому ни секунды на размышление и ответ, добавил: – Их наказывают.

Коренастый мужчина лет тридцати подошёл к Николаю и со всего маху ударил его головой об стол так, что карты и деньги, лежащие на нём, подскочили.

– Голова дана человеку, чтобы думать, – безжалостно произнёс Гаспар.

– Я не думаю – я говорю сразу, – огрызнулся Николай.

– Слушай, ну ты вообще дятел или как? – протянул ударивший по прозвищу Гампр. – Не дошло до тебя, что нужно следить за языком?

Николая вытащили из-за стола за воротник рубашки и вытолкали из комнаты – он и трое громил оказались в слабо освещённом коридоре. Несколько раз они ударили Николая об стену так, что его позвоночник сотрясся и прохрустел; кулак одного из быков оказался в области живота игрока; третий же бил по почкам.

Тем временем Гаспар протянул руку к бумажнику Николая: кошелёк лежал на игровом столе. Порыскав в нём, цеховик ничего не обнаружил, кроме чёрно-белой фотографии с красивой девушкой.

Какое-то время Николай пролежал без сознания на сером холодном бетонном полу, поджав под себя ноги. Разбитая губа болела, слегка кружилась голова и подташнивало.

– Живой? – вопрос разбудил Николая.

Он открыл глаза и увидел перед собой лицо одного из тех, кто избивал его.

Вместо мыслей и слов в голове был гул, как после пьянки, но, найдя силы, Николай встал на ноги и опёрся одной рукой о стену.

– Что вам от меня надо? – процедил он.

– Сейчас молча идёшь к Гаспару, слушаешь его и делаешь так, как он скажет. Станешь брыкаться – сам знаешь, что с тобой будет. Иди умойся.

Николай отыскал в конце коридора туалет. Жутко воняло хлоркой. Он подошёл к умывальнику, открыл скрипящий кран – из него тонкой струёй полилась ледяная вода. Набрав в ладони, умылся, сплюнул немного крови и попил. Глянул на себя в зеркало: лицо было разукрашено красным и розовым.

«Всё-таки погубит тебя когда-то азарт», – подумал про себя.

Игрок вернулся в комнату, где был Гаспар, и сел перед ним за столом, засунув руки в карманы.

– Ты смотри, как новая копейка! – подколол его Гаспар. – Профилактика пошла тебе на пользу?

Николай зло посмотрел на начальника цеха.

– Итого на сегодня ты должен мне двадцать тысяч рублей.

В голове Николая пронеслось: «Каких двадцать? Я брал десять! Да каких там десять, даже пять!»

Гаспар, словно читая мысли ошарашенного картёжника, добавил:

– Десять сверху за то, что обозвал.

– У меня нет таких денег… – раздосадованно ответил Николай.

– Я знаю, Коля. Знаю и иду тебе навстречу. Долг ты отработаешь. Не всегда судьба сладкая, временами она и горькая.

– Пфф, – фыркнул Николай.

Он никогда и ни на кого не работал: сам решал свои проблемы и добывал себе кусок хлеба. Не любил подчиняться, не хотел «ходить под кем-то». Жил, как умел, за счёт воровства или карточной игры. Любил шальные и лёгкие деньги. Внутри него всё пищало и бунтовало. В отдалённых уголках разума всплывали сцены, как он достаёт пистолет и одним выстрелом в лоб убивает Гаспара и всех его олигофренов-помощников. Да вот пистолета не было. Не слушал болтовню местного начальника цеха, раздумывал о своём. Сидел себе, посматривал на клубы сигаретного дыма, разглядывал стены, сверху до середины побеленные, а ниже – покрытые серой краской. Было желание заснуть под монотонный бубнёж Гаспара. Играть с ним в карты на деньги – занимательно, а вот разговаривать – вовсе нет.

– Что я должен сделать?

– Я человек честный, Коля, и своё слово держу: выполнишь одну работу, и мы с тобой в расчёте.

– Почему именно я?

– Потому что ты умён, хитёр и азартен.

– А если не выйдет?

– Выйдет. Ты оступился и попал. Сделаешь всё как надо и иди на все четыре стороны. Возьмёшь из магазина магнитофоны – и конец.

– Опасное дело…

– Магнитофоны «левые» – заявлять в милицию никто не будет. Сделают вид, что ничего подозрительного не слышали, тебя не видели. Не бери ничего, кроме японских магнитофонов фирмы «SHARP».

Нервы Николая сдавали.

– Не против, если я закурю?

– Кури на здоровье.

Взял одну сигарету из пачки «Marlboro», закурил и задумался. Смотрел пару секунд на тлеющий кончик и пепел, который вот-вот упадёт. Это напоминало о времени.

– Добро. Согласен.

– Ещё бы ты не был согласен.

– Гаспар, знаешь что?

– Что?

– Это будет моя первая и последняя работа.

Гаспар засмеялся.

– Когда-нибудь я выберусь из своей съёмной комнатушки и перестану думать о деньгах до самой старости! Клянусь тебе!

– Хочешь сорвать большой куш?

– И хочу, и сорву… – ухмыльнулся Николай.

На фоне бандитских дымных декораций Гаспар казался каким-то призраком, злым духом, побуждающим легкомысленного Николая к преступлению. Цеховик теребил костяные чётки, подбрасывал их и одновременно шарил взглядом по всем присутствующим в комнате.

– Значит так, Коля. Держи это, – Гаспар достал из кармана плотно прилегающих брюк ключи от фургона, – и вот тебе адресок работы.

Один из тупоголовых амбалов по прозвищу Мульт протянул Николаю клочок бумаги, на котором было написано: «Ленинакан. Улица Менделеева, 18. Универмаг» – и чуть ниже другой адрес: «Ленинакан. Улица Герцена, 35. Разгрузка. Склад, зелёная железная дверь».

– Э! Алё! Я что, должен аж в Ленинакан тащиться? Мы так не договаривались! – вспылил Николай.

– Рот закрой. Бери ключи и дуй. Сначала поедешь по первому адресу, не ставь машину у всех на виду – встань где-то подальше. В универмаге подойдёшь к продавщице – только выбери какую-нить помоложе и поглупее – и будешь расспрашивать о магнитофоне, мол, какой лучше купить, вынюхаешь, где склад, а там уж как-то сам…

– Так она может просечь, что я пасу… – с подозрением произнёс Николай.

– А ты сделай так, чтобы не просекла. Не мне тебя учить. Все магнитофоны не отгружай, оставь один в фургоне, привезёшь мне.

– Фургон краденый?

– Краденый, не краденый, перебиты номера, не перебиты… Тебе какая разница?

Гаспар ткнул пальцем в одного из своих оболтусов – толстяка по кличке Понч.

– Ты, дай ему пятьсот.

Николай нехотя взял деньги из рук Понча.

– На ментов?

– Ну да, дашь им денежку, если попросят. Так сказать, на шоколадку. Если менты по трассе не будут тормозить – деньги вернёшь.

– Ясно, – отрезал Николай.

– Кстати, откуда бабки раздобыл на игру со мной?

– Серьёзное дельце провернул, – напыщенно ответил Николай.

– Ну, раз так, тогда и магнитофоны возьмёшь с лёгкостью! Плёвое дело для тебя!

– Наверное…

– Ну всё, с Богом.

Николай покинул карточно-бандитскую шайку и вышел на задний двор. Пустой, серый цельнометаллический грузовой фургон «Ераз», припаркованный возле цеха, стоял в ожидании своего водителя.

На трассе Николая никто не пытался остановить. Ехал он поздней ночью, дорога была пуста. Гнал машину, выжимал газ по максимуму, но старенький, возможно, угнанный «Ераз» не мог при всём своём желании выдать больше 60 километров в час. Николай закурил. Пришлось держать руль одной рукой. В уме он прикидывал, сколько примерно времени понадобится для того, чтобы «обработать» молоденькую продавщицу, вынюхать, где склад; просчитывал каждый свой шаг и оценивал возможные риски – обокрасть универмаг – это не детское дело.

3. Универмаг, Ленинакан, утро, 12 мая

К утру, как раз к открытию магазина, Николай прибыл в Ленинакан.

«Где же бросить эту рухлядь?» – фургон кружил вокруг универмага.

Николай еле сумел найти неприметное место в паре сотен метров от магазина: поставил машину во дворе, окружённом одинаковыми, словно под копирку, жилыми домами. Хотел затесать грузовой автомобиль, чтобы никто ни о чём не догадался, мало ли, может, строители какие-то приехали ремонт делать людям…

Одёрнул брюки, прилизал волосы и направился в магазин. Интеллигентная с виду семейная пара расхаживала меж полок и что-то воодушевлённо обсуждала – скорее всего, будущую покупку; старичок в круглых очках общался с полноватой продавщицей, пытаясь объяснить, что ему от неё нужно.

– Девушка, день добрый! – премило обратился Николай к молоденькой продавщице.

– Здравствуйте! – защебетала та, задержав свой взгляд на симпатичном мужчине.

– Дело в том, что я очень люблю музыку. Люблю не могу. Хотел бы купить магнитофон, только вот не знаю, какой марки.

– «ВЕСНУ» возьмите, – улыбнувшись, продавщица показала Николаю первый магнитофон, – покупатели хвалят.

– А ещё какой бы посоветовали? – Николай мастерски изображал, что хочет купить магнитофон, но колеблется, не знает, из чего выбрать.

– Вы знаете… Может быть, «СПУТНИК»? Стереорежим, чёткое и чистое звучание, ну и к тому же заманчивый внешний вид, современный такой, красивый.

– А в какую цену?

– Сто восемьдесят рублей.

– Как вы думаете, может, стоит купить подороже, но заграничный? А что насчёт «SHARP» или «SONY»?

Продавщица заволновалась, но Николай продолжил:

– У меня друг детства – Мишка, моряком ходит. С рейса привёз себе «японца». Доволен, как медведь после спячки! – Николай, цокая, покачал головой. – Тоже такой хочу. Как у друга. Понимаете, девушка, я вот один, без любимой. А вот когда она появится – мне захочется её удивить…

– Ой, ну я уверена, вы и без магнитофона сможете удивить девушку… – стреляя глазками, ответила продавщица, которой Николай явно понравился.

Она попросила Николая немного подождать: ей нужно было перезвонить директору универмага и получить от него «добро» на продажу импортного магнитофона клиенту. Дело в том, что японскими магнитофонами магазин торговал из-под полы, незаконно, и каждая продажа обсуждалась лично с начальством.

– Артур Вазгенович? Здравствуйте! Это Марина. Здесь один молодой человек хочет купить магнитофон, – продавщица шёпотом говорила по телефону.

– Не похож на мента? – послышалось из трубки.

– Ой, нет. Просто парень хочет козырнуть перед девушкой и купить такой же магнитофон, как и его друг-моряк.

– Ну покажи ему, может, и купит. Только осторожно.

– Хорошо! До свидания! – протараторила девушка в телефонную трубку.

Пока она удалялась из торгового зала, чтобы позвонить директору магазина, Николай уже осмотрелся и освоился, проследил, где находится склад. По его размышлениям, попасть туда не составило бы труда, если бы не звенящая металлическая решётка с тяжёлым навесным замком вместо дверей.

В магазине становилось всё более людно – это Николаю было на руку. Он, будто по мановению невидимой волшебной трости, вмиг запал в душу юной продавщице, и она крутилась вокруг него, заигрывала. Николай и сам был не против пофлиртовать с девушкой – не мог устоять перед прекрасным полом.

– Вот. Посмотрите, пожалуйста. Стоит две тысячи рублей.

Продавщица вынесла тот самый японский магнитофон, о котором спрашивал Николай. Если говорить точнее, его интересовала целая партия таких магнитофонов.

– Да… – с ноткой досады произнёс Николай. – Сразу видно – Марка! Красавец!

– Нравится вам?

– Вы о себе или о товаре? – улыбаясь, уточнил Николай.

Девушка-продавец, ничего не сказав в ответ интересному незнакомцу, покраснела от смущения. Николай, обещая подумать над всеми предложенными вариантами магнитофонов и вскоре вернуться, удалился из магазина. По сути, он, хитрый и проворный парень, всё уже заранее знал и понимал: просторный магазин являлся большой пристройкой к жилому дому; вход на склад имелся только один – изнутри и через решётку; снаружи никаких дверей не было, лишь глухая стена. Вот она и не давала покоя Николаю.

Он обошёл весь дом, к которому примыкал магазин, и погружённый в раздумье, направился через дворы к машине. Нужно было скоротать время: выходить этой ночью «на дело» Николай не хотел, ведь продавщица могла бы что-то заподозрить, поэтому он решил повременить и отложить ограбление на следующую ночь.

Делать было нечего: сильно клонило в сон. Откинув спинку сиденья назад, он удобно улёгся, мысленно прокручивая весь план на завтрашнюю ночь. Постепенно усталость взяла своё и погрузила его в сон. Проснулся Николай ближе к вечеру. Стрелки наручных часов показывали без пятнадцати восемь. Ему дико хотелось есть и курить, поэтому он направился в ближайший гастроном.

– Три килограмма сарделек молочных дайте, – обратился к продавщице Николай, следом задал вопрос: – Свежие?

– Сегодня только получила. Ничего, если немного больше трёх? Девять рублей с вас.

– Подождите, посчитайте ещё окорочков два кило, десяток яиц, банку тушёнки, буханку хлеба, чай и сахар.

Продавщица начала суетиться, бегать от одного прилавка к другому.

– Чай… Сахар… Что ещё?

– Давайте ещё два пива, пару бутылок лимонада и коробку конфет, вон ту, красную.

– «Ассорти»?

– Вкусные? Если честно, я в конфетах не разбираюсь, карамелек ещё каких-то дайте хороших и пачку сигарет.

4. Дом Феликса, Ленинакан, вечер, 12 мая

– Феликс, дети опять голодными ложатся спать.

– Маш, скоро зарплата будет… Потерпи. Что, вообще есть нечего?

– Кашу последнюю сварила, осталось немного айрана.

– Налей им по стакану.

– Там и стакана не будет. Может, ты шабашку какую-то возьмёшь? Или я на работу выйду…

– Маш, какая работа? Тебе мало того, что я пропадаю на работе, так ещё и ты будешь? Дети не будут видеть ни отца, ни матери? Ты в своём уме? – закричал Феликс.

– Нам жить не на что! – всхлипывала женщина. – Что мы будем завтра есть? Ладно мы, а дети? Дети что будут есть? Чем мне их кормить?

– Да найду я тебе деньги! Сколько ни дай – мало!

Дети Феликса и Маши, две прекрасные доченьки, слышали сквозь приоткрытые двери спальни, как родители снова ругаются из-за навалившейся на них беспросветной бедности.

– Папа опять кричит на маму…

– Потому что мама кушать хочет, и я тоже.

– И я.

– Мама сказала по секрету, что купит нам по кукле.

– По кукле?

– Да! По кукле-цыганке, с чёрными кудрявыми волосами и большими-большими серьгами.

Мама девочек увидела в «Детском мире» пару одинаковых куколок: это были цыганочки в длинных пышных платьях с блестящими серьгами-кольцами в ушах и чёрными волосами с синеватым отливом. Куклы покорили сердце женщины, и она пообещала себе обязательно купить их своим девочкам.

– Добрый день, сколько стоит одна такая цыганочка? – спросила Маша, указывая пальцем на сидящую на полке куклу.

– Двенадцать рублей.

«Двадцать четыре… Сумасшедшие деньги…» – подумалось ей. – Хорошо, отложите мне их, пожалуйста!

– Но не больше чем на неделю, – прикусив губу и немного скривившись, ответила продавщица. – Сами понимаете…

– Скоро у мужа зарплата, я куплю.

Продавщица подошла к стеллажу и сняла с него тех кукол, что приглянулись Маше.

Когда она была маленькой, родители еле-еле сводили концы с концами. На продукты не хватало, не то что на игрушки.

«Пусть хотя бы у моих дочерей будет детство!» – решительно сказала сама себе мама двух малышек.

Грустные мысли Маши о никчёмной жизни в нищете прервал скрип калитки – во дворе послышались быстрые шаги. Маша вышла в коридор и открыла дверь, в которую назойливо тарабанили.

– Здравствуйте, – сказал незнакомец, поправив немного растрёпанные волосы, – мне бы Феликса…

– Здравствуйте, проходите.

Николай вошёл в дом. Выцветшие обои, местами изрядно подранные, где-то разрисованные детскими каракулями; деревянные доски, покрашенные красной «пожарной» краской, бессовестно поскрипывали под ногами.

– Феликс, к тебе пришли! – крикнула Маша.

– Я не вовремя? – спросил Николай, взглянув на явно расстроенную Машу. Она была такая маленькая и худенькая, с грустными покрасневшими глазами и ввалившимися щеками.

– Нет-нет, всё хорошо. Мы очень рады гостям.

В коридоре появился Феликс и застыл.

– Ну привет, Индеец! – выкрикнул гость и крепко обнял хозяина дома.

– Брат, – прошептал Феликс, похлопав Николая по плечам. – Сколько лет, сколько зим? Знакомься, – Феликс указал на супругу, – моя жена Маша.

– Поверить не могу! – удивился Николай. – Феликс женился, да ещё и на такой красавице.

Маша покраснела от удовольствия, а затем, повеселев, предложила пройти на кухню – выпить чаю.

– Я тут купил такое, по мелочам, не знаю – угадал или нет. – Гость передал хозяину дома сетку с гостинцами. – Ну, рассказывай, братик, как ты поживаешь, что у тебя нового, хорошего? Кстати, рад за вас! Семья – это хорошо.

– Феликс дворником работает – получает немного, но жить можно, да и по-честному, самое главное, – Маша, поставив на плиту чайник, начала разговор. – Я не работаю, девочками занимаюсь.

– Девочками? – переспросил Николай.

– Да, – в разговор вклинился Феликс, который как раз к чаю выкладывал конфеты на стол, – доченьки у меня.

– Чудеса… Маленькие? – радостно поинтересовался гость.

– Двойняшки, в первый класс ходят. Спят уже. Утром их увидишь, они будут очень рады познакомиться с дядей.

Николай удобно устроился на табурете и стал слушать рассказы своего двоюродного брата и его жены: жизнь их не отличалась приключениями, обычный быт – да и только, который Николаю не был близок и понятен. В свои двадцать шесть лет он ни разу не строил серьёзных отношений, довольствовался лишь мимолётными связями с ереванскими красавицами, обожавшими его, – молодость как-никак, нагуляться надо бы. Николай увидел, как бедно живёт его родственник, угощения, которые он принёс, оказались весьма к месту.

Так и болтали на кухне о том, о сём. Николай полез рукой в карман, доставая пачку сигарет.

– Куришь?

– Есть такое, – поглядывая на расслабленную и повеселевшую жену, ответил Феликс.

– Машка, могу украсть у тебя его на пару минут?

Маша одобрительно кивнула, мужчины вышли из дома.

– Я плохо живу, брат, – с досадой заговорил Феликс. – Всегда хотел, чтобы моя жена и дети жили в достатке, хорошо. А сейчас получается, что я плохой муж и отец, раз не могу их обеспечить. Ты сам видел, дома есть нечего, огород не спасает. Если бы не ты, не знаю, что ели бы завтра… – Феликс сидел на ступеньках дома, опустив голову вниз. Николай молчал. – На зарплату дворника нормально не прожить.

– Я не обещаю тебе богатую и беззаботную жизнь, брат, но пару зарплат дворника организовать всё же смогу, – отозвался Николай полушёпотом, чтобы никто его случайно не услышал – кто знает, какие уши живут по соседству. – Работёнка у меня есть, не постоянная, так – «шабашки», стройки…

– Так ты на стройке, наверное, губу разбил? – улыбаясь, выспрашивал Феликс.

– Горе-строитель, – рассмеялся Николай. – В общем, нужно окно пробить в универмаге: работники жалуются, что света нет, дышать нечем на складе – работают люди как кроты, так сказать. Ну, и подрядчиков наняли: меня и ещё пару ребят, чтобы оконный проём сделали, пока документы готовятся, можно и работу начать.

– Какие документы?

– Да архитекторские разрешения всякие, бюрократия, знаешь… Ждать – не переждать эти бумаги. Так что, не хотел бы ко мне в бригаду? Двое моих в запой ушли, работать некому. Руки толковые нужны.

– Стой! Так инструментов же у меня нет.

– Завтра всё купим.

Феликс принял решение: подработка ему крайне необходима, ведь сколько можно перебиваться с копейки на копейку и жить от зарплаты до зарплаты?

Не знал, как благодарить Николая.

Во дворе пахло дымом. Братья вошли в дом, тихонько захлопнув за собой дверь. Утром предстояли поход за инструментом и подготовка к работе, а пока – не мешало бы выспаться.

– Маш, спишь?

Феликс вошёл в маленькую спальню и прилёг рядом с женой на старенькой кровати. Протиснул свою руку между головой жены и подушкой так, чтобы Маша оказалась на его предплечье.

– Да так… – сонным голосом отозвалась Маша. – Девочек завтра рано в школу собирать. Нужно ещё фартуки им отутюжить.

– Мне Коля работу даёт. На стройке. Много не обещает, но хоть что-то лучше, чем ничего. Ты мне там говорила о куклах для девочек… На сколько ты их отложила?

– На этой неделе надо выкупить.

– Маш, выкупим. Обещаю.

Утром на кухне пахло жареной яичницей и куриным супом. Маша суетилась: размешивала дочкам сахар в чашках и тотчас заглядывала в кастрюлю, следя за бульоном. Девочки-первоклассницы кушали конфеты из красной коробки, запивая их чаем.

– Доброе утро, девочки!

Феликс поцеловал жену и дочерей, слегка подёргав их белые накрахмаленные банты.

– Папа, а мама сказала, что у нас в гостях какой-то дядя Коля!

– Он не «какой-то»! – рассмеялся отец. – Дядя Коля спит в соседней комнате. Придёте со школы – познакомитесь, – воодушевлённо произнёс Феликс.

Закончив свой вкусный завтрак, девочки убежали в школу, выпорхнув через ту самую скрипящую калитку. Спустя какое-то время бодрый и в хорошем расположении духа Николай потащил Феликса на рынок.

– А супчик? Феликс? Коля? – сетовала Маша. – Поешьте!

– Машка, потом! Всё потом! – отнекивался Николай, толкая в спину Феликса. – Стройка не ждёт!

– Ну, что вы, в самом деле, – расстроилась Маша.

По дороге на рынок, братья увлечённо беседовали, и уже подходя ближе к торговым прилавкам, Николай вдруг полюбопытствовал:

– А чего ты спорт бросил, Индеец?

– Не знаю, как-то не клеилось с ним, хоть тренер и захваливал.

– Не клеилось? Шутишь? Да ты мог скрутиться в трубочку и просочиться сквозь щель! Ты же гимнаст от Бога!

– Скажешь тоже…

– Прыгал лучше всех! Бегал быстрее всех!

– За это ты и прозвал меня Индейцем! – залился смехом Феликс.

– Феля, ты на турнике такие чудеса вытворял! Помню, как ты на спор, битый час провисел…

– Было такое… – продолжал смеяться Феликс.

Рынок кипел. Продавцы сверкали улыбками, кто-то из них раздражался, кто-то хамил, кто-то пытался завлечь покупателя шутками или нахваливая свой товар – каждый зазывал как умел. Стрелки весов в продуктовых рядах бегали туда-сюда; пахло бастурмой, фруктами, душистым лавашем, зеленью… Николай подмигнул хорошенькой продавщице: пока она заостряла своё внимание на покупателей, он стащил у неё два яблока. Шумиха донимала его. Николай расторопно проскочил мимо продуктовых рядов, таща за собой Феликса.

Всего лишь пара минут – и братья оказались у входа в магазин стройматериалов и инструмента: Николая тут же понесло к коловоротам и зубилам.

– О, какой коловорот! То, что надо!

Когда купили всё необходимое, Николай показал брату машину, на которой приехал из Еревана: в неё же и загрузили инструменты.

– Хороша, вместительна, – Феликс осмотрел фургон.

– Чихает помаленьку – на ней поедем на работу. Слышь, брат, а давай пешком пройдёмся? Так охота проветриться.

Вернувшись к Феликсу домой, братья плотно поели и решили отдохнуть перед работой: как-никак разбирать кладку надо было ночью, там уже будет не до сна.

5. Универмаг, Ленинакан, поздний вечер, 13 мая

Фургон остановился точно возле стены склада магазина. Феликс вылез из машины первым и уверенно произнёс:

– Дверь будет мешать, как ты и говорил, Коль. Машина не впритык встанет, посмотри.

– А если её сильнее открыть и чем-нибудь привязать? – потёр затылок Николай.

– Нет, не пойдёт. Давай снимем её вообще: ты же сам предлагал скинуть дверь, – сказал Феликс. – Дай-ка мне накидной ключ.

– Долго копошиться будешь?

– Минутная работа, брат: всего шесть болтов.

Николай достал накидной ключ, купленный на рынке: возиться с дверью долго не пришлось – Феликс умело открутил болты. Николай был на подхвате. Крышку багажника забросили в кузов.

– Сдай немного назад, – скомандовал Феликс. Ему нравилась точность.

Машина подъехала вплотную – между ней и стеной не было и свободного сантиметра. Феликс сел в машину к Николаю. Защёлкнув кнопки дверей и откинув сиденья, они прошли в кузов.

– Давай сделаем так, чтобы кирпичи и мусор падали нам в кузов? – предложил Николай.

– Зачем?

– Иначе людей разбудим грохотом.

– А, точно. Что, начинаем?

– Погнали, брат.

И братья принялись разбивать кирпичную стенку. Сначала коловоротом просверлили швы между кирпичами. Возились долго – но надо было расшатать соединение кирпичей. Ударили молотком по зубилу.

– Стой! – быстро пресёк Николай. – Возьми тряпку, приложи к обуху зубила, затем постукивай.

– Это ещё для чего?

– Весь дом разбудишь этим лязганьем.

– Ясно.

Спустя несколько минут выпал первый кирпич.

– Есть! – ликовал Николай.

– Вынимай эти, – Феликс указал на верхний ряд кирпичей, – только аккуратно, чтобы ровно было. А то рама потом не встанет.

– Рама? – переспросил Николай.

– Да, для окна. Ты же сам сказал…

Братья разобрали приличную часть стены, и в ней уже образовалось что-то похожее на оконный проём. Николаю не терпелось заглянуть на склад: держа в руках яркий фонарь, он ловко пролез в дыру в стене, моментально оказавшись среди множества техники. Его интересовали магнитофоны определённой фирмы. Их было десятка полтора. Два он подал Феликсу, на что тот возмущённо рыкнул:

– Ты что делаешь?! В тюрьму захотел?

– Они ворованные, – успокаивал брата Николай, – бери, говорю, по дороге всё объясню.

– Да не буду я это брать! Мы закон нарушаем!

– А стену универмага разбирать – это не нарушение?

– Так ты же сказал, что стройка… окно…

– Окно в новую, богатую и интересную жизнь!

Феликс категорически отказывался становиться соучастником преступления: отец двоих детей негодовал, что пошёл на воровство, повёлся на уловки брата, которого не видел много лет. Но Николай знал, куда больно ударить.

– У тебя жена дома голодная, дети… Хочешь всю жизнь недоедать и недопивать? Я тебя «на дело» взял: да, грабить магазин, но мы забираем ворованное. Директор этого магазина – та ещё крыса, он торгует по-чёрному техникой, а выручку кладёт к себе в карман. Продавцам ничего не отстёгивает, ни рубля!

– А если он заявит?

– Братишка, как он заявит? Что он скажет участковому? «Украли украденное?» Да если менты будут копать, они узнают, что заграничные магнитофоны контрабандные, и директору, как человеку, промышляющему ворованным, будет светить срок!

Феликс тяжело вздохнул и взял два магнитофона, положив их в левый угол кузова.

– Всё?

– Нет, там ещё есть.

Николай бегал по складу к машине, носил магнитофоны и передавал их брату.

Внезапно, в кузов машины бросилась тень, Феликс резко обернулся и прижался к борту фургона, прячась за сиденьем. Кто-то назойливо всматривался внутрь автомобиля через ветровое стекло, пытаясь рассмотреть, что происходит в машине.

– Я вас видел, откройте дверь! – мужчина постучал по стеклу, дёргая дверную ручку.

Феликс замер.

– Если не откроете, я вызову милицию! – мужчина вновь настойчиво постучал по машине.

Николай выглянул из дыры, просовывая коробку. Феликс протолкнул коробку обратно.

– Тише… – прошептал он.

– Чего?

– Молчи.

Через пару минут мужчина быстрым шагом удалился.

– Живо выходи! Уезжать надо, Коль.

– Что случилось, – Николай высунул голову. – Кто это был?

– Не знаю, может просто прохожий.

– Он тебя видел?

– Не уверен.

– Держи, – Николай передал коробку и рванулся за следующей.

– Ты куда? Пора валить…

Николай вернулся с двумя коробками.

– Всё. Так, мусор давай мне из кузова. Сюда закину.

Феликс начал подавать Николаю кирпичи – нужно было освободиться от следов преступления.

Братья перекинули все кирпичи на склад и большим куском ткани, которым был застелен пол кузова, закрыли дырку.

– Посвящение в воры окончено! – захихикал Николай. – Ты и правда мастак!

– Да пошёл ты… – прошипел Феликс.

Братья одновременно оглянулись: новенькие «Шарпы» стояли под ногами аккуратным рядком.

Всю дорогу братья молчали. Николай остановился у дома Феликса, чтобы его высадить.

– Так вот какой ты строитель… шабашки…

– Брат, я с детства кручусь в этом. Моя мать всё выносила из дому, продавала, лишь бы спасти отца. Денег не было. Голяк. Я не видел нормальной жизни. Жратвы приличной не ел.

– Но можно же работать как-то…

– Как? Как ты? За копейки?

– За зарплату.

– Я пообещал себе, что больше не буду жить так, как в детстве. Не буду и всё. Я молод, я здоров! Вот ты был когда-нибудь в ресторане? Жену свою водил туда?

– Нет, не был… И Маша тоже нет…

– А я был, Индеец! И там вкусно!

– Мы плохо поступили, Коль.

– Мы с тобой одной крови, брат.

– Не по-божески это всё.

– Все там будем, все предстанем перед Судом. Всё остальное я сам закончу, иди домой.

Феликс закрыл калитку и засунув руки в карманы направился домой. К утру нужно было быть в боевой готовности снова подметать дворы.

– Брат, я деньги привезу!

Но Феликс лишь махнул рукой и скрылся в стареньком доме, крыльцо которого освещала тусклая лампочка.

6. Трасса Ленинакан – Ереван, ночь, 14 мая

Проклятая зевота напала на Николая как бездомная голодная собака: одной рукой он прикрывал постоянно открывающийся от усталости рот, а второй – вёл машину. Подбадривали прохладный воздух, струящийся через открытое окно, и сигаретный дым, которым уже успел пропахнуть фургон. Выглядел Николай уставшим, сонным, весьма неопрятным. Посмотри на него со стороны – с виду тунеядец или бандит. Вопрос о том, что нужно срочно «сбросить» магнитофоны Славику, стоял на первом месте.

«Первым делом, первым делом самолёты, ну а девушки, а девушки потом!» – напевал себе под нос Николай, чтобы не уснуть за рулём.

Откуда ни возьмись, будто гриб после дождя, вырос сотрудник Госавтоинспекции. Стоял, подбоченившись, на самом спокойном участке дороге, словно высматривал очередную жертву. Николай заволновался, и видимо, это почувствовал блюститель порядка на дороге. После свистка Николаю пришлось-таки остановиться.

– Сержант Григорян, – представился сотрудник Госавтоинспекции. – Просьба предъявить документы.

– Что-то случилось, товарищ Григорян? – спросил Николай через открытое окно машины. Документ на проверку не спешил отдавать. – Вроде как не нарушал…

– Что-то уставший у вас вид, гражданин. Ваш документ? – бесстрастно повторил сержант, добавив: – Что везёте?

– Порожняком еду, ничего не везу.

– Прошу выйти из машины и открыть заднюю дверь, – властно и немного визгливо произнёс автоинспектор. – Поторопитесь гражданин.

– Да заклинила у меня задняя дверь, никак не могу починить, товарищ Григорян, старая машина.

Николай спокойно вышел из машины и всучил сержанту взятку – сторублёвую купюру. Инспектор без единого звука взглянул на Николая, потом на деньги.

– Поезжайте осторожней, – произнёс сержант, отдавая честь. – Счастливой дороги и не забудьте отремонтировать дверь.

«Продажные шкуры…» – подумал Николай. – «Вот и вся ваша сущность…»

7. Рынок «Эребуни», Ереван, утро, 14 мая

До Еревана добрался уже без приключений, спокойно. Время как-то быстро пролетело. Николай заехал на рынок к давнему знакомому Славику – тот торговал контрабандной техникой, дефицитными вещами, часами, золотом и делал на этом хорошие деньги.

Славик стоял, облокотившись к стене и жадно ел пирожок.

– Салют, торгаш!

– Ну привет! – жуя, отозвался Славик. – Что привёз?

– У тебя ещё такого не было. Пойдём – покажу.

Барыга потащился вслед за товарищем, доедая на ходу свежевыпеченный пирожок с мясом. Вытер руку, измазанную в жире, о штаны, протёр чистой рукой рот и уставился на Николая с любопытством.

– Ну, Коля, удиви меня!

Николай открыл дверь фургона и показал магнитофоны.

– Во дела… – оторопев, пробубнил Славик.

– Марка… – гордо ответил Николай. – Тридцатку за них хочу. Даёшь?

– Спятил, Коль? Какая тридцатка?

– Так их тут пятнадцать штук. По две тыщи на каждый.

– Не, друг. Тыщу могу дать. Это край.

«Что же, пятнашку тоже неплохо бы сорвать!» – пролетело в мыслях Николая.

Товарищи ударили по рукам.

– Как обычно, к «Рыбному»? – уточнил Николай.

– Да, – усмехнулся Славик, добавив: – Ну ты и мерин, Колюнь!

Николай сел в машину и подогнал её к чёрному входу магазина, в котором, как знали некоторые, торговали не только тюлькой, но и рыбкой поинтереснее и подороже. Спесивые и высокомерные грузчики принялись разгружать машину. Славик отсчитал ровно пятнадцать тысяч рублей и передал их своему «партнёру».

– Гаспара помнишь? – Николай пожал руку Славику.

– «Баранью морду»? Помню.

– Под себя меня подминает, меня его шакалы разукрасили.

– Во падла. А ты что?

– А я что? А я тебе «Шарпы» подогнал. – Николай залился довольным смехом и подмигнул знакомому. – Слушай, а дай мне одну коробку из-под магнитофона. Гаспарчику сюрприз сделаю.

Славик без лишних разговоров вынес пустую коробку и закинул её в кузов фургона. Назвал Николая жуком и скрылся за железной дверью чёрного входа. Николай отъехал. Направился в сторону цеха Гаспара – нужно было оставить машину где-то у забора, подальше, чтобы не быть замеченным и не привлечь лишних взглядов. Шальные деньги разгоняли кровь парня, ему хотелось праздника.

Знакомые белые столбики, разбавленные зелёными решётками, замелькали перед глазами. Николай вышел из машины. Захлопнул дверь, оставив ключи на водительском сиденье.

– Счастливо оставаться! Босота… – процедил сквозь зубы и пошёл по дороге в сторону центральной улицы.

8. Ресторан «Саят-Нова», Ереван, полдень, 14 мая

Гаспар сидел за столом в компании Понча и девушки лет тридцати. Она была жгучей брюнеткой с большими карими глазами. Красные туфли на высоком каблуке и запредельно короткая юбка сигнализировали, чтовульгарно одетая дама является любовницей богатого человека и ей всё равно, что о ней думают люди. На пальцах брюнетки красовалось множество колец, а на запястье переливался скрученный браслет с розовыми камешками. Гаспар разрезал ножом мясо, придерживая его блестящей вилкой.

– Радость моя, тебе не кажется мясо каким-то…

– Жёстким? – добавила девушка.

– Молодое мясо люблю, – ухмыльнулся Гаспар, глядя на любовницу.

– Котик, я там шубку одну видела, – вылетело из пухлых губ девушки, накрашенных яркой помадой.

– Купим, Стеллочка, – недослушав, ответил Гаспар.

Возле цеховика и его пассии крутился молоденький официант лет двадцати. Он всё время интересовался, комфортно ли паре, вкусно ли, всё ли их устраивает. Понч махнул: не мешай.

В дверях появился высокий худощавый парень в дорогой одежде, решающий вопросы влиятельного в преступном мире человека, под которым «ходил» Гаспар. Парень схватил стул, переставил его к столу, за которым сидели Гаспар со своей дамой и Пончем.

– Обедаешь?

– Обедаю… Слушай, мой человек будет с минуты на минуту, доложит мне о проделанной работе.

– Не доложит. Магнитофонам нашим, однако, ноги приделали.

– Это как? – вклинилась в разговор любовница Гаспара, захлопав длинными накрашенными ресницами.

– Помолчи, постельная принадлежность, – грубо ответил парень. – Иди носик припудри.

Гаспар настойчиво посмотрел на Стеллу, а затем перевёл взгляд в сторону уборной. Девушка резко встала от стола. Стул, царапая пол, заскрипел и отлетел в сторону. Любовница Гаспара покинула мужчин и, виляя бёдрами, вышла из ресторана покурить. Разговор продолжился:

– Лёва уже знает, что твой человек «бомбанул» универмаг и не приехал по адресу разгрузки. Нет магнитофонов. Лёва нервничает. Очень.

– Быть такого не может! – вскрикнул Гаспар. – Я знаю своего человека сто лет!

– Его не волнует ни твой человек, ни ты. Если магнитофонов не будет – он спросит их с тебя. Усёк?

– Да, – вздыхая, ответил Гаспар, – будут…

– Твой кент, видимо, кинул тебя. Красавчик он, надо сказать.

– В смысле?

– Ты придумал продолбить дыру в стене магазина?

– Нет. Не понял?

– Ясненько. Толковый, значит, нам бы такого человечка.

Настроение Гаспара упало ниже ноля. Он доверил дело Николаю, который задолжал ему сумасшедшую сумму денег, – и сам же на всём этом прогорел.

– Понч, лови такси и дуй к Гампру, срочно отыщите Колю.

– Сделаем, шеф!

В зале вновь появилась Стелла. Она плюхнулась на стул, закинула ногу на ногу и сочувственно смотрела на поникшего и хмурого Гаспара.

– Поехали ко мне домой, – прошипел он.

– Хорошо, – ответила с грустью девушка. – Шубка отменяется, да? И почему ты позволил ему так неуважительно говорить со мной? Он меня оскорбил, а ты даже не заступился.

Гаспар ничего не ответил. В голове он уже строил план убийства Николая.

9. Такси, Ереван, полдень, 14 мая

Николай ехал в такси. Взглянув на свою потрёпанную и грязную одежду, обратился к водителю:

– Командир, остановишься возле ЦУМа? Мне бы переодеться во что-то приличное. Наверняка знаешь кого-то из фарцовщиков. Таксистам известны все тайны города.

– Самопал или фирма? – пытливо поинтересовался водитель.

– Исключительно фирма!

Такси свернуло с дороги и остановилось.

– У меня кореш, Лёнька-одессит, фарцует джинсами, водолазками, плащами финскими, рубашками… Может, заедем, посмотришь?

– А давай!

Таксист привёз Николая к своему знакомому, что правдами и неправдами доставал модные вещи, цена которых варьировалась от ста рублей и выше – цены бешеные, но товар того стоил…

– Подниматься не буду, – сказал водитель, – первый подъезд, третий этаж, квартира одиннадцать. Скажешь, что от Давида.

Николай вышел из такси, шагнул в обшарпанный подъезд и поднялся на третий этаж. Красивая деревянная дверь будто говорила, что за ней живёт небедный человек – фарцовщик Леонид Борисович Завадский, коренной одессит, недавно перебравшийся в Ереван. В своё время он мотался по всему Союзу, что-то покупал, перепродавал. В Одессе работал в обход серьёзных людей, накуролесил – пришлось перебираться куда-нибудь подальше – забежал аж сюда. Николай позвонил в дверь, открыл тот самый Леонид.

– Я от Давида. Мне бы это… одежду поприличней купить.

– И ты таки по адресу, мальчик. Проходи, сейчас размерчик тебе подберём, меряться будем! – потёр ладони фарцовщик.

Николай вошёл в квартиру. Из шкафа в его сторону полетели вещи, новые, с бирками: джинсы «Montana», кожаные куртки, итальянские штаны и свитера, рубашки пёстрые и классических тонов… Николай выбрал самые дорогие брюки и яркую сорочку – они идеально подчёркивали его харизму. Разом обновы потянули на четыреста рублей.

– Быть может и туфли поменяешь? Хотя, надо признаться, они у тебя какие-то модные, необычные… – фарцовщик с восхищением рассматривал обувь Николая.

– Везучие и летучие. Одним словом, они у меня волшебные, – каверзно рассмеялся Николай. – Быть может поменяю, но, не в этот раз. Не хочу вспугнуть удачу.

– Ну ладно, убедил. Я тебе скину сотню, Мук-скороход в волшебных туфлях, – одессит взглянул на Николая с улыбкой, – чтобы ещё раз ко мне «прилетел».

– Отлично! – изумился Николай, красуясь у зеркала. – Ну, молодец! Спасибо тебе!

Николай вручил фарцовщику деньги и вышел из его квартиры. Таксист ждал на том же месте.

– Командир, в Ленинакан.

– В Ленинакан?! – удивился водитель. – Дык два часа езды, брат.

– Добавлю сверху тридцатку, если по дороге не будешь болтать и задавать ненужных вопросов.

Всю дорогу до Ленинакана таксист и Николай ехали молча.

10. Съёмная квартира Николая, Ереван, день, 14 мая

Толстолобы Гаспара, которых прекрасно описывает пословица «Сила есть, ума не надо», отправились «вычислять» Николая. Решили подъехать на съёмную квартиру, в которой он время от времени появлялся. Стучали в дверь, но никто не открыл. Уходить не стали, мялись на лестничной клетке. Соседка Николая, живущая с ним на одной площадке, услышала за дверью шорохи и голоса. Она заглянула в глазок и увидела троих мужчин.

– Вы кто и к кому? – открывая дверь, спросила женщина.

– О, здрасьте, тётя, – отозвался Мульт, – нам бы Колю. Шеф его видеть хочет.

– Так вы коллеги Коли? А его нет дома. Пару дней точно его не видела, а так он всегда ко мне забегает.

– А вы случайно не знаете, где он может быть?

– Честно, понятия не имею, оплачивает он вовремя за квартиру, думаю, рано или поздно всё-таки появится.

– Так вы хозяйка этой квартиры?

– Да.

– А вы могли бы открыть нам? Может, Коля заболел или ему плохо стало? Случилось, может, что-то?

– Ну, если бы что-то и случилось, мне об этом уже сообщили бы. Там в одной комнате живут семейные, в другой – студент, в третьей – Коля. Открыть не могу, ребята, я вас не знаю, извините, – лукавя, рассмеялась женщина.

– Разве? Я же был внутри, в квартире, кажется, всего одна комната, насколько я помню, – вмешался в разговор Понч. – Или память мне изменяет…

– Эх, тётя, тётя… Говорим же, коллеги Коли, откройте, а? – настойчиво потребовал Гампр.

– Ребята, идите себе подобру. Николая нет дома, – тут же притворная улыбка сошла с лица женщины.

Они поняли, что «расколоть» её – дело гиблое, и, пожав плечами, вышли из подъезда.

– Не понравится Гаспару, что придём ни с чем… – боязливо заговорил Гампр.

– Опять наорёт, скажет, что балду валяли. Может, всё-таки останемся в машине? Подождём его? – предложил Мульт.

Помощники Гаспара плюхнулись в машину. Водитель и пассажир на переднем сиденье вглядывались в прохожих, пытались в каждом рассмотреть Николая. Но он всё не шёл. Понч разлёгся на заднем сиденье и захрапел, чем очень разозлил Мульта, и тот ударил спящего толстолоба по ноге.

– Хватит дрыхнуть, толстяк! Вставай!

– Я тебе врежу сейчас!

– Заткнитесь оба, – прошипел Гампр, – поехали отсюда, слинял ваш Коля.

Машина дёрнулась с места и помчалась в направлении цеха Гаспара, который в этот момент развлекался дома на дорогом диване со своей любовницей.

Девушка лежала под ним и слегка постанывала – Гаспару необходимо было на время забыться о сорвавшемся деле с магнитофонами, снять напряжение, расслабиться. На журнальном столике у дивана – фрукты, пустая бутылка из-под чехословацкого пива «Дипломат» и пачка сигарет. Гаспар, получив своё, закурил, лёжа на диване, а девушка принялась застегивать бюстгальтер.

– Не спеши, – оценивающим взглядом окинув её, сказал Гаспар, – как насчёт второго?

– Дай денег, – Стелла перевела разговор в другое русло.

– Ты меня любишь? – серьёзно спросил Гаспар.

– Я вообще-то сплю только с тобой. Так дашь денег или мне просить их у кого-то другого? – ехидно ответила девушка.

Гаспар неохотно встал и недовольно посмотрел на любовницу, которая тотчас же отвела лукавый взгляд в сторону. Воротила, сунув окурок в горлышко бутылки, направился за деньгами – они лежали в серванте. Мужчина бросил на стол пачку десятирублёвок и грубо спросил:

– Хватит?

– Наверное…

– Что значит наверное?

Девушка ему нравилась, скорее всего, он даже любил её, но в её голове и сердце место было лишь для денег: она не чувствовала к Гаспару ничего, кроме заинтересованности в его богатстве.

– Думаю, да, котик, – Стелла улыбнулась и спрятала пачку «червонцев» в небольшую сумочку. – Ну все, мне пора, чао! – одевшись наспех, бросила она и убежала.

Оставшись наедине с собой, Гаспар озадаченно почесал затылок.

– Куда они запропастились, чёрт бы их забрал… – Гаспар выругался сквозь зубы. – Не нравится мне всё это… – продолжал говорить с самим собою воротила. – Походу, не могут найти Колю… – он со всего маху швырнул пустую бутылку об стену. – Где вы шляетесь недоумки…

Амбалы подъезжали к цеху.

– Тормози, наш «Еразик»! – выкрикнул Понч. – Там Колюня!

«Нива» резко остановилась. Все трое вылезли из неё и направились к фургону, красующемуся недалеко от цеха. Надежда увидеть в машине Николая умерла за считанные минуты.

– Пусто… – произнёс Гампр.

– Выросла капуста! – пошутил Мульт, за что и схлопотал по голове.

– Смотрите, ключи на сиденье. Получается, машина открыта? – заметил Понч и дёрнул за ручку водительской двери.

– Мульт, сходи в цех, посмотри, шеф у себя?

– А чего это, ни с того ни с сего я? Сам и иди! Или пусть толстяк идёт, может, похудеет. Он ведь первым завидел фургон, пусть и сообщит об этом шефу.

– Логично! – подметил Гампр.

Спустя некоторое время Понч вернулся запыхавшийся.

– Нет шефа на месте.

– Значит дома.

– Давайте машину пригоним к шефу под дом? Что это она тут стоит? – предложил Гампр. – Я сяду за руль, а вы поезжайте следом, – скомандовал он.

Так и сделали.

Гампр взял ключи, умостился на сиденье и дёрнул с места. «Нива» потянулась следом за фургоном.

Оба автомобиля прибыли одновременно.

– Он что, вообще ненормальный? Идиот… – Гаспар, стоя у окна, увидел, как фургон плавно останавливается во дворе его дома. По иронии судьбы Гаспар жил как раз неподалёку от опорного пункта милиции, и «светиться» машиной было всё равно что самому себе рыть могилу.

– Гаспар! – водитель вышел из фургона и принялся звать шефа. – Гаспар!

– Чего ты горлопанишь… – фыркнул Гаспар, и рассерженно, открыв окно на балконе, крикнул со второго этажа: – Я сейчас спущусь, не ори!

С лихорадочной поспешностью одевшись, он выбежал из дома.

– Смотри, что нашли, шеф. Стоял наш фургончик на дороге рядом с цехом – один, совсем один! Ещё и с ключами.

«Всё-таки не подвёл, сделал дело, молодец!» – шевелил мозгами и радовался Гаспар. – Проверяли, что в кузове? – спросил у своих недоумков.

– Нет, а зачем?

– Понятно… Открывай.

Открыли. В кузове, как и договаривались Гаспар и Николай, лежала коробка из-под новенького иностранного магнитофона и разбросанные инструменты.

Гаспар улыбнулся.

– Давай её сюда, – скомандовал своему амбалу.

В руках цеховика оказалась коробка долгожданного «Шарпа», да только вот магнитофона в ней не было.

– Сука! – «пустой подарок» полетел обратно в кузов фургона.

– Что делать, шеф?

– Что, что? Искать эту тварь! Вот что! Отгоните машину подальше. Проваливайте отсюда.

– Куда подальше? – испуганно спросил Гампр.

– К цеху отгони и найдите мне этого гада!

Цеховик, он же главарь шайки идиотов, вернулся в дом. Только вошёл в коридор, как тут же раздался телефонный звонок. Звонил человек Левона.

– Лёва хочет тебя видеть. Ты, наверное, забыл, что дело не сделано, магнитофонов до сих пор нет в указанном месте. Так что напоминаю: Он ждёт тебя сегодня в полночь.

– Место? – отчаянно выдавил из себя Гаспар.

– То же, что и всегда, – произнёс равнодушный голос и оборвался на той стороне трубки.

Гаспар схватился за голову и сполз на пол по стене.

11. Дом Феликса, Ленинакан, день, 14 мая

Сарай рассыхался и клонился: доски, зелёная краска которых уже выгорела на солнце и облезла, своё отслужили. Нужно было ставить новый или хотя бы приводить в порядок этот, чем Феликс и занимался. Рабочий день его длился преимущественно до 14:00, подработок не попадалось, а значит, можно было посвятить время делам хозяйственным. В правой руке он держал молоток, в левой – гвозди, которые вбивал один за другим.

– Пап, можно мы выйдем на улицу? – под рукой крутилась одна из дочерей.

– Нет, доченька, помогите лучше маме на кухне, она же одна на всех нас ужин готовит, ей тяжело.

– А тебе, пап?

– Мне не может быть тяжело, – важно и гордо ответил Феликс, забивая очередной гвоздь, – я же мужчина.

Перед домом Феликса остановилась белая «Волга», из которой вышел Николай. Услышав стук молотка, он прошёл вдоль дома на задний двор.

Гость подошёл к Феликсу и облокотился на доски, но они под его весом начали покачиваться, словно чайки на волнах.

– Давай помогу! – Николай бесцеремонно выхватил молоток из рук брата, взял пару гвоздей и принялся вбивать их в доску.

– Что тебе нужно? Какого чёрта ты приехал? – озлобленно спросил Феликс.

– Зарплату твою привёз вообще-то, – мирно ответил Николай, – ты заработал.

– Не нужно мне ничего! – сорвался Феликс, а затем немного тише произнёс: – Брат, называется…

– Да! Брат! – покраснел от злости Николай и достал из кармана пачку купюр. – Занеси Машке, здесь две тысячи.

Заносить и заходить в дом не пришлось. Маша вышла во двор и увидела Николая.

– Маш, Феля скромничает, зарплату свою не хочет брать, так, может, пусть жена будет хранительницей семейной казны? Держи.

Маша увидела умопомрачительную сумму и обомлела. Она никогда не держала в своих руках таких денег.

– Коля, спасибо тебе, что взял на подработку Феликса. Дай Бог, чтобы не последняя была. Пойдём в дом, что это вы тут во дворе стоите?

12. Блатхата Левона, Ереван, поздний вечер, 14 мая

Воняло водкой, вином, странным дымом, похожим на сигаретный.

За столом в квартире Левона, которая предназначалась для встреч с девушками лёгкого поведения, сбыта краденого, застолий и решения бандитских вопросов, собрались «трутни» города – они же тунеядцы, «гастролеры». На столе были только дефицитные продукты и выпивка, которую люди Левона доставали по блату у продавцов продуктовых магазинов, работающих в обход ОБХСС. В прокуренной блатхате велись разговоры о толкучке и очередном сбыте наворованного, кто-то в углу зажимал девушку.

– Куплю тебе очки… итальянские… – обещал в пьяном угаре молодой мужчина наивной девушке.

– Ама, настоящие? – спросила та.

– Естественно! – вспыхнул Ама, касаясь груди подвыпившей подруги. – Малыш, пойдём в спальню ненадолго!

– Да не томи уже чувака, скоро пар из ушей пойдёт! Дай ему! – приговаривал кто-то из компании, хихикая.

Пара удалилась.

Пьяный в стельку парень, промыслом которого было воровство кошельков, сумочек и золота, сидел в кресле и разглядывал журнал «PLAYBOY».

– Ты там статьи читаешь или картинки рассматриваешь?

– Знамо же – картинки! – заплетающимся языком ответил тот. – С одной дамы, похожей на эту малышку, я как-то стянул золотую цепочку.

Парень был мастером грабежа в общественных местах: он зажимал между указательным и средним пальцами лезвие, подходил вплотную к девушкам или женщинам с дамскими сумочками на плече и искусно их разрезал. К примеру, в транспорте в час пик заметить, как этот юноша потрошит карманы или сумки, было невозможно.

Звонок в дверь отрезвил всех присутствующих. Открыл тот самый человек, который решал вопросы Левона. Гаспар вошёл.

– О, мальчик. Ну ты прямо в назначенное время в нужном месте, – Левон с подколкой обратился к Гаспару. – Заходи. Выпивай. Я полагал, ты со «своей» будешь.

– Она у матери, – сухо ответил Гаспар. – Ты хотел поговорить?

– Я денег хотел, Гаспар, но ты слил дело, и теперь я очень огорчён. На кону стояли хорошие деньги.

– Ты пойми меня правильно: паренёк, который должен был сделать всё как надо, сбежал. Мои пацаны его ищут. Дай мне время, и я всё разрулю.

– Время – деньги, и я трачу их сейчас на тебя. Знаешь, сколько уже потратил?

– Сколько?

– Тридцать тысяч.

– Лёв, но за магнитофоны «десятку» можно получить, ну максимум пятнадцать.

– И пятнадцать за мои нервы.

– Да какие нервы? И с чего я должен тебе тридцатку? – после пары рюмок водки разгорячённо заговорил Гаспар. – Я что, мальчик тебе какой-то?

– А вот кричать не нужно, – ровным голосом произнёс хозяин блатхаты. – Сейчас мои ребята научат тебя правильно разговаривать. Не забывай, кому ты обязан всем тем, что имеешь. Судя по всему, тебе нужно освежить память.

Один из присутствующих участников застолья встал и указал Гаспару складным ножиком на выход. Ещё один парень также удалился из-за стола и потянулся следом за вышедшими мужчинами. Левон проводил всех взглядом и, смачно шлепнув девушку лёгкого поведения по «пятой точке», потащил её в ванную комнату.

Первый удар последовал в область печени. Гаспар согнулся буквой «Г».

– Сказали тебе тридцать, значит, надо принести тридцать! Больше можно – меньше нельзя! Торговаться, спрашивать: «Зачем?» и «Почему так много?», повышать голос и хамить – нельзя.

– Пошёл ты, мразь! – огрызнулся Гаспар.

Следующий удар пришёлся по почке.

– Э, пассажир. Следи за языком.

Гаспара снова ударили, но на этот раз он выдержал удар и даже успел схватить своего обидчика за локоть. Считал, что из всех он самый трезвый и может дать отпор, но противник достал нож и принялся им размахивать перед лицом Гаспара.

– Лимон, убери «перо», – послышалось от второго парня по прозвищу Монгол. Так его звали негласно из-за узковатых глаз и широких скул.

– Не буду, Абиг, пусть успокоится.

– Убери, говорю. Лёва сказал «поговорить» с ним, а не делать из него калеку.

Бандит по кличке Лимон спрятал в карман нож. От Гаспара ему прилетело в ухо. Драка продолжалась пару минут. Цеховика вскоре повалили на пол лестничной площадки и принялись избивать ногами.

– Кончай… – безмолвную тишину разрезало указание Абига.

– Чтоб принёс Лёве тридцатку, как он тебе сказал.

Гаспар остался лежать лицом в пол.

Застолье продолжалось. Жители дома боялись главаря всех бандитов, и поэтому никому в голову не приходило вызывать милицию, тем более участковый был с Левоном в теплых дружеских отношениях.

«Дуло… Надо было пригрозить им огнестрелом…» – с опозданием сообразил Гаспар.

За ремнём был спрятан пистолет, который так и не выпустил пулю, а мог бы. Он еле встал и шатаясь побрёл на улицу. Избитый воротила сел в машину и двинулся к своей любовнице.

13. Дом Феликса, Ленинакан, вечер, 15 мая

В нос ударил аромат чеснока. Маша стряпала ужин.

– А давай в Москву дёрнем? – неожиданно предложил Николай, чем вызвал недовольство на лице Феликса. – Отдохнём, город посмотрим. Ты же не был в Москве?

– Хватит меня ввязывать в свои спектакли, Коля, – сердито ответил Феликс. – Ешь и иди себе.

– Некуда, братец, и не с кем! – рассмеялся тот. – С тобой хочу!

– Ты считаешь, – Феликс наклонился ближе к уху брата, – это нормально, подбивать брата на криминал, а теперь являться к нему домой как ни в чём не бывало? Как ты смотришь в глаза мне, моей жене и детям? Как у тебя вообще хватает наглости сидеть тут и говорить мне что-то, звать куда-то?

Жена Феликса забежала в комнату с глубокой тарелкой. Гость первым получил горячий ужин.

– Спасибо, Машка, – Николай широко улыбаясь, поблагодарил за поставленную перед ним тарелку супа. – Очень вкусно пахнет – пальчики оближешь! Феля, – продолжил Николай, как только Маша оставила их наедине, – я просто хочу посмотреть с тобой город и всё! Никаких ограблений! Ничего криминального!

– Ешь! – пригрозил Феликс.

– Соглашайся! Обещаю лишь культурную программу по городу и походы в ресторан! Фель, жизнь-то одна! Второй не будет!

– Довольно.

– Тот прохожий возле универмага мог тебя запомнить, нам лучше на время покинуть город.

На этот раз Феликсу пришлось призадуматься.

– Вряд ли, было темно.

– Нельзя рисковать. Давай соглашайся, полетим.

– А теперь объясни это матери моих детей… – Феликс взглядом указал на кухню. – Маша не отпустит.

– А чего ей тебя не отпускать? Голодать не будет. Ты не по бабам поедешь, а с братом время провести. Денег у неё хватит на жизнь.

– Не отпустит она и всё! – уперся Феликс.

– Посмотрим… – тихо произнёс Николай и встал из-за стола, направляясь в сторону кухни. – Машка, можно тебя на секунду?

– Да, конечно, Коль. А в чём дело? – вытирая руки о полотенце, спросила Маша.

– Пойдём-пойдём, – держа Машу за локоть, приговаривал Николай.

Маша вошла в комнату и, взглянув на лицо недовольного мужа, тоже нахмурилась.

– Машка, присядь, – снова обратился к ней Николай. – На тебе весь дом держится и вся семья, так же? Ты у нас отвечаешь за семейный очаг, а вот Феликс – добытчик, верно?

– Верно… – не понимая и смущаясь, ответила Маша. – Ты это к чему, Коль?

– Действительно, к чему я это. Ближе к делу: в Москве нам попался очень классный объект, Маш, и я хочу взять на него Фелю. Дело стоит хороших денег. Ну что он, – гость, кривя ртом, указал на Феликса, – зарабатывает копейки? Разве это деньги?

– По правде… Не хватает нам их… Семья-то большая…

– Вот! Вот и я о чём, Машка! – вскликнул Николай, вытаскивая из пачки сигарету. – Рыба ищет там, где глубже, а человек там, где лучше! Надо рвать когти! Работа будет хорошая, денег заработаем! Заживём!

Маша вздохнула.

– Если нужно, тогда, конечно, пусть едет, – с пониманием произнесла Маша. – Он не в тюрьме же – насильно держать не буду, – проговорила с улыбкой.

Феликс, доедая суп, вздрогнул, услышав слово «тюрьма».

– Не жена у тебя – золото! Видишь, как любит! Отпускает, верит, понимает. Умница и красавица! – Николай поцеловал Маше руку.

– Вас же собрать в дорогу нужно, вещей чистых дать… Когда вам нужно выехать на работу? – заботливо поинтересовалась Маша.

– Завтра!

– Как завтра? – удивилась Маша, ибо заявление Николая её потрясло.

– Завтра? – сердце Феликса сжалось.

– Да, братец.

14. Универмаг, Ленинакан, утро, 16 мая

У склада универмага стоял небольшой грузовик – на этот раз настоящих строителей. Они пытались заложить окно, через которое Николай и Феликс украли магнитофоны. Сняв кусок ткани, которая кое-как скрывала прорубленную дыру, мастера принялись замешивать раствор для кладки кирпича.

– Давай, наливай быстренько! – прохрипел строитель постарше.

Молодой помощник достал бутылку, завернутую в старую газету, и закуску.

– Я тут колбаски, огурчики взял… – шёпотом сообщил старшему.

– Давай опрокинем по одной, – махнул рукой тот, – чтобы работа быстрее шла!

Строители выпили по стаканчику и вернулись к работе.

В кабинете, расположенном возле входа на склад, сидел, взявшись за голову, директор универмага.

Агаджанов Артур Вазгенович – культурный, улыбчивый и интеллигентный мужчина для всех и очень скользкий и двуличный тип по натуре – часто торговал «чёрной» бытовухой. Первое время он боялся и продавал по мелочам, а потом, наладив связи с теми, с кем нужно, промышлял по-крупному. Естественно, с правоохранительными органами не делился – покупал молчание продавцов и ещё пары человек, которые «крышевали» его. О приезде ОБХСС его предупреждали источники.

– Марин, если будут спрашивать, говори всем, что меня нет на месте, ладно? Я сегодня не намерен ни с кем общаться.

– Хорошо, Артур Вазгенович. Может, всё-таки милицию вызовем? – осторожно спросила продавщица.

– Ну какая, какая милиция, Марина? Заявим на контрабандные магнитофоны? Мы торговали незаконно! Это мы между собой делились, а с милицией – нет! Если скажем, что украли «Шарпы», они начнут копать: кто поставил, откуда, когда… Меня возьмут – я же директор… Всё, иди торгуй и не задавай лишних вопросов.

– Но они же тоже люди! Может, поймут?

– Марина, иди!

«Интересно это всё и очень странно… Кто бы это мог быть?» – подумала Марина и вышла из кабинета директора.

Агаджанов продолжал неподвижно сидеть в кресле. Звонил телефон, но директор магазина лишь рывком поднимал трубку и тут же бросал её.

– Да уж… Влетел так влетел… Можно было машину «ГАЗ-24» купить. Две. Сходил на выходной, называется… Лучше бы на работе сидел, – винил себя Агаджанов.

Между тем, строители усиленно работали. Мимо проехала милицейская машина и резко затормозила, сдав назад, остановилась аккурат возле них. Видимо, не зря профессора учили будущих милиционеров наблюдательности.

– День добрый, граждане!

Строители покосились на милиционера и ответили почти в один голос:

– Добрый!

– Ремонтные работы ведёте? – осведомился милиционер.

– Да, товарищ сержант, директор сказал, что старый кирпич обвалился, дырку образовал… – начал оправдываться старший строитель, который после стопки алкоголя был очень словоохотлив.

– Кхм, – кашлянул милиционер. – Ровная дырка образовалась, однако.

– Пришлось подровнять, чтобы кирпичики ровно легли, – за спиной милиционера вырос директор универмага. – Здравствуйте, я директор магазина – Артур Вазгенович. Видите, как вывалилось? Очень старый кирпич, здание рушится прямо на глазах. Хорошо, что никого рядом не было.

– Ха! Это как в анекдоте! – подхватил молодой строитель. – Ползёт кирпич по карнизу дома, ползёт себе и приговаривает: «Ничего, что мокро, ничего, что снег – главное, чтобы человек был хороший!»

Милиционер улыбнулся и, ничего не сказав, вернулся в автомобиль.

«Лишь бы всё вынюхать», – пролетела недовольная мысль в голове Агаджанова. – Заканчивайте! – мрачно бросил он мастерам.

Немного спустя, милицейская машина отъехала.

– Подозрительно всё это… – милиционер обратился к коллеге, сидячему за рулём. – Что-то они утаивают.

– Вернёмся?

– Да! Разворачивай машину, сейчас всё выясним.

15. Дом Феликса, Ленинакан, утро, 16 мая

Николай, проснувшись, потянулся и подумал: «Жив-здоров, сыт, кров над головой есть. О чём ещё думать?»

Маша металась по дому, словно бабочка в закрытой банке: собирала сумку мужа.

– Так, носки есть… Брюки есть… – перечисляла она и провожала взглядом вещи, отправляющиеся на дно спортивной сумки.

Девочки в этот день в школу не пошли. Остались провожать папу. На какое-то мгновение Маша загрустила, заплакала – трудно было отпускать любимого мужа далеко и немного страшно оставаться одной с детьми.

– Маш, ты чего? – Феликс увидел слёзы на глазах жены.

– Расставание – всегда печаль, – с грустью пролепетала Маша.

«И на кой я согласился ехать с ним в Москву?» – подумал Феликс. – «Поздно отказываться, а жаль. Ни за что бы не оставил её, маленькую и хрупкую мою девочку…»

Радио болтало без умолку, но голоса и смех дочек перебивали его. Эти неугомонные, шумные и озорные малышки разбавляли грусть родителей, наполняли дом жизнью и счастьем.

– Пап, смотри, какие у нас цыганочки! – радовались девочки, держа в руках красивейших куколок.

– Нанэ цоха, нанэ гад, мэ кинэл мангэ ё дад… – в комнате появился Николай, напевая песню из фильма «Табор уходит в небо». – Машка, – Николай увидел на полу сумку, – не собирай Феликса, мы полетим без вещей.

– Как это? – вскрикнула Маша. – Я вам ещё еды в дорогу положу, и сейчас перед выездом покушаете. Не полетите же голодными.

Николай не стал спорить и спустя несколько минут уже сидел за обеденным столом.

– Ты чего не ешь, братик? – поинтересовался у Феликса.

– Неохота… – признался тот, крутя вилку в пальцах. – Нет настроения…

У калитки долго прощался с женой и доченьками.

– Я отойду, – сухо бросил Николай и закурил: он не любил, не понимал прощания, женских слёз, грусти и объятий. Его никогда и никто не провожал, не встречал – в бесконечной свободе Николая всё же было что-то, что заставляло его ёжиться.

– Удачно вам добраться, – неустанно приговаривала Маша. – Пусть всё сложится хорошо. Хоть бы не обманули.

– Всё будет хорошо, я же не один. Ну чего ты хнычешь?

– Волнуюсь. Это же Москва.

– Мы не пропадём, Маш. Я скоро вернусь, обещаю! Не хандри!

– Ну всё, идите.

Феликс ещё раз поцеловал жену и вышел за калитку.

– Индеец! Как поедем – на коне или на автобусе?

– На автобусе, – вяло произнёс Феликс.

Они пошли в сторону остановки. Автобус до аэропорта должен был прийти с минуты на минуту. Едкий дым и копоть от машин душили. Николай, засунув руки в карманы, насвистывал песню. Думал о том, как он, хорошо одетый, зайдёт в самый дорогой ресторан – в «Прагу» или «Арбат», закажет там фирменное блюдо и непременно салат «Пражский». А потом в «Арагви» выпьет в компании брата вкусного и крепкого грузинского вина.

16. Дом Гаспара, Ереван, полдень, 16 мая

В дверях дома цеховика толпились его бестолковые помощники.

– Шеф, мы это… Не нашли, короче, Колю.

– И почему я этому даже не удивляюсь? – с нотой какого-то безразличия произнёс Гаспар. – Вы никогда и ничего как следует сделать не можете.

– Шеф, это реально первый раз, когда случилась лажа, правда. Сам знаешь, мы были у него на хате – хозяйка квартиры сказала, что он не появлялся пару дней. Мы пасли его возле дома и на лестнице – голяк.

– Как будто сквозь землю провалился! – шепеляво подтвердил Мульт.

– Хочешь, я и тебя зарою? – Гаспар злобно заглянул в глаза болтливого недоумка. – Вот ты и будешь сидеть и пасти Колюню – если узнаю, что прозевал его, – отправлю на съедение рыбам. Ты, – Гаспар обратился к Пончу. – Останешься. Есть дело к тебе.

Понч согласно качнул головой.

– Чего притащились ко мне? Идите снова на квартиру и ждите, пока не появится. Как войдёт в подъезд – быстро за ним, скрутите и тащите сюда.

– А если будет брыкаться? – спросил Гампр.

– Проведите хорошую разъяснительную беседу, – улыбнувшись своей страшной улыбкой, проговорил Гаспар. – Пусть знает, что он очень меня расстроил.

– А Гаспара расстраивать нельзя, – подытожил Понч.

– Постараемся сделать всё в лучшем виде, – произнесли толстолобы и вышли из дома.

Бестолочи и разгильдяи, работающие на Гаспара, сели в машину и завели мотор. «Почему в любимчиках всегда ходит Понч?» – подумалось Гампру, и он хмыкнул.

– Что? – спросил Мульт.

– Знаешь, что меня бесит? Что такого делает Гаспару Понч, что он всегда ходит в любимчиках?

– В тебе что, ревность заиграла? – засмеялся Мульт.

– Меня часто тревожит один и тот же вопрос, Мульт, – задумчиво сказал Гампр.

– И какой же?

– Как можно вылечить твой смех!

– Лечение моего смеха – твоё молчание! – в этот раз Мульт закатился ликующим хохотом.

– Поехали, Мультяшка, видимо, это неизлечимо, – смиренно пробормотал Гампр.

Машина толстолобов вырулила на дорогу. Слившись с потоком других автомобилей, она покатила к тому дому, где временно проживал Николай. Остановившись у «забегаловки», амбалы купили себе по пирожку, бутылку сладкой воды и пачку папирос – предстояло долгое дежурство.

«Нива» припарковалась недалеко от дома Николая, подальше от подъезда, чтобы не привлекать внимания ни бабушек, сидящих на скамье, ни детей, играющих во дворе. Наверняка тут все друг друга знают. К тому же поставь они машину на видном месте – Николай, вне всякого сомнения, их заметит и даст дёру. Нет, конечно, толстолобы хоть и глупы, но не настолько.

Тем часом Гаспар достал из серванта бутылку коньяка «Ахтамар» и два стакана. Помпезно плеснул себе и Пончу.

– Нектар для «битых» и крепких мужчин! Коньячок десятилетней выдержки!

– Ого, ништяк! – амбал захлопал глазами.

– Понч, я дам тебе кое-что – ты должен отнести это одному человеку.

– Конечно, – ответил Понч. – Слушаю тебя, Гаспар.

– Тридцать тысяч. Отдашь их Лёве лично в руки, – раздражённо сказал Гаспар после выпитого бокала. На клочке бумаги он написал адрес дома, где Левон изредка «залегал на дно».

Понч тоже выпил, оставив немного на донышке.

– Допивай, ещё налью.

Гаспар положил три конверта перед Пончем: тот молча притянул их к себе, откинувшись на кресле.

– Иди, братанчик, – Гаспар прервал затянувшееся молчание. – Надо эту кашу как-то расхлёбывать, раз ввязались.

Понч не совсем понимал, о чём речь, но, может, оно и к лучшему. Гаспар себя успокаивал мыслью о том, что терял сумму и побольше, чем тридцать тысяч.

– Гаспар, дашь мне несколько выходных дней? – Понч, воспользовавшись моментом, спросил с надеждой на положительный ответ. – По семейным делам нужно съездить, – неуверенно добавил он, заметив недовольный взгляд воротилы.

– Хорошо… – неохотно согласился Гаспар.

– Спасибо, шеф.

17. Аэровокзал, Ленинакан, день, 16 мая

Автобус прибыл на место назначения и плавно остановился, высадив пассажиров, которые потянулись к главному входу в аэропорт со своими чемоданами и сумками. Гости города расстроенно его покидали, местные жители улетали в Москву или в другие места в поисках лучшей работы, навстречу любви, науке, семье или, в целом, новой жизни.

Внутри аэровокзала проходила регистрация и люди, стоящие в шеренге, переминались с ноги на ногу, нетерпеливо ждали своей очереди. На табло то появлялись, то исчезали номера рейсов. Самолёты за окном шумели.

– Эй! Феля! Смотри, наши билеты в небо! – крикнул Николай, размахивая купленными в кассе «Аэрофлота» билетами. – Взял! Самые лучшие места! Держи, – он протянул брату билет и паспорт, – подфартило, вылет уже через два часа, очень удачно приехали, нужно как-то оставшееся время убить.

Феликс был бледен и изрядно нервничал. Он никогда не был на аэровокзале.

– Дорого? – поинтересовался Феликс.

– Сорок рублей, – беззаботно ответил Николай.

– Два?

– Один, Фель…

– Дорого-то как…

– Зато питание и багаж входят в сумму. Нам крупно повезло: ты не представляешь, билеты на Москву практически вырвал из рук. Наглость – второе счастье!

В вестибюле братья присели на скамью, напоминающую круг, внутри которого красовалась мини-модель самолёта: то ли Ту-134, то ли Ил-62. Мимо проходили красивые и стройные сотрудницы «Аэрофлота» в туфлях-лодочках, Николай задерживал взгляд на прекрасных дамах: их точеные фигуры привлекали молодого мужчину.

– Нужно зарегистрироваться. Доставай паспорт и билет, – спохватился Николай.

Феликс нервно рыскал по карманам сумки в надежде найти свой паспорт, но там его не оказалось.

– Подожди, может, среди вещей положил…

– Нашёл? – с иронией в голосе спросил Николай.

– Нет, – дрожащими руками Феликс перебирал и вытряхивал каждую вещь, – куда же делся…

– Есть! – Николай вытащил паспорт из нагрудного кармана рубашки Феликса. – Вот, под носом у тебя, братик! Сам же в карманчик положил, забыл, что ли?

– Нервы… – констатировал Феликс.

Братья зарегистрировались на рейс «Ленинакан – Москва»: процедура заняла примерно десять минут. Потом они преспокойно отправились в кафе, где Николай начал сорить деньгами. Сидеть и томиться в зале ожидания со всеми – не в его вкусе. Голос диспетчера объявил о начале посадки на самолёт.

– Наш. Идём.

Спустя небольшой промежуток времени, Николай уже весело вталкивал брата на борт воздушного судна.

– Извините… Простите, пожалуйста… Разрешите… – Феликс пытался протиснуться среди пассажиров, толпящихся в салоне самолёта.

Николай же, распихивая людей локтем, протолкался к нужному ряду и плюхнулся на своё сиденье, вытянув ноги вперед. Жужжание пассажиров прервал голос бортпроводницы:

– Уважаемые пассажиры! Экипаж самолёта Ту-134 рейса «Ленинакан – Москва» рад приветствовать вас на борту! Через три часа и десять минут мы совершим посадку в аэропорту «Шереметьево». Желаем вам приятного полёта!

«Самолёт Ту-134 „Ленинакан – Москва“, говорит наземный диспетчер Хачатуров. Разрешаю выруливать к взлётной полосе…» – послышалось из-за двери кабины пилотов.

– Всё… – вздохнул Феликс и зажмурил глаза.

Двигатели громко загудели.

– Всех пересчитала? – обратилась старшая бортпроводница к младшей.

– Всех, – отчиталась та.

«Свободная и независимая жизнь – что может быть лучше?» – размышлял Николай, откинувшись на мягком сиденье.

«Интересно, эти обращения командира и экипажа хоть кто-то слушает?» – пролетело в голове Феликса.

Неожиданно для всех двигатели самолёта заглохли. Пассажиры принялись обмениваться взглядами и с волнением перешёптываться между собой.

К самолёту вновь подъехал трап. Дверь открылась и в салон вошли трое милиционеров. Они о чём-то переговорили с капитаном судна и бортпроводницами, а после этого энергично двинулись в хвостовую часть самолёта, где сидели Николай и Феликс.

«Пришли за нами», – мысли вспыхнули огнём в голове Феликса и смотря на приближающихся милиционеров, он похолодел от ужаса.

– Гражданин, встаньте и следуйте за нами! – обратился милиционер к пассажиру.

– А в чём собственно дело? – возмущённо возразил пассажир, сидящий в кресле за Феликсом и Николаем.

– В прокуратуре всё узнаете, вставайте! Не вынуждайте нас применять физическую силу! – cтрого-настрого пригрозил второй милиционер. – Живее двигайтесь.

Пассажир встал с тяжёлым сердцем и последовал за милиционерами.

Феликс сделал глубокий вдох и перекрестился.

– Ты чего, Индеец? Подумал за нами?

– Типун тебе на язык.

В скором времени двигатели снова зашумели и самолёт начал стремительно набирать скорость, плавно отрываясь от земли.

Бортпроводницы почувствовали какое-то облегчение.

Феликс всматривался в картинку за стеклом иллюминатора: дома сначала были похожи на кукольные, затем стали еле видными точками, а позже и вовсе исчезли – самолёт ушёл в облака. Единственное, что раздражало, – гул двигателей.

– А ты не боишься летать? – спросил Феликс у брата.

– Чего бояться? – хмыкнул Николай. – Такой же транспорт, только воздушный. Уши закладывает.

– И у меня.

– Попробуй зевнуть.

– Не помогает…

– Девушка, можно вас на минуточку? – Николай поднял несколько пальцев вверх так, чтобы бортпроводница обратила на него внимание.

– Что ты хочешь? – Феликс занервничал.

– Смотри.

Бортпроводница кукольно-милой внешности приблизилась к братьям.

– Чем могу вам помочь? – вежливо поинтересовалась она.

– Девушка, миленькая, у моего брата и у меня жутко заложило уши. Не могли бы вы любезно угостить нас конфеткой? – Николай подмигнул.

– Не положено, – хихикнула бортпроводница. – Но я сейчас что-то придумаю.

18. Дом Левона, Ереван, день, 16 мая

Левон сидел в кресле-качалке и посматривал на томящийся шашлык. За воротами послышались шорохи. Он махнул рукой тому, кто жарил мясо, мол, сходи проверь, кто притащился. Настроение у бандита было хорошее, как и аппетит.

Понч предстал перед глазами местного главаря.

– А! Толстячок Гаспара! Здравствуй-здравствуй! – обрадовался Левон. – Принёс?

– Принёс… – боязливо ответил Понч. Учуяв аромат мяса, он облизнулся – в животе предательски заурчало.

– Есть хочешь? – верно подметил Левон, крутя на своей шее золотую цепочку.

Понч кивнул.

Левон указал пальцем на стул, чтобы тот присел.

– Бери тарелку, – распорядился хозяин дома, вытирая руки.

– Спасибо… – заикаясь, произнёс Понч.

– Гаспар мне однажды говорил, что ты у него главный и самый смелый малый. Чего сейчас-то дёргаешься? Не бойся. Ты мне вот что скажи, Гаспар тебя не обижает?

– Нет. Всё хорошо.

– А сколько платит?

– Если честно, то не знаю… Не помню… – поднатужив память, выговорил толстолоб.

– Ты мне нравишься, братишка, – ухмыльнулся Левон. – Славный ты малый, Понч. Послушай меня сейчас внимательно: я предлагаю тебе работу: сколько бы ни платил тебе Гаспар – я заплачу больше. Пока ничего не отвечай. Дам тебе время подумать. Потом придёшь ко мне и скажешь о своём решении. Не обижу. Давай сюда то, с чем пожаловал ко мне.

Понч стукнул себя по лбу и, извинившись, трясущими руками протянул ему три конверта, в которых лежало по десять тысяч рублей. Левон, не пересчитывая, отложил деньги в сторону.

– Но учти: я умею спрашивать с людей, которые много болтают не по теме, – жуя мясо, добавил Левон. – На меня работали такие, которые не держали язык за зубами, – теперь у них нет языка и нет зубов, братишка. И ещё пара – покойнички. Их даже никто не искал. Эх, бравые были ребята.

19. Аэровокзал «Шереметьево», Москва, вечер, 16 мая

Феликс прислушивался к каждому звуку. Сердце резво билось.

– Хорош трусить! – Николай подбадривающе толкнул брата. – На посадку идём уже.

В салоне снова зашумели. Самолёт выпускал шасси.

Феликс напряжённо всматривался в окно: новая картинка появилась перед его глазами, совсем не такая, какую он видел перед вылетом. Ему было любопытно и чуть страшновато. Уши наконец-то начали лучше слышать. Феликс чувствовал: настроение поднимается и та внутренняя скованность и неуверенность улетучиваются.

Николай был спокоен и невозмутим.

В самолёте раздался голос капитана воздушного судна, но его уже практически никто не слышал: все начали вставать со своих мест и протискиваться к выходу. Симпатичная стюардесса, которая весь полёт угощала братьев конфетами «Дюшес», внезапно остановила Николая, схватив его за запястье.

Он коварно ей улыбнулся.

Само собой у него в руке оказался клочок бумажки с номером телефона.

– Куда теперь? В гостиницу? – озадаченно спросил Феликс.

– На Кутузовском проспекте будем жить! К невесте моей поедем!

– Ты не говорил, что у тебя есть невеста, – Феликс с подозрением взглянулна брата.

– А ты и не спрашивал, – Николай громко рассмеялся, выходя из аэропорта. – Моя московская любовь – Любочка с хорошей квартирой! Без ума от меня!

– А ты?

– А я раз от разу заезжаю к ней, когда прилетаю в Москву по делам.

– То есть вы любовники?

– Получается, любовники. Чего ты прицепился ко мне, братишка? Невеста она моя! Нравится мне! Хорошая девочка, золото, всё, что ни захочу, – сделает, ещё и поблагодарит.

– Коль, мне это… Как-то неудобно у неё останавливаться…

– Чего тут неудобного? Она одна живёт в «трёшке». Сама сирота. Брат таксистом работает – отдельно живёт малый, тоже квартира имеется, представляешь, «сталинка»! Им родители после смерти оставили жилплощадь нехилую. А мне отец и мать – шиш с маком.

– Как ты можешь так говорить? – вспылил Феликс и от злости побагровел. – Есть для тебя что-то важнее денег?

– Есть. Жизнь. Но и она зависит от денег.

Феликс ехал в такси, внимательно рассматривая город. Николай, сидя на переднем сиденье, обратился к водителю:

– Могу открыть окно? Так курить охота.

– Открывай.

– Спасибо тебе, брат. Держи. Это тебе за доброе сердце. – Николай сунул в карман водителя купюру.

– Отдыхать или на работу? – полюбопытствовал шофёр.

– Брату город хочу показать, не выезжал в жизни никуда. Жена, дети…

– Правильное дело.

– Коль, а может всё-таки в гостиницу? – спохватился Феликс.

– Не переживай брат, всё в порядке, к Любочке едем…

Любовь Акимова ждала Николая. Перед вылетом он позвонил к ней и сообщил, что прилетит не один – хочет познакомить её со своим братом.

– Всё у нас серьёзно! – радовалась Люба.

Дверь открыла круглолицая девушка со светлыми волнистыми волосами. В её голубых глазах засверкало счастье: на пороге квартиры стоял её бесконечно любимый мужчина. Оценивающий взгляд Николая пал на худенькие ножки Любы, спрятавшиеся в тоненьких телесных чулочках.

– Здравствуй, Любаша!

– Коля! Коленька! Как я рада! – кричала от радости хозяйка квартиры.

– Ну всё, зайчонок, отпусти, а то задушишь своего жениха… – Николай легонько оттолкнул девушку, повисшую на его шее. – Знакомься, Любочка, – мой брат Феликс.

– Ой, здравствуйте, Феликс! Очень приятно познакомиться! – ворковала, словно голубка, Люба. – Проходите скорее! Не стойте на пороге!

Николай чуть-чуть не рассмеялся вслух на слове «жених», которое то и дело повторял. Феликс примолк. На минуту ему стало жаль влюблённую девушку, слепо верящую несерьёзному и гулящему Николаю.

Казалось, что мысль «А где же я буду спать?», блуждающая в голове Феликса, в ту же минуту была прочитана Любой. Она указала рукой на комнату:

– Ваша комната, Феликс.

– Можно на «ты», – отозвался он и поблагодарил девушку за тёплый приём.

– Наша с Колей спальня будет напротив, – игриво произнесла Люба, – если что-то нужно – обращайся!

– Любочка, а поедем сегодня в ресторан?

– Не знаю, Коль… У меня нет подходящего платья… Давай завтра, поздно уже.

– Хорошо, купим завтра платье! – с задором произнёс Николай. – Оденем и тебя, и братца!

– Я тебя так ждала… – пустила горькую слезу Люба. – Считала дни до нашей встречи… Я так счастлива, что ты здесь! Обещай, что не улетишь! Обещай, что не бросишь меня!

Ответа на откровение Любы не последовало. Николай лишь притянул к себе девушку, страстно её поцеловав. Затем, толкнув дверь в спальню, вошёл туда сам и увлёк за собой Любу.

Феликс принялся раскладывать вещи, которые, по словам его брата, совсем не годились для московского кутежа – они были немодные. За приоткрытой в комнату дверью послышались страстные стоны соскучившейся по жениху Любы и голодного на женщин Николая.

«Дело молодое», – подумал Феликс, подойдя к окну. Из него открывался замечательнейший вид на оживлённую будничную Москву.

– Мерзавец мой любимый, – шептала на ухо Николаю разгорячённая страстью невеста.

Николай, навалившись на девушку всем своим телом, горячо и неустанно целовал её.

Феликсу было неудобно прерывать рандеву хозяйки квартиры и спрашивать у неё разрешения закурить, потому он тихонько вышел из комнаты и направился на кухню. К счастью, там имелся просторный балкон, на котором стояла наполовину заполненная окурками пепельница.

Через некоторое время одиночество его разбавил полураздетый Николай:

– Найдётся местечко и для меня?

– Найдётся, – весело ответил Феликс, предлагая брату сигарету. – Невеста, наверное, очень соскучилась по тебе?

– Сильно было слышно, да?

– Нормально. А где Люба?

– Уснула. Пусть поспит. Я из неё все соки выпил.

– Хорошая квартира у неё – уютно как-то, просторно, тихо. А можно мне в душ сходить? – засмущавшись, спросил Феликс.

– Нужно! Завтра едем в ресторан, а перед этим – купить тебе и ей что-то подходящее. Не поедешь же ты в этом. – Николай брезгливо взглянул на старенькую, но аккуратную одежду брата, провожая его взглядом.

Одежда как одежда. Да, не последний писк моды, да, не было в ней какого-то лоска и шарма, но она нравилась Феликсу. Москвичи были одеты иначе: стильно, со вкусом, необычно. Николая от москвича отличали разве что черты лица и акцент.

В ванной комнате Любы было множество разнообразных тюбиков и пузырьков. Феликс обратил внимание на флакон духов под названием «Опиум» от знаменитого Ива Сен-Лорана.

– А я Маше даже «Рицу» подарить не могу… – прошептал Феликс, открывая кран с горячей водой.

Люба проснулась после двухчасовой сиесты в огромной кровати, в которую уже успел вернуться Николай. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок.

– Проснулась, красавица? – обходительно обратился он к Любе. – Завтра прошвырнёмся по городу, покуражимся, шмоток тебе купим, поужинать заедем куда-то.

Голова у девушки была забита лишь одним – её любимым мужчиной, которого, как она думала, ей послал сам Бог.

На следующий день перед поездкой в ресторан «Арагви», который нравился Николаю своим вкуснейшим шашлыком по-карски, курочкой с хрустящей корочкой и, конечно же, алкоголем, – машина остановилась у Государственного универсального магазина.

Люба первым делом ринулась к платьям.

– Это, – продавщица поднесла длинное приталенное платье с анималистическим узором, – очень интересная модель. Напоминает Африку, сафари, пески… Ваш размер.

– Бал в Африке! – вскрикнула девушка. – Оно великолепно! Хочу!

Феликс же остановился на костюме-тройке, состоящем из идеально чёрных брюк и пиджака с контрастной белой шёлковой рубашкой.

Николай охотно потратил деньги на одежду, обувь и аксессуары для брата и своей женщины. «Чего мелочиться, скупиться, жалеть? Жизнь – одна!»

Продавцы смотрели на трио с изумлением.

Люба вышла из магазина, прижимаясь к Николаю. Феликс светился от счастья: он уже забыл, как несколько дней назад работал обычным дворником в Ленинакане. Они вернулись домой и быстро переоделись в новую красивую одежду. Очередное такси помчало их на этот раз в ресторан.

Тот поразил Феликса своей роскошью. Ранее поход в такое место казался ему чем-то невозможным, нереальным. Огромный красивый зал, в котором смешались запахи топлёного молока, мороженого, мяса и горячих супов, восхищал парня. На столах посетителей виднелись белоснежные тарелки, наполненные дорогими блюдами, украшенными розочками, вырезанными из моркови, огурцов, свеклы… В хрустальных бокалах пузырилось шампанское.

– Я хочу паштет! – закапризничала Люба. – Феликс, ты просто обязан попробовать их мясо на кости и торт-мороженое!

Феликс оглянулся по сторонам. Вокруг было много людей – дорого и красиво одетых. Дамы в длинных платьях и блестящих украшениях, стоимостью с три его зарплаты, сидели за столиками и теребили свои локоны, накручивали их на палец, смеялись, флиртовали со своими (кто знает, может, и чужими женатыми) кавалерами; интеллигенция обсуждала последние события, рынки ценных бумаг, валюту…

– Просто ужасная духота! Вот мы с Володей отдыхали в Болгарии… – послышалось за соседним столиком.

– И часто ты здесь бываешь? – Феликс задал вопрос Николаю, на что тот улыбаясь ответил:

– Иногда заглядываем сюда с Любочкой, братик. Ей здесь паштет нравится, а мне…

– А тебе тут нравится всё! – вклинилась в разговор Люба, громко засмеявшись. – А давайте выпьем за то, чтобы нам в этой жизни всё и всегда нравилось! – в руках девушки оказался бокал с красным вином.

– И чтобы у нас было больше поводов и возможностей ужинать в этом ресторане! – подхватил Феликс.

Застолье набирало обороты.

20. Дом Феликса, Ленинакан, вечер, 17 мая

– Мама! – услышала Маша сквозь сон. – Мамочка, проснись! Мы хотим кушать!

На часах было двадцать часов тридцать минут.

Быт затянул Машу, вымотал. Без Феликса ей было тяжело. На минуту она присела на диван и не заметила, как уснула. Благо разбудили девочки.

– Мамочка, а когда папа приедет?

– Скоро, Тамарочка, скоро… Папа наш трудится, денежку зарабатывает.

В глубине души Маша люто тосковала по мужу: ещё ни разу в жизни он не уезжал от неё так далеко. Нервничала, но дочерям этого не показывала. Думала, что муж встретит в Москве другую женщину, изменит, забудет о ней, о девочках. Больше всего тревожилась о том, что Феликс вернётся в Ленинакан чужим человеком.

«Нет, он другой. Мой Феликс не такой…» – она тешила себя надеждой.

Один день для Маши стал как три осени. Длинный. Грустный. Странный. Провела его то на кухне, то за уборкой, то около дома на огороде, то обнимая девочек. Прижимала их к своей груди как самое дорогое – смысл её жизни, продолжение их любви с Феликсом.

– Ты грустишь, мамочка? – маленькая Тамара присела на табуретку с ложкой в руке. В классе её успели прозвать «почемучкой» за любознательность и расспросы. На этот раз она «пытала» маму.

– Нет, доченька, с чего ты взяла?

– Ну как же, мамочка? Смотри, папа уехал?

– Да.

– Ты скучаешь по нему?

– Очень.

– Нельзя скучать за папой и при этом быть весёлой! – Тамара ударила ложкой по столу. – Значит, мамочка, ты грустишь.

– Тебе в милиции нужно работать, чудик ты мой… – Маша улыбнулась и поцеловала Тамару. – Дай мне тарелочку, доченька.

Маша держалась. Пережила в жизни многое – перенесёт и временную разлуку с мужем. «Это же не навсегда! Нужно просто потерпеть! Выкарабкаемся! Разлука – дело временное!» – успокаивала себя женщина.

– Мама! Поможешь нам с домашней работой? – спросила Зара.

– Конечно, моя девочка.

И как ей это удавалось? Забываться в детях. Какими бы ни были дни: весёлыми или грустными, ясными или хмурыми, сытыми или голодными – всегда она находила счастье в семье, в дочерях. Но, всё же после отъезда мужа, Маша непрерывно чувствовала нарастающую тревогу. Боялась, что некогда отвергнутый «жених» не даст ей теперь покоя.

Когда-то она отказала Гагику – сыну очень богатых и влиятельных родителей. Он много раз добивался простого свидания с Машей. Не вышла за него замуж – стала женой Феликса, выбрав не богатство, а любовь. Гагик порою не давал прохода Маше и после рождения дочерей. Всё искал повод пройти мимо дома, заговорить с ней, проводить. Как-то раз, встретив её около рынка, предложил подвезти.

– Маш, привет! Садись, красавица, подвезу!

– Гагик, не нужно… Езжай…

21. Ресторан «Прага», Москва, вечер, 18 мая

– Любка? Акимова? – кто-то коснулся плеча пассии Николая. – Глазам своим не верю!

Любовь подняла глаза, чуть захмелевшие от шампанского, и увидела перед собой бывшую одноклассницу – Дарью Волкову и незнакомого мужчину.

– Дашка! Я сто лет тебя не видела! – Люба встала из-за стола и обняла её. – Ой, а это мой Коля, познакомься, – смущённо представила жениха своей школьной подруге, добавив: – И его брат Феликс.

– Дмитрий, – молодой человек подал руку сначала Феликсу, а потом и Николаю. – Приятно познакомиться, товарищи.

– Может, составите нам компанию сегодня? – предложила Люба. – Присаживайтесь! Коленька, ты не против? – шепнула жениху на ухо.

– Димочка у меня в милиции работает! Он выпускник Высшей школы милиции, – начала хвастаться Дарья. – А вы, Николай?

– Дмитрий, а вы курите? – поинтересовался Николай, на что получил отрицательный ответ. – Тогда прошу нас простить, мы с братом отлучимся ненадолго!

Феликс и Николай, извинившись ещё раз, вышли на улицу.

– Чёрт подери, мента ещё не хватало… – озлобленно взревел Николай.

– Брось ты, он же не на службе и не вооружённый до зубов. Отдыхать пришёл.

– Нет, Фель, ты не понимаешь. Я не сижу с ментами за одним столом.

– Знаешь, мне самому как-то неловко…

– Ладно, надо расслабиться и не выдавать о себе лишней информации. Короче, – Николай вплотную подошёл к Феликсу и шёпотом сказал ему: – ты в Ленинакане на заводе работаешь токарем. А я в Ереване в цехе работаю.

– В каком?

– Машины ремонтирую.

– Люба не знает?

– Люба получает свои цветы и подарки, больше ей ничего знать не нужно.

– То есть ты не говорил ей, чем занимаешься? Как зарабатываешь на хлеб?

– Нет. Докурил?

– Да.

Братья вернулись в ресторан как ни в чём не бывало.

Дарья Волкова уже и забыла о вопросе, который ранее задавала Николаю: она оживлённо и в красках рассказывала о школьных годах, об институте, первой и последней любви в лице мужа-милиционера. Хвасталась, что скоро ему грозит повышение и тогда они обновят автомобиль. Люба лишь улыбалась и вздыхала, подпирая руками голову. Вечер был спокойным.

Задушевные разговоры становились всё теплее: это очень злило Николая, не привыкшего есть и пить за одним столом с милиционером. Назойливая Дарья пыталась разговорить братьев, но они лишь отделывались нейтральными репликами, отшучивались.

Тоненькие ноги Любы сводили Николая с ума, и он как самый законченный собственник нередко гладил их под столом, шептал своей женщине какие-то очень непристойные слова, которые вгоняли её в краску. Братья подсознательно ждали того момента, когда эта встреча со случайными знакомыми закончится. Николаю хотелось сбежать со своей красивой подругой подальше, укрыться с ней от посторонних глаз и ушей. Ему становилось скучно.

– А поедемте в парк Горького? – неожиданно предложил Дмитрий. – Николай заскучал. Феликс, – милиционер впился глазами в него, – вы видели парк имени Горького?

Феликс улыбнулся и ответил:

– Ещё не успел.

Искры из глаз Николая летели в разные стороны.

– Как раз хотел сегодня показать братику лучший парк в Москве, но это уже, наверное, завтра! – Николай резко и быстро встал из-за стола. – Простите, что прерываем такой неописуемо великолепный вечер, нам пора…

– На самом деле! Давайте-ка все вместе рванём в парк: машина есть, – расхохоталась Дарья, – заодно и Феликсу город покажем! Куда же ты убегаешь, Коленька?

Любе понравилась затея, и мужчинам не осталось выбора, пришлось согласиться и покинуть ресторан всей компанией.

Феликс гулял по вечернему Арбату. Город казался ему каким-то живым, быстрым, шумным. Где-то на скамеечках сидели парочки, держа в руках брикеты вкуснейшего пломбира.

– Ну что, по мороженому? – предложила Люба. Сама не зная почему, она была в восторге от Феликса: скромный, спокойный, тихий брат её любимого мужчины приглянулся ей, она видела в нём уже не чужого человека, а родственника, которого не хотела лишать внимания: – Возле кинотеатра «Художественный» продают моё любимое, – объясняла она ему. – Любишь мороженое?

– Люблю… – тихо ответил Феликс и закурил.

– Народ, разворачиваемся! – скомандовала Любочка.

Возле кинотеатра стояла пышная дама с высокой причёской. Она продавала счастье – любимое лакомство Любы.

– Сколько? – грубым тоном спросила продавщица.

– Пять, – так же грубо ответил Николай.

– Семьдесят пять копеек с вас!

Николай расплатился.

Муж Дарьи в это самое время делился очередной историей о ворах-домушниках Колобовском (Колобке) и Мишине (Мишке), которых не могли схватить несколько лет.

– Вор – это уже неисправимый плохой человек. Это – вор, и он несомненно должен сидеть в тюрьме!

«Всё бы отдал за то, чтобы врезать в „пятак“ этой свинье!» – подумал Николай, который еле сдерживал себя от вспышки гнева.

Он был из тех, кто срывался из-за косого, нескромного или недоброго взгляда в свой адрес.

– Дмитрий, послушай, ты говоришь, что вор, это плохой непоправимый человек, верно?

– Так точно.

– А если, скажем, у вора жена беременна и кушать дома нечего? Не от хорошей же жизни человек идёт на кражу!

– Если все от плохой жизни воровать начнут, знаешь, Феликс, как преступность тогда возрастёт? По улицам станет страшно ходить. Я уже и майором был бы… – рассмеялся милиционер. – Работать нужно, а не за лёгкими деньгами гоняться. Это же как получается: ты и брат твой трудитесь, отказываете себе в чём-то, а прихожу, скажем, я или Дашка и забираем это всё. Несправедливо ведь?

– Несправедливо… – надула губочки Люба.

– Прекрасный вечер… – вздохнул Николай, желая поменять тему. – Так что с парком?

– Едем, едем!

При ярком свете уличных фонарей, мимо которых они проходили, Дмитрий невольно бросил взгляд на туфли Николая.

– Парадокс… – Дмитрий остановился как вкопанный.

– Дмитрий на что ты смотришь? – недоумённо спросил Николай.

– На твои туфли.

– Понравились?

– Нет…

– Так не смотри, – Николай рассмеялся. – А мне они нравятся. Пошиты из кожи синей летающей змеи. Редкие! Фирменные!

– В том-то и дело, что… а какой у тебя размер ноги, Николай? – нахраписто полюбопытствовал Дмитрий, не отрывая глаз от туфель.

– Сорок первый, – ответила Люба. – А что?

– Совсем как у грабителя… – задумчиво пробормотал Дмитрий.

– Какого грабителя? – Люба выпучила на него глаза.

– Николай, если бы наша встреча произошла бы при других обстоятельствах, то я подумал бы, что ты грабитель, которого мы ищем.

– Почему? – Дарья от непонимания разинула рот.

– Просто, недавно, к нам в отделение поступила информация о грабителе сберкассы, которой носит такие же туфли, как у Николая.

– Коленька грабитель? – Дарья закатилась смехом, а вслед за ней и все остальные. Дмитрию не оставалось ничего другого, как тоже посмеяться.

Компания направилась к машине, брошенной у того самого ресторана «Прага». Феликс, Николай и Люба втиснулись на заднее сиденье. Дарья, естественно, была помощником водителя, руководила им с переднего пассажирского.

– Ах, Москва-река… – романтично пролепетала Люба.

– Любка, а помнишь, как пешком по набережной да на Красную площадь? – ностальгируя, спросила одноклассница. – Сбегали со школы…

– Помню, конечно! Мы учились в 50-й недалеко от Парка Культуры. Я покажу тебе это место! – Люба обратилась к Феликсу.

Компания каталась по городу. Феликсу начинала нравиться Москва.

– Прохладно как… – дама сердца Николая всё сильнее прижималась к нему своим декольте.

– Иди ко мне, родная, моя ласточка… – шептал ей захмелевший жених.

Мотор «Волги» перестал рычать. Затих.

– Приехали, товарищи! – идиллию прервали слова Дмитрия.

«Облом», – подумал Николай.

– Любка, а когда у вас свадьба? – бесцеремонно поинтересовалась Дарья. – Вы же будете регистрировать отношения?

– Будем, – смущаясь, ответила та и захлопнула дверь автомобиля. – Только вот думаем с Коленькой, где будет свадьба: здесь или в Ереване…

«Вляпался, так вляпался. Какое тебе вообще дело до чужих свадеб, деревня?» – кровь в венах Николая становилась всё горячее. – Милые дамы, мы отойдём ненадолго. Дима, оставляю своё сокровище тебе! Береги как зеницу ока!

Николай и Феликс замедлили шаг и отстали от остальных на несколько метров.

– Братик, не так я представлял себе вечер.

– Брось, отдыхаем, всё же нормально.

– Да не хочу я слушать бредятину этого мента и его кисоньки! Не перевариваю я ментов!

– И что предлагаешь делать?

– Не знаю… Врезать хочу этому козлу.

Феликс, полный впечатлений, не слушал жалобы Николая. Его внимание привлекал огромный плакат с надписью «Слава труду» – именно он неизменно украшал арку главного входа в парк. Братья примкнули к компании, которая как раз спускалась вниз по ступенькам. Множество аттракционов вызывало восторги отдыхающих.

«А может, не всё так плохо?» – задался вопросом Николай, таща под руки свою невесту и брата на колесо обозрения.

22. Обувной цех, Ереван, полдень, 20 мая

Девушки в Ереване были скромными, тихими домоседками. Стелла от них отличалась: длинноногая, без комплексов, циничная девица – с виду глупая, но так только казалось… О любви никогда не задумывалась – видела в мужчинах лишь «ёмкость» их кошельков. Холодный расчёт – не больше. Подпускала Гаспара к себе лишь после кругленькой суммы или дорогого подарка.

– Привет, куколка моя, соскучилась? – Гаспар хлопнул Стеллу по ягодицам, войдя в свой кабинет.

– Очень! – Стелла откинула волосы назад и поцеловала Гаспара в губы.

Он раньше таких слов от своей любовницы не слышал.

Стелла упала на стул и закинула ногу на ногу. Колени девушки засверкали.

– Котик, мне там один костюмчик шёлковый приглянулся.

– Так вот ты зачем заехала…

– И пальто!

– Вообще обнаглела? Это какое же у тебя по счёту пальто? Куда ты деваешь все эти шмотки?

– Я вообще-то одеваюсь красиво для тебя, болван! – захныкала пассия Гаспара. – Но тебе же, конечно, по барабану, как выглядит твоя девочка! Нашёл бы себе какую-то дурнушку, Гаспар, ей и денег давать не нужно – она и кастрюле новой будет рада!

– Стелла, успокойся… – Гаспар подошёл к девушке ближе, желая прикоснуться к ней.

– Не подумаю! Пусть весь цех слышит, какой ты скупой!

По длинному коридору тащился Понч. Заглядывал в рабочие помещения и подсобки, из любопытства.

В каждом цеху кипела работа: плановая партия товара отшивалась на экспорт и для поставок (легальных продаж) в магазины по Армении, часть продукции, которую мастерили в подсобках, шла на толкучки и перепродажи среди «своих». Гаспар контролировал все процессы по пошиву модной обуви, выбрав для себя очень подходящее призвание. Цех он называл своим вторым домом.

– Гаспар у себя? – Понч обратился к рабочему, который как раз пробегал мимо него.

– У себя, как положено, – быстро ответил тот, сетуя на нехватку времени.

В цеху шумело, и от шума станков закладывало уши. Понч постучал трижды в дверь кабинета.

– Входите! – крикнул Гаспар.

Стелла презрительно взглянула на амбала в дверях.

– Привет, – первым поздоровался Понч.

– Угу… – бросила в его адрес легкомысленная подруга воротилы. Она недолюбливала этого пособника Гаспара, потому что тот однажды увидел её в компании Николая, с которым она любезничала и кокетничала. Стелла побаивалась, что недалёкий толстолоб сдаст, как говорится, с потрохами её влиятельному любовнику.

– Я всё сделал, как ты просил, – начал Понч, посматривая на Стеллу, которая в этот момент пудрила щёки. – Коляна нашли?

– Этот козёл не появлялся на хате, – ответил Гаспар, ударив ногой по ящику письменного стола. – Ты уверен, что он живёт по тому адресу? Гампр и Мульт дежурят там уже чёрт знает сколько.

– Уверен, я был у него как-то, – признался Понч, потирая лоснящуюся шею. – Хрусталь у него покупал для матери.

– Какой хрусталь?

– Хороший. Колян обчистил какой-то магазинчик с хрусталём. Продал мне намного дешевле. Слушай, а за сколько у тебя можно купить туфли? – неудачно пошутил Понч, за что и получил оплеуху.

– В магазине купишь! У меня здесь ничего не покупается и не продаётся!

Тем временем в рабочей столовой завязался разговор между несколькими работниками цеха: семья семьёй, а сплетни неизбежны.

– Видел, к Гаспару любовница зашла?

– Стеллой зовут. Он бегает за ней, как дурень, а она вертит им как хочет.

– Откуда ты всё знаешь?

– Здесь все обо всех знают…

Один сотрудник резко оборвал болтовню, перепуганно заявив:

– Тише, он идёт!

В столовой появился Гаспар. Он прямиком направился к одному из тех, кто сидел за столом.

– Приятного аппетита, – бросил цеховик в сторону обедающих рабочих. – Шурик, на минуту…

На Гаспара работало много людей: у него были свои глаза и уши среди рабочих. К примеру, Шурик закрывал глаза на особо крупные махинации Гаспара, прикрывал цеховика, а тот, в свою очередь, не забывал благодарить своего помощника в «чёрном» деле. Также рабочий сливал информацию начальнику о возможных «крысах», делился с ним новостями.

– О чём разговор? – шёпотом спросил Гаспар.

– Обсуждают, с кем ты спишь…

– Сегодня вечером в десять подъедет человек с открытым багажником – как ты понял, мне нужна твоя помощь.

– Сделаем всё в лучшем виде!

Гаспар прохаживался по коридору. Подходил к каждому рабочему в цеху, стоял, заглядывая через плечо, за его спиной, желая удостовериться, всё ли идёт как надо.

А в кабинете Гаспара, Понч пожирал взглядом любовницу цеховика.

– Чего пялишься? – бросила Стелла Пончу, но тот лишь улыбался.

– Боишься, что я расскажу Гаспару?

– О чём расскажешь? Толстяк.

– Что видел тебя с Колей.

– Я просто с ним говорила и ничего не было.

– Кто знает, что было, а что не было.

– Да пошёл ты! Только попробуй что-то сказать Гаспару! – пригрозила девушка, закуривая очередную сигарету.

– Курить вредно для здоровья, – амбал укоризненно обратился к девушке, – говорят, от папирос цвет лица портится…

– Не твоё дело, – рыкнула Стелла.

– Такая красивая и такая злая… – разочаровано покачал головой Понч.

23. Управление уголовного розыска, Москва, день, 13 июня

В комнату следователей вошли капитан и младший лейтенант.

– Товарищ капитан, звонили с третьего отделения милиции. Кажется, схватили грабителя сберкассы, – в спешном порядке оповестила Костенко.

– Как? Когда звонили?

– Буквально минуту назад, сказали, что на задержанном те самые туфли, как на фотографии.

– Наш план сработал, товарищ капитан, – возрадовался Лавров.

– Не торопись, Вань, скоро всё выясним. Поехали?

– Да.

– Алина, зайди к Максиму Валерьевичу, у него к тебе вопросы, – распорядился Андреев, закрывая за собой дверь.

– Хорошо.

Машина неспокойно остановилась у входа в третье отделение милиции. Следователи оперативно вышли из автомобиля и молча проследовали внутрь. В кабинет начальника отделения сыщики вошли без стука. Андреев представился и показал удостоверение.

– Капитан Андреев, уголовный розыск.

– Старший лейтенант Серов, – начальник отделения насторожился и сухо отдал честь.

– Где вор, в синих туфлях? – осведомился Андреев.

– А, вы за этим… – Серов расслабился. – Пойдёмте, покажу, противогазы вам бы надеть, – рассмеялся он. – Несёт от него за километр.

Мужчина, находящийся под арестом, лежал на скамье, лицом к стене, в маленькой комнатке. Начальник отделения и следователи подошли к решётчатой двери. К ним присоединился дежурный сержант.

– Разбуди его, – Андреев обратился к молодому дежурному.

Сержант шустро открыл дверь, смело подошёл к арестованному и легонько толкнул лежачего в спину.

– Вставай! Быстрее.

Мужчина тяжело развернулся и с трудом присел.

– Пытался украсть бутылку водки в магазине, продавщицы схватили и малость наваляли ему, пьяный в стельку, говорит невнятно, – Серов торопливо докладывал Андрееву.

– Как звать!? – громко спросил Андреев у задержанного.

– Кого?.. Чего?.. – задержанный приподнял резко голову и плавно опустил её обратно.

– Совсем никакой. Документов при нём не было, – продолжал докладывать Серов.

– Сними с него туфли, – Андреев приказал сержанту.

– Зачем? – сержант ошалело вылупился на капитана.

– Делай что говорят! – рыкнул Серов.

Сержант нагнулся и принялся тянуть за туфлю. Снял одну и вцепился во вторую.

– Я их не украл, правда… нашёл возле мусорного бака… – замямлил арестованный, и сопротивляясь сержанту, судорожно дёргал ногу. – Водку хотел стырить, признаюсь, а туфли нашёл, честное слово…

Сержант поднёс снятые туфли к Андрееву. Капитан взял обувь и внимательно рассмотрел со всех сторон.

– Сорок первый.

– Думаете, это он? – Лавров сомнительно взглянул на арестованного. – Товарищ капитан, как-то не похож он, на матёрого грабителя… Не обознаться бы…

– Грабитель сберкассы точно был в этих туфлях, – уверенно подтвердил капитан.

– Что с ним делать? – излишне озадаченно спросил начальник отделения.

– Оформлять по полной. Как отрезвеет, отправляйте в следственный изолятор, и установите личность. Подыщи ему другую обувь, – Андреев скомандовал сержанту. – Туфли эти, мы заберём с собой для экспертизы.

24. Квартира Любови Акимовой, Москва, день, 16 июля

Николай валялся на диване, кемарил. Ежедневные походы по ресторанам и регулярные игры в карты закончились полным безденежьем. Братья были на мели. Феликс шуршал газетой, которая всё не поддавалась суховатым пальцам.

– Как так вышло, Коль, что за два месяца мы спустили больше десяти тысяч рублей? – сожалеющим голосом спросил Феликс.

– Спустили и спустили, ещё будет. На работу пойдём. Волка ноги кормят.

– Вот именно, что пора бы уже нести свои ноги на работу. Я, наверное, вернусь в Ленинакан… Плохи наши дела.

Феликс засмотрелся на фотографию в рамке, зажатую двумя стёклами.

– Вернёшься ты в Ленинакан, и что, обратно дворником? Что Маше скажешь? Где зарплата за два месяца? Предлагаю пойти на сберкассу: разберёшь стену – денег заработаешь.

Феликс аж содрогнулся. Ему было тягостно и больно подумать о том, как он будет смотреть в глаза жены, которая преданно и верно ждала его с московских заработков, но ещё больше пугало вновь идти на грабёж.

– Ну за что мне это всё, а? – голос Феликса резко изменился, он едва ли не заплакал. – В моей жизни всё было нормально, до тех пор, пока не появился ты! И на работе меня уважали, и жена любила, и дети… А теперь я сижу с тобой здесь и слушаю разговоры об очередном ограблении?

– Не ной, братишка, – спокойным, ровным тоном произнёс Николай, и открыв глаза, добавил: – Никто тебя не заставляет грабить сберкассу – не хочешь, не надо.

– Тогда купи мне билет и проводи домой по-человечески.

Услышав эти слова, Николай встал и, направившись к балкону с пачкой сигарет, зарычал:

– Нет у меня на билет, брат. Даже на троллейбус вряд ли наскребу…

Глаза Николая превратились в два чёрных злых огня – так случалось каждый раз, когда у него заканчивались средства существования и он был на самом дне. Он злился и успокоиться уже не мог. Чтобы спасти себя от голода и позора, думать и действовать нужно было быстро. Обворовать магазин или сберкассу.

– Люба если узнает, что ты хочешь сбежать, – расстроится… – сказал Николай и с порицанием взглянул на брата.

Тот изменился в лице, ведь каким-то дивным образом он привязался к Любочке. Феликс боялся расстроить девушку, которая была для него больше, чем любовница брата.

– Я не сбегаю, а уезжаю домой, потому что денег нет и нужно на что-то жить.

– Ты думаешь, дворник – это работа?

Феликс отправился в свою комнату. Открыл скрипучую дверцу шкафа и принялся собирать вещи с полочек: сумка понемногу заполнялась.

– Фель, ну ты чего? Серьёзно хочешь уехать? – Николай вошёл в спальню.

– У меня есть сто рублей с тех денег, – Феликс показал брату купюру, – на билет хватит.

Разговор оборвал скрежет ключа, проворачивающегося в замочной скважине: Люба вернулась с репетиции. Она была балериной.

– Привет ангелам! – звонким голосочком сказала Люба.

– Привет, – первым в коридор вышел Феликс, за ним лениво потащился Николай.

– Чего хмурые такие? Обедали уже?

– Разругались, – утверждающе произнёс Николай, – брат мой говорит, что домой вернуться хочет, не нравится, видите ли, Москва ему. Работа, семья дома ждёт-с, – кривляясь, объяснял он.

Люба взглянула на Феликса, точнее, она заглядывала ему глаза. В них читалось «прости».

Обедали втроём молча. Жареная картошка с салатом и котлеты не лезли в горло Феликсу, зато Николай уплетал вкуснейший обед за обе щёки, запивая его компотом.

– Я вот что подумала, Феликс, – в голове Любы родилась идея, – а если мы тебе здесь подыщем работу? Не верится мне, что ты хочешь вот просто так улететь. Мы с Колей тебя не отпустим! С женой и детьми тоже что-то придумаем, сделаем так, чтобы твоя семья перебралась в Москву!

– Нет, Любашка, уже всё решено.

– Когда ты хочешь уехать?

– Сегодня.

– Сегодня? – Люба опешила от резкого заявления Феликса. – Останься сегодня, а утром мы тебя с Колей проводим в аэропорт.

Николай первым доел обед и отправился в спальню, крикнув Любе:

– Кисонька, я тебя жду!

Феликс и Люба остались на кухне одни.

– Люба, не дуйся, прошу тебя, – Феликс прервал затянувшуюся паузу, – просто я не вижу причин оставаться дольше.

– Точно не видишь? – прервала его Люба. – Ты не можешь взять и уехать просто так, а как же я… как же мы с Колей? Ты – член семьи.

«Люба!» – послышалось из спальни.

– Отвезите меня в аэропорт и всё, – тихо проронил Феликс и принялся мыть посуду, повернувшись к невесте брата спиной.

Ночью Николай снова поднял разговор о том, чтобы пойти «на дело».

– Феля, тебе же ничего не стоит помочь мне разобрать ту проклятую стену, – уговаривал он брата. – На раз-два справимся, никто ничего не заметит!

– В прошлый раз магнитофоны были «левые», а деньги в сберкассе тоже, по-твоему, «дармовые»? Воровство – это не моё, ясно? Я честный человек, брат!

25. Дом Феликса, Ленинакан, утро, 17 июля

– Доброе утро, красавица!

Гагик остановился около забора на своём автомобиле и, выглядывая из приоткрытого окна, обратился к Маше. Она подметала перед калиткой.

– Ты слаще даже самой спелой алычи на свете, – Гагик бесцеремонно осыпал чужую жену комплиментами, – и крепче любого вина!

Маша отдалилась от машины, но водитель из неё выскочил. Гагик не привык к тому, что женщины отдаляются от него, наоборот, они всегда шли к нему. Но не эта. Не запала на толстый кошелёк Гагика. Выбрала любовь.

– Постой!

Перед Машей стоял высокий, гладковыбритый, молодой мужчина с правильными чертами лица и блестящими, коротко стриженными волосами. Гагику было тридцать семь лет, но даже к этим годам он не успел обзавестись семьёй. Любил одну-единственную – маму двоих дочерей.

– Что тебе нужно, Гагик? – боязливо спросила Маша.

– Давай сходим куда-нибудь?

– Гагик, я замужем!

– Всего лишь пообедать где-нибудь, – Гагик был настойчив. – Я помню, ты любишь красные розы… – проговорил он с подколкой.

– Гагик, перестань!

Мужчина не уходил. Наслаждался красотой стоящей перед ним женщины. От неё пахло свежим ветром, гранатовым соком и пахлавой.

– Феликс дома?

Маша молчала.

– Его уже больше полтора месяца нет, и всё это время ты одна.

– Я не одна, я с дочками, – огрызнулась Маша.

– Бросил?

– Феликс временно в Москве на работе. Гагик, тебе лучше уехать.

Гагик на несколько секунд задержал свой взгляд на Маше, улыбнулся и, ничего не сказав, развернулся, направляясь к машине. Сев в неё, он сильно ударил кулаком по рулю, затем включил зажигание.

Маша вошла в дом.

Она плакала, прерывисто выдыхая воздух, закрывая лицо руками.

– Когда же ты приедешь, Феликс? – спросила сама себя.

Но вопрос растворился в воздухе. Ответа на него так и не последовало.

26. Аэровокзал «Шереметьево», Москва, утро, 17 июля

– Ленинакан. Один билет, – Николай обратился в кассу.

Феликс внимательно разглядывал зал ожидания. Люба теребила ручку сумочки.

– Феликс, может, передумаешь? Не улетай… – просила Любочка.

– Отсутствие денег не делает меня счастливым, – признался тот.

– Но и от богатства мало счастья!

Николай принёс билет и всучил его Феликсу.

Подозревающий всех и вся то ли охранник, то ли вахтёр, то ли дежурный по аэровокзалу как коршун пялился на пассажиров, встречающих и провожающих. Ходил из стороны в сторону, заведя руки за спину. Присматривался к подозрительным личностям, щеголяя своей формой.

– Счастливо, брат, прости, если что не так, – Николай пожал руку Феликсу, – не люблю долгих прощаний.

– Коленька, я всё же провожу Феликса, ты иди…

Между Феликсом, Николаем и Любой чувствовалось некое напряжение, оно же присутствовало и в такси, мчавшемся в аэропорт.

– Всё будет хорошо, – дрогнувшим голосом произнесла Люба, – он перебесится и всё образуется. Прилетай, адрес ты знаешь – дверь для тебя всегда открыта.

– Спасибо тебе, Любашка. Ну, пойду, регистрация уже…

Люба осталась стоять на том же месте. Николай, выскочив из аэропорта, первым делом закурил. По пустым карманам парня гулял ветер. Его невеста зашла в кафе на территории аэропорта и, попросив стакан ледяной воды, плюхнулась в не очень мягкое кресло.

– Девушка, вам нехорошо?

– Давайте-ка лучше чаю.

Феликс занял своё место. Пассажиры прохаживались по салону. Скучные и равнодушные лица бортпроводниц вмиг изменялись на приветливые – стоило только пассажиру к ним обратиться.

Рядом с Феликсом сидел какой-то уставший немолодой мужчина с озабоченным и побитым оспой лицом. От соседа по креслу несло сигаретами и алкоголем, потом и краской, он что-то бормотал себе под нос недовольно и кряхтел. В самолёте становилось тесно.

Люба сидела в кафе, водила пальцем по ободку чашки. Знать не знала, даже не догадывалась, отчего же всё-таки Феликс улетает и почему с её любимым Колей повздорил. С грустью смотрела в окно. Двигатели самолёта заревели.

«Во дурак», – подумал Николай, закуривая очередную сигарету.

27. Обувной цех, Ереван, день, 17 июля

Гаспар держал в руках карты, положив ноги на край стола. На этот раз играл с давешним знакомым – безынициативным сотрудником банка. В кабинете было прокурено, тихо и мрачно.

Гаспара интересовала лишь игра, что ему до документов и всяческих бумаг, разбросанных по его кабинету? Ему не было и дела до тех, кто стучался в дверь, – пусть рабочие проваливают, здесь серьёзное дело крутится. Подумав о деньгах, которые вот-вот выиграет, он улыбнулся.

– Что? – знакомый вопросительно взглянул на Гаспара.

– Сева, а сколько ты зарабатываешь в месяц?

– Восемьдесят пять, – без особого энтузиазма ответил тот.

– Неплохо для того, кто весь день дурака валяет, – произнёс Гаспар. – Пришёл себе в восемь ноль-ноль, штаны попротирал до семнадцати – и порядок! Не жизнь – малина! – рассмеялся начальник обувного цеха. У него было лицо неандертальца – глуповатое, неприятное, не обременённое заботами-хлопотами.

Сева нахмурился, а позже сказал:

– Между прочим, я деньги пересчитываю, знаешь, какие суммы через меня проходят? Открывается дверь, заходишь в хранилище, а там… сотни тысяч! И всё до рублика мне необходимо пересчитать!

– Серьёзная у тебя работа, а главное, приятная – денежки считать! Жаль, что государственные, а не свои.

Сева простонал.

– Смеешься всё, – игрок надул губы.

– Слушай, Сев, а тебе никогда не приходило в голову вынести деньги из хранилища? Не работал бы до конца жизни, накупил бы себе домов, квартир, изделий разных золотых, камешков алмазных, машин там всяких…

Сева неопределённо пожал плечами, уткнувшись носом в карты.

– Мечтай, мечтай… Там дверь непробиваемая с решёткой, сигнализация, охрана…

– Так можно же обойти и дверь, и охрану… – Гаспар почесал нос и пристально посмотрел на Севу. – Так сказать, неординарно забрать деньги из банка…

– К чему ты клонишь? – Сева с неким недоумением и подозрением посмотрел на Гаспара, но тот лишь скалил зубы.

– Ха-ха-ха… К примеру, в хранилище можно попасть, разобрав стену.

Сева, подпиравший рукой щеку, вмиг спохватился и повышенным тоном произнёс:

– Не говори глупостей, Гаспар! Ну и мысли у тебя, ей-богу!

– Да я просто так, между прочим… – отнекивался тот.

– Как у тебя с твоей бабой? – полюбопытствовал Сева.

– Да ведёт себя как идиотка, совсем с ума сошла: требует и требует, дай и дай. Она должна «давать», удовлетворять, – разразился смехом Гаспар. – А ты? Так и ходишь нецелованный? – с иронией поинтересовался цеховик, подшучивая над знакомым.

– То, что предлагают и само идёт в руки, – не хочу, а то, что стоящее, что нравится, – взять не могу. Приходится в блуд идти! – хохотал Сева.

Кто-то постучал в дверь. Гаспару захотелось больно ударить пришедшего, кем бы он ни был – за то, что мешает игре и отвлекает от разговора.

– Открой, – скомандовал цеховик. – Ты ближе к дверям.

Сева встал, подошёл к двери и молча провернул ключ в замке. В дверях нарисовался Шурик – «шнырь» Гаспара.

– О, в карты играете? – отдышавшись, произнёс тот. – К вам можно?

– Валяй, – цеховик махнул рукой своему помощнику.

28. Дом Феликса, Ленинакан, день, 17 июля

Автомобиль Гагика набегал столько километров, что и не счесть. Из его умопомрачительно блестящей «Волги» доносились какие-то душераздирающие песни. Мотор машины рычал, ревел, стучал, как разбитое сердце Гагика.

Водитель резко затормозил возле дома Феликса.

– Здравствуйте, девочки, – обратился Гагик к Тамаре и Заре, играющим около забора. – Как вас зовут? – деловито заговорил он с девочками.

– А мама сказала, что нельзя разговаривать с чужими дядями!

– Со мной можно, я знакомый вашей мамы Маши. Позовите её, пожалуйста, пусть выйдет ко мне.

Гагик присел на капот «Волги», скрестив руки на груди. Когда случайно или нет встречал Машу, внутри него всё тряслось, он нервничал и терялся как влюблённый школьник. Увидел бы эту картину сейчас Феликс: свернул бы челюсть этому безумно увлечённому чужой женой.

Слова были ни к чему: Гагик просто горел, когда она появлялась перед его глазами.

– Машуля… – он ласково обратился к ней.

– Что тебе нужно, Гагик? – желчно ответила Маша, выходя за калитку.

– Я плохо учился в школе, не знаю стихов и не могу словами выразить тебе свои чувства…

– У тебя язык идёт впереди мозгов, Гагик. Что ты хочешь? Зачем ты перепугал мне детей?

– Прости… Я просто хотел тебе сказать… подарить… – заикаясь, произнёс Гагик, достав через открытое окно букет цветов. – Короче, это тебе. Да, не умею я красиво говорить, – тихо добавил он.

У Маши перехватило дух. Нет, не от красоты подаренного букета, а от того, что подумает Феликс и что скажут соседи, увидев её, замужнюю женщину, с цветами и совершенно чужим мужчиной.

– Гагик, я не могу принять от тебя букет… – враждебно ответила Маша.

– Не нравятся? Сейчас съезжу куплю другие, скажи, какие хочешь? – Гагик бросился к водительской двери машины, но Машаего остановила.

– Не дари мне цветы и не приезжай к дому, прошу тебя. Ты обрекаешь меня на проблемы, на позор! – лепетала Маша, еле-еле скрывая слёзы на глазах. – Феликс узнает…

– Да что мне твой Феликс? Тюфяк, бросивший жену и детей, сбежавший чёрт знает куда? И ты всё ждёшь, что он вернётся? Наивная ты, Маша, потому что не вернётся твой Феликс! А ты так и останешься у разбитого корыта, загнивая с детьми в этой дыре!

– Хватит!

Маша взяла цветы, бросила их под ноги Гагику и развернулась к дому. Крепкая рука мужчины остановила её.

– Дура, я люблю тебя. Посмотри на себя, молодая и красивая женщина, а живёшь бог знает где и непонятно с кем. Нравится тебе такая жизнь? А твоим дочерям? Твой ненаглядный даже дом нормальный построить не смог! Да что там, он забор починить не может!

Тоненькая ручка Маши выскользнула из тисков ладони Гагика. Она повернулась к нему спиной, хлопнула калиткой и не оборачиваясь побежала в дом. Горько плакала, и кто знает, отчего больше: от слов Гагика или оттого, что Феликс не возвращался, не писал.

– Мамочка, почему ты плачешь?

– Всё хорошо, доченьки, не плачу.

– Тот дядя тебя обидел?

– Нет, доченьки, бегите скорее на кухню, суп стынет.

Маше было жаль себя. Посмотрелась в зеркало: на свежем бледноватом лице не было и морщинки (да и откуда они в неполных двадцать семь лет), чёрные брови-ниточки, большие и глубокие глаза, длинные темные волосы – густые, блестящие. Была миниатюрной, хрупкой, нежной, красивой девочкой. Какая же она женщина? Юная! Ещё совсем молоденькая Маша!

Вошла она на кухню, а там два маленьких её счастья ложками тарахтят. Дети, рождённые в любви. Пусть катится Гагик куда подальше, всё равно Феликс будет.

– Мама, мне папа приснился! – невзначай сказала Зара.

– Сбудется твой сон, доченька, папа скоро приедет.

Феликс ехал в автобусе. Выделялся на фоне остальных пассажиров московским шиком, с которым его одел брат Николай. На передних сиденьях шептались: «Смотри, какой модный, вещи небось дорогие, иностранные…»

Жизнь в Ленинакане била ключом.

Автобус затормозил на остановке. Феликс оказался на родной улице, недалеко от своего дома. Старушки возились на огородах, молодые мамы гуляли с детьми, пока их мужья зарабатывали деньги на жизнь. Феликс закинул на плечо сумку, напевая себе под нос какую-то мелодию.

– Феликс, здравствуй! – дедок, сидящий на скамейке, окликнул соседа по улице.

– Здравствуйте, дядь Сурен. Как здоровье?

– Как-как… Неважно. Сердце зудит.

– А врачи что говорят?

– Настоятельно рекомендуют влюбиться! – хрипло засмеялся старик. – Ты с заработков?

– Да, два месяца в Москве был.

– Ну и как там? Брежнева видел? Красивая Москва-то? – засыпал его вопросами дедок.

– Да как сказать, дядя Сурен: Москва – красивая, большая, шумная и жизнь в ней неспокойная, кипящая. Деньги хоть там и зарабатываются, но и тратятся, скажу вам, очень легко и быстро – дорогой и богатый город. Ресторанов много всяких на Арбате, набережная очень красивая, парк, метрополитен, огней немало…

Старик на минуту закрыл глаза: представлял себе город по рассказам соседа.

– Феликс, ты не подумай ничего… Я вот что хотел у тебя спросить: вы с Машенькой расстались?

– Что? – удивился, даже возмутился Феликс.

– Нет, я это к чему: к Маше молодой мужчина приезжает на «Волге». Буквально перед твоим приездом цветы ей привёз, а перед этим на разговор к ней заезжал. Вот я и хотел спросить, может, не дай Бог, расстались вы с ней. Всякое в жизни бывает.

Феликс покраснел от злости. Понял сразу, о ком идёт речь. Сорвался с места и побежал домой. Со скоростью пули влетел через калитку, перебирая ногами по бетонной дорожке, оказался у двери. Стучал громко кулаком. Открыла его любимая и родная до боли Маша.

– Где эта сволочь? – Феликс бросил сумку у порога и, ничего не объясняя, летал по дому, заглядывая в каждую комнату.

Девочки перепуганно и молча наблюдали за отцом.

– Феликс! – Маша окликнула мужа раз-другой, но он уже успел выбежать из дома и забежать в старый хлев.

– Где эта скотина? Где он? Где Гагик? – кричал, не прекращая, Феликс.

– Он и не должен здесь быть. Феликс, может, ты объяснишь, что случилось?

– Потом поговорим… – бросил в лицо Маше.

Феликс знал, где живёт несостоявшийся жених, желающий «жену ближнего своего». Ненавидел бесстыжего и беспардонного сынка богачей, позарившегося на самое дорогое и любимое, что есть у Феликса, – его Машу. Та только ему, первому и последнему мужчине в своей жизни принадлежала. Она – его. И больше ничья.

Гагик открыл деревянную тяжёлую дверь и тут же получил удар в бровь. Феликс, собрав в кулак рубашку ненавистного соперника, притянул его к себе.

– Ну-ка иди сюда, сволочь! Ты чего к чужим жёнам приезжаешь? Своей нет, так думаешь к моей можно захаживать?

Домашние тапки, в которых Гагик встретил Феликса, заелозили по полу.

«Зря открыл дверь кому попало», – пронеслось в голове хозяина дома. – Ты на вольные хлеба уехал, а её одну оставил дома! Она девка привлекательная, а ты её на огород загнал! Что она с тобой видела, кроме нищеты?

Несколько ударов прилетело в ухо, которое Гагик пытался закрыть рукой, но кулак незваного гостя гулял по его телу вновь и вновь.

Феликс ухмыльнулся:

– И на кой ты ей нужен? Ты даже защитить её не смог бы…

– Зато обеспечил бы… Не работала бы кухаркой и уборщицей дома! Вспомни, когда ты в последний раз дарил ей цветы? Ты даже плащ дерматиновый и то подарить ей не способен!

– Нечего наведываться в дом в отсутствие в нём хозяина.

Феликс таскал плюгавого воздыхателя своей жены по прихожей, вслед за этим, повалил на пол и напрочно зажал рукой его шею. Гагик всхлипывая, испустил болезненный громкий вопль, но жалобный крик побеждённого, не остановил Феликса.

– Если я или кто-нибудь из соседей увидят тебя возле моего дома – убью. Заговоришь с моей женой – убью. Если ты ещё раз появишься в нашей с ней жизни – убью.

29. Обувной цех, Ереван, ранний вечер, 17 июля

Стелла открыла дверь в кабинет Гаспара: любовника в нём не оказалось. Девушка нахмурилась – не любила томиться в ожидании. Она привычно упала на весьма удобный стул и принялась читать бумаги, сложенные на письменном столе её покровителя. От цифр ей стало скучно, и Стелла покинула свой временный трон. На верхней полке справа от входной двери отыскала конфеты.

Девушка цокала каблуками туда-сюда, но на двадцати квадратных метрах особо не развернёшься. Ей пришлось снова усесться за стол, сбросив красивую, но неудобную обувь. Стелла, болтая ногами как маленький непослушный ребёнок, открыла сначала верхний ящик стола, в котором валялись всякие кнопки-скрепки, ручки, затупившийся карандаш и нераспечатанная шоколадка. Любовница цеховика, этой находке обрадовалась и одним пыхом её уничтожила. Она усмехнулась и дёрнула головой, отбросив ниспадающие волосы подальше от лица, – хотелось найти что-нибудь интересненькое. Открыла второй ящик стола, но он не порадовал девушку: на самом видном месте красовалась небольшая фотография светловолосой красавицы с миловидным лицом. Она держала букет из гвоздик, стоя в необыкновенном платьице. Стелла изменилась в лице. На обороте фотографии аккуратным девичьим почерком был написан адрес проживания особы, которую Стелла расценила как потенциальную конкурентку.

– Ага, во как! – Стелла ударила рукой по столу. – Кувыркаешься с кем-то ещё? Ну я тебе устрою!

Девушка наскоро втиснула ножки в туфли. Резво вскочила из-за стола, охваченная ревностью, завистью, ведомая самыми странными и необоснованными мыслями, принялась мстить своему любовнику: со злости разбрасывала служебные и личные вещи Гаспара, на каких-то рабочих бумагах рисовала помадой, и вдруг её прервал знакомый голос:

– Человек, алё, ты что делаешь? У тебя с головой не всё в порядке?

Стелла, держа канцелярские ножницы в руках, подошла к недоумевающему и злому Гаспару ближе.

– Так ты у нас по бабочкам летаешь… В Москву, значит… Так-так-так… Мало ему, значит, меня – захотелось больше… – шипела, словно змея, Стелла.

– Ты чего, идиотка, вообще страх потеряла? – парировал Гаспар. – Что за предъявы ты мне бросаешь? Какие бабочки? Какая Москва?

– У нас одна Москва, подлец! – прокричала Стелла, за что получила звонкую пощёчину.

– Угомонись, – виновато произнёс Гаспар. Никогда в жизни он не поднимал руку на женщину, но в этот раз довела. Стелла просто уничтожала его своей дурацкой истерикой. – Какие бабы? Стелла, ты чего? Что тебе залезло в голову?

– Негодяй! Ещё и ударил! – хныкала девушка, показывая своему любовнику фотографию. – Возьми, полюбуйся своей шалавой!

– Так ты ещё и в столе моём роешься?! – в руках у Гаспара оказалась фотография Любови Акимовой – женщины Николая.

Стеллу мучила досада, что она тратит молодые годы на этого неблагодарного представителя парнокопытных; Гаспар же пытался понять, почему законченная дура в кабинете связывает его воображаемую измену с Москвой. Любил эту девицу за красоту и перцовый нрав, но ненавидел за вспыльчивость, недомолвки и внезапные приступы то ли любви, то ли агрессии. Второго, наверное, было больше в их отношениях.

– Если ты хочешь знать, интеллигентка вшивая, то я тебе не изменял, – угрюмо завопил цеховик, теребя фотографию чужой женщины.

– Ой, конечно, ты у нас сама святость… – из уст Стеллы продолжали сыпаться обвинения в адрес любовника.

– Пошла ты к чёрту, истеричка. Освободи мой кабинет.

Стелла уставилась на Гаспара.

– И пойду, – недовольно вымолвила она, – надеюсь, чёрт окажется посимпатичней и побогаче тебя.

Девушка демонстративно вышла из кабинета и поплелась по коридору с размазанной краской на лице.

«Москва, Кутузовский…». Гаспар несколько раз прочитал написанное на обратной стороне фотографии. Цеховик понял, почему не появляется в своей комнатушке Николай – его просто нет в городе… в республике. Отсиживается у своей пассии.

– Нашего Колюни нет в городе. Завязываем пасти его, – пробубнил он.

30. Дом Феликса, Ленинакан, вечер, 17 июля

– Мне стоило уехать всего лишь на пару месяцев, Маша! – кричал Феликс, вернувшись домой. На кулаках проступали красно-синие пятна – визитные карточки недавно окончившейся драки.

Он нервно ходил взад и вперёд по комнате. Маша сидела на диване, отвернув от мужа заплаканное лицо.

– В который раз тебя прошу: не делай никаких выводов.

– А какие я должен сделать выводы, когда стоило мне выйти из автобуса, как сосед меня «обрадовал» новостью: к моей жене захаживает мужчина – её давняя любовь!

– Он никогда не был моей любовью… – сдвинула брови Маша. – Тебе ли не знать это, Феликс?

– Господи, какой стыд! – продолжал серчать Феликс. – Что люди подумают? Мать двоих детей гуляет, пока муж по заработкам таскается. Кот из дома – мыши в пляс, так, выходит? Что я должен объяснять соседям?

Голова Феликса была забита дурными мыслями. Руки от злости дрожали.

– Тебя два месяца не было дома, – усталым голосом произнесла Маша. – Феликс, почему ты не удосужился передать хотя бы весточку из Москвы, поинтересоваться, жива ли я, здорова ли, всё ли в порядке с детьми? Конечно же, легче сбежать от брака, семьи и дома в другой город. Ни тебе проблем, ни забот. Вот она, холостяцкая жизнь с братом на пару.

– Я работал в Москве, – грустно ответил Феликс, – я никогда не забывал о тебе и детях, Маша!

– Сейчас ты приехал ради чего – поскандалить? Сделать своей жене больно? – Маша будто не слышала ответов Феликса.

– Маша!

– Я не изменяю тебе и никогда в жизни даже не подумаю этого сделать: все эти дни занималась домом, огородом, детьми – не хватало времени хорошенечко причесать волосы.

Феликс присел возле жены.

– Объясни мне, что он делал у нас? Ты можешь мне рассказать всё, как было?

– Ничего и не было, Феликс. Гагик однажды остановил меня у рынка – хотел подвезти до дома. – Маша, взглянув на сердитое лицо мужа, добавила: – Я отказала, как всегда. Несколько раз его машина останавливалась у забора: то выйти просил к нему, то цветы принять, то пообедать вместе. Ты его избил?

– Я вот что подумал, Маша, – Феликс спрятал разбитые кулаки подальше от глаз расстроенной супруги, – если не доходит по-хорошему – поймёт по-плохому. Больше он к тебе не подойдёт.

Маша поджав губы, кивнула и опустила глаза.

– Ты лучше скажи мне, девочкам покупала всё, что они просили? – заботливо поинтересовался Феликс, стараясь отвлечь жену от грусти, а себя – от негодования.

– Да, конечно.

– Это правильно, – Феликс улыбнулся. – Маш, зарплата чуть позже будет, – оправдывался «трудяга» перед супругой, чтобы та ничего дурного не заподозрила, – начальник сказал, что либо с Колей передаст, либо чтобы я сам прилетел.

– А точно заплатят?

– Обязаны!

– Ну, ничего. Тех денег, что дал Николай, нам хватит надолго. Холод нужно приложить… – Маша взглянула на покрасневшие и опухшие руки мужа.

– Я так голоден, Маш. Что у нас на ужин? – Феликс обнял и поцеловал жену.

31. Отделение милиции, Ленинакан, раннее утро, 18 июля

Моложавый участковый сидел у себя в кабинете, думая о том, что всё-таки собачья у него работа: весь день то на ногах, то голодный, то лаешь на всяких… На минуту задумался, задержал взгляд на каком-то из заявлений: муж избил жену. Дверь кабинета широко распахнулась, и на пороге участкового появился разукрашенный синяками Гагик.

– Здравствуйте, – Гагик, прихрамывая, подошёл к участковому и подал ему руку.

– В чём дело? – задал вопрос участковый, косо глядя на потерпевшего.

– Товарищ Гукасов, надо бы, чтобы хулигана наказали по справедливости! Среди бела дня избивают в собственном же доме!

– Какого хулигана? Кого?

Гагик, кряхтя и охая, присел, держась за рёбра.

– Заявление написать хочу. Гражданин Феликс Калачан напал на меня в собственном же доме!

– По причине?.. – участковый положил перед мужчиной чистый лист бумаги и ручку.

– Давайте я расскажу, как всё было, а вы мне, товарищ Гукасов, подскажете, как заполнять бумагу?

– Подскажу. Рассказывайте.

– Сижу, значит, я дома, телевизор смотрю, никого не трогаю. Слышу: кто-то в дверь настойчиво стучит. Дай, думаю, открою. Открыл, и вот, пожалуйста, – Гагик показал пальцем на лицо, – избил меня до полусмерти муж моей бывшей невесты! Он, кстати, и её поколачивает, – Гагик почесал ногтем нос, – только Маша не признаётся никому. Стыдно ей жить с таким мужем.

– Получается, с напавшим на вас гражданином…

– Калачаном.

– Калачаном, – повторил участковый, – вы знакомы?

– Давно знаком… Бес его попутал… Товарищ Гукасов, оно же как было: любила меня Маша до потери пульса, замуж за меня выйти хотела. Встретился ей гражданин Калачан, запугал её и силой заставил выйти за него.

– Это не имеет отношения к делу, – участковый прервал рассказ Гагика.

– Да, прошу прощения, не имеет, – быстро исправился пострадавший. – В общем, изверг и жену свою запугал, и на меня зуб имеет: избил, мебель в доме опрокинул, ценные, дорогие вещи поломал, хулиган.

– Когда у вас произошёл конфликт с гражданином Калачаном?

– Вчера.

– Примерное время?

– Около семи вечера. Еле дожил до утра.

Участковый, уткнувшись носом в блокнот, записывал все слова пострадавшего.

– В больнице были?

– Вчера вечером был, побои снимал, справка вот. Прошу наказать по всей строгости преступника, – жалобно добавил Гагик. – Категорически опасен для социума!

– Поставьте сегодняшнюю дату, ФИО и подпись, – участковый указал пальцем в самый низ пустого листа бумаги. – Всё остальное сам заполню и передам куда надо.

– Я боюсь за свою жизнь, – Гагик привстал и нарочно выронил из кармана три сторублёвые купюры.

– У вас выпало, – в ту же секунду обратился к нему участковый, увидев на полу деньги.

– Нет, у меня ничего не выпадало. Это из вашего кармана, товарищ Гукасов…

32. Дом Феликса, Ленинакан, утро, 18 июля

Феликс посмотрел на часы – можно было поспать чуть подольше, на работу же не вставать. Но не тут-то было. За окном послышался рёв мотора: жёлтый автомобиль с синей полосой и надписью «Милиция» разбудил и Машу.

«И кто не спит в такую рань?» – подумала она, протирая глаза.

Её сладкий отдых с любимым мужем нарушила трель свистка милиционеров, которые нахально заглядывали в окна.

– Видно что-нибудь?

– Наверное, спят, – судачили правоохранители.

Один из них принялся колотить кулаком в двери, приговаривая: «Откройте! Милиция!».

– В чём дело? – заспанный Феликс открыл дверь и тут же ощутил на своих руках тяжёлые браслеты – наручники сковали запястья хозяина дома.

Милиционер скривился от недовольства: «Мало того, что поднял меня с первыми петухами, так ещё и заставляет меня объясняться тут перед ним – ишь какой, нервы мне здесь треплет, спрашивает ещё за что берут!»

– Гражданин Калачан, на вас поступила жалоба за нарушение дисциплины и нанесение побоев гражданину Манукяну, просим проехать в отделение для дачи показаний и выяснения подробностей вашего преступления, – милиционер промямлил заученные за годы службы слова.

Сонная Маша, услышав из спальни разговоры мужчин, вскочила с кровати и босая выбежала в коридор. Умоляла не забирать мужа и отца её детей, но просьбы были тщетны.

Феликс робко потащился за милиционерами. Сел покорно на заднее сиденье милицейской машины. Виновато глядел на стоящую у калитки Машу – жена рыдала и тряслась, заламывая бледные руки.

«Дерьмовый у тебя ухажёр был, Маша», – прокрутилось в мыслях Феликса. – «Кто его знает, что он там милиции наговорил…»

– Да… Встрял ты, парень, – тяжело вздохнул милиционер, сидящий за рулём милицейской машины. – Нашёл кого избивать…

– А я справедливость и правду деньгами не меряю! – огрызнулся Феликс. – Заслужил он по морде, на жену мою глаз положил.

– И где твоя жена?

– Дома…

– Дома, – милиционер поднял палец вверх, – а тебя, скорее всего, посадят.

Феликс не слышал болтовню блюстителей порядка.

Оборачивался, глядя в окошко позади себя: Маша выбежала на дорогу, стояла, такая маленькая, его девочка, за которую не страшно убить, сесть в тюрьму. Готов был быть тигром для неё – отгрызть голову каждому, кто приблизится к его любимой.

33. Квартира Гамлета Геворгяна, Ереван, утро, 18 июля

Стелла усмехнулась:

– Хитрец, воспользовался горем беззащитной девушки.

Гамлет лежал в кровати и, облизываясь, смотрел на обнажённую Стеллу. Она нежилась в постели, крутилась с боку на бок, мурлыкала как мартовская кошка.

– Не хочешь пару рюмочек «успокоительного», так сказать? – предложил ей любовник.

– Гамлет, а ты любишь меня? – Стелла пристально смотрела на бывшего одноклассника, желая услышать от него три заветных слова, но не дождалась: слишком уж «жирно» для неё. Он предпочитал признаваться в любви своей жене и детям, которые в данный момент проводили время в Ессентуках.

– Ого, – промычал мужчина. – Так что, коньяк будешь?

– Фу, нет, – Стелла сделала противную гримасу, – терпеть его не могу.

– А я, пожалуй, выпью, тяжёлое дежурство, надо расслабиться…

– Помнишь, как дёргал меня за косички? – Стелла погрузилась в школьные воспоминания, которые внезапно нахлынули на неё. – А я тебя тогда книгой больно ударила! – смеялась девушка.

– Слушай, так что у тебя произошло с Гаспарчиком? – Гамлет перевёл разговор в немного другое русло. – Он тебя ударил, что ли?

– Пусть катится Гаспарчик коту под хвост, – надув губы, произнесла Стелла, – с дешёвкой какой-то кувыркается в Москве.

– На два фронта работает? – хмыкнул Гамлет.

– Видеть его противно. Олень безрогий… – Стелла ругала Гаспара. – В душ пойду, ты посмотри пока телек.

– Продолжим, как вернёшься?

– Посмотрим на твоё поведение, товарищ милиционер! – Стелла подмигнула любовнику и отправилась в ванную комнату, закрыв за собой дверь.

Гамлет тем временем поднял телефонную трубку и набрал по памяти номер – звонил тёще в Ессентуки.

– Мария Дмитриевна, как ваше здоровье?

– Всё хорошо, дорогой ты наш, жаль только, что сам не приехал! Светочка так по тебе скучает! Передать ей трубочку?

– Передайте, я тоже по ней соскучился, – Гамлет любезничал с тёщей по телефону, – совсем оголодал здесь. Как дети, мама?

– Детки в порядке, не волнуйся, мой хороший! Всё! Даю Светочку!

Разговор Гамлета с женой Светланой закончился в тот момент, когда Стелла вышла из ванной, замотанная в полотенце.

– Не помешала вашей семейной идиллии? – с издёвкой спросила она у любовника.

– С лодырями своими разговаривал. Знаешь, с какими лоботрясами я работаю? – жаловался Гамлет.

– Ну-ну, – подозрительно согласилась Стелла, а потом внезапно предложила: – Я хочу, чтобы ты бросил жену, Гамлет! Не желаю быть твоей «спальной принадлежностью»!

– Мы же с тобой не планировали никаких отношений, – парировал Гамлет, – что изменилось, ненаглядная моя?

– Изменилось то, что я хочу, чтобы мы были вместе навсегда и не скрывались по квартирам твоих друзей или в гостиничных номерах!

Им хотелось разных вещей. Ему – лишь удовлетворить свои животные инстинкты, ведь с женой интимные отношения со временем сошли на нет; Стелла же, наоборот, была давно и безнадёжно влюблена в милиционера, который после выпускного в школе, к сожалению, выбрал не её.

Гамлет пожал плечами.

– Куда нам торопиться, радость моя? Повстречаемся, присмотримся, притрёмся ближе к друг другу, а там видно будет. Я человек семейный, и ты это знаешь: не могу разом перечеркнуть всё, что строил много лет, не хочу сделать больно жене и детям. Знаешь, какой это удар будет для всей семьи?

Стелла не слушала очередные отговорки своего любовника. «Хотел бы – уже давно ушёл бы от своей мегеры, как-никак, но любовь – это поступки…»

– Ещё сегодня ты мне жаловался, как тебе осточертел быт, эта корова в твоей кровати и домашний ад, – начала свои нотации Стелла. – Кажись, ты мне ещё ворковал на ушко о том, что семьи как таковой у вас уже нет, распалась с рождением второго ребёнка. Почему ты приходишь ко мне за утешением и любовью лишь пару раз в месяц, почему ты мой лишь на час, а ей отдаёшь всего себя?

– Стеллочка, дай мне немного времени, я всё решу. Иди ко мне.

Гамлет ловким движением сдёрнул полотенце с неё, подтащил девушку к себе и быстро уложил на кровать. Стелла сопротивления не оказывала.

34. Обувной цех, Ереван, утро, 18 июля

Гаспар, ранняя пташка, трудился аки пчёлка в своём цеху. Настроение было неважное, краем мозга думал о Стелле, которая, виляя бедрами и стуча каблуками, оставила его одного, не узнав правды. Ну и не надо. Тешило лишь радостное чувство – нашёл вероятную «хату», на которой отсиживается Николай.

Вытащил из пачки сигарету и неторопливо её раскурил.

В шараге появились Понч, Гампр и Мульт – трое недотёп, преданно работающих на Гаспара. Он затыкал ими дыры как умел.

– Ну и рожи у вас, ребята! – пошутил Гаспар.

– Шеф, не спали толком, Коляна стерегли: ни подрыхнуть тебе, ни помыться, ни пожрать нормально.

– Харэ скулить, – прервал нытьё Мульта Гаспар. – В Москву полетите, – добавил он.

– Оп-па! Ништяк! – хлопнул в ладоши Понч, но Гаспар враз оборвал его радость:

– Тебя это не касается, братанчик.

– Шеф, вот это ты загнул! Аж в Москву… – округлил глаза Гампр.

– Короче, сидит наш Колян у своей бабы в Москве, – начал свой рассказ цеховик, – думает, что залёг на дно, но вышло не так, как можно было думать – нашёл я его.

– Не верится мне, шеф, что он у бабы прячется, не по-мужски это как-то… – принялся рассуждать Гампр.

– Ты мне скажи, Гампр, ты у меня Шерлоком Холмсом на полставки подрабатываешь или что?

– А как это?

– Понятно. Поехали дальше. Вы, ребятки, сегодня летите в Москву, отправитесь по тому адресу, который я вам дам, и займётесь нашим Коляном: вычислите, когда он выйдет или войдёт в подъезд, а лучше постучите прямо в дверь и зацепите его, скажете ему, что долг его и выходку я прощаю. Мол, было и ладно – зла на Колю я не держу и ему нечего бояться. Передадите, что я жду его, так сказать, на работу – есть для него клёвое дельце.

Гампр и Мульт дружно кивнули.

– Думаешь, он согласится? – Понч вмешался в разговор.

– Если не согласится – нужно будет припугнуть самую малость: будет брыкаться или хорохориться – ударить по больному месту, то бишь по бабе.

– Гы-гы, – захихикал Мульт, – гениальный план! Шеф, а это… Бабок бы нам… На билеты, на такое всё…

Гаспар кинул на стол деньги и фотографию Любови Акимовой.

– О, какая! – Гампр взял со стола купюры и принялся рассматривать фотографию. – Шеф, считай, что одна нога здесь, а другая – там!

– На обратной стороне фотографии – адрес, по которому поедете, детективы.

– Ага-ага!

– Мигом по домам за паспортами и в аэропорт.

– Будет сделано, шеф.

Недотёпы вышли из цеха. Без промедления поймали такси, поехали за документами, как велел им Гаспар, и потом на этой же машине направились в сторону аэровокзала.

– Ты! Знаешь что? – уже подъезжая к аэровокзалу, Мульт, словно ошпаренный кипятком, подскочил на сиденье.

– Что? – суетливо поинтересовался Гампр.

– Вещи не взяли.

– Чёрт с ними, главное, что на жратву есть!

– Верно, деньги есть! Гульнём вдоволь! – пискнул от радости Мульт, отличавшийся от остальных помощников Гаспара особой смешливостью и врождённой глупостью.

– Тихо! – заткнул рот своему подельнику Гампр. – Командир, тормози здесь!

Поспорив с водителем такси о сумме за проезд, Гампр и Мульт хлопнули раздосадованно дверью автомобиля и торопливо направились к входу в аэровокзал, над которым красовалась огромная вывеска «Звартноц».

– Мадам, будьте любезны два билета до Москвы, – Гампр с преувеличенной вежливостью обратился к кассирше.

Та спокойным официальным тоном, не поведя и бровью, озвучила сумму, которую необходимо заплатить двум недотёпам за билеты на самолёт.

– Вылет послезавтра, ровно в семнадцать ноль-ноль, регистрация на самолёт за два часа до отправки, опаздывать не рекомендуется.

– Как послезавтра? – прошипел Мульт. – Нам нужно сегодня.

– На сегодняшние и завтрашние рейсы в Москву все билеты проданы, свободных мест, к сожалению, нет, – строгим учительским тоном ответила кассирша.

– Красавица… – Мульт буквально прилип к окошку кассы, уставившись на молоденькую деловитую кассиршу.

Девушка, подняв голову и увидев озабоченного пассажира, залилась краской.

– Да тише ты! – Гампр отодвинул его в сторону.

– Мадам, послушайте, – проталкивая в окошко паспорта с вложенной между ними сторублёвой купюрой, Гампр принялся уговаривать кассиршу, – нам очень нужно сегодня. Посмотрите ещё разок, возможно, вы не заметили свободные места? А на сдачу купите шоколадку.

– Ну не знаю, мне нужно позвонить диспетчеру, – кассирша вмиг подобрела и натянула улыбку.

Последовал демонстративный звонок и короткий диалог между кассиршей и диспетчером, после чего билеты на ближайший рейс оказались на руках у пассажиров.

– Пойдём уже, – промычал Гампр, отлепив от окошка товарища. – Нет времени на девочек – дела-дела!

– Хоть Москву посмотрим, – весело улыбаясь и расплываясь в мечтах, приговаривал Мульт.

Ожидая регистрации, гении розыска тихонько строили план действий в отношении Николая, а потом резко замолчали, видимо, разумные мысли кончились одним разом у обоих частных детективов Гаспара.

35. Квартира Любови Акимовой, Москва, утро, 18 июля

– Уже уходишь? – Николай проснулся от робкого поцелуя Любы.

– Нужно бежать, Коленька, не скучай.

Девушка наспех одевалась, покинув ложе, в котором дремал её мужчина.

– Вернись ко мне.

– Придёшь завтра в театр на моё выступление? – Люба присела на краешек кровати, нежно посматривала на любимого.

– В котором часу я должен быть?

– В девятнадцать ноль-ноль! И ни минутой позже!

– Буду в восемнадцать пятьдесят девять сидеть на указанном месте нужного ряда, – пробормотал Николай.

– Предупреждаю, возможно, тебе станет скучно!

– Свет будет выключен?

– Да!

– Хоть подремлю, а как проснусь – посмотрю на тебя и снова баиньки.

Люба улыбалась и в этот момент была для Николая красивее всех на свете.

– Люблю тебя, – прошептала она, целуя его в висок, – сегодня вернусь поздно.

– И я тебя, – буркнул Николай в ответ.

Прочитав несколько страниц «Евгения Онегина» за завтраком, который состоял из пары-тройки отварных яиц и не заправленного подсолнечным маслом овощного салата, Люба отправилась на генеральную репетицию.

36. Отделение милиции, Ленинакан, полдень, 18 июля

В кабинете участкового, из старенького катушечного магнитофона, негромко, с раздражающей хрипотой, играла музыка. Феликс витал мыслями где-то далеко, изредка поглядывая на милиционера, серьёзно читающего что-то на листе бумаги, не произнося слова в слух.

– В наше отделение поступило заявление от гражданина Манукяна на вас, товарищ Калачан, – участковый отложил в сторону лист бумаги и театральным тоном обратился к Феликсу. – И говорится в нём вот что: «Агрессивно настроенный, ворвался он в дом, избил меня и нанёс вред личному имуществу».

Феликс некоторое время молчал. Что он мог ответить на слова сидящего перед ним милиционера – всё так и было (кроме имущества, конечно же, – его он и пальцем не трогал).

– Манукян неоднократно проявлял настойчивый интерес к моей супруге, товарищ Гукасов, хоть она и отказывала ему, говорила, что замужем, имеет детей. Что я должен был сделать, если он по-человечески не понимает? – с гневом произнёс Феликс. – Что бы сделали вы, если бы возле вашей жены тёрся кто-то?

– Необязательно варварство устраивать, мебель крушить в чужом доме. Нехорошо ты поступил, Калачан, – участковый журил Феликса. – Манукяна ты побил понятно за что, но тебя привели сюда не только за это!

– А ещё за что? – Феликс всполошился.

– Кажется, ты к нам очень надолго.

– Я вас не понимаю?

– Сделай звук магнитофона потише, – участковый обратился к своему коллеге, стоящему за спиной Феликса. – Или выруби вообще, ужасное звучание, невыносимо слушать. Не умеют в нашей стране делать хорошие шарманки, нам бы сюда что-нибудь заграничное, японское…

Коллега Гукасова подошёл к устройству, которое находилось на деревянной тумбе у двери, и грубо потянул за шнур.

Участковый важным тонном заявил:

– Калачан, тебя видели при совершении другого преступления, и довольно тяжкого, – Гукасов укоризненно просверлил Феликса взглядом.

Феликс опустил голову вниз.

Правоохранитель не спешил нарушать наступившую паузу, чем дольше она тянулась, тем больше участковый убеждался в виновности задержанного.

«Универмаг… тот прохожий меня узнал… ну всё… крышка мне…» – Феликс пытался осмыслить происходящее.

– Супругу за какие такие заслуги избиваешь? – прервал тишину осуждающий голос милиционера.

Феликс вскочил со стула, дёрнув руками: они по-прежнему были скованы наручниками. Тяжёлая рука второго, стоящего за спиной Феликса милиционера вернула взволнованного и возмущённого молодого человека на место.

– Я Машу даже пальцем тронуть не могу – не то что ударить! Да и за что? Она прекрасная жена и самая лучшая мама на свете! Мы за восемь лет с ней раза три от силы повздорили! – Феликс оправдывался перед участковым как школьник, разбивший мячом окно в коридоре. – Посудите сами, товарищ Гукасов, если бы я был плохим мужем – да на меня бы уже миллион заявлений лежало бы в участке от неё.

«А парень прав», – подумалось Гукасову, – «ни одной жалобы на него не поступало… Подумаешь, избил ухажёра жены…»

Участковый осторожно поднялся со своего стула, распрямился, подул на снятую с головы фуражку, отряхнул с неё невидимую пыль и заново надел на лысоватую голову.

– Вот что, Калачан, – грозно обратился к Феликсу участковый, резко взяв в руки заявление Манукяна, – нормальный ты мужик, толковый, но закон есть закон. «Ударил человека – значит, преступник – в тюрьму».

– Манукян ведь жив, цел и невредим? – Феликс задал свой вопрос и вновь вскочил со стула.

– Жив, цел, но побои снял – справка из больницы имеется, – в голосе Гукасова слышались ноты безысходности и лютой усталости. – Ревность никогда и ни к чему хорошему не приводила: накладывает отпечаток на человека. Знаешь, сколько ревнивцев у нас по тюрьмам сидит? Отомстил за невесту или жену – зато клеймо на всю жизнь. Всё, сломан человек, даже на работу никто не возьмёт, а женщина к другому ушла. Посиди и подумай, дружок, чутка. Завтра тебя переведут в камеру предварительного заключения.

Милиционер махнул рукой своему коллеге, чтобы вывел Феликса из кабинета. Тот потащил задержанного по коридору, в котором на три неработающих лампочки приходилась одна горящая.

Громыхнул тяжёлый замок и заскрипела решётка. Перед лицом Феликса оказалась лишь белая стена.

В это самое время в доме Феликса нарастала тревога.

«Что же я наделала? Неужели это конец?» – думалось Маше, но она усердно прогоняла прочь эту страшную мысль. – Девочки, наш папа в большой беде, – переодеваясь в более или менее приличную одежду, она объясняла дочерям, почему оставляет их одних дома. – Прошу вас, сидите тихо, не балуйтесь, доченьки, а я скоро приду! Папа очень во мне нуждается! Пострадал из-за меня как-никак.

Она не знала, куда забрали Феликса, побежала в ближайшее отделение – авось он там.

– Здравствуйте, Феликс Калачан не поступал? – обратилась к дежурному, добавив: – Мужем мне приходится.

– Фото есть вашего ненаглядного? – нехотя поинтересовался дежурный.

– Нет… Фото нету… – всхлипывая, ответила Маша.

Дежурному стало жаль девушку с распухшим от слёз лицом.

– Гражданочка, успокойтесь, сейчас посмотрим, есть ли среди задержанных… – быстро заговорил он, перебирая различного рода документы.

– Двадцать семь лет, рост метр семьдесят три, небритый, – подсказывала Маша, – шрам на верхней губе…

– Погодите.

Дежурный снял трубку и принялся кому-то звонить.

– Калачан к тебе поступал? Его жена пришла.

Маша не слышала разговора дежурного с сослуживцем, но отчётливо уловила через стекло: «Вам в кабинет номер девятнадцать. Это прямо по коридору и направо».

Она поблагодарила милиционера и Бога. Взлетела по ступенькам и понеслась по серому коридору, ища дверь с нужным ей номером.

– Входите! – кто-то вякнул недовольным мужским голосом.

– Здравствуйте, я жена Феликса… Калачана… – Маша вошла, извинившись за беспокойство.

– Проходите, присаживайтесь.

– Товарищ милиционер, отпустите, пожалуйста, моего мужа – он ни в чём не виноват. У нас двое маленьких детей.

– Я это всё понимаю, гражданочка, но вы поймите и меня: на него заявление составлено и отпустить его я не вправе – он человека избил, вас обижает.

– Кто? Мой Феликс?

– Товарищ Манукян утверждает, что являлся свидетелем того, как ваш муж избивал вас до полусмерти.

– Вы серьёзно?

– Серьёзно.

– Но это же чушь! Неужели вы думаете, – Маша хмыкнула недовольно, – что мой муж таким занимается? Он не преступник какой-нибудь и не домашний тиран… Феликс Калачан – честный и порядочный человек.

– Честные и порядочные к нам не попадают, уж поверьте.

– Нет, это вы мне поверьте: произошло какое-то недоразумение! – Маша перестала плакать. Она собрала всю смелость в кулак и принялась доказывать правоохранителю свою правоту: – Не знаю, что в заявлении указал Гагик Манукян, что он и кому наговорил, но у нас семья, товарищ милиционер, и никто не разрушит её – не имеет права. Повторюсь! Мой муж честно зарабатывает на жизнь, он не бьёт, а любит свою жену и двоих дочерей, потому не стоит верить всяким людям, которые спят и видят сон о том, как отомстить мне, разрушить мой брак.

Милиционер тяжело вздохнул.

– Не ерепеньтесь. Попробуйте пойти на мировую с гражданином Манукяном: поговорите с ним, попросите прощения, в конечном итоге, объяснитесь с ним – возможно, он заберёт заявление, и ваш муж как ни в чём не бывало вернётся домой – это мой вам личный совет. Будьте здоровы.

Маша вышла из участка, даже не увидевшись с Феликсом. Если она «пойдёт на поклон» к Гагику, муж её точно убьёт. Но другого выхода она не видела, не знала. Кто бы подсказал? Маша потащилась через добрых полгорода к ненавистному поклоннику, чтобы попросить у него же прощения.

Гагик обедал ароматной кюфтой и винегретом со свежим огурцом, понятия не имея, кто пожаловал к нему в неурочный час.

– Какая приятная неожиданность, Машуль! – возрадовался Гагик, видя перед собой женщину, в которую он безумно влюблён.

– Гагик, прошу тебя, забери заявление, – с ходу выдала гостья. – Зачем разрушаешь мою жизнь?

– Потому что ты разрушила мою, – Гагик смотрел на Машу жадными глазами, боясь даже на секунду отвести взгляд от неё. – Восемь проклятых лет все, что бы ни делал и с кем бы ни был, не могу забыть тебя. Так вышло. Ничего не могу с этим поделать.

– Я выбрала другого – смирись с этим, прости и отпусти меня. Зачем палки в колёса вставляешь? Зачем ты приезжал? Из-за тебя теперь Феликс за решёткой…

– Он чуть не убил меня, Маша.

Гагик приблизился к гостье, взяв её руку в свою, планируя воспользоваться её отчаянием, потянулся поцеловать.

– Не отвергай мою любовь, девочка моя, – Гагик дрожал от радости, что наконец-то прикоснулся к самой желанной, но его восторг прожил лишь пару секунд – Маша тотчас же вырвала свою руку у обожателя, отскочила от него подальше и выбежала из дома в полном смятении от нахлывнувших негативных эмоций.

37. Музыкальный театр имени Б. А. Покровского, Москва, вечер, 19 июля

Ставили спектакль по трагикомедии одного французского драматурга, имя и фамилию которого Николай, конечно же, не помнил. Посетил театр только ради Любы – это выступление было для неё архиважным, а для него – архискучным, но он старался изо всех сил изображать неимоверный интерес ко всему, что происходит на сцене.

– Видимо, в нашем мире не всё так плохо, если в театральных залах собирается столько народу, – к Николаю шёпотом обратился седовласый, представительно одетый мужчина, судя по всему, очень интеллигентный и вежливый.

– Молодёжи не интересен театр, – ответил Николай.

– Но тем не менее вы здесь, – верно подметил разговорчивый незнакомец, сидящий по левую руку от Николая, а затем представился: – Белов Марк Сергеевич.

– Коля, – Николай по-простецки пожал руку мужчине. – Я и в театре-то ни разу не был: если честно, из-за девушки пришёл – она балерина – кстати, скоро на сцену выйдет.

– Вы просто молодец, Николай.

Бо́льшую часть пьесы Марк Сергеевич и Николай перебрасывались словами. Как оказалось, Марк Сергеевич был управляющим Государственным банком и тайно сходил с ума по театру: всю свою жизнь мечтал сыграть роль в пьесе Камю «Калигула». В конце спектакля новоиспечённые знакомые вышли в буфет, а после – закурить.

– Коля, ты купил своей даме цветы? – заботливо поинтересовался Белов.

– Увы, Марк Сергеич, даже на метро нет…

– Стой здесь, – по-отцовски сказал мужчина и направился в цветочный павильон, расположенный недалеко от театра. Там купил благородный букет гвоздик. Вернулся к Николаю уже с ним и, передавая ему цветы, сказал: – Подаришь своей…

– Любе.

– …Любоньке. Ну, бывай, Николай. Дай Бог ещё встретимся.

– Спасибо, отец… – прошептал Николай.

Марк Сергеевич растворился в толпе прохожих.

– Здравствуй, Коленька, – Люба подошла со спины Николая и чуть ощутимо дотронулась до его плеча.

Он живо обернулся.

– Привет, Любаша.

– Это мне? – спросила она, глядя на букет красных гвоздик в руках Николая.

– Твоё выступление было изумительным.

– И ты его посмотрел от начала и до конца? – недоверчиво спросила Люба, улыбаясь.

– Известно! – возмутился Николай. – Спрашиваешь…

Разумеется, ему было не до балета: он увлёкся разговором с управляющим Госбанка.

Николай и Люба возвращались домой поздним вечером.

– Покорила ты меня своим талантом, Любанька, – щебетал Николай, – я только на твои ножки смотрел.

Люба, невзирая на чудовищную усталость, хохотала, пока поднималась по лестнице. Её хрупкие пальчики скользили по перилам, а тоненькие каблучки цокали по широким бетонным ступенькам.

– Коленька, знаешь, чего бы я хотела?

– Чего, радость моя?

– Сбросить с себя одежду и просто добраться скорее до подушки.

Хозяйка квартиры пыталась отыскать на дне своей сумочки ключи, но они, как назло, затесались между ненужными безделушками.

– Не ищи, у меня есть, – Николай остановил её, достав из своего кармана ключи.

Люба отправилась в спальню и через полчаса уже сладко посапывала в постели, Николай же сидел в гордом одиночестве на балконе, раскуривая сигарету. На подоконник поставил кружку чая и, пуская кольца сигаретного дыма, думал о всяком. Не спалось, а почему – и сам не знал. В дверь позвонили. Николай открыл дверь не спросив, кто за ней, и не посмотрев в дверной глазок, думая: как всегда соседке Алевтине Моисеевне что-то опять понадобилось.

– Салют! – пропищал Мульт.

– Здарова, старина, как поживаешь? – кивнул Гампр.

Николай хотел было закрыть дверь, но нога Гампра помешала.

– Стой, стой, браток.

– Что надо, недоноски? – прорычал Николай. – Пошли вон отсюда.

Кулаки Гампра и Мульта зачесались, но оболтусы припомнили наставления Гаспара: лишь припугнуть.

– Слышь, мы пришли с миром вообще-то, – прошепелявил Мульт.

– Несусветно этому рад, – сострил Николай, – вы как сюда попали? Чего надо от меня?

– Короче, Колян, – начал свой весьма разумный разговор Гампр, – не шурши: Гаспар простил тебе долг и забыл про все тёрки между вами.

– За базар отвечаешь? – Николай прищурил глаза.

– Зуб даю.

– Так вы из-за этого припёрлись в Москву? Не верю, фуфло всё это. Дальше говори.

– Короче, надо, чтобы ты вернулся обратно: Гаспар хочет тебя отправить на клёвое дело.

– Ещё чего. Кто такой Гаспар, чтобы указывать мне, что делать? Я под ним не хожу!

– У тебя красивая девчонка, старина. Кажись, поздними вечерами она возвращается домой одна?

Мульт пожалел о том, что впутал в ночной разговор Любу.

Николай вспылил: разозлившись, вышел из квартиры на лестничную площадку, закрыл за собой дверь и разъярённо приблизился к крепкому, но глуповатому и недалёкому парню с языком как помело.

– Ты чего, детина, бабой решил меня пугать? Ты сейчас у меня плохо кончишь, –прошипел Николай, доставая из кармана складной ножик – всегда носил его с собой вместе с пачкой сигарет.

– Колян, погоди, браток, не кипятись, – назревающую драку и, возможно, поножовщину остановил Гампр. – Ты не злись: пойми, с нас тоже спросят, если не сделаешь так, как надо.

Николай улыбнулся краем рта – не мог забыть ещё драки в коридоре цеха, ненавидел этих пресмыкающихся перед Гаспаром идиотов, которые «разукрасили» его спину и рёбра.

– В связи с чем я должен делать так, как надо, а? – повышенным тоном спросил Николай.

– Хотя бы просто потому, что мы знаем, где живёт твоя мадам: даже если не мы её обидим, то всегда найдутся другие. Помозгуй сам!

Николай полагал: «Не нужно быть Вольфом Мессингом, чтобы предугадать, на что способна бандота…»

В это время соседка из квартиры напротив – Алевтина Моисеевна – пыталась разглядеть в дверной глазок, кто же там выясняет отношения в столь поздний час. К сожалению, ей не удалось полностью расслышать разговор мужчин, находящихся по ту сторону двери. Наконец, изнемогая от любопытства, она открыла дверь.

– Доброго вечера, Коленька, – Алевтина Моисеевна обвела взглядом незнакомых ей мужчин, требовавших чего-то от жениха её соседки.

– Добрый вечер, тётя Аля.

– Здрасьте, – отозвались бестолочи Гаспара, кивнув старушке.

– Коленька, я чего вышла-то, – начала издалека Алевтина Моисеевна, – у меня со светом какие-то перепады. У вас с Любочкой не мигает?

– Не мигает, тёть Аль.

– Тогда ладно, пойду возьму таблеточку болеутоляющего и спать. Нога ноет на погоду, просто страх какой-то…

– Доброй ночи.

Но соседка закрывать дверь и идти спать не планировала, задала вопрос в лоб:

– Сынок, у тебя всё в порядке? Может, в милицию позвонить?

Гости занервничали, перетаптывались с ноги на ногу.

– Не волнуйтесь, тётя Аля, – это мои товарищи. Забежали, так сказать, на минутку, уже собираются уходить, а то заболтались.

Все трое на площадке расслабились, как только щёлкнул замок в дверях Алевтины Моисеевны.

Гампр достал пачку «Беломорканал»: сперва весьма демонстративно предложил закурить Николаю, но тот отказался, затем сунул папиросу Мульту, у которого от услышанного слова «милиция» пухли уши.

– Мне потребуется несколько дней, чтобы уладить здесь кое-какие дела. Разгребусь с ними – прилечу ближайшим рейсом.

– Кайфуй-кайфуй, но счётчик времени уже тикает: схитришь или сольёшься – пеняй на себя, Колян.

– Угрозы?

– Предупреждение. Чао-какао!

Разгильдяи спустились вниз по ступенькам, а Николай проводил взглядом нежданных гостей, вернулся в квартиру, запер дверь и поплёлся в спальню. Люба, уткнувшись носиком в подушку, тихонько и беззаботно спала. Николай прилёг рядом, невольно потревожив девушку.

– Где ты был, Коленька?

– Покурить выходил. Спи, маленькая моя.

Он не отводил от Любы взгляда: раньше она казалась ему легкомысленной, ветреной, глупой женщиной, любовь которой тяготила, тянула ко дну, обязывала его – свободного как ветер мужчину. Стыдно было признаться самому себе – не то что другим ребятам – что страшно ему потерять эту девушку, боится он, что случится с ней что-то, обидит её кто-нибудь, а он не защитит, не прикроет собой.

– Люба?

– Да? – сквозь сон пробормотала девушка.

– Я горло за тебя перегрызу.

Но она не слышала откровений Николая. Он же перед сном по привычке, уставившись в бесконечно высокий потолок «сталинки», окунулся в воспоминания.

38. Родительский дом, Красноярский край, 1963 г.

Отец мучается и стонет: врачи прописывают лишь слабые обезболивающие, но они ничуть не помогают.

– Коля! Коль! – среди ночи отец зовёт Николая, но тот, затыкая уши пальцами, притворяется, будто ничего не слышит.

Отец не прекращает орать, кажется, он кричит ещё громче.

– Мне обязательно к нему идти и слушать его бред? Он ведь обречён, – недовольно бросает мальчик, войдя в комнату матери, – ему ничем не поможешь, мам.

– Не смей говорить такое! – кричит мать на Николая и следом отвешивает ему звонкий подзатыльник. – Отец зовёт, значит, иди и сделай то, что просит.

Метастазы от раковой опухоли заползли и в головной мозг отца, он уже не соображал ясно, забывался, периодически не узнавал даже жену или родного сына.

– Сынок, растопи-ка печь – что-то холодно очень.

– Растоплена уже, пап.

– Холодно в доме, заболеем.

– Пап, я растопил печь, у мамы спроси.

– Ах ты трутень, ты ещё и отцу родному врёшь? Дурака из меня делаешь? Говорю тебе: растопи печь! – ни с того ни с сего начинал кричать отец, не понимая, что в доме от жары и духоты уже дышать нечем.

Николай выходил из комнаты, делая вид, что идёт растапливать печь и заново возвращался, но отец всё не успокаивался: кричал, материл сына, звал мать Николая.

– Мам, отец меня выгнал из комнаты. Тебя звал.

Мать вздыхала:

– Что от тебя отец хотел?

– Чтобы я печь растопил.

– Ташкент в доме. Куда же ещё топить?

– Сама ему скажи об этом – он мне не верит. Спятил совсем.

И подобные сцены повторялись изо дня в день. Ко всему остальному, Николай слышал, как отец то выгоняет мать, то обзывает её самыми ужасными и обидными словами, то бросает ей в лицо всё, что попадается ему под руку. Неконтролируемая агрессия больного раком отца и отчаяние матери, которая ради спасения мужа выносила из дома на продажу всё, что можно, сломали мальчика – он сбежал. Ночевал то в заброшенных домах, то у случайных знакомых, а однажды и вовсе прибился к цыганскому табору, в который его по воле случая привела семнадцатилетняя цыганка Роза. Случилось так, что юный воришка бумажников, наручных часов и продуктов на рынке зашёл не в свой район – в нём как раз промышляла Роза. Она же и схватила Николая за руку.

– Со родес ту? Что тебе здесь нужно, мальчик? – допрашивала цыганка. – Это моя территория, уходи подобру-поздорову.

– И не подумаю! Сама уходи, дурочка! – Николай набросился на неё с кулаками.

– Ду те ла драку! Пошёл к чёрту! Мелкий воришка.

– Проваливай, цыганка, иначе худо будет!

Не успел Николай и оглянуться, как его окружила целая толпа цыган: они тянули мальчика за рукава, кричали что-то ему в лицо на непонятном языке, махали перед ним руками, толкали, лупили кулаками по спине. Но Роза внезапно заступилась за попавшегося воришку, отбила парня у своих же цыган, а затем произнесла ему на ухо:

– Чавэ, а ты мне нравишься! Хочешь ко мне в табор?

Выхода не было: либо отдаться на растерзание толпе цыган, либо подружиться с красавицей, примкнуть к её табору. Николай поднял невидимый белый флаг – ответил «да» хорошенькой цыганке.

В таборе его кормили, давали какой-никакой кров над головой, в кармане всегда была свежая копейка, заработанная, безусловно, нечестным трудом.

– Пройдёшься по «семьям», занесёшь им «шляпу», – командовал толстоватый цыган – главный в таборе.

Николай ходил по притонам – «семьям» наркоманов, которые поначалу выкупали у него гашиш, постепенно переходя на «шляпу» – маковую соломку.

«Жя Девлеса!» – слышал он от Розы.

Это значило «иди с Богом». Так она приговаривала каждый раз, давая ему в руки банку с двойным дном: наркотики находились под малиновым вареньем.

Бо́льшую часть «заработка» Николай отдавал цыганам, оставляя себе лишь пару рублей на еду и папиросы. Но прошло время, и Николаю надоело разносить наркотики по притонам: однажды поздней ночью он пропал бесследно из табора, найдя другую, более интересную работу.

– А давай сберкассу «бомбанём», Петька? – Николай обратился к давнему другу, придя к нему под дом.

– Родители узнают – убьют! – мальчонка затрясся. – Даже не думай об этом!

– Я с Митей переговорил, он согласен.

– Это слишком сложная задача, дружище…

– Кто говорит?

– Я говорю.

– Ты сам всё усложняешь. Решайся, деньжат заработаем… Я всё продумал и просчитал.

– Что ты такое говоришь? Нас же перестреляют как бандитов или в тюрьму посадят… Думаешь, за кражу по головке погладят? Не буду я ввязываться в твоё грязное дельце!

– Трусливый ты пёс, – бросил Николай и, засунув руки в карманы, отправился прочь, скрылся в темноте, подумав про себя: «Подонок. Предатель. Друг, называется».

Увидев в нескольких шагах от себя лавочку, Николай решил переночевать на ней.

– Хорошо, что лето, спать можно, где вздумается, – утомлённо развалившись на скамье, проворчал он.

Во сне его кто-то тормошил – это был тот самый трусливый и побледневший от мысли об ограблении сберкассы Петька.

– Спишь?

– Допустим. Что молчишь? Чего хотел?

– Поговорить.

– Так валяй.

– Я это… Согласен с тобой пойти на г… рабёж, – заикаясь, выпалил сорванец.

– Надеюсь, ты понимаешь, что тебя никто по головке не погладит? – на лице Николая появилась злобная улыбка.

Петька пожал плечами.

– Говоришь, Митя согласен, а я что – самый «лысый» из всех? Нет, – протянул Петька, – я не трус и не боюсь!

Втроём ночью и ограбили сберкассу. Двое – Петька и Митя – по плану Николая тихонько разбирали кирпичную стену, а сам он как наиболее тощий и ловкий из всех пролез в небольшое отверстие, забрал деньги и шустро вернулся с ними к друзьям.

– Ну, здравствуйте, товарищи аферисты, – Николай вкрадчивым тонном обратился к ребятам. – Ознакомьтесь, денежки – собственной персоной!

– Вот это да! – выпучил глаза Митя.

– Это сколько же тут? – боязливо прошептал Петька.

– Не хочу даже и считать! – гордо ответил Николай. – Ну всё, дёру!

Разбежались в разные стороны, но встретились привычно, на «своём» месте возле старой шахты.

– Предлагаю отметить наш успех в ресторане! – Николай поднёс к папиросе горящую спичку.

– Коляш, а ты не допускаешь, что нас возьмут? – затягиваясь прикуренной приятелем папиросой, поинтересовался Петька, боящийся даже собственной тени.

– Да кто нас возьмёт? Кому мы нужны? – прыснул Митя. – Других, что ли, подозреваемых нет?

– Не возьмут, – серьёзно заявил Николай. – Завтра в город едем?

Воспоминания оборвала рука Любы: Николай осторожно взял её. Что-то кольнуло в груди, кто знает – может, жило в ней сердце?

В глазах пекло и чесалось, словно кто-то насыпал в них песка: он взял с прикроватной тумбочки таблетку снотворного – на небе уже рождался рассвет. Перед сном пролетело последнее воспоминание.

– Завтра жди, приеду за тобой, – Николай шептал на ушко студентке педагогического института.

Он умел анализировать настроение девушек и женщин, знал, чего каждая из них хотела и на что была способна: молоденьким хотелось принца и романтики, долгих разговоров и прогулок под луной; женщины постарше мечтали о серьёзных отношениях и браке – и Николай мастерски играл роль потенциального жениха. Только дальше одной ночи не заходило. Сбегал.

– Обязательно буду ждать! – студентка смотрела горящими и влюблёнными глазами в недавно разбогатевшего незнакомца.

Но он так и не приехал.

39. Дом Феликса, Ленинакан, день, 27 июля

– Феликс, братишка, открывай! – Николай колотил рукой в дверь.

Открыла Маша – заплаканная, замученная, разбитая.

– Коля? Ты каким образом здесь оказался? – Маша с удивлением и надеждой смотрела на Николая, который, возможно, мог бы выручить её мужа – брат ведь как-никак. – Входи скорее! Феликс говорил, ты позже прилетишь, зарплату его привезёшь…

– Да, Машка, как раз привёз, – Николай открыл бумажник и, не считая вытащенных из него купюр, передал деньги в руки. – Где Феля? – с ходу поинтересовался, глядя на расстроенную и запуганную Машу.

– Пойдём на кухню – я должна тебе кое-что рассказать.

– Что случилось? Что-то серьёзное?

Маша прикрыла дверь на кухню, чтобы девочки не слышали разговора взрослых.

– Наша жизнь сейчас мало похожа на праздник, Коля. Феликс в тюрьме.

Гость изменился в лице: нахмурился, настороженно посмотрев на жену своего брата.

В голове Николая промелькнуло: «Повязали за магнитофоны».

– Что он сделал?

– До того, как я вышла замуж за Феликса, моей жизнью настойчиво интересовался один мужчина – его зовут Гагик. Он проходу мне не давал, хотел, чтобы я была его невестой, пытался всячески купить мою любовь, но я выбрала Феликса: стала ему женой, родила детей, но Гагика это лишь раззадорило. А с тех пор, как ты забрал Феликса в Москву на работу, – так и вовсе.

– Феликс его избил? – спросил Николай, понимая, к чему ведёт Маша. – Или убил?

– Слава Богу, что не убил.

– На сколько посадили?

– Не знаю – я каждый день оббиваю пороги отделения, но милиционеры ничего не говорят, – Маша закрыла лицо руками. – Гагик заявление забирать не хочет – ставит мне ультиматум: или я ухожу от мужа, и лишь потом он забирает заявление из милиции, или гнить Феликсу в тюрьме из-за моей гордости.

– Так и говорит?

Маша разрыдалась ещё громче.

– Прекрати немедленно. Пиши мне адрес отделения и той жертвы аборта, преследующей тебя.

– Гагика?

– Гагика!

– Коля, по-твоему, кулаками можно решить этот вопрос? – она спросила, серьёзно взглянув на Николая. – Не хватало ещё, чтобы ты тоже загремел за решётку!

– Обещаю, не загремлю. Я не буду его избивать – ему, видимо, и без меня здорово влетело. Просто поговорю с ним, поверь мне.

Маша написала на листке старенькой записной книжки адрес отделения милиции, номер комнаты, где сидел милиционер, с которым она так и не смогла договориться, и домашний адрес Гагика.

– Колечка, – Маша вздохнула, посмотрев на брата своего мужа тоскливыми и опечаленными глазами, – прошу тебя, не натвори глупостей и помоги Феликсу чем сможешь.

«Всё-таки странный народ женщины», – рассуждал Николай, покидая дом двоюродного брата, – «эти невинные овечки бросают нас в пучину бед, из-за них идём на криминал, а сами будто не при делах! Тьфу! Сплошные проблемы от них!»

40. Отделение милиции, Ленинакан, день, 27 июля

Николай стоял у входа в отделение: от крупных чётких букв, из которых Кай не собрал бы слово «вечность», но сложил бы слово «милиция», его коробило, подташнивало.

«Чёрт бы меня побрал – притащиться в логово оборотней… Только ты так можешь, Коля», – размышлял Николай, но всё же переборол себя, войдя внутрь.

Дежурный, отлучившись на каких-то пару минут, прозевал посетителя, который пронырливо проскользнул мимо него прямиком в кабинет под номером девятнадцать.

– День добрый, – произнёс Николай, войдя в кабинет милиционера без стука, – хотел бы поговорить с вами насчёт своего брата – Феликса Калачана.

Милиционер, не поднимая головы и не отвлекаясь от писанины, ответил:

– Всем семейством ходим, просим?

Николай усмехнулся, бросив на стол милиционера пачку денег – судя по её толщине, там было не меньше двух тысяч рублей.

– Товарищ милиционер, ну какой из Калачана преступник? Подумаешь, за бабу свою заступился, так что, теперь всех сажать нужно? Он же, наоборот, насилие над женщиной предотвратил! Уверен, у нашей доблестной милиции и так других важных дел хватает, а вы непонятно чем занимаетесь – мелочовкой всякой, калачанами…

– Как вас зовут, молодой человек?

– Николаем зовут.

– Николай. Я абсолютно согласен с тем, что дело вашего брата не стоит внимания милиции, – правоохранитель потянулся за пачкой денег, но Николай придержал его руку.

– Так вот. Давайте договоримся с вами: сейчас вы с удовольствием забираете то, что лежит перед вашим носом, но взамен я попрошу уничтожить при мне личное дело гражданина Калачана, который наверняка не интересен никому в этом отделении.

– Но…

– Прошу вас, товарищ милиционер, не делайте из обычных людей преступников: он не вор и не убийца, а порядочный семьянин. Понимаю, следовали букве закона, давали слово офицера. Но я хочу, чтобы дети моего брата – две хорошенькие малышки – выросли в полной семье, где отец любит и уважает мать, а та – стоит за мужа горой. Нельзя разрушать семьи и ломать судьбы стольких людей.

– Не спорю, товарищ Калачан.

– И это прекрасно!

– Мне импонирует ход ваших мыслей, Николай, и я готов пойти вам навстречу, но повлиять на мнение гражданина Манукяна, к несчастью, не в силах. Этот человек написал заявление на вашего брата, приложил документ из больницы о том, что пострадал от рукоприкладства… Моё халатное отношение к делу может обернуться против меня – если я отпущу вашего брата, то гражданин Манукян может пожаловаться на меня, пойти «выше» – тогда настучат мне по шапке и лишусь я своей должности.

– Манукян должен забрать заявление?

Милиционер кивнул.

41. Дом Гагика Манукяна, Ленинакан, день, 27 июля

– Здравствуй, гадёныш, – бросил Николай Гагику, стоило лишь тому открыть дверь.

– Ты кто?

– Слышь, псина дворовая, тебе не кажется, что ты что-то попутал: на брата моего заявы катаешь, к бабе его пристаёшь, условия ей какие-то ставишь? У тебя со зрением всё нормально? Кольцо на её пальце видел?

– Я сейчас милицию вызову! Кто ты такой: пришёл в мой дом ещё и оскорбляешь!

Николай достал из кармана складной ножик.

– Слушай внимательно, подонок: ты идёшь в отделение милиции и сделаешь так, чтобы моего братца сегодня же выпустили из КПЗ.

– Никуда идти не собираюсь.

– Что сказал?

– Никуда я не пойду.

Лезвие ножа блеснуло в руке Николая.

– Это ещё почему, дорогой?

– А потому, что твой братец-бандит избил меня – за это я его наказал. Тебе пора.

Николай ударил Гагика по лицу.

– Что говоришь?

Бледный Гагик молчал, вытирая кровь с разбитой губы.

– Будешь угрожать – заявление и на тебя напишу, мне терять нечего, так и знай.

Николай вторично ударил Гагика, отчего тот упал. Николай присел на корточки и с презрением взглянул на лежащего на полу мужчину, тот пугливо косился по сторонам, не решался посмотреть в глаза своему обидчику.

– Сегодня я один пришёл к тебе на разговор, но предупреждаю: завтра к тебе нагрянут люди – их будет много, и разговаривать с тобой они станут намного жёстче, чем я сейчас. Ты можешь жить спокойно и долго в том случае, если сегодня же заберёшь заяву из милиции на моего брата и оставишь в покое его жену.

Гагик тяжело вздохнул и недовольно осмотрел незваного гостя, в одной руке которого находился нож. Николай же был спокоен – при желании он мог бы одним зубом перекусить эту трусливую скотину, валяющуюся у его ног. Гонор Гагика куда-то улетучился, зато пришёл страх – Николая это веселило.

– Нож убери.

Николай спрятал нож и отошёл от Гагика, раздражённо сказав:

– У меня к тебе много вопросов, дружище, но задавать я их тебе не буду. Скажу лишь одно: ты мне не нравишься – слишком уж морда твоя слащавая и скользкая. Даю тебе немного времени на размышления – ровно час. Подумай, что лучше: отозвать заявление или быть внезапно убитым из-за своей же тупости?

– Ты мне угрожаешь?

– Элементарное обещание. Бывай!

Николай плюнул под ноги Гагику и вышел, громко хлопнув тяжёлой деревянной дверью.

– Тоже мне… лопух, хлопающий ушами… – процедил Николай.

Гагику дважды не повезло на гостей, он уже подумывал сменить место жительства: слишком часто его начали избивать в собственном доме.

42. Управление уголовного розыска, Москва, ранний вечер, 27 июля

Трое следователей во главе с капитаном Андреевым трудились в душном и тесном кабинете: за окнами, выкрашенными едкой синей краской, шумела Москва. Недолгое рабочее молчание, которое образовалось в силу занятости и загруженности правоохранителей, нарушил молодой офицер, недавний выпускник школы милиции.

– Товарищ капитан, вас вызывает товарищ полковник.

Двое коллег Андреева переглянулись между собой: полковник просто так к себе Дотошного не вызывал бы.

Андреев молча покинул свой кабинет.

– Ниночка, Филиппов у себя? – обратился он к секретарше.

– Да-да, Альберт Сергеевич, входите.

Андреев бодро вошёл в кабинет начальника.

– Вызывали, товарищ полковник?

– Так точно. Проходи, Андреев.

Капитан приблизился к длинному массивному столу, примыкающему к столу полковника, глазами отыскал самый удобный стул и – конечно же, первый по правую руку от начальника. Присел.

– Три месяца назад, кажись, ты занимался ограблением сберегательной кассы…

– Так точно, товарищ полковник.

– И как успехи? – сдержанно осведомлялся Филиппов.

– Дело закрыто, товарищ полковник, преступник пойман.

– И как тебе удалось его схватить?

– Следы, оставленные грабителем в сберкассе, вывели нас на модель обуви…

– И что? – прервал Филиппов.

– Мы распространили по всем отделениям милиции информацию о туфлях, точнее сказать, раскидали фотографии, и результат не заставил себя долго ждать.

– Андреев, хоть зарежь, не пойму тебя. Яснее докладывай.

– Попался наш вор на краже спиртного. Его доставили в отделение милиции, а там сотрудники проявили чуткость и обратили внимание на обувку задержанного. Он был в тех туфлях, что и грабитель сберкассы. Экспертиза подтвердила данный факт. Поначалу преступник утверждал, что нашёл туфли возле мусорного бака…

– Альберт! Что за бред ты несёшь? Едрёна мать! – перебил полковник, вставая со стула. – Знаешь, почему я тебя вызвал сюда? – сердито поинтересовался Филиппов, бросая перед капитаном папку с документами.

– Уже догадываюсь…

– Ограблена сберкасса на Кастанаевской: вор пробрался внутрь через отверстие в стене, так сказать, разобрал пару-тройку кирпичиков и вуаля.

Андреев открыл папку с документами и принялся вчитываться в материалы дела. Изображая, будто слушает полковника, он пробубнил:

– Всё, как в прошлый раз…

– Именно, Альберт! – выкрикнул Филиппов, добавив: – Проклятье… Грабит по чётко отработанной схеме, всё продумывает до мелочей.

– Какие-то улики?

– Отсутствуют. Андреев, ты должен положить конец этим преступлениям! Сколько может продолжаться хищение денежных средств наших граждан?!

43. Дом Феликса, Ленинакан, вечер, 27 июля

– А папу-то на ужин пригласить забыли? – Феликс вошёл на кухню.

Зара и Тамара, соскучившиеся по отцу, бросили свои ложки и, вскочив из-за стола, принялись его обнимать и целовать.

– Папочка! Папочка дома! Не забыли!

Маша поливала цветы, украшающие старенький, но чистый подоконник. Она стояла у окна с кувшином в руках и не могла поверить собственным глазам: такой любимый и родной муж – её Феликс – вернулся домой.

– Маш, дверь почему не заперта?

– Господи, Феликс…

Маша бросилась на шею мужу.

– Как же я соскучился по вам, девочки мои… – Феликс принялся целовать мягкие щёчки своих дочерей. – Признавайтесь, слушались маму?

– Слушались! – громко ответили малышки.

– Папуль, почему тебя так долго не было? Мы тебя очень заждались! Мамочка каждый вечер плакала, теперь подушку придётся сушить! – маленькая, но чересчур смышлёная Тамара принялась ругать отца.

Феликс растерянно перевёл взгляд на Машу.

– Папочка наш был в беде! Слава Богу, всё обошлось, доченька, а подушку высушим! – рассмеялась Маша.

Ужинать сели всей семьёй. Феликс не мог налюбоваться на Машу: столько дней её не видел, не обнимал, не чувствовал тепла её рук. Девочки убежали в свою комнату, оставив родителей одних.

– Не могу поверить, что ты дома, Феликс… – шептала Маша. – Спасибо Коле – если бы не он…

– Коля?! – переспросил Феликс, на несколько секунд замерев от удивления.

– Да, – Маша осторожно начала свой рассказ, – принёс твою зарплату. Мы совсем немного поговорили с ним, он обещал помочь. – Маша смахнула скатывающуюся слезу рукой.

– Значит, слово своё сдержал.

– Феликс?

– Да, Маш.

– Признайся: тебя там хоть не били?

– Нет, хорошая моя, ну с чего бы меня там били, да и за что? Ты мне лучше скажи, почему дверь не заперла?

– Да я бегала туда-сюда… Вылетело из головы совсем.

– Запирай, когда хозяина нет дома.

Стоило Феликсу подумать о благородном поступке брата, как кто-то забарабанил в дверь. Само собой разумеется, это был Николай.

– Добрейшего вечера тебе, злостный нарушитель общественного порядка! – он протянул руку Феликсу.

– Привет, Коль.

Феликс не подал руку брату – шагнул к нему и обнял, похлопав по спине.

– Проходи, чего стоишь?

Николай повременил с тем, чтобы войти в дом, отошёл немного назад от брата, предложил ему закурить на крыльце.

– Я, брат, может, в последний раз пришёл к тебе.

Николай достал из пачки последнюю сигарету.

– Кури, – предложил Феликсу.

– Последнюю даже менты не забирают. Давай пополам?

– Давай.

– Ты сказал «в последний раз пришёл». Почему?

– Проблемы у меня, Фель: в общем, встрял я на приличные бабки – задолжал их серьёзным людям, которые уже добрались и до Любы – ей угрожают. Не знаю как, но они разыскали меня в Москве, узнали, где, с кем живу, адрес, все дела…

– Может, в милицию?

– Фель, ты чего? Какая милиция?

– Давай я буду как-то помогать закрывать твой долг? Сколько там?

– Не погасить его, даже если придётся работать на трёх работах.

Феликс, услышав сумму, присвистнул.

– Слушай, переезжай ко мне! – предложил Феликс. – Дом большой, места хватит на всех. Здесь они тебя точно не найдут.

– Залечь на дно не удастся – они что-то сделают с Любой.

– А если ты расстанешься с ней на время?

– Всё равно обидят. Ты читал Экзюпери?

– Нет. А ты?

– Тоже нет, но он писал: «Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил».

Братья замолчали. В животе у Николая предательски заурчало.

– Найдётся тарелка супа для брата?

– Обижаешь, брат.

Дверной замок защёлкнулся.

44. Квартира Любови Акимовой, Москва, вечер, 27 июля

Неожиданно для самой себя Люба вернулась в пустую квартиру.

На кухонном столе девушка обнаружила написанную неаккуратным, но до боли знакомым почерком записку: в ней Николай сообщал, что ему срочно нужно уладить кое-какие дела в Ереване, просил Любу зря не волноваться и не делать поспешных выводов. В конце коротенького письма добавил: «Целую. Скучаю» – эти два слова заставили балерину загрустить.

В глазах Любочки поселилась тоска: она пришла не одна – притащила за собой разочарование, отчаяние, безнадёжность. Девушке казалось, что именно она является причиной того, что Николай сбегает от неё: слишком уж невеста обременяет своего жениха отношениями, возможно, многого от него требует, ограничивает свободу, обязывает, привязывает, пытается женить на себе. От грустных мыслей сердце Любы заныло, кольнуло и обожгло.

Кто-то позвонил в дверь.

«Любочка, это тётя Аля!» – послышалось по ту сторону двери.

– Алевтина Моисеевна? – Люба открыла дверь и увидела перед собой взволнованную чем-то соседку.

– Здравствуй, деточка, мне очень нужна помощь Коленьки!

– Коли нет дома – только-только сегодня улетел. А что случилось, тётя Аля?

– Лампочка в прихожей перегорела… – с досадой произнесла соседка.

– Так давайте я вам вкручу? Я же не просто балерина – на все руки мастер!

– Любочка?

– Да, тёть Аля?

– У Коли проблемы?

– Дела кое-какие в Ереване. С чего вы взяли, что у него проблемы? – Любе стало не по себе от вопроса, который ни с того ни с сего задала соседка. – Я сегодня очень рано вышла из дома, а когда недавно вернулась, увидела лишь записку на столе, и ещё меня беспокоит то, что он не ночевал дома. Может, на самом деле что-то стряслось?..

Алевтина Моисеевна позволила себе вспомнить тот день, когда на лестничной площадке молодой человек Любочки и пара неизвестных, очень подозрительных, по её мнению, личностей выясняли отношения на весьма повышенных тонах и не совсем литературным языком.

– Нельзя так – знаю, но ничего не могу с собой поделать, Любочка, – Алевтина Моисеевна начала оправдываться перед соседкой, – на днях услышала я разговор твоего мальчика и двух ребят – мне они показались неприятными молодыми людьми, хамовитыми какими-то, нагловатыми.

– А о чём они разговаривали, Алевтина Моисеевна, вы помните? – Люба с тревогой начала расспрашивать старушку о подробностях подслушанного разговора.

– Деточка, я услышала лишь пару фраз о том, что кто-то Коленьке твоему простил долг… – напрягая память, рассказывала женщина. – Да, и работу какую-то хорошую ему предлагали.

Люба всё допрашивала пожилую соседку, вытаскивала из неё по слову, но женщина, видимо, побаивалась откровенничать на лестничной площадке, ведь даже «у стен есть уши», – звала к себе в квартиру, ругала перегоревшую лампочку.

– Скажите, тёть Аль, как Коля себя вёл с теми ребятами? Ничего подозрительного вы не заметили в его поведении? – Люба вошла в квартиру напротив, захлопнув за собой дверь.

– Коля нервничал, деточка… Он нервничал… – приговаривала Алевтина Моисеевна, шаркая ногами по полу. – И тут я решилась вмешаться в их разговор: открыла дверь и предложила вызвать милицию!

– И что дальше?

– Один из Колиных друзей совсем бледный стал, увидев меня, – гордо произнесла соседка балерины, – а позже курить начал как паровоз!

Люба была крайне обескуражена, не зная, что и думать.

45. Обувной цех, Ереван, полдень, 28 июля

Николай вновь шёл злополучным коридором, где его уже однажды избивали недотёпы Гаспара. Проходил мимо рабочих каморок, смотрел на тех, кто сидел за швейными машинками, с презрением, с отвращением.

Подступил к комнате начальника цеха и хмыкнул: «А вот и крысиная нора». Взялся за ручку двери, резко повернул её в сторону.

Явился на разговор к Гаспару в безупречной одежде, невозмутимо спокойный.

Крыса с тремя своими крысятами сидела в кабинете, перемывая кому-то кости и обсуждая всякое. Понч делал вид, что слушает своего шефа; Гампр думал о чём-то своём, демонстрируя задумчивое и очень тупое выражение лица всем присутствующим; Мульт же занимался весьма полезным и неглупым делом – мизинцем ковырял в носу.

– О, пожалуйста! – Гаспар хлопнул в ладоши. – Какие люди? Прости, что без красной дорожки встречаем тебя!

Мульт захихикал и от своего заливистого смеха зашёлся кашлем.

– Ты хотел меня видеть, Гаспар? – Николай окинул взглядом четверых в рабочей норе цеховика.

– Хотел, Коля, даже очень… Ну, расскажи мне, как тебе жилось-то в Москве? Когда планируется свадьба? – мягко стелил Гаспар.

– Это как-то связано с тем делом, на которое ты хочешь меня послать?.. – Николай агрессивно старался перевести разговор на другую тему.

– Злой какой-то ты, Николаша. Был бы я на твоём месте – радовался бы, что долг простили, работу хорошую дают, невесту и пальцем не тронули…

– Но ты не на моём месте. Ты как меня нашёл? Откуда знал, что я в Москве?

Улыбка Гаспара была похожа на шакалий оскал.

– Ох, – вздохнул цеховик, – может быть, ты не замечал или ещё не до конца понимаешь, что я всё обо всех знаю.

– Да-да, – поддакнул Гампр. – Тебе не стоит убегать от своих друзей, Колян.

– Тамбовский волк тебе друг, брехло…

– Чего?! – переспросил Гампр, ерепенясь.

Николаю было противно находиться в кругу идиотов.

– Садись, Коля, – Гаспар указал гостю на свободный стул. – Я объявляю мир между нами – забудем все обиды во имя совместного хорошего дела!

«Мерзавец, пошёл на поводу своей алчности и азарта, заварил кашу с картами и магнитофонами, а теперь расхлёбывать придётся: лучше умереть, чем работать на этого полоумного. Чёрт, а если откажусь… Любу обидят», – шевелил мозгами Николай, а затем поинтересовался, бросив в сторону цеховика: – Что за дело?

– Будешь много знать – быстро состаришься, – ввязался в разговор Мульт.

– Ага, или пойдёшь на съедение рыбкам, – добавил Гампр, смеясь, словно старый осёл.

– Ты заткнёшься сегодня или нет? – раздражённо выпалил Николай, обращаясь к нему.

Тот в очередной раз вскипел, но его назревающую ярость повторно затушил Гаспар.

– Гампр, сходи на перекур – заодно и успокоишься. Вернёшься, как остынешь.

Толстолоб вышел из кабинета, зажав зубами папиросу.

– Приходи ко мне завтра в полдень: спокойно обсудим дело – оно очень горячее и интересное.

– Хорошо, – сказал Николай, – надеюсь, некоторых здесь не будет.

Гаспар утверждающе моргнул.

46. Сберегательная касса, улица Кастанаевская, Москва, полдень, 28 июля

Следователи смотрели на отверстие в стене и анализировали:

– Вор знал, где, когда и в котором часу начинать разбирать кирпичную кладку.

– Думаете, работает по наводке?

– Не исключено, Вань. Интервал между ограблениями – три месяца, значит, питается исключительно за счёт грабежа сберкасс – на дело идёт, когда деньги заканчиваются; берёт по-крупному; следы от туфель: тот же размер, но уже другая фирма.

– «Стиляга».

– Или предупредил кто-то…

– Вы кто такие? – за спиной Андреева и Лаврова послышался противный писклявый голос.

– Андреев – капитан милиции, угрозыск, – милиционер нехотя показал удостоверение. – А вы кто?

– Я начальник сберкассы. Ваши вчера уже приезжали.

– Что сказали?

– «Будем искать».

Капитан угрозыска мимолётно взглянул на туфли начальника сберкассы и спросил в лоб:

– Где вы находились позавчера утром, днём, вечером и ночью?

– Хотите сказать, что я попадаю под подозрение? – вопросом на вопрос озабоченно ответил мужчина.

– Ничего не хочу сказать – согласно инструкции, данный вопрос задаётся потерпевшим, подозреваемым, свидетелям.

– Позавчера утром находился на рабочем месте, после полудня поехал на дачу, товарищ капитан, – сорок три километра от Москвы.

– Кто-то может подтвердить ваши слова?

– Сосед по даче – Пронин Владимир Юрьевич! Он мне днём помогал ветки срезать, а вечерком бахнули мы с ним по рюмашке, да по домам разошлись.

«А мужик похоже не врёт…» – казалось Андрееву. – Добротные у вас туфли, товарищ…

– Яковлев. Они единственные служат мне верой и правдой, – усмехнулся начальник сберкассы. – Знаете, это ограбление как снег на голову. Что теперь с этим происшествием делать, ума не приложу.

«Не вы один такой…» – подумал про себя Андреев, закуривая сигарету.

47. Съёмная квартира Николая, Ереван, день, 28 июля

– Колька?

Имя прозвучало эхом в подъезде: хозяйка квартиры, которую снимал Николай, спускалась вниз по ступенькам в то время, как сам он по ним поднимался.

– Здравствуйте, Шушаник.

– Колька, привет. Я думала, ты съехал… – пролепетала как-то неестественно женщина.

Николаю стало неловко перед хозяйкой квартиры: пропал без вести на пару месяцев, ни ответа, ни привета.

– Второй такой хозяйки квартиры мне не сыскать, – отшутился он.

– А я уже подумывала сдавать квартиру другим ребятам, не пугай меня так больше!

– Как ваше здоровье, Шушаник?

– Со здоровьем так-то хорошо – порхаю помаленьку, но как только муж приносит зарплату – зрение ухудшается.

– Почему?

– Маленькая зарплата – денег не вижу!

Шушаник рассмеялась, уступая дорогу Николаю, мол, чего молодёжь задерживать пустой болтовнёй.

– Шушаник, я же вам ничего не должен?

– Нет-нет, ты же за три месяца мне заплатил. А ты где пропадал?

– В Москву летал по работе.

У Шушаник возникло естественное желание поделиться с квартирантом последними новостями, а точнее тем, что вспомнилось ей, как приходили к Николаю гости.

– Колька, послушай, я вот что хотела тебе сказать: приходили к тебе парни, настойчивые такие, просили, чтобы я дверь открыла, впустила их.

– И вы им открыли? – занервничал Николай.

– Без согласия своего квартиранта – не имею права! Пришлось им соврать: сказала, что помимо тебя у меня живут семейная пара и студент, но не поверили мне, один из них, толстый такой, сказал, что бывал у тебя, – встревоженно сообщила женщина.

Не самые добрые мысли пролетели в голове Николая. Он спустился на несколько ступенек вниз – хотел поближе поговорить с хозяйкой квартиры и успокоить её.

– Это мои знакомые, Шушаник, не пугайтесь.

– Коллеги? Но какие-то неинтеллигентные…

Николай ничего не ответил. Шушаник внимательно смотрела на квартиранта: на минуту ей показалось, что он чем-то обескуражен, но тщательно пытается это скрыть.

– Всё нормально у тебя?

«Не знаю. Не убеждён», – подумал Николай, ответив: – Да.

Николай попрощался с хозяйкой квартиры и начал подниматься по лестнице. Шушаник вновь окликнула его:

– Николайка?

– Да, Шушаник.

– Мой тебе совет: смени работу!

– Почему?

– Потому что твои коллеги несколько раз дежурили неподалёку от нашего подъезда!

Николай призадумался, услышав эти слова, донёсшиеся уже с первого этажа.

48. Дом Феликса, Ленинакан, вечер, 28 июля

Тихий и тёплый вечер обнимал Машу за плечи. Она сидела на скамеечке возле крыльца, любуясь закатом, девочки бегали с соседскими детьми недалеко от мамы – смех их звенел в ушах. Феликс вышел из дома, подошёл и поправил наброшенный на плечи Маши платок.

– О чём мечтаешь, красавица? – муж улыбнулся жене, садясь подле неё.

– О любви, – смущаясь, ответила она.

Он взял её за руку, а она положила голову на его плечо. Маша смотрела на дочерей, которые носились вдоль улицы, поднимая пыль.

– Ты считаешь, мы сможем? – спросила Маша.

– Что именно, Машенька?

– И через двадцать лет сидеть вместе на скамейке, всё так же любя друг друга?

– Вместе мы всё сможем.

Муж крепко обнял жену: она пахла абрикосовым цветком.

– Феликс?

– Да?

Маше нравилось называть своего мужа по имени: когда она произносила его имя, он тут же становился серьёзным и собранным, фокусировал своё внимание лишь на ней, отбрасывая лишние, ненужные мысли, пристально глядел на свою маленькую, иногда капризную, но очень понимающую женщину.

– Я должен ехать в Ереван, жена, – Феликс сурово обратился к Маше. – Знаю, неприятный разговор получается у нас, и время для него я выбрал не весьма подходящее, но появился Коля и…

– Вчера за ужином на нём не было лица. Что-то страшное случилось у него?

«Пока неясно… Если бы я сам знал, куда этот проныра встрял…» – мимолётом подумал Феликс. – Он нервничает, что с работой не справляется в одиночку, – может быть, я поеду к нему на днях в Ереван?

Маша осторожно поднялась со скамьи. Не пронзала Феликса резкими взглядами, не винила его в частом отсутствии в стенах дома, не выпытывала, о чём молчит и о чём судачит с двоюродным братом, лишь обронила:

– Надо – так надо. Он выручил тебя, а ты помоги ему.

Феликс оторопел: обычно Маша боялась неведомо чего, переспрашивала по миллиону раз, что к чему, пыталась опекать своего мужа, ограждать от странных действий и подозрительных предложений.

– Правда отпустишь в Ереван?

– Отпущу. Коля – твоя кровиночка. Если он просит твоей помощи или нуждается в ней – не отказывай брату.

49. Обувной цех, Ереван, полдень, 29 июля

Длинная стрелка на циферблате тянулась к двенадцати. Взглянув на часы, Николай неохотно поплёлся в кабинет Гаспара. В цеху под шум станков перекрикивались сотрудники; некоторые парни и девушки, опустив головы, сосредоточенно шили партию бесформенной обуви – план, знаете ли, сам себя не выполнит.

– Гаспар? – Николай окликнул цеховика, увидев его в одном из рабочих помещений.

Начальник, размахивая руками и громко ругаясь, что-то доказывал одному из сотрудников, читал ему нотацию, тыкая пальцами в лекала – по всей видимости, сотрудник не справлялся с работой; под ногами Гаспара, словно шавка, крутился Шурик.

– Никого не пускай в мой кабинет. Я занят, – Гаспар обратился к Шурику, увидев приближающегося к нему Николая. – Коля, привет, пойдём ко мне.

В кабинете сидел, закинув ногу на ногу Сева. Он поставил перед собой три пустые рюмки и бутылку коньяка, а также положил на стол большой бумажный свёрток, нечто вроде чертежа.

– Будем знакомы! – Сева улыбнулся Николаю, как только тот вошёл в кабинет Гаспара.

– Это ещё кто?! – заревел Николай, проигнорировав знакомство с Севой. – Гаспар! Кажись, мы договаривались, что лишних ушей не будет?

– Коль, не кипишуй, всё нормально, Сева в деле.

– Я долго не задержусь, – оправдывался Сева, видя раздражённого и нерадостного Николая, – мне придётся показать и объяснить вам кое-что – вы должны быть введены в курс дела и знать, как устроено хранилище, перед тем, как его «взять».

– Хранилище? «Взять»? – переспросил Николай и брезгливо поморщился.

– Гаспар рассказывал, что вы мастерски пробираетесь сквозь стены, – Сева подмигнул Николаю, разворачивая перед ним план помещения. – Полюбуйтесь, товарищи: картина «Государственный банк Армянской ССР в городе Ереване». Холст. Масло.

– Маркс твою Энгельс… – выругался Николай. – Гаспар, я буду похож на решето!

– Какое решето? – Гаспар недоумевал, что имеет в виду Николай.

– Которое из меня сделают менты, если схватят, – расстреляют на месте! Погони с перестрелкой не миновать!

– Не неси ерунды, я всё продумал до мелочей, – рассмеялся цеховик.

– Хм. Я не буду брать банк, Гаспар. Это не обычная сберкасса, где хранятся десятки тысяч! Даже матёрые грабители не способны «шарахнуть» такой крупный объект! Вооружённый поход на банк с миллионами мне не по зубам!

– Уважаемый, не всё так печально, как вы думаете, – Сева принялся успокаивать Николая. – Никакого вооружённого ограбления!

Сева показался Николаю душевнобольным, озабоченным идеей ограбить банк: глаза мужчины горели адским огнём, на лице проступила улыбка Чеширского Кота, а на лбу – пот.

– Это сейф? – Николай, вглядываясь в генплан банка, водил пальцем по прямоугольному значку на нём.

– В том-то и дело, что нет: в банке сейф вообще отсутствует!

– Где же тогда хранится наличность, неужто на полках валяется? – пошутил Николай, ничего не понимая из текущего разговора.

– Николай, вы просто гений! Да, на полках!

– Это розыгрыш какой-то? – Николай спросил очень тихо, пытался не сорваться на крик, чтобы не привлечь внимание работников цеха. – Миллионы лежат на полках просто так, не под семью замками? Не в сейфе? Скажи, пожалуйста, я совсем на идиота похожу, да? Если бы всё было так легко, банки бы грабили ежедневно!

– Поверьте мне, сейфа и вправду нет, но есть особая комната на втором этаже, она охраняется сигнализацией. В этом помещении деньги сберегаются стопками на стеллажах. Регулярно комиссия, в состав которой я вхожу как банковский работник, посещает эту комнату, дабы пересчитать все деньги до рубля.

– Так. И?

– А это, – Сева показал пальцем на комнату, расположенную на третьем этаже, – помещение для отдыха работников банка, не оснащённое сигнализацией, кстати, сейчас там ведутся ремонтные работы.

Гаспар разлил по трем рюмкам коньяк.

– Пора нам всем выпить и настроиться на работу.

Николай поднёс к губам рюмку и одним глотком покончил с её содержимым.

– Отвратительный у тебяконьяк, – укорил Гаспара за невкусный напиток. – Что тут находится? – стуча пальцем, он пытался понять, что означает символ в самом низу плана.

– Это охрана банка, Николай.

– Изумительно, вот она меня и убьёт!

Гаспар и Сева пытались успокоить панику Николая, но тот лишь нервно курил.

– Честно говоря, я думал, что ты дашь мне самую гнусную и гадкую работу, но, чтобы такую… – Николай бросал в адрес Гаспара обвинения, но тот им умилялся.

– Каждая дверь внутри банка и снаружи – под сигнализацией, – продолжал своё повествование Сева, – стены армированы.

– Я могу разобрать кирпичную кладку, а не бетонную, внутри которой ещё и арматура, – злобным шёпотом говорил Николай.

– Ты разберёшь горизонтальную стену, Николаша, – цеховик вмешался в речь Севы.

– Потолок?

– В яблочко! – щёлкнул пальцами Гаспар.

– Потолки в нашем банке тонкие, как фанера, простое сверло пробьёт в них дырку…

– Ай-яй-яй! – с укором бросил Николай, на его губах промелькнула саркастическая улыбка, разработанному Севой и Гаспаром плану он не доверял. – Заманчиво звучит твой рассказ, но есть одно «но».

– Какое?

– Я разберу потолок сейф-комнаты на втором этаже при условии проникновения в комнату отдыха на третьем этаже, а для этого, чёрт возьми, мне потребуется пробраться внутрь помещения банка. Как мне это посчастливиться сделать, если всё либо под сигнализацией либо армировано?

– Я ждал этого вопроса от тебя, – выпалил Гаспар. – Вплотную к зданию Госбанка примыкает жилой дом.

– Да, с нашим банком у него общая стена, – подчеркнул Сева.

– Она кирпичная, тебе её разобрать – как раз плюнуть, – вмешался Гаспар. – Чердак жилого дома расположен на одном уровне с комнатой отдыха, с него и начнёшь пробивать стену, чтобы проникнуть в банк на третий этаж.

– Разобрав чердачную стену дома, вы попадёте, несомненно, именно в то место, как говорит наш Гаспар, – Сева подтверждал каждый момент, о котором заикался цеховик.

– Значит, нужно ещё бесшумно проникнуть на чердак жилого дома, – подметил Николай.

– Совершено верно.

– Славно. Вопрос к тебе, Гаспар: на дело я иду ночью?

– В районе двух-трёх часов ночи.

– То есть в это время на улице, в квартирах примыкающего к банку дома, в банке, наконец, будет абсолютно тихо?

– Мертвецкая тишина.

– И никого не обеспокоит грохот, которым будет сопровождаться моя работа, скажем, ломом или зубилом? Или ты считаешь, что шум, произведённый падающими с потолка кусками бетона, охрана не услышит? – с издёвкой спрашивал Николай.

Гаспар ничего не сказал.

– Это нормально, что вы интересуетесь такими деталями, Николай, – брякнул Сева, – наша задумка пока неидеальна…

– Но времени у нас хватает, чтобы придать алмазу огранку, сделав из него бриллиант, – пуская клубы дыма, проговорил с пафосом Гаспар.

– Ай да молодцы! – похлопал в ладоши Николай. – Брависсимо!

– Я могу раз и навсегда отогнать твоё дикое желание язвить и хамить мне, Коля. Но сейчас нужно объединиться и обмозговать каждую деталь, иначе дело не выгорит.

Николай задумался на секундочку, а после одобрительно кивнул.

Мужчины принялись спокойно обсуждать все детали ограбления заново, без заметной агрессии и враждебности.

Между тем в цех вошла Стелла.

– Эй, где Гаспар? – девушка села на край верстака рядом с Шуриком, копошащимся в куче лоскутов кожи и дерматина.

– Велел не беспокоить и никого к себе не пускать.

– Почему?

– К нему на разговор кто-то зашёл.

– Кто?

– Светлый такой мужчина, имени не припоминаю…

– Айк?

– Нет. Стеллочка, а не изволишь испить чайку? – Шурик хотел отделаться от расспросов, но не тут-то было.

– А кто? Вова?

– Да нет же!

– Кто же?

– Наверное, уже видела его… Зовут, кажется, Николаем вроде бы!

– Поняла кто.

Стелла соскочила со стола, направилась к выходу из рабочей комнатушки.

– А ты куда, Стеллочка? – Шурик, словно боязливая секретарша, попытался остановить девушку.

– К Гаспару, куда ещё?

– Говорю тебе: нельзя к нему! Из-за тебя потом мне влетит!

– Не кипятись, – махнула рукой Стелла, – входить не буду, подожду за дверью.

Стелла побрела по коридору, тихо мыча себе под нос любимую песню: она сперва засмотрелась в зеркало, висящее в служебном туалете, а уж потом оказалась у кабинета любовника. Спиной привалилась к стене, затем от скуки снова выровнялась, опёрлась на правое плечо, потом на левое. Наконец, ей стало интересно, о чём же говорят мужчины. Она тихо подошла к двери и затаила дыханье: от услышанных диалогов у неё едва ли не выкатились из орбит глаза.

Ручка двери повернулась и появился Николай. Стелла даже не успела отскочить от двери, лишь попятилась назад.

– Привет, – бросил ей Николай, слегка удивившись.

Стелла испуганно моргала: её застали врасплох.

– Привет, – шевеля губами, словно безмолвная рыбка, ответила она.

«Кого принесло? Я же говорил меня не трогать!» – послышался голос Гаспара.

– Это я… – ангельским голосом ответила Стелла, провожая взглядом Николая.

Цеховик даже не сделал попытку улыбнуться – при виде Стеллы его сердце не дрогнуло.

– Солнце моё, а я мимо пробегала, дай, думаю, загляну к тебе! – жарко выпалила Стелла, впиваясь напомаженными губами в колючую щеку Гаспара.

– Пробегала бы себе и дальше… – буркнул цеховик, не обращая внимания на девушку. Он досадливо стёр след от её поцелуя.

– Здраствуйте! – Сева привстал, чтобы уступить Стелле место возле Гаспара.

– Привет, – девушка машинально махнула рукой, здороваясь. – Может, сходим куда-нибудь пообедаем? – кокетливо улыбаясь, поинтересовалась она у любовника и села на стул.

– Занят. Не сегодня.

Стелла не имела ни малейшего представления, как достучаться до Гаспара.

– Брючки в ателье сшила, нравятся? – любовница цеховика встала и покрутилась в разные стороны. Демонстрируя обновку, она посматривала то на Гаспара, то на Севу. Тому, видимо, наряд красавицы пришёлся по душе.

– Ага, – равнодушно ответил Гаспар.

– Что у тебя новенького-хорошего?

– Ты чего пришла? – свой вопрос девушке Гаспар задал по-хамски. – Случилось что?

– Обязательно должно что-то случиться? – Стелла занервничала: она выглядела нелепо в компании двух мужчин. – Не имею права зайти к тебе без повода?

– Я просил меня не беспокоить. Шурик не предупредил тебя?

– Предупредил, но я подумала, что…

– Что на тебя это не распространяется?

– Ну да. В чём дело, Гаспар? – Стелла нервно заморгала. – Понять не могу: ты то проходу мне не даёшь, то вдох-выдох без меня сделать не можешь, а сейчас разговариваешь со мной так, будто я в суп тебе плюнула!

– Я супы не ем.

Сева не получал удовольствия от качелей под названием «отношения»: ему хотелось удалиться из кабинета, чтобы не стать мимолётным свидетелем внезапных драматических сцен.

– Пойду в столовку, чего баклуши бить-то? – робким голосом обратился он к Гаспару.

– Стелла уже уходит, – заявил Гаспар, пристально глядя на покрасневшую от унижения любовницу.

На глазах девушки проступили слёзы: Севе стало её по-человечески жаль.

– Зря я, наверное, зашла… – Стелла наклонила голову, всем своим видом демонстрируя обиду. Она отыскала малозаметную точку на полу и принялась сверлить её взглядом.

– Пусть каждый из нас занимается своим делом, Стелла! – завопил Гаспар. – Иди себе.

Девушка в слезах покинула кабинет любовника, громко захлопнув за собой дверь.

– Грубо ты с ней, – Сева вернулся на своё прежнее место.

Лицо Гаспара изменилось до неузнаваемости: в его голове уже крутились образы купюр крупного номинала и вспыхивали картины, на которых он распоряжается деньгами, покупая дома, машины, ювелирные камни: бриллианты, рубины, сапфиры… В смоляных глазах воротилы горел огонь меркантильности и жадности. Азарт Севы обнести хранилище приутих, банковский работник молниеносно отрезвел, сумасшедшая и рискованная затея показалась ему идеей из области научной фантастики.

– Гаспарик, не буду отрицать, задумка обобрать банк гениальна, но, к сожалению, она призрачна: твой человек – Николай – будет замечен и схвачен охраной. Люди, сидящие на первом этаже, не настолько глупы и глухи, как ты думаешь. А ещё представь, если менты гоняются за медвежатниками, то что они сделают с нами, если узнают, что мы это всё организовали…

– Чего дёргаешься? Не узнают. Коля зверь, толковый малый, короче говоря, он «битый», сделает всё по-тихому.

Сева, нервничая, расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки, из-за которой показалось основание жилистой смугловатой шеи, покрытой чёрными волосами.

– Менты в Ереване хорошо работают, это тебе не глубинка какая-нибудь…

– Я тебя умоляю… Признайся лучше, сколько лежит в хранилище?

– Миллион есть точно. Даже поболее. Вдобавок сегодня ближе к вечеру прибудет солидная сумма свеженапечатанных банкнот.

– С ума сойти – «мил-ли-он»! – мечтательно произнёс Гаспар. – Греет тебе душу?

– Ах, Гаспар, – вздохнул Сева, – на это я и рассчитываю, что полученная за наводку денежка согреет мне душу, но мы так и не обсудили, сколько же прилетит мне на руки после хищения государственных рублей?

– О том, сколько прилетит, переговорим ещё. Добавлю наперёд: своих я не кидаю, если ты печёшься об этом. Дай Коле добросовестно выполнить свою работу – и тогда каждый из нас урвёт свой лакомый кусочек пирога.

Сева призадумался.

«Ишь какой, изворачивается как уж», – размышлял он, – «нет чтобы заблаговременно обсудить долю каждого. А вдруг сольётся? Не вижу причин доверять Гаспарику».

Цеховик, казалось, прочёл мысли Севы.

– Дорогой мой, ты наверняка полагаешь, что доверять мне нет никаких причин, но это далеко не так: каждому из нас нет смысла кидать друг друга, стучать – все мы уже варимся в одном котле и играем ва-банк. Расчёт за выполненное дело неминуем – миллиона хватит на всех.

Сева налил себе и Гаспару ещё коньяку.

– Чтобы дело сошлось, – произнёс он тост.

50. Государственный банк Армянской ССР, Ереван, день, 29 июля

– Молодой человек, оплачиваем проезд! – кондуктор обратилась к Николаю, сидящему задумчиво у окна. Он ехал, погружённый в страшные мысли, которые диктовал ему кто-то, сидящий на левом плече:

«Почему тебе не приходила идея „взять“ хранилище? Мечешься всё по мелочовке – сберкассы „чистишь“, а тут – Госбанк! Миллионы – и живи королём до конца своих дней, горя не зная!»

Николай протянул кондуктору деньги, получив взамен талончик, цифры которого говорили о том, что он «счастливый».

«За кражу десяти тысяч рублей суд приговаривает к высшей мере наказания – расстрелу», – шептал кто-то Николаю из-за правого плеча. – «Ты спроси самого себя, сколько стоит твоя жизнь. Миллион? Столько ты заплатишь за пулю в затылке?»

Николай выскочил из троллейбуса.

Трёхэтажное величественное здание Государственного банка Армянской ССР заставило Николая присвистнуть от восторга. Его взгляд невольно устремился на второй этаж, показавшийся ему воротами в рай.

Николай вошёл в дверь центрального входа и растерялся – такого количества людей в униформе он ещё не видел. Охрана. Там же, на первом этаже, располагалась касса: какой-то юноша получал из рук кассира энное количество купюр с изображением Ленина. Николай уставился на этого счастливчика. Громкий удар железной двери переполошил его, а появление пары статных мужчин в тёмной спецодежде, похожей на военную, заставило оторопеть. Инкассаторы проследовали от чёрного входа на второй этаж.

Обычно они приезжали в банк около четырнадцати часов дня. Вооружённые госслужащие привозили опломбированные мешки с надписью «Госбанк СССР», в которых лежали деньги – выручка магазинов, аптек, парикмахерских за день. «Дневную кассу», в отличие от «кассы пересчёта», не разрешалось открывать, нельзя было заглядывать в сумки с деньгами, брать в руки наличность – дозволялось лишь принимать мешки согласно полученным документам. Болтать с кассирами и главным бухгалтером банка инкассатором категорически запрещалось.

– Слушаю вас, – обратилась к Николаю женщина строгого и серьёзного вида. Сотрудница банка была вежлива, но холодна.

– Мне… – Николаю стало немного не по себе. – Мне нужно оформить сберкнижку для начисления заработной платы, – выпалил он. – Что для этого требуется?

– Лишь паспорт, – быстро ответила она.

– Лишь паспорт? – с наигранным удивлением переспросил Николай.

– Верно!

Николай покинул здание неспешной поступью, украдкой озираясь по сторонам. Он старался запомнить любую деталь, каждый закоулок банка. По ту сторону дороги, в это время, за ним наблюдали Гампр и Мульт.

Гаспар не лыком шит. Заранее велел подчинённым следить за Колей: Гаспару нужно было знать, куда идёт, с кем встречается, о чём говорит «подопытный кролик». Глазами цеховика были его недотёпы: их «Нива» висела на хвосте троллейбуса, в котором ехал Николай.

– Тормози! Он выходит! – Мульт дёргал Гампра за плечо.

– Не ори на ухо, чурбан! – одёрнул его тот, крепко сжимая мозолистыми руками руль.

– А нам обязательно тащиться за ним? – поинтересовался настырный Мульт, разминая кулаки.

– Обязательно. Бери газету и пойдём.

– Куда?

– Воду видишь? – Гампр пальцем указал на небольшой фонтан примерно в сотне метров от здания банка.

– Вижу.

– Там посидим.

Они вышли из машины и сели на мраморный парапет, ограждающий фонтан. Молодёжь наслаждалась летом, шумела, хохотала, втягивая двух наблюдателей в круговорот уличного веселья. Мульт на время оставил Гампра одного – всё равно Николай уже вошёл в Госбанк – и вернулся с парой порций лакомства:

– Купил эскимо.

– Смотри-смотри! – Гампр развернул газету шире: ему было плевать на то, что держал он её вверх ногами. – Садись рядом!

– Прячемся, – пропищал Мульт.

Николай задержался у главного входа, выбив двумя лёгкими щелчками сигарету из пачки «Космос».

– Вот это мы с тобой мастера маскировки, – с гордостью сказал Мульт, выглядывая из-за газеты.

– Потому что мы, как говорится, детективы!

– Остановился. Закурил.

– Вижу, не слепой!

Николай даже не подозревал, что каждый его шаг контролируется навязчивыми и туповатыми шпионами Гаспара: он посматривал на сигарету в своих руках, щурил глаза (сам не знал, откуда у него эта привычка), наслаждался солнечным летним днём.

– Куда он? – Гампр убрал газету, небрежно скомкав её.

– Сворачивает за дом. Идём за ним? – Мульт толкнул напарника локтем в бок.

Николай обошёл здание и свернул за угол. К банку действительно примыкал торцом жилой дом с чердаком.

«Клянусь миллионами, которых у меня нет!» – размышлял Николай, взлетая по ступенькам. – «Счастливые люди здесь живут, под боком хранилища!»

Суматоха, почудившаяся Николаю на последнем этаже, заставила его сбавить ход, но парень ошибся – кроме него в подъезде никого не было. Люк наверх оказался не заперт, Николай поднялся к нему по металлической лесенке.

Он приподнял дверцу и, едва просунув голову, услышал мужской голос снизу.

– Вы что это там делаете? Вы кто? – пожилой мужчина, выходя из квартиры, расположенной на последнем этаже, обратил внимание на подозрительного человека. Мужчина видел лишь ноги и туловище Николая.

– Я из ЖЭКа, не беспокойтесь, поступила жалоба от жильцов, – уверенно протараторил Николай.

– Какая жалоба?

– Крысы завелись в доме.

– Так их в подвале нужно искать, а не наверху.

– Был я в подвале.

– И что?

– Нет их там, – Николай говорил, не высовывая головы из чердака. – Крысы, как и некоторые люди, вчера были в низах общества, а сегодня уже в верхах. – еле слышно добавил он.

– Ну ладно сынок, будь осторожен.

Пожилой человек спустился.

Николай внимательно осмотрел чердак, ибо точность ещё никому не навредила.

«Очевидно, всё не так уж плохо», – думал он, выходя из дома, соседствующего с банком.

Гампр и Мульт продолжали вести объект. Они сопроводили Николая до дома, где он снимал квартиру, а после этого помчались к шефу.

51. Обувной цех, Ереван, день, 29 июля

– Через Кировакан ехал, что ль? – Гаспар негодующе обратился к вошедшему в его кабинет Пончу.

– В смысле? – растерялся оболтус.

– В коромысле. Где тебя носило весь день?

– Отцу плохо стало, – Понч нахмурился, – инфаркт подозревают. Ты уж прости, что не предупредил.

– Ты чего трёшься там у входа, – голос Гаспара становился остервенелым. – Сядь!

– Шеф, у меня это… проблемы с деньгами.

– У тебя всегда проблемы: что с деньгами, что без них.

Варварский смех послышался в коридоре: гогот приближался, а затем раздался возле двери в кабинет цеховика.

– Здравия желаем, товарищ начальник! – Гампр и Мульт ворвались к Гаспару, и по очереди пренебрежительно поприветствовали «коллегу» – Понча: – Здарова, корова! Привет, Пончик!

– Здарова.

– Вы чего вдвоём шляетесь, Колю упустить хотите? – злобно гаркнул Гаспар. – Что за самодеятельность? Я не разрешал вам оставлять его!

– Он дома, шеф, не тревожься! – непринуждённо ответил Гампр.

– Да! – согласился Мульт. – Слушай, шеф, а чего это Колян слоняется рядом с Госбанком? Что он высматривает в нём? Грабить планирует? С какой радости ты ему такую клёвую работу подкинул, а?

– Закрой варежку, – Гаспар ударил амбала. – Не лезь не в свои сани и не болтай лишнего! Понял?!

– Да я так… здесь же все наши…

Меж тем Понч тихо-мирно обратился к Гаспару:

– Шеф, дай мне зарплату: не для себя прошу – отцу на лечение нужно.

– Давал недавно.

– Два месяца назад – деньги разлетелись уже давно.

– Ну, в этом месяце дам.

– Когда? Месяц заканчивается?

– Ты чего мне допросы тут устраиваешь? Сказал дам – значит дам: не сегодня, так завтра!

Понч несогласно помотал головой из стороны в сторону, но, встретив сердитый взгляд своего хозяина, тут же опустил её.

52. Отдел уголовного розыска, Ереван, день, 29 июля

Громкий телефонный звонок ударил по барабанным перепонкам всех сидящих в отделе.

– Геворгян слушает.

– Котик, ты занят?

На проводе была Стелла.

– Работаю, а что стряслось? – Гамлет понизил голос.

– Моё желание не носит криминального характера, мурик, – Стелла говорила с любовником ласково. – Нам нужно увидеться.

– Не выйдет, – милиционер прошептал в трубку: – Света дома.

– Эта Света сидит у меня в печёнках… У меня есть важная новость, Гамлет, и тебе нужно её знать. Повторяю: нам необходимо увидеться!

– Ты беременна? – Гамлет заволновался. – Мы же всё делали правильно!

– Гостиница «Ани». Сегодня в двадцать ноль-ноль. Номер двадцать три. Придёшь и всё узнаешь.

Разговор оборвался. Гамлет услышал в телефонной трубке прерывистые гудки.

Пара инспекторов покинула кабинет, уйдя на перекур. Ещё один милиционер трещал с кем-то по межгороду.

«Внеочередное ночное дежурство…» – придумывал Гамлет, набирая домашний номер телефона.

– Алло?

– Светочка, буду утром! Придётся остаться на работе. Дежурство! – соврал и не покраснел примерный семьянин и образцовый правоохранитель.

53. Гостиница «Ани», Ереван, утро, 30 июля

– Моему счастью нет предела, Стеллусик, – прокряхтел Гамлет, слезая с любвеобильной пассии. – Слава Богу, ты не беременна! Зачем эти дети нужны?

Приподнятое настроение Стеллы моментально упало ниже плинтуса.

– Мой Гаспар хочет ограбить банк, – серьёзно, чётко и звонко проговаривая каждое слово, произнесла любовница милиционера.

– В Союзе никто банки не грабит! – отпустил шутливую реплику тот, наливая себе в бокал игристое. – С чего ты взяла, что он надумал обчистить банк? Фильмов, что ли, пересмотрела заграничных про ковбоев?

Стелла не оценила шутки Гамлета, посчитав её глупой и неуместной в важном разговоре.

– Пока я рядом с ним – могу услышать много разговоров, интересных для тебя, друг мой.

– Друг, с которым ты временами оказываешься в одной кровати, – подчеркнул Гамлет.

– И с каждым разом всё реже из-за Светочки-пипеточки, – Стелла огрызнулась.

Девушка почувствовала себя ненужной и лишней в жизни женатого милиционера, ночь в гостинице только подчеркнула её ничтожную роль любовницы. Стелла замолчала и лишь бросала на мужчину колкие взгляды.

– Иди ко мне, – Гамлет притянул девушку ближе к себе: его наглая захватническая рука поглаживала спину любовницы. – Что ты хотела мне рассказать, любовь моя? Тебе показалось, что твой ненаглядный хочет банк обчистить?

– Мне не показалось, Гамлет! Он, Коля и ещё какой-то мужчина обсуждали за закрытой дверью план взятия хранилища, а я стояла и всё слышала. – Стелла раздражалась из-за того, что любовник пытается выставить её полной идиоткой. – В кабинете на столе лежал развёрнутый план – схема банка, наверное.

Гамлет на минуту вытаращил глаза. Он подозревал, что Стелла могла и приукрасить рассказ об обнаглевшем цеховике, чтобы позлить милиционера, вызвать у него ревность. Эта девушка была чересчур сложной, лживой и меркантильной, а таким, ведомо, доверять нельзя.

– Допустим, – рассуждал Гамлет, – но тебе от этого что? Не вижу выгоды.

– Денежек хочу.

– А что, Гаспар с тобой не поделился бы, ограбив банк? – рассмеялся он.

Стелла не отреагировала на глупый вопрос:

– Проследи за Гаспаром, Колей и третьим: когда они «возьмут» банк, – отними у них деньги, а со мной поделишься.

– Ух ты, – удивился милиционер, – придумала тоже. Долю свою хочешь, значит?

– Хочу, ведь информация тоже имеет свою цену!

– Я подумаю, – бросил Гамлет. – А что за Коля? Кто он?

– Никто. Подручный всего-навсего. Кстати, сегодня он должен явиться к Гаспару в то же время, что и вчера, чтобы обсудить дело ещё раз. Я стояла у дверей и слышала, как они договаривались о новой встрече.

– В котором часу был разговор?

– После полудня.

– Конкретнее?

– Где-то в час дня.

54. Обувной цех, Ереван, полдень, 30 июля

Николай без стука вошёл в кабинет Гаспара, чем вызвал у того недовольство и лёгкое возмущение.

– Поразительно: люди дымят под вывеской «Курение запрещено» и категорически не желают стучать в дверь, когда на ней написано: «Стучите»! Коля, тебя учили не входить ко взрослым без стука?

– Ты что, замминистр, чтобы к тебе стучаться? – выпалил Николай, свалившись на стул. От досады на его лице играли желваки.

Он сложил руки на груди и набросился на цеховика:

– Забудь свою шальную идею! Тебе известно, сколько нам придётся «трубить» на зоне за мысли ограбить государство, или тебе охота получить пулю в лоб? Невозможно ограбить банк!

Гаспар не бранил встревоженного Николая, лишь гаркнул:

– Не смей! – Он ударил кулаком по столу, и перстни с бриллиантами на его пальцах лихорадочно сотряслись. – Не смей мне такое говорить! Сделаешь, как я скажу!

Сева лишь равнодушно наблюдал за этим спором со стороны. Николай зыркнул на него и продолжил гнуть свою линию:

– Шум будет неимоверный!

Гаспар, обронив матерное слово, обратился к Севе:

– Скажи мне, сколько сейчас денег в хранилище?

– Не скажу точно, но, думаю, три миллиона, а может, больше, – отчитался Сева, добавив: – Но восьмого августа, в понедельник, из хранилища вывезут бо́льшую часть денег.

– Сколько?

– Почти всё! Придётся ждать, пока наберётся.

Гаспар хмыкнул и взглянул на Николая.

– На этой неделе надо провернуть дело.

– Спятил вообще? – взбесился Николай и пнул стол. – А подготовка?!

– Спятил ты! – вскипел Гаспар. – Я сказал: идёшь на дело на этой неделе!

Сева не давал покоя своим ногтям, грыз их, ещё чуть-чуть – добрался бы до пальцев.

– Погодите, – вклинился он в словесную перепалку. – Брать банк лучше в пятницу! Пятого августа!

– Это ещё почему? – с гонором поинтересовался Николай.

– В субботу и воскресенье банк не работает! В выходные никто о краже не узнает: все только в понедельник спохватятся, что денег нет!

«Этот неудачник дело говорит», – подумал Николай.

– Слыхал, браток? – Гаспар пытался заострить его внимание на сказанном.

«Пятница…» – повторил мысленно Николай. – Ладно! Пятница, так пятница! – покорно согласился он.

– Решено: вечером в пятницу выходишь на работу.

Николай курил, стряхивая седой пепел на пол.

– Паршивое дельце… – вздохнул Николай. – Не выгорит.

– Коля, браток, – Гаспар похлопал его по плечу в знак товарищеской поддержки. – Помнится мне, ты мечтал сорвать большой куш и жить припеваючи?

– Уж не на сто рублей зарплаты…

От этих слов Николая Сева скривился, как от удара, ведь он-то даже и ста рублей не получал.

– Благодаря мне тебе выпал такой шанс – зажить!

– Спасибо. Удружил. – На лице Николая появилась ехидная улыбка.

– Не профукай такое счастье, друг мой! В твоих руках сейчас и синица, и журавль – даже в небо не стоит заглядывать! Только прошу тебя: не подведи. Будешь юлить, хитрить или поступишь так, как в прошлый раз, – распрощаешься с жизнью. Я готов уже сейчас тебя убрать… Попомни мои слова. В пятницу выходишь на работу, повторюсь. Соскочить с этого поезда тебе не суждено.

– Ясно. Поезд в пятницу вечером. – Николай бросил под ноги окурок, раздавил его туфлей.

«Свинья…» – подумалось Гаспару, но он промолчал. – Несколько дней тебе хватит на подготовку.

– Несколько, так несколько, что тут скажешь.

– Такому первоклассному грабителю, как ты, хватит и дня, чтобы сделать свою работу блестяще! Всё, расходимся.

Николай, не попрощавшись, удалился первым, прихватив с собой технический план здания. Терпеть не мог, когда цеховик вызывал его «на ковёр».

– Гаспар… – задумчиво обратился Сева. – Ты ему доверяешь?

– Нет, конечно.

Цеховик нервно застучал пальцами по столу, тем самым ещё больше встревожив Севу.

На улице Николая поджидали.

– Выходит, смотри.

– Думаешь, это он? – щурясь, милиционер задал вопрос своему коллеге, на что тот просто ответил:

– Не думаю, но опираюсь на логику: пока только он попадает под описание Гамлета.

Милиционер улыбнулся:

– Поехали?

Бежевый автомобиль «ВАЗ-2103» не спеша потянулся за троллейбусом, в который уже успел вскочить Николай. Он устроился на последнем сиденье в самом хвосте.

– Саша, как думаешь, кто он? – сидящий за рулём «ВАЗ-2103» нарушил молчание.

– Не знаю, Гамлет толком не объяснил!

– Загадочно всё это.

– «Проводим» его домой, а дальше видно будет.

– Новоявленная «Нива» белая достала уже! – капризничал водитель. – Тянется за нами как привязанная.

– Да, я тоже заметил.

– Не обгоняет ни в какую! Дилетант за рулём, должно быть.

– Возможно.

«Нива», раздражающая правоохранителя, принадлежала цеховику Гаспару, и, конечно же, в ней сидели его верные глупые пособники, которые также вели слежку за Николаем.

– Глянь, какая красавица! – Гампр резко затормозил у разметки пешеходного перехода и указал пальцем на девушку, переходящую дорогу.

Мульт от потрясения открыл рот. Гампр ударил ладонью по нему.

– Прикрой, не то продует твой язык без костей! Всё, харэ зырить. Нам бы желательно троллейбус догнать.

Недавно сошедшая с конвейера белая «Нива», запыхтела, зачихала, затем тронулась с места – загорелся зелёный свет.

– Что за идиот на этих «Жигулях»? – Мульт возмущался с важным видом. – Едет так осторожно, будто стекло везёт.

– За троллейбусом тянется, – вздохнул Гампр, смирившись с медленным водителем. – Ты прав, ползёт как черепаха.

– Может, обгоним его?

– Коля засечёт нас, не нужно этого делать, будем держаться на расстоянии, – с умным видом промычал Гампар, задирая нос.

Николай не доверял никому, даже самому себе. Внутри него бушевал неспокойный океан, подозрительный и тревожный. Он обернулся и увидел в большое и широкое окно троллейбуса несколько автомобилей, один из которых напомнил ему машину Гаспара: белая «Нива» не раз стояла возле цеха воротилы. Николай усмехнулся: «Он хитёр, но и я не дурак!»

– Сбавь ход, Ашот, – милиционер Саша поучительно обратился к коллеге.

Двери троллейбуса устало шикнули и открылись. Николай лёгкой и немного джазовой походкой вышел и направился, минуя остановку, домой. По пути заглянул в гастроном – купить то да сё в своё холостяцкое логово. «Ниву» на горизонте не увидел, зато подозрительный «Жигулёнок» тащился по пятам.

– Вошёл в подъезд, – констатировал милиционер Саша.

– Что же, дело сделано, – подытожил Ашот. – Ничего подозрительного не обнаружено, так что сворачиваемся.

55. Дом Феликса, Ленинакан, день, 30 июля

– Сложила твои вещи, – Маша суетилась и волновалась, не забыла ли, не упустила ли чего часом. – Немного гостинцев Коле передала, смотри мне, не съешь по дороге.

– Золотце моё… – Феликс смотрел на жену влюблёнными глазами. – Всего нам хватит с ним, будь спокойна!

– Как мёдом тебе там намазано, – Маша делала вид, что ревнует мужа к его брату. – Срываешься в такой дождь!

– Вижу, Маш, – виновато отвечал Феликс, посматривая в окно.

Тамара и Зара рисовали на альбомном листе папу с большим чемоданом и зонтиком в руках. Маша, закончив со сбором сумки своего мужа, ладонями обняла горячую кружку чая.

– Тебе хоть денег хватит? – нервничала она. – Если у Коли с финансами туго – помогай ему, продукты покупай.

– Ну что ты в самом деле, Маш? – огрызался Феликс. – Делаешь из меня скупого… Помогу брату всем, чем смогу, – обещал же и тебе, и самому себе не оставить его в беде.

– Не серчай. Хочу, чтобы по-людски было всё, – осторожно выговорила Маша.

Еще какое-то время оба ходили по дому, проверяли, не упустили ли чего. Прощались быстро, чтобы не рвать друг другу сердце.

Феликс схватил сумку, но тут внезапно к нему подлетела Тома.

– Папа, стой!

– Да, доченька.

Девочка держала в руках любимый детский зонт.

– Папуля, мы с Зарой решили, что тебе нужно взять наш зонтик!

– Он же у вас один на двоих!

– Ну и что! Зато он будет тебе напоминать о нас и спасать тебя от самого-самого сильного дождя!

Феликс опустился на одно колено, взял из рук дочери символ её любви к отцу и поцеловал маленькую принцессу.

– Буду выходить на улицу только с ним!

– Папуля? – подбежала вторая девочка.

– Да, Зарочка!

– Обязательно возвращайся с ним домой, не потеряй и не забудь его!

Маша, обняв дочерей, стояла у окна, провожая мужа: небо плакало вместе с ней.

56. Отдел уголовного розыска, Ереван, день, 30 июля

– Салют, светило угрозыска! – Ашот и Саша в приподнятом настроении вошли в кабинет.

– Салют, крепыши, – Гамлет ударил по рукам коллег. – Что слышно?

– Трудились мы, пока ты прохлаждался в родном отделе! В общем, видели мы твоего кореша, – ехидничал Саша, – выходил с какой-то свернутой в трубочку бумажкой из обувного цеха.

– С бумажкой?

– Что-то напоминающее… чертёж или схему, архитектор, видимо, какой-то… Или чёрт знает кто?

Гамлет был весьма удивлён тем, что Стелла, по всей видимости, говорила правду: её любовник действительно готовится грабить банк.

Ашот сидел за стерильно чистым рабочим столом: ни протоколов, ни актов, ни других документов.

– Ашот? – Гамлет обратился к коллеге. – Во сколько вы подъехали к цеху?

– В двенадцать часов ноль-ноль минут по Еревану! – шутливо доложил тот.

– Когда человек вошёл в цех?

– Ориентировочно в двенадцать часов тридцать минут! – ответил за Ашота Саша.

– Вышел?

– В тринадцать ноль-ноль минут, – усмехнулся Ашот.

Гамлет заложил руки за спину и начал наматывать круги по кабинету. Молодой инспектор уголовного розыска шевелил мозгами.

– Ты можешь нам объяснить, чем мы весь день занимаемся? – допытывался Саша. – Что за дело под грифом «Совершенно секретно»?

– Сам пока не знаю. Ничего интересного сказать не могу. Надо выжидать.

– Кто эта «рыба», Гамлет?

Геворгян погрузился в анализ слов своей любовницы: сопоставлял их с информацией, которую ему предоставили коллеги-милиционеры. На вопрос не ответил, лишь распорядился:

– Сегодня ночью будете дежурить втроём.

– Всем отделом, что ли? – подколол его Саша.

Гамлет продолжил:

– Или, наверное, приставлю к вам ещё двоих, в две смены будете караулить, чтобы не проспали потенциально опасного объекта.

57. Съёмная квартира Николая, Ереван, вечер, 30 июля

Николай сидел на диване, подвернув под себя ноги. По подоконнику тарабанил дождь, не давая ему сосредоточиться на плане ограбления Госбанка. Стены маленькой комнаты давили свинцом на виски.

Парой небрежных трелей прозвенел звонок.

– Хороший гость как бог к костру, плохой – как чёрт в шатёр, – пробормотал Николай, сунув ноги в комнатные тапочки.

Скрипнула дверь, и перед лицом хозяина оказался Феликс с широкой простодушной улыбкой.

– Братишка!

Удивление Николая было велико: неожиданный и приятный подарок судьба послала ему. Он обнял Феликса, произнеся:

– Как я рад, братик! Ты даже представить себе не можешь!

– А ты чего это не спрашиваешь: «Кто там?». Вдруг грабители?

– Брать нечего! – рассмеялся Николай. – Нашёлся мне тут, грабитель, с детским зонтиком… – продолжал он подшучивать, а потом разом стал серьёзным, будто его осенила какая-то мысль, в момент, когда гость повесил на дверную ручку мокрый зонт.

– В Ленинакане льёт, и в Ереване льёт… – Феликс тепло посмотрел на любимую вещицу дочек.

Николай умилился, представил под детским зонтом взрослого брата, прячущегося от проливного дождя. Феликс смутился:

– Тома и Зара всучили, сказали, чтобы зонтик всегда напоминал мне о них.

– Очень мило. Проходи. Есть будешь?

– Ставь чайник – Маша моя гостинцев передала тебе!

– Славная у тебя жена, – растрогался Николай. – Брат, катастрофически счастлив видеть тебя, скажи, какими судьбами в мою берлогу?

– Помочь тебе хочу!

– Помочь? Мне? Это же каким способом?

– Не знаю. Ты скажи как – я помогу.

Николай деловито взглянул на брата.

– «Взять» Госбанк поможешь?

Феликс застыл: услышанное повергло его в шок.

– У меня голова после дороги гудит. Повтори, пожалуйста, что ты сейчас сказал?

– Ты поможешь мне ограбить Государственный банк Армянской ССР?

– Но это невозможно? Нужно быть умалишённым, чтобы пойти на такой отчаянный шаг!

– Знаю, братец. Давай-ка чайку пока выпьем, а позже поговорим об этом.

58. Блатхата Левона, Ереван, вечер, 30 июля

– Как я понимаю, решение принято, толстячок? – Левон улыбался Пончу хитрой слащавой улыбкой, характерной для мошенников, проходимцев и гадалок. – Лодырь Гаспар тебя доконал?

Блатхата, обои которой впитали в себя запах едкого сигаретного дыма, алкоголя и дурмана, была сравнительно пустой: большинство её завсегдатаев ушло на промысел. Понч появился у Левона неспроста: обделённый зарплатой расстроенный толстолоб решил сдать своего шефа, «накапать» на него.

– Я хотел бы работать на вас, Левон, но для начала мне нужно рассказать вам кое-что.

– Подожди-подожди, что ты такой взбаламученный? – Левон увидел кисловато-недовольную, надутую мину Понча. – Подойди ближе и садись! – распорядился он, добавив: – Не люблю, когда на меня смотрят свысока.

Понч подумал: «Если предложил сесть ближе к нему – значит, всё не так уж плохо. Бояться нечего».

– Говори! – раскладывая купюры по стопкам, цыкнул хозяин блатхаты.

– Гаспар готовится ограбить Госбанк.

Руки Левона на некоторое время зависли в воздухе – купюры, сжатые пальцами, слегка задрожали.

– Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты постарайся давать на них чёткие, ясные и правдивые ответы. Надеюсь, наказывать тебя за ложную информацию и пустую трату моего времени не придётся.

– Как скажете, Левон.

– Вопрос первый: кто тебе слил информацию о том, что Гаспар хочет ограбить банк?

– Никто не сливал – сам слышал.

– Когда?

– Вчера я как обычно зашёл к Гаспару в кабинет: минут через пять к нему пожаловали двое других ребят, Гампр и Мульт, они тоже работают на него.

– Дальше.

– Я стал свидетелем разговора: они интересовались у шефа, почему Коля околачивается возле Госбанка, неужто Гаспар работу ему дал, но тот им быстро закрыл рты.

– Коля – это кто?

– Должник Гаспара.

– Который магнитофоны стащил?

– Да.

– Знаешь, где живёт или болтается… Как его?.. Коля?

– Да. Знаю.

– Даже так? – Левон хмыкнул и процедил: – Не ошибся я в тебе, гусь лапчатый. Не ошибся в тебе, красавец. Вот как мы поступим: приходишь сюда завтра, берёшь пару моих парней и отправляешься туда, где чаще всего шастает Коля, – разнюхай, что да как. Ещё лучше, если проследите за его домом.

Левон посматривал на Понча, наблюдая за его реакцией на деньги. «Перебежчик» бросал тоскливые взгляды на рубли, лежащие буквально перед его носом. Левон, ничего не спрашивая, отсчитал сумму и бросил её, словно собаке кость.

– Деньги?

– Деньги. Или глазёнки хреново видят? Нуждаешься, нет?

– Спасибо вам. Это не мне – отцу надо. В больнице лежит.

– Ладно. Хватит плакаться. Иди.

Понч поспешно удалился, столкнувшись в прихожей с Лимоном.

– О, мелочь! – Лимон оценивающе посмотрел на Понча. – Новый?

– Вроде того, – Понч хотел было пожать руку Лимону, но тот отстранился.

– Дорастёшь до моего – тогда руку тянуть будешь.

На том и разошлись.

Лимон, или, как его зачастую называл главарь, «Золотые Ручки», шлёпнулся на кресло, закинул ноги на журнальный столик. Жуя жвачку, чавкая и причмокивая, начал расспрашивать Левона:

– Кто такой?

Левон не имел привычки отвечать на вопросы, так как сам их задавал, поэтому перешёл к делу.

– Нужно отнять у медвежатника награбленное.

– У какого медвежатника?

– Который ходит под другим.

– Кто это и о каких бабках речь?

– Пока не в курсе. Поедешь с толстым: будешь выглядывать с ним человечка – он тебя сориентирует какого. Нужно будет сделать так – ювелирно, без палева – чтобы «улов» был у меня.

– Применение силы разрешается? Мокруха?

– Сила? Можно. Мокруха нам пока не нужна.

– Лады. Лёва, – Лимон, между прочим, обратился к главарю едва слышным голосом, – я девочку сюда заказал, ты не против?

Левон недовольно закурил.

59. Съёмная квартира Николая, Ереван, утро 31 июля

Утро соседа Николая Степана началось с возни его любимой, но уставшей машины «ВАЗ-2101»: она капризничала, злила своей неспокойной ездой, а теперь послушно стояла в родном дворе. Пожилой мужчина – дедушка троих замечательных внуков-непосед – склонился над открытым капотом, пытаясь реанимировать старушку.

Николай увидел в окно соседа. С ним он искренне дружил, подчас помогал в делах житейских. Феликс спал как пожарный – не услышал, как брат оделся, приподнял матрас и вытащил из-под него деньги.

«Сопит и ухом не поведёт!» – веселился Николай, глядя на Феликса, который заключил в объятия подушку и одеяло.

Миг – и Николай уже во все тридцать два зуба улыбается соседу, идя к нему.

– Дядь Стёп, привет!

Сосед вынырнул из-под крышки капота.

– Добрый час, Колик! Как жизнь молодая? – ответил он, вытирая измазанные руки тряпкой.

– Кручусь-верчусь понемногу!

– И как?

– Не жалуюсь: не как сыр в масле, но тоже неплохо. Что-то случилось у вашей ласточки? Помочь чем?

Степан махнул рукой.

– А, свечи гадские… Еду, а оно то стучит, то барахлит, то рычит – по нервам бьёт страшно! Ты чего выскочил в такую рань? Не хочется на любимом диванчике валяться?

Николай замешкался, и немного спустя спросил:

– Продавать не думаете?

– Кому эта негодяйка нужна?

– И всё же?

– Не задумывался, сынок. Продать – дело одно, а вот переоформить – не смогу этим заниматься… Волокита с документами мне не по силам. – Степан ударил себя по ноге. – Старость…

– Можно же и позже переоформить?

Степан, хитроумно поглядывал на Николая: догадывался, к чему тот клонит.

– Колик, не юли! Говори, что хочешь?

Николай закурил и принялся объяснять:

– Нравится мне ваша машина, дядь Стёп. Покоя мне не даёт: любовь, бляха-муха, с первого взгляда! – пел он, аки соловей. – Продайте её мне!

Пожилой мужчина не ожидал такого разговора с соседом.

– Куда ты торопишься, Колик? Взял бы «Волгу» с рук или «Ниву».

– Четыре тысячи предлагаю за вашу «копейку»! – Николай достал из кармана деньги.

Хозяин машины захлопнул крышку моторного отсека. Николай бросил на капот пачку банкнот.

– Даже не знаю… Хорошую сумму даёшь, но…

Семья Степана жила небедно: хватало и на продукты, и на одежду приличную, и на отдых у моря раз в году. Но четыре тысячи за старенький автомобиль не помешали бы владельцу – можно было бы купить другую машину, добротную, поинтересней.

– Вопрос о переоформлении не берите в голову.

– Орать будет моя девочка, – Степан имел в виду свою жену, – что продал семейную реликвию!

– А вы задобрите её другим автомобилем!

Сосед пожал Николаю руку, вложив в неё ключи от своей второй «любимой женщины».

– Будет капризничать – не ругай её. Машину и жену не журят – сам ведь выбирал, знал, на что подписывался…

– Холить буду. Деньги ваши, дядь Стёп.

Степан забрал с капота купюры и направился к подъезду: напоследок оглянулся – любил засматриваться и на «Жигули», и на жену.

«От сердца оторвал», – подумалось Степану, – «в добрые руки, надеюсь, попала».

Удачная покупка Николая порадовала. Но безоблачное настроение сменилось пасмурным предчувствием: ему казалось, что за ним следят.

Сначала он увидел чуть поодаль «Ниву», похожую на машину скудоумных помощников цеховика, затем заприметил ещё один автомобиль, который тянулся за троллейбусом и в итоге сопроводил его до дома.

«Пора бы что-то сообразить», – шевелил мозгами Николай.

Он вбежал в подъезд и, задыхаясь, влетел в квартиру.

Феликс стоял у плиты, с кухонным полотенцем на плече готовил завтрак.

– Коль, где был? Ты чего такой? Сам не свой.

– Давно проснулся? Я старался ходить тихо, чтоб не будить тебя.

– Недавно. Завтракать сейчас будем, братик. Стряпать я особо не умею, но яичницу делаю отменную! Почти готово, садись за стол.

– Феля, ты в окно высовывался или на балконе появлялся?

– Нет. А что?

– Мне кажется, за мной следят. Если что – не выходи на балкончик и не светись в окне.

– А курить?

– На кухне будем. Если я в опасности – не хочу, чтобы она грозила и тебе тоже. Рисковать братом – не мой принцип.

– Коля, я тебя не понимаю, хоть убей.

Николай поторопился объяснить:

– Я заметил несколько подозрительных машин в моём районе: одна из них похожа на автомобиль человека, которому я задолжал. Возможно, его кореша пасут меня на белой «Ниве». Вторая машина – бежевая «Жигули-Трёшка» – не знаю, кому принадлежит, но она тянуласьза троллейбусом, в котором я ехал, и увязалась за мной, как только я из него вышел. Совпадение? Не думаю.

– Коля?

– Да, Феля?

– Вдруг это милиция?

– Почему сразу милиция… Как она может заранее знать об ограблении Госбанка, если об этом никто не распространяется?

– Мало ли что.

– Вряд ли, Феля… – Николай упорно отрицал версию брата. – Это может быть любая шваль, из тех, кому я перешёл дорогу. Врагов у меня предостаточно.

Феликс погрузился в думы, а позже спросил:

– Как тогда на дело пойдём, если за нами следят?

– За мной, Феля, не за нами.

Нож Николая беспощадно разделывался с яичницей. Феликс был прав: стряпня получилась вкусной, за что он удостоился похвалы от Николая.

– Нам тогда выходить из квартиры нужно порознь, в разное время. Внешне мы с тобой не сильно похожи, голосами и фигурой тем более. Будем делать вид, что соседствуем.

– Гений ты, Индеец! – засмеялся Николай. – Ай да молодчага!

– Погоди малость, брат…

– Гениальные мысли не закончены? Ешь уже, остынет, потом обсудим.

60. Магазин строительного инвентаря, Ереван, день, 31 июля

Николай остановил недавно купленный автомобиль у магазина строительного инвентаря. Он вышел из машины и огляделся по сторонам.

Продавщица приятной наружности встретила покупателя доброжелательной улыбкой и вопросом «Могу ли чем-нибудь вам помочь?», но Николай отказался от её назойливой помощи.

– Сам решу – мужчина в инструменте лучше разбирается.

Женщина скривила лицо и фыркнула:

– Как знаете.

Продавщица, во взгляде которой появились раздражение и недовольство, посматривала на грубоватого покупателя исподлобья.

Николай ничего не приобрёл и молча вышел из магазина. Но убедился, что за ним действительно нагло следят, увидев неподалёку знакомые машины: к гаспаровской «Ниве» и «Трёшке», следовавшей за троллейбусом, добавился ещё один автомобиль – красный «ВАЗ-2102», в котором мелькнула голова Понча. Толстолоб находился на заднем сиденье и с превеликим усердием пытался оставаться незамеченным. Николай узнал оболтуса, но сел в свою машину как ни в чём не бывало – нельзя было показывать, что он заметил слежку.

Феликс ждал брата. Курил часто и много. Нервничал. Старался ходить по квартире тихо: прислушивался к каждому шороху, беззвучно подкрадывался к двери – вдруг за ней стоит недоброжелатель или, ещё хуже, убийца. Сквозь задёрнутые шторы дневной свет, как и лишние взгляды, не пробивался.

«Нам покой может только сниться». – Феликс мелкими глотками попивал лимонад на кухне. – «Всю жизнь живи и бойся».

Вдруг скрипнула дверь – Феликс замер с чашкой в руке. Он не слышал, проворачивался ли ключ в замочной скважине. Кто-то вошёл и притих в прихожей.

– Кто там? – взволнованно спросил Феликс.

Ответа не последовало.

Феликс схватил тяжёлую сковороду – такая и от пули, и от кулака спасёт. Затем, собравшись с духом, двинулся к вошедшему.

«Напав первым, собьёшь противника с толку и выиграешь время», – в висках застучало.

Он чуть было не ударил брата сковородой, но тот вовремя заговорил:

– Привет, Индеец. А чего это ты со сковородой по квартире бегаешь?

Феликс пожал плечами.

Николай вошёл на кухню со списком того, без чего ограбление не срастётся.

Феликс свистнул от удивления:

– Неужели это всё нам нужно? – спросил он, глядя на перечень инструментов.

– Здесь не всё – тебе понадобится кое-что ещё.

– Мне?

– Тебе. Ты один пойдёшь на ограбление: странная метаморфоза изменила мой план.

– Какая такая метаморфоза? О чём ты? Мне без тебя не справиться, Коль! – завопил Феликс. – Не пойду я один! Ты что, меня на съедение акулам отдаёшь?

– Не противься. Всё решено, и точка. За мной конкретно следят, и я не шучу. Если пойдём вместе – пострадаем. Если порознь – оба будем в шоколаде. Верь мне.

Феликса эти слова ничуть не успокоили.

– Сначала тебе необходимо будет разобрать стену. Для этого потребуются коловорот, зубило и молоток: ими ты проделаешь в кирпичной кладке дыру. Ничего сверхъестественного – всё как с универмагом.

Николай достал из кухонного пенала чертёж – план Госбанка. Пририсовал к одному зданию второе.

– Смотри, Феля, жилой дом примыкает к банку, войдёшь в первый подъезд – на последнем этаже есть чердак, там не заперто. Жильцам он нужен, как собаке пятая нога, потому начнёшь себе мало-помалу разбирать кирпичи. – Николай указал острием карандаша на стену, с которой Феликсу придётся работать.

– А для чего мне ножовка? Что я должен пилить? Решётки?

– Арматуру. Её придётся распиливать, когда закончишь с кирпичами на чердаке и примешься за банковскую стену.

– Выходит, я должен продырявить две стены, чтобы пролезть непосредственно в банк?

– Да… Братик, две стены: в первую очередь кирпичную жилого дома, а потом, возможно, армированную бетонную Госбанка.

– Бетонную? – Феликс вытаращил глаза и окостенел.

– Может быть Феля, не знаю, не могу сказать точно.

– Понял.

– Как проберёшься в банк – коловоротом просверлишь широкую дыру в потолке хранилища.

– Дыру в потолке?

– Пол комнаты, в которую ты попадёшь с чердака, – это потолок комнаты, в которой хранятся деньги. – Николай несколько раз указательным пальцем постучал по хранилищу на схеме. – Далее пускай в ход зубило и молоток, двигайся от центра к окружности, то есть расширяй отверстие, которое проделаешь сверлом, до нужного размера, чтобы пролезть.

Феликс сосредоточенно следил за каждым жестом Николая и старался не упустить ни единого слова.

– Как зачистишь бетон, придётся пилить арматуру, возможно, два-три стержня. – Николай сделал паузу, о чём-то задумавшись. – Последний прут распилишь с одной стороны, – продолжил он, – после загнёшь арматуру вверх и привяжешь к ней верёвку, чтобы по ней спуститься за деньгами.

– Складной лом для чего?

– На всякий случай, вдруг запертую дверь на пути встретишь, а может быть, охрану придётся вырубать.

Феликс оторопел.

– Охрану? Как?

– Ломом. Но чтобы этого не допустить, тащи сюда свой зонтик с Винни Пухом. Кстати, где он?

Феликс совсем запутался:

– Кто? Винни Пух?

– Зонт твой, Феля. Точнее, не твой, а Томочки и Зарочки. C Винни Пухом. Он тебе пригодится.

– Для каких целей?

Николай набрал воздуха и на выдохе выпалил:

– Представь: ты пробиваешь потолок. Куда падают его обломки?

– На пол.

– Между потолком и полом где-то метра четыре, не меньше. Если куски будут падать с такой высоты, как думаешь, грохот будет слышен?

– Будет.

– И тогда что?

– Охрана банка прибежит и меня схватит.

– Что бы ты сделал, чтобы охрана не услышала лишнего звука?

– Работал бы тихо.

– Как?

– Пока не знаю.

– Как только коловоротом проделаешь в потолке хранилище первую дыру, попытайся просунуть в него зонтик, а после открой его.

Николай раскрыл зонт, принадлежавший дочкам брата, и вслед за этим перевернул его вверх тормашками.

– Куда мусор падать будет?

– В зонт… Очуметь! – вскрикнул Феликс.

– Девочки твои знают толк в бесшумном ограблении банка! – захохотал Николай.

– Что да, то да. Стоп. А что делать с зонтом, когда он наполнится мусором? Куда его деть?

– Аккуратно опустить на верёвке на пол.

– Значит, нужно ручку зонта привязать на длинную верёвку.

– Умница. Как ты считаешь, чего не хватает в нашем криминальном натюрморте?

– По-моему, всего предостаточно.

– Нет. Помозгуй ещё.

– Успокоительного?

– Зачем оно тебе, брат?

– Потому что волнение съест меня и придётся мне что-то такое выпить!

– Феля, не шути. Стой! Кстати, правильно подметил! Выпить. Скажи мне, пожалуйста, какой у нас сейчас месяц?

– Завтра август уже.

– Жарко на дворе?

– Духота – совсем от неё дурно.

– Что ты обычно делаешь, когда тебе дурно от жары?

– Ухожу в тень или воду пью.

– Много воды?

– Много. Ты хочешь, чтобы я на ограбление воду с собой взял? Но ведь жары не будет, я же ночью…

– Жары не будет, а вот духота…

– И сколько мне с собой воды брать?

– Мне нужно прикинуть, – Николай задумался.

– Коля?

– Да?

– А если меня кто-то в подъезде встретит? – Феликс слегка запаниковал.

– Ночью?

– Всякое же бывает… А если жильцы дома что-то заподозрят или услышат, как я со стеной «нянчусь»?

Николай не придал словам Феликса значения. Он продолжал давать наставления брату:

– Твоя основная задача – пробить в потолке хранилища дыру и спуститься по верёвке за деньгами. Ты в юности по канатам здорово лазил, вот и вспомнишь молодость. Бери пачки с крупными купюрами, лучше будет, если прихватишь «сотки». Мелочь не бери – она нам ни к чему.

– Куда складывать деньги? И сколько я должен взять?

Николаю бросилась в глаза сумка Феликса, лежащая на полу.

– Как сказал бы Филеас Фогг: «Бери всё то, что под рукою, и не ищи себе другое»!

– Ты про что, Коля?

– Возьмёшь свою сумку, сначала положишь туда инструменты, а в банке наполнишь её деньгами. Брать нужно столько, сколько сможешь унести, а это значит – полную сумку. Самое главное чуть не забыл: на работу пойдёшь где-то к полуночи – в пятницу, у тебя в запасе будет два дня, так как банк не работает в выходные. Но справишься ты гораздо раньше. В эту хату больше не возвращайся – поймаешь такси и с деньгами отправляйся сразу в Ленинакан. Маше о ночном промысле ничего не говори, не вздумай. Переоденься и мчи на аэровокзал. Лететь будешь в Москву.

– К Любашке?

– Нет. Там могут искать. Засядешь в старом доме на окраине города.

Николай написал на крошечном листке адрес хозяйки квартиры.

– Снимешь комнатушку у этой славной тётеньки – скажешь, что мой родственник.

– Ты же прилетишь в Москву?

– Прилечу. Купи себе воды. Пять или шесть бутылок.

– Хорошо.

– И собери то, что в списке, у нас пять дней на подготовку, будем репетировать всё по порядку каждый день, чтобы дело не дало осечку.

61. Квартира Иосифа, Москва, вечер, 3 августа

Андреев постучал три раза в дверь, сделал паузу и стукнул ещё один раз. Дверь медленно со скрипом открылась.

– Фотограф! Ты куда пропал? – зарычал Андреев.

– О, капитан здравствуйте! Не стойте на пороге.

Андреев шагнул в квартиру.

– Я три месяца обиваю твой порог. Ты почему не поставил меня в известность, что будешь отсутствовать?

– Капитан, да сам не знал, как-то внезапно захотелось поколесить по стране, отдохнуть от всего.

– Предупреждать нужно, Иосиф, или ты забыл, где меня искать?

– Извините, капитан, больше не повторится. У меня для вас есть кое-что, проходите, садитесь.

Андреев прошёл в гостиную и сел на ветхий потёртый диван. Иосиф притащил несколько коробок с обувью и разложил у ног Андреева.

– Всё как вы любите капитан! Ещё приберёг специально для вас костюмчик! Югославский. Троечка.

– Йося, скажи мне вот что: кому ты ещё продал такие туфли, как у меня.

Андреев указал пальцем на свою обувь.

– Так сразу и не вспомню…

– Фотограф! Напрягай свою фотографическую память и поскорее.

– Такие были всего две пары, одни купили вы, а вторые… не знаю этого клиента, – быстро заговорил Иосиф. – Впервые пришёл, и даже не представился.

– Йося, темнишь. Закрою твою лавку! – пригрозил Андреев.

– Ей-богу, не вру. Приходил он весной… точно, забежал буквально дня через два после вас, я аж подумал, что вы его прислали.

– Йося, не лепи мне тут горбатого.

– Нет, нет, что вы! Так вот, предложил я ему пар десять, а он выбрал именно эти, – Иосиф перевёл взгляд на туфли Андреева. – Видимо вкусы у вас одинаковые. А в чём дело, капитан?

– Не важно. Опиши своего клиента. Как он выглядел?

– Да я особо и не помню его, такой светленький, молодой, коренастый, среднего роста, и акцент вроде был, не местный какой-то…

Андреев вынул из кармана фотографию, арестованного за кражу бутылки алкоголя.

– Похож?

– Нет, не он, точно.

– Йося, как объявится, разузнаешь всю его подноготную и пулей летишь ко мне. Уяснил?

– Безусловно! Не подведу, капитан, прилечу быстрее пули.

– А теперь показывай, что у тебя есть новенького.

62. Авария, Ереван, пятница, день, 5 августа

Николай сел в машину и рванул с места: ехал сам не зная куда. Ему хотелось запутать, сбить с толку всех, кто преследовал его. Вилял улицами, кружился вокруг да около районов. В какой-то момент задумался, ослабил внимание, выскочив на встречную полосу. Чудом не врезался в проезжающую мимо машину.

Автомобиль «ВАЗ-2101» на приличной скорости въехал в столб и остановился, едва не слетев в кювет. Голова Николая неподвижно лежала на руле. Со лба стекала кровь.

– Чёрт! – выкрикнул Лимон, увидев аварию. В состоянии шока находились все участники движения, особенно люди Гамлета и Гаспара.

«Скорую! Скорую!» – кричали люди.

Никто не знал, дышит ли водитель.

Видение, а может быть, сон, который снился Николаю, вернул его в детство, когда он считал копейки, лежащие в его руке. Молодость и мелочь, как говорят бабушки и гадалки, снятся к слезам.

Темнота. И лишь голоса людей, поспешивших на помощь к Николаю, звенели в его ушах: «Мужчина! Вы живы?»

Николай не отзывался. Не мог разжать челюсти.

Фельдшер скорой помощи Михаил Азатович Айвазян под вой сирены делал то, что не свойственно большинству врачам, – он молился. Каждый раз, когда неотложка летела на вызов, он искренне надеялся, что пострадавший остался в живых, и ему не придётся накрывать бездыханное тело непрозрачной тканью.

«Худшее в буднях медработника – констатировать смерть или приехать слишком поздно».

Машина остановилась. Айвазян побежал к пострадавшему.

– Жив, кажется, – сказали медработнику.

«Жив!» – обрадовался Михаил Азатович, пощупав пульс Николая.

Врачу и фельдшеру предстояло оказать неотложную помощь пострадавшему. Медсестра в неприлично коротком медицинском халате прохаживалась у машины, недружелюбно поглядывая на зевак.

– Граждане, здесь не театр! Прошу освободить дорогу! – злился врач Борис Мигранович Степанянц.

Николай покачивался на носилках. От боли в ноге, а может, от головокружения и шока его тошнило и трясло. Дверь «Ераза» с двумя красными полосами визгливо захлопнулась. На минуту Николай открыл глаза и увидел лицо медсестры, сказавшей, что он везунчик, родившийся в рубашке.

Над пострадавшим врач и фельдшер проводили какие-то медицинские манипуляции, колдовали, уделяя особенное внимание ноге Николая, которая то багровела, то синела в области ступни.

Николаю не давало покоя случившееся дорожно-транспортное происшествие: он знал, что ГАИ или милиция приезжают на место аварии вместе со скорой, ему казалось, что они каким-то образом раскроют план похищения государственных денег. Он бредил.

Лежал на носилках, будучи в сознании, думал о том, не подействовали ли каким-то образом обезболивающие уколы, не сболтнул ли он чего лишнего.

Понял, что нужно бежать. Резко открыл глаза, словно кто-то разбудил его.

– Остановите машину, я пойду! – выпалил Николай, хватая врача за рукав халата.

– Голубчик, у вас скорее всего нога сломана и, вероятно, сильное сотрясение мозга! Лежите и успокойтесь!

– Вы не понимаете! Мне очень надо…

– Сатеник, душенька моя, – врач шепнул медсестре, – сделай ему, пожалуйста, аминазинчика. Николай, – врач уже успел узнать имя пострадавшего, – лишь каплю терпения. Всё у вас до свадьбы заживёт!

Сате достала лекарство, подготовленное заранее для шоковых или буйных пациентов, и сделала Николаю укол.

– Пульс учащённый. Давление сто девяносто на сто двадцать, – фельдшер впал в панику. – Так же и инсульт может наступить!

Николаю пришлось смириться с тем, что отпустить его после аварии не смогут и сейчас ему лишь одна дорога – в больницу. Веки тяжелели, тошнота не проходила.

Он уснул, прекратив что-либо доказывать и объяснять медикам. Последнее, что он промямлил:

– Хоть бы Феля не подвёл.

63. Государственный банк Армянской ССР, Ереван, день, 5 августа

Феликс знал: его брат – парень не промах. Раз он что-то задумал, значит, всё сложится так, как надо. Да, было категорически страшно идти одному на дело, но волков бояться – в лес не ходить.

Прилично одетый, Феликс походил на научного сотрудника, но никак не на грабителя. Кто за таким будет следить? Он вышел из подъезда и отправился на прогулку к Госбанку. Благо город знал как свои пять пальцев – поездки на заработки оказались очень кстати. Дорогу к учреждению спрашивать не пришлось.

Солнце жарило, а духота августовского дня и запах плавящегося асфальта заставляли жителей города дышать чаще и тяжелей. Капельки пота проступили на лбу Феликса, и он вытер их носовым платком. Менее чем за час добрался до Государственного банка Армянской ССР и ужаснулся: он, простой советский человек, посмеет вытащить из него пачки денег!

Феликс поверхностно ознакомился с банком: не стал заходить внутрь, лишь прогулялся около него. Всё делал так, как планировал брат. После пошёл «поприветствовать» дом, соседствующий с финансовым учреждением.

Ровным шагом Феликс вошёл в крайний подъезд. Поднимаясь по ступенькам, столкнулся с пожилой женщиной: на вид ей было далеко за восемьдесят. Феликс ради приличия сказал ей: «Здравствуйте», но старушка ничего не ответила, поскольку была давно и безнадёжно глуха.

Вот он – последний этаж и чердак!

Сам не зная для чего, Феликс постучал по чисто выбеленной стене.

«Риск – благородное дело!» – вспомнилось ему.

Он осмотрелся, поразмыслил, прокрутил всё в голове и принялся спускаться по лестнице. На втором этаже, как назло, не разминулся с симпатичной девушкой, которая, открывая дверь, повернула голову в сторону неизвестного ей мужчины.

– Добрый день, – уверенным тоном обратился к ней Феликс.

Девушка усмехнулась и учтиво ответила:

– Добрый!

Из квартиры доносились крики – шумели дети.

64. Обувной цех, Ереван, день, 5 августа

Цеховик обсуждал с Шуриком молодую работницу – швею, которая влюблёнными глазами посматривала на своего начальника. Гаспару хотелось отомстить Стелле, у которой давно не было ни стыда, ни совести, – и он исполнил задуманное. Купал в лучах своего внимания другую, сделав её своей новой любовницей.

Гампр и Мульт ворвались в цех и принялись объяснять на пальцах своему шефу, что они только что увидели.

– Мёртв! Коля мёртв!

Амбалам, ехавшим следом за Николаем, показалось, что он не выжил после аварии: его машина влетела в столб так, что у водителя не осталось шансов. Такова была версия оболтусов, и, конечно же, Гаспар в неё поверил. К странному и даже страшному разговору присоединился Сева, решивший заглянуть на работу к своему товарищу по карточной игре.

Гаспар не мог позволить себе обсуждать сорванное ограбление банка и смерть главного его участника при таком количестве свидетелей. Цеховик велел Севе, Гампру и Мульту идти за ним в кабинет – нервно открывая дверь, он прогнусавил:

– Говорить только шёпотом, понятно?

Все кивнули, лишь Мульт что-то пропищал.

– Что произошло? – не дожидаясь начала рассказа, спросил Сева, опираясь руками о стол.

Гаспар сел на стул и забросил ноги на край стола. Цеховик дал возможность своим толстолобам отдышаться, а затем внимательно выслушал историю о машине, на серьёзной скорости врезавшейся в столб.

– Он сидел и не двигался, – говорил Гампр. – Людишки, скорая помощь – все дела…

– Алес капут ему, шеф! – поддакивал Мульт.

Гаспар держал трясущимися руками сигарету, зло посматривая на Севу.

– Не может этого быть – ушам своим не верю, – произнёс тот.

– Сука… – цедил сквозь зубы Гаспар.

Глуповатые пособники цеховика лишь пожимали плечами и переглядывались. Не могли додуматься, отчего же их шеф так обескуражен.

– Шеф, да чего ты так из-за этого дурака сердце рвёшь? – спросил Мульт, ковыряя ногтем в зубе.

– Найдём нового! – Гампр старался подбодрить Гаспара.

– Найдём для чего? Вон! – Гаспар заорал на Гампра и Мульта, те молча покинули кабинет.

Сева откинул голову назад, спрашивая у цеховика:

– Что будем делать?

– Пока не знаю.

– Я так понимаю, всё отменяется, – разочарованно произнёс Сева.

– Думаю, да…

65. Отдел уголовного розыска, Ереван, день, 5 августа

Гамлет водил пером ручки по бумаге: работа в милиции была не столько романтичной, сколько монотонной, малоинтересной, «пыльной». Оперативники за дверью отдела что-то эмоционально обсуждали, но Гамлет не слышал разговора коллег.

Саша и Ашот вошли, схватили по стулу и сели у стола Гамлета, уставившись на него.

– Четыре этих глаза говорят мне о неприятностях? – произнёс он, глядя то на одного, то на другого милиционера.

– Приплыли, браток, – подытожил Саша.

– Зачем? Куда? – спросил Гамлет.

– Ушёл твой клиент или убрали его.

Гамлет снисходительно улыбнулся. Пожалуй, он догадывался, о чём идёт речь.

– Подробности могу услышать?

Ашот почувствовал, что из Саши рассказчик не ахти, потому взялся поведать трагичную историю, случившуюся на дороге.

– Вели мы твоего человека, и тут бац – слетает его «Жигули» с дороги и «целуется» со столбом. Капот всмятку. Клиент твой тоже. Мы немного притормозили, и мне удалось рассмотреть его лицо.

– Оно было в крови. Голова лежала на руле, – добавил Саша. – Скорая помощь увезла пациента без сознания.

Гамлет скривился:

– Мило-мило.

Реакция Гамлета на возможную смерть человека показалась оперативникам отвратительной. Даже палач после расстрела преступника выпивал рюмку водки за покойного. Назвать фатальный исход «милым» было верхом цинизма.

– Что делать будем, Геворгян?

– Предлагаю сыграть партию!

Гамлет и Ашот сели играть в шахматы, Саша вышел из отдела в столовую.

– Если я сейчас испарюсь домой, ты меня прикроешь? – Ашот просил Гамлета в случае форс-мажора отмазать его перед руководством.

– Сделаю вид, что ты трудишься.

– Спасибо, брат!

Ашот сбежал с работы, и Гамлет вновь остался один. Сначала позвонил жене – Светочка у него была на первом месте, затем дети, родители, закадычные друзья и лишь потом – Стелла.

– Дорогая, срочный вызов! Нашёл минутку, чтобы сказать тебе, как я тебя люблю!

В трубку хлынул поток признаний в самых нежных чувствах. Жена милиционера растаяла:

– Мой дорогой… – протянула она.

– Виню себя в том, что не смогу сегодня уснуть в твоих объятиях, – оправдывался неверный муж.

Разговор с женой закончился. Предстояла беседа со Стеллой и пылкая встреча с ней.

66. Блатхата Левона, Ереван, день, 5 августа

– Рыбой попахивает, – Левон отвернулся от хрустальной пиалы, в которой блестела чёрная икра. – Не нравится, убери её.

«Правая рука» главаря – молодой, чересчур дерзкий, беспардонный парень, готовый по трупам пройти, но своё взять – разрезал ножом мясо. Золотой витой браслет умопомрачительной толщины – знак Лёвиной благодарности за изумительно выполняемую работу – обвивал тощее запястье юнца. Разговаривать с карманниками, ювелирами, домушниками, громилами было его делом. Давить на таких, как Гаспар, также входило в его обязанности. Собственно, этот юноша частенько выезжал на разговоры с цеховиком.

Лимон, как чёрт из коробочки, нежданно-негаданно, влетел в гостиную, где обедали Левон со своим помощником.

– Лёва? Тысячу извинений, что прерываю…

– Валяй уже, – обратился к Лимону парнишка, «правая рука» Левона. – Лёва обедает, не видишь? В следующий раз, напряги мозги, перед тем как врываться.

Лимон малость занервничал и осторожно, закусив губу, начал:

– Ехали мы с Монголом, значит, по дороге: ну, следили за чуваком. А потом – хрясь! И нет чувака. Весь в крови был…

– Погодь чуток.

Левон потянулся к бокалу, в котором краснело вино. Вспомнив о том, что накануне его приезда на блатхату, здесь развлекалась пара его ребят с девушкой древнейшей профессии, передумал пить налитое из ранее открытой кем-то бутылки. Велел Лимону (коль он стоит под рукой) налить ему другого вина. Белого. Из новой закупоренной бутылки.

Промочив горло, Левон невозмутимо обратился ко вспыльчивому и недалёкому помощнику:

– Я куплю тебе словарь.

– Зачем?

– Затем, что запас слов у тебя ограниченный: «поспать», «пожрать» и «покурить».

«Правая рука» Левона, доедая мясо, пояснил Лимону:

– Нормально расскажи.

Лимон задумался и выпалил с паузами:

– Я и Монгол стали очевидцами жуткой аварии на дороге. Машина чувака-медвежатника, за которым мы следили, разбилась: хана и машине, и водиле. Прямо в столб, увезли на скорой, лежал как мёртвый.

Столовый нож из рук Левона упал на пол со звоном. Его главный помощник неспешно потянулся за упавшим прибором.

– Мне жаль только пацана-медвежатника и не полученных нами деньжат, ребята, – слегка охрипшим голосом сказал Левон. – М-да… «Полинял» наш Гаспарчик.

67. Городская больница, Ереван, день, 5 августа

Медики «Скорой помощи» доставили пострадавшего в ДТП в больницу.

Раздражающий запах лекарств и хлорки бил в нос. Исключительно чистый пол скрипел под ногами врачей, медсестёр и санитарок. Кто-то из медиков перекрикивался: кажется, медсестра из манипуляционной палаты воодушевлённо обсуждала новости с молоденьким ординатором.

Больше непонимающего врача, сердобольного фельдшера и раскованную медсестру Николай не слышал и не видел.

Пациента повезли сперва на рентген, а после – в лабораторию, чтобы взять кровь на исследование. Пострадавший то приходил в сознание, то снова отключался. Его руку истязали иглами, это Николая не радовало. По вене текло что-то обжигающее: или кровь, или физраствор.

– Люба… – бормотал он, лёжа на неудобной койке. Голова раскалывалась, будто орех.

– Милок, Любы здесь нет.

Николай открыл глаза и увидел медсестру, перевязывающую ему голову бинтом. Ногу что-то давило, словно жестяной сапог.

– Я жить буду?

– Будешь-будешь! С переломом ноги живут до ста лет, если не больше! – ответила ему медсестра. – Снимут гипс и будешь бегать как новенький!

– У меня всё нормально с головой? – испуганно спросил Николай.

– На учёте в психоневрологическом диспансере не состоял?

– Нет!

– Не считая сотрясения мозга – всё в полном порядке!

Николай тяжело вздохнул:

– Долго мне здесь находиться?

– Этого даже Господь Бог не знает.

Николай хмыкнул. Медсестра пыталась подбодрить пациента:

– Поваляешься немного – придётся же тебя поднимать на ноги, а это время. Врач у нас хороший, внимательный, сделает всё на должном уровне! Знаешь, ты родился под счастливой звездой: не каждому суждено оклематься после аварии.

– Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами.

– Так это правда?

– Нет. Я видел лишь руль и отражение машин в зеркалах.

– Радуйся! Ты среди живых!

68. Государственный банк Армянской ССР, Ереван, поздний вечер, 5 августа

В жилом доме, примыкающем к банку, свет на каждом этаже вплоть до самого последнего горел с перебоями: возможно, слабые лампы уже отслужили своё или из-за жары электропровода не выдерживали. Феликс был без ума от счастья: никто из жильцов если вдруг и увидит его, не успеет рассмотреть лицо в полумраке.

Феликс оказался на последнем этаже совсем один. Он шустро и бесшумно взобрался по лестнице на чердак, положил себе под ноги сумку, достав из неё коловорот и свёрла.

«Господи, как бы сделать так, чтобы не было слышно?» – мыслил он.

Кирпичная кладка смущала Феликса, но что думать – надо делать. Сверло коловорота входило между кирпичами снова и снова. Феликс бурил швы, после – складным ломом поддевал расшатанные кирпичи.

Стрелки часов летели вперед: поднялся на чердак в полночь, и вот уже на циферблате три часа ночи.

«Воды» – просила жажда.

Он и пил её, и смачивал ею разогретые свёрла. Сердце работало в экстренном режиме, с надрывом. Феликс чувствовал, что ему не хватает воздуха, но продолжал молча делать своё дело.

От монотонной и непрерывной работы напряжённые руки дрожали, словно у старика. Затем пришло сомнение в том, что удача повернётся к Феликсу нужным местом и он продырявит эту стену.

«Сколько ещё?» – спрашивал себя не раз.

Изначально было ясно, что быстро разобрать кирпичи в одиночку, – затея глупая. В четыре руки – ещё да, но не в две.

Феликс вспотел: лоб, шею, руки щипало. Внимательность и бдительность сходили на нет – он становился рассеянным, мысли витали в горячем воздухе, крича: «Прохлады!»

Отчаявшись, высунул голову в чердачное окно.

На дворе было тихо, хорошо и не жарко, вот он – глоток свежего воздуха! Феликс заслушался тишиной: ни машин, ни голосов людей, ни лая собак.

Пробивать двойную стену не было сил: возился с ней столько времени, а результата – с гулькин нос. Как выкрутиться – не знал до той поры, пока не увидел открытое окно на третьем этаже Госбанка.

Описать удивление Феликса, перерастающее в любопытство, трудно: потерять вагон времени из-за разбора кирпичной стены, когда вход в банк – на ладони, просто воспользуйся им!

Ночная охрана банка не обременяла себя обходами вокруг здания.

Феликс сложил свои инструменты в сумку и полез на крышу дома. По ней крался тихо, чтобы жители последних этажей не услышали подозрительных шагов и, не переполошились.

«Один гимнастический шаг – и ты уже там, в банке с миллионами!» – прошептал про себя он, стоя на краю крыши, на карнизе жилого дома.

Ряд окон третьего этажа финансового учреждения был предусмотрительно защищён решётками от хитрых лазутчиков – только одно-единственное окно было открыто. Бригада мастеров сняла решётку вместе со створками окна, оставив лишь раму, затянутую полиэтиленовой плёнкой.

Мысленно Феликс поблагодарил людей, облегчивших ему задачу с проникновением в Госбанк. Что же: фатальный шаг сделан! Благополучно ступив на паркет комнаты отдыха банковских сотрудников, он посмотрел по сторонам: побелка, краска, кисточки в углу, замызганная стремянка… Ни тебе охраны, ни сигнализации.

Феликс сел на пол и развернул план строения банка. Визуально он понимал, где располагается хранилище, но… точность ему не помешает. Закончив со схемой, ломом принялся расковыривать и поддевать кусочки паркета, пробираясь к бетонному полу – потолку хранилища.

В комнате охраны играло радио: диктор сонным голосом приветствовал слушателей – граждан Армянской ССР, встречающих новый день. Охранники играли в нарды – шумно бросали кубики и со скрежетом передвигали шашки. Они эмоционально, даже бурно, обсуждали текущую игру, разные новости, громко смеялись и временами поругивались. До окончания ночной смены оставалось несколько часов, затем должна была явиться утренняя охрана.

Под паркетом ожидаемо обнаружился бетон, внутри которого через каждые пятнадцать-двадцать сантиметров проходила железная арматура.

Надёжный добрый коловорот со свёрлами выручал как мог: благодаря ему Феликс всё же просверлил широкую дыру.

Он достал крепкую верёвку. Один её край привязал к ручке детского зонта, сунул его в отверстие и раскрыл. Другим краем верёвки охватил оконную перегородку: она делила раму на две равные части. Убедившись в том, что узлы завязаны прочно и верёвка натянута максимально крепко, Феликс сел на пол и принялся расширять дыру в нём. Теперь всё дело за зонтом, лишь бы он выдержал.

«Не подведи, дружище!» – молил Феликс любимую вещицу своих девочек.

Феликс интенсивно «решетил» потолок, вокруг отверстия, в котором разместил зонт, буравил маленькие дырочки. Расковыривал их ломом, тихонько постукивал молотком по зубилу, таким образом расширял основную дыру.

Временный подарок дочек действительно избавил Феликса от головной боли под названием «шум», ибо обломки бетона аккуратно падали в детский зонтик, и тот успешно выдерживал их тяжесть.

Свёрла ломались один за другим.

«Вода для успокоения! Пора бы перевести дух!» – подумал Феликс, делая паузу в кропотливой, ювелирной работе.

«Утренняя» охрана сменила «ночную».

– Требую реванша, Симон! – обратился охранник ночной смены к коллеге, потирая рукой свою шевелюру.

Они шли по коридору, переодетые в гражданскую одежду, и обсуждали ночную игру в нарды.

– Ещё никому не удавалось меня обыграть! – отшучивался старший по возрасту охранник банка. – Мал ты ещё!

– Ну-ну! – надулся младший охранник. – Это мы ещё посмотрим! Я в армии, знаешь, как играл? Никому не уступал! Выигрывал постоянно! Даже у самого комбата!

Мужчины, смеясь, вышли из банка через чёрный ход. За их спинами громыхнула железная дверь – её закрыла утренняя смена. Молодой охранник Гурген и его непобедимый партнёр по нардам Симон растворились в вялом субботнем потоке людей. На часах было около половины девятого утра. Город Ереван оживал.

Сменщики Камо и Виталий пришли на работу как обычно – в восемь. Немного, где-то полчаса, поболтали с коллегами, отпустили их и засели в своей комнате, ибо зачем прохаживаться по пустому банку – суббота же.

– Прилягу-ка я отдохнуть… – работник банка Камо Аванесов разлёгся на диване. – Не спал всю ночь из-за проклятой жары.

– Молодая жена – счастье любого мужчины. Всю ночь спать не даёт, – подкалывал напарника Виталий Гогоранц.

– Вито, что за шутки? Из-за жары спать невмоготу: даже вентилятор с духотой не справляется.

– Шучу я, шучу. Не кипятись ты, не чайник.

– Сделай лучше радио тише. Посплю, – просил Камо.

По радио играла песня Высоцкого «Тот, кто раньше с нею был». Виталий подпевал:

В тот вечер я не пил, не пел,

Я на неё вовсю глядел,

Как смотрят дети, как смотрят дети,

Но тот, кто раньше с нею был,

Сказал мне, чтоб я уходил,

Сказал мне, чтоб я уходил,

Что мне не светит.

Камо уже похрапывал, а Виталий грустил: вспоминая под душевную песню свою первую любовь, он тонул в прошлом.

Каждый охранник был занят, так сказать, своим делом.

Бо́льшая часть времени субботнего дня прошла для Феликса почти в безостановочной работе, а для охранников в бездействии. В общей сложности, Феликс возился с потолком более двенадцати часов, делая незначительные перерывы.

Феликсу пришлось встать: ноги сильно затекли.

Зонтик, наполненный мусором, уже хрустел и потрескивал от тяжести. Он грузно свисал с потолка.

Подойдя к оконной раме гусиным шагом, чтобы не быть замеченным с улицы, Феликс ослабил верёвку, на которой висел набитый осколками бетона несчастный зонт. Нужно было аккуратно развязывать узел, придерживая верёвку, иначе из-за резкого движения вся конструкция с грохотом рухнула бы вниз. Всё следовало делать тихо. Ходить, работать руками, пить воду, думать – тише мыши.

Потихоньку зонт спускался, покачиваясь, как бумажный кораблик на воде. Момент – и весь мусор из дыры потолка лежит на полу второго этажа. Основная часть долгой и трудной работы наконец завершилась.

Феликс принялся разрезать арматуру: самая обычная ножовка по металлу не справилась с задачей – полотно лопнуло. Его куски предательски полетели вниз, на пол. Феликс остановил работу, закусив кулак, подумав про себя: «Пропади оно пропадом!»

Охраннику показалось, что на верхних этажах что-то стукнуло. Он сделал радио тише и стал напряжённо прислушиваться, но странный звук не повторился.

– Камо?

– М? – сквозь сон промычал тот.

– Ты спишь? – настороженно спросил Виталий.

– Уже нет, – сонно ответил Камо. – Чего разбудил?

Камо приоткрыл один глаз и увидел напарника, героически сидящего за столом. Он курил и разгадывал головоломки, напечатанные в популярной газете.

– Ты ничего не слышал?

– Кроме твоего «Камо» – ничего! – раздражённо выпалил тот.

– Сверху, кажись, что-то упало. Может, сходим, проверим, что там?

Камо Аванесов попросил напарника «включить» аналитику и немного поразмыслить: что может происходить на верхних этажах в субботу?

– Банка краски свалилась наверняка… – усмехнулся Камо и перевернулся на другой бок.

Положа руку на сердце, Виталий Гогоранц также не хотел подниматься наверх: что там проверять? Неужто банк грабят? Лень-матушка.

«Всё. Одна мне дорога: в казённый дом», – вертелось в голове грабителя.

Феликс ощутил жуткий страх.

Испуг прошёл лишь в тот момент, когда притихшее радио вновь заиграло громко.

Ножовка заново заскользила по армированным прутьям.

Феликс взял к своему инструменту пять полотен, но родное и четыре запасных подвели – затупились в процессе.

«Последнее, шестое… На тебя вся надежда…» – не вслух приговаривал он.

Железо поддалось ножовке. Феликс вытащил первый перепиленный прут и положил рядом с собой, второй отрезал только с одной стороны и загнул вверх, чтобы привязать к нему верёвку.

Диаметр образовавшегося отверстия составлял сантиметров тридцать пять от силы: как втиснуться в такую дыру, Феликс даже не представлял. Да, он худой и ловкий, но настолько ли, чтобы проделать опасный трюк?

Феликс достал новую верёвку и затянул узел на крюке согнутой арматуры: она-то его вес точно выдержит!

Не зря когда-то он был прекрасным гимнастом – теперь профессионально спускался в хранилище: «ввинчивался» в небольшую дыру, держа в руке пустую сумку, которую спустя несколько минут наполнит при свете маленького фонарика. Пачки денег летели в сумку, оставляя в воздухе слабый аромат краски. Только-только напечатанные сторублёвки грели сердце Феликса.

«Мы все забудем о бедности!» – молча ликовал он.

Одурманивают ли деньги человека? О да, особенно когда они на полках! Деньги… Везде деньги!

Поставленная на пол сумка заполнилась сначала на треть, потом на половину, затем – доверху. Феликс поднял ношу и принялся взбираться с ней по верёвке наверх – снова на третий этаж.

Но сумка в отверстие не проходила.

«Как быть?» – Феликс нервничал и раздражался.

Он охватил двумя ногами верёвку так крепко, как удав свою жертву. Расстегнул молнию и погрузил руку в сумку. Хватал пачки и забрасывал их в отверстие в потолке. Деньги летели: стопка за стопкой. Когда сумка немного похудела – вслед за деньгами полетела и она.

Феликс обратно «ввинчивался» в дыру.

После долгих усилий, наконец, он вновь оказался в той самой комнате отдыха банковских сотрудников.

В это же время, охранник Виталий Гогоранц завалился на диван. Наступил и его черёд.

– Спать?

– Да, – недовольным голосом ответил Виталий.

– Дома выспишься! – Камо Аванесов усмехнулся про себя. – Час остался до окончания смены!

– Мне его хватит с лихвой, в отличие от тебя, ты всю смену продрых!

– Тогда я покурю и тоже покемарю… – рассмеялся Камо.

Феликс чувствовал, что слабеет, словно гаснущая спичка. Сам не знал, сколько уже времени толком не спал. Сидел утомлённый на полу. Одна нога свисала вниз из пробитой дыры, другая упиралась в набитую наличностью сумку.

Дожидался тёмной ночи, чтобы в конце концов улетучиться из банка.

Третья пара охранников заступила на работу: Камо и Виталий сдали смену другим коллегам. Охранник Семён Карапетян был раздолбаем. Все удивлялись, как его вообще взяли на работу в банк. Из-под его носа могли бы похитить миллионы миллионов, а он и в ус не дул бы. Юрка (как многие сотрудники банка называли второго охранника) являлся абсолютной противоположностью Семёна – серьёзный, ответственный, надёжный. Как только закрыл дверь за вышедшими охранниками, решил пройтись по всем этажам банка. Он поднялся на второй этаж и шаг за шагом обошёл его, а дальше двинулся на третий.

В этот самый миг, в железную дверь запасного входа громко постучали.

– Сёма, посмотри кто там! – крикнул Юрка с верхнего этажа.

Семён не отозвался.

В дверь продолжали настойчиво стучать.

– Сёма! Куда ты делся, уснул что ли?! – продолжал кричать охранник.

Юрке пришлось спуститься и подойти к двери.

– Кто там?

– Юрка, это я, открой.

– Камо? Ты чего вернулся?

– Ключи от квартиры оставил.

Юрка и Камо вошли в комнату охраны.

Семён лежал на диване и сопел, издавая носом свистящие звуки.

– Молодец, знает толк в работе! – хватая ключи с полки, рассмеялся Камо.

– Рыбак рыбака видит издалека.

– Юр, да какой сумасшедший сунется в банк через эти железобетонные стены? Сам подумай.

– А кто его знает.

– Пойдём, закрой за мной дверь, правильный ты наш.

Юрка проводил Камо, а позже медленным темпом, вновь зашагал по ступеням, которые вели на верхние этажи.

Какое-то чувство остановило охранника на полпути на третий этаж. Он передумал делать обход территории, ведь и так из смены в смену добросовестно выполнял свои обязанности: можно же когда-нибудь позволить себе денёк ничего не делать на работе.

– И правда, – разворачиваясь махнул рукой охранник, – кто проникнет через железобетонные стены? – Юрка со спокойной совестью вернулся в комнату охраны.

Феликсу удалось обойти три пары охранников и благополучно кануть в ночь: закинув сумку на плечо, шагнул в окно и оказался на старой доброй крыше жилого дома, примыкающего к банку.

Чердачное окно по-прежнему было открыто и радушно приняло грабителя: Феликс пролез в него и осторожно спустился по лестнице, бесшумно ступив на бетонный пол последнего этажа.

Часы показывали слишком позднее время для ночных прогулок, но всё же одна девочка лет десяти встретилась Феликсу на лестничной площадке. Она выходила из квартиры дедушки и бабушки этажом ниже и направлялась к себе домой на последний этаж.

– Здравствуйте вам, – обратилась к Феликсу девочка.

Феликс растерялся:

– Здравствуй, – добродушно ответил он. – Не ходи одна так поздно вечером.

Он постарался внушить девочке доверие. На всякий случай улыбнулся ей, словно старый друг. Девочка согласилась со словами встретившегося ей дяди и нырнула в свою квартиру.

На улице Феликс почувствовал себя комфортнее. Время плыло, летело, бежало как сумасшедшее.

Стоял на улице, собираясь остановить какую-нибудь машину. К счастью, не успел Феликс зевнуть, как водитель такси подъехал.

– Куда едем? – спросил он.

Тот наклонился к окну и ровным тоном попросил:

– В Ленинакан.

– Ого! В Ленинакан? Рублей двадцать пять выйдет!

– Двадцать пять – так двадцать пять.

Феликс устроился на заднем сиденье, объяснив это тем, что хочет хотя бы часик-два поспать. Затем достал из кармана деньги и протянул необходимую купюру водителю.

– Если бы все пассажиры были бы такими, как ты! – весело обратился водитель к Феликсу.

– Какими? – вскользь спросил он.

– Не торговались и не дебоширили.

Пассажир улыбнулся.

– Сейчас бы перекусить что-то, – машинально проговорил Феликс. Положив под голову сумку с рублями, он намеревался погрузиться в сон. Машина таксиста ещёколесила по Еревану, следуя к выезду из города.

– Пирог яблочный любишь? – осторожно и немного стесняясь спросил водитель.

– Обожаю, – ответил Феликс сонным голосом.

Водитель достал свёрток, содержимое которого весьма аппетитно пахло.

– Каринка моя делает лучшие в мире пироги. Угощайся.

– Спасибо, – хмуро ответил пассажир. Он, видимо, боялся принимать угощение из рук чужого человека. Но, взглянув на водителя, который за компанию с ним жевал яблочный пирог, успокоился. – А Карина твоя знает толк в кулинарной науке, – Феликс смаковал угощение и хвалил способности жены водителя. – Спасибо ещё раз.

– Сдается мне, что ты повеселел! – улыбчиво обратился к Феликсу таксист. – Спи. Два часа в дороге будем.

Таксисту и в голову не приходило, что он везёт в своей машине грабителя Госбанка, у которого под головой вместо подушки лежит огромное количество денег. Думалось шофёру, что в его машине строитель: штаны испачканные, вид усталый, измученный.

«Жаль людей – едут в Ереван на заработки…»

Феликс дремал – мысли не давали полноценно уснуть. Мозг неустанно работал и размышлял:

«Коля велел самолётом в Москву лететь, но куда с такой сумкой-то переться? Она же неподъёмная: внимание к себе привлеку, дежурный по аэровокзалу может прицепиться или вопросы лишние задавать. На кой мне это надо? Нет. Нельзя в самолёт. Поездом? Да! Всё-таки поездом надёжнее!»

Феликс засопел. Ему снилось, как он оставляет уже ненужные орудия ограбления в банке и умывает лицо и руки водой из полупустой последней бутылки.

В районе двух – половины третьего ночи он оказался в Ленинакане. Его встретила темень: где-то вдали лишь горел свет в паре окошек. Город спал. Попросил водителя остановить в трёхстах метрах от дома.

Раньше Феликс думал, какой из него вор – так, пособник брата в ограблении местного универмага с неучтёнными магнитофонами. Считал себя не совсем везучим человеком (единственной его удачей была семья), бесперспективным работником, бедняком. Такие деньги, как он сейчас везёт в машине, ему даже присниться не могли.

А сейчас он думал и поступал как опытный вор-рецидивист. Даже немного собой гордился.

Шёл по своей улице. Хотелось войти в дом, лечь на старенькую кровать и прижаться к любимой Маше.

Беззвучно открыл калитку и не заметил, как какой-то пушистый комочек пошёл за ним по пятам.

Это был щенок дворняжки. Он спал в палисаднике у забора, а как услышал шаги человека – увязался за ним.

– Иди-иди… – Феликс шёпотом прогонял щенка, который нырнул за ним в калитку.

Но за счастье нужно бороться. Неуклюжий щенок старался изо всех сил: вилял хвостом, путался под ногами мужчины, жалобно скулил. Феликсу стало жаль малого: бездомный и нелюбимый, что может быть хуже?

«Спят мои красавицы…» – думал Феликс, незаметно подходя к темным окнам.

Жена и дочери мирно спали.

Феликс проследовал к сараю. Крошечный ключик от тяжеленного замка прятался под резиновым ковриком.

– Ты или заходи, или брысь с порога, – отперев дверь, Феликс рыкнул на щенка, который пристально наблюдал за тем, что же его новоиспечённый хозяин делает.

Пушистый секретный сотрудник шевелил ушами: прислушивался, соображая, нет ли угрозы со стороны этого двуногого существа. Феликс включил свет и принялся рыть ямку в земле. Маша как-то его ещё допрашивала:

– Может, не будем ставить сарай на голой земле? Он же завалится…

– Не завалится, Маш.

– А земля не мокрая?

– Высохла после дождя. Хорошая земля.

– А если вредители какие-нибудь проберутся? Дыру пророют…

– Всё будет замечательно, жена, не трусь!

Маша тогда очень переживала.

А зря.

Феликс выкопал в сарае неглубокую, но вместительную лунку: осторожно и деликатно он выложил деньги – пятьдесят стопок сторублёвых банкнот.

– На чёрный день, – бормотал он и засыпал деньги землёй. – Но пусть чёрные дни обойдут нас.

Остальное, всё, что осталось в сумке, – закинул на полку. Подальше, чтобы не было приметно.

Деньги меняют человека, особенно когда их по-настоящему много. Кто-то становится Дьяволом, кто-то – теряет из-за них лицо, уважение, авторитет, семью, любовь. Деньги извращают человека, делают его рабом – даже внешность перекраивают. Денег всегда мало, даже когда держишь в руках крупные купюры – хочется ещё больше, что ли. Такова природа некоторых из людей.

Но наличность не была для Феликса смыслом жизни: в душе он остался всё тем же спортсменом, дворником, любящим до беспамятства жену. А когда дочери – Тамара и Зара – бегут навстречу, крича: «Папуля!» – это, собственно, счастье. Деньги в яме – лишь заначка. Если времена трудные настанут.

Феликс закурил, запирая сарай. Сел на старую бочку, посматривая то на щенка, то на звезды.

– Куда бы я ни шёл, что бы ни делал – не фартило мне, не везло. Даже в карты на интерес, и то проиграл бы. Клеймо на мне какое-то висит или проклял кто…

Щенок несогласно взвизгнул, за что получил оплеуху:

– Тихо сиди! Разбудишь всех!

Пёсик успокоился.

Сигарета дымилась.

«Поздравляю тебя, Феликс. Теперь ты официально показал силу и свои зубы! Всё, парень, гордись собой, ведь ты ограбил банк! Не магазин, не сберкассу, а Государственный банк!» – Феликс рассуждал и одновременно с этим подбадривал себя.

Гордость и лёгкий страх переполняли мужчину. Не всегда же ему будет везти, как вчера и сегодня. Но, как бы сказал Николай, я не думаю настолько вперед!

Феликс вошёл в дом, но дверь не запирал. Вышел к щенку с небольшой миской в руках. В ней было молоко.

Собачонок обнюхал сначала пальцы хозяина дома (они пахли табаком, от которого пёсик начал чихать), а после миску и её содержимое. Ночь была душной, потому прохладное молоко утолило жажду заблудившегося животного.

– Хочешь есть? – спросил Феликс, глядя на щеночка, который облизывался и посматривал на него добрыми глазами: молоко утолило жажду, но не голод. А потому – да, есть ему хотелось.

Феликс угостил четвероногого товарища кусочком курицы, вытащенной из кастрюли.

69. Государственный банк Армянской ССР, Ереван, утро, 8 августа

– Батя, что случилось? – обратился к бригадиру подсобный рабочий.

Тот ничего не ответил – проигнорировал вопрос подчинённого, слушая, как тревожно бьётся его сердце: оно чувствовало, что бригадиру скоро всыплют по первое число. Строитель пальцем указал на отверстие в полу.

– Обвалилось?

– Ты чего, совсем ку-ку? Какое обвалилось? – насупленно ответил бывалый бригадир. – Зря мы окно сняли… Ой, зря… – прошептал про себя он.

Подсобный рабочий понял, что глупо сейчас задавать очевидные вопросы своему начальнику. Затих. Молчал и бригадир, глядя себе под ноги.

Игру в безмолвие прервали остальные рабочие: они заметили, как бригадир и парнишка побледнели, слились цветом лиц со стеной.

– Что-то подозрительно уныло вы выглядите, ребята. Духа увидели? – подошёл к паре рабочих третий – шутник, весельчак, он же маляр-штукатур, который превращал ремонт в банке в какое-то необыкновенное веселье. – Ничего себе! – произнёс он, глядя на разбросанные куски паркета, горку мусора и подле неё выбитую в бетонном полу дыру, из которой выглядывала распиленная арматура. – Кто из наших так накосячил? – удивился маляр, снимая с головы шапочку, сложенную из газеты.

Бригадир скомандовал ему – коль он самый любопытный и смелый – проверить, а вдруг и правда обвалилась часть потолка, чем чёрт не шутит?

– Я, конечно, всего лишь специалист по штукатурке, но, думаю, с потолком всё хорошо было – ещё век прожил бы. Борисович, слушай, я здесь вижу верёвку, деньги разбросанные и… что-то похожее на зонтик… – докладывал бригадиру рабочий, просунув голову в отверстие. – Мне всё это очень не нравится, начальник! А вдруг из этой дыры деньги вынесли – что делать?

– Звать управляющего, – отрезал бригадир. – Сообщим немедленно, чтобы на нас не подумали…

– У меня самые печальные предположения! – обратился к бригадиру ещё один строитель, показывая ему инструменты – те самые, которыми орудовал во время ограбления Феликс.

Мастера потопали к управляющему Госбанка. Рассказать ему о том, что произошло из-за необдуманного шага рабочих, было равносильно добровольному согласию на казнь, но что оставалось делать? Кто знал, что такое произойдёт?

Все до единого мастера ввалились в кабинет Норберуни Тиграна Давидовича.

Посмотрев на перепуганных строителей, управляющий банка уже было открыл рот, но старший из рабочих его опередил:

– Тигран Давидович, случилось кое-что.

– К главбуху идите – она аванс вам выпишет… – проворчал Тигран Давидович и уткнулся носом в кипу бумаг. – Мне некогда!

– Тигран Давидович, вы не поняли… Мы дыру в полу обнаружили.

– Заделайте, я-то тут при чем?

Сдержанный и терпеливый бригадир бросил взгляд на ошарашенных странным происшествием строителей, а затем не выдержал и выпалил, глядя в упор на Тиграна Давидовича:

– Возможно, эту дыру просверлил грабитель, но точно не мы!

Мастера охали и причитали, подтверждали слова своего начальника, в красках описывая всё, что увидели в комнате отдыха банковских сотрудников.

Медлительный и неповоротливый управляющий банка быстро встал из-за стола и побежал в хранилище, отгоняя крутящиеся в голове чёрные мысли. Вспотевший Тигран Давидович кричал во всё горло, немедленно и пофамильно созывая других банкиров, – необходимо было пересчитать всю наличность, имеющуюся в хранилище.

Через несколько минут после экстренного пересчёта денежных средств из Государственного банка Армянской ССР поступил звонок в милицию об ограблении на полтора миллиона рублей.

Милиция не любила резонансных дел, а особенно не желала собирать сведения потерпевших, свидетелей и возможных подозреваемых. Серьёзные «разборки» милиционеры отдавали оперативникам и следователям – они же строили версии преступлений.

70. Отдел уголовного розыска, Ереван, утро, 8 августа

Саша развернул шоколадную конфету, следом за ней в рот сотрудника угрозыска отправились ещё две. С набитым ртом оперативник рассуждал о преступлении, которое переполошило весь Ереван, – да что там Ереван, наверняка весь Советский Союз:

– Наши коллеги успели проинформировать «его высокоблагородие»…

– Кого-кого? – переспросил Ашот.

– Короче, начальнику нашему сообщили, что из Госбанка вынесли воз и маленькую тележку деньжат. Теперь наш «царь всея юриспруденции» размышляет, кому из холопов поручить расследовать это дело.

– Делаем ставки, товарищи, кому выпадет сие счастье? – Ашот посматривал то на Сашу, то на Гамлета.

Тот молчал – ему было не до шуток.

– Гамлет – принц Датский, что вы скажете насчёт всей катавасии касаемо украденных казённых денег? – обратился к коллеге Саша.

– Сколько вынесли? – с нескрываемой злостью спросил Гамлет.

– Полторашку миллиона.

Ашот и Гамлет присвистнули, услышав о такой сумме.

– Здорово… Здорово… – раздумчиво пробормотал последний.

71. Управление уголовного розыска, Москва, полдень, 8 августа

Андрееву идти «на ковёр» к начальнику не хотелось – не любил краснеть во время беседы и заикаться, как мальчик-школьник, перед Филипповым.

За глаза полковника Филиппова называли «мистер недрогнувший мускул». Оно и понятно: у этого человека всегда и при любых обстоятельствах было каменное лицо.

– Товарищ полковник, – Андреев несмело обратился к Филиппову, войдя в его просторный и внушающий уважение к правоохранительным органам кабинет, – вызывали?

– Альберт, я то и дело тебя вызываю. Ты мне уже поднадоел, – насмешливо бросил Филиппов. – Сядь.

«Ну всё, сейчас со своей непроницаемой физиономией будет уничтожать меня», – промелькнуло в голове Андреева.

Капитан старался не смотреть на своего палача.

– Что у тебя по делу двух сберкасс?

– Может показаться смешным, но вор словно сквозь землю провалился.

– Когда кажется – креститься надо, Альберт, а то, что вор сквозь землю провалился, – это и вправду забавно – посмеёмся вместе, но не сейчас. Сочту возможным опустить все мелкие подробности очередного преступления, – раздражённо начал начальник, – сам всё узнаешь у ереванских следователей.

– Ереванских? – перебил начальника Андреев и тут же прикусил язык за свою нетерпеливость. – Простите, что прервал, товарищ полковник.

– Могу продолжить? – Филиппов повысил голос, указав тем самым Андрееву его место. – Пока ты вострил лыжи домой раньше положенного и считал мух на потолке, как Циолковский, твой крендель – сберкассный фанат – продолжил гастроли по Советскому Союзу и посмел замахнуться на Государственный банк Армянской ССР в Ереване. Что-с, будем ждать, пока он доедет до Риги, Киева или Душанбе или начнём уже раскрывать особо тяжкое преступление с целью недопущения следующего ограбления?

– Максим Валерьевич, могу задать вопрос?

– Задавай.

– Почему вы думаете, что ограбление двух сберкасс в Москве и Госбанка в Ереване как-то связаны?

– Хороший вопрос, Андреев. Объясняю тебе логическим и математическим способами плюс личным сыскным чутьём: вор грабил сберегательные кассы в Москве путём разбора стен, так? В доме, примыкающему к Госбанку, он также попытался разобрать кирпичную кладку, которая граничит со стеной банка. Вот только, как сказали наши коллеги из Еревана, до полного разбора кирпичной кладки жилого дома и бетонных стен банка вор не дошёл, иначе говоря, не справился с препятствиями. Но ему удалось воспользоваться другим путём. Забрался, значит, твой хлопец на крышу, отыскал незапертое окно банка и влез в него. Ну не удача ли, скажи?

– Окна в банке, насколько мне известно, должны быть защищены решётками?

– Там какая-то белиберда с решётками: их сняли разом с окном во время ремонта, кажись. Альберт, какого лешего ты меня допрашиваешь?

Андреев вошёл в азарт:

– Кто ремонт затеял?

– Думаю, управляющий.

– С него и начнём, – прошептал капитан. – Когда мы вылетаем на место происшествия, товарищ полковник?

– Кто мы?

– Я, Лавров и Костенко. Вы же для этого меня вызвали, чтобы сообщить, что отправляете в ссылку?

– Конечно, хоть мир посмотришь, начиная с Еревана. Только Лавров там тебе в ходе расследования зачем, чтобы по столовкам бегать и в носу ковырять? О Костенко я вообще молчу – она… Один летишь. Сегодня. Сейчас. Тамошние сыщики нуждаются в тебе.

– Максим Валерьевич?

– Всё, Андреев, чеши – не морочь мне голову! Флаг тебе сам знаешь куда и мягкой посадки!

Капитан из кабинета вышел расстроенный.

Секретарша полковника Филиппова Ниночка малевала ногти перламутровым лаком – достала дефицитное дамское заграничное счастье через подругу-оперативницу.

– Что у нас из этого всего вытекает? – спросил Андреев, обращаясь в пустоту.

Ниночка непонимающе посмотрела на следователя и подумала: «Ох уж эти странные сыщики – невероятно дивные люди, с воздухом говорящие!»

72. Блатхата Левона, Ереван, день, 8 августа

Левон лежал и с отвращением смотрел на девушку, тянущую руку к прикроватной тумбочке.

– Пересчитывать будешь? – ухмыляясь, спросил он, закинув руки за голову.

– Поверю постоянному клиенту, – равнодушно ответила красотка.

– Старалась ты на троечку.

Девушка, одевшись, вышла из спальни, подмигнув Лимону, стоящему у дверей «комнаты для утех». Левон не спешил покидать удобное ложе – курил в постели.

– Лёва, зайти можно?

– Заходи, умник.

Обычно Лимон не вваливался на блатхату посреди дня, но здесь дело было срочное.

– Тысячу извинений за то, что нарушил твой послеобеденный ритуал, но…

Левон докурил, встал с постели и отправился в ванную: продажная любовь заставляет человека неотложно смывать все её следы.

– Говори! – послышалось из ванной.

Под шум воды в приоткрытую дверь Лимон сообщил хозяину блатхаты новость об ограблении Госбанка, добавив в конце:

– Наверняка больше «ляма» стибрили!

– Имя!

С садистской и придурковатой улыбкой Лимон произнёс:

– Пока неизвестно, но, если нужно, всё узнаем.

Главарь предстал перед Лимоном в банном махровом полотенце.

– Ты чего в потолок пялишься? Судя по тому, что чувак по имени Коля у нас умер, то вместо него грабанул банк кто?

– Кто?

– Конь в пальто.

Лимон задумался.

– Гаспарчик «взял» банк, сечёшь? С него и надо бабки спросить.

– Спросим, – Лимон согласно шевельнул головой. – За милую душу!

Левон улыбнулся.

– Его наглая, хитромудрая, холёная рожа мне никогда не нравилась – хочется её «подправить» слегонца в очередной раз.

– Подправим.

Лимон уже чесал кулаки о дверные косяки, но Левон его остановил:

– Эй, боксёр, пар спусти. Не сейчас же его мочить!

– А когда набег готовить?

– Потемну.

– Понял, меньше знают – крепче спят.

73. Обувной цех, Ереван, день, 8 августа

– Да, интересно всё складывается в этой жизни, – Шурик подошёл к Гаспару, который стоял в столовой. – Слышал новости?

Гаспар пропустил вопрос Шурика мимо ушей.

– Ты чего здесь околачиваешься? Работы непочатый край. Пользу для общества кто будет приносить?

– Смилуйся, начальник, неделю без обеда работаю!

– Тогда ладно.

– Новости слышал?

– Я не слушаю новости и не смотрю.

– А зря, – возразил Шурик.

– Что ты имеешь в виду?

– Государственный банк ограбили, весь город на ушах стоит! Мы тут, значит, за сотню-другую спины гнем, а кто-то миллионы за раз…

– Чья бы корова мычала, – Гаспар возмутился нытьем рабочего, но старался говорить вполголоса, – а твоей вообще грех на зарплату жаловаться – полтысячи получает за месяц, крутясь направо и налево. Подожди, что ты сказал только что? – Гаспар напрягся, стараясь переварить предложение, вылетевшее из уст своего подчинённого.

– Ничего, – Шурик попятился назад. – Только то, что банк ограбили…

Гаспар не заметил, как повысил голос:

– Кто? Когда?

– Не знаю, мне ребята в цеху рассказали.

Гаспар улетучился из столовой, даже не забрав тарелку из рук стоящего на раздаче повара.

– Вонючая банковская вошь! – кричал Гаспар, летя по коридору в свой кабинет. – Гнида! Провернул всё сам!

То ли от злости, которая овладела цеховиком, то ли от невнимательности он больно ударился плечом о дверь, которая позже пострадала от его же кулака.

Он залпом выпил остывший сладкий чай и огорчённо, словно малое дитя, не получившее материнского молока, принялся рыдать. Впервые в жизни Гаспар – цеховик, карточный игрок, нечестный человек, для которого нет ничего святого, – плакал. В нём бушевали зверская злость, негодование, отчаяние и непонимание того, как Сева – серая банковская мышь – сумел превзойти в таком деле его, продуманного и хитрого воротилу.

От осознания собственной глупости и неудачливости Гаспар засмеялся.

– Мало тебе голову отрезать, дружочек.

Начальник цеха присел и положил голову на холодный стол.

«А не мог ли объявиться Коля? Вдруг он не мёртв?» – подумал он и мигом вскочил с места. – Гампр! – во весь голос крикнул Гаспар и вылетел из кабинета.

Искомый толстолоб похрапывал в кресле в рабочей комнате Шурика, сложив мирно руки на животе.

– Спишь?!

– Не-а, – сонным голосом пробубнил Гампр, подпрыгнув с места.

– Протирай глаза, балда, – раздражённо обратился к амбалу Гаспар, – бери Мульта и дуйте в морг!

– В морг?! – Гампра будто окатили ведром ледяной воды. – Шеф, ну в самом деле…

– Боишься?

– Понятное дело!

– Живых нужно бояться, а не издохшее мясо! И по горбольницам проедьтесь!

После задумчиво-глупого молчания, спустя несколько секунд Гампр спросил:

– А что в морге и в больнице?

– Коля.

Гампру, привыкшему к издёвкам со стороны своего шефа, ничего не оставалось делать, как только покорно слушать указание: ему и Мульту нужно представиться родственниками Николая и разузнать, поступал ли тот в морг или в какую-нибудь из больниц.

– Ага, – безнадёжно ответил Гампр.

Цеховик взглянул на часы: в такое время Сева, конечно, торчит в банке – и его счастье, что он не попался Гаспару на глаза. Разорвал бы его как старое тряпьё.

«А может, ты у нас, Сева, уж больно умный?» – наливая в высокий стакан алкоголь, недоброжелательный Гаспар проворачивал в голове разные версии, кто же стал исполнителем ограбления банка. – «Может, пальчики свои холёные не хотел марать? Исполнителя с улицы нашёл?»

Когда играешь с человеком в карты, понимаешь, какого он поля ягода, чем дышит, как себя ведёт. Гаспар никогда не обсуждал с Севой высокоинтеллектуальные темы – это значило, что противник цеховика был неумным; особой силой и бесстрашием Сева тоже не отличался – терялся и вздрагивал от одного вида Понча, Гампра и Мульта; хитростью и ловкостью, уверенностью в себе от него не пахло – проигрыша боялся, как огня, а вот роль наводчика за вознаграждение ему удалась блестяще.

– Сидишь себе, языком чешешь – часть бабок отстегнули тебе и все дела. Сука ты, Сева…

74. Отдел уголовного розыска, Ереван, вечер, 8 августа

– Вы следователь из Москвы? – Саша стоял в коридоре, поджидая Андреева, который выходил из кабинета начальника капитана Минасяна. Саша был не рад Андрееву, прибывшему из белокаменной, видел в нём кляузника, конкурента и недруга. – Сразу предупрежу, прогибаться перед вами, Альберт Сергеевич, я не буду.

Андреев смотрел на враждебно настроенного Сашу с таким выражением лица, что его кислоту не удалось бы описать даже самыми красноречивыми словами.

– Мне успели рассказать о вас, Саша. Сказали, что вы классный оперативник и просто хороший парень и с радостью мне будете помогать в этом нелёгком деле.

– Разве…

Саша виновато опустил глаза в папку с документами, тихонько расплываясь в улыбке: «А этот капитан не такой змеёныш, как я думал, наоборот, приятный мужчина. Может, зря на него наехал – надо реабилитироваться…»

– Коллега, скажите мне, пожалуйста, какие-то версии у вас уже имеются, кто мог посягнуть на банк республики? – Андреев тактично обратился к Саше, направляясь с ним к выходу.

– Пока всё валят на строителей, которые делали ремонт в комнате отдыха для персонала.

– Дайте угадаю: все мастера под подпиской о невыезде?

– Именно!

– А сотрудники банка? Допускаете ли вы, что кто-то из банкиров слил информацию нужному человеку, скажем так, за процент? Сколько вынесли из хранилища?

– Согласно протоколу комиссии по пересчёту банковских средств: один миллион пятьсот двадцать пять тысяч рублей.

– Представьте: я вор, а вы наводчик.

– Представил.

– Вы мне закидываете удочку на полтора миллиона, но просите из этих денег… Пусть будет тысяч сто – за посредничество. Я согласен поделиться с вами, ведь что такое из этих денег сто тысяч? Капля в море. Но и вам приятно как госслужащему – денежка за информацию и чистые руки, и мне хорошо, я в шоколаде с оставшейся наличностью.

– Считаете, были вор и наводчик? А может, действовала группа преступников?

– Чутьё мне подсказывает иное, Саша, но вашу версию я тоже допускаю: у всей этой игры есть зачинщик. Завтра и начнём выяснять. Утро вечера мудренее. После перелёта отойти нужно.

75. Дом Гаспара, Ереван, поздний вечер, 8 августа

– Физкульт-привет, – Левон со своей «свитой», с поздним вечерним визитом пожаловал к «мелкой рыбёшке». – Дверь закрой, – обратился он к Лимону. – Гаспарчик, где деньги, сукин ты сын? Я же заснуть не смогу – думать буду всю ночь о том, как жёстко ты меня наколол с Госбанком; анализировать буду, почему же ты такая изворотливая тварина?

– Лёва, если ты думаешь, что это я ограбил банк, то ты…

Лимон со всей дури ударил Гаспара по коленям, и тот упал в прихожей, ещё пара крупных ребят, стоящих за спиной главаря, принялись бить цеховика ногами, Гаспар отчаянно защищался, прикрывая ладонями лицо.

– А пройдёмте в гостиную? – предложил Левон.

Гаспара подняли на ноги, заломили ему руки и потащили в комнату.

– О, какой милый стульчик? Господа, пусть хозяин дома присядет пока и отдохнёт?

– Лёва, нет у меня денег! – продолжал твердить воротила, за что получил по зубам от самого Левона.

– Ты что, дерьма кусок, думаешь, всех умней?

– Можешь обыскать весь дом!

– У меня голова кругом идёт от твоего трёпа. – Лимон схватил Гаспара за волосы и опрокинул его голову назад. – Кончай базар-вокзал. Абиг давай верёвку.

– Значит, ты у нас молчаливый… – здоровяк Абиг привязывал Гаспара к стулу. – Лимон, где «волына»?

– У меня в штанах! – Лимон достал пистолет и нацелил его на цеховика. – Гаспар, ты бы мамочке позвонил – денег у неё на похороны попросил бы. Я планирую выстрелить сначала тебе в брюхо, где-то под рёбрышко, опосля – в сердце, и на закусь – в твой пустой череп, чтобы уж наточняк.

– Стойте! – закричал Гаспар. – Да, Лёва, я планировал взять банк – работёнку хотел повесить на Колю-картёжника, который взял универмаг в Ленинакане. Я клянусь, отбашлял бы тебе львиную долю бабок, но Коля в день ограбления попал в аварию и я не знаю, что с ним стало. Кто ограбил банк вместо него – не представляю!

– Мыши, наверное, обнесли хранилище? – громко, подобно старой лошади, засмеялся Левон. – Так и почему я тебе должен поверить, хитрюга? – главарь отвесил цеховику хлёсткую пощёчину тыльной стороной ладони. – Гаспарчик, не толкай телегу без колёс! Продолжайте, – безжалостно распорядился старший из бандитов.

Абигу нравилось карать Гаспара: бык бил его по лицу так, что оно залилось кровью.

Цеховик вспомнил о Севе.

– Грабануть Госбанк мог его сотрудник Сева, с которым я играю в карты иногда. Он же и подбил меня на это всё, даже план здания приволок ко мне в кабинет!

– Мы встретим Севу где-нибудь на улочке: он чисто случайно окажется сбит машиной… Ты никогда не нравился мне, Гаспар. Лимон, сколько раз ты планировал воспользоваться пистолетиком?

– Три, Лёва.

– Благословляю тебя, дитя моё.

В это время Гамлет неслышно влез во двор Гаспара, став тайным свидетелем происходящего в доме цеховика. За полупрозрачными занавесками происходили жуткие вещи: искровавленный мужчина, привязанный к стулу, недвижимо сидел перед направленным на него пистолетом. Медлить со спасением какого-никакого любовника Стеллы было нельзя. Гамлет дёрнул ручку входной двери, и она открылась: замок, с которым ранее возился Лимон, сработал вхолостую.

– Стоять, трусливые выродки! – крикнул Гамлет, ворвавшись в гостиную. – Всех перестреляю! – Рука инспектора уголовного розыска дрожала, служебный пистолет «ходил» по лицам присутствующих.

– Ты кто такой?! – заорал Лимон и выстрелил первым, попав милиционеру в плечо.

Гамлет рефлективно, не думая, открыл ответный огонь: пули решетили Лимона, застревая в его грузном теле, а после – главаря, который пытался выдернуть оружие из рук «павшего» подельника. Лёва упал, как усыплённый зверь, возле окровавленного Лимона. Абиг, подняв руки вверх, умолял Гамлета не стрелять.

Острое и блестящее лезвие ножа застряло в шее милиционера, поразив сонную артерию. Ама – убийца – зарезал Гамлета, даже не увидев лица своей жертвы.

– Где ты был? – Абиг заплакал.

– В туалете. Приспичило.

Желтоватая жидкость обжигала Гаспару ноги.

– Менты сейчас прискачут… Валим? – спросил испуганно Абиг.

Ама, вытащив из шеи мёртвого милиционера нож, шагнул к стулу, на котором сидел шокированный Гаспар.

– Не надо, пожалуйста, я ничего ментам не скажу, честно, жить хочу!

Ама миролюбиво показал пальцем «Тсс». Гаспар замолчал, получив пять ударов ножом в живот.

– Вот теперь точно не скажешь, честный ты наш.

Абиг стоял огорошенный, широко разинув рот. Трезвонящий телефон заставил парочку бандитов встрепенуться: убитому Гаспару звонила соседка. Женщина из дома напротив хотела поинтересоваться, всё ли хорошо у её соседа. Но никто так и не ответил ни на её первый, ни на пятый, ни на десятый звонок…

Казалось, что Ама сошёл с ума: он помахал рукой четырём трупам – Гаспару, Левону, Лимону и Гамлету, а затем залился дьявольским смехом, от которого по спине Абига пробежал холод.

– Меня тошнит… – признался Абиг.

– Лимончик съешь, и всё пройдёт, – цинично посоветовал Ама, тщательно вытирая багровый от крови нож о рубашку мёртвого Гаспара.

– Ама, пожалуйста, быстрее! Нас схватят!

– Постой. Порыскай по полкам.

– Зачем?

– У него бабки или ювелирка в доме по-любому есть.

– Ама! Надо бежать!

– Ищи говорю!

Абиг повторял самому себе: «Прорвёмся», истерически дёргая ящики и шаря по полкам серванта.

Бандиты покинули дом и растворились во мраке, унеся в карманах пачки денег и ювелирные изделия – найденные заначки цеховика. Они не знали, что соседка Гаспара – та самая разведчица, которая бесконечно названивала ему, – не спала: спрятавшись за тёмной шторой, женщина с ужасом наблюдала за выбежавшими из дома соседа парнями.

– Милиция? Говорит гражданка Саруханова Амалия Микаэловна, проживающая по адресу: улица Мурацана, дом 53. В доме напротив творится что-то страшное – прошу вас, приезжайте скорее!

– Вы можете объяснить, что случилось?

– Двое мужчин выбежали из дома моего соседа, а минутами ранее я слышала оттуда выстрелы и крики!

– Наряд выехал.

В течение пятнадцати минут к дому цеховика прибыла милицейская машина. Правоохранители, войдя в дом, обнаружили тело хозяина дома (его опознала соседка), двух неизвестных мужчин и инспектора уголовного розыска в гражданской одежде, в кармане которого лежало служебное удостоверение.

– Последние дни в этом городе творится какой-то шабаш… – сняв фуражку, произнёс милиционер.

76. Государственный банк Армянской ССР, Ереван, утро, 9 августа

Сыщики справедливо решили разделить работу пополам и у кабинета управляющего банка разошлись в разные стороны. Саше предстояло опросить каждого сотрудника финансового учреждения, Андрееву – управляющего Госбанка и строителей.

Сашины ноги гудели от беготни по этажам, а язык распух из-за долгой болтовни с персоналом: допроси одного банкира, потом другого, после охрану и так далее по кругу.

Следователь Андреев долго и вежливо беседовал с Тиграном Давидовичем в его кабинете: мужчина до сих пор находился в состоянии сильного стресса и фрустрации. Управляющий, по мнению Дотошного, был божьим одуванчиком и паинькой, боящимся тюрьмы как смерти: этот человек рассказал всё «от и до» и дал добро на посещение хранилища.

– Что у вас? – Саша сидел на ступеньках между первым и вторым этажами.

– Тигран Давидович оказался обычным сотрудником, у которого всегда под рукой аэрозоль для астматиков. Если бы это он ночью проник в хранилище – его раздражающий кашель услышала бы охрана. Болезнь выдала бы его с потрохами. Строителей нужно опросить. А вы накопали что-то?

– Ничего, – расстроенно отчитался Саша. – Послушал дневную и ночную охрану, остальные две смены допрошу завтра. Говорят все в один голос, что не слышали и не видели ничего подозрительного, видимо, спали, хотя в этом не признаются. Оставил всем номер своего рабочего и домашнего телефона, может, мне повезёт и кто-то вспомнит что-то, а может, и не повезёт…

– Ладно, ещё время есть. Поработаем.

– Кстати, мастера нас ждут на третьем этаже. Пойдёмте?

– Конечно!

Андреев и Саша поднялись в помещение для отдыха банковских работников, встретившись с мастерами. Те все оказались нормальными людьми, адекватными, как заключил капитан.

– Окно зачем сняли?

– Если уже делать ремонт – так полный, добросовестно и не филоня, – серьёзно и важно ответил бригадир. – Раму оставили – покрасить её планировали разом со створками, хотели окно отреставрировать полностью, решётки обновить. Наша вина в том, что сглупили, раскурочив всё, занялись самодеятельностью, но кто же знал…

– Знал бы, где упал, – там бы и соломку подстелил, – добавил капитан угрозыска. – Чья была идея оставить комнату без окна?

– Общая…

Бригадир мастеров подвёл следователя к дыре в полу. Дотошный осмотрел отверстие, в которое мог влезть лишь карлик или ребёнок, но никак не взрослый человек.

– Мы ничего не трогали, лишь посмотрели: обвалилось ли по нашей ошибке или нет.

Сыщик попросил у строителей сантиметровую ленту.

– Тридцать четыре, – следователь измерил диаметр отверстия, задерживая глаз на погнутой арматуре и привязанной к ней верёвке. – Кто-нибудь из вас сможет пролезть в эту дыру и спуститься по верёвке? – Андреев строго спросил у мастеров.

– А зачем? – недоумевающе поинтересовался бригадир, а после все строители разом отрицательно помотали головами.

Капитан сделал вывод о том, что среди рабочих узкоплечих и хилых ребят нет – никто из них не попадает под подозрение, разве что их дети. Но какой нормальный родитель рискнёт собственным ребёнком, спуская его между этажами?

Андреев присоединился к Саше, осматривающему орудия ограбления, разбросанные по всему этажу.

– Судя по количеству пустых бутылок из-под воды, работа была долгой и кропотливой либо преступник действовал не один. Следы спутаны – боюсь спросить, сколько ножек танцевало калинку-малинку в этой комнате! – Саша принялся грызть ноготь на безымянном пальце.

– Ага, и в хранилище. Сколько там ножек, – вибрирующим голосом отозвался Андреев.

– Хранилище на десерт?

– Здесь я не вижу ничего интересного. Пока не разберёмся с этим делом, все работы по ремонту нужно приостановить, – Андреев настойчиво обратился к строителям.

Мастера синхронно закивали.

Сыщики направились в сейф-комнату в сопровождении управляющего, главного бухгалтера и охранников.

– Складывается впечатление, что преступник ещё и маэстро издёвок… зонт, к тому же с изображением Винни Пуха! – заметил Андреев.

– Мы не можем отрываться от работы раз за разом. Ваши коллеги и так постоянно дёргают нас, уводят в сторону, чтобы поговорить. Давайте вы уже как-то сами здесь разберётесь? – Тигран Давидович тихим истомлённым голоском обратился к правоохранителям. – Охрана закроет хранилище, как только вы закончите.

– Конечно-конечно. Спасибо.

Саша и его коллега Дотошный подошли к зонту, наполненному, словно мешок, кусками бетона.

– Он бурил это отверстие и, чтобы не переполошить охрану падающим вниз мусором, использовал зонтик как корзину. Неглупо.

Саша тут же выдал:

– Отверстие преступник пробурил аккуратно над хранилищем: как он узнал, что пробивать дыру нужно именно здесь?

– У него имелся план строения, не иначе.

– Хорошо, но откуда?

– Вероятнее всего, вору передал его сотрудник банка.

– Но кто? Стоит заметить, что здешние работники ведут себя сейчас очень странно, будто они все являются преступниками.

– И среди них всё же есть один наводчик.

Андреев попросил коллегу составить ему компанию в осмотре дома, примыкающего к зданию финансового учреждения, – это было последней задачей на сегодня. Закурив на улице, капитан угрозыска поинтересовался, почему его ереванский напарник печален, есть ли тому причина.

– Сегодня ночью убили моего коллегу, – растерянно произнёс Саша.

– Молодой? – сочувственно спросил Андреев.

– Жить бы и жить. Света, жена его, третьим беременна. Мальцы славные остались без отца.

Сердце Андреева упало вниз: убитых коллег, хорошие они или плохие, всегда жаль.

– Никто не имеет права отнимать у нас жизнь, Саша, кроме Господа Бога. Да и то – дело это спорное. Убийца, надеюсь, пойман?

– Нет…

– Нужно отыскать убийцу вашего товарища – найти и бросить в тюрьму на гниение.

Саша одобрительно закивал, пустив скупую слезу:

– Окружающий нас мир беспощаден и жесток. Знаете, Альберт Сергеевич, как убили моего товарища?

– Как?

– Пырнули ножом в шею: убийца не набрался мужества, чтобы посмотреть своей жертве в глаза!

Московский милиционер стоял молча, не хотел принимать участие в обсуждении страшной истории, не желал бередить душу убитого горем человека, лезть с расспросами – пусть придёт в себя, переболеет, захочет – больше расскажет. Нет – его право.

– Докурили?

– Да, – угрюмо, дрожащими губами отозвался Саша. – Спасибо вам, коллега.

– Вот те здрасьте! – удивился Андреев. – Мне за что?

– За моральную настойку валерьяны.

Андреев улыбнулся краем рта.

Милиционеры вошли в подъезд жилого дома, примыкающего к банку, поднялись на последний этаж. Саша начал взбираться по металлической лестнице на чердак. Из квартиры, расположенной рядом, вышел тот самый пожилой мужчина, которому Николай представился работником ЖЭКа.

– Добрый день, – поздоровался Андреев.

– Добрый, – ответил житель квартиры.

– Вы здесь живёте?

– А вы из милиции?

– Да.

– Приходили уже из милиции, расспрашивали всех жильцов, – раздражённо выпалил пожилой мужчина. – Не видели мы ничего и не слышали ничего, – добавил он, спускаясь по ступенькам.

– Понятно.

Сыщики проникли на чердак. Развороченная кирпичная стена и чердачное окно подтвердили слова полковника Филиппова: преступник устал ковыряться с препятствиями и решил облегчить себе работу, забравшись на крышу, а с неё – в окно банка.

– И здесь всё перетоптали, – недовольно гаркнул капитан.

– Следов не сосчитать.

– Саша?

– Да?

– Вы стройнее меня, сможете влезть? – Андреев открыл чердачное окно и взглянул на напарника.

– Придётся, – вздохнул Саша. – Надо же думать и делать как преступник, восстанавливать сценарий ограбления.

Взвинченный оперативник влез в чердачное окно, оказавшись на крыше дома. По ней осторожно, пошатываясь, как эквилибрист, подошёл к окну банка.

– Вору крупно повезло: достаточно было сделать один шаг, чтобы легко оказаться в ремонтируемом помещении банка! – крикнул Саша. – А дальше сами знаете!

77. Железнодорожная платформа, Ростов-на-Дону, день, 9 августа

Поезд сделал остановку на очередной станции.

По всему перрону стояли блюстители порядка. В каждый купейный вагон вошли милиционеры.

Двух правоохранителей на входе в один из вагонов встретила проводница.

– Что случилось? – перегородив путь, спросила она.

– Госбанк ограбили в Ереване, приказано все поезда проверять, – отчитался милиционер.

– Долго будете?

– Не думаю, – ответил второй милиционер.

Правоохранители бегло зашагали по коридору.

В одном из купе, супружеская пара сидела за откидным вагонным столиком. Мужчина избыточно шумно ел хрустящее печенье, и звучно в такт запивал ароматным горячим чаем, женщина же, погрузившись в свой спокойный мир, занималась вязанием на спицах.

В дверь громко постучали.

– Алик, кто это? – возмутилась жена.

– Откуда я знаю, Седа! Сейчас гляну… – негодуя, отрываясь от интересного занятия, муж встал и открыл дверь.

– Откуда путь держите и куда? – на пороге стоял милиционер.

– Из Еревана, в Москву едем.

– Можете показать ваш багаж?

– Зачем?

– Да приказано всё у всех проверять, банк в Ереване ограбили. Так что…

Супруги засуетились и начали открывать свои чемоданы.

– Гражданин, покажите ваш багаж, – милиционер обратился к мужчине, спящему на верхней полке.

Тот не шевельнулся.

– Феликс, просыпайся! – окликнул Алик. – Проверка, покажи свою сумку.

Феликс лежал на боку, спиной к милиционеру. Правоохранитель подошёл и аккуратно потянул его за плечо.

– Гражданин, багаж ваш покажите.

– Что показать? – сонно спросил Феликс.

– Сумку.

Из соседнего купе раздался одновременно шум, крик и грохот.

– Что за кутерьма? Да, чтоб их там… – выругался милиционер.

– Кажется, драка! – выкрикнул Алик, и выбежал.

Милиционер выскочил за ним, а Феликс повернулся в исходное положение и замер. Столпотворение продолжалось ещё какое-то время в соседнем купе, затем вернулся Алик, и держась за грудь, свалился на спальное место.

– Что случилось? – взволнованно спросила жена.

– Пьяные какие-то драку устроили.

– Успокоили?

– Скрутили. Из вагона вывели, – сипло дыша и вытирая со лба пот, ответил муж.

– Ужас!

Поезд медленно тронулся с места. Феликс вздохнул свободно, крепко прижимая к себе сумку.

78. Дом Саши, Ереван, вечер, 9 августа

Саша жил один в доме, который достался ему от родителей. Жареная картошка в компании напарника Андреева казалась особенно вкусной, да и выстраивать версии, кто же был истинным объектом преступления, вдвоём интересней.

– Прошло два дня, а ясности всё нет, – Андреев заглянул в полупустой холодильник напарника. – О! «Докторская»! «Любительская»! Да вы неплохо живёте, коллега.

– Вы с хлебом или без?

– Кусочек чёрного дайте.

Андрееву как гостю полагалась большая порция основного блюда. Усевшись за компактный кухонный стол, коллеги принялись обсуждать дело, накалывая вилкой картофельную соломку.

– Короче, у нас с вами полно версий, но одна всё же засела у меня в голове, товарищ капитан: преступник разбирал кирпичную стену дома, а потом наткнулся на бетон и понял, что дело – труба. Он просунул голову в чердачное окошко подышать свежим воздухом, стало быть, увидел незапертое окно в здании банка и, долго не думая, двинул прямо на крышу, а оттуда – беспрепятственно внутрь банка, так как мастера проявили неосторожность, сняв решётку. Попав на третий этаж, грабитель принялся пробивать пол – и не абы где, а в чётко указанном наводчиком месте. Он сорвал несколько полос паркета и вслед за этим начал бурить пол. Не желая поднимать шум, просунул в первое же отверстие детский зонт и раскрыл его, для того чтобы в него падали куски бетона. Зонтик наполнился, грабитель опустил его вниз и приступил к распилу арматуры. Спустился вниз наш скалолаз по верёвке, привязанной к загнутому штырю, и по ней же взобрался обратно на третий этаж, взяв деньги. Ну, а потом на всех парах дунул в окно, пробежался по крыше и вернулся в жилой дом – лез, как толстячок Винни в окошко чердака, но, в отличие от Пуха, не застрял. Спустился вниз по лестнице и оказался на улице.

– Пум-пурум-тарам-пум-пум… Гениально! – воскликнул Андреев. – Оставим эту версию. Теперь выйти бы нам на наводчика.

– С этим у нас напряжёнка.

Андреев наморщил лоб.

– Можно вопрос, не относящийся к этому делу?

– Конечно!

– Саша, расскажите поподробней, как погиб ваш товарищ?

Саша погрустнел и отвёл взгляд.

– Хочу вам помочь схватить убийцу вашего товарища.

– Он погиб во время ночного налёта на дом начальника обувного цеха.

– Хозяин дома жив?

– Нет, его нашли убитым – соседка опознала тело: бандиты сначала привязали мужчину к стулу, а потом зарезали. Двоих из налётчиков, по всей видимости, застрелил Гамлет. Одного из нихличность установлена.

– Почему он пошёл на задержание один, не взяв вас или других ребят из отдела? Он ничего не говорил о своих намерениях?

Саша вытаращил на Дотошного глаза.

– Да ничего он не пояснял – мутил сам что-то по-тихому: посылал меня и напарника следить за одним пареньком в обувной цех.

– Что за тип?

– Обычный – суслик какой-то: дома постоянно торчал, а потом бац – и разбился на машине, по всей видимости, умер.

– Попахивает странным.

Саша начал нервничать: два в корне разных преступления, где и в первом ничего неясно, и во втором. А он в этой ситуации – какой-то профессионально несостоятельный оперативник, жующий жареную картошку.

– Не просто так Гамлет посылал нас на слежку…

– За тем парнем?

– Ага.

– Саша?

– А?

– Вы уверены в том, что тот человек, за которым вы следили, мёртв?

– Как вам сказать, Альберт Сергеевич. Видел сам, как его машина вылетела на встречную полосу, а затем врезалась в столб. Скорая помощь приехала и забрала пострадавшего. В тот момент, когда его грузили в машину скорой помощи, он вроде не шевелился. Не могу быть уверенным, так как наблюдали с напарником за происходящим с двадцати метров, сидя в автомобиле.

– Если он остался в живых – мы можем подъехать к нему и поговорить с ним: разузнаем, что за малый и чем дышит. Если нужно будет – припугнём.

Саша поднял руку, выронив из неё вилку.

– Вспомнил!

– Что?

– Гамлет назвал того парня потенциально опасным.

– Обзвоните морги и больницы, думаю, в этот день немного пострадавших в аварии привозили в эти учреждения.

– Займусь этим с утра.

Саша и капитан Андреев доедали картошку в глубокой задумчивости.

79. Городская больница, Ереван, день, 10 августа

– Саша, всё в порядке? – заботливо поинтересовался капитан Андреев.

– Не уверен, – теряясь ответил тот, – больничного запаха боюсь… и крови.

Саша не врал: при виде тянущейся густой алой жидкости его взгляд мутился.

– Тогда погуляйте в коридоре, я сам пообщаюсь с товарищем Калачаном.

Сашу это успокоило: не нужно будет потом прибегать к помощи нашатыря и бороться с последствиями нервного стресса. Оперативник удобно устроился в кресле, стоящем возле высокого фикуса.

Андреева, направляющегося в палату к Николаю, остановил пробегающий мимо врач.

– Нет-нет, в такой обуви категорически нельзя в палату, уважаемый, – у нас всё стерильно!

Капитан угрозыска показал свои документы, представился врачу и объяснил, что должен пообщаться с пациентом. Доктору пришлось разрешить посещение больного и проводить к нему следователя.

– Как вы себя чувствуете, товарищ Калачан? – Андреев присел на край койки.

– Если бы не сломанная нога – сказал бы, что лучше всех, – ответил тот, – в душ ходил бы по-человечески, а так приходится мыться кое-как и голова постоянно кружится. Вы кто? Мы знакомы?

– Капитан уголовного розыска – Альберт Сергеевич Андреев. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Николай прищурил глаза, читая развёрнутое перед ним удостоверение милиционера.

– И чем же я обязан глубокоуважаемому уголовному розыску Москвы, здесь, в Ереване?

Андреев не ответил на саркастический вопрос подозреваемого в деле об убийстве милиционера и начальника обувного цеха.

– Кем вы приходитесь гражданину Егиазарову Гаспару Эдуардовичу?

Николай призадумался на несколько секунд изучающе рассматривая лицо следователя, и без колебаний ответил:

– Абсолютно никем.

– Вы заходили к нему на работу, – Андреев начал давить на Николая, намекая на то, что о каждом его шаге всё уже известно.

– Заходил, – Николай подтвердил слова милиционера, – но это же не значит, что я кем-то ему прихожусь.

– Что вы делали в его обувном цеху?

– Сначала я попросил его помочь мне с обувью – хотел заказать у Гаспара новые туфли для себя, новомодные какие-то, а потом мы обсуждали проект постройки дома.

– Какого дома?

– Гаспар планировал построить себе новый дом, а старый сровнять с землёй.

– Вы архитектор?

– Строитель.

– Один работаете?

– В бригаде.

– Знаете ли, где находится дом вашего заказчика? Бывали ли когда-нибудь в доме гражданина Егиазарова?

– Нет, лишь у него на работе, кто я такой ему, чтобы он меня в дом звал.

Андрееву хотелось, чтобы Николай взорвался, оговорился, раскололся, но тот отвечал на каждый вопрос размеренно и правдоподобно, не вызывая каких-либо подозрений.

– Вы бы очень помогли следствию, если бы рассказали о товарищах Погосове Левоне Артёмовиче и Геворкяне Гамлете Генриховиче, – капитан продолжал опрашивать Николая.

– Если бы я их знал…

– То есть эти люди вам незнакомы? – недоверчиво переспросил Андреев.

– Нет, никогда их не видел, никогда с ними не разговаривал, фамилии этих мужчин слышу впервые.

– Что ж, спасибо вам, – вздохнул капитан угрозыска. – Выздоравливайте.

Пациент радостно заёрзал на койке: дотошный милиционер собрался уходить. Николай смотрел вслед капитану, не отводя глаз. Тот встрепенулся, чувствуя на себе взгляд Калачана, резко развернулся к нему и спросил:

– Когда вы в последний раз виделись с Егиазаровым?

– Дней за пять до аварии. А что вообще случилось?

– Теперь вы ему дом не построите – он убит. Николай, а скажите мне вот что: какой у вас размер ноги?

– Как убит?

– Ножом. Вы так и не ответили на мой вопрос.

– Какой?

– Размер вашей ноги?

– Сорок второй. А зачем вам это?

Андреев резко кинул взгляд на «одинокий» тапочек без пары, находящийся возле койки Николая.

– Да так, привычка профессиональная спрашивать всё у всех. До свидания, поправляйтесь Николай.

– До свидания.

Саша присматривался к молоденьким медсестрам и санитаркам: всегда хотел иметь жену-медика, только с личной жизнью не складывалось в силу постоянной и ненормированной работы, к тому же он считал себя непривлекательным, невзрачным мужчиной, хотя с виду был очень даже неплох.

– Салют, пропавшая душа! – Саша вскочил с кресла. – Поговорили с подозреваемым?

– Поговорил, – вздохнул Андреев. – Строитель какой-то, дом собирался возводить Егиазарову. Признаться, я мало что понял с его слов, парень говорил заторможенно.

– Это из-за сильного сотрясения мозга. Пока вы опрашивали подозреваемого, я успел побеседовать с его лечащим врачом: говорит, Калачан совсем слаб был, хоть и просил выписать его поскорее.

80. Съёмная квартира Феликса, Москва, вечер, 12 сентября

Феликс проживал в съёмной маленькой квартирке в доме на окраине Москвы. Хозяйка оказалась гостеприимной приятной женщиной – ещё бы, ведь кому она могла бы сдать жильё в доме, готовящемся под снос? Феликс темнил, не показывал виду, что он миллионер. Только он открыл пачку любимых вафель «Карнавальные» и поставил чайник – кто-то постучался к нему.

Феликс подошёл к двери и спросил: «Кто там?». В ответ раздалось: «Милиция», но голос был знакомый – явился Николай.

– Не обиделся, братик? – улыбнулся гость. – Не обижайся на шутку.

– Напугал меня! – Феликс крепко обнял брата. – Как я рад, что ты приехал! Почему хромаешь? – заметил он в тот момент, когда Николай проходил в гостиную.

– Несчастный случай, родной мой, который был частью моего гениального плана. Давай лучше поговорим о приятном: весь Ереван гудит об ограблении банка, которое провернул ты! Так сколько тебе удалось взять денег, братец мой?

– Миллион с малым.

Николай, казалось, ещё чуть-чуть и упадёт в обморок от услышанной суммы.

– Фелька, ты – чудо! – искренне произнёс он.

Феликс подвёл Николая к сумке, в которой лежали пачки денег. Николай сразу же обратил внимание на купюры одинаковой серии – «АИ». Сжав локоть брата, начал размышлять:

– Если будем тратить сторублёвки из этих пачек, – Николай принялся рассматривать банкноты, – заподозрят: одинаковые буквы, похожие цифры, решат, что мы фальшивомонетчики или грабители. Надо эти бабки слить.

– Как?

– Нужно что-то придумать! Например, можно у подпольных ювелиров уйму всяких дорогих вещичек приобрести для последующей перепродажи или у «менял» целую кучу валютных чеков закупить, и полегоньку отоваривать их в магазинах «Берёзка»…

Феликс не стал спорить с братом и цепляться к его словам.

– Наверняка следователи по ограблению Госбанка будут искать бабки именно по серии купюр. Где всплывут деньги, там и появятся менты. Пораскинь мозгами, Фель. Сильно тебе хочется в тюрьму, скажи?

– А как же долг, который нужно вернуть тем людям, преследующим и угрожающим тебе?

– Забудь об этом, Феля, вопрос с долгом сам по себе решился, и без моего участия.

– Это как же?

– Не думай, забудь, говорю.

81. Квартира Любови Акимовой, Москва, вечер, 13 сентября

Николай ехал в такси к девушке, которая всё время его ждала. Люба то плакала по ночам, то ругала жениха, то заваривала крепкий чай и с кружкой в руках думала о нём: жив ли, разлюбил ли, женился ли – ни весточки от него, ни словечка.

– Куда дальше? – невежливо спросил водитель таксомотора.

– Останавливайся, – буркнул Николай.

Люба уже несколько дней не могла ходить: врач поставил ей неутешительный диагноз – разрыв связок коленного сустава. Боль для её тоненькой ножки была невыносимой. Спасибо Алевтине Моисеевне: она и стирать, и еду готовить помогала.

Люба сидела на стуле и болтала с соседкой: та стояла у плиты, готовя свои фирменные тефтельки. В этот день она заглянула к балерине с желанием приготовить ей вкусненького.

– Тётя Аля, а вы слышали такое выражение: «на душе кошки скребут»?

– Конечно, милая.

– У меня от запаха ваших тефтелек в пустом желудке кошки скребут! – Люба хвалила вкусно пахнущую стряпню Алевтины Моисеевны.

– Попугайчик мой дорогой, – нежно обратилась соседка к девушке, – от Коли никаких новостей не слышно?

– Не хочу даже говорить о нём, – Люба надула губки.

– Может, случилось что? Он хороший мальчик, деточка, не ярись на него: мужчины не пропадают без причины, поверь моему опыту.

– Глупости! – озадаченно хмыкнула девушка. – Мужчина пропадает сразу, как только женщина говорит ему о штампе в паспорте, детях и деньгах. Он просто испугался семьи. Непостоянен, знаете ли, тёть Аль. А так да, он хороший мальчик, когда я молчу о свадьбе и любви до гроба.

– И всё-таки ты его любишь и ждёшь? – соседка вглядывалась в лицо молоденькой балерины.

– Если совсем честно, то я, наверное, ошиблась в любви к нему и не жду его ни капли.

В дверь позвонили. Чутьё подсказало Алевтине Моисеевне, что это как раз тот, о ком они говорят.

– Лёгок на помине! – хлопнула в ладоши женщина и мелкими быстрыми шажками подошла к двери. – Как трогательно, – приоткрыв дверь, она обратила внимание на букет цветов в руках Николая. – Ты хоть понимаешь, милок, что за разбитое сердце таких букетов ты должен подарить девочке тысячу?

– Тётя Аля, можно войти?

Алевтина Моисеевна попрощалась с Любой, подмигнув ей, и удалилась из квартиры соседки. Николай подошёл к Любе, попытался поцеловать, но девушка отвернулась – губы жениха скользнули по её щеке.

– Зачем пришёл? – сдавленным голосом спросила Люба.

– За тобой, – виновато ответил Николай.

– Не смеши меня.

Николай сел на пол, положив голову на колени девушке.

– Люб, я денег заработал много. Ты даже представить себе не можешь, насколько много.

Люба покачала головой.

– Не представляю и представлять не хочу: что мне твои деньги, когда я живу как на пороховой бочке – ты то уходишь, то возвращаешься. Нет, я не плачусь, просто ты очень меня обидел, сделал своей собачонкой, кнутом и пряником воспитанной.

– Крошечка, не говори глупостей. Куда цветочки поставить?

Люба, вздохнув, указала на пустую трёхлитровую банку, стоящую на полке.

– Красивые.

– Я готов купать тебя в цветах.

82. Управление уголовного розыска, Москва, утро, 26 сентября

– Ты отвратительно работаешь по делу Госбанка, Андреев. – Полковник Филиппов встал из-за стола и, заложив руки за спину, принялся ходить по кабинету из угла в угол как маятник. Филиппов всегда так делал, когда разочаровывался и злился на своих сотрудников. – Изначально ты не справился с двумя сберкассами – мял да мял дело, сидел в кабинете как канцелярист какой-то, кота тянул сам знаешь за что. Я подумал: «Дам-ка я ещё шанс Андрееву, он же, как его называют, Дотошный, докопается до истины». Отправил тебя в Ереван и что? Ты что там делал? Дегустировал местные блюда? Вино пил беспробудно? Шашлык ел?

Андреев хотел сорваться, высказать в лицо своему начальнику, какой тот самодур и тиран, требующий здесь и сейчас раскрыть преступление, которое с августа не могут распутать оперативники и следователи Москвы и Армении. Капитан составлял в уме текст рапорта об увольнении по собственному желанию. Филиппов встал у окна, глядя на дорогу.

– Брежнев вмешался в нашу работу, требует результатов; а меня по шапке бьют, Альберт, побудь на секунду в моей шкуре и из неё лети прямиком в Алма-Ату. Поясню для чего: преступник прихватил из хранилища пачки денег с серией «АИ» – банкноты были новые, только что напечатанные, в ход ещё не пошли. Мне сообщили о том, что триста рублей серии «АИ» «всплыли» в Казахской ССР.

– Преступник катается по Союзу?

– Почему нет? Кинут клич – приостановить работу со сторублёвыми банкнотами, Брежнев временно «заморозил» выпуск денег данной серии, сберкассы Союза в курсе происходящего.

– Когда я должен лететь в Алма-Ату?

– Вчера, Андреев, вчера! Немедля летишь, идёшь в сберкассу, берёшь у них данные человека, который положил деньги на сберкнижку, и допрашиваешь его: кто дал? А возможно, он и есть тот, кого мы ищем. Ну чего я должен тебе всё разжёвывать да выплёвывать? Уж, поди, не подросток – сам должен додумываться. Адрес сберкассы возьмёшь у Нины.

– Слушаюсь, товарищ полковник.

Филиппов, глядя на расстроенное лицо Андреева, улыбнулся:

– Иди, ребёнок, иди. Как только распутаешь весь этот клубок, лично позабочусь, чтобы получил звание майора.

После ухода Андреева Филиппов вновь заметался по кабинету. Ему самому не нравилась вся эта беготня: то в Ереван, то в Алма-Ату должен гнать своего лучшего сотрудника, времени столько потеряно, а результат нулевой.

– Ниночка!

– Альберт Сергеевич, вы по делу или поболтать? Пожалуйста говорите быстрее, что хотите, а то я убегаю сейчас!

– Дайте мне информацию по сберкассе в Алма-Ате, в которой всплыли госбанковские деньги.

– Одну минуту, Альберт Сергеевич…

Получив необходимые данные от секретарши, Андреев вышел на улицу. От первой за утро сигареты и отсутствия завтрака его немного повело в сторону. Капитан, сколько себя помнил, страдал пониженным давлением и повышенным уровнем нервозности.

– Раскрою это дело – сразу уйду на покой! – сказал сам себе, голосуя на дороге. – В аэропорт, – скомандовал таксисту.

83. Ресторан «Бахор», Узбекская ССР, Ташкент, вечер, 26 сентября

В этот вечер всё шло как обычно: Феликс и Николай кутили в хорошем ресторане. Был накрыт богатый стол: суюк-ош – мясной суп с лапшой и овощами – остывал перед гостями заведения; буглама-кебаб – шашлык с луком и зеленью – ещё больше дразнил аппетит мужчин; салат «Андижан», плов по-фергански и бутылочка «Баян-Ширей» – за приезд.

– Я в своей жизни столько не ел, – тихо и слегка смеясь сказал Феликс.

– Это не последний ресторан, Фель, – коротко ответил Николай, подливая вино в почти пустой бокал брата, и кивком указал на красивую темноволосую девушку за спиной Феликса. – Недурна девочка, жаль, с каким-то дурачком сидит.

Поймав страстный взгляд брата, Феликс обернулся, таращась на привлекательную особу, которая ужинала в компании молодого человека. Та, встретив взгляд сначала Николая, а потом его брата, засмущалась, растерялась и улыбнулась – тайком, пока её кавалер был занят вкусным лагманом.

– Действительно, необычная женщина, – согласился Феликс. – Слушай, Коль, а много у тебя было женщин, с которыми… – брат Николая не знал, как бы поделикатнее выразиться, – кроме Любы? Ты был…

Николай сразу понял, что речь идёт о любовницах.

– Любочка, – искренне ответил Николай, – сейчас у меня одна-единственная женщина: в голове, в планах, в кровати. Но если бы та дама не была занята, я бы сделал ей предложение, от которого она не смогла бы отказаться.

Феликс не понимал, как так можно рассуждать.

– Почему ты не женишься на Любе? – он снова продолжил разговор о московской невесте брата.

– Был момент, когда я был готов пойти на этот криминальный шаг, – Николай громко засмеялся, имея в виду штамп в паспорте, – не будь у неё пунктика по поводу свадьбы. Она приближается к такому возрасту, что свадьба для неё – скорее необходимость, а мне – обуза. Мне не хватает усидчивости, терпеливости, постоянства в жизни, Феля: не могу так, как ты, находиться долго с одной – приходится переключаться на вторую, пятую, десятую. Ты способен любить одну Машу, мне же просто не хватает жизни.

– За жизнь! – Феликс поднял бокал. – Пусть она у нас будет долгой и пусть тебе её на всё хватает!

Николай, сделав глоток вина, перешёл к обсуждению другого вопроса.

– Надо бы поступить с деньгами, как в Алма-Ате: больше раскидаем бабок – сильнее запутаем ищеек.

– Хочешь сделать то же самое в Ташкенте?

– И в Ташкенте, и в других городах. Около ста тысяч нужно разбросать, – протянул Николай. – В Минск поедем. Ты был там?

– Нет.

– У тебя вся жизнь была только дома и на работе. Поедем на футбольный матч!

Ужин подходил к концу. Николай поинтересовался у брата, так, между прочим, на какую сумму у них куплены облигации. Феликс достал небольшой блокнот.

– Почти на пять тысяч рублей, – сосредоточенно всматриваясь в цифры, ответил он.

– В Москве снова их обменяем на бабки, – произнёс Николай, набирая в лёгкие ещё горячий ташкентский воздух. – И тем самым получим на руки уже «чистые» денежки! – на лице его сверкнула самодовольная коварная улыбка.

– Коля, я хочу у тебя спросить…

– Спрашивай, Индеец!

– Для чего тебе так много денег?

– Феля, ты часто думал о деньгах, когда их не было у тебя?

– Всё время, непрерывно.

– И каково это?

– Истощает.

– Как думаешь, для чего мне так много денег?

– Думаю, для того, чтобы о них больше не беспокоиться…

– Верно, Феля! Чтобы не думать о деньгах.

84. Сберкасса, Казахская ССР, Алма-Ата, утро, 27 сентября

Андреев развернул лаконичную записку, полученную из рук секретарши Филиппова. В ней был указан адрес сберкассы, в которой засветились краденные деньги, ФИО кассира, принявшего вклад, и начальника сберкассы.

– Да чтоб он провалился! – выпалила кассирша средних лет после беседы с капитаном угрозыска. – Я спрашиваю его, мол, сколько денег он хочет положить на книжку, а он мне: «Триста рублей» – и такой счастливый-счастливый, глаза светятся! Положил – и убежал, а нам проблемы!

Подозрения Андреева в адрес возможного грабителя Госбанка Армянской ССР не оправдались: Бадулаев Азамат Ахрамович оказался полноватым мужчиной одна тысяча девятьсот двадцать девятого года рождения, работал инженером на ТЭС. На день ограбления у него было твёрдое алиби: его присутствие на работе могли подтвердить коллеги из смены, а также охранник на проходной, ведущий журнал учёта сотрудников. Бадулаев, по мнению капитана угрозыска, очень преувеличивал, рассказывая о том, что во время футбольного матча «Кайрат» – «Нефчи» сторублёвки начали сыпаться прямо с неба – он их собрал с пола трибуны и понёс сразу жене, похвастаться очень удачной находкой, а позже – по указу супруги – положил «на чёрный день» в сберкассу.

О том, что инженер ТЭС – честный и наивный человек, свидетельствовало и его жильё: в доме сорокавосьмилетнего мужчины из ценностей были лишь набор серебряных ложек и старый сундук, в котором хранилась одежда его супруги и смотанная в рулоны красивая ткань. Жена инженера торговала на рынке, зарабатывала мизерно мало и активного участия в пополнении семейного бюджета не принимала, дети выросли и разъехались кто куда по Союзу. Не было в доме этого человека признаков того, что где-то на полочках лежит полтора миллиона рублей.

Дело, казалось Дотошному, зашло в тупик.

– Как вы сказали, деньги начали сыпаться с неба, – глубокомысленно повторил капитан, – вы помните, в какой именно момент это произошло?

– Когда забили гол, – усмехнулся мужчина.

«Матёрый вор начал сыпать рубли с верхней трибуны, под поднятый фанатами шум хотел избавиться от краденного, а дальше, пока все начали хватать и подбирать деньги, растворился среди людей», – подумал Андреев.

Бадулаев заволновался: не отразится ли инцидент с найденными им деньгами на его профессиональной деятельности. Андреев уверил, что допрашивает его лишь как свидетеля и никаких претензий к мужчине не имеет.

– Так кто выиграл в итоге? – уходя, спросил Дотошный.

– Наши, со счётом «один – ноль», – гордо произнёс мужчина.

Андреев дошёл до пункта междугородной связи и заказал у телефонистки звонок в Москву. Через пара минут капитан угрозыска вошёл в переговорную кабину и снял телефонную трубку.

– Максим Валерьевич, день добрый. Андреев.

– Приветствую, Андреев. Как долетел?

Филиппов, естественно, подразумевал под этим вопросом совершенно другое: его интересовало, узнал ли его заместитель какие-то перспективные данные по обороту краденых денег, нашёл ли какие-то невероятные зацепки. К сожалению, Андреев не мог порадовать начальника.

– В общем, товарищ полковник, – в телефонной трубке раздался поникший голос следователя, – попал я в сберкассу.

– И?

– Кассирша скрепя сердце сказала фамилию, на которую были положены госбанковские денежные средства. Начальник с горем пополам разрешил переписать паспортные данные человека, и я…

– Что значит «разрешил», Андреев? – прервал отчёт капитана Филиппов. – Ты – правоохранитель. Взял на ознакомление и всё!

– Там всё не так просто, – оправдывался следователь. – Начальник сберкассы требовал показать разрешение на допросы свидетельницы и подозреваемого.

Филиппов же такой бумаги не выдавал.

– Ты же ему удостоверение показал? Этого мало?

– Он сказал, это нужно для того, чтобы подозреваемый, если вдруг мы ошиблись, не пришёл скандалить в сберкассу, мол, зачем мои личные данные и адрес разглашаете и какое вообще имеете право…

– И что ты им сказал?

– Что данный документ придёт немного позже. Давно я так не краснел.

– Так, хорошо, дальше.

– Пришёл к подозреваемому: тот мне рассказал, откуда деньги. Сказал, что посещал футбольный матч и во время забитого гола увидел, как на голову болельщикам начали сыпаться сторублёвки. Он собрал сколько смог и отнёс жене, а та, в свою очередь, велела положить их на книжку.

Филиппов спросил у капитана, как он умудряется верить этому бреду.

– Чёрта лысого! Альберт, не звони мне, пока не допросишь подозреваемого так, как полагается инспектору уголовного розыска! Не отрывай меня от дела! Я, в отличие от тебя, работаю, а не верю в манну небесную!

На другом конце провода послышались недовольное хмыканье и короткие гудки, символизирующие окончание беседы. Капитан даже не успел рассказать Филиппову о версии, которая у него возникла.

85. Стадион «Динамо», Тбилиси, вечер, 29 октября

Николай подошёл к Феликсу, сидящему на скамье. До окончания сорокового Чемпионата СССР по футболу оставалось три тура. Напряжённость на стадионе усиливалась: во-первых, у киевского «Динамо» имелось преимущество, в турнирной таблице от тбилисского «Динамо» украинскую команду отделяли четыре очка, и это злило местную публику, а во-вторых – болельщики сомневались, что грузинские футболисты вытянут игру и выиграют. На кислых лицах фанатов читалось: «Хоть бы не опозорились».

Николай рассказал Феликсу о своём плане – в очередной раз разбросать сторублёвки во время матча. Феликс по молодости лет ещё не избавился от вспыльчивости, ему не понравилось, что брат буквально пускает на ветер такие суммы.

– Коля, сколько можно вот так выбрасывать деньги? Спрашивается, для чего я тогда их брал?

Николай тихо напомнил, что им двоим оставшихся денег хватит до конца жизни и от ста тысяч они не обеднеют.

Но его слова всё равно злили Феликса.

На стадионе было прохладно. Октябрьский ветер бил в лицо и ползал по рукам. Феликс, внимательно следя за мячом под ногами игроков, старался отвлечься, унять своё недовольство легкомыслием брата.

До конца матча остались считанные минуты. На щеках футболистов проступали красные пятна, а на лицах тбилисских болельщиков – разочарование. Николай замер с деньгами в руках, затем выбросил их в воздух. Закончив обряд прощания с рублями серии «АИ», он молча порадовался, а после гордо и с удовлетворением пошёл к выходу, потащив с собой брата.

Судья и игроки не понимали, отчего на трибунах поднялся шум: люди из нижних рядов выхватывали из воздуха купюры, сталкивались в погоне за рублями, ругались, делили деньги, топтали их ногами.

Феликс и Николай мирно и не торопясь шли по улице, рассуждая о том, что деньги сильно меняют людей, особенно тех, кто следил за игрой.

– Отдайте, это моё! – кричал юноша пожилому человеку, наклонившемуся за банкнотой.

– Отойди, будь добр, – обратился к юноше мужчина, – ботинок мой, а значит, и деньги под ним тоже мои.

Кто-то ещё ниже рядом, взяв в руки сторублёвку, рассматривал её, спрашивая, не фальшивые ли деньги.

– Точно тебе говорю, муляж.

– Погоди, на свету рассмотрим.

О футбольном матче и ничейном результате «ноль – ноль» многие позабыли, отвлёкшись на купюры, которые делила между собой северная трибуна. Впрочем, к ночи о разлетевшихся деньгах мало кто помнил: подумаешь, какой-то богач от нечего делать решил шикануть, чтобы развеселить огорчённую публику.

Николай же, лёжа под одеялом, просчитывал свои дальнейшие действия.

86. Съёмная квартира братьев, Москва, вечер, 16 декабря

Анатолий Акимов приволок распухшие от зимних ботинок ноги в съёмную квартирку жениха своей сестры и его брата. Обменявшись любезностями с будущим родственником, мужчина принялся рассказывать о проделанной работе: по просьбе Любочкиного жениха он купил ценные бумаги.

Анатолий обменял пятьсот рублей на двадцать облигаций трёхпроцентного займа: в одной сберкассе взял восемь таких облигаций на двести рублей, в другой – двенадцать на триста рублей.

– Мне показалось, что в одной из сберкасс кассирша подозрительно на меня смотрела… – неуверенно произнёс Анатолий, поглядывая то на Николая, то на Феликса.

Николай ложкой вальяжно размазывал чёрную икру по хлебу, а Феликс увлечённо смотрел научно-популярную телепередачу «Очевидное – невероятное» и, никак не отреагировал на слова Анатолия. Николай невинно взглянул на Любиного брата.

– Я даже не поблагодарил тебя за оказанную мне услугу, – Николай отодвинул одну из двадцати облигаций, выложенных Анатолием на стол: сделал это для того, чтобы тот не подумал, что братья его и в грош не ставят, а лишь используют в своих целях.

Гость притянул к себе «благодарность» и, спеша, довольный направился к выходу. Николаю пришлось резким голосом остановить мужчину:

– Толя, постой!

Акимов медленно повернулся к Любиному жениху.

– Да, Коль, что-то ещё?

Николай быстро махнул рукой Феликсу, и тот достал из блокнота пять купюр по сто рублей, подошёл к Анатолию и протянул ему деньги. Стараясь не вызывать подозрения у брата своей невесты, Николай спокойным и убедительным голосом попросил Анатолия проделать ту же процедуру, что и днями ранее, – купить ещё облигации.

– Пожалуйста, обменяй эти деньги на облигации, – начал, не торопясь, Николай, – только очень тебя прошу, в разных сберкассах, не в одной.

– Коля, а что будет, если обменяю в одной? – задумчиво поинтересовался Акимов.

Николай покаянно вздохнул.

– Я же тебе говорил уже, всегда найдутся те, кто станет интересоваться, откуда деньги и почему так много, – а правду, что выиграл в карты, примут за ложь, – вразумительно отвечал Николай.

Анатолий согласно закивал.

– Позволь полюбопытствовать, – внезапно спросил он, – какую сумму ты выиграл в карты и сколько ещё раз мне нужно проделать работу по купле облигаций?

Ни секунды не задумываясь, Николай, покончив с изысканным деликатесом, с улыбкой произнёс:

– Не так много, как ты думаешь. Ты не забыл, что нужно говорить, если вдруг спросят, откуда деньги?

– Вроде помню.

– Вроде? – недовольно спросил Николай.

– Четырнадцатого ноября я посещал заключительный футбольный матч чемпионата страны на стадионе… – Анатолий запнулся, погрузившись в раздумье.

– Какой стадион? Кто играл?

– «Торпедо», Москва – «Арарат», Ереван, – вспомнив, ответил Анатолий.

– Больше деталей, Толя, чтобы это выглядело правдоподобно.

– В тот момент, когда команда «Торпедо» забила ответный гол, сверху посыпались деньги…

– Всё верно! – отвлёкшись от телевизора, подтвердил Феликс. – Безумный человек их разбрасывал, я сам это видел.

– А я подобрал, сколько смог! – воскликнул Анатолий.

– Хорошо, – Николай утвердительно кивнул, вставая из-за стола. – Подбросишь меня к Любочке?

– Да.

– Ну поехали.

87. Управление уголовного розыска, Москва, день, 28 февраля 1978 г.

– Понимаете, товарищ полковник, расследование зашло в тупик: я объехал Алма-Ату, Ташкент, Тбилиси, Минск, Киев, опросил с дюжину свидетелей и подозреваемых, но на след преступника так и не вышел. Он будто издевается: разбрасывает тысячи по ветру, а люди на стадионах их хватают, собирают, несут в банк, разменивают… Я могу только догадываться, в каком следующем городе вор засветится, но это всего лишь мои догадки.

– Давай попробуем определить, Андреев, сколько денег уже спустил вор на стадионах? – Филиппов грыз дужку очков. – С психологией, аналитикой и логикой у тебя плохо, может, физико-математический класс научил тебя считать?

Андреев налил себе воды из стеклянного графина, умножая в уме общее количество подозреваемых на триста.

– Десять, может, двадцать или тридцать тысяч рублей. Не могу сказать точно.

– А может, пятьдесят, сто или двести, Андреев! – выкрикнул Филиппов.

Андреев поперхнулся – такие деньги он заработал бы за тридцать или шестьдесят лет в угрозыске.

– Отстраните меня от дела, товарищ полковник, – умоляюще попросил капитан, – вы же сами понимаете, я не могу его раскрыть, – устал выслушивать от вас нотации.

Филиппов косо взглянул на расклеившегося подчинённого и пару раз хмыкнул.

– Ради бога, Альберт, не морочь мне голову ерундой – и без тебя тошно: прокуратура меня без новокаина режет… Иди отсюда и работай – никто тебя не собирается отстранять от дела. Буду с тобой нянчиться – ты вообще пропадёшь, а так хоть с какими-то отчётами ко мне заходишь, на одном тебе дело о Госбанке держится, – Филиппов смягчил свой тон. – Да, и передай своей коллеге – принцессе Алине Алексеевне, что я жду её у себя на ковре через час.

Дотошный захлопнул дверь кабинета начальника и вернулся к себе. Времени ждать у моря погоды не оставалось, нужно было разрабатывать новый и более действенный план расследования гиблого дела. Александр Цатуров – оперативник из Еревана и по совместительству толковый друг Андреева – обещал сообщать о новостях или зацепках, но что-то не утруждал себя попытками дозвониться московскому коллеге.

Капитан смотрел сквозь Лаврова и Костенко в стену.

– Альберт Сергеевич? – Костенко вполголоса обратилась к Андрееву, но тот её не услышал или сделал такой вид. – Альберт Сергеевич! – повторила она громче. – Вас просят, – прикрывая телефонную трубку рукой, девушка словесно тормошила Андреева.

Капитан неохотно подошёл к телефону.

– Альберт Сергеевич, – в телефонной трубке послышался знакомый голос. – Это Саша Цатуров, напарник ваш из Еревана. Узнали? Я думал, вы в отпуск ушли: как ни позвоню, вас нет на месте!

Цатуров – коллега покойного Гамлета Геворкяна – говорил возбуждённо: ему было что рассказать следователю.

– Какой там отпуск, Саша. Я порхал, дорогой мой, как бабочка, ища в каждой республике необъятного Союза грабителя вашего Госбанка, – проговорил Андреев. Он плечом прижал телефонную трубку к уху, наливая себе чай. – Рад вас слышать. Как дела? Как работа? – набирая в чайную ложечку сахарного песка, с задором поинтересовался Дотошный.

– Просто великолепно, Альберт Сергеевич! Послушайте, – Саша сделал паузу перед тем, как начать рассказывать весьма занятную историю, – ко мне в кабинет заходила девушка по имени Стелла, она была подружкой моего коллеги – Гамлета Геворкяна и любовницей начальника обувного цеха – Егиазарова Гаспара.

– Их же обоих нашли мёртвыми в доме того самого начальника обувного цеха? – припомнилось Андрееву.

– К сожалению, да.

Капитан сделал глоток горячего сладкого чая и сморщился – кажется, обжёг себе язык.

– Что значит «подружка»? – уточнил Дотошный.

– Мы же с вами взрослые люди, Альберт Сергеевич, замените для прозрачности картины слово «подружка» синонимом. Так вот: любовница Геворкяна и Егиазарова призналась, что слышала разговор трёх мужчин в цеху убитого: они обсуждали план ограбления банка.

– И кто были эти трое? – Андреев обострил слух, в глазах появился блеск надежды.

– Убитый начальник цеха, парень, к которому мы приезжали в больницу, третьего она видела впервые в жизни.

– То есть тот, кто находился в больнице, каким-то боком был причастен к ограблению и убийству?

– Его, как сказала девочка Стеллочка, подбивали на ограбление.

– Но он ограбить не мог, убить тоже – в аварию же попал накануне всех событий и лежал в больнице с переломом ноги и сотрясением мозга. Версия с пострадавшим в аварии как его… Калачаном отпадает. Думаю, девчонка лжёт. Хотя…

– Хорошо. Но всё же, может, нужно выяснить, кто был третьим в заговоре? – предложил Саша.

– Думаю, стоит!

– Я тоже так считаю. Стелла утверждала, что у них на столе лежала то ли схема, то ли чертёж какого-то здания. Возможно, он и есть наводчик, притащивший план банка в цех.

– Слушай, Саш, слова этой дамы нужно делить на три: если она нагло позволяла себе постельные отношения с женатым Гамлетом и с денежным Егиазаровым, то вдруг она и с Калачаном имела какой-то контакт, а сейчас просто ему мстит, подставить его хочет? И вообще, почему она только сейчас явилась и об этом сообщает спустя столько времени? Как-никак больше полугода прошло!

– Я задал ей тот же вопрос, но внятного ответа от неё не получил, видимо, чего-то боялась.

– А сейчас что изменилось?

– Не имею понятия. Если мы исключим начальника цеха и разбившегося на машине Калачана, всё равно остаётся третий – как ни крути. Или вы думаете, что она и с ним?..

– Не знаю, потянула бы она четверых, но пусть будет по-твоему: пробей, кто был тот третий, и держи меня в курсе дела. Вдруг что – я вылечу первым же рейсом. Пока!

Через минуту после разговора с Сашей Андреев снял трубку затрезвонившего телефона.

– Альберт Сергеевич, это опять я. Послушайте, я вам рассказал о любовнице Гаспара Егиазарова, но забыл поведать ещё кое-что интересненькое.

– Саша, всё мое внимание принадлежит вам, говорите.

– В день убийства начальника обувного цеха в доме находился мальчик – по документам, его родной сын. Сейчас мальчик страдает заиканием и постоянно плачет. Бывшая жена Егиазарова сказала, что её десятилетний сын сам попросил отвести его в милицию. Мы разговорили мальца: он рассказал нам всё, что видел в ночь на девятое августа.

Андреев поёжился: хуже всего, когда невинный ребёнок становится свидетелем или жертвой преступления – детская психика ломается, человек потом страдает всю оставшуюся жизнь. Во время учёбы, на лекциях по психологии Андреев слышал: даже если страшное событие забывается – последствия и непроработанные психические травмы, полученные в детском возрасте, позже всплывают, мешают нормальной жизни в будущем. Ужасно представить, сколько по свету ходит взрослых людей, которые в детстве видели убийства, изнасилования, суициды…

– Как вышло, что убийца оставил ребёнка в живых? – Дотошный сразу же задал первый возникший у него вопрос.

– Услышав крики в коридоре, он шустренько спрятался за диваном в гостиной комнате.

– Повезло малому.

– В том, что остался целым и невредимым, да. Не повезло, что слышал, как прирезали отца. Егиазаров забрал его к себе после работы из дома бывшей жены: сын должен был остаться с отцом на пару дней, весело провести время, а получил такое… Прощай, детство: развод родителей, убийство отца…

– Ну, нажали вы на ребёнка и что он вам выложил?

– Короче, реальная картина преступления такова. К Гаспару припёрлись люди и требовали от него деньги: если верить словам малого – деньги из банка. Его отец, то есть Гаспар Егиазаров, конечно же, сопротивлялся плохим дядям, которые его били, и отрицал наличие у него госбанковских денег, но его привязали к стулу и начали пытать. Внезапно влетел в дом ещё какой-то дядя, загремели выстрелы, а потом его отца били ножом. Двое мужчин начали искать деньги по всему дому, затем выбежали из него, так и не заметив сына Егиазарова. Вслед за убийцами выскочил мальчик и спрятался у соседки, которая вызвала милицию. Приехали герои-милиционеры, и пришла та самая соседка, но при этом ничего не сказала про мальца, находившегося у неё.

Капитан угрозыска задумался, уставившись на бумаги, лежащие на столе Костенко. Оторвавшись от них, начал рассуждать вслух, параллельно «докапываясь» к Цатурову.

– Саш, на словах любовницы и сына убитого обвинение не построишь. Вы можете, ссылаясь на заключения оперативников и протокол следователя, восстановить вечер убийства?

– Вы читаете мои мысли, Альберт Сергеевич! Дело было так: мой покойный коллега Гамлет Геворкян каким-то образом увидел или услышал, как пытают начальника цеха Егиазарова. Допускаю такой вариант, что Гамлет хотел предотвратить убийство и сидел в засаде, хотя я могу и ошибаться в своих домыслах. И вот он решил не медлить и «впрячься» в дело. Вбежал в дом Егиазарова, пригрозил всем пистолетом, но первым огонь не открывал. Выстрелил Гамлету в плечо убитый Лимонян Эрик Робертович – его личность установили последней – был застрелен моим раненым коллегой. Возле убитого Лимоняна находился Погосов Левон Артёмович, Гамлет застрелил и его: пули в теле убитого Лимоняна и Погосова из одного пистолета макарова – оружия моего товарища.

– Хорошо, предположим, ваш товарищ Гамлет застрелил двоих.

– Остаётся у нас кто? Тот, кто запустил в Гамлета нож сзади, и его сообщник. Возможно, убийца моего коллеги прирезал и Егиазарова. Ножевые ранения Гамлета и Гаспара, по заключению судмедэкспертов, абсолютно совпадают. Но это лишь моя теория. Практической частью занимались следователи, я ссылаюсь на их информацию, меня же там не было.

Андреев чуть помедлил со своей версией, не хотел её оглашать раньше времени. Капитан угрозыска лишь намекнул Саше: не исключено, что госбанковские деньги хранятся у тех, кто остался в живых.

– Гамлет оказался в доме Егиазарова неспроста, друг мой. Ни в коем случае не сомневаюсь в благородстве вашего коллеги, но думаю, его больше интересовало дело об ограблении банка, а никак не драгоценная жизнь начальника цеха.

– А тут мы возвращаемся к Стелле, – произнёс Саша. Андреев заулыбался. – Она рассказала Гамлету о грядущем ограблении банка в гостиничном номере во время их рандеву. Из этого всего вытекает то, что Гамлет приставил нас наблюдать за обувным цехом и потенциальным исполнителем ограбления. Жаль, что он не сказал, в чём суть этой слежки.

– И жаль, что он один пошёл в дом Егиазарова после слитой ему девочкой информации, не соизволил взять даже вас.

– На что вы намекаете, Альберт Сергеевич? – с упрёком спросил Цатуров.

– Ни на что. Не обижайтесь, друг мой. Так просто ляпнул. Перед вами, Саша, будет стоять следующая задача – раздобыть фотографии всех до единого работников банка и показать их Стеллочке. Нужно очень постараться, хорошо поработать с подружкой вашего товарища: девочка должна опознать наводчика на Госбанк и возможного убийцу, среди жертв которого и ваш товарищ.

– Как и прежде, думаете наводчик является сотрудником банка?

– Да.

– К завтрашнему утру сделаю. Кстати, возле Гаспара Егиазарова вертелись трое ребят, так сказать, его подручные, мальчики на побегушках. Есть вероятность, что не только Стеллочка может опознать этого предполагаемого наводчика.

– А вот это, шибко интересно.

– Займусь ими обязательно.

– Саша, я думаю, помимо Стеллочки и ребят на побегушках, в этом деле нам непосредственно может ещё кое-кто посодействовать…

– Николай Калачан?

– Разумеется.

– Ограбить и убить он никак не мог, но помочь нам точно сможет.

– Медлить нельзя никоим образом. Я вылетаю. Скоро буду у вас.

– Дело набирает обороты! – радостно вскричал Цатуров и бросил трубку.

– Продажный мент – твой Гамлет, Сашка. Не взял тебя в долю – в одиночку хотел добычу ухватить, за что и схлопотал нож в шею, – пробубнил себе под нос Дотошный. – И сучка его деньжат хотела: не за «спасибо» же она с ним кувыркалась.

Андреев осуждающе покачал головой.

88. Отдел уголовного розыска, Ереван, день, 10 марта 1978 г.

– Давай, Сева, излагай, хитрый ты паршивец! Не томи вредного и очень нервного капитана уголовного розыска!

Сева сначала молчал, а потом промямлил:

– Не знаю я никакого Гаспара Егиазарова.

– И никогда его, конечно же, не видел?

– Нет, не видел.

Андреев влепил Севе смачную пощёчину, звон от которой стоял на весь кабинет.

– Ты находился в кабинете убитого Гаспара вместе с Николаем Калачаном, обсуждая ограбление банка. Тебе грозит в лучшем случае пожизненное, а в худшем – высшая мера наказания, расстрел, за прямое или косвенное соучастие в преступлении, а также за отказ от сотрудничества со следствием. Ты мне не нравишься, Сева. Не знаю, отчего так вышло, но думаю, что ты скользкий тип, потому я буду печься о том, чтобы тебе дали максимальный срок либо пустили пулю в лоб.

– Что я должен сделать, чтобы меня не расстреляли? – Сева изменился в лице: его губы дрожали в такт рукам, а глаза бегали туда-сюда, наполняясь слезами.

– Я не требую от тебя ничего, кроме правды.

– И меня не расстреляют?

– Если будешь отвечать честно и помогать следствию – нет.Обещаю.

Сева вздохнул.

– Не я затеял ограбление и не я ограбил Госбанк. Опасное это дело, хоть и манящее. Наполеоновский план по взятию хранилища разрабатывал Гаспар.

– Какую роль ты играл в этом наполеоновском плане?

– Никакую, присутствовал просто, слушал разговор ребят.

– Продолжай.

– Исполнителем ограбления должен был быть Николай, но он попал в аварию и якобы умер. Дело об ограблении банка заморозилось. Я сам на преступление не пошёл бы, клянусь – ни за какие деньги! – махнул рукой Сева.

– Ну да, какой с тебя грабитель? Ты бы и в метровую дыру не пролез…

Сева не обиделся, наоборот, возрадовался сарказму капитана угрозыска и воспрянул духом, уяснив, что его не расценивают как потенциального преступника.

– Не пролез бы!

Андреев потёр лоб.

– Слушай, а может, это ты отправил в дом Гаспара людей, чтобы отобрать у него деньги, а? Нанял бандитов, некого Погосова Левона Артёмовича, Лимоняна Эрика Робертовича и ещё двоих, которых скоро поймают. Заплатил бы им с налёта на Егиазарова денег, а сам остался как бы не при делах?

– Вы в своём уме?! – закричал допрашиваемый. – Не понимаю, о каких бандитах вы говорите? Никого я не нанимал! Рассказал вам правду! Сообщил всё, что смог!

– Не знаю, Сева, не знаю…

– Что будет со мной?

– Пойдёшь как соучастник ограбления и станешь сотрудничать со следствием, твоя помощь не окажется лишней, а дальше видно будет.

– Но я думал…

– Думать нужно было раньше, – раздражённо оборвал Андреев.

89. Сберегательная касса, Москва, день, 6 июня 1978 г.

Машина Анатолия Акимова въехала в малоприметный уютный московский дворик и остановилась. Из неё выбежал водитель и бросился к сберкассе: ему нужно было обменять три тысячи рублей в разных точках на облигации трёхпроцентного займа. Делал он это, как обычно, по поручению Любиного жениха.

Анатолий любопытно посматривал на кассиршу через стеклянную ширму, девушка протянула ему стопку облигаций на тысячу рублей.

– Спасибо вам огромнейшее, – поблагодарил сотрудницу сберкассы мужчина, но уходить не спешил. Начал шутить с миловидной кассиршей, а затем снова преспокойно обратился к ней: – Девушка, я могу ещё приобрести облигации?

– Можете, конечно, – улыбнулась кассирша молодому мужчине, – на какую сумму вам нужно?

– Ещё на две тысячи.

Анатолий сглупил. Николай категорически запретил ему светить сторублёвки в одной и той же сберкассе в особо крупных размерах, деньги должны были ходить по учреждениям в разные дни и понемногу – тогда никто ничего не заподозрил бы, о купюрах серии «АИ», казалось, все уже давно позабыли.

«Да ты богач, однако», – подумала сотрудница сберкассы, взяв деньги в размере двух тысяч рублей из рук Анатолия, – «откуда же они у тебя? Да ещё и новые, сторублёвые, будто только-только со станка…»

Внутреннее чутьё девушки подсказывало, что с деньгами что-то не так. Она думала, что идеально гладкие новенькие купюры – фальшивые, пока случайно не наткнулась взглядом на распоряжение проверять сторублёвки серии «АИ». Чёрным по белому в документе было написано: «Обнаружив сторублёвую банкноту данной серии – немедленно обратиться в милицию, деньги украдены из Государственного банка Армянской ССР». Она посмотрела на наличность в своих руках, и, о боже, на банкнотах виднелись те самые две буквы, о которых были проинструктированы все сотрудники сберегательных касс СССР.

– Девушка, ау! – Анатолий шутливо обратился к кассирше, задержавшейся в небольшом отдельном помещении. – Вы случайно не собрались сбежать с моими деньгами?

– Нет-нет, что вы, – кассирша мигом вернулась к владельцу краденых денег. – Нужно немного подождать, я не могу найти ещё пары облигаций. Вы не сильно торопитесь?

– Уже нет, – Анатолий бросил игривый взгляд на работницу сберкассы, – ради такой дамы я, пожалуй, задержусь.

Кассирша старалась быть вежливой и общительной: за несколько минут своего отсутствия в кассовом окне она уже успела набрать ноль-два, шёпотом кратко сообщила о подозрительном мужчине, который пытается купить облигации на заоблачную для советского человека сумму – три тысячи рублей.

Задержание мужчины, сбывающего краденые госбанковские деньги, произошло быстро: в сберкассу вошли четверо молчаливых людей в форме, надели на подозреваемого наручники и осторожно, прикрывая его голову, поместили в милицейскую машину.

В камере предварительного заключения Анатолий Акимов признался, что деньги не его собственные, он даже не думал оказывать содействие преступникам. Верил слепо и наивно, что жених его сестры Любочки и вправду выиграл деньги в карты, понятия не имел об ограблении республиканского банка. Акимов сначала смеялся, думая, что это всё неудачный розыгрыш, затем рыдал от безысходности, клялся и божился, что ни в чём не виноват: его ошибка в том, что попал в руки манипуляторов и его развели как мальчишку.

– Хорош вы, конечно, Анатолий, – со всей строгостью обратился к мужчине милиционер, допрашивающий его, – променять честную работу на роль пособника грабителей и сбытчика украденных казённых денег. Не стыдно?

Уже во время задержания милиционеры поняли, что Акимов – замкнутый, скромный, тихий и покорный человек, сопротивления он не оказывал, ничего не отрицал. При составлении списков фамилий и адресов фигурантов данного дела, Акимов не колеблясь упомянул братьев Калачан, Феликса и Николая.

– Люба не живёт с мошенником, вы не подумайте! – Анатолий Акимов выгораживал свою сестру, искательно заглядывая в лицо милиционеру. – Она с Колей довольно редко встречалась, они планировали съезжаться только после свадьбы.

– Ваша сестра, Любовь Акимова, знала о внезапном обогащении своего жениха?

– Она повторяла, что Коля неимоверно счастливый приезжал к ней в последнее время. Говорила, что он выиграл приличную сумму в карты у себя в Ереване. Коля просил меня не рассказывать ей ничего о наших операциях с деньгами и облигациями!

– По какому адресу проживают Николай и его брат Феликс?

В это время к милиционеру, проводившему допрос подозреваемого, присоединился капитан Андреев.

– Вечером поедешь с нами, – он оборвал показания Акимова, – покажешь, где живут твои несостоявшиеся родственнички.

90. Съёмная квартира братьев, Москва, вечер, 6 июня 1978 г.

Мысли Андреева текли ровно. Он неторопливо поднимался по ступеням старого, готовящегося под снос дома на окраине Москвы. Несмотря на то что без малого десять месяцев работа по поимке бандитов не ладилась, здоровье тоже, он был в хорошем расположении духа. За его спиной толпились парни из группы захвата.

В это же самое время Николай и Феликс решили выпить кофе. Вечерами они частенько готовили себе ароматный напиток.

– Где у нас кофе? – Николай рыскал по шкафчикам, ища заветную баночку.

– Подними голову вверх и посмотри вправо.

– Посмотрел. Вижу шкафчик.

– Открой его, справа от пакета с крупой увидишь банку с кофе.

– Индеец, ты чего такой хмурый? – Николай заметил тоскливое настроение брата.

Феликс тяжело вздохнул. Задумался. Отвёл взгляд.

– Через пару месяцев будет ровно год, как я не видел свою жену и моих ангелочков.

– Скоро вернёмся, не переживай, Феля, – Николай поставил чашку с горячим напитком перед Феликсом и уселся напротив.

– Когда?

– Всё утрясётся и забудется, чуток осталось. В скором времени никто и помнить не будет об этом ограблении, и мы преспокойненько поедем домой.

Дотошный постучал в дверь квартиры, в которой находились братья.

Кто-то из группы захвата молча покрутил пальцем у виска, мол, совсем спятил капитан: зачем вежливо стучаться в квартиру, если можно выломать дверь и положить гадов на пол. Но капитан не хотел превращать задержание в театральную постановку.

– Сиди, Коль, я открою, – Феликс жестом остановил привставшего со стула брата.

Он трижды провернул ключ в замке против часовой стрелки и открыл дверь. Его тут же бросили на пол.

– Что за шум, Индеец?! – крикнул Николай.

Оперативники ворвались на кухню и повалили его. Братья лежали лицом в пол с заведёнными за спину руками.

Андреев взмахом руки велел поднять Николая.

– И вот мы снова с тобой встретились, голубчик, – капитан сделал круг вокруг задержанного, – только на сей раз, полагаю, наша встреча для тебя менее приятна. Как нога?

– Ничего у вас не выйдет! – огрызнулся Николай.

– Не выйдет чего?

– Посадить меня! Я никого не убивал.

У ног Андреева и задержанного Николая оказалась раскрытая сумка с деньгами: кто-то из оперативников отыскал её и приволок к капитану, словно кошка, которая хочет похвастаться перед хозяином пойманной мышкой.

– Пересчитать, – рыкнул капитан.

Пока считали деньги, второго брата подвели к Андрееву.

«Худощавый, жилистый, узкоплечий, энергичный…» – оценил про себя Дотошный стоящего рядом с Николаем Феликса, – «прекрасно тянет на исполнителя». – Что же, могу поздравить вас, Феликс, вы лихо провернули дело, как олимпиец вкрутились в такое маленькое отверстие в полу, – иронично проговорил капитан угрозыска и мельком взглянул на Николая. – Без этого строителя-архитектора явно не обошлось. Он в вашей команде был «мозгами»?

Феликс молчал, опустив глаза. Николай реагировал на задержание и разговор с капитаном дерзко, остро и немного агрессивно.

– Меня интересует, сколько же вам удалось разбросать по стадионам и потратить. Полтора миллиона – деньги немалые.

Николай удивлённо посмотрел на брата. Виноватое лицо Феликса говорило само за себя.

– Пересчитывайте быстрее, – усмехнулся Николай, – узнаете.

Оперативник отчитался перед капитаном, сказав, в сумке находится почти восемьсот тысяч рублей.

91. Уголовный розыск, Москва, поздний вечер, 6 июня 1978 г.

После задержания подозреваемых следовало допросить в течение двадцати четырёх часов.

Николай сам попросил, чтобы с ним беседовал не начальник следственного отдела, а Андреев.

Задержанный сидел на холодном стуле за высоким железным столом, ножки которого были крепко прикручены к полу. Увидев капитана, попросил закурить.

– Тесновато здесь, – пуская дым, бросил Николай.

Андреев приказал двум милиционерам, стоявшим за спиной задержанного, оставить его с преступником наедине.

– Тебе тут полагается камера – четыре квадратных метра. Уж извини, Коля-Николай, что не обеспечили тебя ни телевизором, ни холодильником. И вкусностей у нас здесь нет, но, думаю, ты их наелся вдоволь.

– Так и будете дальше издеваться или?..

«Ишь, какой дерзкий с потрясающим хладнокровием», – капитан угрозыска позволил себе улыбнуться. – Как же я долго за тобой гонялся. Должен признаться, я был удивлён с самого начала тем, как ты мастерски разобрался с двумя сберкассами. Да уж, потрепал ты мне нервы.

Николай делал вид, что не понимает, что происходит, о чём идёт речь.

– Знаешь, что меня интересует? Ты попал в аварию случайно или подстроил это, чтобы не светиться на месте преступления?

– А вы сами-то что думаете? – задержанный с ухмылкой ответил вопросом на вопрос.

– Думаю, подстроил. Не захотел быть марионеткой в руках Гаспара и Севы – решил отвести их от себя, верно? Егиазаров отжал бы себе львиную долю, бросил бы кость наводчику, тебе перепали бы гроши, хотя по большему счёту ты сделал бы всю грязную работу, за которую получить мизер – несправедливо…

– И всё-то вам известно…

– Знаешь что, Николай? Я до последнего думал, что ограбление было совершено при участии Егиазарова. А дальше он стал жертвой бандитов, которые и забрали у него деньги. Но всегда вставал один и тот же вопрос: кого Гаспар нанял за столь короткое время, после того как ты вышел из строя? Ни один из трёх верзил, которые кружились возле него, не походили на грабителей, никто из них не пролез бы в дыру в потолке хранилища. Она была в диаметре каких-то тридцать четыре сантиметра. – Андреев задумался ровно на минуту, а потом продолжил: – Месяц назад поймали убийц Гаспара. Но при обыске у них не обнаружили тех самых банковских денег, нашли лишь какую-то мелочь по сравнению с тем, что похитили в Госбанке. Это значило, что украденных из хранилища денег у начальника цеха, возможно, и не было. Думалось мне, если это не Гаспар и не наводчик Сева, то оставался только ты, но у тебя было железное алиби: ты находился в больнице с переломом ноги и сотрясением мозга. И тут дело заходило в тупик…

– Как вы меня нашли? – Николай перебил капитана, давая понять, что ему неинтересны все эти доводы.

– Большие преступления раскрываются благодаря маленьким ошибкам.

– А точнее?

– Здесь вопросы задаю я, Коля! И перейду к следующему. Деньги, которые обнаружены в квартире, где вы находились с братом в момент вашего ареста, являются неопровержимым доказательством преступления. – Из полутора миллиона вы с братом растранжирили чуть меньше половины.

– Не знаю, не считал.

– Мы считали.

– Значит, половину.

Самообладание Николая во время допроса поражало Дотошного. Он тайно восхищался выдержкой и умом этого парня.

«А такой ли он безнравственный и циничный, как я думал?» – размышлял капитан угрозыска. – Сегодня ночью тебя и твоего брата перевезут в Ереван.

– Зачем?

– Коля, ты парень умный, сам всё знаешь.

Николай задумчиво смотрел на окрашенные стены, полагая, что он и его брат делали всё правильно, чтобы не попасться в руки сыщикам. На повторный вопрос: «Как вы меня нашли?» Андреев так ничего и не ответил, ибо до ответа Николай наверняка додумался и сам.

92. Уголовный розыск, Москва, поздний вечер, 6 июня 1978 г.

Феликс без всяких комментариев понимал, какой разговор с капитаном угрозыска его ждёт; он также отдавал себе отчёт, что в сырую одиночную камеру предварительного заключения его посадили не за добрые дела. Мысли о семье помогли ему сохранить силу духа и моральную стойкость, хотя свобода его теперь была ограничена тяжёлыми решётками. Умными, но полными тоски глазами Феликс взглянул на капитана Андреева. Тот впервые в жизни пожал преступнику руку.

Капитан молча сел на стул и выжидательно смотрел на задержанного.

– В курсе, что значит твоё имя? – Андреев дружественно обратился к Феликсу.

– Нет, – хмуро ответил тот.

– Счастливый ты парень, везучий, я бы сказал. О таких, как ты, мне только рассказывали в школе милиции.

– О каких таких? – задумавшись спросил Феликс. – Об особо опасных преступниках?

– О таких, лучшая подруга которых – блестящая ловкость. Мне хотелось бы верить, что ты не преступник и никогда им не был, товарищ Калачан. Но имеем то, что имеем. Семья у тебя есть?

– Жена, двое дочерей, – ответил с грустью Феликс.

– Сколько лет детям?

– По восемь.

– Жена чем занимается?

– Домом и дочками.

– Не считая ограбления Госбанка, переступал ли ты ранее черту закона?

– Ни разу, – неуверенно обронил Феликс.

– А почему же ты тогда пошёл на это дело? В деньгах нуждался? – Андреев бередил болезненную рану грабителя.

Но Феликс признался, что пошёл на ограбление оттого, что брату грозила опасность:

– Коля задолжал большую сумму денег, неподъёмную просто. Если бы не отдали долг тем людям, они его убили бы, понимаете? Я не мог допустить, чтобы моего брата нашли в какой-нибудь канаве с перерезанным горлом… – дёргая плечами, объяснял он. – Ему понадобилась помощь – разумеется, я решил не медлить.

Феликс, как казалось Андрееву, был не из тех грязных, безалаберных, низких преступников, которые жили лишь присвоением чужой собственности и пьянством: человек, сидящий напротив него, говорил разумные слова, а не просто болтал. Ни тебе упрёка и обид в сторону брата, ни тебе жалоб на бедную жизнь, ни тебе пустословия. Не игнорировал вопросы во время допроса – рассказал всё как было, со всей откровенностью.

– Твой брат назвал тебя Индейцем. Расскажешь, отчего получил такое прозвище?

Феликс смутился, покраснел.

– Коля всегда мне твердил, что я спортсмен от Бога: в юности я прыгал выше всех и бегал быстрее всех, как его любимый персонаж из книги, автора которой я не знаю…

– Фенимор Купер, – улыбнулся Андреев. – С ума сойти, я тоже люблю его произведения, хотя они с криминалистикой никак не связаны. А каким видом спорта ты занимался?

– Я гимнаст.

– Умеешь делать «Крест Азаряна»? – капитан спросил с любопытством.

– Да, – скромно ответил Феликс. – Иногда получалось.

– Молодец, нужно обладать сумасшедшей силой, чтобы выполнить столь сложный гимнастический элемент, – капитан печально посмотрел на молодого человека и сожалеюще покачал головой. – Тебя должен был допрашивать начальник следственного отдела, но я вызвался поговорить с тобой, не совсем формально, по-людски. Ты очень хорошо исполнил свою работу, парень, я даже сказал бы – превосходно для дилетанта. Только женщину ты свою оставляешь растить детей без отца…

– Почему? Я же есть! И никого я не оставляю!

Андреев наблюдал за мимикой Феликса, казалось, что он не от мира сего. Парень до конца не понимал, что его ждёт дальше. Андреев совершил ошибку, за которую его душа будет рваться на кусочки: он сказал, каким будет наказание:

– Тебе грозит высшая мера, Феликс.

Капитан Андреев, проработав в угрозыске пятнадцать с лишним лет, десять из которых ходил в следователях, ничему не удивлялся в этой жизни, эмоции не проявлял, никого и никогда не любил, его постоянными партнёршами были работа и пачка сигарет «Аврора». Угнетать, психологически подавлять, добивать преступников было частью его профессиональной деятельности, так его, «духа», учили-натаскивали «деды» милиции. Так заведено: у следователей и прокуроров отсутствуют чувства, но на этот раз капитан пожалел, что выпалил словосочетание «высшая мера» простому человеку, ставшему жертвой обстоятельств. Этот Калачан не убийца, не педофил и насильник, даже не аферист. Обычный дворник – Феликс из Ленинакана, который, к счастью, не знал смысла фразы, сказанной Андреевым.

– А что это? – осторожно спросил Феликс.

Андреев погрузился в составление протокола, решив не объяснять арестованному значение прозвучавших слов.

93. Следственный эксперимент. Госбанк Армянской ССР, Ереван, утро, 19 июня 1978 г.

– Ну что, товарищ Калачан, вы готовы? – нетерпеливо спросил оперативник Цатуров у Феликса. – Предупреждаем вас: все ваши действия должны быть выстроены в строгой логической последовательности и максимально близки к тем, которые вы совершали в день ограбления. Уведомляем вас о том, что повторение действий с ограблением Госбанка не запрещено и не карается законом. Каждый ваш шаг будет контролироваться следователями в присутствии понятых.

Странное напряжение охватило Феликса: ещё никогда он не стоял, словно шут гороховый, в окружении стольких людей, пялящихся на него. Ему было стыдно и по-детски боязно – словно в день соревнований по гимнастике, когда все чего-то ждут и чего-то требуют. И пусть понятые молчали, но в их глазах и уголках губ таилось осуждение, презрение к нему.

Феликс кивнул, и в ту же минуту перед ним разложили изъятые ранее орудия преступления, поставили бутылки с водой, которую он так жадно пил в августе, и зонт с изображением Винни Пуха – любимую вещицу его малюток. Присутствовал на месте проведения следственного эксперимента и Андреев, заметивший растроганный взгляд Феликса, и Николай, который придумал взять на дело этот самый зонт. Феликс попросил снять с него наручники – следователи естественно согласились.

Андреев, будто чувствуя, почему мнётся и топчется на месте Феликс, подошёл к нему. Парень сделал глубокий вдох и тихо обратился к следователю:

– Альберт Сергеевич, эта вещь принадлежит не мне, а моим дочерям – второй такой нет. Они взяли с меня слово, что я верну её им.

Андреев понял, к чему ведёт Феликс, и сочувственно покачал головой.

– Я даю тебе слово офицера, Феликс, что этот детский зонтик будет передан твоим доченькам. Как их зовут?

– Тамарочка и Зарочка.

– Как только дело закроют – я отдам зонт твоей супруге, чтобы она вручила его Тамарочке и Зарочке.

Следственный эксперимент продолжился.

– Со сложенным в данную сумку инструментом я вошёл в первый подъезд, поднялся на последний этаж, – Феликс указал пальцем на жилой дом, стоящий вплотную к Госбанку. Вся братия направилась за преступником.

И вот он, спустя без малого год, повторно разбирает кирпичную стену дома, соседствующего с банком, натыкается на бетонную стену – терпит проклятую неудачу, выглядывает в чердачное окно, ибо духота страшная, лёгкие будто наполнены кипятком и нечем дышать, то ли от нервов, то ли от горячего августовского воздуха.

Напряжение отпустило Феликса, когда он получил слово офицера. Он успокоился, комментировал свои действия. Взбирается на крышу – оперативники следуют за ним, осторожно входит в окно банка – правоохранители идут следом и смотрят, как он разделывается с полом и привязывает зонт, в который во время его ювелирной работы будто бы падают ошмётки бетона. Вот она – дыра, тридцать четыре сантиметра в диаметре!

– Прошу вас показать, как вы пролезали в данное отверстие, – к Феликсу обратился Цатуров. – Товарищи понятые, внимательно следите за тем, как преступник попадает в хранилище.

Понятые, тяжело дыша, уставились на Феликса, но увидели лишь то, что грабитель, слегка располневший от ресторанов и разгульной жизни, повторить данный трюк не смог.

– Вижу, у тебя небольшая проблема, Феликс? – осторожно спросил Андреев. – Спокойно, не нервничай, пожалуйста, задействуй все свои гимнастические способности и попробуй повторить трюк ещё раз.

Феликс закусил нижнюю губу.

Он вспомнил вкусный Машин суп и накрахмаленные банты девочек – долгожданных и таких любимых дочерей. Обычно мужчины мечтают о сыновьях, наследниках, а он – поглаживал аккуратный животик своей жены, читал малышкам сказки, пока они мирно лежали под сердцем Маши, самой лучшей мамы на свете. Он редко приносил жене цветы и подарки не потому, что не хотел. Тех копеек, что он зарабатывал, не хватало на приличный букет и нарядное платье для супруги, красота которой не только не увяла, наоборот, Маша цвела и хорошела, несмотря на мелкие морщинки под глазами. Она жила в нищете, но по-прежнему любила своего Феликса.

– Хорошо, – он многозначительно взглянул на Андреева, – я попробую ещё раз.

Феликс старательно «ввинтился» в отверстие, а затем, обхватив ногами канат, спустился в денежное хранилище Госбанка – опасный трюк ему всё-таки удалось повторить. Наверное, это вышло благодаря сладким воспоминаниям о спокойной семейной жизни, к которой ему, к сожалению, никогда уже не вернуться.

94. Городской суд, Ереван, день, 8 августа 1978 г.

Люба сначала долго рыдала. Не от стыда, не от сожаления горькие слёзы катились по бледному лицу синеглазой балерины: в день задержания Николая она с ним плохо рассталась, бросила жениху в лицо пару обидных слов, чтобы ударить его побольнее.

– Вы Маша? – вытирая грязные и до отвращения солёные слёзы, она обратилась к жене Феликса, находящейся в зале суда.

– Что вы от меня хотите? – с истерическим раздражением произнесла Маша. Её иссохшие тощие пальцы стали землистого цвета, как у покойницы.

– Я Колина невеста, – тихо призналась девушка, – можно, я присяду рядом с вами?

На скамье подсудимых находились трое: Севан Агдасаров и братья Калачан. Суд, решение которого обжалованию не подлежало, вынес чёткий и страшный вердикт: Николаю и Феликсу – смертная казнь, наводчику – лишение свободы сроком одиннадцать лет.

Маша, оставив дочерей на соседку, приехала в Ереван, чтобы услышать из уст судьи, что её любимого, кормильца, смысл жизни расстреляют, – с этим вердиктом умерла и она, осталась лишь какая-то поседевшая женщина.

Феликс искал глазами Машу: она потеряла сознание после оглашения приговора, и ему стало страшно – он затрясся, увидев, как его супруга, закрыв глаза, падает на колени Колиной невесте.

Люба, мгновенно превратилась в потерянную душу…

Она, глядя Николаю в лицо, не могла сказать ни слова – лишь в мыслях крутились фразы: «Господи, помоги» и «Я люблю тебя бесконечно, прости». В этот самый момент Николай искренне заплакал: сколько же он душ загубил? И всё из-за проклятой игры в карты.

Всё заканчивалось так, как в страшном сне, только проснуться и убежать от него, увы не удавалось.

Андреев до боли прикусил кулак. Саша прикоснулся к его плечу, дабы утешить, но сыщик буркнул: «Убери» – и вышел из зала суда. Андреев хотел отмотать время назад. Он всё отдал бы, чтобы оставить дело «висяком», уничтожить доказательства, вещдоки. Он стоял на чужой ему улице Еревана и нервно курил. Одну сигарету за другой. И так по кругу, по кругу.

По лицу журналиста Сергея Доряна было видно, что он крайне ошарашен оглашенным приговором суда – до последнего надеялся, что братьям не вынесут столь жестокий приговор и он сможет взять у них сенсационное интервью, услышит подробности ограбления века, так сказать, из первых уст, вслед за этим слепит из полученной информации годную статью, за которую получит высокую читательскую оценку и премию.

В зале суда журналист увидел любимую женщину одного из приговорённых к расстрелу братьев. Сергей Дорян ничего не знал о незнакомке, сидящей в первом ряду, лишь видел, что та без остановки плачет и бледнеет, урывками теряя сознание, – истерзанная душа и тело молодой женщины отключались. Она не замечала людей вокруг себя. Супруга Феликса не причитала, не охала и не ахала – сил на эмоции давно уже не было, внутри остались лишь пустота и гробовая тишина, которую никто и никогда не заполнил бы. Кроме Феликса и детей.

«Ни на Феликса, ни на Николая женщина внешне не похожа, в матери, естественно, в силу своего молодого возраста никому из братьев тоже не годится» – журналист сделал логический вывод: красивая, но убитая горем гражданка либо невеста, либо жена одного из осуждённых. На протяжении всего заседания она не сводила глаз с подсудимого Феликса Калачана – казалось, сидящая на скамье слушателей гражданка пыталась запечатлеть в душе его образ, запомнить лицо своего мужчины таким, каково оно сейчас. Услышав его имя в списке приговорённых к высшей мере, она лишилась чувств. Так близко к сердцу происходящее могла принять лишь любящая женщина; такая боль убивает прекрасное создание быстрее пули и вернее яда.

– Здравствуйте, вы являетесь супругой одного из братьев? – на всякий случай поинтересовался Сергей, перехватывая Машу в коридоре суда.

– Да, я супруга Феликса Калачана, а что, вы тоже из тех, кто хочет бросить в него камень? – злобно ответила Маша, исподлобья глядя на неизвестного ей мужчину.

– Нет-нет, что вы, – журналист отрицательно замахал руками, – я вам не враг, что вы…

Маша не хотела слушать назойливого мужчину, она продолжала идти своей дорогой.

– Что вам от меня нужно?

– Я вам не представился…

– Я этого и не просила.

– Меня зовут Сергей Дорян. Я журналист и публицист.

– Вы хотите, чтобы я продала вам информацию о своём муже или что? – Маша вспылила и начала кричать на журналиста, чтобы он проваливал.

– Как вас зовут?

– Мария.

– Мария, у вас есть дети?

– Две дочери.

– Я хочу помочь вернуть им отца.

Сергей Дорян признался Маше, что очень расстроен решением суда: он объяснил ей, что может составить письмо председателю Верховного Совета Армянской ССР с прошением помиловать братьев Калачан, но для этого ему требуется согласие жены – единственного близкого человека Феликса.

– Вы правда считаете, что есть хотя бы мизерный шанс спасти их? Есть надежда? – ошарашенная Маша схватила мужчину за предплечье.

– Почему же нет, – удивился журналист, – я не последний человек в республике.

– Ну что же, – вздохнула Маша, – мне не на кого больше надеяться в этой жизни. Вы – единственный, кто вызвался помочь. Что от меня требуется, скажите, я всё сделаю и всё подпишу!

– Дайте мне свой адрес – я буду писать вам или приезжать с вестями. Только прошу вас не радоваться преждевременно: большинство прошений отклоняется, часто их даже не читают. Радоваться станем потом, если всё благополучно сложится, – я буду стараться изо всех сил.

95. Рабочий кабинет Сергея Доряна, Ереван, день, 9 августа 1978 г.

На составление письма о помиловании мужчин, которые в силу молодости, глупости, обстоятельств вынужденно совершили чудовищную ошибку и искренне раскаиваются в содеянном, публицист Сергей Дорян потратил почти весь день. Он долго разбирался в записях, быстро сделанных неаккуратным почерком под диктовку Маши: жена осуждённого рассказывала о том, какой замечательный муж её Феликс, говорила о его трепетном отношении к детям, добросовестно выполняемой работе, упоминала товарищей и коллег, хорошо отзывающихся о нём, делилась его спортивными достижениями – ведь её супруг был кандидатом в мастера спорта и гордостью города. Наверняка он корит себя за то, что сделал.

«Шестого июня одна тысяча девятьсот семьдесят восьмого года в СССР были арестованы братья Калачан – Феликс и Николай. Их обвинили в хищении из хранилища Государственного банка Армянской ССР денежных средств на сумму один миллион пятьсот двадцать пять тысяч рублей. Все аргументы и доказательства причастности граждан Армянской ССР привели к тому, что суд вынес приговор – избрать для братьев Калачан высшую степень наказания – расстрел.

Каждый преступник вне зависимости от тяжести совершенного им преступления должен понести справедливое наказание – таков закон, и мы не вправе его нарушать, особенно в отношении Родины, народа, партии, государства.

Суд постановил, что братья Калачан за свою преступную деятельность заслуживают смерти, и они готовы понести эту кару и умереть, окружённые справедливым негодованием, ненавистью и презрением великого героического народа СССР, которому они так подло изменили. Предательство Родины – худшее, на что способен человек.

Но я, стоя на коленях вместе с супругой Феликса Калачана, его малолетними дочерями, горюющей невестой Николая Калачана – Любовью Акимовой – и всеми теми людьми, которые молят об одной-единственной милости для братьев – шансе на жизнь, хочу спросить у Верховного Совета: стоит ли обрекать на смерть порядочного мужа и отца – Феликса Калачана и его брата Николая – недолюбленного ребёнка из глубинки, столкнувшегося с болезнью и ранней кончиной отца, бедностью, голодом; парня, оказавшегося в безвыходном положении, ставшего жертвой обстоятельств. Феликс и Николай не являются особо опасными преступниками: они никого не убили, не изнасиловали, не избили – они могут стать полезными для нашего общества, трудясь во благо Родины всю оставшуюся жизнь.

Братья относятся к своему прошлому с отвращением и стыдом – они передумали бы, пересмотрели бы своё поведение и сделали бы всё, чтобы стереть чёрное пятно под названием «Ограбление Государственного банка Армянской ССР» со страниц своей жизни.

Мы все искренне просим Верховный Совет Армянской ССР помиловать и пощадить оступившихся мужчин.

Николай – единственный сын своего отца, как и Феликс. Молодые ребята могут стать продолжателями рода, если им будет дарована жизнь: Николай мог бы успешно жениться и стать отцом сына; Феликс же смог бы со своей женой обзавестись ещё одним ребёнком, наследником настоящей армянской фамилии.

Но если их лишить жизни – ячейка общества развалится, а род Калачан закончится: фамилия канет в Лету и с замужеством двух дочерей Феликса Калачана умрет навсегда.

Просим и умоляем Верховный суд Армянской ССР даровать жизнь молодым людям, находящимся за решёткой; дать им возможность выйти из тюрьмы обновлёнными; позволить их сыновьям родиться и если не стать гордостью нашего великого и могучего Советского Союза, то хотя бы реабилитировать отцов в глазах всех до единого граждан».

Сергей Дорян отправил письмо в Верховный Совет Армянской ССР. Пожилой мужчина – Председатель того самого Верховного Совета – не стал создавать специальное судебное присутствие для рассмотрения исключительной важности дела братьев Калачан: он немедленно переслал письмо в Москву в Верховный Совет СССР, только уже решительно и уверенно подписав своим именем.

Письмо, составленное журналистом, откровенно говоря, чудом попало к Председателю Верховного Совета Армянской ССР Рубену Рштуни и было прочитано им, а затем и самим Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Обычный желтоватый лист бумаги смог растрогать не только руководство Армянской ССР, но и сам Верховный Совет СССР.

96. Тюрьма, Ереван, день, 9 сентября 1978 г.

Тюремщик открыл скрипучую дверь одиночной камеры заключённого Николая Калачана: отпирал долго, гремел металлом, выбирая из большой тяжёлой связки нужный ключ. Приговорённый к расстрелу лежал на койке, уставившись в потолок. Ему было не до разговоров: всё, что требовали от него, сказал. Теперь хотелось молчать.

– Обед, – тюремщик поставил на стол оцинкованный поднос с какой-то простой едой.

Николай продолжал сверлить взглядом потолок, на тюремщика даже не посмотрел. К обеду не прикоснулся.

Он сменил дорогие заграничные пиджаки и рубашки на тюремную полосатую форму, но даже в ней выглядел эффектно. Держался с достоинством, гордо и прямо. Не просил о помиловании. Умолять не умел. О его душевных страданиях говорили лишь появившиеся на лице морщины и седина в волосах.

– Я хотел бы знать, когда приговор приведут в действие? – спросил он у тюремщика. – Долго мне ещё терпеть?

– Не знаю, – монотонным голосом ответил тот, – никто не в курсе, даже начальник тюрьмы. Нас извещают в последний момент.

– Ясно, – без эмоций произнёс Николай.

Кто-то окликнул тюремщика по фамилии, и тот вышел, заперев за собой металлическую дверь, ведущую в камеру Калачана.

«Зачем запирать? Будто я сбегу…» – Николай не знал, что творится за закрытой дверью, да и не желал подслушивать разговор надзирателей: жизнь вне одиночной камеры его больше не интересовала. Что ему до неё, если уже и так она подходит к закату? Со дня на день его расстреляют.

Вечером тот тюремщик, который приносил обед, вернулся, сообщив Николаю, что ему разрешено написать письмо.

– Кому? – рассеянно спросил Николай.

– Кому хотите, гражданин Калачан. Обычно пишут невестам, жёнам, детям.

Николай взял из рук надзирателя лист бумаги и ручку. Сев за стол, принялся думать, кому он напишет и о чём – ни разу до сей поры этого не делал. Считал это глупым уделом романтиков, каким сам не был. Хотел написать брату, но какой смысл? Переписка между заключёнными категорически запрещалась. Феликс не прочёл бы его письмо, может, его уже вообще нет в живых.

Небрежными буквами вывел слово «Люба». Имя той девушки, которая любила и, быть может, до сих пор его любит чистой и наивной любовью. Она одна верила ему, она одна из всех женщин, бывавших в его постели, пришла на заседание суда, она одна тосковала по нему и всё ещё верит, что его помилуют.

Дописав письмо к девушке, Николай передал его тюремщику. Тот вышел.

В полночь дверь камеры Николая открылась.

– На выход!

Вошёл надзиратель с необычайно кукольным лицом – Николай его доселе не видел. Он надел на заключённого наручники и вместе с двумя напарниками повёл его по длинному коридору, освещённому ярким, режущим глаза светом.

– Ваша фамилия.

– Калачан.

– Имя.

– Николай.

– Сколько полных лет?

– Двадцать семь.

– Где родились?

– Бородино. Рыбинский район. Красноярский край. Куда меня ведут? – спросил Николай.

– На комиссию. Вас хотят заслушать начальник тюрьмы, прокурор и несколько членов Верховного Совета.

– Можно закурить?

У одного из сопровождающих нашлась сигарета, он протянул её Николаю.

Его подвели к дверям комнаты, с виду не отличающейся от камеры заключённых. Николай вошёл в неё и сразу понял, что никакой комиссии здесь нет и не будет. Какие начальники, прокуроры, депутаты в комнатке три на три метра с резиновыми стенами? Последнее, о чём подумал Николай Калачан за пять секунд до выстрела в затылок, – балет: он пришёл на него ради Любы.

Одна пуля, выпущенная из нагана, влетела в левую затылочную часть головы возле уха. Заключённый упал на колени. Уже бездыханного, его добила вторая пуля: контрольный выстрел был произведён через полминуты после первого. Николай лежал со спокойным лицом: ни боли, ни раскаяния, ни сожаления о загубленной молодости. Всё смыла кровь. И вот он уже не карточный игрок, не грабитель, не дерзкий любимец женщин – лежит, поджав под себя ноги, юный, тихий, спокойный мальчик Коля.

В камеру вошёл врач – начальник медицинской экспертизы лет тридцати пяти. Он появился в комнате исполнения смертного приговора не сразу – минутами ранее выпил рюмку водки: и за упокой души казнённого, и для храбрости. Боялся страшной комнаты, в которой лежит ещё тёплое мёртвое тело. Мысленно проклиная свою работу, он констатировал смерть единственным тихим словом: «Мёртв» – пульс ни на шее, ни на запястье не нащупывался. Мокрой старой тряпкой стёр кровь с головы убитого Николая.

Документы о приведении приговора в исполнение подписали около часу ночи. Начальник тюрьмы предложил прокурору выпить водки – помянуть расстрелянного молодого парня.

– Каким бы он ни был – но он был человеком. Господи, помилуй его душу и отпусти ему все грехи. Жаль парня – жить и жить бы…

Тело Николая положили в простой гроб и увезли на кладбище. Там среди безымянных могил его похоронили молчаливые гробовщики. От человека, который всполошил весь Советский Союз, не осталось ничего, кроме таблички с тюремным номером.

97. Тюрьма, Ереван, вечер, 10 сентября 1978 г.

Во мраке жёлтым светом, словно солнышко, горела лампочка. Она засияла внезапно и разбудила Феликса. Он не сердился на тюремщиков, потревоживших его, наоборот, каждый их приход укреплял его веру в то, что, возможно, их с братом оправдают.

Чётким аккуратным почерком Феликс написал письмо Маше и девочкам. Старался, подбирал слова, вливая в каждую строчку и каждую точку любовь и нежность, которые ещё жили в нём. Тюремщик забрал письмо и больше не приходил.

Феликс стучал костяшками кулака о стену. Думал о брате: как он, ел ли свой обед, думает ли о чём-то, дышит ли.

«Как же не хочется, чтобы он умирал, Господи! Как же мне не хочется умирать! И не себя жаль – жену и детей!» – он зарылся лицом в серую засаленную подушку и через несколько мгновений крепко уснул.

Феликсу снился сон: он приходит к Маше с красными полевыми цветами и целует её в алые как маки губы. Девочки выбегают из дома и едва ли не сбивают отца с ног – так его рады видеть, просят у него самое вкусное мороженое, и он, конечно же, им его покупает. Маша сообщает ему о беременности – она ждёт сына.

В полночь наручники на руках Феликса Калачана забренчали: сонный, он пошёл по коридору в сопровождении троих мужчин, неохотно назвав им свои фамилию и имя, место и год рождения, статью, по какой сидит. Не понимал, зачем тюремщикам эта информация, ведь они и так должны были всё знать об осуждённом.

– Вы ведёте меня на расстрел? – спросил Феликс, но ответа так и не дождался.

Когда его подвели к двери камеры в конце коридора, сказали, что, войдя в неё, ему нужно вести себя тихо и прилично, так как там находятся очень серьёзные и важные люди.

– Гражданин Калачан, вам нужно будет подписать прошение о помиловании в присутствии начальника тюрьмы и прокурора.

– Хорошо.

– Товарищ Калачан, комиссия вас ждёт.

– Ладно.

– Хотите закурить? – спросил молодой надзиратель.

– Нет, я бросил. Жена ругается, когда я курю.

Феликс вошёл в камеру. В последние секунды своей жизни он почувствовал колющую боль в районе сердца. Это молилась Маша: каждый день перед сном она просила Бога помиловать её мужа, проливала горячие слёзы, лёжа на старом диванчике, – именно на нём они были счастливы.

Раздался роковой выстрел. Пуля вылетела из пистолета и попала в голову Феликса. Бездыханное тело упало на пол: осуждённый был мёртв уже после первого выстрела, но контрольный всё же прозвучал. Ни воспоминаний, ни боязни, ни боли, ни сожалений. Смерть пришла спокойно и легко.

Часы врача показывали пятнадцать минут первого ночи. Это время было записано в протоколе приведения приговора в исполнение, который подписали начальник тюрьмы и прокурор.

– Кажется, ты устал? У тебя рука дрожит, – обратился к палачу один из контролёров по надзору.

– Просто не выспался… – сконфуженно ответил палач с тяжестью в голосе.

Он стоял и смотрел, как вытирают мокрой тряпкой голову мёртвого Феликса Калачана. Кровь из его затылка текла медленно и проникала в сердце убийцы. Его короткие ресницы заблестели – ему было жаль человека, которого он только что лишил жизни: тот был братом, мужем, отцом…

Палач плюнул себе под ноги.

На предложенную рюмку водки – покачал головой. Достал пачку папирос и спичечный коробок. Начальник тюрьмы во второй раз предложил выпить.

– Нужно помянуть человека.

После глотка водки всё закончилось.

Тело Феликса вынесли из камеры и положили в гроб.

Совсем недавно этот человек видел сон, дышал, отказывался от сигареты. Он знал, что в камере нет никакой комиссии, – шёл на смерть спокойно, мечтая лишь увидеть хотя бы на секунду лицо любимой женщины, той, которая дала жизнь его Тамарочке и Зарочке. А теперь он, Феликс Калачан, лежит одиноко в тёмном и холодном гробу – его везут на кладбище, где похоронят как неизвестного под табличкой с номером. Ни имени, ни фамилии, ни венка.

Начальник тюрьмы вертел в пальцах ручку. Ему стало смешно и не по себе, от того, что его волосатые руки дрожат. Он пытался утихомирить их, но ничего не выходило.

– Жалко ребят, – на выдохе произнёс он, взглянув на прокурора. Голос начальника тюрьмы отозвался эхом и заставил прокурора съёжиться.

– Приятель, они знали, на что шли, – сказал, как отрезал, прокурор, ставя на документе свою подпись.

Голая дорога на кладбище. Никаких тебе живописных пейзажей – чернота, безмолвие, мрак и запах сырой земли. Те, кто везли гроб на кладбище, не хотели смотреть в окно, но всё же приходилось волей-неволей поглядывать на могилы: искали глазами уже вырытую яму для расстрелянного заключённого Феликса Калачана.

– Вот и приехали, – констатировал водитель.

Он и его помощник вышли из машины, неся гроб с теломпокойного Феликса. Приблизившись к прямоугольной яме, опустили туда свою ношу и принялись забрасывать могилу землёй.

98. Рабочий кабинет Сергея Доряна, Ереван, утро, 11 сентября 1978 г.

Рабочий день Сергея Доряна проходил напряжённо. Снова и снова в его голове возникал сценарий возможного разговора с кем-то из Верховного Совета или Верховного суда. Снова и снова он представлял, как ему оглашают результат по прошению о помиловании братьев Калачан: простят и отменят высшую меру преступникам или отругают публициста за наглость и беспардонность и приведут приговор в действие. В последнее время Сергей находился на работе безвылазно – боялся пропустить важный телефонный звонок от высших чинов, готовя себя к любому исходу по этому делу.

Маша, как велел ей Сергей, сумела собраться с мыслями, сосредоточиться не на горе, а на борьбе за жизнь родных ей людей. Она не требовала к себе ни сочувствия, ни понимания со стороны окружающих. Лишь посматривала на калитку – не откроется ли она и не появится ли в ней мужчина, обещавший сделать всё возможное, чтобы спасти Феликса и Николая. Несмотря на нервозность и отчаяние, покорно ждала вестей от Сергея Доряна.

В редакцию его газеты ранним утром позвонил Председатель Верховного Совета Армянской ССР.

– Пришёл ответ, – послышалось в телефонной трубке. – Только прошу вас – не говорите пока никому о том, что я вам скажу.

«Ну слава Богу!» – подумал про себя журналист, после того как Председатель Верховного Совета представился. – «Слава Богу, вы позвонили!» – Наша просьба удовлетворена? – спросил Дорян.

– Подождите секунду…

– Нет?

В голосе Председателя, лишённом энтузиазма, Сергей услышал раскаяние и просьбу понять его правильно.

– Ситуация сложилась так, как сложилась, товарищ Дорян. Я уже не могу её изменить, увы. Сегодня утром пришло письмо из Президиума Верховного Совета СССР касаемо дела Феликса и Николая Калачан: ваше прошение о помиловании братьев рассматривалось не только Ереваном, но и Москвой, и оно удовлетворено.

Сергей Дорян не знал, что и сказать.

– То есть братья помилованы? Их не расстреляют? – переспросил журналист, не веря услышанному.

– Помилованы, товарищ Дорян, но… начальник тюрьмы, в которой пребывали Калачаны, сказал мне, что прошлой и этой ночью, один за другим они были расстреляны. Я знаю, товарищ Дорян, что это чудовищная шутка… ошибка.

Председатель не стал продолжать разговор: все самые страшные фразы уже были сказаны.

Последнее, о чём попросил публицист Рубена Рштуни, – разрешить ему забрать то самое письмо-решение Верховного Совета СССР и передать его супруге покойного. Рштуни безотлагательно согласился.

Почти полдня Сергей Дорян просидел в ступоре: из головы всё не шло услышанное.

«Помилованы, но расстреляны».

Прежде чем мчать сломя голову в Ленинакан к вдове Феликса Калачана, он подбирал слова: понять бы самому, как объяснить произошедшее. У него, у журналиста, в запасе фраз и предложений хоть отбавляй, а нужных, важных, утешительных, правдивых – недостаточно.

Знала бы Маша, какое горе её ждёт.

99. Дом Феликса, Ленинакан, ранний вечер, 11 сентября 1978 г.

– Мария, – журналист сделал глубокий вдох, задержав воздух в лёгких, – я приехал к вам с письмом. Вы хотели услышать от меня хорошие новости…

Сергей Дорян не успел договорить до конца. Маша выхватила из его рук белый конверт с печатью.

Она села в кресло и начала читать. На лице вдруг возникла улыбка, но ком в горле и головная боль почему-то не проходили. Маша нервничала. Её глаза прилипли к строкам, она жадно вчитывалась в каждое слово, понимая, что счастье есть и чудо свершилось.

– Помилованы… – прошептала она.

Внезапно её глаза наполнились слезами, а скулы свело судорогой, как только она взглянула на человека, стоящего перед ней. Она понимала, почему журналист опустил голову и устремил взгляд в пол. Что-то не так.

– Я безумно боюсь произносить эти слова, но Феликса и Николая расстреляли, и только после их казни пришло письмо о помиловании. Оно опоздало всего на один день, Мария. Ровно на один день.

Да, ей было тяжело. Она возлагала надежду на единственного неравнодушного к её горю человека, и он сдержал своё слово – ей не в чем его упрекать. Прижав к себе письмо, Маша разрыдалась. Как ей смириться с такой нелепостью? Как и кого ей просить вернуть Феликса? Злой рок навис над её мужем. Уже покойным.

Появление Доряна было лучиком солнца в её хмуром дворе. А теперь он открыл ей самое страшное, то, чего она боялась изо дня в день.

– Кажется, я схожу с ума, – слабо улыбнулась Маша. – Как же быть? Что мне с этим делать? – она теребила письмо, махала им в разные стороны. – Что же выходит? Его помиловали, но жизнь всё равно забрали? За что с ним так? За что со мной так? Господи, один день… Один проклятый день…

– Время очень несправедливо. Теперь вы будете спать спокойно: ваш муж помилован.

– Помилован, – дрожащим голосом повторила Маша.

Она, полностью отчаявшись, откинулась на спинку кресла.

Публицист молчал, словно немой. Как помочь этой несчастной в её горе?

– Простите меня, что так всё вышло, – Сергей Дорян направился к выходу. – Я прошу вас, найдите в себе силы держаться ради самой себя и ваших дочерей. Ваш муж жив, и он рядом с вами до тех пор, пока вы о нём помните.

Маша закрыла глаза, а когда их открыла – Сергея не было. У ног её лежал уже подросший щенок – любопытный друг её покойного мужа. Пёс лизал ей руки: пушистый и дружелюбный хитрец пробрался в дом.

Девочки вбежали в комнату и принялись обнимать маму: они не знали, отчего её щёки мокры, а губы крепко сжаты.

На улице начался дождь. Дети вышли во двор, рассматривали капли воды, стоя под зонтом с Винни Пухом, на котором ещё остались прикосновения их отца.

100. Квартира Любови Акимовой, Москва, вечер, 6 октября 1978 г.

Люба медленно и устало поднималась по старым ступенькам: их, как и её, потрепало время. Девушка шла тяжело, укутанная в шаль горя и печали, она на несколько секунд задерживалась на лестничных площадках, затем, хныча и всхлипывая, как обиженный ребёнок, продолжала подниматься. В руке балерина держала письмо – в нём Николай излил свои мысли и чувства перед казнью. Но Любе было страшно читать послание, в строке «От кого» не было ни фамилии, ни имени, лишь пометка «Тюрьма номер… г. Ереван. Армянская ССР».

Внутри неё бился крик, ей хотелось дать волю чувствам, но она сдержалась. Тишина пустого подъезда ползла за ней по пятам. Люба открыла дверь и, не снимая обуви, отправилась в спальню. Она вытащила из шкафа рубашку Николая – та ещё хранила запах его тела и одеколона. Люба положила её на колени и открыла конверт.

«Здравствуй, моя Люба. Моя дорогая бедная Любочка. Я думаю о тебе сейчас, стоя на краю обрыва, с которого меня вот-вот столкнут тюремщики и палач. Знаю, ты любишь меня и, получив весть о моей смерти, будешь ещё долго горевать. Но лучше ты узнаешь о моей кончине сейчас – от меня, а не от чужих людей, которые больно тебя ранят. Соболезную твоей утрате, но очень тебя прошу – не тоскуй по мне долго и не плачь по ночам: ложись спать с хорошими мыслями обо мне, о нас, несмотря на то, какой я был сволочью по отношению к тебе. Сохрани меня в своём сердце и сбереги те сокровенные моменты, которые случались с нами. И ещё раз прошу тебя – не держи на меня зла. Прости меня за всё, пожалуйста. Я совершенно разбит, и мне очень стыдно, что я так и не пригласил тебя на свидание: с цветами, в твоём любимом ресторане, с красивым медленным танцем и с романтической прогулкой домой под светом уличных фонарей. До конца сегодняшнего дня я не знал, что чувствую к тебе: мне казалось, что ты – самая обыкновенная москвичка среди сотен, тысяч женщин вокруг меня. Но сегодня, сейчас, я пишу тебе и понимаю, что лучше тебя в моей жизни никого не было, нет и, конечно, уже не будет. Знаешь, моя маленькая девочка, я всё отдал бы за ещё одно посещение театра, того, где ты выступала. Я гулял бы с тобой по парку каждый день и покупал бы тебе твоё любимое мороженое – лишь бы ты улыбалась. А в московские ночи, замерзая от прохлады, прижималась бы ко мне ближе или просила бы мой пиджак. Это всё стоит жизни, и это всё стоит смерти. Я питаю к тебе нежность, Люба. Я влюблён в тебя. И я тебя люблю. Если бы я когда-нибудь захотел детей… Я желал бы, чтобы их мамой стала ты. Ты была бы лучшей матерью на свете, а я… Всё таким же безалаберным и ветреным, несерьёзным отцом. Я никогда не знал счастья и радости, тепла семейного очага, я не был любим до тех пор, пока не встретил тебя – тёплую, родную, заботливую и временами капризную девочку. Знай: где бы я ни оказался – в аду или раю – я всегда буду тебя любить. Я больше не боюсь этого слова, я больше не скрываю этого чувства».

101. Дом Феликса, Ленинакан, полдень, 9 мая 1979 г.

Маша посмотрела на конверт, который ей вручил почтальон почти восемь месяцев назад. Тамара и Зара каждый день просили открыть его, может, там что-то важное от папы, а мама медлила. Наконец Маша решилась вскрыть конверт.

В письме, присланном из Еревана, прилежным почерком Феликса было выведено:

«Дорогая моя, ненаглядная Машенька! Любимые доченьки!

Я хочу вам сказать, что думаю о вас постоянно и очень скучаю по вам. Не перечитывайте это письмо много раз – к чему вам расстраиваться и скорбеть по мне?

Машенька, я виню и ненавижу себя за то, что так и не смог добиться большего, что не смог нажить состояние и толком позаботиться о тебе и о девочках. Но, невзирая на все беды и несчастья, караулящие нас на каждом шагу, мы смогли прожить эти годы в любви и понимании. Это – твоя заслуга. Ты – жена и мать с большой буквы. Я любил и люблю только тебя и не устану преклоняться перед тобой.

Не могу выразить словами то, что я чувствовал каждый раз, приходя домой и обнимая твои хрупкие плечи, целуя в сахарные щёчки наших дочерей: что я дома, я любим, необходим, важен. Ты всегда ждала меня. Всегда понимала и принимала. Верила в меня и поддерживала. Знаешь, я понял, что дом – это не кирпичи и огород, не сарай, не ветхий забор. Дом – это ты и наши дети.

Прости меня за глупость и легкомыслие – это моё проклятие. Твой муж совершил ужаснейший поступок: соврал тебе, заставил страдать от стыда и бессонных ночей, жить с болью, в одиночку растить и поднимать детей.

Единственное оправдание моей ошибке стоимостью в жизнь – желание помочь брату, он был в жуткой беде. Не злись на него, Машенька, – он моя кровь, каким бы человеком ни был.

Я желаю только одного, любимая моя и неповторимая: найди в себе силы пережить мой расстрел и воспитать наших девочек достойными, честными, справедливыми, хорошими людьми. Не впадай в истерику, заботься о себе и о Тамарочке и Зарочке, не ходи одна по вечерам.

Прощай, моя жена, моя любовь, моя отрада.

Я молю Бога о том, чтобы ты была счастлива.

Я клянусь тебе в вечной любви и верности. Поцелуй и обними крепко-крепко наших девочек.

Люблю. Твой Феликс».

Маша взмахнула ресницами и покраснела.

Девочки играли во дворе с проворным ушастым Нигаином – пёс стал их лучшим другом.

В какой-то момент, пока Маша читала письмо, он подбежал к ней и потрогал носом, пытаясь что-то ей рассказать, куда-то отвести. Хозяйка накричала на пёсика и прогнала его – ей было не до того.

Раскрасневшиеся Тамарочка и Зарочка влетели в дом, опережая одна другую. Девочки припали к матери: сегодня был день подарков, мама обещала купить им новые куклы.

– Мамочка! Мамочка! – кричала Зара. – Мы сегодня идём в магазин?

Тамара положила голову на плечо Маше и тоже стала просить куколку в красивом бархатном платье.

– Доченьки… – тяжело вздохнула Маша. – Потерпите, пожалуйста, у мамы покамест нет денежек.

Нигаин тайно подслушивал разговор дочерей с мамой. Он мигом развернулся и бегом, так что уши развевались по ветру, помчался в сарай, где принялся разрывать лапами землю. Комья летели в разные стороны, поднявшаяся пыль залезала псу в нос – он чихал и фырчал. Достав зубами пачку денег, Нигаин вновь вернулся в дом.

– Мамочка, – Тамара первой заметила в зубах Нигаина деньги, – как это у тебя нет денежек? Вот же они!

Маша с интересом взглянула на пса. Он подошёл к хозяйке и положил у её ног пачку купюр.

– Нигаин, мальчик мой, где ты это нашёл?

Пёс начал громко лаять, танцевать на задних лапах и мордочкой указывать на дверь.

Маша и девочки пошли за ним к сараю.

– Мамуля, он хочет нам что-то показать!

Маша вошла в сарай следом за псом. Он привёл свою хозяйку к тайнику, в котором Феликс спрятал полмиллиона госбанковских рублей.

– О боже, Нигаин…

Маша наклонилась к пёсику и обняла его за шею: вот он – славный пушистый герой, лучший в мире пёс.

– Деньги! Деньги! Деньги! – Тамара и Зара кричали, хлопали в ладоши и танцевали. – Мамочка, не плачь!

Маша рыдала, закрыв лицо руками. Они доедали последнюю лепёшку, запивая водой, когда в сарае лежала огромная сумма денег.

– Ваш папа не оставил нас… – тихо молвила Маша. – Он о нас не забыл…

Маша окинула взглядом несметное количество купюр: они были бережно сложены. Феликс совершил благородный поступок: он подарил своей жене и детям беззаботную светлую жизнь, о которой они только мечтали. Нищета не навсегда – главное, верить в любовь и заботу своих родных. Видит Бог – человек заслуживает счастья. Пусть даже цена его порой слишком высока.