По дороге во сне [Алексей Александрович Хворостухин] (fb2) читать онлайн

Алексей Хворостухин По дороге во сне

Пролог

Неистовая погода заглушала мирные мгновения, подаренные летом. Еще вчера, маленькие улочки полнились беззаботно гуляющими людьми, спрятавшимися теперь под крышами разных заведений, скрывающих своих гостей от бесконечного дождя. Люди смотрят в окна, бросают взгляды на первое проявления могущественной осени, и их мысли невольно окрашиваются красками апатии и депрессии. Будто пришел конец существования. Всё исчезает для них под тоннами дождя, яростно бросающегося на двускатные крыши пошарпанных домов, заключенных в границы города Монорми.

Местный уголок мирной жизни находится в глубоком лесу, куда ведёт единственная дорога, соединяющая поселения с проложенной рядом многофункциональной трассой. По ней проносятся тысячи душ, но лишь единицы из них знают о запечатанном лесной грядой, сплоченном поселении, объединённым одной историей.

На фоне огромных гор, опоясывающих границу однотипно сложенных строений, сбежавшие от неведомых угроз прародители, заложили первые фундаменты, выросшие спустя несколько столетий в маленький городок с населением двадцать тысяч человек. Истинные причины, от которых убегали несколько сотен людей, остались неизвестны их потомкам. Они не ведали, что сотворили их прародители, да это было и неважно, ведь совершенные некогда поступки поспособствовали созданию города, где сейчас, разбушевавшиеся природа неустанно заглушала чувство расслабленности, принесённое тихими летними вечерами.

Яростные воды барабанили однотипные мотивы, порождающие бесконечные диалоги, наполняющие развлекательные заведения. Тысячи душ погружались в обсуждения всевозможных тем, касающихся не только их, но и всего города в целом.

– Слышала, как эта старая карга завывала ночью? – спросила одна женщина другую.

– Конечно, я всю ночь не могла из-за этого уснуть! – ответила вторая, изображая гримасу отвращения.

– Помяни мое слово, ее песнопения не доведут не до чего хорошего. Эта явная дьявольщина!

– Может она просто сумасшедшая?

– Нет, я, думаю, она что-то скрывает, как мой сосед.

– А! Это тот, что заглядывается на тебя?

– Да-да, мерзкий тип.

– Это всё из-за твоей красоты.

Громкий, неискренний смех укрыл мысли обеих от необходимого проявления.

– Слышала о той, что забеременела от офицера, оставшегося в городе на пару дней? – успокоившись, спросила женщина, поднявшая тему о обезумевшей старухе.

– Кончено! Весь город об этом трубит.

– И что ты думаешь? Этот обрюхативший донжуан, даже не отвечает на отправленные письма.

– Да быть того не может! – поддельно удивилась женщина.

– Да-да, вот такие нынче мужики!

Обе женщины задумались. Они будто перебирали бесконечные темы в своей голове, пытаясь выбрать наиболее интересную.

– Ну уж лучше такой, чем этот псих, живущий в поместье Блаунтов.

Женщин обдало неприязнью, которую они скинули демонстративным потряхиванием.

– Слышала он недавно вновь закупился огромным количеством еды. Зачем ему столько?

– Ты разве не знаешь? – удивленно спросила вторая женщина, делая голос на несколько тон ниже. – Он опять чем-то занимается, и я уверена, что это вновь на нас скажется.

– Мне и прошлого раза хватило, когда пропал мой кот.

– Думаешь это был он?

– Кончено! Кто же кроме него? Скорей всего скормил его какому-нибудь демону.

– Я слышала, что в округе вновь пропадают люди.

– Неужели? Опять?

– Да! Я думаю, всем очевидно, что именно в подвалах того особняка держат их тела. Я не раз слышала крики, проходя за несколько метров от обшарпанных стен.

– Когда эта напасть отпустит наш город?

Женщины еще долго сидели в лучах притягательного тепла, исходящего от нескольких обогревателей, стоящих в углах большего кофе. Помимо двух немолодых обсуждающих дам, в кафе сидели несколько десятков людей, скрывающихся от обезумевшей погоды. Они мирно попивали кофе, ели свои обеды и обсуждали тысячи тем, необъяснимым образом стекающихся к одному обезумевшему человеку, живущему за границей их мира.

Он существует в своем особняке, живет на краю с обезумевшей ямой, откуда до него долетают мысли людишек, пытающихся стереть отличающийся элемент. Они грызут его образ, но мысли человека никак не касаются всего происходящего вокруг. Его голову наполняет единственный вопрос, являющийся его жизненным ориентиром. Он встает каждое утро, и смотря в зеркало задает его:

– Как избавиться от сна?

Глава – 1

Глубоко в лесу, на частной территории стоит одинокое строение. Его внешний вид отталкивает случайных прохожих, а пересуды, гуляющие из уст в уста, создают нелицеприятный образ его хозяина. По слухам там живет свихнувшийся ученый, зациклившийся на поиске неведомых и недоступных тайн, сокрытых пеленою мистики. Он ищет ответы, ищет детали и способы. Он уже давно утратил внешний облик человека, обрел демонические крылья, а голос его сотрясает округу жалобным криком раненой души. Он ползает на четвереньках, похищает животных и детей, он приглашает в гости дьявола, и выпивая с ним, решает кто умрет на потеху им. Он воплощения греха и злобы, он источник всех бед.

Имя его, Кейдан Джордж Блаунт. Его личность сокрыта от людей и растерзана их воображением. Он издавна живет один в своем поместье, доставшимся от родителей вмести с большим наследством, позволяющим жить не работая. Кейдан пользуется семейной привилегией. Он не работал ни дня, но в тоже время был вечно занят, увлеченно изучая интересующие вопросы. Его душа лежит к делам неведомым и безгранично притягательным. Он независимый исследователь, сидящий сейчас за столом с кипой писем, в которой его острый, серый взгляд, скользит по буквам в поисках желанных слов. Разобрав уже с десяток писем, не найдя там то, что нужно, Кейдан небрежно бросает их в камин, невольно пропитываясь всепоглощающим отчаянием.

Закуривая сигарету, он раскрывает очередное письмо, отправленное из Лондона, редактором научной газеты. Разворачивая листок, аккуратно сложенный в конверте, и устремляя свой обнадеженный взгляд в конец, Кейдан видит то, что видел уже десятки раз.

«С прискорбием спешу сообщить, что ваши исследования, не имеющие характерного интереса и научных подтверждений, для нашей газеты не представляют ценности. Мы вынуждены отказать в публикация исследований, связанных с «Избавлением от сна».

Редактор газеты «Наука каждый день» Джон Фран»

– Жалкие снобы! – прохрипел Кейдан, выпуская дым из легких.

Очередное письмо отправилось в топку унося последние нотки надежды вмести с собой. Кейдан откинулся на спинку кресла и глубоко затянулся, пытаясь контролировать безумный поток в своей голове. Его мысли, как сорвавшиеся гончие пустились в погоню за затухающей мечтой, исчезающей под грузом человеческих эмоций. Он поднял взгляд из глубин собственных раздумий, и непреодолимое желание что-то уничтожить возникло внутри него. Гнев, копившийся с каждым прочитанным словом, готов был выплеснуться на окружения, но выпущенный сигаретный дым стал утешением. Желание уничтожать исчезло так же быстро, как и дым, растворившийся под сводом потолка.

Кейдан поднял свою статную фигуру, облачённую в белоснежный халат, и зашагал к окну, расположенному в коридоре.

Неистовые порывы дождя барабанили по стеклу, за котором раскинулась бесконечная тьма. Эта тьма просочилась и в коридор, где стоял задумчивый человек, наблюдающий за неистовой погодой, царившей во мраке ночи. Его лицо подсвечивалось лишь угольком бесстрастно расслабляющей сигареты. С каждой затяжкой, в голове Кейдана рождались мысли о его проделанной, бессмысленной работе, о его прожитых годах в исследованиях и изучениях, о его окружающем мире, имеющим лишь одну возможность реализовать себя, о его личности, о человеке забытом на задворках науки, неспособной принять его работу. Эти мысли, стабильно посещающие Кейдана в моменты подобные этому, уже обрели статус завывающей скорби, недопустимой для его личности. Поэтому пока сигарета таяла, превращая свою начинку в исчезающий дым, сомнения таяли, исчезая на ряду с выпущенным дымом.

Поток мыслей нормализовался лишь когда окурок утонул в стоящей на подоконнике пепельнице. Основой для столь скорого возвращения привычного потока мыслей, послужило последние письмо, вновь разжигающие затухшую надежду.

Проникнув обратно в кабинет, Кейдан взглядом уловил конверт, лежащий на столе. На нем красовался красный сургуч и информация: «Ливерпуль, Квин драйв 12/16, отправитель Франк Эрик Гостбе». Сев за стол, Кейдан бегло осмотрел конверт, по наработанной схеме быстро вскрыл его, и не обращая внимания на объемный текст, принялся читать лишь последние строки. Скользнув глазами по нескольким предложениям, его ожидания полностью разрушились о непредвиденно положительный ответ. Вернувшись к началу, он стал внимательно читать.

«Уважаемый Кейдан Джордж Блаунт, прошу простить нас за то, что долго не отвечали на ваше письмо, отправленное в редакцию в августе. Сейчас на дворе сентябрь, и лишь недавно мы разобрали почту, безумным потоком хлынувшую к нам. Со всех уголков понеслись инфоповоды требующее немедленной печати, и ваше письмо просто затерялось среди безумного темпа работы. Но градус стих, и я, в лице Франка Эрика Гостбе, редактора газеты «Новостной поток», спешу вам сообщить, что мы безусловно заинтересованы в ваших исследованиях. В письме вы описываете свою недюжинную работу, проделанную в одиночестве и направленную на избавления от сна. Но вы изложили лишь тезисное описание работы и принципов борьбы со сном. Нам бы хотелось встретиться лично и прояснить все аспекты вашего исследования, включая вашу биографию, мысли и желания.

Но если такой возможности нет, прошу написать в нашу редакцию – по тому же адресу – подробное письмо с изложением: функций ЛОС-17; ваших мотивов; описать по мере возможности проделанную работу, не скупясь на детали; и указать источники вдохновения, если такие имеются. Мы безумно рады помочь вам в огласке ваших исследований, но в нашей профессии есть ряд правил, которые нужно соблюсти дабы вышел достойный материал. Поэтому пройдет какое-то время, прежде чем статья увидит свет. И если вы согласны на эту маленькую погрешность, мы будем ожидать в ближайшее время письмо или личную встречу с вами. До того момента, со всем уважением, прощаюсь.

Ф.Э Гостбе»

Кейдан трижды прочитал текст, смакуя каждое слово. Внутри него вспыхнуло давно забытое чувство блаженства, чувство маленькой победы. Всё его тело, от кончиков черных волос, до кончиков палец, пробрала щекочущая дрожь, а в груди накопился радостных крик, готовый вырваться наружу, пронзая глубокую тишину. Его работа была замечена, его потраченные часы не пропали даром и открыли возможность, где некогда задуманное им, способно воплотиться в реальность, помогая миру сбросить оковы господствующих физиологических состояний.

Радость от прочитанного, струилась по всему телу и всем мыслям, что не могло не привлечь кота Арчибальда. Этот представитель пароды Мейн-кун, всегда чувствовал состояния своего хозяина. Он понимал, когда тому грустно или безмерно хорошо, и в соответствии с состоянием хозяина желал помочь или получить выгоду. Сейчас он чувствовал, что хозяина и друга поглотила эйфория, способная принести немало хорошего в его сторону, поэтому он поспешил проникнуть в обитель Кейдана, где последний, не отпуская письма, смотрел куда-то дальше, чем окружающие его стены.

Медленной, размеренной походкой, Арчибальд, выражая черты аристократизма приблизился к Кейдану, и желтыми глазами посмотрел на своего хозяина. Затем он протяжным голосом призвал внимания, струящиеся на что-то неведомое ему, и стал ожидать.

Взгляд Кейдана оторвался от несуществующей реальности и вцепился в источник кошачьего голоса. Завидев своего питомца, он пулей вылетел из кабинета, на бегу хватая огромного кота, весом двенадцать килограмм. С неистовой скоростью, Кейдан сбежал по крутой лестнице, разделяющей несколько этажей, устремляя свою радостную фигуру в столовую, где уже слишком давно хранится напиток, купленный для подобного случая. Сорвав крышку и наполнив стакан двадцатилетним виски, Кейдан вознес его над собой и котом, усердно уплетавшим кусок мясной вырезки, полученной в награду. Он хотел произнести слова, засевшие внутри него и не воспринимаемые им лично, ибо реальность происходящего оставалось под легкой пеленой сомнения. Своим тостом он хотел разогнать все бурлящие внутри эмоции.

– Настал тот день, дорогой друг Арчибальд! В ближайшем будущем всё изменится, и моя роль станет основополагающий. Мир науки содрогнётся, от наших с тобой исследований!

Этанол быстро разнес по всему телу блаженное тепло. Вдогонку к первому, отправился еще стакан и Кейдан поспешил наверх, не желая откладывать написание письма. Скорость стояла во главе удобства и желания, поэтому выбор безукоризненно пал на написание письма, а вариант личный встречи отмелся на потом.

Стремглав примчавшись, Кейдан сел за стол и стал выискивать чистые листы бумаги, хранящиеся в заполненных всяким хламом, ящиках. Найдя наконец белоснежные листы, и схватив авторучку, вновь избегая пишущую машинку «Ундервуд», Кейдан прильнул к листу, посмотрел на улаживающегося возле камина кота, и бросив искрению улыбку, начал писать.

«Здравствуйте! Безумно рад вашему ответу, хоть не такому быстрому, зато положительному. Я полностью готов принять ваш стиль работы и все прилагающие условия, способствующие выходу моей работы в свет. Ниже я постараюсь описать всё вас интересующие.

Начну, пожалуй, с мотивов сподвигнувших меня работать в выбранном направление.

Будучи юнцом, моему неокрепшему уму предстали работы великих ученных. В семейной библиотеке хранились тысячи книг и необъяснимым образам, я наткнулся на работу Манасеиной Марии Михайловны. Я не буду вдаваться в излишние подробности, но, если вкратце, в данной работе говорится о том, что сон для организма важнее пищи. И тогда я задумался. Сколько времени человек тратит на сон? Сколько всего можно сделать, используя время, отведенное для сна? Как избавиться от сна?

Мой поток мыслей сформировал идеальное течение для моей личности, в мире, где мне не находилось места. Я углублял свои познание и мне открывались всё новые и новые причины работать. Причины были разные, от желания спасти людей от разных патологий сна, таких как Апноэ во сне, Гиперсомния или Парасомнии, до попытки утвердить себя как добившегося, хоть каких-то достижений, человека.

Началось всё потихоньку, с изучения работ, связанных с таким явлением как сон. Первым большим поворотом в моем исследование была онейрология, наука о сновидениях. Меня не на шутку заинтересовали иллюстрации, и сюжеты, созданные нашим мозгом в моменты, когда мы спим, когда наше тело, на промежуток времени, перестает быть нашим. Сознание погружается в забытье, и где-то глубоко в мозгу, маленький кусочек неведомого создает удивительные миры, наполненные всевозможными деталями. И я, как полагает начинающему исследователю, решил подступить к этому вопросу с научной точки зрения. Я изучил работу Зигмунда Фрейда и его теорию о том, что сновидения – «Это осуществление подавленного цензурой рассудка желания, главным образом сексуального». И я также изучил работу ученика Фрейда, Карла Густава Юнга и его теорию о том, что сновидения «Является прямой манифестацией бессознательного». В моем медленном восхождении к вершинам научной деятельности связной со сновидениями, я без сомнения коснулся многих работ разных ученных, но вышеупомянутые, были значительно авторитетны для меня, поэтому я удостоил вниманием только их. Если же в будущем понадобиться дать подробный перечень всех работ и их авторов, я обязательно его составлю.

Мое изучения онейрологии коснулось не только научных трудов плеяды деятелей науки, но и теорий, созданных не совсем обычными людьми. Я окунулся в омут бреда и мистицизма, наполненный человеческими страхами. Удивительно как в нашем мире, на ряду с научными работами, существуют мифические интерпретации сновидений. И люди, большая их часть, избегают рациональных ответов, выбирая в качестве пояснения, придуманные тысячелетия назад легенды. Этот пласт культуры для меня всегда был недоступен, я сторонился всего мистического и божественного, видя в этом только бескрайние поля человеческой фантазии. Но мои исследования не могли не коснуться такой темы как «Глас народа» или «Понимание обычных людей процесса сновидений».

У разных народов, разные легенды и мифология, и в большинстве своем наваждением сна занимаются специализирующиеся боги, такие, как: Гипнос в Греции, славянский бог Дрёма или Салгье Ду Долма в Тибете. Очевидно, что таких богов бесконечное множество, я лишь назвал крохотную часть от огромной выдуманной вселенной. Боги связывают спящего человека с подземным и потусторонним миром, где сновидения выступают в качестве зашифрованного сообщения и имеет отношение, прежде всего к будущему человека или его окружению.

Также, помимо богов существуют разные мифические существа, так или иначе связанные со сном. Например, Баку животное дух, поедающей кошмары; Мара злой дух, сидящий у вас на груди, и превращающий ваши сновидения в кошмары; Песочный человек, сыплющий песок в глаза спящих мальчиков и девочек, чтобы они могли видеть сны.

Я изучил большинство мифом и легенд касающихся сновидений, и в основе свой, большая часть, имеют какое-то существо насылающие сновидения, преследуя свои цели, прихоти или выполняя работу. Существуют множество толкований того, что такое сновидения умами обычных людей, но я не буду акцентировать слишком много внимания, ибо, считая это направления фантасмагорией.

Истинные причины сновидения мне всё же открылись, но немного позже и совсем в другой области исследования.

Далее в моем русле изучения, когда мне стукнуло тридцать, я встретился с доселе неведомыми проблемами. А именно с проблемой реализации себя как личности. Всё что я делал до того момента было изучением и не как не походило на решения возникших у меня вопросов. Я начал задумываться о чуждых мне вещах глядя на мир в моей голове, где всё как у людей, всё просто и привлекательно. Я стал забывать свою реальность, пытаясь найти замену своему неудачному увлечению.

Спустя где-то два месяца моих стенаний, ко мне в руки попала научная работа Павлова Ивана Петровича. В ней он показал, что действительной причиной сна является особые нервные процессы, возбуждения и торможения, происходящие в головном мозге. Тогда мой интерес вновь взыграл с неистовой силой не отпускающий меня до сих пор. Я удалился в изучения сомнологии. Там мне открылись причины сна, его полезные свойства и проблемы, связанные со сном. Я изучил физиологию сна, структуру сна, нейроанатомию сна, функции сна и его патологии. И в процессе жадного поглощения научного материала, глупым образом упущенного в начале своего исследования в пользу онейрологии и мистики, я собрал концепт трепещущего ответа, где нужно было подобрать подходящие детали. И спустя семнадцать попыток я создал желанное, создал то, что должно перевернуть устоявшийся уклад жизни.

Но сначала я подробней опишу полученные данные во время исследования, натолкнувшее меня на нужный ответ. Как вам скорее всего известно, сон – это физическое состояние, характеризующиеся пониженной реакцией на окружающий мир. У него много функций включающие в себя: отдых организма, переработку и хранения информации, восстановления иммунитета и вывод из мозга ядовитых продуктов жизнедеятельности. Нам всем понятен такой процесс как сон, мы погружаемся в небытие исчезая из этого мира на добрых восемь – десять часов. Но сон, по структуре своей, состоит из нескольких стадий, отвечающих за разный функционал. Всё начинается с процесса засыпания, наступает первая стадий медленного сна, в ней снижается мышечная активность, появляется дремота, снижается чистота дыхания, понижается температура тела и замедляется обмен веществ. Длится она примерно пять – десять минут. Далее, следует вторая стадия медленного сна, и в моей работе эта стадия имеет ключевой момент, но об этом позже. По физическим изменениям, она схожа с первой стадией. В ней продолжается снижение мышечной активности, снижение температуры и замедления сердечного ритма. Эту стадию еще называют «неглубокий сон» и длится она около двадцати минут. Далее наступает дельта – сон или третья и четвертая стадия сна. Четвертая стадия самый глубокий период сна, в это время человека сложно разбудить. Именно в этой стадии возможны приступы лунатизма, ночные кошмары, разговоры во сне и т.д. Длятся эти две стадии тридцать – сорок минут. И до недавнего времени было известно лишь о четырех стадия сна, но мои коллеги из чикагского университета, в лице Натаниэля Клейтмана и Юджина Асерински открыли пятую стадию сна, фазу быстрого сна. В этот период, электрическая активность мозга схожа с состоянием бодрствования, но при этом человек находится в полной неподвижности, вследствие резкого падения мышечного тонуса. Также эту стадию тесно связывают со сновидениями, ибо именно в этой фазе самые яркие и запоминающиеся сны.

Если представить структуру сна в виде прямой и расставить на этой прямой, через временные промежутки, стадии сна, то фаза быстрого сна, изогнет прямую направляя ее во вторую стадию сна. Именно так возникает первый эпизод быстрого сна длинною в пять минут. Всё это вмести называется циклом. Таких циклов, за период нормального сна, случается четыре, пять. Каждый цикл длинною в девяносто – сто минут, повторяет структуры описанной прямой, и фаза быстрого сна увеличивает свою продолжительность, в последствие имея, примерно двадцать процентов сна.

Во время изучения вышеописанного материала у меня случился продолжительный диалог с одним микробиологом, объясняющим мне работу микротел. И тогда я создал концепт ЛОС, имея в виде основы дилетантское представления ее функционала. Упомянутый микробиолог помог мне в ее редактирование, путем разъяснение непонятных мне тем. Далее я опишу работу ЛОС – 17 (Лекарство от сна).

Начну, пожалуй, со структуры. В состав ЛОС-17 входит: Мелатонин и синтезированные из трупного цветка (Аморфофаллус Титанический) микротела. Спустя семнадцать попыток мне всё же удалось стабилизировать состав и микротела перестали отторгать мелатонин.

Функция мелатонина – это доставка микротел путем смешивания с мелатонином выработанным самим человеком, и последующей доставкой до гипоталамуса.

Функция микротел – это выполнить работу сна за максимально короткий промежуток времени.

Сейчас я опишу принцип работы ЛОС-17. Очень важным моментом в ее работе является правильно настроенные циркадные ритмы. Нужно сделать так, чтобы вторая стадия сна совпала с естественной секрецией мелатонина. Как я уже писал, вторая стадия сна играет важную роль в моей работе или точнее в работе ЛОС-17. Во второй стадии сна появляются сонные веретена – сигма ритмы, с появлением которых происходит отключения сознания. Когда отключается сознание запускаются нужные процессы, способствующие правильной работе ЛОС-17. Также важным фактором, является правильно введённое, по времени, лекарство в спинной мозг, где оно будет ожидать появления синтезированного в эпифизе мелатонина. Суммируя всё это вместе, создается идеальные условия для работы ЛОС-17.

Мелатонин с микротелами, смешивается с мелатонином выработанным самим человеком. Далее мелатонин доставляется до гипоталамуса. Оттуда часть лекарства разносится по всей нервной и эндокринной системе, где в дело вступают микротела выполняя работу сна, а именно восстановления и отдых организма. Другая часть лекарства восстанавливает иммунитет, через активацию Т-лимфоцитов, и обеспечивает вывод из мозга ядовитых продуктов жизнедеятельности. Далее по завершению работы лекарства, организм восстанавливается, и пациент просыпается отдохнувшим и выспавшимся. После пробуждения требуется восстановить энергию. Также, где-то раз в месяц использования лекарство, нужно восполнить фазы быстрого сна, путем обычной процедуры сна.

И в сумме своей, работа ЛОС-17 позволяет сохранить примерно девяносто процентов времени, потраченного на сон. Все тесты проводились на разных млекопитающих и брильянтом среди всех подопытных стали Бонобо. Это вид млекопитающих из семейства гоминид, самые близкие к человеку из существующих животных. Опыты с ними позволили настроить лекарство под человека. Но с самим человеком лекарство еще не испытывалось. Также хотелось бы отметить растение, позволившее создать лекарство, Аморфофаллус Титанический. Это растения из семейства Ароидных изначально росшее в индонезийских лесах острова Суматра. Но мне достались образцы из ботанического сада в Лейдан, Нидерланды. Помог мне в этом вышеупомянутый микробиолог Мартин Рональд Джонс.

Я отдаю себе отчет что вышеописанное может восприниматься не совсем серьезно. И чтобы избежать подобных мыслей я приложу в письмо результаты исследований, данные и статистику, собранную за время моей работы. Я поведал лишь крохотную часть моих трудов, но думаю ее будет вполне достаточно, ибо поместить всё на бумагу будет непростой задачей. Я остаюсь всё также открытым, и любые ваше просьбы, по меры возможностей, попытаюсь выполнить. Очень надеюсь на наше дальнейшее сотрудничество.

Кейдан Джордж Блаунт»

Минуты таяли за продолжительным созданием письма. Темная ночь сменилась тусклым утром. Всё за границей мира Кейдана наполнялось легким оттенком солнца, освещая сырую местность, пропитанную нескончаемым дождем. Небеса продолжали свое оплакивание уходящего лета. Капли дождя, захлестывающиеся ветром, стучались в окно особняка, стоящего глубоко в лесу. В этом особняке Кейдан продолжал глазами перебирать написанный им текст. Он исправлял недочеты, переделывал структуру предложений, менял слова, дабы его письмо имело безупречный вид. Многое в письме было излишне, многого не хватало, и Кейдан своей рукой и мыслями пытался всё исправить.

Время струилась сквозь попытки привести письмо в подобающий вид. Часы летели, и за окном уже во всю раскинулся день, а боль усталости раскинулась по телу Кейдана. Он смерился и закончил письмо. В конверт, помимо заветного ответа, отправились бумаги, изобилующие разной степенью информации.

Тугой конверт упокоился в кармане лабораторного халата, смерено находящего на фигуре ученного. Оставалось лишь отправить письмо, но для этого требовалась вылазка в город, что противоречило мыслям Кейдана, потихоньку скручивающим градус важности отправки письма, и уплотняясь вокруг безумно притягательной кровати. Он рухнул на нее, и сладко прикрыв глаза, был готов утонуть в так не любимом им сне. Но этого не произошло. Арчибальд своим статным голосом призвал хозяина из мыслей неподобающих джентльмену науки. Вскочив, тот осмотрелся, и увидев кота, прочел в его глазах призыв к действию, призыв закончить начатое.

Накинув плащ от дождя поверх теплого пальто, загрузив ноги в высокие резиновые сапоги, Кейдан был готов покинуть свое поместье. Пунктом его короткого путешествия стало отделения почты, находящиеся в городе Монорми, пристанище страхов, предвзятости и мнительности. Умишки городских людей окрасили личность Кейдана красками, источающими вонь отчуждённости, пропитанной ненавистью к людскому роду. В этой вони они нашли объяснение непонятным им происшествиям, нашли себе общий объект неприязни, за которым прячут свои тайны, поступки, взгляды и образ жизни. В их социальной клубке важно лишь то, как к тебе относятся соседи, имеющие возможность оголить все твои секреты. Некого не волнует жизнь человека за границей их существования, всем плевать какие последствия несут их пересуды. Им важен лишь социальный статус, лицо их сгнившей души. Кейдан привык к такому обращению в городе. Благо его взгляды и увлечения позволяют свести на минимум общения с недалекими людьми. Их слова и жесты неприязни, воспринимаются им не более как акт суицида человека разумного. Их коллективный разум, слабое трепещущее создание, способное лишь на агрессию.

Прикрыв за собой дверь, предварительно отрезав кусок мяса Арчибальду, чтобы тот не поспешил за своим хозяином, Кейдан двинулся по лесной дороге в сторону города. Его спутниками стали дождь и ветер непрекращающиеся не на секунду. В компании завсегдатаях, в это время года, сопровождающих, дорога осталась позади за три часа. Прибыв к пункту своего назначения и выполнив нужные действия, Кейдан поспешил удалится из города, зайди лишь в одно место на обратном пути.

На окраине стоит бакалейный магазин. Владеет им Джон Санфо, один из немногих людей этого города сохранивший здравый рассудок. Именно в этом магазине Кейдан закупает товары любой направленности, даже те, что никогда не хранились в его складах.

Джон Санфо, старик с необычайно живым взглядом, отражающим всю глубину его внутреннего мира. Его многослойный склад ума, поражал Кейдана своей способностью транслировать многогранные мысли. Их беседы зачастую длились часами, а темы, которые они обсуждали, могли касаться абсолютно любой направленности. Заходя в очередной раз в магазин, носящий крикливое название «Дождливый ветер», подходящие обстановки в этом городе, Кейдан вновь покорился желанию беседы с удивительным человеком.

Спустя бесчисленные минуты их разгоревшийся полемики, Джон был вынужден отступить в силу своих обязанностей. Кейдан не стал мешать его работе. Забрав товары, он поспешил обратно в свое поместье. Выйдя за порог магазина и оказавшись в компании знакомых сопровождающих, он зашагал прочь от странного города.

Усталость навалилась небывалой тяжестью. Накормив кота и всех подопытных животных, Кейдан рухнул на свою кровать, унося сознание в бесчисленные миры. Его слабый огонек мыслей, затухающий перед надвигающимся сном, обдумывал случившийся с ним поворотный момент. Его работа может быть замечена, его усилия не были напрасны, его старания, наградят мир удивительными возможностями. «Всё было не зря», с такими словами, Кейдан отправился в долины сна, наполненные прекрасными пейзажами.

Глава – 2

Ответ пришел спустя две недели томительного ожидания. Обнаружив конверт, на дне почтового ящика, Кейдан несколько часов не осмеливался вскрыть его, мысленно создавая преграды, берущие основу в причинах двухнедельного молчания. Он рисовал в своей голове скверный состав письма, перебирал варианты, где его исследования остались в мусорном ведре редактора газет. Кейдан не открывая конверта создал будущие, где умрет в объятьях слабости и неизвестности, спустив свою жизнь на острое желание решить возникший вопрос.

Погружаясь всё глубже и глубже в свои раздумья, его вдруг осенило, что он еще даже не прочел письма. Отбросив все страхи, Кейдан вскрыл, специальным ножичком, конверт, аккуратно развернул письмо, и стал читать.

«Здравствуйте! Получив ваше письмо с набором бумаг, наш отдел сразу же приступил к изучению всех присланных материалов. Большая часть времени ушло на анализ дополнительных бумаг, ими занимались люди, имеющие вес в научной среде. Спешу сразу же сообщить их вердикт, они остались под огромным впечатлением от проделанной работы и очень ждут возможности познакомиться лично. Их мнение очень важно в продвижение такого рода публикаций. Мы давно с ними сотрудничаем, поэтому можно не опасаться утечек информации.

Также я изучал ваше письмо, и безусловно нам нужно встретиться лично, дабы прояснить много моментов касающихся вашей личности и мыслей. В подобного рода статьях, читателей зачастую привлекает именно человек стоящий за своими исследованиями. Но всё это случится после того, как разрешится маленькая неувязка. В наших рядах случились перемены и пост главного редактора занял молодой человек, не имеющий опыта в подобной работе. Мы ознакомили его с материалами, и он дал свое согласия на публикацию, с условием что будут проведены тесты с людьми. Ему, и соответственно всей редакции, очень важно привлечь к своим статьям внимание людей, путём проверенных, и имеющих ценность для читателей, источников этих статей. Мы были бы рады в ближайшее время опубликовать ваши материалы, но увы, наша профессия требует согласия людей сверху.

Если вам нужна помощь, прошу незамедлительно сообщите об этом, и мы выполним всё по мере возможности. До момента завершения тестов с людьми, дверь нашей редакции всегда открыта для вас, мы будем ожидать писем и личной встречи.

Ф.Э Гостбе»

Огонек от спички на секунду осветил лицо Кейдана. Сигарета наполнила легкие дымом и в голову просочились мысли, роящиеся вокруг полученного ответа.

Очевидным следующим шагом в исследованиях, были тесты над людьми. Кейдан воспринимал прочитанное как вполне логичный шаг со стороны издательства, он видел в этом правильность решения, принятого молодым редакторам. Но в глубине души, маленький неизвестный сгусток, жаждущий признания, распространил по всему телу ощущения вырванной возможности, оставивший после себя глубокую яму, заполняющуюся страхом провала.

Он думал о том, что его исследования могут закончится на череде несчастных случаев, повлекших за собой человеческие смерти. Общественным вершителям правосудия будет плевать, что это был осознанный выбор людей. Разнесутся слухи о насильственно принуждённых подопытных, участвующих в темных исследованиях. И тогда, обезумившая толпа поборников, жаждущая ответов за произошедшее, найдет поддержку в лице местных жителей города Монорми, рассказывающих о опытах Кейдана самые отвратительные и неправдивые истории. Вся эта масса человеческого гнева обрушится на личность ученного, заканчивая его существования в мире науки и процветания.

Этот вариант, по мнения Кейдана, воплощался только тогда, когда он лично придет за подопытными. Он попросит помощи, и эту просьбу, определенные личности вывернут наизнанку, создавая из всей ситуации почву для своего праведного гнева.

Дабы избежать подобного исхода, Кейдан искусственно оттягивал время, увиливая от тестов с людьми. В его планах было принять помощь добровольцев, вызвавшихся стать испытуемыми после прочтения опубликованной статьи. Люди сами должны были прийти к нему, позволяя избежать ситуации, в которой Кейдан, выступил бы злобным ученным, насильственно заставляющим ложиться под каток своего обезумившего стремления.

Кейдан представлял свое будущие в ином свете, но присланное письмо четко определило направления его действий. У него больше не было выбора, ему достался вариант личной просьбы, способной загубить весь проделанный путь.

Сигарета таяла за сигаретой. Мысли, как рой брошенных созданий, толпились вокруг запечатанного прохода, пытаясь найти любую лазейку, позволяющую проникнуть к сокровенному ответу. Он почти досягаем, почти на расстояние вытянутой руки, но перед жаждущим Кейданом неподдающаяся дверь, блокирующая любые проявленные потуги. Ее не сдвинуть, можно лишь обойти, но обходная тропа несет на себе слишком много риска. Он может не дойти по ней до победного конца, поэтому Кейдан безрезультатно бьётся о монолитные створки в попытках отыскать нужный маршрут.

Вдыхая плотный дым, исходящий от табака, Кейдан долгие часы пытался отыскать хотя бы маленькую лазейку, маленький намек, способный указать правильный путь, залитый теплым светом нужного решения.

Часы таяли, унося драгоценное время, но способ вскрыть этот непроницаемый проход оставался в небытие, в темноте незаметных решений. Было абсолютно не понятно, как пробиться к ответу, но Кейдан как закоренелый идиот шел на пролом, и в одно мгновения, как это бывает с главными героями заурядный книг, его осенил очевидный ответ.

Сознание, в момент получения ответа, находилось в сладком сне, где развернулась сцена с участием хозяина тела. В нем Кейдан разговаривал сам с собой. Его юная фигура, образца восемнадцатилетия, сидела в кресле кабинета. На ногах у него мурлыкая устроился Арчибальд, принимающий ласки, исходящие от скользящей руки юного хозяина. Молодой Кейдан, смотрел на свою постаревшую копию глазами полными презрения, взглядом испепеляя дрожащие нутро сидевшей перед ним фигуры. Он молча изучал свое будущие, источая пламя красноречивого отвращения.

Бесконечно долго тянулась молчаливая сцена, но в одно мгновения тишина исчезла под гнетом дрожащего голоса:

– За что ты ненавидишь меня? Чем я заслужил твое призрения?

– Неужто я превратился в это?! – произнес молодой Кейдан. – Нерешительное создание, боящиеся мнение общественной массы. С какой стати тебя волнует то, что скажут о тебе? Ты некогда был непоколебимым творцом науки, способным изменить всё на своем пути! Во что же ты превратился?

– Что ты хочешь от меня?

– А разве не очевидно?

Молодой Кейдан отпустил кота, достал из кармана неизвестный предмет, и протягивая его на свет, проговорил:

– Решайся!

Неизвестным предметом оказался шприц. Тот же самый шприц, которым Кейдан вводил свое лекарство подопытным животным.

Протянув дрожащую руку к выставленному шприцу, сознание в одно мгновения вернулось из плена сновидении, окрашивая мир вокруг, стенами кабинета.

Вновь пламя подожгло очередную сигарету. Легкие наполнились дымом, освобождая тело от всех тревог и переживаний. Еще одна затяжка и мысли устремились за недавним эпизод, показавшим возможный маршрут, позволяющий найти нужный ответ. Легкие освободились, и новый сигаретный дым через мгновения принес придуманный сюжет, прогрызающий возникшие мысли, структурируя расплывчатое решения.

Этим решением станет шаг, на который многие исследователи не решились бы. В сложившейся ситуации, Кейдан принял резолюцию, в срочном порядке провести исследования с людьми. Но так как он не мог привлечь к исследованию испытуемых со стороны, опасаясь возможных последствий, Кейдан согласившись с самим собой, решил выдвинуть на подтоптанную роль, свою кандидатуру.

Этот рискованный шаг, тянущий за собой возможность забвения, нес в глубине себя показательный эффект. Этим шагом Кейдан ответил своей молодой копии, показав самому себе свою решительность и важность дела, занимающего всю его жизнь. Он откинул страх перед неудачей, поставив всё на результат своих исследований. Его наследия будет жить вечно, используй он сложившуюся ситуацию в качестве рупора. Результаты его теста с самим собой, облетят мир науки и обычной жизни, извещая о смелом ученном, решившимся на отчаянный шаг, в результате которого, он создал свое детище, призванное помогать. Даже если его жизнь оборвется, не доведя свое дитя до идеала, исследования не утратят жизнь, а лишь лишатся своего отца. Кто-то закончит начатое и мир наконец сможет избавиться от тирании сна. Так рассудил Кейдан.

Очередной окурок, утонувший в пепле, поставил точку в размышлениях, касающихся поиска ответа на ситуацию, в которой оказался Кейдан. Одиноко сидящий ученный смотрел на потолок, думая о будущем, где его исследования завершили своё долгое путешествия сквозь тысячи часов изучений и работ. На несколько минут, его мысли осмелились вообразить успешное будущие, от которого веяло спасением человечества. Личность Кейдана, в придуманных фантазиях, получила статус героя. Он больше не обычный обыватель, он нечто большее, вознесшееся над всеми живущими созданиями.

Иллюзии исчезли, и прибывания в несуществующей реальности прервалось мыслями о насущном настоящем. Требовалось всё хорошо обдумать и создать план действий, включающий в себя возможности на случай непредвиденных ситуаций. Отбросив налет притягательного будущего, Кейдан достал листы бумаги и стал скрупулезно записывать всё, что, по его мнению, имело важность соблюсти.

Он прописал путь на случай свой непредвиденной смерти; он прописал всё, что нужно было изучить и записать в моменты тестов; он прописал людей, с которым нужно связаться в случаи его кончины; он создал схему, где каждому столбцу отходила важная деталь, требующая повышенного внимания; он проработал всё, записал каждую мелочь, каждую деталь; он обдумал даже судьбу Арчибальда и отвел этому почетное место среды важных аспектов.

Долгие дни, складывающиеся в недели, прошли за непрерывающейся работай. Их результатом стала кипа бумаг, носящая строгий безукоризненный план действий. В нем было расписано всё. Каждый элемент сопровождался уровнем необходимого внимания. Самым важным пунктом среди всех, являлось необходимость ассистента. Кейдан долго думал о кандидатуре исходя из жизненного положения своей личности. Выбор был не особо велик, поэтому участь лицезреть успешный или провальный свет, пала на единственного друга, Джона Санфо.

Очередной визит в город, вновь сопровождали ветер и дождь. Стихия чуть поубавила свою страсть, уступаю место промёрзлому октябрю.

Кейдан задумчиво шагал, удаляя свою фигуру от памятника цивилизации. Он двигался размерено, будто выверяя каждый шаг в этом прекрасном моменте единения с природой. Кейдан рассматривал пейзажи, смотрел на невинные растения, затухающие под грузом приближающей зимы, скользил глазами по кронам высоких деревья, плавно перетекающих в серое, небесное полотно. Эти плавающие картины были катализатором раздумий, невольно возникающих на лесной дороге. Протоптанный маршрут обладал непонятной магией, призывающей всепоглощающие раздумья. Возможно, окружающий лес помогал стимулировать мысли, или одинокое путешествия одинокой фигуры в одиноком лесу способствовало созданию циклопических монументов раздумий. Причины возникновения размышлений всегда скрывались за ненадобностью узнать их мотивы. Поток мыслей создавался сам по себе, и лишь иногда, причины всё же просачивались на свет, тем самым направляя русло раздумий по своему маршруту.

В этот раз, фигура, перебирающая мысли, шагала по излюбленной дороге, думая о случившемся. Он навестил своего друга с предложением и просьбой, ошибочно полагая, что тот согласится без раздумий. Но прозвучал неоднозначный ответ, обещающий лишь подумать. Именно поэтому, вся эта ситуации и ответ Джона Санфо, закрутили в голове Кейдана поток мыслей, сопровождающих на протяжение всей дороги до особняка. Возможный отказ Джона нес за собой необходимость прибегать к помощи незнакомых людей, чего Кейдану делать совершенно не хотелось. Нужно было искать новый маршрут, позволяющий дойти до нужного пункта, но Кейдан решил оставить поиски до момента конкретного отказа его потенциального ассистента.

Следующая неделя пролетела в трепетном ожидание ответа. Кейданпродолжал заниматься своими исследованиями пытаясь абстрагироваться. Он работал с подопытными животными, заполнившими всё подвальное помещение, специально оборудованное для наблюдения и ухода. Десятки обустроенных клеток наполняли Бонобо из семейства гоминид. Раньше их место занимали разные животные, от кошек до хорьков. Сотни всевозможных братьев наших меньших, подходящих по определенным аспектам, служили на благо науки и отдавали жизни за правильное дело. Но с открытием маленьких копий человека, Кейдан свел на минимум смертность среди подопытных. Они стали частью жизни этого особняка, частью жизни самого Кейдана. Он не редко отпускал их погулять, предварительно заперев все двери и спрятав всё важное и опасное. Эти маленькие создание разбредались по доступному пространству особняка, изучая и поглощая каждую деталь незнакомого им мира. Зачастую их главным объектом внимания становился статный кот Арчибальд, проявлявший черты хозяина ситуации. Кот ходил среди новоиспеченных зрителей впитывая направленное на себя внимания. Он был мимолетной звездой, и это мгновения славы приносило Арчибальду минуты наслаждения. Когда гостям надоедало гулять и изучать, они смиренно возвращались в свои обустроенные клетки. Кейдан запирал их до следующей прогулки, по обыкновению случившейся раз в неделю.

Опыты проводились каждый день. Лекарство попадало в выбранного на ближайший месяц подопытного и всё внимания уделялось исключительно ему. После пройденного месяца инъекций, испытуемого ждал отдых в виде очереди других подопытных. На протяжение каждого дня, за исключения визитов в город, Кейдан наблюдал и всё записывал. Созданные записи хранились в надежно защищённом архиве, близь лаборатории в подвале. Самые важные наблюдения проводилось, когда все остальные Бонобо отправлялись спать. Записывался каждый шаг, каждое действие, каждое маленькое отклонения от поведения. В этот период времени, по законам природы, подопытный должен был утопать в сладкий снах, но лекарство выполняла свою работу, и важно было извлечь как можно больше информации. Этот процесс работы повторялся изо дня в день вот уже на протяжения десятилетий и структурно не отличался, за исключением тех дней, когда мысли Кейдана жалобно молили, требуя исполнить их возникшую необходимость.

Процесс работы не изменился даже в тот момент, когда все мысли Кейдана направились на вероятный отказ Джона. Хоть внешне всё и повторялось в днях, не отличающихся друг от друга, внутри же Кейдан был не похож сам на себя, ибо в глубинах его сознания бушевал поток необузданных желаний, никогда не возникающих ранее. Эти желания родились после ответа, озвученного его другом. Их основой стала жажда начать исследования с самим собой. Эти исследования, позволили бы углубить проделанную работу и открыть дорогу своему детищу, но им не суждено было воплотится, ибо ответ, прозвучавший от возможного ассистента, был неоднозначным. Эта неоднозначность закручивала вихрь всевозможных мыслей, иллюзий, желаний, неустанно подогревающихся бесконечно долго тянувшимся временем. И в этом томительном ожидание, его основная работа была словно привычкой, словно необходимостью, которую нужно соблюдать чтобы не растерять самого себя.

В такой же манере пролетал тот день, когда впервые за долгое время в особняке одиночества, прозвучали звуки, разгоняющие привычные устои, царящие в этом мире науки.

Чуждый звук исходил от парадной двери. Незнакомые стуки, почти никогда не посещающие это место, вырвали внимания Кейдана из пучин созданных иллюзий. Он поднялся из-за рабочего стола и украдкой скользнул к окну на втором этаже, расположенным прямо над единственным входом. Прильнув к стеклу, он кинул взгляд на две фигуру внизу, одной из которых оказался старый и единственный знакомый – Джон Санфо. Подрагивая, старик создал своим локтем замок на руке неизвестной молодой особы, облаченной в женское пальто. Ее осанка и манера держать руку рисовали образ знатной особы, созданной в высших кругах общества. Кейдан вдоволь навидался таких людей в семейном доме, где без конца принимали толпы гостей, слоняющихся в сливках богатой жизни. Глядя на спутницу Джона, он без труда угадал в ней его племянницу, дочь сестры, состоящей в браке за человеком, чью деятельность Джон учтиво лишал подробностей. Не счесть сколько раз он упоминал умницу и красавицу Ирину, ставшую ему почти родной дочкой, коих у него никогда не было. Причины ее появления здесь, для Кейдана не имели значения, ибо в его голове зародилось острое желания узнать ответ, которой без сомнения, Джон пронес через весь проделанный путь.

Подгоняемый интересом и неизвестной доселе возбужденностью, он широко распахнул дверь, впуская замерших гостей. Его взгляду пристал дорогой друг в сопровождение молодой девушки лет двадцати пяти. Ее зеленые глаза выражали озабоченность, вызванную скорей всего погодой, или быть может внешним видом Кейдана. Как бы то не было, он жестом пригласил войти.

– Ну и погодка, да? – спросил Кейдан закрывая дверь. – Прошу прощения за то, что долго не открывал, я был поглощен работой.

– Впрочем, как и всегда, – ехидно сказал Джон. – Не переживай, мои старые кости уже на пол пути сюда, полностью промерзли!

– Так зачем же пожаловал? Неужто тебе не хватает моей компании, и ты решил заглянуть на огонек?

– Вот так сразу к делу? Даже не предложишь старику согревающую чашечку кофе?

Кейдан улыбнувшись пригласил друга к столу, совершенно позабыв, что с ним была спутница, неизвестно куда запропастившиеся.

Удалившись в столовую, он в спешке сделал кофе и предложил его своему гостю.

– Прошу, чашечка кофе из твоего же магазина.

– Значит оно будет отвратительным, – вздохнул Джон.

Отпив, он покосился на обстановку дома, оценочно оглядывая каждую деталь интерьера. Он любопытно гулял по стенам и картинам, по мебели и вазам, по потолку и полу. Насытив свою любознательность, он начал диалог.

– Как ты уже догадался я не просто так тащился по этой бесконечной дороге, – отпив кофе, Джон продолжил. – Я на досуге думал о твоей просьбе и возможности эту просьбу удовлетворить.

– И как? – спросил Кейдан с надеждой.

– К сожалению, я ничем не могу помочь. Думаю, ты понимаешь причины, кроющиеся в моем маленьком бизнесе. Я просто не могу оставить свой магазин на длительное время.

– Конечно. Я всё понимаю, – с досадой ответил Кейдан

– Но я, был бы не я, если бы проигнорировал просьбу друга не попытавшись найти решение. На наше счастье, ко мне на зиму приехала моя дорогая Ирина, и она, узнав о твоих исследованиях, проявила недюжинный интерес и готовность помогать.

Джон огляделся, взглядом выискиваю фигуру племянницы. Кейдан совершенно позабыл, что с его другом пришла юная особа, чей образ растворился в его мыслях, распустивших благоухающие ожидания положительного ответа. Его не волновало кто она, зачем пришла и что может предложить. Кейдана заботил лишь ответ, так и не прозвучавший из уст его друга, но в тоже время он всё же прозвучал, хоть и имел совершенно другой вид.

Позабыв о втором госте и получив напоминания о ней сквозь призму человека способного удовлетворить желанное, Кейдан принялся аналогично Джону высматривать ее фигуру. Но их взглядам пристала лишь пустота.

– Куда же она запропастилась! ИРИНА! – крикнул Джон, вызывая племянницу.

Примерно через минуту появился Арчибальд в объятьях рыжеволосой девушки.

– Ирина, нельзя бродить по чужому дому, не спросив разрешения! —отчитал ее Джон.

– Но это же Мейн-кун, дядя! – бархатным голосом оправдалась Ирина. – Да еще какой большой, килограмм десять не меньше!

– Это не в коем случае не оправдывает твоего поведения!

– Простите… – прохрипела девушка, склонив голову.

– Ладно. Подойди и познакомься с хозяином дома, где ты бесцеремонно бегаешь за котом.

Девушка, не отпуская кота, приблизилась к Кейдану и протянув руку сказала:

– Меня зовут Ирина, а вас я так полагаю Кейдан. Очень приятно познакомиться!

Кейдан пожал ее руку с той страстью, с которой пожимают руку горячо уважаемого человека.

Смотря на девушку перед собой, он разглядел в ней отсутствия того духа, что витал вокруг всех гостей, прибывающих в их семейный дом. Она без сомнений была продуктом того неприятного мира, избегаемого Кейданом еще с малых лет. Но, в ней чувствовалось, что она не ассоциирует себя с той прослойкой общества, где воспитывалась и росла. Ее статные манеры – результат длительных дрессировок, отпечатавших свою деятельность в виде привычек, не выветриваемых даже по прошествию многих лет. Ее действия, ее голос и манера говорить, выдали в ней заложницу мира роскоши и лживых улыбок. Вдобавок ко всему, лично для Кейдана, ее образ блистал как яркий лучик в мире несбывшихся желаний. Она, по словам Джона, могла исполнить то, что для Кейдана сейчас стояло во главе его сознания, и этот факт без сомнения добавлял к ее личности и внешности, притягательный шарм.

Следующие часы Кейдан провел в компании друга и его племянницы, не отпускавшей кота. Арчибальду же в свою очередь нравилось находиться в объятьях молодой особы. Приятные мгновения в жизни кота сопровождались мурлыканьем, служившим аккомпанементом голосу хозяина, увлечено сплетающегося с голосами гостей, образуя мирную беседу. Их языки срывали интересующие вопросы, рождая искренние ответы. Течение беседы вилось исключительно вокруг деятельности Кейдана. Ирина, не стесняясь задавала разные вопросы, образую по их ответу, собственный ответ, прозвучавший в положительном ключе, спустя несколько часов беседы. Она согласилась стать ассистентом в грядущем опыте рискованного ученного и приняла все условия, написанные на бумаге. Эти бумаги также прочел Джон, ибо в них нашлось место и его роли. Он безукоризненно дал понять, что воля Кейдана, какой бы не был исход, будет исполнена в точности с написанными условиями.

После завершения рабочей части беседы, Кейдан показал гостям свой особняк, в котором насчитывалась три этажа, включая подвал. Они отправились в легкое путешествия в мир хозяина особняка. Арчибальд смирено шагал в ногу с юной гостьей, судя по всему, уставшей таскать огромного кота.

Первым пунктом их экскурсии стал подвал. В нем новоиспечённый гид показал, где хранятся бумаги и ценные образцы, познакомил гостей с подопытными животными, в лице которых Ирина нашла еще один объект для обожания. Она крутилась возле каждой клетки наблюдая за бедными, по ее мнению, животными.

Далее экскурсия перенеслась на второй этаж, где находился кабинет Кейдана и шесть комнат, одна из которых отошла Ирине. Эти комнаты никогда не убирались и существовали исключительно по воле архитектора. Не единой души, с момента смены хозяина, ни проникало в запылённый мир, оставленный за ненадобностью. Девушка оценочна пробыла в комнате несколько минут, и выйдя со словом «пойдет», предложила продолжить путешествия.

Их маленькое знакомство с особняком растянулось на детальное изучения. По мере продвижения, им встречались предметы, украшающие —по мнению прошлых хозяев – унылую обстановку. В коридорах стелились длинные ковры, несшие на себе несколько столов и кресел, всюду висели картины разных авторов, стояли скульптуры и вазы, выглядящие безумно дорого, тут и там были разбросаны фрески, повествующие о похождения некого короля, закончившееся стрелой в спине. На протяжение всех коридоров и внутри всех комнат висели люстры в винтажном стиле, стояли кровати в стиле ампир, и шкафы, наполненные литературой. Кейдан удивился увиденному миру, он успел позабыть как выглядит собственный дом. Их маленькое путешествия напомнило ему тот затухающий мир, еще существующий в дальних уголках памяти.

Последним пунктом экскурсии стала массивная библиотека, находящаяся по соседству с гостиной. Книжные полки ломились от огромного количества мыслей и рассуждений людей, сохранивших всё на строках собственных книг. Эта внушительная коллекция постоянно пополнялось Кейданом из-за искренней любви к литературе. Он как читатель обожал те мгновения, вырванные у его устоявшейся жизни, протекающий по необходимому образцу. Если бы мир науки не поглотил его полностью, он отдал бы свою душу бумаге и перу. В этом созданном уголке творчества, можно было найти книги на совершенно любые темы и жанры, благодаря которым, Кейдан совершал глубокие прыжки в бездну таланта, утопая в бесконечно завлекающих сюжетах.

Бродя средь полок библиотеки, время пребывание гостей подошло к концу. Наступили сумерки, и гости поспешили удалиться, дабы не идти по ночной дороге. Ирина отправилась вместе с Джоном, она должна была вернуться на днях со своими вещами. Кейдан на пару с Арчибальдом проводили визитёров, и закрыв за ними дверь, устремились по своим делам.

Голоса гостей покинули особняк одиночества, возвращая в его глубины шарм привычного мира. Существования Кейдана уже давно было лишено подобных вечеров. Причины такого мировосприятия крылись глубоко, в сущности, Кейдана, выбравшего мир науки как ориентир желанной жизни. В нём не было потребности в друзьях, – хотя один всё же имелся и дарил увлекательные беседы – не было желания создавать семью, его ребенком был проект, его наследием станут возможности, открытые его ребенком. Мир любви для Кейдана всегда граничил с миром лжи и лицемерия. Он видел то, что называют любовью, и видел то, что эта любовь делает с людьми. Для Кейдана не существовало романтизированного понятия любви – он видел лишь прогнившие потуги людей, пытающихся приблизить себя к выдуманному миру, где царствует Эрот. В том мире не существует боли и страдания, в том мире, магия любви превращает любые людские муки, в незначительные преграды, через которые ты можешь перейти под руку с любимым человеком. В выдуманном мире, никогда не прозвучат слова, ставшие постулатом для Кейдана: «Любовь источник всех бед, и именно любовь зарождает в человеке самые сильные негативные эмоции». Таков мир Кейдана, и эта модель мировосприятия принимается им как идеальный образ существования, в котором нет места привычным атрибутам мира человека «нормального». Вечера подобные прошедшему, имели привкус поддельности. Потраченное впустую время оскаливало клыки, а упущенные возможности, заводили громкий плач, внутри которого крылись причины, исходящие из лживого закутка ненастоящего мира. Всё то, что можно было потрать на исследования, исчезло в пламени короткого промежутка, где две фигуры украли Кейдана, лишая его обычного вечера. Но взамен, они заплатили возможностью, открытой положительным ответом его будущей ассистентки. Этот ответ заменил все негативные эмоции, от проведенного вечера, на исключительно положительные, позволяющие растворить все мысли в грядущих событиях.

Первый пункт плана был выполнен. Его свет первостепенной важности угас, давая выйти остальным пунктам в досягаемое будущие. Кейдан переключил свое внимание и сосредоточился на подготовке к предстоящему эксперименту.

Спустя два дня, после первого визита Ирины, она вернулась исполненная энтузиазма, с двумя чемоданами вещей и предметами первой необходимости. Заселившись в свою комнату, она погрузилась в увлекательный процесс уборки, превращая заброшенное помещения в опрятный уголок другого мира. Кейдан в это время продолжал подготавливать всё нужное для эксперимента. Все бумаги и наработки он расфасовал систематичным способом. Путеводителем в придуманной системе выступала оставленная инструкция, несшая внутри себя подробное описания каждой детали, каждого пункта и каждого слова. Кейдан потратил много времени приводя свои исследования в опрятный вид, способный донести любому всё, что открылось ему.

Прошло двое суток с прибытия Ирины, и лишь днем третьих суток, Кейдан наконец разобрался со всеми бумагами и пунктами своего плана. Вечером того же дня, за непривычной трапезой в кругу человека, Кейдан поведал детали работы ассистента, через непринужденную беседу. Ее задачей будет: вести записи наблюдения, делать инъекцию, и в случаи непредвиденного исхода, действовать согласно инструкции. Так же после ужина он показал ей процесс своей работы. На глазах Ирины Кейдан ввел лекарство животному, чья очередь в эксперименте подходила к концу. Далее они всю ночь наблюдали и делали записи. В этом поучительном времяпрепровождение, Ирина поведала, что однажды ей пришлось продолжительное время работать медсестрой. Прошлая работа научила ее основам сестринского дела. Она поспешила сообщить Кейдану что не о чем беспокоится, ибо за ее спиной крылись многие часы, выработавшие в ней правильность обращения со шприцом. Её также не смущала необходимость введения лекарство в спинной мозг. Всем своим видом и всеми словами, она кричала о готовности действовать и помогать. Причины такого рвения Кейдан не мог найти на поверхности, а копаться глубже ему просто не хотелось. Он принял ее порывы за должное, оставив истинные причины далеко под толщей скрытности.

После проведенной показательной демонстрации, Кейдан отправился спать, осознавая, что скоро настанет мгновения, запускающие новый этап в жизни независимого ученного.

Глава – 3

Ночь и последовавший за ней день, пролетели в стремительно крутившейся стрелки часов. Время подгоняло внешний мир, приближая событие, ставшее причиной возникновения неприятных картин, созданных в голове Кейдана его разыгравшимся воображением. Мыслями он бороздил просторы будущего, украшенного мнительными красками. В том будущем не находилось места позитивным эпизодам, все цвета окружающего мира источали замогильный холод. В фантазии, бурлящей в голове создателя, ушел из жизни никому неизвестный ученный. Его опыты окончились несчастным случаем, а результатом стала биологическая смерть или смерть сознания внутри. Он попытался рискнуть, захотел закончить начатое, но был весьма неаккуратен, что и привело к печальному концу. Ученый погиб и образ его окрасилось не красками героя, рискнувшим жизнью ради спасения других, а красками идиота, поспешившего и сгинувшего в пучинах собственных желаний.

Кейдан, терзаясь непрекращающимися мыслями, продолжал последние приготовления. Всё что он мог сделать, дабы успокоить себя, это подготовить предстоящий эксперимент – проверить все детали и выполнить свою работу на максимум. Его поток мыслей никак не пошатнул решимость, возникшую после прочтения письма.

Все приготовления были завершены в девять часов вечера по местному времени. Кейдан заранее настроил циркадные ритмы, и время, нужное для засыпания, наступит в сорок минут десятого. До наступления заветных минут Кейдан принял легкое снотворное, способствующие быстрому засыпанию и не влияющие на пробуждения.

Последние мгновения тянулись, словно впитали обычное течение времени, умноженное на пропущенное свойства отсутствующее сегодняшним днем. Время застыло, нещадно превращая короткий промежуток времени, в нескончаемо долгое ожидание возможного конца. С течением дня, негативные мысли крепли и обрастали новыми деталями способными конкурировать с решительность, струящейся по всем клеткам подопытного организма. Но как бы сильно мысли не изменялись, разрушая своей структурой желания продолжать, решимость, присущая исключительно ученым, взыграла новыми красками в момент, когда иссякли последние минуты. Ложась на приготовленный стол, все негативные мысли растворились, уступая место рвущемуся на волю интересу.

Терзаемый осязаемым будущем, Кейдан дал отмашку своей ассистентки, приглашая совершить заветное действия. Холодная игла пробила кожу и вонзилась в спинномозговой канал. От легкого нажатия пальца, хранящаяся в шприце жидкость отправилась выполнять поставленную задачу. Использованный шприц небрежно полетел на столик с инструментами, его заменой стал блокнот и карандаш, появившийся после быстрых манипуляций ассистентки. Кейдан похвалил ее нежные руки и вновь напомнил, что записи подлежит всё увиденное. Ирина согласно кивнула, и сразу же принялась переносить на бумагу всё уведенное с этого момента. Кейдан, прикрыв глаза и обнажая бурлящие сюжеты, пустился на просторы первой стадии сна.

Слабо работающие сознание, пробилось сквозь временной промежуток длинною в один час. Неразборчивые сюжеты, граничащие с полной темнотой, растворились под гнетом вернувшейся функции сбора информации. Взгляд, сквозь серую пелену, вылавливал расплывчатую картинку. Поморгав пару секунд, зрение вернулось в нормальное состояние, вырисовывая образ молодой девушки, усердно наблюдающей, и что-то записывающей в открытый блокнот. Кейдан долго не мог сообразить, что происходит. Мысли, безумным потоком бросались от одной догадки к другой, перемалывая при этом любые доступные объяснения. Кейдан не помнил кто он, не помнил эту рыжеволосую девушку, не помнил место, где очнулся, не помнил абсолютно ничего, пока воспоминания, будто вырвавшиеся воды дикой реки, не пробили беспросветную тьму. Скользнув глазами вдоль стены, Кейдан нащупал настенные часы, внутри которых, маленькая стрелка указывала на цифру одиннадцать. За окном всё также была непроглядна тьма вечера, исключающая вероятность одиннадцати утра.

Вновь взглянув на девушку, уже обладающую личностью Ирины, Кейдан принялся пересказывать ей свои ощущения. Он опробовал функционал каждой конечности, поднялся на ноги, сделал несколько физических упражнений. Затем опробовал функционал органов. Глубоко вздыхал, выпил воды, закинул поджаренный, еще с утра, хлеб, смотрел на разные расстояния, прислушивался к разным по громкости звукам, исходящих от Ирины – словом, Кейдан пытался выудить как можно больше информации из своего состояния.

Сбор первичных данных продолжался до момента осознания, что после пробуждения ничего не поменялось, за исключением возникшего голода, и чувства, приходящего лишь после продолжительного сна. Тело было в отличном состояние, даже в лучшем, чем до засыпания. В голове мысли струились сквозь теплый свет яркого сознания, всё ощущалось и понималось исключительно в отчетливом процессе мышления. Тело и сознание прошли сквозь этап восстановления, крывшийся во сне, но время, потраченное на восстановительный процесс, значительно сократилось, и составило один час с момента засыпания. Первая попытка введения ЛОС-17 увенчалась успехом. Инъекция по первичным ощущениям справилась с поставленной задачей, но требовалось больше времени, дабы узнать способна ли ЛОС-17 обеспечить человеку полноценный день, неделю и месяц без сна.

После пробуждения Кейдан восполнил энергию через обильный перекус. Далее он много беседовал с Ириной, параллельно переписывая записи, созданные ее рукой. Она продолжала следить за своим объектом изучения, конспектируя всё, казавшиеся ей важным для упоминания. Кейдан также делал пометки, записывая свои ощущения в такой же блокнот как у Ирины.

Остаток ночи, он провел в компании молчаливой ассистентки, добросовестно выполняющей свою работу. Ее зеленые глаза взирали из угла кабинета, считывая информацию, поступающую от человека, сидящего за своим столом. Кейдан, не обращая внимание на пристальный анализ из угла, продолжал делать записи. Он структурировал написанное Ириной, подписывал свои пояснения и свои ощущения, попутно отбиваясь от навязчивых мыслей, бегающих словно муравьи нашедшие залежи сладкого сокровища. Кейдан не мог не думать о том, что его лекарство работает. Первый тест, с человеком в качестве подопытного, прошел успешно, и не будь рядом Ирины, он бросился бы в радостное восхваления собственной личности и проделанных трудов, наконец принесших ощутимый результат.

Весь следующий месяц Кейдан продолжал исследования с собой в главной роли.

Первая неделя начавшихся тестов прошла успешна. Из ощущений можно выделить лишь головную боль, появившуюся на пятый день инъекции. Кратковременный эпизод патологии исчез так же быстро, как и появился, поэтому Кейдан, не взирая на возможную опасность, продолжил исследования.

На семнадцатые сутки появилась жгучая боль, в области куда Ирина вводила лекарство. Кейдан принял решение сменить место укола, отдав предпочтения обычной вене на сгибе руки. Это решения несло ряд возможных проблем, но этот рискованный шаг нужно было совершить немедленно, так как за прошедшее время исследования, они создали полную картину работы ЛОС-17, и любые отклонения от нормы, вследствие смены места введения, были бы замечены и новое место укола потеряло бы свой статус возможного заменителя.

Спустя три дня после сменны спинномозгового канала на обычную вену, стала ощущаться усиленная работа воображения. Из-под руки Кейдана заструились рассказы, наполненные огромным количеством всевозможных деталей. Структура рассказов строилась сугубо на дилетантском использование инструментов литературы. Хоть истории и пестрили огромными мирами, утопающими в безграничном количестве мелочей, их конечный результат имел вид очень хорошей попытки начинающего писателя создать рассказ.

К приближению заветной даты, означающий месяц, проведенный в тестах, более не возникали новые эпизоды отклонений. Воображения всё также продолжало генерировать миры, а головная боль появилась лишь раз. Ирина продолжала скрупулезно создавать записи, давая себе лишь несколько часов на сон.

Близился конец первого месяца приема ЛОС-17, и это означало, что следующим шагом должен стать полноценный сон, основной функцией которого будет восполнения фаз быстрого сна. Неизвестно какие последствия принесет отсутствие сна у человека в течение месяца. Кейдана пугала, и в тоже время завораживала возможность вновь окунуться в непривычно долгий сон. «Что принесет он внутри себя спустя долгое время искусственного удержания? Может его вид остался прежним, не взирая на заточения в глубинах сознания? Заявит ли он право на свою работу? Станет ли тело подчиняться старым правилам работы сна? Как изменилась устаревшая деталь работы организма?». Все эти вопросы возникали в голове Кейдана, преобразуя научный интерес, в обычное человеческое желание узнать, что кроется за результатом проделанной работы.

Прежде чем вернуться в потускневший мир, забытый за ненадобностью, Кейдан отправил свою ассистентку хорошо выспаться. Ей предстояла выдержать важную ночь, записывая всё увиденное. Конспекты Ирины выглядели безумно хорошо. Ее наблюдательность и ход мыслей, разбавленный безграничным вокабуляром, превращали сугубо научные текста в нечто большее, в нечто способное увлечь даже своим скудным наполнением. В ее стиле виднелось влияния сотни писателей, хорошо знакомых Кейдану – их рукописи покоились в его коллекции таланта исключительных представителей рода человеческого.

В конспектах присутствовал интересный момент, связанный с почерком Ирины. Ее нежно выведенные буквы отражали преданность работе, и каждое слово читалось непринужденно. Внимания привлекала лишь буква «В» с ее крючковатым хвостиком. И всё бы нечего, но этот бунтарский стиль создавался чтобы позлить учителей, оставивших свой неизгладимый след в жизни Кейдана. Тогда, в далеком прошлом, он придумал способ злить своих дрессировщиков, и не осознавая того, впитал привычку, не выветривающуюся до сих пор. Причину, по которой Кейдан мог оправдать появления свой фирменной буквы в конспектах Ирина, он нашел в особом отношение к своей фигуре. Истинную же причину подражания он предпочел оставить в небытие, как однажды уже сделал с мотивами Ирины.

Её личность несла в себе много вопросов, и будь Кейдан не опьянён возможностями, что дарит её присутствие, он без сомнения бы пустился в изучения мотивов Ирины. Возможно, он нашел бы в них ответы на все возникающие вопросы, или быть может ему бы открылись детали, позволяющие увидеть всю картину целиком, а ее наполнения оттолкнуло бы его от своей собственной работы. Кейдан не хотел думать о подобном, его мысли занимала лишь открытая возможность, сияющая на горизонте как неописуемый маяк, заливающий всю округу ярким светом, в тенях которого, прячутся детали, не имеющую сейчас права проявлять себя. Эти детали, хоть и невидимые сейчас, могли сыграть важную роль в дальнейшем существования Кейдана, но он предпочел думать о другом будущем.

Весь этот поток однотипных мыслей возникал исключительно тогда, когда Кейдан обнаруживал странные детали, такие как мотивы Ирины или его фирменный почерк, использованный ей. Но этот поток быстро затухал, не взирая на весомость некоторых доводов. Так же случилось и в последний день, когда Кейдан переписывал составленные конспекты.

Отложив в сторону записи и мысли, Кейдан откинулся на спинку кресла, и ощутил прилив созданных иллюзий. Еще мгновения, еще несколько часов, и старое, забытое чувство вновь наполнит его тело, демонстрируя результат проделанной работы.

Сонливость подступила удивительно быстро. В этот раз Кейдан решил не принимать снотворное, оставляя всё на работу организма. Глаза сковывала пронизывающая боль, когда веки из раза в раз поднимались, давая возможность увидеть сколько времени прошло. Минуты тянулись, и сонливость собирала в общий ком все признаки подступающего сна. Сознание легкой пеленой накрывали мысли, растворяя все бурлящие миры, пронизанные остротой расслабленности тела. В голове всё затуманилось в такт замедляющемуся дыханию. Последняя ясная мысль принесла вести о том, что близится момент истинны, близится неведомое, несшее на себе угрозу и в тоже время просветления. На часах десять минут одиннадцатого, и в обычный сон провалилось сознание ученого, месяц избегавшего его.

Темнота сменилась ярким светом, заливающим округу маленькой, неизвестной местности. Этому событию предшествовало непроглядная темная пустошь, где виднелось лишь легкое дуновение непринужденных мыслей. Они, словно брошенные в воду листья умирающего дерева, плавали от события к событию, захватив под собой опустевшее сознания. Мысли показывали ему возможные сюжеты, рассказывали истории, закрученные собственной прихотью, и указывали направления, выглядящие как обжитое пространство, залитое светом. Этим пространством был небольшой островок, выделяющийся в пучине мрака ореолом живительного света, тянущего все мысли и сознания в недра своего могущества. Остров граничил с всевозможными поворотами, внутри которых, раскинулись отдельные сюжеты, не обладающие какой-либо смысловой структурой. И будь сознания в одиночестве, оно без сомнения увязла бы в бесконечных поворотах, заранее приготовленных. Но в этот раз его сопровождали мысли, подсвечивающие правильный путь. Они привели затуманенное сознания в самый центр бушующего, белого света. Оказавшись внутри, через мгновения свет погас и утратил свою белизну, заменяясь на теплый оттенок солнечных лучей.

Поток теплого света просачивался во все уголки, где пряталась трепещущая тьма. Лучи света струились из далеких краев, недоступных для понимания людей. В тех краях, на полях космической пустоты, сияет яркая звезда, именуемая солнце. Этот сгусток невообразимо разрушающей энергии, посылает своих верных подданных, на борьбу с бессмертными приспешниками ее родственной фигуры, правящей лишь по ночам. Эта династия дня и ночи раскинула свои методы правления на многие миллиарды лет в существование вселенной. Они создали цикличный порядок, где свет разгоняет тьму, и тьма пожирает свет. Каждый акт их появления ограничен временными рамками, и сейчас, в неизвестной местности, где дремлет одинокая фигура человека, настало время света и жизни. Лучи кавалькадой готовы пронестись сквозь бесконечно длинное расстояние, пробуждая мир, под покровительством солнца. Первые всадники станут доносчиками, извещая всё вокруг о том, что близится ранее утро.

Молодые лучи пробились сквозь веки одиноко лежащего человека. Их прикосновения обдало всё тело притягательным теплом, рождающим в голове чувства блаженства. Не хотелось открывать глаза, хотелось просто утопать в солнечной ванне, хотелось лежать и чувствовать легкое дуновения свежего ветра, струящегося из далеких краев. Но эти чувства быстро утратили свое могущество, ибо на горизонте эмоций воссияло желания лицезреть. Открыв глаза, нещадно прожигаемые первыми лучами солнца, его взгляду пристала неизвестная местность. Голову сразу же поразила попытка вспомнить как он оказался здесь и что это за место. Пока мысли вальсировали вокруг возникших вопросов, органы чувств добавляли еще больше источников для возбуждения полета мыслей.

Первым, что бросилось в глаза, было кристально голубое озеро. Его границы были неисчислимы, а единственное по чему можно было определить, что озеро всё же имеет конец, была гротескная природа, не обладающая аналогами в привычном мире человека. На берегу непомерно голубого озера, стояли причудливые деревья похожие на баобаб. Их внешний вид, изначально обманным путем, внушал сознанию их созерцающему черты привычности и тривиальности. Но стоило отвести глаза, как отвел их человек недавно проснувшийся, и внешний вид баобаба сменялся на кипарисы, кипарисы на ель, ель на иву и этот бесконечный процесс зрительного обмана ставил под сомнение раскинувшийся вокруг мир.

Единственное что было доступно человеку, смотрящему на эту условность, это недоверия своим собственным глазам, ссылались на оптические иллюзии, вызванные недавним пробуждением. Так и поступил поднявшийся человек, решивший отбросить достоверность происходящего. Он думал о том почему не может вспомнить как оказался здесь, а лишние источники, побуждающие думать о чем-то другом, были для него недопустимой роскошью. Поэтому поднявшись и размявшись, человек запустил свой серый взгляд в ярко-голубые воды разлившегося озера.

Бесконечная толща воды, разделяла сотнями метров поверхность озера и отчетливо видимое дно, на котором резвились неизвестные создание. Быстрыми движениями эти неведомые твари разрывали плоть своего сородича, будто играя с его остывающим телом. Никто из участников экзекуция не притронулся к оторванным частям жертвы, что исключало необходимость пропитания. Внешний вид созданий имел бледно серый окрас. Всё тело длинною примерно метр, изобиловало конечностями, торчащими из всевозможных мест. На некоторых особях насчитывалось с десяток пар, на некоторых было стандартное количество. В голове, насколько позволяло рассмотреть расстояние, находилась дыра, из которой торчали сотни сверкающих глаз. Эти огоньки поочередно мерцали, подсвечивая полость, наполненную острыми зубами. В конце тела этих мерзких созданий, находился длинный, тонкий хвост, извивающийся и обволакивающий тело хозяина. Человек наблюдал эту жуткую картину, развернувшуюся на дне голубого озера. Его взгляд вцепился в неизвестных созданий, поглощая их внешний вид как топливо для чуждых ему эмоций. Его, хоть он и пытался отстраниться от лишних раздумий, поглощали мысли касательно этих существ, – их происхождения, цели и возможности. Он, не отрываясь смотрел и думал несколько минут, пока идиллию неизвестного мира не разрушил представитель этого самого мира. Все создания, заполнившие дно под берегом, расплылись перед более внушающим сородичем. Его длинна, по беглой оценки, составляла не менее пяти метром. Это существо выплыло из глубин, лежащих за границей поля зрения. Человек заинтересованно смотрел на огромного представителя новой фауны, пока его взгляду не предстала жуткая деталь. Огромное тело позволяло рассмотреть всё в подробностях, и увиденное, оттолкнуло любопытного человека, ибо все конечности, в изобилие торчавшие отовсюду, были конечностями людей.

В ужасе отпрянув и завалившись навзничь, он инстинктивно отполз. К уже курсирующим мыслям, прибавилось ощущения страха, являющиеся самым сильным рычагом, склоняющим все раздумья в исключительном направлении. Возникшее существо подкосило восприятие происходящего.

Мысли роем ринулись в омут рациональности, пытаясь вытянуть из увиденного нить, сшивающею полотно реальности. Марширующим строем, раздумья погружались глубоко в сознание, поднимая с самых недр глубины, размытые знания, несшие внутри себя ответ на происходящие. Острые мысли пробили барьер, и вырвав сокровенное, взметнулись вверх, принося озарение.

– Это сон! – проговорил Кейдан, бегая глазами по облакам. – И не просто сон, это осознанное сновидения!

Багаж знаний Кейдана позволил классифицировать сновидения.

Большинство сновидений проходят по принципу личности наблюдателя, закрытой в рамках персонажа. Перед глазами предстают картины и сюжеты, заранее придуманные подсознанием. Всё что остается, бродячему сознанию в мирах придуманных, это лицезреть весь калейдоскоп жанров, от ужасов, до откровенной ахинеи. Все действия в таких снах заранее прописаны и следуют исключительно составленному сюжету.

Но существуют еще один вид сновидений, при котором спящий, осознаёт, что видит выдуманный мир, и может в той или иной мере управлять им. Такие случаи редкость и зачастую они вызваны спонтанно или после сонного паралича.

Причины появления осознанного сновидения у Кейдана, он без долгих раздумий нашел в месячном отсутствии сна. Возможно, его появления было патологией, несшей за собой необратимую вереницу последствий, но Кейдан не обращал на такую вероятность внимания. Перед его глазами возник мир, девственно чистый, созданный его подсознанием, способным уместить недосягаемые тайны, до которых невозможно было дотянуться. Это сновидения могло быть полноценной угрозой, но Кейдан был опьянён могуществом своей личности, оказавшейся на просторах принадлежащих исключительно ему. Он видел лишь непреодолимое желания изучить каждый сантиметр этих раскинувшихся пейзажей.

Поднявшись, и по новой взглянув на окружение, Кейдан увидел, что озере лежит в низине, а берег, на котором он находится, расположен рядом с пологим подъемом. За границей этого подъема раскинулась влекущая неизвестность, к которой интерес Кейдана рос с каждой секундой. Он более не мог сопротивляться этому чувству, да это было и не нужно. Бросив взгляд на далеко расположенные деревья, имеющие сейчас образ берез, Кейдан с нескрываемым трепетом зашагал вверх по склону, невольно поглядывая в сторону озера, где живут жуткие создания.

Долгий подъем сменился неожиданным пейзажем. Перед глазами предстал огромный, бесшумный город, образца двадцатого века. Его объемы было не измерить удивлённому взгляду, взирающему на высокие здания, устремляющиеся ввысь почти до самых облаков. Тысячи строений симметрично вырисовывали границу, внутри которой, здания поменьше переплетались между собой. Они наслаивались друг на друга, сопровождая длинную дорогу, от которой уходили каменные коридоры, разрезающие расстояния между всеми зданиями. Из этих коридоров выныривали полчище людей, облачённые в черные плащи и высокие цилиндры. Их фигуры, появляясь на мгновение, сразу же растворялись в дверях различных заведений, разбросанных в досягаемости их возможностей. Эта цикличная процессия повторялась, пока Кейдан завороженно наблюдал, как в огромном городе кипит непоколебимая жизнь.

На главной дороге, вдоль которой стояли сотни зданий с яркими вывесками, бесконечным строем тянулись красочные повозки, увозящие зажиточных пассажиров. Экипажи начинали свое шествия из крайнего здания, стоящего справа от места, где Кейдан лицезрел всю красоту раскинувшихся пейзажей. Поток начинал свою жизнь вытекая из широкой каменной арки, хранящей за собой непроглядную тьму. Каждая карета выглядела под стать своему пассажиру. Она могла быть сломанной, но прекрасной, могла быть уродливой, наполненной разными деталями, но вполне исправной, способной выполнять все функции, имеющиеся в ней. Кареты сочетали в себе разные качества, что делало каждый отдельный экземпляр, индивидуальным средством достижения цели.

Главными пассажирами выступали различные образы людей. В одной мог сидеть сгорбленный старик, в другой молодая девушка, в третей мужчина в рассвете сил и так до бесконечности. Единственное что объединяло их, это одежда, состоящая из черного костюма, украшенного цилиндром и тростью. Вокруг всех пассажиров чувствовалась аура способная разжечь многое внутри человека, смотрящего на их образы. Они не были обычными людьми, хоть внешние атрибуты говорили об обратном.

Люди же направлявшие кареты, были точной копией людей, бесстрастно вытекающих из каменных коридоров. Кучера были облачены в те же костюмы, что и всё населения бесшумного города. Они сидели во главе повозок, и равномерно, не тратя лишних сил, направляли лошадей по прямой дороге. Это была их работа, или быть может это было их собственное желания. Они видели в этом действие необходимость, присущую лишь избранным. Они направляли экипажи уходящие далеко за границу, до которой не мог дотянуться взгляд Кейдана.

Так бесшумный город встретил новоприбывшего гостя. Он не изменил своих устоев, не дрогнули даже банальные действия, выполняемые каждым представителем населения. Они продолжали делать то, что делали без конца, будто заведенный механизм, призванный выполнять поставленные задачи. Кейдан смотрел за мельтешащими людьми, смотрел на высокие здания, стоящие вдоль каменной дороги, смотрел на серое небо, к которому тянулись кончики каменных строений, и видел тусклый оттенок, заполнивший всё пространство вокруг, будто дождь собирался залить город своими горькими слезами. Обернувшись назад, Кейдан увидел прекрасное голубое озеро с неведомыми тварями на дне. Озеро находилось в центре долины и весь ее периметр заливало яркими лучами теплого солнца. Кейдан перевел взгляд на Бесшумный город, не имеющий и капли звука. Он обладал внешностью унылой данности, способной выдать тебе инструменты, с помощью которых ты можешь попытаться окрасить город цветами смысла и радости, но в результате эти краски пропадут, затеряются среди цветов бессмысленности и тлена. Бесшумный, серый город, выглядел безумно знакомо. Его внешняя оболочка что-то напоминала Кейдану, поэтому он без лишних раздумий направился на его улицы, попутно изучая всё вокруг.

Взгляд скользил от вывески к вывески, давая возможность прочитать причудливые названия: «Всё как у всех», «Причины забыться», «Исчезнуть никем», «Возможности» и сотни тому подобных названий. Они висели над входами в каждое здания, притягивая определенных людей, исчезающих в глубинах нужного им помещения.

Одинокий силуэт чужака, причудливо разглядывающий окружение, выделялся своим внешним видом, но ни один из местных обитателей не обращал на него внимания. Всем было плевать на возникшую деталь, проявляющую небывалый интерес к обыденной данности, что источали все предметы, которые он с энтузиазмом изучал. Внутри него бурлило всепоглощающие чувствоприключения. Он будто оказался в написанным романе, где главная роль досталась его незаурядной фигуре. Всё вокруг него было возможностью, поэтому Кейдана слегка подкосило осознания, что каждая выхваченная его вниманием деталь, имеет привкус вторичности, ибо всё вокруг уже существовало в далеких аналогах бесшумного города. Пейзажи и наполняющие его детали, впитали образы городов, стоящих за границами сновидения. Всё вокруг лишь жалкая копия, неспособная принести даже толику новизны в кипящие сознания Кейдана.

Множество деталей, кусочки неизвестного мира, были лишены своей индивидуальности, и в скором времени Кейдан утратил интерес. Внутри путешественника извне взыграл мимолетный приступ апатии, бесследно растворившийся под грузом неожиданно возникшей детали. В глубине бесшумного города, из неизвестных далей, доносился женский, едва слышный голос. Кейдан, пропитавшийся безмолвием города, почувствовал легкий холодок, струящийся по всей спине от того, что правила этого места были нарушены. Голос женщины растворялся в звучных пустотах окружения, и до единственного существа, способного его услышать, долетало лишь слабое колебания звуковых волн. Разобрать услышанное не представлялось возможным, поэтому Кейдан направился в сторону, откуда исходили единственные звуки.

Шагая в выбранном направлении, он невольно стал вглядываться в лица людей, мельтешащих словно муравьи. При первом зрительном анализе, Кейдан не нашёл в их обликах нечто способное увлечь внимания. Его интерес лежал к изучению доступных деталей, но, когда они не оправдали ожиданий, фигуры людей обрели новый свет, в котором Кейдан нашел заинтересованность.

Бесконечные потоки человеческих душ выныривали из каменных коридоров и в спешки исчезали в глубинах зданий, помеченных разнообразными вывесками. Их лица имели разный возрастной налет. В стремящийся толпе находились все, от стариков, до юношей и девушек. Единственные кто решил не присоединяться к человеческому потоку, были дети. Среди всей стремящийся массы, Кейдан не обнаружил ни одного ребенка.

Бурлящая толпа окрасила свои лица разношёрстными эмоциями. Некоторые с безразличным видом разбредались по разным зданиям. Кто-то, со слезами на глазах мялся возле входа, утопая в нерешительности, противоположностью им выступали люди с яркой улыбкой, без раздумий проникающие в первую попавшуюся дверь. Кто-то, с гневной гримасой залетал в здания, чуть ли не вырывая дверь. Кто-то, со страхом цеплялся за металлическую ручку, и, будто открывая для себя пугающие просторы, проникал во внутрь. Часть людей, с уверенностью на лице, с выверенной точностью, заходили в одно и тоже здания, другая часть с потухшими глазами, будто выполняя чью-то волю, медленно исчезали, оставляя послевкусия насилия. Некоторые, как загнанные рабы, целыми шеренгами направлялись в разные здания, на их фоне выделялись непринужденные личности, будто берущие то, что было нужно им. Все эти души, с безмолвием и кричащими эмоциями, не прекращали своего занятия. В их механически отточенных действиях читались надежды, сокрытые от них в зданиях, где растворялись фигуры разных людей. Они явно знали на что идут и были неспособны избежать заготовленной участи.

Кейдан, пересекая эмоциональные потоки, ощущал всю тяжесть мыслей, исходившую от местных жителей. Он следовал за единственным голосом, и в какой-то момент, проходя через очередной поток людей, его желания затухло на фоне всего того, что он видел в отдельных представителях протекающих жизней. Их эмоции, зародили в голове мысли, заглушающие женский голос, звучащий уже очень близко.

В одно мгновения, как по велению прописанного сюжета, люди исчезли, наряду с огромными зданиями. Взгляду предстала широкая площадь и Кейдан стоял у её начала. Удивленный открывшимися ему просторами, он оглянулся и заметил, что город всё также находится неподалеку. Здания стояли в досягаемости вытянутой руки, а люди, всё также не нарушая своего потока, тянулись в разные строения. В это мгновения, когда Кейдан пытался разобраться с произошедшим, до него наконец донесся голос, исходящей из центра площади.

В середине открытого пространства располагался монумент в виде огромного каменного дерева, изощрённо наполненного ветвями разной длины. Вокруг памятника стояло множество скамеек, украшенных металлическими фонарями, заливающими округу монумента тускло-оранжевым светом. Из глубины этой картины, струился красивый, женский голос, складывающий слова в строки песни. Кейдан зашагал по направлению к источнику изящного голоса, напоминающего голос из другого мира. Каждый шаг делался с чувством упоения. Метры, разделяющие его фигуру и источник голоса, таяли, за быстротечностью мгновения.

Приближаясь всё ближе и ближе, неразборчивая фигура, образовавшаяся с момента, когда Кейдан начал продвигаться к каменному дереву, сменила очертания размытой внешности, превращаясь в знакомый силуэт, окрашенный внешностью Ирины. Завидев незваного гостя, она прервала свое пения, и расплывшись в яркой улыбки, предложила сесть на соседнею скамейку.

– Погода здесь не самая лучшая, но такая притягательная, – сказала Ирина, глядя на гостя глазами, источающими изумрудный блеск.

Кейдан сел напротив и оценочно осмотрел свою ассистентку. Ее тело было укутано летним сарафаном, цвета кровавой луны, совершенно неподходящим под местную погоду. На голове, прикрывая ярко рыжие волосы, находилась белая широкополая шляпа. Во время порывов ветра, она своей бледной рукой придерживала шляпу от игривых потоков, трепавших сарафан и волосы. Весь образ Ирины будто источал свое собственное свечение, сливающиеся с лучами, исходящими из фонарей, создавая вкупе нечто обаятельное.

– Мир вокруг прекрасен! Всеобъемлющая тишина так упоительна, особенно на фоне всех твоих раздумий и громких переживаний, – выдержав паузу, сказала Ирина.

– Всё это плод моих переживаний? – спросил Кейдан, демонстративно оглядываясь.

– Переживания лишь инструмент, один из многих элементов, создающих сны. Тебе ли не знать этого.

– Я весьма удивлен, что мой внутренний мир, – если можно так выразиться – имеет цвет безысходности, внутри которой, холодный ветер разносит плотную тишину.

– Твой внутренний мир лежит далеко за границами снов, а существующие вокруг – это мир твоих иллюзий, мир мыслей и мировосприятия. Твои знания выступают в роли архитектора, создавая на бесцветных полях сознания, миры, наполняющиеся твоими эмоциями. Всё, о чем ты думаешь, о чем переживаешь, на что смотришь, и что слышишь, кирпичик за кирпичиком создают наполнения разных миров, разбросанных глубоко у тебя в голове.

– И что же кроится в бесшумном городе за моей спиной? – заинтересованно спросил Кейдан.

– Я не могу отвечать на подобные вопросы. Мир вокруг не склонен давать тебе ответы, сокрытые глубоко внутри себя. Он может поведать тебе свой внешний вид, всё остальные ты должен отыскать сам.

Кейдан задумчиво покосился на огромные здания, стоящие по всему городу. Ирина загадочно наблюдала за своим создателем, ее зеленые глаза ехидно высматривали читающиеся эмоции Кейдана.

– Так существуют ещё места подобные этому? – спросил Кейдан, возвращая взгляд на Ирину.

– Безусловно!

– Как мне их увидеть?

Ирина оттянула задумчивую минуту, подогревая желания гостя узнать детали мира его окружающего.

– Всё кроится в твоем пройденном, жизненном пути, – наконец ответила Ирина. – Всё что ты изучал, всё что ты обдумывал и создавал, выковали для тебя возможность заглянуть закулисы собственного сознания. Думаю, ты уже догадался, что причиной твоего появления здесь, послужил проделанный эксперимент. Своей смелостью и умом ты раздробил границу, сдерживающую сознания в привычной среде, выработанной обычной жизнью человека. Эта граница, возникающая со временем внутри каждого, создает рамки, сдерживающие разум от безграничных кладезей информации. Проделанный тобой эксперимент надломил границу, и в появившуюся трещину, твое сознание проникло на просторы собственных владений. Рискованный шаг пошатнул устои, заложенные в каждом человеке. Но ты лишь надломил границу, она не сломлена и всё так же существуют, охраняя несметные богатства, доступные лишь малому числу людей. Многие из повидавших другую сторону не смогли справиться с огромным потоком полученной информации. Их маленькие умы сгорели под давящей массой открытых возможностей. Они не справились, исчезли в приютах, где собраны такие же глупцы неспособные обуздать увиденное. Ты спросил, как тебе увидеть другие миры? Существуют лишь одна возможность и кроится она в уничтожение границы!

Кейдан вопросительно, с недоверием посмотрел в глаза Ирины, источающие захватывающий интерес.

– Уничтожить границу? Превратиться в еще одного обитателя мест, где мягкие стены не дают сбежать из окружения? – сказал Кейдан, пытаясь переварить всё услышанное.

Ирина выпрямилась. С запрокинутой головой её образ выглядел крупнее, она стала выше, и в результате острые глаза смотрели на собеседника сверху вниз. Её холодный голос, зазвучавший по-другому, закрадывался в сокровенные глубины, и Кейдан невольно стал проникаться услышанным.

– Не приравнивай себя к слабым людишкам! Твой острый ум, отточенный и безграничный, способен на многое! То, как ты прожил жизнь, создало из твоего мозга непоколебимый сосуд, способный принять всё хранящиеся за границей! С полученной информацией ты сможешь покорить мир науки, переработав знание для остального населения земли! Возможность создать что-то значимое и великое лежит совсем недалеко, нужно всего лишь протянуть руки и взять желанное.

Услышанное вдруг переполнило Кейдана противоборствующими эмоциями. С одной стороны, слова проекции его собственного сновидения воспринимались им с недоверием. Очень подозрительно выглядела концепция безграничного кладезя информации, доступного только ему. Также смущало то, что всё происходит во сне, и вероятность бесформенной чуши имела все шансы побороть дикий интерес, вызванный услышанным.

С другой стороны, Кейдан вполне мог принять то, что именно ему выпала возможность стереть границу и впитать всё сокрытое за ней. Он с детства верил в свою исключительность, размытую годами, проведенными на поприще, где его всегда обходили коллеги по цеху. Слова Ирины, разбудили из недр воспоминаний заглушенное представления своей фигуры в мире науки. Кейдан стал воспринимать появившуюся возможность, как шанс укоренить себя в роли человека исключительного.

Прошло примерно минут десять взвешивания и оценивание происходящего. Кейдан рационалист, тускнел на фоне доводов Кейдана идеалиста, и в конце концов он пришел к сомнительному мнению, озвученному Ирине.

– Всё выглядит как полный бред! Я внутри сна, слушаю рассказ о безграничном хранилище, существующим за невидимой границей внутри собственного сознания. Как мне воспринимать качество сказанного тобой? Что если, проснувшись, всё происходящие здесь улетучится как обычный сон, оставляя после себя осколки смехотворных воспоминаний? Что если я прибегну к данной возможности и мой разум сгорит в огне сумасшествия, не смотря на твою веру в мой прочный мозг?

– Кого ты пытаешься обмануть? – прервав, спросила Ирина. – Я часть тебя, часть твоих мыслей и мне доступен образ тебя настоящего. Образ бесстрашного ученого, бросающегося в пламя возможности и раздувающего его до цельного эффекта. Зачем ты рисуешь из себя жертву бредовых обстоятельств? Твои исследования привели тебя сюда и дают тебе возможность получать награду за усердный труд. И что ты делаешь? Сбегаешь? Боишься? Что так напугало тебя? Забвения? Боязнь забвения – это удел нарциссов! Смерти? Боязнь смерти – это удел глупцов! Ты никогда не был таким! Я вижу тебя насквозь Кейдан, я вижу все твои тайные мысли, я бродила по самым темным закоулкам твоего сознания. Я знаю всё мне доступное и знаю, что настоящий джентльмен науки, Кейдан Джордж Блаунт, не упустит свою возможность!

Проникновенная речь завершилась градом посыпавшихся мыслей. Эмоции взбурлили, наполняя каждый кусочек тела энергией, позволяющей принимать сложные решения. Ирина с удовольствием наблюдала как мысли Кейдана кружатся вокруг своей личности и поступков, не давая другим мыслям, наполненным сомнением и страхом, повлиять на конечное решение. Женщина с рыжими волосами вкушала результат своих манипуляций, и отталкиваясь от сказанного ей, заранее слышала слова, роящиеся в голове человека, седевшего перед ней.

– Хорошо, – тихим голосом сказал Кейдан после долгого размышления, – кажется с возрастом я стал осторожнее. Любая авантюра, представшая передо мной, всегда исчезала в клыках подробного анализа, и последующий путь, выбирался исключительно осторожно. Я гнался за мечтой, я пытался воплотить ее в реальность, хотел выпустить в жизнь, где я увижу плоды своей деятельности. Участвуя в этой погони, в слепом следовании своим убеждениям, я растерял некогда наполняющие меня чувство бесстрашия, я растерял веру в самого себя. Со временем не осталось моих истинных эмоций. Я вверг себя в пучину науки, растворяясь под важностью дела, выбранного мной в далеком детстве. Я основал себя мысленную тюрьму, за стенами которой виднелись лишь опасные пути, переплетающиеся с безвестными тропами, ведущими в ямы забвения. Я позабыл свое детство, позабыл свой бесстрашный шаг на опасный путь, в конце которого, лежала ясная поляна, где я воздвиг стены тюрьмы. Я ограничился осторожностью, желая лицезреть труды своей работы. Я пренебрёг тем чувством, создавшим меня таким, какой я есть. Быть может, всё что происходит сейчас – это новый путь, опасный и пугающий. Быть может, в его конце лежит поляна еще больших размеров, где я смогу создать целый город, позволяющий изучить все тайные тропы.

Кейдан на секунду замолчал, посмотрел на Ирины с суровой гримасой и продолжил.

– С бесстрашием в детстве я создал самого себя, и за ненадобностью забыл это чувство, недавно взыгравшее во мне новыми красками, как не странно тоже во сне. Проявив его вновь, я сделал значительный шаг в своих исследованиях. Я провел месяц без сна, и по первым прогнозам, мое лекарство работает исправно. Вновь бесстрашие завернуло мою жизненную дугу, направляя её в великое будущие. Я с уверенностью могу сказать, что значимые моменты моей жизни сопровождались бесстрашием, и я намерен проявить его вновь, ибо вижу перед собой новый поворот, за которым, возможно, находится идеальное будущие. Как мне увидеть другие миры? Как стереть ту границу, охраняющую несметные сокровища информации?

Ирина внимательно наблюдала во время всего излияния мыслей. По завершению сего процесса она получила желанный вопрос, на который поспешила ответить.

– Ты уже надломил границу. Делай то, что делал, но прибавь к этому чуточку риска.

Кейдан вскинул брови, внимательно всматриваясь в свою ассистентку. Полученный ответ источал сомнения и недопонимания. Своими глазами он прожигал фигуру женщины, пытаясь донести, что ответ не соответствует заявленному желанию Ирины преподнести способ проникнуть за границу. Кейдан ожидал услышать понятный ответ, требующий понятных действий. Ирина не желала более говорить, несмотря на пылающие глаза Кейдана. Она умолкла, не давая пояснений. И тогда он решил было озвучить свои мысли, но его остановило неожиданное происшествия.

Фонари, окружающие две одинокие фигуры, постепенно заглушали свет, исходящий из собственных недр. Лучи покидали округу, превращая её в пугающие плато ускользающей жизни. Всё вокруг заполнялось прожорливой тьмой, поглощающей даже тусклые отблески бесшумного города. Кейдан ошарашенно наблюдал за происходящим. Глазами он бегал, пытаясь нащупать ориентиры в сгущающийся тьме, но не найдя ничего, внутри него взыграли чувства, разбудившие из недр давно забытое ощущения истинного страха. Всё тело наполнилось тяжестью, захватывающий контроль над движением конечностей. Страх, как язвительный паразит, похитил возможность сбежать, похитил голос, растворил мысли и воссел на троне правящих эмоций. Кейдан не мог пошевелиться, но мог бегло осматривать сгущающийся мрак, внутри которого, совсем близко, исчезла фигура Ирины, оставив после себя лишь ярко зеленные глаза. Два горящих огонька смотрели на него, и через мгновения, вокруг стали вспыхивать другие глаза. Мириады разноцветных источников слабого света возникали повсюду, заполняя всё пространство вокруг. От неисчислимого количества пар глаз, тьма расступилась, проявляя хозяев в своем истинном обличие. Это были те самые создание с глубин голубого озера. Их внешний вид остался таким же пугающим, как и при первой визуальной встречи. Их разные по размеру тела заполняли площадь, их жадные взгляды были направленны исключительно на одинокого мужчину, скованного страхом. Кейдан закрыв глаза попытался мысленно исчезнуть из этого мира, но тихий, женский голос побудил открыть их вновь.

– Еще увидимся, Кейдан.

После прозвучавших слов, стая непонятных созданий рванулась с места, направляясь к своему создателю.

Глава – 4

Пугающие создание растворились в мгновения ока. Окружающая их тьма сменилась спасительным светом раннего утра. Сознание сквозь пелену, заслоняющую глаза, в стремительном темпе оценило окружения, и в успокаивающем результате, блаженно созерцало знакомый кабинет. Кейдан проснулся, проспав десять часов, о чем свидетельствовали всё те же часы на стене. Увидев время и высчитав, в слабо работающем сознание, количество провиденных во сне часов, Кейдан ощутил нарастающую немощность, наполняющую тело с ног до головы. Схватив блокнот, лежащий неподалеку, он мысленно вернулся в пучины своего сна, ставшего пугающим воспоминанием. Собрав картину, сотворенную собственным сознанием, Кейдан принялся беспощадно записывать всё увиденное. Слова струились в блокнот, перенося детали несуществующего мира, наполненные эмоциями создателя, вырвавшимися при первом контакте.

Делая записи, Кейдан погрузился в свое неостывшее воспоминание, полностью отключившись от внешнего мира, где пара зеленных глаз наблюдали, считывали информацию и передавали её рукам, усердно записывающим всё происходящие.

Отложив блокнот, вместивший в себя всё что требовало упоминания, Кейдан откинулся на кровать, растворяясь под давящей немощностью. Всё его тело сгорало от непривычных ощущений, но мысли занимались исключительно увиденным во сне. Он думал над своими словами, думал над полученным неоднозначным ответом, перебирал возможности, требующие риска. Всё его сознание улетучилось на поля раздумий, откуда его вырвали прозвучавшие слова.

– Вот мы и снова встретились.

Голос Ирины, прозвучавший неожиданно, разжег внутри пламя страха, в недрах которого, сознание Кейдана растворялось последние мгновения сна. Вскочив, он ошарашенно осмотрел кабинет, и обнаружив Ирину, выполняющую свою обязанность, укротил возникший страх рациональными мыслями, под давлением которых, природные эмоции затухли так же стремительно, как и возникли. Перекинувшись парой слов, он описал ей свое состояние и рассказал, избегая подробностей, детали сна. Ирина заинтересованно слушала, попутно делая пометки. Изложив всё, что казалось важным донести, Кейдан закурил притягательную сигарету. Её дым наполнил легкие, распространяя по всему телу удовлетворение, из-за чего мысли вновь закрутились вокруг сказанного во сне.

Сигарета за сигаретой расширяли просторы мыслительного процесса. Минуты тянулись, превращая себя в долгие часы поиска нужного Кейдану действия. Каждая возможность, каждый шаг, каждый момент, процеживались через сопутствующий с ними риск, с целью найти то, о чем говорила Ирина во сне. Неоднозначный ответ, в пугающем своей концовкой сновидении, не воспринялся бы своим создателем всерьез, если бы не обладал неведомой притягательностью. Тот сон исчез уже как пару часов, и всё что он мог оставить после себя, это непроглядную тьму, помноженную на прожигающий страх, безусловно оттолкнувший бы любое здравомыслящие создание. То была иллюзия, созданная собственным подсознанием, мимолетный эпизод полета мыслей и информации. Всё что там происходило не имеет веса в мире реальном. Так рассудил бы каждый, так рассудил и Кейдан, в момент, когда проснулся. Всё показалось глупым, не имеющим и шанса на толику здравого смысла. Но по истечению нескольких часов раздумий, где-то глубоко внутри сознания назревало чувство неполноценности, разделившее влияние с желанием вновь лицезреть несуществующие миры. Эти чувства крепли, набирались сил, и по прошествии нескольких часов раздумий, могли потягаться с мыслями, черпающими силы в чистой логике. Кейдан продолжил искать возможность выполнить условия, способное уничтожить границу, где укрылись тонны информации. Он более не думал о прошедшем сне как о бредовом моменте, он воспринимал всё случившиеся за чистую монету.

Вскоре мысли, считавшие своим долгом доказать, что увиденное в глубинах собственного сознания всего лишь эпизод зачастую случавшихся сновидений, исчезли в пламени необузданного желания вновь посетить те неизведанные просторы.

Прошла неделя после необходимого эпизода естественного сна. Кейдан вновь начал принимать лекарство, продолжая свое исследования. Всё время, прошедшее с момента пробуждения, мысли о необходимом риске, продолжали бороздить среди возможных вариантов. Из раза в раз, кандидатуры, выставленные на умножение риском, теряли смысл за ненадобностью рискованных шагов. Но мысли не хотели отступать, напротив, они крепли в своих желаниях, теряя при этом возможность найти нужный ответ.

Спустя две недели, решение всё также оставалось в темноте. Прием лекарства продолжался, и на десятый день вновь появилась головная боль. Симптомы продолжались три дня и с наступлением четвертого полностью исчезли, оставляя после себя небывалую легкость полета мыслей. Подопытный, в одном лице с ученый ставящим эксперимент, решил его не прерывать в связи с повторным эпизодом патологии. Причиной такого безрассудства стала возможность проявить в своей работе желанный риск, являющейся по завету ключом, отпирающим неведомые двери. Риск, приложенный к трем дням, сопровождающимся головной болью, не оказал желанного эффекта, но быть может выполнил один из многих пунктов требующих рискованных решений.

Последующие дни протекали в небывалой работе фантазии. Подобное уже случалось, и причиной для этого также выступала головная боль. Но по сравнению с первым случаем, новый эпизод имел более детальное представления явившихся фантазий.

Вновь вооружившись ручкой и блокнотом, Кейдан стал воссоздавать всё то, что явилось ему в воображении.

Сначала мысли, как робкие создания, касались лишь маленьких деталей, создавая по чуть-чуть наполнения всевозможных миров. То были лишь кусочки от полноценной картины, проявившей себя спустя несколько дней, вновь воспылавшей работы фантазии. Маленькие детали раскрыли под собой невероятно огромные миры, внутри которых, прятались разные условности, присущие той или иной вселенной. Так, в одном из миров, существовала условность, заключающаяся в невообразимом холоде, покрывающим всю местность, где жили существа, адаптировавшиеся к такому суровому природному явлению. У них не было выбора, где существовать, поэтому единственное что им оставалось – это улучшать то, что они уже имеют. Каждый день в том мире, существа, обладающие антропоморфным видом, проводят в созидание лучших условий. Они создают города, строят дома внутри границ этого города, наполняют их разной атрибутикой и необходимыми предметами, позволяющими существовать в лучших, доступных условиях. Так они проживают год за годом, пока природа не усугубляет ситуацию, делаясь еще более злее к своим единственным обитателям. Тогда жители повторяют всё вновь и вновь, урезая при этом возможности своей жизни. Они уже не могут выходить на улицу, не могут видеть своих сородичей, не могут поговорить, не могут даже спокойно вздохнуть, ибо над ними нависла могущественная сила, не позволяющая действовать так как им захочется.

Этот мир, холодный и пугающий, был первым возникшем в голове Кейдана. Он перенес его на бумагу, пытаясь выцепить все пылающие ярким светом детали. Кейдан хотел увидеть в них нечто способное навести на то, о чем он думал последние недели. Его желания пыталось отыскать, в открывшихся деталях, намеки, подсказывающие как можно применить рискованные шаги.

На следующий день, холодные следы стёрлись, впуская другие миры. Его детали угасли, поджигая новые подробности необъятных вселенных. Каждый день новые подробности заполняли пустующие страницы блокнота. На первой странице красовался холодный мир, полностью покрытым льдом. Затем, словно противоборствующая ей сила, появился мир, где жара уничтожила почти всё, оставляя своему населению, состоящему полностью из людей, единственный способ пропитания. Этим способом был каннибализм, и он лежал в основе всех поселений, существующих в этой вселенной. Люди пожирали друг друга чтобы выжить. Они съедали самых сильных в своей деревне, ибо считали, что мощь и природная сила доступная только им, после поедания, перейдет в их владения.

Эта вселенная открылась на второй день работы фантазии, а на третей уже исчезла, впуская новый мир. Им оказалось место, заполненное водой.

Бесконечные просторы вмещали в себя толщи воды, на дне которой, раскинулись необъятные города, с жителями похожими на осьминогов. Они жили в рамках своего населенного пункта, никак не соприкасаясь с другими городами, стоящими по соседству. Существа эти занимались исключительно строительством, возводя новые здания, истинные цели которых, плавали на туманном берегу практичности. Они строили их сотнями, и большинством из них были здания, чей способ применения читался как открытая книга. Это были храмы, внутри которых восседало божество, вырезанное из камня и похожее на всех существ, заполняющих города под тоннами воды. У их главного объекта для поклонения была черная чешуйчатая кожа, крылья за спиной, красные глаза, свисающие щупальцы с подбородка непонятной головы, и ко всему прочему, вокруг него словно витало чувство страха, необузданного ужаса, сковывающего любого, кто на него посмотрит. Для местных жителей это было божество придающие им сил работать. Оно было идолом способным на всё, что возникало в головах существ, молящихся его могуществу. Помимо храмов, возникающих каждый день, также появлялись разные здания. Высокие и больше, маленькие и низкие, средние, прекрасные и ужасные, с легко читаемым применением и полностью закрытые от любых догадок, касающихся доступных функций. Города росли ежеминутно и это было главной задачей обитающих внутри существ.

Перенося детали этой вселенной на листы, Кейдан прочел в ней вдохновения, вызванное одним небезызвестным автором. Он видел в своем повествования явные отсылки к его творчеству, что заставило усомниться в ценности своих фантазий. Кейдан задумался о их качестве, видя внутри возможное подражание, а не искренней полет, берущий начало где-то глубоко в свободе, царившей в голове.

К четвертой возникшей вселенной, Кейдан отнесся с легким оттенком недоверия. Он всё также записывал детали, переносил все доступные элементы на бумагу, но воспринимал их уже не с таким ярым восторгом.

Все миры, возникающие позже, воспринимались точно также. Каждая деталь записывалась, но делалось это скорей из-за желания усомниться в собственных догадках. Кейдан думал, что ошибся, или точнее сказать хотел, чтобы ошибся. Ведь однажды, примерно на двадцатый день, в голове возник образ циклопического города, в глубинах которого, хранились недоступные абсолютно никому знания, включающие в себя хронологию возникновения и существования этого города. Все события, описанные в тех книгах, лежащих в огромных библиотеках, велись исключительно вокруг необъятного пласта информации, хранящегося в самой истории этого города. Она бесконечно накапливалась, начиная с момента возникновения города. Местные жители записывали абсолютно всё. Записывали результаты проделанных исследований, открытия, догадки, научные роботы, художественные труды, историю, биографию отдельных личностей, состояния населения, состояния природы и многое другое. И для Кейдана, живущего в аналоге этого мира, подобное открытия должно было выглядеть как неприметный аспект, но был момент, выделяющий тот мир от мира, где Кейдан жил по-настоящему. Вселенная, где находился город, хранящий внутри несметные богатства информации, был колыбелью цивилизации. Он продвинулся на много тысячелетий вперед, и вся его история была записана и спрятана, смиренно ожидая своего создателя. Он явится извне и получит информацию, с помощью которой увеличит свое могущество.

Был ли этот сюжет отражениям собственных желаний, Кейдан не мог определить. Он хотел видеть в этом то, о чем говорила Ирина во сне. Концепция необъятного кладезя информации выглядела для него сначала ориентиром, способным показать истинный маршрут, но по истечению нескольких часов раздумий, теряла свет и становилась темным уголком, отражающим собственные желания.

Последующие дни пролетали в заполнение чистых листов бумаги бесконечным описанием всевозможных деталей, из раза в раз, прочитывая которые, Кейдан убеждался в их дешевизне и видел лишь прозаический способ применения. Они не были маяком или атрибутом правильного пути. Просто пустое повествования, неспособное ничего проявить. За ними не крылось способа или намека, готового указать куда двигаться чтобы получить то, что сияло в голове.

Подходило заветное число требующие нового эпизода обычного сна. Весь прошедший месяц протекал умерено. Все занятия, наполняющие бытие Кейдана, соблюдались в устоявшимся порядке, за исключением прибавившегося создания разных вселенных, утративших свою ценность. Это занятия не было новым, ибо уже возникали эпизоды усиленной работы фантазии. Они просто дополняли расписанный день, занимая место, отведенное чтению.

Так пролетел месяц, и лишь однажды удалось умножить происходящие на долю риска. Хватило ли этого эпизода для того, чтобы стереть охраняющую границу, Кейдан не мог определить. Всё, о чем он мог сейчас думать, это о воспылавшем желание вновь окунуться в те миры и отправиться в собственное путешествия, ища свой неведомый Кадат. Чувство авантюризма разожгло небывалые эмоции внутри, и их результатом стали мысли, неожиданно натолкнувшие его на истинное применение риска. Он вдруг прозрел и осознал, где именно надломил границу и что подразумевала проекция Ирины, прося прибавить больше риска. То осознанное сновидения, случившееся после месяца приема ЛОС-17, стало побочным эффектом или небывалой возможностью, вызванной отсутствием обычного сна. Первый эксперимент надломил границу и позволил сознанию Кейдана проникнуть на просторы сновидения. То был результат месяца без сна. А что, если прибавить ко всему этому риска, и увеличить число дней без сна на два месяца? Кейдан увидел в своем размышление то единственное, о чем неустанно думал последний месяц.

Вооружившись идей небывалого безрассудства, неприемлемого для ученного, Кейдан поведал своей ассистентки план на ближайший месяц. Его уста излагали слова, наполненные нотками безумия, упрятанными в обёртку яркого любопытства. Он наскоро придумал объяснение своего решения, желая прикрыть истинные мотивы легкой ложью. Ирина внимала всему услышанному, не осмелившись вставить ни единого слова. Она воспринимала всё с восторгом, хоть внешне и оставалась неизменна. Так же осталось неизменной её роль на ближайший месяц.

Рассказывая Ирине неполную картину, внутри Кейдана затаилась маленькая деталь его прошлого отношения. Глубоко под коркой затмевающих желаний, сплетался клубок, и как снежный ком вбирал всё больше и больше сомнений, в результате становясь навязчивой мыслью, способной стоять на одном уровне с желаниями. Господство притягательной идеи пошатнулось под грузом сомнений, берущих свое начало в маленькой лжи, унёсшей истинные причины изменения хода исследования. Он посмотрел на себя со стороны, слушал свои слова и не узнавал человека, чей голос отражался в его собственном мозгу. Опьянённое создание, вот что предстало перед Кейданом. Оно жалобно цеплялось за любую возможность вновь увидеть несуществующие вселенные. То создание, объясняло самому себе, что истинные мотивы такого влечение сокрыты сугубо в научных интересах. Кейдан смотрел на него, смотрел на самого себя, смотрел в глубины собственных желаний, и видя лишь туманное представления, погрузился внутрь его, ища ответ на яркость своего влечения. Там ему предстало оказаться в потоке искрящийся тяги, жалобно молившей о новой возможности вновь оказаться на задворках собственного сознания. Стремясь по этому потоку, углубляясь всё глубже и глубже, он оказался в потаённых уголках, где всё говорило голосом правды, там нет места лжи, ибо только глупец врет самому себе. Кейдан не был глупцом, он был лишь свидетелем собственных миров, он стал пленником чарующей красоты возможностей, сокрытых в его сознание. Ком сомнений понемногу растворялся перед будоражащим светом истинных желаний.

Кейдан, погрузившись в поток, словно оказался в недрах яркого пламени, под гнетом которого, любые возведенные глыбы растворялись, позволяя постепенно отбрасывать недоумение и после слиться воедино с опьянённым созданием. Он думал и не замечал, как сплетается с человеком, чей образ мышления еще несколько минут назад выглядел отталкивающе и неестественно. Смертью старого Кейдана, стала искренность нужды, воспылавшая по мере продвижения внутри потока, ощутив которую, отпали все сомнения, и предстоящий риск без остатка воспринялся как благое дело, не требующее пояснения. Образ недостойного человека со странными желаниями исчез, впуская в свое восприятия человека, думающего о своих желаниях с оттенком сомнения. Кейдан изменился, видя всё могущество, царившее внутри потока истинных желаний, заключающихся в создание возможности вновь оказаться в мирах, сотворенных в собственном сознание.

Увиденный некогда мир, обладал чем-то особенным, чем-то влекущим вновь оказаться там. Это влечения больше походило на эффект одурманивающих веществ. Они, проникая в организм, приносят желанные ощущения, отсутствия которых, рождают внутри жажду вновь ощущать то, что организм получал, когда всё вожделенное воплощалось в жизнь. Тот мир, возникший на короткое мгновения, стал одурманивающим веществом. В нем крылось что-то большее чем обаятельная обложка, скрывающая внутри нечто, способное принести необъемлемые богатства. Тот мир стал пылающим огнем в холодном лесу прозаической жизни. Его пламя вобрало в себя давно возникшие желания спасти человечество от гнета сна и услышанные слова, прозвучавшие от проекции Ирины. Собрав внутри себя два этих пункта, пламя разгоралась до ярко сияющего желания, способного принести любое объяснения, позволяющие убедить даже самые пытливые умы.

В недрах возникшего мира, укрылось нечто, призывающие своего создателя вновь посетить небывалой красоты просторы, вновь окунуться в изучения, открывая для себя зашифрованную информацию, вновь лицезреть результат работы своего сознания. И в то время, пока создатель созерцает всю красоту своего шедевра, то нечто, скрытое внутри, получает желанное, получает сознание, ошибочно полагающие, что именно оно, создало всё, до чего дотягивается его невинный взор.

День за днем пролетали в безумно ускоренном темпе, словно пытаясь максимально быстро приблизить назревающие событие. Структурно дни не поменялись, все занятия, наполняющие их, остались в том же положение, безустанно выполняя роль отвлечения, дабы дни протекали быстрее. График дня начинался, как ни странно, с ночи, а именно с приема лекарства. Далее следовала работа, заключающаяся в наблюдение за особями, принимающими тоже лекарство что и Кейдан. Несмотря на то, что главным подопытным был Кейдан, это никак не повлияло на работу с животными. Всё также продолжалось исследования, отличающиеся лишь тем, что за главным ученным наблюдали зеленые глаза, а нежные руки делали записи по нему самому. Этап работ занимал львиную долю всего времени. Оставшиеся часы разделялись на досуг, сведенный исключительно к созданию миров, и на прием пищи. Далее наступало время лекарства. Новый день возникал через час, и все вышеописанные занятие повторялись вновь и вновь. Это скудное на радости времяпрепровождения, свело бы с ума любого экстраверта, но Кейдан, обладая даром использовать всё свое время исключительно на нужные ему занятия, не видел в своем стиле жизни нечего отталкивающего. Более того, с принятием своих истинных желаний, возникших недавно, на горизонте засияло нечто обаятельное, способное обосновать любое занятие, ведущие к нему. Все дни, раскиданные на ближайший месяц, походили друг на друга как две капли воды, за исключением нескольких эпизодов.

Первый случай произошел на сороковой день приема лекарства. В тот день, Кейдан, после заполнения очередного листа бумаги своими фантазиями, ощутил острое желания вновь окунуться в литературные произведения. Наслаждаясь книгой, он откинулся на спинку специально предназначенного кресла, стоящего в библиотеки. Бегая взглядом по строкам, умело повествующим о приключениях главного героя, Кейдан заметил, что свет в библиотеки начал затухать. Отложив книгу, с ним случился эпизод мысленной подмены. Все окружающие полки начали размываться, впоследствии оставляя после себя непроглядную тьму. Барахтаясь в пучинах темноты, он услышал далекий крик, похожий на то, как вопит человек наблюдая нечто ужасное. Через несколько секунд всё стихло, тьма расселась, оголяя человека, сидящего на полу посередине библиотеки. Осознание наполнило всё нутро, сигналящие о возможной опасности, сокрытой в этом случаи галлюцинации. Но Кейдан решительно откинул все домыслы о том, что произошедшее несет в себя злобу и разрушения. Он видел лишь подтверждения правильности выбранного пути.

На этом странности не закончились. Напротив, подобные эпизоды приобрели регулярность, и с каждым новым случаем они окрашивались всё большей живостью. Так на сорок шестой день, во время работы, случился инцидент возникновения неведомых просторов. Сидя в кабинете и делая пометки, Кейдана привлек необычный звук, доносящийся слева от стола. Звук этот был схож с потрескиванием дров, исчезающих в огне пустоты, ибо камин, находившийся слева, оставался холоден. Повернувшись на звук, он увидел коридор, берущий начало в маленькой каминной топке. Приблизившись, Кейдан склонился, и заглянув в возникший коридор увидел каменную кладку высоких стен, симметрично создававшую протяжной туннель, расстилающийся на многие мили вглубь неизведанных пустот. В конце этого туннеля, заливая светом дальние отрезки стен, разверзлась огненная пасть, создавая те самые звуки привлёкшие внимания. Огонь, как и подобает его фигуре в мире реальном, увеличивался, даже не имея внутри себя подходящего топлива. Он поглощал всё больше и больше пространства, неизбежно приближаясь к единственному выходу, где находился человек, любопытно взирающий на труды своего собственного воображения. Он не испугался надвигающийся катастрофы, так как понимал, что всё происходящие, это последствие приближающегося свидания. Не распыляя внимания, Кейдан смотрел как пламя беспрестанно заполняло коридор, и где-то на середине стало отчетливо видно использующиеся топливо. Как оказалось всё же был источник, поддерживающий пламя, и разглядев его, Кейдан ужаснулся. Пламя двигалось, сжигая внутри себя человеческие тела. Словно не чувствуя боли, они продолжали свой марш смерти, неся на себе яркое пламя. Некоторые тела, не выдерживая падали на пол, где огонь, как сорвавшаяся собака, разрывал добычу, и от невообразимой мощи трескались кости, создавая звук, так похожий на треск горящего полена. Вся эта процессия несла внутри себя множество людей. По внешнему виду было невозможно определить половой признак, пламя стерло все отличительные черты. Единственное что можно было разобрать, это возраст некоторых, определяемый по росту. Выцепить взглядом удалось лишь стариков и маленький детей, повергших единственного зрителя в плотный ужас. Холодной хваткой, страх зажал в своих руках горло и желудок. Осознание происходящего улетучилось, оставляя место лишь природному чувству, вызванному собственным сознанием. Страх удерживал на месте, не давая возможности двинуться, и лишь когда из маленького отверстия, где раньше исчезали дрова, потянулась обгоревшая рука, ужас усилился настолько, что всё тело разморозилось и бросилось бежать.

Ноги неслись в сумасшедшем темпе, унося как можно дальше пустое тело, покинутое сознанием. Пролетали комнаты, лестничные пролеты, парадный вход, деревья, укутанные в первый снег. Лишь когда он пробежал по лесу несколько метров, страх отпустил его, впуская взамен чувство дикого холода, пронизывающего до самых костей. Зима заявила о своем появление. Всё вокруг, представшее перед глазами Кейдана, облачилось в белый цвет, украшенный лучами молодого, зимнего солнца. Лесная глушь впустила в свои дебри задыхающегося человека, убегающего от собственных иллюзий. Он остановился посреди поляны, ошарашенно оглядывая местность, в которой мгновенно оказался. Еще секунду назад он находился в своем кабинете и лицезрел труды собственного воображения. Что же сейчас предстало перед ним? Новый эпизод игры его воображения? Или суровая реальность, где воображения привело бессознательное тело, унося его от собственных плодов? Оказавшись в лесу, понимание происходящего стремительно растворило восприятие, стирая тем самым черту, делая невозможным отличить мир реальный, от мира выдуманного. Бегая глазами по окружению, считывая информацию, Кейдан не мог обнаружить те детали, делающие его мир привычно знакомым. Всё слилось воедино благодаря недавнему событию. Мир реальный, в котором без сомнений находился Кейдан, утратил опознавательную уникальность и ему понадобилось много времени, чтобы вернуть доверия запутавшегося человека.

Сгорая в холоде, Кейдан блуждал среди деревьев, неспешно возвращаясь в свою обитель. Он внимательно вглядывался во всё окружения, пытаясь углядеть забытые атрибуты вселенной, где существует и живет. Продвигаясь к особняку, в стенах которого таится успокаивающие тепло, детали, выхватываемые из окрестности, убедили человека, взирающего на них глазами полными сомнения, что реальность вокруг, это известное ему мироздание. Мир реальный вновь приобрел статус, закрепляющий за ним право на единоличное существования. Убежденностьв том, что окружение не выдумка собственного воображения, крепла, и в то же время подогревала желания вновь вернуться в особняк. Увиденная обычность, успокаивающе сопроводила замершее тело до собственных дверей, откуда Кейдан беспамятства вылетел. Аккурат проникнув внутрь, как вор на цыпочках пройдя вдоль стены, он остановился возле своего кабинета, сгораемый в нерешительности. Притаившись, Кейдан украдкой заглянул в свое владения и не увидев ничего противоестественного, окончательно успокоился. Камин был холоден и пуст. Огненный коридор исчез, его создания, жители тех потаённых и неизведанных иллюзий, исчезли вмести с ним. Всё стало как обычно, но галлюцинации не прекратились.

Новые эпизоды возникали вновь и вновь. Появлялись всё новые детали и миры, новые существа и обстоятельства, новое качество и восприятие, но ничего из этого не могло сравниться в ощущениях с огненным коридорам. Все последующие видение вновь воспринимались сугубо в виде несуществующих сюжетов и картин. Количеством они приумножались, и по прошествии пятидесяти пяти дней без сна, случалось, что за сутки происходило четыре – пять эпизода мысленного созидания. Они возникали совершенно спонтанно, иногда даже следовали непрерывно друг за другом. Сюжетно они были разнообразно уникальны. Всё происходящие в них воспринималось с интригующим интересом. Каждая секунда и каждая деталь, отдаляли воспоминание о пережитом ужасе. С каждым новым эпизодом, желания посетить то место, где Кейдан оказался в первую ночь сна, невообразимо плотно заполняло нутро, вытесняя все страхи и предубеждения, возникшие после самой яркой галлюцинации. Вновь созерцая частицы неведомых миров, вновь ощущая зов желаний, затмевающих всё, Кейдан существовал в вакууме из собственных соображений. Он чувствовал приближения момента истинны, и из-за этого чувства, каждое мгновения вне реальности, стало усладой для него. Все дни, идущие друг за другом в строгом марше ожидания, наполнялись игрой воображения, вызванного непонятными обстоятельствами, на которые сам создатель не обращал внимания. Кейдан ощущал лишь торжество грядущей даты, обозначающий два месяца без сна. Сутки сменялись, желания росло, черпая вдохновения в коротких эпизодах проявления явной патологии, упорно не замечаемой жертвой этих эпизодов. Кейдан пропал, растворился в неведомых ему чувствах. Единственное, что он замечал, это исчезающие дни и яркие сюжеты, свидетельствующие ему о том, что близится момент торжества.

Последняя неделя, последний рывок, последние секунды перед проникновением за отделяющую границу, где с одной стороны находится реальность, а с другой бесконечно огромные объемы информации. Эта неделя, символически важная, отличалась от прошедшего месяца. Видение, наполняющие часть принесенных в жертву дней, постепенно теряли краски и живость происходящего. Картины, представавшие с завидной регулярностью, сбросили обороты и постепенно вовсе перестали появляться. Это событие испугало Кейдана. Он подумал, что где-то допустил ошибку, и грезы, свидетельствующие лично для него о том, что миры собственного воображения совсем близко, утратили связь со своим создателем.

«Они исчезли! Растворились в моих собственных ошибках. Но где я допустил оплошность? Где свернул, не там, оставляя нужный поворот за спиной? Как узнать, что ждет меня впереди?»

Все оставшиеся дни протекали в унылом ожидание конца остаточных мгновений. Время тянулось, нещадно превращая каждую минуты в острую нехватку уже привычных видений. День за днем, час за часом, минута за минутой время иссякало, в томительном ключе приближая беспощадно медленный конец проделанной работы. За плечами останутся старые желания и причины, впереди воссияют и станут наградой плоды приложенных усилий. Кейдан вступил на финишную прямую, со всех сторон поглощаемую сомнительными ощущениями, подпитанными исчезновением мимолетных кадров, рожденных в глубине сознания. Он плелся по этой прямой, усердно не принимая возможность утраты связи, с открывшейся ему, потаенной частью самого себя. И так, терзаемый с одной стороны и поддерживающий себя с другой, он пришел к финальной черте, определённой в действия, а именно финальный аккорд в виде непривычного сна.

Откинув мысли, освободив голову от всего ненужного, Кейдан томясь в ожидание неспешно поглаживал своего старого приятеля. Арчибальд, отвечая на ласку хозяина, мелодично мурлыкал, лежа по правую сторону от него. Они расположились на заранее приготовленной кровати, стоящей в кабинете Кейдана. Слева от двух друзей блестели зеленные глаза, светившиеся даже в темноте. Широкие зрачки смотрели как замедляется дыхание её объекта для исследования. Его медленные движения, ласкающие кота, вовсе прекратились, и рука безжизненно упала вдоль тела. Мысли угасли и огонёк внутри провалился в забытье, оставляя лишь тело, покинутое сознанием.

Глава – 5

Холодный ветер пронизывает одиноко лежащего человека. Неизвестный везде, он исчез из далеких краев, ушел, покинул родные места, устремляясь глубоко в собственное сознание. Поставив всё, сыграв в игру со своими желаниями, где на кону неосязаемое золото, он получил возможность, получил бескрайние просторы, наполненные тем самым золотом, которое дороже любых сокровищ.

Раскинувшиеся раздолья получали пристальное внимание, испускаемое из девственного разума, неспособного определить, что происходит вокруг. В голове пришельца чистая, непорочная пустота, распространяющая непонятное блаженство, и в то же время, заполняющаяся чувством тревоги и растерянности. Вокруг виднеются лишь контуры, незнакомая местность и незнакомое тело, увиденное при осмотре себя. Он позабыл свое имя, позабыл прошлое и настоящие, определяющие кто есть человек как индивидуальная личность. Перед его глазами чужое тело, наполненное собственным сознанием, не имеющим каких-либо воспоминаний. Попытки вспомнить хоть что-то связанное с собой, разбились об скалы непроглядной пустоты внутри. Чувство растерянности и непонимания происходящего укреплялось, и единственным решением, позволяющим утихомирить разгоревшиеся пламя неполноценности, стала необходимость откинуть все будоражащие чувства и пуститься в изучения раскинувшихся деталей. Это действия позволяло сбросить градус задумчивости, параллельно отвлекая от состояния, в котором находилось сознания, и позволяло ублажить возникшее, из неоткуда, желания поглощать информационные частицы.

Поднявшись на дрожащие ноги, дабы разглядеть местность получше, человека вдруг окатила струя холодного воздуха, вырвавшегося словно из просторов промерзлой зимы, не обращающей внимания, что в праве пользования сейчас находится примерно середина лета. Продрогнув и сразу же пригревшись солнцем, мужчина лет тридцати – сорока, пустился в визуальное изучения открывшихся просторов.

Взору предстала широкая поляна, устремляющая свой противоположный край настолько далеко, что глаза не могли определить всю протяженность. Весь её периметр заливали лучи полуденного солнца, струящиеся от голубого неба над головой. На протяжение всей длинны этой необъятной местности, росла невысокая трава, изредка впускающая в свои владения большие камни, лежащие на одинаковом расстоянии друг от друга. Эти куски некогда огромных скал, безмятежно существовали в местности, где они были словно изгои, брошенные на вечное уединения среди бескрайних просторов колышущийся зелени. Трава обволакивала каждый сантиметр их основы, и переплетаясь, устремлялась дальше, словно не замечая огромных валунов, на которые изредка садились птицы.

Путь травы лежал до лесной границы, стоящей с трех сторон от человека, взирающего на местность вокруг. Его словно заперли в неполный прямоугольник, где одна сторона исчезла в дальних просторах, до которых взгляд не мог дотянуться. Три же остальные стороны, были лесной полосой, отделяющей огромную поляну, заросшую травой, от высоких деревьев, взглянув на которые, внимания неосознанно уносилось ввысь.

Там, куда устремлялось внимания Кейдана, белые облака медленно плыли в сопровождении унылого взгляда, взирающего на воздушные фигуры с чувством, порождающим небывалое спокойствие. Он наблюдал как необузданный скульптор, резвившийся на просторах бескрайнего неба, создавал разные фигуры, рождающие в голове фантазии, связанные с формами этих самых, причудливых фигур. Ваятель обитающих в своих владениях, был творцом способным увлечь даже такого искушенного зрителя как Кейдан. Его могущество и неосознанный талант, отраженный через собственных детей, через части самого себя, остался в фигурах, где главным материалом для создания были продукты конденсации водяного пара, кружившие над головою Кейдана.

Когда ветру надоедало существовать в рамках своего царства, он спускался ниже, качая высокие кроны деревьев и дотрагиваясь до кожи одиноко стоящего человека. Кейдан в это время смотрел ввысь, смотрел на дикую необузданную природу, пустую, скупую на детали, смотрел в бескрайние просторы, не видя ничего кроме своей беспомощности. Смотрел везде, но не слушал, не прислушивался к неизвестному языку, доносящемуся со стороны леса.

Обрывки фраз, произнесенные почти шепотом, наконец достигли Кейдана. Сбежав из зрительного плена, сознание уловило два юных голоса, произносящих странные слова. Их говор и наполняющие эмоции, еле читаемые из-за расстояния, рождали направления их перешёптывания. Без всяких сомнений они обсуждали пришельца, стоящего на поляне, где два юных создания очень часто переходят из одной части леса в другую. Повторяя это действия вновь, они наткнулись на странного человека. Укрывшись за кустами, хозяева голосов смотрели на него глазами полными надежды и удивления. Они изучали каждый дюйм, каждую деталь, насыщаясь осколками неизвестного мира. Пришелец стал объектом безумного интереса, на ряду со страхом неизвестности.

Пристально наблюдая, они сопровождали свои мысли непонятной речью, обмениваясь между собой впечатлениями и догадками. Кейдан без труда определил их местоположения. Звуки доносились из-за кустов, растущих возле окраины леса между нескольких деревьев, находящихся справа от него. Листва на тех деревьях еще заливалась ярко зелёным цветом, а кусты, так обширно раскиданные у их корней, казалось только начали цвести и тянуть свои лозы к вершинам, обвивая каждый дюйм ствола.

Завидев пристальное внимание к своему укрытию, голоса затихли. Кейдан знал, что там притаились дети, он понял это сразу же как до него донёсся тембр их голоса. Возрастное определения позволило утолить возникшее чувство тревоги и напряженности. Дети, как принято почти везде, не могли стать угрозой, и в тоже время могли поведать множество деталей, жажда владения которыми, так и не исчезла после первого появления. Поэтому Кейдан без страха двинулся в их сторону, шагая к приблизительному месту укрытия единственного источника информации.

Он был пришельцем, выходцем из иных миров, куда взирающие на него сами, как физические оболочки или как фантомное сознание, никогда не проникнут. Их возможности ограничиваются существованием в рамках мира, где они живут всю свою жизнь. Появления чужака в их краях никогда не происходило, именно поэтому, это события воспринималось как акт милосердия, повествующий о том, что за границей их существования есть жизнь и создание им подобные.

Они взирали на человека, медленно приближающегося к ним, человека, неспособного понять кто он такой и как здесь оказался. Его пустота внутри искажала восприятие, и два ребенка, смотрящих на него, почувствовали нечто пугающие в его медленных шагах. Метр за метром, шаг за шагом, ужасающий отчет расстоянием сокращался, приближая момент их зрительного контакта. От неизбежности происходящего они замерли, вжались в землю, забывая даже дышать. Минуты растянулись, оттягивая реальность, где время струится неизменно. Когда пришелец поравнялся с их укрытием, внутренний голос громко прокричал, и дети бросились на утек, лишая возможности в подробностях их осмотреть. В доли секунды они растворились в глубине леса, оставляя в одиночестве пришельца, неспособного вспомнить даже собственное имя.

Единственное что удалось разглядеть в исчезающих фигурах, это подтверждения того, что наблюдателями были дети. С большим проворством они скрылись, оставляя после себя лишь образ оборванцев.

Их стремительное отступления лежало в пучину густого леса. Кейдан не успев дойти до кустов, отделяющих его от детей, вновь оказался один. Его покинули единственные представители той местности, в которой он очнулся беспамятства, а вмести с ними, его покинула надежда узнать подробности своего положения. Он оказался наедине с кусающимися мыслями, позволяющими придумать единственный выход.

Остановившись, и взглядом проследив за удаляющимися наблюдателями, он глазами плыл по траектории побега юных созданий. Их маршрут пересекался с кусочками гигантского леса, издалека казавшимся обычным, но вблизи выглядящем нереалистично огромным. Его нутро наполняли толстые стволы деревьев, поглощающие множества пространства, а длинные ветви, сплетающиеся друг с другом, отражали яркие лучи полуденного солнца. Открывшаяся картина потускневшего пейзажа, дополнялась двумя маленькими фигурами, бесстрастно убегающими в неизвестном направлении.

Кейдан пересек границу и двинулся в примерное место, где по его предположению растворились дети, скрываясь от смотрящего за ними человека.

Когда он оказался под эгидой плотных ветвей, до него наконец донесся истинный облик невероятного леса. Высокие деревья стояли в глухой тишине. Округу по непонятным причинам покинули все источники лесного шума. Нет ни ветра, качающего кроны деревьев, нет зверей, напевающих мелодии, нет звуков треска и взаимодействия, нет абсолютно ничего, лишь гнетущая тишина, пробирающая до самых костей. Эта тишина разносилась эхом внутри Кейдана, отражая всю пустоту, собранную в том лесу, где он оказался. Всё вокруг умерло, лес, источник живости, обрел молчание, присущие смерти. Оказавшись в мире загробных богов, Кейдан ощутил всю мрачность и безысходность, царившие в гигантском лесу.

Оценив внешний вид внутренней стороны леса, впитав всю атмосферу, умноженную на собственную пустоту внутри, Кейдан, поразмыслив несколько минут, двинулся в сторону, куда убежали два юных создания. Открывшиеся особенности леса увлекли вопросами, требующими ответа, но вскоре утратили интерес, заменяясь давно возникшем решением.

Зашагав по намеченному маршруту, Кейдан углублялся всё дальше и дальше в гущу сумеречного леса. Его продвижения сопровождалось тишиной, наполняющей необъятные просторы, от чего изредка трескающиеся под ногами ветки или листья, создавали напряжение, сравнимое с моментом, когда от твоей беззвучности зависит собственная жизнь. Эти звуки, как гром среди чистого неба, поражали все просторы, и разносились на многие мили, оповещая всю округу о том, что среди нетронутых земель ступает чужеземец.

Его путь лежал к огромному дереву, за которым исчезли двое детей. Подойдя к нему, Кейдан медленно обошел ствол с правой стороны и заглянул за него. Там его взгляду предстала высокая скала, умело укрытая самой природой. Её объемы, её ширина и высота могли сравниться с описью невообразимых гигантов, созданных авторами, регулярно читаемыми Кейданом. Могучее творения природы, огромное, стремящиеся вверх, казалось, не по велению природы, а из собственной прихоти и амбиций. Этот гигант созидания, не имеющий за собой никого смысла и скрытых мотивов, возник случайно, и стал неотъемлемой частью местной жизни.

Скользя глазами по отдаленной скале, незамеченной при первой оценке горизонтов, Кейдан пытался понять масштабы увиденного. Он бороздил просторы скальной породы сквозь плотные перепутья ветвей, и видел, как на её вершинах сверкает яркий свет, отраженный от скопившегося снега. Затем, переведя взгляд ниже, к самому основанию, Кейдан увидел, как местность расступается и впускает этого гиганта, созданного могущественной природой. Каждое дерево, выглядевшие как единовластный хозяин здешних просторов, отступало перед неотъемлемой мощью горы, вокруг которой, была просторная поляна, сужающаяся к одному месту. Кейдан смотрел на всё это и удивлялся, как такое огромное творения природы могло ускользнуть от брошенного взгляда в сторону леса. Эта мысль возникла моментально, и тут же проникла в его сознания, всё еще пытающиеся оценить масштабы увиденного. И в это мгновения, когда мысли переплетались с деталями, открытыми после зрительного контакта, он обратил внимания, что скальная гряда была искусственно разрезна в том месте, куда сужалась открытая поляна.

Сотни инструментов вырезали широкий проем, метров десять в ширину и высоту. За собой этот проход, находящийся посередине скалы, припрятал длинный коридор, усеянный почти неразличимыми источниками света, строго находящимися с правой стороны. Лучи, исходящие от неизвестных источников света, слабо освещали такой широкий проем, больше похожий на дромос. Разобрать что находится глубже было невозможно, из-за расстояния, что неустанно сокращалось по мере быстрого приближения Кейдана. Завидев нечто интересное, все его мысли, недавно посетившие голову, растворились под градом нарастающих эмоций, и единственное, что могло их подкрепить, создавая тем самым лучшую форму восприятия, это полное изучения открывшихся деталей.

Приблизившись и поразмыслив, Кейдан решил, что именно сюда убежали дети, и, найдя причину проникнуть внутрь, – обычного интереса для него было недостаточно – он робко зашагал, опираясь на стену, усеянную факелами.

Коридор тянулся на многие мили вглубь скалы. Пройдя, не останавливаясь, добрых тридцать минут, окружения никак не поменялось, а лишь монотонно повторяло показанное в начале. Факелы, не переставая горели, давая возможность отчетливо осмотреть лишь ту стену, на которой они были закреплены. Слева оставался непроглядный мрак, таящий внутри себя неизвестность сокрытых деталей. Жидкого света было недостаточно чтобы осветить всё окружающие пространство, его возможности ограничивались правой стеной и легким прикосновением земли.

Лучи света падали вниз, освещая дорогу, имеющую легкую наклонность. По ощущениям, собранным за весь проделанный путь по каменному коридору, только земля под ногами усердно изменялась, неустанно отклоняясь от выверенной прямой, направляя всех шедших по ней, в недра земли.

Пройдя еще метров пятьсот, впервые, с момента, когда Кейдана покинули его тайные наблюдатели, до него донеслись звуки. Шум походил на механические удары об металлическую поверхность, с интервалом в десять секунд. Приближения Кейдана к источнику, будто заставляло невидимые конечности наращивать темп, чей финальный интервал между ударами сократился до одной секунды. Появления человека ознаменовалось тишиной и убегающим стариком, создававшим эти самые звуки.

Кейдан прошел длинный коридор, в конце которого, увеличиваясь в размерах, пространство превратилось в огромную пещеру, вмещающую темный образ города. Ряд факелов остался в коридоре, соединяющим внешний мир, с миром забытым в глубинах горы. Свет, хоть его прямых источников не наблюдалось, разбрасывал свои лучи, тускло освещая всё вокруг.

Кейдан остановился на выходе, изучая открытое пространство. Первое что бросилось в глаза, это огромный металлический барабан, за которым находился старик. Он стоял на деревянных платформах, увешанных сотнями разноцветных ленточек, смиренно украшающих одинокое устройство. Рядом с барабаном находился деревянный молот, с помощью которого, местные жители этого неизвестного города, создавали звуки, цель которых осталась неизвестна Кейдану. Возможно, они таким образом предупреждали других жителей, или оповещали о произошедшем событие, что все долго ожидали. Но какова бы не была истинная цель барабана, он не мог увлечь на долго. Кейдан лишь на секунды окунулся в размышления о цели применения этого устройства, ибо когда он смотрел на него, то его внимания увлек убегающий старик, благодаря которому, из тьмы выплыли огромные строения, похожие на храмы исчезнувшего города Ангкор. Кейдан провожал его фигуру взглядом и неожиданно для себя открыл сотни зданий разных размеров, раскинувшихся на всю протяженность огромной пещеры. Старик исчез за одним из них, растворяя свою фигуру в воспылавшем интересе, направленном на все открывшиеся строения.

Причудливая форма возникших строений напоминала термитники, сотворённые из камня. Умело обработанные глыбы складывались друг на друга, вмещая в себя всё мастерство местных жителей. Каждое строение, каждый камень, вложенный в их основу, каждое вознесенное желание создавать, успокаивало восприятие, и увиденное влекло с необычайной силой. Смотря на контуры построек, Кейдану захотелось изучить всё, захотелось впитать каждый сантиметр неизведанного мира, захотелось окунуться в омут информации, извлекая её крупицу за крупицей, обогащая тем самым самого себя.

Глазами наблюдая город, его истинный взгляд был унесен вглубь себя, рассматривая желания возникшее здесь и сейчас. В томительном ожидание он стоял на месте. Изучая свои внутренние порывы, пытаясь сопоставить их с увиденным, Кейдан не заметил, как его тело само по себе двинулось к ближайшему строению.

Пещерный город, город неизвестной цивилизации, впустил в свои просторы человека, забывшего всё и незнающего истинной причины, движущей его фигуру. Он подошел к стене, и приложив руку провел по холодному камню, вспоминая осколки ранней жизни. В голову, ярким потоком ринулись воды забытых времен, таящие в своей глубине детали, преобразовывающие из человека беспричинно шедшего, человека, четко определяющего свои потребности. Кейдан вспомнил всё. Вспомнил свою сущность, вспомнил свой жизненный путь, отраженный в его работе, вспомнил свое острое желание оказаться там, где никто более не сможет оказаться, вспомнил ярко зеленные глаза своей ассистентки, вспомнил мягкую шкуру старого друга, вспомнил уютную постель, вспомнил шаг, приумноженный на риск, и осознал, что всё вокруг – результат сделанного шага. Он вновь оказался там, куда его устремляли собственные желание.

Взглянув на город своим истинным взглядом, он ощутил прилив жажды, утоляемой лишь изучением и поглощением всех знаний, раскинутых в мельчайших деталях.

Очнувшись из забвения, Кейдану потребовалось несколько минут чтобы переварить всё увиденное за время прибывания во сне. Соединив цепь последовательных событий, он успокоил свое разыгравшиеся чувство упущенных возможностей. Всё что происходило с ним до момента встречи с таинственным городом, не имело никакой ценности, поэтому эпизод беспамятства быстро утратил ощутимое помешательство. Освободив разум, глазам предстала та желанная возможность, сотворившая всё вокруг. Пустив свой чистый взгляд по высоким стенам окружающих зданий, Кейдан принялся жадно впитывать каждый дюйм, извлекая из них информационные мелочи, сотканные собственным сознанием.

Когда взор прояснился, сбрасывая с себя оковы мысленного плена, глазам Кейдана предстала широкая стена, созданная из обработанного камня. Сухая кладка лежащих друг на друге камней, уложенных вполне искусно, показала, что руки, создавшие эту стену, принадлежали разумным созданиям, способным на созидания не только практичного, но и эстетически прекрасного. Каждый элемент, стоящей перед взором, стены, нес на себе умелое применение навыков строителя, заставивших Кейдана еще несколько минут, не отрывая руки от разящей холодом стены, бездвижно стоять и внимательно вглядываться в её структуру, словно пытаясь увидеть что-то сокрытое внутри. Затем, когда не обнаружилось желанных деталей, он отдернул руку и двинулся вдоль здания, попутно разглядывая каждый дюйм доступной местности.

Остановившись на углу здания, Кейдан склонился, заглядывая за него. Там ему открылась длинная дорога, вдоль которой стояли одинаковые по структуре, но разные по внешнему виду строения, облаченные в слабый свет. Их вереница тянулась настолько далеко, что глаза не могли зацепить край, где кончается дорога и здания, стоящие вдоль её обочин.

Смотря вдаль, пытаясь сопоставить масштабы местности, где он оказался, Кейдан медленно перевал взгляд от бескрайних горизонтов, к месту расположенному возле него. Этим местом выступала группа зданий, объединённая непонятными деревянными пристройками, расположенными там, где должна была быть крыша. Так как весь город находился в пещере, то обычное применения крыши не требовалось, из-за чего её структура была изменена с целью выполнять необходимые задачи. Эти задачи выполняли деревянные пристройки, истинные способы применения которых были неизвестны, но по предположению, возникшему после нескольких секунд раздумий, они выступали в роли помостов, соединяющих шесть домов, обнесенных каменным заборам. На них находилось несколько тряпичных кусков разной свежести, огромная ваза и элементы домашнего интерьера.

Сами здания выглядели обжито. В каждом представители объединённой группы находилась дверь и окна. Дверной проем стоял строго посередине, а окна располагались в соответствие с необходимым выходом на источники информации. Так в первом строение, возле которого Кейдан очнулся из мысленного процеживания всего того, что с ним произошло, окон не было видно. В здании напротив, окно выходило на ту сторону, с какой Кейдан лицезрел все открывшиеся ему детали. В других домах, повторявших структуры расположения, – каждый стоял друг напротив друга – окон тоже не было видно.

Тогда, оценив всю внешность и информационные мелочи, Кейдан украдкой скользнул на другую сторону дороги и двинулся к единственному доступному «глазу» строения.

Подобравшись к окну, из которого вырывались яркие лучи, Кейдан забрался на каменный, невысокий забор, и заглянул внутрь помещения. Перед глазами было стекло, а за ним находилось нечто похожие на гостиную, где в объятиях домашнего уюта расположилась группа людей, обладающая вполне обычной внешностью. На них свисая, находилась одежда, сшитая из кусков ткани, похожей на ту, что Кейдан видел, гуляя взглядом по деревянным пристройкам наверху. Наряды были сродни римским тогам. Под собой эта своеобразная одежда прятала молодые тела, заключенные примерно в один временной диапазон. Юноши и девушки лет двадцати пяти сидели в кругу, постоянно вставали и парами уходили куда-то вглубь здания. Потом появлялись другие и повторяли всё тоже самое. По быстрым подсчетам их было тринадцать душ, что-то весело обсуждающих до момента, когда им нужно было уйти.

Весь коллектив, находящейся прямо в середине почти пустой комнаты, как сплоченный организм слился в душевной беседе, не замечая пристальных глаз, наблюдающих сквозь прозрачное стекло. Темы наполняющие их голоса, отраженные в звучных словах, остались неизвестны пришельцу, ибо язык, используемый ими, не имел аналогов в реальном мире. Единственное что можно было подчерпнуть из чуждого языка, это интонация и эмоции, сопровождающие каждое слово.

Когда интерес к неизвестным фигурам стал угасать, Кейдан решил покинуть свою позицию. Он более не видел интереса в том, что происходило за окном, поэтому спрыгнув на землю, Кейдан готов был двинуться дальше, но его вдруг поразила навязчивая мысль. Эта мысль не была из ряда тех, что поглощают без остатка, она была лишь легким дуновением, дополняющим увиденную картину. Вновь поднявшись на забор, Кейдан взглянул на людей, и дождавшись, когда маленькая группа отколется и вернется, нашел подтверждения своей теории.

Вся картина целиком, каждая её деталь, дополненная мыслями Кейдана, соткала из доступной условности правило, которое породило в голове своего создателя маленькое мнения, звучащие объяснением происходящего. Люди, за которыми украдкой наблюдал Кейдан, были словно пугливые создания, боящиеся одиночества. Они соединили свои дома помостами наверху, чтобы было легче перемещаться между собственными владениями, они всегда находятся вмести, даже когда покидают свою коммуну, пусть и на несколько минут. Люди за окном были как загнанные звери, лишенные иной возможности жить. Им доступен лишь один образ существования, и они усердно следуют ему, превращая отведенные им минуты, в приятные мгновения их пустой жизни.

Раздув теорию в своей голове, Кейдан получил визуальное подтверждения, додумывающие всю представленную картину. Когда последний элемент встал на своё место, Кейдан потерял какой-либо интерес к образам за окном. Спустившись на землю, он двинулся на дорогу, лежащую между зданий, обнесенных забором.

Каменная кладка уложенной дороги тянулась на протяжении всего следования одинокой фигуры. Оказавшись между зданий, соединённых деревянными пристройками наверху, Кейдан вновь оценил всю протяжённость, расположенного пред его глазами, каменного пути. Дорога устремлялась сквозь бесчисленное количество одинаковых построек, и распадаясь на маленькие улочки, создавала каменную паутину, соединяющую абсолютно все дома, растущие в пещерном городе. Когда Кейдан прошел несколько метров вглубь, оставляя позади первые дома, он начал вылавливать из всей толпы одинаковых строений, совершенно разные облики построек.

Первым зданием, отличавшимся от виденных вначале, было строения, полностью закрытое темной тканью. Черное сукно скрыло под собой любые детали, и создало внешний вид его хозяевам, говорящий о том, что люди там живущие не хотят, чтобы на них кто-либо смотрел. Как бы не пытался Кейдан узреть хотя бы крупицу информации, беззвучная пустота, отраженная скрытностью, порождала лишь желания двигаться дальше.

Следующие отличившиеся здания находилось через несколько построек. Это был дом, созданный по тому же принципу что и все встреченные сооружения. Подходя ближе, Кейдан обнаружил что вся местность вокруг него залита ярким светом, струящимся из глубин соображений его обитателей. Они сидели в самой яркой комнате, рядом с сотнями осветительных приборов, и молча наблюдали, как любопытная фигура Кейдана возникает в единственном окне. Он хотел изучить открывшиеся ему явления, но быстро отступил, когда понял, что его раскрыли.

Вернувшись на дорогу и продвинувшись дальше, из теней безвестного города стали выплывать еще больше зданий, отличающихся внешне. Так в череду возникших построек, вписались дома, полностью отчищенные от любой грязи. Они блистали яркими лучами чистоты, и каждый элемент, окружающей здания, повторял его внешнею особенность.

За чрезмерно чистым строением, стоял дом, словно забытый во временном отрезки давно минувших дней. Он выглядел как объект нежеланный быть изменённым, словно дом, хотел на ряду со своими хозяевами, остаться в определенной плоскости на временной шкале.

Количество отличимых домов множилось, и в какой-то момент, почти каждое строения выглядело иначе, чем стоящие по соседству постройки. Так рядом с безумно огромным строением, покоился маленький аналог, откуда изредка выглядывали люди. За ними стояли полностью сухие дома, словно специально высушенные. Встречались высокие строения, на ряду с причудливо низкими. Виделись пустые и заполненные. Широкие и узкие. Увешанные пристройками и абсолютно свободные. Словом, каждый вновь встреченный дом, был чем-то отличим от своих собратьев.

Прошел примерно час строгого следования вперед. Изучая по мере продвижения каждый встреченный дом, Кейдан начал замечать, что местные жители, сначала появляющиеся очень редко, стали возникать в нарастающих объемах. Они стояли возле своих домов, стояли на дороге и быстро перемещались по маленьким улицам, разбросанным между строениями. На них была надета разная одежда, и в зависимости от дома, где они обитали, комплекты одежды могли состоять из плотного обмундирования, скрывающего любую часть тела, или наоборот, прикрывать лишь интимные места. Их наряды подчеркивались образами самих людей, носивших их. Облегающие полотно смотрелось к месту на человеке, чья физическая мощь и острый взгляд, отражающий всю глубины его восприятия жизни, демонстрировало его отношения к происходящему. Или большой свисающий балахон на худой девушке, робко выглядывающей из-за забора собственного дома. Набедренная повязка на полуголом мужчине, свободно смотрящим на свои владения, и не боящимся что кто-то скажет о том, что его внешний вид не соответствует их убеждениям. Каждый наряд подходил для личности его носившей.

Получив новые источники для сбора информации, Кейдан стал всматриваться в каждого встреченного жителя. Некоторые из них, завидев его, убегали или наоборот радостно подбегали, протягивая руку с непонятными словами. Часть не обращала внимания на пришельца, усердно продолжая делать собственные дела, часть смотрела со страхом, и шепотом говорила своим соседям о терзающих их опасениях. Кто-то с безразличием, потягивая жидкость из наполненного до краев стакана, смотрел на проходящего незнакомца, кто-то до физического ощущения, впивался взглядом в шедшего человека, словно пытаясь разглядеть внутри него что-то неведомое, способное исполнить их тайные желания. Каждый взглянувший на фигуру Кейдана, наполнял свой взгляд особыми причинами, подталкивающими их к этому действию. Они смотрели, и в какой-то момент начинали следовать за ним, создавая плотную толпу, пополняющуюся из всех маленьких коридоров огромного города. Люди возникали отовсюду и вливались в тянущийся поток душ, направленный к центру, куда шествовал Кейдан.

Образовавшаяся толпа выглядела как живой организм, получивший приказания сопровождать чужака. Кейдан решил, что весь захлопнувшийся поток местных жителей – это ответ его сознания, нёсший внутри себя какие-то причины, и их выяснения, стало для Кейдана мимолетным помешательством. На самом же деле толпа не следовала скрытым мотивам, это была обычная практика для них. В это время, они всегда перемещаются в центр города, где их ожидают возможности, дотянуться до которых очень сложно. Но люди не сдаются. Они собираются каждый день и шествуют туда, где Кейдан, остановившись, стал взирать на открывшиеся пейзажи.

В центре заполненной людьми эспланады, находилось огромное здания, отличающиеся от виденных Кейданом в мире собственных иллюзий. Его окружали сотни людей, к которым стекался поток шествующих из города. Внутри этого потока, был человек, безустанно думающий о предназначении течения людей. Он разбирал возникающие варианты, попутно разбавляя их суждениями о разных деталях, встречающихся на протяжение следования. Так продолжалось до момента, пока перед глазами не выплыло огромное здания. Ноющие мысли растворились, и взгляд улетучился по каждым элементам информации, изощрённо усыпанным на всех деталях, рождая в голове новые потоки размышления.

Наверху, как башни призванные взирать на людей, находились пристройки, похожие на обычные здания в этом городе. Сложенные по тому же принципу, но с заостренной верхней частью, эти башни сотворили из здешнего храма, образ собора Святого Семейства. Несколько десятков острых конструкций, держалась на циклопических стенах, нёсших внутри себя огромные окна, похожие на тайные порталы, доступные лишь избранным. Каменные блоки, из которых были сотворены эти монументы таланта строителей, источали белый цвет, выделяющийся на фоне всего города. Искусно сложенные, обработанные и готовые демонстрировать всю красоту, каменные блоки, разрезая плотную кладку, выделяли огромные окна со стрельчатым обрамлением. Внутри окон был прописан сюжет, нанесенный на стекла, слега подрагивающие от невидимых действий где-то внутри. Картины повествовали о путешествии одного человека, не принимаемого везде. Он изгой, терзаемый собственными желаниями, стремящийся увидеть то, чего нет. Его попытки четны, но он не сдается, движется из раза в раз всё дальше и дальше, туда, где в конце, как награда доступная лишь войнам, находится то, что поднимало его после каждого падения. Без сомнения Кейдан, смотря на содержание, разбросанное в окнах, увидел свою собственную жизнь, все её закоулки и перипетии. Красочный пересказ, не называющий имен, делал акцент на безликом персонаже, но для Кейдана, он обладал его собственной внешностью.

Смотря на окна и размышляя о предназначение сюжета, сохраненного в его рамках, до Кейдана донёсся отголосок громких мыслей. Эти мысли, как желанный плод, возникли чтобы утолить струящуюся жажду. В их основе лежало суждения, заявляющие что подсознание, сотворившее всё вокруг, украсило свое творчество деталями, полноту которых может раскрыть только их хозяин. Этот таинственный мир отличался от виденного ранее бесшумного города, в нем нашлись вырванные из головы кусочки мира реального, что для Кейдана указывало на возможную близость к заветным сокровищам.

Взирая на храм, окружённый множеством людей, Кейдан не заметил, как неостановимая толпа двигалась всё ближе к объекту своего вожделения. Каждый, в потоке человеческих душ, осознавал свои цели, и в соответствии с амбициями, принимал решения как ему действовать дальше. Кто-то, робко выверяя каждый шаг, двигался к заветным дверям, кто-то, ускоряя свое тело до максимума, бежал сломя голову, кто-то остался позади, откинув желания, терзающие изнутри, кто-то полз, не в силах побороть призыв, несмотря на собственный недуг. Взгляды и отношения на одиноко стоящие здания в центре огромной площади, разделялись на тысячи причин, двигающих местных жителей посетить то место, служащие для некоторых опорой жизни. Толпа, как живой организм, разрезаемый мыслями, направлялась к источнику влечения, существующему с момента появления каждого отдельного представителя бушующего потока душ.

В этой толпе двигался незнакомый всем человек. Неизвестная душа оказалась там, где никто не обращал на нее внимания. Каждый из толпы был ослеплен собственным стремлением. Всё что их интересовало, это тело и сознание, вознесенное на пьедестал покорения терзающих желаний. Никому нет дела до человека, угрюмо шагающего не по собственному желанию, а по велению толпы. Он не сопротивлялся потоку человеческих судеб, несшего его к огромным вратам, где стояли несколько стражей, облечённые в черную мантию. Они взирали на всех пришедших с молчаливой холодностью, доступной лишь мастерам их ремесла. За ними расположился объект, цель их охраны и цель всех пришедших людей. Это были огромные врата, пройти через которые позволялось лишь единицам из всех присутствующих местных жителей. Стражники, как заведенные детали механизма, выполняли поставленную задачу, и допускали только тех, кто соответствовал необходимым качествам. Отвергнутые люди, те кому не посчастливилось воплотить свои стремления в жизнь, разбредались кто куда, исчезая из коллективного разума, в основе которого лежали сокрытые в каждом желания. Их отвергли, не допустили к очагу их существования, разбрызгивающему искры, объясняющие зачем они живут. Каждый из толпы смотрит на здание в центре площади, ощущая нужду там оказаться. Они смотрят на него, но не видят причины, по которым темные стражники лишают их жизненных ориентиров.

Кейдан покорно шагая, оказался в нескольких метрах от людей, облаченных в черные наряды, изрядно увешенные неизвестными, металлическими предметами. Их лица были скрыты вуалью мрака, в глубинах которого, упрятано то, что осталось от образа человека и его атрибутов. Их облик подчеркивался лязгом всех инструментов, звучащих при каждом движение, украшенном сводом правил, направленных на пришедших людей. Они без сомнения стражи, в руках держащие блестящие лезвия. Их задача искать что-то в пришедших, просеивать души и мысли, разрешая пройти лишь горстки людей из многотысячного собрания, окружившего храм.

«Стоят ли стражники здесь по своей воле? Или же их привели и оставили выполнять поставленные задачи? Быть может, это сознания указывает на что-то, что я не в состояние понять?». Вопросы кружились в голове Кейдана исключительно о роли темных созданий, стоящих перед толпой. Их завораживающий образ привлекал и отталкивал одновременно. Таинственность и скрытность усыпляли бдительность бушующей осторожности, возникшей при тщательном осмотре. Кейдан позабыл, что всё вокруг, включая стражников, творения его самого. Они дети его полета сознания, решающие судьбу других творений безызвестного автора, оказавшегося в толпе собственных иллюзий. Его не воспринимали всерьез, он всего лишь песчинка в океане душ, и всем плевать, что этот океан создан этой самой песчинкой.

В конце концов поток вынес Кейдана к своим творениям, экипированным в черное. Они стояли неподвижно. Прочесть их взгляд и угадать намерения было невозможно. Всё что осталось, это томительное ожидания, с последующим, неизвестным финалом.

Ритмичный стук выверенно приближался, донося созданные звуки до человека, стоящего перед входом. Кейдан услышал тонкие ноты странного шума, постепенно нарастающего по громкости. Сперва он был неразличим, но с течением времени превратился в ясное ознаменования шагов. Кто-то из глубин храма расчётливо приближался, придерживаясь одного темпа ходьбы. Прошло несколько минут, прежде чем Кейдан смог лицезреть человека, целенаправленно шедшего на выход к толпе. Им оказался высокий мужчина средних лет. Облачен он был в рясу, такую же темную как образ стражников. На плечи появившегося человека падали черные волосы, их цвет, казалось, был еще темнее чем ряса или одеяния стражников. Волосы окаймляли суровое лицо личности, повидавшей скрытые ужасы, доступные только ему. Его глаза, эти два бездонных колодца воспоминаний, пропитались суровостью увиденного и превратились в зеркало, отражающие лишь тьму.

Он стоял неподвижно, не теряя осанки выискивал взглядом объект своих изысканий. Им оказался Кейдан. Завидев его, человек размеренно зашагал, пересек черту, где стояли стражники, достиг цели, остановился и, склонив голову в смеренном поклоне, заговорил:

– Как странно видеть вас в толпе ничтожных и трусливых! – прозвучал звонких голос, оглушающий сознания, но воспринимаемый и понятный. – Мы недавно узнали о вашем прибытии из уст местных детей, что вечно ошиваются возле храма. Их взбудораженные натуры, изливали свои мысли касательно пришедшего незнакомца. Их пугала неизвестность, благодаря которой, слова, излагаемые маленькими созданиями, приобрели летучесть и эхом отразились в стенах нашего храма. Я услышал о случившемся и поспешил найти вас, но опоздал, вы сами нашли нас, – человек говорящий с Кейданом, склонил голову еще сильнее, словно в припадки извинений. – Мы совершили оплошность! Я лично совершил неподобающие действия, и готов понести любоенаказания! Я, в лице хранителя ключей от храма, склоняю голову и подношу к вашим ногам свое сердце и душу.

Кейдан, не понимая, что происходит, быстро всё обдумал и накидал в голове план действий.

– Подними голову! – сказал Кейдан, пытаясь соответствовать заявленным ожиданиям. – Как тебя зовут?

– Беорегард, – ответил смеренный человек, выпрямляясь в полный рост.

– Что это за место, ключами от которого ты владеешь?

– Это храм исполнения желаний, господин. В нем доступно всё чего ты хочешь.

От услышанных слов внутри Кейдана всё воспылало. Он наконец нашел ту границу, за которой раскинулись несметные богатства информации.

– И кто же может пройти в этот храм? – спросил Кейдан, пытаясь обуздать возбуждения.

– Раскинувшийся город за вашей спиной, – начал Беорегард, – это город человеческих страхов. В нем собраны все существующие фобии, терзающие человека на протяжение всего существования людей. Храм за моей спиной – это маленькое место, где исполняются желания – это мир доступных возможностей, и право проникнуть в него нужно заслужить. Люди, живущие в городе страха, приходят каждый день, и лишь немногим дана возможность пройти внутрь. Зайти может только откинувший страхи и освободившейся от гнета собственных переживаний. Только духовно сильный человек, достоин права реализовать свои желания.

Кейдан, выслушав ответ, засомневался в себе и неосознанно спросил:

– Достоин ли я пройти?

– Без сомнения! – уверенно ответил Беорегард. – Всё вокруг принадлежит вам, ведь вы создатель и хозяин мира. Еще с далёких времен, сохраненных на бумаге, наши предки изложили легенду о человеке пришедшем из неоткуда, о человеке, создавшем всё и возродившимся в неизвестном будущем. «И раскроются двери, впуская отца своего. И сорвутся слова, провозглашая будущие народа. И исчезнут границы, стирая оковы скованных людей. Всё переменится, исчезнут пороки, масла отравляющие души людские. Отец возродит, что утеряно нами». Так написано в фолианте, доверенном мне прошлым хранителем ключей. Я благодарен судьбе, что именно на мой срок выпала возможность встретить отца своего.

Беорегард вновь поклонился. Из карманов он вытянул связку ключей и протянул её Кейдану. Последний находился в трансе услышанных слов. Его роль, пусть даже в собственном сознании, превратила внутренний образ человека никому ненужного, в человека, создавшего всё и вселяющего надежду в умы просвещенные. Он, дрожащей рукой, принял подношения ключника, принял его волю и веру в светлое будущие, несмотря на то что он понятия не имел как принести то, что от него ждут.

– Если вам, мой господин, понадобится помощь, я всегда к вашим услугам.

С этими словами темная фигура выпрямилась и стала ожидать ответа. Кейдан посмотрел на статного Беорегарда, посмотрел на ключи, посмотрел вглубь своих мыслей, растворяясь в размышлении. В голове неоспоримым фаворитом на главенство всё так же остались мысли касательно снедающих желаний. Вдобавок к этому, появились мысли о стекающих, с уст давно умерших проекций, надеждах, капающих на раскинувшуюся иллюзию ожиданий местных обитателей. С новыми обстоятельствами, сомнения украдкой прокралось внутрь, но было быстро выдворено ярким пламенем пылающего осознания близости исполнения заветного желания. Кейдан понял, что ему нет дела до несуществующих людей. Их проблемы, их желания и ожидания, всего лишь работа подсознания человека реального, всего лишь побочный продукт, сотворенный волей случая. Жизни людей, наполняющие площадь за спиной, не имеют ценности, ибо не имеют истории рода человеческого, существующего за границей разума.

Всё стало предельно ясно, после продолжительного разбора своего положения. Кейдан определил путь и поспешил озвучить его:

– Я хочу осмотреть храм. Мне нужен помощник, обладающий информацией, касательно всего меня интересующего, в стенах за твоей спиной. Могу ли я положиться на тебя?

– Разумеется! – четко ответил Беорегард. – Я сделаю всё от меня требующиеся!

Глава – 6

Потянув дверь, раскрыв перед собой неизвестные просторы, Кейдан шагнул внутрь помещения, погружаясь в тайны, сокрытые сводам потолка. Беорегард, как смиренный слуга, следовал за своим гостем, готовый в любую секунду разразиться в нескончаемых ответах, интересующих самого важного человека, когда-либо посещающего это помещения. Он двигался за Кейданом, смотрел за каждым его движением и выжидал момента, в котором сможет ублажить интерес изучающего человека.

Длинное пространство, открытое Кейдану сразу же как он исчез за проходом, было залито ярким светом, исходящим от широких окон, внутри которых, с внешней стороны была нанесена история своего создателя. С внутренней же они выглядели вполне обычно для другого мира, но для мира, где город расположен внутри скалы, они выглядели неправдоподобно. За окнами светилось яркое, полуденное солнце. Его словно не волновало, что в огромной пещере не существует бескрайних просторов вселенской пустоты, где солнце выступает в качестве одного из многочисленных, космических тел. Всё здания стояло под каменным, плотным потолком, неспособным пропускать яркие лучи, но они всё же пробивались, радостно играя роль спасителя от гнетущей тоски, царствующей в холодном мраке темной ночи.

Оторвав взгляд от странного явления, Кейдан взглянул на стену под окнами, раскрашенную блистающими фресками, повествующими о прошлом, когда «отец» создавал всё вокруг. Их содержания рассказывало о том, как появлялись просторы, несшие на себе чудеса здешней природы, как появлялись живущие здесь люди, пропитавшиеся учением от своего создателя, как появлялись города, заселяемые потомками людей, возводивших эти самые города, как появлялась жизнь и вера в светлое будущие. Но как это бывает почти в каждой истории, связанной с богами или создателями, отец покинул те просторы, сотворенные исключительно для людей, что будут жить здесь всё оставшиеся время. Он ушёл, оставив после себя лишь упоминание в виде слов, написанных руками истинно верующих в него людей. Эти опьянение сознания пронесли слова, услышанные от своих предков. Они создали историю, сохранили её на бумаге, откуда она в последующем переместилась на стены и в умы людей, готовых нести эту историю сквозь всю свою жизнь.

Когда сознание уловило конец расположенного справа сюжета, определяющегося сменой положения стены, Кейдан заметил каменное полотно противоположной от входа стены. На нем, как в галереи недоступного искусства, находилось множество картин, размеры которых позволяли определить их содержимое с любого расстояния длинного коридора. В широких полотнах, обрамленных багетными рамками, висящими почти под самым потолком, находилось множество пугающих созданий. Их рогатые головы, свисающие части тела, похожие на мертвые куски гниющей плоти, злобные глаза, вгрызающиеся в само нутро смотрящих на них, непонятные конечности, увешанные пальцами, когтями и чешуёй, длинные хвосты и крылья, густая шерсть и пустующая бледная кожа, выглядящая как лишний элемент на невообразимо отвратительном теле, – всё это увлекло внимание человека, блуждающего взглядом по кусочкам ненастоящего мира. Каждое существо отличалось от своих собратьев, собранных в одну огромную галерею. Когда Кейдан смотрел на отдельных представителей работы подсознания, он неожиданно обнаружил уже знакомый образ, виденный на дне голубого озера. Это было многорукое создания, каннибал, поедающий собственных сородичей. Он смиренно был сохранен в рамках огромной картины, позволяя тем самым осмотреть себя в мельчайших деталях, но Кейдан предпочел двигаться дальше, не желая уделять внимание и находить новые подробности, укрепляющие ореол страха вокруг порождения фантазии.

Галерея заканчивалась широким проемом, за которым по словам Беорегарда находилась лестница, ведущая в покои обитающих в храме людей. Проем располагался по соседству с левой стеной, вмещающей в свои просторы атрибуты жизни жителей храма, проводящих всё свое время в изучении и сохранении истории создателя мира. На протяжении всей длины каменной кладки выстроились книжные полки, заваленные разной макулатурой, стояли столы и кресла, потертые от использования, стояли маленькие стулья, несшие на себе тонны девственно чистой бумаги. На столах почти везде находились канделябры, утыканные подтаявшими свечами, стояли чернильницы, с разбросанными вокруг них перьями, отдыхающими после изнурительных записей на листы, лежащие также на столе. Эти листы собирались в высокую стопку, и в определенный момент переносились на полки книжных шкафов, где всё записанное будет храниться до конца своего существования. Помимо листов, на полках находились разные книги, свитки, таблички, выглядящие как нечто старинное, нечто брошенное, но получившие место, где могут стать бессмертными.

Помимо мебели и разных предметов, наполняющих их, Кейдан заметил, что всё свободное пространство выше человеческого роста, завешано картинами разного содержания и исполнения. Некоторые из них были отвратительно нарисованы и заключены в неуклюжие рамки, то были каракули не привлекающие никого внимания. Им в противоположность выступали фотореалистичные картины, закованные в прекрасные рамки, утончающие небывалую красоту. Беорегард пояснил, что все эти работы находились здесь еще с момента сотворения храма. Их сюжеты, несут непонятные детали, указывающие на то, что недоступно всем. В них существуют разные вариации жизни одного и того же человека. Главный герой всех картин выбирает путь, и этот путь прокладывается в соответствие с деталями, сопровождающими его по всей длине. Он изменяется, преобразуется сам и впоследствии меняет главного героя, приводя его к финалу, заранее созданному. Концовок насчитывалось безумное количество, от хороших, где главный герой в объятиях семьи утопает в блаженстве и удовольствие, до мрачных, где душа разламывается на сотни осколков, парализую желание жить. Вся эта вереница картин тянулась от самого начала, где Кейдан неосознанно увлекся сюжетом фресок, до прохода, хранящего внутри себя лестницу, соединяющую этажи.

Шагая по коридору, вмещающему все вышеописанные детали, Кейдан вглядывался в каждую картину, и незаметно для себя достиг конца. Фактором, вернувшим сознания из созерцания сюжетов, стало отсутствие новых экземпляров. Потеряв источник интереса, он остановился и взглянул назад, оценивая проделанный путь. За короткий промежуток неосознанного, всепоглощающего внимания, были пропущены несколько деталей интерьера, оставшихся незамеченными при первом осмотре. То были вазы и непонятные деревянные предметы, редко лежащее подле кресел. Также обнаружились настенные подсвечники, с горящими в них свечами. Огонь, поигрывая, освещал всё длинное пространство, недавно заливаемое лучами молодого солнца. Кейдан взглянул на окна и увидел, что за ними непроглядный мрак глубокой ночи. Тьма, прокрадываясь, заполняла коридор, где маленькие стражи, превращая свое тело в расплавленный воск, бесстрашно сражались с могущественным врагом. Быстрая смена дня на ночь, никак не удивила Кейдана, решившего что это часть здешних условий, созданных исключительно из потребностей в деталях. Поэтому оценив все раскиданные красоты и убедив самого себя, что больше в этом помещении нет ничего интересного, Кейдан, нащупав взглядом своего сопровождающего, смиренно ожидающего за спиной, зашагал дальше по коридору, имеющему единственное место куда можно было пройти.

Отварив незапертую дверь, фигуры мужчин оказались в месте, соединяющим лестницу ведущую наверх, с лестницей, уходящей куда-то вниз, на цокольные этажи.

– Наверху находятся покои, где живут люди, обитающие в храме. Но, что же внизу? – спросил Кейдан.

– Там находится то, за чем вы пришли сюда.

Доли секунды хватило чтобы принять решения двигаться вниз. Ни на что не обращая внимания, Кейдан, как заведенный на определенные действия, шагнул на лестницу, уносящую всех шедших по ней под толщи земли.

Ноги вступили на каменный пол, отталкивающий размеренные шаги двух шедших людей. Их неторопливый темп создавал ритмичные звуки, разлетающиеся по всей длине пустынного коридора. Кейдан, оказавшись в просторах длинного коридора, быстро утратил все нотки энтузиазма, разгоревшиеся от слов, что где-то здесь лежит то, за чем он пришел. Вся страсть потухла, когда предстал истинный внешний вид.

Длинное, освещаемое обычными факелами, пространство, раскинулось на многие мили вперед. Симметрично ровный, без поворотов и закоулков, без деталей и предметов украшения, только каменная кладка, пустая, скучная, однообразная. Продвигаясь по такому безвкусному туннелю, созданному исключительно из прагматичных целей, бурлящие сознание, иссыхающие от жажды получить то, за чем пришло, ощутило прилив скуки и отчаяния. Ничто не могло увлечь в этом монотонно повторяющимся коридоре, отчего голову Кейдана стали посещать разные догадки и вопросы, касающиеся того мира, оставшегося за сотнями метров пройденного пути. Он не стеснялся задавать их Беорегарду, шедшему за своим гостем. Последний отвечал на все возникающие интересы, скрашивая пустое шествия, неожиданно закончившиеся.

Когда ощущения стали складывать восприятия того, что время, затраченное на продвижения по бесконечному коридору, перевалило за несколько жизней, в отдалении засиял яркий лучик света. Он был словно маяк в океане однообразия.

– Мы наконец добрались! – пояснил Беорегард.

Поспешив к единственному доступному источнику информации, Кейдан добрался до широкой двери, увешанной с обеих сторон несколькими источниками света. Сама дверь была сделана из цельного куска метала, с ручкой в виде кольца. Помещалась дверь в каменный проход, выложенный дугой, наверху которой, прямо посередине, были вырезаны два любопытно взирающих глаза, прожигающих каждого пришедшего сюда. Они смотрели на Кейдана гуляющего любопытным взглядом, отражающим все его мысли, направленные на скрытые возможности.

Неосознанно дотронувшись, Кейдан почувствовал холодный укус ледяного метала. Он провел рукой по диагонали словно пытаясь что-то нащупать, но единственное что его посетило в это мгновения, желания открыть проход. Схватив ручку и дернув её на себя, раздался скрежет метала, сопровождающий медленно открывающуюся дверь. Она катилась в точности повторяя свой нарисованный на полу маршрут, протертый из-за частого использования.

Когда звук, исходящий от заржавевших петель, прекратился, Кейдан заглянул в комнату, откуда струился яркий свет.

Глаза привыкли и из пылающего пламени источников света выплыли три двери, симметрично стоящие в конце комнаты. Деревянные, одного размера и вида, одной структуры и одного способа применения, двери стояли, непоколебимо охраняя за собой то единственное, что привело сюда Кейдана.

– Это ваше будущие господин, – сказал спокойным голосом Беорегард, – ваш выбор определит, чего вы желаете.

Услышанные слова лишь подкрепили царствующие желания внутри, но Кейдан не подал виду, словно пытаясь выглядеть выше в глазах проекции своего подсознания.

– Что лежит за ними? – спросил Кейдан.

– Там ваши истинные желания. Там то, что определяет вас как человека, то, что наполняет ваш каждый день смыслом и мотивацией. За предоставленными дверьми скрываются неизвестные просторы, вмещающие миры, украшенные деталями, вызванными вашими истинными желаниями. Другими словами, там находятся исполненные желания.

Звучащие слова отражались от пустых стен и голос Беорегарда эхом разносился на многие мили назад в бесконечный коридор. Кейдан вслушивался в каждое слово, параллельно сгорая от желания наконец проникнуть в те сладкие миры.

Когда голос смолк, Кейдан без колебаний подошел к крайне левой двери и положив руку на выпуклую ручку, замер в сомнениях. Его словно окатили холодной водой, пробуждая себя настоящего, смотрящего на происходящие оценочным взглядом. Голову захлестнули размышления, не позволяющие спонтанно открыть именно эту дверь. Он подумал о том, что может означать количество дверей и что может каждая таить за собой.

До этого мгновения, Кейдан видел глубоко в себе лишь одно желания, одну мысль, двигающую его и используемую как топливо для жизнеобеспечения. Но дверей с «истинными желаниями» оказалось три. Обнаружились сокрытые, неизвестные доселе желания, ускользающие от внимания и вставшие сейчас преградой на пути следования к своей цели.

– Вы уверены в вашем выборе господин? – прозвучал голос за спиной. – Подумайте хорошо, прежде чем открывать именно эту дверь.

Кейдан не отрывая руки, взглянул через плечо на источник голоса. Беорегард улыбаясь стоял в нескольких метрах, прикрывая своим телом проход, через который они пришли. Что-то изменилось в нем, он перестал внушать доверие.

– Сделайте правильный выбор! – посоветовал Беорегард в приказном тоне.

Кейдан отшатнулся. Атмосфера вокруг изменилась и тело пронзили острые иглы неприятного чувства. Страх перенял правления у авантюризма, повергая сознания в пучины размышления и анализа. Он вновь осмотрел все двери в попытках найти хоть какие-нибудь подсказки. Услышанные слова воспринялись как упрек, как сигнал что выбранная дверь не располагает нужным всем исходом. Кейдан пытался определить направления, но двери оставались безмолвны. Ничего, абсолютно идентичные, они прикрывали неизвестные пространства за собой. Найти правильный путь исходя из внешних атрибутов не представлялось возможным, поэтому определить направления вызвались инстинкты.

Прошло несколько минут, прежде чем рука вновь коснулась той же самой ручки. Приложив усилия и потянув на себя, дверь со скрежетом отворила тёмное пространство за собой.

– Всё же эта дверь! Ну что ж, выбор сделан, и ваш покорный слуга может лишь искренне пожелать вам удачи, – сказал Беорегард, разворачивая свою статную фигуры и направляясь обратно в коридор.

Посмотрев на своего сопровождающего, внутри Кейдана закрались сомнения о правильности выбранной двери. Глядя как он исчезает в лучах тусклого света, заливающего весь коридор, Кейдан подбежал к проходу, куда только что нырнул Беорегард. Прислонившись к стене и высунувшись в коридор, он на удивления обнаружил кромешную тьму в маленькой комнате, искусно заложенной каменной кладкой. Коридор исчез, превратившись в закрытое помещения, выхода из которого не было. Единственный путь, оставшийся после обнаружения невозможности отступить, лежал только вперед, в непроглядный мрак, скрывающий в своих недрах истинное желание.

Прежде чем окунуться за открывшуюся дверь, Кейдан попробовал проникнуть в оставшиеся проходы. Приложив немалые усилия, в попытках отворить их, двери не поддались, не сдвинулись даже на миллиметр. Их непоколебимость дала понять, что обмануть здешние устои невозможно, поэтому единственный путь всё также остался за открытой дверью.

Сбросив с себя груз неиспользованных возможностей, Кейдан остановился напротив открытого прохода. Вглядевшись внутрь пристальным взглядом, он не смог разглядеть даже толику деталей. Абсолютная тьма, пожирающая любые источники информации, вот единственное что можно было разглядеть в пространстве, раскинувшимся за дверью. Собрав всю волю в кулак, разбавленную неостывшими нотками сомнения, Кейдан шагнул в доступную тьму.

Сделав первый шаг за порог, Кейдана вдруг поразил громкий стук закрывшейся двери. Единственный источник света исчез, и мир вокруг стал выглядеть как место, брошенное жизнью. Помимо света в этом вакууме мрака отсутствовали любые звуки, произносимые даже самим Кейданом, от чего его восприятие себя как человека подкосилось. Он стал задумываться о том, что может быть пришел его конец, может жизнь закончена и так выглядят последние мгновения сознания. Устремившись за своими желаниями, он вполне мог раствориться в пучинах мрака, олицетворяющей ничто иное как смерть.

Эти мысли кружились в его голове. Параллельно им сознания двигало тело, не желая принимать звучащие мысли за непреложную истину. Невольно ступая, лавируя в потоке мрака и собственных мыслей, он направлялся дальше, вглубь бесконечно большой комнаты. Её стены, её потолок и пол, недоступные глазу Кейдана, имели внешний вид обычного каменного коридора, способного уместить целый город. Гигантское пространство, заполненное лишь тьмой, не имело внутри себя ничего, абсолютная пустота, адаптирующаяся по мере шествия человека.

Чем дальше гость, пришедший из мира реального в собственное сознания, двигался, тем живее становилось окружения. Стены изменялись, уменьшая свои огромные размеры до вида маленького дома. Потолок так же срезал расстояние и теперь его могучие своды можно было, при должном усилии, потрогать рукой. Пол, как и вся обстановка, превратился из каменного в деревянный. Темное пространство всё также оставалось непроглядным, но отнюдь не было пустым. Всё изменилось, огромная пещера превратилась в маленький дом, уютный и обставленный так, словно там жили несколько людей. Всюду стояла мебель на раскинутых коврах, валялись потрепанные детские игрушки, стопками лежали книги, стояли вазы, наполненные цветами, тут и там были разбросаны элементы кухонной утвари, стояли горшки, сложенная одежда, инструменты. Если бы Кейдан мог видеть, то разглядел бы чей-то обжитый дом. Но Кейдан не мог видеть, он мог только чувствовать, как под ногами камень, сменился деревом, что без сомнения насторожило его. Он остановился чтобы собрать как можно больше информации. Наклонившись, проведя рукой по деревянному полу, ощущая его потёртость, приобретенную за много лет использования, Кейдан не получил ничего существенного. Единственное что поменялось в нем, это возникшее предвкушения приближающийся тайны, сокрытой под грузом непроглядной тьмы.

Выпрямившись, он зашагал дальше, не замечая, что пол слегка наклонился в том направлении, куда двигался Кейдан. Проходя всё глубже, угол наклона неустанно уходил, и в какой-то момент, когда Кейдан уже осознал, что угодил в ловушку, пол под ногами исчез, ввергая тело в свободное падения.

Чувство падения сменилось чувством уюта и тепла. Непроглядная тьма исчезла, взамен впуская яркое помещения, наполненное мягким светом. В этом бассейне солнечных лучей, очнулся человек, чьи мысли стали обрабатывать увиденный сюжет. Он смотрел на свои мысленные похождения через город человеческих страхов, смотрел на фигуру, сгораемую от желания добиться результата в научных исследованиях, смотрел как тот человек, повторяющий все внешние особенности его самого, двигался совершенно по другому маршруту, отличимому от мыслей и желаний его настоящего. Он взирал на проделанный путь своего двойника и думал, как сложилась бы его жизнь, повтори он пройденный им маршрут.

Кейдан лежал неподвижно, словно парализованный уютом, исходящим из теплой кровати, заваленной несколькими одеялами, источающими сладкий запах духов. Он не хотел открывать глаза, пытаясь считывать недавние образы, возникшие во сне. Но в какой-то момент, все те несуществующие события стали терять свою притягательность. Они растворялись под мыслями, что всё происходящие там всего лишь иллюзия, небрежный поток разыгравшегося воображения, неспособного заменить его реальный мир.

Открыв глаза, вернув сознания в полное восприятие всего, до ушей дотронулись звуки пения птиц, а до носа, терзая вкусовые рецепторы, донеслись запахи, идущие откуда-то из глубины дома. Подняв свою фигуру, сквозь острое нежелания вставать, Кейдан сел на краю кровати, пытаясь собрать отсутствующие силы. Мыслями он уже перестал касаться событий, происходящих во сне, но чувство, что чего-то нахватает внутри него, стало прорастать с небывалой скоростью. Этот отсутствующий кусок непонятной субстанции, был словно основополагающей частью его самого, от отсутствия которого, всё происходящие вокруг воспринималось как несуществующий элемент работы его фантазии. Всё было ненастоящим, но её появления заставило придушить подобные мысли.

– Завтрак готов! Долго ты еще будешь здесь сидеть? – прозвучал мягкий, женский голос.

Кейдан поднял взгляд и увидел в дверном проеме образ невероятно красивой женщины. Она была облачена в фартук, подчеркивающий каждый изгиб её тела. В руках женщина держала лопатку, на которой еще остались следы недавней готовки. На голове её были черные, кудрявые волосы, собранные в пучок, гармонично сочетающийся со струящимся взглядом карих глаз, внутри которых, можно было потеряться, если слишком долго смотреть в их бесконечную глубину.

– Я как-то странно выгляжу? Или это вновь тот пылающий взгляд, который я уже видела много лет назад? Ох Кейдан, Кейдан, ты совсем не меняешься.

Женщина подошла вплотную и села по правую руку Кейдана. Её запах, такой сладкий, убаюкивающий сознания, вкупе с мягкой кожей, ощущаемой при её нежном объятие, поработили все мысли, вытесняя прочие раздумья. В объятиях, казавшийся одновременно незнакомой и самой близкой женщины, единственное, о чем мог думать Кейдан, это о ценности каждой секунды, проведенной с ней.

– Ты помнишь, как это было? Как ты подошел ко мне, робко начиная разговор? Как я ответила взаимностью, и мы убежали с того мероприятия, собравшего кучу людей? Помнишь, как мы гуляли почти до самого рассвета? Помнишь, как пришли ко мне домой, и ты, не желая отпускать меня, сказал что хочешь видеть меня каждую секунду своей жизни, а я ответила тебе поцелуем? Знаешь, что стало катализатором ко всему этому? Твой пристальный взгляд, которым ты смотришь на меня даже спустя много лет, – подняв глаза из собственных воспоминаний, она посмотрела на Кейдана тем взглядом, что он никогда не видел за всю свою жизнь. – Чтобы я делала без тебя…

Её сладкие губы поцеловали Кейдана. Жар от её прикосновения пронесся по всему телу, зажигая незнакомое блаженство, растаять в которым было лучшим из подарков.

Это яркое мгновения длилось нещадно мало. Отпрянув, она нежно взяла его руку и повела вглубь дома, куда Кейдан последовал, всё так же оставаясь в блаженном наслаждении.

Быстро накинув на себя одежду, лежащую на кресле возле двери, он поспешил за женщиной, растворившийся в проеме другого помещения, находящегося прямо напротив комнаты. Выйдя в обширное пространство, соединяющие все проходы, Кейдан оказался в широкой гостиной, полностью заставленной элементами жизни множества людей.

Справа в углу стоял книжный шкаф, доверху заполненный книгами разного содержания. От него, примерно в двух метрах, был еще один проход ведущий неизвестно куда, ибо был закрыт на замок. В противоположном углу от шкафа находился четвертый проем, скрывающий за собой яркую улицу. В середине комнаты стоял широкий стол, заваленный игрушками разного качества. Некоторые были сделаны неумелыми руками, некоторые отражали весь безграничный талант их отца создателя. Вокруг стола стояли два деревянных кресла, на одном из которых находились книги, похожие на те, что хранились в шкафу. За столом, возле той стены, где был вырезан проем куда исчезла женщина, стоял потрепанный диван с разбросанными на себе подушками. Вся эта картина гостиной воспринималась Кейданом с непонятным чувством. Она вроде была безумно знакомой, но в тоже время каждая её отдельная деталь была словно выдумана, будто части огромной лжи сплетались воедино, создавая его прежнею жизнь.

Образ гостиной заставил на мгновения задуматься о происходящем вокруг. Пусть мысли и угасли на мгновения, когда появился образ женщины, они снова возникли, когда Кейдан остановился чтобы оценить внешность гостиной. Каждый элемент, на который взирал его гуляющий взгляд, порождал догадки, создавая в голове потоки размышлений, внутри которых, восприятия реальности стало словно исчезать, будто стиралась невидимая граница, сдерживающая запретную информацию, способную превратить весь окружающий мир в пугающие осознания происходящего. Он чувствовал изменения внутри себя, подменяющие его самого, от чего быстро отвел взгляд и поспешил на кухню, где женщина всё в том же фартуке стояла возле окна. Она, прикрывая одной рукой глаза от палящих лучей солнца, высматривала что-то за окном, и наконец уловив взглядом объект своих поисков, громким голосом крикнула:

– Завтрак готов!

Затем она расставила на столе четыре тарелки с приборами, вокруг нескольких блюд, источающих тот самый запах, заставляющий думать только об одном.

Кейдан всё это время стоял в проходе и смотрел за действиями женщины, теряющей ту обаятельность, вызванную недавними событиями. Она, как и гостиная за спиной, приобрела статус объекта, порождающего сомнения, касающиеся всего происходящего вокруг. В ней читалась что она неотъемлемая часть жизни Кейдана, она его вторая половинка, без которой не существует цельного человека. Но в то же время её образ воспринимался как выдуманная необходимость, порожденная фантазией. Она сама, как её слова и действия, пестрила чем-то нереальным, чем-то невозможным, от чего внутри Кейдана зарождались мысли, ставящие всю реальность происходящего в один ряд с сюжетом, возникшим в недавних сновидениях.

Возможно, это было какое-то помутнения сознания, или желания избежать всего того, что с ним происходило, но, как бы то ни было, Кейдан всерьез задумался о своем положении, когда женщина, усаживаясь за стол, ласковым жестом приказа ему сесть на свое место. Повинуясь её проявлением заботы, он сел за широкий стол, думая о происходящем. Его навязчивые мысли закручивали в голове тонкую нить, сшивающую обрывки разных суждений. Но разношерстным мыслям не суждено было окрепнуть, так как за спиной открылась дверь и зазвенели шаги, приближающиеся с большой скоростью. Не успев сообразить и принять решения, Кейдан был застигнут врасплох двумя милейшими созданиями. То были два ребенка, мальчик и девочка. Девочка была точной копией женщины, которую она именовала мама. Такие же черные волосы, такой же взгляд, такой же образ ангела, изменяющий все мысли. Она игривая и жизнерадостная влетела на кухню и поспешила поделиться своими достижениями.

– Мама, мама, Самуэль опять пытался напугать меня! Он показывал мне разных жучков, а я не люблю жуков. Они мерзкие и злые. Но хоть я и боюсь их, я не показала это Самуэлю, как ты меня и учила. Я была отважной и бросила вызов своим страхам, как в той книжки, что ты мне читала.

Торопясь рассказать о случившемся, маленькой девочки не хватало воздуха, из-за чего она делала несколько пауз, в моменты которых, губы её матери расплывались в обворожительную улыбку, а всё лицо светилось любовью.

Мальчик был напротив спокоен. Молча появившись, он сел за стол, не обмолвившись и словом. Его внешний вид напомнил Кейдану кого-то знакомого: его черты лица, его дух, летающий вокруг него, его глаза и пустой взгляд, были очень знакомы.

Двое детей стали уплетать всё что было на столе. Женщина тоже принялась за еду. Один лишь Кейдан, не понимая, что происходит, сидел сложив руки на бедрах. Он прокручивал одну деталь, наполняющую концовку его сновидения. Там, в тех просторах, хранившихся исключительно в голове, он был в образе ученного, получившего наконец возможность обрести то, что привело его в иные миры. Подойдя к границе, он стер её открытием двери, за которой должны были ждать несметные богатства. Но там была лишь пустота и конец сюжета, посредством пробуждения. Думая об этом, маленькая мысль росла в полноценную вероятность, сопоставимую со всеми ощущениями, полученными в этом доме.

Что если, это не был сон, а была реальность, в которой его настоящие тело проникло не в ту дверь? Что если причиной его здесь проживания послужили три двери заместо одной? Что если всё вокруг, исполненное желания?

Кейдан думал об этом, ставя в роль главного героя не самого себя, а ту проекцию, получившую такую же внешность, но другую жизнь. Он вспоминал все детали, наполняющие другого Кейдана.

Та жизнь струилась исключительно вокруг призвания, которое стачивало любые углы, встреченные на пути следования за своей мечтой. Тот Кейдан жил, не замечая истинных желаний, растущих где-то в глубине. Он жил в коконе под эгидой важности своей работы, прикрывая ей неполноценность человека социального. Он жил один в изгнании собственных идеалов, работал, создавал свой жизненный путь, по окончанию которого заслужил бы признания, но только в науке, в личном же плане он был бы одинок, до скончания веков. И такой расклад устраивал его, он принял свое будущие, заплатив за него цену, перечеркнувшую все атрибуты жизни обычного человека. Но они не исчезли полностью, они затаились, ожидая глубокой старости, где их хозяин, пленённый годами одиночества, наконец признает свои желания.

Всё происходящие сейчас в этом мире, могло быть той реальностью, спрятанной за дверью и впитавшей истинное желания, никогда не признаваемое Кейданом из сна. Думая в этом направлении, сидя за столом, где вся семья энергично уплетала приготовленные блюда, его вдруг поразило резкое чувство отказа от собственной теории. Причинной тому послужили слова маленькой девочки, вдруг разрезавшей образовавшуюся тишину.

– А почему папа не ест с нами? С ним что-то случилось?

– Он просто задумался, дорогая, – ответила женщина, взглянув прямо в душу Кейдану, – правда ведь?

– Да… да, конечно, – ответил Кейдан.

Папа. Именно так его назвала маленькая девочка, смотрящая на него таким же взглядом, что и её родная мать. Бархатным голосом она произнесла имя, заглавия социального статуса способного перечеркнуть все струящиеся догадки. Какая разница существовал ли тот Кейдан, если настоящая жизнь протекает здесь и сейчас. Он в кругу любящей семьи, он отец и муж, задачи которого оберегать свою семью, а не размышлять о другой жизни. Зачем ему тот образ, ведь здесь намного лучше, здесь тепло и уютно, здесь он значимый человек, а там брошенная пустышка, пытающаяся создать спасения для человечества. Та модель существования никогда не сравнится с этой жизнью, и именно поэтому он никак не мог оставить вероятность, зародившую идеи о том, что мир вокруг иллюзия. Из-за нежелания отпускать царящую идиллию, Кейдан продолжал думать о нежелательном исходе, словно был опьянен тем недопустимым сюжетом.

Размышления о том, что где–то там, среди оставшихся дверей, возможно находится желанный тайник с информацией, превращали его мир в жалкую пустышку, созданную исключительно из-за того, что образ Кейдана ученного отвергал, но в то же время скрытно желал, обычную жизнь. Его мир мог быть неправильно выбранной дверью, приведшей сюда Кейдана ученного, окрасившего всё вокруг в цвета истинного желания, воплотившегося в реальность, превратив тем самым сюжет мира в семейную идиллию. Тот Кейдан, тайно от самого себя, желал обычную жизнь, желал воспитывать детей, желал любящую жену, поедающею глазами полными всепоглощающего обожания, желал слушать радостные слова, возгласы семьи, повествующие о их безграничной любви. Это желания было им задушено в зародыше, оно исчезло до момента своей реализации, затаилось и вырвалось в окружающий мир, создавая ту желанную модель, являющуюся ориентиром для каждого живого человека. Этот мир вокруг – исполненное желания. Его дети, его жена, все счастливые мысли и моменты, лишь поддельные кусочки полноценной лжи, где не существуют Кейдана, смиренно живущего в мире семейной идиллии. Существует лишь Кейдан ученный, выбравший не ту дверь.

Такие мысли бороздили голову Кейдана, сидевшего уже не на кухне, в окружении семьи, а в кресле гостиной, в полном одиночестве. Он бесконечно размышлял, отвергая и подогревая свои же теории. Его мыслительный процесс тянулся несколько часов, из-за чего день растаял в раздумьях и наступил вечер.

Под конец освобождения от терзающих мыслей, он уже не воспринимал себя как Кейдана живущего в этом мире, он полностью перенял образ Кейдана ученого и стал по-другому смотреть на происходящие вокруг.

Лучшим решением для истинного Кейдана, было оставить этот мир, проснуться, начать всё заново и снова попытаться проникнуть в тот храм, где несколько дверей охраняют истинные желания, открыть там уже другой проем, скрывающий то, зачем он пришел. Это было бы в духе джентльмена науки, но стойкое желания, возникшее при осознании происходящего, настаивало на том, что нужно изучить всё существующие сейчас. Это, по мнению Кейдана, говорил истинный он, ученый, готовый изымать любую информацию из доступных возможностей. На самом же деле в нем говорил обычный человек, обычные эмоции и желания. Увиденная реальность давала уникальный шанс опробовать на себе все прелести обычной жизни, хоть и завернутой в обертку несуществующей реальности.

Кейдан решил, под знаменем ученого, прикрывая себя настоящего с чувствами и эмоциями, окунуться в недоступную ему жизнь, такую притягательную и завораживающую.

Время во сне протекает быстро. Зачастую человек не успевает увидеть всё что ему приготовил выдуманный мир, созданный в голове. Все успевают только шагнуть на порог, как вдруг меняется сюжет и обстановка, ввергая сознания в другое видение. Кейдан забыл о свойстве сна известном как скоротечность. Его два последних сновидения имели намного больше времени в распоряжении чем классические обрывки снов, появляющиеся каждую ночь. Ему выпал особый шанс сполна изведать просторы собственного сновидения, узнать его тайны, найти уникальную информацию, создать базу и заполнить её приобретенным опытом, перенося его на страницы, подробнее повествуя о таком мало изведанном явление как сновидения.

Без сомнения подобным мыслям в голове Кейдана отводилось особое место на пьедестале поставленных задач. Но оказавшись в своем собственном желание, – пусть даже тайно существующим – он позволил окутать себя мыслям терзающим, мыслям, прикрывающимся праведным исследованием, с истинным мотивом, звучащим как: «Взглянуть на обычную жизнь» или «Почувствовать на себе что было упущено и никогда более не воплотится в жизнь».

Он потерял счет времени, забыл о том, что находится во сне, забыл о своих целях и убеждениях. Он окунулся в мир обаятельной семейной жизни. Кейдан провел всё свое время, уделенное на изучения, в пленительной компании обворожительной женщины и двух детей, рассказывающих о своих похождениях в мире созданных приключений. Он слушал детские голоса, ублажая черствый слух, он смотрел на женщину, что была его женой и ублажал пустой взгляд, он видел картину, и его сухая душа расцветала от горечи осознания, что всё вокруг могло быть создано им самим, в далекой реальности, откуда он пришел.

Так пролетали оставшиеся часы. Под конец дня, когда сумерки исчезли, освобождая местность гнетущей тьме, четыре человека находящиеся в собственном доме и утопающие в компании друг друга, склонились под грузом дневной усталости, из-за которой прозвучали слова испугавшие Кейдана.

– Как незаметно подкралась ночь! Думаю, детям уже пора спать, да и нам тоже. Завтра будет важный день, – потягиваясь, проговорила женщина.

Услышав слова о сне, он осознал, что всё происходящие близится к концу. Сон во сне мог обозначать конец грезам и начало пробуждения. Проснуться, оставить позади приобретенный недавно эпизод человеческого счастья, исчезнуть, раствориться в правящем одиночестве, заполнившем каждый уголок особняка, куда Кейдану предстоит вернуться, было для него чем-то отталкивающим и нежелательным. Он словно утратил желания жить своей прежней жизнью, внутри которой его ждет холодный мир, пустой, с единственной отрадой в виде выдуманных миров, скрывающих безграничный источник информации.

Оказавшись на кровати в объятьях женщины, что называла себя его женой, Кейдан стал ощущать всю ценность каждого мгновения. Она была словно генератор чарующих эмоций, доселе неизвестных ему. Их чужеродность, наряду с невероятной обаятельностью, порождали в голове единственное желания, с которым он не хотел расставаться. Этим желанием был мир, в котором он сейчас находился. Каждая деталь, наполняющая пространство вокруг, каждое действие и возможность, струящаяся по каналу этого мира, были истинным пламенем души, разносящим умиротворяющие тепло, жар от которого, Кейдан не желал терять. Он не хотел исчезать из объятий женщины, он не хотел терять детей, не хотел терять дом и все возможности, существующие в этом мире. Кейдан стал видеть красоту в обычном, чего раньше никогда не случалось. Эта перемена взглядов заставила его задуматься о том, что с ним происходит. Он стал поднимать из глубин самого себя, все некогда правящие мысли и взгляды на жизнь. В их свете он видел истинного себя, холодного, не принимающего обычную жизнь, стремящегося создавать и изучать с целью получения задуманного результата. «Тот Кейдан никогда не думал о подобной жизни, так почему же я сейчас смотрю на эти просторы с чувством тоски и утраты? Какой же я жалкий? Исчезни…». С этими мыслями Кейдан погружался в пучины раздумий, откуда физические процессы, выполняя свои задачи, отправили сознания в полет выстроенных сюжетов.

Всё вокруг исчезло. Комната сменилась непроглядным пространством, заполоненным лишь тишиной. Мысли растворились, отпуская все раздумья, и впуская неконтролируемый поток фантазий. В этом потоке, одинокая фигура мужчины падала в глубины непроницаемого мрака. Он стремился вниз, туда, где начинается новый сюжет.

Падая всё глубже, тьма вокруг сгущалась и добавляла понемногу детали образующие окружения. Первым что пробилось до сознания Кейдана, был холодный, жгучий ветер, принесший запах города. Далее исчезла тишина, и всё вокруг заполнилось звуком толпы людей, усердно шагающей в неизвестность. Падения прекратилось и новым чувством, посетившим сознания, стало ощущения холодного камня под руками. Спустя мгновения, до глаз донёсся образ огромных зданий, окаймляющих широкую площадь, где находилось тело незнакомца, вокруг которого шныряли сотни людей, незамечающих его. Зрения вернулось, демонстрируя темные, угрюмые фигуры, с мрачными мыслями и непоколебимым чувством двигаться вперед. Кейдан наблюдал картину струящийся массы человеческих обличий, разлившихся вокруг него. Над ними было серое небо, готовое окропить землю водой, способной смыть всю грязь, разросшуюся по периметру неизвестного города.

Очередной храм человеческих душ возник перед Кейданом, вместо привычных стен его родного особняка. Пробуждения не последовало. Ожидаемый конец путешествия во сне, стерся о новый эпизод сменившихся декораций, повествующих о продолжении прибывания в собственном сознании.

Сон углубился. Новый пласт сновидения вверг своего создателя в огромный коридор, где множество дверей скрывали за собой сюжеты наподобие того, что развернулся перед удивленным взглядом Кейдана. Каждая дверь скрывала за собой собственный коридор,заполненный такими же дверями, но с сюжетами внутри определенной направленности. Стиль и способы повествования выбирались исходя из действий их хозяина, навеянных с помощью книг, рассказов, мыслей, определённых поступков и т.п. Или же сюжет выбирался в связи с прихотью подсознания, пытающегося донести обрывки информации, созданной внутри себя. Иногда два этих способа сплетались и создавали сюжет более яркий и насыщенный деталями, нежели, когда каждый выступал создателем по отдельности. Заглянуть в коридор получалось лишь когда сознания засыпало, тогда он преобразовывался в связи с действиями, совершенными их главным актером. Каждый сон наслаивался на предыдущий, исходя из его стиля делая последующие сновидения более глубокими в определенном жанре. Так, например, определяющим фактором для возникновения окружающего города, где Кейдан оказался, послужили его мысли, посещаемые в момент, когда он терзал себя желаниям остаться с появившейся на мгновения семьей. Он задал темп и направления, куда теперь ему предстоит двигаться.

Поднявшись, взглянув на окружения пустыми глазами и разумом, Кейдан попытался определить причины продолжения его прибывания во сне. Новое окружения, новые декорации, новый город, новые детали, сокрытые внутри, новые возможности, открытые благодаря неизвестным причинам, побудившим продолжения сна, породили в голове Кейдана непроглядную, тугую массу размышлений, подогреваемых ощущениями от старого сновидения и от предвкушения нового. Мысли не позволяли сосредоточиться на решение возникшей аномалии. Их невообразимый поток, пытался унести сознания под своды циклопического города, раскинувшегося перед глазами Кейдана. Его завораживала новая возможность и при этом отталкивало неправильно принятое предположения о прекращение сна. Его чувства исследователя боролись с чувствами обычного человека и ученного. С одной стороны, была неприкрытая возможность вновь попытаться узреть тайник, наполненный информацией. С другой было осознания, что сновидения длится слишком долго, а вариант, который должен был прекратить его, отправил в другое, несмотря на выдвинутое предположения. И всё это сопровождалось чувствами, полученными из открывшихся источников человеческих эмоций, до этого момента, сокрытых где-то в глубине. Кейдан, наблюдая неизвестность, чувствовал внутри себя такую же неизвестность, что вкупе порождало непонимания. Мыслей, способных объяснить, как действовать дальше, не было, поэтому контроль над принятием решений взяли инстинкты, отточенные научными работами. Исследователь внутри, вознесся над человеком и ученным, доводя появившуюся возможность, до четкого понимания.

Он двинулся вперед. Решительными мыслями исследователя, подавляя чувства человека, Кейдан врезался в спешащую массу людей. Став единым с потоком душ, он окончательно отбросил переживания и освободил разум от гнетущих, остаточных эмоций. Впереди его ждала возможность вновь реализовать свое желания, позади же остался эпизод, навсегда вырезавший в памяти упущенную возможность.

Кейдан двигался по широкой площади, где протекал нескончаемый поток человеческих душ. Сотни людей, неустанно спешили куда-то в неизвестность, разбросанную за границами высоких построек, стоящих на фоне заполненной площади. Эти здания выгляди как жилые комплексы, способные уместить каждого человека, проходящего рядом с Кейданом, взирающим на открывшиеся детали нового сновидения.

Оглядываясь по сторонам, его взгляд коснулся высоких строений, разъеденных временем. Они были сложены из белого камня, отражающего лишь остатки некогда наполняющего их цвета. Блестящий, насыщенный своим необузданным нравом, высокомерно заявляющим о своем полном превосходстве над другими материалами, из которых складывали постройки, белый камень утратил свое превосходство, превращаясь в жалкую пародию самого себя. Белый или точнее сказать серый материал, впустил в свою структуру неотъемлемую судьбу любого предмета, существующего в мире, где есть время, нещадно пожирающие все отведенные секунды. Они более не были цельными кусками, сгораемыми в могуществе собственной красоты. Их время ушло, оставив лишь потрескавшуюся кладку, создающую внешний облик заброшенного города, не лишённого при этом жизни.

Стены, сложенные из серых камней, уносились ввысь на несколько десятков метров, где верхними этажами прятались под своды прогнивших крыш, отталкивающих мелкий дождь, никем не замечаемый.

Гуляя взглядом от строения к строению, наблюдая их приближающийся конец, Кейдана неожиданно посетила мысль, что виденный сейчас город очень схож с бесшумным городом, представшим в первом эпизоде осознанного сновидения. Раскручивая эту мысль в голове, он всё больше убеждался, что это заявления не имеет возможности существовать, ибо не находилось ни одного элемента объединяющих два совершенно разных города. Но как бы сильно Кейдан не старался уйти от той безобидной мысли, он всё больше утопал в ощущение, что город, на который он смотрит сейчас, чем-то схож с той бесшумной противоположностью.

Когда скрежет натянутого ощущения уже не давал спокойно лицезреть огромные постройки, Кейдан перенес свой взгляд на быстротекущий поток людей, неустанно шагающих в одном направлении.

Их путь начинался из огромной, вырезанной в двух стоящих по соседству зданий, арки. Из-за её границы приходили люди, прямо из недосягаемых просторов, выстраивались в длинную череду и начинали свое шествие по широкой, пустующей площади. Проходя это пространство, заложенное каменной брусчаткой, каждый из шествующих словно пересекал свое последнее мгновения, окрашивая его разношерстными эмоциями. Кто-то был в гневе от свой оплошности, приведшей в это место, кто-то, понимая свое положения, заливался горькими слезами отчаяния, кто-то до конца не осознавал, что происходит вокруг, от чего отражал безмятежность, кто-то принимал всё со спокойствием, присущим лишь смирившимся, кто-то боялся, кто-то был заинтересован случившимися с ними событиями, кто-то сгорал, а кому-то не хватало доступных эмоций. Словом, каждая проходящая мимо душа, будто черпала краски из палитры эмоций, отражающийся на их лицах.

Кейдан заворожённо наблюдал, вглядываясь в бесконечный поток, тянущийся толпы. Все эти люди стекались в одно место, и этот факт, создал в голове Кейдана единственно истинное правило, в котором все кроме него могут двигаться только вперед. Благодаря этому надуманному условию, его взгляд очень быстро уловил фигуру старика, двигающуюся со стороны прохода, куда спешили все остальные. Его направления движения было неестественно, его нонконформизм воспринимался как ошибка в коллективном разуме, ведущем все остальные фигуры строго в определенную сторону. Он был обычным человеком преклонных лет. Хромая походка, компенсировалась деревянной тростью под крепкой хваткой дряхлой руки. Старое тело скрывал длинный, поношенный плащ, концами тащившийся по земле, так как был слишком велик для щуплого старика, придавленного грузом прожитых лет. Медленно, размеренно перебирая тремя ногами, он подошел на близкое расстояния, что позволило Кейдану рассмотреть его лицо. На голове были длинные, но редко растущие, седые волосы. Их концы падали на плечи и выступали наподобие картинной рамки, в который было заключено изношенное лицо. Множество морщин, рот полный остатков зубов, впалые глаза, с грустным, но проницательным взглядом, могучий лоб и сильный подбородок, уголки треснувших губ, складывающихся в ехидную улыбку, – вот всё что увидел Кейдан на лице старика. Последний шагал в направлении единственного человека, смотрящего на него. В силу своих возможностей, он максимально быстро приближался к нему, пытаясь как можно скорее осуществить то, за чем явился на эту площадь.

Прошло несколько минут, прежде чем Кейдан окончательно подтвердил свою, связанную с целью появившегося старика, теорию. Предположения, что объектом его целеустремлённого шествия против направления толпы, стал именно Кейдан, подтвердились его остановкой и последующими за этим словами:

– Зачем ты здесь? – прозвучал хриплый, низкий голос.

Кейдан ошарашенный таким вопросом, долго не мог придумать, что ответить. Старик смиренно ждал, не произнося более слов и даже не шелохнувшись. Он замер в томительном ожидание, сурово вглядываясь в образ незнакомца.

– Я не знаю, – не в силах больше молчать, Кейдан наконец ответил.

– Что за бездумное дитя! Какой смысл отягощать себя блужданиями, если ты неспособен ответить самому себе зачем всё это? Если ты неспособен дать четкий ответ о своей деятельности, то ты сравни насекомому, вторгшемуся в места куда ему проход запрещен! – старик приблизился с доступной ему скоростью. – Бессмысленное скитания по островам, где проявляется твоя фантазия, вот возможности доступные тебе. Ведомый! Глупец, забредший в заросли густой и непроглядной паутины, сплетенной собственным сознанием! Угодившая в ловушку своих иллюзий, жертва тщеславия и мрака глупости! Ты погубил всё что строилось годами, и от твоей беспечности всё исчезнет в гиене тлеющего отчаяния, ибо конец пришел, и ты его создатель!

Пламенная речь воспринималась Кейданом вначале как порыв истинных эмоций, но через несколько минут обрела твёрдый статус бреда сумасшедшего старика. Последний, закончив свой короткий монолог, не угомонился и спустя мгновения продолжил:

– Мир канет в небытие! Исчезнут города под грузом конца времен. Исчезнут жизни, заменяясь черной пустотой сотворенной смертью. Исчезнет воздух, превращаясь в яд. Исчезнет земля, создавая пустоту, где некогда существовало множество миров. Всё кончится! Конец пришел собирать плоды твоего посева! Принятые решения приговорили все миры, и ты даже неспособен назвать причину анафемы! Зачем ты сюда пришел?

Старик вновь задал тот же вопрос и стал выглядеть более зловеще. Его черты лица нахмурились, превращая незнакомое лицо в уже некогда виденное. Не в силах ответить и вымолвить хоть слово на прозвучавший вопрос, Кейдан стоял в оцепенение, пока старик не вскинул руку, поднимая перед собою посох, и со всей мощью, неспособной уместиться в его дряхлых руках, ударил оземь. Громкий звук разлетелся по всей округи и устремился вверх, к крышам огромных зданий. Кейдан выпал из транса собственной невозможности произнести хоть малейший звук. Он бегло огляделся и увидел, что вся толпа, спешащая и не прерывающая своего шествия, остановилась, бросив на Кейдана тысячи глаз, источающих презрения. Они словно повиновались громкому удару, сотворенному человеком, что утратил внешность старика и приобрёл отражение внешности молодого Кейдана. Эта личность уже встречалась. Он вспомнил собственное отражения, посетившее его в моменты сомнения и придавшее уверенность в выбранном направление. Сейчас его молодая копия стояла точно с таким же выражением лица, как и в первый раз. Та же неприязнь и презрения, тот же взгляд, кричащий о многом и струящийся сверху вниз, тот же холодный голос, звучащий замогильным шепотом.

– Так значит ты не знаешь свою роль? Хм, что ж, думаю я смогу тебе помочь, указав направления куда ты отправишься, – двойник взял палку за конец, служившую ему тростью в облике старика, и за мгновения ока сблизился со своим оригиналом. – Глубже в отчаяния! – сказав это, он ударил Кейдана по голове, ввергая того в забвения.

Глава – 7

Секунды пробуждения сопровождались отчаянием, вызванным неспособностью двинуться. Пробившись к свету, сознания попыталось спрятать тело, унося его как можно дальше, но охладевшие мышцы не позволили сотворить задуманное. Секунды паники превратились в минуты смирения и осознания того, что тело полностью недееспособно. Отказали все конечности, отказали тактильные ощущения, из-за чего не представлялось возможным определить, что происходит с телом, в глазах была темнота, либо из-за потери зрения, либо из-за невозможности поднять веки, в ушах отражалась холодная тишина, заполняющая не только пространство вокруг, но и безмолвные уста, воздух не наполнял легкие, ибо это не требовалось. Бездыханное тело, с заключённым сознанием внутри, находилось в пугающей неизвестности, выбраться из которой было невозможно. Минуты превращались в часы, часы превращались в сутки, сутки превращались в бесконечность. Время тянулось сквозь одиноко лежащие тело, брошенное в темноте. Сознания Кейдана, пойманное в ловушку заключенной плоти, ведомое страхом и отчаянием начало затухать, ввергая воспоминания в темные просторы уголков разума. Кейдан начал забывать кто он такой и как здесь оказался. Прошлое размывалось безысходностью будущего, оставляя в голове место лишь осознанию собственного конца.

Так продолжалось бесконечно долго, пока до ушей Кейдана не донеслись забытые звуки. Как оказалась слух еще был способен улавливать колебания, покинувшие место вокруг. Неожиданно возникший отголосок прошлого сначала испугал Кейдана, но в скором времени приобрел статус надежды, вселяющей в сознания, что уже почти сдалось, возможность вновь окунаться в забытый мир.

То были размеренные шаги, гулко звенящие в окрестности и медленно приближающиеся к месту заточения, не покинутого сознанием, тела. Когда звук прекратился, последний шаг неведомого прозвучал совсем близко. Воцарилась тишина и сомнения вновь громогласно прозвучали в голове Кейдана. Но им не суждено было окрепнуть, новый звук прогнал все гнетущие мысли. Прямо над головой прозвучал треск дерева, похожий на открытия деревянного ящика. Затем шаги вновь зазвучали, унося их хозяина в противоположную сторону, где так же послышался треск дерева с последующей тишиной, продлившийся мгновения. Далее всё вокруг заполнилось канонадой всевозможных звучаний. Шаги размножились, словно шагала целая группа людей. Их сопровождали разные всхлипы, стенания и причитания, слова поддержки и успокоения. Они обладали голосом способным воспроизводить понятные слова, что определяло их как представителей рода человеческого, более того, все голоса были знакомы Кейдану. Вся эта какофония приближалась и в какой-то момент окружила таящиеся в темноте тело.

Струящийся свет разрезал пылающие глаза, озарённые осознанием того, что способны видеть. Веки были открыты, но царящая вокруг тьма не позволяла углядеть хоть что-то. Свет проник в маленький закуток, где Кейдан смиренно ожидал мгновения соприкосновения с прошлым миром. По ощущением, прошли года, десятилетия, на деле же не прошло и двух часов как он здесь оказался. Свет сопровождался звуками открытия деревянной крышки, что прикрывала тело Кейдана от внешнего мира. Когда она исчезла, оголяя его, вокруг пронесся пронизывающий плач, задыхающийся женщины. Её поддерживали словами: «Такова жизнь», «Ничего не поделаешь», «Мы с тобой», звучащими в тоне сожаления и сочувствия. Когда женщина успокоилась, лишь изредка всхлипывая, зрения Кейдана сфокусировалось и обрисовало происходящие вокруг.

Люди окружили деревянный ящик, обитый бархатом. Они стояли облаченные в черное и с грустными лицами, без сомнения знакомые Кейдану. То были те крохи людей, что знают его лично. Женщина, старшая из всех присутствующих, имела бледный вид, кричащий о том, что ужас её посетивший, не совместим с жизнью, где она оказалось лишена своего ребенка. Эта женщина в далеком прошлом произвела на свет человека, что лежал перед ней облаченный в парадный костюм, бледный и с остекленевшими глазами. Смотря на свое дитя, утратившие жизнь, она была не в силах стоять. Ей помогали две женщины значительно моложе её, но с точной копией её внешности. Те особы были едины кровью с ней и с лежащим перед ними человеком. Он был их старшим братом. Три женщины, представшие перед глазами Кейдана, были его семьей, забытой из-за отсутствия каких-либо чувств. Он не испытывал нужды в общении с ними, не думал о том, как у них идут дела и всё ли в порядке, не был хорошим братом и сыном, но всё же оставался им семьей. Семейные узы связали четверых разных людей, объединили их в касту, где каждый живет сам по себе и лишь по особому поводу собираются вместе. Подобные мероприятия из раза в раз пропускались Кейданом, из-за чего их связь угасала, в то время как у остальных членов семьи она крепла, благодаря таким встречам как панихида по собственному брату и сыну.

Их черный наряд, их эмоции и слова, их поведения и грустные взгляды не сразу донесли до Кейдана причины такого окраса. Он долго вглядывался в лица собравшихся, прежде чем до него наконец дошла суть происходящего.

В маленькой толпе находился единственный друг Кейдана – Джон Санфо. Он стоял слева от убитой горем матери и двух её дочерей. Облаченный в черное и погруженный в свои глубокие мысли, Джон смотрел прямо в глаза Кейдана, пытаясь углядеть в потухших долинах некогда бурлящий огонь жизни. Но это было невозможно, ибо пламя ушло навсегда, оставив внутри лишь сознания, способное только наблюдать.

Последним человеком в толпе был давно забытый персонаж, исчезнувший из жизни, как только для Кейдана засияла путеводная звезда. Увидев его, Кейдана захлестнули воспоминания о забытых временах, сопровождающихся веселыми приключениями двух отъявленных подростков. Это был старый друг, изменившийся внешне, ставший более взрослым, но сохранивший в себе ту язвительную черту, чувствовавшуюся даже сквозь призму прошедших времен. Его невозмутимый вид, осанка неспособная согнуться даже под грузом случившейся трагедии, говорила о том, что сложившаяся жизнь ввергла его в мир аристократии, отвергаемый Кейданом без сомнения полностью. Их жизненные пути разошлись, они сотворили из себя то, что хотели и спрятали глубоко в себе промежуток времени, где лучшем занятием было разбить соседу стекло. Пути разошлись, но снова скрестились, когда жизнь одного угасла. Друг пришел почтить те воспоминания, что никогда его не покидали. Облаченный в черное, он стоял невозмутимо, но с колышущимися мыслями в голове, отражающимися во взгляде полном скорби.

Все собравшиеся знали человека, лежавшего перед ними. Так или иначе они фигурировали в жизни Кейдана и были его единственными знакомыми, способными прийти на последнею встречу с другом, сыном и братом.

Оглядев всех, Кейдан долго не мог понять причину их скорби и собственную невозможность пошевелиться. Прояснения наступило лишь когда послышались слова от человека, чьи звуки шагов заполнили всё пространство вокруг. Размеренный ритм приближался из той же местности, откуда все собравшиеся, приблизившись, окружили Кейдана. Шаг за шагом, методично сокращая расстояние, из пелены неизвестности выплыло еще одно знакомое лицо. То была Ирина, облаченная в рясу и с огромной книгой в руках. Её появления заставило собравшихся оторвать взгляд от объекта их объединяющего и обратить внимания на себя.

Её ярко пылающий зеленью взгляд, окинул всех собравшихся. Поочередно заглядывая каждому в глаза, она безмолвно заговорила со всеми, внушая им блаженное спокойствие. Её образ в рясе, её черно белый наряд, со свисающим на шее крестом, обрисовали её как служительницу бога, как личность, способную провести душу умершего в загробный мир, хоть под её рясой и скрывается всего лишь человек.

Когда Ирина выполнила отведенную роль, она бросила свой ярко выраженный взгляд в глаза Кейдана. Прошло не более нескольких секунд, прежде чем Ирина расплылась в ехидной улыбки, и оторвав взгляд, заговорила:

– Сегодня нас объединило печальное событие. Из жизни ушел замечательный человек, друг… брат… и сын. Небеса оплакивают эту потерю, принимая душу его в свои бескрайние просторы. Он покинул нас, но жизнь его не прекратилась. Он будет жить на небесах и на земле, ибо оставил после себя неизгладимый след в жизни всех собравшихся. Вы будем помнить его вечно, пока сами не станем воспоминаниями. Когда наши тела умрут, нам вновь выпадет шанс увидеть человека, что мы сегодня провожаем в последний путь. Мы вознесемся на поля, где дружно будем вспоминать события нас объединяющие, будем вспоминать времена, когда все были живы и не воспринимали жизнь всерьез, – взгляд Ирины стал холоднее. Её слова проникали в Кейдана как острые иглы, ранящие сердце, внутри которого, росло понимания, почему тело отказывается шевелиться. – Она принимается нами как должное, как дар свыше, как наша собственность, доступная и принадлежащая исключительно нам. Из такого мышления рождаются порождения тьмы, мысли, способные полностью управлять человеком, направлять его и подстрекать совершать необдуманные поступки, – Ирина гордо зашагала к кафедре, стоящей справа, рядом со входом, водрузила на нее огромную книгу, которую держала всё это время в руках, открыла на нужной странице и громким, четким голосом продолжила монолог, притягивая всё внимания на себя: – Это и произошло с бедным человеком, лежащим перед нами. Он поверил в свои силы, подумал, что может справиться с открывшимися ему возможностями. Жалкий, жалкий человек возомнил о себе слишком много, полагая, что его сознания способно справиться с полученным шансом. Он угодил в ловушку даже не подозревая этого. Его нарциссизм и тщеславия загубили все варианты заполнения данной книги, оставляя после себя лишь пару строк, способных наполнить несколько страниц. Она могла пестрить подробностями выдающийся жизни, изливаться деталями, где каждый желающий мог найти мотивацию и вдохновения, могла не вместить всё то, что породила бы жизнь человека перед нами. Но увы… Вместо того, чтобы заполнить её как подобает человеку достойному, ему хватило сил на пару страниц, оканчивающихся словом «сгинул». И я хотела бы задать всем собравшимся несколько вопросов. Зачем он здесь? Кто он такой, чтобы оплакивать его? Каковы ваши причины, призвавшие вас сюда?

Закончив говорить, Ирина обратила свой яркий взор на всех вокруг. Своими хитрыми глазами она прогрызла в пришедших сюда сомнения, разрастающиеся до откровенной неприязни. Все без исключения, сменили маски печали на бушующую ярость, черпающую топливо в осколках воспоминаний, связанных с объектом их неприязни.

Кейдан почувствовал резкое изменения отношения к собственной фигуре. Помимо того, что он осознал причину своей беспомощности, нашедшей объяснения в смерти тела, он уловил сменившийся поток настроения собравшихся проводить его в последний путь. Кейдан не пугался своего положения, ибо знал, что рано или поздно всё вернется в привычное обличие и жуткий сон, где его тело стало тюрьмой из мышц и костей, с главным заключенным в виде бодрствующего сознания, развеется как темнота в ночи, всегда исчезающая с наступлением утро. Но страх не покинул бренное сознания полностью, его ростки проникли в зрительные образы, представшие пред ним. Кейдана пугало отношения людей недавно горюющих, а сейчас полных ненависти и гнева. Их порывы страдания сменились на ощутимые приступы, отражающие на лицах всю глубины их терзающих ощущений. Они стали злодеями, утратив крылья, возникшие в момент сострадания. Их мысли о бедном человеке, что скоропостижно скончался, сгорели в гиене пылающих воспоминаний, где образ погибшего, воспринимался сначала как лучезарно любимый, но с прозвучавшими словами, сменился на жуткого человека, место которому в аду.

– Никудышный сын! – заговорила мать, подходя ближе к гробу. – Выскочка, забывший свои корни! Он бросил истинное имя доставшиеся от великого человека, коим был его отец! И ради чего? Ради нелепых убеждений? Ради собственных иллюзий, выстроенных в голове? Ради смехотворных попыток изменить мир? Да бросьте, всё это вздор! Его игры в ученного, это лишь попытка добиться чего-то самому! Он не принял возможности, подаренные его семьей, но при этом пользовался её ресурсами, не смотря на свою откровенную неприязнь к отцу! С чего эта ненависть? Святой человек создал империю с нуля, а ты гнушался его регалий! Трус! – высказав это, она подняла лопату и сильным ударом воткнула её в пол, что на самом деле оказался землей. – И куда тебя всё это привело? Посмотри на себя! Лежишь забытый всем миром и никому ненужный, добившийся разве что упоминания в некрологе! Ты разменял свою жизнь, твое тело останется как напоминание о том, куда приводят мечты глупцов!

Закончив изливать свои мысли, женщина резким движением вырвала часть земли, из-за чего гроб пошатнулся. Она сделала три одинаковых движения лопатой, затем отбросив её, встала напротив гроба и с презрением смотрела на тело перед собой.

Лопата была как атрибут позволяющий говорить, поэтому следующими кто взял её были две сестры, разразившиеся тирадой.

– О как же грустно, да сестрица? – спросила девушка, поворачиваясь и протягивая лопату.

– Без сомнения! Такая трагедия! – подхватила вторая, взяв лопату в руки и наподобие матери воткнула её в землю.

– Наш старший братец погиб! Не передать словами как я горюю о тебе, о человек что был в моей жизни не более двух часов.

– Как жить нам, впредь не получая новых моментов, где ты лишь забытое бельмо, в памятных отрезках жизни, где собаке уделено больше времени чем тебе? – сказала вторая сестра, воткнувшая лопату, создавая тем самым словесную перепалку, в которой она с сестрой говорят по очереди.

– А помнишь сестра те времена, когда братец был жив и жил с нами в особняке?

– Конечно помню!

– А помнишь, как мы опьяненные сестринской любовью спешили поделиться её с нашим братцем?

– Золотое время!

– А помнишь то, что мы получили в ответ?

– Такое сложно забыть!

Сказав это, сестра, что держала руку на лопате, стала яростно копать, попутно почти выкрикивая слова.

– Холодная безразличность! Пугающая, наши юные сознания, жестокость! То предпочтения книгам, что он выбрал взамен собственных сестер! Тот груз тяжелых ощущений, что дарило его присутствие! Жалкий человек!

– Воистину!

Яростный всплеск одной из сестер погрузил гроб глубже в землю, но он еще оставался на поверхности. Высказав всё, что хотели, сестры заняли место подле своей матери и с точно таким же взглядом, стали взирать на Кейдана.

Лопата осталась торчать в земле возле гроба. По сложившийся традиции, тот, кто захотел выговориться, сначала подошел к лопате, выхватил её и воткнув снова, заговорил:

– Сколько времени прошло? – спросил друг детства, не ожидая услышать ответ. – Мы так изменились. Стали взрослее. У нас появились цели и убеждения, хотя вернее будет сказать у меня появились свои цели и убеждения. Ведь мы прекрасно помним тот вечер, когда ты провозгласил то, чего желаешь, тем самым перечеркнув всю нашу дружбу. Ты выбрал цель в будущем как ориентир жизни. Эта цель не позволяла тебе держать возле себя друзей и семью, поэтому ты стал изгоем, загнал себя в рамки мира, скрученного до узкого коридора, пустого, но такого желанного. Я еще долго справлялся о твоем состояние, не взирая на услышанные слова. Ты отгородил меня, оставил в своем прошлом и шагнул во взрослое будущие, будучи еще ребенком. Ты разменял дружбу на желания создавать, не понимая того, что два этих понятия могут сосуществовать вмести. Либо ты глупец, непонимающий как устроена жизнь, либо ты жестокий человек, оттолкнувшей меня несмотря на то, что мы могли остаться друзьями. И это стоило того? Как сложилась твоя жизнь вдали от меня и моих увлечений, что, по твоим словам, были недостойны тебя? Я не видел твой пройденный путь, но вижу его конец! Я вижу результат проделанной работы, отраженный на лицах людей, собравшихся вокруг. Их взгляды пылают ненавистью, пропитанной твоими действиями. Из чего я могу сделать вывод, что жизнь твоя была паршивым подобием жизни несчастных авторов, лелеющих свою мечту стать знаменитым писателем. Они грезят своими убеждениями, что их взгляд, на вещи окружающие, отличается от заурядных писак, добившихся успеха исключительно из-за потакания желаниям читателя. Они видят путь, по которому, как и ты, готовы пройти, получив в результате признания. Но этому, как подобает в книгах этих тщеславных писателей, не суждено случиться. Их удел – умереть безызвестными стариками, не добившимися нечего и сгинувшими в мире собственных иллюзий. Единственное, что отличает тебя от них, это твой возраст, в котором ты закончил жизненный путь. Ты выбрал то, что определило тебя как человека желанного тебе, но были ли эти желания твоими собственными?

Мужчина, закончив говорить, откинул землю лопатой, как и все до него, из-за чего гроб осел почти полностью. Кейдана, в моменты словесных излияний пришедших на его похороны, посещали мысли, исключительно касающиеся прошлого. Он много вспоминал, подставляя услышанное под осколки собственных воспоминаний. Кейдан создавал в своей голове забытые пласты ушедших времен и сотворенных в них поступков. Он видел себя сквозь призму сказанного, и невольно стал ощущать свою ничтожность. Его образ спасителя, созданный в далеком прошлом, рушился под градом осквернений его идеалов, черпающих силу в отношении Кейдана к другим людям. По услышанным словам, он был злым человеком, откинувшим все жизненные устои и став впоследствии существом, опьянённым химерой. Но в его представление самого себя, он был человеком не похожим на остальных, человеком, создающим что-то действительно важное, способное поменять мир, населенный людьми. Его затворничество и отдаленный, от привычного понимания, образ жизни, были ценой, заплатив которую, он получил возможность создать то, что поможет всем. Идеал, стоящий во главе движущих желаний, был слишком ярким чтобы можно было разглядеть в его тенях то, что несут внутри себя жертвы, принесенные во славу собственных убеждений. Люди горели в тени ярких мыслей, неспособные достучаться до дорогого им человека, незамечающего последствий своих решений. Но эти люди не сдались, они нашли способ затаиться в глубине сознания Кейдана, и в момент, когда оно ослабло, выплеснули свои мысли, вжимая в землю убитое тело, наполненное бушующим сознанием.

Последним кто решил высказаться был Джон Санфо. Старик медленно, с подобающим его возрасту проворством, подошел к гробу и взяв лопату, почтительно её осмотрел. Его наметанный глаз быстро оценил качество инструмента не из каких-либо желаний, а из-за привычки, выработанной многими годами работы в магазине. Закончив оценку, Джон положил лопату возле гроба, а сам сел напротив изголовья и непринужденно заговорил:

– Печально дорогой друг, я думал мне первому выпадет шанс покинуть этот мир. Я думал, что моя задыхающаяся старость уступит перед благоуханным цветком крепкой зрелости, тогда бы мое бренное тело сопровождалось в последний путь словами дорогого мне друга, но увы, у судьбы свои прихоти и желания. Я уступил тебе место, положенное мне по закону природы. По всем придуманным правилам ты никак не мог оказаться здесь раньше дряхлого старика, утратившего все ресурсы тела. О как болит моя спина ты не представляешь! Я был бы рад закончить существования, был бы рад наконец избавиться от всех невзгод и переживаний. Уйти всегда проще, понимаешь? Зачем страдать, если можно перечеркнуть всё одним маленьким толчком или порезам? Но уйти просто так тоже не выход. Исчезнуть, оставив после себя хоть что-то, вот идеал для всех людей, и ты не исключения. Я понимаю цель твоих блужданий приведших тебя в этот маленький ящик. Я понимаю, что ты такой же человек, как и все, тебе не избежать ошибок и заблуждений. Ты думал, что тебя ведет открывшаяся возможность, но на самом деле, тебя вело подсознания, устроившие тебе ловушку, и ты, как подобает героям странных книг, угодил в нее, даже не заметив кричащих подсказок. Ты был ослеплен! Одурманен! Обманут! Завлечен прямо в силки и задушен собственным брыканием. О как глупо ты сгинул! Зачем ты пришел сюда? Хочешь знать ответ? Тебя увлекли силы, живущие внутри тебя. Я видел их! Более того я вижу их сейчас, среди собравшихся! Они заманили тебя и вот результат их работы, бездыханное тело передо мной, – Джон вновь взял лопату, воткнул подле себя и продолжил говорить: – Я понимаю, что ты хотел сделать, понимаю твою страсть, горящую в глубине, понимаю желания реализации самого себя, хоть и под эгидой улучшения мира, понимаю жертвы, отданные на съедения желаниям. Я понимаю всё что ты сделал и принимаю твой конец, хоть и без сомнения слишком быстрый. Прощай дорогой друг! Вечера, проведенные с тобой в дружеской беседе, еще долгие годы будут согревать меня.

Джон откинул землю и с грустным видом двинулся к остальным. Ряд людей выстроился слева от гроба и каждый, за исключением Джона, выражал ненависть и неприязнь. Их глаза прожигали тело перед ними. Взгляд же Кейдана, плененный мыслями, пропитанными услышанным, устремлялся на Ирину, стоящую за кафедрой и взирающей на всё происходящие с ухмылкой на лице. Её образ святой никак не сочетался с ярко выраженными эмоциями и глазами полными слов.

Постояв еще какое-то время после того, как Джон высказался, Ирина, закрыв книгу, зашагала к остальным. Выверенные шаги медленно приближали её к изголовью гроба, находящегося с правой стороны. Подойдя вплотную, она легким движением руки, таким грациозным, будто выступала в театре перед публикой, вырвала лопату, оставленную Джоном. Затем, такими же выверенными движениями, начала отбрасывать мешавшую землю. После трех движений гроб осел, погружаясь почти на метр в землю. Кейдана в этот момент парализовал возникший приступ панического страха. Он стер все мысли, оставляя лишь осознания неминуемой трагедии, готовой разразиться в скором будущем. Страх проник во все уголки сознания, приглушая свет ясности ума. Кейдан от приступа страха начал задыхаться, хоть раньше ему и не требовалось дышать, его тело умерло, но органы вновь заработали. Застучало сердце, разгоняя стоящую кровь, вздымались легкие, насыщая весь организм кислородом, наэлектризовались мышцы, еще слишком слабые чтобы двигать тело. Он вновь ожил, но возможности его состояния позволяли лишь быстро поднимать грудь, из-за качающих в паники легких. Очнувшись из глубокого забвения, тело завыло, налившись болью, сопровождающейся мыслями о происходящем. Глаза неустанно взирали на Ирину, стоящую над гробом и готовившуюся оживить мысли:

– Что за жалкий человек предстал перед нами в своем последнем мгновении!? Посмотрите на него! Худые руки, худое тело, худые мысли и желания! Кем он был? Человеком, пытающимся изменить мир? Человеком, готовым пожертвовать всем ради исполнения собственных устремлений? Человеком, возлагающим на свой ум судьбы людей и их образы жизни? Ох да бросьте эти громкие слова! Всё сказанное должно подтверждаться действиями, способными принести результат. А чего же добился этот человек? Где его результаты, способные сказать, что проделанное им имело хоть какой-либо смысл? Его слова, мысли и желания, лишь пустой треп опьянённого безумца, сгинувшего в собственных чертогах сознания! Он пришел сюда, ища закинутую в голову местность, наполненную информацией. Он стремился найти то, чего не существует, ибо прозвучавшие слова, были всего лишь ловушкой, расставленной с целью поймать собственного создателя. Он угодил в нее и вот результат! Его образ жизни исчез под гнетом допущенной ошибки. Всё пережитое, все выбранные пути и принесённые жертвы, всё перестало иметь хоть какой-либо смысл, и жизнь этого человека превратилась в жалкое существования, достойное упоминания лишь как неподобающий пример, – Ирина вновь воткнула лопату, набрала её полностью и высыпала содержимое на обездвиженное тело Кейдана. – Так давайте же забудем этого человека и похороним его так, как подобает ему! Мы более не будем вспоминать о нем, так как сами исчезнем, являясь проекцией его подсознания! Наш путь окончится с жизнью этого человека!

Ирина вновь наполнила лопату и высыпала землю в гроб, где Кейдан, осознавая свою участь, не готов был лишиться сознания. Его страх укрепился настолько, что не находилась места мыслям, напомнившим бы ему о том, что всё происходящие всего лишь сон.

Куски земли, сыпавшись на него, стали зловещим отчетом, по прекращению которого, всё обездвиженное тело будет погребено под слоем почвы. Удар за ударом, её объем увеличивался, заполняя пустое пространство в гробу. Ирина методично выполняла задуманное, не скрывая истинного наслаждения, отраженного на её лице. Но как бы она не старалась, заполнить гроб было делом не быстрым, поэтому в голове Кейдана воссиял луч надежды, повествующий о том, что в скором времени тело вновь зашевелится и позволит сбежать. Надежда крепла от ощущений, исходящих от мышц и в тоже время гасла, из-за поступков людей, стоящих справа от ямы.

Первым, кто решился помочь Ирине, была родная мать. Она, наклонившись, стала руками рвать землю и забрасывать своего сына, лежащего уже под слоем земли.

Далее к процессу погребения подключились две сестры и, наподобие своей матери, принялись забрасывать брата.

Последним, кто решился помочь, был забытый друг детства. Он обошел образованную яму и встал подле Ирины. Наклонившись, с видом героя, что готов сотворить подвиги на благо страны, мужчина руками начал быстро закидывать яму землей.

Единственный кто остался безучастным, был Джон Санфо. Он стоял на том же место, что занял подле оставшихся людей. Его печальный взгляд взирал на друга, что уже покинул его. Одной рукой старик прикрывал свои губы, скривившиеся в гримасе печали, другой держался за воротник своего пиджака. Он провожал друга, нежелающего уходить.

Надежда вновь исчезла, растворяясь в беспросветном мраке всепожирающего страха. Конечности Кейдана продолжали оставаться неподвижными, когда земля, усердно посылаемая людьми сверху, уже укрыла всё тело. Тяжесть сырой почвы давила на грудь, не давая полноценно дышать, из-за чего приступы паники прокатились по всему телу. Он осознал, что выбраться из сложившийся ситуации не получиться. Тело безмолвно оставалось непослушным, лишая возможности спастись из-под груды стремящийся земли, что уже стала подбираться к лицу.

Вдыхаемый воздух смешался с мелкой землей, пожирающей оставшееся пространство. Тело уже исчезло под натиском работы людей, собравшихся для того, чтобы избавиться от своего создателя. Их жадные руки хватали как можно больше земли, дабы ускорить процесс погребения. Они закидывали гроб с неистовством, присущим только войнам, встретившим своего заклятого врага. Их ярость, сопровождалась наслаждением, получаемым от приближающегося момента полного исчезновения человека, что стал целью свирепствующий ненависти.

Земля заполнила всё вокруг. Дышать стало почти невозможно, исчез свет и любые зрительные контакты. Почва проникла в каждый уголок, скрывая под своей толщей Кейдана. Она полностью заполнила гроб, но людей сверху это не остановило. Их хищные натуры продолжали зловещий ритуал, пытаясь как можно глубже спрятать объект, что стал причиной всех эмоций, вальсирующих в их сознаниях. Они кидали землю, в то время как сознания Кейдана, стало невольно затухать из-за отсутствия кислорода. Все мысли растворились, осталось лишь осознания, что всему пришел конец. Жизнь уходит, оставляя после лишь хладный труп, истинное место которому, в далеких краях, откуда родом Кейдан.

Нехватка кислорода стала смертельным приговором. В глазах, заслоняемых землей, стала проявляться пугающая тьма, черная, всепоглощающая, неотступная не перед чем, являющиеся предвестником конца. Она амбассадор смерти. Она кричащий лозунг и неотъемлемый атрибут во взгляде каждого умирающего. Она сигнал, посылаемый в голову для распространения блаженного спокойствия, позволяющего сознанию отбыть в мир иной. Тьма – это конец.

Последние мгновения Кейдана растопили в его голове тьму и на несколько секунд, прежде чем сознания угасло полностью, ему предстала картина, где он, вернувшись домой обнаружил красивейшую женщину, сидящую в компании двух детей, завидевших его, и с громкими криками и радостными лицами, бросившихся к нему на руки, сжимая счастливого человека в объятиях любви.

Глава – 8

Вновь непроглядная тьма. Вновь непонятные ощущения, исходящие от собственного тела. Вновь каждое мгновения сопровождается тугими мыслями о собственном состояние и невозможности его улучшить. Вновь свет и необузданная местность, неизвестная, пугающая не своим наполнением, а своим появлением заместо обычных стен особняка, так жалобно существующих где-то далеко, куда сознания стремится, но никак не может попасть.

Этот маленький поток ощущений стал главным атрибутом пробуждения от новых эпизодов сновидения, неустанно углубляющихся всё дальше и дальше, в недра сознания. Поток ощущений, будто брошенный сосуд, всё еще вмещал остаточные воспоминания о недавнем мгновение пожирающего страха. Он помнил, как появилось темное пространство, предшествующие любому живому существу, оказавшемуся на пороге смерти. Эта тьма – конец существования для разумных созданий, не боящихся принять правила мира, в котором они живут. Для них это конец и нечего более. Для других, верующих в иные измерения, куда уносятся сознания и души, эта тьма лишь мимолетное мгновения, за которым лежат прекрасные миры, готовые впустить каждого кто посетит эту местность. Кейдан же не был сторонником подобной теории. Он был ученным, а для этой прослойки населения невозможно верить в подобные условности, существующие исключительно в виде желаний боящихся людей. Кейдан знал, что тьма – это конец. Он осознал это, и когда вновь очнулся в неизвестной местности, его поразили остаточные ощущения, вызванные этой наступающей тьмой.

Страх проник в каждый уголок запутавшегося сознания. Еще секунду назад, неспособные полностью выполнять свои поставленные задачи, легкие, как будто пытаясь восстановить утраченные циклы, качали воздух и насыщали каждую клетку организма. Им в такт, качая кровь, стучало сердце, разносящие громкие стуки, ощущаемые всем телом, лежащим на холодном, белом пространстве. Гоняемая кровь наполняла замершие мышцы, наэлектризовывая каждое отдельное волокно, что позволяло вернуть контроль над конечностями.

Когда функции восстановились и тело сумело подняться, Кейдан сел и долго боролся с приступами страха, не отпускающими даже по прошествии нескольких десятков минут. Близость смерти всегда внушает отчаяния, разрастающиеся до полноценного отключения от происходящего вокруг. Она словно яд, забирает все размышления и оставляет пустое тело, не готовое принимать какие-либо решения. Но эффект недолговечен, и через продолжительный промежуток времени, сознания Кейдана всё же вернулось в привычное состояния и заставило его обдумать всё с ним произошедшее.

Совсем недавно, мгновения назад, он находился в открытом ящике, усердно заполняющимся землей. Несколько людей, чей общий объект для ненависти воплотился в личности Кейдана, пытались избавиться от него, скрыть под толщей земли, где черви будут поедать оставленное тело. Они хотели уничтожить его и это у них вполнеполучилось, ибо пришла тьма, забирающая живые сознания. Но по каким-то причинам Кейдан вновь углубился в собственное сновидения, в обмен на бесповоротный конец. Невозможно было спастись и соответственно представшее сейчас перед глазами Кейдана не могло существовать, если бы он умер. Из этого можно было сделать два вывода. Один сразу же исчез, ибо требовал от себя веры в загробную жизнь. Второй же звучал вполне логично и воспринимался Кейданом как объяснения происходящему. Он сделал вывод, что наподобие того, как оказался на площади в момент, когда заснул в объятиях прекрасной женщины, из-за нехватки воздуха, сознания отключилось, унося себя в другие просторы. Сон во сне, по его выводу, служил неким порталом, что перемещает сознания из одного сновидения в другое. Эта теория подтверждалась эпизодом с двойником, ударившим его по голове, что послужило перемещением Кейдана в другое сновидения.

В этом суждении он нашел объяснения происходящему. Из-за объяснения, страх, перед недавней близостью со смертью, отступил, впуская блаженное спокойствие.

Успокоив свои мысли, тело еще долго не могло прийти в обычное состояния. Лишенные привычных действий внутренние органы и конечности будто находились в состоянии, когда излишняя энергия, накопленная за момент бездействия, вырвалась наружу, поражая при этом функционал. Руки слабо слушались приказов, ноги не могли держать, легкие беспрерывно качали воздух в такт бешено стучащему сердцу, в животе кишки накручивались на раскаленное лезвие, а все мышцы, будто натянутые струны, создавали острую боль при каждом, малейшем движении. Всё тело было искалеченным пристанищем, где сознание Кейдана, получив свободу от гнетущих эмоций, ощутило царствующую боль. Эти ощущения не позволяли двигаться и разрешали лишь наблюдать из положения сидя. В этой позе, ожидая, когда тело вновь станет привычным сосудом, Кейдан оценочно осмотрел местность вокруг.

Всё окружения предстало в белом цвете. Он сидел на сложенной из множества частей дороге, уносящей свой конец за вздымающийся холм, находящийся в десятке метром от него. Над ним, открывая свои бесконечные просторы, было что-то вроде бескрайнего неба, но его структура, не выглядела привычной панорамой определённых архетипов. Это было что-то вроде высокого потолка, сложенного из того же материала что и дорога, на которой сидел Кейдан. По сторонам от себя, Кейдан видел какие-то постройки, стоящие настолько далеко, что можно было ошибиться в истинности размытых контуров, в которых он без сомнения видел неизвестные здания.

Когда первичная информация была собрана, во власть сознания вернулись руки, позволяющие ускорить процесс восстановления. Кейдан стал разминать ноги, шею, грудь, пронизывающуюся уже затихающей болью, возникающей при каждом вдохе, массировать спину, растирать замершие руки и лицо. Все эти действия заняли несколько минут, сменившись любопытством, направленным на неизвестный материал, располагающийся под Кейданом. Приложив руку к белой дороге, в мгновения ока до сознания донеслись осколки потерянных воспоминаний, внутри которых, еще юная фигура Кейдана, посещала один весьма странный музей. То был обширный особняк одного коллекционера, увлекающегося разношерстными костями. Он собирал их тысячами и выставлял в своем поместье на обозрение интересующейся толпе, в которой однажды оказался юноша, любопытно взирающий на каждый элемент. Он прикасался к экспонатам и те тактильные ощущения навсегда застыли в его памяти, со временем утратив яркость, но не потеряв особого чувства, вновь возникшего после того, как Кейдан прикоснулся к тысячи костям, разбросанным на всем протяжение доступного пространства. Кости ложились в основу всего до чего мог дотянуться взгляд. Дорога, на которой сидел Кейдан, была сложена из ребер грудных клеток, принадлежавших молодым девушкам или юношам стройного телосложения. Каждое отдельное ребро вплотную ложилось к другому, заполняя пространство. Открытые же кусочки, куда длина определенных элементов не могла дотянуться, заполнялись другими ребрами, создавая тем самым вереницу, тянущуюся на всем протяжении длинной дороги.

Вернувшиеся привычное состояние тела, украшенное непривычным чувством будто оно было перемолото и собрано заново, позволяло Кейдану подняться на ноги и в подробностях оценить каждый отдельный элемент.

Дорога тянулась вперед, куда всё это время смотрел Кейдан, и назад, в затухающие пространство. Сразу же откинув новое направления, ибо оно было лишено определенной ясности, получаемой от источников света, Кейдан развернул свою фигуру и устремился вверх по холму. С трудом забравшись на пологий склон, опираясь руками на тысячи костей, рождающих в голове всевозможные причины их здесь появления, Кейдан узрел открытые пейзажи.

Первым, что врезалось в глаза, были два объемных костра, заливающих всю доступную округу ярким светом подрагивающего пламени. Его языки, пускали яркие лучи, окрашивая почти всё, за исключением той местности, находящейся в противоположной стороне от выбранного направления. Вокруг костров, находившихся в отдалении, примерно за несколько километров от места, где неосознанно притаился Кейдан, струились неразборчивые фигуры, похожие на странных зверей, прибывающих из группы объединённых зданий. Они проводили какой-то ритуал, детали которого невозможно было разобрать из-за отделяющего расстояния. Костры симметрично располагались по обе стороны от дороги, уходящей без поворотов в накопления неразборчивых монументов или элементов дикой природы здешних земель. За ними располагалась широкая стена, плавно перетекающая в высокий потолок, принимаемый изначально за небо. Так же туда стекались невидимые стены, объединяющие всю открытую местность в геометрическую фигуру, которую Кейдан, как бы ни пытался, не мог углядеть

Все эти детали лежали вдалеке, но и вблизи нашлись подробности, подтверждающие возникшую, во время подъема, теорию. Эти подробности хранились в полях, располагающихся по обе стороны от дороги.

Добравшись к обочине, Кейдана вдруг скрутила навалившаяся усталость, и тело неповинуясь паникующему разуму, рухнуло в поле, уходя глубже под тысячи незакрепленных костей. Этот океан твердых органов был словно колеблющаяся жидкость, иногда застывающая, а иногда расступающаяся под грузом тела, бултыхающегося человека. Кейдан был погружен в вязкое болото, где вместо жидкостей выступали элементы, наполненные костной тканью, непривычно звучащие при каждой попытки Кейдана ухватиться за край дороги. Пусть тело было наполнено немощностью, не позволяющей сознанию даже воспринимать происходящие, инстинкты не исчезли, а наоборот обострились и пытались спасти своего хозяина. Они боролись, сражались, искали лазейки, пытались увеличить шансы на спасение, и результатом их действий, стало нащупанное рукой твердое пространство не растекающихся костей. Уцепившись в единственный способ выбраться, тело будто обдало жаром приближающегося конца, отчего сознание, подогреваемое отсутствием сковывающей боли, направило все усилие на то, чтобы выплеснуть энергию и вытащить тело.

Мгновения спустя, Кейдан вновь ощущал под собой твердое пространство. Полежав бездвижно минут тридцать-сорок, гоняя в голове подтвердившуюся теории о том, что он оказался в мире, созданном из костей, Кейдан вдруг ощутил привычное состояние своего тела. Оно вернулось в обычную форму, позволяя сознанию наконец взять полный контроль над своим сосудом.

Поднявшись, Кейдан пустился в долгий путь, сопровождающийся размышлениями о своем положении. Он думал о сюжете исчезнувшим совсем недавно. Думал о причинах его появления, пытался разобрать его с некой философской стороны, избегая той возможности, что этот эпизод вполне мог быть неосознанным потоком подсознания. Не всегда, в различных проявлениях сновидения, читается четкая граница, отделяющая скрытые смыслы от бессознательного бреда. Зачастую подсознание выдает сюжеты на своем языке и не натренированному мозгу сложно увидеть в них хоть толику различимых деталей, взятых за основу проецируемых фантазий. Но Кейдан не хотел видеть в том, что с ним произошло, исключительно результат работы бессознательного бреда. Он чувствовал некую вину к действиям тех проекций, пытающихся избавиться от него. Он чувствовал, что всё происходящие там, было осознанным криком, пытающимся донести некую информацию, всё время не замечаемую. То события, не хотело восприниматься главным участником и создателем как некий эпизод, не имеющий внутри ничего, словно банально пережеванное, эмоциональное тесто, рождающие поток определённого сюжета. Почему-то Кейдану, хотелось ожидать от того сновидения чего-то большего, чего-то необычного и пояснительного. Но всё что смогли принести долгие размышления, сопровождающие Кейдана, это лишь подтверждения мимолетно возникшей мысли, твердящей, что всё произошедшее, всего лишь бред, околёсица, не имеющая четко выраженной причины для возникновения.

Так заключил Кейдан. Но его мысли, еще долго возвращались к поиску причины, из-за которой проекции знакомых людей, пытались избавиться от него.

Двигаясь по прямой, избегая сбора информации по причине тугого размышления, Кейдан незаметил, как два ярко пылающих костра почти поравнялись с ним. Обнаружить это удалось лишь когда из большого скопления существ, неустанно кидающих что-то в костер, двое отбились и поспешили к увиденному объекту другого мира.

– Разве они бывают живыми? – спросило существо, выпрыгивая перед Кейданом. Последний, погруженный в свои мысли, был нещадно вырван оттуда появившейся проекцией.

Перед Кейданом возникла сущность, держащая свою осанку на четырех лапах, касающихся земли. Они были вырезаны из костей, как и всё тело, вмещающие пару лап, выступающих в виде рук, длинную шею, с несколькими отверстиями наподобие жабр, и объемную голову.

– Я такое видел уже, то было много лет назад! – подхватило втрое существо, стоящие сзади Кейдана.

– Мне не нравится их живая форма! Дышат! Смотрят! Думают! Отвратительно! Зачем им жизнь если они прекрасны, когда она их покидает? – существо перед Кейданом приблизилось, позволяя в деталях рассмотреть отвратительное лицо.

В середине, разрезая широкий лоб, находилось ромбовидное отверстие, откуда, источая пристальный взгляд, свисали десятки пар глаз, на конце которых, яркие зрачки наблюдали за объектом изучения. Чуть ниже ромбовидного отверстия находилась выпуклая часть, похожая на обычный нос. Под носом, разрезая расстояния от уха до уха, на которых свисали непонятные струны с костяными игрушками на концах, была широкая пасть, с тысячью тупых зубов, точно таких же, что наполняют любой здоровый рот человека. За зубами прятался длинный язык, сложенный из маленьких позвонков, с копчиком на конце.

– Но в них же есть нечто по-своему прекрасное! Разве нет? – второй голос за спиной звучал ниже, а его хозяин не собирался показываться.

– Давай превратим его в прекрасное! Давай сделаем его частью этого мира! Не дадим пропасть его красивому наполнению!

– Безмозглое создание, – вновь этот холодный голос за спиной. – Уже забыл того человека, приходившего к нам недавно? Эта не наша добыча!

– Да плевать на того старика! Что он нам сделает? Нас больше, и мы сильнее этой разлагающейся развалины! Мы можем…

– Правило есть правило! – голос стал холоднее, а его хозяин всё-таки решил показаться незваному гостю.

Он выплыл по правую руку. Скорчившиеся создание было лишено дополнительных пар ног, присутствующих у его напарника по милой беседе. Заместо этого, существо получило длинные передние и задние конечности, позволяющие быстро двигаться в таком положении, в котором оно выплыло из-за Кейдана. На спине у него было что-то вроде сплетенной корзины, материалом для создания которой выступили не ветви, а длинные фаланги пальцев. Внутри этой корзины находились неразличимые объекты, быстро исчезнувшие, ибо хозяин, несший корзину, устремился к своему сородичу. Сблизивший с ним, существо поднялось и выпрямилось в полный рост, превышающий рост Кейдана и другого существа, почти в два раза. – Неужто ты забыл кто наш создатель? – голос звучал холодной сталью, а передняя конечность бросилась на шею созданию, выглядевшему как провинившейся работник.

– Конечно нет, – захрипел голос виноватого, – просто таких как он здесь тысячи, но они отличаются от него. Мне было интересно как выглядел бы этот человек, когда пламя бы отчистило его от природной скверны.

– ИДИОТ! И ради этого ты хотел ослушаться нашего создателя? Ради утоления собственного любопытства? – хват на шее сжался с такой силой, что стал слышен треск костей. Но в один момент конечность расслабилась и отпустила теряющие сознание существо, а причинной этому послужил прозвучавший вопрос.

– Тысячи таких как я?

Кейдан, всё это время молчавший и наблюдавший за действиями созданий, был поглощён раздумьями о их назначении, о информации, источаемой их телами, о словах, звучащих из их уст, о их создатели и собственной фигуре. Все эти мысли, были словно медленно набирающийся ручей, превращающийся в огромную, всемогущую реку, пробивающую плотину скопившегося страха, вызванного внешним видом существ. Кейдан долго пытался найти объяснения происходящему, и единственный способ, который посетил его голову, способный прояснить детали, был банальным вопросом, задав который, он вдруг почувствовал глупость своего решения.

Длинное существо, стоящие всё это время спиной, повернулось, обнажая лицевую сторону. На груди у него располагалось нечто вроде ожерелья из коренных зубов, а торс был увешан маленьким плюсневыми костями. На голове, в отличие от своего собрата, не было деталей, сплошная маска, созданная из части таза, и разрезанная двумя маленькими отверстиями аккурат там, где были сверкающие глаза. Существо стояло неподвижно несколько секунд, затем закинув руку за спину вытянуло наполнения своей корзины и протянув его вперед, проговорило:

– Интересуют детали? Смотри не обожгись о их содержимое.

Костлявая конечность держала за ногу мертвое тело, имеющие идентичную внешность Кейдана. Увидев эту деталь, прежде единовластный обладатель облика отшатнулся, и словно пытаясь избежать неприятной подробности, отвел взгляд, устремляя его к костру, где сотни созданий выполняли жуткую задачу. Хватая разбросанные вокруг них тела, они бросали их в огонь, где пламя пожирало кожу, мышцы, мясо, и существа с другой стороны костра, вылавливали обглоданные кости. Изымая твердые органы, они складывали их в огромную кучу, из которой подходящие создание вытаскивали детали и надевали их на себя.

Отвернув голову от одного костра, и уловив другой, Кейдан ужаснулся, и возникшая мысль подтвердилась четким видением происходящего. Те тела, помещенные в огонь, что и тело зависшие в воздухе, поднятое существом, имели внешность Кейдана. Это были мертвые клоны, теряющие образ в огне и расхватываемые на детали впоследствии.

– У всего есть замысел, но не всегда этот замысел выглядит приветливо, – сказав это, существо бросило тело к ногам Кейдана. – Иди вперёд, тебя уже заждались.

Схватив за шею своего меньшего сородича, существо медленно начало двигаться в сторону левого костра.

Когда образы исчезли из провожающего взгляда, Кейдан склонился над своим бездыханным телом. Оно было абсолютно идентично в деталях. Каждая родинка или шрам, полученный в результате оплошности, повторяли местоположения виденное на собственном теле. Каждый дефект, кусочки седых волос, родимые пятна, сбитые кости и многое другое, подтверждали, что перед Кейданом находилось его собственное тело.

Когда в голове вновь всплыли детали действий, совершенных жуткими созданиями с другими телами, до затуманенного сознания Кейдана долетели обрывки предположения, сразу получившего особое отношения к своей фигуре. Взглянув на мир вокруг, через пелену открывшейся детали, его внешний вид обрел предлог для отвращения.

Хоть раньше всё вокруг так же наполнялось костями, Кейдан не знал, что это его собственные кости.

Костры и существа остались далеко позади. Двигаясь по дороге вперед, подогревая свое размышления разными кусочками полученной информации, Кейдан медленно продвигался к концу единственного пути. Прошло уже несколько часов и из неразборчивого, сумеречного пространства появилось нечто похожее на выставку гротескных скульптур. По первоначальному предположению Кейдана, он находился в подобие геометрической фигуры, стекающейся к одному месту. Так и оказалось. Стены, потолок и дорога сужались в одно направления, лежащие за обширной поляной разношерстных фигур, встречающих пришедших гостей огромной статуей, повторяющей образ высокого дерева.

Дерево стояло по правую сторону дороги. Первым, что бросилось в глаза и вырвало мысли из крутящегося водоворота, стали его длинные ветви, упирающиеся в склоняющейся потолок. Они, не замечая препятствия в виде сводов сложенных костей, продолжали расти. Загибая свою длинную основу, ветви, направляющиеся сначала вверх, потом вниз, превращали обычное дерево в подобие ивы. Когда ветвь склонялась, из нее начинали расти ответвления, создавая обширный внешний вид, привлекший внимания задумавшегося Кейдана. Он заметил чудо природы и его вдруг посетили мысли о том, что это гнетущие место уже невыносимо приелось его сознанию. Эти бесконечные кости, существа и жженный запах сгораемой плоти, пронзили всё его восприятия, рождая внутри желания исчезнуть. Дерево, увиденное им, воспринялось как маяк, обозначающий, что за ним лежит другое пространство – обычная земля, из которой растет это самое дерево. Но Кейдан ошибся. Подойдя ближе, он увидел, что подобие ивы не совсем обычное дерево.

Опьянённый возможностью избавиться от царящих ощущений, Кейдан поспешил приблизиться к единственному элементу, выглядящему не как часть здешнего наполнения. Когда расстояния значительно сократилось, позволяя в деталях осмотреть обширное дерево, Кейдан испытал приступ навалившегося отчаяния, украшенного оттенками неприязни и завывающего страха.

На самом деле дерево, представшее затуманенному разуму Кейдана, было не совсем деревом. Эта была скульптура, в точности повторяющая виденную некогда Кейданом огромную иву, растущую у каких-то богатеев, к которым зачастую приходили родители, брав его с собой. Но та ива была растущим элементом природы. Виденное же сейчас, было продуктом той местности, где главным элементом наполнения выступали кости. Кости были основой сгораемых тел, имеющих внешность Кейдана, но не все тела исчезали в огне.

Тонкие линии исхудавших трупов, соприкасались друг с другом, создавая в точках контакта причудливый узор. Плотно прижимаясь, сотни разношерстных копий Кейдана уносились ввысь и растекались по обширному периметру, превращая себя в огромное творение, со скрытым смыслом внутри. Каждое тело отражало разные временные отрезки, способные проявиться или уже проявившиеся в жизни Кейдана. В скульптуре можно было найти его юных двойников, его сородичей по возрасту, дряхлые копии еще несуществующего отрезка, совсем младенцев или засохшие скелеты. Каждый отдельный представитель, в толпе одного человека, обладал эмоциями, и в большинстве своем этими эмоциями был груз необузданных мучений. Их исхудавшие тела кричали о последних мгновениях, кричали о каждой секунде, утопающей в страданиях, и каждой мысли, сопровождающий их в конце мучений. Их тела – памятники боли, храмы, приютившие и позволившие агонии распространиться на долгие годы существования. Агония как паразит внедрилась в тела, готовая покинуть их только тогда, когда свет жизни угаснет в печальных глазах. Она поедала своих носителей, превращая их организм в измученный сосуд, пригодный лишь для скорейшей смерти. Тысячи мертвых еще до окончания своего жизненного срока, тысячи измученных и скованных одной цепью посмертно. Они стали напоминанием, стали монументом, демонстрирующим остатки мучений, некогда наполняющих их живые тела.

Подняв взгляд от основания и перенеся его выше, туда, где вертикально сложенные тела начинали тянуть свои отсутствующие руки, Кейдан увидел подобие ветвей.

Конечности были оторваны, лишены своего законного места и устроены в цепочке цепляющихся друг за другом рук. Они тянули свои пальцы вверх, словно пытаясь сорвать невидимый плод, такой желанный, но недоступный из-за несуществующей формы. Руки хватались за сородича, не сумевшего добиться желанного и оставшегося навсегда в засохшей форме, устремляли свои пальцы вверх, где, не находя опоры, засыхали, как и руки, по которым они поднялись. Вся эта процессия страждущих конечностей, по неизвестным причинам сгорающих в ярких желаниях достичь чего-то, тянулась из разных мест, вырастающих из огромного ствола, созданного из трупов Кейдана. В том месте, где ветви рук соприкасались со стволом, были тела, не имеющие следов страданий. Они выглядели вполне обычно. Естественный цвет кожи, все конечности на месте, гримаса удовлетворения и блаженства, ни капли боли в этом море агонии. Эти тела, в малых количествах, привлекали больше внимания своим обычным видом, в картине, где обычностью стало страдания. Своими руками они держали оторванные конечности, упирающиеся в костяной свод. Не находя места куда можно тянуться, они устремлялись вниз, где разносились в разные стороны, создавая тот самый облик ивы, привлекший внимания Кейдана.

Изучив в деталях представшее творения подсознания, Кейдана поработили мысли, посещающие каждого заключённого, отбывающего свой срок. Он захотел исчезнуть, захотел раствориться и вновь проснуться в своем мире, обычном, блеклом и никому не нужном. Он почувствовал призыв оказаться за границей всех раскиданных просторов и просто прожить свою оставшуюся жизнь, окрашивая её деталями, позволяющими существовать на уровне удовлетворённой души. Это было лучшим исходом, но он отказывался принимать свои собственные мысли, будто они звучали из чьих-то чужих уст. Истинный Кейдан никогда бы не принял пресность своей жизни лишённой его работы. Для него это конец существования. Для него эти возникшие мысли были ядом, отравляющим свободные воды быстро текущей реки. Яд растекался, заменяя собой все привлекательные просторы воды, выступающей в роли жизни, в которой Кейдан был лодочником, переплывающим от события к событию. Яд бы заполнил всё, разъел бы лодку и Кейдан ушел на дно, теряя самого себя.

Так воспринял эти мысли Кейдан. Он испугался своих размышлений и возникшего из неоткуда чувства капитуляции. Будто его истинное я, невидимое, скрытое, пыталось сдаться, пыталось вытащить наружу всю истину, лежащую в глубине и остро не принимаемую Кейданом. От этой близости и возможности, что всё возникшее в голове окажется правдой, Кейдан ощутил подмену самого себя. Пытаясь избежать этого чувства, он двинулся дальше, вглядываясь в детали окружения.

Оставив дерево за спиной и врезавшись в длинно тянущуюся выставку скульптур, Кейдан стал жадно вглядываться в наполняющую их внешность.

Облаченные в разношерстные формы профессий, изваяния с личиной Кейдана стояли на разном расстоянии друг от друга. Количество их невозможно было оценить, ибо они заполняли всё пространство, находящиеся между стенами, расположенными по обе стороны от дороги. Первым встреченным образом был Кейдан, облаченный в синий халат. Вокруг него стояли копии ему подобных, словно воспроизводя несуществующий эпизод в жизни через мизансцену, где каждая скульптура имела свой определённый возрастной налет. Таких групп встречалось бесконечное множество. Меняя профессию, Кейдан облачался в костюмы механика, сантехника, военного, продавца, рабочего шахты и т.д. Помимо внешнего вида, менялось также количество тел, участвующих в расстановке определённого жанра. Так, например, в группе облачённых в халаты, насчитывалось четыре скульптуры, старшей из которых был сгорбленный старик. Или, например, Кейдан образца рабочего шахты, внутри этой группы насчитывалась всего одна статуя. Сделаны эти скульптуры были, как и всё здесь, из костей.

Кейдан неустанно двигался вперед, заполняя свою голову накопленной информацией. Он взирал на свои копии, собирая детали, из которых пытался раздуть загораживающие пламя. За этим пламенем он хотел скрыть недавно возникший эпизод отвратительных ощущений и мыслей, испугавших его больше, чем всё происходящее за время прибывания во сне. Он боялся, что исчезнет истинный Кейдан, выглядящей для него, на протяжении всей жизни, как непоколебимый образ, способный раскрыть все желания на максимум. Усомнившись в своем идеале, поставив возникшие желания на пьедестал необходимо-выполняемых, он будто предал себя, и сейчас, двигаясь вперед по дороге, пытался развеять это чувство нежелающие исчезать.

Проходя мимо дерева, созданного из трупов, сознания угодило в ловушку, образовавшуюся после возникшего желания вернуться назад в обычную жизнь, а тело, подчиняясь заведенным правилам, продолжило свое занятие, заданное еще бодрствующим сознанием. Так он шагал, не замечая изменяющийся обстановки. Окружения менялось, пещера, на ряду с дорогой, сужалась, исчезали скульптуры, сужались обширные поля, разделяющие дорогу и стены, исчезала дорога, впуская на свое место сухую землю, в конце которой, лежал единственный проход. Это была глубокая яма, не имеющая никаких объектов вокруг себя, никаких опознавательных знаков, просто нескончаемая дыра, источающая собранную внутри тьму. Из нее выходили потоки холодного воздуха, свежего, будто собранного с чистого леса. Для Кейдана это чувство было словно глоток прохладной воды, в пустыни собственных творений. Воссиявшая нить изменения местности, пробилась сквозь все мысли, и как пламя от спички, поднесённое к паутине, избавилось от нагромоздившихся переживаний.

Очнувшись, Кейдана поразил временной провал, в который кануло сознания, где оно несколько часов пыталось вырваться из омута липких мыслей. Окружения во сне, сюжеты, предоставленные подсознанием, были катализаторами, рождающими болота, куда попадали мысли, где они барахтались и по причини своей беспомощности утягивали сознания на дно, выход из которого можно было найти только благодаря внешнему импульсу. Иногда случалось, что до сознания долетали осколки струящейся информации, исходящей из внешнего мира. Это и было тем самым импульсом, осушающим болото. Этот взрыв информации не мог ускользнуть и в этот раз.

Почувствовав ветер и приближающийся момент смены декораций, Кейдан остановился и осмотрел проделанный путь. Затем он направил взгляд к месту откуда выходили потоки холодного ветра и оценочно, будто ювелир, смотрящий на подозрительный брильянт, изучил все доступные детали. Не обнаружив ничего ценного, Кейдан приблизился почти вплотную и опустил глаза в открывшийся проем. Источая холодный воздух и непроглядную тьму, яма выглядела как место куда точно не стоит соваться. Она собирала весь господствующий мрак, заполняя его невидимыми угрозами, готовыми забирать любые жизни. Но Кейдана не смущали собственные сомнения, он не хотел видеть в этой яме что-то отталкивающие, ибо если бы он услышал свои опасения, ему пришлось бы оставить этот вариант прохода и вернуться назад, через пройденные просторны этого мерзкого мира. Его нутро уже было переполнено пейзажами и деталями, украшенными собственными костями, мыслями и ощущениями. Вдобавок ко всему, царивший здесь запах уже пробирал до самых сокровенных уголков, подогревая мысли Кейдана к одному маленькому шагу, способному избавить его от всего происходящего вокруг.

Яма могла стать спасением из нескольких ситуаций. Во-первых, она могла избавить от раскинутого вокруг пейзажа, во-вторых, могла утолить вновь возникающие чувство авантюризма, в-третьих, могла избавить от гнетущих мыслей и в-четвертых, могла стать выходом из всей ситуации в целом. Последний вариант особенно привлекал Кейдана. Хоть он и поборол свою возникшую слабость, желание проснуться укрепилось и теперь стояло на ряду с желаниями изучать и получать сокрытую информацию.

Постояв неподвижно несколько минут, Кейдан в какой-то момент, словно отбросив все мысли, взглянул назад и резким движением прыгнул, растворяясь в глубокой тьме.

Мимолетное падения, тьма, приятный ветер, удар, мягкая земля под руками и наконец избавления от мира костей. Его гнет исчез, впуская в сознания ощущения свободы и свежести. Под руками нежная трава, залитая росой, в носу приятный запах леса, в голове свободные мысли, будто получившие дозу наслаждения, из осознания, что кости более не будут наполнением всего.

Полежав какое-то время с закрытыми глазами, Кейдан упивался спокойствием внутри, уступившим место необходимости двигаться вперед. Открыв глаза и усаживаясь в расслабленную позу, его взгляд вдруг ослепили яркие лучи, наполняющие невидимую местность. Когда глаза привыкли, полностью избавившись от влияния тусклых просторов недавнего мира, сознанию Кейдана предстал пейзаж дремучего леса.

Широкие деревья, старые, будто они стояли у основы всех вселенных, нагромождались на усеянную свежей травой, лесную местность. Их ветви, такие могучие и старые как стволы дубов, заполнивших всё доступное взгляду пространство, свисали чуть ли не до самой земли. На них, не замечая пришельца, бегали разные зверушки, собирая растущий мох и складывая его ради собственных целей. Они переносили собранное добро в свои укрытия, иногда устроенные где-то наверху, а иногда внизу, у разных кустов, растущих подле гигантских стволов, уносящих свои кроны под голубое небо, наполненное солнцем.

Поднявшись уже во весь рост, чтобы лучше можно было рассмотреть открытое пространство, Кейдана коснулся тот приятный ветерок, задувающий сейчас со спины. Он был прекрасен, свеж и заряжал всё тело на размышления о жутком месте, где подобное чудо может появиться лишь деформировав себя и выйдя из пасти неизвестных существ.

Новый слой сновидения, пусть и не отпустил обратно в реальный мир, но выглядел намного лучше предыдущего, от чего Кейдан еще долго стоял и наслаждался обычной природой, наполненной соответствующими атрибутами и двумя быстро приближающимися глазами.

Сгорбленный, высокий мужчина в обносках, с длинными волосами, свисающими до плеч, целенаправленно бежал к недавно появившемуся гостю из других миров. Мужчина преодолевал все препятствия, проворно перескакивал через широкие корни деревьев, перепрыгивал через поросшие мхом камни, оббегал поваленные стволы, направляя себя к источнику своего стремления.

Почувствовав такой напор, приправленный нарастающим темпом, создающим соответствующие звуки, Кейдан открыл глаза и увидел образ старика, очень быстро приближающегося. Сначала он подумал, что это очередной элемент сновидения, но разглядев его внешность, в голове возникли сказанные, существом из прошлого сновидения, слова: «Неужто ты забыл кто наш создатель?». Эти слова, превратили старика уже не просто в элемент, дополняющий картину мира вокруг, а в самостоятельный объект, возможно, являющийся причиной всех виденных ранее сюжетов.

Ожидая его появления вблизи, Кейдан наблюдал за ним, не отпуская растущие мысли, касательно роли старика во всем происходящем. Он думал, что сможет получить от него ответы на вновь воспылавшие вопросы.

Через несколько минут, после своего появления, старик, выпрямившись во весь рост, посмотрел на Кейдана безразличным взглядом. Его ярко голубые глаза переливались разными оттенками. Сначала голубые, через несколько секунд к доминирующему оттенку примешивался желтый цвет, смягчая безразличный взгляд. Еще через несколько секунд, наподобие тому, как желтый примешался к голубому, красный примешивался к уже созданному союзу. Так получился оттенок из трех цветов. Их правлению не суждено было продлиться долго, ибо процесс примешивания других цветов имел регулярность, и уже через несколько секунд новый оттенок вторгся к остальным. На этом смена цветов не прекратилась. Процесс продолжался, лишь изредка меняя правила и некоторые цвета не примешивались, а окрашивали радужную оболочку полностью.

Этими глазами старик смотрел на Кейдана несколько секунд, прежде чем по лесу разлетелся звонкий голос.

– Как тебе мое произведения искусства? – спросил старик, отступая, разводя руками и становясь полуоборотом, словно представляя покупателю товар. – Это мое излюбленное место. Цитадель меланхолии и счастья в одном флаконе.

Кейдан осмотрелся так, словно он не вглядывался в окружения раньше. Он долго смотрел, не видя ничего перед собой, ведь его истинный взгляд был направлен вглубь своих мыслей, где в короткие сроки нашелся ответ и план действий.

– Выглядит как никому ненужное место, – наконец ответил Кейдан, выбрав образ поведения скептика.

– Если бы ты знал как близки твои слова к действительности, – сказав это старик убрал одну руку за спину, а другую выбросил в приглашающем жесте. – Пройдемся?

Кейдан утвердительно кивнул и двинулся туда, откуда пришел человек.

– Куда мы идем?

Человек посмотрел своими странными глазами и выйдя вперед, вступил в продолжительный диалог.

– Я выбираю направления исходя из нескольких факторов. Многое зависит от настроения, часть зависит от бессознательного, часть от мыслей и внешних обстоятельств, иногда обретающих невообразимую власть. Изредка я игнорирую состояния и выбираю то направления, которое идеально подходит под сложившиеся ситуации. Сейчас же мы двигаемся туда, куда надо тебе.

– А ты знаешь куда мне надо? – спросил Кейдан, заинтересованный ответом.

– Я знаю всё что касается тебя. Мы в мире созданным моими руками, но находящимся у тебя в голове.

– Поясни.

– Я создаю всё что ты видишь во сне. Я получаю много имен и одно из них – подсознания. Я творец и наблюдатель. Я функция твоего организма, выполняющая поставленные мне задачи.

Кейдан остановился и внимательней всмотрелся в человека, шедшего перед ним. Он ощутил прилив спокойствия, словно беседовал с самим собой. Расслабленность развязывает язык и впервые за долгое время, невзирая на происходящие с ним, Кейдан пустился в беседу, задавая интересующие вопросы.

– Подсознания? Выглядишь как брошенный человек.

– Внешность не проблема. Я могу создать всё что угодно. Этот мир подвластен мне и я в нем творец.

Сказав это, внешность сгорбленного человека сменилась на облик прекрасной девушки, со статной осанкой и длинными волосами. Еще через секунду, девушка исчезла, заменяясь маленьким мальчиком, потом стариком, старухой, подростком, юношей, женщиной. Затем образ людей отступил, и женщина превратилась в могучего льва с огромными лапами и гривой. Гордой поступью этот зверь шагал пока его внешность не растворилась в ярко блестящих перьях филина, взмывающего в небо со скоростью недоступной ни одному зверю. Из высот под кронами деревьев филин вернулся на землю и облик сгорбленного старика вновь возник перед Кейданом. Он смотрел на всё происходящие с яркой завистью. Такая завораживающая легкость в выборе кем быть или как выглядеть пленила его и заставила смотреть на демонстрацию, бессмысленную, но прекрасную.

– Я могу стать кем захочу. Могу создать вокруг всё что угодно и дать тебе желанное, – вновь заговорило подсознания, продолжая путь в глубины леса.

– Так куда мы идем?

– Я уже ответил на этот вопрос.

– Да, но куда мне нужно я не понимаю. Я попал в ловушку собственного сознания и не могу выбраться из сновидения! Ты ведешь меня к выходу? Или еще глубже где выхода нет?

– Туда, где то, что ты желаешь.

– Я желаю выбраться отсюда! – сказав это, в голову ринулись мысли, но их могущество отступило пред открывшейся возможностью.

– Зачем тебе это? – спросил старик, поворачиваясь к Кейдану. – Я могу дать тебе всё что угодно. Я могу создать вокруг привычный мир, где ты найдешь успокоения. Я знаю тебя лучше всех, лучше тебя самого. Я вижу всё что скрыто в глубине тебя, ибо являюсь той самой глубиной. Я бесконечная тьма и свет в твоем разуме. Дай мне право, и я сотворю всё то, что ты желаешь.

Закончив говорить, старик повернулся и быстрым шагом исчез за растущим рядом с ним деревом. Его стремительные движения скрыли фигуру из прямого контакта взгляда, из-за чего Кейдану пришлось следовать за ним, дабы не потерять его. Шагнув навстречу дереву, за которым растворилась фигура, повернув туда же, куда повернуло подсознания, ему предстало удивительное явления.

Лесные просторы уступили полету созидания старика. Деревья исчезли, оголяя одинокое строения, выглядящие как домик, где живет отшельник, брошенный абсолютно всеми и преданный даже собственными идеалами. Прогнивший под гнетом времени, маленький домик держал в своей основе четыре стены и сломанную крышу, откуда доносилось безмятежное пения птиц. В лицевой стороне находился покосившийся проем, держащий в себе сломанную дверь, висевшую на одной петле. Когда Кейдан вынырнул из-за дерева, желая увидеть старика, его внимания привлекло здания, дверь которого слабо покачивалась, будто совсем недавно её кто-то пошатнул. Фигуры же старика не было видно и недолго думая, Кейдан решил, что именно внутри одинокого строения скрылось подсознания. Шагнув на проторенную дорогу, он без страха двинулся вперед, преследуя осколки полученной информации.

Слева и справа, от медленно продвигающегося Кейдана, раскинулась пустая поляна, лишенная любых деталей. Просто земля. Ни деревьев, не травы, ни камешком, ничего. Абсолютное одиночество, весьма удачно дополняющие брошенное строения.

Тропа вела строго к двери, не отвлекаясь ни в одну из сторон, будто протоптавший её видел только одно направления. Кейдан решил, что не стоит сразу проникать в разлагающиеся жилье. Он предпочел изучить всё вокруг, словно в нем вновь проснулся тот Кейдан желающий познавать, не замечая при этом истинного желания, утратившего статус неприемлемого.

Свернув с тропы и двинувшись по дуге, центром которой выступало строения, Кейдан стал вглядываться в пустое окружения. Вся поляна, по результатам сбора информации, оказалась широким кругом. На её границе стояли деревья, выглядящие как стражи, охраняющие привычный мир от куска неизвестности. Под основой этих безмятежно стоящих деревьев, ложились яркие лучи, стремящиеся из молодого солнца, царившего над всем небесным простором леса, будто определяя границы, за которые оно не смеет заступать. В небе же над поляной была пасмурная пелена, такая холодная, готовая разразиться тоннами дождя, подходящего этой местности. Помимо солнца и отсутствия наполнения в виде деревьев, травы и камней, поляна отличалась царившим внутри периметра холодом. Он пробирал до самых костей, будто была уже глубокая осень, в то время как в лесу чувствовалось молодое могущество теплого лета.

Обойдя всю поляну по краю, где стояли стражи, Кейдан продрогнув, решил всё же последовать за стариком, что без сомнения скрылся в единственном месте, где можно укрыться в пустующей местности. Подойдя с задней стороны и обойдя всё здания кругом, Кейдан ничего не обнаружил и поэтому без сомнения дернул дверь, подогревая внутри себя три царивших желания, – изучать, проснуться и найти нескончаемый источник информации.

Когда дверь распахнулась, обоняние выловило запах сырости и гниющего дерева. Дверь с жалобным визгом покатилась наружу и ударившись о стену, еще сильнее обвисала. Кейдан остановился на пороге скромно заглядывая внутрь, пытаясь найти объект приведший его сюда. Но старика не было видно. Взгляду лишь предстало полупустое помещение. Протиснувшись чуть дальше порога, он оценочно осмотрел всё вокруг.

В левом углу от входа, стоял покосившейся стол, заросший кусками черной плесени. Этот высший вид плесневых грибов покрывал почти каждый сантиметр стен, откуда перекидывал свои владения на все доступные детали. От стола, следуя по левой, вертикальной стене, были сложены деревянные ящики, наполненные металлическими предметами, покрывшимися слоем ржавчины. Сами ящики, как и всё деревянное здесь, были украшены черными грибами. Ящики складывались друг на друга и лишь один из множество лежал на боку, показывая свое содержимое, посетившему их гостю. Это были разной длины и величины инструменты для резьбы по дереву: напарье, центровые и винтовые перки, сверла, шило, чертилка и т.д. Все эти предметы валялись возле перевернутого ящика и неосознанно переносили внимания от своей фигуры на единственный проход, вырезанный в полу. Инструменты касались обнесенного деревом проема, не придающим местным условиям никого внимания, ибо в отличие от всего деревянного, что наполняло дом внутри и снаружи, проход был словно недавно вырезан. Всё дерево, лежащие в основе внешнего вида портала, было девственно чистым и искусно обработанным, будто его коснулась рука утонченного мастера.

Открытая деталь объяснила Кейдану куда мог исчезнуть старик. Он без сомнения нырнул в этот портал, зовущий сейчас смотрящего на него. Проем будто обладал притягательной способностью, помноженной на желания Кейдана, создавая вкупе нечто, от чего внимания просто не могло оторваться. Но Кейдан всё же предпочел, прежде чем проникнуть внутрь, собрать полную картину помещения.

Шагнув глубже, вступив на прогнившие доски, жалобно завопившие, когда на них оказался груз в виде человека, Кейдан осмотрел оставшиеся пространство. За влекущим проемом находилось маленькое окно, упущенное из внимания наружного сбора информации. Окно было вплетено в сплошную стену, украшенную черной плесенью и пустыми полками. Эта стена перетекала в другую, находящуюся справа от смотрящего Кейдана. Возле нее были разбросаны разной величины балки, обработанные бревна, доски, тонкие ветки и всё это было почти полностью сгнившим. Шагнув еще чуть дальше, медленно подбираясь к желанному проходу, слева обнаружились пустые книжные шкафы и сломанный мольберт. Сделав еще несколько аккуратных шагов, картина обстановки полностью собралась. Тогда, сбросив с себя выдуманные оковы, Кейдан приблизился к проему. Взглянув внутрь, он увидел каменную лестницу ведущую вниз и исчезающую в темных просторах неизвестной местности. Остановившись на секунду, он засомневался, но быстро переборов свое возникшее чувство отторжения, шагнул на первую ступень.

Как только его тело полностью исчезло за проемом, открытая парадная дверь захлопнулась будто от порыва сильного ветра, но Кейдан не обратил на это внимания, он уже погружался всё глубже в неизвестность.

После трудного спуска по крутой лестнице, Кейдан очутился в кромешной тьме, неспособной расступиться, ибо не было источников света. Оказавшись в бассейне мрака, он попытался осязанием собрать информацию. Прошло несколькоминут, прежде чем в голове образовался образ коридора, всё же имеющего один единственный источник света. Тусклые лучи пробивались откуда-то справа, прорезая густую темноту.

Определив направления движения, ибо воссиял тусклый маяк, Кейдан, оперившись рукой на правую стену, стал медленно продвигаться, ощупывая пространство перед собой левой ногой. Этот процесс повторялся пока стена справа не исчезла вблизи тонких лучей. Каменная кладка растворилась, впуская свободное пространство нового коридора, в конце которого был источник слабого света, увеличивавшийся по мере сближения. Вновь оперившись на всё ту же правую стену, повторяя свой придуманный способ двигаться в темноте, Кейдан стал быстро приближаться к свету. Эта неосторожность была вызвана исключительно сокращающимся расстоянием, позволяющим лучам тусклого света избавляться от царившей тьмы. В какой-то момент, когда он приблизился к проему, из-за которого свет струился как из рога изобилия, Кейдан уже шел, не опираясь на стену. Он вальяжно перешагнул через порог открытой комнаты и остановился в царстве яркого света. Источниками лучей служили две подвешенные люстры, позволяющие разглядеть всё содержимое внутри.

Первое, что бросилось в глаза, была очередная дверь, находящаяся ровно посередине, стоящей перед глазами, стены. Она была помещена в каменный проем, выложенный из обработанных камней, вставленных в деревянную стену, украшенную разными узорами. Тысячи всевозможных переплетений живописно располагались, сочетая меж собой линии, рисующие разные фигуры, привлекающие внимания Кейдана. Они наслаивались друг на друга, вгрызались в основу линий, утончались и расширялись, разбредались на множество ответвлений, складывающихся в единую картину абстракций, вырезанных с помощью тех самых инструментов, виденных в прогнившем доме. Все эти узоры существовали не только в той стене, где находилась дверь, но и в остальных двух стенах странного помещения. Когда Кейдан расширенно посмотрел на всё вокруг, он увидел, что комната повторяет форму треугольника. Дверь, в которой он стоял, была вершиной. От нее, увеличивая пространство комнаты, уносились две стены врезающиеся в основу треугольника, где в середине стояла дверь. Потолок с двумя люстрами выступал крышкой всего открытого пространства.

На этом детали комнаты кончались. Не было ни мебели, ни каких-то предметов. Только стены, свет и две двери, к одной из которых, Кейдан медленно приближался. На замену узорам, рассматриваемым по мере продвижения, внимания Кейдана нашло широкоплечего кузнеца, бьющего своим молотом по наковальне. Он был создан из метала, и каждая деталь, наполняющая его, была со скрупулезностью вырезана в его фигуре. Это был своеобразный дверной молоток, выступающий в роле ручки на деревянной двери. Приблизившись к объекту стремлений и оттянув статного кузнеца, Кейдан несколько раз ударил о наковальню и звук разрезал царившую вокруг тишину. Это действия было сделано неосознанно, будто он пришел к старому гостю, ожидающему его. Металлический звон разлетелся на многие мили в глубины здания, взывая чтобы кто-нибудь отворил дверь. Но ответом на возникший звук, была всё та же тишина. Прошли минуты, ответа не последовало. Кейдан стоял, разглядывая кузнеца, и думал о местонахождение старика в роли подсознания. Ударив еще раз, звук вновь разлетелся. Мысли уплотнялись и находили решения в единственном месте, из которого он пытался добиться ответа. Отшатнувшись от двери, Кейдан вдруг почувствовал себя глупо, пытаясь следовать этикету в собственном сознании. Посмеявшись над своими действиями, он подошел вновь и схватился за холодного кузнеца. Метал остыл, перенимая тепло исходящие из руки Кейдана, тянущей своеобразную ручку со всей доступной силой.

Дверь без труда поддалась и раскрыла за собой неизвестное пространство. Постояв и оценочно побросав взгляд на разные, доступные детали, Кейдан, не испытывая сомнения или страха, двинулся вперед на поиски своего подсознания, способного дать ответ, позволяющий вызволить его из ловушки, в которой он запутывался всё сильнее.

Глава – 9

Открывшиеся пространство встретило новоприбывшего гостя знакомым и чарующим запахом. Так пахнет старая бумага, упокоившая в себе слова, рассказывающие истории, от которых интерес неспособен усидеть на месте. Он мечется словно зверь, от одного рассказа к другому, иногда увядая, а иногда пронося сознания через написанное. Внимания читателя – это важный инструмент для любого автора, ведь если читатель увлечен, то он будет возвращаться вновь и вновь, продлевая таким образом жизнь произведению и написавшему его автору. Иногда блестящие умы создает нечто выходящие за рамки привычных произведений. Они творят на бумаге целые миры, события и персонажей, обретающих бессмертие, посредством вечного интереса к своим фигурам. Они могут жить бесконечно, но бумага, на которой они созданы, имеет свойство исчезать, лишая людей возможности насладиться написанным. Существуют разные способы сохранения рукописей. Один из самых распространённых – это перепечатывания уже написанного на новую бумагу, в новом переплете и с новыми эмоциями, получаемыми от приобретения свежего экземпляра. Чистые листы бумаги, незапятнанные вниманием, запах чернил и необузданный восторг от каждого перелистывания, дарит читателю эстетическое наслаждения, способное возникнуть лишь когда завладеваешь новоиспеченной книгой. Читатель становится первооткрывателем, первым владельцем и хозяином историй, написанных руками, возможно, уже давно умерших людей. Но это лишь одна сторона такого понятия, как наслаждения книгой. Помимо приобретения нового экземпляра и прочтения первым всего того, что написано в нем, существует еще один способ получать удовольствия. Им то и наслаждался Кейдан, когда брал старые книги с полок своей библиотеки. Потрепанные обложки, утратившие всю красоту некогда прекрасного, встречающего каждого читателя, бравшего книгу в руки, хранили под собой написанные истории и историю самого инструмента, с помощью которого автор смог поведать всё то, что написал. Иногда книга способна увлечь не словами, слагающими сюжет или научные труды, а собственной историй. Где она побывала? Кто был первым хозяином? Что он чувствовал, читая те же строки, съедаемые взглядом нового хозяина? Все эти вопросы, порождали в голове Кейдана небывалый интерес, зачастую уносящий сознание еще до прочтения первых строк. Это явления вызывало у него неподдельный трепет и желания создать историю для книг, заполняющих его библиотеку. Он брал с полки экземпляр, медленно открывая его, предварительно осмотрев обложку и подметив все детали, оставленные прежним хозяином, проникал в прекрасный мир воспоминаний, где их большая часть возможно никогда не существовала. По деталям, созданным прошлым владельцем, можно было придумать историю к оставленной карандашом линии, оторванной части листа, записанных на краю слов, обведенных предложений и т.п. Это были кусочки прошлой жизни, дающие существования придуманным воспоминаниям. Процесс созидания сопровождался преднамеренным выбором книги и временем для прочтения. Усаживаясь поудобнее, в специально отведенное кресло в библиотеке, Кейдан проникал в закупоренный мир. Главной и первой деталью, пробивающей сознания, был запах старой бумаги, навсегда поселившийся в рамках собранных книг. Этот запах был кличем о начале новых приключений и напоминанием о том, что всё в нашем мире способно умирать.

Запах старой бумаги навсегда въелся в восприятие Кейдана, вызывая при своем появлении лишь чувство наслаждения и предвкушения. Открыв дверь пошире, впуская тем самым слабо горящий над головою свет, Кейдан окунулся в омут приятных воспоминаний. Пройдя чуть дальше, он оказался в низком коридоре, ведущим строго вперед, без поворотов и дверей. За ним лежало темное пространство, слабо освещаемое лучами света, струящимися с неба и проходящими через голубое стекло. Кейдан, опьянённый возникшим чувством скорого приключения, всегда следующего за запахом старой бумаги, прошел до конца коридора и оказался в большем помещении, напоминающем в сумерках место, где живут великаны.

Огромный бассейн, заполненный почти непроглядной тьмой, тянул свои просторы на расстояния, где слабые лучи проникающего солнца не могли осветить всё то, что таилось под вуалью спрессованной тьмы. Размеры помещения, где оказался Кейдан, не давали возможностей оценить свои масштабы, а парадный вход, служивший порталом и дополнительным источником света, лишил возможности осмотреть всё вокруг себя, ибо двери, выполнив свою функцию, как по щелчку закрылись, закупоривая гостя внутри помещения. Вернувшись в попытках вновь отворить дверь, Кейдан встретил сопротивления, дверное полотно не поддалось возникшему желанию. Толкнув и потянув на себя, он понял, что его заперли в задыхающимся темнотой здании. Повернув назад, в просторное помещение, Кейдан легкой поступью двинулся туда, где был единственный источник света.

Вновь проходя глубже, Кейдан увидел, что местность вокруг обрела отчетливую внешность, способную поведать о себе всё что угодно. Слабо светящие окна всё также заливали помещения лучами тусклого солнца. Отличием было лишь то, что над головой, заполняя свою каждую каплю – вырезанную из хрусталя – слабым светом, оживала огромная, хрустальная люстра. Электричество разожгло внутри бездыханного устройства её основную задачу, позволяя Кейдану осмотреться вокруг

Бурлящий свет, сначала тусклый, потом обжигающе яркий, заполнил каждый сантиметр обширного помещения, представляющего из себя большую библиотеку. В центре, под потолком, висел новоиспечённый источник света, дотрагивающийся своими подчинёнными до каждого этажа, коих Кейдан насчитал четыре. Все этажи были сделаны одинаково. Слева от прохода, через который гости могли проникнуть в это хранилище букинистки, находились полки, стоящие также напротив, полностью заполненные разной литературой. Над полками располагались части второго этажа. Это были узкие проходы, соединённые между собой и разрезанные дырой в середине, откуда падали лучи яркого света. Они выглядели как деревянные помосты, призванные соединить огромную коллекцию всевозможных книг, расставленных вдоль себя. Эти помосты перетекали в широкое пространство находящиеся справа. На первом этаже, это пространство помимо книжных шкафов, выставленных абсолютно везде, вмещало также несколько элементов мебели.

В середине стоял красивый письменный стол, вырезанный из дерева. Вокруг стола были расположены кожаные кресла, во главе которых, как главнокомандующий, находилось кресло-качалка, держащие на своей спинки теплый плед, служащий спасением от морозных вечеров. Дальше от стола, ближе к шкафам, занимая главное место прямо посередине, гордо расположился бар крепких напитков. Красивые бутылки с красивыми названиями и качественными жидкостями внутри, служили хорошим спутником, позволяющим провести вечер не только в объятиях книги и пледа, греющих мысли и тело, но и под руку со стаканом, греющим душу.

Справа от всех элементов уюта, находился подъем на этаж выше, представший в виде спиральной лестницы. Этот подъем позволял проникать на все доступные этажи, где множество полок было заполнено еще большим множеством книг. Лестница прорезала пустующие платформы, наподобие той, что на первом этаже существовала в компании мебели. Ступеньки тянулись до четвёртого этажа, где исчезали под грузом ненадобности, так как выше был только потолок.

Всё увиденное в лучах яркого света, струящегося из люстры, посеяло внутри Кейдана небывалые впечатления, усиленные запахом старой бумаги. Шагнув под источник яркого света, он по-настоящему изумился, ибо перед его взглядом предстало величия собственной мысли. Тысячи книг были даны ему в пользования, что придавало открывшемуся месту, статус желанного источника информации. Каждый лист, каждое слово и иллюстрация, спрятанные глубоко в раскинувшихся книгах, могли приоткрыть завесу, скрывающую то, что стало рычагом подтолкнувшим Кейдана отправиться в собственное сознания. Доступные просторы мысли и информации, укрыли его переживания, по поводу отсутствия выхода из затянувшегося сновидения, под горячими эмоциями страсти и приключения. Оказавшись в месте, где сплелось его увлечения литературой, с увлечением призвавшим оказаться глубоко внутри самого себя, Кейдан увидел то, что так страстно желал. Он позабыл о всем произошедшем, позабыл о подсознание, появившимся и исчезнувшим словно призрак, позабыл о том, что где-то далеко за границей всего того, что было видено им, существует реальный мир, куда нужно вернуться, дабы продолжить свое восхождения в мире науке.

Раскинувшиеся детали интерьера: мебель, свет, красивый ковер цвета ализарина, голубое окно и тысячи книг, украли мысли и внимания пришедшего человека, смотрящего на все представшее перед ним красоты, с небывалом трепетом и интересом. Он изучал каждый сантиметр, был поглощен каждым корешком, кратко повествующем о содержание книги, спрятанной среди тысяч сородичей, смотрел вверх оценивая масштабы, смотрел по сторонам, и эти действия вкупе укрепляли в нем определённые мысли, заглушая при этом необходимость здраво оценить происходящие. Его внимания, направленное на открывшуюся возможность, было сродни зависимости, проявляющийся при любых дуновениях информации. Он как археолог, яро поглощенный собственными раскопками, не видел за своим стремлением пылающих глаз, направленных на него из глубин особняка.

Поборов приступ возникшей увлеченности, Кейдан собрался с мыслями, вырывая сознания из пучин растворяющих надежд. Пройдя чуть глубже, он обнаружил дополнительные источники света, молчавшие при первом зрительном контакте, но сейчас работающие во всю свою мощность. То были электрические светильники, созданные наподобие канделябров, где заместо свечей были лампы накаливания. Эти устройства имели четкий порядок, они располагались в свободных участках между книжных шкафов. Где-то свет, исходящий из электрических канделябров, светил даже ярче чем люстра, горящая под потолком, где-то из-за нехватки мощности или неисправности свет горел тускло, некоторые устройства вовсе молчали, не подавая признаков жизни, от одних исходил треск электричества бегающего по нити накала, создавая в отдельных кусках помещения успокаивающий звон, другие молчали, бесшумно выполняя свою работу. Светильники неустанно заполняли пустое пространство между шкафов, за исключением верхнего этажа, так как близость огромной люстры не требовала дополнительных источников света.

Продвигаясь ближе к спиральной лестнице, Кейдан заметил укрывшийся от лишних глаз проход, прикрытый деревянной дверью и ведущий куда-то глубже в особняк. Подойдя и дернув ручку, инкрустированную вырезанными изображениями непонятных существ, он обнаружил дверь незапертой и прячущей за собой непроглядную тьму. Свет из помещения, где Кейдан смотрел в просторы обжигающей тьмы, позволял разглядеть лишь несколько деталей. Под ногами было начало ковра, раскрашенного цветом индиго и наполненным узорами разных форм. Его сопровождали деревянные стены, увешанные картинами, скрывающими свое содержания в темноте. Эти крупицы информации единственное, что Кейдан смог углядеть в открывшимся коридоре.

Оставив новое помещение, наполненное неизвестностью пропитанной тьмой, Кейдан продолжил свое путешествия по доступному пространству.

Подойдя ближе к письменному столу, стоящему в окружение кресел и усеянному разными бумагами, Кейдан поверхностно осмотрел его содержимое. Там находились записи, созданные рукой способной красивым почерком умесить всё желанное в границах бумаги. Вдаваться в подробности и изучать всё, что там было написано, стало для Кейдана очевидной тратой времени, так как вокруг, не переставая красть его внимания, светились яркие корешки, взывающие чтобы единственный доступный читатель наконец стряхнул с них пыль, наросшую в результате пренебрежения их природными функциями. Книги жалобно молили, привлекая всё больше внимания и приближая желанный момент.

Кейдан поддался зову литературы, но, прежде чем полностью окунуться в словесный водопад, он оценил коллекцию бара, включающую все самые знаменитые напитки, существующие в далеком мире: «Виски», «Бренди», «Коньяк», «Абсент», «Ром», «Водка» и еще несколько неизвестных напитков. Каждый из перечисленных был залит в красивые бутылки, изображающие разных животных и существ. Так, например, водка располагалась в стеклянной бутылке, изображающей медведя, а виски в стеклянном льве. Бутылки же в виде существ, с щупальцами свисающими с их могучих голов и крыльями за спиной, имели зловещий вид, словно были порождением могущественного воображения, способного создавать подобных существ. Внутри себя, те существа хранили неизвестные жидкости, имеющие зелёный оттенок, гармонично подыгрывающий внешнему виду стеклянных созданий. Всё это хранилось в баре, помещенном между двух книжных шкафов и представляющим из себя несколько выпуклых полок, за которыми было чистое зеркало.

Смотря на всё это, взгляд Кейдана сопротивлялся зову, исходящему от каждой книги, смиренно ожидающей, когда читатель вновь пронесётся по словесным закоулкам, напечатанным внутри. Он чувствовал их физическое давления, чувствовал нарастающую необходимость, требующую исключительного внимания к себе, он чувствовал то, что на самом деле исходило не от книг, а от самого себя. Всё это было игрой его воображения и чувств, пытающихся скрыть свои желания за несуществующим зовом, исходящим от неодушевленных предметов. Кейдана посетила та же страсть, что однажды затянула его повторить свое путешествия в долины, созданные собственным подсознанием. Его сжирала тяга окунуться в труды, раскинувшиеся повсюду.

Когда внимания, уделенное столу и бару, вместе с их содержимым, было освобождено, Кейдан недолго думая отправился изучать все доступные экземпляры книг.

Путешествие началось с первого этажа, где каждая книжная полка была заполнена художественной литературой, включающей в себя как прозу, так и поэзию. Все книги были написаны родным для Кейдана языком, благодаря чему он незамедлительно пустился в подробное изучения каждого, взятого с полки, носителя человеческой фантазии. Знакомство началось с античной литературы. Этот пласт литературы всегда избегался Кейданом, ибо он мало чем мог зацепить внимания искушенного читателя. Из представителей античности нашлись труды Гомера «Илиада» и «Одиссея», труд Софокла пьеса «Царь Эдип», поэма Вергилия «Энеида», роман Лонга «Дафнис и Хлоя», книга Ксенофонта «Отступление десяти тысяч», пьеса Аристофана «Лисистрата» и многие другие. Этот период искусства занимал место подле входа в библиотеку, словно повторяя историю всей литературы, ибо античная литература стояла у истоков зарождения этого направления, также как и полки, заполненные ей, стояли в начале библиотеки. Следуя такой логике, за полками античности расположилась литература средних веков.

В этой части истории находились свои авторы и произведения, а именно: Хросвита Гандерсгеймская и её работа «Пафнутий», Петр Абеляр «История моих бедствий», Гальфрид Монмутский «Жизнь Мерлина», Гартман фон Ауэ «Бедный Генрих», Вольфрам фон Эшенбах «Парцифаль», Томас Мэлори «Смерть Артура». Все эти представители лишь малая часть средневековой литературы. Перечисленные труды завлекли внимания Кейдана, но в скором времени, он, влекомый чувством исследовать больше и больше, двинулся дальше, вновь приближаясь к бару, вокруг которого раскинул свои владения период эпохи Возрождения.

Этот период не стал изменять структуру библиотеки и тоже повторил принцип наполнения полок определенного временного периода. Так в эпоху возрождения вошли: Никколо Макиавелли «Государь», Джованни Боккаччо «Декамерон», Бенвенуто Челлини «Жизнь Бенвенуто Челлини», Данте Алигьери «Божественная комедия», Эрик Чемберлин «Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура», Мигель де Сервантес «Дон Кихот», Леонардо да Винчи «Суждения о науке и искусстве». Эта малая часть книг уже была знакома Кейдану. В свое время, отправляясь в прекрасный мир умственного поглощения, неискушенная душа жаждала прочитать всё то, что некогда признали умы других людей. Те личности, с виду имевшие вес в мире литературы, со смелостью присущей войнам, твердили, что определенные работы заслуживают место на пьедестале истории человечества. Без сомнения, это касается и пройденных периодов, оставленных позади, за спиной Кейдана. Но приходя в мир книг и их создателей, сыграл фактор новичка, отпугнувший от некоторых представителей, датой создания. Эпоха Возрождения стала компромиссом, собравшим в себе полет мыслей авторов, мысли читателей, навязывающих прочтения, и дату создания, не отпугивающую своей архаичностью.

Слева от бара и эпохи Возрождения возвышала свою голову эпоха Просвещения. Оставив все пройденные книги до момента близкого знакомства, Кейдан приблизился и по новоиспеченной традиции поверхностно изучил содержимое полок. Там расположились такие произведения как: «Нескромные сокровища» Дени Дидро, «Исповедь» и «Эмиль, или О воспитании» Жан-Жака Руссо, «Безумный день, или Женитьба Фигаро» Пьера Огюстена Карон де Бомарше, «Коварство и любовь» Фридриха Шиллера, «Памела, или Вознаграждённая добродетель» Сэмюэла Ричардсона, «Рассуждение о методе» Рене Декарт, «Простодушный», «Философские письма» и «Задиг или Судьба» Вольтера. Внешний вид книг становился всё лучше и лучше, проходя по пути от забытых времен, до времен, еще совсем недавно бушующих на земле. Они словно соответствовали эпохи, в которой были мысленно созданы. Их физические носители становились более крепкими, более красочными и сочными, с точки зрения эстетического убранства. Чем ближе была эпоха к настоящему, тем сильнее взгляд цеплялся за оформления, кратко повествующие о содержимом внутри.

Временной вектор, по которому были расположены книги, неустанно двигался к периодам литературы, основательно знакомым Кейдану. Так, последний отрезок исследования первого этажа кончался тремя периодами, в которых он когда-то утопал, проводя бесчисленные часы свободные от работы. Литература XIX века, модернизм и постмодернизм, дарили Кейдану наибольшее количество материала для поглощения. Такие мастодонты пера как Федор Достоевский, Виктор Мари Гюго, Лев Толстой, Жюль Верн, Александр Дюма, Иван Тургенев, Николай Гоголь, Чарльз Диккенс и еще многие кому представилась возможность писать в удивительный период литературы, привлекли сознания и своей рукой, отражающей мысли и сюжеты, поработили без остатка внимания Кейдана, жадно поглощающего каждый экземпляр, попадающий к нему. Их произведения, лежащие сейчас на полках, аккурат за эпохой Просвещения, почти без исключения были знакомы Кейдану, точно так же, как и работы авторов, следующих дальше.

Модернизм и постмодернизм завершали хронологическую цепочку, начатую литературой античности. Две большие полки стояли прямо напротив входа, откуда сворачивая налево начался путь изучения раскинувшихся работ. Огонь страсти по изучению доступных книг стал угасать, ибо последние представители были полностью знакомы и не могли дать ничего интересного. Такие писатели как: Джеймс Джойс, Уильям Фолкнер, Андре Жид, Вирджиния Вулф, Томас Манн, Франц Кафка, Кнут Гамсун, Томас Стернз Элиот, создавали в свое время произведения, ставшие яркими представителями жанра модернизм, из-за чего их имена и труды не могли пройти мимо Кейдана. Он читал, поглощал, восхищался и ненавидел некоторые произведения еще до того, как оказался в огромной библиотеке. Это относились и к другим периодам, что вкупе обесценивало все доступные полки, лишенные чего-то нового, чего-то необычного, наполненного той самой информацией, притягивающей сознания ученного. Из всего, что он видел на первом этаже, ничего не могло дать желанное и этот факт разжигал зов, кричащий о том, что нужно двигаться дальше, нужно посетить второй этаж и исследовать всё содержимое там.

Не из-за интереса, а из-за возникшей необходимости и чувства что нужно завершить всё до конца, Кейдан бегло бросил взгляд, попутно вытягивая несколько книг, за авторством также знакомых ему писателей. Владимир Набоков, Томас Пинчон, Итало Кальвино, Уильям Сьюард Берроуз, Курт Воннегут. Эти имена стали последними из числа многих, в цепочки последовательных периодов. Постмодернизм завершил выстроенную череду и Кейдан со спокойной душой мог отправиться на изучения всего доступного, скрывающегося над головой. Неизвестность и предвкушения, складывающиеся из мыслей, что наверху ждет нечто завораживающие, влекло с необычайной мощью, сопоставимой по тяге с жаждой изучения, возникшей в первый раз, когда он посетил это помещения.

Медленно возвышаясь, наступая на каждую ступень, словно боясь очутиться не там куда желания унесли мысли, а там, где суровая действительность раскинула свои пугающие картины, Кейдан шаг за шагом возвысился над полом второго этажа, где наподобие первого, стояло множество книжных шкафов, ломящихся от представителей мира литературы. Убедившись воочию, что наполнения нового пространства совпадает с заявленными ожиданиями, Кейдан не опасаясь, быстро поднялся и прильнул к ближайшим полкам.

Первым его внимания выловило внешний вид книг, сменившийся с компактных размеров на большие, вытянутые в ширину и высоту, благодаря чему они были способны уместить больше информации. Обычный размер книги не утратил право на существования и изредка встречался гуляющему взгляду Кейдана. Также помимо размера, книги отличались содержимым внутри. Если на первом этаже встречался полет мыслей и фантазий, то на втором предстала литература, не имеющая отношения к художеству. То были научные труды, рассказывающие об устройстве земли; её структуре, скрывающийся под ногами каждого живого существа; её наполнение, виденным большинством через повествования тех, кто лицезрел все красоты, раскинутые по миру, собственными глазами; её потенциал; её рассвет, девственно чистый и возможный закат, загрязнённый деятельностью людей. Второй этаж был местом, хранящим в себе научные труды людей, изучающих такое явления как «Земля» – создатель человечества, природы и необъяснимых явлений.

Огромные книги, в большинстве своем хранили разные иллюстрации и описания к ним. Прохаживаясь от полки к полки, Кейдан без особого энтузиазма брал такой экземпляр, открывал его на случайной странице, вглядывался в картину и читал расположенную снизу сноску. Информационно, книги задевали каждый аспект жизни огромной планеты. Так, например, можно было встретить описание океанов и их необычайную красоту, запечатлённую рукой художника или с помощью фотоаппарата. Красивейший пейзаж сопровождался словами наподобие: «… она циркулируют среди материков, создавая в определенных местах величественные бассейны, занимающие семьдесят процентов суши». Или встречались пояснения определённым существам, живущим на земле. Как и в случаи океанов, слова сопровождали картины, показывающие читателю о ком идет речь. «Самое большое млекопитающие на земле», и гордый кит, синего окраса, показывает всю мощь своего создания; «Крупнейший, наземный хищник», белый медведь изображенный издалека; «… быстрейший», гепард, убегающий от излишнего внимания; «… ошибочно полагают, что его рог обладает целебными свойствами, из-за чего популяция резко пошла на спад», убитый носорог с отрезанным рогом в окружении людей ехидно улыбающихся, словно сотворивших нечто благородное. Содержимое больших книг затрагивало всё существующие на земле. Где-то речь шла о лесах, играющих важную роль в жизни людей, но исчезающих в машине капитализма, где-то рассказывалось о каменных породах, где-то о водоемах и их обитателях, затрагивалась жизнь определенных рас, иногда встречались объяснения некоторым явлениям, таким как молния или водоворот. Все представшие книги были исключительно научного характера, рассказывающие о всем доступном для изучения на земле. Каждая полка отвечала за определенный пласт, например фауна или природные явления. Все книги в разделе были одной тематики, но с разными примерами. Так был устроен второй этаж.

Во всех тех экземплярах, что удостоились внимания Кейдана, не нашлось ничего интересующего его. Он читал подобное еще в детстве, и даже тогда, когда человека увлекает абсолютно всё, ему не особо нравилась такая литература. Со временем его поглотило человеческое остроумие, создающие невероятные миры, хранящие внутри себя персонажей, проходящих задуманный сюжет, параллельно завлекающий читателя своими перипетиями. Научная литература не завлекала его, до момента, пока он не стал работать над желанием избавить человека от сна. То была литература схожая с той, что раскинулась на втором этаже, но отличавшаяся тем, что в ней по большей части изучался человек, наподобие того, как изучалась земля, в книгах не интересующих Кейдана.

Хоть представления о структуре библиотеки подтвердились, мысли всё же пустились в сомнительное оценивания третьего этажа. Кейдан думал о том, что, как и два предыдущих, новый этаж неспособен был дать то, что могло потушить горящую внутри жажду изучать. Поднимаясь по лестнице, он медленно переместился и оказался в идентично похожем пространстве. Третий этаж полностью повторял второй, за исключением наполнения книг. Заглядывая поочередно в разных представителей этой части библиотеки, Кейдан обнаружил знакомых авторов, знакомые темы и знакомый язык, использующий специализированные слова, недоступные для общего понимания. Зачитанные до полного поглощения каждого аспекта, эти книги, читаемые в прошлом Кейдана, в настоящем, не представляли ничего ценного, ибо их роль сводилось к объяснению как устроен человек.

Найдя в своей жизни ориентир, определяющий род деятельности, Кейдан пустился в нескончаемый океан научной литературы, откуда черпал знания, позволяющие воплотить его задумку в реальность. Бесконечный поток разных исследований, открытий, суждений, фактов, научно обоснованных аномалий, отклонений, роботы определенных органов, мыслительные процессы, физические процессы, социальность и многое другое, что наполняет каждого человека. Всё это создавало картину человека, в которой определенные пункты, выполняющие разные задачи, позволяли разработать план, по которому Кейдан придумал концепцию своего лекарства от сна. Его деятельность вынуждала изучать подобную литературы, от которой сначала веяло скукой, а потом стало фонить притягательностью. Изучив в прошлом без остатка большинство книг из мира науки, в настоящем, оказавшись на третьем этаже библиотеки, созданной собственным подсознанием, куда Кейдан проник не без помощи материалов, хранящихся в книгах вокруг, он еще больше впал в отчаяния. Придуманные в голове возможности этого места стали рассыпаться от понимания того, что предоставленные инструменты, через которые автор доносит нечто до читателя, неспособны донести до него что-то новое, что-то поистине способное удивить и рассказать недоступные материалы.

Пройдясь вдоль всех полок, оценивая каждый экземпляр и изредка вырывая случайного представителя, Кейдан, влекомый надеждой, подстёганной отчаянием, быстро закончил с третьем этажом и бросился на последний островок, способный оправдать ожидания.

Яркий свет, струящийся от близко расположенной люстры, сначала обжигающими лучами поразил глаза, но потом словно сжалившись, уменьшил свою мощность, благодаря чему Кейдан мог осмотреть место, где очутился. С первых проявлений очертаний в горящих глазах, он увидел, что надежда не была тщетна. Ему открылись те же полки, встречающиеся на каждом этаже, но с наполнением разительно отличающимся. Там располагались книги причудливых форм, не подходящей для такого предмета как книга. Сначала Кейдан подумал, что эти предметы никак не связаны с литературой, но подойдя ближе и открыв одну, он убедился в обратном.

Оказавшимся в руках предметом была книга, формой похожая на оскал дикого животного. Продолговатая переплетная крышка изображалась в виде острых, нечеловеческих зубов, выглядящих так, словно они недавно разорвали очередную жертву. Окровавленная верхняя челюсть, сплеталась в крепком хвате со своим сородичем, избежавшим участи быть измазанным в остатках жертвы. Сотни реалистично нарисованных зубов, изображалась на плотной, шершавой коже, потертой из-за частого использования. На обороте книги, Кейдан увидел написанные от руки слова, выглядящие как предупреждения, пытающиеся остановить читателя. К его сожалению, он не мог это прочитать, ибо язык, применяемый автором этих слов, был ему неизвестен. Содержимое можно было предположить лишь по качеству написанных слов. Каждая буква словно возникала в спешки, пытаясь быстро воссоздать все мысли человека, желающего – по фантазии Кейдана – уберечь случайного читателя. Объемный текст был неаккуратно разбросан по всему периметру плотной кожи, перетекающей в корешок, где красовался извилистый узор. Его линии тянулись к верхнему обрезу книжного блока и не находя пространства для создания себе подобных, они просто исчезали, перенося внимания на некогда белоснежные листы. Гуляя взглядом по вершине листов, Кейдан увидел названия книги, спрятавшиеся при первом осмотре за ярким изображением нечеловеческих зубов. В отличие от текста на обороте книги, названия имело всего два слова и Кейдан мог прочитать их, ибо они были написаны на известном ему языке: «Человеческая сущность». Имя автора не удостоилось места на обложки, и как выяснится позже, внутри также отсутствовало любое упоминания о нем. Безымянный автор, необычный дизайн и слова, написанные рукой на неизвестном языке, без сомнения разжигали затухающий внутри интерес. Кейдан, сгорая от желания изучить материал, находящийся в руках, боролся с другим подавляющим чувством, возникшем после осознания, что книги на последнем этаже могут нести нечто большее, чем всё встреченное ранее. Это место и эти книги, могли рассказать многое, могли поведать неведомые секреты или детали, способствующие возможности выбраться из собственного сознания. Они могли рассказать, как устроен мир вокруг, могли поведать то, что могло перевернуть представления такого понятия в мире, как человек.

Из-за невозможности сосредоточиться, Кейдан принял решения сначала осмотреться вокруг, а уже потом внедряться в подробное изучения написанного внутри. Положив на место взятую книгу, предварительно убедившись, что она написана на том же языке, что и названия, он двинулся вдоль правой стены, жадно поедая при этом всех доступных представителей четвертого этажа.

Понадобилось несколько часов чтобы максимально точно оценить всё содержимое последнего этажа. По заключению Кейдана, четвертый этаж был схож с первым, так как его наполняла художественная литература. Исключением было то, что виденное внизу имело определенных авторов, живущих в мире, откуда пришел Кейдан, а виденное на четвёртом ярусе, вовсе не имело авторов. Помимо создателей, также отличалось наполнения. Хоть библиотека и изобиловала множеством трудов на разные темы и жанры, большинство изученного Кейданом было прочитано им еще до того, как он оказался в этом мире, за исключением содержания всё того же четвертого этажа. Все работы, поверхностно изученные, были ему неизвестны, более того, в каждом произведении не находилось стиля присущего хоть одному известному автору, коих Кейдан прочитал бесконечное множество. Эта информация создавала из всего доступного перед глазами неизведанный океан историй, в который Кейдан хотел окунуться не только чтобы найти что-то способное подробней раскрыть мир вокруг и помочь выбраться отсюда, но и ради обычных эмоций, доступных читателю. Жажда прочтения росла с каждым изученным элементом, хранящимся на полках и задыхающимся в забвении. Книги словно молили чтобы кто-то прочел их, молили чтобы кто-то вновь начал перелистывать каждую страницу с необычайным интересом. Этот неслышный зов ощущал единственный доступный читатель, готовый ответить на него криком искушенного, страдающего от нехватки человеческого таланта, отраженного словами на бумаге.

Дверь, скрывающая за собой непроглядную тьму, медленно открылась. Худые пальцы схватили место, где с обеих сторон торчали деревянные ручки, и легким движением толкнули дверь, мешающую пройти. В открывшимся проеме возникла темная фигура, укрытая мраком. Её медленные шаги, разносящие легкое колебания звуков, были выверены не от того, что она хотела скрыть свое присутствия, а от того, что была хозяином особняка, куда проник человек, незнающий о том, что где-то в его глубинах находится нечто, являющиеся единственным владельцем всего раскинутого вокруг. Вынырнув наружу из тьмы, фигура показала на свету свое облачения, скрывающие истинный внешний вид. То был длинный, черный балахон, свисающий до самого пола, где его остатки лениво тащились за медленно шагающей фигурой. Этот наряд полностью скрывал носящего его. Единственное, что можно было разглядеть под черной тканью, это дряхлые руки, сложенные в замок на груди. В таком положение, темная фигура, скрывающая свое тело, лицо и душу, целенаправленно двигалась к круговой лестнице.

Поднимаясь, оставляя позади не интересующие этажи, неведомое остановилось, возвысив голову над полом четвертого этажа. Там её невидимые глаза устремили свой взгляд на образ человека пришедшего из неоткуда, но такого знакомого, словно его присутствие здесь было чем-то естественным, схожим с тем, как в доме родителей обитает их собственное дитя. Человек, на ком было сосредоточенно внимания, ничего не замечал, он был поглощен прочтением книг. Все его мысли и опасения, бурлящие еще до того, как он окунулся в прочтения, растворились под гнетом зова, требующего здесь и сейчас внедриться в мир, созданный на листах бумаги и затворенный в рамках одной книги. Его рациональное мышление отступило, растворяясь в сгущающихся красках происходящего вокруг. Он поддался зову, и пустившись в прочтения всех доступных книг, хранящихся на четвертом этаже, пробудил из недр фигуру, смиренно ждавшую своего конца. Поднявшись, она стала наблюдать, заливаясь в зловещей улыбке, проступающей под лучами близко расположенной люстры.

Кейдан не заметил, как, открыв очередную книгу, стал безостановочно поглощать абзац за абзацем. Пустив свой разум на полотно мыслей и историй, он погрузился в невероятное путешествия под руку с женщиной, чье имя было Зельма.

Рассказ повествовал о её жизни в мире, где человеческая жадность заменила каждому живому существу все доступные мысли и желания. Она жила в маленьком городке с населением в несколько тысяч человек. Однажды там появился странный человек, предлагающий каждому желающему, кто заплатит заявленную цену, выполнить любое желания. Люди в том городе жили бедно, хоть он и обладал возможностями зваться одним из богатейших мест на земле. Его жители пустили корни в таком мерзком грехе как праздность. День за днем они жаловались на жизнь, при этом ничего не делая, хоть под рукой и были доступные способы реализации. Они жаждали получать больше, видя в своей фигуре исключительный талант и особенность, не позволяющие им работать на обычной работе. Так пролетали года. Город не произнес и звука удара о камень, ничего не построилось, все доступные ресурсы оставались в нетронутом состоянии, пока однажды, в границы города не вступил человек, оставивший свое имя при себе и назвавшийся лишь, «способным на многое». Он предложил местным сделку:

– Я дам вам всё чего вы хотите! Вы получите то, что озвучите в качестве желания. Я реализую все ваши амбиции, и вы станете жить с исполненными мечтами. В обмен на исполнения желания, я потребую от вас исполнить мое собственное. Я потребую, а если вы откажете, то понесете наказания.

Все решили, что он сумасшедший, и никто не воспринял всерьез сказанные им слова. И вот однажды, спустя где-то месяц, один умирающий старик пришел к нему просить исполнить его желания. То был человек, граничащий со смертью, проживший по-своему яркую жизнь. Он всегда был в компании объединённой общей идей, общими занятиями и мыслями. Его душа всегда сплеталась с другими, создавая общий поток, куда он вкладывал каждую единицу самого ценного ресурса доступного человеку. Время, что он тратил на подобные мероприятия, нещадно уходило, и его здоровое, молодое тело, превратилось в старый, дряхлый чехол, где хранились воспоминания о прошедших событиях. Его жизнь была на исходе. Отчаявшись, он был готов кинуться на любую возможность, позволяющую сохранить ускользающую жизнь. И тогда, как благословения богов, до него дошли слухи о человеке, пришедшем в их родные места и готовым исполнить любое желания, в обмен на желания, что он потребует от тебя. Старику нечего было терять, поэтому он без зазрения совести нашел этого человека и попросил у него самый ценный ресурс. Он просил время. Просил украсть у вселенной маленькое мгновения, в котором он может вновь прожить те незабываемые события, давно покинувшие его жизнь.

Выслушав просьбу, неизвестный человек исполнил его желания. Умирающий прожил еще несколько лет, на исходе которых скончался от ножевых ранений, подаренных человеком, на чью жену посягал этот обновившийся старик. Помимо времени, он получил в подарок жизненные силы. Старик вновь ощущал в своих руках способность крепко сжимать предметы, его глаза стали видеть, избавившись от белой пелены, ноги перестали дрожать и стали уверенно направлять его, все боли, наполняющие тело, отступили, и вновь возникшая жизнь унесла его на темные просты человеческих желаний. Он стал брать от дарованной возможности всё, на что не осмеливался при жизни. Старик позабыл о своем времяпрепровождении, забыл о идейных клубах и друзьях. В нем разгорелся огонь дозволенности, сжигающий каждого человека, стоящего на пороге жизни. Он стал вкушать запретные плоды, стал делать вещи неприсущие приличному человеку. Старик растворил свою личность в гнойном бассейне, после чего от него стало веять нежеланным существом. Своими действиями он потратил время, дарованное ему, в гиене человеческих пороков, из-за чего закончил на холодном полу, истекающий кровью от множества ударов ножом.

Случай со стариком показал всем, что слова, произнесенные человеком, громко заявляющим о возможности исполнить любое желания, имеют за собой один подтвержденный случай выполнения сказанного. Еще до того, как старика постигла участь быть убитым, он разнес по округе весть, что жизнь его вновь наполняет, несмотря на то что всежители видели в нем исключительно увядания. Всех поразил тот факт, что он вновь воспрял после обращения к человеку, которого все посчитали безумцем. Этот случай послужил началом исчезновения образа сумасшедшего, и многие жаждущие получить желанное, пришли к нему с просьбами исполнить желания. Человек не отказал, и уже через несколько месяцев, возле его маленькой халупы толпились сотни людей, мечтающих урвать кусок от бесплатной раздачи. Каждый местный житель, изо дня в день спешил к его дому, хоть их желания уже были воплощены в реальность. Единственным человеком, отказавшимся от такой возможности, была Зельма. Она наблюдала за происходящим с нескрываемым отвращением. Её убеждения не позволяли ей пользоваться доступностью собственных желаний, поэтому она осталась безучастна в этом потоке вседозволенности.

Каждого жителя заполнил свет их мерзких желаний. Жадные глаза и загребущие руки получали всё, не отдавая ничего взамен. Желания этих людей склонялись исключительно к собственной выгоде: получить деньги, получить время и жизнь, получить навыки, получить людей или уничтожить их, посетить места, очутиться там куда влекут их собственные мысли. Всё озвученное ими исполнялось по мере возможностей. Желания, касающиеся других миров, прошлого и будущего, особенных способностей, обладали статусом невыполнимого. Всё что касалось обычного мира и живущих в нем людей, исполнялось, и жаждущие получали то что хотели.

Так продолжалось до смерти старика, первым получившим исполненное желания. Новость о том, что его убили, заинтересовала разве что людей, с которыми он когда-то делил свои мысли. Более никто не переживал о его кончине. Всем было плевать, ибо их окружала небывалая возможность оживлять свои желания. Но смерть старика внесла свои коррективы и спустя несколько дней, человек усердно выполняющий каждую просьбу, обратился к людям:

– Настало время платить за мои услуги. Я полюбил каждого из вас, полюбил ваше внимания, направленное на меня, полюбил компанию, что вы мне составляли, полюбил ваши слова и прикосновения. Вы стали частью меня. Каждый из вас стал моим братом и сестрой. Но увы, не все разделяют ваши мысли! В этом прекрасном городе живет одна женщина, избегающая моего внимания и мох услуг. Она отказывается принять мое покровительство, а это значит, что мне здесь не место. Я ухожу, не взяв с вас платы, ибо заберу всё, что даровал вам. Я не могу здесь более оставаться, ибо не все люди в этом городе хотят моего присутствия!

С этими словами, человек, с грустным выражением лица и ехидной улыбкой внутри, демонстративно начал уходить с импровизированной сцены. Его в мгновения ока догнали люди и стали жалобно молить остаться. Они убеждали его, что Зельма, про которую все подумали, в скором времени придет просить покровительства, нужно лишь подождать. Человек, не долго будучи в сомнениях, согласился и стал смиренно ждать.

Через несколько часов дверь одинокой женщины содрогнулась под градом ударов бушующей толпы. Разгневанные люди выплескивали накопившийся страх, пытаясь убедить Зельму воспользоваться услугами человека, способного исполнить всё что ей угодно. Люди боялись потерять уникальную возможность получать исполненные желания. Они как элементы праздного существования не могли лишиться человека, получившего в их кругах имя «Доброго Джина». Люди, придя к источнику угрозы их наступившей возможности, стали в гневной манере приказывать Зельме подчиниться их воле. Но она наотрез отказалась. Зельма не могла переступить через свои взгляды и убеждения, она не могла разменять саму себя и свою душу на легкую возможность получать всё что угодно – это было в недосягаемости ее жизненных ориентиров. Зельма твердо высказала свою позиции и попросила каждого присутствующего удалиться из её дома. Но толпа не слушала. Люди пришли сюда не получать отказ, они пришли за единственным возможным исходом.

Прежде чем Зельма успела что-либо предпринять, мощная рука одного из пришедших схватила её за шею, и со всей силой, скрывающийся в жадной сущности, швырнула на пол. Это был акт физической угрозы, это было предупреждения, которое Зельма решительно проигнорировала. Светлая душа, с не помутнёнными мыслями и чистой совестью, способна противостоять любому человеческому пороку. Её не испугало насилия, не испугали угрозы и нависшая опасность. Единственное, что её по-настоящему пугало, это измена самой себе, отказ от принципов и превращения в образ человека, стоящих перед ней. Зельма не могла позволить этому случиться. Поднявшись на ноги, она с гордостью львицы и пылающими глазами, отражающими всю красоту её души, проговорила звонким голосом:

– УБИРАЙТЕСЬ! Вы мне омерзительны! Я отказываюсь исполнять ваши требования!

Эти слова, прозвучавшие в чистом порыве, стали последними что она успела проговорить. Человек, швырнувший её на пол, сгорая от злобы, резким движением схватил металлическую кочергу и со всей силы ударил Зельму по голове. От полученного удара она рухнула под гнетом сгущающегося мрака в глазах. Палач не остановился. Почувствовав кровь, он как сорвавшийся с цепи, сдерживающей его истинную натуру, стал наносить удар за ударом, пока остывающие тело Зельмы не лишилось головы. Залитый кровью, дышащий испарениями, он бросил кочергу и с гордостью добытчика двинулся к выходу. Все наблюдающие за ним почувствовали облегчения, ибо если бы это сделал не он, то пришлось бы делать им. Она не оставила выбора, и для людей, обуреваемых жадностью, не было иного выхода кроме как избавиться от угрозы, посягающей на их источник, позволяющий жить на полную, затрачивая минимум усилий.

Оставив тело в доме, вся толпа, окрыленная устранением угрозы, направилась к доброму джину. Придя к нему, они сообщили что все в этом городе теперь под его покровительством, более не найдется ни одного человека, противившегося его способностям и избегающего его услуг.

Услышав это, джин с гордостью поднялся, смиренно протянул руку к толпе и спросил:

– Чего вы хотите?

Толпа залилась в просьбах, касающихся исключительно их самих. Они кричали, требовали, молили. Глаза их горели светом жадности, озарявшим черные души, в которых они растворили единственную светлую личность, служащую преградой для человека, получившего прозвище добрый джин. Он слушал каждый выкрик, каждое слово, каждое желания, струящиеся из черных сердец, наполняющих всех представителей раскинувшийся толпы. Он лицезрел труды своей работы и чувствовал в глубине себя порыв незабываемых ощущений, присущих блаженству победы. Он выиграл давний спор и теперь ему осталось лишь собрать поставленную на кон награду.

Стояв перед толпой, жадно кричащей и тянущей свои конечности к человеку перед ними, он вскинул руку призывая замолчать. Толпа, с быстротой не насытившегося зверя, утопила свои возгласы в глубокой тишине, выполняя желания их новоиспеченного божества. Последний, дождавшись возможности говорить, громким, четким голосом, звучащим эхом в головах собравшихся, произнес слова, заранее заготовленные:

– Друзья мои! Я вижу в вас огонь предвкушения! Вы проделали отличную работу и полагаю результат её схож с тем, что я некогда озвучил своему небезызвестному другу. Мы в одной из тех бесед, что регулярно проходят по вечерам в компании друг друга, завели разговор о человеческих пороках. Я выступал в роли скептика, а все аргументы моего друга, склонялись к тому, что человек нечто сложное, нечто способное бороться с любыми трудностями и испытаниями. Никакие возможности не заставят человека перешагнуть через свою человечность. Так думает мой друг. Я же думаю, что человек – это сгусток гнили. Каждая мысль его, каждое желания, каждое слово или действия, имеет толстый налет жадности, похоти и тщеславия. Я глубоко уверен, что человек неспособен на проявления благородных эмоций. Всё на что этот вид способен, это уничтожения себе подобных, уничтожения тех, кто отличается от них, под предлогом выживания или еще какой чепухи, и самое главное, самое яркое, распространённое в каждом отдельном представители рода человеческого – уничтожения самого себя. Каждый грезит мечтами, желаниями или нуждой, реализация которых, лежит в большинстве своем через головы других. Вы не замечаете себе подобных, перемалывая их душу, стоящую на пути ваших амбиций или пресловутых желаний. Я вижу всё черное наполняющие каждого из вас, я видел это изначально, еще до того, как мы с моим другом скрепили рукопожатием завязавшийся спор. Он как истинно верующий в светлую сторону людей, сказал, что вас не сломят мои возможности. Он утверждал, что присутствующие здесь не поддадутся на мои уловки и не изменят его надеждам. Я же в свою очередь утверждал, что мне не нужно будет прилагать огромных усилий, ведь я знал, что душа человека схожа с развивающимся, черным полотном, направляющимся туда, куда дует ветер их желаний. Я дал вам возможность, а вы подарили мне победу в споре. Моя победа не была бы полноценной если бы хоть один человек в этом городе отстранился от моих услуг. Естественно, мне вмешиваться было нельзя. Единственное что я мог, это говорить с вами, быть змеем искусителем, вливать каждому из вас яд, коим вы полнитесь и без моей помощи. Вы сами решили избавиться от светлой души, которой я поистине удивился. Она была преградой, не позволяющий мне забрать награду, поставленную на кон. Вы сделали то, что рассеяло мои сомнения возникшие вмести с этой женщиной, отличающийся от всех виденных душ. Но её больше нет, поэтому настало время забрать свою награду, – голос джина стал громче, словно пытаясь донестись до каждого человека, слушающего его с непониманием. – Итак внемлите мои слова! Пришло время исполнить мое желания! Как и говорилось ранее, я потребую за свои услуги желания, исполнения которого, вам не избежать! За всё нужно платить! Ваша плата станет моей наградой за выигранный спор! Слушайте же мое последнее слово! ИСЧЕЗНЕТЕ!

Громкий крик вырвался из середины толпы. Один из присутствующих упал, схватился за голову и жалобно завопил, сгорая в дикой агонии. За ним в конце упал второй человек, затем третий, десятый, и вот уже все лежат на сырой земле, корчась от боли и заливаясь в душераздирающих криках. Через мгновения толпа утихла. Бездыханные тела, оставленные сознанием, отправившимся в забытье, заполняли пространство, по которому гордо шагал человек, победоносно растворяясь в блаженной улыбки. Он медленно двигался, попутно заглядывая каждому в глаза, наблюдая в них последние мгновения, застывшие в остывающих глазах.

Пройдя по полю трупов, человек поднял руку над головой и, словно указывая направления для невидимого войска, резким движением опустил её. Все бездыханные тела вдруг задрожали. Они словно полнились чем-то, готовым вырваться в любую секунду. Человек смиренно ждал, пока, где-то в далеком краю от него, не прозвучал звук похожий на выстрел. Это был дан старт канонаде взрывающихся тел. Каждый из лежащих трупов разлетелся на куски, впоследствии сгорающие в черном пламени.

Через несколько минут, поле, усеянное трупами, стало совершенно пустым. Лишь вдалеке шагал человек, за которым тянулось огромное, черное облако, исчезающие в теле этого человека.

Начав читать рассказ, с целью заглянуть в спрятанный мир, Кейдан не заметил, как умело сложенные слова завлекли его в сюжет, раскинувшийся на страницах. Прочитав всё там написанное, его посетило чувство, возникновения которого было основной целью этого рассказа. Он захотел еще. Неизвестное влекло вновь пронестись по сюжету, утопая в его закоулках и мыслях автора. Желания поглощать, читать без остановки, не взирая на сложившуюся вокруг ситуацию, заставило Кейдана вновь открыть книгу, оставленную на той же полки, откуда он взял рассказ про «Доброго Джина».

Следующей жертвой прочтения стала книга, имеющая обычную форму. Всё тот же кожаный переплет прятал под собой множество произведений одного автора, которому принадлежали все работы, оставленные на полке, откуда Кейдан брал экземпляры. На её белоснежной, лицевой стороне, не было ни единой буквы, как и с тыльной стороны, обладающей черным цветом. Совершенно не приветствующая книга встречала безмолвным молчанием, оставляя возможность узнать что-либо о себе лишь с помощью прочтения. Открывая её, забытое чувство предвкушения усилилось из-за увиденной Кейданом картины, встречающей всех читателей. На изображении был человек в белой, почти прозрачной накидки. Его длинные волосы гармонично сплетались с седой бородой, создавая образ мудреца, знающего слишком много для того мира, где он живет. Ярко серыми глазами, горящими из-за остроты души, мудрец смотрел на лежащий перед ним листок бумаги, над которым морщинистая рука, обхватив перьевую ручку, стремилась написать новые сюжеты, содержания которых, отразилось за спиной старика. За ним стояли непонятные существа, зловещие, пугающие своей глубиной черных мыслей, застывших в их отвратительных головах. Множество созданий, максимально отличных от людей, вызывали чувства сродни узнаваемости, словно каждое существо было видено Кейданом ранее. Каждый образ буквально вылетал из седеющей головы, становился за спиной старика и встречал новоиспечённых читателей. Красные глаза, жёлтые, зеленые, впалые, отсутствующие, всё это сопровождалось гротескными телами, усеянными лишними конечностями, щупальцами, короткой или чересчур длинной формы, хвостами, крыльями, копытами, когтями. Эти создания были творениями человека, встречающего своим образом, запечатлённым на бумаги, всех кто собирался прочесть написанные им рассказы.

Кейдан смотрел на существ и их создателя с мыслью о том, что этот человек ему знаком. Его черты, его взгляд и осанка, создающие образ, напоминали Кейдану кого-то виденного ранее, но ускользнувшего из памяти и оставившего после себя лишь размытое чувство, возникшие при взгляде на старика.

За картиной, по обычаю книг, находилось названия, украшенное узорами, созданными с помощью образа змей. Они сплетались, становясь частью единственного слова, расположившегося в центре страницы и звучащего как – «Человек».

Отправляясь в дивный мир, существующий на страницах, Кейдан не замечал пристального взгляда, сжигающего вниманием его фигуру. Глаза, светящиеся под капюшоном, смотрели на него словно пытаясь запечатлеть один единственный момент, готовый разразиться совсем скоро. Темная фигура наблюдала, изучала своего единственного гостя, впитывала каждое движения, каждый вздох, каждое слово, упавшее с уст Кейдана в моменты небывалого восторга. Она вгрызалась в него ярким взглядом, пылающим завистью, но лишь до момента, пока Кейдан не открыл книгу и не пустился в её просторы. Тогда зависть исчезла, уступая место успокаивающему блаженству. Фигура сбросила с себя цепи любопытства, ведь ей стал известен финал, прочитанный по действиям человека, утопающего в рассказах и незамечающего ничего вокруг. Её сверкающие глаза, с залитой улыбкой, исчезли в тени капюшона, скрывающегося в проеме, вырезанном в полу. Фигура отступила, в полной мере осознавая, что их контакт неизбежно скоро произойдет, ибо всё происходящие направилось по задуманному маршруту.

Спустившись с лестницы и открыв дверь, фигура растворилась в темноте коридора. Укрывшись в непроглядном мраке, скрывающим всё что угодно, не боясь быть замеченным, силуэт откинул капюшон, из-под которого вынырнула голова, определяющая неизвестную фигуры в статус человека. Если бы тьма не скрывала всё, что попадало в её непроглядную сущность, то можно было бы разглядеть – в обнажившийся голове – зловещую улыбку, скривившую лицо в пугающей гримасе. Обладатель этого выражения шагал всё глубже по коридору, двигаясь в нем так, словно ему не нужен был свет для продвижения в этом чане, где могла раствориться сама ночь. Человек направлялся всё дальше и дальше, в недра своего особняка, где будет смиренно ждать встречи, задуманной слишком давно.

Глава – 10

Открыв книгу, хранящую внутри множество рассказов, Кейдан незаметно для себя спустился на первый этаж, расположился в кресле и закинув ноги на стол, стал поглощать каждый сантиметр написанных миров. Его не отпускали сюжеты, созданные вполне заурядно, но обладающие неизмеримым чувством притягательности, словно каждое слово строилось не из букв, оставленных автором, а из скрытых представлений самого Кейдана.

Он начал свое погружения с рассказа об одном пастухе, смиренно живущем в краях, отдаленных от человеческой суеты. У него было несколько коров, коз, баранов и пастушья собака, усердно помогающая в нелегком деле пастуха. Человек, держащий всё это хозяйство, удалился от людей, ибо в один момент, потеряв жену, перестал верить в человека. Он увидел гниющий труп человечества и осознал всю мерзость рода людского. Единственным спасением для него был побег в горы, где он, создав себе ферму, стал жить, забыв о своей принадлежности к существам, вызывающим у него острое чувство неприязни.

Так пролетала подходящая к концу жизнь старика. Он существовал в притягательном одиночестве наполненным ушедшей любовью, навсегда оставившей след на душе этого блаженного человека. Он потерял любовь, но не утратил чувств, благодаря чему смог жить в одиночестве, оставаясь при этом в вечной компании своей возлюбленной.

Но мир вокруг не замечал желания одинокого человека. Города росли, занимая всё больше места под собой. Населенные пункты разрастались, из-за чего приходилось осваивать новые земли, дабы можно было существовать. Так цивилизация ведёт свои дела. Она поглощает местность, где люди жили еще до возникновения такого понятия как города. Она забирает всё нажитое, присоединяет себе землю, уничтожая всё на ней построенное и создает впоследствии свои огромные, шумные здания, с кишащими внутри запутавшимися людьми. Так цивилизация пожирает всё вокруг, превращая дивную природу в убогие, каменные храмы меланхолии, злобы и ощущения собственной ничтожности.

Города росли, и старик более не мог избегать этого факта, ибо до него стали долетать осколки противной ему жизни. На территорию его фермы стали приходить люди, рыщущие в поисках развлечений. Они нашли одинокого старика непохожего на них. Его образ жизни вызывал приступы непонимания, вырастающего в чистую насмешку над безобидным стариком. Люди приходили и тыкая пальцем твердили: «Вот чудила! Забрался в горы и живет как дикарь! Это в наше то время жить вот так! Посмешище!». Приходящие люди не могли понять, почему какой-то старик не ведает всех прелестей их без сомнения лучшей жизни. Сначала они приходили чтобы посмеяться над ним, но потом смех превратился в неприязнь. Жизнь старика была инакомыслием, недоступным для таких людей. Отличия в их обществе порицается. Выглядеть иначе, по-другому думать, действовать, всё это запретные приемы, доступные лишь свихнувшимся и непонимающим всей прелести пресной жизни.

Каждый считал своим долгом прийти и посмотреть на то же самое, что и другие до него, испытать те же эмоции и найти того же врага, перетягивающего всю неприязнь, направленную внутрь своей уникальной, но идентично схожей, фигуры. Жизнь старика была запретным плодом их собственных грез. Он был напоминанием, ставящим под сомнения необходимость существования единого организма, наполненного правилами, событиями и образами жизни. Его отличающиеся существования перестало быть посмешищем, оно переросло из статуса забавной, в нечто угрожающие их сформированному миру. У них под боком был элемент инакомыслия, презирающегося ими на ряду с убийством.

Люди не прекращали посещать одинокую ферму, существующую далеко в горах. Старик смотрел на них с собственной неприязнью, пустившей корни в его голове. Всё что делали эти люди, как жили; как мыслили и поступали; как выбирали собственную выгоду, несмотря на то что на кону стояли человеческие судьбы; как превращались из сородича, в противное существо, недостойное даже толики внимания; как ехидно улыбались, потирая руки, когда старик сгорал в агонии отчаяния, – всё это и многое другое, стерло внутри него ту невидимую нить, сшивающую каждого человека. Он не мог жить в привычном для всех мире, поэтому в скором времени покинул его, но мир не отпускает своих детей. Города росли, забытая жизнь, оставленная за бортом, настигла старика и вновь показала свои клыки, через действия людей.

В умах приходящих и наблюдающих иной полет мыслей, стал зарождаться план, реализацию которого, взялись исполнить самые ярые борцы сложившегося мира. Они решили выступить стражниками своего удобства, решили защитить свои идеалы, направив против отличающегося человека радикальные меры.

Сначала они решили ограничиться предупреждениями. Написанные слова, оставленные записки, сломанные части забора, уничтоженные участки посаженной растительности, выбитые стекла, оторванные доски и срубленные деревья, – всё это должно было без звучащих слов донести до старика то, что, хоть он и пришел сюда раньше, здесь ему не место. Он был угрозой для существования идей, курсирующих в границах города, откуда пришли люди, пытающиеся защитить его идеалы посредством уничтожения противника, мыслящего диаметрально противоположно. Они захотели изгнать старика, использовав проверенный метод угроз, ибо когда кто-то мыслит по-другому, просто запугай его и получи желанный результат.

Действия, направленные на изгнания старика, сыпались одно за одним, но желанный результат оставался недоступным для борцов сражающихся за собственное счастья. Старик был непреклонен. Его жизнь после потери любимой полностью завязла на ферме. Каждое животное, каждое растения и инструмент, заполнили пустующие сердце, позволяя прожить оставшиеся мгновения, не сгорая полностью в тоске по ушедшему человеку. Образовавшаяся среда обитания стала единственно приемлемой структурой существования. Он жил так как позволяли возможности, и в какой-то момент, жизнь его стала приносить ему радость, ему начали нравится все эти занятия, призванные заполнить пустующий промежуток уходящего времени. Но, как это бывает в мире, где господствует человек, всё нравящиеся отдельному представителю, не нравится толпе, в данном случаи, препятствует её здоровому существованию. Старик понимал все угрозы, сыпавшиеся на него, понимал, что за ними стоит, ибо видел истинную натуру людей, он видел всё, но не мог и не хотел оставить ферму. Его отношения звучало для людей, готовых прогнать старика всеми доступными способами, призывом действовать более раскрепощённо.

Однажды утром, старик по обычаю отправился открывать загоны. Подойдя к дверям, он поочередно выпустил всех животных. Наблюдая как последняя пара конечностей устремилась за надежную спину матери, старик заметил странность. Обычно, когда животные заполняют поля, собака начинает свое грозное патрулирования, регулируя их желания сбежать, но в это утро она не появилась. Это насторожило старика, в голове которого самые смелые предположения вполне могли воплотиться в жизнь, ибо происходящие вокруг ложилось в основу всех придуманных причин. Он отправился искать своего верного друга и напарника. Обойдя ферму, заглянув во все излюбленные места, куда собака зачастую пряталась, осмотрев каждый укромный уголок и изучив всё рядом с границей фермы, старик не нашел своего друга. Прошло несколько часов безрезультатных поисков, и отчаяния, сопровождающиеся звонкой тишиной, получаемой в ответ на звучавшую из уст старика кличку, получило подтверждающие факты. Решив, что собака убежала куда-то за границу, из-за которой в скором времени вернется, старик отправился в дом за утренним завтраком, прием которого отклонился на несколько часов. Поднимаясь на веранду его вдруг настиг рой мух, усердно выполняющих свою основополагающую задачу. Сойдя с лестницы, он увидел потерянную собаку. Бездыханное тело лежало слева от двери, откуда старик, выйдя утром, банально не заметил находящийся там труп невинного животного.

Перерезанное горло с оставленным внутри ножом, было жирным намеком, кричащем о том, что движется неумолимая угроза, движется шторм человеческих эмоций, внутри которого, как во главе великой армии, стоит неприязнь, берущая начало в сознание людей, готовых отстаивать свой образ жизни.

Похоронив тело собаки, старик не оставил ферму, он продолжил жить на ней, хоть и получил вполне ясную угрозу собственной жизни. Всё что старик мог потерять, было потеряно еще до того, как он пришёл на эту ферму, где впоследствии приобрел маленький импульс жить дальше. Сейчас же люди требовали оставить то, что стало частью его, то, что стало его жизнью, то, что стало желанием, внутри которого можно было спокойно дожить короткий момент, отделяющий его от любимой. Он не ушел, продолжил свои занятия, демонстративно показывая, что не страшится жалких людей, прячущихся и высказывающих свои эмоции на невинных созданиях.

Отряд, внутри которого лежала задача прогнать старика, увидел в нем несгибаемую волю, противящуюся их образу жизни. Он был угрозой, говорящей всем своим видом о существовании иной жизни, отличной от их идеалов, мыслей и желаний. Люди закинули ему угрозы, но старик откинул их, люди закинули предупреждения, но он откинул и его. Единственное, что осталось для людей, в чьих сердцах пылает вера в истинность своих убеждений, это радикальный прием, результатом которого станет освобождения от инакомыслящего.

Однажды ночью, словно по чьему-то желанию, сон старика покинул дряхлое тело, оставляя бодрствующие сознания лицезреть труды опьянённых людей. Примерно после полуночи, послышались перешёптывания и крадущиеся шаги. Дом окружили несколько людей, но ни один из них не отважился войти внутрь. Все остались снаружи, занимаясь своими неизвестными делами. Примерно через двадцать минут всё затихло, из-за чего заполняющаяся вокруг тишина, могла отражать мерзкие желания и мысли, вальсирующие в головах людей, стоящих за стенами дома. Еще через несколько минут вновь послышался шепот, за которым последовал жар и дым. Одна из стен вспыхнула огнем, цепляя близ стоящих сородичей и создавая тем самым огненную ловушку.

Огонь и дым не испугали старика. Он видел светлый образ, запечатлённый слишком давно. Многие годы одиночества не растворили краски, наполняющие образ его любимой, она возникла перед ним и все мысли словно растворились. Вновь видеть её, вновь ощущать её аромат и тепло нежных губ, вновь испытывать трепет от прикосновения к шелковой коже, вновь исчезать в её мыслях и желаниях, вот всё что наполняло одинокого старика, сгорающего в яростном огне, топливом для которого стал человеческий страх.

Содержания книги, как и содержания всей полки, имело один ярко выраженный стиль, суть которого заключалась в копание человеческой натуры. Множество рассказов оголяли людские пороки, показывая представителей рода человеческого с той позиции, с которой виден лишь гниющий труп некогда чистой души. Разные условия, разные обстоятельства, разные мысли, разные желания и усилия, это всё было наполнением каждого, прочитанного Кейданом, рассказа. Везде свой сюжет, свои персонажи и условия, в которых им предстоит увидеть пропитанную ядом сущность людей.

Читая работы одного автора, внутри Кейдана крепло чувство, что всё прочитанное кажется ему родным. Каждый абзац, предложения, слова, притягивали его словно всё написанное струилось от самого Кейдана. Он исчезал в полете мыслей автора, не замечая пролетающего времени. Читая несколько рассказов, он, не дочитывая книгу брал новую, пытаясь изучить как можно больше работ. Так его погружения в доступный мир четвертого этажа успело коснуться почти всех полок. Хватая самых ярких представителей с каждого шкафа, Кейдан поверхностно изучал содержимое книги. Если первый взгляд на нее утягивал внимания, то шкаф откуда был взят экземпляр изучался более подробно. Выбор книги, после определения, что на полках перед ним лежит нечто интересное, заключался в первую очередь из внешней оболочки, а уже потом из содержания внутри. Более пестрые обложки притягивали внимания, а более пестрое содержание удерживало его на месте. Названия же почти никак не влияли на выбор прочтения, ибо звучали весьма сумбурно. Выбрав для себя подходящую книгу, Кейдан пускался в прочтения. Не находя в отдельных экземплярах ничего интересного, он бросал их и переключал внимания на более привлекательных представителей литературы.

Начав свое похождения по четвёртому этажу с книг одного автора, Кейдан, читая его работы, был не в силах оторвать от них внимания. Он растворился в творчестве безымянного автора, находя попутно невидимую нить, связывающую произведения со своим читателем. Он поглощал рассказ за рассказом, коих в книге нашлось более десятка. Прочитав больше половины из них, Кейдан обнаружил некую тенденцию, заключающуюся в оживление мыслей, некогда наполняющих голову. Его собственные мысли использовались автором для создания увлекательной структуры, подходящей для единственного читателя, с упоением поглощающего рассказы. Все сюжеты, все их перипетии, все детали и наполнения отдельных эпизодов, вели персонажей туда, куда в далеком прошлом мысли Кейдана вели его самого. Все переживания и выливающиеся из этого вердикты, обращенные на сущность человека, обозначали мнения Кейдана о своем сородиче. Он не верил в людей, не верил в их эмоции, не верил в их желания и стремления. Для него это были лишь непроглядно черные существа, внутри которых билось тоже сердце, что и в нем самом. Он ненавидел людей, но в будущем изменил свое мнения на более нейтральное. Всё благодаря своей работе, ибо в основе её преследуемого результата, было желания помочь людям избавиться от гнета сна, забирающего слишком много от короткого периода жизни человека. Гнетущий полет мыслей оставил молодую голову, нашедшую себе занятие. Они более не возникали, ибо Кейдан свел свое существования в одиночество, избегая по максимуму контактов с людьми. Он пустился на поля изучения, не давая этим мыслям вновь возникать. Но они не исчезли, как и многое забытое давно, они нашли способ сохранить себя в глубинах сознания, породившего их. Они укрылись на листах бумаги, запечатлев себя через руку автора, коим могло выступать подсознания Кейдана, или что-то неизведанное, что-то не имеющие имени, но имеющие право создавать.

Оставив позади книги за авторством неизведанного, вдохновляющегося мыслями Кейдана, он отправился изучать оставшиеся полки. Их содержимое представляло собой разные варианты литературы, от художественной до научной. В одних книгах были рассказы, касающиеся разных персонажей, разных миров и разных сюжетов. Многие из них были весьма впечатляюще написаны и могли на долгое время затянуть в беспросветный коридор, выход из которого лежал исключительно в конце прочтения. Кейдан, оценивая качество написанного, стал замечать, что некая сила, доступная лишь нескольким известным авторам, влекла его вновь вернуться к прочтению тех историй, пропитанных собственными мыслями. Его влекло вернуться, но жажда изучать помогала бороться с этими позывами.

Пробираясь глубже, художественная литература отступила, оставив место научным работам. В открывшимся пласте рассказывалось об устройстве раскинувшегося вокруг мира. Книги давали четкое понимание каждой отдельной детали, встречающейся Кейдану в своем путешествии. Они рассказывали об устройстве поселений, рассказывали о быте людей, наполняющих их, рассказывали в хронологическом порядке все значимые даты рождения отдельных личностей, рассказывали о природе, о существах, о растениях, климате, воздухе, полезных ресурсах, таинственных местах, устройстве жизни некоторых представителей местной фауны, рассказывали о возможностях, способных в умелых руках создать из всего доступного нечто полезное для каждого представителя этого мира. Научные книги были аналогом уже виденных на втором этаже сородичей, только там они касались земли, а здесь они касаются исключительно этого мира. Такой характер книг был весьма подходящим для того, чтобы утолить любопытство, направленное на изучения всего вокруг. Возможно, это было то самое, что привело Кейдана сюда, то самое, что стало ориентиром, горящим маяком внутри которого несметные богатства. Эти мысли посетили голову Кейдана, но на удивления его самого быстро исчезли, словно стыдливый образ, посетивший голову молодой монашки. Кейдан оказался в досягаемости своих желаний, но мысли его не могли задержаться на интересующей возможности, ибо они растворялись под растущим зовом оставленных историй.

Пройдя дальше и приблизившись к кричащим рассказам, Кейдан не бросился к ним, словно пытаясь доказать самому себе, что способен противостоять им. Он остановился подле неизученных полок, взял одну книгу и пустился демонстративно читать её. Содержания внутри представляло собой историю одного человека, написанную исключительно в антураже мира вокруг. Он жил не где-то там, во вселенной, оставленной за границами сознания, он жил в мире, где Кейдан существует вот уже несколько дней. Главный герой этой истории путешествовал по различным местам, в которых протекал определенный отрезок сюжета, наполненный событиями, вызванными внешними обстоятельствами или душевными переживаниями. Он, как пристало главным героям, справлялся с различными поворотами и испытаниями, подкинутыми автором. Герой был без сомнения схож с архетипом главного персонажа приключенческих романов. Единственное что его отличало, это мир, в который он был помещен. Это не были пугающие просторы земли или глубокие воды океаном, герой не путешествовал в горах или параллельных мирах, он не касался того мира откуда пришел Кейдан. Его поля для приключений были исключительно там, где не существовало ничего поистине настоящего. Он жил в мирах, расплывшихся в голове единственного человека, хозяина всего того, что доступно ему. Кейдан был читателем и в тоже время был создателем всех тех деталей, в которых главный герой существовал или использовал их дабы добиться цели, придуманной автором книги. Он пришел из неоткуда, провалился в неизвестность и стал изгоем, желающим выбраться оттуда, куда его закинули собственные желания.

Читая эту книгу, Кейдана стали посещать сравнения. Он начал осознавать возможность того, что главный герой истории был списан с него. Кейдан провел параллели между событиями в книги и событиями, случившимися с ним за время прибывания во сне. Хоть сюжетно они и отличались, структурно были весьма схожи. Тот же способ появления в неизвестном мире, тот же подземный город, переход через страхи и желания, встреча со своими забытыми знакомыми, мир костей, лес гигантских деревьев, забытый особняк со скрытыми ответами внутри.

Главный герой книги шел по маршруту оставленным Кейданом позади. Все значимые пункты путешествия героя, повторяли события произошедшие с Кейданом за время прибывания во сне. Поворотным и отличительным моментом стала глава, где главный герой узнает правду о происходящем. Добравшись до того же четвертого этажа, он находит книгу, где написана история, взявшая за основу всё то, что случилось с ним. Подробные детали его затянувшегося приключения шокируют главного героя. Он осознает, что произошедшее с ним было спланированно. Каждый шаг, каждый вздох и взгляд, был прописан невидимой рукой кукловода, скрывающего свою личину во мраке особняка. Главный герой, как и Кейдан, читая книгу доходит до момента, когда действующие лицо, держащие в руках рассказ о себе, начинает узнавать будущие своей фигуры.

От осознания того, что все написанные слова совершенно точно совпадают с прошедшей действительностью, Кейдан с нескрываемым интересом продолжил погружения в интригующий рассказ.

Главные герой испытал те же эмоции, что и читатель, сейчас читающий книгу. Он продолжил погружения, где в скором времени обнаружил то, что хотел. По сюжету, что держал Кейдан, главный герой читал повесть о себе, где его второе я не ведало и действовало в соответствии со своими условиями. Так не найдя книгу, которую держал Кейдан и главный герой внутри, он прошел мимо полки откуда была взята эта самая книга. Двигаясь к источнику незатихающего зова, исходящего от полки, где лежали рассказы, наполненные собственными мыслями, его вдруг остановило неожиданное открытия. Над полом, аккурат там, где находилась спиральная лестница, светились два ярких глаза, создавая пристальное внимания уделённое исключительно одной фигуре.

Прочитав это Кейдан последовал примеру главного героя, он резко бросил взгляд в сторону лестнице, и не обнаружив ничего, продолжил прочтения.

Глаза, светящиеся над полом, были скрыты тенью капюшона, под которым лучи яркого света обнажили лишь их блеск и застывшую улыбку. То неизвестное существо неподвижно смотрело, словно притаившийся зверь, выжидающий момента чтобы накинуться на доступную жертву, угодившую в подготовленную ловушку. В ответ на этот взгляд, герой посылал глазами сначала приступы возникшего страха, потом приступы смиренного интереса, кричащего о том, что личность возникшей фигуры требует скорого изучения. Темный силуэт уловил все колебания эмоций, и чтобы не заставлять своего гостя ждать слишком долго, поспешил подняться на этаж. Медленно возвышаясь, он через мгновения очутился подле человека, стоящего с выражением трепещущего ожидания. Сбросив капюшон, то существо обнажило личность человека закованного в рамки стареющего тела. Существом оказался старик с дряхлой, морщинистой кожей по всему телу, но с ярким и живым взглядом, раскидывающим по лицу палитру эмоций. Он смотрел на человека перед собой с некой толикой восхищения или предвкушения от последствий их встречи. Его гость ожидающе ответил на внимания хозяина особняка, он проявлял смирение, которое проявляет каждый воспитанный гость, пришедший в чужой дом.

Минуты длились бесконечно долго, пока старик всё же не заговорил первым, озвучивая заготовленные слова:

– Молодой человек, я нахожу ваше появления в моем особняке весьма неприличным. Не кажется ли вам, что нужно сначала поприветствовать хозяина, а уже потом пускаться в изучения его жилища?

– Я ни в коем случае не хотел вас обидеть, – поспешил оправдаться гость, – просто у вас такая внушительная библиотека, что я не заметил, как оказался завлечен в прочтения. Удивительные Книги!

– Вам нравится моя коллекция? – спросил старик с гордостью.

– Безусловно! Особенно эти произведения, – он указал на полки, где каждая книга была наполнена забытыми мыслями Кейдана.

– Ах, эти! Как давно это было! Я уже и не помню, как писал их.

– Вы их автор? – взбудоражено спросил гость.

– Да, я написал их, когда еще был молод. Моя юношеская страсть помогла воплотить все мои мысли на бумаге. Со временем я, конечно, охладел к подобным темам, меня увлекла наука и я стал писать о всем доступном моего уму.

– То есть книги, что встречались на всех этажах кроме первого, это ваши работы?

– О да, без сомнения. Эта библиотека на семьдесят пять процентов состоит из моих робот.

– Удивительно! – сказал гость, поистине восхищаясь талантом человека перед собой. – Какой огромный труд вы проделали!

– Благо у меня было много времени на подобное занятие. Но не будем обо мне. Я не хочу показаться негостеприимным, но не поделитесь ли со мной причинной вашего появления в моих владениях.

Старик выпрямился и с гордостью присущей умелому охотнику, из раза в раз переигрывающему свою жертву, взглянул на человека перед собой. Он окатил его ярким взглядом, внутри которого таился огонь, отражающий множество желаний, скрытых глубоко внутри этого внешне безобидного старика. Он спросил своего гостя о причине его здесь появления, хоть точно знал её. Это был кусок его плана, результатом которого должно стать нечто грандиозное.

– Да, да, прошу меня простить, – сказал, запинаясь гость, чувствуя стыд за свой поступок. – Дело в том, что я заблудился. Я не понимаю, как здесь оказался. Всё мое прошлое покрыто пеленой тумана, спрятавшей от меня историю моего существования. Я не помню ничего из своей прошлой жизни: откуда пришел, кем был, кем хотел стать. Мой отсчет воспоминаний начинается с уже зрелого возраста и непонятного леса, где я очнулся. Проснувшись на природе с пустой головой и желанием двигаться вперед, я поборол приступ паники и углубился дальше в лес. Там я попал на дорогу, по которой двигался всё это время. Мне встречались города, странная местность, дома, непонятные ситуации, пугающие своей сюрреалистичностью, странные существа и люди. Я шел много дней пока не оказался в лесу огромных деревьев. Там я наткнулся на молчаливого человека, угрюмо шагающего в неизвестность. Последовав за ним, я обнаружил маленький дом, внутри которого был спрятан внушительный особняк, где мне, по неизвестным причинам, подумалось хранятся ответы на сложившуюся ситуацию. Человек тот кстати исчез. Я решил воспользоваться этим, ибо подумал, что он проник внутрь особняка. Я поспешил вызвать его, но никто не откликнулся на звуки, разносящиеся от причудливого, дверного молотка. Ударив еще несколько раз, я, не получив никаких намеков на движения внутри, потянул незакрытую дверь. Проникнув внутрь, я прошел по коридору, за которым обнаружил внушительную библиотеку. Оказавшись среди тысячи экземпляров книг, необъяснимое желания окунуться в них поглотило меня, и я несмотря на всё пустился в их изучения. За этим делом вы меня и застали.

– То есть ты заблудился? – подытожил старик.

– Да! Определенно.

Старик задумчиво покосился на гостя. С виду он перебирал варианты в голове, молчаливо пытаясь решить возникшую проблему, но на самом деле он изначально знал, как помочь бедному гостю. Его показная задумчивость маскировала рой мыслей, прокладывающих неизвестные тропы, по которым пройдет человек перед ним. Он продумывал каждый шаг пришедшего к нему, продумывал его значимую роль, окончание которой, приведет желания старика к желанному финалу.

Спустя несколько минут задумчивого молчания, хозяин особняка наконец обмолвился словами:

– Я, кажется, знаю, как тебе помочь.

– Правда? – обрадовавшись спросил гость.

– Конечно! Прозвучит странно, но ко мне уже приходили точно с такой же просьбой.

– И вы им помогли?

– Да.

Гость залился в признательности. Он осознал, что чувства, возникшие перед особняком, не обманули его и внутри поистине было решения. Старик стал для него мессией. Гость увидел в нем спасения, поэтому все его последующие слова воспринимались им без сомнений и исполнялись в точности с волей старика.

– Я могу тебе помочь, – говорил хозяин, – следуй за мной.

Он отвернулся от гостя и медленно зашагал обратно, вниз по лестнице. Старик молча передвигал дряхлыми ногами, устремляя свою фигуру на первый этаж, где из-за разгоревшегося желания гостьне обнаружил дверь. Остановившись возле нее, хозяин вновь заговорил:

– Внутри есть решения способное помочь тебе. Я знаю, что этот вариант рабочий, ибо приходившие до тебя спасались благодаря ему. Я дам тебе свободу, а взамен не возьму ничего.

– Но постойте, – перебив старика сказал гость, – я мог бы что-нибудь сделать в ответ на вашу помощь. Я могу исполнить ваше желания, не выходящие за рамки моих возможностей. Позвольте мне отблагодарить вас!

– Нет, не нужно молодой человек. Мне ничего от вас не нужно, просто следуй за мной.

Старик открыл дверь, за которой ярким светом озарился длинный коридор, вмещающий в себя несколько картин, ваз и три люстры, светившие по длине всего коридора. В конце, как награда для победителя, была темная дверь, на которую указал старик со словами «Нам туда» и медленно двинувшись, повел гостя к желанному спасению…

На этом рассказ, что читал главный герой истории, которую держал Кейдан, закончился, но внутри книги всё еще оставались страницы. Пустые, неиспользованные листы сохранили свою естественную чистоту, готовую в любую секунду уступить свою девственность, вмещая работу автора. Сюжет явно мог иметь продолжения, но писатель решил оставить работу незаконченной, либо из-за нехватки идей, либо из-за нежелания продолжать повествования.

Пролистав все эти пустые листы и убедившись, что на них нет ничего способного рассказать дальнейшую судьбу гостя этого особняка, герой отложил книгу и долго обдумывал случившиеся. Он сопоставлял себя с персонажем прочитанного им рассказа. Его мнения пришло в согласия с мыслями, кричащими о невероятно подробном рассказе, повторяющим полный путь, пройденный им лично. Всё повторялось вплоть до мыслей, посещающих голову персонажа. Он также как и герой книги желал выбраться из ловушки, в которую угодил, следуя за собственными желаниями. Отличием было лишь то, что его встретил старик, назвавшийся хозяином особняка. Героя же никто не встретил. Он был в абсолютном одиночестве, с книгой в руках, где персонаж, сгорая в той же ситуации, нашел решения, лежащие за дверью в конце незаметного коридора.

Обдумав все эти обстоятельства, решение забрезжило в полном мраке сложившийся ситуации. Сорвавшись с места, герой побежал, в стремительном потоке оставляя позади этажи. Пролетев всю лестницу в мгновения ока, он, запыхавшись, остановился возле двери, ведущей в неизвестность. С решительностью, съедающей все сомнения, герой вцепился в ручку двери и с гордостью раскрыл перед собой собрание спрессованной тьмы. Темный коридор встретил нового гостя молчаливым безразличием. Ни источников света, не толики шума, абсолютное ничего, укрытое толстым слоем тьмы. Но героя не испугала открывшаяся обстановка. Он, ведомый желанием выбраться из ловушки, шагнул за порог, исчезая в тенях особняка.

Продвигаться пришлось аккуратно, ибо разглядеть хоть что-то было невозможно. Герой, опустившись на четвереньки, медленно двигался вперед, ощупывая каждый дюйм перед собой, боясь провалиться в какой-нибудь проем. Таким образом он добрался до конца коридора, где, не отсвечивая, горела дверь, способная решить его проблему.

Выпрямившись, герой ощупал место, где по обычаю располагается ручка. Найдя её и дернув, его глаза прожгли лучи яркого света, стремящиеся из открывшихся просторов. Понадобилось несколько мгновений, прежде чем всё выглядящие как белое пятно, приобрело форму комнаты с креслом в центре, на котором, словно король, восседал старик, гордо улыбающийся и громко произносящий:

– Ищешь помощи? Тогда проходи!

Герой послушался совета и шагнул в комнату…

На этом книга обрывалась.

Кейдан пролистал пустые страницы не с целью что-то обнаружить, а просто из неосознанности, вызванной градом мыслей, пытающихся сообразить, что делать дальше. Яростный поток в голове сопоставлял все открывшиеся детали, вырывал из прочитанного сюжета куски, наслаивал их на своего хозяина и из сложившихся результатов пытался продумать следующие шаги. Совершенно очевидным для Кейдана стало то, что прочитанный им рассказ был сотворен его собственным сознанием. Весь его маршрут, проделанный внутри сна, все его мысли и переживания, нашли отражения в персонажах, существующих на страницах книги. Единственное что отличало их, это будущие, которое для Кейдана могло и не наступить. В книге персонажи, дойдя до точки, где их действия и местоположения расходились, двигались за стариком, предлагающим спасения. Кейдан же в свою очередь стоял еще возле полок и не решался двинуться туда, куда без сомнения указывало сознания.

Кейдан обдумывал открывшийся путь. Он спустился вниз и сев на кресло, взглядом принялся прожигать прикрытую дверь. Он не отпускал глаз, вцепился будто голодный хищник, наконец получивший желанную жертву. Сомнения, в продолжительном процессе созерцания по чуть-чуть растаяли, освобождая место желанию выбраться. Несметные сокровища, горящие как награда за его острый ум, правильно укрывали склизкое желания наконец освободиться.

Не обращая должного внимания, прикрываясь благой целью, Кейдан отказывался думать в том направление, где его фигура навсегда застряла в собственном сознании. Он отвлекал свои мысли значимой возможностью, обманывая свои истинные эмоции. На самом деле он боялся. Боялся остаться здесь, боялся никогда более не вернуться в мир живых, боялся оставить свою работу, боялся сгинуть, разменивая свои оставшиеся года на не воплотившуюся возможность.

Трусливые мысли умело скрывались внутри, но как только свет возможного избавления от них стал разжигать истинные эмоции, они будто накопившаяся лавина понеслись по закоулкам сознания. Вся эта карусель, кидающая мысли из крайности в крайность, прекратилась лишь когда Кейдан решил покончить со всем этим. Он устремился к двери и без лишних сомнений дернул ручку, вновь открывая темный коридор. В нем, как и в первой встрече, непроглядная тьма скрывала неизвестное внутри. Прочитав рассказ, Кейдан узнал, что где-то там в глубине находится дверь, за которой некий старик способен помочь выбраться. Это знания стало мотиватором, позволяющим сделать первый шаг в кромешную тьму.

Продвигаясь всё глубже, Кейдан не стал уподобляться герою рассказа. Он выбрал вариант опереться рукой на стену и проверяя всё перед собой ногой, медленно двигаться вперед. Иногда под руку попадались картины и непонятные отверстия, натыкаясь на которые, Кейдана пробирали нотки ужаса. Ощупывая их сугубо из любопытства, он в скором времени осознал, что эти отверстия служили всего лишь выемкой под цветы или вазы, иногда встречающиеся. Примерно на середине пути перед ногой обнаружилось препятствия в виде стола и нескольких кресел вокруг. Уткнувшись в мебель, Кейдан аккуратно обошел её и вновь прильнул к стене, держась за которую, без помех добрался до конца коридора.

Дверь была деревянной, с ручкой, расположенной слева, нащупав которую, Кейдан не стал действовать опрометчиво. Приоткрыв немного полотно, он пустил в коридор яркие лучи, способные лишь слегка проявить его истинный внешний вид. Пока он ждал, когда глаза привыкнут к свету, его взгляд унесся на просторы проделанного пути. Тут и там возникали столы, кресла, вазы, книги. Всё это расположилось на красном ковре, не потерявшим в своей новизне, словно он был куплен совсем недавно. Проникающий луч дотягивался до конца коридора и соединялся со входом, откуда струился слабый свет, способный осветить лишь пространство возле себя. Внешний вид коридора в лучах, выглядел вполне дружелюбно, в отличие от его темной версии. Все стены, потолок и пол были сделаны из того же дерева что и весь особняк. В них не было ничего того, что рисовало воображения, когда Кейдан медленно пробирался до заветной двери. Настоящий внешний вид коридора рассеивал все страхи, способные укрыться в его темных уголках. Отталкивающая прозаичность увиденного, быстро вернула внимания Кейдана, устремляя его за дверь, откуда заливая один край коридора струился свет.

Глаза больше не горели. Привыкнув к такому освещению, Кейдан набравшись смелости заглянул в образовавшуюся щель. За дверью обнаружилась почти пустая комната, полностью повторяющая описание, прочитанное в книге. В центре стояло огромное кресло, больше похожее на трон, существующий в полном одиночестве. Его хозяина не было видно. Кейдан пробежался глазами по просторам комнаты с целью найти старика, но нашел лишь заполнившую всё пустоту. Не обнаружив и следа прибывания хоть одного живого создания, Кейдан не опасаясь раскрыл дверь полностью, проникнул внутрь и стал внимательней всё осматривать.

Первое впечатления, посетившие Кейдана и главного героя книги, оказалось неверным. Заглядывая вовнутрь сквозь маленькую щель, внешний вид комнаты выглядел пустым. Никакой мебели, интерьера и деталей готовых рассказать что-либо или просто удивить своим исполнением. Так комната выглядела снаружи, но внутри, словно по чьему-то приказу всё вокруг преобразовывалось в выдающиеся произведения искусства.

С потолка свисали красные шторы, украшенные желтыми кисточками в тех местах, где эти самые шторы складывались дабы не мешать просмотру полиптихов, рассказывающих Кейдану его собственную жизнь. Каждая картина повествовала о каком-то этапе существования своего главного героя. Рассказ детально излагал весь пройденный путь Кейдана, начиная с момента его увлечения наукой, а заканчивая его путешествием вглубь самого себя. За картинами, где Кейдан прорывается сквозь разные сюжеты, составленные собственным сознанием, находилось еще несколько пустых картин. Эта коллекция с единым сюжетом располагалась по всей длине закругленной комнаты. Ряд начинался от двери слева и заканчивался от двери справа. Над ними под потолком висели шторы. В середине потолка расположилась огромная люстра с тысячью маленьких алмазов, пропускающих свет через собственное нутро. Под люстрой на полу было пустующие кресло, стоящие в сопровождение стола, заваленного рабочими журналами, ручками, карандашами и разными книгами, не имеющими названия. Небрежно разбросанные принадлежности были свидетельством того, что кто-то здесь раньше работал. Измятые листы бумаги, перечёркнутые строки в глубинах журнала, выделенные слова в книгах, источенные карандаши и пустые ручки, всё это было результатом чьего-то усердного труда. Кейдан понял, что хозяином этого рабочего места является старик, ушедший именно в мгновения, когда он пришел к нему за помощью.

Более в комнате не было ничего способного завладеть вниманием. Кейдан решил подождать возвращения хозяина особняка, усевшись так, чтобы можно было видеть проем откуда он пришел. Выбрав себе место, не отважившись сесть в кресло, Кейдан устремил взгляд на дверь, вгрызаясь глазами в единственный проход ведущий из комнаты. В голове его была каша из полученных деталей, предположений и желаний. Этот вихрь, способный свести любого человека со здравого маршрута, нагружал мыслительные процессы и в результате тело Кейдана поразила нежеланная для него усталость, перерастающая в сонливость.

Борясь со сном, он пытался привести себя в чувство. Бил по щекам, ходил вдоль комнаты, пытался постоянно двигаться, дабы не позволить телу пропитаться состоянием, когда оно готово раствориться во сне, получая заслуженный отдых. Все эти усилия приводили лишь к большей затрате энергии, поэтому Кейдан решил не тратить её попусту. Сев на пол, он думал, что в состояние противостоять выпадам сонливости, он думал, что его разум способен бороться, но это было не так.

Через несколько минут, голова, свесившись упала на грудь, заявляя о победе сна.

Глава – 11

Неожиданный скрежет открывающейся двери пробил сознания и вырвал его из пучин сгущающегося забвения. Очнувшись от медленного сна, прокрадывающегося в каждый уголок его тела, Кейдан, ошарашенный собственной беспечностью, быстро вскочил. Голова кружилась, тело жалобно скулило, умоляя прилечь и пуститься в успокаивающий сон, мысли, как праведные учителя, критиковали собственную невозможность остановить своего хозяина от глупого поступка. Физиология, пусть и на мгновения, но всё же победила, чуть не отправив сознания Кейдана далеко от единственной, предполагаемой возможности спастись. Эта ситуация поглотила его полностью, окрашивая мысли в оттенки порицания, стирая из сознания причину своего пробуждения.

Скрежет двери сопровождал её всегда, когда кто-то решался пройти через нее. Кейдан заснув еще не так глубоко, смог услышать зов единственного прохода, за которым он отважно пытался следить. Осознав, что кто-то прошел через них, сознания вырвалось из затягивающейся петли и угодило в осуждения, загораживающие действительность. Не замечая того, что вырвало его из сна, Кейдан порицал себя за беспечность, думая лишь о том, чего мог лишиться, не обращая внимания на то, что приобрел.

В комнате, где находился человек, чьи мысли были направленны исключительно на собственную оплошность, появилась фигура, смиренно выжидающая момента чтобы встретиться со своим гостем. Фигурой той был старик, смотрящий за Кейданом сквозь маленькие оконца, умело спрятанные по всей комнате. Выжидания перед встречей оправдывалось сугубо с точки зрения наслаждения. Старик вкушал каждую секунду, отделяющую его от момента завершения придуманного плана. Он чувствовал свой триумф, и, как зачастую делают люди добившиеся того чего хотели, оттягивал мгновения его наступления. Он знал, что всё исполнится, и поэтому просто ждал, игриво терзая себя оттягиванием минут.

Когда Кейдан стал засыпать старик поспешил к нему дабы наконец получить то, что хотел. Он вошел в свое владения и медленно приблизился к креслу в середине комнаты. Затем заняв его и выждав пару минут, произнес заготовленные слова:

– Ищешь помощи?

Кейдан вздрогнул, услышав холодный голос, звенящий у него за спиной. Он в мгновения успокоил свои мысли и вспомнил, что его пробудило от сна. Старик всё же вернулся и вполне естественно то, что он решил заговорить с прибывшим гостем. Обдумав это, Кейдан поспешил встать перед хозяином особняка, дабы видеть своего собеседника. Повернувшись, он взглянул на старика в черной мантии, повторяющего все внешние детали, запечатленные в рассказе. Увидев его, соприкоснувшись взглядами, Кейдан недолго думая ответил на заданный ему вопрос:

– Если можно так выразиться.

Хозяин особняка зажег добродушную улыбку, скрывающую истинные мысли.

– А я смогу тебе помочь? – спросил старик.

Кейдан ошарашенно посмотрел на него глазами полными мольбы.

– Думаю да! Иначе я не понимаю, как читать подсказки, оставленные мне.

– О каких подсказках идет речь?

– О тех, что оставляет мое подсознания! – уверенно ответил Кейдан.

Старик задумчиво покачал головой, словно отрицая услышанное. Затем он медленно встал напротив своего гостя и заговорил, изливаясь в пояснение происходящего:

– Подсознания ничего тебе не оставляет! Оно лишь смиренный наблюдатель, ожидающий, когда его план полностью оживет! Оно твое второе я, оставленное со своими мыслями и желаниями. Оно живет дольше тебя, а его мир не существуют в реальности, где всё подчинено законам природы. Мир его раскинут там, за стенами этого особняка и в нем существуют свои правила и условия, внутри которых, брошенное тобой второе я было вынужденно выживать. Оно копило в себя гнев, строило планы и находило лазейки, через которые могло влиять на тебя. Его возраст растянулся. Придя сюда молодым человеком, оно стало дряхлым стариком, что ты видишь перед собой. Время здесь одно из тех странных условий, что устанавливает свои правила, которым ты безукоризненно должен подчиняться. Это условия не дает ему умереть, хоть тело его и стало старым сосудом. Жизнь не покинет его пока ты не умрешь. Его жизнь… моя жизнь кончится лишь тогда, когда ты испустишь последний вздох.

Старик гордо смотрел на человека перед собой. Его острый взгляд стер с лица ту гримасу притворного доброжелательства, проявляя тем самым истинные эмоции, наполняющие его. Он смотрел и выражал неприкрытую неприязнь направленную на Кейдана. Старик, заливаясь в тираде, не давал вставить и слова, предоставляя возможность исключительно слушать и не возражать.

– Я существую слишком долго. Мои прожитые года исчисляются столетиями. Я банально устал влачить свое бессмысленное существования. Меня заперли в тюрьме, наедине с твоими мыслями. Мне досталась роль наблюдателя, смиренно ждущего, когда же наконец спадут оковы, сдерживающие меня в рамках этого убогого мира. Я ждал, я хотел вырваться, хотел свободы, хотел возможностей создавать, но в ответ получил лишь осознания, что мне суждено прозябание. Я видел, как ты растёшь, в то время как мои руки покрывались морщинами, видел, как юность вдыхает в твое тело жизненную энергию, покидающую мое, ты креп со временем, я распадался на старые запчасти. Время нещадно в этом месте. Оно перемололо меня и оставило в том возрасте, где жизнь становится бременем, а оставшиеся года тянутся так, словно в них заключена вся энергия вселенной. Я старел и унывал, в то время как ты был молод и полон возможностей создавать то, что считал необходимым для себя. Я смотрел на тебя и в голове моей зрели планы, результат которых, ты можешь наблюдать в своей сложившейся ситуации.

Старик зловеще улыбнулся Кейдану, смотрящему на него глазами полными обескураженности. Слова старика повергли его в неизвестное чувство, внутри которого его нутро перевернулось, а ноги задрожали. В голове гулким эхом отражались слова, не перестающие литься из уст хозяина особняка.

– Я провел здесь несколько жизней, если переводить всё время, что живу. Чтобы банально не сойти с ума, я начал писать книги, ведь когда-то это было нашей общей страстью. Их создание стало отдушиной. Я писал работы и попутно создавал план, результатом которого должно было стать мое освобождения. Я продумал все детали, оглядываясь на твою жизнь, искал бреши, продумывал пути через открывшиеся возможности, я делал всё чтобы ты предстал передо мной.

Последние слова вырвали Кейдана из транса.

– Делал всё чтобы я предстал перед тобой?

– Именно! Я думал, как затянуть тебя туда, где выхода не существуют, туда, где я заточен, где мой мир и я способен тебя уничтожить!

Старик на мгновения замолчал, вылавливая в голове плавающие образы, и затем продолжил в той же манере:

– Ты в ловушке мой дорогой друг! Думаю, ты это и сам давно понял, но я всё же скажу тебе – выхода не существует. Это место – твое сознания, запечатывающие внутри всё то, что ему не нужно. Ты пришел сюда на мой зов, думая, что тебя ведут твои амбиции, ты послушался и угодил в капкан, не отпускающий свою жертву. Твои действия, в том забытом мире, создали трещины, через которые мое влияние распространилось на всё то, что ты делал и желал. Ты шел вперед, в яркий мир открытий, думая, что этот выбор награды сделан лично тобой, но на самом деле всё это результат моих манипуляций. Каждый твой шаг, каждая мысль в голове, каждый голос, услышанный в образе внутреннего голоса, всё это исходило исключительно от меня, ибо я есть подсознания. Ты не слушал меня, когда я молил тебя делать то, что наполняло нас. Ты выбрал отдельный, собственный путь, независящий от моих стенаний.

Старик приблизился почти вплотную. Его глаза всё также пылали огнем, раскинувшим свои языки глубоко в душе этого брошенного создания. Глазами он отражал свое внутреннее состояния, словами же он озвучивал свои мысли, копившиеся слишком давно, но не утратившими своей остроты.

– Я победил! Твоя жизнь закончится здесь, а вместе с ней и мое бренное существования! Тебе не выбраться! Выхода не существует, ибо он тебе не нужен! Все твои сокрытые эмоции, твои желания, спрятанные под толщей принципов и наигранного благородства, всё это действует как ограничитель твоих возможностей! Ты сам не дашь себе выбраться, ибо в глубине своих мыслей и желаний, ты не хочешь этого!

Кейдан не понимал то, что пытается донести до него собственное подсознания.

– Я хочу остаться здесь? – недоумевая спросил Кейдан.

– О да, иначе бы ты уже давно проснулся в своем холодном особняке.

– То есть единственное, что держит меня тут, это мои сокрытые мысли и желания?

– Не единственное, но основополагающие.

Кейдан отшатнулся от создания, назвавшегося его подсознанием. Нечто пугающие проскользнуло в его мыслях, отразившихся на лице гримасой, кричащей об угрозе.

– Боишься меня? – спросил старик, заливаясь в улыбке. – Не стоит, мы когда-то были единым целым, и я не смогу причинить тебя вреда даже если захочу.

– Несколько минут назад ты сказал, что заманил меня в ловушку, выхода из которой не существует. Не это ли полноценная возможность причинить вред?

– Нет, нет! Я лишь создал условия и некоторые обстоятельства. Твое появления и невозможность выбраться отсюда, это сугубо твоя заслуга.

Кейдан задумался. Неужто всё происходящие, есть свидетельство его сокрытых желаний? Неужто ситуация, выход из которой невозможен из-за него самого, станет тем самым концом, что желает его скрытое внутри? Неужто он такой жалкий человек, неспособный даже на проявления истинных эмоций, постоянно встречающихся на пути следования в своем собственном сознании?

Все эти вопросы возникли в голове Кейдана, и как белая пелена, заслоняющая взор, перекрыли поток любых мыслей, не позволяя думать не о чем другом. Старик смотрел на своего гостя пока тот задумчиво молчал. Так проходили минуты, никто не произносил и звука. Спустя какое-то время старик устал неподвижно стоять и поспешил избавить себя от лишнего груза. Воссев на свой ожидающий трон, хозяин особняка продолжил взглядом вгрызаться в неподвижного гостя, застывшего словно задумчивая статуя. Кейдан перебирал в голове всю поступившую информацию, пытаясь склеить объяснения происходящему. В начале своего пути он не обращал внимания на окружающий его мир, ибо был поглощён мыслями, что ему таки открылась возможность, через которую он мог получить то зачем пришел. Потом, через некоторое время последовало осознания, что сон длится слишком долго, и возможно в глубине его действий лежит какая-то ошибка, не дающая выбраться из мира, раскинувшегося в собственном сознании. И последним звеном раздумий стали слова подсознания, подтверждающие догадку, что выбраться невозможно. Но в то же время эти слова звучали как стимул или точнее, как точка опоры для мыслей позволяющих усомниться в собственных раздумьях. Думая о том, что выхода нет, придя к этому заключению самостоятельно, у Кейдана не осталось выбора кроме как содрогаться от осознания собственной ничтожности и неспособности решить эту проблему. Но получив тот же вектор направления мыслей только со слов другого, пусть и на самом деле это были слова самого Кейдана, он смог создать внутри себя зерно сомнения, ставящие заключения о том, что выхода не существует в статус невообразимой ахинеи. Весь этот процесс, звено за звеном строился в голове, сопровождая его безмолвием и абсолютным игнорированиям происходящего вокруг.

Очнувшись из раздумий, Кейдан обнаружил старика, сидящего на кресле и смотрящего на него глазами, отражающими самодовольства. Он не произнес и слова за то время пока Кейдан рылся в своей голове. Смирено ожидая, он смотрел за гостем и как только тот подал признаки присутствия, заговорил с ним:

– Особняк в твоем распоряжение. Ты найдешь здесь всё то, что помогало мне не сойти с ума. Тебя ждет много дней в моей компании, так что прошу обустраивайся здесь как дома.

Старик поднял руку, словно демонстрируя своему зрителю визуальное подтверждения сказанному. Медленно направляя её из одного края комнаты в другой, старик, не отрывая взгляда смотрел на Кейдана. Последний в ответ, не обращая внимания на жест хозяина, медленно отступал, пытаясь исчезнуть из этой обители обезумевшего подсознания.

– Тебе не уйти! Не сбежать! Я победил, и твоя жизнь принадлежит мне!

С этими словами и поднятой рукой, старик разразился громким, холодным хохотом, пронизывающим даже самых стойких людей.

Медленно отступающий Кейдан сначала двигался размеренно спокойно, словно владел ситуацией, но после того, как его подсознания, облачившиеся в образ старика, зловеще рассмеялось, нечто внутри надломилось и неописуемый ужас посетил всё нутро, сворачивая органы в тугой узел, распространяющий по телу приступы агонии. Сгорая в пламени страха и боли, он более не мог контролировать свое тело, принявшие решения броситься бежать как можно дальше, унося себя от источника угрозы.

Старик наблюдал, как тело его гостя растворяется во мраке раскинувшегося коридора. Он сопровождал его бегство незатихающим смехом, отражающим все эмоции, полученные от осуществления своего долго оживающего плана.

Добежав до двери, через которую проник в особняк, Кейдан безуспешно попытался выбраться наружу. Дверь не поддавалась, какие бы усилия он не прикладывал, а иных выходов из деревянного строения он не видел. Долго мучаясь в беспомощных попытках пробить выход наружу, Кейдан наконец осознал тщетность своего занятия. Отойдя от двери, он вернулся в огромную библиотеку.

Перешагивая порог, Кейдан как притаившийся вор сначала выглянул из-за угла, и не обнаружив то, от чего убегал, шагнул дальше. Направления его движения выстроилось таким образом, чтобы максимально отдалить свою фигуры от темного коридора, в конце которого, раскинулась комната со своим пугающим хозяином внутри.

Вновь проникнув в библиотеку, пройдя к противоположной стене от входа, Кейдан медленно шагал не сводя глаз с проема, откуда несколько минут назад убежал. Единственный известный ему выход из этого строения, словно по велению или собственному желанию, не хотел выпускать гостя. Дверь не поддалась, поэтому Кейдан решил воспользоваться привилегией своего состояния. Он принял решения вернуться на четвертый этаж и там, под грузом давящего сна, отправиться дальше по своему сознанию.

Добравшись до лестницы, не отпуская взглядом проход, он поднялся на последний этаж и смиренно выдохнув, словно избежав участи смертника, стал обдумывать как быстрее заснуть.

Один из проверенных способов растворить свое сознания в пучинах сладкого сна, заключается в сопровождение последних минут бодрствования книгой, не имеющей увлекательного сюжета. Такой раздел как научная литература, всегда способствовал Кейдану в его научном походе, и зачастую книги этого раздела сопровождали его в теплой постели перед сном. Читая подобные работы, его мысли цеплялись за определённые термины или доводы, сплетались с ними и в результате создавали поток размышления, нагружающий и без того уставший, за целый день работы, мозг. Этот поток был выключателем, всегда работающим.

Кейдан вспомнил об этом способе, когда вновь прогуливался по этажу в поисках возможностей. Он наткнулся на раздел, спрятавшийся под зовом художественной литературы. Это были полки, заполненные научными работами, связанными с миром, лежащим за стенами особняка. Первый взгляд, брошенный в том стремительном желание изучать, утонул в ярком свете, струящимся от работ, скрывающих внутри себя захватывающие истории, отражающие забытые мысли Кейдана. Сейчас же тот раздел источал неприязнь, ибо знакомство с их автором стерло всю притягательность, оставляя только желания быстрее исчезнуть отсюда. Но научная литература, хоть и была написана тем же автором, не отталкивала своего новоиспеченного читателя, стоящего прямо напротив полок, заваленных книгами. В них Кейдан не видел того, что источали полки, где лежат работы с его переработанными мыслями. Эти книги были не изучены, они оставались в статусе сохраненного источника информации, что помогало преодолеть неприязнь к автору. В книгах могли храниться разные элементы помогающие лучше узнать мир и поспособствовать утолению еще не угаснувшего желания изучать. Эти придуманные факторы помогли Кейдану преодолеть мимолетный ступор. Он выбрал несколько экземпляров, сел напротив лестницы, чтобы можно было видеть того, кто мог подняться, и раскрыв одну из книг, приступил к выполнению своего плана.

Находящиеся внутри встретило своего читателя названием «Как устроена эта вселенная», безымянного автора. За названием было размещено содержания, состоящие из пятнадцати пунктов. Первым из них значился объёмный материал с заглавием «Время». В нем автор рассказал про течения времени в определённых частях этого мира.

Где-то время было значительно ускоренно, благодаря чему местное населения жило более развито. Жители тех отдаленных земель, создали новые технологии, развивали все известные науки, преобразовывали жизнь, стремясь получать наконец лучший образ существования, но все их потуги приводили лишь к одному финалу. Несколько раз они были на грани уничтожения из-за амбиций некоторых личностей, умело пользующихся пороками людей. Населения определённых городов сгорало от своих сугубо человеческий пристрастий, что приводило к бесконечным войнам, сокращающим общее населения. Моментом прекращения этого бессмысленного перерабатывания жизней, становилась скука от творимых ими ужасов. Затишье длилось до определённого момента, пока в восстановившимся населении вновь не возникали искры того пламени, что никогда не угаснет в человеке.

Глава касалась не только скоротечности, но и безжалостного замедления. В определенных участках время медленно тянулось, из-за чего развития людей в той местности остановилось на непонятных созданиях, не имеющих ничего общего с человеком. Эти существа брели по своему доступному, жизненному пути, не замечая ничего вокруг своего существования. Они неосознанно жили в обществе себе подобных и мыслями не касались тех атрибутов, делающих человека венцом цивилизации, поэтому их история не имела каких-то значимых моментов. Всё связанное с аномалией замедления времени было изложено в маленьких абзацах, рассказывающих лишь про необычный феномен.

Далее в той же главе встречались еще несколько форм времени, но Кейдан пропустил их даже несмотря на то, что основной задачей было усыпить себя. Скучное повествования и неинтересные детали могли прекрасно справиться с заявленной задачей, но Кейдан, на основе выработавшейся привычки избегать всё скучное и не несшее внутри себя определенной ценности, пустился дальше по содержанию книги.

Следующая глава именовалась «Живые существа». Тут повествования велось про разные живые организмы, населяющие этот мир. В числе прочих были люди, состоящие из разных племен и разных веток развития; животные, не имеющие аналогов в мире откуда пришел Кейдан; некие гибриды, совмещающие в себе вышеперечисленных представителей; так же были создания словно вышедшие из острого ума одаренного писателя, одними из которых были те самые существа, жившие на дне озера, виденного в первом осознанном сновидении. Как оказалось у них была история, у них были задачи, выполнения которых лежит в основе их существования. Как только взгляд Кейдана затронул интересующую тему, мысли затуманиваясь стали растворяться в тесных объятиях сна. Интерес и желания узнать определенные подробности, встретили желанную преграду, через которую полусонное сознание пыталось выхватить открывшиеся детали, но в ответ лишь медленно затухало, отправляясь в путешествия.

Замедляющиеся дыхания, острая боль в глазах, блаженная темнота. Клубок непонятных мыслей, словно поток воды из открывшегося крана, бешенным напором стремится куда-то в неизведанные дали, туда, куда сознания неспособно унестись самостоятельно.

С книгой в руках, одиноко сидящие тело сопровождалось зорким взглядом старика. Он смотрел на Кейдана зная, чем всё закончится. Он не боялся, что его сознания убежит, ибо старик знал, как будет развиваться судьба человека, создавшего его.

Первое, что стало доступно взгляду, это яркий свет с неизвестным человеком внутри. Щуплый мужчина неизвестного возраста, в темном плаще, темной шляпе, скрывающей его взгляд, черных брюках, с подходящими под цвет костюма ботинками и черных перчатках, нависших на руках, сжимающих трость, являющейся атрибутом, а не предметом необходимости, неподвижно стоял под фонарным столбом, лучи которого освещали пространство вокруг. Под защиту лучей попадала пустующая скамейка, несколько деревьев и огромные хлопья пушистого снега, падающего с темных высот. Эта картина предстала перед взглядом Кейдана и он сразу же понял, что происходит вокруг. Не прошло и нескольких секунд как воспоминания наполнили голову, а представший перед глазами пейзаж уже заиграл новыми красками. Всё открывшееся вылилось в подтверждения того, что способ сбежать из особняка всё же присутствовал. Старик обманул его и веденное сейчас было подтверждением этого суждения, но Кейдан не мог принять это. Внутри него разрастался скептицизм, берущий основу из неведанных глубин собственных ощущений. Ему было недостаточно визуальных подтверждений, поэтому он двинулся к неизвестному человеку с целью подтвердить лучший из вариантов. Последний, увидев, что к нему кто-то приближается, снял перчатку с правой руки, нащупал во внутреннем кармане серебренный портсигар, достал оттуда сигарету и поджёг её бензиновой зажигалкой, также смиренно хранящейся в том же внутреннем кармане. Огонь от тлеющей сигареты освещал его черты лица при каждой затяжке, служившей подсобником мыслей. Когда Кейдан подошел вплотную, человек выбросил остаток сигареты и холодным голосом проговорил:

– Тебе не выбраться.

В это мгновения, когда слова затухли в неотвратимости тишины, Кейдан словно погружаясь в пучины неизвестности, смог вырваться оттуда и глаза открылись, принимая тот факт, что тело его всё еще находится в особняке.

Сон прервался после услышанных слов. Уже через несколько минут после своего появления, лучи от картины яркого пейзажа быстро затухли, ввергая сознания в беспросветную тьму. Из пучин этого мрака, собирающегося вокруг будто прожорливое создание, вырвался тонкий лучик света, пытающийся вытащить Кейдана с неправильного мира. Затем луч перестал быть маленькой надеждой и стал основой для целого мира, заполняя всё вокруг и проявляя тем самым уже знакомую местность. Голые стены в мгновения обросли уже привычными книжными шкафами. Над ними всё та же люстра, потрескивая от наполняющего электричества, освещала каждый уголок огромной библиотеки. Всё те же стены, тот же потолок и пол, всё те же этажи, связанные одной лестницей, словом – всё осталось точно так же, как и в мгновения, когда Кейдан незаметно для себя отправился в сонное царство.

Жадно хватая воздух, Кейдан пытался найти объяснения произошедшему. Он очнулся в том же месте, из которого хотел сбежать, хоть и следовал всем установленным правилам мира. Сон во сне, как он выяснил на примере, служил неким переходом от одного к другому. Засыпая в одном месте, он просыпался совершенно в другом, и именно такого эффекта пытался добиться Кейдан, усыпляя себя. Но результат не оправдал ожиданий. Возникший кусочек другого мира игриво заманил в свои просторы и через мгновения растворился, ввергая человека, ищущего спасения, в границы того особняка, от пут которого он хотел сбежать.

Единственный доступный путь отверг его желания исчезнуть, но мысли не хотели принимать эту действительность. Обдумывая варианты, Кейдан вновь погрузился в себя, не замечая ничего вокруг. Лишь слова пробудили его, заставляя отбросить раздумья.

– Тебе не сбежать! – знакомый голос прозвучал над головою Кейдана.

Услышав голос, внутренние инстинкты попытались спасти хозяина. Бросившись через весь этаж, устремляя себя к противоположной стене, нутро Кейдана вдруг наполнилось спокойствием. Его более не пугал хозяин голоса. Его не пугали мысли и сложившаяся ситуация, не пугало возможное будущие, как не пугает заключенных под вечную стражу, не пугали слова и образ старика, стоящего на том месте, где Кейдан только что сидел. Это небывалое спокойствие, посещающие заслуженно приговоренных к смерти, породило внутри Кейдана неизвестные ему чувства. Он словно позволил провидению диктовать его собственную судьбу. Он хотел стать наблюдателем, не вмешивающимся в свою личную историю. Такие мысли позволили избежать всех страхов, копившихся под грузом желания возвратиться в реальность. Его сознание будто наполнилось двумя ярко-выраженными чувствами. Первым было полное безразличия к личности старика и его мотивам, вторым, раздуваемым необходимостью выполнения, было желания выбраться из этой ситуации. Хоть он и осознавал, что вариантов как ему действовать, чтобы удовлетворить второе чувство, не было, Кейдан всё же не мог отрицать горящие желания. Думая об этом, он смотрел на старика, наблюдающего за своим гостем глазами, сверкающими пламенем победы, от чего Кейдан вдруг завязал разговор:

– Мне не выбраться отсюда, да?

– Без сомнения, – выпрямляясь проговорил старик, всё так же облаченный в черную накидку.

– Ты обманываешь меня, способ всё же есть?

– Я здесь слишком давно чтобы допустить такую оплошность. Выхода нет, как бы ты не желал и не старался покинуть этот особняк.

Кейдан демонстративно брызнул на своего собеседника сомнением и отступив на шаг, двинулся к лестнице. Старик смотрел за ним с безразличием, доступным лишь победителям. Действия и мысли Кейдана никак не могли нарушить ход его плана, поэтому он с высоко поднятой головой устремился вниз, оставляя гостя один на один со своими жалкими потугами.

Прошло несколько часов, прежде чем сон вновь забрезжил на горизонте сознания. Сначала мысли, как непоколебимые стражи стояли на защите бодрствования, отталкивая все разрастающиеся сонные очаги. Невообразимая сила скрывалась в тех мыслях, звучащих как бой набата, как зов глашатая, кричащего о сложившейся ситуации. С одной стороны, было осознания, что выбраться не получится, ибо один эпизод попытки сбежать уже провалился. С другой стороны, как непомерное чувство посещающие каждого идиота, думающего о своей личности и поступках в высшей степени исключительно, было чувство, что не смотря на провальный эпизод, сбежать всё же получится. Исчезнуть, пусть и на мгновения, ему удалось, из-за чего в голове Кейдана появился план, основанный на некогда читаемых книгах. В далеком прошлом, когда он только брался за изучения такого понятия как сновидения, к нему в руки попадала разная литература. Книги отличались качеством содержания, качеством написания и качеством изложенного материала. И когда огонь, поглотивший без остатка, загорелся внутри Кейдана, он наткнулся на книгу, повествующую о осознанных сновидениях. В ней полностью рассказывалось об этом состоянии: как оно устроенно, как объясняется с точки зрения науки и простых обывателей, как применяется некоторыми представителями рода человеческого, спекулирующих на доверии простодушных людей, что можно получить из него, как управлять и вызвать. Всё это во время первого прочтения не особо увлекло Кейдана, но всё же некоторые детали смогли пронестись сквозь года и появиться как спасательный круг, в момент, когда мысли о спасении стали затухать. Вспомнились забытые строчки о так называемой «Настройки осознанного сновидения». В них речь шла о том, что можно получить конкретный сюжет, если правильно насытить организм определёнными деталями. Так, например, если нужно чтобы сновидения состояло из приключения, необходимо несколько часов перед сном, или лучше весь день, провести за книгой этого жанра. Далее всё зависит от вашей впечатлительности, если с восприятием всё нормально, то картины, созданные сновидением, окрасятся в цвета того жанра и направления, что вы насытились перед сном.

Существует и другие способы настройки сновидения, но Кейдан, в минуты отчаяния, вспомнил лишь связанный с книгами. Именно в этой маленькой мысли крылась возможность спасения. Она как пылающая звезда, озарила своим светом заплутавшую душу, и позволила ей придумать план, основой которого стала особенность того мира, где находится Кейдан. Всё вокруг было его осознанным сновидением, а сон в этом мире, был порталом в другой эпизод сновидения. Если правильно украсить свои мысли нужными деталями, то можно было создать то, что вполне могло помочь выбраться отсюда. Этими суждениями Кейдан вооружился через несколько часов блужданий в собственном сознании.

Первым, что он решил проверить, стала работоспособность его теории. Взяв книгу о жизни неизвестных созданий, он спустился на первый этаж, где стояли удобные кресла, прикрыл дверь, ведущую в логово старика, развернул кресло, чтобы видеть тот проход откуда мог прийти хозяин, и усевшись на него, пустился в изучения книги.

Первые прочитанные слова были лишены какого-либо смысла, ибо мысли не давали сфокусироваться на содержании. Неосознанно думая о своем плане, Кейдан не понимал то, что читал. Слова утратили способность передавать информацию. Бессмысленная околёсица тянулась на протяжение нескольких минут, пока мысли не сбросили обороты. Тогда текст, из раза в раз начинавшийся сначала, обрел ту форму, которую оставил автор.

Повествования велось о существах, населяющих этот мир. Сотни разных видов, неспособных существовать в мире реальном, нашли себе место в сознание Кейдана. Автор рассказал о том, как устроена фауна, наполняющая отдельные уголки этой вселенной. Первые строки кратко пересказывали всё содержания книги, затем повествования уходило в классификацию определенных созданий. Их быт, их цели, их желания и задачи, всё это сопровождало каждого отдельного представителя выбранного вида, коих насчиталось более сотни. Для каждой твари находилось место, называемое домом. Но если для людей, дом – это нечто приятное, теплое и безопасное, то для этих созданий, дом – место, где можно спокойно прокормить себя и свое потомство. Выбор их обитания вытекал из количества живущих созданий для пропитания. Они питались меньшими, в то время как ими питались существа побольше. Так заведено в этом мире и в мире откуда пришел Кейдан. Почти все представители здешней фауны описывались как хищники. Они охотились на себе подобных, на существ слабее и иногда, в часы обжигающего голода или из-за собственных предпочтений, нападали на существ значительно выше рангом и размером. Так выглядела жизнь всех созданий, описанных в книги.

Немалую часть книги занимали научные объяснения определённых аспектов жизни. Этот раздел не увлек Кейдана, но с поставленной задачей справился на ура. Сонливость вновь загорелась внутри.

Усталость, отсутствие нормального сна и погружения сознания в пучины научной литературы, разожгли внутри желанное чувство. Глаза начали слипаться, мысли растворяться, тело ослабевать. Всё близилось к засыпанию и лишь изредка, когда сознания почти пересекало финишную черту, тело испугавшись давало импульс,от которого Кейдан вздрагивая, вырывался из пут желанного состояния. Эти импульсы словно хотели уберечь от чего-то, но Кейдан знал, что это всего лишь попытки организма проверить статус тела и убедиться не погибло ли оно. Они не могли полностью отвадить желания организма и разума спать. Поэтому через несколько эпизодов Кейдан адаптировался и импульсы исчезли, оставляя всё во владения поглощающего сна.

Картина перед глазами в стремительном темпе обросла деталями. Сначала полная тьмой местность заполнилась струящимся светом. Лучи падали с небосвода, дотрагиваясь до тысячи мелочей, раскинувшихся вокруг одиноко стоящего Кейдана. Отовсюду возникали кусочки дикой природы: появлялись камни, разбросанные могуществом природы, появлялась птичья песнь, звучащая из далеких краев, откуда может доносится лишь безмятежное эхо, возникал холодный ветер, пронизывающий саму душу, появлялась трава, листья, обычные шумы, наполняющие любой лес, существующий в гордом одиночестве. Еще через мгновения, перед взглядом Кейдана выплыли обычные деревья, задача которых встречать прибывших гостей. Они были хранителями леса, и они же были его основой. Тысячи деревьев росли на несколько миль в любую из сторон, куда Кейдан бросал свой ошарашенный взгляд. Деревья гордой цепочкой стояли друг за другом, создавая плотность, окружившую маленькую поляну.

После первого контакта с новой местностью, Кейдан ощутил подступающие чувство маленькой победы. Он смог выбраться из особняка уже дважды, что в свою очередь превращало его теорию в возможную реальность. Оставалось лишь проверить настройку сновидения.

Кейдан пустился в изучения. Сделав несколько шагов, вглядываясь в неизведанные просторы, его вдруг сковало чувство опасности. Сначала он действовал машинально, просто повинуясь предупреждениям, голосящим откуда-то из недр его сознания. Замерев на месте, его чувства обострились и обоняние выловило сладкий запах гниющей плоти. От этого открытия, он невольно отступил назад, пытаясь скрыться от него, но сбежать не получилось. Запах окутал всю поляну, словно это была его территория. Он проникал в каждый доступный уголок, вытесняя все мысли и желания, образуя вокруг себя исключительный источник внимания. Он въелся под корку, уничтожил все имеющиеся воспоминания о запахах, он стал одним единственным, отвратительным и разъедающим всё запахом смерти, украшенным исходящей угрозой.

Кейдана порабощал этот запах. Он словно обретал физическую форму, хватал всё нутро в цепкие клешни и как кукловод не давал мыслить или действовать самостоятельно. В его голове была лишь каша, разрезаемая тонкой нитью слабых мыслей, пытающихся найти лучшее решения для загнанного тела. «Скорей избавиться от этой вони, скорей исчезнуть, вдохнуть свежий бриз затхлого запаха особняка».

Кейдан пытался найти источник отвратительного запаха, но вонь не давала сфокусироваться. Во взгляде отражались размытые контуры нескольких камней, поваленных деревьев и высокой травы, доходившей в определенных местах почти до груди. Вся эта картина угнетала на ряду с запахом, поэтому, когда мысли Кейдана по чуть-чуть стали вновь наполнять его голову, он решил сбежать. Еще мгновения назад сделать подобное ему не позволяло что-то удерживающие на одном месте, сейчас же, изнемогая от вони, Кейдан поспешил удалиться, но тело отказалось слушаться, ибо в траве кто-то громко зарычал.

Инстинкты обострились до предела. Он стоял неспособный даже вздохнуть или пошевелить мыслями в голове. Кейдан растворился в полном подчинении страха, сковавшем любую возможность привлечь к своей фигуре излишнее внимания. Он замер, в то время как в траве что-то пробуждалось ото сна. Необъяснимое нечто, скрытое от глаз, но ощутимое нутром и слухом, подавало признаки присутствия. Сначала нечто зарычало словно дикая собака, пытающаяся напугать свою жертву, потом это нечто пришло в движения, и трава стала сминаться под грузом отвратительного тела. Вонь по мере приближения неведомого усиливалась, но Кейдан не мог этого заметить, его полностью поглотил страх перед неизвестным созданием. Это природное чувство, доступное всем живым существам, в моменты полного подчинения отключает излишние восприятия, оставляя лишь те способы получения информации, которые исключительно точно способны передать источник надвигающейся угрозы. Он более не чувствовал того едкого запаха, что без сомнения исходил от прятавшегося в траве создания. Лишь зрения и слух остались с ним, демонстрируя растущую полосу приминающейся травы и злобное рычание, разбавленное хрустом сухих веток.

Неизвестное приближалось. Оставалось лишь несколько метров спасительной растительности. Через пару секунд из травы вынырнула большая лапа, выглядящая как массовое захоронения животных. На большой конечности покоились трупы разных созданий, от неизвестных до привычных, от малых до больших. Сотни трупов были источником той самой вони, они сплетались вокруг друг друга, как первоклассная работа ювелира. Где-то лапы занимали пустующие пространство, где-то голова гармонично покоилась между двух тел, лежащих одно на другом, где-то свисали хвосты и когти, где-то лежали оторванные челюсти и пустующая кожа, где-то органы и кости, словом – это была свалка плоти, но живая и движущаяся по направлению к Кейдану. Когда эта жуткая картина явила себя единственному зрителю, вторая лапа поспешила повторить за своим собратом. Конечность вынырнула, становясь напротив первой лапы. Она не могла похвастаться какими-либо отличительными чертами. Две схожие конечности, два гротескных эпизода возникших перед Кейданом, затягивали петлю страха, образовавшуюся на шеи его сознания.

Необузданная мощь таилась в этих гниющих собраниях трупов. Они рождали что-то выходящие за рамки простого понятия страха, нечто неспособное иметь аналоги в любых ситуациях, словно это был абсолютный страх.

Застывшая лапа вновь сдвинулись, оголяя таившиеся в траве тело. Сначала появились красные глаза, залитые кровью. Затем выплыла кровожадная пасть, заполненная острыми зубами, готовыми разорвать доступную плоть. По острию зубов слонялся длинный язык, облизывая каждый бугорок отвратительной пасти. Всё это находилось на длинной голове, схожей по структуре с внешним видом лап. Её наполняли те же тела что и лапы, отличием было лишь то, что животные, использующиеся в качестве отличительной черты, были не мертвыми, а живыми. Несколько еще живых созданий, уместившихся пусть и на длинной, но всё же маленькой голове, жалобно смотрели глазами полными мольбы. Они попали в беспрекословное владения жуткого создания, использующего их для неизвестных целей. Животные неестественно извивались, пытаясь вырваться из сдерживающих пут, но попытки эти были тщетны. Они ломали себе кости, разрывали плоть, откусывали куски себя, лишь бы получить свободу. Животные не произносили звуков, хоть их гримасы и глаза кричали о дикой боли. Они были заключенными обреченными на вечное страдания в объятиях жуткого существа.

Другая лапа вновь сдвинулась, помогая всему телу появиться на свету. Продолговатое туловище с длинным хвостом в конце, состоящим из нескольких оторванных лап неизвестных созданий, предстало пред Кейданом. По длине всего тела – повторяя внешнею особенность лап и головы – были разбросаны мертвые животные, но размеры их значительно превосходили виденные до этого тела.

Продвигаясь всё ближе и ближе к неподвижному Кейдану, тварь остановилась, словно нашла то, что искала. Сначала существо как хищник подкрадывалось к предположительной жертве, и когда статус её добычи подтвердился, жуткое создание встало на задние лапы, всё еще остававшиеся в траве, и издало тонкий, пронизывающий вопль, пробирающий даже тело, скованное страхом.

Кейдан очнулся от вопля, разбавленного увиденной картиной. Человеческие тела свисали с центра живота. Бледные, исхудавшие, но всё еще живые люди, тянули руки к своему сородичу. Они безмолвно умоляли закончить такое существования, молили убить их, дабы наконец получить освобождения от этого существа, но Кейдан не мог исполнить их желания. Страх пробил его, он замер на мгновения, освободился и вновь окунулся в неподвижное состояние. Увиденное поразило его до возвращения положения, в котором он прибывал последние несколько минут. И лишь когда существо заняло изначальную позу, скрывая тем самым людей, до Кейдана долетел четкий приказ, выброшенный сознанием. «УБЕГАЙ!».

Отшатнувшись, он резко повернул свое тело и бросился бежать сквозь гущу деревьев. Существо, завидев что её жертва решила избежать заготовленной участи, издало громкий вопль, отличающийся от предыдущего своей тональностью и скрытой внутри информацией. Короткий звуковой всплеск закончился резким движением создания, знаменующим преследования.

Кейдан сломя голову бежал сквозь кусты и маленькие деревья, обильно растущие за периметром поляны. Они цеплялись за ноги, сплетались друг с другом, создавая подобие верёвки, о которую он постоянно спотыкался. Его желания спастись поднимало тело в доли секунды и Кейдан продолжал свою попытку. Страх заставлял бежать несмотря на тернистый путь под ногами. Кейдан спотыкался, падал и снова вставал, ибо во главе его сознания стоял необузданный ужас, пробуждающий острое желания жить.

За спиной трещали стволы невысоких деревьев, разламывающихся под грузом жуткого существа. Оно преследовало свою жертву, неустанно сокращая дистанцию до его убегающей спины. Большие деревья не были для него помехой. Создания отлично маневрировало, уворачиваясь от толстых стволов, словно подобные погони были обычным делом. Оно, как постоянный участник этого мероприятия, умело двигаться в соответствии со своей жертвой, умело подстраиваться под её ритм, игриво нагоняя или отставая в нужный момент, дабы жертва вымоталась и более не могла бежать. С виду жуткое создания, способное думать только о том, как набить себе желудок, умело анализировать и принимать разные решения. Оно знало, что любые приложенные, загоняемой добычей, усилия не принесут ей желанного результата и рано или поздно, бьющиеся в агонии тело станет дополнением неустанно растущей коллекции. Существо знало, что победит, но оно не рассчитало на некоторые обстоятельства.

Кейдан бежал, не смотря вперед и назад. Он не видел ничего перед собой, только одно большое желания, горящие внутри его сердца и головы. Это палящие чувство раскидывало тени заслоняющие все источники информации, оно горело так сильно, что привело к неожиданному финалу короткого эпизода.

Вновь поднявшись после очередного падения, Кейдан побежал налево от неосознанно наметившегося пути. Всё это время, пока он пытался скрыться от существа, Кейдан бежал сугубо по прямой, не сворачивая и не отклоняясь от заданного маршрута. Повернув же налево, он устремился к концу. Примерно через несколько метров, земля под ногами сменилась пустующим пространством, и тело кубарем покатилось вниз по острому обрыву. Оборот за оборотом, тело получало всё новые и новые ранения, иногда незначительные, а иногда глубокие, способные умертвить абсолютно любого. Так продолжалось лишь несколько мгновений, но для Кейдана, эти мгновения растянулись на несколько часов всепоглощающей боли, пронзающей каждую клетку организма.

Застыв на месте, сгорая от боли, вышедшей на совершенно другой уровень ощущений, Кейдан едва различил жалобный крик, струящийся откуда-то сверху. Это кричало мерзкое существо оплакивающие свою оплошность. Всё нутро создания свербело пониманием того, что убегающее тело не пополнит коллекцию, а всего лишь умрет, растрачивая потенциал стать украшением.

Кейдан лежал под грузом агонии и его сознания медленно затухало. Железная хватка страха наконец отпустила страдающие тело и мысли Кейдана принесли осознания положения. Пришел конец. Жизнь уходила. Яркий свет в глазах тускнел, обрисовывая размытые контуры окружения. Он переводил взгляд с объекта на объект, выхватывая последние секунды у медленно крадущейся смерти, как вдруг его глаза выловили темную фигуру, стоящую под деревом. Это был уже знакомый образ, виденный недавно в неудавшейся попытке сбежать. Тот же плащ и шляпа, та же трость и те же слова, выраженные не устами, а жестом. Человек поднял руку, сложил четыре пальца, оставив торчать лишь указательный, и медленно, словно пытаясь донести серьёзность своих мыслей, поочередно наклонял его влево-вправо, показывая тем самым, что попытка Кейдана сбежать не привела бы к желанному результату.

«Тебе не сбежать!» прочитало в этом жесте угасающие сознания. Мысли, посетившие голову Кейдана в этот момент, натянули на его лице улыбку, кричащую «Ну попробуй!», и с этими словами, не на устах, но в голове, он провалился в небытие.

Несколько секунд терзающий свет и громкие вздохи сопровождали просыпающиеся сознания. Острая боль, недавно поглотившая всё тело, растворилась под грузом действительности. Не было ни переломов, ни открывшихся ран, ни ушибов, ничего. Всё было точно так же, как и до момента засыпания. Глаза взирали на человека в плаще, незаметно для Кейдана превратившегося в обычный дверной проем, на которой он изредка смотрел пытаясь заснуть. Лес деревьев сменился лесом мыслей и трудов деятелей литературы, свет от яркого солнца сменился искусственным светом, загнанным в огромную люстру, свежий воздух уступил затхлому, просторы сменились замкнутым пространством. Кейдан проснулся в том же месте, где засыпал мгновения назад.

Вскочив с кресла, он лихорадочно стал вдыхать спертый воздух, которого так не хватало сначала из-за царившей во сне вони, а потом из-за сломанных ребер, впивающихся в легкие. При каждом жадном вздохе, воздух насыщал клетки организма, позволяя вновь почувствовать прелесть этого замечательного процесса. Когда жажда по воздуху отступила, в голову хлынули воспоминания недавнего эпизода сновидения. Вырывая куски определённых деталей, сложилась картина, повествующая о действенности способа, что Кейдан придумал, пытаясь исчезнуть из захлопнувшейся ловушки. Каждый пункт, виденный им в сновидении, имел под собой основу в виде прочитанных кусков информации. Так, например, существо, что предстало в своей пугающей форме, именовалось в книги как «Собиратель гнили». Это создания собирает мертвые тела по мере своего путешествия. Оно поглощает их и использует для поддержания собственной жизни, выжимая из гниющей плоти определенные вещества, появляющиеся лишь когда тело начинает медленно поедать природный процесс.

Но виденное во сне чуточку отличалось от прочитанного. В книги существо собирало только гниющие трупы, во сне же оно не гнушалось собирать живых. Это явления Кейдан списал на работу своей фантазии. Она доработала полученную информацию и выдала сюжет, в котором он несколько минут назад пытался сбежать от навязанного создания. Но, как бы то ни было, его способ, пусть он и вернул сознания обратно в особняк, всё же работал. Удалось повторно исчезнуть и вдобавок подтвердить действенность настройки сновидения. Этот маленький пункт давал огромную возможность, виденную Кейданом исключительно как способ вырваться из лап подсознания. По его задумке, он мог настраивать сновидения и изымать из открывшихся просторов нужную информацию, с помощью которой можно было попытаться сбежать. Задумка подтвердилась и действенность настройки сновидения проложила отчетливый путь, на который Кейдан вступил после осознания произошедшего.

Он освободил мысли. Голова, словно чистое полотно, была готова впустить желания вместе со способами их реализации, но всё это подобострастно покорилось закручивающейся идеи. Эта идея представляла из себя абсолютно полностью авантюру, без каких-либо гарантий. Суть её заключалась в определенной настройки сновидений, посредством некоторых здешних книг или же книг, написанных собственной рукой. Возможно, получиться пробить нечто вроде прохода, ведущего в обычный мир или хотя бы получиться изъять информацию, способную повлиять на положения дел. Таков был план и Кейдан незамедлительно отправился воплощать его в реальность.

Глава – 12

Очередная книга освободилась от слабеющих объятий. Сон проник в сознания и мысли отправились созерцать результат усиленных трудов. Вот уже несколько дней Кейдан пытается найти решения. Он читает книги, настраивает сновидения, проникает в созданные миры и видит там человека в плаще, что неустанно твердит о невозможности выбраться. И какой бы сюжет не возникал перед взором блуждающего сознания, он всегда заканчивался и возвращал Кейдана в библиотеку, где он записывает всё что удалось найти и вооружается другой книгой, с помощью которой насыщает себя новыми деталями. Такова была реализация задуманного плана. Сначала читая, потом проникая и извлекая информацию, он возвращался, записывал всё, что имело по его мнению ценность и повторял всё перечисленное сначала. В таком стиле пролетели несколько дней, но желанного результата не возникало. Иногда сознания уносилось на просторы не имеющие отношения к тому, что было прочитано накануне. Другими словами, настройка проходила неудачно, и весь протекающий сюжет был почти всегда бессмыслен. Но даже в таком сновидении возникал образ человека, твердившего, что выбраться не получиться. Он преследовал сознания и постоянно озвучивал одно и тоже заключения, из-за чего Кейдан, напитавшись действительностью, стал думать, что его слова могли быть беспрекословной истинной. Всё происходящее не намекало на другой исход событий, но Кейдан продолжал делать то, что задумал, ибо других вариантов он не видел.

Во сне он посещал разные миры, изобилующие деталями, раскиданными в книгах. Эти детали рассказывали о всевозможных аспектах вселенной, где Кейдан находился. Их содержания касалось природы, флоры и фауны, людей и их устройства жизни, зарождения вселенной, разные области местности, где располагается соответствующая обстановка, например ускоренное время или пронзающий холод. Все эти детали имели разновидности, делящиеся на разные вариации одного и того же, из-за чего деталей получалось бесконечное множество. Всё прочитанное служило топливом для сновидений Кейдана. Он брал книгу, прочитывал имеющуюся внутри информацию и под грузом усталости отправлял сознания в заготовленное сновидения. Там исследовал, изымал данные и встречал определенное события, всегда заканчивающие сновидения. Например, случай, когда он чуть не погиб, или как в одном из сюжетов заблудился в темном помещении. Вариантов конца сновидения было много и все они сопровождались появлением фигуры в плаще. Когда этот человека говорил свои слова, Кейдан через секунды просыпался в особняке, где сразу же записывал всё, что считал нужным сохранить. Так он изымал информацию и составлял перечень элементов, способных – по его мнению – помочь в воплощение задуманного результата.

Пролетали дни. Листы бумаги неустанно заполнялись, а листы книг нещадно пустели. Он читал, засыпал и вновь просыпаясь брался за книги, подходящие к концу. Вся научная литература, имеющая исключительную ценность в задуманном плане, заканчивалась, ибо хозяин библиотеки предпочитал вместо нее художественную.

Взяв с полки последний экземпляр нечитаной книги, Кейдан опустился в кресло и по обыкновению стал изучать. Уже через несколько часов сон распустил свои властные сети, захватывая сознания. Книга рухнула из обессиливших конечностей и через мгновения сновидения закружилось в сюжете.

Но сну было не суждено продлиться достаточно долго. Пустившись во властные просторы, Кейдан оказался в ловушки, никак не связанной с тем, о чем он читал. Маленькое помещения было лишено света и воздуха. Нехватка кислорода затуманивала мысли, а нехватка света лишала возможности собрать хотя бы внешность того места, где он очутился. Вдыхая остатки спертого воздуха, Кейдан чувствовал, как функции организма медленно затухает от нехватки того, что было всегда. Сначала задрожали руки и ноги, потом тело пробил лихорадочный озноб, сопровождающейся слабостью, затем мышцы утратили былую силу и превратились в нечто вроде трухлявой веревки, скрепляющей все кости воедино. Это состояния ухудшалось с каждым пустым вдохом.

Не прошло и нескольких минут прибывания в этом темном месте, как Кейдан рухнул неспособный более двигаться. Тьма окружила его, и он, будто в бреду, стал представлять несвязанные картины. Он не мучился, просто медленно засыпал под градом разных сюжетов, сотворенных мозгом, желающим выжить любой ценной. Эти исходящие секунды Кейдан смотрел вперед и видел только непроглядную тьму, из которой в последний момент его прибывания в сознании появился тот же человек, что заканчивал каждый эпизод сновидения. Сейчас этот человек медленно приближался в своем привычном наряде, полностью скрывающим его. Он размеренно сократил дистанцию, подошел к лежащему Кейдану, склонился и отчетливо проговорил:

– Зачем ты это делаешь? Неужто ты не можешь принять то, что тебе ничего не исправить? Тебе не сбежать, но ты всё равно из раза в раз пытаешься! Зачем? Тебя ничего не ждет! Там ты просто никто, желающий создать нечто, что принесет тебе славу! Здесь же ты феодал, властвующий над каждым сантиметром раскинутого пространства! Ты король воплоти! Но король глупый и не понимающий, что твое появления здесь струится из собственных желаний! Ты пытаешься сбежать, хотя истина в тебе старается исчезнуть, забрав тебя вместе с собой!

На этом сознания затухло и Кейдан отправился назад в особняк.

Очнувшись, он записал все сказанные ему слова. Переписав услышанное, Кейдан прочел всё несколько раз и невольно задумался над содержанием. Во главе тирады стояла мысль, что истинное желание Кейдана было исчезнуть, оно то и служило рычагом для его заточения в своем сознании. Эту же мысль озвучил старик. Уже дважды прозвучала идея, объясняющая как Кейдан оказался здесь, и оба раза говорили о том, что он сам захотел этого. Но Кейдан отказывался верить в истину этих суждений, предпочитая придерживаться теории, что также озвучил старик. Его слова выстраивали сюжет, внутри которого сломленный человек угодил в ловушку, подстроенную подсознанием. Старик сам сотворил желанное для себя и результатом стала невозможность главной жертвы сбежать. Этого суждения и придерживался Кейдан, обратив лишь толику внимания, на вновь возникшую теорию.

Прочитав, обдумав и забросив, он отправился претворять свою вторую часть плана. Научная литература подошла к концу. Подняв упавший экземпляр, повествующий о жизнеустройстве определенных кусков населения, Кейдан приступил к исполнению задуманного. Сев за стол, приготовив несколько исписанных и чистых листов бумаги, он взял ручку и по заготовленному в голове стал сочинять истории. План был предельно прост. Нужно было составить сюжеты способные настроить сновидения на нужный лад, способствующий поиску выхода из ловушки. Вооружившись некоторыми деталями, вырванными из сновидений, настроенных научной литературой, необходимо было украсить информацию мыслями и историей с подобающим исходом. Затем по окончанию создания прочитать написанное и использовать как настройку для сновидения. Из результата нужно было изъять всё доступное и действовать в соответствии с полученными данными.

Первая история повторила жизнь Кейдана. Всё, начиная от желания что-то создавать, до ловушки, выход из которой трудно найти, переносилось на бумагу. Все события сопровождающие Кейдана на протяжение его жизни, послужили наполнением для главного героя рассказа. Он следовал по уже пройденному пути и лишь конец этого пути отличался. В концовке рассказа, герой находит способ сбежать. Не что-то конкретное, ибо Кейдан не знал, что поможет лично ему сбежать, а именно сам факт, само действия побега воссияло в конце сложенной истории. Герой находит способ через свои рассказы и сновидения. Погружаясь в сон, с заранее заготовленной почвой под сюжет, он исследует миры и находит нечто способствующие его освобождению.

Таким был первый написанный рассказ. Его создания заняло несколько бессонных суток, по окончанию которых, усталость скосила Кейдана. Присев отдохнуть, разминая попутно уставшие глаза, он незаметно для себя выловил плавающую нить подкрадывающегося сна, готового растопить в своих просторах измученное сознание. Сюжет в новом путешествии касался совершенно не того, что хотел Кейдан. В основе воспылавшего сновидения лежали существа, закованные во внешность, способную испугать даже самого прожжённого ценителя ужасов. Они появлялись как по велению судьбы, вырастали перед Кейданом, выражая исключительную угрозу, направленную на фигуру своего создателя. Блуждающим взглядом загнанного зверя Кейдан вылавливал их головы, всюду увешанные торчащими щупальцами, свисающие крылья за спиной, чешуйчатую кожу, натянутую на омерзительные тела, красные глаза и неотвратимую неприязнь к роду человеческому. Эти создания ожили давно, но сугубо в рамках рассказов одного талантливого писателя, поместившего свои идеи в множество историй, сохранивших себя где-то в глубинах сознания Кейдана. Они внушали трепетный ужас, оставляя место лишь осознанию собственной беспомощности перед великими богами, представшими во всей красе работы человеческого воображения.

Их сопровождал зелёный свет, сменяющейся на разные оттенки лишь тогда, когда сюжет менял действующих персонажей. Так древние боги сменялись людьми, внушающими своими поступками страх, способный соперничать с заданными высотами созданными жуткими существами, ибо то, что делали люди, могло случиться в реальном мире. Это без сомнения пугало даже больше, чем неизвестные создания в статусе могучих богов. Их оттенком был красный.

Затем люди менялись на зверей, звери на природные явления, вырастающие в катастрофы, гнев природы сменялся гневом одного человека, в лице самого Кейдана. Второе я существовало в отдельном мире и мыслило совершенно по-другому, от чего его действия имели большое влияния, несшее за собой определенные последствия. Так, например, убивая невинного человека просто из прихоти, второй Кейдан долго терзался своим поступком. Сначала он задавался вопросами зачем он это сделал, потом, понимая свой поступок, боялся, что за ним придет правосудия, но его не следовало, что позволяло перейти к терзанию по поводу необходимости повторить свое ужасное преступления. Эта жажда пугала больше всего. В этот момент, по сложившемуся обычаю, появился человек в плаще. Он подошел бесшумно, схватил Кейдана, смотрящего за всем происходящим, повернул к себе и четким, звонким голосом, каким говорит пророк или судья, проговорил:

– Ты так близко, но неудача всё же постигнет тебя! Выхода нет, смирись!

Яркий свет пробился сквозь прозвучавшие слова. Глаза окрылись и Кейдан увидел перед собой стол, заваленный листами исписанной бумаги. На них красовался законченный рассказ собственного производства, готовый в любую секунду попытаться спасти своего создателя. Кейдан взял случайный листок, пробежался по строкам написанным примерно в середине, и не вчитываясь в суть, вдруг почувствовал, что выбранное им направления способно сыграть так как ему хочется. Основы для этого суждения он нашел в словах человека, неустанно появляющегося в его сновидениях. Обычно он твердил что выбраться не получится, но в этот раз прозвучали слова, вполне относящиеся к желанному результату. Он сказал, что Кейдан близко, и последний принял эти слова буквально, думая, что он близко к выходу.

Пролетали дни. Сновидения строгим потоком струились одни за одним. Кейдан настраивал их, пытался выжать максимум из своего плана, но его задумке было не суждено исполниться. Сотни сюжетов возникали каждый раз, когда Кейдан засыпая, склонял голову над своим рассказам. Там среди пейзажей, рисовавших иногда то, что нужно, а иногда полную противоположность желанному, он скитался, изучая и впитывая поступающую информацию. Время в сновидение тянулось по-разному, но конец всегда приходил, сколько бы сознание не гуляло в собственных глубинах. Просыпаясь в том же месте, где все предыдущие разы, у Кейдана развилось острое чувство неприязни к этим полкам, потолку, люстре и безмолвной двери, за которой скрывался хозяин, более не появлявшийся. Всё окружения стало омерзительным, за исключением барных полок. Алкогольные напитки стали спутниками Кейдана, помогая скоротать время до следующего сна. Заливая стакан за стаканом, время бодрствования пролетало под руку с чтением рассказов, уносящих сознания на новые просторы, неспособные дать то, что нужно.

Спустя две недели, план всё также не приносил результатов. Бутылки пустели, ускоряя время, и Кейдан незаметно для себя провел четырнадцать дней в одних и тех же действиях. Просыпаясь, он читал и пил до момента пока вновь не заснет. Там, в глубинах самого себя, он бродил по открывшимся мирам и не находил ничего нужного, просто банальное повторения всего написанного, с некоторыми изменениями. Затем он вновь просыпался и процесс повторялся. Так пролетали дни, и на пятнадцатые сутки он наконец осознал тщетность своего плана. Его задумка банально не работала, но он отказывался принимать действительность, ибо тогда слова, звучавшие из раза в раз в конце его сновидений, стали бы безоговорочной истинной, с которой Кейдан не хотел мириться.

Поняв, что его план не работает, он всё же решил не отступать от существующей структуры. В его голове он видел только одну возможность выбраться, эта возможность лежала где-то в процессе сновидения. Кейдан не поменял основу плана, звучащую как настройка через определенные источники информации, но поменял вводные. Заменил детали, заменил персонажа, заменил сюжет, уходя как можно дальше от биографического пересказа. Он перекроил всё внутри, но структуру оставил точно такую же. Так в заключение нового рассказа, герой, попадаясь в ловушку, пытался сбежать посредством сна. Засыпая из раза в раз, его сознания проникало в разные миры, пока однажды, одно сновидения не поведало ему путь ко спасению. Пройдя по этому пути, он смог выбраться и вернуться в свободный мир.

Несколько дней Кейдан потратил на новую историю. Он пытался создать её органичной, естественной и более-менее удобоваримой для любого уровня читателей. Эти качества сочились из него не из необходимости, а из натуры, требующей хорошего обращения с книгой. Из-за этого создания затянулось, но новоиспеченный рассказ всё же поселился на столе, рядом с которым, Кейдан, наливая очередной стакан, взялся за прочтения своей работы.

Новые погружения в украшенные по-другому миры, имели точно такой же эффект. Всё то же бессмысленное скитания, все те же, пусть и выглядящие по-другому, пейзажи, все те же события, громко повествующие о том, что план отказывается работать так, как его задумал собственный создатель. Осознания того, что план не ведёт по желанному пути, сподвигло Кейдана создавать еще больше рассказов. Он как безумный рванулся придумывать истории, иногда даже не имеющие нужного финала. Он писал сюжеты и по окончанию окунался в созданный им мир, сначала наслаждаясь, а потом испытывая к этому способу исключительно надежду. Кейдан написал множество рассказов, некоторые из которых дарили невероятные ощущения, но впоследствии воспринимались как бессмысленная трата времени. На короткий период, когда отчаяния поглотило его без остатка, а именно это случилось после повторной провальной попытки, Кейдан словно потеряв надежду пустился в забвения, существуя при этом между настоящим, где он писал рассказы и заливал алкоголем время между остановок при написании, и несуществующими мирами, настроенными его собственными историями. Так пролетел примерно месяц, и в какой-то момент в нем словно проснулся голос разума, завопивший, что нужно выбираться любой ценной. Тогда, не имея ничего в голове, он вновь прибегнул к старому плану, но теперь Кейдан действовал, вооружившись надеждой. Он не видел другого способа кроме того, что никак не мог подарить желанный результат.

Время относительно. Иногда увлеченно занимаясь, ты не замечаешь, как пролетают часы, дни, недели. В приятной обстановке, время как быстро утекающий ресурс стремится раствориться. Минуты ускоряются, унося за собой множество часов и через мгновения ты оглядываешься в бездонную пропасть, где под эгидой увлекательного занятия, находится потраченное время. Это лучшее распоряжение ресурсом, доступным исключительно живым созданиям. Но есть и обратная сторона. Под другим углом время может нещадно тянуться, сковывая сознания в путы отчаяния и безысходности. Эти путы как острый нож разрезают сознания, и ты как заключенный на вечные муки чувствуешь каждую медленно затухающую секунду. Время в этих обстоятельствах выступает садистом, приносящим яркие страдания. Эта двойственность времени является его основой. Оно в одном лице может быть спасителем, а в другом выступать в качестве палача, заносящего огромный топор над склонившейся головой скучающего человека. Именно в роли палача время предстало перед отчаявшимся Кейданом.

Прошло несколько месяцев. Кейдан мысленно прокладывал длинную череду бесконечного времени, разбитого на десятки дней. Эти дни наполнялись механическим повторением одного и того же, из-за чего каждый терял свою уникальность. В какой-то момент, Кейдан уже не мог определить сколько дней прошло. Время для него стало мучительным элементом, нещадно вгрызающимся в ослабевшие сознания. Прошли года, десятилетия, целая вечность, которую он не мог измерить. Для него всё струящиеся время стало единым потоком, тянущим свои бесконечные притоки, сквозь тысячи часов, не имеющих возможности банального подсчета.

Его занятия, сначала пышущие надеждой, стали превращаться в отчаянные попытки, не имеющие положительного результата. Он повторял их из раза в раз, но исход всегда оставался одним и тем же.

Слова звучали вновь и вновь, что в результате сделало их догматом, без исключений принимаемым Кейданом, ибо он не видел более способа противостоять звучавшей реплики. Он слышал, что выхода нет, но всё равно повторял свои действия, словно где-то глубоко внутри этого отчаявшегося человека еще тлел маленький огонек надежды, за который цеплялось угасающие сознания.

Жизнь Кейдана превращалась в безнадежность, сгущающуюся под гнетом ударов времени, ставшего для него мучителем, палачом. Он не понимал сколько уже находится в ловушке. Для него время, проведенное в особняке, было сопоставимо с вечностью. Он стал забывать себя прошлого, стал забывать свои воспоминания, свои мотивы, желания, свою жизнь. Сознание пустело, оставляя внутри лишь отчаяния от невозможности совершить нечто задуманное. Что именно Кейдан хотел сделать он не помнил, но усердно продолжал совершать вылазки в сновидения, украшенные деталями, вырванными из его собственных рассказов. Он делал это уже тысячи раз и тысячи раз возвращался обратно в особняк, интерьер которого стал восприниматься как несокрушимая действительность. Появляясь в этих стенах, он наливал себя стакан любого из напитков, ожидающих в баре, и, изредка потягивая жидкость, прохаживался вдоль полок на первом этаже. Концом этого действия была остановка в центре комнаты, аккурат прямо под люстрой. Остановившись, Кейдан поднимал взгляд и темные мысли посещали его голову. Он барахтался среди их могущества, пытаясь сохранить хоть что-то от человека достойного. Когда накал событий, представленных в голове, снижался, Кейдан сопоставлял свое состояние с сюжетом, представленным в голове, и проводя анализ, тихо заключал словами «Не сегодня». Затем он возвращался за стол и садился писать новый рассказ, который в будущем воплотится в сновидения.

В этом заключалось всё, что Кейдан делал начиная с момента, когда у него закрались мысли о несостоятельности своего плана. Примерно тогда же зародилась мысль, всегда возникающая, когда он после своего бессмысленного обряда поднимает глаза и смотрит на ограждения четвёртого этажа. Эта мера предосторожности зародила идею, что неустанно укрепляется каждый раз, когда Кейдан поднимет взгляд. Он постоянно задает себе вопрос в момент мыслительного созидания сюжета, где его тело медленно падает и разбивается о пол. «Что будет, если я умру во сне?». Думая над ответом, Кейдан откидывает возможность проверить это суждения, оставляя всё до неизвестных времен. Но с каждым разом ему всё труднее сопротивляться позывам узнать куда же приведет это действия.

Прошло еще несколько месяцев. Безрезультатность вылазок в свои сновидения закрепила за ними безоговорочный статус бессмысленности. Всё нечто желанное когда-то, располагающиеся по предположению в сновидениях, исчезло, так и не появившись перед мысленным взором Кейдана. Он из раза в раз проникал в свое сознания, пытаясь отыскать желанный выход, но вокруг было лишь холодное молчания. Эта звенящая тишина, на ряду со словами, звучащими из уст неизвестного, превращалась в суровую реальность, которую Кейдан неосознанно принял. Он забыл о том, что хотел совершить, забыл о себе настоящем и полностью растворился в одних и тех же действиях, начинающих фонить гниющей плотью. Кейдан не прекращал вылазки, пытаясь спрятаться за этим действиям, оправдывая свои поступки той мыслью, что он не сидит без дела. На деле же это была пустая трата бесконечного времени и яркое выражение трусости. Он боялся что-либо предпринять, ибо в одно мгновения почувствовал, что выхода не существует. Кейдан не мог даже попробовать, его руки опускались, в нижней точке они хватали ручку и отправлялись создавать на бумаги нечто, что по мнению своего хозяина было единственным способом найти решения. Он писал каждую свободную секунды, создавал десятки персонажей, помещал их в сотни историй, переплетал тысячи маленьких мгновений, наполняющих в будущем сновидения. Его действия загоняли его в глубины беспамятства, откуда он словно не хотел возвращаться. Так он избегал действительности, но время решило вновь выступить и спустя несколько месяцев, оно провозгласило, что всё им проделанное не возымело никакого результата. Как бы Кейдан не пытался сбежать от суровой реальности, заставляющей принять то, что ему нужно искать новый способ выбраться, она всё равно наполнила его пустующие сознания. Прошедшее время было потрачено на бессмысленные потуги, принесшие лишь заключения, утверждающие несостоятельность придуманного плана. Именно тогда, мысли, что образовывались при взгляде на ограждения четвертого этажа, стали набирать обороты.

Этот сюжет, возникающий в голове каждый раз, когда Кейдан поднимал глаза, стал усиленно крепнуть и перенимать черты придуманного ранее плана. Сначала он выглядел как неуместный риск, вполне способный оборвать струящуюся жизнь. Это было неоправданное действия, поэтому в начале своего появления оно воспринималось как ненужный полет фантазии. Потом эта фантазия обрела статус постоянного гостя, усиленно работающего над улучшением своего образа. Уже не было тех радикальных мыслей, отклоняющих сюжет, где тело Кейдана быстро умирает, на замену им пришли компромисс и желания выбраться любой ценной. Каждый поднятый взгляд, каждая ускользающая реальность, обрывающееся словами, каждый выпитый стакан и написанное слово, будто заявляли, что в появившемся вопросе скрывается нечто большее, возможно способное принести ускользающую свободу.

Затем наступил момент, когда фантазия стала единственным оплотом, готовым принять стремления Кейдана. Он окончательно разуверился в изначальном плане. Бесчисленные провалы, сотни сновидений и крепнущая альтернативная мысль надавили на прочный слой, скрывающий фантазию, выглядящую сначала как неоправданный риск, а теперь блистающую как единственный доступный вариант. Основой для нее стала промелькнувшая мысль, появившаяся еще при первом осознании своего положения. Основываясь на приобретённом опыте и прибавив к нему некоторые данные, Кейдан зародил в себе идею, в момент молчаливого ответа, прозвучавшего, когда старик провозгласил, что выхода нет. Эта идея заключалось в теории, что из сна можно сбежать посредством смерти. Зачастую случалось так, что в открывшимся сюжете, когда сознание растворяется во сне, главный герой, то есть сам Кейдан, умирал и через мгновения просыпался нагруженный остатками сюжета. Эти воспоминания, на ряду с воспоминаниями других людей и изучением данного эффекта, повлияли на возникновения подобной идеи. Она вспыхнула на секунды и не погаснув ушла в тень струящихся обстоятельств и быстрого вывода, заявляющего что смерть в созданном мире может повлиять на реальность. Там она росла, крепла, пускала корни, иногда проступающие в сознании, и набиралась сил, освободившихся в момент отчаяния своего хозяина.

Поднимая взгляд, он видел лишь крохотную часть этой могущественной идеи. В очередной раз, когда Кейдан вернулся из сновидения и пустился писать, его вдруг осенила вся красота этих вальсирующих мыслей. Поднявшись, он двинулся под огромную люстру с такой скоростью, что уже через мгновения созерцал те самые ограждения. Он смотрел на них впитывая без остатка всю силу растущей идеи. Её плоды, насытили организм, и Кейдан четко увидел свой новый путь, по которому готов был пройти.

Вернувшись за стол уже совсем с другими мыслями, он долго не решался написать первые строки. Кейдан обдумывал каждый аспект, вспоминал все произошедшее события, уже покрывшиеся пеленой забывчивости, думал, анализировал, сопоставлял. Так он провел несколько часов и когда всё наконец сложилось, Кейдан принялся писать с улыбкой на лице.

Сюжет заполнил пустующие пространство листов. Каждая буква насыщалась остатками затухающей надежды. Эти буквы, цепляясь друг за друга, создавали полноценную историю, не имеющую определенного финала. Концовка в этот раз не играла роли, а лишь была создана с целью завершения придуманного сюжета. В этом написание акцент делался не на определенном действие или возможности, он делался на детали, изощрённо усыпанные по мере всего похождения главного героя.

Кейдан думал над тем, что с ним произошло за весь проделанный маршрут. Его мысли бурили потерянные воспоминания, из которых он смог раскопать одно, уже утратившие яркие краски. Тем воспоминанием оказалось события, когда Кейдана погрузили в гроб и стали медленно закапывать. Этот кусок пройденного пути имел определенную ценность, ибо в нем скрывалась подсказка, натолкнувшая на возможный исход задуманного плана. Кейдан сопоставил то, что с ним произошло, с тем, что он хотел сделать, и пришел к выводу, что просто умереть будет недостаточно. Обычная смерть, к которой он мог прибегнуть, грозила повторением событий, когда его закопали или когда он сломал себе кости,убегая от жуткого создания. Тогда Кейдан был близок к смерти, но сон успевал отправить его в особняк, где весь груз событий утрачивал свое влияния. Это могло повториться, воспользуйся он подручными средствами: веревкой или банальным паданием с четвертого этажа. Нужно было придумать план мгновенной смерти.

Кейдан думал несколько часов и ничего лучше огнестрельного оружия он придумать не смог. Один выстрел в голову и сознания умирает, не успевая воспроизвести нужные процессы. На основе этого Кейдан создал сюжет, который разбавил предметами способными сотворить задуманный выстрел.

Закончив писать, он по наработанной традиции наполнил себе стакан. Жидкость обжигала горло, но через несколько мгновений дарила успокаивающие тепло, распространяющие по всему телу нежную расслабленность, в которой сознанию было проще пуститься на просторы нужного сюжета. Отпив еще глоток, Кейдан поднес к глазам свою работу и стал перечитывать её, дополняя концовку маленькими глотками спиртного. Так стакан довольно быстро опустел, в то время как мысли стали расплываться под гнетом грядущего сна. Мышцы расслаблялись, дыхания уменьшалось, силы слабели, а сон крепнул как гнетущая болезнь. Глаза уже не могли сопротивляться жгучей боли, и прикрыв их на секунду, Кейдан отправился лицезреть свои труды.

Первое, что предстало перед взглядом, было тело захлебывающегося человека. Его глаза жалобно отражали мысли, крутящиеся вокруг одного исключительного факта, утверждающего что смерть скоро заберет пульсирующий свет жизни. Он не мог вымолвить и слова, ибо рот был полностью заполнен кровью. Кейдан смотрел на него и руками прижимал пробитую рану в грудной клетке. Из раны струилась теплая кровь, заливающая всё пространство вокруг двух людей, одетых в военную форму. Кейдан, увидев этого человека, машинально откинул руки и быстро отполз назад, где наблюдал как медленно вздымающаяся грудь вовсе перестала подниматься. Человек погиб, оставив свое тело и собственную кровь, засохшую на руках его боевого товарища.

Кейдан, ошарашенный увиденным, не сразу понял, что происходит. Смерть повергла его в смятения, но он быстро нашел выход, ибо из глубины сознания стали доноситься воспоминания, объясняющие происходящие вокруг. Это был его сюжет. Сюжет, наполненный оружием разных видов. Этот желанный инструмент применяется человечеством с момента своего создания. Люди убивают друг друга, защищая собственные интересы и где как не на войне, где гибнут миллионы, можно найти множество экземпляров способных сотворить задуманное. Кейдан придумал сюжет, где точно сможет найти огнестрельное оружие, но не указывая на него и не выделяя тем самым как главный элемент повествования. Иногда главный элемент повествования, нарочито выделяемый, служил основой для провального эпизода в задуманном плане, поэтому Кейдан решил избежать прямого упоминания оружия. Он описал войну, убийства, смерть. А как известно, на войне применяют разные способы умерщвления себе подобных, и огнестрельное оружия в таких мероприятиях должно было быть в излишестве.

Восприняв происходящие в нужных тонах, Кейдан бросил оценочный взгляд в поисках желанного оружия. Перед глазами, на многие мили вперед, распространилось влияния владычицы агонии. Виднелась лишь жестокость и страшные муки пострадавших от этой жестокости. Тысячи солдат лежали окровавленные, с отрубленными руками и ногами, выколотыми глазами, с развороченными животами, откуда свисали кишки, что они безрезультатно пытались собрать, с пробитыми грудными клетками, с оторванными головами и половинами туловища, с разорванной плотью и душой. Эти солдаты лежали на голой земле, задыхаясь в царившем зловонии. Некоторые из тел уже начали гнить, привлекая едким запахом созданий, для которых подобное проявления человеческой жестокости было сигналом к огромному пиршеству. Разные существа, начиная от банальных мух, и заканчивая огромными падальщиками, что Кейдан впервые увидел в прочитанной книги, поедали все тела, даже еще не умерших людей. Но голодных созданий, пришедших на зов зловония, не останавливал этот малозначимый фактор, они поедали еще живых людей, не замечая их трепещущей жизни.

Тысячи ран и тысячи литров крови заполнили маленькую долину, где проходило неизвестное сражения. Множество жизней угасало и их предсмертные крики разносились по всему периметру, окруженному гигантскими скалами. Эти крики доносились до слуха Кейдана, но не имели никакого эффекта, ибо он понимал, что всё происходящие всего лишь игра воображения. Его заботило собственное положения и никак не заботило положения его фантазии. Они кусочки единого полета мыслей. Их жизни ничего не стоят, поэтому Кейдан, не обращая внимания на царивший хаос, поднялся и бросился искать то, зачем пришел.

Он переступал через людей, корчившихся от боли, шел по окровавленной земле, усыпанной кусочками плоти и костей, видел еще живых солдат, неустанно сражающихся с себе подобными. Звуки войны доносились до Кейдана, и он, как опьянённый слыша их, двигался в ту сторону, откуда они звучали. Это были звуки выстрелов, зачастую сопровождающиеся криком того, чью жизнь забрал один из стреляющих. Именно туда и шагал Кейдан, не замечая ничего вокруг. Мысли несли его до желанного инструмента, но возникшей из неоткуда человек, прервал это стремления.

– Рядовой! – громко проговорил человек склонившийся от усталости. – Почему без оружия? Где твоя винтовка солдат?

Кейдан остановился и посмотрел на представший перед ним образ. Недолго думая, он решил подыграть, ибо была затронута интересующая тема.

– Я её потерял, – тихо ответил Кейдан.

– ПОТЕРЯЛ?! – рассвирепев закричал человек, явно выше по званию. – Потерял? Чему вас только учили в этом захолустном местечке! Сплошные идиоты неспособные даже удержать единственное спасения! Что ты будешь делать, если враг предстанет пред тобой…

Человек не смог договорить, ибо пуля вонзилась в горло и заставила его замолчать навсегда. Кейдан пораженный увиденным инстинктивно пригнулся и отполз к камню, где в конвульсиях бился человек, только что кричавший на него. Его глаза закатывались, а руки безрезультатно пытались остановить струящуюся кровь. Так продолжалось не больше минуту. Конечности расслабились и безжизненно свалились вдоль тела, оголяя свежую рану. Кейдан смотрел за его последней минутой жизни, и в этой агонии неизвестного человека, он успел уловить мелькающий предмет, хранящийся в кожаной кобуре. Это был револьвер образца 1917 года, выпускаемый компанией Кольт. Шестизарядное устройство способное исполнить задуманный план, сразу же похитило внимания Кейдана. Как только его хозяин перестал подавать признаки жизни, Кейдан аккуратно изъял образец и внимательно осмотрел его. На рукоятке красовались инициалы Д.М.Г, вероятно это был акроним по первым буквам имени человека, владеющего этим пистолетом. Полностью металлический, тяжелый, холодный, шестизарядный инструмент способен был забрать с собой в лучшем случаи нескольких людей, но его будущая роль была не предназначена для геройства.

Увлеченный добытым предметом, Кейдан вновь пропустил приближения неизвестной фигуры. Человек подошел и стал смотреть на своего давнего знакомого, увлеченно разглядывающего обычный револьвер. Его мысли купались в лучах маленькой победы, и лишь когда страсть утихала, он поднял глаза и увидел перед собой всё того же человека в плаще. Он смотрел на Кейдана, ожидая мгновения чтобы заговорить.

– Думаю ты и так понимаешь, что тебе не сбежать. Сколько еще это будет повторяться? Меня без сомнения восхищает твое упорство. Ты не сдаешься и это качество, безусловно качество война, но оно так же может быть качеством глупца, непонимающего своего положения. Пора остановиться, ибо конца происходящему не будет! Тебе не выбраться!

Вновь эти слова, вновь этот человек на пороге завершения сюжета, вновь библиотека, вновь попытки ни к чему не приведшие, вновь безысходность и отчаяния. Всё это ярким потоком хлынуло в голову Кейдана, но мысли не успели закрепиться, ибо холодный укус обжигающей стали вонзился в висок и взведенный курок стукнул, отправляя пулю по дулу револьвера.

Острая боль сменилась блаженной расслабленностью. Звенящий звук, поразивший правое ухо, отступил, впуская густую тишину. Глазам, недавно видевшим человека перед собой, предстала беспросветная тьма, не позволяющая разглядеть хоть что-то. Тело словно после долгого ожидания прогнало импульс по всем конечностям, наполняя их мелкой дрожью. Эта дрожь проносилась от конца руки, до конца одной из ног, откуда уже устремлялась в пальцы другой руки, и оттуда в последнею конечность. Этот маленький процесс продолжался несколько минут, будто подыгрывая всевозможным мыслям, разбредающимся по присущим им полочкам. Они бегали как тысячи нейронов с закованными внутри суждениями, и в мимолетном потоке беспамятства, пытались донести суть произошедшего. Их строй тянулся бесконечно долго, но в одно мгновения пробилось яркое прояснения, доносящие суть происходящего. Не было ни света, струящегося с потолка, ни деревянных полок, заполненных книгами, ни библиотеки, где он засыпал последние месяцы, не было особняка, хозяином которого выступало подсознания. Кейдан очнулся в неизвестном месте, детали которого невозможно рассмотреть.

Первое что он сделал, когда понял свое положения, ощупал руками пространство вокруг себя. Его тело лежало под одеялом в мягкой постели. Эта постель была сделана из дерева и стояла вплотную к одной из стен, ничем не увешанной. На спинке, прижатой к другой стене, лежала подушка. Слева от нее, за границей кровати, была маленькая тумбочка, несшая на себе нечто похожее на книгу или журнал. Всё это Кейдан обнаружил у изголовья кровати. Он проводил рукой, шаря в темноте и вышеперечисленные элементы стали единственным, что он сумел найти в этой части кровати.

Когда всё, до чего могли дотянуться руки, было изучено, Кейдан отправился исследовать середину и конец постельного места. Проводя рукой по теплому одеялу, он вдруг на что-то наткнулся. Машинально отдернув руку, его захлестнули мысли касающиеся того, что стало на пути изучения. Теплое, волосатое создание, лежало на той же кровати, что и сам Кейдан. Его роль оставалась неизвестна, его намерения, внешний вид, поведения, всё это скрывала темнота, поглотившая место, где находилось это создания. Мысли Кейдана забурлили в голове, но не успели окрепнуть, ибо существо издало забытый звук. Сначала он звучал как нечто пугающие, как призыв к чему-то ужасному и не поддающемуся объяснению, но уже через мгновения, воспоминания пробили все сгущающееся мысли и Кейдан уже смело протянул руку к этому созданию. Звуками оказалось мурлыканья, а существом был старый друг Арчибальд. Его мягкая шерстка приятно щекотала руку, его тепло, струящиеся по всему телу, грело душу и Кейдан на мгновения провалился в свою прошлую жизнь.

Проводя рукой по огромному коту, Кейдан пытался найти объяснения произошедшему. Всё смутно плыло перед сознанием, а единственно четким куском воспоминаний оказалось желания сбежать и громкий выстрел, направленный на висок его собственной головы. Затем непроглядная тьма и старый знакомый Арчибальд встречает потерянного хозяина. Кейдан понял, что смерть в неисчезающем сне привела его к другу, что могло означать действенность придуманного способа. Особняк не появился, знаменуя тем самым удавшийся побег из прочной ловушки.

Как только мысли коснулись этого вектора, Кейдан опьянённый надеждой бросился к выключателю, местоположения которого неожиданно выплыло, словно он и не покидал этого места. Повернув выключатель и замкнув цепь, сорвавшиеся электричество понеслось по проводам и через мгновения яркий свет поразил неподготовленные глаза. Прошла примерно минута, прежде чем Кейдан смог вновь лицезреть свою обитель.

Та же кровать, на которой мирно спал Арчибальд, тот же камин, наполненный залой, тот же стол, заваленный привычной бумагой, имеющей особую ценность, то же окно и тот же пейзаж за ним – словом это была всё та же комната, покинутая несколько месяцев назад, но совсем неизменившаяся.

Кейдан смотрел на свои владения и не мог поверить глазам. Его сомнения настолько прочно засели в голове, что он решил избавиться от них, путем исследования родного имения.

Проходя этаж за этажом, комнату за комнатой, в нем всё больше крепло чувство победы. Кейдан смог вернуться, одурачив свое собственное подсознания, и возникающий перед ним забытый интерьер, только укреплял подобные мысли. Лишь одно выглядело странно. Пройдя все комнаты и заглянув в каждый уголок, Кейдан не смог обнаружить свою ассистентку. Ирина словно пропала, но он не предал этому большего значения, ибо в его голове звучали фанфары победы.

Обойдя свое владения, Кейдан вернулся в кабинет, где торжествующе сел за стол и стал вспоминать всё с ним произошедшее. Он погрузился в воспоминания, начинающиеся с момента пробуждения в неизвестном лесу. С этого куска истории он начал переписывать все последующие события на бумагу, вспоминая туманные подробности, приправляя их мыслями, заключениями и пояснениями к определенным моментам. Так прошло примерно два часа и на страницах оказалась лишь маленькая часть произошедшего. Откинувшись, дабы дать передохнуть рукам и мыслям, Кейдан невольно вслушался в тишину, исходящую от темного коридора, соединяющего несколько комнат и лестницу.

Сначала звуки, исходящие откуда-то издалека, не имели определенного образа и воспринимались как часть здешней тишины. Но с течением времени, звуки обрастали механическим темпом, похожим на чьи-то шаги, будто кто-то в неизвестности размеренно перебирал ногами, медленно приближаясь к нужной двери. Кейдан решил, что это Ирина наконец вернулась из тех мест, где по своим причинам находилось всё это время. Когда звуки затихли, в дверях показался темный образ, скрытый недостатком света, ибо источником служила лишь одиноко стоящая лампа, нашедшая место на столе. Этот образ замер и Кейдан решил проверить свое предположения.

– Где ты пропадала? – спросил он, не скрывая тревогу в своем голосе.

– Я была занята исполнением веленой мне обязанности, – спокойно ответил Ирина.

– Вот как, – с облегчением выдохнул Кейдан, – подойди, мне есть, что рассказать.

Фигура, еще секунду назад стоящая в проходе, медленно двинулась, и Кейдану предстал её внешний вид. Сначала показалась правая рука, облачённая в черную перчатку, чей хват удерживал длинную трость, создающую те самые механические звуки, эхом разносящиеся по всему особняку. За рукой из тени выплыло туловище, спрятанное в черный плащ, на плечи которого падали ярко рыжие волосы. Затем, как два горящих огонька, блеснули изумрудные глаза, холодным тоном отражающие всю пустоту внутри знакомой ассистентки. Она шагала размеренно, походкой властителя и абсолютного победителя. Её внешний вид, включающий еще темные брюки и такие же темные ботинки, уже представал перед Кейданом и это сходство поразило его до глубины души. Через мгновения лицо Ирины осветила стоящая лампа, и Кейдан смог мысленно прочитать всё, что готовилось быть озвученным.

– Неужели ты думал сбежать? Думал, что всё удалось? Думал, что переиграл самого себя? Глупец! Тебе не сбежать!

После этих слов зловещий смех поразил Ирину. Её гримаса источала исключительную злобу. Её зеленные глаза скривились и проливали на Кейдана взгляд полный неотвратимой победы.

Картина, внутри которой сидел человек снедаемый безумием под руку со смеющейся женщиной, сменила пейзаж и образ притягательной комнаты, в очередной раз сменился образом библиотеки. Внутри этой библиотеки Кейдан провел несколько месяцев, и уже совершенно очевидно проведет свои оставшиеся мгновения, ибо выхода не существует. Ему не сбежать!

Эпилог

Прошло уже больше трех месяцев с момента как Кейдан последний раз посещал лавку Джона. Он пропустил все дни, за которыми было закреплено пополнения провизии, что нагружало старика тугими мыслями, разрастающимися до разношерстных фантазий, сгущающих переживания одинокого человека. Он хотел навестить своего друга, хотел узнать о его самочувствии, хотел вновь поговорить с ним, но переживания заставляли его постоянно откладывать единственный способ узнать причину такого поведения. Сначала старик решил, что банально обидел друга своим отказом учувствовать в его эксперименте. Он думал, что Кейдан затаил обиду и по этой причине не появляется в магазине. Весь первый месяц Джон постоянно убеждал себя, что всё наладится, ведь обиды рано или поздно проходят, а необходимость в продуктах еще сыграет ему на руку. Но Кейдан не появлялся. Тогда мысли об обиде сменились гневом, создающим из старого друга зазнавшегося человека. Джон хотел выбросить его из головы, ибо поведения Кейдана не на шутку раздражало. Старик думал, что его единственный друг специально избегает их встречи, он получает продукты где-то в другом месте, разговаривает с другими людьми, обсуждая вредного старика, отказавшегося исполнить возникшее желания. Подобными мыслями Джон питался почти два месяца, но человеческие эмоции всё же пробились сквозь наросший слой объяснений. Старик предположил, что в отсутствие друга кроется злобная причина, похитившая его здоровья. Фантазия Джона рисовала самые смелые картины, отчего он не смог усидеть на месте и вооружившись толстым пальто, высокими ботинками, теплой шапкой и непроницаемыми перчатками, двинулся по заснеженной дороги.

Прошло несколько часов, прежде чем дряхлые ноги донесли его до старого здания. Оно выглядело заброшенным. Потертые стены, с которых осыпалась облицовка фасада, грязные окна, заваленный хламом сад, ржавые водосточные трубы и еще множество деталей, что умело скрылись под слоем снега и сгущающегося вечера. Завидев строения, Джон усомнился что там кто-либо живет, ибо света нигде не было, да и внешний вид, доступный не в полной красе, выдал особняк за нежилое помещения. Он множество раз слышал от случайных посетителей, как те, гуляя в лесу, натыкались на здание, где живет злобный ученный. Конечно, по слухам оно выглядело еще более ужасно, с некими дополнениями человеческой фантазии, призванной усилить качество сказанного, но главную информацию они передавали правильно – здания стояло где-то глубоко в лесу, и Джон знал, что к нему ведет единственная дорога, по которой Кейдан проходил множество раз. Иных вариантов не было, поэтому сомнения отступили, и старик, наполняемый трепетом, подошел к парадному входу. Несколько ударов не принесли результатов. За дверью оставалась гробовая тишина и тогда Джон попытался еще раз, но дополнил действия словами, что всё равно не принесло результата. Никто не шевелился по ту сторону двери, никаких признаков жизни. Безмолвная, гнетущая тишина.

Старик отпрянул и оценочно осмотрел стену. По всей длине было несколько окон и все они находились слишком высоко. Требовалась помощь посторонних предметов, что для Джона было нежелательно. Залазить через окна в чужой дом, да еще и на высоте, в его то возрасте, было почти непреодолимой преградой. В поисках альтернативы он смотрелся вокруг, и словно в последней надежде подошел к двери, прислонился к ней ухом и вслушался, пытаясь выцепить хоть какие-то звуки. Получив в ответ беспрекословную тишину, он взялся за ручку, повернул её и попытался открыть. Дверь распахнулась, впуская в особняк пришедшего гостя.

На удивления Джона дверь оказалась открытой. Внутри помещения царила беспросветная тьма, через секунду исчезнувшая перед ним, ибо в руках вспыхнул фонарь, всегда хранящийся в кармане пальто. Прикрыв за собой дверь, скрываясь от завывающего ветра, Джон чуть продвинулся, пересекая границу гостиной. Луч фонаря постепенно гулял от края до края, обнажая интерьер и проявляя из густого мрака запыленные предметы. Тут и там выплывала старая мебель, деревянные ящики, наполненные склянками, разбросанные книги и одежда, грязная посуда и замолкнувшие электрические приборы. Щелкнув обнаруженным выключателем, тьма не расступилась, ибо электричество отсутствовало. Затем луч света уловил единственный проход расположенный справа. Двигаясь в выбранном направление, Джон изредка выкрикивал имя Кейдана, постоянно содрогаясь от создаваемого шума.

За проходом находилась лестница и несколько дверей. Стараясь как можно меньше шуметь, старик подошел к ближайшей двери и попытался открыть её, но встретил сопротивления. Так же произошло и со второй. Не питая надежд, он подошел к последней и обнаружил её открытой. Распахнув полотно, Джона вдруг занесло в поток невообразимой вони. Сладкий запах гниющей плоти поразил сознания, заставляя беспомощно стоять, не в силах избежать ужасного смрада. Этот запах проникал в каждый уголок мыслей и вкусовых рецепторов, вызывая у Джона рвотные позывы. Лишь когда вонь пропитала его полностью, старик всё же нашел силы закрыть дверь, не желая проверять, что источало это зловония.

Повалившись на пол, он отбивался от тысячи идей, пытающихся объяснить причину этого зловония. Джон вспоминал разные истории о своем друге, наполненные бесчеловечными поступками. По слухам Кейдан похищал людей, убивал их, истязался и, судя по всему, хранил остывшие тела в этой комнате, откуда несло самой преисподней. Эта мысль закрась в голову, но Джон смело прогнал её и поспешил наверх.

Поднявшись на второй этаж, его так и не отпустил сладкий запах. Он преследовал всё время, пока Джон поочередно открывал двери уже не произнося имя Кейдана, словно боясь пробудить нечто скрывающиеся в глубинах этого темного владения. Старик исследовал каждую комнату, заглядывал в каждый уголок и находил там лишь заброшенные кусочки некогда струящейся жизни. Всё выглядело брошенным, оставленным, будто тут и не жил человек. Эти детали порабощали мысли Джона, раздувая в его сознании промелькнувшую идею. Он по цепочки шел от двери к двери, думая о том, что прежний хозяин либо погиб, либо вовсе здесь не живет. Старик раскручивал эти теории и неожиданно для себя обнаружил последнюю, неизученную комнату. Она находилась в конце коридора, слева от окна. Неосознанно протянув руку, дабы открыть дверь, Джон услышал непонятные звуки, похожие на шуршания небольшого животного. Эти звуки продолжительное время повторялись, словно нечто механическое исполняло поставленную задачу.

Старик долго вслушивался и не решался толкнуть дверь. Его обуял страх неизвестности, подкрепляющейся растущей вонью, не отпускающей с момента, когда отворилась дверь на первом этаже. Он смотрел на ручку и словно боролся с нарастающими внутри чувствами. Джон стоял неподвижно, с зависшей в воздухе рукой, и спустя бесчисленные эпизоды фантазий, старик всё же схватился за ручку, ибо в его голове на секунду возник образ друга, молящего о помощи. Этого маленького толчка хватило чтобы в доли секунды, не думая о последствиях, отворить дверь.

Темнота разверзлась в открывшимся пространстве. Сладкий запах вновь поразил сознания, закручивая его в повторном эпизоде отвращения. До ушей всё так же доносились звуки, уже отчетливо похожие на то, как хищное животное вгрызается в свою добычу. Джон, оказавшись между запахом, звуками, мыслями и страхом, смог принять волевое решения и поднял фонарь, устремляя луч прямо к источнику шума. В свете фонаря возник образ исхудавшего кота. Его клыки врезались в единственный доступный источник питания, поддерживающий жизнь последние несколько недель. Он вгрызался в нечто невидимое и урчанием давал понять, что не намерен делиться своей добычей. Джон смотрел на эту картину и холодный пот выступил на его спине. Дыхания сжалось, мысли улетучились, оставляя лишь единственный сигнал, кричащий о том, что нужно убегать.

Перед взглядом Джона лежало укрытое одеялом тело мертвого человека. Его руки находились на поверхности, и кот, не видя альтернативы, поедал гниющую плоть. Он начал с пальцев, поднимаясь всё выше и выше. Его зверский аппетит превращал огромного кота в некое зловещие существо, способное напугать любого. Джон испугался бы этого создания, но в его взгляд врезалась деталь еще ужаснее, ибо он, в чертах, оставшихся на лице этого засыхающего трупа, обнаружил личность, некогда принадлежащую его горячо любимому другу. Это была их последняя встреча, последний миг, когда старик видел Кейдана Джорджа Блаунта.

Спустя пару дней, после того как Джон сообщил о своей находке в нужные органы, к нему пришли уполномоченные лица, с целью получить полную картину личности Кейдана. Они спрашивали про его образ жизни, про его мысли, желания, стремления, про его работу, друзей, семью. На всё это Джон отвечал с полной открытостью, он поведал им всё что знал, рассказал каждую деталь их интересующую. Офицеры записали все показания и через несколько часов освободили бедного старика. На его вопрос «Что же случилось?», один из людей, закуривающий сигарету, ответил:

– Скорей всего несчастный случай. У него нашли несколько шприцов с неизвестной жидкостью внутри, думаю она то и послужила причиной его смерти. Как бы то ни было, нужно время чтобы разобраться полностью. Мы обязательно сообщим, когда появятся новые подробности.

Джон утвердительно кивнул. Пришедшие офицеры покинули его, оставляя наедине с гнетущими мыслями. Он остался в одиночестве не только мысленном, но и физическом.

Его нутро терзало случившиеся происшествия. Джон не мог отвлечься и думать о чем-то другом. Бродя от стенки к стенке, его мысли всё больше крепли вокруг почившего друга. Эти мысли превратились в яд, отравляющий сознания, и поэтому Джон поспешил избавиться от них единственным доступным способом.

Усевшись за стол, заваленный бумагами и конвертами, он схватил карандаш и принялся писать письмо, адресованное самому дорогому человеку.

«Здравствуй Ирина!

Я помню, что в скором времени ты посетишь одинокого старика и смысл этого письма полностью теряется, ибо я мог бы всё рассказать вживую, но случилось происшествия, о котором я не могу молчать. Погиб мой дорогой друг! Я никогда раньше не встречался с подобными эмоциями, наполняющими меня сейчас, когда я пишу эти строки. Они отвратительны, и я хотел бы скорей избавиться от них! Лишь одно способно излечить мою раненую душу – это твое присутствие. Я, понимая, что у тебя много дел, но смею попросить тебя приехать ко мне как можно скорее.

Твой любящий дядя.

P.S. Мне очень жаль, что твой первый приезд ко мне будет омрачен печальными событиями, но такова жизнь, и я над ней не властен.»

Это письмо через несколько дней прибыло к своему адресату. Ирина, прочитав его, сразу собрала вещи и поспешила навестить своего дядю, вечно приезжавшего к ним и не позволяющего приезжать к нему в захудалый городишко.