Конечная [Александр Викторович Юдин] (fb2) читать постранично

Александр Юдин Конечная

– Станция «Щёлковская». Конечная. Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны.

Как много раз я это уже слышал и сколько раз придётся ещё услышать… И каждый раз после этого подниматься наверх, в толпе таких же уставших жителей Гольяново, Восточного, Щёлково…

В детстве я мечтал жить в центре Москвы. Мама не понимала, чем мне так не нравится мой родной Железнодорожный, а мне всегда казалось, будто я и в провинции не свой, и до москвича не дотянул. Лет с 14 я начал приезжать на эту самую Щёлковскую хотя бы раз в неделю, спускался в метро, ехал до Арбатской, пересаживался и выходил обязательно на Смоленской, чтобы все эти МИДы, кольца, троллейбусы – красота! Ходил по переулкам, заглядывал в окна, всё как в грустных песнях. Но я-то не грустил, я-то верил, что лет через 10 я обязательно сам буду жить… Ну если не на Спасоглинищевском, то Сивцев Вражек точно станет моим домом.

И вот мне 29 лет, я старший специалист в отделе закупок одной там московской компании, снимаю однушку в десяти минутах ходьбы…

– Алик! – голос казался знакомым, но будто бы я не слышал его уже лет десять. – Сто лет не виделись, ты как здесь?

– Да как, домой иду… – то ли снег валил слишком густо, то ли все эти шапки и шарфы меняют людей до неузнаваемости, но мне было жутко неловко, что я смотрю человеку прямо в глаза и не могу понять, чьи это глаза и откуда я их знаю. – А ты?

– А я вот родной город решил проведать. А то все эти саммиты-шмаммиты, ой, брат, знал бы ты, как надоело это всё! – Лёшка устало рассмеялся.

Мы учились с Лёхой в одной школе, и вот смех его я ни с чьим не спутаю. Когда нам было по 13, его голос ещё не стал таким представительно-басовитым, как сейчас, но смех уже был исключительно взрослым, таким дипломатским… Или дипломатическим. В любом случае, тогда, в наши с ним 14, к МИДу катались мы именно с Лёхой, и он всегда говорил, что будет там работать. Потому я его Дипломатом и прозвал.

– Какие саммиты, Лёха, так с четырнадцати годков всё и мечтаешь до сих пор? – тут рассмеялся уже я, но больше для порядка и от облегчения, что узнал.

– Да если бы, ненаглядный мой дружище, если бы… Вчера только из Шанхая, а на следующей неделе опять в этот, как его звать…

– Гонконг, Алексей Геннадьевич, – подсказал Лёхе рослый мужчина, стоявший у него за спиной. Однако, не как друг, а на расстоянии, на котором за спиной могут стоять подчинённые или охранники.

– Да, Валера, спасибо. В Гонконг, Алик. Там чёрт ногу сломит, что творится у них, я запутался уже, кому куда и что.

Мне стало как-то внезапно больно. Не от ностальгии, не от Лёхиной манеры говорить, как будто он никакой не Лёха, а в самом деле Алексей Геннадьевич и всегда им был. Больно стало, потому что у Лёхи никогда не было богатенького папы или связей, и как я теперь буду оправдывать себя? Чем я буду успокаивать себя по вечерам в этой опостылевшей однушке?

– Так и что же, Дипломат и вправду дипломатом стал? – я старался держаться непринуждённо, как будто бы радовался за друга, которому на деле всё больше начинал завидовать. – А в Железнодорожном у тебя что, тоже саммит? Или встреча в посольстве Балашихи?

– Эх, Алик, вот ты шутишь, а мне уже все эти границы опостылели, сам не помню иногда, в какой стране сейчас и в какой вчера был… Зато в Железке точно не был со школы. Хочешь, погнали вместе?

Я покосился на крепенькую Камри, на капоте которой мгновенно таял снег, в отличие от моей куртки. Пришлось поддаться соблазну и выбрать уютную пробку, моя одинокая однушка в этот раз не выдержала конкуренции.

– Ну погнали. А что, с мигалкой?

– Господь с тобой, Алик! Во-первых, я не злоупотребляю. А во-вторых, не дослужился ещё до мигалки. В роддом только когда жену возил, пришлось попросить старших товарищей. А так – ни-ни! Постоим спокойненько, как все. Да и не виделись-то сколько, что нам эти… Валера, сколько там?

– Полтора часа навигатор показывает, Алексей Геннадьевич, – Валера уже расположился на водительском: судя по всему, знал, что босс и не таких уговаривал, что там какой-то Алик.

– Ну ты ж не торопишься? – Лёха смотрел на меня так, как будто и вправду можно было всё отложить… Да мне и откладывать было нечего, полуфабрикаты в морозилке ждать могут долго, а кроме них меня ждать было некому.

– Ну если обратно добросишь, то не тороплюсь. А то нам, простым людям, и от дома-то до центра сорок минут, а уж если ещё до метро автобусом, да с утра, если у мамы оставаться…

– Доброшу, конечно, что ты. Да и какой ты простой, ты ж мечтатель всегда был, куда выше летал в облаках, чем я. Помнишь, тогда у МИДа я что сказал?

– Что будешь прямо вот здесь и работать.

– Так оно и вышло. Но ты-то помнишь, что ответил?

Я задумался. Странно, но Лёхины слова я все эти годы помнил, а про свои как будто забыл…

– Ты тогда сказал, Алик, я тебе процитирую: «Будешь, значит, дипломат? Это хорошо! На меня работать будешь, Лёха, на Президента!» – Лёха рассмеялся своим с детства взрослым смехом. – А ведь прав ты оказался. Работаю я на