Московская книга живых [Митя Кокорин] (fb2) читать постранично

Митя Кокорин Московская книга живых

Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Сокольники», – говорит поезд. – Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи, – говорит.

Забывайте вещи, уезжайте в чащу, – прёт плохого поэта Петю. – Мы же все те еще. Нам потеряли счет, – Петины заметки набухают, двери осторожно закрываются.

Вещь в себе есть нечто существующее независимо от сознания и действующее на наши органы чувств, – слушает скромная студентка Саша. – Мир вещей в себе становится исходным материалом для нашего познания мира, – Саша не слышит, что говорит поезд, поезд трогается.

Приоткрываю, значит, глаз, в щелочку смотрю, кто надо мной навис, – планирует якобы спящий Антон. – Пожилой человек? Пассажир с детьми? Инвалид, беременная женщина? А то неловко, – думает якобы спящий Антон, и поезд всасывает в тоннель.

Как же так, как же так, – думает Лена.

Да. Да! Ну я еду, да. Да! – ревет Сергей Леонидович в трубку.

Норм. Норм. Симпатичная. Ой фу. Ничего так, – листает Стас. – Ого. Нет. Ну нет. Ну норм.

Когда вещи в себе воздействуют на наши органы чувств, – говорит актер озвучания скромной студентке Саше. – Мы воспринимаем их как феномены, впечатления.

В печь – а – тление, а хлеб – из печи, – долбит заметку плохой поэт Петя. – Лечь в откровения, помолчим.

Все-таки пальцы надо было отрезать и отдельно закопать, – нервничает пожилой профессор, скрывающий свое имя. – По пальцам, наверное, быстрее идентифицировать. Где пальцы, там сразу остальное. Сразу.

Да еду, да. Приеду, поймем. Поймем, говорю! – выжимает Сергей Леонидович в телефон.

Как же так, как же так, – думает Лена.

Пальцы. Кошмар, конечно, – профессор глядит в пол. – Я же ее пальцы своими пальцами ведь… Подушечки. Могут оставаться отпечатки на отпечатках? Бред какой-то.

Ясск б еёбы фф, – думает настолько пьяное, что и имени у этого не будет.

Кирилл вообще не думает. Кириллу необходимо собрать четыре и/или более шариков – по вертикали, горизонтали, диагонали. Хотя иногда он все же думает, какая тупая сволочь дизайнер Орлов, но лопает эту мысль вместе с четырьмя и/или более шариками.

Хотя Гегель признавал, что его диалектический метод является частью философской традиции, восходящей к Платону, он критиковал платоновскую версию диалектики, – доводит до сведения студентки Саши актер озвучания,

Вроде не беременная. И молодая. – якобы спящий Антон разглядывает Лену в щелочку. – Ну и сижу себе, сплю, значит.

Как же так, как же так, – всё думает Лена.

Ну такое. Такое. А вот это лайк, – всё свайпает Стас.

Поезд замедляет ход.

Ход времени в нас – кругом, держать друг друга, жать-ждать друг друга, – заходится плохой поэт Петя.

Поезд тормозит.

Дашттм какт фф, – пьяное без имени вдавливается в поручень.

Они может ее там уже собака какая нашла, глубже надо было и рубить помельче, и не на опушке, глупо так! – волнуется пожилой профессор.

Поезд встает в тоннеле.

Да что ты хочешь? – грохочет Сергей Леонидович в случившейся тишине. – Скоро буду, я еду, еду я!

Поезд не едет и молчит.

Еду, говорю! Алло! Слышишь? Ты… Алло?

Ну вот и что встали-то, что стоим? – дергается нога профессора. – Даже теперь от Лидочки не уехать.

Я бы тогда тебя всю… Всю… – поезд не едет, вдохновение Пети тоже застряло в большом пальце.

Привет, – пишет Стас, еще немного думает, стирает точку в конце и отправляет.

А если беременная, просто не видно пока? – размышляет якобы во сне Антон. – Я тогда должен уступить или нет?

Как же так, – думает Лена.

Сввсем сс кччч, – думает вслух пьяное безымянное.

Гегель полагал, что истинное умозрение не отрицает рассудочного мышления, а предполагает его и заключает в себе как постоянный и необходимый низший момент.

Или нашли? Если уже нашли ее? Ее нашли, а меня ищут – по пальцам, соответственно, по следам, а следы к метро, и вот теперь стоим. И сейчас придут. И вот тогда всё.

Пожилой профессор трясется.

Поэт Петя не находит вдохновения.

Поезд не едет, молчит.

Лена висит на поручне.

Пьяное безымянное намотано на поручень в другом конце вагона.

Гья гья гья, – говорит поезд.

У профессора жмет в груди.

Чпок, – лопаются четыре и/или более шариков у Кирилла.

Прежде всего Шеллинг устанавливает, что основной принцип познания должен отличаться безусловностью и полным единством.

Андже дзе гхан бху, – говорит поезд и не едет.

Голова пожилого профессора подскакивает, лоб холодеет, глаза бегают по вагону.

Привет, – отвечает Стасу Вика, 22.

Чпок – у Кирилла.

Не слышу тебя! Еду! – Сергей Леонидович.

Как же так, – Лена.

Буэдже дзо ндэ, – говорит поезд. – Гья.

Профессор резко встает, идет в одну сторону, тут же в другую. Поезд стоит, профессор идет. Время идет – профессор идет в обратную сторону.

Абсолютное «я» есть нечто первоначальное, абсолютно единая причина самого себя – и вместе с тем абсолютная, все производящая сила.

Слышите, что он говорит? – нападает профессор, тычет пальцем в