Осторожно, двери открываются [Павел Сергеевич Тетерин Pa$hock] (fb2) читать онлайн

Павел Тетерин Осторожно, двери открываются

«Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора» – голос, искажённый громкоговорителями, гремел в воздухе, но в этом призыве не было особой необходимости – эскалатор был и так забит до отказа и, кажется, едва справлялся с количеством пассажиров, которых ему приходилось натужно тащить наверх. Я замер, стиснутый людьми со всех сторон – спереди мой нос практически упирался в туго обтянутую синей тканью спину какой-то габаритной дамы, рядом с ней стоял высокий мужчина в шляпе и длинном плаще, сбоку, слева от меня, замер смуглый рабочий в чумазой спецовке, сжимавший в руках какой-то длинный газетный свёрток, скорее всего какой – то инструмент, и сзади тоже подпирали люди, которых рассмотреть я не мог. Все стояли слишком плотно, никто не разговаривал. Эскалатор медленно полз наверх, поскрипывая своим зубчато – шестерёнчатым нутром, и только вертикальные плафоны освещения, словно выставленные через каждые несколько метров часовые, безмолвно провожали нас своим приглушенным светом.

Я, задумавшись, не заметил, как поручень утащил мою руку вперёд, заставив чуть ли не приобнять нависшую надо мной спину соседки, и переставил руку обратно, поближе к себе.

Я уже вторые сутки почти не спал, и состояние было такое, знаете… Те, кто работает на износ, пренебрегая сном, хорошо знают его. Это похоже на своеобразное опьянение – только не такое, какое вызывает, например, алкоголь. Когда организм работает на пределе возможностей, ты начинаешь видеть мир тоже под каким-то определённым, другим углом… Но – если на душе у тебя всё хорошо, ты счастлив и оптимистично смотришь на жизнь, а не уныло, стиснув зубы влачишь своё существование, ты точно найдёшь в этом особенном состоянии массу плюсов.

Вот и сейчас – изрядно утомленный после ночной рабочей смены на одной работе, я ехал сразу на вторую – и утренняя толчея вокруг как-то особенно обволакивала меня, океан из людей окутывал, подхватывал и нес с собой, лишь изредка бросая в лицо брызгами обрывки чьих-то голосов и фраз, выскакивающих внезапно из общего шума вокруг.

Навстречу мне тоже полз поток людей – правда, не такой плотный, как наш. Я стоял и смотрел, стараясь сильно не таращиться на кого-то отдельно – что поделать, люблю я разглядывать людей. Лица спускающихся на станцию были в основной своей массе хмурые, ну или как минимум утренне – сосредоточенные. Но случались и исключения – например, только что навстречу мне проехала ужасно милая пара – оба в очках и явно купленных в одном магазине ярких шапках, молодые парень и девушка стояли, обнявшись, не замечая никого вокруг, практически упираясь друг в друга носами – довольные и счастливые в своём маленьком мирке, где им явно было очень хорошо. Я невольно немного проводил их взглядом и отвернулся, чтобы не смущать – хотя они, скорее всего, вовсе и не заметили меня.

Московское метро всё-таки ужасно романтичное место. Я, увы, не был в метро в других городах, кроме, пожалуй, питерского, но именно московское метро, его теплое дыхание, запах, который невозможно спутать ни с чем другим, навсегда занял какое-то своё, особое место у меня в душе. Приехав в Москву с Дальнего Востока, я открывал для себя этот сердитый, вечно куда-то спешащий город, конечно же, во многом под завывание и грохот колес вагонов метрополитена в тоннелях, под гул тысяч торопящихся по своим делам людей, под звук сигнала, после которого следует объявление следующих станций, и всего остального, что представляет из себя московский метрополитен – не как организация или госструктура, а как нечто, записывающее себя в память обычного человека, чтобы остаться там на всегда. Ведь все знают, наверное, как это – мчаться со всех ног, чтобы успеть до часу ночи на последний поезд, а потом идти по уже остановившему свой бег, непривычно застывшему эскалатору в опустевших переходах, лишь изредка натыкаясь на таких же, как и ты, припозднившихся полуночников. Или как романтично беспокойно ехать с понравившейся тебе девушкой, крепко вцепившись одной рукой в поручень, а другой – стараться при малейшей качке вагона ухватить её за талию, а вагон в эти моменты как назло, едет тихо, не шелохнувшись, словно насмехаясь над тобой… Но потом – вдруг, словно сжалившись, как тряхнёт – и ты, конечно не упускаешь свой шанс, крепко прижав её к себе в этот момент, мимолётно втянув носом запах волос…

– Молодой человек, вы случайно не могли бы мне помочь? – услышал я вдруг позади себя мелодичный женский голос.

Я обернулся и увидел стоящую рядом невысокую девушку с платком на шее и каштановыми волосами до плеч, в берете, который обычно принято изображать головным убором художника. На ней было расстегнутое пальто, а руки она прижимала к груди – и испуганно озиралась по сторонам, явно вот-вот готовая расплакаться.

– Чем могу быть полезен? – осторожно спросил я. Обычно люди не торопятся обращаться ко мне за помощью – как правило, небритый, хмурый и не выспавшийся, нередко в рабочей камуфляжной одежде, я выглядел если не зловеще, то, как минимум, настораживающе. Люди – особенно вот такие вот девушки – шарахались от меня в сторону, если вдруг встречали в каком-нибудь немноголюдном переходе. Я не расстраивался – меня это забавляло, потому что по своей натуре я был скорее добрым и совершенно беззлобным человеком, неспособным на агрессию или какие-то поступки, которых от меня могли ожидать окружающие, неправильно трактуя хмурый и суровый внешний вид.

– У меня… я – смущаясь заговорила она и густо залилась краской, беспомощно озираясь по сторонам, продолжая как-то нервно прижимать руки к груди. – Вы не могли бы посмотреть там, внизу… – и она наклонила голову, пытаясь что-то высмотреть где-то в темноте под ногами – там, где медленно ползли ступени эскалатора и жило своей жизнью его металлическое нутро.

Она подняла на меня полные мольбы глаза.

– У меня пуговица оторвалась… Верхняя, от блузки. Куда-то туда, вниз упала…

Я невольно посмотрел на её судорожно прижатые к груди руки и поспешно отвёл взгляд. Теперь смутиться пришлось мне – я, конечно, ничего не увидел, да и не пытался рассмотреть, но… причины для беспокойства у неё, видимо, были существенные.

– Да -да, конечно – засуетился я, наклонился и стал шарить глазами под ногами – но первого же взгляда было достаточно, чтобы понять всю тщетность этой бесполезной затеи – разве что успокоить мою внезапную спутницу. Ступеньки эскалатора, мало того, что быстро ползли и имели широкие, по меркам пуговицы, щели по сторонам, так ещё и сами были одним большим скоплением щелей – поэтому злосчастная пуговица, если даже и не осталась где-то далеко позади внизу, наверняка провалилась куда-то в одну из них. Для большей уверенности я посветил вниз, включив фонарик в мобильном, но – тщетно.

Ничего.

– Ну, что там? – голос девушки дрожал.

– Боюсь, вы можете попрощаться с вашей пуговицей – развёл я руками. – Она, наверное, убежала от вас куда-то уже очень далеко. В мир потерявшихся пуговиц – я улыбнулся, надеясь, что моя шутка её хоть немного приободрит, но нет – услышав, что я ничего не нашёл, она всхлипнула и тихо, почти беззвучно расплакалась.

Я, признаться, ужас как не люблю женские слезы. Всегда очень глупо чувствуешь себя, когда рядом плачет женщина – даже если ты далеко не причина её слез. Хочется сразу как-то пожалеть, быть может, даже обнять – но так можно сделать только с близкой тебе девушкой, но уж точно никак не со случайной спутницей в метро.

И тем не менее, что – то сделать было совершенно необходимо.

– Ну, перестаньте вы. Ну что такого, ну… подумаешь… пуговица. Тоже мне, ценность, ну перестаньте, прошу.

Но истерика только набирала обороты.

– Вы не понимаете – всхлипывая, сквозь слезы кое-как проговорила она. – У меня свидание… Мы вчера только познакомились, он очень приличный, воспитанный… Мы в библиотеке… уже два месяца переглядывались, да всё что-то… никак не могли поговорить – и нельзя, и вообще, я же первая не начну. А тут встретились на выставке, разговорились, и он меня погулять в парке позвал. Я так готовилась, собиралась, блузку эту нагладила… и сейчас вдруг… пуговица это проклятая – она даже притопнула ногой от возмущения. Выглядело это ужасно мило, и я невольно чуть не улыбнулся. Но сдержался – если б она подумала, что я смеюсь над её горем, это было бы очень некстати.

Женская истерика – вещь, конечно, совершенно непредсказуемая. На наш, мужской взгляд – многие вещи из-за которых женщины готовы были убиваться и лить слезы – не стоили и сломанного ногтя (хотя именно сломанный ноготь, пожалуй, стал причиной далеко не одной женской истерики). Впрочем – наверное, многие мужские проблемы точно так же не понимают и женщины. Что поделать, наверное – мы и впрямь с разных планет, как принято говорить.

Незнакомка вдруг перестала плакать, её взгляд прояснился, и она снова посмотрела на меня с надеждой.

– А булавки у вас, случайно, нет?

Вообще я отношусь к той категории людей, которые привыкли таскать с собой огромную кучу разных вещей. Всегда имея за спиной объемный рюкзак, в котором обязательно был компьютер, книга, несессер с зубной щёткой, пастой и самими необходимыми лекарствами, завернутый в отдельный пакет контейнер с обедом, а также всё, что могло пригодиться мне в конкретный рабочий день – инструменты, рабочая одежда и многое, многое, другое…

– Нет, булавки у меня нет – покачал я головой, мысленно мгновенно перебрав содержимое своего рюкзака.

Мелькнувшая в глазах девушки надежда угасла, и она, всё так же продолжая прижимать побелевшие от напряжения руки к груди, снова уронила подбородок низ, и её плечи затряслись от рыданий.

– Всё пропало – уже не обращая на меня совершенно никакого внимания, шептала она себе под нос. – Утоплюсь пойду… прям в этом же пруду. Такой шанс, и как мне теперь…

– Ну перестаньте вы, ну, хватит говорить ерунду – немного даже сердито проговорил я. – Вот, тоже мне причина… такие вещи говорить страшные. Ну, хватит.

Я ещё раз безнадёжно посмотрел под ноги – но пуговица, конечно же, никаким магическим образом там не появилась.

– У меня, кстати, иголка с ниткой зато есть – вдруг вспомнил я.

Иголка с белыми нитками действительно всегда лежала в отдельном маленьком кармашке моей походной сумочки. Ни разу, кажется, не пригодившаяся по назначению – иголкой я несколько раз выковыривал занозы из пальцев, а вот катушка с нитками так и лежала совершенно нетронутой.

Будто ждала своего часа.

– Так, где там твоя иголка – раздался вдруг властный женский голос, и необъятная синяя спина, нависавшая передо мной, вдруг развернулась к нам, превратившись в румяную, дородную женщину средних лет. Она, судя по всему, прекрасно слышала весь наш разговор.

– Ну, давай живее, доставай, если не врёшь – сердито поторопила она меня, и я, опешивший от этого резкого вмешательства, и вместе с тем обрадовавшись, что теперь рыдающая девушка – не только моя проблема, проворно скинул рюкзак и начал рыться в нём.

Через секунду катушка ниток с воткнутой в неё иголкой перекочевала в пухлую ладонь соседки.

– Так, это полдела. Теперь пуговицу надо – прогремела женщина и требовательно посмотрела на меня. Я, оробев от такого напора, только развел руками.

– Внизу нет – извиняющимся тоном сказал я. – Я хорошо посмотрел.

В этот момент стоявший слева от меня рабочий молча повернулся к нам, переложил свой свёрток в другую руку и расстегнул чумазую рабочую крутку. Под ней оказалась вдруг не выцветшая футболка, которую я готов был увидеть, а, на удивление, белая классическая рубашка с воротником, застегнутым под самое горло.

– Подержи – сказал он мне с типичным южным акцентом и протянул свой свёрток.

Я взял свёрток у него из рук, а он, аккуратно взявшись руками за воротник, резко дёрнул его. Раздался треск рвущихся ниток, и на ладони у него крохотной жемчужиной блеснула пуговица.

– Не знаю, такая, нет? – спросил он всё с тем же акцентом и улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, ставшие для меня такой же неожиданностью, как и рубашка.

– Такая, такая – решительно подытожила тётка и сгребла своей ручищей пуговицу у него с ладони. – Так. Давай сюда, живо – скомандовала она опешившей от такого стремительного развития событий девушке.

Я посторонился, пропуская девушку вперёд, а тётка, тем временем, сердито хмурясь, ловко продела своими пухлыми, но оказавшимися очень проворными пальцами нитку в иголочное ушко и снова посмотрела на нас с рабочим, с интересом ожидавших, что же будет дальше.

– Так… нахмурилась она. – Ну, что встали, вытаращились? Отвернулись, живо! Не смущайте девочку, и так, видите, еле дышит от волнения. Ну ка, встаньте лучше ниже и прикройте нас.

Мы с рабочим, не сговариваясь, дружно встали на одну ступеньку, плотно сомкнувшись плечами – ни дать, ни взять, два охранника на концерте.

Пассажиры позади нас послушно попятились назад. Но на лицах стоящих за нами людей не появилось и тени недовольства – напротив, на всех играли прячущиеся в уголках губ улыбки. Да и мы сами, наверное, улыбались уже не стесняясь, рот до ушей. Девушка за спиной перестала плакать.

– Ой – услышал я позади себя тонкий голосок.

– Да стой ты смирно, не дергайся – последовало за ним сосредоточенное, но благожелательное ворчание. – Делов – то – на пятнадцать секунд. У тебя тут есть, конечно, что прятать – может, ну её, эту пуговицу – то, а? – хохотнула тётка, и мы с рабочим переглянулись, едва сдержав смех.

Последовала непродолжительная пауза, и через несколько мгновений снова раздался голос тётки.

– Ну, вот и всё. А ты ревела тут белугой, дурёха. Всё, можете поворачиваться – скомандовала она нам. – Операция прошла успешно.

Мы синхронно развернулись назад.

Девчонка, шмыгая носом, стояла перед нами, опустив руки вниз и разглядывая новую пуговицу на своей блузке – практически неотличимую от остальных. Белая ткань теперь обтягивала полную грудь, не открывая взгляду ничего лишнего, но я всё равно поспешил отвести глаза.

Рядом со «спасённой» девчонкой, уперев руки в бока, стояла «спасительница», довольно оглядывая свою работу. Сама же девчонка, ещё, по всей видимости, не успевшая до конца поверить в то, что произошло, смотрела на нас во все глаза.

– Спасибо… вам всем, огромное – она ещё раз скосила глаза вниз, как будто хотела убедиться – пуговица действительно на месте, никуда не делась, и всё это ей не показалось и не приснилось.

– Да… не за что – отмахнулась явно довольная собой «портниха» и протянула мне катушку ниток с воткнутой в них иголкой. – На, убери обратно. Может, пригодится ещё.

Я забрал нитки и начал возиться со своей сумкой, убирая их обратно.

Застегнув молнию, я выпрямился и посмотрел вокруг. Всё так же бежал эскалатор, всё так же проводили нас своим немым светом фонари с тусклыми жёлтыми плафонами… а вот уже лесенка под ногами начала постепенно выпрямляться. Близился выход.

Но – что самое удивительное – теперь этот забитый людьми эскалатор, этот тусклый свет ламп, поскрипывание увесистых ступенек, гул переговаривающихся людей и такой привычный вид метро, который мусолит взгляд тебе каждое утро – всё это неуловимым образом изменилось и стало совсем другим. И люди – только что, несколько минут назад бывшие тебе совсем чужими, эдаким абстрактным собранием неприязненно теснящих тебя локтей и спин, мешающих пройти, толкающихся, иногда давящих – вдруг стали людьми. С улыбками, с чувствами, с умением переживать не только свои, но и твои эмоции. И готовые прийти на помощь – пусть это и не что-то сложное, не спасение от всех бед, давящих на тебя с утра до вечера. А существует ли оно вообще, это самое спасение? Или, может быть жизнь и состоит из таких вот маленьких спасений, небольших побед, крохотных кусочков счастья, которые ты должен, несмотря на все невзгоды и удары судьбы в итоге склеить в своё одно, большое счастье?

Лента эскалатора под ногами внезапно закончилась, и я, ушедший в свои мысли, едва успел сделать шаг, почти сразу наткнувшись на стоящих прямо возле поручней троих человек – девчонку, рабочего, и «тётушку – швею». Всё улыбались – и я почувствовал странное ощущение – как будто я вдруг встретил своих старых друзей, с которыми было многое пережито в студенческие или школьные годы.

В каком-то смысле так оно и было – и пусть эти самые «годы» по факту насчитывали всего лишь несколько проведённых на эскалаторе минут.

Но зато каких!

Я остановился, улыбаясь, и протянул руку.

Все по очереди пожали её – рабочий долго, крепко и с чувством тряс, девушка – коротко, и «портниха» – тоже крепко, по-мужски.

– Ну что? – обратился я к девчонке. – Теперь, надеюсь, всё хорошо? Свидание спасено?

– Да – заулыбалась она. Слезы уже успели высохнуть, и только припухший немного нос напоминал о недавно закончившихся рыданиях – впрочем, это лишь придавало её внешности ещё больше очарования.

– Ну что, всем хорошего дня – я ещё раз оглядел всех троих и только собрался было отправиться дальше – добираться до места второй работы, но тётка вдруг сделал жест рукой, останавливая меня.

– Погоди, не торопись – она наклонилась и расстегнула большую клетчатую сумку, стоящую у её ног. Скрипнула молния, сумка распахнулась, и я увидел в ней много пластиковых упаковок с чем-то ярко красным внутри. Тётка наклонилась и достала из сумки три коробочки.

Там оказалась клубника – яркая, спелая, в капельках воды – она прямо-таки светилась в лучах света от ламп, и казалась какой-то нереально красивой, словно нечто из другого мира.

– Вот, держи – всё тем же, нарочито сердитым голосом, проворчала она и протянула один из лотков девушке. – Слопаешь со своим этим принцем долгожданным на свидании. Только смотри – если окажется подонок, лучше беги от него сразу – она в шутку погрозила пальцем.

– Лучше тогда дома одна её съешь. И вам тоже по одному – заслужили, хлопцы.

– Спасибо вам большое – поблагодарил я, взял из рук лоток с клубникой и сразу же убрал в сумку, представив, как здорово будет съесть её где-нибудь после обеденного перерыва – когда утренний запас сил подойдёт к концу, и бессонная ночь особенно сильно даст о себе знать.

– Да, не за что – отмахнулась тётка, застёгивая сумку. – У меня много ещё, не жалко.

– Ой, я побегу – девушка, кое-как затолкав клубнику в небольшую сумочку, улыбнулась. Было очень приятно видеть её сейчас такой – а не рыдающей и льющей слёзы, как буквально пару минут назад.

Она повернулась и пошла к выходу из метро – легкой, пружинящей походкой счастливого, довольно жизнью человека, которого ждёт прекрасный день.

И я повернулся и зашагал на работу – такой же легкой походкой счастливого человека, которому судьба опять соизволила напомнить – что бы не случилось, как бы не было тяжело – всегда есть тот, кто может помочь – пусть и какой-то совсем незначительной мелочью, которая может в итоге решить всё.

***