Твой Ангел [Евгения Беседина] (fb2) читать онлайн

Евгения Беседина Твой Ангел

Часть 1

Глава 1

Постепенно возвращаясь к ощущениям нового дня, мысли вновь устроили переполох. Почему в последнее время, несмотря на его опыт, он каждый раз после падения боялся открыть глаза?

Что ждёт его сегодня? И всего один день для решения. Не больше и не меньше. Ровно, как у Золушки (саркастическая ухмылка исказила его лицо, хотя глаза всё ещё оставались закрытыми) в полночь карета превратится в тыкву. Самое отвратительное – что в большинстве случаев он не узнает результат.

В чьём теле сегодня? Конечно, сейчас – это не «полвека» назад, когда каждое тело для него становилось сюрпризом. Тогда он толком не понимал своего предназначения. На данный момент он уже побывал и женщиной, и трёхлетним ребёнком, и мужчиной-инвалидом. Но всё равно укол страха сопровождал его каждое утро.

– Кристи! Пора вставать!

Уже понятно. Он – девушка.

– Кристи! Ты меня слышишь?

– Да!.. (Мама? Сестра? Подруга? Тётя? Или ещё кто?)

Открыв глаза, он увидел перед собой потолок, заклеенный старыми постерами. («Прекрасно! Я – девушка-подросток!»). Постепенно поднимаясь и пропуская в себя своего аватара, он чуть не потерял сознание от нахлынувших чувств. Упав на колени перед кроватью («Что это такое!»), его почти вывернуло наизнанку. Немного отдышавшись и придя в себя, он понял, почему он здесь.

– Кристи! Да сколько можно! Ты в школу опоздаешь!

– Я уже встала! («Какой у меня приятный голос»)

Встав с колен и посмотревшись в зеркало, он увидел себя: невысокая девушка лет пятнадцати, каштановые волосы чуть ниже плеч, тёмные карие, почти чёрные, глаза, небольшой аккуратный носик, губы, будто нарисованные на кукольном личике. Но почему внутри так черно? Снаружи всё неплохо. Надо разбираться.

Посмотрев по сторонам, он увидел комнату – это был определённо второй этаж, рядом с кроватью Кристи – пустая заправленная кровать. Почему? Кто на ней должен был спать? В шкафу без физического разделения вещи были явно двух мастей и размеров. «Что же я должен надеть?» Посмотрев на себя и увидев розовые шортики с рюшечками, он понял, что чёрное – точно не то, что нужно сейчас.

Кое-как натянув на себя голубую футболку и джинсы, он пошёл вниз, предварительно умывшись и вновь взглянув в зеркало на свою новую внешность. Как же это сложно! Каждый день – новая жизнь, и всегда с проблемами! Хоть бы раз прожить день в своё удовольствие! Поесть мороженого всласть, покататься на лодке, посмеяться над комедией в кинотеатре в компании друзей. Но это лишь мечты.

«Друзья»… Это слово стало для него просто словом. На практике он мог вспомнить, кто это, только через своих аватаров. У него больше нет друзей. И были ли когда-то, он не мог вспомнить.

Он спускался, держась за деревянные перила, ощущая каждой клеточкой своего нового тела окружающий мир, впитывал в себя звуки, запахи, цвета, чтобы быстрее «сориентироваться на местности». Справедливости ради надо сказать, что он любил этот момент каждого нового дня, каждой новой истории, любил чувствовать, пропускать через себя эмоции. Он любил каждый свой аватар, и поэтому особенно неприятно было ощущать боль в этой новой жизни.

– Дорогая, что же ты так долго? («Видимо, моя мама, стоит спиной ко мне. Красивая фигура, длинные ноги, тонкая талия, копна каштановых, как у меня, волос собрана в хвостик»).

– Прости, мам («она не повернулась удивлённо, угадал»), не могла проснуться.

– В следующий раз ложись спать пораньше, а не сиди полночи с книгой.

Когда мама обернулась, он шарахнулся в сторону. На лице красовался огромный синяк под правым глазом, сползавший отёком на скулу.

– Мам! Что случилось?!

– Что за реакция? Как в первый раз, – с грустной улыбкой сказала она. – Ты же слышала вчера, папа пришёл расстроенный, у него опять на работе проблемы, поэтому он не сдержался. («Как больно видеть эти потухшие глаза даже мне! Теперь я понимаю, почему меня чуть не вырвало от чувства безысходности у кровати!»).

«Самое время выпустить чувства Кристи, чтобы понять, что здесь происходит, а то иногда не получается поговорить по душам до конца дня и успеть выяснить всё.».

– Мама, ты же понимаешь, что он тебя когда-нибудь убьёт, как Китти!

Не успел он моргнуть глазом и понять, что́ только что вырвалось из его уст, как звонкая пощёчина украсила румянцем его левую щёку.

– Не смей так говорить! Это был несчастный случай! – в слезах прокричала она. – Почему тебе всё время надо всё испортить! Такое хорошее утро было!

Мама выбежала из кухни, громко хлопнув дверью.

Он не знал, что делать. Но слова Кристи кое-что прояснили. Теперь надо разбираться с её чувствами.

За окном дети на самокатах и велосипедах спешили в школу. Он понял, что и ему пора. На столе стоял бумажный пакет, видимо, с ланчем. Он взял его и поднялся в комнату за рюкзаком в надежде, что Кристи собрала его накануне.

Повезло. Рюкзак стоял в углу комнаты у стола. Он засунул в него бумажный пакет и побежал вниз.

На улице стоял погожий день. Ласково дул тёплый ветерок, и солнце нежно щекотало лицо. Судя по всему, сейчас 90-е. Это Америка. Точно, вон флаг над домом («Какие они милые и смешные… Патриоты…»). У крыльца стоял фиолетовый велосипед. Всё больше проникая в память Кристи, он сел на него и поехал в школу. Но чем глубже он в неё погружался, тем невыносимее становилась боль в груди. Было ощущение, что внутри чёрная дыра, которая физически втягивает душу и тело в себя. За время своего «предназначения» он научился отделять свои чувства и эмоции от чувств аватара. Но на это требовалось время. Поэтому по дороге в школу он не мог больше думать ни о чём, кроме как о том, что произошло утром, про реакцию мамы на его слова, про сами слова, про огромный синяк на лице любимого человека. Слёзы сами катились по щекам, и мир вокруг расплывался, что придавало ему особую привлекательность. Интересно, что сама Кристи спряталась глубоко в сознании. Так бывало нечасто. Чаще ему приходилось усилием брать на себя управление.

А вот и школа. Вытер слёзы, поставил велосипед на стоянку. Как много людей! К Кристи потянулись, как к магниту, подростки.

«Привет, Кристи!» «Кристи, классно выглядишь!» «Кристи, ты сделала домашку по химии?» «Кристи, почему тебя вчера не было?» «Кристи…», «Кристи…», «Кристи…»

Спасительная рука схватила его и быстро увлекла за угол школы. «Кристи! Слава Богу, с тобой всё в порядке! Дай на тебя посмотрю». Оглядев, она обняла его: высокая девушка, блондинка, судя по внешности – капитан команды поддержки. Полная противоположность Кристи.

– А что бы со мной случилось?

– Ты же знаешь, я каждый день боюсь за тебя после смерти Китти. Ой! Прости! Зря я напомнила о ней.

– Ничего, я сегодня снова поругалась с мамой по этому поводу. Она так и не верит. Не хочет ничего видеть… А дома становится всё страшнее.

Внутри сила чёрной дыры набирала обороты.

– Сьюзи! Кристи! Скоро звонок!

– Идём! – крикнула Сьюзи. – Пошли на урок, потом поговорим.

Глава 2

Классическая американская школа: по стенам в коридоре – шкафчики («Кристи, помогай, какой твой»). Вот и наш. Код: 572. Он каждый раз удивлялся, сколько информации вмещает его «виртуальный» мозг. А вот это уже интересно: зачем популярной девочке-подростку этот предмет в шкафчике? Он осмотрел свои запястья. Ничего. Значит, не для него. Звонок! Бегом в класс, параллельно непринуждённо болтая с подружками и перебрасываясь колкими фразами с парнями. Интересное свойство некоторых людей: никогда не покажут внешне, что у них внутри.

Кристи просто разъедало. Как ржавчина пожирает железо, так её уничтожали те чувства, которые она испытывала, мысли, которые не давали ей спать. Но внешне это было совершенно незаметно. Выдавали переживание только немного покрасневшие от слёз глаза, но кто на это обращает внимание в эпоху всеобщего эгоизма? Он ещё не смог разобрать и облечь это в слова, пока всё происходило только на уровне восприятия. На это нужно время, которого ему вечно катастрофически не хватает.

Урок химии. Кристи с лёгкостью отвечала на вопросы теста, который был сегодня особенно сложен для одноклассников. Они то и дело дёргали её. Но он не мог впустить Кристи в её тело настолько, чтобы она помогла им.

Однажды он допустил такую ошибку. Ещё в начале своей карьеры. Он тогда только учился контролировать тело человека, в которого его переместили. Он тогда не знал, на сколько важно идти по грани «я – аватар». Закончилось всё очень плохо… Тридцать семь человек погибли и более ста были ранены из-за его ошибки, которую он не смог исправить (это он узнал уже потом, в результате своих дальнейших работ). Он настолько был ошарашен теми чувствами и мыслями аватара, что просто ушёл от управления, а потом не смог снова взять в свои руки этого человека. Может, это было связано с наркотиками, которые были в его крови, может, человека настолько загипнотизировали, что ему не было места в его сердце и мыслях. Но он точно знал, что раз его туда послали, то он должен был всё исправить! Но не смог. Он, как зритель в первых рядах, наблюдал за всем, что происходило, и не мог ничего изменить. То падение было крайне болезненным. Как физически, так и морально…

Но не время впадать в депрессию по прошлым ошибкам. Надо сконцентрироваться на настоящем.

Пока он предавался воспоминаниям, тест был написан и сдан. Пора действовать.

– Миссис Хилл, можно выйти?

– Да, конечно, Кристи, иди.

«А теперь самая важная часть моей работы. Самая волнительная и непредсказуемая».

Кристи прошла прямо по коридору и зашла в женский туалет. Там мыла руки девочка лет десяти. Бросив беглый взгляд на Кристи, она улыбнулась, выключила воду, вытерла об себя руки и вприпрыжку поскакала на урок.

Тут он полностью взял управление на себя. В некоторых случаях это уже получалось автоматически. Слава Богу, что в этот раз получилось это сделать практически в начале дня («Сколько времени?»). На часах Кристи было 10:57 a.m.

Он завёл свой аватар в кабинку, закрыл дверцу, опустил крышку унитаза и сел на неё, прислонившись к стене. Расслабил тело. Вроде бы надёжно, не должен упасть. Не раз, возвращаясь вместе с хозяином в свой аватар, заставал его лежащим на полу в невообразимых позах, а иногда в луже или собственных рвотных массах, поэтому необходимо предпринять все меры предосторожности. Ну что ж, пора.

Он закрыл глаза физически – глаза Кристи и (мысленно) свои глаза. Чётко представил перед собой комнату, поставил там два мягких кресла, между ними – стол. На окно повесил нежные бирюзовые шторы. За окном плескался прибой океана. Теперь самое сложное: кем предстать перед ней? Взрослый мужчина сразу отметается: с таким отношением к отцу – исключено. Ребёнок – тоже не подойдёт в этот раз. Может, тогда ровесником? Но к виду надо подойти очень ответственно: парень должен быть умным, не вызывающим, одет стильно, но не слишком броско. Так, вроде бы получилось. Обязательный элемент – очки в тонкой оправе и аккуратная причёска.

Посмотрев на себя в зеркало на стене, он остался доволен созданным образом.

«Кристи, иди сюда. Не бойся. Кристи—и—и—и», – мягким голосом позвал он.

Он уже привык, что внутренний облик порой сильно отличается от внешнего. Но в этот раз еле сдержался, чтобы не ахнуть. Из-за двери воображаемой комнаты выглядывала сгорбленная маленькая старушка, вся в лохмотьях, еле держащаяся на ногах. Складывалось ощущение, что это безвременно состарившаяся девочка лет пяти. Волосы седые и редкие. Только острый взгляд выдавал истинный возраст. «Кристи». – Он подошёл к ней и протянул руку, но она с испугом и недоверием смотрела на него, не двигаясь. «Кристи, не бойся, я здесь, чтобы помочь тебе». Наконец она протянула ему свою маленькую руку, всю в артритических суставах, и позволила проводить себя до кресла.

«Кристи, я пришёл, чтобы помочь тебе. Я вижу, что ты очень устала, что ты находишься на грани. Но чтобы я смог помочь, я должен знать, что происходит».

Она всё ещё смотрела на него с недоверием. «Кто ты?»

«Сложно сказать. Я – Помощник. Всё зависит от ситуации. Для кого-то я психолог, для кого-то – врач, для кого-то – минута спокойствия. Мы вместе с тобой решим, что нужно тебе».

Она застыла, пристально глядя ему в глаза. Да, это была старушка, но глаза оставались такими же пронзительно чёрными, какими он увидел их сегодня утром в зеркале. Она немного расслабилась, со стоном откинулась на спинку кресла и сказала тихим голосом: «Я не знаю, кто или что мне поможет. В моей жизни всё очень плохо. И с каждым днём всё хуже. Вчера я засыпала с твёрдым намереньем всё это закончить, но сегодня утром… я не помню сегодняшнее утро… Странно. Но это уже не важно. Всё, что необходимо, я уже приготовила». Тут она вновь замолчала, а в глазах появился металлический отблеск. И на глазах своего собеседника она стала перевоплощаться. Горб старушки распрямился, руки и ноги стали расти и обрастать мускулами, волосы, как грива, окутывали лицо, ниспадая на плечи. Теперь перед ним предстала воительница в доспехах, похожая на Зену – королеву воинов, защитницу угнетённых. «Что ты хочешь узнать?! – спросила она жёстким голосом. – Что ты хочешь услышать?! Он больше не посмеет обижать маму! Он ответит за смерть Китти! Он!..»

«Кристи…»

Она глянула на него и стала вновь уменьшаться в размерах. Теперь перед ним сидела Кристи. Почти такая, как в жизни, только с поникшими плечами и до боли грустным взглядом. Она казалась младше, чем в жизни, но была такой же милой.

«Ну, вот и хорошо. Кристи, пойми, что я здесь не просто так. Я пришёл тебе помочь. Расскажи, что тебя беспокоит, что ты решила сделать сегодня? И мы вместе подумаем, как справиться со сложившейся ситуацией». На самом деле информация о её жизни уже потоком лилась по его сознанию, но ему важно было разговорить девушку.

«Знаешь, я – как Алиса в стране чудес. Помнишь эпизод с Чеширским котом?

«– Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?

– А куда ты хочешь попасть? – ответил Кот.

– Мне всё равно… – сказала Алиса.

– Тогда всё равно, куда и идти, – заметил Кот.

– Только бы попасть куда-нибудь, – пояснила Алиса.

– Куда-нибудь ты обязательно попадёшь, – сказал Кот. – Нужно только достаточно долго идти. Некоторые не видят выход, даже если найдут. Другие же просто не ищут.»

Я не знаю, куда хочу попасть, и, хотя ищу выход, не вижу его… А может, просто не хочу найти».

Этот монолог тронул самые глубокие струны его души. Он сам не раз ощущал себя Алисой в Стране Чудес. Это так описывало и его душевное состояние. Но сейчас не было времени на самокопание и жалость к себе.

«Кристи, просто расскажи. Иногда этого достаточно – проговорить вслух свои проблемы. Ты кому-нибудь рассказывала, что с тобой происходит?»

«Да, но не всё. Я рассказала Сьюзен. Она пытается меня поддержать, но ей не понять. Она живёт в счастливой семье, где мама и папа любят друг друга, где день начинается и заканчивается не синяками и побоями, а объятьями и поцелуями. Я счастлива за неё, и так завидую ей. Когда я остаюсь у неё ночевать, чувствую себя самым счастливым человекам на свете! Её мама полна сил, хотя у них трое детей. Её папа много работает, но это не мешает ему шутить за ужином и вызывать улыбки на лицах всей семьи». Она замолчала.

«Кристи, иди сюда». Он стоял у окна и протягивал ей руку ладонью вверх.

Она встала и шаркающей походкой направилась в его сторону. Хотя она и стала девушкой, но было ощущение, что вот-вот она вновь превратится в сгорбленную старушку.

«Посмотри в окно (он постарался сделать вид за окном как можно спокойнее). Послушай, как плещутся волны, смотри, как летают чайки. Какой красивый закат перед тобой. Давай попробуем эту безмятежность вернуть и в твою жизнь. Конечно, после всего, что произошло в твоей жизни, останутся душевные раны, но ещё можно что-то исправить. И не тем способом, на который ты решилась».

Она дала себя обнять за плечи и положила голову ему на плечо. Немного постояв так, он проводил её обратно к креслу и сел напротив. На столе уже стояли два стакана с шипящей газировкой со льдом и трубочкой.

Взяв напиток в левую руку, она вновь откинулась на спинку. Он понимал, что надо немного поторопиться. Конечно, в сознании время шло совершенно по-другому, но если она не вернётся в класс через десять минут, её пойдут искать.

Она неожиданно заговорила.

«У меня была младшая сестра. Китти. Мы её так называли. На самом деле её звали Рэйчел. Она была похожа на котёнка. Ласковая, добрая, открытая и доверчивая. Доверяла всем! Даже чужим на улице. Говорила, что все люди добрые, просто иногда несчастные. Наивная дурёха. Она была моим маленьким ангелочком. Моим светом в этом мире, моей надеждой на то, что всё в конце концов наладится. Но я её не сберегла. Конечно, у меня сейчас есть младший брат. Он тоже нуждается в моей любви, но я не могу больше привязываться. Мне страшно. Пока отчим жив, ничто не может быть хорошо. Не будет спокойствия в нашей семье». Она замолчала, не мигая глядя в окно. С её места не было видно берега океана и волн, только кроваво-красный закат, который напоминал ей тот страшный день. У неё не было слёз на глазах. Только бесконечная грусть и стальная решимость.

Он молча ждал, когда она продолжит. Не торопил её, потому что ей жизненно необходимо было это время, чтобы прочувствовать всё, что внутри, чтобы признаться себе во всём.

«Однажды я шла от остановки школьного автобуса. Мне было девять лет. Тогда я двигалась, как та девочка, которую мы встретили в туалете – вприпрыжку по дороге и по жизни. Иногда, как будто играя в классики – прыгая то на одной ноге, то на двух. Но, уже подходя к дому я поняла, что что-то не так. Хотя была совсем ребёнком, я почувствовала ту невидимую тяжёлую ауру, окружавшую дом. Подойдя к двери и тихонько её приоткрыв, я увидела, как отчим держит бездыханное тело моей семилетней сестры на руках, стоя перед открытой дверью в подвал. На её лице не было живого места, кровь капала на его одежду, оставляя расползавшиеся по ткани круги. Я еле сдержалась, чтобы не закричать. Закрыла себе рот рукой, и продолжала наблюдать за ним через щёлку. Было ощущение, что моё тело превратилось в камень, и я не могла пошевелиться, остались подвижными только глаза. Он поставил её тело прямо перед лестницей в подвал и с силой толкнул его. Звук раскалывающегося черепа до сих пор преследует меня во сне и наяву».

Глядя на Кристи, он понимал, как ей плохо, но также он видел, что её лицо постепенно разглаживается от морщин, из глаз потекли слёзы, и он видел, что с каждой слезинкой груз на душе становился всё легче. Ей давно надо было всё рассказать кому-то, кто поверил бы ей, кто прочувствовал бы всё вместе с ней.

«Он повернулся в сторону двери, и я увидела его глаза: это были глаза зверя. Я развернулась и побежала прочь. Не знаю, видел он меня или нет, но так страшно мне не было никогда в жизни. Я захлёбывалась в своих слезах. Но несмотря на это, не могла проронить ни звука, как будто мне перерезали голосовые связки. Бежала очень долго, пока не добралась до парка, в котором мы с Китти любили играть в прятки (тут она улыбнулась, и в глазах появилась едва заметная тень теплоты и любви, пробивающаяся сквозь массив боли). Это был волшебный парк, который переносил нас с ней в другой мир – туда, где детство может быть счастливым. Там я нашла наше любимое укромное место в кустах, упала на землю и разрыдалась в голос. Только тут я смогла дать волю своим чувствам.

Не знаю, сколько прошло времени, но вокруг стало темнеть. Я понимала, что мама будет волноваться, и надо идти домой. Не доходя до дома, ещё из-за угла, я увидела отблески огней полицейских машин и поняла, что всё, что видела, действительно правда. Я до последнего не хотела верить. Пыталась убедить себя, что всё это – какой-то страшный сон. Это сейчас я могу облечь чувства в слова. Тогда же меня просто раздирало изнутри. Естественно, мне никто не поверил. Провели экспертизу, которая показала, что повреждения соответствуют падению с лестницы. Отчим изображал очень правдоподобную скорбь, в которую поверила мама, и я осталась со своими мыслями, страхами и чувствами наедине. В девять лет».

Она вновь замолчала. В этот раз она долго «ощупывала» и изучала новые эмоции, которые возникли во время рассказа. Он видел, как она преображается, и ему становилось страшно, потому что этот появившийся жестокий и уверенный взгляд красноречиво говорил, что она всё больше убеждается в том, что собирается сделать.

«У меня есть брат, я тебе говорила? Брат – это его сын. В нём отчим души не чает. Конечно, его я люблю, он не виноват в том, какой у него отец. Но я не могу открыть ему свою душу, стараюсь как можно меньше с ним находиться. Хотя он такой милый со своими белыми кудряшками, – она снова улыбнулась. – Все эти шесть лет я живу в страхе. Естественно, после того, как я пыталась всё рассказать, он понял, что я опасна. Ты не поверишь, но он настоял, чтобы меня поместили в психиатрическую больницу. Убедил всех, что у меня навязчивая идея и депрессия. Мне было очень плохо. Когда я оттуда всё-таки выбралась, узнала, что мама беременна. Это мне дало небольшой передых. Отчим уделял всё время маме, берёг её, покупал всякие вкусности. Я думала, что теперь всё наладится, но не тут-то было. Как только мама родила Бобби, всё стало, как прежде. Меня он не трогал после случая с Китти, потому что знал: как только он даст мне доказательства, я упеку его за решётку. Одно время я даже провоцировала его, но он быстро это просёк, и толькопостоянно издевался надо мной словесно. Маму он бьёт несколько раз в неделю. Ты не поверишь: буквально месяц назад у неё было сотрясение мозга, но она отказалась ехать в больницу. Я не ходила в школу и ухаживала за ней. Уходя, он закрывал нас на ключ, чтобы мы не могли выбраться и сообщить в полицию. Но он зря это делал. Мама бы не стала этого делать и не дала бы мне. Я не могу для себя объяснить, почему она всё это терпит. Она готова сорваться на меня, но его в обиду не даст. Мама была красивой молодой женщиной, смотрела вперёд с надеждой, хотела строить карьеру. Что с ней произошло, я не понимаю».

Слушая всё это, он пытался составить план дальнейших действий. Это было сложно, потому что он не мог предугадать реакцию на «фильмы», которые ей покажет. Он уже догадывался, что в них будет, но как отреагирует она? Главное, чтобы не закрылась от него.

«Что ты мне скажешь, помощник? – она иронично, но с теплотой улыбнулась. – Чем ты сможешь мне помочь?». Этот акцент на слове «ТЫ» выдавал её обречённое состояние, отсутствие веры в то, что хоть кто-то сможет помочь её горю, что хоть кто-то готов быть с ней рядом и подставить плечо.

«Знаешь, Кристи, я понимаю тебя».

«Да что ты можешь понимать!» – вспылила она.

«Ты не поверишь, но понимаю. Я чувствую всю твою боль, так как нахожусь в твоей душе, в твоём сознании. Сейчас я покажу тебе небольшой фильм, после которого ты примешь решение, с которым вернёшься обратно в своё тело. Ты не будешь помнить, что здесь произошло, не вспомнишь меня, но твоё решение пойдёт с тобой в реальный мир. Хорошо?»

«Включай свой фильм. Но не надейся, что я передумаю», – ответила она с грустью.

Кристи посмотрела вокруг и поняла, что находится в зале кинотеатра. Она являлась единственным зрителем. Перед ней был большой экран, в руках – всё та же газировка, а на сидении рядом – попкорн. Она тихо улыбнулась: давно не было такого приятного ощущения, когда о тебе заботится совершенно посторонний человек.

Экран загорелся и, как в старых кинофильмах, по нему пошла рябь. Потом появилась картинка. Она увидела перед собой дорогу через лес, по ней ехала машина, синий седан, как был у мамы, когда Кристи было примерно лет пять.

Машина ехала очень быстро. Вдруг она увидела машину изнутри: за рулём сидела мама Кристи, на заднем сидении были сама Кристи и Китти. У Китти сильно болел живот, она была пепельно-серого цвета, губы синие; сестра стонала с полуоткрытыми глазами, а Кристи гладила её по голове и шептала: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо». Вдруг раздался глухой звук удара, и визг тормозов прорезал лесную тишину, машину сильно повело вправо. Мама остановила машину и выскочила на дорогу. Кристи выглянула из окна: на дороге лежала пожилая женщина, вся в крови, и к ней бежал мужчина (отчим?). Он размахивал руками и кричал на маму, но когда она отвернулась к женщине на дороге, Кристи увидела страшную ухмылку на его лице…

Экран вновь стал чёрным и, оглядевшись, она увидела, что вновь сидит в кресле перед столом, а перед ней находится парень, с которым она разговаривала.

«Хочешь обсудить увиденное? Или продолжим?» – спросил он.

«Что это было? Я помню тот случай очень смутно. Я была совсем маленькая. Что же произошло?» – спросила Кристи удивлённо.

«Так встретились твоя мама и твой отчим, – говоря это, он не удивился, что эти знания вновь приходят, как каждый день, будто он открывает нужный файл и читает текст с листа. – Ты видела взгляд и ухмылку отчима? Да, он специально толкнул свою мать под колёса машины. Она уже была старенькой и очень сильно болела, ему надоело ухаживать за ней. Ещё он хотел получить её дом и сбережения. И поверь, это было не первое его убийство. И, к сожалению, не последнее».

От ужаса и понимания всего происходящего Кристи становилась почти прозрачной. Он даже испугался, что её душевная сущность не выдержит такой информации и исчезнет (подобный случай тоже уже был однажды в его «практике»). Но он научился видеть, есть ли силы у его собеседника. У Кристи эти силы были. Она вновь начала приобретать чёткие очертания.

«Теперь ты понимаешь, почему мама ему не перечит? Почему она никогда не сообщает в полицию о том, что происходит в вашем доме? – он посмотрел на неё, но она никак не приходила в себя полностью. – Мама просто боится, что он всё расскажет полиции, и её посадят в тюрьму за непреднамеренное убийство. Что тогда будет с вами? Ещё мама чувствует благодарность к твоему отчиму за то, что он тогда не стал рассказывать полиции, кто сбил его мать. Она же не знает, что он сам всё это подстроил».

Он видел, что Кристи находится в шоке. Но надо было продолжать. По меркам реального времени прошло уже минут пять, а дело нужно было закончить. Было необходимо принять решение. Ведь второго шанса у него не будет. Если Кристи не примет правильного решения, то он сможет только отсрочить страшные события. Они всё равно произойдут – но лишь тогда, когда он уйдёт из жизни Кристи на помощь следующему человеку, в свой следующий день.

«Кристи? – Она повернула к нему голову. – Ты готова смотреть дальше?»

«Да, конечно», – ответила она, еле выдавливая из себя слова.

И вновь она очутилась в кинозале. Вновь этот чёрный экран был перед ней.

Рябь и свет. Теперь она увидела свой нынешний дом именно таким, каким оставила его сегодня утром. Был вечер, в доме горел свет. На кухне мама накрывала на стол, а в гостиной она слышала диалоги любимого мультфильма своего брата – «Даша-путешественница». Вдруг чья-то спина заслонила экран.

Кристи увидела себя. Вот она подходит к дому, открывает дверь. Даже не видя своего лица, Кристи поняла, что сейчас произойдёт. Она спокойно вошла в дом. Поздоровалась с мамой, зашла в гостиную и потрепала по волосам своего Бобби. Несмотря ни на что, она его любила, он был просто милым маленьким мальчуганом. Дальше она пошла на кухню, предусмотрительно сделав телевизор погромче и закрыв дверь в гостиную. Встала так, чтобы было видно выход из кухни, опершись на раковину. Мамин синяк постепенно сползал на щёку, но она всё равно весело рассказывала Кристи, как сегодня сходила в торговый центр, купила для Бобби игрушку на день рождения. Дочь как будто не слышала её, но улыбалась и кивала. Спросила у мамы, где отчим. Та ответила, что он сейчас спустится к ужину. Пока мама отвернулась к столу, Кристи незаметно достала из кармана пистолет (как же долго ей пришлось следить за ним, чтобы узнать, где он хранит ключ от ящика с оружием!) и, насколько это было возможно, тихо сняла с предохранителя и взвела курок.

Тут с лестницы раздались крик и ругань. Она толком не поняла, что опять ему не понравилось, но это уже было не важно. Отчим появился на пороге кухни и с оскалом на лице, который Кристи больше не могла выносить, занёс руку над мамой. Она достала пистолет из-за спины и выстрелила. В последний момент он увидел, что она сделала, и успел отклониться, а по коридору смеясь бежал Бобби – видимо, хотел рассказать что-то забавное. Мальчик замер посреди коридора с небольшим чёрным отверстием во лбу, из которого тонкой струйкой потекла кровь. Крик мамы заполнил всё пространство, и экран погас…

И вновь она сидела в кресле, но на этот раз это была не Кристи в своём обличии. Это была маленькая испуганная девочка. Размер её глаз превосходил все возможные. Она сидела, подобрав колени к груди, и медленно покачивалась вперёд-назад, глядя в одну точку.

Он подошёл к ней сзади и положил руки на плечи: «Кристи, не бойся, этого ещё не произошло. Это то, что могло бы произойти, если бы мы с тобой не встретились. Всё ещё можно исправить. Теперь ты поняла, что он – убийца. Тебе нельзя опускаться до его уровня. Нужно решать проблемы по-другому. Надо найти другое решение. Давай вместе подумаем, что нам делать».

Говоря это, он перебирал возможные варианты у себя в голове. Что он мог предложить этой загнанной в угол маленькой девочке? Как ей помочь?

В это время Кристи вновь стала собой и была готова к диалогу.

Она заговорила чётко и спокойно: «Что мы имеем на данный момент? Мой отчим – убийца. Сейчас я знаю только два случая, но если покопаться в памяти, наверняка можно найти и другие. Что пишут в нашей прессе?».

На столе появились газеты за последние три месяца. Он чувствовал, что разум ведёт её в правильном направлении.

Кристи пролистала несколько газет, пока не наткнулась на статью об убийстве успешного бизнесмена, которого лишили жизни с особой жестокостью две недели назад в парке на окраине города, когда он выгуливал собаку. Прочитав эту статью более внимательно, она отметила, что это убийство относят к серии преступлений, которые совершаются против успешных обеспеченных людей. Одно из убийств произошло около шести лет назад, как раз, когда мама Кристи была беременной. Может, это зацепка?

Отчиму надо было срывать на ком-то свою агрессию. Что ещё было особенного в этих преступлениях? То, что преступник (или преступники) забирают все наличные и украшения. Но если подумать, их семья не живёт богато. Они – среднестатистическая американская семья. Куда же он тогда дел деньги, которые украл, если это он? Может, это ложный путь. Но данную теорию нужно проверить и обыскать их с мамой комнату.

Решение было принято, и нужно было возвращаться обратно. Он взял её за руки и поднял с кресла. Глядя ей в глаза, он сказал: «Ты забудешь всё, что здесь было. Останется только твоя память, которая была у тебя до нашего разговора. То, что ты видела в пять лет, ты будешь помнить, и твоё решение о дальнейших действиях останется при тебе. Я надеюсь, что смог тебе помочь встать на путь, который не приведёт к непоправимым последствиям. До конца дня я буду с тобой, поэтому не бойся, делай то, что считаешь нужным, я помогу тебе, насколько смогу. Поняла? Хочешь что-нибудь спросить?».

Она прищурилась и от уголков глаз разбежалась паутинка мелких, еле заметных морщинок: «И всё-таки, кто ты?»

«Я – помощник. – Он отвел газа и задумался. – На самом деле, я не знаю, кто я. Сколько себя помню, я помогаю людям не совершить роковые ошибки. Как тебе сегодня. Иногда успешно, иногда не очень. Это всё, что я знаю. Я должен помогать людям. Ну, хватит разговоров, вперёд». Он чувствовал, что начинает привязываться к этой девчушке, поэтому надо было поскорее заканчивать общение. Он обнял её и заставил открыть глаза физически. Тело не упало, он хорошо усадил его в этот раз. Теперь он был только наблюдателем и внутренним голосом Кристи, который она будет слышать, как собственные мысли.

Иногда ему было грустно ощущать себя просто бестелесными мыслями в головах чужих людей. Но в этот раз было всё по-другому, не так, как обычно. Он не мог понять, почему, но был в этом уверен.

Убедился он в этом, когда услышал мысли Кристи: «Помощник, ты ещё здесь? Со мной?».

От удивления он сначала опешил и не мог произнести ни слова, но потом ответил: «Да, Кристи, я же обещал тебе».

«Можно, я буду называть тебя Ангелом? Мне кажется, это имя тебе больше подходит».

Никто ещё не давал ему имени, никто не разговаривал с ним после «сеанса»! Как приятно… Ангел… Он никогда не задумывался, может, он действительно Ангел? Как иначе он всё это делает, если не с помощью Бога?

«Ангел?..». «Да. Ты не ответил на мой вопрос». «Конечно, называй, как тебе нравится. – Кристи услышала улыбку в его голосе и улыбнулась сама. – Но не забудь, ты всё ещё сидишь на крышке унитаза в школьном туалете и разговариваешь с воображаемым другом». «Ой, и правда!». Впервые за много лет её лицо озарила настоящая тёплая улыбка. Но надо было торопиться на урок!

Глава 3

Кристи подскочила и побежала в класс. Она давно не чувствовала себя так легко. Ощущение одиночества и безысходности отступило. Сейчас она понимала, что есть выход из сложившейся ситуации в её жизни, и она бы не нашла его без его помощи. Без помощи своего Ангела-хранителя. Ей казалось, что даже школа и окружающие её предметы выглядят как-то по-другому.

Как будто она очнулась от долгого сна. Нет, даже не сна. Как будто она жила, как в гипнозе. Она не спала, но и не бодрствовала, не жила, а существовала. Все предметы вокруг приобрели чёткость и яркость, как в далёком детстве, когда был жив её папа, и когда была жива её Китти.

Заходя в класс, она поймала на себе удивлённый взгляд Сьюзен. Наверное, не только душевное состояние Кристи претерпело изменения. Сев на своё место, она стала обдумывать план дальнейших действий. «Знаешь, я думаю, надо как-то попасть домой раньше всех. Отчим сегодня на работе, а мама собиралась к подруге, пока мы с Бобби в школе. Что же придумать?»

«Может, притворишься, что у тебя болит живот?»

«Они позвонят маме. Вот что я придумала: я запишу телефон Сьюзи как «Мама», а когда врач захочет позвонить маме, я это сделаю со своего телефона. Со Сьюзи договорюсь».

«Слава Богу, что это не 2007 год, когда в школах Америки стали запрещать телефоны», – подумал он.

«Действуй».

Кристи сделала всё так, как придумала. Сьюзи была настоящей подругой, поэтому не стала задавать лишних вопросов: подруга просит, значит так надо, даже если при этом придётся нарушить несколько школьных правил. Единственное, что спросила Сью – не нужна ли помощь. Кристи была благодарна ей, но впутывать подругу в это неоднозначное дело посчитала невозможным. Теперь она поняла, насколько опасен человек, живущий с ней под одной крышей.

Всё получилось, как нельзя лучше, и буквально через полчаса Кристи уже летела на своём велосипеде в сторону дома. Сердце выскакивало из груди. Она старалась собрать мысли в кучу, чтобы не натворить дел. Конечно, он (Ангел) ей в этом помогал, как мог. По дороге они обсуждали план.

Вот и её дом. Почти, как шесть лет назад Кристи физически ощутила тяжёлую ауру над домом. Только теперь причина была в ней самой, в её решительности, в её состоянии и в её страхе, что ничего не получится, и тот лучик надежды, осветивший её душу сегодня, опять сгинет в черноте безысходности.

В этот момент Кристи казалось, что дом ожил, что он сделает всё, чтобы помешать ей. Но это лишь неуверенность говорила в ней. «Не сомневайся, вперёд», – он всё ещё был рядом. «Ты же не позволишь случиться чему-то страшному?». «Конечно, нет. Я рядом». Эти слова подбодрили её, придали сил, и она пошла.

Открыв дверь, Кристи поняла, что не ошиблась: дома никого не было. Окна были зашторены, поэтому вокруг стоял сумрак.

На всякий случай она обошла весь первый этаж, заглянув даже в подвал, чтобы убедиться, что дом пуст. Поднявшись на второй этаж, она пошла в родительскую комнату. Тут тоже был полумрак. Оставив дверь приоткрытой, Кристи начала поиски.

«С чего начнём, Ангел?». «Давай с ванной комнаты. Там могут быть потайные ящики под кафелем». Она простучала весь кафель, перетрогала все швы между плитками, промяла пол, но ничего подозрительного так и не нашла. Значит, не здесь.

В самой комнате мебели было немного: встроенный шкаф, комод, большая кровать и тумбочки по обе стороны. На маминой тумбочке лежали таблетки: у неё снова болела голова – последствия сотрясения. Надо поторопиться, а то может и не успеть найти компромат на отчима, и всё будет напрасно. Мама также будет терпеть побои и издевательства, а Кристи будет пытаться выжить. Этого допустить нельзя.

Осмотрев всю мебель, она так и не нашла ничего, что дало бы хоть мизерную подсказку.

«Кристи, послушай. Я уверен, что вы с мамой никогда не ходите в подвал из-за того, что произошло. Может, там?».

Он ещё не успел договорить, как она уже неслась сломя голову вниз по лестнице к той двери, которая вызывала у неё ужас.

«Я не смогу туда спуститься…»

«Ты всё сможешь. От этого зависит твоя жизнь и жизнь твоих любимых людей».

Она стояла и смотрела на ручку двери. Нет. Она не может. Это выше её сил.

Кристи пошла в гостиную и села на диван. Что делать? Он в её голове судорожно пытался подобрать слова, чтобы помочь ей. «Что ты молчишь? Ты бросил меня?! Я оказалась слабой».

Он так сильно хотел помочь ей, что закрыл свои глаза и вновь представил перед собой комнату. Это вышло совершенно случайно, но получилось! Этот раз, эта жизнь, эта девушка приносила всё новые и новые сюрпризы!

И вновь за столом перед ним сидит Кристи, и он может её обнять, дать почувствовать, что она не одна. Он подошёл к ней, опустился на колени и взял её руки в свои.

«Кристи, я знаю, что тебе плохо. Я понимаю, что ты думаешь, что не сможешь этого сделать…». За время своей работы он научился просто выражать понимание чувств, чтобы человек сам доходил до того, что ему нужно сделать. Но Кристи молчала, глядя на свои руки. Довольно долго тишина была настолько безупречной, что начало звенеть в ушах.

«Кристи!» От неожиданности она подпрыгнула на стуле и вскинула на него удивлённые глаза, но тут же улыбнулась: «Я думала, ты не умеешь кричать,– с теплотой в голосе сказала она. – Я поняла. Взяла себя в руки. Пошли дальше». «Ты уверена?». «Да».

Этого твёрдого «да» ему хватило, чтобы понять, что она действительно готова.

Открыв глаза, она чуть не закричала, а Ангел у неё в голове успел только охнуть. Кристи лежала на диване, а над ней нависал её отчим. Его налитые кровью глаза выдавали его эмоции.

– Что ты делаешь дома? – процедил он сквозь зубы. – Ты должна быть в школе.

Боковым зрением она увидела, что дверь в подвал приоткрыта. Видимо, он не сразу заметил её, и что-то делал там, внизу.

– Я задал тебе вопрос! – Она понимала, что если не нарушит своё молчание, то может случится страшное: они дома одни, все соседи на работе, улицы пусты, никто даже не услышит её криков, а она так долго мешала ему жить своим знанием того, что случилось с Китти…

– У меня заболел живот, и я отпросилась из школы, – еле слышно промямлила она.

– Ты что, совсем ополоумела? Дар речи потеряла? – заорал отчим ей в лицо, брызгая слюной.

Кристи зажмурилась, и в этот момент он успел показать ей картинку: боксёрский ринг, посередине висит груша, а на ней фото отчима, он уже не в образе пай-мальчика, а настоящий мышечный гигант – избивает эту грушу, которая издаёт всхлипы голосом отчима.

Это придало ей сил. Когда она открыла глаза, он отшатнулся от неё: такого стального взгляда он у неё ещё не видел.

– Я сказала, что у меня заболел живот, и я отпросилась из школы. Ты что, оглох на старости лет? – сказала она, вставая с дивана и оттесняя его. – Мама сейчас придёт, ей звонили из медицинского кабинета, – не моргнув солгала она.

Эта новость привела отчима в чувства. Маму он любил. Извращённой больной любовью, но любил. Она же родила ему сына.

– Быстро поднялась к себе в комнату, и чтобы я тебя не видел, – сказал он, двигаясь в сторону подвала.

Кристи быстрым шагом пошла к лестнице, успев по дороге заметить на одной из штанин брызги крови. Он шёл уверенно, не хромал, значит, это не его кровь…

«Что будем делать, Ангел?» – в её голосе слышалась не паника, а стальная хладнокровная решимость. Она ходила из угла в угол в своей комнате, как лев в клетке.

«Спокойно. Дождёмся, когда он уйдёт».

«А если не уйдёт?»

«Значит, дождёмся ночи».

Кристи не находила себе места. Адреналин, курсировавший в её сосудах, не давал возможность спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. Но именно для этого ей нужен был её Ангел.

«Кристи, – тихо окликнул он её. – Кажется, внизу хлопнула дверь».

Она замерла на месте как вкопанная и прислушалась. Снизу не доносилось ни звука. Гробовая тишина. Но расслабляться было рано. Это могла быть ловушка.

Медленно, на цыпочках она двинулась к двери. Кристи была похожа на пантеру, готовую к прыжку. Всё её тело напоминало сжатую пружину.

«Будь осторожна». Она ничего не ответила и молча продолжила движение. Спускаясь по лестнице, Кристи поняла, что отчим действительно ушёл: она услышала звук мотора отъезжающей машины. Но существовало большое «НО»: дверь в подвал была закрыта на ключ, и к ней придвинут небольшой комод, стоявший у них в прихожей.

Оставалось только маленькое окошко в подвал со стороны заднего двора. Только бы пролезть.

Когда он увидел это окошко, удивлённо спросил: «Ты уверена, что пролезешь?».

«Другого выхода нет. Да и я не такая уж большая». Она осмотрелась. Дорогу отсюда видно не было, но звуков подъезжающей машины до сих пор не было слышно. Надо было торопиться. Она осторожно наклонилась и открыла окно. Оттуда пахну́ло неприятным спёртым воздухом. В сумраке подвала были видны очертания каких-то коробок на полу, по стенам – полки. Больше ничего рассмотреть не представлялось возможным.

Кристи легла животом на землю ногами к окошку и постепенно стала продвигаться внутрь. Сердце с такой силой стучало в грудную клетку, казалось, что оно физически хочет выскочить и убежать подальше от этого дома, от этой ситуации куда-нибудь в Антарктику.

Сначала Кристи почувствовала, что голени и колени висят в воздухе, затем вся, ниже поясницы она повисла с той стороны стены. Ноги упорно искали опору, но не находили. Стена была слишком ровной.

Вдруг Кристи почувствовала резкую боль в области живота и услышала звук рвущейся ткани. Зажмурившись, она терпела изо всех сил, чтобы не вскрикнуть. По животу потекла струйка чего-то тёплого. «Кристи, что случилось?!»

«Наверное, гвоздь», – не открывая глаз, сказала она, но продолжала продвигаться внутрь. Оказавшись на полу, она посмотрела на живот. Он увидел её глазами довольно глубокий неровный разрез, из которого сочилась кровь.

«Надо обработать».

«Не время», – она прижала руку к ране и стала осматриваться.

Множество коробок, стоявшихна полу, были довольно тяжёлыми. Она стала открывать их одну за другой. Книги, инструменты, вещи… С каждой новой коробкой надежда найти что-то, что представляло бы для неё интерес, испарялась. Глянув в сторону лестницы, ведущей вверх, она увидела на полу небольшое пятно, похожее на кровь. Её сердце сжалось.

Это кровь её Китти. Прошло столько лет, а частичка её сестрёнки так и осталась на деревянном полу, там, где когда-то лежало её бездыханное тело. «Кристи, нет. Остановись. Не поддавайся эмоциям. Ты сможешь помочь своей сестре, только если поставишь точку в злодеяниях её убийцы», – как всегда вовремя прозвучал его голос в её голове.

Открыв очередную коробку, Кристи увидела вырезки из газет. В каждой из них была статья об убийстве. Она достала стопку газетных листов. Они выпали из трясущихся рук и рассыпались по полу. Судорожно собрав их и замазав своей кровью, засунула обратно и продолжила поиски. Боль в ране была как никогда кстати: она отрезвляла её, напоминала о цели нахождения здесь. За коробками Кристи заметила несколько вещей, сваленных в кучу.

Подойдя ближе, она поняла, что это та одежда, в которой был ее отчим только что. Рассмотрев её более тщательно, она увидела, что не только штаны, но и футболка испачканы кровью.

На полках у стены стояли маленькие коробочки, похожие на шкатулки. Открыв одну из них, Кристи увидела множество украшений: начиная от явных безделушек типа браслетов, которые делают дети со своими именами или надписями «Я тебя люблю» до дорогих золотых колец и цепочек. Это уже кое-что. Она взяла одну брошь, больше напоминавшую древнюю реликвию, и положила в карман джинсов.

Что дальше? Надо поискать деньги. В самом тёмном углу стоял небольшой сейф. Кристи даже не стала пытаться отгадать код, потому что это было бесполезно. Она понимала, что только потратит время впустую. Вдруг наверху громко хлопнула дверь. Она вскинула глаза к выходу из подвала и закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть от неожиданности.

«Ангел, что делать? Как выбраться отсюда?!». Кристи поняла, что об этом она как раз не подумала. «В любом случае, дверь была припёрта комодом, и оставался только один путь – окно. Только спокойно, без суеты, иначе ничего не получится», – он сам, находясь в её теле, ощущал вибрацию волнения, проходящую по всем нервным путям. Ощущение беспомощности было так велико, что он еле справлялся со своими чувствами.

Как можно тише Кристи пододвинула несколько коробок к окну, поставила их одну на другую, взялась на край окна и подтянулась. Она понимала, что оставляет улики своего пребывания в подвале, но с этим ничего поделать не могла.

Когда почти полностью она вновь лежала на земле перед домом, краем уха услышала шум сдвигаемого комода. Этот звук так простимулировал её, что она как пружина подскочила и побежала к дороге, не забыв предварительно закрыть окно.

Кристи бежала почти также, как в тот страшный день шесть лет назад. Она боялась обернуться, боялась увидеть отчима, который со взглядом зверя несётся за ней. Ей показалось, что она услышала звук захлопывающейся входной двери. Но чем дальше она убегала, тем спокойнее становилось у неё на душе. Через некоторое время (и Кристи, и Ангел потеряли счёт минутам и не могли даже предположить, сколько времени прошло) она замедлила шаг и обернулась. Всё также светило солнце, всё также ветерок обдувал её мокрое от пота лицо, вокруг шли люди по своим делам, проезжали не спеша машины. Отчима не было. На часах было всего 1:23 p.m.

«Куда пойдём?». «Кристи, надо пойти в людное место, чтобы всё хорошенько обдумать и в то же время быть в безопасности». «Ты прав, мой Ангел-Хранитель», – и снова в голосе прозвучала улыбка, которая согрела и успокоила его душу.

Кристи понимала, что надо идти в полицию, но сначала необходимо было собраться с мыслями. Для этого она выбрала неприметное кафе на окраине района, заказала капуччино с мороженым и села за дальний столик. Официантка подозрительно посмотрела на порванную и испачканную в крови футболку, но ничего не сказала, и пошла выполнять заказ.

«Ты молодец. После нашего утреннего разговора не ожидал, что ты так здорово со всем справишься». Он говорил ей, а сам не мог разобраться со своими чувствами. Что-то в этой девчушке было такое похожее на него, что-то так напоминало о его прошлом. У него даже возникло ощущение дежавю, как будто с ним это всё уже было. Как будто он уже проживал с Кристи этот день. Но, к сожалению, у него никогда не было времени на свои переживания. Всегда всего один день и много проблем. Чужих проблем.

«Ты меня слушаешь?» – удивлённо спросила она.

«Прости, немного задумался. Что ты говорила?» – он вновь полностью сосредоточился на своём аватаре.

«Я думаю, что надо идти в полицию, отдать им брошь, пусть проверят. Может, она принадлежала кому-то из убитых. И рассказать о том, что видела в подвале. А дальше – будь что будет. Но мне точно уже нет дороги назад в этот дом, – она глубоко вздохнула и продолжила, – спасибо тебе, мой Ангел, за то, что не дал мне совершить ошибку. Мне становится так страшно, когда я вспоминаю ту картину, которую ты мне показал. Этот кристально чистый взгляд Бобби и струйка крови. Бррр, даже сейчас всё тело в мурашках».

«Да, я чувствую, – улыбнулся он. – Для этого я здесь».

«Скажи, почему я всё помню? Ты говорил, что останется только след от воспоминаний нашей встречи».

«Не знаю, Кристи. Я думаю, что ты – особенная, поэтому и…»

Она не дала ему договорить и рассмеялась: «Ну, это ты загнул».

Её смех прозвучал так неожиданно, в том числе и для неё самой, что руки непроизвольно вскинулись и зажали рот. Этот смех был абсурден в данной ситуации, и именно поэтому так необходим и ей, и ему.

Прошло немного времени. Кристи выпила кофе, но к мороженому так и не притронулась, хотя сегодня ничего не ела, собралась с силами и пошла в полицейский участок. Отдала брошь и всё рассказала. Действительно, эта брошь принадлежала одной погибшей несколько лет назад женщине. Её убийство так и не раскрыли, и дело ушло в архив. Пока Кристи сидела в комнате для допросов и ждала решения полицейских, она услышала сирену пожарной машины.

«Что это?». И не дождавшись ответа своего нового друга, она всё поняла.

Вскочив с места, она кинулась к двери и выбежала на улицу. Валил чёрный дым примерно в том районе, где был её дом. Забыв об опасности, о том, что отчим может быть дома, она побежала туда, куда спешили пожарные машины. За ней бежали двое полицейских, которые тоже поняли, что произошло. Надо было спасать хоть какие-то улики, иначе привлечь к ответственности человека, виновного в гибели стольких людей, будет практически невозможно.

Да, горел её дом. Из подвала валил густой дым. На противоположной стороне улицы стоял отчим. Когда он поймал её взгляд, ему не надо было ничего говорить. Кристи всё поняла без слов, и её затрясло от ужаса и нависшей над ней опасности.

Пожарные сделали своё дело довольно быстро. В подвале всё сгорело, но сам дом пострадал не сильно. К тому времени, как всё закончилось, подъехала мама. Она упала на плечо отчима, сотрясаясь от рыданий.

Ощущение безысходности привычно заняло место в сердце Кристи, заполняя своими щупальцами всё больше пространства. Но в этот момент она посмотрела на отчима и увидела промелькнувший страх на его лице. Он быстро взял себя в руки, но эта эмоция, которую она никогда не видела в его глазах, дала Кристи надежду. К отчиму приближались двое полицейских, с которыми она разговаривала в участке.

Они представились и показали жетоны. Отчим умел очаровывать людей, поэтому Кристи не удивилась, когда увидела его открытую улыбку, направленную в сторону стражей порядка. Но мамины глаза выдавали, что разговор очень серьёзный и волнительный.

Через некоторое время полицейские проводили отчима в подъехавшую патрульную машину и увезли. У Кристи вырвался стон облегчения: хоть на какое-то время перерыв. Не успела она испытать новый прилив надежды, как услышала крик мамы и увидела, что с противоположной стороны она бежит к ней. Кристи только успела сделала шаг назад, как на неё обрушились беспорядочные шлепки: по телу, лицу, животу.

– Да сколько можно! Теперь ты и полицию сюда приплела?! Ты совсем не хочешь жить спокойно?! Я устала от твоих выходок! Когда твой отец («Он мне не отец!») вернётся, мы решим, что с тобой делать! Надо отправить тебя куда-нибудь подальше учиться, может, тогда жизнь станет спокойнее!

И тут она не выдержала. Взрыв внутри был такой силы, что слова вылетали изо рта, не успевая пройти оценку в голове.

– Мама! Жизнь станет спокойнее?!! С ежедневными побоями?! С постоянными криками и конфликтами?! Вы даже любовью заняться не можете без садизма! Думаешь, я всё ещё маленькая девочка, которая ничего не видит и ничего не понимает?! Он – садист и никогда не изменится. Когда-нибудь ты всё поймёшь, но будет уже поздно. Он не станет тебя убивать ядом или чем-то безболезненным. Нет! Он будет лишать тебя жизни долго, мучительно и с наслаждением за этим понаблюдает. Да, это может случиться не очень скоро, пока ты нужна ему для воспитания Бобби, но это обязательно случится, если его не остановить! Хотя следующей после Китти буду я! Но на меня тебе наплевать!!!

Она выпалила это на одном дыхании, сделала глубокий шумный вдох, развернулась и побежала в то место, что осталось от дома.

«Кристи. Кристи… Остановись». Он понимал, что сейчас не менее важно принять правильное решение по поводу дальнейших их действий. «Кристи».

Она стояла посреди прихожей, тяжело дыша и вдыхая запах дыма, плавящегося пластика и горелого картона. С потолка капала вода, вокруг всё было в лужах.

«Кристи, ты меня слышишь?».

«Да».

«Что будешь делать?».

«Не знаю».

«Что будешь делать?».

«Не знаю!»

Через некоторое время после очередного: «Что будешь делать?» – «Не знаю!!!» она сорвалась на крик, упала на колени и зарыдала. Ей было больно и обидно. Неужели из-за страха наказания за наезд на старушку мама готова проститься с ней? Со своей дочерью? Неужели она действительно настолько ничтожна в глазах своей матери?

Неожиданно Кристи почувствовала на своём плече теплую родную руку. Мама упала рядом с ней на пол и заплакала в унисон. Он отошёл на задний план, дав родным душам пережить этот важный и интимный момент вместе. Прошло несколько минут, рыдания стали затихать. И мама, и дочка почувствовали, что они снова вместе, снова родные, как много лет назад. А он понял, что теперь он здесь не нужен. Он сделал всё, что мог. Дальше они справятся… Вдвоём. Это и была основная цель его появления здесь. Не правосудие, не сохранение жизни ребёнку, а именно восстановление связи между матерью и дочерью. Помощнику было немного обидно, что он вновь стал не нужен, но он искренне радовался происходящему.

Они пересели на диван в гостиной и тихо разговаривали. Кристи рассказала маме в первый раз всю историю шестилетней давности. Всё, что она увидела и почувствовала в тот день. Первый раз в жизни мама её выслушала полностью, не перебивая. Она наконец поняла, что дочь говорит правду. Может, преувеличенную её детским восприятием, но правду. Кристи рассказала про то, как прошёл день сегодня, про свои находки, про поход в полицию. Они снова вместе поплакали. Вокруг них ходили чужие люди – пожарные и полицейские – и задавали им какие-то вопросы, показывали бумаги, позволяющие провести обыск. Но это уже имело второстепенное значение для обеих.

Ангел (как назвала его Кристи) с наслаждением наблюдал за всем. Не часто ему удавалось увидеть результат своей работы. В такие моменты он понимал всю важность своего существования. Теперь он мог немного отдохнуть.

Как он понял из слов полицейских, отчима больше не отпустят. В подвале всё сгорело. Но так как у него не было времени хорошо обдумать свои действия, он закопал на заднем дворе основную часть улик: украшения и деньги. Он не готов был расстаться с ценностями, которые давали ему уверенность в себе. Доказывали ему, что он – мужчина, а не поросячий хвост. Как оказалось, это всё иллюзия, которая растворилась, как только появился достойный соперник.

На часах уже было около шести часов вечера, когда мама поехала за Бобби. К тому времени они успели навести порядок в доме, насколько это было возможно, и заказали доставку еды на дом, потому что ни сил, ни времени готовить не было. Когда мама уехала, Кристи вспомнила про своего помощника.

Она поднялась наверх и легла на кровать Китти. Впервые за долгое время. Всё вокруг пахло гарью, но она уже привыкла к этому запаху.

«Ангел, ты ещё здесь?».

«Конечно».

«Я не знаю, как отблагодарить тебя», – надежда на то, что жизнь теперь вернётся в своё нормальное счастливое русло, распирала её изнутри. Кристи понимала, что это будет не сразу, будут проблемы с окружающими их людьми, которые будут винить и их в тех злодеяниях, которые совершил её отчим, будут суды, в которых им придётся участвовать, будут непонимания в школе. Но это всё можно пережить. Они теперь снова вместе с мамой. Не только физически живут в одном доме, а духовно нашли потерянную в тот страшный день связь. Пока она похожа на тоненькую нить, но они постараются, чтобы она становилась крепче с каждым днём.

Всё равно надо переезжать отсюда, чтобы ничто не напоминало больше об отчиме и о тех страшных событиях, которые произошли в этом доме. Да и запах не скоро выветрится (она улыбнулась).

«Ангел?».

«Да?».

«Поговори со мной, пожалуйста. Я хочу запомнить твой голос».

«Я горжусь тобой. Не часто у меня получается увидеть результат своего дня. Но ты мне дала эту возможность. Спасибо тебе. Ты – молодец. В такие моменты я понимаю, что не зря существую». Он ещё долго говорил с ней, а она слушала, закрыв глаза, пока не заснула. Что неудивительно, вель день был действительно тяжёлый.

Когда мама вернулась с Бобби, она поднялась в комнату Кристи. Её дочь лежала на кровати сестры и спала безмятежным сном. Мама давно уже не была в этой комнате. Она подошла к дочери, аккуратно стянула с неё джинсы, укрыла одеялом с соседней кровати и поцеловала в нос.

– Милая. Спасибо, что ты есть у меня. Я недостойна такой дочери, – со слезами на глазах прошептала она. – Теперь мы начнём новую жизнь. И никто не помешает нам быть счастливыми.

Тот, благодаря кому этот день сложился именно так, слушал маму Кристи и был благодарен высшим силам, что в этот раз всё получилось.

Мама ещё какое-то время сидела на краю кровати, пока не услышала крик Бобби о том, что ему надо помочь вылезти из ванны. Встала, немного постояла рядом и пошла заниматься сыном. Синяк под её глазом только набирал цвет, напоминая о том, в каком аду жила она и её дети последние годы.

А Помощник под мирный сап Кристи думал о том, почему день сегодня был особенным и для него. Он никак не мог понять, почему Кристи его слышала, почему она помнила всё, что было у неё в сознании во время разговора. Во время размышлений в его сознании начали мелькать какие-то картинки, как будто из его личной жизни. Он об этом иногда задумывался: кем он был до того, как стал Помощником, где жил, что делал, была ли у него семья? Конечно, он хотел бы это узнать, но, к сожалению, спросить было не у кого. Он надеялся, что когда-нибудь всё поймёт. Этот небольшой перерыв перед новым днём был ему жизненно необходим, поэтому он поставил себе воображаемый диван, негромко «включил» фоновую музыку, «налил» стакан газировки и стал наслаждаться моментом передышки.

Он очень старался ни о чём не думать в этот момент, но мысли сами возвращали его в тот далёкий первый рабочий день. Он пытался найти зацепки, чтобы доказать себе, что он существует на самом деле, а не является результатом психических расстройств людей, к которым он приходит. Но, к сожалению, ничего конкретного вспомнить не удавалось. Поэтому он откинулся на спинку дивана, закрыл глаза и наслаждался приятной музыкой и лопаньем пузырьков в газировке. Ровно в полночь он покинул тело Кристи и отправился навстречу неизвестности.

Часть 2

Глава 1

«Как же болит голова… Мммм…»

Ночь. Голова просто раскалывалась.

Тело, в котором он находился, поднялось с твёрдой лежанки и, практически не открывая глаз, прошаркало к ведру с водой, стоявшему поодаль. Выпив немного («Фу! Как ты это пьёшь?! Гадость!»), человек вернулся на место, упал и вновь забылся тревожным поверхностным сном. У того, кто теперь находился в его голове, появилось немного времени, чтобы сориентироваться на местности. Пока его новый аватар пил воду, он успел заметить, что находится как бы в общежитии. Вокруг обрисовывались очертания несколькоярусных (сколько, он не успел заметить) кроватей, на которых были видны очертания спящих людей. Хоть было темно, но через щели проникал явно искусственный свет. Скорее всего, фонари, причём очень мощные. Было довольно холодно, стойкий запах человеческих испражнений бил в нос и мешал сосредоточиться. Но судя по всему, человек, спавший в этих ужасных условиях, уже привык к подобному.

Помимо этого, вокруг ворочались люди, по издаваемым звукам (скорее, стонам) – вроде бы мужчины. Женских голосов он не слышал. Всё тело было как пружина, в очень хорошем тонусе. Но в то же время постоянно присутствовало ощущение, что этому телу не хватает питания. Пока он размышлял и оценивал обстановку, прошло достаточно много времени. Он услышал крики на улице, три громких гудка, отозвавшихся в голове зверской болью, и двери в помещение распахнулись. Его аватар тут же, как будто и не спал, встал со своего лежбища, надел на ноги изношенную обувь (было такое ощущение, что эти ботинки не его, а больше размера на два), накинул на себя затёртую грязную куртку, которой укрывался, и пошёл к выходу из помещения.

Теперь он мог всё рассмотреть: вокруг стояли трёхъярусные кровати, но заняты были не все, это был барак без каких-либо условий для проживания людей.

– Восемьсот сорок седьмой!

Мужчина остановился.

– Помоги!

Он повернулся на голос и увидел, что рядом с одной из кроватей в глубине барака лежит тело мужчины с петлёй на шее. Он пошёл в сторону собиравшихся людей, наклонился и прошептал:

– Бэхор, ну что же ты? Была же надежда. Но для тебя теперь нет…

Головная боль стала невыносимой, била по вискам, как кувалда по наковальне. Он на время закрыл глаза. Боль немного поутихла. Он понимал, что медлить нельзя, их уже ждут снаружи. Снимая с шеи мужчины верёвку, он с трудом сдерживал слёзы. Столько смертей он здесь видел ежедневно, но никак не мог к ним привыкнуть. Тем более, научиться не привязываться к людям было невозможно в силу профессии и характера. До начала этого страшного времени он был врачом, он спасал людей. А что сейчас?..

Несмотря на худобу, сил в нём было довольно много. Он взял тело мужчины (оно ещё было тёплым – всю ночь, наверное, решался), перекинул его через плечо и направился к выходу на улицу. Боковым зрением увидел, что некоторые из наблюдателей набросились на место умершего и, как стервятники, стали заглядывать под солому, кровать, выворачивать карманы лежащей рядом одежды. Мужчина («Восемьсот сорок седьмой? Почему номер, а не имя?») поскорее отвернулся, чтобы не видеть, как люди превращаются в животных, готовых сгрызть себе подобных. Наверное, они бы так и поступали, если бы их не пересчитывали несколько раз за день. Были уже случаи, когда от трупа отрезали куски перед тем, как передать на уничтожение, если человек умирал не от болезни. Он поспешил прочь, туда, где уже были слышны голоса, множество голосов. Одни из них – командные, а другие – еле слышные в ответ. Но все мужские. И в основном числа, не имена.

«Где же ты находишься?» – в ужасе подумал наблюдатель, который понимал, что в этом кошмаре человеку, к которому его послали, надо помочь. Но чем тут поможешь? С каждой секундой, проведённой в голове аватара, он понимал, что страшнее места он в своей практике ещё не видел.

Мужчина вышел на улицу и присоединился к сотням людей, строившихся перед бараками. На помещении, из которого он вышел, был номер 13. Рядом стояло множество подобных строений с одной только разницей: из его барака выходили люди в более или менее сносной одежде и не такие худые, как остальные, из других же медленно, практически выползали истощённые люди, и некоторые из них несли на себе или волокли за руку или ногу тела.

На улице было ещё темно, но где-то вдалеке занималась заря. Фонари освещали площадку, на которой стояли люди. От них было достаточно света для оценки обстановки.

Когда восемьсот сорок седьмой вышел на улицу, прохлада дала облегчение головной боли. Вдохнув свежий воздух, он положил тело на землю как можно бережнее и встал рядом. Напротив выхода уже стоял мужчина в форме со свастикой на груди.

Невольный наблюдатель происходящего стал постепенно догадываться, где находится, и от нахлынувших на него самого чувств (аватар был на удивление спокоен), чуть не потерял контроль. Ему ужасно захотелось забиться в дальний угол сознания, чтобы не участвовать во всём этом. Но он не мог позволить чувствам взять верх, чтобы вновь стать невольным наблюдателем трагедии.

Немецкий военнослужащий начал перечислять номера, сверяясь с бумагой в руках. Говорил он по-немецки. Когда он назвал номер 98356, мужчина, который вынес тело, молча показал на труп. Офицер равнодушно кивнул и продолжил:

– Номер 57847.

– Я, – сказал аватар и поднял руку.

Некоторые не могли отвечать или поднимать руку из-за отсутствия сил, им помогали стоящие рядом собратья по несчастью. Их офицер отмечал в листке и жестом показывал выйти из строя. Все понимали, что с ними будет: работать они уже не могут, поэтому их можно отправить в утиль, чтобы потом использовать золу в качестве удобрения.

«Как же мне поговорить с моим подопечным? – настолько растерянным он чувствовал себя крайне редко. – Ладно, буду действовать по ситуации. Мой друг точно работоспособный, поэтому сегодня он вряд ли умрёт. Время для размышлений есть, тем более сейчас раннее утро».

Поразмыслив так, он отошёл подальше в сознание и продолжил наблюдать то, что творилось в этом страшном месте.

Внимательно слушая, что происходит вокруг, он потом узнал : только вчера прибыл очередной поезд с евреями, поэтому сегодня происходила чистка бараков, нужны были места для тех, кто может работать. Самых слабых отвели в газовые камеры. Аватар был членом так называемой «зондеркоманды», которая работала в крематории III. Сегодня у них опять было много работы, потому что газовые камеры были переполнены вчерашним вечерним «поступлением».

Восемьсот сорок седьмой спокойно пошёл в сторону своего рабочего места, пока его мысленный спутник решал, когда можно будет вызвать его на беседу в сознание. Покопавшись в памяти аватара, он понял, что сказаться больным нельзя – сразу отправят в медицинский блок, где работают врачи-садисты: они производили опыты даже на детях, особенно интересуясь близнецами, и не гнушались испытывать свои новые теории на взрослых больных, но физически крепких, людях. Поэтому было принято решение сделать это во время обеда. Конечно, обедом это сложно назвать, но время будет.

Восемьсот сорок седьмой вместе со своими «коллегами» пришёл в газовую камеру, которая на тот момент была уже открыта. До ухода им дали немного мутной жижи и небольшой кусок хлеба, по вкусу и ощущениям больше напоминающий резину, чем что-то съедобное.

Приступив к работе, он, как врач, осматривал всех, кого выносили из газовой камеры в крематорий. Бывали случаи, что кто-то оставался жив (хотя логически это объяснить довольно сложно), и его убивали, ножом протыкая глаз насквозь. Чаще это делали надсмотрщики. Хотя многие, кто входил в состав этой рабочей команды, теряли своё лицо после первой недели работы здесь: почувствовав своё привилегированное положение среди заключённых, чувствовали себя почти на одном уровне с надсмотрщиками. Поэтому они сами могли умертвить человека, если это было необходимо. Во время работы они ходили по трупам, могли обмениваться шутками, смеяться, стоя у кого-то из умерших на голове.

Восемьсот сорок седьмой так и не смог обесценить жизнь человека, находясь здесь. Он старался максимально осторожно и с уважением переносить тела в крематорий, складывая их на тележки, и мысленно за каждого молился.

Когда они начали работать в этот день, невольный попутчик аватара вновь зажался в углу сознания. При взгляде в газовую камеру, где находились тела стариков, женщин и грудных детей (на удивление, детей постарше не было среди трупов, видимо, их отправляли куда-то в другое место, где они могли выполнять несложную работу), он пытался сохранить спокойствие, но не мог. Вся его сущность сотрясалась в рыданиях, в то время как его носитель с медвежьим спокойствием осматривал тела; если находил что-то ценное (например, золотой зуб), звал того, кто отвечал за золото, складывал тела на носилки и, когда набиралась достаточно большая гора, увозил их в крематорий.

По скромным подсчётам попутчика в камере находилось больше двух тысяч тел.

Восемьсот сорок седьмой взял на руки тело еврейского малыша, тяжело вздохнул и положил его к остальным, прошедшим проверку. Так продолжалось довольно долго, пока камера не опустела. На улице уже было довольно светло. В этот момент привезли обед – небольшой кусок хлеба и баланду из картофельных очистков. Но побывав в памяти аватара, попутчик знал, что «зондеркоманда» не голодает: им разрешается забирать еду из пожитков новоприбывших, так как их немецкие командиры боялись заразиться какой-нибудь болезнью, как иногда случалось с членами их команды.

Глава 2

Восемьсот сорок седьмой сел в углу помещения и начал не спеша есть. Времени у них было достаточно для того, чтобы отдохнуть. Эту газовую камеру они уже вычистили, а следующий поезд должен прибыть только через пару дней, поэтому помогать приводить приговоры в исполнение нужно будет только для местных. А как он успел заметить, сегодня их направили в другие газовые камеры, которые на тот момент пустовали.

Попутчик вышел на первый план в сознании, полностью оттеснив восемьсот сорок седьмого, усадил тело поудобнее и закрыл глаза: и физически, и мысленно.

«И опять дилемма: как предстать перед тем, кому нужна помощь? Думаю, на этот раз подойдёт мужчина – ровесник, чтобы новый друг смог обсудить со мной то, что собирается делать».

На этот раз обстановка была выбрана под стать времени и памяти аватара: небольшая квартирка на третьем этаже трёхэтажного кирпичного дома. Место переговоров находилось в гостиной, на вид абсолютно обычной для того времени: на полу перед камином лежал красивый ковёр, рядом стоял диван, немного поодаль перед окном разместились два кресла с небольшим столиком, на котором парил чай в небольшой кружке с фигурной ручкой. По стенам развешаны были полки с книгами. Примечательно было одно: если выглянуть в окно, видна была не только улица с дорогой, машинами и деревьями, но и вдалеке можно было увидеть символ Парижа и Франции в целом, построенный по эскизу Мориса Кёшлена, который и не думал, что его идея может стать настолько знаменитой во всём мире – Эйфелеву башню.

Помощник постарался детально проработать всю обстановку, понимая, что эта отдушина нужна восемьсот сорок седьмому, как воздух. Но в то же время он очень боялся сломать его напоминанием о той жизни, которая безвозвратно для него потеряна.

«Восемьсот сорок седьмой», – негромко позвал он и тут же услышал твёрдые шаги. В дверном проёме появился человек – невысокий мужчина примерно лет тридцати пяти, с тёмными, постриженными очень коротко волосами, карими глазами, небольшой щетиной на лице; большой крючковатый нос и пухлые губы намекали на еврейское происхождение. Примерно такой, каким он себе его представлял (это был один из тех немногих дней, когда аватара он видел впервые именно в момент общения, чаще всего, даже если не было зеркала, то помогали витрины магазинов, начищенные до блеска столовые приборы или ещё какая-нибудь отражающая поверхность; в этот раз такой возможности не представилось).

«Здравствуйте, – сказал он и, осмотревшись по сторонам, протянул руку для приветствия. – Кто вы? И где мы находимся?»

Его голос был спокойным и уверенным. Помощник до сих пор не понимал, как он может помочь этому человеку. Его самообладание было на грани безумия: как можно оставаться таким хладнокровным? Он бы мог подумать о психическом нездоровье этого человека, но интеллект в его глазах и поведение во время сортировки трупов не давало ни на секунду сомневаться в его вменяемости.

«Мы находимся в вашем сознании. Я – аш Помощник. Сегодня перед вами стоит очень сложный выбор, и мы должны принять решение, которое для вас будет наиболее оптимальным».

Мужчина спокойно подошёл к окну.

«Как красиво. Я скучаю по этому городу. Интересно, переживёт ли башня это страшное время? Закончится ли оно? И если закончится, то чем?»

Стоя у окна, он опирался на подоконник и смотрел вдаль. Его глаза оставались сухими, но в их глубине была такая скорбь, от которой Помощнику самому хотелось плакать. Одно из самых сложных чувств – это сопереживание: сам ты ничего не можешь изменить в прошлом этого человека, но и понимаешь, что он принял это прошлое, пережил его, смирился, и от этого становится почему-то только больнее. Может, потому, что кажется, что он перестал бороться? Потерял надежду? Но его слова сегодня утром умершему другу доказывали обратное: надежда ещё с ним. Она не покинула его. Но надежда на что? В таких условиях может поддерживать и надежда на скорую смерть, как избавление от ежедневных страданий. Это предстояло выяснить. Помощник сел в кресло и стал ждать.

Прошло немало времени, когда восемьсот сорок седьмой повернулся лицом к комнате. Казалось, он проживал моменты своего прошлого, стоя у окна, глядя на городской пейзаж, но не видя его.

Он прошёл и сел в кресло рядом.

«Что ты хочешь?» – спросил он.

«Для начала я хочу поговорить. Хочу понять. Хочу прочувствовать. А потом уже будем думать, что делать».

«Чем ты мне можешь помочь?» (слишком часто он слышит этот вопрос, и ему каждый раз больно его слышать, но потом очень приятно опровергать эту мысль результатами, когда всё-таки получается выполнить свою миссию).

«Расскажи. Пока этого будет достаточно», – Помощник развернул своё кресло так, чтобы видеть глаза собеседника и немного подвинул чашку с чаем в его сторону.

«Меня зовут Лиор. Знаешь, начиная с моего имени и наполняется вся моя жизнь. Догадаешься, как переводится моё имя?». «Нет». «Сострадание. Можешь себе представить? Сострадание! – тут он немного улыбнулся. Но это не была улыбка иронии или радости. Эта улыбка была пропитана скорбью. – Я очень устал сострадать. Я действительно устал. И страдать я устал тоже. Я не знаю, почему со мной всё это происходит. Наверное, и не хочу знать. Я до сих пор верю в Бога. Верю, что Он даст мне успокоение. Я знаю, что Он даёт испытания только по силам. Но мои силы на исходе!!! Я больше не могу! Мне всё время больно! И это далеко не физическая боль, хотя и она теперь постоянно присутствует в моей жизни. Каждый вечер, засыпая, я надеюсь, что не проснусь утром. Но каждое утро я слышу эти три гудка, три вызова обратно в ад. Почему три? Чтобы я помнил о Святой Троице. Надеялся. Но я очень устал…»

Он замолчал. Помощнику было удивительно, что в кресле всё также сидел мужчина, появившийся в дверном проёме. Физически он не изменился. Только глаза. Они превратились в чёрную дыру отчаяния. Но стабильный физический образ в сознании давал уверенность, что этот человек очень силён душой и всё ещё можно исправить.

Он продолжил.

«Я жил во Франции, в Париже. И действительно из окна моей квартиры была видна Эйфелева башня. Я был врачом. Хорошим врачом. Не было и дня, чтобы ко мне не обращались люди. Но я не был слишком богат. Да, мы жили в достатке. Но без излишков. Я понимал, что обязан всем этим Всевышнему. Поэтому старался «не копить сокровищ на земле». Незадолго до войны я женился. Видел бы ты её, мою жену! Её звали Кэрэн. Она, под стать своему имени, была лучом, освещавшим всё вокруг. Она вдохнула в меня жизнь, о которой я даже мечтать не мог. Скромная, спокойная, красивая. Всех её качеств не перечислить, даже если о ней говорить вечность! Такой она была вначале. Но потом стало ещё лучше. Хотя казалось, что наша с ней жизнь и так до невозможности гармонична. Она забеременела. И тут пришёл весь этот ужас. Вернее, он пришёл раньше. Ещё в 1940 году. Но первое время силой нашей любви мы могли справляться с ним. Я практиковал даже во время войны – хорошие врачи, даже если они евреи, необходимы. Конечно, мы уже не жили так свободно, как раньше. За нами был постоянный контроль. Все друзья других национальностей перестали с нами общаться, а друзей-евреев отвезли куда-то, как думали мы тогда, к более спокойной жизни.

Так продолжалось до середины 1941 года. Тогда мой Лучик забеременела. Она светилась ещё больше, чем раньше. Малыш во много крат усилил все её качества! Я старался оберегать её от всех страстей, творившихся вокруг. Но уберечь её так и не смог. 13 марта 1942 года ночью в нашу дверь постучали. По этому стуку уже стало всё понятно. Зная отношение к евреям, у нас уже были заготовлены некоторые необходимые вещи. Я открыл дверь, и оттолкнув меня в дом ворвались нацисты. Кэрэн стояла в дверном проёме в спальню в сорочке, придерживая свой круглый животик. Эта сволочь оттолкнул и её. Слава Богу, я успел её поймать, чтобы она не упала и не ударилась. Даже в этот момент, когда я ее подхватил, она посмотрела на меня не наполненными страхом и ненавистью к незваным гостям глазами, а взглядом, пропитанным благодарностью, и даже немного улыбнулась.

Они обыскали весь дом и велели нам собираться. После этого нас отвели на вокзал и погрузили в обычный товарный вагон с множеством таких же страдальцев, как мы. В нём не было никаких удобств для моего нежного пузатика, но она и не подавала виду, что ей тяжело. Как всегда, даже в этих жутких и страшных условиях, она улыбалась, помогала пожилым и инвалидам, играла с детьми. Только изредка я мог поймать в её глазах затаившийся страх. Но как только она замечала мой взгляд, её страх исчезал, как будто его и не было. Она была уверена во мне. А я её подвёл».

Лиор вновь замолчал. Было видно, как тяжело ему вспоминать всё это. Что рана, оставленная на его сердце, до сих пор кровоточит. Но глаза так и оставались сухими. Собеседнику сказать было нечего. Он терпеливо ждал – хотя от рассказа ему становилось больно, он ждал продолжения. Как всегда, он уже знал, что случилось. Файлы в его голове были уже на месте. Он знал, что покажет Лиору. И ему не терпелось всё показать. Но нужно было дослушать рассказ. Иначе мужчина легко может наломать дров, поддавшись эмоциям.

Молчал он недолго.

«Мы ехали несколько дней и ночей. Не раз нас пересаживали из вагона в вагон. Иногда пахло настолько противно, что выворачивало наизнанку. Но мой лучик продолжал светиться. До последней ночи. В тот момент многие уже забылись тревожным сном, когда я почувствовал её руку на своём лице и услышал сдавленный хрип: «Любовь моя, мне больно». Я повернулся к ней и увидел гримасу, искажающую любимое личико. Посмотрев на одежду ниже пояса, я увидел, что она вся мокрая и в крови. «Больно!». Она закрыла рот обеими руками, стараясь никого не потревожить. Как всегда, она думала о других. Её тело сжимало, как в тисках.

Я всё понял, отбросил эмоции и на время стал врачом, а не мужем. Снял с неё всю одежду ниже пояса, подложил чистые тряпки под неё и принялся давать указания шёпотом, хотя в этом не было необходимости. Она интуитивно знала, что и как должна делать: в какой момент тужиться, в какой – нет, она чувствовала малыша внутри себя так, как никакой врач и представить себе не может. Через некоторое время у меня на руках оказался крепенький мальчишка, который в голос закричал.

Слава Богу, обошлось без обильных кровотечений. Я всё сделал, что нужно, чтобы мой Лучик чувствовала себя уютно: укрыл её и заставил спокойно полежать. Сам тоже лёг рядом и положил между нами малыша. Под стук колёс он немного пососал её грудь и заснул. Несмотря на то, что она очень сильно устала, она не спала. Лежала и смотрела на нашего сына. Она часто улыбалась, но такой улыбки я не видел у неё никогда. Лёжа на железном полу грязного вагона, в одежде, испачканной кровью, измождённая долгим путём и родами – несмотря на всё это, она была счастлива. Только она умела видеть, чувствовать, понимать счастье даже в таких условиях».

В этот момент его глаза стали как будто светлее. Было похоже, что его любовь освещает его изнутри. А пухлые губы тронула нежная улыбка.

«Глядя на неё, я не мог поверить, что всё это происходит с нами. Что мы не дома, что нас везут, и мы не знаем, куда. Что моя жена только что родила мне сына. Я решил назвать его Лазарь. Бог был всё это время с нами, у меня не было сомнений. Но то, что произошло дальше, покачнуло мою веру».

В этот момент взгляд вновь стал непроницаемым.

«Ближе к утру наш поезд не в первый раз остановился. Мы ожидали новой пересадки, но это был наш пункт назначения. Двери вагона отворились, и к нам зашли худые люди в одинаковой одежде. Они разговаривали с нами спокойно, объясняя, что ничего с нами не случится. Помогали подняться пожилым и немощным, провожали к выходу. Мы с Кэрэн и малышом на руках пошли к выходу сами. Я видел, как ей страшно, больно и тяжело идти. Как мог, поддерживал её и ребёнка. Спрыгнул из вагона и аккуратно на руках спустил и их. Когда её ноги коснулись земли, к ней подошёл один из помогавших людей, взял её под руку и повёл в сторону. Туда, где стояли пожилые люди и инвалиды. Там же было несколько женщин с детьми на руках. Сначала я пошёл за ними, но меня довольно настойчиво, хотя и мягко, остановили. Мужчина на ломаном французском мне объяснил, что всех, нуждающихся в медицинской помощи, пока отведут туда, где как раз её окажут. Тогда я поверил ему. Успел подбежать к Кэрэн, поцеловал её в последний раз, шепнул на ухо: «Мой Лучик! Всё будет хорошо, не бойся», чмокнул Лазаря в лобик, он в ответ смешно скукожил мордашку и издал кряхтящий звук, и вернулся в группу относительно здоровых людей. Как теперь я понимаю, именно там и происходила сортировка. Мой Лучик спокойно шла навстречу смерти, веря моим словам. Она несколько раз обернулась. Кэрэн улыбалась. Ей было страшно, я знаю, но она верила мне и Богу. Она знала, что всё будет хорошо».

В этот раз молчание было намного продолжительней. Помощнику уже не терпелось начать говорить и показывать. Но он не мог. Его раздирали противоречивые чувства боли за Лиора, и радости от того, что он сейчас узнает.

«Знаешь, сколько раз, работая в команде «Канада», я сам забирал малышей у молодых женщин и отдавал их старушкам? Лишь бы только сохранить хотя бы одну жизнь. Но для чего? Разве это жизнь? Иногда я думаю, что моему Лучику повезло. Что она сейчас не страдает так, как я. Я рад, что она не видит всего, что происходит вокруг. Но также я знаю, что даже здесь она бы не сломалась. Она бы дарила радость окружающим, она бы поддерживала и помогала верить в светлое будущее.

После того, как меня и остальных подвергли санитарной обработке и отправили в карантинный барак, я всё ещё верил, что с ними всё хорошо. Я верил, что после карантина мы с ней встретимся. Только через несколько дней я понял, что́ это за место. После избиений, голода, издевательств я понял, что больше их не увижу. А когда я стал работать в «Канаде», я воочию увидел, что происходит с женщинами с грудными детьми. Сколько раз во сне я слышал её голос – не крик, она никогда не повышала тон, голос: «Любовь моя, я с тобой», и видел, как тухнут её глаза в газовой камере. Но никогда она не просила о помощи. Я уверен, что она приняла смерть с благодарностью, как и всё в жизни».

Он замолчал. Наконец-то настало время его собеседника.

«Лиор. Я знаю, что тебе очень плохо, хотя твоя стойкость поражает. Поверь, вы с твоей женой стоили друг друга. Ты очень стойкий человек. Я наблюдал сегодня, как ты работал в газовой камере и крематории. Несмотря на всё случившееся с тобой, ты остаёшься человеком. Я бы даже сказал – Человеком с большой буквы. Да, тебе приходится находиться здесь. Пока у тебя нет выбора. Но поверь, то, что ты собрался сделать сегодня, не поможет. Это тоже не выход. Ты потеряешь всё».

«Что я могу потерять, кроме своей жизни? Скажи мне? – его тон стал немного тяжелее. – Неужели ты думаешь, что я побоюсь, что из-за меня приговорят к смерти тех, с кем я работаю? Ты видел их? Они давно потеряли человеческое лицо. Осталось лишь несколько людей, которые ещё держатся. Сегодня решил проститься с жизнью один из них. Бэхор хоть и не был первым из нашей команды, кто решил свести счёты с жизнью – но он был тем, в ком остался человек».

«Я не об этом. Давай я тебе кое-что покажу».

И вновь комната преобразилась. Это был не тот кинозал, в котором сидела ещё вчера Кристи. Это был небольшой старый кинозал с деревянными креслами, а посередине стоял большой кинопроектор с двумя большими катушками. Он издавал до боли знакомый треск. А впереди на большой растянутой белой ткани появился прямоугольник света. Через некоторое время появилась чёрно-белая картинка. На ней Лиор увидел тот день, когда они приехали в концлагерь. Увидел свою Кэрэн, и сердце защемило так, что казалось, он не может дышать. Даже на чёрно-белой картинке её глаза светились, а губы шептали ему: «Я люблю тебя». Он весь подался вперёд. Ему так хотелось коснуться её руки, схватить в охапку и бежать, куда глаза глядят. У неё на руках был маленький св      ёрток. Малыша не было видно, но он знал, что он там. Лиор увидел себя, как он подбежал к ней, поцеловал, шепнул на ухо страшную ложь (тогда он верил, что это правда), и вновь скрылся из кадра. Его маленькая Кэрэн пошла вместе с остальными. Кто не мог идти, тем помогали люди в одинаковой серой одежде. Кэрэн шла сама. К ней подошёл какой-то молодой мужчина в нацистской форме, посмотрел на ребёнка, на её одежду в крови и отошёл.

Их вели довольно долго. Привели к кирпичным зданиям, выстроили в ряд на краю глубокого рва. Когда раздался залп, Лиор подумал, что это звук его разрывающегося сердца. Всю картинку заволокло пылью от падающих тел и горящего пороха. Когда немного развеялось, были видны тела, лежащие друг на друге, которые не упали в яму. Их было немного. Основная часть была в братской могиле. Лиор пытался увидеть хотя бы край одежды своей любимой, но в этой каше тел, крови и мозгов не мог ничего разглядеть. Ком в горле никак не хотел уходить. Ему хотелось рыдать в голос, но он не издал ни звука. Исполнители казни стаскали остатки трупов в ямы. На этом картинка немного ускорилась, и Лиор мельком увидел, тело его жены в яме. Она продолжала держать в руках кулёчек с их сыном. Затем все ушли, и наступила тишина. Вдруг куча трупов немного зашевелилась. Затем вновь замерла. Потом снова Лиор заметил небольшое движение, затем снова – ничего. Так происходило несколько раз, пока из-под тел не показаласьзнакомая одежда со следами крови. Лиор замер, как будто это происходило прямо сейчас, на самом деле. Он даже не дышал, чтобы не издать ни звука и не привлечь охрану. Тем временем его Кэрэн выбралась из-под тел и аккуратно выглянула из-за края ямы. В руках она так и сжимала кулёчек, дающий ей силы на борьбу. Лиор заметил, что у неё по руке стекает пульсирующая струйка крови. Кэрэн как будто этого не замечала. Всё так же аккуратно, ползком, она выбралась из ямы и направилась в сторону от лагеря.

Ямы находились за пределами самого лагеря, но была опасность, что охрана заметит её. Поэтому она двигалась очень медленно, с частыми остановками. Лес был с другой стороны лагеря, и только там можно было спрятаться. Поэтому она, переползая от дерева к дереву, обогнула почти весь лагерь и скрылась в лесу. За всё это время было непонятно, жив малыш или нет. Она бережно несла его, стараясь не повредить, но движения в кулёчке Лиор не заметил. Вдруг экран погас, и он увидел, что вновь сидит в квартире, а в кресле напротив находится его собеседник и внимательно смотрит на него.

Вот тут произошло то, чего так боялся Помощник: Лиор сорвался с места, упал на колени перед ним и начал, рыдая, выкрикивать что-то. Но в рыданиях было непонятно, что он говорит. Физически ощущалось, как внутри Лиора что-то сломалось. Что-то такое, что помогало ему всё время держаться в этом аду. Помощник надеялся, что это не сведёт его подопечного с ума, потому что тогда его пребывание здесь становится бессмысленным.

Он попытался поднять Лиора на ноги, но его тело продолжали сотрясать рыдания, и сделать это не получалось долгое время. Когда всё-таки удалось его поднять и посадить в кресло, перед ним был уже не тот человек, который зашёл в эту комнату. Если до этого глаза выражали стойкость, то теперь они превратились в два бездонных озера, переполненных надеждой, страхом, безысходностью и болью. Ничего, что могло бы ему помочь сейчас в разговоре, он не видел в этих глазах. Он пытался разглядеть хоть каплю спокойствия и здравомыслия, но не мог.

Помощник сел перед ним на корточки и положил свои руки к нему на колени, немного сжал пальцы. «Вот только вчера я также сидел перед Кристи» – промелькнуло у помощника в голове.

«Лиор. Ты мне нужен. Я не смогу разговаривать с тобой, пока ты в таком состоянии. Я понимаю, что все эти эмоции были у тебя глубоко в душе, и увиденное выпустило их на свободу. Но сейчас не время им поддаваться. Надо вернуть твой разум».

Лиор сидел молча, только изредка всхлипывая. Его поникшие плечи сотрясала судорога. Он очень хотел говорить, но никак не мог выдавить из себя хоть что-то внятное. Поэтому заговорил сам Помощник.

«Всё, что ты видел – правда. Твоя жена и сын живы. Кэрэн смогла притвориться мёртвой, помогла в том числе послеродовая кровь на её одежде, а тепло её тела крепко усыпило малыша. Плюс ещё его оглушили выстрелы, поэтому после них он несколько дней ничего не слышал. Она смогла добраться до людей, которые помогли ей. Она у тебя – стойкий оловянный солдатик. Всё это время в голове у неё звучал твой голос: «Мой Лучик. Всё будет хорошо, не бойся». И она верила тебе. И верила Богу. Только это придавало ей силы. Они живы до сих пор. У них получилось сбежать. Сила и доброта твоей жены помогли ей добраться до Египта в лагерь беженцев. Там она и растит сына, моля каждый день Бога о тебе. Поэтому очень важно сохранить тебя для них. Ты важен. Не только для своей семьи, но и для мира: ты поможешь многим людям, которые повлияют на мировую историю. Поэтому нам надо уберечь тебя».

Пока он говорил, Лиор постепенно приходил в себя. Стержень в его душе вновь обретал целостность. Это радовало его собеседника, потому что иначе помочь этому человеку было бы крайне затруднительно.

«Они живы. Я не могу в это поверить. Эти долгие 2 года я пытался смириться, что не увижу их больше», – мокрое от слёз лицо стало светиться. Как будто его жена, его Лучик, светилась через него.

«Лиор, я рад, что помог тебе это узнать. Но нам надо посмотреть ещё кое-что. Чтобы принять правильное решение». Не дожидаясь ответа Помощник начал действовать.

И вновь возник кинотеатр с проектором: белая ткань впереди, погасший свет и яркий прямоугольник с мелкой рябью.

Появилась картинка: лагерь, ночь, шум в соседнем бараке. Вся охрана сбежалась туда. Лиор тихонько, в полусогнутой позе, быстро движется к месту, где они с группой сопротивления выкопали и замаскировали подкоп под забор. Он обернулся. Всё по плану: шум в бараке, все там. Он уже добежал. Начал разбирать ветки. Ещё двое бегут за ним с других сторон. Лиор начинает разбирать груду мусора рядом с забором, как вдруг один из бегущих к нему встаёт во весь рост и начинает громко кричать. Лиор кинулся в его сторону, не замечая, что к нему сзади уже тихо подошёл один из охранников. Удар по голове толстой дубинкой выключает экран. Следующая картинка: Лиор, весь избитый, со сломанными руками и ногами сидит у ворот лагеря с табличкой на груди «А вот и я». Его голову палкой поднимает один из охранников, а второй стреляет в лоб. И вновь чёрный экран…

И снова появилась комната. Лиор тяжело поднялся из кресла и подошёл к окну. Некоторое время он смотрел на Эйфелеву башню и молчал. Слышно было лишь его глубокое дыхание и видно, как грудную клетку сотрясали тяжёлые удары сердца.

Через некоторое время он всё-таки собрался с силами и заговорил: «Ты хочешь сказать, что мне надо оставаться здесь? Как я могу сидеть сложа руки, зная, что мои любимые живы? Как я могу бездействовать?».

«Я пришёл, чтобы уговорить тебя подождать. Поверь, скоро уже всё закончится. Для тебя, конечно, каждый день здесь – это вечность в аду. Но если ты наберёшься терпения, не будешь пытаться сбежать, то ты найдёшь свою семью, – как же сложно подбирать слова в такие важные моменты! Но он умел это делать и чувствовал сейчас, что идёт по верному пути. – Лиор. Чего ты хочешь больше всего?».

«Чтобы мои родные были в безопасности», – без колебаний ответил тот.

«Они в безопасности сейчас, поверь мне. Им не хватает только тебя. Но если ты совершишь хоть одну попытку к бегству, тебя убьют. Это касается не только этого вечера. Любая твоя попытка окончится крахом. Тогда их жизнь сложится плохо. Настолько плохо, что ты не можешь даже представить. Ты им нужен. Ты нужен вашей ещё неродившейся дочке. Ты нужен миру».

«Покажи мне это», – резко развернувшись, крикнул он.

«Прости, но этого сделать я не могу. То, что ты пытался бежать – это уже свершившийся факт в будущем. А то, что ты останешься здесь – это ещё непринятое тобой решение, поэтому это будущее под большим вопросом, и я не могу тебе его показать».

«Я не могу ждать, зная, что Кэрэн живёт где-то без меня».

«А вот это эгоизм. Да, ей плохо без тебя, но она в безопасности. Она верна тебе. Она видит в Лазаре твои черты. Он очень похож на тебя. Поэтому вопрос жить тебе или умереть, стоит очень остро. Останься жив. Потерпи. Поверь, тебе осталось терпеть меньше года. Сейчас апрель, а в январе следующего года лагерь освободят. Потерпи. Больно, сложно, но от этого зависит жизнь твоих любимых».

Лиор никак не мог принять это решение. Один раз он уже оставил её с ребёнком на руках и ушёл. Сейчас ему было очень сложно принять решение не броситься к ней. Оставить её ещё больше, чем на год. Год здесь, а потом поиски. Как долго. Каждый день без неё – это вечность. Тем более зная, что она жива…

«Зачем ты мне всё это показал? Я жил, я уже смирился. Тогда можно было терпеть».

«Не забывай: если бы я не пришёл к тебе, ты был бы точно мёртв к вечеру завтрашнего дня. И врать я не могу. Я должен был показать тебе это».

Лиор тяжело дышал. Мысли путались.

«Давай так: у нас с тобой есть время, не торопись. В сознании время идёт по-другому. В реальности ещё даже никто не успел заметить, что ты отключился. Просто подумай. Я уйду, дам тебе время побыть наедине с собой и своими мыслями. Только дам тебе это», – он протянул Лиору свёрнутую вчетверо бумажку и вышел.

Оставшись один, Лиор подошёл к камину и развернул бумажку: с неё на него смотрели любимые глаза. Паутинки в углах глаз позволяли увидеть улыбку при серьёзности губ. Ему было очень сложно, но только она могла помочь ему принять правильное решение.

«Кэрэн, любимая. Пожалуйста, помоги мне. Как плохо без тебя».

Она улыбнулась с фото, на этот раз не только глазами: «Любовь моя. Ты столько ждал. Подожди ещё немного. Ты мне нужен. Ты нужен сыну».

Слёзы текли из глаз помимо его воли. Он смотрел на родные, вновь неподвижные черты лица. Как же он скучал по ней! И он уже принял решение.

Когда Помощник вернулся, он застал именно того решительного мужчину, который сегодня с поразительным спокойствием и сочувствием разбирал гору трупов.

«Я принял решение. Я подожду. До твоего появления у меня не было стимула жить. Сейчас он появился. Я хочу увидеть своего сына. Хочу увидеть будущую дочь. Я хочу обнять Кэрэн и больше никуда и никогда не отпускать».

Помощник видел влажность на щеках Лиора. Но он был счастлив, что тот принял правильное решение.

«Лиор. Теперь вот о чём: ты не будешь помнить наш разговор. Ты не будешь помнить то, что здесь произошло. Но решение, принятое тобой, останется. Береги себя. Теперь я уверен, что всё будет хорошо».

Он пожал руку Лиору, ушёл на задний план сознания и физически открыл глаза тела. Пейзаж вокруг не изменился: унылые стены раздевалки перед газовой камерой, следы от волочения тел, железная полупустая тарелка перед ним. Но в душе появилась надежда и любовь. Помощник чувствовал их, даже находясь глубоко в сознании.

Окружающие заключённые не заметили изменений в состоянии своего собрата. Они продолжали непринуждённый разговор между собой о предстоящей работе, о вчерашних находках, о соседних бараках. Но о смерти Бэхора никто не говорил. Не принято это было. Самоубийства случались нечасто, но всегда вызывали ещё больший страх, чем смерть от истощения или болезни. Каждый боялся перешагнуть ту черту невозврата, за которой слово «надежда» теряет всякий смысл.

Глава 3

В этот раз не было сюрпризов: Лиор больше не слышал своего «сознательного» попутчика и не помнил, что с ним только что кто-то разговаривал. Также он не знал о том, что его Кэрэн жива, но чувства от встречи остались, которые трансформировались в интуицию. В душе появилась надежда, которую подогревала любовь. Он чувствовал, что в январе следующего года всё закончится. Он не знал, откуда появилась эта уверенность, но голос внутри него шептал: «Всё будет хорошо, только потерпи». Голос был похож на тот, любимый, который он слышал последний раз, как ему казалось, в прошлой жизни. Слышал так давно, но не забыл ни одной интонации, ни одного звука. Он помнил этот голос, который теперь вызывал не чувство стыда и беспомощности что-либо изменить. Нет, теперь этот голос давал надежду.

День проходил обычно, как сотни дней до этого. Лиор убрал все испражнения и рвотные массы в газовой камере, привёл её в порядок, чтобы следующая партия смертников не догадалась о том, что это вовсе не душ. Были случаи, когда люди понимали это, и сопровождающим приходилось силой заталкивать их в камеру. Лиор этого никогда не делал. Не мог. Но, к сожалению, в их команде было достаточно добровольцев для такой работы. Иногда казалось, что они специально провоцируют такие ситуации, чтобы почувствовать своё превосходство, хотя на самом деле по человеческим меркам были хуже животных. Только проблема была в том, что человеческими мерками в этом новом устройстве мира никто уже не мерил.

Лиор с «коллегами»… (забавно, но некоторые слова из своего лексикона он так и не мог удалить… коллеги… да, теперь его «коллеги», к сожалению, не врачи, не профессора, как прежде, теперь его коллеги – убирающие трупы люди, вырывающие золотые зубы из мёртвых ухмылок, люди, потерявшие не только место в этом мире, но и имена… остались лишь наборы цифр, заменяющие любую идентификацию… когда к тебе относятся, как к животному, наверное, сложно не стать им).

Лиор с «коллегами» убрали остатки, напоминающие, что в этом помещении были живые люди, а позже – груды тел. Помещение вновь напоминало огромную общую душевую. После этого надо было идти убирать золу от первых партий сожжённых.

Невольный попутчик Лиора на один день ждал, когда же это уже закончится, когда он сможет переключиться на новый день. Никогда он не ждал нового перемещения с таким нетерпением. Хотя теперь он понимал, что если ему доверяют такие случаи, и он справляется, значит с каждым новым «делом» может становиться всё страшнее. Но он чувствовал в себе силы.

После диалога и эмоций Лиора он понимал, что многое он может исправить, многим сможет помочь. Раньше в сложных случаях он терялся, сейчас всё было по-другому.

Тем временем работа в крематории кипела. Печи работали на всю мощь, еле справляясь с новым поступлением «низших людей» (как считал «сверхчеловек» в образе их надзирателей). Команда едва успевала вынести весь пепел до того, как появлялся новый. Лиор в этот день работал как будто на автопилоте. Он не слышал и не замечал, что происходило вокруг. Он был погружён в свои мысли, пытался понять, откуда пришло убеждение не устраивать побега сегодня. Он так долго планировал всё с участниками сопротивления… Он знал, что это возможно, потому что двое из них недавно совершили побег. За них было страшно, но так как их тела не появились в скором времени (обычно поиски продолжались три дня) перед воротами с табличкой на груди «А вот он и я», значит, их не поймали. Могло получиться и в этот раз. Но твёрдое убеждение, что нельзя этого делать, пришло, как ему казалось, из ниоткуда и не давало покоя.

В это время Помощник не вмешивался в поток мыслей, потому что видел, что этот поток спокоен, логичен и идёт в правильном направлении. Он до сих пор поражался Лиору. Такого стержня внутри он давно не встречал. Теперь он понимал, что пока есть такие люди, остаётся надежда на то, что мир станет светлым, добрым, справедливым и человеколюбивым.

Он неожиданно подумал про Кристи. Как она там? Что с ней происходит? Почему она так запала ему в душу? Эти вопросы сами собой всплыли в его голове. Но пока было не время размышлять над этим. Он был уверен, что скоро всё поймёт.

Солнце постепенно клонилось к закату, когда к Лиору подошёл человек, которого попутчик узнал по фильму в сознании.

– Ты с нами? – шёпотом проговорил он. По выражению лица этого человека было понятно, что вопрос скорее носит риторический характер. Он не был готов услышать отрицательный ответ.

– Извини, но нет, – ни один мускул не дрогнул на лице Лиора, и в душе не промелькнуло ни тени сомнения. Он принял решение и был готов отстаивать его. Но он не собирался никого отговаривать от задуманных действий.

Гамма эмоций отразилась на лице его собеседника: он встал как вкопанный, на месте, челюсть сначала отвисла, потом с клацаньем зубов захлопнулась, и заиграли желваки, руки сжались в кулаки.

– Что это значит? – с угрозой в голосе спросил он. – Ты что, думаешь, можно вот так просто передумать?! Нам стоило стольких усилий, чтобы подготовить всё это!

Мужчина не говорил, а шипел со злостью, как кобра, угрожающая своей добыче. Но Лиора было невозможно запугать. Он повторил свой ответ:

– Извини, Карл, но я не с вами. Есть другие претенденты, только кинь клич, и на моё место найдётся много желающих.

Для Лиора, с одной стороны, была непонятна реакция собрата по несчастью: действительно, если подумать, то в их подпольной группе было достаточно смельчаков, которые были готовы в любой момент попытать удачу и сбежать из этого страшного места. Те, у которых не осталось в живых никого, которым было и не страшно умереть, потому что смерть подчас казалась избавлением от немыслимых страданий. Но, с другой стороны, он почувствовал (не мог понять, откуда это ощущение, потому что не помнил тот фильм, который ему показали в сознании), что что-то с этим человеком не так, нездоровый огонёк в его глазах указывал на какой-то подвох в его намерениях. Поэтому, глядя в эти глаза, Лиор ещё раз утвердился в своём решении. Хотя всё это было очень странно: Карл был одним из лидеров их сопротивления, он постоянно предлагал всё новые и новые идеи побегов и никогда не пропускал собраний. Никто и не мог подумать, что он может подвести. Может он просто расстроился, что Лиор не будет с ним рядом в этот сложный момент его жизни? Лиор даже и не предполагал, как скоро он всё поймёт.

Карл ещё раз злобно посмотрел, резко развернулся и пошёл быстрым шагом в сторону их барака, где как раз после трудного рабочего дня собирались те, кто участвовал в опасном вечернем мероприятии.

Лиор, конечно, не хотел подводить своих «коллег», но то, что зародилось в его душе сегодня, он не мог передать другим, поэтому со спокойным сердцем продолжил свой день.

Вечером, сидя в своём бараке, он чувствовал недовольные взгляды окружающих его людей. Он понимал, что потерял доверие. Что теперь он может даже и не мечтать о помощи с их стороны, если всё-таки решит попробовать сбежать. Но так как он не испытывал ни капли сомнений, то и их расположение ему особо не было нужно. Он бы переживал, если бы Бэхор не понял его. Но Бэхор уже был в лучшем из миров, а с остальными он не был настолько близок, чтобы страдать от отсутствия общения с ними.

Но что интересно, Бэхор бы понял его, даже если бы он ничего не объяснил ему. Он был тем человеком, который принимает находящегося рядом таким, какой он есть; он не пытался никого исправить, просто принимал для себя решение: общаться с человеком или нет. Лиору очень его не хватало, хотя прошёл всего один день. Он даже не успел поскорбеть по нему как следует – не было сегодня времени. Зато сейчас из-за напряжения вокруг сердце у него сжалось до ощущения, что просто остановится в груди и наступит долгожданное облегчение, но оно предательски продолжало стучать, несмотря на боль и страдания.

Помощник, чувствуя переживания своего подопечного, шептал ему: «Ты не один. Сейчас я с тобой. А в скором времени, когда ты в реальном мире узнаешь о том, что твоя семья жива, ты будешь так счастлив, как никогда в жизни. Ты – сильный человек, с которым произошло очень много страшных событий. Но, не смотря на это, ты не растерял добрые и светлые качества, которые так ценила и ценит твой Лучик».

Лиор не слышал ни единого слова Помощника, но он ощущал его поддержку, и ему становилось немного легче.

Тем временем казалось, что вокруг воздух становится плотнее. Такого напряжения не было даже в момент организации первого удачного побега. Лиор чувствовал – что-то не так, но не мог облечь свои ощущения в слова. Ему не хотелось, чтобы погибали люди из числа их группы. Какие бы они ни были, он уже привык с ними работать, они не лезли к нему в душу, и им как-никак можно было доверять. Так ему казалось. И ему очень хотелось, чтобы у них получилось, потому что это указывало на огромные бреши в организации защиты лагеря и ударяло по их надзирателям (иногда вплоть до того, что их надзиратели присоединялись к заключённым, правда, долго не выживали – их же бывшие соратники издевались над ними ещё больше, чем над другими, не говоря даже о том, как к ним относились сами заключённые).

На улице стемнело. В бараке №13 началось движение. Еле заметное, больше похожее на игру теней. В этот же момент послышался громкий шум со стороны соседних бараков.

Лиор понимал: действо началось. Послышались крики и выстрелы. Охранники, пробегавшие мимо бараков, на немецком кричали, чтобы все оставались на местах, сыпя угрозами о расправе. Лиор тихо поднялся со своего места и пошёл к выходу. Выглянул, не увидел никого рядом и тихо, вдоль стены пошёл в ту сторону, где должен был состояться побег. У него появилось ощущение дежавю, он даже не представлял, что уже всё это видел немногим ранее. Только тогда он был непосредственным участником всего происходящего.

До полуночи было ещё время, поэтому, затаив дыхание, Помощник наблюдал за происходящим через глаза Лиора. Хотя он и знал, что произойдёт через мгновение, но, как иногда надеешься, смотря в очередной раз фильм, что в этот раз не произойдёт чего-то страшного в сюжете, так же и он надеялся, что Карл не сделает того, что собирался.

Три тени на полусогнутых ногах почти ползком, но очень быстро, двигались в сторону забора. Но вдруг одна из них встала во весь рост и начала кричать: «Они здесь! Сюда!».

Только тут Лиор увидел, что вокруг уже сжимается кольцо охранников. Один из них уже очень близко подошёл к одному из бежавших и ударил его по голове дубинкой.

«На его месте мог быть я», – с ужасом подумал Лиор и попятился обратно в барак, чтобы не попадаться на глаза разъярённым надзирателям. Добравшись до своего места, он никак не мог успокоить сердце и дыхание. Он понимал, что́ увидел сегодня в глазах у Карла: то же превосходство, какое видел у других, заталкивающих беспомощных людей в газовые камеры. Карл доложил охране о готовящемся побеге. Но кто бы мог подумать?! Предатель среди нас. На что он надеется? В барак вновь поползли тени людей, которые до этого были или наблюдателями, или участниками происходящего. Кто-то упал на своё лежбище и зарыдал в голос, кто-то сел без сил прямо на пол, кто-то метался по бараку, как лев по клетке. Никто не был готов к этому. Да, предательства были ранее, но не настолько неожиданные и жестокие.

Вдруг свет с улицы преградила фигура мужчины: «Что? Думали, что всё учтено? Думали, что надурили всех вокруг? А получилось, надурили вас! Ха-ха!» – Карл стоял в дверном проёме, запрокинув голову и надсадно смеясь в чёрное небо, слепо мигающее на него звёздами. Этот страшный смех долго звучал в голове Лиора. Он закрыл глаза и уши руками, пытаясь спрятаться от происходящего, но всё равно слышал его и видел перед собой в черноте закрытых глаз яркую фигуру предателя.

Неожиданно он услышал глухой удар и смех прекратился. Но появился новый, более привычный в этих стенах. Немецкая речь: «Нам не нужны такие уроды, как ты!». Лиор открыл глаза и увидел стоящих над телом Карла охранников.

– Восемьсот сорок седьмой! Сюда!

Лиор встал и подошёл к выходу.

– Бери его.

Он наклонился и взял тело человека, которому смотрел сегодня в глаза, но не распознал ужасные мысли, гулявшие тогда в его голове, закинул его на плечо и пошёл за людьми в форме.

Шли они к воротам, ведущим на волю. Там уже были различимы очертания ещё двух тел, сидящих около забора. Грудная клетка этих мужчин редко вздымалась, что давало надежду на то, что они ещё живы. Но надежды на то, что они проживут эту ночь, не было. На их груди уже были таблички с надписью: «А вот он и я» – обычное глумление над заключёнными, попытавшимися сбежать.

Лиор посадил в этот ряд смертников и того, кого нёс на плече.

– Пошёл вон, – сопровождающий даже не повернулся в его сторону.

И он пошёл. Обратно в тёмный смрадный барак, в котором проходили его дни и ночи. Но теперь он точно знал, что его Ангел-Хранитель сегодня был рядом. Иначе на месте этих бедняг сидел бы и он. В душе, несмотря на окружающую действительность, было до боли спокойно. До какой-то апатии. Лиора немного пугало это состояние, но он чувствовал, что с этого дня он не будет один.

Он дошёл до своей кровати. Вокруг он слышал возбуждённые взволнованные тихие голоса. То, что только что произошло, не оставило ни одного человека равнодушным. Скорее всего, завтра будет больше смертей: и самоубийств от безысходности, и убийств в наказание. Но он будет жить. И постарается спасти как можно больше людей. Потому что он знал, что впереди есть светлое будущее.

Он долго лежал с открытыми глазами, вглядываясь в темноту. Утренняя головная боль отдавалась еле заметным эхом в висках (больше не пить! Каждый раз, как приходит поезд с продуктами и выпивкой, происходит одно и то же). В конце концов веки стали тяжелеть, и он забылся поверхностным тревожным сном.

– Спасибо, Ангел-Хранитель. Спасибо, Господь. Я верю, Ты рядом.

В скором времени, когда один день передал бразды правления новому дню, Помощник незаметно исчез из сознания Лиора. Но на его место пришло тепло молитв Кэрэн. Теперь для них в его душе нашлось место. И он теперь действительно не останется один. Никогда.

– Люблю тебя, мой Лучик, – сквозь сон прошептал он. – Я найду тебя.

А Помощник вновь спешил навстречу новому дню и новым победам. После этого дня, проведённого в лагере, он понял: иногда, чтобы справиться с бедой, надо сломаться, чтобы победить, надо проиграть. Он подумает об этом более серьёзно, когда будет время… Если будет время…

Часть 3

Глава 1

Несмотря на то, что перемещение произошло, как всегда, в полночь, его новый аватар не спал. Помощник был готов к такому развитию событий. Не раз случалось, что ему приходилось тут же включаться в работу из-за бодрствования аватара поздней ночью.

С первого мгновения он понял, что находится в сознании ребёнка. Он не мог объяснить, чем, но сознание ребёнка сильно отличалось от взрослого.

Мысли аватара бежали непрерывным потоком: «Как пройдёт завтрашний день? Как она выглядит? Я так давно её не видел. Что она мне скажет? Что я ей скажу? Смогу ли я остаться дома?».

После этого вопроса аватара немного передернуло, и поток мыслей остановился. А перед взором Помощника появилась картинка: старый покосившийся дом на фоне вечернего неба, вокруг всё поросло травой, мальчик лет пяти-шести весело подбегает к дому, но резко останавливается. Из дома слышны пьяные смеющиеся голоса, шум включённого радио, звон стаканов, бьющихся друг о друга. Мальчик тихонько на цыпочках заходит в дом и крадётся мимо кухни, из которой прорывается хоровод страшных движущихся теней и громкого смеха и брани.

В этот раз его никто не заметил. Он быстро прошмыгнул в комнату и забрался в самый дальний угол под грязное покрывало, валявшееся там, предварительно заглянув в детскую кроватку, где, вся измазанная в своих испражнениях, лежа на старом мокром одеяле, мирно посапывала его сестрёнка. Он поморщился от запаха, но всё равно чмокнул её в носик. С ней все в порядке, значит, и самому пока можно затаиться.

Это воспоминание сменилось более ранним: мальчишке около двух лет, его держит на руках красивая седовласая женщина. Она поёт ему песню и покачивает из стороны в сторону. Её руки, словно дорожная карта, исчерчены морщинками, но кожа бархатистая, очень приятная на ощупь. Он ухватился за её указательный палец, а она с улыбкой и любовью в глазах продолжает петь. Глаза сами собой начали закрываться. Что же это за песня? Явно колыбельная, но он не понимает слов, потому что она на другом языке.

Под это воспоминание сам аватар уснул, а Помощник получил время для размышлений и исследования сознания. Хорошо, что его «хозяин» дал ему эти образы до сна, по ним он понял, что сегодня опять предстоит нелёгкий день.

По ощущениям тела Помощник понял, что лежит он на чём-то твёрдом, под головой рука, подушки нет. Укрыт, видимо, какой-то верхней одеждой или кофтой. Желудок просит еды, но хозяина тела это не беспокоило: очевидно, чувство голода стало для него настолько привычным, что не вызывало значимого дискомфорта. Было слышно постукивание колёс и покачивание. Скорее всего, он ехал в поезде, но не в обычном вагоне, а в товарном.

Покопавшись в памяти аватара, Помощник понял, что он находится в теле мальчика тринадцати лет. Мальчишка сбежал из детского дома, где находился уже довольно долго. Шёл он домой. В дом, где жил до того, как его забрали у родителей. Часть сознания и памяти были закрыты на большой и крепкий амбарный замок. Обычно Помощник получал информацию довольно просто, но в этот раз никакими усилиями не получалось пробить эту стену. Видимо, придётся ждать пробуждения и пытаться наладить контакт, чтобы понять, что происходило в жизни ребёнка в далёком прошлом, и что побудило его сбежать. Единственная информация – это два видения перед сном мальчика.

Что они нам дают? Неизвестно, кто там развлекался, пока дети были предоставлены сами себе: отец? мать? или оба? Что стало с сестрёнкой?

Судя по второму видению: есть любящая и заботливая бабушка. Но что с ней произошло по прошествии трёх лет? Этой информации также в доступе не было. Ладно, подождём.

Мысли помощника снова как-то незаметно вернулись к Кристи. Какая она всё-таки молодец, смогла провернуть это сложное дело. Почему он не может избавиться от мыслей о ней? Вот уже второй день после неё, а он мысленно возвращается к её образу, к её силе, к её ситуации. Когда он думает о Кристи, в душе появляется то тёплое чувство, которое люди в мире называют любовью. Как только он об этом подумал, внутри всё сжалось от неимоверной тоски: у него нет права на любовь, у него нет права на привязанность. Всё, что он может – проживать каждый день новую жизнь с новым человеком.

Он почувствовал, как по щекам мальчишки потекли слёзы, и понял, что боль его души соединилась с болью аватара. Даже во сне (особенно во сне) сдерживать чувства очень сложно.

Помощник чувствовал по бегающим под веками глазным яблокам, что мальчику снится какой-то тревожный сон. Но также, как воспоминания, он никого не допускал до своих снов, и Помощник не мог заглянуть в них даже краем глаза.

Судя по ощущениям, время близилось к рассвету: становилось зябко и немного светлее. Мальчик заворочался ещё больше, пока наконец не потёр и не приоткрыл глаза. Очень хотелось потянуться, но пространство было ограничено. Только сейчас Помощник увидел, что спал среди огромных ящиков, свернувшись в клубок, а свет проникал лишь через щели вагона, уносящего его в неизвестность.

Помощник отошёл вглубь сознания, чтобы дать своему аватару продолжить запланированные действия, но полностью не уходил от управления. Сознание мальчика как будто чувствовало присутствие незнакомца и расставляло всё больше и больше стен вокруг, поэтому информации не поступало, как это было обычно. Приходилось надеяться только на себя.

Тем временем мальчик встал и пробрался через узкий проход между ящиками к выходу из вагона. Он откинул крючок и немного приоткрыл дверь, чтобы оценить скорость движения. В вагон ворвался настойчивый промозглый ветер, который сразу с завыванием заполнил все щели и проходы между ящиками и коробками. В глубине послышался скрип накреняющегося груза, но так как грохота не последовало, скорее всего, башни ящиков удержались о стены и друг о друга.

«Надо будет аккуратнее проходить обратно, чтобы ничего не свалилось на голову», – внутренним голосом подсказал Помощник. Мальчик поёжился, закутался в своё «одеяло» (это оказалась старенькая, но довольно тёплая курточка грязно-зелёного цвета), достал из своего потрёпанного рюкзачка пластиковую бутылку с водой, прополоскал рот и выплюнул воду через дверную щель. После того, как он закрыл дверь, в вагоне сразу стало теплее. «Всё познаётся в сравнении», – подумал мальчик и улыбнулся, а в сознании всплыл образ учителя в очках в большой роговой оправе, которые увеличивали глаза до комичности. Но эти глаза излучали любовь и заботу.

Мальчик прошёл обратно к месту своего ночлега и принялся копаться в рюкзачке. Найдя там пару кусочков чёрствого хлеба, он принялся их грызть, явно о чм-то думая. Помощник мягко пытался пробраться к мыслям, но, как и раньше, все попытки заканчивались возведением очередной стены. Мальчик физически стал хмуриться, как будто выражал неудовольствие таким внезапным вторжением в его голову.

Всё, что помощнику удалось узнать, это то, что ехать им ещё довольно долго, поэтому, подождав, когда закончится скудная трапеза, перешёл к активным действиям. Ему давно не было так сложно забирать у аватара управление телом. Это была целая борьба, которая, как ему показалось, длилась довольно долго, но наконец он почувствовал, что сознание мальчика сдалось, и он может приступить к знакомым манипуляциям.

Усадив тело поудобнее, так, чтобы не сильно затекли мышцы от отсутствия движения (слава Богу, в этот раз им никто не должен помешать довольно длительное время), он закрыл глаза аватара.

Глава 2

Не успев чётко представить место общения, в комнату через ещё эфемерную дверь внеслась фигура взрослого мужчины, который буквально налетел на него с криком: «Кто ты?! Что ты здесь делаешь?! Какого черта ты лезешь в мои мозги?! Что тебе надо?!». Фигура возвышалась над Помощником, всё больше увеличиваясь в размерах. Но вдруг мужчина застыл на месте. Глаза грозного образа наполнились теплом и болью: на гладкой непроработанной белой стене без окон появлялись одна за другой фотографии – на первой была улыбающаяся седовласая женщина с добрыми глазами, на второй – маленькая девочка, но лежащая не в грязной кроватке, а на руках у молодого мужчины, на третьей – учитель из видения аватара с детьми на реке, все смеются и брызгаются водой. Отвлекающий манёвр сработал. Фотографий было довольно много. Каждая, появляясь, пробуждала в глазах мужчины всё больше чувств. Он уменьшился до нормальных размеров, но так и не стал мальчишкой. Перед Помощником был молодой человек лет двадцати трёх, одетый скромно, но аккуратно, с короткими тёмными волосами и карими глазами. Он подходил к каждой фотографии и аккуратно прикасался кончиками пальцев к любимым лицам. Это дало Помощнику время, чтобы закончить свой образ и немного обставить комнату мебелью.

Сделал он это довольно быстро, потому что на этот раз никакого блеска не требовалось. Единственное, что он детально проработал – это окно на противоположной стене: за окном располагалось поле подсолнухов, посередине которого стояла довольно высокая и старая берёза. К ней вела еле заметная среди высоких желтоглазых растений тропинка. На её ветви были привязаны простые качели – две верёвки и доска – которые качались на ветру в такт ветвям дерева. Себя он оставил в том образе, который не требовал много времени – видимо, этот образ был у него из его настоящего прошлого: высокий мужчина средних лет с короткой стрижкой светлых волос и с голубыми глазами.

Помощник не хотел отвлекать парня от разглядывания фотографий, но понимал, что нужно начинать налаживать контакт. Образы для фотографий пришли извне, как приходит информация для фильмов, так как сознание подростка до сих пор было закрыто, хотя чувствовалось, что барьер между Помощником и сознанием его нынешнего хозяина становится немного податливее.

Помощник подошёл к молодому человеку и произнёс: «Нужно поговорить».

«Минутку. Пожалуйста, дай мне ещё минутку», – сдавленным голосом ответил тот.

«Хорошо, я подожду».

Парень проходил ряд фотографий несколько раз, то у одной, то у другой останавливался подольше, всматриваясь в до боли родные лица.

Помощник терпеливо ждал, так как понимал, что это очень важный момент для мальчишки, и чувствовал, что тот понемногу начинает открываться.

Через некоторое время молодой человек развернулся к нему. На щеках были следы от слёз, но глаза уже были сухие и сосредоточенные. Все стены в сознании вновь стояли на своих местах, и надежда на то, что он откроется, вновь стала испаряться. Нужно было действовать очень аккуратно.

«Здравствуй. Давай присядем?» – предложил Помощник.

«Давай, – парень подошел к столу и сел, мельком взглянув в окно, но тут же перешёл в наступление. – Кто ты и что здесь делаешь? Теперь я действительно сошёл с ума? Меня столько раз отправляли в психушку, что, наверное, это не обошлось без последствий. Правильно?»

«Нет, ты не прав, – ответил Помощник, – я пришёл к тебе, чтобы помочь. Пока не знаю, чем. Мне надо, чтобы ты рассказал, что с тобой происходит, куда ты едешь, рассказал о прошлом, о планах, о том, что тебя беспокоит. Тогда мы вместе решим, зачем я здесь». Эти привычные слова слетали с губ помощника, но он понимал, что это не то, что хочет слышать этот мальчик.

Его сомнения подкрепила ухмылка, появившаяся на лице собеседника, его голос был твёрд, от тепла и боли в глазах не осталось и следа: «С чего ты взял, что мне нужна помощь? Даже если и нужна, то за свою недолгую жизнь я понял, что помощь, которую оказывают взрослые – это та, которая нужна им, а не мне, та помощь, которая делает их жизнь проще».

«Ты же понимаешь, – тихим голосом начал Помощник, – что я не обычный взрослый, с которыми ты привык общаться. Меня прислали к тебе, значит, я чем-то могу тебе помочь по-настоящему».

«Кто прислал? Я так думаю, ты сейчас скажешь: «Бог», и думаешь, что я должен в это поверить? Нет, вся моя жизнь указывает на то, что Бога нет. Но есть ад – это моя жизнь», – на глазах помощника парень стал становиться всё младше и младше, пока не стал примерно соответствовать своему фактическому возрасту. Перед ним сидел тринадцатилетний подросток. Внешне это был обычный среднестатистический «детдомовец» – немного ниже своего возраста, в довольно разношёрстной, но аккуратной одежде.

«Расскажи мне, пожалуйста, куда мы едем. Отнесись ко мне, как к попутчику. Мы с тобой один раз увиделись, а потом наши пути разойдутся, как в море корабли. Так почему бы не поговорить? Мне интересно, что с тобой происходит. И, если я смогу, я помогу тебе».

«Я не хочу ничего говорить, – отрезал мальчик. – Я чувствовал, что ты пытаешься проникнуть в мои мысли и память. Откуда я знаю, что ты не враг?». Он стал похож на ощетинившегося ёжика: такого маленького и колючего, от чего жалость к нему становилась ещё больше.

«Ты не можешь этого знать, – ответил ему Помощник. – Всё, что я прошу, это чтобы ты вспомнил те события, которые привели тебя к этому месту в жизни. Чтобы ты сам воспроизвёл весь путь. Больше даже для себя. Я знаю, что должно произойти в будущем, и поверь мне, чтобы попробовать помочь тебе, мне надо, чтобы ты был готов к восприятию этой информации».

Мальчик всё ещё с недоверием посмотрел на него: «Если ты так хочешь, я могу открыть тебе эту дверь, смотри сам. А заодно и я посмотрю с тобой».

«Хорошо», – помощник почувствовал, что дверь в сознание открылась, и информация понеслась таким потоком, что он не мог её остановить. Он решил работать с визуальной памятью, поэтому переместил их вместе в быстро сконструированный кинозал и стал посылать образы на экран. Помещение было в форме амфитеатра, и помощник расположил их с мальчиком так, чтобы иметь возможность наблюдать за ним.

На экране появились первые кадры.

Помощник увидел тот дом, который был в видении мальчика перед сном, только ещё более неряшливый и запущенный: старый и покосившийся, в рамах – большие щели, заткнутые грязными тряпками, некоторые окна разбиты и затянуты плёнкой. Мальчик идёт с портфелем из школы. Скорее всего – первоклассник или чуть старше. На нём надета холодная осенняя куртка и порванные ботиночки, хотя вокруг уже местами лежит снег. На голове – огромная, не по размеру, шапка-ушанка, из-за которой он наверняка являлся центром насмешек у старшеклассников. Когда мальчик обернулся, на правой щеке сверкнул довольно свежий синяк и ссадина. Подходя к дому, мальчик остановился и прислушался. Необычно тихо. И свет горит. Его же выключили давным-давно за долги. Странно… (Вся эта информация приходила помощнику, как субтитры к фильму, видимо, аватар всё-таки решился поделиться тем, что у него на душе, или, приоткрыв эту потайную дверь, уже не мог сдерживать поток воспоминаний).

Мальчик на экране зашёл в дом и увидел много взрослых людей. Некоторые были в форме с погонами, некоторые – в обычной одежде, несколько человек в синих врачебных костюмах. Он понял: что-то случилось. Быстро сбросив портфель с плеч, даже не разуваясь, он бросился вглубь дома, где стояла детская кроватка. То, что он увидел, заставило сердце на миг замереть от страха.

На полу лежала его двухгодовалая сестрёнка, вся синяя, над ней склонились два человека в медицинской одежде. Один из них держал над лицом маску с каким-то мешком и нажимал на него, а второй одной рукой ритмично давил ей на грудь. Мальчик кинулся на пол, шапка отлетела в сторону, но его подхватили чьи-то сильные уверенные руки. Он отбивался, как мог, кричал, умолял отпустить его, бил человека, который крепко прижимал его к себе и уговаривал успокоиться, тихо и спокойно говорил о том, что ей сейчас помогут, что всё получится, не надо переживать. Но он не слышал ни слова. Он продолжал биться, как пойманная в сети птица. В комнату ввалилась пьяная мать и опёрлась на дверной косяк. Держа в руках стакан, она произнесла, глядя на него и еле выговаривая слова: «Что ты орёшь, дурень, подохла она». От услышанного он в шоке замолк и уставился полными слёз огромными глазами на маму, лицо которой не выражало ни капли сожаления. В его памяти всплыл похожий момент: тогда умерла бабушка. В тот миг у матери на лице так же, как и сейчас, было даже слабо скрываемое облегчение, а не горе. Да, её лицо было в то время чуть моложе и не настолько опухшее, но такое же отвратительное в своей безразличности. Но тут он краем глаза увидел, что сестрёнка сделала вдох, и прямо на глазах её кожа становилась всё менее синей, приобретая серовато-розовый оттенок. Она приоткрыла глаза и застонала.

Мальчик почувствовал, что руки, держащие его, ослабили хватку. Он отмахнулся от них и кинулся на пол, на колени рядом с сестрой: «Лиля, Лиля, моя девочка, Лиля», – не переставая твердил он и аккуратно гладил её по лицу, рукам, животику, пока люди вокруг него готовили всё для того, чтобы увезти её в больницу. Его маленькая девочка лежала и смотрела на него, попыталась улыбнуться и протянула к нему свои маленькие ручки.

«Нет, Лиля, лежи, лежи, моя хорошая, не вставай, нельзя. Всё будет хорошо. Ты жива, и это главное. Ты жива». Огромные слёзы катились по щекам мальчишки и падали на тело его любимой маленькой сестры. На лбу, руке и груди расползались большие капли слёз брата.

Тут экран потемнел. Помощник посмотрел на мальчика. Тот сидел, глядя на свои руки. Глаза были сухие, но слова, которые он произнёс, были наполнены болью: «Она вдохнула пуговицу, мать была пьяна, заметила не сразу. Повезло, что скорая была рядом – в соседнем доме был ребёнок с температурой». Он поднял глаза: «Пойдем, я расскажу».

Кинозал вновь принял образ комнаты. Мальчик сел на стул и опустил голову на руки. Сидел он так довольно долго. Помощник сел напротив и терпеливо ждал. Когда мальчик поднял голову, это вновь был молодой человек. Спокойный и уверенный.

«Хочешь узнать, что было дальше? Нас забрали из дома. Обоих. Отвезли в больницу. Сначала Лилит была в реанимации, но потом её перевели ко мне в отделение. Мы были в одной палате. Там было немного народу. С нами лежала мама с ребёнком, которая приглядывала за нами. Это было так непривычно, потому что за нами после бабушкиной смерти никто не ухаживал. Мы с Лилит выживали, как могли.

Мать пару раз пьяная приползала в больницу и устраивала концерты под окнами. Лилит в это время забиралась ко мне на руки, закрывала ушки руками и начинала покачиваться и себя убаюкивать. После этого мы её больше не видели. И слава Богу. Прошло некоторое время, сколько точно, я не помню. Нас развезли по разным детскимдомам: Лиля попала в дом для маленьких, а я – для старших. Я очень просился к ней, мне её не хватало, но «умные» взрослые говорили, что так будет лучше, что если я её увижу, то буду ещё больше расстраиваться, и ей не пойдёт это на пользу. Прошёл год. Мне исполнилось десять. В один из дней меня вызвал к себе наш Леший (так мы называли психолога). Мы с ним не часто виделись. Я был спокойным, не приносящим проблем, учился хорошо, друзей практически не было. Поэтому психолога почти не знал. Мы с ним виделись один раз при моём поступлении в детский дом, а потом только на запланированных общих встречах.

В этот раз он завел длинную песню о том, как важно для маленьких детей расти в семье, как важно иметь «значимых взрослых» рядом. Я не всё понимал, что он говорил. У меня было ощущение, что он разговаривает со взрослым человеком, а не с десятилетним пацаном. Я пытался ему объяснить, что я уже не маленький, и никакие «значимые взрослые» мне не нужны, пока наконец не понял, к чему он ведёт. Тут у меня случился первый срыв.

Психолог к этому времени перешёл к сути вопроса. Была семья, которая хотела забрать Лилит к себе. Но мальчик им не нужен (как потом я узнал, просто детский дом не хотел меня отдавать, они им сказали, что я недоразвитый и мне будет лучше в детском доме). Я орал, действительно как ненормальный. Кричал, что они не имеют права, и так нас надолго разлучили, обзывал его всеми плохими словами, которые только мог вспомнить (поверь, дома я их узнал немало). И такое поведение им было на руку. Так я в первый раз попал в психушку. До этого я только по рассказам слышал, что это за место. А теперь узнал на своей шкуре».

Парень ненадолго замолчал. Помощник ждал, что он вновь станет тринадцатилетним мальчишкой, но этого не происходило.

«Пока я там был, – продолжил он, – мне принесли подписать какую-то бумагу. Я пытался прочитать её, но буквы прыгали перед глазами и никак не хотели собираться в слова и тем более в предложения. Позже я узнал, что это было согласие на удочерение Лилит. Так я потерял её навсегда.

По фотографии, которую я увидел в начале нашей встречи, я догадываюсь, что с ней всё хорошо. Я очень на это надеюсь. Я бы этого безумно хотел. Но я очень по ней скучаю. И я знаю, что она тоже, даже если совсем меня не помнит. Мы слишком много прошли вместе».

Теперь он вновь замолчал, пришла очередь Помощника.

«Я понимаю, что ты едешь в родительский дом. Но мне странно, что после всего, что случилось, ты хочешь увидеть свою мать. Зачем сейчас тебе к ней? Что ты хочешь узнать? Ты же понимаешь, что если бы что-то в её жизни изменилось в лучшую сторону, то она бы пришла за тобой. Или хотя бы просто навещала тебя».

«Я всё понимаю, – сказал мальчик. – Но ты знаешь не всё. Буквально на днях я залез в кабинет директора. Мне нужна была информация о Лилит. Я не собирался ничего предпринимать. Я просто хотел убедиться, что с ней всё в порядке. Если бы она жила рядом, я бы сходил просто посмотреть на неё издалека, одним глазком. Я чувствую, что несу ответственность за неё.

Это было целое приключение. Детский дом многому учит, и чаще – это не те навыки, которыми обладают приличные «домашние дети».

Директор относится к нам, как к отсталым, поэтому иногда приятно этим воспользоваться.

К нам в детский дом приехала съёмочная группа: как всегда – показательное выступление под названием «О сиротах заботятся». Нам привезли кучу подарков, которые потом воспитатели разобрали по домам для своих детей. Директор была очень скромно одета и приехала на работу на чьей-то старенькой машине в этот день, а не на своей BMW. Было очень много сказано слов типа: «Посмотрите, у них всё есть. Даже ваши дети дома не могут похвастаться тем-то и тем-то». Такие слова у меня всегда вызывали бурю возмущения. Хотелось кричать от злости. Неужели эти взрослые не понимают, что нам, детям, ничего не нужно, кроме любви?! Обычной родительской любви?! Нам просто хочется иметь своего «взрослого», а не п-п-поделённого на двадцать детей в группе! А иногда… нам иногда просто х-х-хочется побыть в одиночестве!» – мальчик начал заикаться от нахлынувших чувств, но быстро взял себя в руки и продолжил:

«Во время съёмок я изобразил дикую любовь к директору и отсутствие интеллекта (за что, кстати, получил вознаграждение в виде оставленного привезённого волонтерами подарка – копеечного «тетриса»), залез к ней на колени, стал ласкаться, а сам в это время забрал из кармана ключ от её кабинета. Ты бы видел отвращение в её глазах! Она пыталась на публику показать любовь к детям, но в глазах было столько ненависти, что мне хотелось плюнуть в её противную рожу.

Как только ключ оказался у меня, я побежал к нашему местному БОМЖу Петру Васильевичу (он давно уже живёт у нас под забором и помогает, конечно, не безвозмездно, замечательный человек!) и попросил сделать дубликат. Он управился довольно быстро. И хотя директриса заметила пропажу, не придала этому значения – слишком была занята, играя чужую роль. Поэтому я тёрся около неё весь день и при первом же удобном случае безболезненно вернул ключ обратно ей в карман.

Ночью, когда дети спали, а взрослые устроили очередную гулянку – традиция после приезда телекамер, я пробрался в кабинет к этой змее. Найти своё личное дело мне не предоставило труда – у неё в кабинете даже карандаши лежат по линеечке, что уж говорить о документах – в них всегда слишком всё в порядке, комар носа не подточит. Мне кажется, что там даже тараканы ходят строем.

Подробно мне было некогда читать, я боялся быть обнаруженным. Второго шанса у меня бы не было. Если бы меня обнаружили, то как минимум на полгода я бы вновь уехал в психушку, а потом долго бы приходил в себя после лечения. Я нашёл документ, где было указано, что мою Лилит забрали в Италию. Я, конечно, рад за неё. Но сердце моё в тот момент сжалось до размеров рисового зёрнышка, и я очень чётко ощутил ту же боль, которая настигла меня, когда я увидел её бездыханное тело. Это потом, когда у меня появилось время для размышлений, я смог порадоваться за неё. Но в тот момент внутри как будто порвалась туго натянутая струна. Мне показалось, что я даже услышал этот звук…»

Он немного помолчал, как бы ощупывая себя изнутри после впервые высказанных вслух мыслей, ощущений и чувств, и продолжил:

«Но что ещё я увидел в своём личном деле: что у меня совсем недавно появился брат. Эта информация тогда прошла фоном, но осталась где-то на задворках сознания. Через пару дней я начал больше думать о брате, и мне стало страшно, что он находится сейчас с матерью (это было написано там же, в моём деле). Вот отсюда и родилась мысль о побеге».

«Что же ты хочешь сделать?» – Помощник понимал, что вопрос задаёт больше для своего собеседника, нежели для себя.

«Честно, я не знаю, – он встал и вновь прошелся вдоль ряда фотографий. – Я не знаю».

«Хорошо, – сказал помощник, – я понял тебя. Теперь ты готов увидеть то, к чему приведёт твоя поездка. Но помни, что это ещё не произошло, это не предопределённое будущее, всё ещё можно изменить».

«Показывай».

Помощник вновь переместил мальчишку в кинозал, но сам в этот раз был невидимым наблюдателем.

На экране вновь появился тот же дом, но ещё более разваленный: окна были забиты досками, дверь болталась на верхней петле, издавая скрипящие звуки, звучащие в унисон с завывающим ветром, крыша почти сползла со своего места и норовила придавить того, кто подходит. Дом-монстр. Как и его обитатели.

И снова знакомая спина мальчишки, только теперь он уже в том возрасте, в котором появляются первые признаки будущего мужчины. Он уверенным шагом подходит к дому, протискивается в дверь и делает шаг в тёмный и тихий коридор. Внутри все, как прежде, только стало ещё грязнее. По углам – кучи пустых бутылок и жестяных банок, по стенам и потолку стадами ползают тараканы разных размеров (в темноте слышно шебуршание их маленьких многочисленных лап). Несколько упало прямо на мальчишку, он механически смахнул их. Пройдя мимо кухни, мальчик мельком глянул в помещение: всё осталось как прежде, как он помнил, только вдоль стены на полу на грязном одеяле лежит в неестественной позе его мать. Подошёл, послушал. Дышит. Лицо исказила гримаса отвращения, сквозь которую пробивалась еле заметная жалость. Дальше по коридору – комната. В одном углу стоит всё та же детская кроватка, в другом – на старом диване лежит фигура взрослого человека.

Мальчик медленно подошёл к кроватке и заглянул в неё: очертания кукольной фигурки ребёнка были еле различимы в ночной темноте. Малыш лежал лицом вниз. Мальчик взял его и перевернул. На него смотрели полуоткрытые безжизненные стеклянные глаза с синего лица. Он сначала даже подумал, что это действительно кукла, пока не понял, что ребёнок не меняет позы из-за наступившего трупного окоченения… Он был мёртв. И после этого прошло немало времени.

Помощник почувствовал изменения вокруг, но сначала не понял, что происходит. Экран погас не по его воле. Это было не всё, что он собирался показать мальчику. Кинозал исчез. Помощника усилием мысли мальчика понесло в глубь сознания с такой неимоверной скоростью, что он физически ощутил боль в каждой клеточке своего астрального тела. Когда он смог посмотреть по сторонам, то увидел, что вокруг него возведены высокие стены, и только на одной из них имеется отверстие, через которое он может наблюдать за происходящим снаружи, в реальном мире.

Помощник попытался сломать эти стены мысленно, как обычно, но ничего не получилось. Попытался физически, с разбегу, хоть немного сдвинуть их, но также безуспешно. Он знал, что произойдёт в будущем, и сильно хотел хотя бы попытаться изменить ситуацию, помочь этому столь юному и доброму человечку. Он искренне сострадал ему. Он пропускал через себя его страдания, пытаясь хоть немного улучшить ситуацию, но ничего не помогало. Стены так и оставались на месте.

Помощнику было страшно увидеть в реальности то, что он видел у себя в сознании. Он страшился такого будущего для мальчика. Но не смотреть он тоже не мог.

В это время сознание мальчика вернулось к нему в полном объёме. Он немного хмурился, до сих пор чувствуя инородного жителя у себя в голове, но это ему не мешало. Он столько раз ощущал подобное, находясь под воздействием лекарств в психиатрической больнице.

Тем временем поезд начал сбавлять скорость. Мальчишка понимал, что ему пора покидать своё хоть и не очень тёплое, но уже привычное место (как-никак он ехал почти неделю), чтобы не быть обнаруженным. Поэтому на медленном ходу поезда он выпрыгнул из вагона, сгруппировался при падении, но без синяков и ссадин не обошлось.

Встав и отряхнувшись, он пошёл вперед по намеченному пути. Помощник, обессиленный безуспешной борьбой с возведёнными стенами, обречённо наблюдал за происходящим, мысленно вознося молитвы о том, чтобы всё было не так страшно.

Мальчик уверенно шёл к своему будущему, и никто и ничто в мире не могло его остановить. Путь длился довольно долго. Несколько раз он проходил небольшие деревеньки, которые отзывались ностальгией в груди: очень уж напоминали они ему его детство… И бабушку… Её голос («Спи, милый, спи»), тёплые мягкие руки, поглаживающие его по голове, запах парного молока от её одежды.

Когда уже стемнело, он увидел вдалеке небольшой посёлок и дом, стоящий немного в стороне. Даже издалека он заметил, как этот дом просел и покосился. Мальчик пошёл к нему.

Помощник через оставленные в стене отверстия беспомощно взирал на происходящее. Только теперь не со стороны, а как бы изнутри, ощущая все чувства аватара.

Сердце было готово выпрыгнуть из груди и стучало в ушах, как колокол перед церковной службой в Пасху, дыхание участилось, но воздуха всё равно не хватало. Чувство страха и надежды перемешались в одно настолько сильное, что, казалось, сейчас разорвёт тело изнутри.

Мальчик подошёл к дому. Немного постоял, закрыв глаза и собираясь с мыслями. По виду дома он понял, что ничего не изменилось, а стало только хуже. Дом выглядел нежилым. Но по документам он знал, что его мать с братом живут именно здесь. Надежда угасала, как угли от костра под начинающимся дождём, издавая шипящие звуки при попадании каждой капли на раскалённую деревянную плоть.

Дверь скрипела в такт завыванию ветра. Мальчик шагнул в тёмный коридор. Помощник очень хотел зажмуриться и не смотреть на то, что будет происходить дальше, но не мог. Глаза были распахнуты страхом и страданиями аватара. Он мысленно повторял: «Ты ничего не сможешь изменить! Не делай этого! Пожалуйста! Я умоляю тебя!». Вся сила его слов была направлена на сознание мальчика, но не доходила до того. Слишком хорошо он научился ставить преграды. Слишком часто ему делали больно за его короткую жизнь.

Мальчик механически смахнул тараканов, упавших на него сверху, и пошёл дальше. Зашёл на кухню, убедился, что мать, лежащая там, жива и как всегда пьяна до беспамятства. И пошёл дальше. В тёмной комнате увидел кроватку, подошёл к ней и взял на руки кукольное тело мёртвого брата.

Помощник второй раз за день посмотрел в эти маленькие мёртвые глаза, как бы задающие вопрос: «За что?». У него ответа не было.

Его свернуло пополам от чувств аватара. На глазах выступили слёзы, хотя глаза мальчика были сухими. Он поцеловал брата в холодный лобик, положил на бок в кроватку и бережно укрыл пропахшей мочой простынкой, лежащей рядом. Постоял пару секунд, глядя на маленькое тело, и молча пошёл на кухню.

Мать спала, не меняя позы. Он взял со стола нож и стал наносить удар за ударом по телу матери. Лишь один раз из её рта вырвался сдавленный стон, после которого тишину нарушали лишь глухие звуки ударов. Когда он остановился, на месте груди и живота когда-то любимого человека было кровавое месиво. Он положил нож обратно на стол, лёг рядом с матерью, положил голову ей на грудь и закрыл глаза. В душе было совершенно пусто. Его не беспокоили ни тревога, ни страх, ни надежды. Он чувствовал металлический запах крови и отвратительный запах внутренностей, но и это его не беспокоило. Как хорошо…

Помощника сотрясали рыдания. Он упал на колени и кричал от беспомощности, страха, безысходности, жалости. Он так устал видеть весь этот ужас в жизнях людей! Он больше не может так! Не хочет!

«Хватит! – кричал он, протягивая руки вверх, как бы к небу, которого он не видел своими глазами много лет. – Отпусти меня! Я устал!»

Слёзы катились по его щекам до тех пор, пока он совсем не обессилел. Он свернулся калачиком прямо на полу. Сил не было даже для того, чтобы соорудить себе диван или кровать, или хотя бы простенькое одеяло. Сил нет. Да и желания тоже. Он больше ничего не хочет…

Подходя к временному рубежу перемещения, Помощник был разбит и раздавлен. Он понимал, что облажался в этот раз. Он должен был помочь ребёнку… Но не смог.

Мальчик спал, мирно посапывая. Он был свободен.

Часть 4

Глава 1

«А-а-а-а-а! Где я?! Что происходит?! Есть здесь кто-нибудь?!»

Помощник не успел сообразить, что происходит, как к мысленному женскому крику присоединился физический крик грудного ребёнка. Это была девочка. Крик страха и боли.

– А-а-а-а-а-а!

Малышку взяла на руки молодая симпатичная женщина. Где же он её видел? Точно! Буквально день назад! Кэрэн!

– Тсс. Солнышко, не плачь, – сказала она и начала петь нежную колыбельную.

Но голос в сознании ребёнка не замолкал: «Ответьте мне кто-нибудь! Мне страшно! Где я?» – эмоции в голосе переполняли его хозяина. Физически ощущались паника и ужас.

«Тихо», – твёрдым голосом сказал Помощник. Он начинал понимать, что происходит. Такой резкий переход не дал времени на самоистязания по поводу вчерашнего происшествия и заставил быстро взять себя в руки.

«Кто ты?! Что ты здесь делаешь?! Где я?! Где ты?!» – женский голос никак не хотел успокаиваться, из-за чего ребёнок, в чьей голове они вели разговор, тоже, не прекращая, надрывно кричал.

Помощник попытался представить комнату, чтобы защитить личность Малышки и поговорить со своим неожиданным «сожителем» в голове, но никак не получалось: она мешала, всё время переключая картинки с комнаты на пляж, торговый центр, мост. От мелькания образов у помощника зарябило в глазах. Он усилием воли постепенно замедлил перепрыгивание с места на место и остановился в пустом заброшенном сарае. Не ахти, конечно, но хоть что-то. Он был сильнее этого непрошенного гостя, а может, просто опытней.

Когда он огляделся вокруг, то увидел какой-то неоформленный сгусток энергии, мечущийся по помещению, из-за чего Помощнику приходилось прилагать огромное усилие, чтобы сохранить хотя бы это воображаемое место для переговоров. Существо не могло успокоиться, перемещаясь от потолка к полу, из угла в угол, издавая непонятные воющие звуки. Прошло немало времени, прежде чем ребёнок, в голове которого они находились, наконец-то успокоился и уснул, благодаря тому, что этот непонятный бой перемещался всё глубже в сознание, а стены сарая Помощник делал всё более прочными. Но это тоже могло повлиять на психику ребёнка, поэтому требовалось поскорее прекращать этот хаос.

«Остановись!» – громким твёрдым голосом сказал Помощник. Почему-то он выбрал образ, в котором предстал буквально недавно перед Кристи. Может, потому что этот образ был ещё совсем свеж и проработан, а времени на раздумья не было. Энергетический сгусток остановился неподалёку от него. Помощнику даже показалось, что он как бы развернулся к нему лицом. Значит у него (или у неё) уже происходит формирование стабильного образа.

«Тебе надо принять облик, который сохранился у тебя из жизни», – сказал он, вспоминая свои первые шаги. Это было так давно, что ему казалось, что он всегда только и делал, что жил в сознании чужих людей, меняя образы и помогая им. Оказывается, он действительно вычеркнул всё, что было до. К сожалению, сейчас не было времени на размышления о прошлом. Впрочем, как всегда.

Помощник подошёл к сгустку и протянул руки: «Раз ты можешь говорить, ты – человек. Давай попробуем начать с рук», – он поднял правую руку, развернул ладонью к сгустку и растопырил пальцы, чтобы это существо как можно чётче представило, что нужно сделать.

Некоторое время ничего не происходило, но вдруг у сгустка начал расти отросток, приобретая цвет и форму конечности. Сначала стало различимо плечо, затем предплечье с культей, а после появилась кисть, на которой по одному появлялись выросты пальчиков. Рука по образу помощника сначала была мужская, но потом, видимо, подключилась память существа, и пальчики стали немного тоньше и нежнее – конечность превратилась в женскую руку, без сомнений. Затем появился второй вырост, и уже намного быстрее по намеченному образу стала появляться вторая рука. Помощник улыбнулся.

«Посмотри, получилось две правые руки», – сказал он и поднял уже обе руки, чтобы было понятно, чем они отличаются. Существо булькнуло (как будто весело хмыкнуло) и исправило свою ошибку. Теперь это был прозрачный сгусток с руками. Забавно. Потом постепенно нижняя часть стала делиться пополам и появились две ноги в джинсах и мужских ботинках. Сгусток как бы посмотрел на них и решил немного исправить – через мгновение сквозь босоножки стали видны аккуратные женские ступни. Дальше тело – и опять по проработанному плану – изначально мужская форма менялась на глазах на женскую с небольшой грудью и в голубой футболке. Но вместо головы верхняя часть так и оставалась булькающей прозрачной субстанцией.

«Смелее, – подбодрил Помощник. – У тебя всё получится».

Казалось, что неуверенность существа он ощущает физически. Сначала прозрачность приобрела цвет, затем как бы плотность и неоформленная верхняя часть трансформировалась в женскую голову с каштановыми волосами чуть ниже плеч, карими, почти чёрными, глазами, небольшим носиком, губами, как нарисованными на кукольном личике. Помощник ахнул и, не удержавшись, упал на вовремя представленный небольшой стожок сена.

Перед ним стояла Кристи. Не совсем та, которую он видел, чуть старше. Но без сомнений, это была она. Неужели он передал своему неожиданному знакомому свою память? Или это действительно она?

Существо смотрело на него и молчало. Теперь это был оформленный человек. И не просто человек, а та, кто затронул его душу, кто дал ему имя, кто смог удержать связь с ним до конца дня. Он очень хотел поверить, что это действительно она стоит рядом с ним, но боялся разочарования.

Придя в себя и вновь поднявшись на ноги, Помощник заговорил первым: «Ну, вот и молодец. У тебя получилось. Теперь нам надо выяснить, кто ты и что здесь делаешь».

Кристи стояла и смотрела на него своим пронзительным взглядом, не проронив ни слова. Было ощущение, что она, немного наклонив голову вбок, изучает себя, своё состояние, свои чувства и собеседника.

Постояв и помолчав, Помощник заговорил вновь: «Давай попробуем проверить, что ты можешь. Где ты хочешь, чтобы мы поговорили? Тебе просто нужно представить это место. Попробуй сначала закрыть глаза и представить».

Теперь он увидел, что она его понимает: Кристи закрыла глаза, и вновь вокруг замелькали картинки так, что у Помощника зарябило в глазах, и он их зажмурил, пока не почувствовал стабильность вокруг себя, хотя и ощущалось небольшое покачивание.

Когда он открыл глаза, то увидел, что они находятся на огромном пароходе, на небе – звёзды, вокруг – тёмная спокойная гладь океана, очень обманчивая в данной ситуации. Почему?

Да потому что если ты хоть раз побывал или в начале, или в конце XX века, ты точно поймёшь, где находишься – на самом большом судне начала века, британском трансатлантическом пароходе, втором лайнере класса «Олимпик», который строился в Белфасте. Конечно же, на «Титанике». Видимо у нового друга были какие-то воспоминания, связанные или с судном, или с самой знаменитой экранизацией катастрофы.

Судя по окружающей обстановке – скорее второе. Всё вокруг было слишком помпезно.

Они вдвоём стояли прямо у носа парохода, где когда—то Джек спросил Розу: «Ты доверяешь мне?», и Роза ответила: «Я доверяю тебе». Она не сказала просто «да» или «конечно». Она сказала: «Я доверяю тебе». Как же много значат слова… Теперь ему нужно было добиться этих слов от Кристи.

Она всё так же пристально смотрела на него. Помощнику сейчас просто необходимо было заработать её доверие, поэтому подобранные слова имели громадное значение.

«Вот видишь, как здорово получилось, – похвалил он её. – Теперь давай попробуем поговорить. Только сначала шёпотом. Мы находимся в сознании маленького человечка, которого мы должны беречь. А наши образы и громкие слова могут нанести ему непоправимый вред».

В знак понимания она кивнула и попыталась открыть рот. Как только губы разжались, изо рта вырвался громкий протяжный крик. В глазах Кристи вспыхнул ужас, и она зажала рот двумя руками. Как бы в ответ они вновь услышали плач ребёнка где-то вдалеке. Картинка вокруг начала терять чёткость: палуба проваливалась под ногами, небо падало им на голову, а скорость, с которой двигался пароход, почти приравнялась к скорости звука.

Помощник подскочил к Кристи, сжал её руку и шепнул на ухо твёрдым безапелляционным тоном: «Сосредоточься!».

Картинка вокруг замедлилась и вновь стала чёткой («Молодец»), а сквозь пространство и время они снова услышали нежный голос женщины, которая пела.

Малышка быстро успокоилась и, видимо, заснула.

«Так, попробуем ещё раз». Кристи не отпускала руку ото рта и энергично замотала головой.

«Не бойся. У тебя получится. Главное, помни, что у тебя огромная сила, способная разрушить сознание ребёнка. Но ты сможешь поговорить со мной. Нам НЕОБХОДИМО поговорить, чтобы понять, что ты здесь делаешь».

В этот момент он понял, что может сделать.

«Давай так: я буду говорить, а ты будешь просто кивать или мотать головой, если я не прав. Хорошо? – она кивнула. – Начнём. Тебя зовут Кристи?»

Кивок Кристи привёл к внутреннему ликованию: это она! Теперь он понял, почему она слышала его, почему они до конца дня не теряли связь. Освободилось чьё-то место. Или, может, ему пора заканчивать работу, и Кристи пришла на его место? Или его одиночество наконец-то закончится? Душа Кристи настолько необычная, что она может помогать другим! И он (Ангел) имеет к этому самое прямое отношение! Значит, всё, что он делает, является не просто помощью случайным людям? А может, он переоценивает сейчас свою миссию? Ему стоило больших усилий остановить поток тревожных и радостных мыслей, чтобы продолжить:

«Хорошо. Кристи, ты что-то помнишь из своей жизни?»

Она кивнула в ответ, отняла руку от рта и показала маленькое расстояние между указательным и большим пальцами.

«Я понял. Чуть-чуть. Пошли дальше: ты помнишь меня?»

Он увидел тепло и проступившие слёзы в её глазах. Она отняла вторую руку ото рта и улыбнулась. Она всё ещё боялась говорить, но выражение лица было красноречивей любых слов. Она помнит. Может, не всё, но она его… помнит.

Помощник почувствовал, как по его щеке стекает слеза. Как это важно для него! У него было мало времени, чтобы думать о своей судьбе и своём предназначении. Теперь картинка начала терять устойчивость из-за него. Пришлось вновь брать себя в руки.

«Я очень рад нашей встрече. Я не знаю, что нас ждёт впереди, но понимаю, что должен тебя многому научить. Неизвестно, сколько времени нам отведено быть вместе, поэтому начнём».

Он подошёл к Кристи и протянул руку: «Доверься мне, постарайся не смешивать мои образы с твоими, и не противься при перемещении по сознанию Малышки. Потом ты попробуешь всё делать сама, но сейчас тебе надо просто посмотреть. Договорились?». Она кивнула и протянула ему руку.

Как только Помощник прикоснулся к ней, он почувствовал всю мощь её внутренней силы. И сейчас эта сила была направлена на волнение и непонимание происходящего настолько сильно, что он почувствовал вибрацию, переходящую на его тело.

«Закрой глаза», – она послушно выполнила просьбу, и Помощник переместил их в ту часть сознания ребёнка, где они бы могли наблюдать за происходящим.

Ребёнок уже проснулся и смотрел вокруг. «Открывай глаза. Постарайся не паниковать, чтобы не навредить Малышке».

Она открыла глаза и увидела окружающий мир глазами ребёнка. В дверях комнаты стоял Лиор, живой, здоровый и немного поправившийся, а из-за его спины выглядывал мальчишка лет восьми. Лазарь…

Но Помощник смотрел не вокруг, а на неё. Внутри всё бушевало от счастья и страха поверить в происходящее, а потом разочароваться. Почему она здесь? Надолго ли? Может, кто-то наверху решил, что они должны быть вместе? Может кто-то услышал его мольбы?

Но даже если эта встреча будет короткой, он благодарен за неё. Эта маленькая передышка рядом с близким человеком… Конечно, они были знакомы всего сутки, но столько пережили бок о бок, что это можно приравнять к нескольким годам, проведённым вместе.

Его рука ощущала тепло её руки. Миниатюрные пальцы сдавливали его кисть с такой силой, какую не заподозришь, глядя на них. Помощник не мог оторвать глаз от неё, не мог насладиться её нежными чертами лица, плавными изгибами тела под одеждой. Он очень хотел обнять её, поцеловать, ощутить ответный поцелуй, но не мог себе этого позволить. Он понимал, в каком состоянии она сейчас находится, как она растеряна, как ей нужна его поддержка. Поэтому он держал себя в руках и довольствовался тем, что она рядом.

«Кристи, – она повернулась, – ты себя хорошо чувствуешь?». Нервный кивок головы. «Я понимаю твои чувства, но мы с тобой постараемся разобраться во всём. Хорошо?». Снова кивок, но на этот раз более спокойный. В её глазах он читал, как в книге: вопросы-вопросы-вопросы – и ни одного ответа.

«Мы вместе, и у нас всё получится».

Оглавление

Часть 1

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

Часть 2

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

Часть 3

  Глава 1

  Глава 2

Часть 4

  Глава 1