Приступы жизни [Никита Бунтавской] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Никита Бунтавской Приступы жизни
Белая ворона
Ты птицами больна, с деревьев хочешь слов Немножечко содрать. Занервничает тополь: Объявлена война погодных катастроф И то́полиха робкая роняет сухо вопль.
Летит листва долой. И ты, порой, летишь Немного сонная. На улице опасно Лететь вороне белой в мире мышц, Железа и стекла, купюры и пластмассы.
Ворона белая никак не может стать Вороной чёрною. И зябликом не сможет. Ей с крыльями так трудно совладать: Их подрезать и красить надо всё же.
Но человеческие цепкие клешни С крылом ворониным никак не перепутать. И перьями тебя саму тошнит Такими белыми, как сахарная пудра.
Распеться в человеческих костях Тебе не хочется, не можешь. Не берётся Вороньим голосом их нот. Тебе нельзя Басить по-человечьи – Поперхнёшься.
Твоих расправленных на солнце белых крыл Увидеть бы, застыв на перекрёстке. И ждёт, любя, небесный твой акрил, Когда с нагого тополя вспорхнёшь ты.
Лунное
Привет, Луна, давно тебя не видел. За скопищем громоздких облаков, Откушенная, кто тебя обидел? Кусачий петербуржский едкий смог? А я не смог – Задумчиво и грустно Навязчивого взгляда опустить С тебя сегодня ночью. Гулко хрустнул Внутри меня мой голос взаперти, И дрогнули надорванные связки. Как кожа жёлтая сегодня хороша Твоя. И марево, как в сказке, Как будто я на небо надышал Холодное. Подтаял неба студень, По нёбушку проскальзывает март. Твой свет, Луна, так бесконечно скуден, Но всё же – свет, рассеивающий мрак. Учи и нас: рассеянно приткнуться Лицом к твоим засушливым морям, Искусству через силу улыбнуться Всепоглощающим теням.
Это я
Это я, это я по церквям и парадным лестницам Всё искал, всё искал красоты и чудес. Не нашёл. Это я, это я не гадал, что во мне поместятся Изувер и художник с красным карандашом.
Это я, это я в коридорах и тёмных комнатах Всё хотел, всё хотел бы гортензией расцвести. Это я, это я, растекаясь по полу порохом, До последнего не хотел искрить.
Это я, это я на сыром и промозглом воздухе Всё глотал, всё глотал с неба звёзды, не мог дышать. Это я, это я сам рожаю на белых простынях Счастье пряничное прямо из-под ножа.
Это я, это я, разбазаривший дни и месяцы, Всё плету, всё плету неразборчивость в ценный шёлк. Это я, это я – тот, кто в детстве мечтал повеситься, Но от края до крайности всё-таки не дошёл.
Рериховы глаза
Чтоб я видел лицо красоты Подарил бы мне Рерих глаза (только Рерих-отец, а не сын), Чтобы краскою стала слеза.
Потекли бы на алчущий холст Сладкой речкой поток киселя И хвостатые звёзды, и гроздь Тех цветов, что не сорваны зря.
Зацветала бы снегом гора И синела долина во тьме. Я подумал бы, может, не зря Я мотаюсь по этой земле.
И детали не так уж важны, Я схватил бы один силуэт, Я подумал, что, может быть, ты – Мой расплывчатый автопортрет.
И на небе мой серый металл Растоплялся бы в горести лет В фиолетовом мареве скал. Но на свете ведь Рериха нет.
И я думаю: вот они – мы. Вот мы были, мы были – Привет И пока. Пока хмурятся дни, Я пытаюсь раскрасить рассвет.
Подкожники
Уже не холодно, ещё не стало лучше. Ненужный пасынок зимы почти ушёл. Уже раскрылись почки сильно пьющих, Ещё осадочек болезненно тяжёл.
И Солнце льётся, скалится, не греет, Лицо трудящихся закрыто на засов. Планета крутится, как люди, как умеет, В своих кругах, но не за колбасой.
Цветут подкожники, когда под кожей пусто – Своим тернистым яростным путём – Кровят цветы, рождающие чувство, Что есть весна, но ты здесь ни при чём.
Ростки подкожников всю зиму тихо зрели. Под плотью тёплою скопился перегной. Подкожники, насытясь, озверели От гуттаперчивости смертной и земной.
Морозит ночь, кольнёт тщедушный стебель: Ещё не жизнь, ещё дождись тепла. И дохлый март, дожитый до апреля, Уже отцвёл подкожником вчера.
Слышимость
Средь тишины я только биошум – Частоты лжи, частицы зла и страха. Я чувствую, как в горлышке першит Валун, и чую жжёный сахар –
Слова горят в солёной тишине. Как села пыль, как кончилась надежда: Я слышу всё, что где-то пережил Не на земле, а только между
Землёй и небом. Слышится весна, Как рвётся нить, как плачет тихо мама. Как страшно хочется и просто страшно жить Не навсегда. И слышно рядом
Все поступи, всё эхо, голос мой Растёкся весь по гладким стенам ада. Но может в тишине достичь небес Немой, как будто так и надо.
Средь тишины я только ярость букв, Дурная кровь и бедная молитва. Я слышу безразличье облаков, Их мерный стук, два миллиона литров
Притворных несолёных талых слёз – Со мной не так. Отколоты ресницы, Анютиными глазками во мрак Им удалось истошно распуститься.
Последние комментарии
7 часов 38 минут назад
16 часов 30 минут назад
16 часов 33 минут назад
2 дней 22 часов назад
3 дней 3 часов назад
3 дней 5 часов назад