Аннигиляция [Максим Андреевич Носенко] (fb2) читать онлайн

Максим Носенко Аннигиляция

Нарывы производит

Людей цивилизация.

Концы с концами сводит

Огонь аннигиляции

Все чего-то хотят в этом мире. И ладно бы просто хотели. Но ведь это «хотели» связано с кем-то ещё. Как будто изначально человек не умеет жить один, его не существует в одиночестве. Одинокий человек – не человек, и даже не обезьяна. Сначала хотят, а потом страдают, отчего – сами не знают. Видимо, с каждым разом становится сложнее хотеть. Но останавливаться уже поздно. Познав однажды материальную ценность своего красивого тела, трудно остановиться. Однажды вкусив нежную сладость этого тела, трудно отказаться. Аннигиляция!

Покупаю дешёвый кофе с молоком. На счете зияет кредитная дыра. Но ни одна дыра не запретит мне хотя бы на мгновение слиться с миром суеты, миром проданного смеха, проданного счастья. Раньше у людей не было ни кофе, ни чая, ни колы. Пили себе воду и радовались жизни. А сейчас коллективное сознательное накрутило себя так, что день без чашки кофе – день прожитый зря. Покурить бы ещё.

Заходит пара. Он – почти выбритый брюнет, спортивка, руки в карманах. Она – средние распущенные волосы, джинсовая куртка, губы.

– Долго мы ещё будем ходить в эту забегаловку? – слышу я, проходя мимо.

– Господи, как же ты меня за… – выхожу на улицу.

На таком аннигиляция не работает. Бывает, что у людей темнота одного цвета. Не они сделали себя такими, сама их жизнь завела в этом направлении. Они скорее встретились по принципу подобия. Такое не аннигилирует. Они просто подпитывают друг друга, создают напряжение, как два магнита с одинаковым полюсом. Рано или поздно, им придётся идти своей дорогой. А может и не придётся. Разве могу я рассуждать о том, к чему не имею никакого отношения?

Каждый выбирает себе путь. У каждого свои силы, свои слабости, у каждого свой наркотик, своя страсть и свой страх. Сколько хожу и слушаю разных людей, все ещё они могут удивить меня своими жизнями. Впрочем, несмотря на то, что клубки с каждым годом все запутанней и запутанней, концы у нитей всегда одни. Природа вообще простая по своей природе. Встретились как-то в баре электрон и позитрон, а бармен им – аннигиляция.

Люди – интересные существа. Считают себя венцами творения природы. Это только потому что умеют говорить и знают слово «венец», стало быть, потому что по всем иным критериям это просто промежуточная стадия. Ницше сказал, что высшее творение – это сверхчеловек. Ну, ну. Сверхчеловек – это пафосный человек, да и только. Непонятно, кто еще выше. У буддистов очень интересно. Есть существа и повыше человека, вроде каких-то духов и Богов. Повыше в плане могущества и продолжительности жизни. Вот только ближе к нирване все равно оказывается человек, находящийся в оптимальном состоянии, чтобы достичь просветления. Ведь, хоть Боги и обладают большими силами, они все равно вертятся в колесе сансары, только делают это очень и очень долго. А человек, мол, находится в оптимальном положении: нескольких десятилетий вполне хватает, чтобы понять, что к чему, и существенно сократить число своих реинкарнаций. Наверное, в этом я вижу некий смысл, а именно, что человек, по крайней мере из живых существ, может делать выбор относительно своей судьбы. Он может оценивать свое движение, оценить мир вокруг, выбрать себе место в этом мире. Но, конечно, ему далеко до «венца» природы. Человек столько страдает сам и столько страданий доставляет другим. Одна его рука тянется хапнуть, а другая бьет первую. Воистину, природа создала человека исключительно как главного шута, чтобы не было скучно. Бродит что-то, страдает, придумывает какие-то картинки, интересные звуки, сам строит и сам же зарывает себя в землю. В общем-то, больше ничего и придумывать не надо, поэтому Бог создал человека в самом конце. Нескончаемое шоу самозарождающегося абсурда.

Если бы меня спросили, кто является венцом природы, я сказал бы, что это растения. Думаете, человек меняет экологию на планете? Не смешите автотрофов. Эти товарищи заставили весь живой мир полюбить свой основной яд – кислород. Растения позволяют нам жить и существовать за свой счет, потому что, в целом, им какая разница? Они лишены страданий, чувств и эмоций, в нашем, человеческом понимании этих слов. И при всем при этом, это гармоничные существа, воистину познавшие нирвану, никуда не спешащие, ничего не желающие, живущие в дзене с окружающим миром, любящие тот мир, в котором они живут. Эх, может стать в следующей жизни сосной…

– Как же скучно ты живешь! – Глэр спикетировала незаметно, как всегда. – Может, ты еще скалой захочешь стать? Или, упаси не знаю кто, метеоритом?

– Просил же, не читай мои мысли, – буркнул я в ответ и поглядел на эту изящно-черную женщину-птицу, навестившую меня сейчас в парке.

– Да мне и не нужно читать твои мысли, – Глэр уселась рядом, – я и так знаю, о чем ты думаешь последние несколько сотен лет. Бытие, философия, слова, слова, слова, кофе, табак и алкоголь. О том, что все скучно, о том, что тебе надоела твоя работа, и о том, что хорошо быть баобабом.

– Сосной… Я хоть и не читаю мысли, но готов спорить, ты прилетела не просто так.

– Пролетала мимо, дай, думаю, навещу старого друга. И совершенно случайно по дороге увидела кое-что по твоей части.

– Ну-ну, случайно… Рассказывай.

– Тут проще показать. Полетели, это недалеко, – она поднялась и расправила большие черные крылья.

– И в который раз ты вырываешь меня из сладостных дум в этот суетный мир…

– Кончай капризничать, – она схватила меня за руку и несколькими мощными взмахами подняла в холодное небо. – Твои думы никуда от тебя не денутся, а работа сама себя не сделает. К тому же, я знаю, ты это любишь.

Лететь, подвешенным за руку, неудобно от слова совсем, но к счастью, полет действительно был недолгим. Для ангелов физические законы не то чтобы имеют большое значение, а вот для меня в обличье человека все немного сложнее. Мы приземлились в каком-то закрытом переулке, и пока я откашливался и жадно глотал воздух, Глэр осмотрелась вокруг.

– Жив?

– К сожалению, – я вытер рот рукавом. – Ну веди.

Мы шли через лабиринты человеческих муравейников, изредка встречая существ, которые, хоть и видели, совершенно нас не замечали. Это вообще удивительная вещь. Люди испокон веков придумывают, как всякие необычные существа скрываются от их глаз. А на самом деле, тут и скрываться нет необходимости. Люди настолько заняты своими заботами, что почти не замечают того, что происходит вокруг. Каждую секунду в мире творится какая-то магия. На каждого человека приходится от десятков до сотен удивительных событий за день: множество существ старается, как может, чтобы привлечь внимание этих двуногих. Вот только ничтожная часть из этих усилий достигает-таки человеческих органов чувств, и почти всегда вызывает какие угодно эмоции, но только не понимание.

– Не, на работу свою я точно не жалуюсь. Есть и менее благодарный труд.

– Да ты вообще в масле так-то, – Глэр фальшиво-игриво толкнула локтем. – Разве что не летаешь.

– Для этого у меня есть ты. И еще примерно полсотни таких же бешеных ангелов.

– Таких же бешеных не существует.

Мы посмотрели друг на друга и засмеялись. Ладно, что-что, а не так много существ могут заставить меня посмеяться.

– Ну и что ты видишь? – она остановилась перед стеклянной высоткой, в которой кипела бурная офисная жизнь.

– Клетку для разума, души и тела. Огромный продукт несбыточных человеческих надежд.

– Ну отчего же несбыточных. Вон у того чувака в красном все очень даже хорошо. Он на днях отхватил двести двадцать два миллиона зеленых и, вероятно, будет в этом, как ты сказал продукте, в последний раз.

Да, этот мужчина определенно выделялся на всеобщем фоне. Пока остальные суетились, спешили, волновались, думали – он был спокоен как…

– … баобаб, именно, – Глэр, похоже, не была настроена на соблюдение границ. Я достал камень на серебряной цепочке и повесил на шее.

– Боишься меня? – она подмигнула.

– Так и что с ним не так? Выглядит спокойно, чуваку подфартило, рад за него, очень скоро он поймет, что деньги та еще шняга, скорее всего, настрадается вдоволь, но потом обретет путь истинный и всех благ ему и его родным.

– Ты что, веришь в удачу?

– Каждому свой крест. Я-то тут при чем?

– Боюсь, тут дело не в кресте, удаче и прочем. Товарищ – изрядно духовная личность. Медитировал десять дней и намолил себе финансовое благополучие. Разумеется, эргрегор поперхнулся.

– Таак…

Я поморщился. Во-первых, опять эти «просветленные». Конечно, здорово себе намедитировать состояние, вот только почему-то о балансе во Вселенной такие товарищи редко задумываются. Во-вторых, и точнее даже самое главное, я сам ничего против такого не имею, это вообще не по моей части. Плохая карма – это чистая работа Глэр. Но согласитесь, очень удобно спихнуть кармическую работу на своего хорошего друга…

– Понимаешь, – она включила милого и робкого ангелочка на первом задании, – он колдун, у него весь дом заставлен черепами и камнями всякой разной формы. Я к нему не то что подлететь – я даже мысли его прочесть не могу.

– Как будто я могу… – мне все это не нравилось. – И что ты предлагаешь?

– Мне просто нужна твоя помощь. У него грехи выпирают дальше, чем карманы от набитых денег. Он весь в дисбалансе, тебе не составит труда его почистить. А я тебе помогу. Таких людей с каждым годом становится все больше. Если честно, это немного пугает.

– Все закономерно… Если посмотреть на эволюцию человека…

– Давай, – она перебила меня, – я обещаю тебе, как только мы закончим с ним, я выслушаю весь твой философский бред от начала до конца. Но сейчас он на пике своего успеха. И пока он не стал поворачивать небеса вверх ногами, нужно что-то сделать.

– Для начала, давай выпьем кофе, – я пошел по запаху в сторону ближайшей кофейни. – Ты угощаешь.

– Неужели тебе совсем не платят? – Глэр, известная в узких кругах интриганка, снова стала веселой и уверенной.

– Деньги имеют для меня ценность, поэтому у меня их нет.

Раскошелил ее на большой латте с сиропом. Один фиг, у нее бюджет не считают. Ангелы могут сотворить все, что можно сотворить из воздуха. В основном, им приходится творить деньги.

– Что будем делать? – спросила она, когда убедилась, что я сделал свой первый глоток, чем значительно улучшил свое настроение, сговорчивость и способность наконец подумать.

– Раз он наколдовал себе денег, значит у него проблемы с алчностью.

– Еще какие.

– Нужно искать человека с противоположной чертой. Только тогда я смогу их компенсировать.

– Эм.. Ты предлагаешь найти щедрого человека и погубить его вместе с этим колдуном?

– Это самый простой способ.

Глэр явно это не понравилось.

– То есть, по-твоему, это справедливо? Человек поступал хорошо и из-за какого-то урода поплатится своей жизнью?

Я опять посмеялся, не забывая, впрочем, отхлебывать кофе.

– В мире вообще нет ничего справедливого. Кому как не тебе это знать. Карма не является отражением справедливости. Это просто закон природы. Она бывает очень и очень непредсказуемой. А вообще, у тебя искаженное представление о моей работе. Я редко кого-то убиваю. Обычно у людей происходит лишь изменение психики. Если взять двух людей, обладающих противоположными чертами, а затем аннигилировать их, то на выходе у обоих останется некое нулевое состояние, своего рода буддийский дзен, нейтралитет. Им обоим это пойдет на пользу.

– А какая польза, – не унималась Глэр, – от того, что в мире станет на одного щедрого человека меньше? Ведь он потеряет свою щедрость, даже ценой избавления мира от одного алчного человека. Так и щедрых людей вообще не останется на планете.

– Не совсем так. Видишь ли, щедрость и алчность не являются олицетворением добра и зла сами по себе. Все определяется мерой. Щедрость хороша, когда она не выходит за границы возможностей человека, не высасывает его досуха. Избыточная щедрость, желание отдавать, не беря ничего взамен, губит людей, испепеляет их. Напротив, умеренная алчность есть не что иное как стремление и воля, желание реализовать свои намерения. Человек, не желающий ничего – пуст и потерян. Каждый из нас чего-то желает, алчет в этом мире, иначе мы бы все просто престали существовать. Именно патологическая алчность, стремление выделиться, получить больше, чем на самом деле нужно, губит человека. Аннигилируя эти две крайние черты, мы избавим мир от двух страдающих существ: алчного и безотказного.

– То есть, мы ищем не щедрость, а безотказность?

Я кивнул.

– Нам нужен еще один больной. Такой человек, который теряет себя по частям, отдавая другим. Причем, степень его безотказности должна полностью соответствовать степени алчности этого, как ты говоришь, колдуна. Найди мне такого человека, и мы сможем их аннигилировать.

– Вряд ли есть кто-то настолько безотказный, насколько этот жадный…

– Согласно принципу баланса…

– Ладно, ладно, я обещала послушать твою философию после того как мы разберем этот случай, а не до. Где мы найдем пару для аннигиляции?

– Они обычно сами друг друга находят.

– Пффф, ясно, – Глэр уже все бесило. – От тебя толку ноль. Тебе смешно, а меня понизят. Ладно, я знаю, кого спросить. Не вздумай прятаться и сними этот дурацкий камень! Я тебя отыщу.

– Удачи.

Глэр еще раз хмыкнула и взмыла вверх так, что чуть не опрокинула мой кофе. Не впервой. Пытаешься быть серьезным, но тебя редко воспринимают всерьез. Живые существа вообще склонны видеть только то, что хотят видеть, то, что привыкли видеть. Особенно люди.

Каждый день мы живем с багажом наших знаний, нашего опыта. И пропускаем все через эту призму. Многие философы рассуждали и продолжают рассуждать на тему ограниченности человеческого восприятия, человеческого мышления. Действительно, все начинается с наших органов чувств. Они такие несовершенные. Из всего многообразия Вселенской информации мы улавливаем лишь маленькую толику, и думаем, что познаем мир. Точнее, мы и познаем. Вот только постоянно забываем о том, а сколько всего есть непознанного, непонятного, невоспринимаемого, лежащего за пределами нашей системы координат, пусть даже пространства Лобачевского. Мы принимаем в наш мир только то, что уже хотя бы одним бочком содержится внутри нас. Мы не способны воспринять то, что находится полностью за пределами нашего обыденного опыта. Взять хотя бы тот же свет. Есть та часть спектра, которую мы способны воспринимать нашим зрительным органом. Однако помимо нее есть огромный и удивительный мир различного света, начиная от радиоволн и заканчивая мощным гамма-излучением, встречающимся, в том числе, при аннигиляции элементарных частиц. Мы не способны воспринять такой свет сам по себе. Однако, мы можем перевести эти электромагнитные колебания в привычное нам поле восприятие, построить машины, приборы, детекторы, которые будут реагировать на такой свет и превращать его в удобный для нас видимый спектр. Благодаря этому мы можем познать и иметь представление о том, чего даже не способны воспринять в чистом виде.

Было бы скучно, если бы дело ограничивалось только физикой. Так ведь и в жизни все происходит абсолютно также. Мы живем в мире огромного количества взаимодействий, физических, химических, биологических, социальных. И среди всего их многообразия мы воспринимаем только те, о которых имеем хоть малейшее понятие. Мы расширяем сферу своего опыта, начиная с самого детства, где нет еще понятий объекта и субъекта, себя и мира, где еще нет цветов, звуков, прикосновений. Мы находим это все постепенно, раз за разом добавляя в свою копилку ощущений нечто новое, но только если оно содержит в себе старое. Ребенок не может сразу начать говорить: в его Вселенной не существует слов. Сначала появляется приятное и неприятное. Затем с приятным или неприятным начинают ассоциироваться звуки, образы. Постепенно, приятные звуки становятся похожими друг на друга, так же, как и неприятные. Звуки выстраиваются в слова, слова в мысли, а мысли затем начинают рассуждать о том, откуда берутся звуки, слова и мысли. И на протяжении всей нашей жизни работает один и тот же алгоритм. С той лишь разницей, что в какой-то момент нам это надоедает.

Нам надоедает расширять границы своего мира. Мы устаем выстраивать картину Вселенной, а потом рушить ее под натиском новых ощущений. А ведь эти ощущения практически бесконечные, по крайней мере в масштабах жизни одного существа уж точно. Только что мы объединили всю совокупность своего опыта под эгидой единого свода законов, как вдруг что-то ехидно пытается проползти в этот домик, прикрывшись личиной знакомого и близкого, но не являющееся таковым. Дети с радостью принимают таких гостей, впускают их в свой дом, кормят, расспрашивают. Если только родители вовремя не замечают эту грязь возле своего чада и с дикими воплями не бегут отмывать свое солнышко от всяческих нечистот, которые оно где-то умудрилось найти.

Нечистоты. Вот так мы, взрослые люди, относимся к тому, что еще в детстве считали просто миром. Без искусственных цветов, запахов и смыслов. Безотносительно сказанного другими, принятого, правильного, морального и аморального. Мы живем в своих домиках, построенных по принципу советского градостроительства: одинаковых, практичных, где все четко и понятно, с отоплением, форточкой, мусоропроводом. И в этот мусоропровод нещадно летит все, что не соответствует образу этого домика. «Это аморально», «Так никто не делает», «Это незаконно», «Это бесполезно», «Это нетрадиционно», «Это плохо», «Это случайно» и так далее. Это не вписывается в нашу картину мира. А раз оно не вписывается, то оно лишено своей сущности, бытийности. Это артефакт, побочный продукт, неизбежное зло, как неизбежно накапливающаяся пыль на подоконнике, которую нужно просто убирать, не задумываясь о ее происхождении. Ей не место в нашем чистом и светлом доме, таком же как у других. Ведь иначе мы опять попадем в этот хаос, в эту бездну ощущений, страхов, переживаний, неизвестности, неизбежности. В пучину, которую мы не контролируем, которая владеет нами как бескрайнее море владеет шлюпкой. Подверженное грозам, волнам, непредсказуемое, темное, смертельное, желающее поглотить, уничтожить, растоптать наше гордое человеческое достоинство. Стремящееся разрушить все, что наша цивилизация так долго и с такой болью выстраивала на костях наших предков. То, за что мы воевали, умирали, страдали.

Нет, нет. Мы все это проходили. Много, много раз. Там нет истины. Истина лишь здесь, у батареи, под крышей параллелепипеда, ровного и четкого, внушающего спокойствие, уверенность, торжество человеческого разума над буйной стихией природы.

Каждый делает свой выбор. И я не могу никого судить. Судить вообще никто никого не может. В конце концов, мы все – лишь капельки в этом бескрайнем море. Кто когда-нибудь задумывался о том, правильно ли капельки двигаются или нарушают всеобщий порядок? Кто осуждал волны, водовороты, и другие причудливые фигуры синхронного движения молекул, лишенные абсолютного смысла, но верящие в свой смысл и создающие коллективным усилием удивительные узоры, которые мы имеем радость иногда наблюдать, сидя на берегу? Так же и за нашим бурлением наблюдают разные сущности. Они не пытаются понять, какие законы руководят этим движением, не пытаются предсказать следующие этапы, не пытаются поправить или нарушить. Просто наблюдают и делают свое дело. А мне пора делать свое.

Я встал и пошел опять в сторону офиса. Погода пока не предвещала никакой беды, было ясно и тепло. Колдун, как мне понравилось его называть, как раз выходил из здания и садился в свой желтый кабриолет. Он явно ненавидел и одновременно любил то место, которое собирался навсегда покинуть. Судя по лицам в окнах, оставил он после себя в основном смешанные чувства. Я бы даже сказал, с ярким запахом желчи. Сероводород? Во что меня втягивает эта Глэр…

Машина тронулась, и я не успел узнать, по какому адресу. Впрочем, неважно. Теперь, когда я знаю, кого ищу, мне не составит труда пройти по его следу. Все существа оставляют после себя некое возмущение пространства, своего рода ауру, называйте, как хотите. Это не запах и не следы на земле. Это скорее определенная реальность, которую создает вокруг себя существо, и которая тянется за ним еще какое-то время, создавая вокруг различного рода аномалии. Большая часть людей привыкла не замечать эти аномалии. Их так много вокруг, что они превращаются в сенсорный хаос, беспорядочный танец всех возможных ощущений. Однако даже в этом хаосе при желании и умении можно найти то, что ищешь.

Наш колдун обладал очень мощной энергетикой. Он явно основательно и долго исследовал мир, себя и еще Бог весть что под Бог весть какими субстанциями. След, который тянулся за ним, напоминал дорогу коронованной особы, вокруг которой постоянно толпилась челядь в надежде получить хотя бы кусочек тех богатства и славы, которыми обладала важная особа. Люди находили деньги на земле, по которой проезжал желтый кабриолет. В придорожных кафе по пути его следования всегда была очередь из посетителей. В то же время, кошки всегда избегали направления его движения, особенно черные. А вороны, наоборот, летели в этом направлении. Животные прекрасно чувствуют шаманов и всяческие подобные силы. В отличие от человека, у животных нет социальных конструктов, на что имеет смысл обращать внимание, а на что нет. Они реагируют на все с детской непосредственностью, которую можно легко увидеть, стоит только захотеть.

Впрочем, были и более серьезные события. Подобные действия не могут оставаться без ответа. Над нашим героем уже начинали сгущаться тучи. Сама Вселенная вокруг него ежилась и стремилась исторгнуть этот чужеродный для нее ее же собственный продукт, не желающий мириться со своим местом в этом мире. На одной дороге произошла серьезная авария. Водитель засмотрелся в телефон и сбил велосипедиста. Сегодня без смертей, отделались травмами и материальными убытками. Непонятно, имело ли это какое-то значение для них, но без сомнения эти жертвы просто попали под горячую руку. Вполне вероятно, что незадолго до этого колдун испытывал какой-то эмоциональный взрыв, возможно, разговор по телефону. Так или иначе, он не контролировал, что происходит во Вселенной вокруг него и запросто наносил урон направо и налево. Мертвые голуби, раздавленные абрикосы – этот след преследовал его, наряду со следами успеха, как бы напоминая цену всякому чрезмерному.

Наконец, я увидел и автомобиль. Он был припаркован возле среднего достатка дома, явно из прошлой жизни колдуна. Над домом сгущались тучи. Вообще, у меня не так уж и много времени, пока карма не застигла его каким-нибудь нехорошим образом. Такие события очень трудно предугадать, а их последствия и того удивительнее. Подобно тому, как великая драма разворачивается между делящимися ядрами плутония в атомной боеголовке, а завершается трагедиями человеческого масштаба.

Я вошел в подъезд вместе с какой-то женщиной с коляской. Такие никогда не спрашивают, кто я и почему вхожу в их подъезд. Выбираю лестницу, хоть в лифте тоже можно угадать нужный этаж, но мне хотелось изучить окрестности. Кто и чем живет в этом доме? Почему наш герой оказался именно здесь? Я не верю в случайности и совпадения. Все люди, которые на окружают, имеют к нам непосредственное отношение, даже если мы их совсем не знаем… ого!

«Мяу», внезапно на одном из этажей показался пушистый лохматый кот в оранжевую полоску. Он глядел на меня голубоватыми глазами и как бы приветствовал.

– Дара, куда? Иди сюда, – слышу приятный женский голос.

– Какое у Вас очаровательное животное, – сказал я, поднимаясь на площадку и поглядев, наконец, на своих внезапных спутников. Передо мной стояла милая девушка с длинными волосами, в платье и туфлях. Кажется, она только пришла домой из магазина, в руках ее пакет с продуктами, а кот на радостях выбежал наружу, стоило только открыть дверь.

– Да, он балбес, но добрый, – она улыбнулась.

– Его зовут Дара?

– Дарий. В честь…

– … персидского царя?

– Да. У меня бабушка учитель истории.

– Занимательно. Вы живете с бабушкой? Как, кстати, Вас зовут?

– Фаина.

– Очень приятно, Фридрих, но для друзей просто Федя.

Она засмеялась.

– Очень странное сокращение для такого имени.

– Культурологические особенности. Фанни, не сочти за грубость, что на ты. Могу ли я попросить стакан воды? Долго сюда ехал, а мой товарищ, кажется, еще не дома, очень хочется пить.

– Конечно, секунду.

Она захапала кота, который все еще проверял меня взглядом, и пошла на кухню, в то время как я имел возможность украдкой оценить ее квартиру. Простое убранство, много цветов, совсем другая энергетика, чем во всем доме. Как будто, здесь обитает оплот спокойствия, на котором и держится все это здание. Впрочем, и здесь не обошлось без элементов настороженности. Все возможные двери закрыты, в холле ни одного зеркала, одинокая лампочка, кажется, стоит на нее только грозно посмотреть, тут же потухнет.

– Спасибо, – беру стакан и демонстративно выпиваю до дна. Пить, если честно, совсем не хочется, но работа есть работа. – Ох, ладно, видимо, пойду на улицу и буду ждать прихода своего товарища, он живет двумя этажами выше.

– Хотите, можете переждать здесь, – предложила она, забирая стакан. – Бабушка будет только вечером, я могу поставить чай. Двумя этажами выше это, вероятно, к Нику? Он, наверное, еще не вернулся с работы.

– Такую доброжелательность редко встретишь в наши времена. Мне приятно, но не хочу тебя отвлекать.

– Да все хорошо. Я только.. ох..

Зазвонил ее телефон, она посмотрела, кто вызывает.

– Извините, я должна ответить.

– Все хорошо, – но она меня уже не слышала.

Она взяла трубку и ушла на кухню. Какое-то время я слышал только «да», «угу». Потом «конечно, я сейчас буду». Выходит ко мне.

– Извините, пожалуйста. Мне надо бежать.

– Все в порядке. Что-то случилось?

– Да нет, все хорошо. Просто нужно идти, – она начала спешно собираться.

– Я провожу.

Дарий терся об мою ногу и смотрел вверх, пока Фаина собиралась. Не мог отказать этому чудесному животному и погладил его за ухом. Он замурчал.

– Дара далеко не всех любит, – сказала она. – Обычно он не выходит к чужим. Наверное, в Вас что-то есть.

– В прошлой жизни я был кошкой, – ответил я, она улыбнулась. – Можем идти? – кивок.

– Могу ли я узнать, в чем дело?

– У меня брат инвалид, – потупив глаза, сказала она. – У него сложная жизнь. Его родители в разводе. Я приглядываю за ним. Когда ему плохо, он звонит мне, и я приезжаю.

– Понятно, сочувствую. Это далеко?

– На окраине. Но все в порядке, – сказала она, видимо, увидев мое выражение лица. – Мне не в тягость.

– Что ж, удачи. Надеюсь, еще увидимся.

– Я.. тоже. Всего доброго, – она побежала быстрым шагом, видимо, в сторону ближайшей остановки.

Я решил постоять немного на улице, подышать уже становящимся тяжелым воздухом. Кажется, Фаина забыла взять зонт. Хотя весьма вероятно, что дождя она не застанет. Засунул руку в карман, достал пачку сигарет. Она пустая. Эх, чудеса бывают, но не настолько. К счастью, я уже предчувствовал приближение мой заветной новой пачки.

– Ури, я же просила убрать этот дурацкий камень, – поток ветра и легкой брани обрушился на меня внезапно, как всегда. – Ищу тебя по всему городу. Хоть бы написал.

– Я тоже рад тебя снова видеть, Глэр. Пошли зайдем в магазин.

– Какой магазин? – она встала передо мной, руки в боки, с самым суровым взглядом, на который способна в отношении меня сейчас. Наверное, раньше он мог бы быть еще более укоризненным, но мы знаем друг друга очень давно. – Я спросила всех, кого знаю, кто может иметь отношение, и никто в последнее время не встречал излишне щедрых людей. Это своего рода редкость, знаешь ли, я вообще не понимаю, к чему…

– Пошли в магазин, купишь мне сигарет, – на меня опять нахлынула усталость. Предстояло все обдумать, времени было мало, а желания что-то делать и того меньше. – Я уже все нашел, нам нужно придумать план действий.

Глэр подняла брови, в ожидании разъяснений, а я просто пошел вперед, так что ей ничего не оставалось, кроме как догнать и смотреть уже сбоку.

– Ее зовут Фаина, – сказал я. – Остальное – когда купишь мне покурить.

– Совсем бомжом стал. Или человеком. Как будто не надоело тебе губить свое здоровье.

– Я и есть человек. А за здоровье мое не беспокойся: я лишен таких проблем.

В сущности, есть ряд плюсов находиться в человеческом обличье. Можно наслаждаться всеми чувственными благами, испытывать наслаждения и страдания, но при это не стареть, не болеть и вообще, в какой-то момент что-либо перестает пугать. В такие моменты ты становишься неосмотрительным, ведь истинного индивидуального бессмертия все-таки не существует. Но сигареты мне точно не были страшны.

– Ну давай, выкладывай, – нетерпеливо сказала Глэр, выходя из магазина.

Я достал и закурил сигарету, легкий туман в голове с готовностью скомпенсировал нарастающую в округе бурю, которая ощущалась уже даже самым обыденным человеком. Выл ветер, животных в округе нет и в помине, все люди, предчувствуя неладное, спешили по своим домам. Глэр начала волноваться. Еще немного, и придется вызывать бригаду. Наш колдун вполне в соответствии с ожиданиями не стал останавливаться на достигнутом, и теперь планирует что-то по-настоящему мощное, о чем нам предстоит пока только догадываться.

– Как я и говорил…

– Давай без пафоса! – перебила Глэр. Она выхватила у меня пачку, взяла сигарету и закурила, вероятно по привычке, ведь на нее никотин уже не действует. Впрочем, для большинства людей гораздо большее значение имеет психологический аспект курения, нежели само действующее вещество. Иначе бы в наш век доступности синтетического никотина никто бы уже не курил, будь то сигареты или всякие чудеса технологического прогресса.

– Противоположности такого масштаба редко ходят поодиночке. Фаина живет в том же доме. Безотказнее некуда. Впустила незнакомца в свой дом. Побежала помогать брату по первому зову в другой конец города. Большую часть времени живет не своей жизнью.

– Это нам подходит? – с недоверием посмотрела на меня Глэр, но по ней видно, что она уже подуспокоилась и доверилась тому, в чем я понимал больше нее.

– Она не выглядит счастливой. Съедает сама себя изнутри. Если у твоего колдуна, кстати, его зовут Ник. Не спрашивай, – поймал я ее недоверчивый взор. – Если у твоего колдуна дыра растет наружу и рискует засосать всех в округе, то ее дыра растет вглубь, и если и засосет кого-то, то разве что ее саму. Но сама по себе трагедия будет ничуть не меньше по масштабам. Уж я-то знаю.

– Все понятно. Ладно, тебе виднее, это твой хлеб. Что дальше? Идем внутрь, Авада Кедавра, и мои крылья спасены?

Посмеялись. Несмотря на то что снаружи сгущались тучи, наше состояние как-то само собой развеивалось. Как будто в старые-добрые времена, когда уже ничто не могло поколебать наш покой. По крайней мере, до поры до времени. Сейчас бы махнуть на это все и просто стоять здесь, созерцая, не мешая. Но если жизнь нас чему и научила, так это тому, что нельзя смотреть на мир, закрыв глаза. С ним хоть и ничего не случится, но ведь мы и есть мир. Как бы порой ни хотелось из него уйти. Такой выбор иногда встречается. Но всякий раз мы обходим его стороной.

– Ее сейчас нет дома. Она как раз уехала.

– Проклятье, то есть, не кому-то, а просто так, – Глэр не любила проклятья и вообще старалась следить за своими словами. Это работало. – Может, выхватить ее, стукнуть молнией перед ногами, все такое.

– Не, не, – я покачал головой. – Так не получится. Они должны сами оказаться рядом. Искусственно аннигиляция не работает. Мы не можем сейчас ничего сделать. Остается только идти туда и тормозить этого засранца, пока он не разнес все вокруг.

– Эм, и что мы сделаем? Это не по нашей части. Ты же видишь, он не простой засранец. Ты вообще знаешь, кто его покровители?

– Кстати, нет. Просвети.

Глэр нахмурилась. Как будто я должен был откуда-то это прочесть. Ну да, я понял. Я мог бы что-то разузнать, но я предпочел потратить свое время на девушку. Глэр знала меня и понимала разные мотивы моих поступков даже лучше меня, что жутко бесило. В таких вопросах никакие камни не помогают.

– Не смотри на меня так, – я отвел глаза. – Я сделал свою работу, нашел, как нам решить проблему. Осталось только…

– Ну да, осталось всего ничего. Выжить сегодня, дождаться какого-то мистического момента, когда эти двое пересекутся, и довольными уйти в закат. Вот только что это я слышу? Кажется, гром. И дождь через три, два, один…

Пошел дождь. Сперва мелкий, но он быстро нарастал. Нужно торопиться.

– Так кому он там поклоняется?

– По-моему, теперь уже все очевидно, – Глэр посмотрела на меня и, не увидев очевидности в моих глазах, вздохнула. – Перуну.

– Мде… – ничего особо хорошего поклонение древним Богам обычно не сулило. Забытые на много веков, они ужасно соскучились влачить свое сансарическое существование и хотят теперь всеми силами вернуть былую мощь. Такие, как мы для них, хоть и не посторонние существа – но сущие пешки, вечно пытающиеся ограничить их власть. Неудивительно, что настолько алчный человек выбрал именно громовержца. – Ну да ладно. Времени на раскачку нет, надо идти. Будем действовать по обстоятельствам, как в старые добрые времена.

– Как в старые добрые времена, – Глэр определенно была готова. Она точно была не из пугливых, а теперь уже и бояться было особо нечего. Выбор либо ждать, либо делать, никогда не стоял перед нами.

Гроза уже вовсю громыхала. Кажется, небеса решили устроить второй потоп. Мы заспешили в дом, поднялись наверх.

– У тебя есть что-то? – спросила Глэр, доставая пистолет и завидев мое лицо, полное удивления, добавила. – Времена нынче суровые. Нужно быть готовым ко всему.

Я достал черный как ночь обсидиановый крест.

– И все? – усмехнулась она. – Этим только батюшек пугать.

– Напрасно ты. Но кинжал из дамасской стали у меня тоже есть.

– Лучше бы его достал… Ну да ладно.

Мы подошли к двери колдуна. Стучать, наверное, было бесполезно, нужно было выбивать. Я взял расстояние для разбега, Глэр встала сбоку.

Внезапно, дверь выбили с другой стороны. Нашим же колдуном. Он вылетел с диким криком и повалился в деревянных обломках. Из комнаты, откуда доносился ужасное сочетание благовоний и серы, донесся истошный визг.

– Что за хрень? – закричала Глэр.

– О, Боже… – только и воскликнул наш горе-колдун.

В дверном проеме показалась жуткая горгулья.

– Страж! – крикнула Глэр и убрала пистолет, видимо, за ненадобностью. Это больше было по ее части. Все что я мог сказать, что передо мной стоит совершенно омерзительное существо, которое явно не сулит ничего хорошего обитателям этого мира. – Ты дурак! – сказала она колдуну в более выразительной форме, не достойной того, чтобы быть изложенной на бумаге. – Ты хоть понимаешь, что наделал? Ури, страж не успокоится, пока нарушитель спокойствия жив. Чтобы его изгнать нужен…

Как бы мне ни хотелось, чтобы горгулья все это время мирно стояла в проходе и ждала, пока Глэр в подробностях расскажет, как ее победить, она так не поступила. Вместо этого страж отбросил Глэр в сторону. Колдун попятился в мою сторону. Мне было жутко страшно. Не то чтобы я боялся уродливых существ. Тут скорее проблема, что, в отличие от Глэр, которой не грозила физическая расправа, я был вполне смертен, и занесенные этой штуковиной острые когти вполне могли прервать мое сансарическое существование. Учитывая, что умер бы я, мягко говоря, не на самом пике своего духовного развития, ровно посередине миссии, с каждой минутой приближающейся к своему провалу, вряд ли мое перерождение сулило хорошую карму…

Все это промелькнуло у меня перед глазами за секунду, пока горгулья неслась в нашу сторону. Мне оставалось только выставить крест вперед. Ударившись о него, страж заверещал и отпрыгнул назад.

– Ага! – завопил я то ли в радости, то ли все еще в ужасе. – Глэр, ты как? Кажется, крест не настолько и бесполе…

– Берегись! – Она молнией схватила нас обоих и оттащила в сторону.

Хоть страж и был поражен обсидианом, он явно был не из глупых созданий. Вместо того, чтобы лезть второй раз на рожон, он, недолго думая, отломил кусок стены из дверного прохода и швырнул прямиком на меня. Только поразительная скорость Глэр спасла нас от неминуемой гибели.

– Не зевай, – крикнула она, – эти существа дико опасные. Нам нужен ритуал. Но для этого нужно время. Я оттащу вас на улицу.

Мы перенеслись наружу. Колдун, с непривычки от перемещения и, вероятно, вообще в шоке от событий последних несколько минут, залил асфальт содержимым своего желудка. Но Глэр явно была в бешенстве. Она схватила его за плечи и заорала:

– Как ты его вызывал? У тебя есть руны?

– Да, – прохрипел он, видимо, смекнув, что сейчас не время для вопросов в духе «кто вы такие и что вам надо». – Я совершал ритуал призыва Перуна, но на середине появилась эта хрень. Что вообще…

Глэр ударила его по лицу, не дав договорить.

– Нам придется вернуться туда и вернуть «эту хрень», – язвительно командовала она, – в тех же рунах, в которых она явилась. Ты должен принести жертву. И я не шучу, черт возьми, верни все деньги, которые ты заработал нечестным образом, и добавь свою кровь, иначе страж заберет тебя в иной мир, и поверь, тебе там не понравится.

Глэр умела убеждать. Колдун только хлопал глазами.

– Ури, нужна будет твоя помощь! – теперь она отдавала приказ мне, – Твое дело малое: нужно удержать стража, пока я читаю заклинание.

– И всего-то ничего…

– Не ерничай! Твой крест сработал, вот и используй его.

– А против камней что прикажешь делать? Позволю тебе напомнить, я тоже могу тут откинуться…

– Когда это ты боялся смерти? – она внезапно улыбнулась. – Это все еще тот Уриэль, которого я помню?

Мне оставалось только сжать зубы. Да, да, здравствуй, родная Смерть. Давно не виделись. Надеялся, что больше и не увидимся.

Горгулья, кажется, была совсем не рада нашему исчезновению. Однако, она явно прекрасно детектировала присутствие своей цели в пространстве. Некоторое время она дала нам передышку, но затем выпрыгнула из окна и спикетировала прямиком на колдуна. К счастью, мы уже закончили инструктаж, собрались и были готовы к подобному развитию событий. Я подскочил и со всей силы треснул ее крестом. Страж неестественно отлетел и завопил.

– Это наш шанс! Все ко мне! – скомандовала Глэр.

Второй раз просить не потребовалось. Мы ринулись к ней и через одно мгновение оказались в квартире колдуна. Несмотря на недостаток времени, мы смогли воочию увидеть, чем тот заслужил такую немилость стражей. Пол комнаты был разрисован непонятными магическими символами. В некоторых местах стояли могущественные камни. Я чувствовал их силу. Тут, кстати, был и обсидиан, из которого сделан мой крест. «Это явно может пригодиться», подумал я. По краям горели благовония, явно, в целях защиты, вот только их силы катастрофически не хватало против творившегося здесь колдунства. На полках лежали черепа животных и какие-то разрисованные камни. В целом, атмосфера стояла очень дурная.

– Если мы выживем, – сурово материализовала мои мысли Глэр, – я надеюсь, что ты больше никогда подобным не займешься.

– Никогда… – только и смог прошептать Ник.

– Встань сюда, – она подвинула колдуна, – Ури, давай свой кинжал. Когда страж появится здесь, режь свою руку. Не бойся, кровь остановить можно. В отличие от возмездия высших сил. С каждой секундой это существо становится все сильнее. Деньги!

– Все здесь, – Ник протянул пластиковую карточку.

– Тут есть обсидиановый камень, – заметил я, протягивая Нику кинжал. – Думаю, есть шанс задержать этого стража.

– Главное – не дай ему покинуть комнату или убить этого подлеца. Да-да, именно тебя! – Глэр встала в другой конец комнаты. – Если готовы, тогда начинаем. И молите своих Богов, что это сработает.

Страж с ревом влетел в окно. Кажется, он действительно стал больше. Глэр начала свой ритуал. Ник поспешно бросил карточку на землю и поднес кинжал к запястью. Секунду он стоял в нерешительности, затем еще раз взглянул на грозного зверя, готового порвать его в клочья, и уже без сомнений рассек руку. Кровь хлынула на пол. Страж, учуяв запах крови, кажется, только разозлился еще сильнее. Это уже была не просто горгулья, а как будто Минотавр с крыльями. Мгновение – и он понесся на колдуна, готовясь стереть его в порошок. Мы его, кажется, совсем не интересовали. К счастью, я уже был готов.

Схватив тяжелой камень, я швырнул его аккурат по траектории движения стража. Прямо скажем, эффект был гораздо меньше, чем я рассчитывал. «Дешевка» – тут же подумал я с досадой про камень. Конечно, куда современным горе-колдунам до качественных эзотерических материалов. Минотавр лишь пошатнулся, однако, этого оказалось достаточно. Хоть он и был из другого мира, законы физики на него все-таки частично действовали, поскольку на его скорости движения смещение траектории из-за удара камнем было достаточным, чтобы провести его тушу мимо Ника и удариться в стену. Колдун отбежал, а я, пользуясь секундной паузой, подбежал к горгулье и как следует приложил ее своим крестом.

Зверь взревел, его кожа, если это можно назвать кожей, зашипела и заискрилась. Удар хоть и был для него ощутимым, все же с трудом можно назвать фатальным. Я замахнулся для следующего удара, рассчитывая бить стража до тех пор, пока Глэр не закончит свое заклинание, но горгулья расправила крыло и оттолкнула меня им, да так, что я отлетел в противоположный конец комнаты.

Знакомый до глубины души вкус крови заполнил мой рот. Крест выпал из моей обессилевшей руки и отлетел в сторону. Ник ринулся к нему, но горгулья уже смекнула, чем это может кончится и громким криком, от которого потрескались зеркала и застыла кровь в жилах, откинула колдуна назад. И вот страж, изготовившись, сделал свой последний прыжок.

Этот полет длился доли секунды, но в моем восприятии прошла целая кинолента из отдельных кадров. Вот страж пригнулся и расправил крылья. Вот он резко взлетел вперед, выставив могучие лапы с острейшими когтями. Вот он уже пролетает над серединой комнаты, аккурат над кровавым пятном. И вот внезапно из ниоткуда появляется свет. Зверь искривляется в агонии, его гримаса вопит нечеловеческим ужасом. Все его тело покрывается пеплом, который продолжает лететь по заданной траектории. И вот, наконец, пепел покрывает Ника, уже не в состоянии причинить ему какого-то вреда. Глэр закончила свой ритуал.

Секунду мы находимся на своих местах. Ник, потерявший достаточно крови, прижимает второй рукой рану. Я сплевываю кровь на пол и пытаюсь подняться, попутно удивляясь отсутствию переломов. Глэр просто стоит и тяжело дышит. Видимо, второпях, последние строки заклинания она читала уже не делаявдохов.

Кажется, что все худшее позади. Но гроза, которую до этого не было слышно из-за рева стража, теперь стала совсем безумной. В воздухе ощущалось электричество.

– Это временно! – крикнула Глэр. – Страж ушел, но рану во Вселенной уже так просто не закрыть. Ури, нужно что-то делать! Видимо, придется применить отчаянные меры.

Она достала из-за пазухи пистолет. О чем она думала, это же ничего не изменит. Когда это смерть что-то меняла в этом мире. Вероятно, она хотела всеми правдами и неправдами отсрочить тот Апокалипсис, который назревал вокруг нас.

– Стой! – Я уже несся ей навстречу. Баланс во Вселенной, так нещадно и неоднократно нарушенный последними событиями, сам стремился восстановиться. Теперь уже и она услышала и опустила пистолет.

В квартиру вбегает взволнованная Фаина.

– Уф, – Глэр только и смогла, что громко выдохнуть. Каким-то интуитивным чутьем, она сразу поняла, что мы спасены. Я, улыбаясь, встал. Все конечно.

Некоторые вещи невозможно изменить, и, вероятно, не надо даже и стараться. Например, невозможно избавить мир от грешных или страдающих людей. Это невозможно и даже вредно. Представьте себе мир, где все ровно-чисто, все живут в соответствии с моралью и честью, все светлые души, готовые к реинкарнации в Будду в следующей жизни – скукотища же!

– Анни…

Такие Вселенные схлопываются моментально, банально, некому больше существовать, все вернулись в исходное нуль состояние. И я апостол этого движения. Своими силами я тяну мир назад, в блаженную пустоту, лишенную сладостных взлетов и таких же болезненных падений. А что есть жизнь, если не совокупность взлетов и падений! Может, я все делаю не так? Может, хватит лишать этот мир красок и вместо этого лишь сводить противоположные сущности друг к другу, не уничтожая их? Позволить им дополнять друг друга, как электрон дополняет протон, создавая удивительное Вселенское творение. Почему бы нет?

– … гиля… А впрочем, нет. Суперпозиция!

Наступила тишина. На секунду мне показалось, что я самый большой дурак во Вселенной. Участники сего действия смотрели на меня как на сумасшедшего. Ладно, эту парочку можно было понять. Приперся какой-то чел и говорит заумные слова. Хотя обычно все же у людей что-то щелкает в голове настолько, что окружающая действительность уже мало их волнует в такой момент, и я могу безболезненно скрыться. Только с ними такого не произошло. Я уж не говорю про Глэр, которая смотрит на меня круглыми от удивления глазами и не может решиться, начать ей ругаться матом, застрелить или просто бессильно развести руки в стороны в немом вопросе в духе Чернышевского, только в прошедшем времени. Так прошла пауза длиной в несколько секунд, которые мне показались очередной вечностью за сегодня. А потом внезапно эти двое рассмеялись. Или расплакались. Если честно, было трудно понять. Кажется, оба этих во многом противоположных состояния сами сформировали суперпозицию.

Они вдруг понеслись навстречу друг другу и слились в страстных объятиях. Теперь уже мы вдвоем с Глэр стояли с одинаковым вопросом, нарисованным во всем нашем существовании, но их, похоже, эта сцена, достойная лучших художников эпохи Возрождения, совершенно не интересовала.

– Как ты здесь оказалась?

– Эта гроза… Я вернулась домой и услышала у тебя шум. Что случилось?

– Тут такое… даже не знаю, как тебе рассказать… Ты в порядке?

– Все хорошо. Боже, что тут произошло… Фридрих, Вы ранены?

Она посмотрела в мою сторону. Я в нерешительности смотрел на них. Глэр так и вовсе превратилась в статую.

– Пустяки, – только и ответил я. – Я и не знал, что вы… вместе.

Они посмотрели друг на друга.

– Мы тоже… не знали, – на удивление робко сказал Ник.

Я продолжал смотреть на них. С одной стороны, не произошло ничего такого, что происходит обычно при аннигиляции. С другой стороны… Что-то произошло. Противоположности стояли в объятиях, и вокруг них как будто образовался островок спокойствия и гармонии. В воздухе уже не пахло электричеством. Напротив, как будто тепло постепенно заволакивало квартиру, подобно тому, как пар заполняет турецкую сауну. Нет, что-то определенно произошло.

– Нам нужно идти, – я подошел и взял Глэр за руку. Она послушно пошла следом, как гелиевый воздушный шарик на ниточке. Наше движение было настолько нелепым, что ни Фаина, не Ник не сумели задать разумного вопроса, а просто проводили нас взглядом. Мы вышли из полуразрушенной квартиры. На лестничной клетке уже собирались соседи. Надеюсь, нашим героям хватит ума сочинить что-то в духе «молния попала прямиком в телевизионную антенну, искра, буря, безумие» вместо правдоподобного рассказа о произошедшем. Мы умело миновали собирающихся зевак и выбежали из дома.

– Что! Это! Было? – уже снаружи Глэр резко развернулась и посмотрела на меня испепеляющим взором.

– Гроза стихла, – тихо заметил я.

Она лениво, одними глазами посмотрела наверх. Кажется, это весьма важное, учитывая предыдущие события, наблюдение ее немного успокоило.

– То есть, это сработало? Это вообще ты сделал?

– Не знаю. Раз она вернулась именно в этот момент, значит, она должна была начать движение домой задолго до того, как мы вошли в квартиру. С другой стороны, пути Вселенной неисповедимы. А противоположности всегда притягиваются по самым неожиданным траекториям…

– Но ты же не.. ты же сказал совсем не то, что должен. Какая еще суперпозиция?

По большому счету, мне нечего было особо сказать. Я достал сигарету и закурил, размышляя о произошедшем. Глэр не переставала смотреть на меня.

– Суперпозиция, – наконец я нарушил тишину, – это некое состояние между двумя состояниями. Когда и одно, и другое как бы есть, но ни одно из них не проявляет себя в полной мере.

– А при чем тут это? И почему вообще не аннигиляция? – не унималась Глэр.

Я пожал плечами.

– Аннигиляция уничтожает сущности насовсем, возвращает их в абсолютно нейтральное состояние. Обычно люди после аннигиляции сильно меняются, лишаются своих черт и как будто теряются. А тут… Я не знаю, почему мне пришло это в голову. Я подумал, что может быть, не стоит уничтожать их черты, а наоборот, дать им возможность скомпенсировать друг друга. Пока они рядом, они помогают друг другу контролировать свои орбиты… Как электрон и протон…

– Что за чепуху ты несешь… – отмахнулась Глэр. – Если мне за это сделают выговор, я сдам тебя с потрохами. Тоже мне. Попросила же такую простую вещь, а ты как всегда…

– А ты как всегда знаешь, чем все закончится, но все равно приходишь ко мне с такими просьбами, – я улыбнулся. – Мне понравилось их состояние больше, чем бывает после аннигиляции. Двойная радуга тому подтверждение.

Глэр с удивлением посмотрела в небо, и действительно, на том месте, где еще недавно бушевала стихия, сейчас красовалось чудо природы, торжество красоты над хаосом. Такая простая и такая приятная. Мы постояли какое-то время.

– А, впрочем, и ладно, – со внезапной невозмутимостью сказала Глэр и улыбнулась. – Природа действительно не может лгать. Хоть я и не поняла ничего из того, что ты сказал и сделал, но в конце концов, это твоя специальность. Или что там у тебя. Я еще послежу какое-то время за этой парочкой. Если что-то произойдет – готовь свою голову. Самодеятельность у нас…

– Вся наша жизнь – сплошная самодеятельность. Иначе мы бы не оказались там, где находимся.

Она лишь хмыкнула, но спорить не стала. Стоит лишь вспомнить, какая судьба привела ее к крыльям. Многие светлые умы разбили свой здравый рассудок о вопрос о свободе воли. Мы вечно балансируем между ведомостью и свободой, никогда, по большому счету, не причаливая полноценно ни к одной из этих гаваней. Всякий раз, когда мы думаем, что принимаем самостоятельное решение, мы упускаем, сколько факторов привело нас к нему. Сколько событий воспринято нашими органами чувств, сколько условно-рефлекторных связей запустилось в нашем мозгу, сколько свободных ассоциаций произошло, чтобы наша центральная нервная система выдала нам некое решение, которое мы считаем «свободным».

И напротив, всякий раз, когда мы отдаем себя воле судьбы, позволяем течению вести нас в любом направлении, мы неизбежно попадаем на перекресток равнозначных дорог без правила помехи справа. Судьба всегда ставит нас перед необходимостью принимать решения, и зачастую эти решения равновозможны и равнополезны, в сущности – неважно, какое мы примем решение, но мы обязаны его принять. Иногда, чтобы продвинуться вперед, нужно сделать самостоятельный шаг. Нужно задать какой-то вектор, а уже затем Вселенная услужливо устроит все так, как мы решим.

А бывает и так, как случилось сегодня со мной. Как будто на мгновение кто-то вселяется в твое тело, в твой разум. Одержимый этим «кем-то» ты совершаешь поступки, о которых думаешь потом: это вообще я сделал? А если не я, то кто? И зачем? Наверное, нам не дано узнать ответы на эти вопросы. Я уже перестал пытаться на них отвечать. Если жизнь чему-то и научила, так это тому, что на некоторые вопросы лучше не пытаться искать ответа. Подобно тому как в математике есть неберущиеся интегралы, так и в жизни есть неразрешимые вопросы. Не то чтобы природа создана так, что их невозможно решить. Скорее это особенность нашего разума. Мы сами себе придумываем понятия, законы, термины и аксиомы. Не все из них могут быть объяснены нашим же языком. А даже если могут… Нужно ли стараться понять все-все? Или достаточно довольствоваться результатом и единым потоком жизни, который, что бы ни произошло, удивительным совершенно нам непонятным образом все расставит на свои места? Жизнь слишком коротка, чтобы упираться, а самое чудесное занятие в ней – удивляться. Удивление – единственный убедительный смысл нашего существования.

– Фридрих? – внезапно сказала Глэр и рассмеялась.

– Я редко говорю свое настоящее имя, – я улыбнулся в ответ.

– Так, может, ты еще скажешь, что и Уриэль ненастоящее?

– Некоторая информация совершенно бесполезна вне контекста. Например, имя. И что вообще за имя Глэр? Может, тоже выдуманное?

– Завязывай. Глэр это удобная версия Глории, что значит «слава».

– Ну-ну. Мало тебе славы было.

– Все еще впереди. Если этот случай выгорит, буду рассказывать его на ангельских корпоративах, – мы посмеялись. Конечно, нет никаких ангельских корпоративов. Нет Новых Годов, дней рождений и прочих прелестей человеческой жизни. Но иногда так приятно об этом вспомнить. Особенно, когда у тебя есть воспоминания о своих прошлых жизнях.

– Что ж, мне пора давать отчет, – Глэр расправила крылья и приготовилась взлетать. – Удачи. И Ури… – обернувшись, с улыбкой на лице сказала она.

– Да? – я многозначительно улыбнулся в ответ.

– Сними уже этот дурацкий камень!