«Жизнь» метро [Никита Максимовский] (fb2) читать онлайн

Никита Максимовский "Жизнь" метро

Предисловие

«В сознании нет ничего такого, чего сначала не было бы…»

(Абу Али Ибн Синне (Авицена))

Он поднял глаза, и в лицо ему ударил мощный, как на тот момент показалось, свет метрополитена. С лицом полным усталости, глазами пустыми как черная дыра, он подернулся чуть вперед, затем ощутил легкий толчок откуда-то из шумевшей вокруг толпы и ступил на ступеньку эскалатора. Он уже не сопротивлялся как раньше, не шел сам. Он дал себя вести. Обычно жизнерадостный и веселый, летевший впереди планеты всей на этот раз он просто подчинился массовой силе, которая, словно могучая горная речка, несла его по нескончаемым лабиринтам метро.

Нет, он не впал в депрессию, и у него не было стресса. Он умирал…

Смертельная болезнь уже начала свой Крестовый поход по его организму. «Осталось не так много, – думал он, – вернее уже совсем ничего не осталось…»

Он сошел с эскалатора и сел на скамейку. Его прежде горящие глаза, его еще недавно сияющий взгляд теперь был направлен в одну точку. Прошло несколько минут и глаза его начали заполнять слезы. Он закрыл лицо руками. Ведь он ни разу не плакал! Со второго класса, когда ему не за что поставили три в четверти, он ни разу не плакал! Но что теперь терять…

Нет, ему не надо было никуда ехать. Он спустился в метрополитен просто так. Ведь куда теперь ехать?.. Да и зачем…

Просто его всегда привлекало это творение человеческой мысли. Как некий параллельный мир представало оно перед ним. Мир со своими собственными правилами, законами и легендами. Мир со своими тайнами и загадками. И именно здесь он учился познавать окружающий мир, учился понимать людей, размышлял. Это был его Мир…

Да и свою собственную жизнь он нередко сравнивал, порой сливая в единую сущность, с «жизнью» метро.

Жизнь подобна эскалатору: то едет медленно вниз, то также, без его ведома и независимо от желания, монотонно и статично спускается, постепенно исчезая, ступенька за ступенькой, за непонятными ему до сих пор железными зубьями. Подобно монстру из древних легенд он поедает их, поедает с жадностью, систематично. Как современная беготня сжирает наши жизни, год за годом, не оставляя шанса никому.

Забавно, но в тот момент на станции он не думал о смерти. Он с улыбкой вспоминал те дни своего беззаботного детства, когда ему впервые довелось увидеть этот самый эскалатор. Его одновременно переполняли страх и волнение, детское наивное любопытство и тот холод, бегавший по его худощавой спине. Говоря проще, ему тогда стало ужасно страшно. Страх просто сковал его от макушки до пят. Он был просто в панике! Как? Зачем? За что? В его бурном воображении представилась картина ужасной расправы, битвы между маленьким мальчиком и ужасным железным монстром. Вечно голодный и ненавидящий все живое он медленно приближался к нему, скалил свои клыки и… Тут он ощутил легкий толчок. Это его мама, почувствовав волнение сына, помогла, подтолкнула его легонько вперед. И словно перышко на ветру он промахнул над челюстями чудовища, оставив его голодным… Потом ему не раз приходилось повторять свой «подвиг», каждый раз перелетая через свои страхи. И постепенно они отступали, словно чувствуя безнадежность своей ситуации. Но до сих пор, уже через много лет, ему становилось немного страшно, когда приходилось перепрыгивать через зубья «чудовища».

Однако метро на этом ведь не заканчивается… Станции. Одна краше другой (ну, или ужаснее). Поезда, быстрые как лучи солнца, вагоны… Буквально недавно, приехав очередной раз в Москву по делам, он обратил внимание на одну интересную и шокировавшую его надпись в вагоне метро. Нет, это не была очередная рекламная брошюрка, наклеенная непонятно кем. Если не вдумываться, то эта надпись даже не отложится в голове. Слегка потертыми буковками было написано «вагон № 9406». Вы только вдумайтесь в эту цифру! Получается, что, если в вагон набилось бы человек 100, и этот вагон был бы последним произведенным, то такой составчик катал бы 940600 человек! А это два-три средних российских райцентра. Удивительно, не так ли?!

И ведь в каждом из этих тысяч вагонов идет своя, непохожая ни на что жизнь. Невозможно даже представить, что десятки тысяч разных судеб сплелись в один единый монолитный состав. Состав, подобно которому нет. Он как мельчайшие кровеносные тельца бежит по венам-веткам, перенося полезные или совсем бесполезные «продукты». И все эти ветки, и все эти станции с их бесконечными километрами эскалаторов заключены в один огромный организм, в один мир со своими правилами и исключениями. И имя этому существу – Метро!..

Взгляд из детства

Честно говоря, он редко бывал в Москве и еще реже ездил на метро. Раньше он жалел об этом, но лишь теперь осознал, как эта самая «редкость» полезна. Ведь когда постоянно, изо дня в день, спускаешься по эскалатору, проходишь по станции, садишься в вагон, доезжаешь до нужной точки, а потом проделываешь все наоборот, то просто перестаешь замечать интересные и любопытные вещи вокруг. Перестаешь замечать саму окружающую действительность. Ты абсолютно не обращаешь внимания на людей вокруг себя, так как все их лица уже давно слились в одну большую и, чаще всего, неприятную физиономию. И ты прешь напролом, подобно быку на испанской корриде, который видит перед собой лишь одну точку, фокусируется на ней и четко прет на таран. Ты как компьютерная программа, которой задана точка отсчета – дом и точка назначения, которая для каждой программы своя…

Вдруг его отвлек гудок приближающегося состава. Незаметно для самого себя он встал, подошел на перрон и начал всматриваться в приближающиеся огни.

Они словно гипнотизировали, заставляя на мгновение отвлечься от своих мыслей.

Двери неуверенно открылись и его снова внесли в вагон.

Он тихо встал у дверей и на мгновение, приподняв глаза, вновь поник взором, погрузившись в свои мысли и воспоминания…

А люди? Он всегда замечал, что, проезжая от станции до станции, они пытаются не смотреть на друг на друга. Они, как это часто бывает, выбирают себе одно определенное направление взгляда, будь то книга или просто пустота за окном, сосредотачивают на нем все свое внимание и, во что бы то ни стало, стараются не изменять ему. Почему? Это один из многих вопросов, на который у него не было четкого ответа.

Возможно, они не хотят с утра случайно наткнуться на «мину», которая попросту хуже или, что самое противное, лучше, веселее их собственной. Ведь согласитесь, когда спозаранку у тебя настроение ни к черту, а кто-то рядом веселится и улыбается от уха до уха, то тебе становится еще хуже, еще противнее за, как в тот момент может показаться, бесцельно прожитые годы.

Особенно грустно становится, когда твой блуждающий, ищущий чего-то взгляд случайно натыкается на ребенка. Беззаботный, как и мы все в его возрасте, он весело улыбается своими наполовину сменившимися молочными зубками. Ты видишь, как он радуется каждой минутке, каждому огоньку, пробегающему по темной шахте метро. И ему совершенно безразлично, сколько денег у него в кармане, или сколько выпало из его огромных дыр, которые он сам собственно и проделал, так как не может, просто не в состоянии держать свои руки в карманах спокойно, не шевелить ими, ведь внутренняя энергия в его возрасте просто бьет ключом. А захоти он мороженое или сладкую вату в зоопарке, ему всего лишь надо указать своими маленькими пальчиками в желанную сторону и сказать волшебное и самое любимое слово детства: «Мама,..»

Иногда, глядя на такого ребенка в вагоне метро, ты вспоминаешь свое детство с его наивностью и без забот окружающего мира. И в этот момент на тебя мгновенно нападает тоска, обида за «бесцельно прожитые годы», за невозможность их вернуть и, может быть, слегка подправить. Непонятно откуда приходит зависть и тебе становится еще хуже. Но это лишь на миг, а затем…: «Дзынь-дзынь. Станция …» И ты вновь как на автомате продолжаешь проживать, а может и попросту прожигать еще один «запрограммированный» день. День, в распорядок которого неизбежно входит «жизнь» метро.

Зеркала

Он сменил еще несколько вагонов. Его глаза по-прежнему не поднимались, не хотели, не желали подниматься – слишком поздно…

Неожиданно его словно что-то поманило, словно не он сам, а какая-то неведомая сила подняла его взгляд лишь на миг, просто чтобы в очередной раз оглядеться в уходящем мире. И вдруг он заметил маленькую девочку. Она стояла у дверей и, еле-еле подергиваясь, переминалась с ножки на ножку, глядя в пустую темноту очередной шахты метрополитена. И он уже было собрался вновь опустить глаза, они уже начали медленно сползать, как вдруг малышка обернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Посмотрела так пристально и совсем не по-детски, что он снова поднял взгляд. Минута негодования и небольшого шока. Что в этом ребенке заставило его, взрослого мужчину со смертельной болезнью и уже почти исчезнувшим желанием жить, отбросить самые страшные мысли хоть и лишь на мгновение? Что же не давало ему опустить взгляд?

Это был маленький светлый ангелок лет восьми-десяти с длинными белыми локонами и еще не загрубевшей белоснежной кожей. И, в общем-то, ребенок как ребенок, немного симпатичнее других, но одно привлекло его в ней особенно. По обеим сторонам ее курносого носика ярко сверкали две звездочки – ее глаза, голубе как светло-бирюзовое летнее небо. Небо, которое бывает только в середине июля после теплого грибного дождика.

В этих глазах было что-то особенное, не похожее ни на что. На мгновение окунувшись в них, он прочитал там то, привлекло его больше другого. «Взгляд, не испорченный Москвой», – промелькнуло у него в голове. «Не испорченный метро», – эхом отдалось где-то рядом…

Он как никто всегда свято верил в то, что глаза – это «зеркало души». А если подумать, то сколько «зеркал» испортило, да и просто искривило современное метро? А сколько разбило вдребезги, не оставив шанса собрать их вновь? Разве эта другая жизнь, протекающая где-то в глубинах земли, лишь протекает, в пример величественному священному Нилу? Или она все же впитывает нас, поглощает нашу собственную жизнь на поверхности? Какая из двух жизней старательнее формирует нас самих, наши взгляды, чувства, само ощущение действительности? Где и когда мы познаем мир, находим свою духовную нишу: на поверхности, где индивидуальное, наше собственное, постоянно проявляется в самостоятельных поступках или под землей, где мы сливаемся с сотнями людей-программ и просто вынуждены включать собственный процессор, чтобы доехать, чтобы попросту выжить? Так, где и как мы приспосабливаемся к нынешнему Миру? Что учит нас больше? С помощью чего?

Абсолютно бесспорен тот факт, что человек учится всю свою жизнь. Но каждый раз речь идет не обязательно о нудных талмудах в полуразвалившейся библиотеке или на запылившихся от бездействия прилавках книжных магазинов. Мы учимся друг у друга: на новой работе у коллег, на кухне у мамы и бабушки, у фильмов и даже у так уж надоевших и повсеместно раскритикованных сериалов. Мы учимся радоваться, плакать, любить, жить… Мы впитываем знания ушами, руками, носом и, самое главное – глазами. Последними мы как губка всасываем в свое сознание и повадки, и сами знания, и, что особенно важно, передаем друг другу настроение, само отношение к жизни, словно подсознательно пытаясь обучить других, поделиться своим ощущением Вселенской гармонии. Или ее отсутствием…

А какое отношение к окружающей действительности может отражаться в глазах окружающих тебя в метро людей? Не самое радостное, наверно. Утром слишком сонные, а вечером слишком уставшие, их глаза могут пробормотать лишь одно: «Че смотришь, своих дел что ли нет…» И фраза эта появилась не со зла. Просто люди устали, физически и душевно. Просто им хочется отдохнуть. Хочется, чтобы от них все отстали, хоть на минутку. Они таким видят единственный способ расслабиться, единственный путь к гармонии с самим собой. Для них, как часто кажется, один путь к спокойствию – отстраниться. Хотя бы взглядом в пустоту метро…

И замечая все это, тебя словно поражает молния. Ты все это понимаешь, но не желаешь принимать. Но осознание порой приходит уж слишком поздно. C’est la vie… В этой паутине взглядов твои собственный яркие и пылающие когда-то как искры костра – глаза с годами гаснут, превращаясь в черные головешки старого кострища.

А может все эти переломы в сознании, все эти искривления в собственных «зеркалах» – это лишь один из этапов адаптации к Мегаполису? По принципу бабочки и многих других насекомых – если хочешь выжить, будь как все, маскируйся. Вот только главное, чтобы камуфляж и твоя собственная жизнь не слились в единый монолит…

Вглядываться людям в глаза в поисках чего-то он научился еще в детстве. И ему, надо сказать, всегда везло.

Родившись в СССР, он взрослел во времена перестройки, а дозревал уже в России. Его учили люди старого и нового поколения. В его глаза смотрели честные и бескорыстные очи ярых пионеров-активистов и совершенно бессовестные необразованные и вечно бегающие глазки перестроечной толпы. Он видел, как время и сама окружающая жизнь убивает огонек энтузиазма или наоборот разжигает пылающий факел внутренней революции.

И вспоминая все это в тот день в метро, он понял, как же все-таки повезло моему поколению, повезло ему. Повезло больше, чем этому белокрылому ангелку. Но ведь и везенье – штука довольно подлая…

На своем пока еще не таком уж и долгом веку он успел застать и мини-революцию 1991го, и какую-то мифическую комету, которая подлетает к Земле раз в тысячу лет, и множество бессмысленных и кровавых войн, и Миллениум, так и не наставший, и Парад планет, а сколько помимо Глобального потепления предсказывают впереди, в будущем! А она, – эта девчушка… Что будет с ней? Что она увидит и, если все-таки увидит, то что-то пострашнее Чечни или фантастичнее, чем стройный ряд планет Солнечной системы? Как она к этому отнесется? Какой след оставит увиденное в будущем в ее пока такой чистой душе? И в чем, в конце концов, она найдет свой смысл жизни?..

Возвращаясь снова и снова к временам своего беззаботного детства, он все чаще вспоминал те дни, когда его маме не приходилось ломать голову, где бы раздобыть денег на детский садик. И он всегда с удовольствием бежал туда, чуть вставало солнце. До 10-11 класса он абсолютно не зацикливался на таких вещах как прическа, стиль одежды. Он не задумывался делать мелирование или нет, прокалывать ухо или подождать еще месяцок пока мама успокоится и смерится с этой мыслью. А может на роль сережки подойдет банальная клипса или скрепка, которую и покупать-то не надо, проще найти. Его не заботило, какая модель мобильного, бесполезно лежащего в кармане, у него, а какая у его однокашек, так как в них попросту не было нужды (в смысле в мобильных). Оглядываясь назад, он с тоской вспоминал те простые и потому такие веселые школьные дни.

Сейчас же дети даже самого маленького возраста больше всего боятся стать «белой вороной» среди своих сверстников. Они следуют навязываемой современной жизнью моде, даже в речи, употребляя подчас те слова, которые со стороны кажутся такими смешными. То есть уже, скажем, в пятом классе у современного ребенка, живущего в Мегаполисе, да и в любом другом городе мира, проблемы совсем не детские (по крайней мере, так кажется им самим). Как говорится в поговорке: «И смех и грех». Хотя каждый выбирает по себе…

Еще он вспомнил, как года четыре назад случайно столкнулся со своей одноклассницей, зайдя в свою старенькую гимназию. Тогда они просто постояли молча пару секунд и обменялись улыбками. А вокруг, ничего не замечая, бегали бесконечные толпы дико вопивших малышей. «Помнишь, как мы одевались, собираясь в школу, в их возрасте, – с непонятной тоской в голосе спросила тогда она, – У тебя была потертая рубашечка с короткими рукавами и какие-то несуразные брюки в клеточку на каких-то странных подтяжках…»

– А я все равно, весь гордый читал со сцены стихи, – закончил ее фразу он и улыбнулся чуть шире. А потом добавил: «Ты же вечно носилась по коридорам со своим огромным синим бантом. Для меня до сих пор не понятно, как он умудрялся держаться у тебя на голове?» В тот момент он просто пытался ее развеселить.

Вдруг улыбка медленно сползла с ее лица.

– А они… – взглянула она вокруг с непонятной тоской и снова взглянула ему в глаза, – что у них? Все решают родители, воспитавшие с единственной целью – деньги. В 12-13 лет они уже перестают быть детьми…

– Но и не являются еще взрослыми, – снова закончил ее фразу он.

Она тяжело вздохнула и опустила свой взор. Они обменялись какими-то банальными новостями из рубрики «о погоде», и каждый пошел в свою сторону.

Во время того разговора он постоянно смотрел в ее карие как прежде глаза. И вдруг ему вспомнилась та искорка, которая прежде горела в них и всегда с какой-то необъяснимой легкостью разгоняла тоску во всем классе. Мятежная заводила, она, как ему казалось, словно склеивала их компанию, сшивала ее невидимыми нитями светлого задора и детской наивности. Но время шло, и жизнь раскидала их по разным городам. Она, окончившая школу с отличием, уехала в Мегаполис и осталась там жить.

А вспомнил он ее лишь потому, наверно, что там, в этих прежде горевших непонятным, но таким манящим огнем в глазах, этой самой искорки попросту не стало. И прошло ведь всего каких-то пять-шесть лет…

Если подумать, то пламя огня превратилось в скромный блик еще раньше. Периодически переписываясь со своей школьной подругой, он то и дело узнавал о перипетиях в ее нелегкой судьбе.

Вот она одна из лучших студенток факультета.

Вот она уже начала подрабатывать в разных кафе.

Потом появился постоянный парень.

Потом стали жить вместе, и пришлось работать с практически полной занятостью, чтобы оплачивать жилье.

Прошел еле сданный государственный экзамен и защищен диплом в промежутках между небольшими депрессиями от нехватки денег и непонятных ссор…

И наступила жизнь в погоне за иллюзорным счастьем. «Как все… Как у всех…» – прочитал он в одном из последних писем от нее. И в этом нет ничего такого. Это, наверно, закон современной жизни, извечный и многовековой марафон в надежде поймать Золотого тельца, стараясь жить и быть «как все» …

И, наконец, последнее письмо, заканчивающееся простыми, но знаковыми для современности словами с небольшим смайликом – «не мы такие, жизнь такая…» Но если подумать хорошенько, то кто создает эту самую жизнь?..

Потом, покинув вагон и блуждая по бесконечным переходам метрополитена, он снова вспомнил ту девчушку и ее горящие и теплые глазки и ощутил непонятную тоску и невыносимую жалость. Ему стало невыносимо тяжело не за ту девчушку, не за ее будущее, а за ту искорку, пока еще так весело играющую у нее в глазах. За ее наивную и чистую душу, которую наверняка сломает современная жизнь с ее извечными и уже такими обыденными «крысиными бегами» на поверхности и вплетенными в эту непонятную и бесцельную гонку легкими пробежками под землей. Внешний мир и мир подземный уже давно сплелись подобно двум змеям-тиранам, диктующим нам свою волю и задающим нам ритм некого магического движения. Дикого танца у костра – волю жизни под солнцем и волю «жизни» метро.

Гены

Вы, я уверен, сталкивались с теорией наследственности? Множество современных фильмов и книг только и твердят о ней. А, может, помните еще со школьной скамьи, с уроков биологии. Помните те задачки про хромосомы гороха, которые мало кто мог решить. Так вот, согласно этой теории, в первом приближении, ты наследуешь от своих родителей и внешние и внутренние черты. И от того родителя, гены которого доминируют, ты получаешь больше этих самых черт. К чему это я? Просто в тряске метро, когда в голове одна мысль нечаянно наскакивает на другую, мне почему-то вспомнилась именно эта теория.

Поток людей, ежедневно протекающий по метрополитену, по его разным веткам мне показался подобным потоку генов в процессе эволюции человека. Впитав черты своих родителей наверху, под землей ты невольно впитываешь и черты окружающих тебя людей, во всем их разнообразии и со всей их пестротой. Но в отличие от ДНК, ты впитываешь окружающие «гены» не с помощью наследования, не на молекулярном уровне, а всем организмом сразу. И на твой уже сформировавшийся генофонд со своими привычками и особенностями воздействуют сотни других, таких же зрелых организмов. А самое главное, что, так как ты уже являешься сформировавшимся организмом, сформировавшейся личностью, со своей индивидуальностью, твое тело яростно противится всякому внешнему воздействию, а иногда и попросту что называется прессингу. Но помимо отторжения, оно одновременно инстинктивно жадно впитывает все больше и больше. А какова гарантия того, что все это подсознательно впитанное количество полезно, да и вообще нужно лично тебе? И где гарантия того, что твой мозг справиться с таким объемом «внешнего» или выберет то, что тебе действительно нужно, а может быть даже полезно?

А вообще может ли быть что-то полезным из объема информации, полученной не от одного человека, а целой толпы? Ведь общаясь вербально и невербально с оппонентом лицом к лицу, ты усваиваешь всю информацию, а ежедневно контактируя с толпой хватаешь часть от каждого в духе «что успел» или «как повезет». Плюс к этому, тет-а-тет ты можешь соглашаться или нет, спорить, размышлять и приходить к собственным выводам, а толпа такого шанса не дает… Она бомбардирует тебя информацией без права выбора, что нужно конкретно тебе… Это больше напоминает поведение не ДНК – живого, а вируса – живущего. Но надо сказать, что и вирусы не всегда так уж бесполезны или вредоносны. Важно, чтобы твой организм имел к нему положительное сродство, как говорят биологи, или по-нашему – надо уметь выбирать из кучи бесполезного то, что нужно тебе самому, если, конечно, нужно вообще…

Живя в городе-миллионере, каждый день сталкиваясь с новой «толпой» в метро, так как она почему-то ну всегда не похожа на вчерашнюю и уж точно не будет похожа на завтрашнюю, ты получаешь заряд генов-людей все большей и больше силы и чаще всего негатива, суть которого я пояснял в предыдущей главе.

Страшнее то, что заряд этот увеличивается на в арифметической, а в геометрической прогрессии независимо от тебя и не подчинен никаким законам, вызубрив которые можно строить оборону или предсказывать ход событий. И самое простое для тебя, чтобы не сойти с ума, – смириться, погаснуть душой, влиться в общий генофонд и самому, порой даже не осознавая этого, воздействовать на «новичков», чтобы тебе не обидно было…

Твой организм так и поступает. Инстинктивно он таким способом приспосабливается, чтобы попросту выжить или хотя бы выдержать, не сломаться под тяжестью и нами же построенной грустью «жизни» метро.

О других

В каком-то смысле все считают себя людьми воспитанными. Однако, в современном метро даже сквозь самую настоящую воспитанность иногда пробивается нечто грубоватое. Порой, например, хочется уступить место в вагоне, сказав: «Садитесь, пожалуйста», – но ты почему-то так не поступаешь. Причем это как ступор какой-то. Тебя мучают «небольшие» угрызения совести, но твое тело продолжает сидеть и сидеть, настаивая на своей правоте. А иной раз все происходит наоборот. Ты уже уступил место, почувствовал какое-то внутреннее облегчение, а он или она раз и не села. И ты смотришь на эту, к примеру, пожилую женщину, словно пытаясь усадить ее глазами. Взглядам ребенка, у которого только что отобрали последнюю конфетку, ты словно умоляешь ее. «Ну, сядьте… Пожалуйста, сядьте! Я же уступил. Я же сделал все правильно. Все как учила меня мама. Ну, сядьте же!»

«А я делал все правильно? – поймал вдруг Глеб себя на мысли, – А мне это зачтется там… Ну там, куда я попаду после… И что значит делать правильно?..»

В вагон метро зашла пожилая женщина довольно простой внешности. Сидящий в вагоне мужчина краем глаза заметив ее как по команде вытягивается по струнке, вежливо предлагая сесть. Может она думала в этот момент о чем-то высоком или просто о том, как прокормить семью, но тем не менее она, не замечая этого редкого в наше время жеста доброй воли, продолжила стоять, упершись глазами в какую-то рекламную брошюру. Двери закрылись, и поезд тронулся.

– Садитесь, пожалуйста, – посмотрев на нее немного умоляющим взглядом начал он, аккуратно одернув ее за плечо.

– Нет. Спасибо. Мне скоро выходить, – быстро пробормотала она, словно стараясь не упустить ту мысль, которая гуляла у нее в голове.

И оказалось не обманула. Они проехали каких-то две станции метро и на третьей она уже вышла.

Глеб вспомнил эту историю потому, что для него тогда самым интересным было не желание незнакомца помочь той женщине, а постоянно, от станции до станции, меняющееся выражение его лица.

Сначала оно было из оперы «блин, не угадал». А в самом деле, иногда твое желание уступить кому-то место, да или попросту сделать что-то хорошее, похоже на какое-то казино или лотерею. Угадаешь или нет? Нужна твоя помощь или не очень? Едет она одну остановку и значит не сядет или до конца, и значит надо уступить?

У Глеба на этой почве выработалась привычка просто стоять. Если хоть чуть-чуть держат ноги, то он лучше постоит от греха, чтобы никто, не дай Бог, на него не ворчал в духе «вот молодёжь-та пошла»… Он просто тихо постоит в сторонке, и его совесть будет чиста. Он никому не уступал, но и уступил всем. А уж дальше пусть сами решают «кто виноват из них, кто прав».

А на какие ухищрения только не идут люди ради заветного места. Порой кажется, что для них место в каком-то вагоне как пьедестал победителя на Олимпийских играх. А может дело и не в месте вовсе?..

Глеб вспомнил как одна его хорошая знакомая, работающая в Москве, рассказала ему интересную историю. Короткая и одновременно шокирующая, она, в каком-то смысле, частично отразила для него современную действительность «жизни» метро.

«Как-то утром я, как обычно, поехала на работу на метро. Села на конечной станции и включила плеер погромче, чтобы не слышать всего этого шума. Станции через три (а добираться мне до работы примерно час) я задремала и уже почти начала засыпать, как вдруг вагон резко тряхнуло, и я открыла глаза. Передо мной, уже, наверное, давно, стояла цыганка. С двумя детьми лет десяти, неопрятная и с золотыми зубами, она смотрела на меня и что-то говорила. Вытащив наушники из ушей, я поняла, что она не говорила, а попросту орала словами, которые группе «Ленинград» не пришли бы никогда на ум даже в их лучшие годы. А кричала эта цыганка не абы на кого, а именно на меня. Если в двух словах, то мол я такая-сякая не уступаю ей место, а ведь она беременна. В тот момент я опустила взгляд и, увидев живот, уже начала вставать, чтобы исполнить ее просьбу, как вдруг, присмотревшись, поняла, что это и не животик вовсе, а простая подушка. В конце концов, это ведь не ножки будущего чада, а элементарные уголки торчали из-под засаленного свитера. И мне в этот момент стало как-то по-настоящему противно. Я чувствовала себя как полная дура. И еще больше разозлившись от того, что, когда я начала вставать, цыганка заулыбалась, я села обратно и включила музыку в наушниках на максимум. А через две станции цыганка с перекрасившимся от злости лицом и вовсе сошла, очевидно, отправляясь зарабатывать деньги своей «беременностью».

Сейчас Глеб отчетливо представлял все негодование на лице той дамы. Такую же он уловил в тот день в метро на лице того интеллигента после второй станции. Ведь женщина так и не села на предложенное ей столько раз место. Ее лицо еще больше покрылось налетом безразличия ко всему и особенно к предложенному месту в вагоне.

А на третьей станции женщина и вовсе вышла. И на тот момент Глеб уже знал, какое выражение будет на лице этого джентльмена. Он и сам довольно часто сталкивался с подобным. Ты, вроде бы, и место уступил и предложил сесть, а тебе отказали. Через пару остановок тот, кому ты уступил, попросту покидает транспорт. А ты стоишь и смотришь на пустующее место. И охота как-то посидеть, а нельзя. Ты ведь уже торжественно и с гордостью за свою образованность сообщил всем окружающим, что ты это самое место освободил. Ты уже начал думать, что окружающие тебя люди начали тебе завидовать, а может даже гордиться твоим поступком и будут брать с тебя пример. А тут тебе отказали, да еще и «вышли вон». Тебя терзает мысль, что ты просто испортишь только что заработанное хорошее мнение о себе-любимом со стороны окружающих, если вновь сядешь. А тем более на тоже место, благодаря которому ты собственно это мнение и заработал. Обидно? Ужасно обидно! Не знаешь просто что делать. От ощущения потерянности просто впадаешь в ступор.¹

А может так и должно быть? Может место нужно уступать не ради себя, а просто потому, что надо, потому что это – хорошо? Ведь за настоящее добро не требуют платы или похвалы, его просто делают…

Речь не идет только о лозунге «уступи бабушке место». Нет. Речь идет об отношении…

Есть такое замечательное слово «пассионарность». Это желание делать что-то хорошее, что-то полезное для всех без собственной выгоды, «так, просто так» как говорил герой мультфильма… Именно благодаря этому строилась наша страна в 60-х, восстанавливалась целые города после Великой отечественной войны. Именно это делало нашу державу, в независимости от ее номенклатурного названия, воистину великой, передовой страной. И именно это мы потеряли в современную эпоху…

Спросите у любого школьника или студента кем он хочет стать и, в подавляющем большинстве случаев, услышите что-то в духе олигарха…²

Молодежь говорит науке стойкое «нет», а учится, чтобы откосить от армии или из-за амбиций собственных родителей.

Ребята, в переходах метро тоже продаются дипломы…так может проще?..

Да, такова суровая реальность, но есть еще порох. Есть еще активисты и просто целенаправленные люди! Время Александров Матросовых еще не прошло без следа! Его можно вернуть, надо лишь начать с себя! Или просто задуматься над самими собой…

«Хороших людей намного больше, но плохие лучше организованы» (граф Лев Толстой)»

Раньше, возможно, уступать место было обыденным привычным делом. А теперь – это, в большие либо роскошь, либо очередной способ побаловать собственное Я и еще чуть-чуть больше утвердиться в круговороте «жизни» метро.

С этими воспоминаниями Глеб сел на пустующее место и слегка задремал. Но в последний день его жизни мысли никак не хотели покидать его, буквально наскакивая друг на друга…

Только ты

Вдруг колеса заскрипели и состав резко затормозил.

Тело Глеба, словно живя своей жизнью, всколыхнулось как травинка на ветру, и он почувствовал легкий удар. Глеб медленно и нехотя открыл глаза и увидел, что его голова лежит на чем-то ярком и слегка переливающемся. Приподняв глаза повыше, он столкнулся взглядом с хозяином, вернее с хозяйкой, этой пестроты. Девушка посмотрела на него с явным неодобрением и вышла из вагона озаряя свой уход величественным светом своего необычного наряда.

В ритме современной жизни мы все стараемся каким-либо образом выделиться из толпы. Будь-то прическа, манера поведения или одежда, ты все равно пытаешься сохранить себя, свою индивидуальность. Каждая частичка твоего собственного «Я» должна быть обязательно непохожей на частичку другого человека. И, о Боже, как же ужасно обидно видеть у другого такую же прическу или, что почему-то ну всегда, независимо от моды, обидно – такую же вещь.

Помнится еще в школе Глеб был безумно счастлив своему портфелю, так как такого не было ни у кого. Его радости и гордости не было границ… А спустя пять лет и уже давно покинув «родные пенаты» он, прогуливаясь по небольшому подмосковному городку, случайно заметил школьника с таким же точно маленьким зеленым рюкзачком. И даже спустя годы и уже давно забросив свой портфель в чулан, ему стало почему-то немного обидно, и настроение пропало на весь оставшийся день.

Немного перефразировав одного киношного героя, который сказал, что если ты долго находишься на одном месте, то сам становишься этим местом, можно, вероятно, утверждать, что если ты долго носишь вещь, которая тебе безумно нравится, то тоже становишься ею…

Мы все стараемся выделиться из серой, как нам порой кажется, массы. И «жизнь» метро тому ярчайший пример. Ведь на улице ты редко что замечаешь, а вот в замкнутом вагоне поезда схожее с твоим или нечто выделяющееся сразу бросается в глаза. Тоже произошло и сейчас с Глебом. Хотя его удивление не было таким уж удивительным. Он наблюдал такое разнообразие красок и такой размах человеческой фантазии не раз.

На очередной станции он зашел в вагон и, по старой привычке, встал у дверей, которые не открываются. Тогда, еще жизнерадостному и полному мальчишеского задора, ему было ужасно скучно смотреть в темную пустоту, и он начал рассматривать своих соседей по вагону. «Скучно. Обыденно. Снова скучно», – перебирая окружающих как коллекцию цветных картинок, думал он. Как вдруг на глаза Глебу попался один интересный субъект. Причем интересно в нем было абсолютно все. Это был молодой человек лет 27-30. Чертами своего лица он походил на того гномика-малыша из сказки «Белоснежка». Коротенькие рыжие волосики плотно покрывали его голову. Ушки, аккуратно торчащие в стороны, были словно созданы для приема исключительно классической музыки. Он был одет в красивую футболку, плотно прилегающую к его телу. Причем было совершенно ясно, что одел он ее специально, так как очень хотел показать свою накаченную фигуру. Это было видно по выражению его лица. Оно сияло от счастья. Особенно оно заливалось румянцем гордости и небольшого смущения, когда кто-либо бросал в его сторону случайный, хоть порой и недоумевающий, взгляд. Оглядываясь по сторонам, он словно искал взглядом кого-то похожего «по стилю» на него. И каждый раз, не находя оного, его улыбка растекалась все шире и шире, едва не касаясь ушей. А счастлив он был уже потому, что такой один. Среди нескольких десятков свитеров в вагоне, а на поверхности была уже середина осени, он такой один. По крайней мере пока, хотя бы несколько станций, несколько минут, но он такой один!

Затем, в тот же вагон вошла девушка. Обычная русская девушка. Но ее относительно ординарная внешность таинственно отодвигалась на второй план, словно теряясь на фоне сотен блестяшек, страз которыми был украшен ее джемпер. Они переливались всеми цветами радуги, и их свет очень гармонично сливался с сияющей улыбкой хозяйки. Внимательно и осторожно осмотрев весь вагон, джемпер словно зарядился невидимой энергией космоса и ударил такой симфонией красок, которая новогоднему фейерверку на Красной площади и не снилась! Улыбка девушки и блестяшки озарили светом радости весь вагон. Этот свет словно распространился по всему пространству, заполонил все даже самые отдаленные и прежде мрачноватые уголки нашего вагончика. А ведь вся эта гармония блеска и радости зародилась и держалась благодаря одной единственно мысли, ставшей той самой первой искрой будущего и мимолетного пламени счастья. И мысль эта была самая обыкновенная, но самая для нее в тот момент главная – я такая одна!

Вечером того же дня Глеб, завершив свои дела и изрядно подустав, возвращался на метро на вокзал на последнюю электричку. Он явно опаздывал и очень нервничал, как вдруг услышал какое-то странное и выбивающее из колеи постукивание. Осмотревшись по сторонам, он заметил мужчину. С длинными волосами и довольно неприятной внешностью, он сидел прямо рядом с ним. Перебирая одной рукой четки, левой ногой он монотонно выстукивал какую-то понятную лишь ему одному мелодию. Выбивал он ее громко и на весь вагон, если не на весь состав. Глеб чувствовал себя словно невольный зритель Мирового соревнования по степу. Мужчина зло смотрел в глаза всем, кто поворачивал голову в его сторону. И Глеб не стал исключением. Однако, взглянув в его глаза, он почему-то совсем не разозлился на этого «битла», а наоборот улыбнулся. Почему? Он и сам не понял в тот момент. Но лишь потом, в электричке, успев на которую Глебу стало немного спокойнее, до него дошла причина его «снисхождения» к этому типу. Это просто – его глаза не были злыми. Наоборот, они излучали радость и удовольствие от самого себя. Ведь он привлек внимание целого вагона. А это значит, что на доли секунды он был центром всего тогдашнего Мира. Получается – он такой один!

Все мы индивидуальны. И все мы личности. Но в современном мире все труднее и труднее доказать это даже самому себе. Главное помни, что, чтобы не говорили, чтобы тебе самому не казалось, – ты такой один! И так всегда было и будет, независимо от исторической эпохи и тех рамок, в которые загоняет тебя современное общество. Даже среди толпы, являясь песчинкой среди миллиардов тонн земли, незаметной под микроскопом «жизни» метро, всегда помни и запомни на всю жизнь – ты такой один!

Глеб слегка улыбнулся. Он вдруг понял, что сегодня, находясь на пороге смерти, одинокий и потерянный, даже в такой, казалось бы, чудовищной ситуации все равно – он такой один!..

В этот момент он слегка и впервые за день улыбнулся…

Совесть

«Звездный луч пронзает космос насквозь, он ясно видит свой путь в темном, безжизненном космосе… А попав на Землю, луч начинает дрожать, спотыкаться о каждый фонарь, пока совсем не пропадет, не затеряется в земной атмосфере…

Луч света в темном царстве чувствует себя хорошо.

Погибает же он – в светлом царстве»

(Кривин Феликс. «Жизнь света»)

Глебу за его такую обидно-короткую жизнь довольно часто было стыдно. Но это вовсе не потому, что он такой уж плохой. Бывает ведь стыдно и по пустякам. И он никогда не стеснялся этого чувства. Это совершенно нормальное состояние. В какой-то степени это даже показатель человечности. Для него стыд был так же и показателем совести. Ведь получается, что если тебе стыдно, то и от этой кажущейся порой ненужной и постоянно дряхлеющей старухи-совести что-то осталось. Но все же это странное состояние души. Оно может возникать совершенно неожиданно, будто из неоткуда, а может также непонятно и бесследно пропадать на долгое время. Оно, как ни странно, может быть индивидуальным и стадным. Ведь если уж целому вагону, кажется, не стыдно, то тебе-то с чего должно быть? А, может, так думает каждый пассажир, проезжающий с тобой в одном поезде?

Глебу немного надоело, если в его состоянии такое вообще было возможно, думать о грустном. Он начал со старанием первоклашки припоминать самые веселые посиделки с друзьями. Вечеринки, встречи, праздники каждый день, общажные пирушки, заканчивающиеся почему-то всегда тяжелым утром и, что называется, квадратной головой… А как в таком состоянии тяжело ехать на метро…

Но одну из таких поездок он запомнил навсегда…

Глеб вошел в пустой вагон и тихо, еще не оклемавшись от вчерашних посиделок, сел, вернее сказать, просто плюхнулся на пустующее место. Колеса застучали, вагончик слегка дернулся, завизжал и едва заполненный составчик тронулся, спешно унося своих пассажиров к самому центру «сердца» России. Ему нужно было лишь успеть на электричку, так как после вчерашней пирушки денег в кармане хватило бы лишь на одну поездку в метро и на полбилета на электропоезд, бороздящий ближайшее Подмосковье. Мысли Глеба о том, как бы проехать «зайцем» вторую половину пути, прервал тихий голос, доносившийся откуда-то из начала вагона. «Помогите Христа ради, – жалобно простонал он, – мама инвалид, а мне нужны деньги на операцию для сестренки. Помогите. Кто чем может…» Глеб слегка протер глаза и огляделся. Навстречу ему по вагону медленно, словно во время Крестного хода, пробиралась молоденькая девушка с протянутой рукой. Хотя и молодость-та ее можно было различить лишь хорошенько присмотревшись. Неопрятно одетая, она медленно продвигалась по вагону, слегка омрачая пассажиров своим измученным жизнью лицом. Ее взгляд был наполнен мольбой о помощи и болью от нестерпимых ударов собственной судьбы.

В тот момент Глебу стало невыносимо жалко эту бедолагу. Чувство, что нужно дать денег, помочь, не покидало его. Но всем ведь нам присуще от рождения еще одно чувство, более коварное и противное, чем другие, – эгоизм. И, к его великому стыду, в момент замешательства именно он взял верх. «У меня же всего 30 рублей», – думал Глеб, словно пытаясь оправдаться перед самим собой. «Что ей от такой суммы. А мне ведь еще голодным… Да и доехать же как-то…» А жалобный голосок все приближался и приближался. «А если она обманывает? Быть может и нет никакой мамы и тем более никакой сестренки», – словно эхом отдалось где-то у Глеба в голове. «Но ты же всегда подавал, помогал, если просили!» И это были не пустые слова…

На улице к нему не раз подходили люди, явно живущие за чертой бедности или даже ниже. И просьбы, которые Глеб слышал от них были всегда разными. Начиная с десятки на так называемый «хлебушек» и заканчивая просьбой о простом глотке пива, ему ничего не было жалко. И уже потом от своих близких друзей он довольно часто слышал что-нибудь в духе: «Зачем ты это сделал? Я ж его хорошо знаю. Тот еще алкаш. У него каждый день то дом горит, то жена выгоняет». А Глеб все равно продолжал, как ему казалось, помогать. В своих собственных глазах он был словно Робин Гуд, пусть еще малолетний, но уже готовый помогать людям.

Но парадокс в том, что с годами его все чаще и чаще стало донимать чувство, что зря все это. Может и впрямь обманывают? Может не стоит он или она этого? Хотя кто мы такие, чтобы оценивать стоимость человека, его души. Но все же сомнение росло в нем и крепло, и каждый раз Глеб все с большим и большим усилием переступал через него и подавал, помогал, угощал. А зачем? Он и сам не знал. Для себя, наверное, для своей души. Потому что так надо, так правильно. Может они действительно нуждаются?

«Так, возможно, и эта неопрятная и испорченная не лучшей жизнью девушка тоже нуждается?» Окончательно запутавшись в своих собственных мыслях, Глеб немного запаниковал. А голосок все приближался…

Находясь в таком неопределенном состоянии, он впал в непонятный ступор. Впопыхах он просто не нашел другого выхода, как притвориться спящим, подсознательно словно «убив двух зайцев» сразу как ему казалось на тот момент. Он пошел на поводу у своего эгоизма и не отдал последних денег и, что самое главное для совести, не посмотрел в глаза той девушке, дабы они не преследовали его потом…

А голос умолял уже где-то совсем рядом. Проходя мимо Глеба, он почему-то на мгновение заглох. Глеб почувствовал, как мурашки пробежали по его телу и на лбу выступил холодный пот. Казалось, само время неожиданно остановилось, и вся Природа уставилась на него глазами прокурора. Но вреальном времени это был всего лишь миг, мгновение, которое было вполне достаточным, чтобы чувство невыносимого стыда переполнило все его сознание. Затем голос продолжил свой путь по вагону. А совесть-та уже проснулась. Подобно медведю-шатуну она не давала Глебу покоя. «Как ты мог?! – просто орала она в гневе, – ты что не человек?! Она же нуждается! С чего ты взял, что она врет?!» В тот момент Глебу хотелось только одного – исчезнуть…

Согласитесь, с нашими повседневными «крысиными бегами» мы потеряли многое, что называют человеческим. Но главная наша потеря – вера, вера в других людей прежде всего. Впитывая в свое сознание как губка информацию бесконечных документальных фильмов, телевизионных передач про бродяг, про то, как они лихо умеют делать из нас дураков, мы растеряли великий дар, мы перестали верить всему и всем. И порой уже кажется, что в нашей родной России-матушке не осталось простых нищих, искренне нуждающихся в нашей помощи. Есть только жулики и проходимцы, которые пойдут на все ради звонкой монеты. А вам когда-нибудь приходилось слышать из очередных сводок СМИ о заработках этих лже-нищих за один день? И ты с ужасом думаешь, мол мне столько и за месяц не заработать. «Обманули. Раздели. Ограбили…» Ощущение такое, что тебя везде подстерегает сплошной лохотрон. И под прессом всей этой прессы (извиняюсь за каламбур) ты начинаешь думать: «А зачем подавать? Пусть идут, работают». А если этой работы попросту нет?..

Однажды на рынке одного из провинциальных городков, по которому Глеб просто прогуливался в компании своего хорошего друга, к нему подошел маленький мальчик. «Дайте денег на хлебушек», – тихо и жалобно попросил он. И Глеб уже было потянулся в карман за десяткой, как вдруг его приятель небрежно одернул паренька. Он пристально посмотрел ему в глаза и быстро, но довольно резко произнес фразу, которая отпечаталась в сознании Глеба на долгие годы. «В России так деньги не зарабатываются!» – с интонацией начинающего преподавателя произнес он. Фразу эту Глеб запомнил на всю жизнь.

Мы перестали верить! Ведь притвориться всегда проще. Притвориться, убежать от собственной совести. Но ведь от себя-та далеко не убежишь? У нас ко всему прочему выработалось четкое стадное чувство – ты притворился и тебе стыдно, твой сосед притворился и стыдно ему. А если притворились все – стыд делится на всех поровну? С небольшой долькой такого пирога жить, наверное, как-то можно.

Мысли Глеба вернулись в вагон от скрежета тормозной системы. Поезд остановился, двери открылись, и тот голосок растворился в повседневном шуме. Глеб с нежеланием и какой-то опаской открыл глаза. Ему было и страшно, и стыдно. Что же сейчас думают о нем пассажиры вагона? Как же они, наверно, сейчас его осуждают? И он действительно в тот момент больше всего боялся увидеть именно осуждение в глазах окружающих. Тихо и медленно он приподнял голову. Пару секунд переведя дух и набравшись сил и мужества принять все взгляды с их призрением к нему, Глеб робко открыл глаза. Десятки мысленных потоков в его сторону «негодяй», сотни «подлец»: он готов принять их, он согласен, его еще долго будет грызть совесть. «Осудите меня! Я виноват…». Но что это!.. Открыв глаза и осторожно оглядевшись, он увидел лишь такие же, подобные ему, робко, хотя порой и нагло, открывающиеся глаза. «Все притворились?! – с изумлением понял он, – Притворились спящими, как и я». Целый вагон неожиданно просто «уснул»…

Потом еще долго он думал над тем, мучила ли каждого пассажира того «нищего» вагона совесть или все-таки в тот день они поделили ее поровну? А может просто отдали на вечное хранение и в безраздельное пользование «жизни» метро.

Глеб резко поднял голову. Он молниеносно вскочил и выбежал на ближайшей станции. Он нервно рыскал по сторонам своими карими глазами. Похожий на человека, который оказался в чуждом ему мире, Глеб что-то искал.

– Вот! Нашел!

Он ринулся сквозь толпу, выкрикивая «Нашел! Нашел!».

Люди шарахались от него, а милиция начала странно поглядывать в его сторону.

Он бежал, рыская на ходу в карманах. Что-то вываливалось у него прямо из рук, а что-то он успевал сжать в кулаке.

Глеб подбежал к бабушке, которая просила милостыню.

– Вот! Нашел! Возьмите!

Он буквально налетел на нее и, вложив в ее руку несколько бумажек, схватил ее за плечи и слегка встряхнул.

– Возьмите! Это все, что есть! Может они вам…

Старушка медленно и спокойно подняла глаза и взглянула на взмыленного юношу.

– Храни тебя Бог, сынок.

Глеб медленно опустил руки, затем также медленно опустил глаза.

– Да… Храни меня Бог…

Слегка пошатываясь, он снова побрел по переходам с их вечными и никогда не спящими эскалаторами…

Спокойствие

Не менее интересным местом для пытливых людей является эскалатор метрополитена. Ты можешь иногда просто обзавидоваться его неспешному равномерному ходу. Спокойствие этого механического творения поражает. А разве нам с вами не нужна хотя бы капля этого самого спокойствия?

По поведению на эскалаторе людей Глеб уже давно разделил их на два типа.

Первые постоянно, не зависимо от времени суток и дня недели, несутся по нему сломя голову. Как и в повседневной жизни их словно пушинку на ветру подхватывает какая-то неведомая сила, придает им ускорение, порой не назначая конечной цели. Они бегут по эскалатору всегда: утром на работу, вечером с работы, в выходные по важным или совсем не важным делам. И суть даже не в том, ради чего они бегут. Просто так надо, так они привыкли. Это как моторчик, perpetuum mobile если хотите, который однажды завели и который уже не остановить. Эти «бегуны» не отличаются особым терпением. Если одного такого спринтера поставить на ступеньки эскалатора в самый центр огромной толпы и засечь время, то получится просто новый мировой рекорд по невозможности стоять на месте. Он непременно найдет способ, лазейку, миллиметровый просвет в толпе и вырвется на столь желанные просторы метрополитена. В обыденной жизни он такой же. Бежит, иногда немного взлетая, иногда падая. Он бежит за жизнью во всем ее современном разнообразии. Ему кажется, что надо лишь сравняться по скорости с внешним миром и все у него будет хорошо. Может он и прав, но штука в том, что никто этой скорости не знает. Да и она ведь не статична, а тем быстрее, чем больше людей пытаются с ней сравняться. Закон Ньютона, сила действия равна силе противодействия, применим для всего. И вот ты уже, кажется, догнал современную жизнь, почти можешь к ней прикоснуться, а она как тот мячик, который плывет по течению и каждый раз, улетает еще дальше, лишь прикоснись…

Второй тип – люди, стоящие на эскалаторе спокойно. Им словно некуда спешить. Своим поведением на эскалаторе они словно пытаются доказать сами себе, что есть другая, более легкая и спокойная жизнь нежели та, что на поверхности. Но здесь все зависит от возраста и времени проживания в большом городе. Если ты еще молод и никуда не спешишь просто потому, что некуда, то берегись. Однажды совершенно случайно тебя может толкнуть «бегун» и ты, инстинктивно подчиняясь очередному закону Ньютона, окажешься в их рядах. Обретенное однажды ускорение очень трудно свести к нулю.

Однако с возрастом, когда сил для бега остается все меньше и меньше, когда зрение уже ни к черту, на своей очередной дистанции ты можешь встретить непреодолимый барьер. И столкнувшись с ним, ты из «бегуна» и торопыги вновь примкнешь ко второму типу, к людям стоящим. Людям, отличающимся невероятным спокойствием.

Порой кажется, что у них все есть, что они всем довольны. Будь то пожилая женщина с сумкой или целующаяся влюбленная парочка, они все всем довольны! Они словно умеют расслабляться в этом вечно сжатом мире, умеют радоваться каждой минутке. Но как? Как им это удается? А может, им уже все настолько осточертело, что они не видят ни малейшего смысла в беге непойми за чем или за тем, что все равно потеряешь, приходящее-уходящее? Или, возможно, они просто-напросто умеют ценить жизнь такой, какая она есть, радоваться каждой минуте, живя по принципу «каждый день как последний»? Что ж, каждый решает это для себя сам и каждому свое…

Глеб медленно подошел к эскалатору, бегущему вверх, к свету. Час пик. Количество людей сравнимо лишь с количеством муравьев в муравейнике. Медленно продвигаясь, он с неохотой и какой-то непонятной жалостью смотрел на уже успевших впрыгнуть на ступеньки людей. По миллиметру продвигаясь вперед, Глеб вдруг услышал странный звук. Короткий и еле заметный он оповестил всех о том, что один из двух эскалатор, что называется, заглох. Интересна была реакция людей. С начала минутная пауза. Ощущение, что весь «муравейник» на секунду затих, словно почуяв опасность. Потом кто-то смелый резко сделал выпад вперед в сторону застывших ступенек, и часть людей, словно по инерции тронулась за ним. Самые «везучие», кто уже поднимался на пресловутом эскалаторе, с паузой немного потянули, но затем нехотя тоже начали подниматься наверх. Так как спешить Глебу было некуда, да и незачем, он присоединился к тем, кто стоял в ожидании своей очереди на работающий эскалатор. Вступив на ступеньку, ему на глаза попалась средних лет женщина. Словно не обращая внимания на то, что находится в самом начале неработающего эскалатора, она мирно читала книжку. Ощущение такое, что ей было глубоко до лампочки, что все ее соседи по несчастью со злыми лицами уже начали подниматься наверх. Поначалу Глеб подумал, что она просто не заметила происходящего вокруг. Но попробуй такое не заметить, да еще в час пик. Интересная книга и даже поврежденное здоровье – все, что он мог предположить на ее счет. Решив, что это попросту не совсем его дело, Глеб повернулся вперед и продолжил путь на эскалаторе. Ехать наверх всегда как-то дольше, чем вниз.. а уж идти пешком?!

Пассажиры работающего эскалатора проехали чуть больше половины пути, постоянно обгоняя поднимающихся рядом людей, как вдруг Глеб услышал уже знакомый звук. Соседний эскалатор заработал, и все вздохнули с облегчением. Оставалось пара секунд, до того, как ему надо было сходить, как вдруг его что-то отвлекло, и Глеб взглянул в сторону еще недавно «бездыханной» машины. Он бросил беглый взгляд в бок, боясь пропустить момент перескакивания ужасных «железных зубов» эскалатора. Успев уловить лишь какой-то образ, который показался ему до боли знакомым, Глеб словно машинально посмотрел в сторону еще раз, уже на более продолжительное время. Это была она. Та самая женщина с книгой. В отличие от окружавших ее выражений усталости и злобы за потраченные силы, на ее лице было все тоже монолитное спокойствие. Она все так же неспеша перелистывала прочитанные страницы. От такого спокойствия у Глеба слегка перехватило дух. Он даже чуть не попался в зубы к монстру. «Вот это безразличие к жизни…» – подумал он, как вдруг она подняла взгляд и улыбнулась ему. И тогда все встало на свои места…

Никогда прежде Глеб еще не ощущал такой ясности в голове. «Нет! – мысленно воскликнул он, – Не безразличие, а счастье!..» Радость жизни, огромное желание жить и получать от нее все. И от этого не спешка, не погоня за Золотым тельцом, а простое человеческое спокойствие… Ведь если ценишь каждую минуту, то необязательно совершать великие дела или торопиться их совершить в такие моменты как этот, когда, казалось бы, тратишь время впустую. Надо ценить миг… Как та женщина на эскалаторе научилась ценить каждую секунду жизни на поверхности и «жизни» метро…

Сердце

Часть первая

«У большинства животных мозг и сердце находятся на одном уровне, и уровень этот, надо сказать, невысок. Да и что за высота – в горизонтальном положении!

Человек, приняв вертикальное положение, значительно повысил этот общий уровень, но мозг у него оказался выше сердца.

Мозг человека намного выше сердца, и расстояние между ними тем больше, чем выше поднимается человек»

(Кривин Феликс. «Вертикаль»)

«Надо ценить миг! – все, что крутилось у Глеба в голове, когда он шел по туннелям метро, – надо…» Вдруг он уткнулся в чью-то спину и сделал несколько шагов назад. Впереди шел мужчина, причем шел довольно странно. Глеб обогнал его. Спустившись по лестнице, Глеб обернулся.

Мужчина был уже довольно далеко от него, но все же в поле зрения.

Вдруг мужчина слегка пошатнулся и, сделав пару шагов, рухнул на пол в переходе между станциями. Он не был болен и уж тем более не умер. Он был просто пьян. Мужчина средних лет с весьма помятым лицом и в грязной одежде, по которой можно с легкостью определить, что это было его не первое падение за этот день, таким способом пытался пройти по переходу между станциями метрополитена…

А вокруг него жизнь била ключом…

Женщины с сумками разных размеров, деловые дамы, мужчины, спешащие домой к родным, дети и подростки – все куда-то шли, торопились или просто бежали сломя голову.

И никто, абсолютно никто не замечал это уже мало что понимающее в действительности тело у себя под ногами.

А мужчина лежал, еле подергиваясь и что-то бормоча…

Вдруг его плеча коснулась чья-то рука и слегка потрепала.

– Мужчина! Мужчина с вами все в порядке?

Ответа не последовало, хотя и было видно, что он пытался его сформулировать, но градус дал о себе знать и не отпускал…

– Помогите! Кто-нибудь…помогите хотя бы поднять его!

А вокруг только гул, подобный звуку роящихся пчел…

– Вставайте! Ну, вставайте же!

И лишь несвязные звуки в ответ…

– Эй, вы или вы…

Но пчелки пролетали мимо, стремясь побыстрее вернуться каждая в свой улей…

К сожалению, картина, которую Глеб наблюдал в тот день, довольно для него довольно обыденная, а для метрополитена, как это страшно не прозвучит, привычная.

И страшно то безразличие, которое он видел в глазах пробегавших мимо людей, а порой просто призрение, заметив которое так и хочется сказать: «А судьи кто?»

Легко судить посторонних. Легко сказать, мол я таким никогда не буду, я так не поступлю. А ты в этом уверен?.. А сколько раз ты сам совершал поступки, о которых потом жалел и говорил себе, что так больше делать не буду или, что самое банальное, не буду столько пить, а потом все повторялось вновь? Или, возможно, надо для начала подойти, попытаться помочь? Ведь за это еще никого не расстреливали…

Но нам легче пройти мимо чужой, пусть порой и незначительной, беды.

Массовое безразличие. Оно страшно тем, что не всегда является сознательным. Постоянно наблюдая картины, схожие с этим «падением» в переходе метрополитена, мы привыкаем к ним. Находясь среди бурлящей толпы, видя ее схожую реакцию и ее безразличие мы привыкаем к нему. Оно становится частью твоей обыденной жизни, становится чем-то само собой разумеющимся, чем-то в тебе массовом. А как же индивидуальность?

На работе ты решаешь, что тебе делать, в магазине ты решаешь, что тебе покупать, а попадая в толпу метрополитена, решают за тебя…

Великая истинная сила воли и истинная душа нужны, чтобы вырваться из этой массы. Нужно иметь настоящее человеческое сердце, сердце не только для себя, но и для ближнего, для всех…

И речь здесь не о самопожертвовании. Нет. Речь о человечности…

Знаете, что увидел Глеб в тот день в этой просившей о помощи женщине? Он увидел человека! Личность, которая совершает поступки не как все и не потому, что так хорошо ей или потому что она уже насмотрелась такого сполна и уже ни чему и никому не верит. Нет. Он увидел простого русского гражданина, который поступает так потому, что так нужно…потому, что так велит сердце…

Часть вторая

Он был на кольцевой, когда подошел поезд. Глеб чувствовал, что уже плохо стоит на ногах. Единственным его желанием в тот момент было просто посидеть.

Он вошел в первый вагон и тихо сел в уголке.

Людей в вагоне было на удивление мало.

Глеб сделал несколько глубоких вдохов и постепенно закрыл глаза.

До этого момента он боялся уснуть. Он постоянно вздрагивал, чуть подступала сладкая дремота. Он отчаянно пытался бодрствовать. Глеб боялся одного – уснуть и больше не проснуться…

Но неожиданно ему стало все равно. Если ему суждено умереть, то пусть уж лучше во сне. Говорят, что приближение смерти во сне даже не заметишь. Хотя кто это может утверждать наверняка… Но вероятность-та есть…

Глеб в полном упадке сил и желания жить закрыл глаза и задремал.

Ему даже что-то снилось. Хотя и это он не мог знать точно. Он уже утратил четкую связь с реальностью. Где сон, а где явь? Неизвестно. Да и зачем теперь это знать.

Может ему снилось ромашковое поле, на которое он так любил смотреть в детстве из окон бабушкиного домика в деревне… А может ему снились слезы матери, когда уходил отец…

А может это были его собственные слезы. Капли жалости к себе, к своей судьбе. Хоть он и привык не жалеть ни о чем, но это получалось лишь на людях… Последние несколько лет, оставаясь один в темной и полу мрачной квартирке, он часто впадал в депрессию… Он жалел себя, жалел о своих поступках, о том, чего не сделал, и о том, что сделал не так… Но каждый раз, выходя на улицу или направляясь в гости, он держал нос по ветру и шел уверенными шагами по городскому асфальтовому покрытию. И каждый раз он оставлял все свои тревожные мысли дома. В конце концов, он всегда сможет за ними вернуться…

Неожиданно Глеб ощутил вибрацию. Нет. Это он сам вибрировал, а вернее вибрировали им.

– Молодой человек, вставайте – конечная.

Он приоткрыл глаза. Силуэт, который видимо дернул его, медленно выходил из вагона.

Глеб протер глаза и осмотрелся. Вагон был пуст. На мгновение ему показалось, что он все еще спит. Но он уже давно проснулся.

Юноша немного удивился, когда заметил еще двух сонь в вагоне метро. Причем сон их явно носил не совсем трезвый характер.

Глеб медленно встал и, выйдя из вагончика сел на скамейку.

Вдруг как бы из неоткуда раздался странный и пронзительный свист. Вернее он был скорее похож на крики мифических монстров.

От неожиданной музыки Глеб проснулся окончательно и огляделся.

По тому самому вагону, откуда он только что вышел, на встречу двум спящим со свистком в зубах и немного бешенными, как Глебу тогда показалось, глазами пробиралась женщина в униформе. Приблизившись к ним, она стала яростно дергать одного, другого. Но реакции практически не последовало. Она свистела, при это умудряясь еще и ругаться на этих «отдыхающих»!

Глеб был поражен увиденным! Но его поражение сменилось изумлением, когда на эту ярмарку звуков и русского неформального языка прибыли два молоденьких милиционера. Хотя это было и к лучшему – женщина со свистком успокоилась и отложила свою симфонию на потом.

Надо сказать, что, завидев стражей порядка, сони немного оживились и уже начали потихоньку молча вставать, как вдруг одного из них угораздило что-то попросту ляпнуть… Это было как красное полотно для быка…

Удар, еще удар…пинок…швырь… Боже, что это? Неужто Глеб оказался в центре гладиаторских боев?! Что происходит?! Полетел один! Следом из вагона вылетел другой! Господи, просто фейерверк из тел!

Глаза Глеба округлились. Он, ничего не понимая, уставился на этих бывших спящих, затем на милиционеров, затем на эту мирно стоящую рядом женщину… Ей что все равно! Наплевать! Да будь они хоть трижды пьяны! Они же люди, живые люди!

– Нет. Нет. Нееееееет!

Глеб кричал, схватившись за голову и закрыв глаза.… А когда он их снова открыл, то увидел лишь изумленные лица стражей порядка и не менее изумленное лицо той работницы метрополитена…

Но эта пауза не длилась долго. Милиционеры медленно опустили дубинки, затем презрительно взглянули на Глеба и иронично улыбнувшись, ушли. А женщина, заметив, что они покидают поле разборок, в припрыжку отправилась за ними…

Молодой человек взглянул на валяющуюся пару, медленно опустил голову и пошел дальше.

– Спасибо… – еле слышный звук уколол его в спину.

Глеб остановился. Медленно повернул голову, посмотрев в глаза приподнявшемуся слегка человеку. Но в тот момент Глеб просто не смог ничего ответить…

Он шел как в тумане. Единственное, чего он боялся – не упасть. «Нет. Только не так. Не сейчас».

Он впился в толпу у эскалатора. Его кидало от одного прохожего к другому. «Ну, где же заветные ступени? Вот они, все также не заботясь ни о ком и ни о чем движутся по программе вниз».

Глеб облокотился о бегущие перила. «Не отключиться. Главное – не отключится».

Он собрался с духом и изо всех сил поднял голову, которая наотрез отказывалась подчиняться его воли.

«Что это? Кто это впереди?»

Глеб напряг свой взгляд.

«Очередной пьяный. Сегодня что праздник во всей стране или может междусобойчик в метрополитене?.. И куда смотрит милиция? Кстати, о ней…»

К пьяному мужчине, который ехал на пару ступенек ниже подошел милиционер.

«Ну, все. Сейчас повторится история. Пьяный, да еще и кавказец… Не убил бы…»

Но на его удивление милиционер лихо и как-то по-отечески подхватил подвыпившего субъекта.

– Ну, что же ты так?.. – аккуратно одернул он его.

– Люди вокруг, а ты…

Милиционер покачал головой. Мужчина пытался что-то ответить, но что он имел в виду, не знал наверно и сам.

– Давай помогу. Тебе куда? Я сейчас посажу тебя на поезд, и ты поедешь домой. Да?

Офицер еще долго брел с несчастным гуленой под ручку, пока окончательно не скрылся где-то за очередным поворотом перехода.

«А ведь каждый человек в отдельности не так уж плох. Если не сказать больше…»

Глеб припомнил ситуацию получасовой давности со спящими в вагоне и вдруг его осенило, да и туман потихоньку начал отступать.

Все мы от природы хорошие. Но массовость метро ставит нас в такие рамки, в которых просто начинаешь откровенно звереть. Что было такого в этом офицере, чего не было в тех малолетних ментах? Он сам решил, что хорошо, а что плохо. Он, – личность…

А тем… Чуть-чуть власти и человек теряет свою человечность. Я – представитель закона, представитель власти. Я – власть! Это развращает… Из грязи в князи… Из ничего, из вечно забитого или вечного задиры да в силовики. Меня били, значит, я буду. Я бил, а теперь я могу это делать потому, что я всегда прав. Я это делаю потому, что могу! Забыто лишь одно – с воспитанием «грязи», ты и в князьях будешь лишь поросенком…

Но ведь это совсем не правило, а скорее исключение. Хотя грань между первым и вторым так мала…

А вот это милиционер-помощник – офицер! Он умеет разделять хорошее и плохое. Он думает сам. На него не давит толпа, всеподовляющее массовое сознание.

По одиночке мы все добрые, мы все – люди…

Да, у каждого свои проблемы и заботы. Да, у каждого свой путь, своя судьба.

Но главное – не потеряться в толпе. Не поддаться на соблазны власти. Истинная власть не дается просто так. И это вовсе не чин и не должность. Истинная власть, истинное умение управлять, быть управленцем – это умение прежде всего общаться, контактировать со всеми людьми, находить общий язык. Не потому, что это требуется или ты обязан, а просто потому, что так нужно. Кому нужно? Прежде всего тебе самому, твоей душе…

Ведь именно твоя душа и твое собственное сердце, получив миллионы положительных зарядов от собственных деяний, станут в итоге тем фонариком, который будет освещать тебе путь, тем лучом этой подчас странной и мрачноватой «жизни» метро…

«Когда живешь в хороших условиях, когда все у тебя есть – и тепло, и пища, – зачем тебе свет?

Конечно, немного света не помешает: чтобы лучше зеленеть, чтобы листьям, как говорится, была работа. Небольшая работа. Потому что зачем же большая работа, когда есть и пища, и тепло?

Когда все есть, много ли растению нужно света?

Опыт показывает, что немного. Ведь хорошие условия можно создать и в тени, и даже в полумраке. Света нет, а условия есть.

Опыт показывает, что лишь те растения, которым чего-нибудь не хватает – пищи не хватает или просто тепла, – только те растения по-настоящему тянутся к свету»

(Кривин Феликс. «Много ли растению надо света»)

Выбор

«…абсолютно безвыходных ситуаций не бывает…»

(Барон Мюнхгаузен)

Глеб вновь услышал до боли знакомый лязг колес о рельсы метрополитена. Очередной поезд. А куда он едет? Он слегка усмехнулся. «А куда мне надо?»

Миллионы самых разнообразных маршрутов, множество веток, каждая со своей судьбой и своей историей… Но куда надо ему – Глебу? Человеку, который еще вчера строил планы счастливой будущей жизни, а уже сегодня… Сегодня он, увы, не мог даже точно сказать кто он теперь, зачем все это было нужно. Может это чей-то умор, чья-то небесная сатира, превратившая его жизнь в пустоту… Но зачем? За что?!

Он ведь всегда, вернее почти всегда, делал только хорошие вещи. Он всегда, как ему казалось, поступал правильно… Или воистину за добро всегда надо платить?..

Глеб прекрасно помнил утро.

Он ни о чем не подозревая, пришел за результатами анализов. «Грипп, простуда – ерунда, не впервой. Подумаешь где-то побаливает. Отосплюсь и все пройдет. В конце концов абсолютно здоровых людей уже нет. Все болеют…»

Глеб улыбался во все тридцать два зуба, когда получил свою карточку у довольно симпатичной медсестры в окошке регистрации. Он даже не думал спешить. Слегка позаигрывав с девушкой, Глеб направился к своему лечащему врачу.

Ведь тогда он даже не заметил, что лицо этой медсестрички кардинально переменилось, стоило Глебу отвернуться. Улыбка моментально сползла с ее лица и на глаза навернулись слезы.

– Господи, какой молоденький…

Она опустила голову, не замечая, что ее уже одернула старшая медсестра

– Ничего. Не он первый, не он…

Неожиданно она словно сама услышала то, что собирается сказать. Ей стало больше не стыдно, а страшно. Она с тоской взглянула в спину уходящему парню. Затем немного встряхнулась, словно выйдя из небольшого транса и повернулась к девушке.

– Привыкнешь… Продолжай работать.

Глеба был в таком прекрасном настроении, что его даже не насторожило то, что врач захотел поговорить с ним в своем кабинете с глаза на глаз. Глеб даже ни о чем не начал догадываться. Хотя о таком разве догадаешься…

Доктор внимательно прочел карточку. Затем он пристально посмотрел на молодого человека и снова окунулся в чтение. В глазах врача Глеб увидел что-то, что испугало его. Его лицо переменилось. Он почувствовал что-то неладное.

– Все нормально, доктор?

В ответ Глеб не услышал ничего. Он не знал, что ему делать…

Доктор резко закрыл карточку и небрежным движением откинул ее в стороны. Он сложил руки вместе и уперся в них подбородком.

Глеб не понимал происходящего.

– Ну, что там? Грипп, ОРЗ или как вы это там называете…

Начал было вновь шутить он, как вдруг врач его прервал.

– У вас есть семья, дети?

– Нет, мне всего двадцать три… Какая семья, доктор? И зачем такие вопросы? Что там написана, в вашей карточке?

– Это не моя карточка, а ваша…

Доктор встал из-за стола и подошел к окну.

– Док, прекратите этот театр. У меня завтра День рождения, мне еще кучу дел надо успеть сделать…

– Все дела можно отложить.

Врач развернулся и, сделав несколько шагов сел на стол, напротив Глеба.

– Док, вы меня серьезно пугаете…

– У тебя рак, юноша… Последняя стадия…

Глеб застыл… Его губы начали медленно дрожать…

– Но…но у меня же завтра День…. День рож…

Он не смог закончить фразу. Поперек его горла встал ком. Глеб не мог ни вдохнуть не выдохнуть… Он уже не слышал все те слова, которыми его пытался утешить врач. Его начало лихорадить. Его бросало из жара в холод, мурашки бегали по его телу без остановки, на лбу пробился холодный пот…

– Сколько?..

Доктор взглянул на юношу и перестал болтать.

– Сколько мне осталось, доктор?..

– День, может два… Максимум неделя…

– Всего день…

Глеб усмехнулся.

– Я даже не встречу свой День рождения… А я ведь всех уже пригласил, заказал ресторан, составил меню… Я ведь уже все распланировал… Что я им теперь скажу?..

Он словно говорил сам с собой. Словно в бреду бубнил он себе под нос.

– Но мы можем положить вас в больницу. За вами будут ухаживать, наблюдать. Мы проведем еще пару тестов и тогда возможно…

– Нет… Мне ведь остался всего один день… Один, понимаете вы это?!… Один день и все!..

Глеб приподнялся со стула еле покачиваясь и направился к выходу.

– Но мы можем…

– Нет! Я могу. И я так хочу… Это мой день! И это мой выбор!

Одно из наибольших богатств «подземного мира» – выбор пути.

Здесь ты с легкостью можешь закрыть глаза и довериться судьбе.

– Но ведь мне надо на конкретную, мою станцию…

– Зачем? Что там тебя ждет?

– Моя обычная жизнь… Рутина…

– Так может рискнуть? Просто закрой глаза и выбери станцию наугад.

– Но зачем?

– Ты совершенно случайно выберешь станцию. Ты сядешь в случайный поезд. Ты приедешь в случайное место…

– Но какой в этом смысл?

– А разве во всем должен быть какой-то смысл?.. Может быть именно на этой случайной станции, выбранной наугад, тебя ждет твое настоящее счастье…

Но сегодня Глеб возможно впервые в жизни сделал выбор сам. Это был его день. И это был не всего один день, а целый день. Время, которое ему отведено неумолимо заканчивалось. Но он сделал свой выбор.

В эту секунду Глеб очень четко понял, что такое этот самый выбор. Он осознал, что это главное не только в его судьбе, но и в жизни любого. Право выбора, сама возможность выбирать – вот основа. И абсолютно неважно стоит ли выбор между станциями метрополитена или между жизнью и смертью. Нет. Важно для человека то, что он есть, надо лишь научиться им пользоваться.

Выбор есть всегда. Радуясь жизни на поверхности или заканчивая жизнь в метро, спасти кого-то или погибнуть самому, жить свой последний день с капельницей в руке, надеясь на несколько лишних минут или просто его жить… Все это лишь доказательство тому, что в каком бы ты не был времени, в каком бы ты не был месте и к какой жизни ты бы не принадлежал (жизни на поверхности или «жизни» метро), но выбор есть всегда…

Любовь и ненависть

«В сердце человека борются два волка – любовь и ненависть. И победит тот, которого лучше накормишь»

(Древняя индейская мудрость)

«Что это за свет? Где я?»

Глебу снова стало не по себе. Он уже не различал ни приближающегося поезда, ни гудевшую вокруг толпу.

Его потянуло вперед.

– Стой! Куда же ты…

Глеб с большим усилием повернул голову.

Рядом стояла женщина с взволнованным выражением лица и что-то повторяя держала его за руку.

– Тебе что плохо?..

Раздался привычный звук, двери открылись, и толпа как на волнах внесла Глеба в вагон, оставив эту женщину где-то там, позади, может даже и на перроне. Его буквально впаяла в стекло немыслимая коллективная сила. Глеб не сопротивлялся. Он дал себя «расплющить».

Его руки не могли пошевелиться, на его ноге кто-то стоял, его грудную клетку сжали так сильно, что он еле ловил затхлый воздух, который делился на всех пассажиров переполненного вагона.

Но Глеб не сопротивлялся. Зачем? Он лишь один раз попытался немного подвинуть своих соседей, за что на него обрушилось несколько этажей литературных и не очень слов.

– Что … стоять не можешь спокойно?!

– Осторожнее …

Тоже когда-то говорил ему отец, во время их редких поездок в метро.

– Стой спокойно! Слышишь?!

Он постоянно одергивал Глеба, хотя мальчик не понимал за что. Ведь вокруг все такое интересное и разнообразное! Лампочки за окошком, голос непонятно откуда, стук колес – все было для Глеба тогда новым. Целый новый Мир открыл перед ним свои врата!

Каждая поездка в метро была как приключение, а он этого не понимал.

Он вообще редко что понимал, по крайней мере так думал Глеб. Да и что, черт возьми, он мог понять! Да у него просто нет фантазии!

Глеб редко видел отца, а после развода тот вообще пропал. Первое время он еще присылал открытки на День рождение, а потом… Видимо дела были поважнее, чем рождение собственного сына…

«Интересно, а может именно завтра он очнется наконец от дремы и поздравит меня? Хотя кого найдет его открытка завтра?.. Да и нужна ли она будет?..»

«Ненавижу! Я ненавижу всех! Я презираю себя! Я ненавижу себя за то, что я такой! Я ненавижу Бога или кто там сверху за то, что он дал мне рак! Я ненавижу свою судьбу за ее коварство и холоднокровие к человеку, который только начинает жить! Я ненавижу всех, всю эту бездушную толпу вокруг…»

Глеб яростно ринулся к выходу, распихивая всех и вся. Он не обращал внимания на крики, доносившиеся со всех сторон разъяренной толпы. Его глаза налились яростью и ненавистью ко всему! Он толкал, пихал плечами…

– Ой, осторожно.

Глеб резко обернулся, готовясь нанести словесный удар сопернику.

– Да что ж ты тут…

Он замер. Перед ним стояла женщина, которая пару минут назад поддержала его на перроне. Она смотрела на него нежно, ласково, как мама.

Глеб замер. Ему стало не по себе и глаза его начали опускаться, как вдруг он заметили маленькое чудо жизни – ребенка. Малыш с испуганными глазами прятался в длинной юбке своей мамы.

«Мама… Где же ты сейчас?»

Глеб прекрасно понимал, что его мама сейчас далеко. Находясь за несколько областей от него, она наверняка сидит, как обычно вышивает или копается в их малюсеньком саду. И чтобы она не делала, она всегда ждет его. Волнуется, если он не позвонит раз в неделю. Переживает, есть у него деньги или нет. Переживает за его здоровье, каждый раз в разговоре по телефону повторяя, что он так похудел, хотя через трубку-то невидно… И чтобы не случилось, она все простит и поймет, ведь она – мама… И, конечно, она всегда будет любить…

А это значит, что, несмотря на все вокруг происходящее, несмотря на болезнь или даже саму смерть, но он, Глеб, любим…

И совсем неважно как ты реагируешь на поступки или слова своей семьи. Все равно это делается тебе на пользу, ради тебя. А ведь уже одно только бескорыстное стремление помочь, понять, поддержать стоит больше любых сокровищ мира…

Глеб робко поднял глаза. Он улыбнулся и подмигнул малышу. Тот улыбнулся ему в ответ и вылез из укрытия. Затем Глеб посмотрел на женщину.

– Извините… Извините, пожалуйста…

Женщина обняла одной рукой своего ребенка, улыбнулась и еле заметно качнула головой, слегка прикрыв глаза.

Глеб спокойно развернулся и встал у дверей, прислонившись к перилам. Он закрыл глаза и продолжил свое путешествие в мир своих детских воспоминаний…

Вавилон

«Его название означало «Врата бога». Молва о Вавилоне, этом «царе городов», распространилась до самых отдаленных уголков Древнего мира. Вавилон стал символом могущества, власти и смешения народов»

(История Древнего мира)

«Город на берегу Евфрата, центр Месопотамии, одного из очагов древней цивилизации. Впервые упоминается в легенде о Саргоне Аккадском (III тысячелетие до н.э.). Значение Вавилона возросло во времена I Вавилонской династии (1894-1595 гг. до н.э.); при царе Хаммурапи он превратился в крупнейший политический и культурный центр всей Передней Азии. С 732 года до н.э. Вавилон входил в состав Ассирийской державы. При Навуходоносоре II (VI век до н.э.) город достиг апогея своего развития: в это время был создан новый архитектурный ансамбль с грандиозными дворцами и мощными оборонительными укреплениями, а также висячие сады Семирамиды, в древности, входившие в число семи чудес света.

Разделенный на западную и восточную части рекой Евфрат, Вавилон занимал территорию 10 кв. км. Главные городские ворота, посвященные богине Иштар, были облицованы синим глазурованным кирпичом со стилизованными рельефными изображениями желто-красных и желто-белых быков и драконов. Мощеная дорога вела к расположенному в центре города храмовому комплексу Эсагила с семиярусной Вавилонской башней, уровни которой были окрашены в разные цвета. На башне находилась крепость-дворец Навуходоносора II с висячими садами, внутренними дворами и тронным залом, имевшим облицовку из синего глазурованного кирпича с орнаментальным фризом и изображением желтых колонн. В 539 году до н.э. город захватили войска персидского царя Кира II Великого, а в 331 году до н.э. им овладел Александр Македонский, после чего Вавилон пришел в упадок».

Какое поразительное сходство с современным метрополитеном.

Украшенные каждая в своем стиле, станции воистину напоминают по своему убранству залы сказочного дворца. Вот только судьбы этих зал печальные. Есть залы, в которые хочется постоянно возвращаться, а есть и такие, из которых хочется убежать. Метро живет, творит и разрушает. Оно творит свою жизнь и разрушает жизнь дневную. Говорят, что даже ангелы никогда не спускаются в метро. Может они не видят в этом смысла или может им просто страшно. Страшно за то, на что подчас способно метро… Да, метро можно воистину назвать единым живым организмом, единым миром, отделенным совершенно подчас противоположными от дневных законами и правилами. Здесь другой ритм, здесь другие люди, здесь другие судьбы…

Метро – как Вавилон. В нем все сплелось. Разные национальности, разные болезни, разные судьбы. Метро наше величие и наше падение. Оно, подчас, – наше социально-общественной дно…

И Вавилон этот пленяет, затягивает людей, сталкивает или разделяет судьбы, не подчиняясь законам поверхности. Он манит своим блеском и убивает своей жестокостью. Он олицетворяет прогресс, силу человеческой мысли, результат человеческого гения и он пробуждает в своих обитателях животные чувства, заставляет их жить по принципу силы, по принципу сильный-слабый, по законам джунглей…

Даже если тебе повезло, и жизнь света не заставила тебя спуститься под землю в поисках своего Золотого Эльдорадо или просто в поисках хоть какой-то жизни, не спеши радоваться… Сколько эмоций ты получаешь от каждой поездки, сколько порой отрицательной энергии ты поднимаешь в себе на поверхность и несешь на работу, в дом, в свою семью?..

А сколько людей заманило метро? Оно как сирены из Эллады – сладко поют, завлекают, а потом просто разбиваю корабли об острые как клыки скалы. И зачем? Просто потому, что они так устроены, их такими создали…

И что можем мы, простые смертные, противопоставить этой энергии, этому современному идолу?

В Библии рассказывается, что, когда вавилонские войска угнали евреев в плен, среди тех нашлись три просвещенных отрока. Они были умны и сведущи в делах. И сделались они чиновниками в стране Вавилонской. По приказу вавилонского правителя был сооружен огромный золотой идол. И приказал царь всем ему поклоняться. Но отроки отказались поклоняться идолу. Об этом донесли царю. И велел царь покарать отроков. Их бросили в пылающую печь. Отроки же молились своему Богу. И спустился в печь ангел с небес. Он погасил огонь. А отроки остались живы и невредимы.

И дело вовсе не в том, какого Бога ты почитаешь или во что вообще веришь. Дело просто в вере, вере в себя, в добро, в хорошее…как бы по-детски это не звучало…

Вавилон – вот истинное имя метро. И современная интерпретация его легенды. А как и любая легенда, метро манит, притягивает как магнит, притягивает своей мистической энергетикой и мощью…

Глеб когда-то слышал поразившую его и возбудившую новый интерес к метро историю, но уже не помнил, где и кто ее рассказал. А рассказ этот про человека, который гордился тем, что родился в метро. Потом это превратилось в манию. Он не мог жить без метро. Он грезил метро.

Шли годы, он учился, готовился к отборочной комиссии, готовился стать машинистом. Но, придя устраиваться на работу, он получил отказ по состоянию здоровья. Сердце тогда еще молодого человека было разбито, его жизнь была разрушена. Вернее, она просто превратилась в кошмар…

Он попытался с этим смириться, ведь на то время у него уже была семья, маленький сын и ради них, кажется, самых родных человечков, уже стоило не падать духом.

Мужчина устроился на работу. И вроде бы все хорошо, да вот только что-то хандра его взяла. Не мог, он просто не мог работать над землей, на поверхности. Он уже не мог спокойно ездить на метро, ему опостылела и без того скучная работа. Он стал угасать. Ему постепенно все становилось все равно, работа, друзья, семья…

И вот некоторое время спустя, он просто пропал. Собрав свои вещи, он просто ушел. От безразличия к миру на поверхности, он ушел в сторону метрополитена, спустился в темноту и исчез… Просто исчез, растворившись в лабиринтах подземного мира.

Его родные и близкие слышали о том, что он присоединился к когорте нищих и бомжей, принял их образ жизни, их горести и радости… Он нашел свою жизнь. Он встретился и объединился со своей единственной любовью, со своей страстью – с «жизнью» метро…

Он умер также, как и родился – он умер в метро…³

«Мощные укрепления не спасли Вавилон от вражеского завоевания. Последний правитель Вавилона Валтасар был обречен на гибель. Как повествует библейская легенда, он устроил пир в то время, когда Вавилон окружило войско врагов. Валтасар и его гости кощунственно пили вино из золотых и серебряных сосудов, похищенных из Иерусалимского храма. Вдруг во время пира таинственно появившаяся рука начертала на стене огненные слова «Мене, мене, текел, упарсин». Никто не мог понять, что они означают. Валтасар призвал вавилонских мудрецов, но те не смогли истолковать надпись.

В это время в Вавилоне в плену находилось множество евреев. Пророк Даниил был среди них, его бросили в ров со львами. Валтасар приказал извлечь Даниила из рва и привести во дворец. Даниил раскрыл смысл таинственных слов: «…– исчислил Бог царство твое и положил конец ему…ты взвешен на весах и найден очень легким; разделено царство твое и отдано врагам».

Так и случилось. Стража Вавилона плохо несла службу. Город был оставлен без должного прикрытия. Враги – персы – беспрепятственно проникли в Вавилон и предали город огню и мечу. Опьяневший царь Валтасар был убит.

Так бесславно закончилась история великого Вавилона, но сам он вошел в историю как символ города-властелина, смешения языков и народов, идолопоклонства, грандиозного торжища, где все продается и покупается».

Хищник

«Дорогу осилит идущий…»

Сколько жизней унесло метро? Сколько людей погибло под колесами поездов? За десятилетия истории метро, сотни, тысячи людей завершили здесь свой путь.

Говорят, что их неуспокоившиеся души до сих пор ездят только по им известным таинственным веткам. Некоторые блуждают среди нас.

Невозможно представить, какая мощная энергия сосредоточена в этом подземном царстве. В сотнях метрах от поверхности копится такая силища! Энергия созидания и разрушения. Воспоминания бомбежек Второй мировой, следы терактов, собравших свою кровавую дань, воспоминания о несчастных случаях унесших человеческие жизни, естественные смерти жителей подземелья – все это копится и копится в недрах, превращаясь в единую силу, абсолют, влияя на жизнь современную, на людей, которых метро обслуживает, на нас…

Но есть вещи ипострашнее…

В переносном смысле метро уносит жизни миллионов.

Каждый день через метро проходят три миллиона человека. И каждый день метро влияет на них. И какова бы не была степень этого влияния, но так или иначе оно есть. С этой позиции метро своеобразный котел, в котором мешается отвар из совершенно разных судеб и энергий. Хорошие, положительные эмоции тесно переплетаются с эмоциями отрицательными. Добро и зло, свет и тень, сомнения, просьбы, надежды, зависть и любовь – все это заверчено в метро как в едином адском коктейле… Напиток этот готовится десятилетиями, добавляя в свой состав все новые и новые ингредиенты. В книге рецептов метрополитена нет логического конца, его просто не может быть. В отличие от других книг, как не ищи, ты никогда не найдешь там слово «конец», его нет. Оно не имеет право на существование, потому, что книга это – олицетворение самой жизни, твоей жизни, моей жизни, нашей общей жизни… Иной раз просто приходишь к мысли, что синдром полярности одинаков во всем. Если на поверхности, в общем смысле, бежит «жизнь света», то где-то просто обязана существовать «жизнь тьмы». А где ей еще быть, как ни в метро…

Глеб очень хорошо помнил слова того несчастного в переходе метрополитена, когда попытался помочь ему встать и случайно тихо назвал его бедным.

«Я не бедный, я – нищий…»

Нищий… И, кажется, разница так ничтожно мала, но для того несчастного она существенна. Из любых других уст эти слова показались бы синонимами, но из его губ они вылетали как приговор. Как диагноз, который он себе давно поставил, как некая установка, которую надиктовала ему «жизнь» метро, он так страшно прозвучал в тот момент для умирающего юноши…

Глеб оступился. Его колени задрожали. Снова этот туман. Его вновь проняла дрожь, и Глеб упал на колено, удержавшись за поручни.

«Как же его сломала жизнь… Как она так могла обойтись с человеком?..»

Глеб понимал, что в отличии от его ситуации, этого нищего жизнь ломала постепенно. Как это часто бывает она не торопилась, нанося удар за ударом, выжидая подходящего момента, истощая его, лишая возможности сопротивляться, лишая желания к борьбе, лишая воли.

Подобным образом на земле ведет себя множество существ, объединенных одним названием – хищник…

Метро – это один огромный организм, один огромный зверь, в чреве которого находят себе место только жертвы. Но добычей для него становятся лишь те, кто не хочет сопротивляться, кто слаб, кто безволен.

«Чтобы не случилось нужно всегда идти. Если ты упал, не важно почему и сколько раз, то встань! Если ты устал, не сдавайся! Если, кажется, что силы на исходе, все равно борись, бейся до конца! Нет цели? Бред! Цель всегда есть. Всегда есть ради чего жить… даже если ты умираешь…»

Глеб собрался с силами. Его тело дрожало от напряжения. Он сосредоточился, зажмурился от напряжения и поднялся. Он сделал глубокий вдох и открыл глаза. На этот раз туман снова отступил. Еще одна отсрочка перед…перед неизбежностью…

Сон на яву

Глеб был полон решительности, возможно, первый раз за этот день. Он стоял у дверей уверенный, волевой, гордый. Его дыхание успокоилось, его тело перестало дрожать, он жил. В эту минуту он по-настоящему жил и чувствовал вкус жизни в каждом глотке затхлого воздуха в вагоне. Вернее, для него он вовсе не был таким уж затхлым. Для Глеба он был свежим, похожим на альпийский, хотя и в Альпах Глеб никогда и не был. Он никогда никуда не ездил. А что вообще он видел? И как, наверно, прекрасно в Альпах…

Заливные луга, бесстрашно и лениво пасущийся скот, люди, спокойные и задумчивые просто потому, что есть время подумать и некуда спешить – особый ритм жизни.

Как там, наверно, хорошо. Солнце своими первыми лучами пронзает подмороженное стекло окон и, нежным прикосновением, пробегая зайчиком по твоему лицу, аккуратно будит тебя, словно лирическая мелодия. И вот ты неспеша открываешь глаза, лениво потягиваешься и начинаешь слегка ворочаться, слегка мурлыкая. Тебе некуда спешить. Немного поленившись, ты медленно встаешь, покидая свою теплую и мягкую как бархат кроватку. Даже скорее колыбель. Ведь именно как малыш ты чувствовал себя в ней. Но чистейшая природа горной страны уже манит тебя куда-то. Причем неважно куда, ведь куда не посмотри, куда не направься, везде тебя окружает красота и девственная чистота. Настолько нетронутая и невероятная, что поначалу дыхание твое сводит от непривычки, выхлопной воздух города никак не хочет покидать легкие. Но у него выбора нет. Даже он не в силах сопротивляться этой целомудренной чистоте, этой истинной девственности природы.

И вот ты наконец-то поднялся и лениво, не желая пока открывать глаза, наощупь одеваешь мягкие тапочки. Ты медленно встаешь и маленькими шажочками, слегка шурша по деревянному полу идешь к окну. Ты резко одергиваешь шторы и немедленно зажмуриваешься. Свет, всей своей красотой, в гармонии с другими красками окружающего мира, единой симфонией ударяет тебе в лицо!

Слегка привыкнув, ты робко открываешь глаза и о чудо! Где я? Это рай? Бирюзовое небо с невероятной гармонией красок и легкими перистыми облаками, которые, кажется, живут в своем неспешном ритме, поражает. Ты и вообразить такого не мог. Это сон?..

Ты внимательно осматриваешься вокруг: гордые и такие непреступные пики гор вдалеке, зеленая, словно ее каждый день красят трава, бурная речка – Боже, как прекрасно!

Словно в эйфории, ты одеваешься и выходишь на крыльцо. Ты поднимаешь голову вверх, а там… Небо, такое чистое и прекрасное, как никогда. Такого не бывает! Это невозможно! Это воистину неземная красота…

А там, высоко-высоко неспешно плывут барашки-облака. Причудливые формы, которые они создают, словно играясь как дети, поражают своим разнообразием. Гордая антилопа, веселый щеночек, игривый котенок – ты, кажется, можешь фантазировать весь день, словно ты вернулся во времена детства, когда никто и ничто не могло тебя остановить от этого столь желанного путешествия в Страну Грез…

Ты слышишь легкое журчание. Ты спускаешь по тропинке, а вокруг все такое зеленое. Словно дорога из желтого кирпича, ведет она тебя куда-то в неизведанное, но такое заманчиво-прекрасное. А вокруг все цветет и пахнет. Ты вдыхаешь все ароматы природы за один раз. Такое разнообразие! Неведомые и новые запахи, звуки ветра, резво бегающего где-то в травке, легкое качание цветов… Ты замираешь. Ты закрываешь глаза, разводишь руки и просто стоишь, поддаваясь каждому дуновению весеннего горного ветерка. Тебя колышет на ветру, как ту травинку, ты сам становишься этой травинкой, становишься частью чего-то нового, чего-то чистого и такого непривычного, частью самой Природы… Ты часть ее симфонии, ты уже не просто одна нота, но целая соната, целое произведение Великого композитора. И тебе совсем не хочется сопротивляться, тебе это просто ненужно – ты просто счастлив… Счастлив как ребенок, отыскавший среди толпы незнакомцев свою маму. И ты бежишь к ней, подпрыгивая от счастья, разводишь руки и ныряешь в ее сладкие и любящие объятья. Да, это она – та единственная и самая лучшая, всегда добрая и всегда заботящаяся, всегда любящая мама…

В каждом дуновении, в каждом запахе, в каждом шуме ты чувствуешь ее, слышишь ее. И тебе уже ничего другого не хочется, ты уже ни о чем другом не думаешь – тебе это не надо. Ты точно знаешь, что о тебе заботятся и всегда будут заботиться, всегда будут любить.

Ты спускаешься к горной речке и опускаешь туда руку. Холодная, но совсем не обжигающая холодом вода, нежно гладит тебя, словно признавая тебя как своего родственника, члена своей семьи. И ее слегка грозный рев, уже не так страшен. Это и не рев вовсе, это тоже мелодия, это тоже часть симфонии жизни, единой Вселенской симфонии спокойствия и гармонии. Симфония, частью которой мы все являемся, но в суете жизни просто об этом забыли.

Но ты теперь знаешь, вернее чувствуешь это всем своим сердцем и всей твоей душой. Ты точно знаешь, что ты часть чего-то большего, чего-то другого, более совершенного, некой гармонии… Гармонии со всем, и прежде всего с самим собой…

– Извините, Вы выходите?

Глеб открыл глаза. Альпийские фантазии исчезли, словно последний кадр фильма, они просто моргнули и испарились, снова превратившись в пейзаж метро.

На Глеба смотрели десятки глаз. В них не было ничего. Пустота. Ни одной мелодии, ни одной нотки той гармонии, той эйфории, в которой он побывал.

– Нет, я не выхожу…

Глеб отвернулся и, на секунду взглянув в темноту туннеля метро, снова опустил глаза…

Литература

Ты спускаешься под землю, садишься в вагон, небрежно осматриваешься, а вокруг все таже серость повседневной жизни. Плеер, телефон, журнал или книга – вот то единственное, что может помочь тебе в такой ситуации.

Книги, журнал, газеты, сканворды – на что только не идут люди в вагоне, чтобы хоть как-то отвлечься от суровой реальности, скоротать время от станции до станции.

Они словно пытаются от чего-то убежать, забыться. Но от чего? Что их так не устраивает в окружающей действительности?

Сегодня мы забыли об истинной ценности литературы, о ее смысле. Ведь это прежде всего фантазия. Это возможность, находясь где угодно попутешествовать по неведомым мирам и галактика, побывать в самых потаенных уголках планеты. Ты можешь быть где угодно, ты можешь быть кем угодно. Можно охотиться на Моби Дика в северных морях или распускать алые паруса ради своей любви. Можно бороться с космической угрозой или брать на абордаж испанский галеон. Можно разгадывать тайны прошлого или, пользуясь дедуктивным методом, идти по следу злого гения преступного мира профессора Мориарти. Ты – кто угодно. В момент чтения ты – бесформенная материя, абстрактный пластилин, который может принять любую форму по своему желанию. И в метро это свойство особенно важно…

Драка

Отражение

Неожиданно вагон загудел. Крик, возмущение, непонятный шум – все смешалось в единый гул пчелиного улья.

Глеб был готов ко всему. Он увидел сегодня столько разнообразных по своей сути и причинам событий, что его уже вряд ли могло что-то удивить. Глеб нехотя обернулся и лениво и без лишнего энтузиазма поднял глаза. «Что там еще?»

Немного присмотревшись, он заметил странное шевеление в другом конце вагона. Глеб из последних сил напряг взгляд. Шевеление нарастало. Вдруг из неоткуда, словно в очередном малобюджетном боевике вылетел молодой человек. Он влетел в дверь, вернее в человека, который около нее стоял. Пару секунд он находился в замешательстве, затем, не обращая внимания на придавленного им и на окружающих людей, вскочил и снова влетел в толпу. Вагон взвыл еще пуще прежнего.

Прошло еще пару секунд, прежде чем из толпы снова вылете молодой человек, но это уже был другой. Затем и он повторил действия своего предшественника.

Потом толпа быстро начала расходиться, перемещаясь по уголкам вагона.

Два человека, сцепившись друг с другом, исполняли непонятный танец.

«Драка…»

Глеб наблюдал за происходящим без особого наслаждения и любопытства.

От одной станции до другой ребята выясняли отношения доступным им способом. Они были похожи то на танцоров, то на бойцов боев без правил, то просто на валяющихся в грязи поросят.

«Зачем они это делают?»

Глеб посмотрел по сторонам. Он не обнаружил ни признаков опьянения, ни подстегивающих кого-то из дружков самбистов, ни девушки, за честь которой эта баталия могла бы идти. Никого. А тогда зачем? Почему? Ведь такие вещи не происходят просто от нечего делать. Просто так. Или происходят?

В современном ритме жизни ты стараешься все успеть, не отстать, не потеряться. Но все успеть невозможно. Что-то не получается, что-то не выходит, что-то выходит, но не так, как тебе бы хотелось. И ты начинаешь нервничать, винить в неудачах себя, окружающих, саму жизнь. Ты устаешь, изматывая себя в новых гонках, но опять осечка, опять что-то пошло не так. Ты начинаешь чувствовать себя неудачником, опустошенным и иногда таким бесполезным. Бесполезным и неспособным. Хотя какие могут быть способности, когда ты выжат как лимон…

Ты опускаешь руки. Ты истощен. Ты ищешь ответ, причину своего внутреннего дискомфорта и приходишь к осознанию того, что у тебя стресс. Но ответьте, а что такое стресс? Почему раньше о таком слове просто не слышали? Потому что его не было? Нет. Раньше его не пропагандировали на каждом шагу, с экранов телевизора. Это слово не слетало так часто со страниц газет.

В наши дни тебя убедили, что виной всему стресс. Ты поверил в это. А ведь любая мысль материальна. Если убедить человека в том, что металл горячий, то прикоснувшись к нему, у него немедленно появится ожег. А если человеку завязать глаза и прислонить его руку к кипящему чайнику, но он об этом не будет знать, то ничего и не почувствует. Сила убеждения, сила веры.

И если ты убежден в том, что тебе необходимо бежать по жизни, уставать, что это приводит к стрессу, то он немедленно появится. Стресс, бесспорно, существует, но уверен ли ты, что он существует именно в тебе. Уверен ли ты, что именно он причина плохого настроения или твоей хандры? А может дело вовсе не в абстрактных понятиях. Может все куда проще, а? Может, стоит всего лишь встать с кровати, подойти к зеркалуи взглянуть туда? Может именно там, в зеркале, ответ, причина стресса?..

Помимо прочего, в погоне за деньгами, ты выматываешься на работе. Ты едешь на метро домой, а тебя и тут умудряются, что называется достать! И вдруг происходит вполне логичная вещь – ты срываешься. Ты обрушиваешь на других то, что обрушивали, «выливали» весь день, всю сознательную жизнь на тебя. Как ко мне, так и я к ним. Этот принцип неизменен во все века. И всегда при таком ходе мысли интересно, а кто к тебе… Этот парень по соседству, которого ты ударил за то, что он попросил сделать музыку потише, или эта старушка, на которую ты наорал в автобусе, или твоя мама, которая просто тебя любит и хочет как лучше… Кто из них виноват в твоих собственных неудачах? Почему они должны отвечать за то, что у тебя не выходит или за то, что тебя очередной раз отчитали на работе, хотя, как тебе кажется, ты не был виноват? Кто дал право тебе винить их?

Может искать причину надо в другом месте? Тебе оно уже знакомо. Ты каждое утро бываешь там, ничего не замечая. Да ты просто не хочешь замечать, потому что ты сорвался, успокоился и вроде все нормально, до следующего «взрыва» как-нибудь дотянем.

Дотяни. Но помни, что ты приносишь с собой в этот мир, в свой дом, в свою семью: злобу, ненависть, слезы… Тебе это надо? Каждый решает для себя сам. А надо ли это твоим близким?..

А что до места с ответами, то это не библиотека или интернет. Там ты не найдешь шаблонных фраз, это ведь не методичка или инструкция. Это то место, где каждый принимает свое, индивидуальное решение, за которое и будет потом нести ответственность. И имя этому месту – зеркало…

Бред?! А ты подойди к нему и загляни. Посмотри на себя, на то, что ты есть. Посмотри в свои глаза, и ты увидишь правду, увидишь реальность и, возможно, найдешь ответ…

Эволюция

А драка все не утихала. И уже начали раздаваться слова неодобрения вокруг.

– Что они делают! Примитивные пещерные люди!

Но почему пещерные люди примитивны? Глеб этого никогда не понимал.

Почему мы так часто называем Древних людей, наших праотцов, примитивными?

Получается, что если их основной целью были не деньги, если они не строили высотные металлоконструкции, если не ездили на машине, то они автоматически становятся примитивными. Следуя этой логике и современный бомж примитивен.

Да, они не знали компьютера и интернета, да они не летали в космос, но дает ли это нам право считать их примитивными? Но они умели лишь рисовать на скалах, в своих пещерах. А что, если эти рисунки значили для них большее, были чем-то высшим. Что если у них не было денег или машин потому, что они им были попросту не нужны. У них были другие ценности. Семья, очаг, дети – что ели это было их единственной целью в жизни или это пустой звук. Ведь как ни крути, но и для нас это основы основ. Но средства к достижению разные.

Разве дает нам право говорить о примитивности каких бы то ни было людей отсутствие дорогого костюма или микроволновой печи? Разве вправе мы, зная о том, что они жили в гармонии с Природой, пользуясь ее дарами, утверждать, что они не могли больше, что они ниже на ступеньку, чем мы с вами. Или стоит этой гармонии поучиться?

Вообще, если кто-то живет не как все, не подстраивается под некий общий шаблон, то дает ли это нам право осуждать его? Имеем ли мы моральное право упрекать его этим, насаждать свою веру, свою систему ценностей?

Если человек, даже современный, живет где-то в лесу или в горах, наслаждаясь каждой минуткой своей собственной жизни, то можем ли мы говорить о нем, что он, по меньшей мере, странный? Ведь это его жизнь. Это его путь к счастью. И жизнь Древних – это тоже их собственный путь к счастью. Они его выбирали сами и сами его берегли.

Не стоит бояться быть другим. Не стоит бояться отличаться. И уж, конечно, не стоит бояться следовать своему счастью…

Эволюция происходит не только от природных условий. Эволюция здесь – духовное развитие, развитие прежде, всего личности. И это, возможно, истинная эволюция человечества…

Двери вагона открылись, и бойцы вылетели в нее, сбивая тех, кто пытался зайти.

Вагон затих. Все снова встало на свои места. Вернулся обычный ритм «жизни» метро…

Лестница в небо

Глеб сел на скамейку. Его мысли постепенно приобретали все более и более отчетливое состояние. Они уже не были такими сумбурными и хаотичными. Наоборот, они начали проясняться. Возможно, впервые в жизни, Глеб почувствовал себя частью чего-то большего, чего-то мистического. Но, помимо этого, он также ощущал свое единство со всем окружающим миром. Он четко осознал то, что является чем-то новым. Он начал перерождаться. Перед лицом смерти он совсем о ней не думал. Вернее, он не боялся больше этой старухи с косой. Он готов был с ней познакомиться. Глеб как никогда был полон сил и решительности.

– О, нет…что это…что это за боль?..

Глеб скорчился от боли. В грудь словно залили свинец, который медленно начал застывать и сдавливал все его органы в одну массу. Его словно сжимал неведомый вакуум. Он попытался сделать глубокий вдох, но легкие отчаянно сопротивлялись, отражая все попытки и сводя их на нет. Они напрочь отказывались от внешнего воздуха, будто он был отравлен или словно был больше им не нужен… Лишь короткие глотки кислорода еле пробивались сквозь эти преграды. Но лишь на долю секунды. Их перебил кашель. Частый, обдирающий горло, он заставлял Глеба еще больше мучиться, сворачиваясь от невыносимого жжения во всем организме.

Глеб поднес кулак ко рту. Он прокашлялся и замер. Медленно открыв руку, он застыл, его глаза сделались круглыми, в них не было ничего кроме страха. Глеб не ожидал такого…по его ладони медленно стекали капельки крови, выброшенные его организмом вместе с кашлем. Это были капли самого Глеба. Это часть него самого.

И снова этот туман. И снова этот кашель.

Не в силах больше бороться, Глеб упал на холодный бетонный пол и свернулся в клубок эмбриона.

– Что с вами? Вам помочь?

Глеб немного, против воли болезни приоткрыл глаза. Перед ним стояла средних лет женщина с изумленными глазами. Рядом, с пакетами в руках, стоял мужчина.

– Вер, пойдем. Может он просто пьяный.

– Да нет, не похоже. Ему плохо!

– Это не наши проблемы…

– Да что ты такое говоришь?! Ты посмотри на него! Он же еще совсем мальчик.

– Так давай милицию вызовем или кто тут этим занимается?

– Борис, ему плохо. Мы должны ему помочь.

Мужчина лениво вздохнул и немного закатив глаза присел на корточки перед Глебом.

– Эй, тебе плохо? Что случилось? Может врача?

Глеб был не в состоянии ничего ответить. Его организм то сжимало, то раздувало изнутри. От боли на его глазах появились слезы. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным и бесполезным.

– Ээй… Ты меня слышишь?

– Прекрати!

Глеб собрался с последними силами.

– Наверх…

– Что?

– Наверх…

Мужчина встал и повернулся к жене.

– Говорит, наверх…

– Давай выведем его из метро. Может на свежем воздухе ему станет лучше?..

Слова «свежий воздух» Глеб надо сказать, даже в его состоянии, воспринял с легкой иронией. Но он не сопротивлялся, когда его поднимали и вели под руки в сторону эскалатора. Когда его как куклу поставили на ступеньки. Нет. Наоборот, он все четко ощущал и не хотел сопротивляться.

Глеб понял сегодня многое. Он жалел только об одном, что к нему это понимание не пришло раньше. Неужели нужно оказаться на пороге смерти, чтобы понять такие, казалось бы, элементарные истины!

Но он уже не боялся. Его организм страдал, но он, Глеб, уже не боялся. Он ощущал себя полноценным человеком в последний день своей жизни. Он – личность.

У него в жизни было многое и многого он не испытал. Он был везде и нигде. Но в этот момент он был всем. Всем миром. Он не боялся.

– Спасибо, дорогой. Мы поступили правильно.

Мужчина сменил маску неудовольствия. Он слегка улыбнулся и посмотрел на свою жену.

– Я знаю, дорогая. Я знаю.

Женщина улыбнулась в ответ.

– Я тебя люблю.

– Я тоже, уже двадцать лет, люблю только тебя, каждый день своей жизни…

«Я тоже любил…» – прошел по Глебу электрический разряд.

Он любил. У него в жизни была любовь, про которую принято говорить – настоящая. Глеб любил свою семью, своих родных. Он любим саму жизнь. И от этого ему было не просто с ней расставаться. Но он не опасался взглянуть в глаза свое судьбе, своей смерти. Он больше не боялся. Ведь он, Глеб, абсолютно ясно понял, что и он был любим. Любим своими друзьями, любим своей девушкой, любим жизнью, а значит, он был настоящим человеком…

Глеб поднял голову. Он был стоек как сказочный оловянный солдатик. Он сделал глубокий вдох. В глаза ему ударил яркий свет. Может быть это был свет «жизни» наверху, а может просто свет в конце туннеля…

Все равно. Глеб понял главное: пусть не всегда, но если ты был любим, пусть всего пять минут в жизни, то ты прожил эту жизнь не зря…

***

А «лестница в небо» все плыла, унося своих попутчиков все выше и выше к новым начинаниям или приключениям. И чтобы не происходило вокруг, она никогда не сбивалась со своего монотонного ритма. Ей было без разницы, что происходит на поверхности. Она была частью большего. Частью единого организма, работающего как бездушные порой часы. Частью «жизни» метро…

– В оформлении обложки использована фотография из личной коллекции автора.

– Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора (обработанная фотография из коллекции автора).

Примечания

1

Как вариант. Один мой знакомый, обычно, когда хочет уступить место, просто встает и делает вид, что на следующей остановке выходит. Главное – не смотреть на того, кому ты уступаешь. Хорошего мнения о себе он не зарабатывает, но ведь если что, то и не теряет его в случае подобного отказа от «жеста вежливости».

(обратно)

2

Любопытный факт, но не так давно проводилось анкетирование студентов всех курсов и на вопрос «хотите ли Вы участвовать в научных конференциях?» 99,9% ответили «нет», а на вопрос «что Вы ждете от образования в Университете?» 90% ответили «диплом».

(обратно)

3

Эта реальная история. И я прошу прощения у ее носителей, если что-то не так написал, как-то дополнил. Я поместил ее здесь в абсолютной уверенности, что она здесь нужна, что она тоже чему-то учит, а значит совпадает с основной целью всего повествования. (Никита Максимовский)

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Взгляд из детства

Зеркала

Гены

О других

Только ты

Совесть

Спокойствие

Сердце

  Часть первая

  Часть вторая

Выбор

Любовь и ненависть

Вавилон

Хищник

Сон на яву

Литература

Драка

  Отражение

  Эволюция

Лестница в небо

*** Примечания ***