Не забредай в Топи [Анна Фирсова] (fb2) читать онлайн

Анна Фирсова Не забредай в Топи

В детстве мы с отцом часто ездили на рыбалку к лесному озеру. Места там живописные: повсюду зелено, разнотравье. Солнышко едва пробивается своими лучами сквозь ветвистые кроны деревьев. Тихий птичий щебет – услада для ушей. Сидишь вдыхаешь ароматы спелой брусники, что растёт неподалёку да отгоняешь мошек.

Однако мне никогда это всё толком не нравилось. И дело не в отце, хотя в юности у нас случались разногласия. Наверное, дело в том, что ребёнком мне хотелось резвиться, носиться где-нибудь по поляне, а отец вечно ворчал:

– Ты всю рыбу распугаешь!

Куда там с ним до веселья! Сидит угрюмый, усатый. Не шелохнётся. И мне приходилось вместе с ним. Рыба меня мало интересовала. Как она вообще может заинтересовать, если ты её не ешь и вообще тебе её жалко?

Мальцом я не мог даже далеко отойти от папы. Хотя было у меня любимое развлечение – незаметно спрятаться в высоком камыше и замереть. Иногда, конечно, приходилось долго так высиживать, однажды я даже уснул. Но рано или поздно отец всё равно хватился бы меня и пошёл искать. Обязательно всегда находил, весь такой злой, красный от натуги, кепка в клеточку набекрень. Кустистые брови съезжались на переносице, закрывая маленькие глаза. А мне смешно было. Смешно даже тогда, когда он отвешивал мне пару оплеух за непослушание.

Матушка однажды призналась, что отец просто очень переживал, боялся за меня. Только чего бояться? Ну что со мной такого могло случиться на озере?

Даже став старше и превратившись в подростка, я не начал испытывать интерес к рыбалке. Нехотя собирал червей, налаживал спиннинг, упаковывал всякую снасть в багажник старой шестёрки. Зато я обрёл больше свободы. Теперь, если мне хотелось удрать в лес, отец лишь рукой махал. Даже не поворачивался в мою сторону, а продолжал, не мигая, вглядываться в пластиковый конус поплавка.

Так что я со спокойной душой уходил, куда заблагорассудится. Конечно, не слишком далеко, а то не ровен час легко можно было заблудиться. Сперва я делал такие вылазки осторожно, из любопытства. Минут на пятнадцать, а потом раз – и со стучащим бешено сердцем в груди, зажмурившись, возвращался к бате. Затем у меня появились маленькие, но цели: большая ель, три сосны, кусты брусники. Однажды я даже заставил себя пересилить непонятно откуда взявшийся страх и набрать целое маленькое ведёрко, пообещав его потом отдать маме. По дороге домой я, разумеется, всё сожрал. Но после того случая всегда стал собирать бруснику или чернику, которая тоже росла неподалёку.

Однажды вечером, когда мы все были дома, отец смотрел теннис по старому телевизору – квадратному ящику с торчащей из него антенной, а я листал цветные комиксы, что одолжил у друга. Тут батя сделал звук тише и вполне серьёзно у меня спросил:

– Куда ты вечно сбегаешь, когда мы рыбачим?

– Да я так… гуляю.

Папа задумчиво поскрёб щетинистый подбородок, вперив свой взгляд куда-то поверх моей макушки.

– Гулять – это, конечно, хорошее дело, но в Топи не забредай.

– А что это такое?

Но отец уже вернулся к ящику.

После этого разговора мне, конечно, стало до жути любопытно, что же это за Топи, и я поклялся себе их найти в следующий раз.

В очередную субботу отец пристроился на своём раскладном стульчике, опустив удочку в тихую гладь озера, а я, как всегда незаметно, побрёл в чащу. Миновав все свои предыдущие ориентиры, остановился у черничника и, прихлопнув пару комаров, стал думать, где же могут быть эти мистические Топи. В итоге, выбрал пойти наугад прямо. По крайней мере будет легче вернуться назад.

Идти мне пришлось около получаса. Так далеко я ещё не заходил. Берёзки и молодые осинки сменились на ели и сосны. Света здесь было ещё меньше, а травяной покров поредел, сменившись на ржавого оттенка иголки, устилавшие землю. Птицы, как будто тоже стихли, и ни белки, ни зайца ни проскочило.

Встал я посреди этой хвойной идиллии и призадумался. Запрокинул голову, оценивая солнечный свет. Двигался я на север, солнце было справа. Пойду назад – солнце будет слева. Может ещё чуточку пройти?

Легкий порыв ветра взъерошил мои волосы, забрался под ветровку. Но вот странность – мне показалось или я услышал шёпот? Огляделся вокруг. Ни души. Видимо, причудливые завихрения ветра создали звук, похожий на голос. Под сапогом хрустнула сухая ветка.

– Ещ-щё ч-шуть-ч-шуть – свистит ветер.

Я усмехнулся сам себе.

– Расскажу бате потом, вот смеяться будет.

Или лучше не рассказывать? Смеяться будет не над ситуацией, а надо мной. Скажет ещё, что гриб не тот, да ещё в сыром виде подобрал и съел. За дурака ведь примет.

И всё же я пошёл дальше, старательно пытаясь разглядеть хоть какой-нибудь намёк на воду. Как минимум потому, что я, дурак, не додумался взять с собой бутылку воды и теперь нестерпимо хотелось пить.

– Бли-иж-ше…

Я замер, прислушиваясь к лесным шорохам. Никак он сам меня заманивает вглубь.

– Ещ-щё ш-шаж-шо-оч-щек…

Уткнулся в заросли с меня ростом. Встав на цыпочки, не смог разглядеть чего-то определённого. Неужели придётся идти в обход?

– С-сюда-а…

Если кто-то или что-то шепчет, оно буквально за этими кустами. Я аж икнул от своей догадки, и это нечто за растительностью хихикнуло. Значит, там всё-таки кто-то живой. Люди? Повод завести новые знакомства.

Присел на корточки, раздвигая руками листву и колючие ветки. В какой-то момент мне показалось, что они сами легко поддаются моим рукам, и образуют небольшой проход. Прополз я в этот туннельчик и оказался у кромки лесного озера. Такого же, как то, на котором любит рыбачить отец, только чуть более заросшее тиной и кувшинками. По поверхности воды скользили водомерки, где-то глубже трепыхались маленькие головастики и разноцветные рыбки.

Вода тронулась рябью, и тут я догадался наконец поднять свой взгляд. И обомлел. Почти в самом центре озера, но всё же чуть ближе к противоположному от меня краю, стояла девушка. Живая, настоящая девушка! И, кажется, она была голой, что меня слегка смутило.

Тёмные волнистые пряди её волос скрывали грудки и утопали где-то в глубине, так что оценить их длину было нельзя. Её кожа была аристократично бледной, даже отдавала слегка синевой. А глаза… какие у неё глаза! Большие-пребольшие. Чёрные, словно вороново крыло или тот самый квадрат на известном произведении искусства. Я видел собственное отражение в её глазах, и уже не мог отвернуться. Ни отец, ни обратная дорога, ни что-либо ещё уже не занимало и не интересовало меня так, как это девушка. И я сказал самую банальную вещь, что мог бы вообще сказать:

– Привет. А ты тут одна плещешься?

Она улыбнулась одними губами, глаза же остались неподвижными, отражая нелепого неуклюжего парня – меня.

– Одна, совсем одна. А кем будешь?

Когда она произносила шипящие звуки, то слегка свистела. Я сразу догадался, что её шёпот слышал, пока шёл по лесу. Но откуда она могла знать, что я приду?

– Я Павел. Павел Валентинович, – зачем-то добавил я с отчеством. – Мы с отцом на рыбалку, это самое, приехали.

– Оч-чень приятно, Павел. Я Акулина.

Она окунулась в воду по шею и подплыла чуть ближе. В этот момент мне показалось, что я проглотил язык. Мне стало так стыдно и неловко.

– Отчего ж ты краснеешь? Девушек не видал никогда?

– Ну, таких вообще-то нет…

– Это каких же «таких»? Голых, что ли?

Она засмеялась простым девичьим смехом. Напряжение теперь полностью прошло. Обычная девчонка. У меня таких, вон, полдвора ходит. Только одетых, разумеется.

Я уселся на траву, поводил рукой по поверхности воды. Не цапнула. Ну, значит, и не опасная.

– Пить хочеш-шь? Ты пей. Вода чистая.

– Ага, с головастиками и рыбками. Потом дизентерию как схватишь.

Акулина задумалась. Тряхнула своей чёрной гривой, наделав кучу брызг.

– Тут неподалёку источник есть ключевой. Сходи да напейся. Только потом вернись, а то мне скуч-шно.

Я послушал её и, обойдя озерцо справа, действительно увидел маленький ручеёк, выбивающийся из-под камней. До чего ж там была вкусная водица. Уж и не припомню, чтобы мне доводилось чего-то вкуснее пить.

Потом вернулся к Акулине. Мы разговаривали обо всём на свете. Сперва я рассказал ей о семье, о школе, об увлечениях, о том, что не люблю рыбалку, но люблю лес. Акулина говорила меньше, всё больше слушала, почти гипнотизируя меня своими глазищами. Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как я нашёл озеро, да только нагота девушки перестала меня смущать вовсе, а я настолько осоловел, что уже даже и забыл, зачем я в этом лесу, и, кажется, задремал.

Очнулся я, когда меня резко тряхнули за плечо, и то открыл глаза не сразу. Это был отец, и он был взбешён больше, чем когда-либо.

– Ты что тут делаешь? Я кому говорил, на Топи не соваться?

Он резко поднял меня в воздух, удерживая за руку, и поволок прочь. Я сперва пытался упираться ботинками, но отец оказался сильнее.

– Батя, да ты погоди. Тут же девушка!

– Девушка? Какая ещё девушка?

Вертя головой во все стороны, я пытался выглядеть Акулину. Может, её скрывают заросли или она вышла из воды и улеглась на траву на противоположном берегу. Но Акулина словно испарилась. А отец продолжал тащить меня дальше от озера.

***

С отцом обсуждать произошедшее было бесполезно, поэтому дома я спросил у мамы о Топях. Что это за место, и почему папа так испугался. Мама побледнела, на миг отставила свой утюг в сторону, забыв его при этом выключить, и зависла, уставившись в одну точку на стене. Пока утюг не начал шипеть от переполнявшего его пара, мама ни на что не реагировала.

– Что я такого спросил? Топи… как топи.

Я боязливо покосился на дверь гостиной, где сидел в кресле вытянув ноги, отец с газетой в руках. Интересно, насколько он поглощён сейчас спортивной колонкой? Может ли подслушать наш разговор?

– Из того, что я видел, Топи не похожи даже на болото. Обычное такое озеро. Вода чистая. Ну, водорослей много, ну, подумаешь.

– Мавки, – почти беззвучно, одними губами, прошептала мама и принялась с большим усердием проглаживать все складочки на рубашке, особенно возле кармана.

– М… кто?

– Нельзя о таком говорить. Беда придёт.

– Я не видел никаких мавок.

Мне показалось, что мама облегчённо выдохнула.

– Тебе очень повезло. Они могут затянуть и не отпустить…

– Да кто они такие?

Мама выключила утюг, рассеянно кинув рубашку к остальному поглаженному белью, устало опустилась на деревянный стул и потёрла запястье. Она всегда так делала, когда чего-то боялась или нервничала.

– Я точно не знаю, это всего лишь поверье, предрассудок. Это злые духи, опасные и вредоносные. Они способны сбить случайно забредшего в лес с пути, заманить его в глушь…

Я невольно вспомнил голос, что звал меня продвигаться дальше по лесу, и по спине пробежали холодком мурашки. Неужели меня звали мавки?

–… потом они могут наслать болезни или даже убить человека.

В гостиной громко кашлянул отец, зашуршала страница газеты. Мама притихла, опуская скромный взгляд в пол.

– Ты видела их когда-нибудь лично? Или, может, слышала?

– Нет. Но моя матушка, твоя бабушка, рассказывала, что в Топях живут мавки и другая нечисть. Не стоит тебе туда ходить.

– Но… они же не существуют, так? Это просто мифический персонаж. Как… ну, не знаю, черти там.

Мама содрогнулась всем телом, быстро подняла голову. Я никогда не видел ещё её лицо таким осунувшимся, побледневшим. Возможно, она чего-то мне не договаривала.

– Пообещай мне, что не сунешься больше в Топи. Я не могу тебя заставить сидеть с отцом всё время рыбалки, но хотя бы не лезь туда, куда не следует.

Мне было больно видеть маму в таком состоянии, поэтому я пообещал ей, что ни за что не буду заходить так глубоко в чащу. Но самому стало до жути любопытно узнать об этих мавках поподробнее. А заодно, возможно, снова встретиться с Акулиной. Можно было бы обменяться телефонами или почтовыми адресами. Пригласить девушку в кино. Я ещё никогда не был с девушкой ни на одной картине. А так хотелось!

***

Всю неделю до субботы я не находил себе места. Ещё никогда я не ждал рыбалки с отцом с таким рвением. Кажется, моё взбудораженное состояние не осталось незамеченным. Особенно, если учесть, что я сам предложил накопать червей, загрузить машину. Я даже пообещал отцу, что, так и быть, посижу с ним первый час и поймаю пару рыбёшек. Только потом обязательно отпущу.

Отец лишь диву давался и уж явно не мог предположить причину моего внезапного ажиотажа.

В субботу мы прибыли на наше место чуть раньше, когда солнце едва поднялось над горизонтом. Какое-то время я проболтался рядом с отцом, пока в лесу не посветлело настолько, что силуэты отдельно стоящих деревьев низкого уровня стали вполне различимы, а затем, вооружившись ведёрком, «пошёл за брусникой».

Мне кажется, если бы я и вправду собирал каждый раз бруснику, то не осталось бы даже голых веток в том месте, где она росла – так часто я использовал этот предлог. Сердце моё трепетало, чем ближе я подходил к заросшему озеру. В глубине души я переживал, что Акулина не придёт, и чувствовал себя круглым дураком.

Никакого шёпота в этот раз не было слышно. Я обошёл густые заросли по периметру, вспоминая, где же был лаз. Наконец выбрал место наугад. Неподатливые ветви плотно переплелись друг с другом. Притом, они не были достаточно сухими, чтобы их можно было легко сломать.

– Похоже, меня сегодня тут никто не ждёт, – усмехнулся сам себе, произнося первую забредшую в голову мысль.

– Ну, почему же? – внезапно услышал знакомый голос со стороны озера. – Очень даже ждут. Ты просто взял чуть правее.

И точно. Оказывается, так как солнце было уже почти сзади меня неделю назад, а продолжал я ориентироваться всё равно на небесное светило, я немного отступил в сторону. Присев на корточки, тронул старые, рассыпающиеся от прикосновения ветки в самом низу кустарника, прополз в образовавшийся лаз и уселся на берегу, свесив ноги, едва касаясь воды.

Акулина уже успела искупаться. Я не мог сдержать дурацкой улыбки, которая расползлась на моём лице, когда я увидел, как с её густых смоляных волос стекают мокрые капельки. Искрящаяся белизной кожа тонких и нежных рук. Мне ничего так сильно не хотелось, как коснуться её ладони, погулять за руку, как обычно это делают все ребята.

– Хочеш-шь, я покажу тебе нечто красивое?

Я неуверенно кивнул, а Акулина хихикнула.

– Не бойс-ся. Это не страшно. Только тебе нужно раздеться и спуститься в воду.

Нисколько не сомневаясь в правильности своего решения, я послушался Акулину и сбросил с себя штаны и рубашку, оставшись в трусах и майке. Девушка одобрительно кивнула, затем поманила меня рукой следовать за ней и повернулась спиной. На миг её волосы под тяжестью воды качнулись в сторону и увиденное поразило меня настолько, что я остановился, утопая стопами в илистом дне озера.

На спине девушки не было кожи. Совсем. Я мог видеть белеющие сквозь слои мышц косточки позвоночника. Да и сами мышцы буквально до каждого мельчайшего волокна легко можно было рассмотреть, откинь она свои волосы ещё раз. Меня передёрнуло от увиденного. Акулина обернулась, обеспокоенно спросив:

– Ты чего такой бледный?

– Ч-что с твоей спиной? – решился я спросить. – Это… костюм или…

– Нет. Это такая вот я.

Она равнодушно двинулась дальше. Небольшие волны разбегались в стороны от её тела по кругу. Мой взгляд скользнул опасно ниже обнажённой в буквальном смысле спины, к той соблазнительной части, которую прятали все приличные девчонки, а сейчас скрывала мутная вода. В моей голове что-то щёлкнуло, и я мысленно сказал себе: «Ну и плевать, что она такая. Мало ли каких болезней на свете только нет. Акулина нормальная девчонка. И она мне… нравится».

Вот так неожиданно я сам себе признался в том, что влюблён в девушку, которую знаю всего неделю.

На противоположном берегу озера растительность была гуще. Да и само озеро оказалось более заросшим. В воде тина уже не просто болталась отдельными тягучими нитями, теперь это были целые едва колышущиеся пласты, делавшие воду почти чёрной и склизкой. Прямо из воды торчал высокий камыш. Акулина раздвинула его листья своими аккуратными пальчиками и внезапно меня что-то ослепило, попав прямо в глаз. Инстинктивно я зажмурился. Где-то рядом Акулина прошептала:

– Ты только взгляни…

Медленно-медленно я приоткрыл глаза до щелочек, а затем распахнул глаза как можно шире, впитывая в себя волшебный свет, исходящий от единственного яркого цветка, росшего в этом настоящем болоте.

Водяная лилия. И притом довольно крупная. Тонкие, нежно-розовые лепестки слегка отливали золотистым. Кувшинка покачивалась на воде, а мы с Акулиной, задержав дыхание, с благоговением смотрели на настоящее чудо природы.

Ничего красивее в жизни я ни до, ни после не видел. Цветок, словно клад с сокровищами, манил к себе, просил прикоснуться. Я невольно сделал движение вперёд, протянув пальцы, но Акулина крепко ухватилась за мою руку, заставив отстраниться назад. Да так сильно, что мы оба чуть не упали в воду, смущённые и ошарашенные внезапной близостью.

– Не стоит трогать этот цветок. Он очень важен для меня. Ты даже не представляешь, насколько.

Акулина поправила прядки волос за ухо. Опустила взгляд, смотря на меня из-под полуопущенных густых ресниц. Наверное, тогда я обезумел, впечатлившись прекрасным, или же чрезмерно возбудился. Да только всё, на чём я мог сосредоточить своё внимание, это губы Акулины. Они казались такими холодными, почти серыми. Их непременно нужно было согреть…

Прогремел выстрел. Справа от уха просвистела пуля. Дёрнись я в сторону – никогда не рассказать мне эту историю. Снаряд попал не в меня, а в Акулину, и я с ужасом наблюдал за тем, как девушка невозмутимо вытаскивает пулю из левого плеча. Не осталось даже следа, не то, что какой-то там раны. Единственное тёмное пятно затянулось, будто ничего там и не было. Взгляд Акулины остекленел, стал недобрым. Она нахмурилась, бережно отодвинула меня в сторону.

Зашуршал камыш за моей спиной и показался отец с ружьём наготове. Заметив Акулину, он ничуть не удивился, а нацелил дуло прямо ей в лоб. Акулина зашипела, оскалив нечеловеческие острые зубы. Но в тот момент меня это не заботило. Я вцепился в ствол ружья, пытаясь его отпихнуть.

– Папа, остановись! Не надо!

– А-а, ты уже успел пососаться с этой тварью? – взревел он.

Картина на миг замерла. Акулина, готовая наброситься на своего обидчика, отец, желавший пристрелить несчастную девушку, и я, вставший между ними, пытающийся хоть что-то сделать, чтобы избежать катастрофы. Козырёк отца съехал набекрень, открыв его загоревший тронутый морщинами лоб. Кустистые брови взлетели вверх. А маленькие глазки беспокойно шныряли по свободному пространству, что-то выискивая.

– Ну и где оно? Отвечай, где оно, ты, тварь!

Акулина в ответ зашипела, замотала головой. Отец ткнул дулом ручья ей почти в глаз.

– Папа, не трогай мою… мою девушку. Я люблю её!

Наверное, тогда я в край обезумел, раз стал бросаться такими словами. В глазах отца проскользнула жалость и боль, и мужчина даже не попытался это скрыть. Он бесцеремонно отстранил меня локтем.

– Ты безумен. Бредишь! Не лезь не в своё дело.

Когда я чуть не упал в воду от мощного толчка отца, Акулина покачнулась, и отец заметил то, что она пыталась заслонить собой

– Ага, так вот оно, твоё сердце. Ты не казался его, Павлик?

Я замотал головой, ещё не осознавая, что будет. Отец опустил ружьё. Резиновые сапоги его чавкали, когда он тяжело переставлял ноги под водой. Акулина была явно проворнее, но слабее. Девушка вцепилась когтями, выросшими из ладоней, ему в лицо, но отец легко сбросил её с себя. Тогда Акулина запрыгнула на спину. Отец покрутился из стороны в сторону, шлёпнул по когтистым кистям, и девушка, ободрав ему жилетку, плюхнулась в воду.

Отец шёл буквально напролом к этому цветку, и я невольно задал вопрос: «Неужели его настолько поразила красота растения?»

Я ошибся. И ничего не мог сделать, когда мой отец грубо сорвал лилию, и волшебный свет цветка померк.

Акулина всецело отдалась своей истерике, издав душераздирающий вопль. Я кинулся её успокаивать.

Отец, не говоря ни слова, молча вылез на берег и пошёл прочь.

Бедной девушке становилось всё хуже. Она хрипела, задыхалась, раздирая себе горло руками. Её кожа сохла на глазах, несмотря на то, что она находилась в воде, покрывалась тёмными пятнами и трещинами. Глаза стали мутными, запавшими, волосы тускнели и осыпались. Я подхватил Акулину на руки, когда та почти упала. Слезы катились из её гаснущих глаз, и я плакал вместе с ней, нежно убаюкивая умирающую мавку на руках.

Когда она оставила этот мир, всё, что я мог сделать, это разрыдаться, оплакивая её смерть и свою первую любовь вместе с ней. Как же я ненавидел отца за то, что он сделал. Я поклялся себе, что найду способ отомстить и только для этого вернусь к нему.

Спрятав тело мавки в камыше, я выкарабкался на берег и твёрдой походкой стал возвращаться на поляну, уверенный в неизбежном скандале.

Отец сидел неподвижно на своём раскладном стульчике и рассеянно мял зажатую меж пальцев какую-то травинку. Я встал прямо напротив него, глубоко вдохнул и начал свою заготовленную тираду:

– Ты! Ты негодяй и…

Докончить он мне не дал, порывисто встал и обнял, крепко прижимая к груди. Я настолько ошалел от такого внезапного проявления отцовской любви от человека, обычно скупого на чувства и эмоции, что невольно умолк.

– Однажды, – спокойно произнёс он, – ты поймёшь, почему я поступил правильно. Пусть и не сегодня, но ты будешь мне благодарен за то, что не твои останки сейчас гниют на дне проклятого озера, а этой нечисти. Страшно представить, что могло бы с тобой произойти, не найди я вас там. И я никогда бы не смог простить себе, что не уберёг сына.

***

Сейчас мне порой снится тот день. Но лишь не более чем детские воспоминания о необычном приключении. Я всё же не верю, что Акулина посмела бы меня убить. Мне кажется, между нами успела возникнуть какая-то связь сильнее желания навредить друг другу, следуя своей природе.

Говорят, мавки заманивают мужчин в водоём и потом утягивают на дно, в трясину, разрывая человеческую плоть и лакомясь ей. Мне трудно поверить, что Акулина оказалась одной из этих тварей. Её цветок был слишком нежным, а она сама слишком невинна. И я по-прежнему уверен, что отец так обеспокоен лишь из-за своих предрассудков. И что среди мавок тоже найдутся порядочные, более человечные существа.

Но в Топи с тех пор я соваться перестал. Судьбу не испытываю и другим не советую.