Кавказ подо мною [Андрей Готлибович Шопперт] (fb2) читать онлайн

Андрей Шопперт Кавказ подо мною

Глава 1

Событие первое

– Алексей Петрович, не мельтеши. Согласен, дурак. Только я не сам по себе дурак, я немец. Привык, понимаешь, с удобством воевать. Клозет тёплый, чашечка кофе турецкого, опять же жопа у меня от ваших лошадей болит. Сядь вон в креслу, наслаждайся минутами спокойствия. Так и о безопасности нашей подумай, ты как на левый борт перебегаешь, так расшива заваливается влево, как на правый, так вправо. Расшатаешь всю конструкцию, и потонем в мутных, грязных водах сей реки. А представь, как плохо тонуть, когда конские яблоки кругом плавают. Ладно, просто, как порядочный человек, утонул, а вот утонуть с полным ртом дерьма – это совсем другая история. Приходишь ты к вратам рая и Святой Пётр тебя и спрашивает: «Хто ты есть такой»? А ты рот раскрываешь и пытаешься ответить, а там какашки одни и заплюёшь апостола Петра.

– Еретик ты, Пётр Христианович, – Алексей Петрович плюхнулся в «креслу».

Князь Витгенштейн под себя плотнику заказал. Огромное, с довольно сильно наклонённой спинкой, и чуть, градусов на пятнадцать, заваленным внутрь сиденьем. Сидишь почти как в шезлонге. Под задницей, на ремешках, чтобы не сбивалась, подушечка бархатная набитая шерстью верблюжьей. Если бы не под себя ваял Брехт эти кресла, то с разбегу бросившийся в кресло собеседник, раздавил бы его к чертям собачьим. Нет, в гвардию специально солдатиков высоких набирают, особенно в гренадёры и в кавалергарды, но все они рядовые в основном. Офицеров размерами с князя Витгенштейна почти нет, а этот есть. Нарисовался, не сотрёшь. Всего на два сантиметра ниже Петра Христиановича, а в плечах, как это ни странно, даже ширше. Бугай такой, с Валуева размерами. Сам пригласил Брехт его в это путешествие. Да и не просто пригласил, а разыскал с трудом на необъятных просторах нашей «необъятной» Родины. В Вильне командовал подполковник ротой конной артиллерии. А и правильно. Вольнодумец и заговорщик. В Алексеевском равелине успел посидеть при Павле и, в отличие от тысяч офицеров и генералов, отсидел подполковник почти за дело. Принимал активное участие в создании Смоленского офицерского политического кружка, который можно назвать предтечей декабристов. Заговор задумывал против Павла. Хорошо Павел человек вспыльчивый, но отходчивый, отправил в ссылку Алексея Петровича в Кострому, где снимал тот комнатушку в доходном доме вместе с ещё одним товарищем, что сейчас с фужером кислятины белой (моча мочой) сидит, в усы ухмыляясь, в соседнем огромном кресле. Но для этого персонажа кресло великовато, ножки до земли не дотягиваются. Бултыхаются ножки. Или ножки – это как раз у кресла. А у персонажа? Ногульки? Он (персонаж с кривоватыми и коротковатыми ногульками) не с ними едет, так, по пути. Начальник большой. До Царицына только, а там, по несуществующему ещё Волго-Дону, на коняшках своих неприхотливых переправится на свой любимый Дон. Где он самый, что ни наесть, главный главнюк.

Звать товарища Матвей Платов. И он не много ни мало произведён в генерал-лейтенанты недавно и назначен войсковым атаманом Войска Донского. В соседней камере сидел при Павле в Петропавловской крепости с Алексеем Петровичем.

– Как есть, зря я с вами связался, – фыркнул в усы Платов, – напрямки, на конях, быстрее бы вышло. Ещё ведь пластунов тебе, Пётр Христианович, подбирать. Легко сказать: «Подавай лучших». Ан нет плохих, все молодцы. Обидишь кого.

Брехт оглядел оценивающим взглядом собеседников, стоит ли провоцировать, достаточно ли умиротворённо сидят.

– Матвей Иванович, объясни мне, немцу тупому, почему у тебя штаны зелёные, хоть тебе по грязи ходить не надо, тебя кобыла таскает, а у артиллериста, который вечно в грязи со своими пушками – белые?

– Бунт хочешь учинить? На святое замахнулся? – притворно ужаснулся атаман Платов.

– Где я и где бунт? А себе всё же упросил Государя синие чакчиры носить.

– Видел я, в чём твои егеря одеты. Интересные мундиры. Не для парадов. А что не хочет артиллерист наш в такую форму переодеваться?

– Это он не понял ещё всей её прелести. Поймёт. Персияне его научат думать о свой безопасности. Опять же я Стефанию уговорю, чтобы она ему в каждом письме писала, чтобы он аккуратней там, не лез под пули. Не сверкал белыми штанами.

– Кхм, я пулям кланяться нигде не буду. Готов всегда умереть, не уронив чести, за Отечество.

– Умный один товарищ сказал, что не правильно умирать за Отечество, за Отечество должны враги этого отечества, тобой убитые, умирать.

– И кто это сказал? Молодец! – зашвырнул пустой бокал в реку Платов.

– Суворов, – ну и что, что это Джордж Паттон сказал, и в гораздо более грубой форме? Что, ждать пока Паттон родится? Нам эта фраза сейчас нужна.

– А Гораций сказал: «Отрадно и почётно умереть за отечество».

Интересную вещь недавно про Алексей Петровича узнал Брехт. Он в Костроме, в ссылке, уговорил какого-то попа и тот ему латынь преподавал. Выучил. И даже пару книг из церковной библиотеки на русский перевёл.

– Всё забываю, как у русских называется муж сестры? – обернулся к атаману Брехт. – Деверь? Шурин? Свояк?

– Не, Пётр Христианович, просто зятем называется. Сбылась мечта у подполковника, немцем стал! – и заржали все втроём, так что перевозимые на корме расшивы кони решили их поддержать. На одном же языке.

Любимая была поговорка у подполковника: «хочу быть немцем», и правда почти сбылась. Женился две недели назад он на Стеше, она же графиня Стефания Августа София Сайн-Витгенштейн-Берлебург. Фамилию подполковник на графскую менять не стал, свою оставил – Ермолов.

Событие второе

Тронулись в путь десятого мая, и вот уже семь дней, сначала по Москве реке, а теперь уже по Волге, спускаются вниз к Астрахани. Платов специально на свадьбу приезжал. Друг и товарищ подполковника Ермолова, всё же вместе в Костроме ссылку отбывали. Ермолов и подал Брехту идею, попросить у атамана человек пятьдесят казаков. И не простых, а самых опытных, чтобы набрали по станицам, которые и с турками воевали, и с Ираном, и с Наполеоном. Разведчики. Пластуны.

Брехт сначала кривился. Во все эти сказки, про казацкие ухватки, верил слабо. Храбрые? Допустим. Неприхотливые в походе? Ладно. Хорошие всадники? Это ведь с кем сравнивать. В горах воевать придётся. Там черкесы на своих, привыкших к горам лошадях, уж точно не уступят казакам донским. Стрелки? Ну очень вряд ли. Сейчас есть егеря, стреляют они точно лучше, и среди них есть люди, которые тренируются в стрельбе из нарезного оружия. А ещё помнил из будущего высказывание какого-то нашего генерала, что, мол, арабы самые храбрые воины и самые плохие в мире солдаты. Про казаков именно сейчас можно сказать то же самое.

А потом Пётр Христианович подумал и решил, что пятьдесят человек опытных и умелых воинов лучше иметь, чем не иметь. Есть же и другая мудрость, что нет плохих солдат, есть плохие командиры. Кроме обещанных казаков, пока виртуальных, были и живые люди, что огромным караваном расшив плыли сейчас вниз по Волге. Вся грязно-серая река в грязно-белых парусах. И самым ценным приобретением генерал-лейтенант Пётр фон Витгенштейн считал роту конной артиллерии во главе с подполковником Ермоловым. Тем самым Ермоловым, который потом станет губернатором всего Кавказа. Кучу пользы принесёт, но своим негибким умом и педантичностью таких дров наломает, что Кавказ после его отставки будут ещё полста лет усмирять. Тем не менее, отличный организатор и очень щепетильный и порядочный человек, с которым граф Витгенштейн прошёл бок о бок несколько военных компаний, как правая рука был Брехту просто необходим. Ермолов успел, и предместье Варшавы, Прагу, с Витгенштейном брать, и потом под командованием Валериана Зубова они вместе брали на штык Дербент. Дальше судьба развела, но как только Александр удовлетворил его просьбу, на пару лет на Кавказ скататься и там шороху навести, Брехт сразу вспомнил про Алексея Петровича Ермолова и с огромным трудом, через Аракчеева, его отыскал в Вильно. Обидели, конечно, вояку, сослали к чёрту на кулички, дали под командование подполковника роту, которой должен капитан командовать. Брехт выкроил неделю, скатался в Вильно, нашёл там конную роту Ермолова и устроил смотр. Съездил не один, уговорил с собой прокатиться Аракчеева. Так-то хреново всё. Учебные стрельбы проводят два раза в год из одного орудия. Лошади подобраны мелкие. Подобраны – это ключевое слово. С каким удовольствием Брехт бы методично, вместе с зубами, выбивал из Александра любовь к парадам, муштре и украшательству в армии. При создании конной артиллерии принято решение, чтобы все лошади в одной роте были определённого цвета. У бывшей роты майора Фока 1-го, которую получил Ермолов после возвращения из ссылки, лошади должны быть серыми. Не высокие, не мощные, всё же полуторатонную пушку таскать надо. Нет. Лошади, невзирая на стати, должны быть подобраны по масти. Обязательно нужен Аустерлиц, чтобы Александра разбил Наполеон, чтобы обоссавшись от страха, сидел один под деревом, заблудившись, и рыдал целую ночь. Не было бы поражения при Аустерлице и этой ночи в одиночестве под деревом – и не было бы победы над Наполеоном. Нужно даже помочь Наполеону, чтобы там ещё и Багратиона убили. Один шаг к этому уже сделал Брехт, одного из ключевых игроков того сражения, Ермолова, изъял из обращения. Пусть под его чутким руководством учится воевать на Кавказе.

Одежда на артиллеристах вся рваная. Ермолов даже на хитрость пошёл, люди бегали в кусты переодеваться, чтобы очередное орудие когда выкатывали, расчёт нормально смотрелся. Может и прокатило бы, но Брехт заметил на рукаве одного из бомбардиров заплатку в виде ромба, а тут следующее орудие стали выкатывать, а у фейерверкера на рукаве та же самая заплата.

После смотра Пётр Христианович отвёл командира роты в сторонку и поинтересовался, что это за потёмкинские деревни.

– Да и ладно бы… Какого чёрта стрелять не умеют? Почему так долго целятся и заряжают, и почему одно орудие какое-то другое, а две пушки с короткими стволами?

– Так это французское, что Суворов привёз после италийского похода. А разная длина ствола потому, что 12-фунтовые (122-мм) орудия бывают «средней» и «малой» пропорции.

– Это песец полный, Алексей Петрович.

– Что писарь? Толстый? – Аракчеев тоже повернулся к Брехту.

– Песец – это собака или лисицы на севере. Подкрадывается к куропаткам незаметно. Бросается на птичку бедную и песец ей полный приходит. Чёрт с ними с собаками. Смотрите, Алексей Петрович, у вас, насколько я понял, в обслуге… Ладно, в расчёте одного орудия двенадцать человек. Пусть будет двенадцать. Хотя парочку можно и выгнать, но пусть будет. По горам не просто пушки таскать. Так вот, по расчёту. Присвойте всем людям номера с первого по двенадцатый, и для каждого напишите действия его при транспортировке орудия, при развёртывание на позиции, и при стрельбе. И с каждым займитесь индивидуальной тренировкой. Люди не должны суматошно носиться вокруг орудия, они должны, как завещал нам Суворов, чётко знать свой манёвр. Когда с каждым будете конкретно проводить тренировку, сразу и лишние выявятся. Пусть в стороне в окопе сидят. Если кого ранят или убьют из расчёта, чтобы на замену из окопа выскочили живые и здоровые. Всё это напишите на бумаге в виде устава. Стоп. А есть сейчас есть устав у артиллеристов?

Аракчеев, что отвечал за всю артиллерию в России, и Ермолов, отвечающий за роту в рваных красных мундирах, переглянулись.

– Хм. Нет, – инспектор артиллерии бикорн новый снял и затылок почесал.

– Мне попадалась печатная работа Герхарда Шарнгорста "Военная карманная книжка для употребления в поле", изданная в переводе в Москве в 1798 году, – пришёл на помощь начальству Ермолов.

– Правильно Павел Петрович нас по поместьям разогнал, да по ссылкам. Как можно воевать без устава?! А кто этот Шарнхорст? – отлично знал, будущего героя войны 1812 года, но нужно же узнать, что про него другие знают.

– На книжке написано, что Шарнгорст – капитан Королевского Великобританского Брауншвейгского Артиллерийского полка и учитель Ганноверской военной школы.

– Прусаки они вообще умные. Ещё бы узнать, почему в Пруссии Великобританский артиллерийский полк. Сейчас, впрочем, это не важно. На основе этой книги напишите устав для конной артиллерии вашего калибра, подполковник, – Брехт повернулся к Аракчееву, надевшему уже шляпу с белой опушкой. – Алексей Андреевич, если я с собой заберу эту роту на Кавказ, то мне три разные виды пушек не нужны. Отдайте команду, чтобы поменяли на однообразные, и совет примите: наведите в этом порядок. Пусть у одной роты будут орудия малой пропорции, а у другой – средней. Если эти трофейные пушки ценны, то тоже свести их в особые роты или батареи. Ещё бы и по калибрам подобрать. На глазок ведь льют орудия. Хреново, но не страшно. Можно просто в отдельные роты собрать орудия с близким калибром.

– Подумаю, об этом, Пётр Христианович, может, вы об этом Государю доложите? – ветер сдувал бикорн с головы Аракчеева, и тому приходилось всё время его почти ловить. Как ещё бы Александру доложить, что шляпа не должна мешать ни генералам, ни солдатам воевать?

– Нет, Алексей Андреевич, это уж вы сами. А по этой конной артиллерийской роте подполковника Ермолова просьба у меня есть, выделите им отдельным указом побольше пороха и ядер для тренировок, чтобы подполковник устав не из головы выдумывал, а наблюдал за учёбой, максимально приближенной к боевым действиям, и писал правду жизни, а не из пальца высасывал.

– Ну, это в моих силах. И выделим ещё отдельно сумму на обмундирование.

– Вот это правильно. Только, Алексей Андреевич, а нельзя им, как у егерей, форму переменить.

– Нельзя. Государь сам утвердил поярковые шляпы с полями, белым бантом и белым плюмажем из петушиных перьев, красную куртку с рейтузами, как в пешей полевой артиллерии, и сапоги со шпорами. Чепрак также красного цвета, с вензелем и опушкой жёлтым.

– Ну да, чтобы неприятель видел, что вон там артиллеристы и по ним нужно стрелять в первую очередь, – Брехт махнул рукой. Осмотрел вытянувшихся возле разномастных пушек оборванных артиллеристов, да и у подполковника мундир весь линялый и с заплатами на рукавах.

Брехт вспомнил, что Ермолов из очень бедного дворянского рода, ещё беднее графа Витгенштейна, у того хоть генеральское жалование и деревенька в сорок дворов, а у Ермолова вообще ничего. Как-то смотрел про него передачу в будущем и сейчас вспомнил. Николай чего-то там окрысится на Ермолова и отправит его в отставку в начале царствования, а у того трое прижитых незаконных детей и ноль целых ноль десятых рублей за душой. Будучи губернатором самой богатой части России ничего не наворовал. Сидеть будет в Орле, кажется, в ветхом домишке и из орденов и табакерок наградных камушки выколупывать, чтобы с голоду вместе с детьми не умереть.

Сейчас на расшивах спускалась вниз по Волге-матушке совсем другая рота, все пушки одной длины и почти идеально подобраны по калибрам, люди обучены и чётко работают по уставу. И форма хоть и красная, всё ещё, но новая. Да и во всей российской армии Аракчеев с артиллерией порядок наводит. Брехта это не радовало особо. Получается, опять рано начал прогрессорствовать. А ну как новая артиллерия принесёт победу русско-австрийским войскам под Аустерлицем, и тогда Александр по-прежнему будет считать себя великим стратегом и Юдашкиным.

Для справки

Роты конной артиллерии.

В роте конной артиллерии согласно штатам от 17 декабря 1803 года должно было состоять: 1 фельдфебель, 23 портупей-юнкеров, юнкеров и фейерверкеров, 72 бомбардира и 134 канонира.

Из 134 канониров 60 были ездовыми орудийных и ящичных упряжек: по 2 канонира к орудийным упряжкам и по 1-му к каждому зарядному ящику (по 2 ящика на орудие). Ещё полагалось на каждое орудие иметь по одному пешему канониру в запас. Два канонира выделялись в артельщики. Оставшиеся 72 канониры назначались в прислугу к орудиям конной артиллерии, также как и 72 бомбардира. Всего артиллерийский расчёт прислуги конного орудия в таком случае должен был состоять из 2 фейерверкеров, 6 бомбардиров и 6 канониров, трое из которых были коноводами для лошадей, спешивавшихся для стрельбы номеров расчёта.

Каждая рота получила по 150 строевых и 120 подъёмных лошадей. На каждую лошадь было положено по 3 гарнца овса(1 гарнец – 3,2798 литра).

Глава 2

Событие третье

Солдат – это профессия, боец – черта характера, а воин – это состояние души.

Сталкер: Чистое небо

На следующее утро Пётр Христианович проснулся первым, дал Ваньке команду сварить ему кофе, а сам пошёл, умылся, почистил зубы толчёным мелом с травками, кои Матрёна ему выписала, поотжимался от палубы расшивы, в очередной раз повергнув в шок команду. Огромный генерал, голый почти, занимается любовью без девки на палубе. А потом ещё кувыркаться принялся. Так что с них, генералов, взять? Они все контуженные. Ампиратор, говорят, вообще туг на ухи, кричать ему в них приходится, у пушки стоял, когда ту разорвало. А энтот немец видимо ближе к той пушке был, юродивым стал.

Брехт помнил прошлогоднее путешествие по Каспийскому морю, и решил, что не правильно это, когда главнокомандующий, и целый хан, унитаз шугает. Потому всю осень, всю зиму, да и почти всю весну, крутил на турнике всякие сальты, ненастоящие. При его весе и росте, можно улететь далече, если на вытянутых руках попытаться вращаться вокруг перекладины. Так, вокруг живота вращался в обе стороны. А ещё кульбиты всякие осваивал, специально дал команду сшить маты, как для занятий борьбой. Кожа есть, конский волос не дефицит, сшили ему по спецзаказу, и одну из комнат в квартире Константина Чарторыйского превратил он в спортзал. Занимался с теми шестью унтерами, что выкупил из тюрьмы. Мужики поначалу роптали, но когда дошло дело до отработки приёмов с оружием, то бухтеть перестали и взялись за учёбу всерьёз. За полгода он спецназ из них не сделал. Тут годы нужны. Но это – точно самые подготовленные бойцы на территории Европы. Там, в Азии, есть Шаолинь и «нинзи» всякие, а в Европе этим шестерым равных нет. По сотни выстрелов в день мужики делали из различного оружия. Кроссы, бег с отягощением, бег на лыжах, специально для них изготовленных, работа на турнике и обучение приёмам борьбы с оружием и без оружия в спортзале у князя Витгенштейна.

Пить кофий уселся в своё большое деревянное кресло, но ветерок утренний пронимал, так и простудиться можно. Так что ушёл сразу в каюту и, потягивая ароматный напиток, задумался, вспоминая, что не успел к весне осуществить.

Сделал Брехт за зиму много. Самое же главное, что часовой завод запустили. Пока делали только семь часов в месяц, но подрастают молодые ученики, начали потихоньку процесс механизировать и разделять на операции. Пробуют Черепанов с Каспером и основоположником Механики, преподавателем школы при лютеранском приходе Святых Апостолов Петра и Павла в Санкт-Петербурге, Иоганном Бекманом большую часть деталей штамповать, а если не получается, то по крайней мере заготовки под эти детали штамповать. Йона Барбе обещает за год вывести производство на двадцать штук в месяц. Морана Барбе Брехт пока отправил к Матрёне. Вроде выжил и даже чуть получше стало состояние. Снова тащить его в Петербург – значит убить, а потому через пару недель он должен выехать в Крым. Задача организовать там, на земле, что Брехт купил около Судака, строительство стекольного завода. Проблема любого производства во все времена – это энергия. В Крыму нет угля, нет деревьев, нет толком рек, на которых можно построить водяное колесо. Потому организовать энергоёмкое производство там не просто. Но это сейчас, а через год у Брехта в огромных количествах появится замечательный энергоноситель. Даже два, но второго было жалко. Он собирался начать на Кавказе переработку нефти. Нужен керосин. Ювелиры ему лампу керосиновую из серебра сделали. Проверил – работает. Саму ёмкость сделать не проблема, хуже со стеклом. Одно из бутылки прозрачной сделали. Но оно довольно быстро лопнуло. Нужно термостойкое стекло. Первые лампы начнут делать через полвека, неужели уже научатся делать многослойное жаропрочное стекло? Ерунда, это изобретение гораздо более позднее. Пришлось отправить гонца в Московский университет, пусть похимичат. Грант выделил в пять тысяч рублей. И подсказку дал, что оксиды алюминия жаропрочность увеличивают. Помнил ещё про бор, но где тот взять, точно не знал. С алюминием чуть легче. В глине есть. Где бы ещё такую глину взять? На Урале сто процентов есть, но как её там, на километровой глубине, добывать? Есть где-то рядом с Ленинградом. Только где? Были Волховский и Тихвинский алюминиевые заводы. Стоп. Тихвин – это не город, это река. Пусть рудознатцы поищут красную глину вдоль берегов. Нашёл немецких геологов Брехт, выписал из Пруссии, и сейчас уже вышли две партии в район реки Тихвин искать красную глину.

Так, про энергоносители. Почти пятьдесят лет всю переработанную нефть сливали назад в землю. Максимум, что получалось выделить это двадцать процентов довольно грязного керосина. Остальное дешевле вылить, чем продать. А вот если получившийся мазут использовать как топливо на стекольном заводе, то этого топлива будет скоро море. Жалко было асфальтовую фракцию, можно дороги делать. Придётся две перегонки организовывать. Благо труб теперь у Брехта вагон, в прямом смысле этого слова. Он договорился с Аракчеевым, что списанные ружья ему отдают, а он взамен организовывает поставки шведского железа. Раньше кузницам как лом отдавали. Теперь вот с собой несколько тысяч стволов везёт. Благо сейчас ружья со стволом по метру.

Кроме шестёрки егерей бывших и роты конной артиллерии плывёт вниз по Волге целый батальон егерей из 1-го егерского полка. С названием Брехт запутался. Пришлось консультироваться у Аракчеева. Он же помог добыть в свой удел этот батальон. До 179бконца года существовал Финляндский егерский корпус. Павел чуть ли не первым своим указом его расформировал. Из 4-го батальона этого корпуса был сформирован 2-й Егерский батальон. Чуть позже на его базе был сформирован егерский полк с номером № 2. Мелочиться в преобразованиях не стали и переименовали в 1-й егерский.

Брехт съездил, посмотрел. Ещё хуже дела, чем у Ермолова. Пришлось поругаться с кучей народа, в результате пару егерских полков перетрясли и на базе первого батальона 1-го егерского полка сформировали отдельный егерский князя Витгенштейна батальон. В который вошли успевшие повоевать в нескольких компаниях егеря. Всем Брехт выдал привезённые из Англии ружья Бейкера и, кроме того, по нашему короткому тульскому штуцеру, которые собирали по всей армии.

Всего в отдельном батальоне было собрано четыреста нижних чинов и двадцать три офицера. Тоже собирали со всей армии, чтобы не дай бог, какой князь или граф затесался, самых бедных выбирали. И даже старались найти выходцев из рекрутов. В России сейчас 19 егерских полков, и только тринадцать таких офицеров нашли. Им тоже после того, как собрали, выдали порох и свинец, и солдаты с унтерами и офицерами целыми днями проводили на стрельбище, а не поворот все вдруг через левое плечо разучивали на плацу.

Событие четвёртое

Чем громче крикнешь, тем дальше слышно!

Связь – она как воздух, никто её не замечает, пока кто-нибудь не испортит!

Связисты! Избегайте случайных связей!

– Ваше Превосходительство? – в каютку децельную заглянула, постучав, судя по звуку лбом, морда бородатая капитана расшивы.

– Чего тебе, Прохор Кузьмич?

– Так репетиция зараз начнётся, вы просили кликнуть вас.

– Точно. Спасибо, капитан. Да, ты Сеньке скажи, что ежели опять последним будет, то я ему килевание устрою.

– А что это? – бородач подбородок густозаросший поскрёб.

– Хм. Это у лимонников забава такая есть. Привязывают человека за руки и за ноги верёвками и бросают в воду перед кораблём. Один из матросов идёт с верёвкой по правому борту на корму, а второй по левому. Или с одного борта кидают, а с другого вытаскивают. Ежели наказуемый выживет, то его счастье, а нет, так нет. Остальным будет наука.

– Да неужто? Вот бусурмане. Сенька он молодой, бздит трошки. Обвыкнется. Спрашиваешь когда, так все знаки разумеет, а как на испытании, так бздит.

– Ладно, выйду сейчас. Похлопаю по плечу Сеньку твоего. Ободрю. Скажу, что верю в него.

Капитан ушёл, Брехт оделся и вышел на палубу. Солнышко поднималось над Россией, утки круги наматывали. Чайки речные противными голосами «Здравствуйте, Ваша Светлость» кричали, лепота.

Соревнование – это часть тренировки. Тренировались же моряки, потому что Брехт хреново историю в школе изучал. Да даже если и хорошо изучал, вряд ли в школьных учебниках про это было написано. Лежал как-то Брехт на кровати похлопывал по упругой ягодице Дарьюшку Ливен, так, чтобы не засыпала между подходами, похлопывал и тут про азбуку Морзе вспомнил. Нету электричества ещё. И гетеродин этот изобретать рано, хотя и не сложно. Чуть повременить надо и дождаться окончания Наполеоновских войн. И тут как прояснило. Это Дарьюшка приподнялась и корсетом замахала на похлопывальщика. Есть же фильм замечательный, «Корона Российской империи», и там кто-то из неуловимых с борта теплохода «Глория» передаёт флажковой азбукой на берег сигнал. Это ведь около километра при наличии подзорной трубы видимость.

На следующий день пошёл Брехт к Чичагову-старшему и попросил его с балтийского экипажа пару сигнальщиков к нему прислать.

Прислал.

Стоят две детины таких в полушубках, зима лютая вдруг настала. И снег с сапог отряхивают.

– Флажки принесли?

– Флажки?

– Ну, сигналы, которыми подавать будете. Азбуку. Флажки красные.

– Так это, Ваше Превосходительство, сигналы не флажками подают, а флагами и вымпелами, або пушками.

– Або? А вот такие сигналы? – и Брехт руками в разные стороны замахал.

Головы в плечи вжали морячки. Пришлось снова тащиться через половину города к Чичагову. И там выяснилось, что нет флажковой азбуки никакой.

– Лет сто назад… В прошлом, стало быть, веке, французский адмирал де Турвиль разработал систему сигналов морских и свёл их в единую сигнальную книгу, всего двести двадцать один сигнал, в числе оных тридцать восемь передавались с адмиральского корабля во время боя. Делается это с помощью разноцветных флагов с определённым количеством номеров, вымпелов, парусов в различном положении. Ещё можно подавать сигналы с помощью фонарей и пушечных выстрелов в ночное время. Каждому требованию и приказанию адмирала соответствовал флаг на отведённом ему месте подъёма на мачтах или реях.

А император наш, Пётр Лексеич, создавая регулярный военно-морской флот, тако же ввёл «Генеральные сигналы, надзираемые во флоте Его Царского Величества». При составлении свода обозначений он взял за основу сигналопроизводство адмирала де Турвиля, – размеренно, поучительно, пренебрежительно поделился старый адмирал информацией с сухопутным немцем.

– Вона чё? – Пётр Христианович тяпнул рюмочку настоечки и откланялся.

Приехал домой. Ещё тяпнул с мороза и сел рисовать флажковую азбуку. И, рисуя букву «М», вспомнил, подсказала предательская память, что ведь читал где-то, что адмирал Макаров изобретёт этот способ подачи сигнала. Адмирала ещё и в проекте нет. Даже дедушка ещё не факт что есть. А ведь просто всё. Нет, сто с лишним процентов, что ни одна буква, придуманная им, с макаровской азбукой не совпала. Пётр Христианович пошёл своим путём. Сначала написал тридцать букв русского алфавита. Потом постарался их по памяти, с закрытыми глазами, превратить в три ряда клавиатуры. Знал, же, что есть чаще встречаемые буквы, а есть довольно редкие. Нужно чтобы самые чётко различаемые положения, во флажковой азбуке, были из наиболее встречающихся в текстах букв. Нарисовал клаву и стал сигналы распределять. За вечер и справился.

На следующий день опять попросил у Чичагова сигнальщиков, только не матросов, а офицеров, тех кто подаровитее и тех, которые матросов и обучают сигнальному делу. Показал двум пришедшим капитан-лейтенантам свою задумку и объяснил, как это работает. И был послан далеко.

– Поворот все вдруг – это же уйма букв, да ещё перепутают. А тут пару флагов и вымпел поднял и всё, быстро и умно, а ты немей-перец-колбаса занимайся своими пешеходными делами и не лезь в туда куда не понимаешь. Ферштейн? – ушли.

Обидно, понимаешь. Не этими словами и вполне вежливо, но ведь послали. Так это они другого графа Витгенштейна знали. Сейчас князь вообще-то, и настойчивости хватит, он ведь знает, что Макаров был прав. А до телефонов и электрических фонарей далеко ещё. Пошёл к младшему Чичагову.

– Давай десять умных матросов! Или ещё лучше унтер-офицеров. Пять верну, но ещё умнее, а пятерых себе заберу.

Вице-адмирал и товарищ министра морских сил, а потом и министр в настоящее время, как бы и не совсем моряк. Сейчас Павел Васильевич назначен в его свиту императора, получил звание генерал-адъютанта и всё время крутится в Зимнем. Но слухи, что ему флотом командовать, ходят, и потому флотские его не то чтобы боятся, но в просьбе мелкой отказывать не стали. Привели к нему десять гардемаринов Санкт-Петербургского Морского кадетского корпуса. А Павел Васильевич бандеролью их Брехту отправил. Парни в этом году будут выпускаться, и у всех уже усики пробивались.

Объяснил свою задумку Пётр Христианович этим молодцам. Молодцы возражать не стали. Дисциплина, все же с ними генерал-лейтенант говорит. Выучили несколько букв и пошли в чисто поля с флажками и подзорными трубами. Погода ясная, тумана нет. Отошли на морскую милю и проверили. В подзорную трубу нормально видно и можно сигнал понять. Будущие офицеры воодушевились. За неделю выучили азбуку и стали занятия на свежем воздухе проводить.

А тут и отправка корабликов к Астрахани подоспела. Брехт пятерых, как и обещал, вернул, и, опять же, через Чичагова-младшего прикомандировал к конной батарее подполковника Ермолова пять гардемаринов поумнее. А сейчас эти пятеро обучали себе на смену десять артиллеристов поспособнее, возвращать пацанов Брехт пока не собирался, пусть лучше у него опыта набираются. Потом станут командирами морской пехоты, но чем больше артиллеристов будет обучено новой азбуке, тем лучше. Каждый день на расшивах сейчас тренировки идут. Далеко ещё до Астрахани и Дербента, выучат, даже бздун Сенька выучит.

Событие пятое

Уборщица судит о культурном уровне профессора по тому, насколько чист пол в его кабинете.

Кроме артиллеристов, кроме гардемаринов, кроме егерей и кроме шестерых унтеров бывших, ещё ведь куча народу в Дербент с князем Витгенштейном направляется. На одной из расшив, где-то в середине огромного каравана, затерялись четырнадцать черкесов, это если жену Зубера считать. Они готовились всю осень и зиму вместе с унтерами, разве что в спортзал на квартиру к Брехту не ходили. Перебор для маленькой, пять на шесть, комнатки. Пётр Христианович егерей учил, а те уже во дворе Литовского замка занимались с черкесами. А бегали и стреляли вместе. Кроме того, выписанный специально из Московского университета человек, даже не человек, а профессор целый, учил их русскому языку. Этого товарища Брехт в свои сети залучил не столько деньгами, хотя восемьсот рублей в год по этим временам приличные деньги, в два с лишним раза превосходившие его зарплату профессора Московского университета. Так и не уволили. В командировку с сохранением заработка на Кавказ отправили. Звали земляка Иван Андреевич Гейм (нем. Bernhard Andreas von Heim). Залучил его Брехт перспективами открытия в Дербенте университета и должность ректора этого университета. Профессора порекомендовал Ермолов, сам у него учился в молодые годы. Оказалось, что Иван Андреевич может и географию преподавать, и историю, и медицину даже, так как его отец был придворным врачом герцога Брауншвейгского.

Профессор помог Брехту сманить на чужбину ещё троих немцев, профессоров их университета. Первым и самым важным был профессор Иоганн Иаков Биндгейм (Bindheim Iohann Iacob). Он был одновременно и фармацевтом, и химиком, и геологом. Книгу свою при знакомстве Брехту подарил: «О самородной глауберовой соли, находящейся около Ясс и о хозяйственной пользе оныя». Яссы далековаты, но для производства стекла соль необходимая. Придётся возить оттуда.

Следующим профессором был Фёдор Григорьевич Баузе – ординарный профессор юридического факультета. Помимо того, что Фёдор Григорьевич был юристом, он ещё также преподавал и историю русской словесности, историю дипломатии, нумизматику. Нумизматика это хорошо, Брехт же хотел начать деньги свои штамповать в Дербенте.

Последним тоже был химик и медик – ординарный профессор Фёдор Фёдорович (Фердинанд-Фридрих) Рейсс (нем. Ferdinand Friedrich von Reuss).

Собирая химиков и медиков, Пётр Христианович две цели преследовал, с медиками понятно, нужно опыт травников Кавказа собрать углубить и расширить, но это ладно, нужно создать школу медбратьев при русской армии на Кавказе, раненых нужно вовремя и правильно перевязать, а потом лечить. И кроме того, Брехт помнил, что небоевые потери в кавказских войнах у русской армии были на порядок больше боевых, именно на порядок – в десять раз. Люди гибли сотнями от непонятных болезней и от непривычного климата болели. Для своих егерей и артиллеристов Пётр Христианович такой судьбы не хотел, потому светил медицины и прихватил с собой. Ну и еще один немаловажный фактор, тут полно всяких минеральных вод. Пусть обследуют и рекомендации составят.

А химики? Было желание изготовить гремучее серебро в промышленных количествах. Или бертолетову соль, если получится. Где взять хлор, Брехт не знал. Пусть профессора подумают. Нужны ударные взрыватели и нужен бездымный порох, на Кавказе хлопка хватает. Кожевенники работают, а значит, есть и квасцы, а от них один шаг до серной, а потом азотной кислоты. Можно и на динамит замахнуться, если получится азотную кислоту в промышленных количествах получить.

Все путешественники?

Не совсем. Как-то проведя тренировку с егерями и черкесами, под новый год Пётр Христианович возвращался на санях домой, а возле дома увидел коляску и скачущего вокруг небольшого человечка в голубом полицейском мундире. Явно не по погоде человек одет, епанча от пятнадцатиградусного мороза не защита. Подъехал и узнал товарища. Сначала даже чуть скребануло когтями по душе, сам-то за собой кучу преступлений знал, потому голубые мундиры напрягали при встрече. Но это оказался старый знакомый, Начальник Управления Благочиния, Сизов Пётр Христофорович.

– Ваше Превосходительство, а я вас как раз и дожидаюсь, – взяточник скакать бросил и поклонился низко – уважительно. А ведь сам в полковничьем звание. Нужно чего-то?

– Пойдёмте в тепло, Пётр Христофорович. По сто грамм коньячка для сугрева дерябнем.

– Чего грамб?

– По лафитничку. А, по три лафитничка.

– Завлекательная математика.

– И сам счастлив. Пойдёмте, а то простынете.

Сели у печи. Брехт всё, как и положено аристократам, хотел её в камин переделать, но представит себе мусор при переделке, глину, грязь, дым, лезущий при растопке в комнату, и передумывал. Раскочегаренная печь ничем не хуже.

Клюкнули по рюмочке, приняли на грудь вторую, и сидели, малюсенькими глоточками дегустируя третью, под солёный фундук, когда гость озвучил цель своего визита.

– Ваше Превосходительство, опять с Литовского мушкетёрского полка у меня постояльцы на Моховой есть, не интересуетесь? – и очи долу опустил. Как там звали в «Двенадцати стульях» застенчивого воришку? Альхен. Вылитый. Даже чем-то похож на Табакова.

– И чего натворили? Стоп, они же в Польше, ну в Вильно, или где?

– Мародёры. Там же, если слышали, Государь наш борьбу с латинянскими священниками, что народ на бунт поднимают, ведёт. Костёлы и монастыри закрывают. Вот эти ухари решили одни, без командиров, сходить и золото с серебром не в казну отдать, а себе забрать, всё чисто сделали, никто и не понял ничего. А попались в Минске, когда евреям сбывали добро награбленное. Так при задержании полицейского убили. Каторга теперь в Сибирь всем четверым обеспечена.

– Унтер-офицеры? – Брехт и не знал, а нужны ли ему грабители? Ну, хотя, все его подручные в этом веке далеко не ангелы и, ничего, справляется.

– Все как есть. Портупей-прапорщик, два каптенармуса, фельдфебель и капрал.

– Сколько их? Пятеро? – решил Брехт солдатиков забрать. Пусть лучше в боях погибнут, Леонкарань штурмуя, чем без пользы в Сибири.

– Все как есть здоровы, пятеро. Прошлись вестимо по ним палками, но мужики крепкие. Живы – здоровы, – расхваливал товар Сизов.

– Заберу. Стоп, – просиявший было начальник Управления Благочиния сдулся. Уже денюжки мысленно пересчитывал, а тут «Стоп». – Пётр Христофорович, а нет ли среди ваших постояльцев человечка, а то и парочку, что документы подделывают?

– Хорошие нужны? – опять заулыбался полковник.

– Документы? – он ещё и подделкой документов промышляет? Куда страна катится?!

– Мастера, – захихикал «Альхен», ручкой махнув точно как Табаков.

– А зачем мне плохие? Хотя, раз попались, то явно не лучшие.

– Не скажите, Пётр Христианович, есть у меня один мазурик, векселя подделывал и завещание. Художник редкий, угольком меня нацарапал, ну вылитый. Второй похуже, но тоже любую подпись подделает. А попались вместе – подрались из-за клиента в кабаке, а уж в участке выяснилось, кто такие. Смех и грех.

– Заберу обоих, – Альхен опять засиял.

– В прежних размерах… – ну точно голубой воришка. Улыбочка такая лисья.

– Если в придачу завернёте ещё и фальшивомонетчика. Есть в ваших чертогах?

– Ох, этого добра хватает. Трое сидят. Только одного не могу отдать, какая-то тёмная история. Большие покровители у него. Ещё тело потребуют.

– Хм. Даже так. Да и чёрт с ним, – нет, правда, от некоторых тайн лучше подальше держаться, а то вытянешь за верёвочку такого налима, что он сам тобой закусит. – За девятерых отдам шестьсот фунтов. А ничего если у вас сразу такая куча человеков богу душу отдаст?

– Да какие у них души? Какие они человеки? Так, душонки. Воры и грабители! – смешно это звучало от взяточника, но это другое. Он дворянин, а там преступники. Совсем другое. Да, ничего общего.

– Я сам заеду завтра за покойниками. Предам земле по-христиански.

Глава 3

Событие шестое

– Правду говорят, что утро вечера мудренее?

– Естественно, утром виднее, что ты, умничка такая, вчера натворила на корпоративе.

Всё почти, больше с князем Витгенштейном в Дербент никто не ехал. Почти. Есть ещё один персонаж. Отставник или, как сейчас принято говорить, инвалид. Тоже егерь. И появился он в собранном войске не совсем обычным способом. Звали солдатика бывшего, даже, подпрапорщика бывшего – Емельян Сергеев. Служил он прямо там, куда сейчас флотилия или целый флот расшив и направлялся, на Кавказе. Павел, когда чехарду с реструктуризацией егерей устроил, то называлось подразделение, в котором служил взводным подпрапорщик Сергеев – Кавказский егерский корпус. Расформировали его. И с добавлением батальонов Кубанского егерского корпуса, тоже расформированного, было повеление высочайшее составить отдельные 17-й и 18-й егерские батальоны. Однако, поскольку эти корпуса находились в Персидском походе, исполнение данного указа было задержано. Указом же от 17 мая 1797 года повеление о сформировании батальонов было отменено и заменено указом о сформировании егерских полков. По возвращении Кавказского и Кубанского корпусов на свои квартиры в июле 1797 года эти корпуса были переформированы в 18-й и 17-й егерские полки соответственно. В 18-й егерском полку и дослуживал в Моздоке Емельян Сергеев.

А дальше целый детектив случился с егерем. Вернулся он домой, а был Емельян крепостным у Васильчикова Василия Семёновича, вернулся, а там ни кола, ни двора. Все родичи сгинули, дом завалился, а дальние родственники не больно рады были отставному солдату. Сами в свои хибарки еле вмещаются. Да и живут впроголодь. Попик их церкви отец Онуфрий и надоумил Емельяна попросить у Васильчикова денег в долг на открытие кабака, благо теперь Сергеев принадлежал к военному сословию пожизненно, то есть вольным был, и никто запретить ему открыть кабак не мог.

Пришёл подпрапорщик бывший к барину, тоже теперь бывшему, и стал уговаривать дать ему сотню рублей на постройку кабака, да на покупку продуктов и водки на первое время, но Василий Семёнович радости от того, что рядом с его имением появится кабак не испытал, а напротив, ругаться начал на Емельяна.

И тут приехал зять его, граф Кочубей. Поговорил о чём-то с барином, да прямо к Сергееву и подошёл.

– Егерь?

– Так точно, Ваше Сиятельство.

– Метко стреляешь, приходилось людей убивать? – граф сморщился, водочкой от Емельяна попахивало, принял чутка для храбрости.

– Так точно, Ваше Сиятельство.

– Пойдёшь ко мне на службу, как сделаешь одно дело, дам тебе денег на открытие кабака.

– Али стрельнуть кого надо? – подпрапорщик, улыбнулся кривою усмешкой.

– Ворога одного. Немца. Прислан прусским королём вредить нашему Государю, – по слогам медленно проговорил граф.

– А что, за Государя завсегда рады стараться. Не обманете с кабаком? – что дело тёмное и опасное Емельян сразу почувствовал, но хитрым своим умом решил в игру включиться. Где иначе денег на заведение найти, не сапожником же идти или привратником каким в магазине у иноземца? Всё-таки почти офицером был, взводом командовал.

На следующий день они с графом Кочубеем скатались до охотничьего магазина и купили Емельяну хороший тульский штуцер, к которому Сергеев за двадцать два года привык. Кочубей предлагал более длинноствольный австрийский купить, но Емельян отказался. Привык к этому. Не промахнётся, ежели несколько раз на пробу стрельнуть.

Съездили за город, Виктор Павлович своё ружьё взял, знатным охотником оказался его наниматель. А вот штуцер, что они купили, дрянью полной на поверку вышел. Пулю серьёзно уводило вверх и вправо, что-то не так с нарезами, да и отдачабыла не та что на ружье, с которым он воевал. Поехали они назад в магазин, а хозяин руками разводит, вчерась, мол, сразу после вас генерал один приезжал и всё нарезное оружие скупил. Теперь месяца два ждать нужно, пока с заводов поступит. Они в другой кинулись, в третий, но везде до них побывал тот генерал и все штуцера скупил.

– Емельян, – злой Кочубей вышел из магазина и остановился у кареты, потом чуть в сторонку Сергеева оттащил, – а из пистоля сможешь его пристрелить?

– Приходилось стрелять. Даже проще. Токмо дороже вам, Вашество, станет, риску больше. Поймать могут.

– Триста рублей дам. Пойдём, купим дуэльную пару.

Купили. Доехали до дома, где граф снял комнатку небольшую для Емельяна. По дороге Кочубей показал Сергееву, где живёт человек, которого нужно убить. И сказал кто же это такой. Ну ничего себе! Подполковника Витгенштейна егерь знал. Вместе плечо к плечу нёсся с ним под пулями на штурм Дербента. Что сомнительно ему стало, будто Пётр Христианович – ворог, присланный государя погубить. Так ещё и в Моздоке недавно совсем видел, там граф с гусарами останавливался, в Тарки направляясь. Потом весь Кавказ гудел, пересказывая сказку, как одним выстрелом во второй раз генерал взял Дербент.

Лежал без сна Емельян Сергеев всю ночь. Лежал, думал. Очень хотелось ему настоящим справным хозяином стать, жизнь новую начать. И не такой уж старый, сорок три года всего. И ранен-то всего один раз. В плечо пуля попала под крепостью Баку в тот же год, когда они вместе с подполковником Витгенштейном на штурм Дербента бежали. Зажило всё, мозжит в холодную погоду, бывает, но метко стрелять старая рана не мешает. Не старый, не увечный. Хотелось бы жениться, да и дождаться внуков, живя в относительном достатке. И между мечтою этой и ним стоит огромный этот генерал, в которого тяжело промахнуться.

Так и не уснул, ворочаясь всю ночь. Только не зря ворочался, уже с рассветом пришла в его стриженную голову мысль неплохая. Не зря говорят, что утро вечера мудренее.

– Ваше Превосходительство, – подошёл Емельян утром на следующий день к графу Витгенштейну.

– Чего тебе, солдат? – оглядел серьёзно Сергеева генерал. Чёрт, сразу понял, что перед ним солдат, хоть и купил граф Кочубей для него одёжку штатскую.

Вздохнул подпрапорщик бывший и рассказал все генералу.

– Вона чё. Добро. Кочубей значит и Васильчиков. Садись в карету…

– Емельян, Вашество.

– А звание?

– Подпрапорщик 18-го егерского полка.

– Даже так. На Кавказе воевал?

– Рядом с вами, Вашество, бежал, на штурм Дербента, – улыбнулся Сергеев.

– Понятно. Не дам я тебе денег на кабак, Сергеев. Не твоё это. Да и что за радость каждый день на рожи пьяные смотреть? Я куплю тебе земли в Судаке, в Крыму, и денег дам на постройку усадьбы и на виноградник большой. Только вот, что-то надо с Кочубеем и Васильчиковым делать. Они же не успокоятся. Не тебя первого нанимают, уже несколько раз такие вот как ты, нанятые за деньги, убить пытаются.

– Так может их того..? – предложил Емельян.

– Нет, подпрапорщик, тут нужно хитрее. Мы пойдём другим путём. Но тебя это больше не касается. Тебя я сейчас отвезу в одно место, там ещё несколько солдатиков бывших живёт. Будешь старшим у них, ты и по возрасту постарше их будешь и взводом командовал. Только первое время из дому не выходи.

– Так…

– Говорю же, не твоя теперь головная боль. Живи, тренируйся.

Так и стало в компании егерей на одного человека больше.

Интерлюдия

Граф Аркадий Иванович Морков слегка поклонился Наполеону и сказал, что тот сегодня похож на Аполлона.

– Благодарю вас, кент, – и первый консул уронил эдак нарочито, вытащенный из кармашка камзола, платок.

Уронил и вперился взглядом. Послу так хотелось наступить на платок и удалиться, но он поступил совсем по-другому, даже и не подозревая, что именно по этому поступку и запомнится, войдёт в историю. Аркадий Иванович достал из сиреневого фрака новомодного английского свой платок и уронил точно так же нарочито себе под ноги.

– Ой, какой я неловкий, – граф наклонился, поднял свой платок и чудом опять сдержал себя, чтобы не плюнуть на лежащий рядом шёлковый платочек Буонопартия. Но сдержался, выпрямился, мило улыбнулся узурпатору и пошёл в сторону, стоящего в углу в гордом одиночестве, посла Испании.

Пару дней назад здесь же, в Париже, они с «дедушкой», как называли его между собой дипломаты в Париже, Хосе Николасом де Асара подписали русско-испанский мирный договор завершивший Русско-испанскую войну, в состоянии которой формально находились эти государства в 1799–1801 годах и окончившейся без единого боестолкновения. Где та Испания? Пойди доберись до неё. Войну Испанскому королевству объявил Павел. Главной причиной разрыва российско-испанских отношений послужил вопрос приорств Мальтийского ордена, великим магистром которого на тот момент являлся российский император Павел I. Сколько шуму и проблем из-за этого куска скалы.

А за три дня до этого Аркадий Иванович подписал с министром иностранных дел Франции Талейраном Парижский мирный договор. Шарль Морис де Талейран-Перигор, лишённый сана священник, к тому же ещё и отлучённый от Церкви Папой Римским за участие в революционной деятельности, можно сказать переиграл его. Парижский мирный договор провозглашал мир и дружбу между Россией и Францией, взаимно обязавшимися не помогать внешним и внутренним врагам другой стороны и отказывать в покровительстве тем своим подданным, которые стали бы вести враждебную деятельность в дружественной стране. Это дополнение звучало с точки зрения графа глупо: кто это начнёт воевать с Наполеоном или с Францией, из подданных Российской империи, самостоятельно? Какой-нибудь барон из Курляндии. Даже не смешно. Но это ладно, раз нужна такая приписка узурпатору, пусть будет. Переиграли его в другом. Граф бился, чтобы французские войска покинули Неаполитанское королевство и Франция признала его нейтралитет, а с территории Сардинского королевства (Пьемонта) просто вывести войска. Талейран упёрся и в договоре появилась следующая формулировка: «Франция берёт на себя обязательства заняться дружески и доброжелательно, в согласии с Россией, интересами короля Сардинии, поскольку это возможно по настоящему положению вещей». Не удалось добиться чётких формулировок и по германским княжествам и восстановлению их суверенитета. А камень преткновения – Бавария и Вюртемберг, находившиеся под покровительством России, должны были просто получить соответствующие компенсации за свои территориальные потери. Зато граф встал как глыба и взамен на эти обтекаемые формулировки потребовал по настоянию императора Александра чётко вписать в договор пункт по республике Семи (Ионических) островов. Обе державы признали независимость и конституцию республики, а вот дальше и была, пусть незначительная, но победа Аркадия Ивановича. Россия обязалась вывести оттуда свои войска только после того, как Франция выведет войска с обоих италийских королевств. Про Турцию в этой части договора не было сказано ни слова, и если читать между строк сей документ, то республика Семи островов переходила под протекторат России.

Возможно, результаты переговоров были бы и чуть лучше, уж в отношении Баварии и Вюртенберга точно, но подгадили, как всегда, Англичане: они 1 октября 1801 года провели переговоры между английским министром иностранных дел лордом Хоксбери и французским представителем Отто, в результате которых были подписаны предварительные условия мира. На Францию нечем больше было давить. Тем более что яблоко раздора, остров Мальту, Англичане обязались передать ордену святого Иоанна Иерусалимского. Граф сильно сомневался, что в Лондоне так и поступят. Не знал он и того, что уже шли сепаратные переговоры, между английским посланником в Петербурге и лично Александром, о том, что Россия прикроет глаза на медленный вывод войск Великобритании с Мальты в обмен на некоторые преференции.

В принципе, граф Морков ни на секунду не сомневался, что все эти договоры ничего не стоят, как только появится малейшая возможность или необходимость, так любая из стран нарушит эти ограничения, договорённости, и война начнётся вновь. Тем не менее, приписку в Парижском договоре об Ионических островах Аркадий Иванович ставил себе в заслугу. Он сумел выполнить пожелание Государя. Теперь в последующих документах на статью Парижского договора о республике Семи островов можно будет ссылаться.

Событие седьмое

Терпеть не могу лошадей: посередине они неудобны, а по краям опасны.

Когда умрёт последний конь – мир рухнет, потому что самые лучшие люди – это кони.

Шукшин

Широка страна моя родная. И пустая. После Нижнего Новгорода берега Волги стали освобождаться от деревенек. Словно по земле вообще незаселённой плывёшь. Бескрайние степи. Сколько можно народу переселить, какая плодородная земля пустует. Заселяй, обрабатывай. Нет. Есть огромное количество минусов. Потому и пустошь. Нет лесов. А значит, не из чего дома строить, а самое главное нечем топить зимой. Переселившиеся сюда гораздо позже немцы будут, как и в первобытные времена, топить коровьим навозом, кочевники топят овечьими катышками. Нужен уголь. И он есть не так и далеко. Нужно просто его найти. Только потом потребуется транспорт, чтобы этот уголь доставить к жилью. Без железных дорог тяжело. Водные магистрали – это только несколько летних месяцев, и очень небольшая скорость. За навигацию еле-еле успеешь туда-сюда от Астрахани до Москвы сплавать.

Всё это, с грустью глядя на проплывающие мимо зелёные степи, думал Брехт. Двигались они медленно. Когда решился на эту авантюру, думал, сократит время в пути. Дебил. На ночь расшивы пристают к берегу и стоят до утра, нельзя по изобилующей мелями Волге плыть ночью. Даже при чисто дневном передвижении уже три раза стаскивали корабли, застрявшие в намытой на новом месте мели.

Стоило, наверное, своим ходом добираться, на лошадках. Решил, что самый умный. Оказалось, как всегда. С другой стороны – сидеть в кресле на палубе менее утомительно, чем глотать дорожную пыль. Опять же, как ни готовился, а с коняшками – так себе. Про лошадей стоит отметить следующее. Брехт не сидел сложа руки. Он продолжал собирать великанских лошадей для своего конезавода в Студенцах. Томас Пайркер за эти полгода два раза скатался в Англию. Комиссар Московской торговой компании не обманул, привёз двадцать шайров поздно осенью, привёз новую паровую машину Ричарда Тревитика и сотню винтовок. Пётр Христианович дрыща этого прижал к груди могутной и сдавил на радостях. Тот и помер. Ладно, откачали. Закупил нагл пшенички с парусиной и отправился в обратный путь. Брехт ему снова шайров заказал и ещё ружей, пришлось расплатиться честно награбленным и отбитым у грабителей золотом. Чтобы не палиться, часть табакерок и шкатулок пришлось расплющить и даже переплавить потом, сидел сам запершись, камешки выковыривая. Могут ведь узнать табакерки эти, объясняй потом, что в лесу под кустом нашёл или на рынке у ражего и рыжего мужика в зипуне купил. Жалко было. Стоимость готовой табакерки раза в два больше, чем материалы, но всё одно, решил подстраховаться. Благо не последнее отдавал, пять сундуков, всякой золотой и серебряной утвари, в закромах Родины ещё стояло.

Так про лошадей. Нагл хоть и уверял, что он мол сделал всё что мог, но именно в лошадях мечты Брехта сильно приземлил. Хотел вывести породу лошадей больших и вороных. Большие могут получиться, куда уж больше, а вот с вороными затык. Из двадцати великанских лошадей вороными, и то условно, можно назвать четырёх. И то ноги белые и звезда во лбу, и у одного жеребца ещё и грудь с белым пятном. Остальные же шестнадцать были всяких разных мастей.

Тех четверых Пётр Христианович в Студенцы отправил, а для остальных пришлось конюшню строить недалеко от завода Прасковьи Ивановны Метляевой урождённой Салтыковой. Паша легко договорилась с матерью о продажи Брехту недалеко от этой Райволы большого участка земли, где по приказу Брехта построили большую конюшню и несколько домиков для конюхов. Метляева ему и с лесом помогла и с конюхами – подарила. Ходила довольная, мечта её осуществилась. Не праздна была.

Второй раз Томас Пайркер прибыл уже в марте и опять привёз двадцать великанских лошадей, при этом даже четыре жеребёнка оказалось. Сказал, что выгреб почти всех шайров в Англии и больше за такую коммерцию в ближайшие пять лет не возьмётся. В этот раз вороной масти коняшек было больше, гораздо больше, не четыре, а пять. Их Брехт опять отправил в Студенцы, а под оставшихся в Райволе срубили срочно ещё одну, тёплую с печью, на всякий случай, конюшню. И это не вторая была конюшня, а четвёртая. Среди подаренных конюхов Брехт выбрал самого толкового и поручил ему ответственную работу, ходить по рынкам Петербурга и, при обнаружении, скупать тяжеловозов. За первый месяц поголовье увеличилось в два раза, восемнадцать лошадок удалось прикупить. Вороных опять почти не было, только два жеребца фризы. Остальные: першероны, битюги и прочие французские гиганты – были всех возможных мастей. Фризов Брехт опять отправил в Студенцы и вместе с ними этого проныру. В Москве лошадей всяко-разно продают не меньше, пусть и там пошукает. Тоже удачно съездил, вернулся Ефим Третьяк с двенадцатью разномастными и разнопородными лошадками, и два битюга вороных и один почти вороной, французский першерон, остались в Студенцах.

Потом дело пошло медленнее, но опять тоже, к сожалению, разномастных великанов удалось прикупить. В результате, отбывая на Кавказ, Брехт взял с собой двадцать великанских жеребцов. Всех кобыл, уже стельных, оставили в Райволе. За полгода получилось, что Пётр Христианович купил семьдесят две лошади. Много. Только, вот, денег на это дело, если на серебряные рубли переводить, ушло просто «страшно» много. Без копеек двести тысяч. Огромный дворец можно в Петербурге построить. Нужно с покупками завязывать. Пусть теперь естественным путём табун увеличивается.

Глава 4

Событие восьмое

Раны затягиваются, но шрамы от них растут вместе с нами.

Станислав Ежи Лец, из книги «Непричёсанные мысли»

Как ни медленно двигались, как ни противилась природа, дожди посылая и ветра встречные, а флот расшив добрался до Астрахани. Путешествие заняло месяц почти, если ещё и дорогу от Петербурга к Москве считать. Здесь на юге уже не только календарное лето настало, но и самое настоящее. Жара и духота, и только ветер с моря Каспийского чуть ситуацию исправлял.

В Астрахани задержались на три дня. Всё как всегда, губернатор решил бал устроить для офицеров сводного отряда, что Брехт с собой притащил. Но первым к себе в небольшой домишко, князя Витгенштейна и подполковника Ермолова затащил генерал-майор Попов Павел Семёнович. Петру Христиановичу было чем Попова обрадовать. Когда Александр в очередной, пятый, наверное, раз обсуждал с Брехтом этот его поход, то заикнулся о киргизцах и казаках, мол, их не возьмёшь ли с собой? Вот тут Пётр Христианович и вспомнил, что Попов сетовал, что было бы замечательно создать Астраханское казачье войско. Явно мало одного неполного полка для освоения такого огромного пространства, тем более что добавился кусок земли в несколько тысяч квадратных километров между реками Волга и Урал в их нижнем течении. Александр аргументы выслушал и дал адъютанту команду: подготовить указ о создании такого войска и о назначении генерал-майор Попова Войсковым атаманом Астраханского казачьего войска.

Улыбающийся Павел Семёнович Попов – это зрелище не для слабонервных. Толстый сабельный шрам у Попова начинался со лба и шёл через всё лицо. Даже кончик носа был обрублен. И когда генерал кривил лицо в улыбке, по-другому это не назовёшь, то нос подтягивался к разрубленной щеке, а низ шрама загибался и кровью наливался, становясь ярко-розовым. Глаз правый подтягивался к носу, опускаясь, и усы при этом чуть не вертикально на лице располагались. Жуть.

– Полсотни пластунов Платов выделит? – Попов сам налил шампанского, неизвестно как оказавшегося в этой Тмутаракани, Витгенштейну и Ермолову.

– Обещал через пару недель прислать, – повторил Пётр Христианович.

– Нет.

– Чего «нет»? Вот вечно у вас казаков чего-то да нет? – попытался Брехт пошутить.

– Не сбивай меня, Пётр Христианович. Я говорю, нет, не допустит новое Астраханское казачье войско, чтобы донцы нас на нашей же земле перещеголяли. И я тебе выделю полусотню. И заместителя с тобой отправлю, отличный казак, войсковой старшина Говоров Андрей Андреевич, – и опять «улыбнулся» победно. Ужас ужасный.

– Чем я всю эту массу народу, а главное, коней, кормить буду? – не сильно обрадовался Брехт.

– Кормить? – генерал пошкрябал тот кусок шрама, что на лбу вдавленном. Сабля, или чем там Попова отоварили, видимо, и кость прорубила и вмяла.

– Ну да, мы с собой овса и пшеницы везём в трюмах, но что-то войско быстро разрастается, а там, в Дербенте, тысячу коней и почти тысячу военных мне чем кормить?

– Добро. Нам на эту полусотню фураж выделен и денежное довольствие, и от себя трошки добавлю, знатный в прошлом годе урожай был у меня в имении Отрадном, а вечером с Повалишиным пообщаемся, и Андрей Васильевич, уверен, от губернии для своих казачков не пожалеет.

Бал губернатор назначил на субботу, и вся пятница у Брехта оказалась свободной. Оставив войска на Ермолова, Пётр Христианович поспешил в армянскую церковь. Отец Афанасий, или каханна по-армянски, встретил князя Витгенштейна на улице перед храмом, руководил товарищами, что высаживали новые молоденькие кустики самшита. Теперь, обрамлённая этими кустами, асфальтовая тропинка под сотню метров получалась. Саркаваг (дьякон) рядом с мотыгой наперевес выхаживал. Вручив золотой пятирублёвик отцу Афанасию, Брехт поинтересовался у него, нет ли новостей из Крыма от тех садовников, что отправили в прошлом году к дворянам Иннокентию Смоктуновскому, Леониду Брежневу и Семёну Многоухому.

– Есть. Все уже вернулись. За лето соберут ещё пару тысяч молодых лоз и поплывут снова в Крым. Если… денег выделишь, – прищурился священник. Улыбка, наверное. Что с ним, что с Поповым не поймёшь, когда они улыбаются, а когда просто шрам зачесался.

Брехт такой информацией и сам обладал, в феврале письмо пришло от Семёна, что дома они себе построили, виноградники, пусть и не очень большие пока, разбили. А ещё, что рядом, на месте впадении реки Судак в море, строят огромный деревянный терем для принцессы немецкой, но туда никого не пускают. Солдатами всё оцеплено, рогатки везде стоят, так что и не подойдёшь полюбопытствовать.

– Выделю. Не проблема, пусть, если смогут, даже в два раза больше лоз приготовят. А что с бумажной фабрикой? – Брехт сошёл с асфальтовой дорожки, может, и научились армяне делать более-менее тугоплавкий асфальт, но вот в разгар дня здесь, на юге, под палящими лучами солнца, всё одно прогибается серая поверхность под его тушкой, следы от каблуков остаются. Не комильфо такую красоту портить.

Отец Афанасий расправил серебристую бороду, перекрестился и развёл руками.

– Пожар учинился две недели назад.

– Пожар?

– Пожар, сын мой. Трое человек погибло, оказались запертыми в здании.

– И с чего пожар? Поджог кто? – ну не честно так. Брехт надеялся на эту бумагу.

– Не ведомо сие, а только люди говорят, что от котлов, в которых тростник варится, началось.

– И что теперь? Всё, не восстановить? – Пётр Христианович вытер пот со лба, припекало знатно.

– Уже почти восстановили всё, через неделю снова заработает. Сита не пострадали, котлы тоже, и остальные железки целы, в другом здании были. Что железо? Люди погибли, – отец Афанасий опять перекрестился и провёл ладонью по шраму, почти такому же, как у Попова, но тоньше и через нос не проходящий. Потому не оторопь вызывал, а уважение.

– Я выделю по сто рублей семьям погибших. И если у них в семьях есть юноши подходящего возраста, пусть заменят отцов, – Брехт распрощался со священником и оправился в сопровождении Ваньки и черкесов к бумажной фабрике.

Что сказать? По-другому представлял. Убого и грязно всё. Проверил противопожарную безопасность с Тираном – управляющим фабрики. А её нет вообще. Чего ругаться? Может и не знают люди сейчас про это ничего. Рассказал про щиты, красной краской покрашенные, с баграми, лопатами, вёдрами. Приказал наделать. Спросил, будет ли уходить вода, если котлован вырыть рядом с фабрикой.

– Конэчно. Пэсок, – маленький чернявый, а кого хотел увидеть, высокого голубоглазого блондина?

– Значит, заказывайте деревянные бочки и несколько десятков пусть стоят всегда полные, воду меняйте, чтобы не протухала, землю вокруг поливайте. Что у вас тут, как в пустыне. Кустики, травку посадите. Я привезу с Кавказа сосны. Они должны в таком климате расти, если поливать будете. А пока можно всякие плодовые деревья посадить. Созреют абрикосы, можно рабочим дать для детей.

Потом пошли на склад и посмотрели готовую бумагу. Ну, не белоснежная. Чем там её в будущем отбеливают, что-то на основе хлорки. Нда, только где ту хлорку взять? Оба-на. А ведь он целых трёх химиков с собой везёт. Пусть в Дербенте попытаются хлорку получить.

Событие девятое

Танец живота – это изящность движений, секрет красоты тела и искусство обольщения

На балу Брехт попытался куда за колонну забраться, чтобы не попасться в руки местных матрон. Не удалось, со всеми знатными дамами Астрахани пришлось танцевать. Смирился. Отрешился. Не танго, где партнёрша к тебе прижимается и даже вальсы ещё в моду не вошли. В чём смысл этих современных скорее балетов, чем танцев?

Мысль неожиданно от астраханского бомонда перекинулась на Дербент. Там сидит девица одна, на которой он пообещал жениться. Обманул брата, что ему нужно разрешение у Александра спросить. Понятно, что даже не заикался ни о чём подобном у Государя. Смешно бы это выглядело.

– Ваше Императорское Величество, а можно я там себе, в Дербенте, вторую жену заведу, не, не, не для похоти, только в интересах империи, чтобы Дербентское ханство бескровно присоединить к России, а там, чем чёрт не шутит, и Кубинское? Вот только жениться надо.

– В государственных интересах, говоришь?

– Чисто в государственных. Страшна эта ханум, ханша, дивчина, в общем, как ядерная война. Усы, круче чем у вас.

– Ну, если усы, тогда, конечно, дозволяю. Женись. Детки усатые пойдут, а то на твои рыжие усики без смеха и смотреть нельзя. Хоть у детей нормальные будут.

Когда Пётр Христианович входил в тонкости управления Дербентом, то у одного из советников бывшего хана поинтересовался, а как так получилось, что когда они с Зубовым ушли с Кавказа, то ханом стал не Шайх-Али-хан, а Хасан-Али-хан.

Оказалось всё просто. Был тут не так давно в Дербенте великий правитель. Звали его Фатх-Али-хан ибн Хусайн, и был он из Кубинской династии. Правил долго и вполне заслужил уважение подданных, науки развивал, искусства. И была у него, понятно, куча жён и наложниц, так вот Шайх-Али-хан и Хасан-Али-хан (или Гасан) – это его старшие сыновья, которое город никак поделить не могли, а Пери-Джахан-ханум ибн Фатх-Али-хан, их сестра. Правда, все они от разных матерей.

– Вона чё, так это я их братца застрелил? – понял, наконец, Брехт расклады местные. – Слушай, Бахрам, а, вообще, в мусульманских странах, да в том же Дербенте, бывали женщины правителями?

– Бывали. Борандохт правила после смерти мужа Фаррухана Шахрвараза. Затем правила её сестра Азармедохт. Только это было больше полутора сотен лет назад. У меня есть книга про всех правителей Дербента и их деяния. И там есть даже один русский. Он правил недолго, всего месяц или два, это тоже было более ста лет назад, – поднял палец к красивому узорчатому потолку Бахрам.

– Русский? Неожиданно, и кто же это тут у вас в те времена отметился?

– Стефай Разий.

– Стефай Разий? Это не русское имя, польское, наверное. Стоп. Степан Разин? Ага. Был такой разбойник, наводил тут шороху со своими корабликами.

Сейчас, на балу, Пётр Христианович отрешился от потных женщин и про Пери свою подумал. Что-то ведь через три дня, когда они приплывут в Дербент, делать надо. Было бы в сто раз проще, если бы Александр был нормальным пацаном. Ну, отправляешь ты генерал-лейтенанта Витгенштейна шумнуть на Кавказе, так поступи последовательно, назначь его главнокомандующим всеми войсками на Кавказе и подчини ему генерала Цицианова, да и всех остальных генералов, которых тут… вернее, там, в Грузии, немало окопалось. Но!!! Цицианов – это грузин. И вообще он не Цицианов. Да и не Павел Дмитриевич. Он князь Павле Димитрис дзе Цицишвили, а мать у него из династии Багратионов, то есть, из царского рода. Александр считает, что грузина больше будут слушать в Грузии и меньше будет всяких восстаний. Возможно.

Только что теперь получается? Он не подчиняется Цицианову, а Цицианов ему. Цицианову дана команда – сохранять мир, а Петру Христиановичу разрешили присоединить Кубинское ханство, а если получится, то и Бакинское. А ещё там, рядом с Дербентом, есть анклав горный, Кюра, населённый в основном лезгинами, который никому не подчиняется, и нужно и его к рукам прибрать.

Хрень получается. Так бы стал он Генерал-губернатором и можно Дербент невесте в пользование оставить. Теперь придётся что-то выдумывать.

Брехт, под строгим взглядом губернатора Астрахани, вынужден был пригласить на польский танец его жену, и, скача, аки козлик, вспомнил эпопею с танцовщицами живота: под Новый Год он решил, наконец, представить их монаршему семейству и продемонстрировать восточные танцы. Добыл самые прозрачные шелка, сшил одежду, ну, не сам, а у портного заказал, такую чтобы пузо и часть спины были открыты, сходил в театр Эрмитажный и рассказал дирижёру какую музыку ему надо.

– Я понимаю, – итальянец расплылся в улыбке лучезарной, вам нужен фрагмент из «Пальмиры, царицы персидской». Это опера в двух действиях композитора Антонио Сальери.

Сбацали. Не. Экспрессии не хватает. Напел товарищу заграничному Брехт танец с саблями Хачатуряня.

– Великолепно, кто сочинил эту мелодию? – загорелся Лючио.

– Не важно. Кроме скрипок основную тему должна вести балалайка, – Видел Брехт такое в исполнении коллектива Надежды Кадышевой. Прикольно звучит.

– Балалайка? Вы серьёзно, Ваше Превосходительство, хотите Александру Павловичу показать балалайку?

– Бала-ла, бала-ла, балалайка – зараза, – пропел охреневшему маэстро Брехт. – Давайте проведём «репитипитицию». Только уж найдите балалаечника виртуоза.

Прорепетировали пару раз. Итальянец в шоке. Оркестранты забыли, на какие струны пальцами давить.

До представления младших не допустили, но Катерина, один чёрт, выревела, даже голодовку обещала устроить.

Такого ещё Петербург не видел.

– Пётр Христианович, – вправив челюсть, после танца пристала к Брехту Мария Фёдоровна, – кто эти девушки?

– М. Даже и не знаю. Я застрелил Гасан-хана. Это его жёны или наложницы, там, на Востоке, не понять. Наверное, они…

– Они ханши, то есть княгини, – влезла Екатерина.

– Княгини с голыми жопами?! – присвистнул Константин.

– Костя! – помотала головой Мария Фёдоровна.

– Пётр Христианович, а что вы собираетесь делать с несчастными вдовами? – вправил, наконец, челюсть и Александр.

– С несчастными?

– Решено. Я забираю этих княгинь в свои фрейлины. Будут жить во дворце. А потом подберём им мужей достойных их статуса.

– А я хочу научиться так же танцевать и играть на балалайке! – вскочила, забытая на секунду, Екатерина.

– Катенька!!! – Мария Фёдоровна укоризненно взглянула на князя Витгенштейна.

– И я! – вскочила Елизавета.

А потом по Петербургу поползли слухи, что Александр выгнал пинками из Зимнего дворца Марию Антоновну Нарышкину, урождённую княжну Святополк-Четвертинскую, свою любовницу, и запретил той появляться в его присутствии, после того, как та закатила ему сцену ревности, застукав Александра с Гюльчатай. На самом деле ханшу звали Гульфия, что переводится с азербайджанского, как – «похожая на цветок». Но что-то в девушке от Гюльчатай было, такая же непоседа.

Самого Нарышкина Александр тоже снял с престижной должности обер-егермейстера и закатал вместе с женой в Тамбовскую губернию, где у него находились деревеньки.

Ну, положительный эффект танца живота – на одного поляка в окружении Александра меньше. Полячку. Да ещё и поругались публично. Припомнит потом всей Польше царь-батюшка.

Событие десятое

Экономика есть искусство удовлетворять безграничные потребности при помощи ограниченных ресурсов.

Лоренс Питер

Из Астрахани, когда вышли, то количество судов ещё на пять увеличилось. Князь Витгенштейн все выделенные Государем деньги потратил на закупку фуража. Зерно, в общем, всё доступное купил. Дербент небедный город, и тысячу воинов прокормить может, да и Мехти – шамхал Тарковский поможет с продовольствием, но ведь лучше, когда о пропитании солдат не нужно думать. Есть зерно, можно каши всякие разные варить, и есть овёс, и лошади тоже от бескормицы не окочурятся. Покупали по дороге и в Нижнем Новгороде, и в Самаре, и в Царицыне, а оставшиеся деньги спустили в Астрахане.

Деньги Александр выделил два раза: первый раз, когда напутствовал «в самый последний раз», и потом ещё, когда Брехт ему совет дал. А что, все же попаданцы Сталину или Брежневу, да даже тому же Николашке Кровавому, советы дают, чем Брехт хуже?

Петра Христиановича позвало царское семейство в «Крокодила», перед отъездом, «в крайний» раз сыграть. Без него у монархов хреново получалось. Веселье исчезало. Они же все там альфа-самцы и самки, им нужно обязательно быстрее всех угадать и выделиться, а потому, буквально через несколько минут интерес пропадал в игре. Получается не игра, а соревнование, ничего весёлого в соревновании нет. С Петером другое дело. Этот огромный тупой немецкий генерал постоянно ошибался и не просто ошибался, а такую ерунду придумывал, что покатывались, за животики царские хватаясь. Показывает Екатерина орла, например, руками машет, голову набок наклоняет, а Петер говорит: «Юродивый! По площади бегает». Как тут не засмеёшься, правда же похоже?!

Надо было Марии Фёдоровне корабль показать, она руками машет, щеки надувает, и тут этот дуболом немецкий вдруг ухо почесал и говорит:

– Ваше Императорское Величество, наши войска ведь остаются на Корфу?

– Угадали, значит, Пётр Христианович. Да, там около полка оставить решили и пару кораблей.

– Можно мне вам совет дать, Александр Павлович.

– Мы же играем! – недовольно вскинулась Екатерина.

– Думаю, всем полезно будет послушать, – не поддался на окрик дуболом.

– Слушаю вас, князь, – остановил закипающую сестрёнку жестом Александр.

– При первой возможности произведите ротацию войск и отправьте в республику Семи Островов полк сводный, полностью сформированный из офицеров, причём, нужно выбрать самых богатых. Самых, самых. Даже если полк будет состоять из одних генералов и князей с графьями.

– Поясните, Петер, – Константин, до этого букой сидевший в углу, и почти не принимавший участия в веселье, вышел из меланхолического состояния.

– Что будет делать богатый офицер на новом месте службы в первую очередь?

– В ресторацию пойдёт, – усмехнулась Мария Фёдоровна.

– И это тоже, а потом? – Брехт оглядел теребящее носы семейство, точно родственники, жест общий.

– Устраиваться, – Константин первый понял.

– Правильно. Лучше – обустраиваться. Он снимет квартиру или дом, а если денег полно, то и купит себе дом.

– Пока не понимаю, к чему вы клоните, князь? Все войска так себя ведут на зимних квартирах, – продолжил почёсывать нос Государь.

– А дальше, как он, этот богатый офицер, будет обустраиваться? – остановил его, рукой успокаивающе помахав, Брехт.

– Наймёт кухарку, денщика, если нет.

– Точно. Дальше.

– Ну, на балы будет ходить, если они там бывают, – почти угадала Елизавета.

– Хорошо. Дальше.

– Кхм, вы намекаете Петер, что… Ну, тут же Катенька, – Мария Фёдоровна погрозила Петру Христиановичу пальцем.

– Да, именно на это я и намекаю. Теперь давайте сложим всё вместе. Итак. Приезжает богатый полковник на Корфу, там он покупает дом или снимает его. То есть, тратит деньги. Получивший эти деньги грек покупает себе новую одежду, лошадь, строит новый дом. Выходит, что появляется работа у портных, строителей, торговцев. Дальше. Полковник нанимает себе слуг, кухарку, там, прачку, конюха. И так далее. И всем платит деньги. Эти люди опять же покупают себе новую одежду, начинают лучше питаться. Тратят деньги. Дальше. Командир полка устраивает для местной элиты балы, на который все шьют себе новую одежду и покупают новые украшения. Опять появляются деньги у портных, которые решают расширить мастерскую, у торговцев, которые строят себе новый дом с магазином. Опять есть работа и деньги у строителей, у каменотёсов, у возчиков, которые, получив зарплату, покупают себе одежду и начинают лучше питаться. У рыбаков, а рыбу там едят в основном бедные, появляется больше покупателей, и они подумывают, чтобы купить или построить себе новую фелюгу, шаланду, не знаю как у них там рыбацкие суда маленькие парусные называются. Они покупают себе новые сети и новые паруса и опять торговцы и производители расширяют свой бизнес…

– Что расширяют? – пискнула Екатерина.

– Производство, торговлю. Теперь и до любовниц добрались. Полковник наш заводит себе пассию из местных или несколько пассий и тратит деньги на их наряды и украшения. Нельзя же, чтобы на балу ты появился с ободранной замухрышкой. Ну, и дальше всё то же. Украшения, наряды, которые нужно выписывать из Франции или Англии, расцветает торговля, строятся магазины для богатых. Вот тут можно и остановиться. Что имеем в результате? – Брехт упёрся взглядом в Александра.

– Подъём торговли и процветание острова и всей республики, – за него ответила Елизавета.

– Ну, да это и происходит. Только главного штриха не хватает.

– Греки начинают любить русских и Россию, – просветлел челом высоким Александр.

– Точно, Александр Павлович. Русские принесли островам достаток и процветание. Местных греков не трогают и не грабят турки, все сыты и довольны. Больше тратится деньги на храмы. Довольны священники, которые возносят молитвы за большого северного доброго царя. Русские – это хорошо.

– Интересный вы человек, Пётр Христианович. Стойте, а почему, скажем, у англичан так не получается, почему их все ненавидят, в той же Индии?

– А с чего я начал, Ваше Императорское Величество?

– С необычного слова. Ротация.

– Англичане приезжают в Индию, или любую свою колонию, грабить народ этой колонии. Туда приезжают бедняки, а уезжают богатые люди. Как можно полюбить кровососов?

– Резонно. Что ж, я последую вашему совету, Пётр Христианович. Более того… Мне хочется, чтобы и вы прибыли в Дербент не как нищий-попрошайка, а как человек, который будет там тратить деньги. Я выделю вам дополнительно сто тысяч рублей на эту компанию.

Глава 5

Событие одиннадцатое

Архитектура – это искусство, которое воздействует на человека наиболее медленно, зато наиболее прочно.

Луис Генри Салливан

А ведь готовился! Кульбиты крутил, кувыркался на матах и даже на снегу в лесу, с черкесами тренируясь, на турнике тоже крутился. Всё зря. Пока плыли по почти спокойной Волге, то никаких рвотных позывов Брехт не испытывал и уже с гордостью поглаживал себя по кучеряшкам на голове. Вона, какой молодец, укротил вестибулярный аппарат. И только они из астраханского лимана вырулили на простор морской волны Каспийского моря, так сразу и началось. И опять три дня кормил рыб за бортом. Утешал себя Брехт лишь тем, что в прошлый раз на огромных бусах плыл, а сейчас на мелких плоскодонных расшивах, которые и справа налево телепались, и с носа на корму ухали в бездну. Волнение было приличным.

Отключился на три дня, благо хоть ветер был попутным, при встречном, галсами двигаясь, удовольствие и на пять дней бы затянулось.

К Дербенту подходили после обеда, солнце встречу подогрело. Жара стояла невыносимая, плавились даже горы, на которые вверх карабкались улочки города. Надо сказать, что за полторы тысячи лет, что Дербент начал строить вокруг города стену, она превратилась в интересную конструкцию. Сам город расположен гораздо выше в горах и к морю не примыкает, но, вот, что северная, что южная стена города спускаются к самому Каспию и даже на специальных насыпях заходит чуть не на двести метров в море. Сейчас часть этой морской стены затоплена, и это говорит о том, что в данный исторический период уровень воды в Каспийском море повышается.

Там, где находится южная оконечность города, существует и восточная, должно быть, стена. Потом идут сады и поля, засаженные мареной красильной и крокусами, потом снова восточная стена, чуть ниже предыдущей, но гораздо длиннее, так как стены расходятся, приближаясь к морю, и опять плантации крокусов и виноградники. А у самого порта проходит третья восточная стена, которая и не позволяет захватить город с востока со стороны моря.

В конструктивном отношении эта стена, насколько мог понять при первом беглом осмотре Пётр Христианович, полностью аналогична оборонительным стенам самого Дербента выше по склону. Она имеет сухую двустороннюю панцирную облицовку, сложенную из крупных прямоугольных плит, положенных поочерёдно на ребро широкой и узкой гранью. А тело стены забутовано обычными каменюками на известковом растворе. Толщина стены в районе четырёх метров, На карете можно спокойно разъезжать, если бы стена не была ступенчатой. Стена эта не сильно высокая, гораздо ниже остальных стен Дербента, максимальная высота стены не превышает полутора метров. Всё равно – циклопическое сооружение, соизмеримое с китайской стеной. У китайцев длиннее, но тут надо помнить, что то, что показывают туристам в двадцать первом веке жители Поднебесной – это на 99 процентов изготовлено в двадцатом веке. И там огромное государство с миллиардом жителей, а здесь небольшой приморский городок, население которого вместе с прилежащими селениями не превышает десяти тысяч жителей.

Брехт хотел в городе построить школу и университет. Думал разобрать две из этих южных стен, а может даже и все три. Точно знал, что после 1806 года в реальной истории никто больше на Дербент нападать не будет. Не нужны больше эти циклопические сооружения. И передумал. Очевидно, именно так и поступали все последующие губернаторы Дербента, потому как к двадцать первому веку ничего кроме куска ворот не сохранилось. И зря, будет чем туристов завлекать и будет, где исторические фильмы снимать. Решил Брехт пойти, как всегда другим путём и первым делом построить кирпичный завод. Благо кругом горы и глины хватает. Строить из кирпича здания – это проблема? Конечно. Это очень энергоёмкое производство. Там нужны температуры, превышающие тысячу градусов, для обжига кирпича. Можно чуть снизить затраты, строить здание из самана и обкладывать только кирпичом, тогда часть работы за тебя делает солнце, просто формуй саманные кирпичи и суши на солнце. Есть от таких стен и плюсы для местного климата. Саманные стены – это отличные теплоизоляторы. Летом будут спасать от зноя, а зимой от холода.

Кирпичи всё равно нужны для наружной облицовки. А, следовательно, нужна энергия. Тоже ничего страшного. Если он будет производить здесь керосиновые лампы и керосин, то при перегонке нефти получится и бензин и солярка. В Реальной истории их тупо сливали в землю назад. Гробили природу. Нужно изобрести горелки или точнее форсунки, которые будут работать на смеси бензина и солярки, а оставшийся мазут и прочие тяжёлые фракции пускать на асфальт, пусть Дербент будет первым городом с асфальтированными дорогами, и потом можно эту дорогу до Грозного через Тарки или Махачкалу будущую провести. Дожить. Надо. До Бакинской нефти пока не добраться, хотя именно попытаться раздвинуть границы империи до Баку князь Витгенштейн и собирался. Но Грозненская нефть, с точки зрения бескровного присоединения Кавказа, в тысячи раз важней. Для перевозки нужны бочки. Брехт эту проблему почти решил. Настропалил десятки купцов в Москве, чтобы они везли собранные, а потом снова разобранные бочки, приблизительно на двести литров, в Нижний Новгород. Все, сколько привезут, заберёт. План был такой: сейчас расшивы выгружают войско и припасы и, не задерживаясь ни на один день, мчат к Астрахани, а оттуда вверх по Волге до Нижнего Новгорода. Там грузятся досками и разобранными бочками и снова в Дербент. Должны до конца навигации успеть.

Событие двенадцатое

Земля может удовлетворить потребность, но не жадность каждого.

Махатма Ганди

Пери встречала на берегу. Да, вообще, весь ханский двор высыпал в золотых и алых одеждах, словно импрессионист какой массовку для красивой картины организовал. Откуда только узнали? Отплывая прошлой осенью, Брехт посетовал, что порт не очень большой. Нда, это когда в нём три всего корабля стояло, то он казался не очень большим, сейчас, когда позади двадцать с хвостиком расшив плывут, ясно видно, что порт не «небольшой», он маленький. Корабли все к пирсам не подойдут, придётся организовывать выгрузку войск партиями кораблей по шесть-восемь, больше к причалам не влезут. И это ведь пушки с лошадьми сгружать. На пару дней выгрузка затянется, а море спокойным не назовёшь. И психологический ещё фактор, если тренированный организм Брехта так отвратно качку перенёс, то там полно на кораблях солдат и офицеров, которые менее подготовлены к пребыванию в море, и вот теперь, когда народ уже подумал, что всё, отмучились, придётся ещё пару дней качаться в море в сотне метров от берега. И ветер каждый день усиливался при переходе. Солнце, ясно, но назревает что-то.

Кораблик между тем к берегу приближался, а Брехт стоял, вглядываясь в лица на берегу и вспоминал отправление экспедиции Крузенштерна. В отличие от Реальной истории она состоялась на два года раньше, и кораблей было не два, а пять. Даже шесть, но пять шли одним маршрутом, а шестой другим. Все, как и в реале, были купленными у англичан шлюпами. Тот корабль, который шёл другим маршрутом, был до отказа набит переселенцами и солдатами. Они должны были основать в устье Амура новое поселение – крепость. Понятно, что называться оно будет Александровск-на-Амуре. Шлюп назвали «Амур» и руководил им, изъятый с береговтуманного Альбиона, молодой лейтенант Головин Василий Михайлович. Фамилию вспомнил Брехт. Это человек, который совершит втрое кругосветное путешествие, после Крузенштерна. Сейчас такого подвига не надо. Обогнуть Европу и Африку и высадить людей в устье Амура. Поторговать там с местными айнами, продать шкурки в Китай и, купив там провизию и фарфор, вернуться в Петербург. Где взять следующую партию переселенцев и снова на Дальний Восток.

С пятью другими кораблями тоже есть отличие. Баранов плывёт на одном из шлюпов и с ним ещё один корабль. Они должны на острове Ситка основать крепость Новоархангельск, на четыре года раньше, чем в Реале и с гораздо большим количеством солдат и переселенцев. Ещё один корабль с переселенцами должен построить форт Росс, корабль и все моряки должны остаться при форте и обеспечивать связь и торговлю с Ситкой, Александровском-на-Амуре и Петропавловской гаванью, которую потом переименуют при советской власти в Петропавловск-Камчатский. И когда Брехт уже отправлялся в этот вояж из Петербурга, вдогонку было выслано ещё два корабля с переселенцами и солдатами для расширения форта Росс.

Ну, а Крузенштерн и Лисянский плывут запланированным маршрутом с заходом на Гавайи и с приказом, лично от императора, оценить обстановку на островах на предмет присоединения их к России. Острова сейчас называются не эдак. Кук дал им название Сандвичевы острова, коими они до сих пор и остаются. Сэндвич – это первый лорд Адмиралтейства при Куке. В честь него ещё названо блюдо, известное как «сэндвич» из-за его привычки перекусывать ломтём мяса, положенным между двумя тостами, чтобы не прерывать многочасовое сидение за карточным столом.

В принципе, теперь, если какое несчастье с этими кораблями не случится, то можно надеяться на то, что форт Росс, Ситка и Александровск-на-Амуре развиваться будут быстрее и не придётся продавать их американцам.

Обниматься с Пери-Джахан-ханум ибн Фатх-Али-хан не стали. Девушка поклонилась, остальные царедворцы пали ниц, задницы парчовые вверх выставив. Молодцы, правильно хана своего встречают.

Во дворце, в который по тысяче ступеней Брехт еле залез, было отвратно. Жара и тысячи мух везде летают, окна все настежь открыты. Если ситуацию на пару часов пролонгировать, то ночью тут спать будет от обилия комаров вообще невозможно. И полезные ли здесь комары? Не малярийные? Нужно будет порядки поменять. Ведь элементарно, чтобы в доме не было жарко, нужно просто плотно занавесить окна. Уже под вечер после всех церемоний Брехта отвели сначала в мыльню, а потом и в спальню. Прогулка по морю, так его вымотала, что отрубился сразу и очнулся посреди ночи от жары, прямо под боком, прижавшись к нему горячим телом, кто-то сопел.

Событие тринадцатое

Хочешь собирать мёд – не разоряй улья.

Дейл Карнеги

Пусть каждый из нас прядёт свой кокон, не спрашивая зачем и почему.

Мария Склодовская-Кюри

Себя-то всегда оправдаешь! Нужно узаконить свои притязания на ханство, нужно попытаться в этот раз Кавказ завоевать малой кровью, нужно с помощью Кавказа поднять экономику России, нужно до 1812 года разобраться с Турцией, стравив её с Ираном. Много чего нужно сделать, и здесь пусть даже фиктивная женитьба, на княжне этой, играет ключевую роль. Опять же, если граф Витгенштейн женился на своей полячке по безумной любви, почти без приданного её взяв, то Брехт её знать не знал, пока не увидев уже с двумя детьми. У него своя Катя-Куй была, и свои дети. Да Антуанетта красива, да вполне себе страстная женщина и любит Витгенштейна, но даже поговорить с ней не о чем. О балах? Ну, не баловал её Витгенштейн балами, и денег нет, и она в деревне сидит, а у него в Москве только две съёмные комнатки были, в которые он, кстати, вечно каких-то легкодоступных женщин водил. Нет, Антуанетта Станиславовна не дура, но ограничена тремя французскими романами и жизнью в деревне сначала у батюшки в Польше, а потом вообще уж в глуши, в Студенцах. Она не товарищ, не боевая подруга.

Уговорил себя Пётр Христианович, что женитьба, по неведомым ему мусульманским законам, не считается, и допустима ради светлого будущего. Тем более, что сразу, прямо на второй день, выяснилось, что Пери-Джахан-ханум ибн Фатх-Али-хан, она же просто Женька (во всём этом длинном имени самим именем является только Джахан, что с персидского переводится как: мир, вселенная), мировая хозяйка. Прямо Маргарет Тэтчер. Она выполнила всё, что ей Брехт, практически не надеясь на выполнение, поручил. «Мировая Женька» в два раза увеличила осенью, после того как крокусы отцвели, их плантации и почти в четыре раза площади засаженные Мареной красильной. И не поркой на площади несогласных заниматься этими культурами, а просто выслала глашатаев, которые на всех рынках и площадях кричали, что следующей осенью и дальше до скончания веков хан будет скупать у производителей шафран и Марену по цене в два раза больше, чем она сейчас. Брехт прикинул, это всё одно в два с лишним раза меньше, чем он продал англичанину. И это он в этот раз брал хоть и нужными товарами, но пользы Дербенту не приносящими, а один-то раз можно и серебром взять. Начеканить из него монеты. И если монеты будут высокого качества чеканки и из высокоочищенного серебра, то скоро на них перейдёт весь Кавказ и в ближайшие десятки лет инфляции не будет.

Вторым своим деянием, подсказанным тоже Брехтом, но мастерски исполненным Женькой, была посадка на всей, подконтрольной хану Петеру, территории саженцев шелковицы.

Все же знают, как получается шёлк. Нет? Ну ладно. Берутся совсем маленькие личинки тутового шелкопряда высыпаются на сито и… Весь день мальчики, девочки и взрослые дядьки на ишачках ездят по пригородным лесам и отрубают молодые ветки от шелковичных деревьев. Эти ветки с листьями укладываются на сито поверх белых маленьких червячков, и они, эти червячки, начинают их усиленно поедать и расти. Вырастают здоровыми противными, как большой палец взрослого человека. После чего начинают окукливаться, заворачивая себя в бесконечную шёлковую нитку. Как окуклятся, их поливают кипятком. Садисты эдакие. И отдают коконы мастерам, которые сматывают с него нить и делают шёлковую ткань.

Самым узким моментом производства этого является количество шелковичных деревьев. Брехт, когда попал после института по распределению в Таджикистан, наблюдал эти деревья. Все дороги обсажены шелковицами, и все они превращены в такие огрызки, как тополя превратили в городах России после перестройки. Кажется, дай дереву вырасти, сформироваться и оно даст листвы в разы больше, но нет, листва нужна именно сейчас, и потому срубают весь годовой прирост веток. И ведь СССР существовал уже к тому времени семьдесят лет. Ну, дай ты команду все дороги обсадить шелковицами не в один ряд, а в три, и один из рядов запрети вырезать, и через несколько лет, пусть даже через десять лет, производство шёлка можно увеличить в разы. Нет. Это же думать и работать надо. Пока то дерево вырастет. Временщики.

Именно всё это Брехт Женьке и объяснил, а она воплотила в жизнь. Все жители Дербента были обложены налогом, каждый должен посадить три дерева шелковичных. Сколько в ханстве народу? А чёрт его знает. Тысяч десять – двадцать? На дереве должен быть кусочек кожи привязан, на котором твоё тавро выжжено. Нет тавра, закажи кузнецу, так как это не последняя акция и будут ещё, где ты вынужден будешь воспользоваться своим тавром. И посадили законопослушные граждане эти сорок приблизительно тысяч деревьев. Бизнес расцвёл в городе и его окрестностях, все близлежащие ханства ушлые товарищи облазили, и все молодые деревца шелковицы выкопали. И кроме того, осенью посадили самые продуманные у себя на участке сотни семечек тутовника. А самые-самые продвинутые попытались размножить деревья черенками.

Да, результата придётся ждать десяток лет. Но его можно ждать, деревья никуда не денутся, вырастут. А если не посадишь, то и ждать не стоит. Есть в ханстве разведчики, и есть шпионы. Так вот шпионы из соседних ханств об этой странной акции Пери-Джахан-ханум ибн Фатх-Али-хан доложили своим правителям, а разведчики Женькины доложили, что дураков в будущем Азербайджане нет, и все соседние правители бросились обезьянничать, даже несколько малых стычек весною произошло между Шекинским и Кубинским ханством из-за воровства саженцев шелковицы. Но главное, что и там стали срочно пытаться размножать тутовник черенкованием и посадкой семян. И там тоже стали увеличивать посадки под шафран и марену красильную. Не только дурной пример заразителен, заразителен и ведущий к выгоде.

Глава 6

Событие четырнадцатое

Нет никакого смысла спрашивать людей, что они думают о войне. От их мнения ничего не зависит.

Старший братец «Мировой Женьки» Шейх-Али-хан ждать себя не заставил, прискакал, в сопровождении сотни, одетых в кольчугу, всадников с пиками и саблями, на четвёртый день после прибытие Брехта в Дербент. Войска и провизию с фуражом уже разгрузили, новую партию шафрана и Марены красильной, в виде корений и уже готовой краски, загрузили на расшивы. Брехт прошёлся по рынку с целью определить, чем бы ещё можно заполнить трюмы кораблей, не правильно же их пустыми гонять, аренда кораблей денег стоит. Тем более и у самого деньги есть, и царь-батюшка, на поддержание местной экономики и увеличения любви к России, кучу денег отсыпал. Почему бы немного не попутать свою шерсть с государственной. Скупил весь попавшийся под руку шёлк, потом скупил тонкую козью и овечью кожу, всё одно крохи. А что, сухофрукты вполне себе переживут путешествие и от них легко можно будет по дороге избавиться, распродав купцам в Царицыне, Самаре, Саратове и Нижнем Новгороде. Скупил Брехт всю имеющуюся курагу, чернослив и изюм.

Всё, больше ничего ценного в Дербенте не было. Были ковры. Но Брехт не решился их брать. Непонятен спрос и они очень не дёшевы, взял несколько десятков на пробу разных размеров. Если удастся с прибылью продать, то потом можно будет наладить скупку по всем окрестным ханствам.

Корабли утром отчалили, а в обед и… Всё время Брехт забывал, как брат жены называется, то ли шурин, то ли деверь. А тут он ещё и не один приехал, а кучу родственников на свадьбу привёз. Пётр Христианович смотрел вместе с Ермоловым с южной стены города на подъезжающее войско и репу чесал, вспоминая. Так и не вспомнил. Войско было человек в двести, с копьями, прапорами, все в кольчугах. Словно на пятьсот лет в прошлое провалился. Ну, хотя, несколько длинноствольных ружей из-за спин у абреков торчит.

– Алексей Петрович, – толкнул, разглядывающего древних витязей, Ермолова Пётр Христианович. – Объясни бусурманину, брат жены – это кто? Как называется?

– Шурин. А сын его, думаю, вон тот мальчонка на иноходце белом, должно быть, это уже шурич.

– Понятно, а вон та пэри под балдахином? Женька, это кто? – Плохо с женой разговаривать через переводчика. Дебил, мог бы дать ей команду выучить русский, за полгода с лишним, что его не было, уже бы вполне освоила.

– Это моя младшая сестра – Нардан.

– Сестра жены? – поворотился Брехт к Ермолову.

– Своя́ченица. Если это – сестра жены. А если у неё есть муж, то он – свояк.

– Машалла, наконец, я знаю эти тайные имена! Теперь жить легче стало.

– Кадир-бей, открывай ворота, родственники понаехали, – хлопнул, по закованному в латы плечу, хан Петер крепенького чернобородого мужичка, который, если на русский перевести, то был начальником сил самообороны Дербента.

– Будет исполнено, эфенди хазретлири Петер – хан.

Кто сказал, что мусульмане не пьют вино?! Шурин этот вполне себе сидел за низеньким столом, в парадном зале дворца ханского, и красное сладкое вино потягивал. Вот умеют же здесь делать вкусное сладкое виноградное вино, тогда какого чёрта тратится русское серебро на закупку у Франции этой кислятины? Нужно срочно перенаправить денежные потоки. И что надо для этого? Бутылки из тёмного стекла, а для этого стекольные заводы, много заводов, а для этого источник энергии (производство стекла очень энергозатратно), а для этого завод по перегонке нефти. Нда, с нуля производство создавать не просто. Но уж бочками вино в следующий раз, на пробу, он точно отправит. И можно в Москве и Питере организовать приём стеклотары. Даже не задумывался до этого Брехт, а куда сейчас в Столицах пустые бутылки девают.

– Али, – когда все разошлись, а Шейх-Али-хан прилично набрался, тут-то и решил начать важный разговор, ради которого и вернулся на Кавказ, Брехт, – скажи мне, брат, как называется правитель Ирана?

– Фетх Али-шах.

– Шах. Значит, шах выше хана? – подтолкнул Брехт закосевшего родственника в правильном направлении.

– Конечно выше, шах, если, по-вашему, то это император, а хан – это князь, – тыча пальцем в потолок и на непонятливого богатура, гоготнул Али.

– Здорово. А у этого шаха, который тоже Али, есть Великий визирь?

– О, у великого Фетх Али-шаха есть много слуг и много визирей, есть и великий визирь, есть и наследник, который очень удачливый и смелый воин. Это – Аббас-Мирза. Он сын шаха от его второй жены Асья-бейим ханым Фатали хан гызы Девели.

– О как!

– А вообще у великого Фетх Али-шаха восемьсот жён и сотня дочерей и сыновей.

– Восемьсот??!! Это он… Два пишем, три на ум пошло, с некоторыми по три года не видится? Он что больной, зачем ему столько?

– Мой казначей, а он умнейший человек, которого я знаю, говорит, что это не столько от того, что шах очень богат, а потому, что его воспитывал дядя, предыдущий шах Ирана – Ага Мохаммед Шах Каджар. Так вот он был скопцом и у него не было ни жён, ни детей, а ещё он вечно угрожал матери Фетх Али-шаха, что оскопит и его. Гасан-эфенди – это мой казначей, говорит, что когда дядю убили, на радостях нынешний хан и стал каждый день заводить себе по десятку новых жён.

– Убили? – понятно, все мы родом из детства. Комплексы у хана. Нужно этим воспользоваться.

– О, там поучительная история. У вас, мне говорил Гасан-эфенди, есть поговорка, не откладывай на завтра, то, что можешь сделать сегодня, – Али подозвал виночерпия и тот вновь наполнил золотые кубки.

– Есть.

– Его смерть подтверждение этой поговорки. Лет пять назад, после того как вырезал в Грузии больше двадцати тысяч человек, Ага Мохаммед Шах Каджар чуть южнее Грузии, в Шуше, усмирял непокорных горцев. И вот в один из вечеров вышел из шатра, а караульные спят на посту. Почему не спать, шатёр находится в самом центре огромного лагеря? Шах попинал телохранителей немного и приказал утром их казнить. И ушёл спать. Тогда его телохранители сговорились между собой и, проникнув в шатёр Ага Мохаммеда, зарезали его. Надо было ему сразу их обезглавить.

– Да, согласен с твоим Гасаном, нельзя откладывать на завтра такую занимательную вещь как казнь. Слушай, Али-хазретлири, а давай я стану шахом Великого Азербайджана, а ты станешь моим Великим визирем, – Брехт подозвал виночерпия, отобрал у него кувшин, и сам наполнил оба кубка, сверкающих красными каменьями, до краёв малиновым вином. Нужно будет утром узнать, у кого брали вино и съездить рецепт узнать, сделал себе зарубочку на память Пётр Христианович.

– А Ага Мохаммед Шах Каджар и его сын Аббас-Мирза? – выпрямился хан Али. И не развезло, вон глазки, хоть и блестят карие, а внимательные и не мутные.

– Мы не будем спешить. Для начала приберём к рукам Шекинское ханство, просто представив это как наказание этого ханства за нападение на тебя, дорогой брат. Потом присоединим северные территории вокруг Джахара, потом территорию лезгин, что лежат между нами. Для этого и войск особых не надо и, главное, все другие ханства вокруг не будут особо ничего подозревать. Это же происходит за их границами. И всё это время я буду готовить войско. Пошлю гонцов к черкесам, к вайнахам, пусть присылают лучших аскеров, кто хочет повоевать.

– А потом? – Кубинский хан осушил двумя глотками кубок.

– У русских сказка есть про шамаханскую царицу. Шемаха, насколько я понимаю, это столица Ширванского ханства, которое вечно нападает на тебя. Его люди разоряют твои пограничные селения. Сволочи, одним словом. Как соберёмся с силами, так они на тебя нападут и сожгут очередное селение. Вообще, гады! Ты и попросишь у сестры помощи, ну и у меня, своего любимого родственника. Силой трёх ханств, мы за пару дней возьмём это ханство и посадим ту дивчину, что с тобой приехала, своячницу эту мою Шемаханской царицей.

– Нардан?

– Нардан.

– А потом? Потом дойдёт до Фетх Али-шаха и он пошлёт Аббас-Мирзу с двадцатитысячным войском, – развёл руками деверь. Тьфу. Шурин.

– Так и будет. Только Бакинское ханство останется у нас в тылу, и мы успеем его прибрать к рукам. И выйдем на северный берег Куры, которую можно перейти только в нескольких местах, вот у ближайшего к морю мы и разместим артиллерию. Как подойдут персы, запустим на свою сторону Аббаса и уничтожим пушками и ружейным огнём, а твои смелые аскеры потом добьют убегающие войска шаха. Слушай, Алик, а ты доверяешь этому переводчику?

Шурин только сейчас вроде как заметил, что разговаривают они не друг с другом, а через человечка в бурнусе.

– Доверяю. Его дочь одна из моих жён.

Событие пятнадцатое

Народ, у которого есть право выбора, всегда выберет мир.

На следующий день, получив принципиальное согласие от деверя… Да, едрит, твою налево! Получив согласие на войнушку от шурина, Брехт решил действовать. Воевать с двадцатитысячным войском, пусть и вооружённым в основном пиками и саблями, силами одного батальона – это перебор. Нужна конница для преследования бегущих, нужны проводники по местным горам, нужны обозники. Начать всё же следует именно с конницы. Что он имеет? По полусотне дали два атамана, донской и астраханский. В самом Дербенте есть восемьдесят гусар Мариупольского полка. В конце прошлого года произвели ротацию и тех гусар, что с майором Парадовским Феликсом Осиповичем оставались в Дербенте, сменили другие, под командованием майора Эрнста Георга фон Плеве. Князя Витгенштейна об этом, как шефа полка, понятно, в известие поставили. Он ещё подумал тогда, не родственник ли, в смысле – предок, это тому самому фон Плеве, по инициативе которого в русской армии осенью 1915 года были созданы первые особые отряды «бомбометателей» или «гренадёров», из которых в процессе развития вышли Ударные части Русской армии, так же известные как «Батальоны смерти»?

Майор встречал его на пирсе вместе с офицерами. Невысокий полненький человечек, на гусара совсем не похожий. Хоть и в синей гусарской форме был. А, да! Усы есть. Значит, точно – гусар, больше усы в армии никому иметь нельзя. Усы есть, но представить фон Плеве с саблей, скачущего на коне в атаку, не получалось. То ли усы не такие, то ли животик великоват?

Итого: сто восемьдесят человек, плюсом одиннадцать его горцев и сто человек ополчения Дербента под командованием Кадир-бея. Всего триста человек. Явно мало. А потому, нужно отправлять людей за добровольными помощниками, любителями повоевать и пограбить. Пщышхуэ Марата Карамурзина с его аскерами нужно звать. И звать нужно много, сотни три-четыре. Потом сотни три выделит и Шамхал Тарковский Мехти второй. И нужно отправить человека к одному из немногих уцелевших беков вайнахов или чеченцев – князю Мудару. Пусть собирает желающих, под руководством того самого джигита Витгенштейна, побить и пограбить вероотступников персов. Шииты – это не настоящие мусульмане, их можно резать и грабить.

Мехти II себя ждать не заставил, пожаловал на пятый день после прибытия Брехта в Дербент. Что тут поделаешь, Кавказ – это маленькая деревня и новости тут разносятся быстро. Посвящать Мехти полностью в их план не стали, что знают трое, то знает свинья, ещё сам папаша Мюллер говорил. Пётр Христианович просто предложил ему прислать пару сотен смелых воинов, хотим, мол, твоих вечных врагов джахарцев принудить к миру. Сколько можно совершать набеги на мирные селения, разорять людей, насиловать женщин и уводить мужчин в рабство? Хватит, натерпелись!

– С ними тяжело будет сладить, они живут высоко в горах, и пасут своих овец. Но не это главное. Главное, что у них нет беков, там селениями управляют старейшины. Просто не с кем договариваться. Они даже пообещают больше не нападать на мирные селения, и как только у них возникнут трудности, голод, там, или падёж овец, сразу объединятся и пойдут грабить соседей.

– А вот это вряд ли. Есть у меня один метод против этих товарищей.

– Не поделишься? У меня с запада вайнахи тоже частенько в набеги на наши селения ходят. Там та же самая история, у них нет князей, нет власти, не с кем договариваться, хоть половину аула можно вырезать, другая половина всё одно будет приходить грабить, – недовольно замахал руками Мехти.

Брехт точно знал, как с этим покончил Ермолов. Тот самый, что сейчас драит пушки после морского путешествия, чтобы не заржавели, только лет через двадцать или даже больше.

Все же читали повесть «Кавказский пленник» графа Толстого, где Жилин и Костылин? Бизнес был такой у горцев, украдут русского офицера, посадят в яму и выкуп требуют. Куда деваться родственникам? Выкупают, тем более что и деньги-то не сильно большие. Так и процветал этот бизнес, пока Ермолов ему не решил конец положить. Похитили очередного офицера и увезли в зиндан. Ермолов ни в какие переговоры вступать не стал. Он поднял полк по тревоге, оцепил несколько селений и вывез оттуда всех старейшин и отправил гонца в эти селения, что если офицера не вернут через три дня целого и здорового, то он повесит всех старейшин в их же селениях, а селения сравняет с землёй. Через два дня привезли офицера живого и здорового, и больше, пока Кавказом рулил Ермолов, ни одного офицера не похищали. Стычек и войнушек было полно, но за пленных больше никто выкупа не просил.

Ермолова обвиняли в излишней жестокости и прямолинейности, но он почти усмирил Кавказ, только вот его популярность мешала спокойно жить царедворцам, и они всякие наветы наветывали Николаю I, а тот, со своей фобией, наветы слушал. Ну и надо отдать должное царедворцам, они били по самом больному месту царя-батюшки. Ермолов будет привечать и поддерживать сосланных на Кавказ декабристов, как же это может понравиться, обделавшему со страха во время восстания декабристов, Николаю?

Только это прекраснодушные потомки обвинят Ермолова в жестокости. Они с Брехтом не встречались. Он бы старейшин тоже захватил, но вернул без пальцев. Пальцы в тазик сгрузил и руку туда сунул, а потом как индеец кровью полосы себе на роже горбоносой нарисовал. И потребовал, чтобы они прошли по всем ближайшим селениям и показали тазик и обрубки свои, а затемсказали, что большой белый брат, которого теперь надо называть «Кровавый князь», следующим похитителям обрубит руки по плечи, следующим ноги по колени. Всему селению, даже если они ничего не знали и похитители с другого селения. Договаривайтесь между собой. Вы же все братья.

– Конечно, Мехти, как только принудим к миру джахарцев и лезгин, так сразу и твоими вайнахами займёмся.

– Договорились, я пришлю двести лучших воинов.

– Двести лучших воинов, человека, которого они будут слушаться беспрекословно, и фураж для лошадей, и деньги на прокорм этим двухсот человек в течение полугода. Дербент маленький и не очень богатый город, кроме того я отправил приглашение черкесам и вайнахам, их бы прокормить.

– Ты жадный человек, Петер, но ты всегда добиваешься своего, я сделаю, как ты сказал.

Событие шестнадцатое

Если долго наблюдать за девушкой, можно увидеть, как она выходит замуж…

Русская свадьба – лучший способ посмотреть на дальних родственников в ближнем бою.

Что можно сказать о мусульманской свадьбе? Да ничего. Ничем она не отличается в принципе. Разве, что десяток новых слов, на чёрт его знает каком языке, выучил. Наверное, это азербайджанский? Или персидский? А есть ли вообще персидский язык? Сейчас правящая в Иране династия – выходцы из Азербайджана. Не того, который отойдёт вскоре к России и потом отколется от СССР, это незначительная часть настоящего большого Азербайджана со столицей в Тебризе. Просто Россия не пошла дальше, не до того было. Там война, ни на жизнь, а на смерть, с Наполеоном шла, и было не до завоеваний. Воевали силами пары батальонов. Был такой «бич Кавказа» Пётр Котляревский.

Так про свадьбу, всё же все ханы сейчас в этих мелких ханствах южного Кавказа – те же самые иранцы азербайджанского разлива. И традиции оттуда почерпнули или, наоборот, привнесли. Первая – с которой Брехт столкнулся – это магрие. Это – ценный подарок, который должен преподнести невесте, перед свадьбой, жених. Он является залогом финансовой состоятельности будущего мужа и его готовности содержать семью. Обычно в качестве магрие выступает недвижимость или золото. В случае развода все ценности остаются женщине.

Что сказать? Брехт, на всякий пожарный, часть награбленного у англичан и Чарторыйских прихватил с собой. Ему ведь Наполеон сказал, что для войны нужны деньги, деньги и, ещё раз, деньги. Вот и воспользовался советом. Вести бумажные, даже английские деньги, глупо, серебро дёшево, взял золотые цацки. Был гарнитур из серёжек, кольца и браслета с жёлтыми камнями, прямо как глаза у невесты. Ну, в смысле у неё интересного цвета радужка, карие, понятно, всё же брюнетка жгучая, но очень светло-карие и в них золотинки проблёскивают.

В день свадьбы торжество начинается с обряда согласия. Проходит он в специально отведённой и украшенной парчой и цветами комнате. Жених должен подойти к невесте и спросить, действительно ли она желает выйти за него замуж. Все это время девушка должна молчать и дать свое согласие лишь на третий раз.

Брехту про три раза не сказали. Раз женишься и так должен знать. Он Женьку спрашивает, а она молчит – дура.

– Ну, не хочешь и не надо, – это по-русски сказал. Тут к нему Салим-эфенди подбежал и чего-то на своём лопочет. Хорошо Мехти рядом был. А то бы на том свадьба и закончилась.

Следующий обычай был неправильный. У русских, да вообще у европейцев, всё понятно. Гости дарят молодожёнам подарки, деньги в основном, чтобы тем легче было начинать совместную жизнь. Не с разбитого корыта. А у этих товарищей наоборот. Жених должен одаривать гостей. Считается, что чем более радостными и сытыми будут приглашённые гости, тем счастливее будет семейная жизнь. И подарок должен соответствовать статусу.

Пришлось Мехти и Али подарить по шайру. Остальной мелочи выдал серебряные рубли новые с императором. Брехт их сначала хотел так просто с собой привезти, но в последний момент мысль смешная пришла – превратить рубли в медали. Просверлили дырочки и прицепили к планке с голубой андреевской тряпочкой. Ну, и что, что сзади один рубль написан. Кто там по-русски читать умеет. Вот этими медалями всех остальных гостей и одарил. И все довольны, сияют, а больше всех, обретению великанских лошадей, шамкал и хан.

А, стоп, там ещё одна прикольная традиция есть. Хана Бандан называется.

Это разукрашивание невесты хной. Родители приносят хну, девушка её крошит и её этими крошками посыпают, а потом хну растворяют в воде и красят ею руки невесты. Смотрится ужасно, и хрен отмоешь.

Ну, а дальше как всегда. Разве что горько не кричат, до поросячьего визга не напиваются, мордой в салате не засыпают и не устраивают драк по непонятному поводу. Как Вицин говорил: «Всё чинно, благородно».

Ну что за свадьба без драки? А нет, была драка, Брехт же по бочке вина выкатил егерям и артиллеристам. Вот, те и напились и подрались. Стабильность. Знай наших.

Глава 7

Событие семнадцатое

На одном форуме для переводчиков прочитал историю о невозможности перевести сказку о Колобке. Переводчик пишет, что трудно объяснить иностранцу, в чём смысл сказки, в которой русская волшебная круглая булка издевается над животными…

Аманаты – это заложники такие, царских кровей, сыновья в основном. (أمانة (ʾamāna) «вещь, отданная на сохранение). Пётр Христианович обоим своим союзникам не доверял, от слова совсем. Но требовать аманатов в его положении глупо, эти двое, если захотят, набросятся на его крохотное ханство с севера и с юга и просто шапками закидают, в прямом смысле этого слова. Трупами завалят. Тупо порох кончится у его батальона. Решил хан Петер схитрить. Сказал и Мехти, и Али, что открывает школу в Дербенте для мальчиков. Специально даже профессоров из Москвы привёз, которые будут учить детей всему: и языкам, и Географии, и Химии с Физикой, и даже Медицине. Показал профессоров немецких. Но главное, они выучат отлично русский язык и потом могут в великой Российской империи занимать большие посты, ходить на балы в Петербурге и брать в жены русских княжён. Перспектива. Присылайте в школу по десятку своих сыновей и сыновей знати своей. Возраст десять-двенадцать лет.

Ни Али, ни Мехти дураками не были, поняли чего урус-шайтан добивается.

– Да немец я!

– Немец тоже хитрый. Только я тебе верю, Петер, и не собираюсь бунтовать против Александра, а потому, мне нечего бояться, и я пришлю сыновей в твою школу, – полез обниматься шамхал Тарковский.

– А я тебе не верю, но тоже пришлю, у тебя уже есть моя сестра, и слово «Перспектива» мне нравится, – Шейх-Али-хан тоже обнимашки на прощание устроил.

И надо отдать обоим должное, через неделю примерно, по десять мальчиков прислали. И воинов с ними отправили. Мехти две сотни всадников побогаче, а Али около двадцати взрослых, видно, что не раз участвующих в сечах, воинов. У многих сабельные удары на лице или руках.

Ещё пятерых пацанов Брехт добавил, изъяв из семей кади, Салима-эфенди – главного казначея ханства и Кадир-бея, который воевода Дербента.

Саманный кирпич только начали сушить, а о производстве нормального обожжённого только задумались, а потому Пётр Христианович выделил пацанам дворец, а сам с молодой женой переселился в небольшой двухэтажный домик, для гостей построенный. Собрал вместе учителей и учеников, взял переводчика и решил представить их друг другу. Попадос полный. Все вместе знают десяток языков, но эти языки не пересекаются. Дети знают азербайджанский, персидский, многие арабский, те, что со стороны Мехти, какую-то разновидность татарского, и даже один сносно говорит на русском. А профессора владеют немецким, латынью, французским, двое знают древнегреческий, сносно спикают и очень, и очень, и очень хреново владеют русским. «Яйко, млеко, матка давай». И понятно, преподавание в Московском университете на французском и латыни. Приехали профессора в Московию из цивилизованной Европы недавно, и выучить русский не успели, тем более, на нём никто из студентов толком и не говорит.

Брехт же не дурак и толмача взял. Лучшего. Тоже на десятке языков шпарит, только это ни немецкий, ни французский и ни латынь. Знает русский, и кучу местных языков.

Затык. Вот сам Пётр Христианович говорил сначала с немцами учёными на немецком, потом с переводчиком на русском, а тот уже общался с детьми на разных местных языках. Так учебный процесс не пойдёт. У Брехта дел выше крыши без школы. Есть ещё Ермолов, он знает французский и латынь, и русский, понятно. Но всё одно – через двух переводчиков работать. Стоп. Любой офицер знает русский и французский. Нет. Всё равно через двух переводчиков.

Отставил пока преподавание умных наук пацанам Брехт, отдал их в ежовые рукавицы своего несостоявшегося убийцы, подпрапорщика бывшего, Емельяна Сергеева. Погонять нужно пацанов кроссами по пересечённой местности, на турнике пусть занимаются, и даже пистоли выделил, пусть постреляют. Будущим джигитам это понравится. Ну и русские команды осваивали.

Отвлёкся уже от аманатов, думал, как сподвигнуть химиков своих на производство ударного взрывателя на основе гремучего серебра или бертолетовой соли, и тут по двору дворца навстречу, брат Зубера Шогенцукова, мулла недоучившийся идёт.

– Баграт, а ты латынь знаешь?

– Конечно, знаю, – чего-то тащит под мышкой.

– А ну пойдём, – привёл его на плац, где Емельян над детишками измывался и, построив пацанов, приветствовал их по-немецки.

Баграт перевёл, и немецкий знает.

– Кто понял? Поднимите руки.

Три руки не поднялось. Шогенцуков на другом языке попробовал, на третьем. Все руки кончились. Ну, вот теперь можно и к учёбе приступать. Благо всё для этого есть. В Астрахани Брехт часть своего дохода от бумажной фабрики забрал листами бумаги, перьевые ручки с собой привезли. Чернила из сажи – не дефицит.

А жизнь-то налаживается.

Событие восемнадцатое

Почему в таблице Менделеева йод есть, а зеленки нет?

– А это не бахнет?

– Не должно.

– А чего отошёл?

Войска собирались. Прибыла обещанная Платовым полусотня казаков. Они с Дона до Царицына ехали на своих четверых, а потом разделились, часть и дальше к Астрахани на лошадях отправилась, а половину загрузили на прибывшие туда, как раз освободившиеся после перевозки отряда князя Витгенштейна, расшивы. В Астрахани расшив было больше, и дальше, уже морем, все казаки добрались до Дербента. И вот эти приехали не только без фуража, но и без пороха; так, у каждого в седельных сумах немного припасено. Пластуны, блин. Чем воевать собрались? Интересно, они и на Индию с саблями, без пороха, шли? В бою надеялись добыть?!

С порохом в Дербенте оказалось не всё так хорошо, как Брехт рассчитывал. Он видел, что в ханстве порох есть и, более того, в Дербенте есть пороховые мельницы, которые делают его из местного сырья, тогда ещё удивился, мол, откуда селитра, не слышал ничего про залежи селитры на Кавказе. Оказалось всё так, да не так. Селитра была и привозили её из Чечни. Где её вайнахи брали – неизвестно, вот только она была кальциевая, и порох делали прямо из неё. Но кальциевая селитра сильно гигроскопична, нужно переделать её в калиевую. Элементарно же, смешал с поташем, отфильтровал и испарил, но нет. Этого не делали.

Поговорил с немцами Брехт. Вона чё получается. А у Глаубера-то надо отнять пальму первенства, весь мир уже сотню лет производил калиевую селитру тем способом, который открыл Глаубер, получив свою соль вытеснением кальция калием. Только поташ, который нужен – это огромное количество золы, а здесь на Кавказе леса мало, особенно с этой стороны гор. Нужны тонны и тонны золы. Формула-то реакции замещения простая Ca(NO3)2 + K2CO3 = 2KNO3 + CaCO3, осаждается CaCO3 (мел) и получается раствор нитрата калия KNO3, то есть, калийная селитра. Дальше тоже не сложно. Калийную селитру отфильтровывают от углекислого кальция, и выпаривают полученный раствор до начала выделения кристаллов. Затем раствор переливают в чаны или другие ёмкости, в которых селитра кристаллизуется. Для достижения нужной степени чистоты её ещё раз перекристаллизовывают (иногда несколько раз), а затем обесцвечивают с помощью угля и квасцов.

И опять нужно большое количество дров. А их тут нет. А стрелять из ружей или пушек заряженных порохом на основе кальциевой селитры – это квест. Открываешь бочку, а там монолит. Всё, война проиграна. Второй вариант не лучше. Содержание влаги в таком порохе должно быть в пределах 0,7–1,0 %. При содержании влаги свыше 2 % порох трудно воспламеняется, а при 15 % влаги, он вообще теряет способность к воспламенению. То есть, всего одна туманная или, тем более, дождливая ночь, и битва наутро будетопять проиграна.

Вздохнул Брехт и отложил этот порох. Нужно тащить его в Россию и там растворять в кипятке, выделять селитру и обрабатывать золой. Да, вскоре, с обретением нефти, у него энергии будет, хоть отбавляй. Энергии, но не золы. Или нужно тащить золу из России? Ну, тоже вариант. Дешевле, чем туда-сюда катать. Интересную, между прочим, статью из будущего вспомнил, раздумывая о селитрах, Пётр Христианович. Открыли в Чили селитру и обрадовались. А, нет, ещё только откроют. Привезли целый пароход на продажу в Европу. Содержание связанного азота в этой дешёвой чилийской селитре достигало 90 %. Самый высокий показатель – золото, а не селитра. Вот только, чилийская селитра, привезённая на пароходе в 1825 году в Гамбург не нашла покупателей и после длительного ожидания была выброшена в море. Натриевая селитра (чилийская) гигроскопичнее калиевой в разы, кому она нужна, если есть готовая индийская селитра? Которой англичане завалили Европу. А вот, нуждающаяся всё время в порохе, Россия могла бы и брать дешёвую чилийскую селитру, у нас-то ещё всё нормально с лесами. Зола не дефицит.

После казаков Платова появились вайнахи, или чеченцы, под руководством князя Мудара. Если в первый раз он еле два десятка разномастно одетых всадников привёл, то сейчас заявился вполне себе князь князем во главе с отрядом из семи десятков хоть и всё ещё разноцветно одетых, но все в новые черкески и все с длинноствольными ружьями, большая часть одвуконь. И обрадовал Мудар, что собирается ещё один отряд, тоже воинов пятьдесят будет. Со дня на день пожалуют.

Последними, через месяц, прибыли джигиты, или аскерчи, пщышхуэ Марата Карамурзина, с ним самим впереди на белом аргамаке. Большой отряд. Без малого две сотни сабель и все не только с саблями, но и с ружьями, у многих и седельные пистолеты есть.

Что ж, теперь можно и наведаться в гости к соседнему хану. Спросить вежливо, почему он не любит хана кубинского Шейх-Али-хана. Такой душка, вона как обнимается, сестра у него ещё, хоть и полновата, но тоже горячая штучка, а ты ему всякие неприятности чинишь. Нападаешь на пограничные селения, зоришь, людей в рабство угоняешь. Девушек портишь. Ай-я-яй. Нехорошо. Слазь с престола. Не по твоей он толстой попе. Там должен нормальный джигит сидеть, вот как князь Витгенштейн, например.

Событие девятнадцатое

Самая вредная работа у правителей. Столько вреда не приносит никто.

Есть тысячи сценариев развития войны, есть тысячи разобранных битв со всякими засадными полками. Уже ходят по земле всякие Клаузевицы. Карлы Го́ттлибы. На самом деле… Это Брехт так считал, а он академиев Генерального штаба не кончал, самоучкой был, потому, может быть, и не прав. Неуч же. Так он считал, что войны может быть две: лихим кавалерийским наскоком, сметая всё на своём пути, и война на истощение.

План на эту войну, несмотря на громадное превосходство в артиллерии, количестве ружей, подготовке воинов (русских), генерал-лейтенант князь фон Витгенштейн-Дербентский выбрал второй. Будет война на истощение. При этом годами сидеть в окопах и оправлять на убой всё новые и новые войска он не собирался. Свои-то силы зачем истощать? Истощать в войне на истощение нужно противника.

А ещё он знал, что если местного какого хана назвать трусом или сыном собаки, то он тут же прилетит со всем войском свою поруганную честь восстанавливать, на это и был расчёт.

Вот что поведал ему Баграт Шогенцуков, откопав материал о противнике в какой-то книге в библиотеке в Дербентском дворце: оно (Шекинское ханство) ограничено с севера Главным хребтом Кавказа от Салавата до Баба-дага и частью Кубинского ханства, с востока Ширванским ханством, от которого в северной части отделялось рекой Гок-чаем, с юга рекой Курой, отделявшей его от Карабага; на юго-западе той же рекой, служившей разделом между Шекинским и Ганжинским ханствами, и, наконец, на западе Шекинское прилегало к Грузии и владениям султана Элисуйского.

На самом деле, если описывать территорию врага и самого врага, то можно сказать следующее, там нет дорог, от слова совсем. Арбами не пользуются, люди ездят на лошадях, и если нужно перевозить что-то, то перевозят тоже на лошадях тюками. Добраться туда из Дербента или Кубинского ханства можно, но половину армии и всю артиллерию потеряешь. Там непроходимые горные ущелья и хребты. Единственная дорога ведёт со стороны вечно воюющего с ним Ширванского или Шемаханского ханства. В самом Шекинском ханстве после смерти отца, уже без малого двадцать лет, бьются за наследство три брата и куча дядей. Войск как таковых нет. И что делать? Так, с горсткой воинов, не слышавших даже о дисциплине, ханства не завоевать. Жители уйдут в горы, спрячутся в лесах и ущельях. А потому нужно выманить на себя всё их вооружённое население, которое сидящий сейчас на троне Селим-хан, младший сын бывшего Хусейн-хана, сможет собрать. И что очень важно, Селим-хан – зять правителя соседнего ханства Ибрагим-хана-Карабахского, который сейчас массово вырезает и изгоняет со своей земли армян в Карабахе. Его нужно принимать в расчёт. Он выдвинет войска на помощь зятю.

Есть огромный минус в этом плане, на пути стоит Ширванское ханство со столицей Шемахой и дорога проходит именно через Шемаху. Там сейчас сидит, только недавно отвоевавший назад у разделивших ханство его отца Кубинским и Шекинским ханствами, Мустафа-хан Ширванский.

И вот тут есть плюс. Он люто ненавидит ханов Шекинских, который убили его отца и отхватили кусок его ханства. И есть минус, не менее люто он ненавидит и правителей Кубинского ханства, которые и захватили его родичей и потом умертвили их в Баку.

– Поступим так, – Брехт оглядел предводителей его разномастного войска, сидящих сейчас в одном из залов дворца в Дербенте. – Мы проходим насквозь Кубинское ханство, и через всё Ширванское ханство движемся по дороге к границе Шекинского ханства. Там нападаем на пару пограничных селений, захватываем их. Только без вас, дорогие горцы. А то вы броситесь всех резать да насиловать. Так, своими силами справимся. Вы пока на границе шашлыки будете жарить. Несколько человек отпускаем и отправляем к их хану Селиму, с письмом, в котором напишем, что он собака, ишак и трус. Всё, и сидим ждём, пока этот товарищ с войском и ополчением прибудет сам к границе.

– А Ширванский хан Мустафа? – задал правильный вопрос Мехти.

– А с Ширванским ханом Мустафой мне нужно выехать заранее, с небольшим отрядом, и договориться.

– Не просто будет, – буркнул шурин Али. – Это не я всё устроил, я тогда не был ханом.

– И это плюс. Тем не менее, в Шемаху я один поеду… А нет. Лучше я поеду с князем Карамурзином. Марат поедешь со мной?

– Поеду.

Выехали в середине июля. Всё остальное войско крохотное осталось на границе между Кубинским, Ширванским и Бакинским ханствами. Нормальная дорога ведёт только вдоль моря. Примерно восемьдесят километров. Добрались за два дня, при этом Мустафа хан о приближении непонятного отряда, в два десятка человек, узнал заранее и выслал навстречу, примерно такое же, войско. Но сам из Шемахи не дёрнулся, очевидно какого подвоха ожидая. Стены Шемахи хуже чем у Дербента, а часть вообще просто насыпь земляная и торчит несколько малокалиберных пушечек по всейнасыпи. Для Еромолова с его длинноствольными 122-х мм пушками и нормальным порохом – это не соперник, подавят в считанные минуты, тем более в последний год его пушкари много тренировались, а здесь, по словам шурина, пороха толком нет. Ещё Али оценил армию, которую может выставить Мустафа, в пару тысяч конницы и пару тысяч пеших воинов вооружённых на 99 процентов холодным оружием.

Мустафа-хан встретил у ворот – оказал уважение дорогим гостям. Князь Витгенштейн, понимая, что гусарская форма будет главным аргументом надел парадную со всеми орденами и даже Андреевской лентой через плечо. И приехал на «Слоне». Марату тоже одного подарил. Теперь вдвоём сидели на этих гигантах на метр возвышаясь над Мустафой и его свитой.

Переговоры начали не откладывая. Брехт понимал, что нужно спешить. Осенью дороги тут станут вообще непроходимыми и до этой распутицы захват Шекинского ханства нужно закончить. Он отпил предложенного вина и, не таясь, всё выложил хану шемаханскому.

– А Бакинский хан?

– Обещал моему шур… Обещал моему брату Шейх-Али-хану сидеть тихо и не дёргаться, – лениво махнул рукой на юг Пётр Христианович.

– Кубинцы и бакинцы убили моего отца, – начался торг и это хорошо, быстрее наступит фаза принятия.

– Зато ты отомстишь своему главному и живому врагу Селиму. И у тебя будет выход на Дербент, где будут скупать по хорошим ценам шёлк, что делают твои люди. Есть такая пословица у русских: враг моего врага – мой друг. Вы помиритесь, и твоё государство, под протекторатом Российской империи, будет процветать.

– Платить дань русским?

– Никакой дани. Просто торговля взаимовыгодная.

– А шах Ирана?

– Он так сильно занят обслуживанием своих семи (восьми) сотен жён, что ему некогда лезть сюда. Шучу. Мы его встретим на Куре и разобьём. Всё войско пленим, и ты получишь много огнестрельного ружья и пушек, много рабов, которые будут выращивать ещё больше шелковичных червей.

– Звучит заманчиво. Мне можно будет разграбить Шеки, как они разграбили Шемаху? – вот. Хан задал самый плохой вопрос. Брехт хотел получить это ханство себе и зачем оно ему разграбленное с агрессивным населением?

– Нет. Это ханство станет моим. И вообще, люди на Кавказе, при мне, не будут грабить и убивать друг друга, они будут честно торговать, славить Аллаха и богатеть. Учти, Мустафа, сегодня я не дам разграбить Шекинское ханство, а завтра Ширванское. Твоё ханство. А вот когда мы разобьём войско персидского шаха, то мы вторгнемся в его земли и разграбим там много городов. Может и сам Тегеран. Подумай, Мустафа.

Хан думал не долго. Палец в нос не совал, репу под прикольной шапкой не чесал. Хлопнул в ладоши, вызывая слуг и встав с подушек сказал.

– Я с вами. У меня есть младшая сестра. Ей пора замуж.

Глава 8

Событие двадцатое

Среди деревьев всегда хорошо, в отличие от людей.

Конфуций

Селение первое, которое окружили и согнали всех жителей в одно место, называлось интересно – Вандам. Актёр к этому названию вряд ли причастен. Ещё и прадедушка его не родился, просто кишлак этот находится на берегу горной речки небольшой и называется она Вандамчай. А может и наоборот? Хотел Брехт спросить потом у местных, что это означает, но сразу не спросил, а потом и забыл. Второе селение, которое тоже решили захватить, раскинулось по другую сторону реки и называлось Ноуркышлык.

Изумительное место, если бы Брехт выбирал себе место для столицы, то именно это и выбрал, отроги гор зелёные, покрытые шелковичными и ясеневыми лесами, рядом большое чистое горное озеро Нухор с голубой водой, а с севера другая река – Демираларан. На той стороне этой реки виднелось ещё одно большое селение, но туда уже не пошли. Вот это место ограниченное две реками идеальное место для запланированной битвы.

Всех жителей с продуктами, которые они смогли унести и увезти на осликах и лошадях, со всеми бесчисленными коровами и козами, отогнали на десяток километров на юг к границе Ширванского ханства и велели разбивать лагерь. Выцепили, по приказу Брехта, всех старейшин, и тот объяснил этим аксакалам, что всех после битвы вернут в их дома. Ни грабить крестьян, ни убивать никто не собирается. Просто для вашей же безопасности это великое переселение народов сделано. А потому, сидите тихо, не вопите, скандалов не устраивайте. Это русские – вежливые люди, а вот про ваших соседей ширванцев такое сказать нельзя, как и про черкесов с чеченцами. Не провоцируйте.

Помогло, почти спокойно в лагере стало, люди начали шалаши строить, палатки какие-то – быт налаживать. На второй день дети уже по лагерю бегали, в свои детские догонялки играя. Единственное исключение всё же пришлось сделать. У каждого во дворе огромные плетёные сита для шелковичных червей и им нужно ежедневно кормить этих противных личинок. Пришлось разрешить детям и молодым мужчинам на час домой заходить закидывать прожорливым тварям новые ветки шелковицы.

Троих молодых и шустрых парней на лошадях отправил Брехт с письмом к Селим-хану, где всякими поносными и матершинными словами описывалась его личная жизнь с домашними животными. До столицы небольшого ханства городка Шеки по петлявистой дороге – километров сто. Карт нормальных нет, а по тем, что есть, столько вопросов, что лучше в них не смотреть, для рассудка полезней. Единственное, на что можно ориентироваться – это на слова местных. Два дня пути на лошади, если лошадь справная и если спешить. Наложили это на карту, которая больше на рисунки первоклассника похожа и прикинули, что два дня пути это и есть сто километров. Масштаба на карте нет, так что на глазок нарисовали маршрут и саму столицу Шеки.

Рисовали вместе с Ермоловым.

– Пока отдыхайте, – оглядел Брехт других командиров, два дня туда, сбор войска, раньше чем через неделю никто не появится.

Работы по подготовке к встрече хозяев начала с утра на второй день. Озеро Нохур с трёх сторон окружено горными склонами, дорога проходит по самому низу этих отрогов и потом выходит уже к западному берегу озера на открытое место. На самом северном склоне этого отрога вырыли окопы, натаскали камней и расположили батарею из двенадцати 122-х мм орудий Ермолова.

Батарее, если вдруг, что пойдёт не так, придали обе полусотни казаков, которые постарались затеряться чуть выше на этой горушке, в зелёнке. Брехт не поленился, проехал по дороге туда-сюда, проверяя маскировку, на троечку. Но если не знаешь, что там окопалось несколько сот человек, то можно и проехать мимо, а именно на этом и был построен план.

Это, как бы, не главная засада была, это – отсекающая, когда, после того, как войска хана Селима наткнутся на настоящую засаду, и побегут назад, их и отрезали от возможности сбежать домой в Шеки. Главная засада артиллерии не предполагала. Дорога дальше шла по равнине между озером и лесом. Эту дорогу и перегородили рогатками, а за рогатками откопали окопы от озера до леса, почти километр, и в эти окопы разместили егерей. Получилось примерно по одному стрелку на два метра. А конницу разместили примерно в ста метра в глубине леса, на левом фланге предполагаемого поля боя.

Конницы много – тысячи три всадников, и её бы одной хватило, чтобы истребить войско Селим-хана. Так, эти храбрые аскеры, и предлагали сделать. Силушкой и удалью померяться. Зачем? Рано или поздно персы очухаются и приведут к берегам Куры многотысячное войско, и тогда каждый воин будет на счету, а потому, эту мелкую войнушку нужно выиграть малой кровью, а лучше, так и вообще без крови.

Оба кишлака небольшие, дворов по сорок-пятьдесят. Дома расположены сумбурно и улицы из-за этого получились не прямыми, а зигзагообразными. Интересно, что вокруг полно леса, а дома каменные, только плетни сделаны из веток. Причину этого парадокса Пётр Христианович понял сразу, как в лес зашёл. Это не русские леса из корабельных сосен с ровными стволами и отсутствием веток метров на десять. Здесь невысокие лиственные леса из разлапистых, разветвлённых деревьев, лишённых вертикального ровного ствола. Сделать бревно из такого дерева невозможно. Как и доску. Сплошные сучки будут и доски получатся короткими. А потом, общаясь от безделья с вынужденными переселенцами, ожидая Селим-хана с войском, узнал, что и доски-тосделать не получится у местных. Чуть ли не в каменном веке люди живут, продольных пил и пилорам ещё не придумали. Только у нескольких богатых, относительно, жителей селения Вандам оказались дома с деревянными крышами. Из досок сделаны, только не пиленных, а струганых или тёсаных. И доски эти сделаны из ясеня, что вокруг в изобилии растёт. Один из таких относительно богатых товарищей – староста этого посёлка и название объяснил. Оказалось: всё просто. По этому дому посёлок и назван – Вандам переводится, как ясеневая крыша, или дом с ясеневой крышей, точнее. Живут местные натуральным хозяйством, про деньги не слышали, а те, кто слышал, не видел ни одной монеты. Зато податей хватает, не забывают о податях правители и берут, эти ханские сборщики налогов и муллы всякие, шёлком. Оба селения занимаются выращиваем шелковичных червей. Но ткань сами не делают, налог у них собирают коконами.

Салим-хан не подвёл, как и ожидали, появился через неделю.

Событие двадцать первое

Малое расстояние – ещё не близость. Большое расстояние – ещё не даль.

Расстояние скорее вопрос времени, чем пространства…

Наполеон говорил, что для войны нужны деньги, деньги и ещё раз деньги. Это там, в Европе, здесь на Кавказе главное – это логистика. Нет дорог, нет повозок, нет привычных к упряжи лошадей, и нет самой упряжи. Перевозят всё в тюках на лошадях или осликах. Провизию на большую армию таким способом не лишку увезёшь. А ещё нужен фураж для лошадей. Они, без сомнения, травку тоже пощиплют, но чтобы пушку тянуть – лошади нужен овёс. А ещё нужно везти лопаты и кирки, а ещё ядра и порох, для егерей и артиллеристов, ещё и палатки у Брехта были, их тоже везти надо на телегах, плюс десять полевых кухонь. И всё это по узкой дороге, даже скорее тропинке, где два всадника не разъедутся, и где часть этих тропинок обязательно засыпано оползнями.

Брехт первый день скакал на Слоне по всему будущему полю боя, раздавал команды, прятал войска в засады, а вот все шесть следующих дней занимался дорогой. Если он намеревался Шекинское ханство оставить себе в вотчину, то первым делом нужно навести порядок в этой вотчине с дорогами, а то Александру насоветовал все дороги обсадить на юге лесополосами, а у себя дома самый бардачный бардак из того, что видеть довелось. Пришлось снова собирать старейшин и кнутом и пряником убеждать их, что хорошие дороги – это хорошо, а плохие – заднице больно.

– Дорога должна быть четыре мера шириной, чтобы две арбы могли разъехаться. Собирайте с дороги камни и выкладывайте их по обочине как забор, ровняйте кирками и лопатами и мотыгами, чем найдёте, потом инструмент вам егеря дадут, как себе окоп выроют. Вот вам дорогие подданные на сегодня фронт работ – километр. Ага, верста. Опять нет? Шурин, твою налево, а какие тут меры длины?

– 1 фарсанг равен 12000 кадамов.

– Так и думал. Сразу полегчало. Ты не останавливайся, режь правду матку.

– Ещё 1 фарсанг равен 30 гхальва, – так и поступил хан Али.

– Можешь ведь. И всё?

– А, забыл, фарсанг ещё можно разбить на 150 ашлов или танабов.

– Баграт, теперь ты меня удиви, – обратился Пётр Христианович за разъяснением к недоучившемуся мулле.

Взяли бумажку, карандаш и минут двадцать математикой занимались, изыскивая знакомые меры длины. Получилось, что если округлить, то фарсанг – это пять с половиной километров.

– Понял, не дурак, дурак бы не понял. Товарищи старейшины, вам нужно расчистить дорогу сегодня длиною пять гхальва.

Так что пока ждали в гости Сулейман-хана, его подданные из двух деревень тропку свою неказистую превратили в ровную и широкую дорогу с насыпями противоселевыми по бокам, общей длиной около десяти километров.

– Осенью через каждые пять метро… Осенью через каждые десять кадамов, с обеих сторон дороги, посадить в два ряда молодые шелковицы. Как слышите, приём.

– А если не приживутся? – начал юлить самый мелкий старейшина. Мелкие они всегда самые шебутные, один Наполеон чего стоит.

– А если хоть одно дерево не приживётся, то на следующий год строите ещё пять таких дорог.

– Все мальчишки будут бегать поливать и отгонять коз.

– Ну, вот, можно, оказывается.

С собой на эту войнушку Брехт забрал всех членов новой Дербентской Медицинской академии. Из четырёх привезённых им профессоров немецких двое были не только и не столько химиками, они были медиками. Это Иван Андреевич Гейм и Фёдор Фёдорович (Фердинанд-Фридрих) Рейсс, Иоганн Иаков Биндгейм был кроме прочего фармацевтом. Пока войска готовились к походу, Пётр Христианович по Дербенту, шамхальству Тарковскому и Кубинскому ханству закинул сети и собрал травников и ворожей всяких, а также набрал десяток хроменький юношей, которые для физической работы и войны не годились. Половину этих знахарей и гадалок выгнал домой, явные шарлатаны и если и обладают какими полезными знаниями, чуть в травках разбираются, то остальные эти знания с лихвой перекроют. В результате сейчас в академии пятнадцать преподавателей, два переводчика и десять учеников. Всю эту кодлу Пётр Христианович взял с собой и медицинскую палатку прихватил. Раненых будет вагон и маленькая тележка. А пока противные противники собирались с силами и выдвигались, Брехт велел своим медработникам осмотреть на предмет болезней разных местное население.

Писец! Поголовно у всех вши. Все, какие только возможно. И платяные, и лобковые, и головные. И поголовно у всех глисты, наверное, тоже всякие разные. Микроскопа нет. Как там это обнаружили немцы, Брехт спрашивать не стал. Ещё вырвет. Но воду пил теперь только кипячёную и с местными свёл контакты до минимума. Так кроме того куча болезней. Одному пришлось пацану лет двенадцати кисть ампутировать, гангрена началась. Какой вой родители подняли. Пришлось пообещать забрать с собой и тоже в медицинскую академию пристроить. Ещё трое родов приняли немцы. Он им всю дорогу и потом уже в Дербенте разжёвывал про стерильность, про дезинфекцию. Всё усвоили. Немцы же, и профессора к тому же. Прежде чем роженицу первую принимать вымыли рукой водой кипячёной, потом водкой усугубили, а после взяли и вытерли руки грязнущим полотенцем.

– Ссуки! – Брехт хотел профессора Рейсса, на этом попавшегося, отхлестать по бакенбардистым розовым щёчкам этим полотенцем и придушить потом, еле пацаны-ученики отстояли учителя, вчетвером повиснув у князя на руках.

– Думкопфы! Бляха муха. А ну все сюда! – Пришлось снова лекцию про микробы и вирусы читать, а женщина в палатке орёт. – Идите уж. Сталина на вас нет.

– А это кто? – один из дедушек местных – травник поинтересовался.

– Грузин один. Лютовал больше Цицианова.

К чести немцев, и прочей шушеры шаманской, все трое родов прошли успешно.

Событие двадцать второе

Куда пулю послал – туда и пошла.

Пуля в того стремится, кто её боится.

Кто смерти не боится, того и пуля сторонится.

Батальон или полк, как угодно можно называть отряд егерей, которых князь Витгенштейн несколько месяцев уже готовил, супер-пуперовским не стал. Да, получили новое оружие, да их одели в новую форму и ободрали с головы всякие перья и прочую чушь блескучую с мундиров. Даже выделили кучу пороха и свинца, чтобы они пристреляли свои новые штуцера. Но это до прибытия в Дербент особо их, как воинское подразделение, сильнее не делало. Главное – медленное заряжание штуцеров, а особенно новых английских с длинным стволом. Винтовка Бейкера заряжалась дольше минуты, даже, скорее, две минуты. И за эти две минуты на поле боя столько всего может произойти, что второй выстрел уже и не сделать. И вдруг в Дербенте всё изменилось. Кардинально. Просто за одну секунду из тех медлительных солдат непонимающих, что от них хочет этот огромный генерал, они превратились суперсолдат.

А им выдали всего-то всем до единого новые пулелейки. Открыли их солдатики и присвистнули, что-то необычное, цилиндрическое с канавками непонятными. Отлили егеря себе новые пули, и оказалось, что они, как на обычных гладкоствольных ружьях легко и быстро заряжаются простым шомполом. Махнули рукой опытные егеря, не долетит та пуля до середины Днепра, плюхнется в воду прямо у берега. Зря они в душе надеялись, что что-то изменится с передачей их немцу непонятному, начались же подвижки, маршировать полностью перестали, бить их прекратили офицеры и унтера, правда стали не менее изощрёнными способами в чувство за нарушение дисциплины приводить. Вместо обидного и даже болезненного удара в зубы, так один же удар, утёрся и живи дальше, а тут вам не там, как генерал говорит. Пять тысяч отжиманий, не за раз, а за день. Больше ничем не занимаешься, ходишь весь день и отжимаешься, а потом неделю так все мышцы болят, что лучше три раза в зубы получить, но второй раз если нарушишь чего, то заметили особо ретивые, что уже легче даётся.

Так про новые пули. Зарядили, и показывают им офицеры на мишени в трёх сотнях шагов, огонь, ребятушки. Выстрелили. И увидели, что пуля-то легко пролетела эти сто саженей и попала в мишень. Отодвинули мишени ещё на сто шагов, и снова пуля не плюхнулась на землю, а попала в мишень. Пришлось, правда, чуть откорректировать прицел. Но с третьего раза все попали. А зарядить штуцер английский и выстрелить можно два раза в минуту, чуть ли не быстрее, чем из гладкоствольного ружья. Кто же это такую замечательную пулю придумал, неужели англичашки, как же тогда с ними воевать? С этим вопросом офицеры и старшие унтера и обратились к генералу.

– Не ребята. Это Суворов наш придумал. Слышали, что он говорил, что пуля дура? Думал он, думал, как пулю умнее сделать и вот такую придумал, но не успел её внедрить, умер от заражения крови. А я копался в его архиве, зашёл как-то в гости к моему другу обер-прокурором Святейшего Синода Дмитрию Ивановичу Хвостову, который является зятем Суворова и его учеником и помощником, и среди архива генералиссимуса нашёл листок с чертежом этой пули. Только уж, мужики, имейте в виду, что сия пуля есть военная тайна и желательно, чтобы ни наши враги англичане, ни французы, ни даже немцы, ничего не узнали, а то самим потом под этими суворовскими пулями на врага в атаку бежать. Храните тайну, мужики. И думайте теперь по-другому. По-суворовски. Теперь у нас и пуля умная и штык молодец. Теперь равных вам нет. Чудо-богатыри!!!

Чудо-богатыри зарядили ружья английские и спрыгнули в окоп, который сами и отрыли. А горцы, что за рогатки отвечали, тут же перед окопом их расставили, теперь всаднику ни за что к окопу не подскакать. Да и пехоте не просто придётся, пока они будут пытаться растащить связанные проволокой рогатки, из нового штуцера можно пару раз стрельнуть в упор почти, в десяти метрах перед позицией рогатки установлены.

Тревогу сыграли высланные верх по дороге разведчики и приданные им моряки, увидели ворога и флажками передали, что около двух тысяч всадников без строя и без разведки движутся по дороге, и через двадцать минут будет их видно уже. Может, и не эти слова сигнальщики передали, но так им прокричал, объясняя задачу, майор Скорохватов, что теперь был командиром их отряда. Что ж, как говорит генерал их Витгенштейн: «Велком, гости дорогие».

Глава 9

Событие двадцать третье

Врагов не считают, их бьют.

Фёдор Фёдорович Ушаков

Сейчас где-то там, в Грузии, есть генерал Пётр Котляревский, который с ротами и батальонами почти весь Кавказ завоевал и десятитысячные армии персов бил, а чтобы ему верили в Тифлисе и Петербурге количество убитых персов занижал в разы, а один раз на целый порядок, побил пятнадцатитысячное войско, а написал в реляции, что персов было полторы тысячи. И объяснял это тем, что не поверят же, если реальные цифры приводить. И это был единственный генерал в мире, который так делал. Суворов и то в десять раз армию врагов увеличивал, как и все Несторы прочие.

Разведка флажковой азбукой, а потом и лично, доложила, что войско Селим-хана движется по этой тропинке, которую какой-то патриот дорогой назвал. И что войско большое. Разведку вперёд Селим-хан не выслал. Чего ему бояться, на своей же земле?!

Всегда Брехта поражала стратегия и тактика, что применялась в войнах до Великой Отечественной, наверное. Заняло войско позиции, построилось поперёк поля и ждёт, пока противник построится, подготовится, чайку попьёт. Воины посмотрят шоу, где богатыри друг с другом машутся. Ты, придурок, пришёл свою землю защищать, за тобой живые люди, и ты должен врага уничтожить, а не доблесть показать. Наглядный пример, если это событие было на самом деле – Куликовская битва. Ну, ты же первым пришёл. Насыпь чеснока перед тем местом, где построятся вороги. Накопай ямок в земле, отправь засадный полк не себе в тыл, а к неприятелю. И ведь в учебниках преподносят, как стратегическую победу все это убожество. Нужно обязательно разбирать в учебниках такие битвы, только акцент другой. Эта битва показывает, как не надо воевать. То же самое и Бородино. Ты искал место для битвы и нашёл, и у тебя было несколько дней на подготовку. И флеши Багратиона – всё что сделал?!!! Бородино – это очередная битва, показывающая, как воевать нельзя. Стратегический и тактический позор.

Пётр Христианович удалью меряться с Селимом не стал. Как только ему доложили, что войско врага по этой тропинке-дороге растянулось на много километров, он понял, что ничем не умнее Дмитрия Донского, но не в рыцаря стал играть, а ошибку исправлять. Нужно, чтобы войско Шекинского хана скучковалось.

– Марат. Всё пропало, гипс снимают.

– Что пропало? – спокойно ковыряющий в зубах огромным кинжалом после завтрака, главный князь черкесов продолжил это опасное занятие.

– Нужно, чтобы эти товарищи, что сюда длинной цепочкой движутся, построились в ряды и колонны. Бери своих людей, только своих, и выстрой их тонкой линией перед рогатками, и рогатки прикроешь и заставишь Селима собрать войско в один кулак.

– И что же у тебя пропала, князь Петер? – с лязгом сунул зубочистку в серебряные ножны пщышхуэ Карамурзин.

– Нашлось уже всё, выводи людей. Как только я из вон того леска выеду и сигнал подам, так дай команду потихоньку своим людям назад в лес двигаться. Пусть Селим-хан думает, что вы решили сбежать с поля боя.

– Э, нет, князь Петер, так нельзя, как потом детям и старикам воины в глаза будут смотреть! – вскинулся главный черкес.

– Они будут рассказывать о великой хитрости и великой победе. Как только войско Селима побежит назад, выскакиваете из леса и преследуете их. Старайтесь не убивать, а в плен брать. Это твои будущие рабы, и с конями то же самое – это твои будущие кони, зачем портить своё имущество.

– Так не воюют, но в этот раз я поступлю, как ты говоришь, хочу посмотреть, так ли ты хорош, как говорит твоя грудь, полная орденов.

– Всё, поспеши, Марат. Только без самодеятельности. Не нужно бравады. Нужно точное исполнение приказа.

– Всё будет нормально, князь Петер, – Карамурзин ускакал выводить черкесов из леса, а Брехт с парой десятков конных дербентцев поехал в сторону озера, где в небольшой рощице организовал себе штаб. Поле боя будущее – прямо перед глазами.

Формы нет, пушек нет, ружей мало. Вот что можно сказать о войске шекинского хана. Но не всё так плохо. Будет чем поживиться союзникам. Впереди на высоких конях дружина хана, и они все в кольчугах, и у них за плечами видны ружья длинноствольные. Брехт, всё это в подзорную трубу рассматривая, стал успокаиваться. Теперь всё пошло по разработанному плану. Всадники Селим-хана накапливались примерно в пятистах метрах от тонкой цепочки аскерчи Марата Карамурзина. Больше часа накапливались, накапливались и накопились. На глаз войско можно оценить в две тысячи… копий. Именно копья у половины бойцов.

Пётр Христианович дождался пока из-за леса перестанут выезжать отставшие шекинцы и приказал запустить в воздух сигнальную ракету. Прихватил из Петербурга немного с собой. Фейерверки сейчас делают не хуже, чем китайцы в 21 веке. Зелёная ракета означала, что пщышхуэ должен людей уводить в лес. Здесь на Кавказе фейерверк явно в диковинку, потому как, никто с места не тронулся, пока зрелище не досмотрели. Наконец, черкесы очнулись и неспешно, демонстрируя врагу пренебрежение к их численному превосходству, потянулись к лесу.

И тут Селим-хан не подвёл. Зелёная же была ракета, значит можно начинать движение. В войске загигикали, и оно, убыстряясь, погналось за «трусливыми врагами».

– Бабах, – сообщил Мехти Пётр Христианович и улыбнулся впервые за этот день. Как там, у Гарри Поттера: «Шалость удалась».

Бабах. Пусть вразнобой, но из окопа выстрелило четыреста винтовок. Окоп окутался облаком дыма, сразу егерей демаскируя. Войско Селима споткнулось, и если не четыреста человек, то триста точно с коней слетело. Егеря получили строгий приказ лошадей беречь, лучше промахнуться, пусть пуля выше уйдёт, но лошади нужны. Чем-то надо расплачиваться с союзниками, а то пойдут по дороге грабить всех подряд.

Ветер приличный со стороны озера, и дым, пока егеря перезаряжали ружья Бейкера, успело снести влево и за их спины. Бабах. Второй залп совсем не дружный. Один раньше зарядил, другой позже, один себе пошире окоп отрыл, а второй поленился, и заряжать стоя в узком окопе труднее. Цепь егерей опять окуталась дымом, а с лошадей попадало ещё человек двести. Падали и кони, создавая препятствие для скачущих следом. А вырвавшиеся вперёд, осознав, что их как мишени расстреливают, стали тормозить, уздечкой губы коням разрывая. Началась давка. Повезло, как они думали, самым задним, где был, судя по бунчукам и прапорам всяким, и Селим-хан. Они повернули и устремились назад. Дудки. Засадного полка нет у Петера-хана, зато есть засадная батарея подполковника Ермолова.

Бабах, и пристрелянные пушки частично выкосили первым же залпом картечи всех хитрецов, а частично завернули их назад.

Бабах. Это успели перезарядиться и сделать третий выстрел егеря.

– Красная ракета, – прокричал в этом грохоте сигнальщику князь Витгенштейн.

– Аллла! – это из леса выскочило несколько тысяч всадников, добивать мечущихся по полю, зажатых между двух огней, шекинцев.

Читал Брехт, что персы жутко боялись русской штыковой атаки, не выдерживали её и обращались в бегство. Ну, тут вам не там. Пусть боятся не русских штыков, а русских пуль.

– Ещё одну красную ракету! – увлеклись союзники, рубят отступающих всадников Селим-хана. Вот как с ними на серьёзные битвы ходить, говорил же, чтобы в плен брали? Нет. Инстинкт срабатывает, как у собак, раз враг удирает, то нужно бежать за ним и хватать за ноги.

– Мехти, скажи мне, на каком языке нужно говорить, что своё имущество надо беречь?

Событие двадцать четвёртое

Настоящий полководец должен умереть от старости или, по крайней мере, под старость.

Плутарх

С точки зрения банальной эрудиции, каждый индивидуум, цинизм помыслов которого ассоциирует концепции парадоксальных иллюзий, просто не может не игнорировать критерии утопического субъективизма.

К чему это? А иллюзия теперь полная у союзников, что хан Петер просто великий стратегический стратег. Огромное двухтысячное войско разбил с особым цинизмом, а у самого только двое убитых и трое раненых. И при этом все трое, которые раненые – это случайные стечения обстоятельств. Одно предсказуемое, но обидное. У одного из егерей разорвало винтовку. Мужику порвало кожу на ладони и пошкрябало рожу, это бы ладно, но ещё и глаз правый выстеклило. Всё, отвоевался. Какой уж снайпер из него, без глаза? Пётр Христианович зубами поскрипел, узнав. От написания рекламации этому самому Бейкеру удержало только незнание адреса оружейника. Не писать же подобно Ваньке Жукову, на деревню в Англию бракоделу Бейкеру.

Вообще, винтовка была замечательной, при длине ствола 32 дюйма и калибре 0,625 дюйма (15,9 мм) она весила всего четыре килограмма. Существовал ещё и укороченный кавалерийский карабин, но пока он Брехту нужен не был. В этих горах кавалерия не пляшет. Лучшие войска здесь, как раз, егеря. Ещё нужно данью подвластные территории обложить, пусть качественную шерстяную и хлопчатую зелёную ткань в счёт налогов поставляют. Переодеть егерей в афганку с берцами и подтянуть общефизическую подготовку и можно будет полком целые армии громить.

Погибшие – это увлёкшиеся черкесы. Они налетели на телохранителей или гвардию Селим-хана, и вступили в лютую сечу, охрану побили, Селима в плен захватили, но двое погибли, и двое раненых. Но это всё. Больше потерь нет. Всех троих раненых эскулапы немецкие обещают выходить, да там и нет ничего страшного, сабельные раны, только егерь без глаза и кожа на лице обожжена. Рубцы будут. Страшный чувак получится. Брехт его подбодрил, мол, не бросим, как вылечишься, пойдёшь в школу физкультуру преподавать. Бегать и подтягиваться на турнике можно и с один глазом. Кутузов так вообще главнокомандующим будет. Опять ведь всё киношники изоврали. Брехт вот, недавно совсем, пил горькую с Кутузовым. Когда его Иерусалимским крестом награждали. Кутузов носит повязку не потому, что там глаза нет. Глаз на месте. Там другой дефект. Двадцать пять лет назад, когда он ещё батальоном командовал, недалеко от Алушты, попала ему пуля в висок, и выскочила через глаз, чуть его скривив. И был Кутузов на приёме князя Витгенштейна в орден Иоаннитов без чёрной нашлёпки на глазу. Опять всё драматурги с режиссёрами наврали. Не, не – приукрасили. На самом деле, зрелище довольно неприятное – в виске вмятина и правый глаз полузакрыт веком, которое перестало до конца открываться, и косит. Брехт даже хотел фельдмаршалу посоветовать повязку надеть. Передумал. Все вокруг старались не замечать этого уродства. Раны украшают настоящего мужчину. Может, Михаил Илларионович своей боевой раной гордится. При этом Брехту рассказали удивительную вещь, которую он не знал. Оказывается, уже в 1788 году при штурме Очакова Кутузов получил второе ранение в голову, тоже почти смертельное. По иронии судьбы, пуля вошла по старому маршруту. А говорят, снаряд в одну воронку дважды не падает. Представьте пулю диаметром восемнадцать миллиметров, и она в одну и ту же дырку на голове вошла и через лобные доли головного мозга пробившись, через глаз выскочила. И опять глаз уцелел. И выжил Кутузов снова, и талант полководческий приобрёл. Мозг, оказывается, чтобы думать, вообще не нужен.

У шекинцев с потерями всё ужасно. И егеря третий раз, по бегущим ворогам, зря стрельнули и черкесы с чеченцами увлеклись, порубили бохато убегающих ополченцев. Всё поле мёртвыми завалено. Пришлось вызвать из лагеря крестьян, да ещё и следующее селение выше в горах захватывать. Похоронить полторы почти тысячи человек не простое мероприятие.

У егерей изъяли лопаты на время, местным мужчинам, всем до единого, повелели прибыть с мотыгами, набралось около сотни мужчин, и они в каменистой земле два дня копали ямы и ямки и стаскивали туда голые трупы. Отмародёрили побитое войско хана Селима по полной. Огнестрельное оружие забрали черкесы, холодное поделили чеченцы, кумыки и ширванцы, одежду забрали себе крестьяне за беспокойство и заботу о павших. Пленных, тут же превращённых в рабов, поделили между всеми союзниками пропорционально числу принимающих участие в походе.

Только с конями возникла небольшая ругань. Черкесы, рубящие шекинцев, попытались каждый себе коня прихватить, типа, мы захватили, значит, наша добыча. Остальные союзники возмутились. Решили после споров всё же поделить, как и рабов, пропорционально количеству участников похода. Коней было прилично. Как ни старались егеря, но пули попадали в животных, и под залпом артиллерии Ермолова погибло несколько десятков лошадей. Убитых разделали на мясо и устроили пир. Раненых врачи осмотрели и разделили на две части, тех которых нужно добить и тех, что можно вылечить. Здоровых же получилось полторы тысячи без малого. Пётр Христианович от русской, так сказать, доли отказался, чем их кормить, но Марат Карамурзин настоял, и ему выбрали из этого огромного количества десять породистых жеребцов и кобыл. Можно и аргамаками назвать.

Больше всего работы в сражении досталось медикам. Раненых среди шекинцев было полно, и картечью были посечённые, и пулями Петерса раненые, и под сабли черкесов угодившие, были и с вывихам, и переломами, упавшие с коней. Больше двух сотен человек стали первыми пациентами медсанбата. Брехт это дело осмотрел, и велел поступить наоборот, не за тяжёлых хвататься, а за легкораненых. Провозятся доктора с операциями, а в это время раны нагноятся у лёгких, и те в результате помрут. Промывали раны, накладывали шины на переломы, потом приступили к ампутации. Десяток таких, все пострадали от картечи.

На пиры и приведение войска в порядок потратили три дня, после чего союзные силы двинулись к крепости Нуха. Там, на севере, недалеко друг от друга расположены два города: Нуха и Шека. И оба нужно взять и утвердить в них власть хана Петера. Самое интересное, что столица не Шека, хоть ханство Шекинское, а именно Нуха. И там расположен ханский дворец. Каждое селение дальше и захватывать не надо, крестьянам не важно, кто сидит в столице, лишь бы им жить не мешал, а Брехт собирался на пару лет все налоги отменить и наладить торговлю шёлком и хлопком, который в ханстве выращивали. Правда, потом ему про хлопок интересную вещь пленные объяснили. Оказывается, Шекинское ханство снабжает весь Кавказ первоклассной бумагой, сделанной из хлопка. И белее гораздо и тоньше той, что армяне делают на его фабрике в Астрахани. Пётр Христианович выбрал прежде чем с хлопком что-то решать, сначала производство осмотреть. Да, бездымный порох хотелось получить, но дорогая качественная бумага, которая вытеснит с территории России иностранную, как бы и не лучше пороха. Тем более, не сильно ясно пока, где брать серную кислоту для производства азотной.

Событие двадцать пятое

Когда стоишь перед выбором, просто подбрось монетку. Это не даст верного ответа, но в момент, когда монетка в воздухе, ты уже знаешь на что надеешься.

Брехт, он даже снаружи не сильно белый и пушистый, а уж внутри… человеколюбием вообще не страдал. Высоцкий ему сказал, что вор должен в тюрьме сидеть, а Фенимор Купер: «Хороший индеец – мёртвый индеец". Умные дядьки. Чего переть против авторитетов? Потому, Селим-хана князь Витгенштейн подарил его заклятому врагу Мустафе-хану Ширванскому.

Шемаханский правитель прямо просиял весь, расцвёл, как Шамаханская царица после молодильных яблок. Окружил пленника нукерами и отправил в столицу своего ханства, пообещав пытать долго и вдумчиво. Кусочки отрезая в разных местах. И голос поправить, хирургическим путём. Затейник, блин. Да и ладно. Селим, всё же, у него и ханство отобрал и убийству отца способствовал, понять и простить парня надо.

В дальнейшем плане было две неясности. И одна прямо через десяток километров. Дорог в этом горном ханстве не много, но именно там был грандиозный, по местным меркам, перекрёсток, одна дорога вела на север в столицу – Нуху, а вторая на запад в Карабахское ханство в Шушу, где сидел тесть Селима Ибрагим-хан-Карабахский. Этот товарищ всегда приходил зятю на помощь, со слов местных, и, допрошенный на скорую руку, Селим подтвердил, лишившись пары ногтей, что за помощью к родичу послал гонца. Если прикинуть по времени и отметить всё это на ужасной карте, что была у Брехта, то тестюшка с войском в несколько тысяч всадников и пешцев, а может и при малокалиберной артиллерии должен появиться на этом перекрёстке через день, максимум – два. Расстояние около двухсот километров, плюс сборы. Хотя, пешцы же, значит, через три-четыре дня. Вот и стоял вопрос, оставить небольшой заградотряд и идти брать столицу, или дождаться тестя всеми силами, а потом, после разгрома карабахского войска, идти на Нуху? Во втором плане минус был. Где-то там, на севере, есть же и родной брат Селима Мухаммед-Хасан-хан – 1-й сын Хусейн-хана. Селим его с трона согнал уже во второй раз, но он жив, и, узнав о поражении войска Селима, ломанётся в столицу бесхозное ханство (по его мнению) к рукам прибирать. Одно дело, брать город, в котором ни войска, ни правителя, и совсем наоборот, с правителем и каким-никаким войском Мухаммед-Хасана. А ещё в Шеки, должно быть, сидит третий брат – Фатали-хан. И у него тоже есть претензии на трон и должен быть отряд.

Вот и думай, поспешить на север или дождаться хана Карабаха с войском. Хоть монетку кидай. Так Пётр Христианович и поступил. Достал монету и подбросил. Не сильно круглая местная монета, что была при казначее Селим-хана, которого он за каким-то хреном с мешком серебра потащил с собой, пролетела мимо ладони и воткнулась ребром в мягкую землю.

Дилемма.

Глава 10

Событие двадцать шестое

Как известно, каждый коллекционер способен на воровство и даже на убийство, если речь идёт о том, чтобы пополнить коллекцию новым экземпляром.

Карел Чапек, из книги «Война с саламандрами»

Гусар, под командованием майора Эрнста Георга фон Плеве, Брехт одних отправил к Нухе. Только парочку проводников дал и переводчиков. Города брать не надо. Нужно просто обозначить присутствие, чтобы не дай бог братья Селим-хана в тыл союзному войску не ударили.

– Если ворота закрыты, то просто крутитесь рядом, можете в воздух пару раз стрельнуть, только не по людям. Вас восемьдесят человек, убьёте кого, из города выскочит орава обозлённых горцев и шапками вас закидает, – напутствовал он полненького человечка, ни разу на лихого поручика Ржевского не похожего.

Весь же остальной, отягощённый добычей кавкорпус имени Нестора Махно, двинулся к границе Карабахского ханства. Про разведку Брехт помнил, выделил по дороге на версту вперёд полусотню всадников Ширванского ханства, а ещё по лесу пустил с проводниками по десятку егерей с обеих сторон дороги. Сами же ханы и генералы прибыли к границе, чуть отстав от разведки, и поняли, что тут воевать так, как в первом сражении, не получится. Простора не хватает. И что особенно плохо – им от самого перекрёстка дорог большой поляны и не встретилось. Везде узкая дорога, идущая вдоль ручья или небольшой речушки, которая петляет по дну не ущелья в прямом смысле этого слова, но что-то близкое, с обеих сторон покрытые лесом сопки или горы небольшие.

Как тут можно сражаться на конях – не сильно понятно. В ряд больше десятка всадников не поставишь. Или как в плохих китайских фильмах, одни погибнут, потом сражаться на их телах, потом на телах следующих. Что-то такое смотрел Брехт с Джеки Чаном в главной роли. Смешно. Пришлось конницу оставить в тылу. По бокам дороги, где она хоть чуть расширяется, выставить артиллерию, по шесть пушек с каждой стороны, установленные под углом 45 градусов к дороге, чтобы себя не поубивали. А дальше к границе тоже по обе стороны дороги Брехт расположил егерей и чуть не каждому рыкнул в сосредоточенную физиономию.

– Напротив, на другой стороне дороги, наши. Если промахнёшься, то пуля попадёт в своего. Стрелять только, если уверен на сто процентов, что не промахнёшься.

Солдатики кивали. Для их защиты, если карабахцы пойдут в сабельную атаку на егерей, Пётр Христианович выстроил несколько сотен горцев с гладкоствольными ружьями. Им то же самое объясняли их командиры. Всё это Брехту не нравилось, точно часть людей пострадает от дружественного огня. Только не было альтернативы. Нету места для драки.

Выстроились, порепетировали «встречу дорогих гостей». Плохо всё. Эта бандитская лесная засада на километр растянулась почти. Управление войсками полностью отсутствует. Даже не увидишь, что в трёх сотнях метров от тебя происходит. Успокаивало только одно: там, в войске Ибрагим-хана-Карабахского, берсеркеров с кинжалами, готовых броситься в лес под пули, не должно быть. Не те времена, и ополчение это будет не за Родину биться, а по прихоти ненавидимого всеми хана с русскими сражаться, вооружёнными пушками.

Ждать пришлось два дня. От нечего делать Пётр Христианович решил посмотреть, что за серебряные монеты ему «привёз» Селим-хан. И в первой и во второй жизни Брехт был нумизматом, и теперь расставаться с этой пагубной страстью не хотел. Почему бы не собрать монеты Кавказа, Турции, Индии и Ирана. Перебирал и скучнел. Чеканка ужасная, обозначенные буквами и иероглифами всякими номиналы не ясны, страну не определить, не говоря уже о годе выпуска. Нужно специалиста добыть. Послал за пленным казначеем Селима-хана, который этот мешок и транспортировал. А пока ждал, вспомнил, как читал когда-то давно в интернете, почему одни люди становятся коллекционерами всего подряд, а другие живут спокойно и только разве пустые бутылки иногда собирают, да и то чтобы сдать потом.

В статье говорилось, что, вообще, коллекционирование – это феномен психики, связанный с поражением правого срединного предлобного участка коры головного мозга. Тюкнули тебя в детстве лаптой или клюшкой по голове и всё, был ты пацан – пацаном, а стал филателистом. Проверяли очкастые учёные эту теорию на крысах. Стоило крысе повредить в лабораторных условиях этот участок мозга, как она тотчас начинала «коллекционировать» в углу норки всякую ерунду, ни на что ей не пригодную: щепочки, бусинки, клочки бумаги.

Брехт пытался вспомнить, когда его «тюкнули». Вроде целая голова. Хотя, раз играл в футбол пацаном во дворе, и мокрым мячом по голове получил прилично. Вот! И ведь где-то в это время и начал марки собирать. Может и не врут профессора кислых щей?

Казначея тоже звали Селим, и родственником даже хану шекинскому приходился. Приходится? Не долго осталось, пусть будет «приходился». Брат его любимой жены. Объяснять начал, что вот это иранские монетки, это турецкие, а это они чеканят в Нухе. Интересно, Брехт помнил, что даже для Грузии чеканили монету русские, а тут сами освоили. Молодцы. Зря обрадовался, оказалось, что не совсем сами. Персы помогли. Классную историю узнал про «сотрудничество» отца хана Селима с персами. Прямо классную-классную.

Монетный двор построили те же мастера, что и дворец ханский в Нухе возвели. Дворец был построен четыре года назад при Мамед-Гасан-хане. Обошёлся он товарищу в огромную по местным меркам сумму, если на наши по весу переводить, то свыше 32 тысяч червонцев и совершенно истощил не безразмерную казну ханства. Но это ладно, дворец был скопирован мастером с одного из летних дворцов персидского шаха. Шах, узнав об этом,прислал в Нуху сотню своих отборных воинов, и те взяли и ослепили Мамед-Гасан-хана. Командовал персами клеврет персидского шаха Мустафа-ага. Он и сейчас находится в Нухе. Проклятый евнух приехал с двумя десятками воинов за данью.

– Вона чё? – Брехт задумался. У майора восемь десятков гусар, должны справиться с двадцатью персами, если те высунут нос из крепости. Или послать кого на подмогу? Не дай бог этот «ага» удерёт с данью. Серебро самому нужно.

– Алексей Петрович, что думаешь? – объяснил он ситуацию Ермолову.

– Да кого пошлёшь, горцев неуправляемых? Или егерей? Так нам нужнее. Нет, пусть уж сами лучше. Не высунут персы носа из города, узнав о полном истреблении войска и пленении хана Селима. Будут ждать помощь из Карабаха, – резонно заметил подполковник.

– Быстрее бы уж.

Событие двадцать седьмое

Исход сражения в целом состоит из суммы результатов всех частных боев.

Карл Филипп Готтлиб фон Клаузевиц

Время было, а потому Брехт решил чуть увеличить шанс на бескровную победу, а главное, на то чтобы от дружеского огня егеря не пострадали. Вызвал Пётр Христианович командира егерей майора Гаврилова и вдумчиво, с анимацией на бумажке, разъяснил новую диспозицию.

– Еремей Иванович, смотрите, пока не поздно, пусть все егеря себе небольшой окопчик или даже просто бруствер организуют. На деревяшки не надейтесь пуля Суворова трухлявую корягу, что вы подберёте, легко пробьёт. Нужен бруствер из земли и камней, – Брехт свёл брови на майора.

– Будет сделано, Ваше Превосходительство.

– Хорошо. Идём дальше. Как появятся басурмане, все егеря и офицеры должны лечь в эти окопчики и в землю вжаться. Первыми выстрелят пушки, угол к дороге у них небольшой, но часть картечи может до егерей долететь, потому лежите и не рыпайтесь. Ермолов сначала произведёт залп шестью правыми орудиями, потом через половинку минуты левыми, за это время правые снова зарядят и они бабахнут, потом второй залп левыми. Всё, пушки пока умолкают. Дальше ваша работа. Те егеря, что слева от дороги продолжают лежать. Встают те две сотни, что справа, и делают залп по неприятелю.

– Ясно.

– Пасмурно. Не всё ещё. Правые выстрелили и сразу снова в свой окопчик. Тут с задержкой в четверть минуты, чтобы самые замешкавшиеся угнездились, встают левые двести бойцов и тоже залп делают. И не падают. А производят перезарядку ружей. Правые тоже вскакивают и тоже перезаряжаются. И не стреляют ни те, ни другие, если неприятель побежал. Если же не побежал, то левые опять ложатся, а правые стреляют, ну и дальше всё то же самое. Вот теперь ясно?

– Так точно, Ваше Превосходительство.

– Еремей Иванович, если хоть один боец будет ранен, с тебя спрошу. Объясни хлопцам, что геройствовать не надо, два выстрела вместо одного, как бы быстро он не заряжал, делать не надо. Мордочку из-за бруствера высовывать, шобы узреть викторию, не надо. Жизнь одна. И отдавать её за Родину сегодня не надо. Представится ещё случай. Это всё шалости пока. Вот шах сорокатысячное войско приведёт и будет на одного егеря сто абреков. Вот тогда все успеют погеройствовать. Не подведи майор.

Командир отряда егерей убежал объяснять новую вводную, а Брехт задумался, что ещё можно сделать. А ведь можно.

– Алексей Петрович, давай чуть изменим план, – Брехт нашёл у орудия Ермолова.

– Слушаю, Пётр Христианович, – мокрый весь. Тут вымокнешь. Жара и духота в лесу, ни ветерка.

– Пропустите сначала мимо себя человек пятьдесят.

– Хорошо. А зачем?

– Ну, те двенадцать егерей, что в странную форму одеты и что я уже полгода тренирую, перегородят дорогу метрах в ста позади вас, вы пять десятков всадников пропустите и потом отсечёте их. Пусть мужики покажут, чему научились, а то на тренировке за минуту три выстрела успевают сделать. Посмотрим, насколько хороши они в бою, а если что, то их черкесов десяток подстрахует.

– Понял. Не беспокойтесь, Пётр Христианович, всё будет в лучше виде исполнено.

Брехт тех егерей, что выкупил из тюрьмы пересыльной, и Емельяна, и правда, уже долгонько тренирует и на меткость, и на скорость заряжания – самое время им экзамен или зачёт устроить.

Последнее изменение к плану было таким.

– Марат, – Брехт подошёл к, лежащему под деревом и покусывающему травинку, пщышхуэ черкесов.

– Говори, князь.

– Бери с собой всех бойцов своих, и, кроме того, я вайнахов с князем Мударом тебе в помощь дам. Вы зайдите в лес на пару километров. Тьфу, на половину этого фарсанга, и затаитесь там, а как выстрелы прекратятся, то выходите на дорогу, вам навстречу будут драпать карабахцы, встречаете их ружейным огнём. Если начнут сдаваться, то всё, берите их в плен, ну, а нет, тогда рубите, лошадей старайтесь не угробить, вам же достанутся.

– Хороший план, Петер-хан. Мы поехали. Не опоздайте к дележу добычи.

Ну, вот. Сразу на душе полегчало, теперь можно и чашечку кофею выпить, с ликёрчиком из миндаля. Не Амаретто, чуть недоработали, миндаля возможно мало, но тоже не плохо.

Событие двадцать восьмое

Мы честно сражались. Он мог победить, но победил, конечно же, я.

Цитата из сериала «Кольцо»

Войсковой старшина Говоров Андрей Андреевич, прибывший в Дербент во главе полусотни астраханских казаков, со своими людьми ещё и не участвовал в деле. Войсковой атаман Попов говорил, что генерал Витгенштейн лихой рубака и дело при нём казакам всегда найдётся. И где это дело? По жаре и духоте этой неделю уже по лесам скитаются, и даже бой один прошёл, только неправильный какой-то. Просто как баранов на бойне перестреляли из пушек и ружей. Ни штыкового удара, ни рубки на саблях. И второй бой такой же будет, судя по всему. Как тут можно удаль показать, как отличиться в деле?

Сейчас его полусотня прикрывала плутонг егерей. Поначалу в охрану черкесов поставил генерал, а тут резко поменял всё и угнал абреков в лес, а их полусотню и поставил. Странные егеря. Да, чего уж, тот батальон не странных егерей тоже был странный. Укороченная с 1801 года коса у этих была полностью обрезана и вообще солдаты были коротко, даже очень коротко подстрижены. Непривычно, но, наверное, правильно в такую жару ещё и с копной волос на голове и косой бегай. С формы все украшения сняты, а на голову, вместо привычного кожаного кивера обтянутого чёрным сукном с султаном, надета небольшая кепка похожая на ту, что извозчики носят. Опять же, должны быть, введённые недавно, красные погоды обшитые галуном, а тут небольшой погончик из того же зелёного сукна, что весь мундир.

Андрей Андреевич не побоялся начальственного гнева, спросил у князя Витгенштейна, почему так.

– Так воевать удобней, и в лесу красные погоны – это дурость. Заметят. Они же егеря, – объяснил генерал-лейтенант.

Яснее не стало.

– А у того плутонга некрасивая же, совсем, форма, – попытался докопаться до сути казак.

– Думаешь, майор, ах, да, войсковой старшина, что умирать в красивом мундире лучше? Форма должна быть удобной и маскировать бойца в лесу или на снегу, или в степи выжженной. Разного цвета должна быть форма, и она должна делать бойца максимально незаметным на местности. Солдат, казак, артиллерист должны быть одеты так, чтобы их не видел противник, чтобы ему прицелиться было трудно.

– Так у нас артиллеристы в красных мундирах, – ткнул Говоров пальцем в разворачивающих пушку солдат в алых мундирах.

– Полно у нас ещё Юдашкиных, – махнул огорчённо рукой князь и ушёл скорым шагом, словно сбежал от казака. Ещё непонятнее старшине стало. Кто этот Юдашкин? Жид? Причём тут он?

Как ни ожидали, как ни готовились к этой битве, а из-за небольшого изгиба лесной дороги горцы, в своих пёстрых нарядах, появились неожиданно.

– Целься! – а вот для странно мешковато одетых егерей появление врага неожиданностью не стало, они были скрыты наваленными поперёк дороги большими каменьями. Всадники даже скорость не убавили.

– Триста тридцать три! – услышал Говоров непонятную считалку.

Бабах! Все двенадцать егерей окутались одновременно облачками дыма. До всадников было саженей сто пятьдесят, но видно было и без подзорной трубы, что пули не только долетели, но и попали в горцев, там встали, заржали кони и люди стали падать на дорогу. Четыре сотни шагов. Отличный результат.

– Заряжай! – плутонг вскочил, и не успел Андрей Андреевич взгляд с горцев на егерей и обратно перевести, как штуцера английские были уже заряжены.

– Целься!!! Триста тридцать три!

Бабах! Слитный залп вновь прогремел в лесу. И снова полетели на землю, ошеломлённые и неуспевшие за это время короткое ничего предпринять, горцы, так и крутились у того места, где их первый залп остановил.

– Заряжай! – послышалось из облака дыма. И зазвенели шомпола о стволы.

– Плутонг, три шага вперёд. Целься! Триста тридцать три!

Бабах! И вновь падают абреки. Войсковой старшина во второй раз поразился скорости заряжание штуцера, приходилось бывать в деле с егерями. У тех, из прошлого, в пять раз медленнее получалось.

– Казак, теперь твоя работа, – вывел окрик командира странных егерей Говорова из задумчивости. А ведь и правда, горцы поворотили коней и пытаются через усеянную трупами дорогу пробиться к возможному пути отступления.

– Астраханцы, вперёд! – и полусотня с пиками наперевес понеслась вслед убегающему врагу. Не уйдут. Дорога узкая. Всех положим.

– Ураааа!

Пётр Христианович, получив окончательный доклад всех командиров подразделений, ханов и князей, долго плевался. Не в них. Хоть очень хотелось. С кем потом против шаха воевать. Опять полторы тысячи трупов. Так рядом ещё и селений нет, кто их всех хоронить будет? А ещё раненых больше трёх сотен. Есть среди них и свои. Около тридцать человек с сабельным и копейными ранами. Словно в средние века попал. На что надеялся этот хан, как там его? Ибрагим-хан-Карабахский. На что надеялся? Во всем двух с половиной тысячном войске чуть больше сотни ружей. Все древние, очень много малокалиберных, некоторые ржавые. Где и как они хранились?

Из плюсов можно отметить, что в качестве трофеев достались три бронзовые пушки, калибра примерно пятьдесят миллиметров. Пушки не на лафете. Их везли на арбах. Очень хотелось спросить этого Ибрагима, а как он себе представлял войнушку, на которую двинул войско. Стояние на Угре? Построят дебилы, типа Наполеона, на огромном поле полки, каре выстроят, и будут целый день ждать пока противник построится, и потом начнут ядрами друг друга закидывать? Так думал?

К сожалению, не спросишь у Ибрагим-хана. Пал смертью не совсем храбрых. Уносил ноги домой в первых рядах после артиллерийских залпов и беглого ружейного огня егерей. Убегал и попал в подготовленную засаду, наткнулся на черкесов и чеченцев. Те встретили карабахцев ружейным и пистолетным огнём, и после, полностью деморализованного противника, принялись уже саблями или шашками уничтожать. Сабля у горцев прямее, чем у русских, но там ещё и в рукояти должно быть отличие, а его вроде не было. Нужно будет позаимствовать десяток у черкесов и всучить казакам, пусть испробуют в деле эту «шашку» всё же, наверное.

– Марат, твою дивизию, ну объясни мне дураку немецкому, зачем вы столько народу порубили? Маньяки, блин.

– Что такое маньяк? – нет, не чувствовал Карамурзин мук совести. Светился. Такая победа грандиозная. Лучше первой.

– Я же просил по возможности в плен брать, а вы даже хана застрелили. Что сейчас делать?

– Пусть разбираются в своей Шуше. Нам надо поспешить в Нуху, – не попрёшь против сказанного. Прав.

– Хоронить не будем. Там, кто-то сказал из великих, пусть мёртвые сами хоронят своих мертвецов. Одежду снять, лошадей забрать, оружие тоже. И утром выдвигаемся на Нуху. Там столько вкусного!

– А кто так сказал? – любопытина.

– Иисус.

– И что? Похоронили? Правда?

Пойди, проверь.

Глава 11

Событие двадцать девятое

Противную сторону надо выслушать, как бы она ни была противна.

М. Евгеньев

Требуя невозможного, мы получаем наилучшее из возможного.

Джованни Никколини

Странные люди жили в средние века. Везде. По всему миру. Умирали от голода и строили Нотр Дам или Кёльнский собор. И здесь на Кавказе то же самое. Одна стена Дербента чего стоит. Даже в двадцать первом веке такое построить почти невозможно. Километры и километры тёсанных камней и ширина стены за четыре метра. Просто если это превратить в кубические метры и разделить на количество жителей этого города, то века получатся. Веками и строили. Умирали одни строители и ханы, а их потомки продолжали с упорством достойным лучшего применения строить и строить.

Вокруг городочка, или даже городульки, Нуха тоже была стена, не из кирпича, а из приличных качественно обтёсанных камней, и всё это посажено на известковый раствор. На стене, которая выходит к дороге, на дореволюционных низких лафетах деревянных торчали в сторону супостатов пять небольших пушечек бронзовых разного калибра, но даже самая большая не превышала калибром шестьдесят миллиметров. Рядом с этой батареей противосупостатной в жаровнях полыхали дровишки. Биться решили защитники города с ворогами за каждый дом.

Пётр Христианович сложил подзорную трубу, и нос почесал орлиный свой.

– Докладай, майор, – Брехт с высоты Слона взглянул на командира полуэскадрона гусар мариупольских, что неделю уже крутились вокруг столицы ШекинскогоШекинского ханства.

Эрнст Георг фон Плеве покрутил, как у кайзера Вильгельма, закрученный вверх правый ус и… потом точно так же покрутил левый.

– Ваше Превосходительство, докладываю. Абреки попытались два раза из города вылазку сделать, но, наткнувшись на ружейный и пистолетный огонь, оба раза вынуждены были отойти. Цурюк, так сказать, нах хауз. Могли бы мы и ворваться на плечах, особенно второй раз, но раз была команда не встревать в настоящую баталию, то мы и не встряли. За обе вылазки бусурмане потеряли тридцать двух… бусурман. Нами взято семнадцать ружей разного калибру и много холодного оружия. Один из убитых был начальником у…бусурман. Бусурмане переговорщиков выслали, чтобы отдали тела им схоронить. Я не отдавал, тогда принесли мешочек серебра и золота и попросили одного отдать. Главного бусурманина. Отдал всех, а то завоняют, и зверьё с птицами бусурманами полакомиться набежит. Молитву с мечети каждый несколько часов в городе кричат. Из пушек два раза пуляли. Только игрушки это, а не пушки. Каменным дробом заряжены, на сто футов бьёт не более. У нас потерь нет. Только животом корнет Игнатов мается.

– Животом? А остальные. Воду кипячёную пьёте? – испугался Пётр Христианович, только дизентерии или холеры ему не хватает. – Доступ к корнету ограничили?

– Так точно, близко не подходим, воду и еду на дрыне передаём. В сознание Игнатов. На холеру не похоже. Горячки нет.

– Травы заваривали?

– Так точно, Ваше Превосходительство. Второй день мается корнет, говорит, лучше стало.

– Ладно, после доктора к нему пошлю. Что думаешь, майор, сколько воинов в городе? – Брехт снова осмотрел стену в трубу. Словно вымерли, только у жаровен несколько человек с копьями.

– Маловато будет. Сотня, не больше двух. Есть горожане с палками, но то не войны.

– Хорошо, пойду докторов пошлю болезному и с аксакалами переговорю. Не хотелось бы такую красоту разрушать, может удастся бусурман этих твоих уговорить сдаться.

Ширванский хан Мустафа, как самый продвинутый в местных раскладах, сказал, что, пока там клеврет персидского шаха Мустафа-ага, местные сдаваться побоятся. Шурин согласно покивал. Да, сам Мустафа-ага – это ёксель-моксель. Не будут сдаваться.

– Алексей Петрович, заряди пару пушек ядрами и бабахнете по воротам. Только в стену не попади. Красиво же сделана. Мало ли, может самим пригодится.

– Есть! – Ермолов убежал к пушкарям, а Брехт нашёл врачей и, вздохнув, поведал им про поносника корнета. Прямо все и ломанулись сразу к кустам.

– Стоять! Один. И руками не трогать, расспросить только. И передать лекарства, без лекарств не ходить, зачем два раза рисковать.

– Обязанность врача обиходить больного, – выпятил подбородок профессор Иоганн Иаков Биндгейм.

– Хрена с два, в такой ситуации обязанность врача не допустить эпидемии. Вы положите на чаши весов одну жизнь и эпидемию в четырёхтысячном войске. Из-за любви к ближнему погибнут сотни дальних. Этого добиться хотите!? Не прикасаться, близко не подходить. Расспросить и передать отвары и настойки. Фон Плеве и то сообразил карантин устроить, а ведь не врач.

Чугунные шарики двенадцатисантиметровые с первого выстрела крепкие ворота с многослойным деревом и железом не вынесли. Щепки брызнули во все стороны и завопили за стеной. Даже из ружья пальнули несколько раз. Но Ермолов разместил пушки в полукилометре от стены, и пули из гладкоствольных ружей вреда никому не причинили, на местном слабом порохе, скорее всего, просто не долетели.

Вынесли ворота с третьего залпа. Видно было в трубу, что за ними кучкуются защитники. Ну кто так воюет?! Они что ждут, что мы на приступ пойдём? Наивные чукотские юноши. Тут ни Суворова, ни Кутузова рядом нет, чтобы людей на подвиг вдохновить.

– Алексей Петрович, продолжить стрелять по воротам.

Бабах! И вой за воротами, в защитников врезалось два ядра, отрывая им ненужные конечности.

Бабах! И снова вой. Там думают, что убитый ядром в рай попадёт к гуриям?

Бабах! Ну, наконец, разбежались. А потом и рубахой чьей-то замахали.

– Алексей Петрович, пушки эти две снова зарядите. Медленно, демонстративно, чтобы из города видно было.

– Есть, Ваше Превосходительство.

Брехт дал защитникам насладиться слаженной работой расчётов двух орудий и только потом подозвал Ширванского хана Мустафу и Баграта Шогенцукова.

– Давайте прокатимся до ворот, расскажем товарищам обстановку. И сами новости послушаем.

Событие тридцатое

В любви и на войне одно и то же: крепость, ведущая переговоры, наполовину взята.

Маргарита Валуа

Клеврет? Слово-то какое красивое. Ещё бы знать, что оно значит. Нет, так-то понятно. Что-то наподобие злого помощника. Хотелось до корней докопаться.

Мустафа-ага был тучен и пузат, под халатом даже титьки приличные виднелись. Он понимал, что сила на стороне этого огромного русского генерала, но природная спесь не давала ему это понимание принять.

– И тебе привет, дорогой. Как здоровье шаха? Я слышал он отлично играет в шатрендж (шахматы), хотелось бы сгонять с ним партеечку, – Брехт не знал, что делать с этим сборщиком налогов. Может, если прямо сейчас его убить, то город бросит дурить и сдастся.

– Как посмел ты, гяур, напасть на подвластный моему господину город? Ты знаешь, что такое «чуб хурден»?

– Нет, брат, поясни?

– Я вазург, а не брат тебе, а чуб хурден – это «съесть палку» или быть побитому палками. Ты хочешь отведать палок, гяур?

Вечер перестаёт быть томным.

– Ладно, давай так, «небрат» вазург. Вы сдаётесь, и я по доброте душевной и из человеколюбия вас отпускаю с пушками и знамёнами и даже с деньгами, что ты собрал. Ты летишь к хану, рассказываешь, о том, что хан Дербента напал на подвластные шаху города. Потом он приходит с войском меня покарать. А тебе он, после того, как меня покарает, и кишки мне набьёт шекинской землёй, которую я посмел осквернить своими гяурскими сапогами, выдаст орден и отдаст весь Азербайджан. Будешь начальником провинции. Как предложение?

Выслушав перевод, Мустафа-ага засмеялся. Не деланно так: «Ха-Ха-Ха», а весело, вот так: «ха-ха-ха».

– Зиллэ-Султан так и поступит, он прикажет набить твои кишки землёй, – и хотел было гордо развернуться.

– Стоять! – Брехт выдал басмачу хук справа, потом ногой пнул по причинному месту вышедшего вместе с агой перса в кольчуге и врезал ему коленом в пятачок, когда тот согнулся.

– Анестезия, – пояснил он впавшему в столбняк Баграту. – Кто этот страшный Зиллэ-Султан?

– Не… Не… Не знаю.

– Эт, двоечник, правильно тебя из того медресе выгнали. Пошли.

Пётр Христианович наклонился над Мустафой-агой, взял его за шиворот и поволок по дороге от города. Сзади, на стенах, пребывали в прострации не долго. Успел шагов десять Брехт всего сделать. Поднялся вой и в ворота полезли невер…, тьфу, правоверные.

– Огонь! – Князь Витгенштейн махнул рукой.

Бабах. Слабенький залп, что такое два ядра, но преследователям хватило, отпрянули на время. Потом снова завопили. Брехт ускорился, не побежал, все же знают, что вид бегущего генерала в военное время вызывает панику. На широкий шаг перешёл.

– Триста тридцать три! – прокричал Емельян и двенадцать пуль нашли ровно двенадцать жертв.

Всё, больше никто никуда не бежал. Плохо. Пётр Христианович прямо чувствовал, как со стены ему между лопаток стрелок целится.

Бах. Выстрел раздался не позади, а от группы егерей, в балахонистых зелёных костюмах. И дальше защёлкали, заставляя всех стрелков противника или свалиться со стены мёртвыми, либо залечь за зубцами. А тут и помощь подоспела. Двое мариупольских гусар на конях подлетели, один перехватил агу этого, а второй прикрыл конём Брехта. Через минуту всё успокоилось, они отошли на расстояние для малокалиберных гладкоствольных ружей недоступное и к тому же стрелять особо никто и не лез. Егеря устроили что-то типа конвейера. Одни стрелял, другой целился, третий заканчивал зарядку штуцера, двенадцатый только её начинал. В воздухе всё время была пуля. При этом егеря не стояли колом в дыму, а перебегали с места на место, выныривая из плотного облака порохового.

– Отставить! – гаркнул, что есть мочи, Брехт. Угробят же ружья, там уже все нарезы свинцом забиты. Разорвёт к чёртовой матери. Ещё и сами без глаз останутся. Зачем ему двенадцать безглазых преподавателей физкультуры и шагистики.

Егеря услышали, вынырнули из очередного бело-серого облака и трусцой ушли на недосягаемое для врага расстояние.

– И что теперь, Петер-хан?! – попытался изобразить сердитость шурин. – Так нельзя вести переговоры.

– Подождём.

Событие тридцать первое

Переговоры без оружия что музыка без инструментов.

Фридрих Великий

– Ваше превосходительство, да как же так! Это же переговорщик! Парламентёр. Это урон чести, – кинулся к Брехту ещё и майор Эрнст Георг фон Плеве.

Весело, и это говорит ему немец. Рассказать ему, что ли, о шести миллионов истреблённых евреев и двадцати семи миллионах граждан СССР убитых во время Великой Отечественной?

– Урон чести – это когда холощённый урод жирный обещает побить палками генерал-лейтенанта Российской империи. Если он может позволить себе оскорбить генерала и отдубасить его палками, то не есть ли это и оскорбление нашего Государя Александра Павловича? А ещё он обещал всех нас убить и кишки наши этой землёй набить, которую мы оскорбили своими сапогами из свиной кожи, – ладно, про кожу не говорил, но чего не усугубить-то? – Или вы майор стерпели бы оскорбление Государя и себя лично от этой жирной рожи кастратной?

– Кхм, – майор пыл наступательный унял. – Государя? Но он же переговорщик?

– Нет, он не переговорщик. Переговорщики выходят на переговоры, а этот вышел оскорблять меня, Государя императора, и грозился всех нас убить. Какие же это переговоры?

– Так, а что теперь делать? – почти все русские офицеры обступили генерала Витгенштейна.

– Говорю же, подождём. Можно, кстати, ускорить ожидание. Алексей Петрович, сможете попасть в жаровню на стене?

– С первого раза не попаду, так со второго точно, – подполковник уверенно кивнул, – Можно же и поближе пушки подтянуть, ответить им нам нечем.

Бабах! Эх, блин. Ядро ушло чуть правее жаровни и попало в пушку. Звону было, а потом ещё и грохот за стеной. И дым повалил. В пороховые заряды ядро отрикашетило. Тоже не плохо.

– Отставить. Теперь точно подождём.

Ждать долго не пришлось. Через десять минут вновь рубахой к ружью привязанной замахали. Брехт не пошёл. Ещё заикаться при нём начнёт парламентёр. Отправил Ширванского хана Мустафу. Там и переводчик не нужен. А для солидности, чтобы подчеркнуть, что операция проводится при союзе с Россией, отправил Ермолова. Подполковник огромный в своём красном мундире смотрелся очень внушительно. Особенно рядом с Мустафой и до метра шестидесяти не доросшим.

– Только безоговорочная капитуляция. Без оружия отпускаем только военных. И ни копейки с собой. Обыщем.

Вернулись не скоро. Мустафа долго махал руками, а Ермолов показывал кулак. Как раз с голову молодого пацана, что вышел из города в сопровождении мужичка в бурнусе или как эта шапка у муллы здесь в Азербайджане называется? Чалма?

По сияющей рожице Мустафы-хана было понятно, что до чего-то хорошего договорились.

– Кто этот молодой? – Брехт, сидевший на седле под деревом в тенёчке, встал при появлении парламентёров.

– Это Фатали-хан. Брат Селим-хана и Мухаммед-Хасан-хана, которого гусары убили три дня назад.

– Ого. Молодец фон Плеве. Ладно. Чего хочет этот хан?

– Он хочет, чтобы его поставили наместником в городе Шеки. И он готов принести присягу на верность Петеру-хану и Российскому императору, – радостно сообщил Ермолов.

– Что думаешь, Мустафа-хан? – не сильно Брехту это предложение брата нравилось. Знал немного историю предстоящей войны. Все до единого ханы, оставленные править в своих владениях, предали и Цицианова, и последующих всех губернаторов Кавказа.

– Он при первой же возможности нарушит клятву, – подтвердил его опасения хан Ширвана.

– И что предлагаешь?

– Согласиться, а потом всех его воинов и его самого убить.

– Кардинально. Поступим по-другому, – хотелось Петру Христиановичу спросить Мустафу хану, а сам-то он, как шах иранский с войском подойдёт к Куре, не переметнётся на вражескую сторону? Другой дороги нет ведь к границе. Там есть ещё Бакинское ханство, но в этом году Брехт присоединять его не хотел. Как бы не подавиться. У него нормальных войск, которые точно не предадут, и тысячи нет. И связи с Цициановым пока нет. Хоть голубиную почту заводи.

– Как по-другому? – явно не обрадовался правитель Ширванского ханства.

– Мы его и его воинов отправим с посольством в Санкт-Петербург к Государю императору. И он сообщит тому радостную весть, что Ширванское и Шекинскоое ханства пошли под руку России. Его там Александр Павлович наградит орденом и тебя, даже, может, как Мехти, генералом сделать. Как такое предложение? – Брехт специально на Мехти показал, у которого два ордена российских висело.

– Хотелось отомстить за отца, но я согласен на твоё предложение Петер-хан. Только скажи мне, если через месяц или два придёт огромная иранская армия, что мне делать?

– Фигня вопрос. В смысле, побьём. Сообща. Ты только отправь в ближайшие города, по ту сторону Куры, купцов, чтобы они слухи собирали, и как только шах войной на тебя пойдёт, так сразу мухой к тебе летели, а ты гонца тут же ко мне отправляй. Видел же, что могут мои бойцы. Заставим бежать шахские войска до самого Тегерана.

– Предыдущий шах Мохаммад Шах Каджар привёл войско в сорок тысяч и вырезал в Кахетии и Картли двадцать тысяч человек. Его племянник Фетх-Али Шах Каджар может привести столько же, а может больше. У тебя хорошие воины хан Петер, но сорок тысяч – это много и они могут разделиться, ты не можешь быть везде.

– Так и есть, Мустафа-хан. И потому твои разведчики необходимы. Ну и учти, что сегодня, в смысле в этом году, шах не нападёт. В этом году Англия заключила договор с Россией и она остановит попытку Фетх-Али Шаха развязать войну. Союз с Россией Великобритании сейчас нужен как воздух. У нас есть год, как минимум. Из России подойдут ещё войска и оружие, и своих подготовим.

А дворец, и правда, был хорош. Нет, снаружи над ним Франческо Растрелли не работал. Обычный двухэтажный барак с плоской крышей, а вот внутри красота: роспись, мозаика. Такую себе тоже захотелось, нужно узнать, кто тут это чудо делал, и перевезти товарища в Дербент.

Глава 12

Событие тридцать второе

Владыка Света хочет, чтобы врагов сжигали, Утонувший Бог – чтобы их топили. Почему все боги такие жестокие скоты? Где Бог титек и вина?

Как хорошо дома, лежишь на софе такой, шёлком обтянутой, с кучей подушечек не соломой, а хлопком набитых, над тобой два толстых дядьки опахалами размахивают, мух с комарами отгоняя, а верные слуги, ползая на коленях, подают тебе кофий турецкий с чурчхелой местной, которая от грузинской отличается только названием. Суджух этот, а точнее cevizli sucuk, двух сортов, есть на виноградном соке, а есть на гранатовом. Оба суджуха вкусные. Под кофеёк, так тем более.

Второй день как войска вернулись из похода по расширению ханства. Абреки всякие домой отягощённые добычей отправились, а его егеря, казаки, гусары и конные артиллеристы получили премию и трёхдневный отдых. Завтра ещё водку попьянствуют и начнутся занятия. Полно огрехов в подготовке стрелковой и общефизической выявила эта войнушка. Тот спецназ, что был у него в 1939 году, раскатал бы одним взводом эту тысячу. Хуже всего с офицерами, хоть сам старался в егеря брать тех, кто с унтеров выслужился. Так это только егеря. В гусарах одни чистоплюи, конная артиллерия ничем не лучше, и даже казаки дурные привычки переняли. Все чистоплюи и рыцари. Сколько шушуканий, что так воевать нельзя, за спиной.

Правда, сейчас в некотором когнитивном диссонансе господа офицеры находятся. Город взяли, два раза армии, соизмеримые со своими силами, побили, при этом среди своих потерь нет. Радоваться надо, но нет. Мешает им радоваться, отсутствие рубки лицом к лицу, отсутствие своих убитых товарищей, которых нужно помянуть. Неправильная война. Так не воюют.

Говорят, люди не меняются, чего из тебя в детстве вырастили, то на всю жизнь и останется. Так и есть. Нужны прямо серьёзные стрессы, чтобы человек изменился. Нужна война с шахом, потому как дел на Кавказе для людей, забывших снять белые перчатки, нет. Ломать нужно психику. Тут всё исподтишка и из-за угла. Рыцарям здесь не место.

Чуть мешала предаваться неге мысль, что Шекинское ханство почти бросил бесхозным. После отдыха небольшого в Нухе и приватизации нажитого непосильным трудом бывшим ханом имущества, а также конфискации дани, что собрал с Шекинского и Карабахского ханства Мустафа-ага, двинулись к городку Шеки чуть северо-западнее, уже совсем в горах. Там воевать не пришлось, начальник местного гарнизона Юсуф-ага узнал, что власть сменилась, и хана теперь зовут Петер, сказал, что на всё воля Аллаха.

Рулить ханством Брехт оставил Ермолова фактически и, как и обещал, назначил своим наместником сестру Шейх Али-хана и его Пери-Джахан-ханум ибн Фатх-Али-хан – Нардан-ханум. Такая же толстая страшненькая девица, как и его Женька. Ермолов брови сводил, кхекал и бурчал.

– Ты зятёк пойми, своего местные примут, и тем более примут, если за ним будет сила. А тебе будут врать и нож за спиной держать. Я тут своей волей объявил, что два года не будет Россия брать с них налогов, если не будет восстаний и беспорядков. Так что, правь тихо-мирно твёрдой рукой, а с жалобами все пусть к Нардан идут.

Плохо было, что гарнизон остался в Нухе совсем куцый. Из каждого рода войск выделили по чуть-чуть. Две пушки с расчётами оставили, и кроме того добавили три пушечки, что захватили у карабахцев, да своих пять было. Целая батарея набралась.

– Набирай людей из желающих и тренируй, – оставляя весь боезапас, посоветовал Алексею Петровичу Брехт.

Из егерей оставил сотню, и по десятку казаков астраханских и донских. С казаками надеялся помочь ещё, обещал Ермолову, что как вернётся в Дербент, корабль отправит с весточками Попову и Платову ещё по сотне или хоть по полусотне прислать станичников. А вот гусар оставил половину. А то совсем уж куцые силы на целое ханство получались. Ещё уговорил шурина Шейх Али-хана оставить на пару месяцев в Нухе полсотни воинов огнестрелом вооружённых.

Вот и все силы. А там непонятная ситуация с Карабахским ханством.

– Петер-хан, – ворвался в его воспоминания кади Дербента – высокий и тощий турок в белом бурнусе.

– Говори, Гасан-эфенди. Что-то случилось?

– Случилось! На то самое селение Кубачи, о котором мы говорили вчера, в тот же вечер напали лезгины. Пограбили, увели скот и пять девушек. Убили двух мужчин, – Брехт выслушал переводчика и проснулся окончательно. Стряхнул с себя одурь жарой навеянную.

– А скажи мне, кади, что делали в этих случаях предыдущие правители? Ханы?

– Гасан-хан в прошлом году совершил два набега на их ближайшие селения. Взято пятнадцать рабов и пригнали насколько сотен овец, – радостно сообщил судья.

– Не помогло, значит. Хочу поделиться с тобой наблюдениями Гасан-эфенди. Жестокость в ответ рождает только жестокость.

– И что же, ты не будешь мстить разбойникам лезгинам? – презрение на круглой моське проявилось явственно.

– Я не договорил, кади. Жестокость в ответ порождает жестокость, и только запредельная жестокость приводит к обратному. Тебя начинают бояться.

– Вырежем всё селение? – теперь улыбка на моське.

– Это просто жестокость. Мы пойдём, как и завещал Владимир Ильич, другим путём.

– Что за путь? – судья даже подвинулся, чтобы про запредельную жестокость узнать. Нет чтобы поинтересоваться, кто такой Ленин.

– Бог даст, ага, иншалла, всё у нас получится, и ты, Гасан-эфенди, узнаешь об этом первым.

Событие тридцать третье

Несчастный человек жесток и чёрств. А все лишь из-за того, что добрые люди изуродовали его.

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Добычу в Нухе взяли знатную. У сборщика налогов персиянского Мустафы-«агы» позаимствовали более пятидесяти килограмм серебра в виде монет всех стран и достоинств, в том числе даже русские екатерининские рубли. Серебром добыча не ограничилась, были и золотые монеты. Турецкие финдики, как пояснил хранитель местной казны. Большие монеты – диаметр под сорок миллиметров, вес навскидку не меньше десяти грамм.

– Это монета в три финдика. Стоимость, как шесть русских рублей, – пояснил директор местного Центробанка. – А вот и русские монеты золотые. Это десять рублей, а это пять. Десять рублей дороже, чем 3 финдика, – математик, блин.

Это и видно было – монеты толще и тяжелее. Всего золота набралось тоже килограмм под тридцать и монеты не основной вес составляли, два больших довольно подноса из золота весили больше монет. А ещё в мешочке было немного сапфиров и рубинов. А что, удачно зашли, с такими деньгами уже можно любое производство налаживать.

Так и не вся добыча, нашлись десятки отрезов парчи и шёлка всех цветов. Забрали и подготовленные к продаже пятьдесят огромных корзин коконов шёлка с ещё не размотанной ниткой. А вишенка на торте всё же другое. В амбаре хранилось несколько сотен тюков хлопка. Теперь можно и о бездымном порохе помечтать. В соседнем амбаре было несколько сотен больших ковров размером примерно два на три метра. Тоже неплохая добыча.

Ну и во дворце у хана изъяли приличный мешок золотых и серебряных украшений и посуды.

Сейчас всё это уже перевезено в Дербент и даже часть отправлена в Астрахань на кораблях, для покупки фуража для лошадей и пшеницы для прокорма войска.

Хлопок Брехт забрал не весь. Осмотрел Пётр Христианович фабрику по производству бумаги. Так-то примитив, но бумага действительно белая и хорошая. Всё дело значит в сырье, тяжело из белоснежного хлопка получить серо-коричневую бумагу. И хлорки никакой для отбеливания не нужно. Стоит задуматься над этим. Половину хлопка оставили, до нового урожая хватит. Осень близко.

На обратной дороге, у границы Ширванского и Кубинского ханства, их встретил правитель Бакинского ханства Хусейн-Кули-хан. Говорил он долго и витиевато, но смысл был простой, окажет ли ему помощь Россия против иранского шаха.

– А не переметнёшься ли ты, дорогой товарищ, когда войска шаха подойдут к Куре? – задал ему Пётр Христианович встречный вопрос.

– Если мы подпишем договор о протекторате России над моим ханством, то я буду сражаться вместе с русскими.

– Пиши письмо императору, – Брехт-то точно помнил, что брат этого мазурика убьёт генерала Цицианова, или брат жены, когда тот предложит как раз мирное вхождение ханства в состав России. Пусть инициатива лучше от самого правителя ханства исходит.

Хусейн-Кули-хан пообещал. Подождём. А ещё нужно выяснить имена всех его братьев и братьев жён, которые занимают высокие должности. Имени убийцы князя Цицианова Брехт не помнил, но подумал, что память может и прояснить, если прочитать все имена возможных убийц. Поручил шурину такой список родить и не мешкать особо. Баку – это очень лакомый кусочек. Это и очень хорошая бухта и нефть, правда, пока никому толком не нужная, так это пока.

К походу на юго-запад подготовились за три дня. Всё это время Пётр Христианович расспрашивал местных о лезгинах, и нарыл кучу интересной информации: оказывается, лет восемьдесят назад лезгины подняли восстание против персов, и несколько раз громили как самих персов, так и войска Ширванского и Кубинского ханств подвластных Ирану, которых тот науськивал на горцев. И что интересно, лезгины тогда просились под руку России. Ну, тут радоваться нечему. Это общекавказская народная игра. Притесняют Турки или Персы – просись в Россию, пытается навести порядок Россия, перекинься к Турции или Персии. Ничего не изменится и в будущем. Восстание Шамиля тому наглядный пример, и лезгины примут в нём самое активное участие.

Бедность и отсутствие центральной власти – главные причины всех этих метаний. Сейчас, как понял Брехт, лезгины находятся в трёх государственных образованиях. Приличный кусок Кубинского ханства заселён живущими в горах лезгинами, как и горная часть Дербентского ханства, а западнее приличная территория – это по существу республика лезгин. Там правят советы, выбираемые в селениях. Селения объединены в округа по десять-пятнадцать штук и называются «вольные общества».

А ещё интересный кусочек информации застрял у самого Брехта в кучерявой головушке, как-то смотрел ящик, и там одна передача внимание привлекла. Как раз про лезгин. Один профессор говорил, что Геродот утверждал, что лезгины это и есть скифы, только вытеснили их в горы. А второй вообще задвинул, что лезгины – это викинги, причём из того самого племени руссов, которые Киевскую Русь и основали. То есть, кто бы из товарищей профессоров оказался прав не важно, и у того и у другого получается, что лезгины, в отличие от всего остального Кавказа, русским родственники. И по духу, и по крови.

Сейчас братьям живётся плохо. Персы душат налогами, и кубинский с ширванским ханом регулярно устраивают на них набеги и грабят.

– Ваше превосходительство, отряд егерей к походу построен, – перед Петром Христиановичем выросла фигура майора Гаврилова Еремея Ивановича – командира егерей.

– Замечательно.

Событие тридцать четвёртое

Метод кнута и пряника – это когда сначала мочёным кнутом по задам, а потом сушёным пряником по зубам.

Стас Янковский

Все знают только про два метода воспитания: кнут и пряник. Хан Дербента и Шеки Петер решил после долгих раздумий прибегнуть к трём. В дорогу отправились все казаки и батальон егерей. Опыт по окружению селений уже был. В Шекинском ханстве окружили и вывели из кишлаков в поле целых три сельские общины. Лезгины они может и горцы, но это пастухи с отарами в горах, а дети, женщины и старики, что самое главное, живут в построенных из камней веток и глины жилищах по берегам горных речек. В большое селение Кубачи добрались за один день. Местных чтобы сильно не нервировать, остановились в километре примерно и разбили палатки. Задымили походные кухни, потом застучали ложками уставшие после почти сорокакилометрового перехода солдаты и офицеры.

В селение отправились вместе с кади Дербента Гасан-эфенди. Правильнее было называть Хаджи Гасан-эфенди. Шириатский судья Дербента побывал и в Мекке, и в Медине. Это и была третья составляющая после кнута и пряника – религия. Беседуя с ним по дороге, Брехт несколько интересных знаний почерпнул.

– Раскрой мне великую тайну Гасан-эфенди, в чём разница между «Салам Алейкум» и «Ассляму алейкум»? – к Брехту то так, то эдак обращались. – Хочется понять.

Кади смутился. Ну вот Брехт чувствовал, что подвох есть.

– Если мусульманина приветствует неверный словами «Ассаляму алейкум» или «Салям алейкум» принято отвечать просто «Ваалейкум», так как «салям» – приветствие, применимое только между мусульманами и имеющее сакральный смысл, и раздавать «салям» неверным считается неприемлемым.

– Да и ладно. Не положено, значит не положено. Я же про другое спросил.

– Разница между «Салам Алейкум» и «Ассляму алейкум» в том, – судья снова замялся, – что «салам алейкум» – это обращение к одному человеку, а «ассаляму алейкум» – обращение к нескольким лицам.

– И всё? Стоп. Но мне говорят по-разному, даже если я один.

– Правоверный мусульманин, чтящий Коран, никогда не обратится со священным приветствием «салам» к другому правоверному мусульманину «на ты» потому, что правоверный мусульманин никогда не бывает один: с ним всегда находятся его хранители и ангелы, записывающие его дела.

Поэтому среди истинно-верующих мусульман НЕПРИМЕНИМО приветствие «салам алейкум», а только «ассаляму алейкум».

– Стоп. Не надо в эти дебри лезть. То есть, это не оскорбление? Ну, и ладно. Чёрт с иблисом с ними. Пойдём, послушаем пострадавших от набега лезгин.

Послушали. Кроме всего прочего оказалось, что двух женщин ещё и изнасиловали.

– Записал показания, Гасан-эфенди?

– Всё записал.

Дальше было просто. Дошли ещё за день до ближайшего лезгинского села и расположились ниже километрах в трёх. Егеря зашли со стороны гор утром, окружив селение, а снизу устремились казаки. «Хитрые» горцы бросились вверх и были остановлены ружейным огнём. Стреляли поверх голов егеря, чтобы напугать только. Через час все жители аула были собраны перед небольшой мечетью, сложенной из необработанных камней. Несколько горцев прорвалось или точнее просочились через кордоны, но это было плану, что разработал Брехт, только на пользу. Пусть знают, на что русские способны.

– Отделите седобородых мужчин от остальных и приведите сюда. – Дал команду Брехт казакам. – Только повежливей. Живые и здоровые нужны.

Привели аксакалов. Брехт кивнул кади и тот прочитал обвинение своего суда тем лезгинам, что напали на село Кубачи. Переводил прихваченный с собой лезгин, который давно живёт в Дербенте.Вообще в городе чуть не треть населения лезгины, самых разных сословий и профессий. Этот был довольно богатым продавцом выделанных кож. Именно не кожевенником, а продавцом.

Старейшины выслушали молча, бороды, как это показываю в кино не теребили, да и бороды на те мышиные хвостики, коими мусульманских старцев кинематографисты награждают, не походили. Хоть и седые, но вполне себе ухоженные большие бороды. Другой генотип. И правда – викинги.

– Товарищи, трудящиеся братского Востока, – начал Брехт свою программную речь. – Есть у нас с вами три пути. Первый желателен. И он вот какой. Я вас отпускаю, как и всех жителей села, а вы мне через три дня в Кубачи приводите этих разбойников на суд. Что суд решил, вы знаете. Если бы они просто напали и ограбили семью из Кубачей, то отдали бы награбленное, лишились левой руки и были бы мною отпущены. Но они изнасиловали женщин. Мусульманок. Это другое преступление. Они будут казнены в вашем селении. Их оскопят, выколют глаза. Отрубят пальцы, потом руки, потом ноги, потом голову.

Аксакалы злобные глазки вперили в Брехта, но промолчали.

– Теперь, когда вы знаете о том, что я очень добрый правитель, я озвучу второй вариант. Всё ваше селение будет подвергнуто процедуре отлучения от веры (такфир). А со всеми вами, здесь сидящими поступят так, как почтенный ходжи Гасан-эфенди присудил сделать с насильниками. После чего мы пойдём в следующую общину и поступим так же.

– Это не из нашего аула! – вскинулся мулла.

– Мне фиолетово. Отправьте всех мужчин, чтобы они привели этих разбойников, или ступай сам и пусть другое селение выдаст нам этих нелюдей и отступников от Корана. Объясни им, что произойдёт с вашими старейшинами в случае их неправильного решения. А потом с ними. Я всё равно окружу, рано или поздно, их аул и чем позже, тем суровее будет наказание.

– А если…

– Подожди, уважаемый. Есть третий вариант. Я сейчас не только хан Дербента, но и хан Шекинского ханства. А Кубинское и Ширванское ханство мои союзники. Но это ерунда и мелочи, по сравнению с тем, что я генерал-лейтенант Российской империи. С этого момента я объявляю всех лезгин подданными русского императора и если вы выдадите мне бандитов и пообещаете впредь набегов не устраивать, то у нас будет мир и жвачка, а если найдутся уроды, что всё же позарятся на чужое, нарушая законы шариата, то вы сами поймаете и привезёте их на суд. Отвечу на вопрос, а что будет, если вы начнёте восстание. Да, восемьдесят лет назад вы справились с шахом. Отстояли свою Родину. Только сейчас другие времена. России – это не Иран. У нас есть ружья, которые бьют за семьсот шагов. Мы не будем с вами воевать. Мы зайдём с обеих сторон гор и ружейным огнём вытесним вас в снега, где вы погибнете от голода и холода. А наши стрелки будут отстреливать храбрецов или дураков, что попытаются бросаться в атаку с холодным оружием. Эти семьсот шагов не просто пробежать под огнём. Так и ночь вам не поможет. Сейчас у нас есть приборы, которые позволяют видеть в темноте, – и Брехт показал изготовленный для него небольшой и плохой микроскоп. Очень слабое увеличение. Но выглядит необычно. Пусть опровергнут. Пётр Христианович перевёл дух и оглядел уже не таких воинственных старейшин. – И хорошие новости, как хан Дербентского и Шекинского ханства, я навсегда освобождаю вас от налогов, что вы платили шаху. А если вы приведёте насильников и нарушителей законов шариата и пообещаете больше набегов на мирные сёла не совершать, то я на пять лет освобождаю вас от всех налогов. И самое последнее, для тех, кто не может жить, не убивая. Я начинаю формировать с завтрашнего дня в Дербенте лезгинский конный полк. Пусть все желающие подходят, вернее подъезжают. Оружия я выдам, пропитание для людей и лошадей обеспечу, и даже выдам новую форму, а кроме того буду платить по два серебряных рубля в месяц зарплату, а тем, кто станет офицерами – по десять рублей, – Брехт подождал, пока переводчик закончит плюшки его озвучивать или пряники, точнее, и добавил. – У вас час на размышление, какой из вариантов избрать. Думайте. И не прогадайте, от вас зависит судьба всех лезгин.

Глава 13

Событие тридцать пятое

В магазине химреактивов:

– Нет, нет. Чтобы купить цианистый калий, нужно специальное разрешение с печатью. Одной фотографии вашей тёщи недостаточно.

Все стадии, как положено, прошли. Отрицание, там, депрессию всякую, и дошли до торга. Аксакалы предложили приличный выкуп заплатить, но чтобы разбойники живы остались. Брехт точно знал, что этот этап будет, а потому самую страшную картину умерщвления, которую только придумал, описал. Ещё нужно было добавить про сдирание кожи и поедание собственных ушей отрезанных, но решил поскромничать.

– Хорошо, выкуп в два раза больше, чем вы озвучили и этим ребятам вы при мне отрубите кисть на левой руке сами. И это последнее предложение. Ещё вам две минуту на обсуждение. Две минуты это, вот, когда стрелка два круга сделает, – и Брехт протянул их мулле часы мозеровские.

– Мы не согласны, – даже раньше решили. Стоят гордые. Явно чей-то сын замешан.

– Хорошо. Пойдём пока по второму варианту. Гасан-эфенди объявите всем, что из-за трусости насильников и убийц будут казнены старейшины этого селения. И приготовьтесь к процедуре такфир (отлучения от веры) всего аула.

Вой поднялся и трое парней сами вышли. Встали на колени перед Брехтом.

– Стоять! Бояться! При чём здесь я, это решение шариатского суда. Ваши старейшины выбрали. Так, уважаемые? – Брехт посмотрел на стариков схватившихся за головы.

– Мы всё поняли, хазретлири эфенди.

– Поняли. Рубите руки этим насильникам. Да! Сегодня же пошлите гонцов во все селения лезгин с подробным описанием того, что произошло. Если мои гонцы, по обе стороны гор, найдут хоть одно неоповещённое селение, в котором живут лезгины, то начнётся третий вариант.

– Обещаем, что нападений в нашем вольном обществе не будет, за остальные мы не можем поручиться, – опять повесили голову старейшины.

– Знаете, товарищи лезгины, что мне один умный учёный сказал?

– Что? – один мулла проявил любопытство.

– А вот что, – и Брехт рассказал про норвежское племя русов, про Олега и Рюрика – двух братиков и, что, по словам этого учёного, лезгины произошли от этих русов, только потом семитских жён брали, да кумыкских и прочих разных. – Но в душе все лезгины остались викингами и воинами, как и русские. Мы родственники, а родственники должны помогать друг другу.

– Если мы родственники, то прости сыновей! – вскинулся один старейшина.

– Я не выносил приговор. Это сделал кади. И потом, что делать с изнасилованными женщинами? Если кади решит насильников кастрировать вместо отсечения руки, то вам самим придётся исполнить наказание. Выбирайте.

Уехали на следующий день. Прилюдно троим джигитам сами аксакалы левые кисти отрубили. Ничего, овец пасти одной руки хватит, зато об этом разговоре и о действиях нового хана узнает каждый лезгин. Чем потом веками воевать со всем народом, лучше один раз правильно разъяснить позицию партии. И про общих предков расскажут. А отмена персидского налога, и временная отмена русского, позволит людям стать чуть богаче. В начале лета нужно будет снова наведаться и договориться о закупке у них шерсти и посадке крокусов. Растение неприхотливое, если уж на Урале растёт, то здесь летом в предгорьях вполне вырастет. Тысячи квадратных километров пустующих земель. Это сколько крокусов можно вырастить?

Немецкие доктора, которых Пётр Христианович с собой прихватил, поражаясь жестокости диких горцев, обработали рану и зашили культю без анестезии всем троим. Зубами скрипели, стонали глухо, но не один не закричал. Джигиты.

Вот, теперь осталось дождаться результатов этой операции по принуждению к миру. Посмотрим, сработает ли метод Ермолова.

Из Кубачей Пётр Христианович пару мастеров чеканщиков прихватил, уговорил за приличные деньги открыть школу-мастерскую в Дербенте.

Народ прижимистый, и деньги мастера запросили большие, но Пётр Христианович на такие траты пошёл. Чтобы народ не бунтовал и не устраивал набегов, нужно чтобы этим людям было что терять. Чтобы был хороший дом, работа, которая нравится, и достаток, который эта работа приносит. У мастера чеканщика в сто раз больше шансов всё это иметь, чем у простого чабана. Нападёт какой-нибудь ящур, или чем там овцы болеют, волки, опять же, и кердык, жить не на что, нужно идти в разбойники.

Доброе дело, что совершил, защитив семью кожевенников, на которых напали горцы, без награды не осталось. Получив назад своих людей и овец этот клан, наверное, так нужно называть, ещё и денег в компенсацию и серебряных украшений получил, и решил съехать с этих мест. Пришли к Брехту. Тот подумал, подумал и позвонил по сотовому атаману Попову. Мысленно.

– Давайте, я вас на кораблях в Астрахань переправлю, там вдоль Волги полно земли. Разводите овец, выделывайте кожи. Стройте дома. Я напишу письмо войсковому атаману Астраханского казачьего войска генералу Попову, он выделит вам землю и поможет устроиться.

– Хорошо бы. Нужно кое-что продать ещё, и мы готовы к переезду, – тоже седобородый старец этот семейный клан возглавлял и тоже борода не куцая. Прямо залюбуешься какая борода.

– Поспешите. Осень близко, никто по бурному морю вас не повезёт. Чего продавать-то хотели? Если кожи и шерсть, то я куплю, – решил и тут помочь переселенцам генерал Витгенштейн.

– Да, есть кожи, есть шерсть и есть квасцы.

Разговаривали через переводчика, и Брехт только с пятой попытки понял, что ему в руки настоящее богатство свалилось. Полтонны где-то, если в нормальные единицы переводить с местных, алюминиевых квасцов, которыми выделывают кожи.

А ведь это всего в шаге от такого же количества азотной кислоты. Немцы за это время ему со своими скудными запасами гремучее серебро произвели. Значит, взрыватель или капсюль уже есть. Теперь ещё и хлопок привёз из Шекинского ханства и вот квасцы, из которых, наверное, можно получить серную кислоту. Местный хреновый порох, на основании кальциевой и натриевой селитры, у него есть. А значит, обработав селитру серной кислотой можно получить азотную. Там, кстати, после выщелачивания селитры ещё и сера с углём останется. А сера вполне при наличии платины тоже годится для производства серной кислоты.

Полшага осталось до бездымного пороха. Нужен ещё спирт для сушки нитроцеллюлозы в промышленных количествах.

В этом направлении тоже есть подвижки. Те старые ружья, что ему Александр с Аракчеевым выдали, Пётр Христианович с помощью местных умельцев давно превратил в промышленные самогонные аппараты. И для спирта и для нефти, первую партию которой уже привезли из будущего Грозного. Туда отправили разобранные бочки, полученные из России, а назад перед самым отъездом пришёл караван целый с уже полными нефтью собранными бочками. Теперь и горючее будет, можно будет наладить и обжиг кирпича, и производства керосина с асфальтом. Нужно только эту дорогу жизни обустроить и создать несколько артелей, что будут заниматься только перевозкой бочек с нефтью. До поездов далеко, то трубопроводов ещё дальше. Пока гужевой транспорт, и этих транспортных средств нужно тысячу создать, чтобы нефть текла непрерывным ручейком.

Событие тридцать шестое

Все, что нам не к лицу – идеально подойдёт к заднице.

Пётр Квятковский

Прямо великим химиком равным Менделееву Брехт точно не являлся, хоть и в Лондоне, и в Париже его законы, позаимствованные у Гей-Люссака и Авогадро, уже напечатали. Там идёт шум до небес, настоящие учёные пытаются доказать, что генералы все тупые и открывать законов не могут. Они могут только двери ногой открывать и бутылки с шампанским. Радует хоть одно, русских тупыми не называют, ни разу не русский граф Витгенштейн. Ничего, там, в описаниях, гораздо лучше, чем у настоящих открывателей этих законов, аргументировано всё, и куча опытов, которые легко повторить, приведены. Не одну сотню таких опытов Брехт провёл с учениками в школе. И всегда получался правильный результат, так что господам французам и наглам никуда не деться. Признают. Нет, сто процентов, что найдут вроде бы какую статью своего химика на сходную тему, но между собой подерутся и чтобы ни тем, ни другим пальма первенства не досталась, признают первенство за немцем.

Жозеф Луи Гей-Люссак от предложения Московского университета переехать в Москву пока отказывается. Его и там неплохо кормят. Ничего. У Петра Христиановича есть план, как этого уникума в Россию заманить. Говорят, горят дома и лаборатории всяких химиков, горят ярким пламенем. Пожароопасная профессия. Готовит Пётр Христианович группу из пяти человек, тех самых – бывших егерей, у которых склонность к языкам, для заброски во Францию. Есть у лягушатников полно всего вкусненького, и есть где пошалить. Как более-менее освоят язык, так и отправятся. Чисто говорить не надо. Наоборот, нужно говорить с акцентом. Но тут нюанс есть. Нужно научиться говорить с двумя акцентами. Для одних мест – с немецким, а для других – с русским.

– Зачем такие сложности Вашество? – егеря регулярно пристают.

– Потом объясню, но учтите, что от этого могут и ваши жизни зависеть, – отнекивался пока Пётр Христианович. У самого план окончательно не выработан. Уж больно серьёзные противники там. А Гей-Люссак может стать приятным бонусом. На господ Ротшильдов Брехт решил наехать не по-детски. Уж больно много они вреда России причинят в ближайшем будущем. Да, пока ликвидация знаковых исторических персонажей особых дивидендов не приносит. История старается эту утрату восполнить, но при этом всегда лично получал Брехт кучу плюшек, что во второй жизни, что теперь в третьей. Только посол англицкий ему принёс столько денег на блюдечке, что ни одна Екатерина своим фаворитам не надарила.

Сможет История вместо Ротшильдов поставить на доску другие фигуры, значит опять неудача, но при этом несколько миллионов ведь обломиться может.

Итак, великим химиком себя Брехт не считал, но как сделать нитроцеллюлозу знал. Даже как порох бездымный сделать. Чего сложного, в любой википедии есть. Получил азотную кислоту, смешал её с серной, что бы убрать гигроскопичность и обработал хлопок.

Сам не пробовал, но в статьях написано, что при этом хлопок не меняет внешнего вида. Даже запомнил Пётр Христианович, как нитроцеллюлоза была изобретена. Фамилии этого профессора не запомнил, да и не надо. Всё равно авторами теперь запишут ту троицу, что сейчас при нём в Дербенте.

Химик этот во время работы пролил на стол концентрированную азотную кислоту и для её удаления воспользовался хлопковой тряпкой, которую после этого повесил сушиться. Дальше Брехт не очень помнил, то ли он свечу поднёс, то ли, тряпка сушилась над пламенем печи, но высохнув, она замечательно вспыхнула. Запомнился ещё опыт, что тот химик народу демонстрировал. Если положить на ладонь клочок «нитрованной» ваты и поджечь, то вата сгорит столь быстро, что рука не ощутит никакого ожога. Чудо!!! Только от этого открытия и до изобретения бездымного пороха ещё полвека пройдёт. Пока научатся сушить не теплом этот огнеопасный материал, а спиртом, пока додумаются графит добавлять. И главное пока научатся растворять нитроцеллюлозу в смеси спирта и эфира.

Стоп. А ведь растворённая в эфире нитроцеллюлоза – это замечательный лак. Тот самый нитролак. А если к нему добавить красителей, то получится лак для ногтей. А ведь это золотая жила! Там ещё целлулоид как-то похоже получают, но точно Брехт не помнил. Но, может, химики его великие, работая с нитратами, и сами изобретут. Не пластмасса в чистом виде, но тоже вещь интересная, и от неё один шаг до нормальных РСЗО «Град».

Чтобы все эти опыты начать и нужна была серная кислота в приличном количестве. Без коксовых батарей – проблема. И тут, как в поддавки, История сыграла, предложив почти бесплатно полтонны квасцов. Прямо руки у Петра Христиановича зачесались, быстрее попробовать бездымный порох и нитролак получить.

Мысль в голове ворочалась одна. Но без нефти к ней было не подступиться. Теперь нефть есть и нужно её тщательней продумать. Для набивки подины электролизных ванн, когда на заводе ещё в Таджикистане Брехт, молодой специалист, работал, использовали, кажется, нефтяной пек. Это продукт пиролиза нефти. Вопрос: выделяются ли при этом сернистые газы, или только из угля? Платину нужно добыть. Что-то там было про платиновые монеты при Николае Палкине – младшем брате Александра. Не знали, куда платину девать? Самое интересное, что потом эти трёх, шести и двенадцатирублёвые монеты уничтожили, испугавшись подделок. Дебилы. Платина по цене соизмерима с золотом и по весу её ничем не подделать. А чтобы сами товарищи Демидовы всякие не чеканили монеты, просто сделай нормальные закупочные цены. И инфляции не надо бояться, взамен новых монет уничтожай мелкие бумажные деньги. Те же наполеоновские фальшивки.

Тогда Николай все десятки тонн платины продал наглам. А тем зачем?

Ну, сейчас Николай Демидов друг и должен скоро вернуться в Россию. Что платина «нашлась» где-то на реке Исеть Брехт знал, и даже фамилию приказчика отлично помнил, что дал ей ход. Не потому что умный такой, в смысле Брехт, а не приказчик, а потому что там замечательная история есть, которую слушал в краеведческом музее в Свердловске ещё студентом. Там каламбурчик небольшой экскурсовод…ша рассказала, при этом покраснев. Да, русо-туристо – облико морали.

Та история выглядела с её слов так.

Год Брехт не запомнил, но вот скоро уже, на одном из притоков уральской реки Исети, где тогда разрабатывались бедные золотоносные кварцевые жилы, маленькая девочка нашла большой самородок платины и принесла его приказчику Полузадову. Жадный приказчик самородок присвоил, а девочку высек, чтобы та молчала о находке. Не тут-то было, владелец прииска, тоже фамилия не запомнилась, как-то про это проведал, отобрал у приказчика самородок, а Полузадова приказал прилюдно высечь по заду. На толстую задницу полную задницу себе Полузадов приключений поимел.

Событие тридцать седьмое

Ihr Ziel – der Wunsch zu gewinnen. (Твоя цель – стремление к победе).

Если кто-то думает, что селитра – это минерал такой, то он последний заблужденец.

Вся Европа заполнена селитряными буртами, где из навоза, мочи и соломы получают аммиачную селитру. Потом бурты эти навозные поливают известью и получают кальциевую селитру. Почему сразу не поташем – есть тайна. Много сотен лет так делали, а потом раскопали индийскую и чилийскую селитру. Вот же, минерал. Отнюдь. То же самое гуано, только вид сбоку. Там вдоль побережья Чили проходит холодное течение, в котором хорошо растворятся кислород, и, значит, живёт куча планктона всякого. Им питаются рыбы, а рыбами птицы. Миллионы птиц на протяжении миллионов лет селились на этом побережье и гадили. В результате некоторые пласты селитры тянутся на сотни километров при высоте слоя в десяток метров и шириной в сотни метров. Черпай – не хочу. А возможно это стало опять из-за того самого течения. Оно не позволяет там выпадать дождям. И гуано не смывается в море. Оно высыхает и при этом в слое выделяется натриевая селитра.

И при чем тут Брехт? Узнал он, где берут местные селитру. Горы, а там пещеры, и летучие мыши и птицы мелкие тоже тысячелетиями гадили. А ведь неудобно гадить, вися вниз головой. Ну, приспособились. Селитру ему князь Мудар привёз вместе с первой нефтью. Селитра грязная, плохо очищенная и вонючая. Да ещё и натриевая, понятно. Но для производства азотной кислоты имея нефть в качестве топлива, это не так страшно, растворить можно и перекристаллизовать.

Пётр Христианович расспросил вайнахского князя про объёмы селитры в тех пещерах и самородной сере, что добывали в горах горцы, и решил, что хватит сырья и на производство бездымного пороха и дымного. У него есть примерно год до того как шах Ирана или Персии فتحعلىشاه قاجار Фатх-Али-шах – сын Хоссейна-Коли-хана – брата Ага Мохаммад-шаха того самого грозного, что двадцать тысяч грузин загеноцидил, пошлёт на него войска. С сыном пошлёт или сам от своих восьми сотен жён на несколько месяцев оторвётся, но пошлёт обязательно. Эта новая династия, они по существу – азербайджанцы, выходцу из Тебриза и не могут потерпеть того, что какой-то Петер-хан отобрал у них половину северного Азербайджана. Придут разбираться с большим войском.

Много пороха понадобится. Главное, успеть добыть поташ в необходимых количествах. А потому, по всем союзным ханствам и по двум свои, Петер-хан издал указ строгий – всю золу паковать в бочки и везти в Дербент.

Встретим многожёнца.

Глава 14

Событие тридцать восьмое

Много желать – добра не видать

Не за то бьют, что сер, а за то, что овцу съел

Этот Василий Алибабаевич, этот нехороший человек…

Персидский шах Фатх-Али-шах, которого в детстве, да чего уж, и в юности, все назвали уважительно – Баба-хан, не дал Брехту время подготовиться к войне. Сразу осенью, видимо получив донесение, что Петер-хан присоединил к себе Шекинсхое ханство и всех лезгин, а так же организовал переход под протекторат Петербурга Бакинское, Кубинское и Ширванское ханства, так и начал подготовку к войне на Кавказе. И даже Англия, которая поначалу заняла нейтральную позицию, не удержалась и поставила десять тысяч ружей и два десятка советников, любимое занятие англичан – поставлять оружие врагу своего союзника.

Радовало, что современных пушек шаху великие британцы не продали, грядёт очередная война с Францией и пушки нужны самим. Не поставили наглы и порох, и потому, у иранцев он свой, на основе натриевой селитры, то есть, и гигроскопичный, и слабый. Ружья, по вполне проверенным данным, тоже не самые новые, это не винтовки Бейкера – это старые добрые гладкоствольные ружья Браун Бесс. Назывался этот огнебой на самом деле «Мушкет сухопутного образца» (Land Pattern Musket). И был он принят на вооружение давненько, в 1722 году. Сами солдатики английские называли этот мушкет Браун Бесс (английское: Brown Bess – «Бурая Бесс», «Смуглая Бесс»). Калибр ствола у древнего проверенного ружья составлял 0,75 дюйма (19 мм). Для стрельбы использовалась пуля меньшего диаметра – как правило, 0,71 дюйма (18 мм). Это было необходимо для облегчения заряжания. К ружью полагался трёхгранный штык длиной в 17 дюймов (43 см). Своей трубкой он надевался на ствол, на котором располагался небольшой фиксатор. Шомпол был деревянным. Брехт через Московскую торговую компанию себе на пробу тоже пару десятков этих ружей закупил, но ему поставили с завода с нормальным металлическим шомполом, а, следовательно, персам англичане поставили старьё со складов. Тем не менее, ружьё было хорошее. Хотя бы тот факт, что заменят его во время Крымской войны на более современные, говорит о том, что оно верой и правдой послужило островитянам чуть не сто пятьдесят лет. Было бы плохим, давно бы заменили. Необученный новобранец мог производить два выстрела в минуту, а опытный солдат мог стрелять вдвое быстрее. Британская лёгкая пехота обучалась стрельбе из этого ружья на расстоянии до 300 – 400 ярдов. А это от 150 до 200 метров.

С теми винтовками, что сейчас на вооружении у егерей Брехта, ни в какое сравнение Браун Бессы не идут. Однако, их десять тысяч штук. О чем это говорит? Говорит это, что шах пошлёт войско, в котором будет десять тысяч пехотинцев. Плюс конница. У Ирана хорошая кавалерия, считаем ещё столько же. Итого: двадцать тысяч неплохо вооружённых и подготовленных воинов. Командовать войсками будет Сулейман хан – двоюродный брат покойного Ага Мухаммеда Каджара и дядя нынешнего шаха. Дядечка опытный полководец, именно под его руководством армия персов пять лет назад и вырезала треть населения Кахетинского царства. Есть у Сулейман-хана и артиллерия, по данным разведки, более пятидесяти бронзовых пушек всяких разных калибров.

Есть гвардия – тяжеловооруженные всадники кызылбаши. Все в кольчугах и даже конь в броне. Этих будет не менее двух тысяч. Копейный удар тяжёлой кавалерии не самое большое удовольствие. Но! Предупреждён – значит вооружён.

О разведке, что принесла эти вести, стоит чуть подробнее сказать. То, что в двадцатом веке будут называть Азербайджаном – это одна треть от настоящего Азербайджана со столицей в Тебризе. Большая часть останется за Персией, как, кстати, и большая часть Армении останется за Турцией, после всех русских войн на Кавказе. Непонятно почему, но русские дальше не пойдут. Скорее всего, из-за Шамиля. Не до завоеваний стало, справиться бы с восстанием, что длилось десятилетиями. Разведчики были купцами из Кубинского ханства, которым Брехт сделал предложение, от которого они не захотели отказываться. Уж больно дорогой и редкий был товар.

Пётр Христианович, отправляясь на Кавказ и понимая, что чем-то удивить местных трудно, сделал ставку на вещи чисто западные, до которых инженерная мысль Востока ещё не дошла. Он скупил все ручные часы, что продавались в Петербурге и Москве, даже в Ригу и Варшаву отправлял доверенных лиц, чтобы и там по магазинам прошлись. В результате за осень и зиму у него набралось шестьдесят три карманных механизма и семнадцать каминных и настенных. Всё это он с собой и прихватил. Сейчас уже его часовой завод в Петербурге начал, должно быть, и сам выпускать карманные часы, но раньше лета они в Дербент не попадут, Волга сейчас во льду. Кроме часов набрал князь Витгенштейн швейных иголок и музыкальных шкатулок. Эти вещи на Востоке тоже делать не умели.

Договариваясь с купцами и показывая товар, Брехт добавил к нему все скупленные украшения и кинжалы у кубачинских мастеров. По горящим глазам купцов, Пётр Христианович понял, что с товаром он угадал, и люди с удовольствием съездят в ближайшие ханства, и даже в Тебриз, чтобы всё это богатство распродать, а заодно на рынке послушать новости. Ни явок, ни паролей. Ничего такого, послушать новости, уточнить непонятные моменты и вернувшись, пересказать их Брехту с шурином, и за это ещё и по ордену заработать.

– А что покупать там, не пустыми же возвращаться? – задали вопрос купцы.

Брехт не знал.

– А что можно купить … Ладно. Шёлк, парча, шафран. От добра добра не ищут, – на самом деле, вернутся купцы-разведчики к началу судоходства, и всё это можно будет отправить в Петербург и в три-четыре раза дороже продать англичанам.

Купцы вернулись раньше, уж больно тревожные были новости. В Мегри, Ордубади и Нахичевани собираются персидские войска.

– Как они пойдут? – показал самую лучшую карту Кавказа купцам Пётр Христианович.

– Проще всего через Аснандузский брод перейти Аракс. Потом на Шушу. К ним по дороге добавится войско Карабахского хана и Нахичеванского. Оттуда пойдут на Гянджийской ханство и нападут на Шекинское ханство, – купец уверенно показал пальцем с огромным кольцом с бирюзой предполагаемый путь шахского войска.

Похоже. Брехт бы так же пошёл. Сразу в тыл всем его союзникам выходят. А чтобы отвлечь Восставшие ханства отправил бы небольшой отряд из пары тысяч человек на Баку через Талышское ханство. Надо сесть подумать. Пока ничего смертельного, но хотелось бы, чтобы это нашествие саранчи случилось в следующем году.

Событие тридцать девятое

Даже если нет уже никаких шансов, то есть ещё шанс, что они появятся.

Стас Янович Янковский

Карандаш был хорош. Не прямо кох-и-нор (кохинор), всё же вручную сделан, не на машине. Но это уже настоящий карандаш, не с пиленным куском графита, а со стержнем, сделанным из глины и графитового порошка. Производство их начали всего пару дней назад, долго бились над производством грифелей. Подбирали состав смеси и температуры обжига, но теперь всё, стрежней и простых, и цветных наделали. Половинки деревянные делают пока специальными рубаночками, но кузнецы с кубачинцами почти закончили станочек, который сразу будет готовую половику карандаша выдавать. Сейчас подбирают древесину ещё к тому же. Брехт точно помнил, что липу использовать будут в будущем. Но здесь на Кавказе, по крайне мере в окрестностях Дербента, нет лип, вот и подбирают мягкую древесину.

Чуть заточив карандаш, Пётр Христианович стал на белоснежной хлопковой бумаге записывать, а что он может противопоставить войску шаха. Селим-хан наберёт, скажем, пройдясь по вассалам тридцать тысяч человек. Много. Если иметь в виду, что в этих мелких ханствах в основном по двадцать – тридцать тысяч жителей, то тридцатитысячное войско это ого-го какое войско.

Итак! Что есть у него? Есть четыреста с копейками егерей. Люди обстрелянные и вооружённые винтовками Бейкера, и стрелять будут не шариками, летящими на триста метров, и прицельно бьющими на сто – сто пятьдесят метров, а пулями Петерса или Суворова, с прицельной дальностью в четыреста метров точно. А если стрелять с приличным задиранием ствола по площадям, то и на пятистах метрах цель будет поражена. Получится та же самая залповая стрельба. Ставим галочку. Есть восемьдесят гусар, которые вооружены пистолетами и, частично, карабинами всех стран Европы. Так себе сила, но если нужно преследовать бегущего врага, то сгодится. Ещё галочка. Теперь главная сила его войска – это конная артиллерийская рота. Двенадцать 122-х мм орудий. К ним налили картечи. Брехт пробовал изготовить шрапнельную гранату, но результат пока пятьдесят на пятьдесят. Всё дело во взрывателе, который химики сейчас дорабатывают. Успеют – хорошо. Нет – придётся ограничиться картечью и ядрами, начинёнными бездымным порохом. Его сделали, но немного. С производством азотной кислоты проблем нет. Есть проблема с производством серной. Платины нет. И посланный на Урал, в Екатеринбург, гонец ещё не вернулся. Скупить все квасцы можно, но – это во-первых, не дёшево, а во-вторых, подорвёт экономику краю. Тут многие выживают, продавая кожи, выделывая кожи. Отложил пока этот план Пётр Христианович до лучших времён. Дай бог вернётся гонец с Урала с платиной.

Кроме своих пушек ещё есть пушки в Дербенте и Нухе, в сумме двадцать семь штук, все разнокалиберные и стволы короткие, но если оборонять стену, и зарядить чисто картечью, то общий залп этих орудий просек в рядах атакующих понаделает. Ставим галочку.

Казаки. Казаков добавилось. Ещё две сотни прислал генерал Попов и обещал столько же прислать Платов. Эти добираются по земле, путь не близкий, но до войнушки хоть как успеют. Итого пять сотен казаков. Это полк целый. Люди все вооружены пистолетами, некоторые гладкоствольными укороченными кавалерийскими ружьями. В основном, как и гусары, французскими кавалерийскими мушкетонами образца 1786 года. А особенно продвинутые, и почти все офицеры повоевавшие за границей, были вооружены интересными штуками. У французов их называли тромблонами. Это было традиционное, для того времени, кавалерийское оружие, расширение на конце ствола позволяло при выстреле формировать разлетающийся сноп картечи. Ни для кого не секрет, что тромблон не мог поражать врага на значительной дистанции, но совсем и не за это пользовалось это оружие большой популярностью у кавалеристов. Дробовик этот надёжно обеспечивал попадание с небольшой дистанции даже со спины скачущей во весь опор лошади. В общем, казаки составляли основную часть его войска и это была серьёзная сила. Ставим галочку.

Лезгины. Оказалось, что лезгины и не такие уж воинственные парни, как о них молва ходит, может это они когда родной дом защищают, то храбрые воины, а вот послужить за границами своего мирка из десятков тысяч лезгин захотело всего чуть больше двухсот человек. Они тренировались стрелять из пистолей и ружей, казаки и гусары учили горцев джигитовке и конному бою. Пока всё это сыровато и серьёзной силы эти два неполных эскадрона не составляют, но преследовать драпающего врага и рубить персов готовы, прямо рвутся в бой. Ставим галочку.

Как только Петру Христиановичу принесли весть о походе на него Сулейман-хана, он сразу отправил гонцов и к черкесам, и к чеченцам, и к Мехти в Арки. В прошлый раз, после двух небольших битв, горцы вернулись домой отягощённые добычей, так что Брехт был уверен, что и на этот раз приедут за зипунами. В конце лета собралось в районе пяти сотен человек. Меньше-то точно не станет. Ставим галочку.

Ополчение Дербента. Человек триста нормально вооружённых воинов выставим. Будет кому окопы рыть и страховать в случае прорыва неприятеля. Ставим галочку.

Остались союзники. Кубинское, Ширванское и Бакинское ханство. Тысячи по полторы выставят. Так себе сила, но мало ли, как война пойдёт. Лишними эти почти пять тысяч конных воинов точно не станут. Ставим галочку.

– А что? Вполне себе войско набирается, – вслух сообщил Петер-хан листочку. – А вот вопрос: нужно ли сообщать об этом вторжении персов Циановый? Вопрос…

Событие сороковое

Стратегия без тактики – это медленный путь к победе, а тактика без стратегии – это много бесполезного шума и суеты перед поражением.

Михаил Иванович Драгомиров

С генералом Цициановым за эти прошедшие полгода Пётр Христианович не виделся ни разу. Это если на глобус взглянуть, то Кавказ фитюлька. Сел на самолёт в Дербенте и через полчаса уже в Тиф лисе. Плохо всё с самолётами пока. А добираться на лошадях с обозом через Моздок – это на неделю точно. Да при плохой погоде, а осенью и зимой, как это ни странно, плохая погода – так вообще, крест самый настоящий, даже в двадцать первом веке. А если через Баку, а потом Карабах, то не сильно лучше и ближе, и придётся через два вражеских ханства следовать. Потому, обменялись пару раз письмами. Цианинов «предлагал» ему приехать. Со скрытыми угрозами предлагал. Князь Пётр Христианович фон Витгенштейн-Дербентский ответил князю Павлу Дмитриевичу Циановый (он же – Павле Димитрии де Цивилизации), что приболел – слабость в ногах и головокружения всякие, и в груди томление, и пообещал, как только, так сразу, в гости с дружественным визитом приехать. С Павлом Дмитриевичем они в походе Валериана Зубова оба принимали участие, и были знакомы, но почти не общались. Витгенштейна быстро отправили в Столицу после захвата Дербента с радостной новостью и ключами от Дербента к Матушке-Государыне, а Цианинов участвовал в походе том до конца войны и даже был комендантом Баку.

На карте был замечательный ход для Цицианова, в случае, а точнее, когда персы минуют Шушу. Они же по дороге все войска всех соседних ханств заберут и оставят тыл голым. Вот бы в это время ударить из Тифлиса на Эривань. Так что взял Брехт и написал Цицианову, чтобы готовился к войне и примерный расклад сил персидских и движение этого войска описал, а в заключение посоветовал, как дороги весной наладятся, на Эриванское ханство двинуть. Формально оно, конечно, независимое ханство, но фактически – вассал Ирана и там сидит не армянин на троне, а азербайджанец скорее, и сама крепость Эривань – это почти азербайджанский анклав в Армении. Народ не должен при появлении русских бросаться на них с мечами, наоборот, должен поддержать. И Персия в случае войны с Дербентом на помощь не придёт.

Надеялся Брехт, что генерал Цицианов оценит предоставленную возможность и сей дерзкий манёвр осуществит, тем самым поставив Сулейман-хана в очень невыгодное положение. И назад не поворотишь, и в тылу война.

Оставался самый непродуманный кусочек военной компании. К югу от Баку было небольшое ханство. Называется оно Талышским и столицей ханства является город Леонкарань. Сидел там на троне Мир Мустафа-хан. Он уже выступал против Ирана, но был разбит, но после убийства шаха телохранителями, войска Ирана покинули Кавказ и Тылышский хан написал письмо Александру с просьбой о протекторате и даже поназахватывал соседние городки и селения. Как сообщили всё те же разведчики, сейчас, с войском в пару тысяч человек, он взял Решт и там остановился. А Решт это уже самый-пресамый юг Каспийского моря. И это уже исконно персидская земля. Хрен его знает. Как поведёт себя Иран? Вышлет на непокорного Мир Мустафу-хана отдельное войско или, перед тем, как идти на Шушу, Сулейман-хан со всем двадцатитысячным войском сначала разделается с Талышским ханом. Приличный крюк на восток получается.

Не понятная ситуация. И это далеко. А с другой стороны? Далеко от Дербента по суше. А морем? От Решта до Тегерана триста километров по хорошей дороге. Подумать надооооооо!

Глава 15

Событие сорок первое

Когда нам удаётся перехитрить других, они редко кажутся нам такими дураками, какими кажемся мы сами себе, когда другим удаётся перехитрить нас.

Франсуа де Ларошфуко

Эх! Расстудыт её в качель. Всем хочется Стенькой Разиным побыть. Песни про тебя будут складывать акыны и прочие гусляры. Картины рисовать целые Суриковы. На уроках истории проходить будут, и не как обычного пирата и разбойника рассматривать под микроскопом, а борцом за права порабощённого народа, выступателем за униженных и оскорблённых и пламенным революционером, детишкам втюхивать. Долой царизм, да здравствует учредительное собрание. Княжну утопил? Это просто борьба за равноправие. У братвы нет княжон, и ему не надо. Изнасиловал сначала девку? Не, не, это он не урод никакой, а борец тоже. Она из эксплуататорского класса, а эксплуататоров нужно насиловать и экспроприировать. Потому что нефиг.

Словом, светлый такой образ, который разбудил Герцена. А интересно Герцен этот родился уже? Может, задушить в колыбели? Нужно, когда вернётся с Кавказа, поузнавать всё про персонажей с такой фамилией и всех отправить в форт Росс. Пусть среди индейцев сеет доброе – вечное. Стоп. Он же какой-то незаконнорождённый. Вот ведь гадство. Почему не Историю, а Физику преподавал. Как бы сейчас совсем другие знания пригодились.

Ну, нет, так нет. Подождём. Сейчас нужно как следует обдумать и подготовить пиратский набег на Иран. Зачем? Обогатиться? Ерунда. Хотя всё что не увезём, понадкусываем. В данный исторический момент, когда готовятся персы напасть на него, нужно дезориентировать их, поджечь ситуацию в стране с разных сторон. Цицианов нападёт на Эривань, Мир Мустафа-хан занял Решт, а Брехт, пока Сулейман-хан собирается с силами и ждёт хорошей погоды, нападёт на Чалус – городок на самом юге Каспийского моря. Он находится в нескольких километрах от порта Сардаб Руд. Даже если там и нечем поживиться, напасть надо. Пусть рыбаки одни нищие живут, но это всего в сотне с небольшим километров от Тегерана. Пощёчина будет громкой. И шах начнёт всех восемьсот жён эвакуировать. Будет не до войны с Брехтом.

А если ничего такого и не произойдёт, то с этих пор часть войска персам придётся двинуть к морю, чтобы обезопасить столицу. И эти войска нужно вооружить. А современное оружие – главная проблема у шаха. Так что, с любой стороны полезный будет поход. И провести его нужно максимально быстро, пока Сулейман-хан войско не собрал. На месте шаха Брехт бы потребовал тысяч пять самый лучших воинов отправить к побережью. Может шах и плохой поэт и многожёнец, но не дурак. И советники – визири всех мастей у него есть.

Пётр Христианович отодвинул карту и позвал Управляющего делами Президента, Карима-эфенди.

– Карим, дорогой, срочно гонца к Мехти второму отправь. Мне через пять дней нужны здесь в Дербенте три больших буса, что он мне в прошлом году давал. И если есть, пусть на них посадит пару десятков моряков лишних. Стоп. Если есть капитаны или матросы, что бывали в Чалусе, пусть их тоже пришлёт. Всё, бегом. – Вот хорошо быть деспотом, никто решение твоё на Думу не выносит, в прениях не забалтывает. Сказал бегом и старичок, путаясь в халате, пошкондыбали вихлявой походкой.

Пока дожидался Мехти, без дела не сидел. Был у него один незаконченный проект, начатый ещё осенью, и вот теперь дело подошло к испытаниям. Брехт взял с собой на Кавказ, тот самый огромный карамультук, он же слонобой, оно же стеновое ружьё. Отдача слишком велика и точность низкая. Потому, показал местным оружейникам и кузнецам и спросил:

– Сможете сделать подобное, только вот здесь нужно устроить дульный тормоз и, как на ружьях Бейкера, хоть чуть нарезы внутри ствола попробовать сделать. Вот чёртёж.

Первое вышло комом, да ещё и разорвало его после третьего выстрела. Сделали полосу, из перекованных шведских ружей, что обвивают вокруг стержня, при изготовлении ствола, чуть толще, и калибр заодно увеличили до 25 мм. Испытали это. Пуля Петерса отлитая с небольшим зазором поразила мишень на восьми сотнях метров, а стрелку сломало ключицу.

Пётр Христианович вспомнил, как они мучились с первыми противотанковыми ружьями Симонова, и перечертил дульный тормоз. Там, ведь, как эта штука работает. Делаются сбоку отверстия симметричные, и когда отходящие газы проходят через них, то часть импульса от вылетающих пороховых газов уходит перпендикулярно стволу. Симонов убедившись, что это не сильно работает, часть отверстий сделал так, чтобы газы вылетали в сторону стрелка, градусов под сорок пять. Стрелку не страшно, а импульс получается обратный. Вот такие дульные тормозы или компенсаторы Пётр Христианович и заказал. Сломанная ключица чётко показала, что маловато будет.

Симонов тоже дальше пошёл. Украл идею у немцев. Если компенсатор делать не монолитным, а как бы с переборками внутри, то пороховые газы, упираясь в эти переборки или перегородки, тянут винтовку вперёд. Получается, что отдача толкает её назад, а газы, давя на перегородки, дёргают винтовку вперёд. Брехт первый тормоз начертил без них, посчитал, что без инструмента специального, на коленке, такую сложную конструкцию не изготовить. Теперь нарисовал и выдал кузнецам. Сделали ребята. Произвели выстрел. Если бы такой компенсатор приделали к автомату, то хрень бы получилась. Но. Здесь этот недостаток получившийся не важен. А получилось следующее, идеальной центровки и симметричности кузнецам добиться не удалось. При выстреле почти полностью компенсировалась отдача, но ружьё отбрасывало в сторону. Всё одно заряжать через ствол, так что не страшно.

Сейчас то же самое ружьё попробовали с бездымным порохом. Он мощнее. Бабахнули. Мишень была в тысяче шагов, то есть те же семьсот с небольшим метров. Мишень приличная, щит два метра на два метра и в центре метровый круг, и в самом центре кружок белого цвета диаметром сорок сантиметров примерно. Первый выстрел сделал, чуть опасаясь слонобоя, егерь и попал в красный круг, а вот и второй и третий выстрел, перестав бояться отдачи, боец произвёл тщательнее и в самый край белого круга попал. Просто фантастический для этого времени аппарат получился. Брехт его хотел применять для борьбы против пушек, на стенах установленных. Теперь емустеновая артиллерия не страшна. Пока пушка прицелится и выстрелит, его снайпер с этим слонобоем успеет выстрел произвести и перейти, не скрываясь, на другую позицию. Ручными огнестрельными девайсами до него не достать, а пушку он первый поразит.

– Всё, ребяты – демократы, молодцы, каждому по ордену и сто рублей денег. Нужно ещё пяток таких ружей сделать, – пообнимался Брехт с мастерами и снайпером.

Событие сорок второе

Есть такие люди, которые не могут жить без авантюр. Даже в самых простых делах, в которых, казалось бы, нельзя нарушить закон или что-то сделать не так, как надо, эти люди совершают свой трюк, и притом почти всегда он оказывается удачен и авантюра удаётся.

Максимилиан Неаполитанский

Правитель любой страны должен быть жадным. Пушкин, между прочим, отлично это на своём князе Гвидоне показал. Вечно тому чего-то хотелось в свой удел залучить. И очень плохо, что все русские императоры после Екатерины были полной противоположностью Гвидона. Они воевали, расширяли империю в разные стороны и ничего почти не делали для того, чтобы технологии залучить. Белку, которая орешки золотые грызёт, им не хотелось. Потому и отставала страна постепенно, на армию и войну уходило всё больше денег, а на освоение завоёванных территорий ничего не оставалось.

Мехти полной противоположностью русским царям оказался. Он посмотрел на шайров и пригнал к Брехту в Дербент несколько сотен кобыл, чтобы великаны их окучили. И трудились те дни и ночи напролёт. Увидел, как в соседнем ханстве набросились на крокусы и приказал то же самое сделать в шамхальстве своём Тарковском. Нужно сажать шелковицу и всё шамхальство Тарковское устремилось в леса дикие самосеяные побеги выкапывать и к населённым пунктам поближе переносить. Отправил в поход на Шекинское ханство двести воинов и те вернулись с огнестрельным оружием с бронями и лошадьми. И даже зарплату им чистым серебром выдали.

Спрашивается, что сделает не похожий на Романовых правитель, если у него попросил Брехт три буса с дополнительной командой моряков? Не надо с трёх раз догадываться. Этот жадный правитель собрал всех моряков и рыбаков шамхальства и под своим чутким руководством на трёх бусах и пяти расшивах, наплевав на приличное волнение на Каспии, припёрся в Дербент. Чуть не полтысячи человек с собой притараканил. Эх, заменить бы Александра на Мехти.

– Мехти Бамматович, я ведь чуть по-другому тебе написал. Скажи, куда я посажу триста егерей, которых я хочу с собой взять в этот набег? – Охреневая от такой исполнительности, покачал головой Петер-хан, узрев у себя в гавани такое столпотворение.

– Э, чего ругаешься. Больше пойдёт народу, большую добычу принесём. – Обниматься полез генерал-лейтенант. В русской форме приплыл Мехти – генеральской, явно для солидности.

– Я точно туда не поплыву, у меня морская болезнь. Поведёт войска подполковник Ермолов. И я не знаю, а доплывут ли плоскодонные расшивы в такую погоду. Вон, какие ветра. Своих людей я топить не дам. Мои егеря поплывут на бусах. По сто человек. Своих, куда хочешь, сажай.

– Чего ругаешься, Петер, на бусах, так на бусах. Ты лучше уточни, что задумал? – Снова обниматься начал шамхал Тарковский.

– Просто всё, подплываем к порту Сардаб Руд и первым делом высаживаем десант на все суда, что стоят в гавани. Туда переходят моряки, которых ты запасных привёз. Потом высаживаемся на берег и движемся двумя колоннами, одна, которая побольше, идёт на юг и захватывает город Чалус. Тут главное скорость, чтобы не успели ворота закрыть, а, может, там и нет стены. Но несколько лестниц всё же с собой взять надо. А вторая колонна грабит сам порт. Там должны быть склады и магазины. Собирает всё нужное и полезное и загружает на корабли. Там Чалус всего в четырёх верстах, быстро должны егеря управиться. Возвращается основная группа, загружается с награбленным на корабли, и плывём все вместе в Решт. Там сообщаем об этих действиях Мир Мустафе-хану – правителю Тылышского ханства и всё. Дальше домой.

– А зачем сообщать об этом Мустафе? – изобразил мыслительную деятельность, почёсывая затылок, Мехти.

– Шах будет немного злиться. Будет немного топать ногами. Будет собирать войско и отправит это войско наказать самозванца Петера и засранца предателя Мехти. И другой дороги, как через Решт, нет. Нужно чтобы Мир Мустафа-хан отправил в Тегеран шпионов, и чтобы они сообщили ему, как только войско выйдет из Тегерана, чтобы мы успели прийти на помощь. И мы придём. Только не по суше, а всеми кораблями прямо в порт Анзали.

– Чего это я засранец, ну переел тогда на свадьбе абрикосов, я же не виноват, что они такие сладкие были. А план нормальный, я за. Когда выплываем?

– Выплываете. От русских поплывёт подполковник Ермолов Алексей Петрович. Я же сказал, что не переношу морские прогулки, тем более, при таком волнении.

– Плохо. Ты хитрый. Ты Петер, даже меня хитрее, там бы пригодился, – цокнул шамхал.

– Ну, ну, посмотри на корабли.

– Да, я тоже хитрый.

Событие сорок третье

Мы создаём наши здания, а потом они создают нас. Точно так же мы создаём свой круг друзей и наши сообщества, а затем они создают нас

Фрэнк Ллойд Райт

Опять возникла проблема с Шекинским ханством. Ермолова оттуда Брехт изъял и нужно ещё и войска срочно забирать. Но Кавказ он хоть и большой, но маленький. Да, мокрый, но «с ухой». Если войска убрать из Нухи, то Карабахский новый хан Мехти-Кули-хан Карабахский, который явно спит и видит, как напасть на практически незащищённое ханство, это безобразие устроит. У самого войска толком нет, всех осенью уничтожили, набрали сирых да хромых из закутков, но зудит же. Даже чёрт с ним завоевать не сможет, но пограбить и увести в рабство пару тысяч человек, чем не повод для вторжения.

И послать взамен толком некого. Разве что войско шурина Шейх-Али-хана отправить своё присутствие там обозначить. Как войско при войне с шахом люди кубинского хана толком ничего серьёзного не представляют. Один на один – это да, а вот один против десятерых, даже не смешно. Казаки артиллеристы и егеря, что сейчас в Нухе, при надвигающейся войне в разы полезней.

Брехт это на самотёк мероприятие не пустил, сам съездил в Кубу и переговорил с шурином. Объяснил, что ни воевать, ни грабить население не надо, и если вдруг прибудет небольшое войско из Карабаха, то пострелять немного. У них же огнестрельного оружия нет, поймут, что дорого обойдётся набег и уберутся восвояси.

– А как же война с шахом, с кем я пойду на эту войну? – не сильно обрадовался Шейх-Али-хан. Понятно, привыкли уже, что после войны полно добычи.

– Поделимся и радостью победы и добычей. Там они должны нам сами неплохие английские ружья принести, хватит всю твою армию перевооружить. – Подсластил пилюлю Пётр Христианович.

– Смотри. Обещал! – Хан кубинский пошёл отдавать указания, а Брехт писать письмо фон Плеве, который недавно сменил Ермолова на должности военного министра Шекинского ханства. Всё, хватит объедать гостеприимных азербайджанцев, пора заняться тем, чему учили. Повоевать немножко.

Корабли ушли в поход под кодовым названием «Персиянская княжна» с весёлыми Роджерами на мачтах, а Пётр Христианович срочно отправил гонца к генерал-майору Попову в Астрахань, с просьбой поторопить Платова с отправкой подкрепления, и приглашением самому с эскадроном, там, или двумя, поучаствовать в походе за зипунами. Шапкозакидательское настроение у Витгенштейна отсутствовало начисто. Да, персидские войска хуже вооружены, да они хуже подготовлены, но их чуть не в десять раз больше и они воюют на своей земле. А среди даже подконтрольных ему ханств каждый второй предатель. Пётр Христианович помнил, что сто процентов всех ханов во время двух Кавказских войн все не по разу предавали русских и становились под иранские знамёна, побьют русские персов и те снова готовы клятву верности Российской империи принести.

Так и сейчас поступят. Даже если не сами, то братья или сыновья, которые спят и видят себя на троне. Можно надеяться только на войско Дербента и разве что на тарковских воинов. Мехти точно его не предаст.

– Хазретлири Петер-хан, прибыли разведчики. Со стороны шамхальства Тарковского идёт на Дербент огромное войско. Несколько тысяч человек.

– Вона чё! – Брехт подивился, только подумал, что уж от шамхальства удара в спину не стоит ждать и тут несколько тысяч. Да, нет, неужели там переворот и кто-то из родственников Мехти власть захватил. Сын маленький ещё. Там что-то Мехти про дядю говорил. Блин, не вовремя-то как!

Когда тебя застают со спущенными штанами и грязной задницей – это всегда «не вовремя». А тут так прямо перебор. Ещё и ноги замурованы в таз с цементом. Егерей нет. В городе всякие смешные войска. Сразу понимаешь, что гусары и казаки – это для обороны города ну совсем не самые лучшие рода войск. Выслать пусть тысячу всадников, если считать лезгин на многотысячное войско?! Ну, предположим. Отбросят от города, всё же это регулярное войско, а у Мехти не может быть несколько тысяч обученных и экипированных всадников. Карман треснет содержать в его небольшом шамхальстве такое войско. Следовательно – это ополчение. Ну, побьют и отгонят, но потери будут приличными, Наполеон чего-то же говорил Брехту про большие батальоны. И с кем потом идти воевать с персами? С одними егерями? А, ну да, у него ещё артиллерия есть. Рота целая. И своих разномастно-разнокалиберных пушчонок немного. Блин! Ну, как же не вовремя!

Пётр Христианович глянул на небо. Солнце давно зенит преодолело и уже к горизонту скатывалось. Если разведка обнаружила вражеское войсков в тридцати километрах, а именно там стояли дозоры, то сегодня атаки ждать не стоит. Не метеоры же, войска они медленно двигаются. Не сунутся ночью под стены, зная, что у русских есть дальнобойная крупнокалиберная артиллерия. Остановятся аспиды километрах в десяти от Дербента и прибудут завтра к обеду. Есть время перенести все пушки на северную стену.

Нда. Стену. Стена не высокая, от трёх до четырёх метров, и ров наполовину засыпан. А ведь почти год у Петра Христиановича был ров подправить и даже стены нарастить. Снабжение Дербента нефтью наладили? Наладили. Сплошным потоком идёт из Чечни. Проходит частично через самогонные простейшие аппараты, которые отделяют керосин сначала, а потом бензин с соляркой. Отходы идут пока на асфальт, улицы города постепенно покрываются серо-чёрной коркой. Керосин отправляют вместе с лампами морем или по суше в Астрахань на продажу, а также в соседние ханства. Немного и в Тифлис отправили на пробу кружным путём через Ширванское и Шекинское ханство. Будут покупать, можно будет и нормальные поставки наладить. А вот смесь бензина и солярки идёт на производство кирпичей. Нормальный такой кирпичный заводик отгрохали.

Сейчас Пётр Христианович корил себя, мог бы весь кирпич пустить на увеличения высоты стен вокруг города. Но такой мысли даже не возникло, со всех сторон окружён дружественными соседями, есть куда кирпичи тратить. Строили одновременно три здания больших, точнее комплексы зданий связанных переходами. Школу с интернатом, университет с общагой и библиотекой и больницу с аптекой и фармолабораторией. Кирпичный заводик день и ночь дымил, без выходных и праздников. И то еле хватало кирпича трём бригадам строителей. До изобретения цемента руки не дошли. Там нужно строить серьёзные печи, так что пока просто обжигали известняк и кладку вели на известковый раствор. А вообще, когда начали строить здания на связке известковым раствором, Пётр Христианович понял, что изобретать цемент не нужно. Цементный раствор хуже известкового. Он не терпит холодов, тогда как известковым можно работать при отрицательных температурах. И он вечен, по крайне, здания, построенные ещё при князьях, церкви и монастыри, вполне себе стоят, хрен разберёшь, чего не скажешь о хрущёвках. Кроме того известковый раствор, в котором три части песка обычного и одна часть гашеной извести, гораздо дешевле цементного. Ладно, про цемент, про кирпич. Пока печей по обжигу не так много, как хотелось бы. Но кирпич есть.

А ведь если бы весь этот кирпич пустить на увеличение высоты городских стен, сейчас этих конников можно было и не бояться.

Пётр Христианович убрал от глаза подзорную трубу. Ну, получит Мехти горячих, когда вернётся.

Глава 16

Событие сорок четвёртое

Леонид Филатов, из книги «Про Федота-стрельца, удалого молодца»

Утро началось с сюрприза. Да ещё какого. Нет, не раньше времени вороги под стены подошли. Не было пока с севера никого. Новости и сюрприз сам пожаловал с юга. Брехт, когда купцов-шпионов засылал в южные ханства и в саму Персию, то выдал им несколько сотен листовок. Нужно было их подбросить на рынке, не попавшись самому. Текст был уж больно не банальным. Купцы, как известно все вернулись живыми, взяли следующий товар и опять уехали. Часов на продажу не было, но белоснежная хлопковая бумага, изделия кубачинцев, первые карандаши дербентской фабрики и керосиновые лампы тоже ходовой товар. Пойди, поищи в мире.

А текст был следующий. Шамхал Тарковский Мехти второй предлагает всем правоверным мусульманам сделку, за живого английского шпиона выплачивает пятьсот золотых финдиков, или тысячу серебряных курушей, а за мёртвого с документами удостоверяющими, что это англичанин, триста финдиков или шестьсот курушей.

Специально назвал Брехт не иранские деньги, а османской империи, чтобы показать, что против англичан, находившихся в Персии, ничего Мехти не имеет, а вот против шпионов в Османской империи это да.

Первые листовки Брехт написал с указанием цены в золотых иранских томанах, но передумал. Нет пока войны с Ираном, нужен ему год на подготовку к этой войне, ну и нечего провоцировать. А турки с ним не граничат. Вот и заменил валюту.

Сильно не надеялся. И тут прибыл один из купцов Бакинского ханства, на которого вышли люди из Тебриза. Привезли двух дохлых англичан. Всё, как положено, в красных мундирах с галунами, шляпой бикорном и золотыми погонами с бахромой. Господа офицеры. Штаны только белые непрезентабельно выглядят. Грязноватые и спереди и сзади, ну обделались. Бывает это с покойниками. Даже документов не надо, по синим рожам видно, что наглы – рыжие оба. За двоих таких красавцев шестьсот финдиков не жалко. Жако, конечно, но то, что листовка сработала, прямо душу грело, и жадность жабью эта теплота задавила. Опрошенные товарищи показали в дружеской беседе за чашечкой чая, что убили они наглов в Тебризе, и там этого добра два десятка. Ага, теперь не полных два десятка. Нужно ли ещё? Конечно, привозите цена та же.

Расстались с купцами неживым товаром довольные друг другом. Брехт стал беднее на тысячу с лишним рублей. Так-то большие деньги. Но теперь эти азербайджанские купцы точно постараются перебить английских советников всех до одного в Иране. А без помощи Англии шах таким смелым не будет. Да и наглы задумаются, стоит ли посылать офицеров туда, где на них открыта охота. Могут ли они предъявить претензию России? Конечно, могут. Только при чем тут Россия? Мехти с его шамхальством только под протекторатом России, он не её подданный. Мало ли что на уме этих мусульман. Может, он красный цвет мундира не приемлет. Считает, что англичане оскверняют священный для всех мусульман цвет. Кто их этих деспотов разберёт? Вы бы, дорогие наши английские союзники, не шастали по Кавказу, опасно там. Или мундиры сменили, чтобы они на аль-байрак не походили (красный флаг).

Брехт людей отпустил, приказал Кариму-эфенди англичан раздеть, мундиры постирать и прокипятить, пусть будут, мало ли, какая гадость в жизни может пригодиться и пошёл к северной стене. И тут его Карим догоняет и протягивает связку бумаг.

– Достали из-под мундира у мертвеца. – Брехт принюхался, бумаги пропитались трупным запахом, хотел приказать проветрить и прогладить что ли, но потом передумал. Ещё угробят. Забыл даже у «продавцов» трупиками про бумаги спросить на радостях. А те не забыли, сунули карты и какие-то списки, что были при убиенных, под мундир, чтобы не затерялись в дороге.

– Разверни. – Развернул, зажимая нос, Карим. – Мать моя – женщина! Да это карта. – Брехт даже морщиться перестал. Это была замечательная карта южного Кавказа. Вот именно такой ему и не хватало. Даже захотелось догнать и дополнительно наградить продавцов английских трупов. С такой картой уже воевать можно.

– Карта! – поведал ему Управляющий делами ханства.

– Карта. Разложить в месте, где нет солнца, и проветрить, как следует. И охрану выстави, любого, кто будет интересоваться, сразу под стражу. Не мешкай, Карим. Всё, убежал я, скоро войнушка начнётся. – И Пётр Христианович поспешил к северной стене Дербента.

Войска показалось, как и прикидывал Брехт ближе к обеду, уже ходить по стене туда-сюда устал, а ещё там все время под воротами гвалт стоял, утомляя. Ворота заперли, а купцы и прочие разные граждане многонационального Кавказа прибывают и прибывают. Ругаться начинают на гортанных своих непонятных языках со стражей. Князь Витгенштейн не выдерживает и приказывает пропустить. Ворота снова закрывают, а через несколько минут очередной караван с нефтью или шесрстью или древесиной. Опять ругань и опять приходится пропускать. Скоро стрельба начнётся, а от этих купцов зависит процветание его ханства и его предприятий. Беречь их нервы надо. Войско появилось неожиданно. Погода весенняя, мартовская и солнце ещё по привычке любит в тучах понежиться, не думает о людях, те-то соскучились. Вот и забежало солнышко за очередную тучку, видимость сразу ухудшилась, Брехт трубу опустил и присел на корзину с ядрами возле пушки. Задумался о непонятном войске. Где мог дядя Мехти за такое короткое время набрать несколько тысяч конного войска. Да там если всех мужчин шамхальства на коня посадить и пять тысяч не получится. Так и конь не у каждого. Пастухи, пахари. Коровы и волы – это да, а кони, так-то редкость, да ещё тысячами. Странно.

– Ваше Превосходительство, едут! – подскочил к нему подпрапорщик артиллерист, тоже в красном мундире. Для них на случай войны уже серо-зелёную форму пошили, но пока не выдавали, износят, опять за свой счёт шить. Не Ротшильд же, деньги счёт любят.

Пётр Христианович встал, поднёс к глазу подзорную трубу. Точно едут. Дорога перед воротами в полукилометре примерно за холм ныряла, и вот из-за этого холма по широкой дороге, отремонтированной зимой, по пять-шесть человек в ряд выползала змея. Точно не регулярное войско, у всех разные цвета одежды. Тёмные в основном, но и чёрные есть, и коричневые, и серые, синие попадаются яркими пятнами. Как этого дядю звать-то Брехт и забыл. Он на его свадьбе был, но кроме большого живота и кучи круглых орденов на черкеске ничем не запомнился. Был он, кстати, в белой черкеске золотом расшитой. Вот во втором ряду едет кто-то в белой черкеске.

Пётр Христианович навёл на человека трубу. Да. Четырёхкратное увеличение лица и фигуру разобрать не позволяло. Но что-то Брехта в фигуре цепануло, и он снова поднёс трубу подзорную к глазу.

– Да, твою же мать! Ничего себе. Неожиданно.

Событие сорок пятое

Большие батальоны всегда правы.

Армия – это огромный прожорливый зверь, пожирающий все на своём пути.

– Отставить! Не стрелять! Отставить! Свои! – Пётр Христианович бегал по стене и чуть не в ухо каждому артиллеристу красному кричал. Это хорошо, что стена четыре метра шириной, можно бегать, не боясь вниз сверзнуться.

– Кто такие? – Войсковой старшина Говоров Андрей Андреевич встал на дороге Брехта. Чуть не стоптал Петер-хан казака астраханского.

– Да, блин, кто разведчики были? Неужели шайра под Маратом Карамурзином не заметили? Таких коней на Кавказе по пальцам посчитать. Это черкесы. Я их позвал на помощь, вот они пришли. Ну, приехали.

– Так бохато больно. Двух эскадронов не было. А тут корпус целый. – Законно возразил Говоров.

– Бохато.

Брехт приказал открыть ворота и стал спускаться со стены. Честно говоря, не ждал. Войсковой старшина правильно отметил, в походе на Шекинское ханство приняло участие двести сорок – двести пятьдесят человек. Трое погибли и трое были ранены. Зато каждый получил кольчугу, пару коней, огнестрельное оружие и по нескольку кинжалов. Кроме того Брехт выплатил всем по двадцать рублей серебром. И, видимо, это стало известно во всей Кабарде, и в малой, и в большой, и во всяких прочих разных. Потому на повторный призыв, сходить за зипунами в Персию, откликнулось несколько тысяч черкесов. А чего, потерь почти нет, а прибыль от похода приличная. Опять же от домашних забот свинтить, хай, женщины с рабами и бедняками занимаются, а воинам настоящим гвозди вбивать в стены, из камней сложенные, не по чину. А вот за зипунами, это по чину.

Марат попытался Брехта приподнять. Пётр Христианович попытался приподнять пщышхуэ. Масса победила. Засучил ножонками в воздухе черкесский главный князь.

– Петер, я привёл три с половиной тысячи воинов. Когда идём на Иран? Люди хотят привезти в дом богатую добычу. – Едва обретя почву под ногами, Марат от души треснул Брехта по плечу. Покачнуло. Хотел тоже приложиться, но последствия были непредсказуемы, ещё уронит князя. Урон не только князю, но и чести будет.

– Я бросил клич ещё вайнахам и донским казакам, а и астраханским тоже, вот, подойдут и пойдём. Вы, я так понимаю налегке, ни фуража, ни еды для себя? – С грустью глянул Пётр Христианович на продолжающих въезжать в ворота северные всадников в лохматых и не очень шапках. Бурки тоже были далеко не у всех.

– Мы бедный народ, мало у кого есть заводной конь. А на себе много не увезёшь. Потом ты же позвал нас на помощь? – Отстранился пщышхуэ, подтверждая догадку Петра Христиановича.

– Я позвал. На столько, по правде, не надеялся. Ничего, прокормим.

А про себя Брехт паниковать начал. Этот кумулятивный эффект и с другими народами и народностями Кавказа может сработать. Сейчас приедет тысяча чеченцев. Попов, по доброте душевной, всё войско астраханское приведёт и ещё и киргизцев прихватит. И ханы Ширванский, Бакинский и Кубинский проведут тотальную мобилизации, в надежде на богатую добычу. А в результате на двадцатитысячную армию персов навалится двадцатитысячная толпа этих абреков. И это после того как те побегут обработанные артиллерией и прореженные егерями. Мечты.

Нет, двадцать тысяч не набрать этих отморозков, но мир уже засверкал совсем другими красками. Теперь стоит подумать, что название Тебриз гораздо лучше подходит столице Советской Социалистической республики Азербайджан. Там ещё какое-то большое, красивое, солёное озеро рядом с Тебризом. Можно курорт соорудить. Катамаранов понаделать. Дивчули в купальниках, пивко под зонтиками. Нда!!!

Осталось малость. Прокормить такую ораву джигитов и казаков, и, самое главное – прокормить десяток тысяч коней. Брехт готовился к тому, что война с шахом будет. Скупал в Астрахани и на Кубани овёс и зерно. Все почти амбары забиты, но рассчитано продовольствие на семь тысяч человек и то с натягом. Придётся по дороге у своих закупать фураж и продовольствие, а у персов конфисковывать, и оставлять расписки на русском языке, что зерно изъято на войну с шахом и, проигравший в этой войне, шах с крутым именем Фетх Али-шах расплатится с вами, а если денег не хватит, то жёнами поделится. Их у него восемьсот, не обеднеет.

Событие сорок шестое

Подполковник Алексей Петрович Ермолов Лаперузом не был. Весь опыт морских путешествий у него складывался пока только из одного перехода прошлогоднего из Астрахани в Дербент. Тогда погода была отменной, и эту морскую прогулку он перенёс на четвёрку твёрдую. Всего четыре раза за борт вывернуло. Потому, зайдя на борт огромного буса со смешным названием «КонЪ», что бы это значило ещё, он был уверен, что теперь, после того, как с морем знакомство состоялось, до южного берега Каспийского моря доплывёт он легко и с песней.

Первый раз желудок сообщил ему, что пора кормить рыб за бортом ровно через десять минут, как они из бухточки дербентской вышли. И, несмотря на уговоры подполковника, подполковничий желудок тянул его к борту потом регулярно через часик, можно и не смотреть на часы «Нева», подаренные родственником.

К тому моменту, как его, впавшего в ступор, затрясли егерь с матросом в гамаке скукожившегося в каютке крохотной, Алексей Петрович проклял раз сто князя Витгенштейна, раз сто Каспийское море и девяносто девять раз шаха персиянского, как раз хотел в сотый того проклясть.

– Ваше Высокоблагородие, берег. Персия. Их превосходительство вас на палубу кличут. – Сообщил моряк егерю, а тот пробубнил то же самое уже Ермолову.

– Слава богу!!! – Ермолов опростал поданную ему кружку с чаем и вывалился на свежий воздух. Да, чего там, на свежайший воздух. Погода к концу вояжа совсем испортилась дул холоднючий северо-западный ветер напитавшийся влагой и промозглостью на кручах кавказских. Молод был подполковник, всего двадцать четыре года, не берег ещё здоровья, в кителе вышел, ничего на плечи не накинув. Сразу и заклацал зубами.

– Ну, что, Алесей Петрович, повоюем?! – Мехти морской болезнью не страдал, гад толстопузый.

– А где берег-то? – Командир роты конной артиллерии вгляделся в море перед собой, и ничего там не увидел похожего на берег. Точно такие же волны, как и до того были. Серые, мрачные, с грязными клочьями пены на некоторых даже.

– С другого борта. Чуть промахнулись. Шкипер говорит, нужно теперь вдоль берега на восток немного пройти.

Ермолов прошёл короткими зигзагами к другому борту и увидел вожделенный берег. Волны бились о скалы в паре сотен метров. Нет, никаких радостных чувств не возникло. Тут приставать к берегу было нельзя. Разобьёт о камни.

Что-то покрикивая на своём языке на окружавшею его свиту генерал-лейтенант Мехти удалился, раскачиваясь как утка, а подполковник постоял, постоял, да снова стал рыб за бортом кормить, проклиная в сотый раз Фетх-Али-шаха. И чай, что влил в себя.

В порту Сардаб Руд стояло семь кораблей. Два были соизмеримыми по размеру с их бусами, да, скорее всего, ими и являлись. Огромные, неповоротливые, с минимумом косых парусов, что практически не позволяло этим громадинам ходить галсами. Остальные пять были одномачтовыми шлюпами. Назывались по-другому, понятно, но от таких же русских кораблей, что Алексей Петрович видел в Петербурге, не сильно отличались. Кроме того было с десяток маленьких парусных лодочек – рыбаки. Такое большое количество судов в порту резко осложнило первую часть разработанного князем Витгенштейном плана. Десант, который должен был высадиться на корабли противника, был только на расшивах. А их меньше семи. Их пять.

Пришлось выкликнуть на бусах среди егерей охотников перебраться на два огромных корабля и захватить их.

– Ребята, – оглядев желающих, коих с сотню набралось на его корабле, то есть почти все, Ермолов посиневшими губами, старался твёрдо говорить. – Ребята, нужно не щадить басурман. Сопротивляется – убей, сдаётся, за спиной не оставляй. Каждому будет пару верёвок выдано, вяжите по рукам. Помните, корабли не главное. Нам нужно и порт захватить и соседний город взять на штык. Там главная ваша работа, а тут отвлечение только.

Егеря тоже бледный вид имели, видно, что морская болезнь стороной их не обошла. Заразились от командира. Говорят зевота заразна, а вот оказывается и морская болезнь тоже заразна. Но стояли егеря почти ровно, пожирая начальство глазами, и слушали внимательно.

– Командирам плутонгов подойти ко мне, остальные готовьтесь, у кого пистоли есть, зарядить. – Распустил охотников Ермолов, и на минуту не сомневался, что все захотят. По двадцать пять рублёв Пётр Христианович обещал выдать тем, кто в захвате кораблей будет участвовать.

Ермолов служил всё время вместе с этим немецким графом и только во времена Павла их пути разошлись, и когда теперь уже – князь Витгенштейн и генерал-лейтенант пожаловал к нему в роту вместе с инспектором артиллерии всей империи Аракчеевым, то Алексей Петрович заметил, как резко тот переменился. Был лихой гусар, любитель пирушек, женского пола и рубака. А ещё такой же нищий был, как и сам Ермолов.

Совершенно другой человек приехал в Вильно. Он теперь отлично разговаривал на русском и старался на этом языке и говорить, пренебрегая модным французским, и даже выговаривал нижестоящим офицерам, пытающимся заговорить с ним на этом языке.

– Вы – офицер русской армии, сударь, потрудитесь на этом языке и говорить. Ещё раз услышу от вас хоть слово по-лягушачьи и добьюсь увольнения вашего из армии. Это предательство говорить между собой на языке врага. Он нужен только чтобы пленных допрашивать. Да, ещё когда возьмём и разграбим Париж на нём можно зазывать девиц в койку.

Возражать в глаза офицеры, подчинённые Ермолову, боялись. А теперь уже и сами говорят только по-русски. Правда, время от времени на совместных пирушках спрашивают, когда мол, на разграбление-то Парижу идём. Не терпится ужо.

Но не знание языка чужого поражало больше всего в Витгенштейне Ермолова, а эта его проявившаяся немецкая жилка деньги зарабатывать. Часовой завод с жидами построил, в деревне своей чего напридумывал, да ещё несколько деревень прикупил. И потекли деньги. Но в отличие от других немцев, коих подполковник знал немало, этот не в кубышку их прячет, а на солдатиков спускает. Перевооружил, одел, кормит от пуза, да ещё и премии за смелость выписывает. Уникум. Мало сейчас таких офицеров и генералов в империи.

А корабли захватили легко. Там практически ни на одном не было команды, так по десятку человек, которые, глядя на сотню бегущих к ним головорезов с тесаками, просто сразу сдались. И только на одном шлюпе завязалась сеча. Там моряки шамхала Тарковского сцепились с персами всерьёз. На борту была полная команда, человек тридцать моряков и нападающих столько же. Почти все и с той и с нашей стороны полегли. Осталось целыми пятеро подданных Мехти и десяток раненых. А персов всех добили и выкинули за борт. В целом же операцию по захвату кораблей можно считать удачной. У русского флота на Каспийском море добавилось семь кораблей.

Глава 17

Событие сорок седьмое

Великие нации никогда не беднеют из-за расточительства и неблагоразумия частных лиц, но они нередко беднеют в результате расточительства и неблагоразумия государственной власти.

Адам Смит (1723–1790) – шотландский экономист

Войска собирались. По самому плохому варианту. Для Брехта. Их лишку привалило. Во всём мире Пётр Христианович единственный полководец, которого большая армия огорчала. Он всех выставлял из города. За южными воротами чуть дальше в горах организовали лагерь.

И тут началось. Как объяснить горцам, что деревья нельзя вырубать. Они червей шелковичных должны кормить и снегозадержание производить. А на чем людям готовить еду? Вот. Не все беды. Мелочь. Попытался через Марата организовать копание отхожей траншеи. Нет. Будем гадить по углам. Пришлось организовать горожан, чтобы они за деньги, которые на деревьях не растут, выкопали ямы и построили из страшно дефицитных досок туалеты. Хрен. Так-то дербентцы построили, а джигиты вокруг гадить продолжают, в том числе и на внешнюю стенку построенных туалетов. Кони выщипали всю траву. И требовали, и требовали овса. Людям мясо подавай.

И поток желающих пограбить шаха, и отъесться заодно за счёт Петера-хана, не иссякал. После черкесов прискакали чеченцы. На этот раз князь Мудар привёл пять сотен вайнахов. Вооружены, кто чем, а кто ничем. Несколько человек вообще дубинами. В прямом смысле этого слова. Огромная такая бита переросток, с несколькими вбитыми в широкую часть гвоздями. И рукоятка кожей обтянута. Не просто в лесу корягу вывернули товарищи, а в орудие убийства превратили. Брехт представил себе удар такой дубиной. Это будет пострашнее Фауста Гетте. Тут против такого вот бугая и с этакой штукой с сабелькой сыкотно выходить.

Залез, оглядев чеченцев, Брехт в закрома Родины, а точнее в оружейную Дербента и скрепя сердце начал их (закрома) раздербанивать. Там хранилось с сотню копий с бронзовыми, медными и железными наконечниками. Оружейник Мустафа-бей объяснил, что копья выдавались ополчению, чтобы люди сбрасывали со стен нападающих. Херня. Больше на Дербент в реальной Истории никто не нападал. А уж в этой Истории у него есть вещи круче копий. Раздал эти сто копий чеченцам.

Были ещё мечи. Старые в зазубринах. Пётр Христианович не пожалел штыка из шведского железа и по каждому мечу рубанул. Три отложил. Из мифрила, не иначе, откованы. Только звон идёт, и зарубки на шведском штыке образуются. Ну, мифрил* не мифрил, а булат точно. Или адамантий. Остальные мечи тоже чеченцам отдал. Жаба заворочалась, всё же железо и вполне приличное, но война же впереди. Не посылать же людей в бой с кинжалами.

* (Название мифрил происходит от двух слов на синдаринском языке Толкина – мит, что означает "серый", и рил, что означает "блеск").

Сабли тоже были, но тут наоборот, не ерунда всякая, а вполне себе трофеи, коими не стыдно хвастать, с ножнами изукрашенными с каменьями в ручках. Хранились отдельно в сундуке. Нет. Их не отдал. Не в коня корм. Нужно потом их внимательно изучить и придумать применение. Может из них шашки изготовить? Ничего сложного. А камни повыковыривать. Дожить надо. А вот несколько десятков русских тесаков отдал Мудару. Видимо ещё с посещения Валерианом Зубовым Дербента остались, а может и самого Петра Первого. Тот же тоже Дербент на штык брал.

После чеченцев подвалил и генерал-майор Попов. Не удержался, сам явился во главе восьми сотен астраханских казаков. Эти хоть не голыми и босыми пришли. Пришли одвуконь и с огромным обозом с овсом и другим прочим зерном для каш. Брехт их в следующем леску поселил и приказал Управляющему делами Прези… хана Кариму-эфенди бросать все дела и отправляться с обозом к лезгинам. Нужно мясо. Казаки с чеченцами и черкесами на пресной грече не долго протянут. Бунт учинят, и друг друга кушать начнут.

Последними явились донские казаки. Этих хоть почти столько, сколько заказывал. Просил две сотни, получил два эскадрона. Не измеряются казаки сотнями, только эскадронами. Зря радовался. Войсковой старшина Хромов, что их возглавлял, сообщил, что узнав о походе за зипунами, кубанцы тоже срочно пару эскадронов собирают, завтра – послезавтра будут.

– И всё? – Выдохнул Петер-хан.

– Терцы тоже.

– А Запорожцы? – зарыдал Брехт.

– Запорожцы? А ведь точно, послать надо было.

С теми войсками, что уже были у князя Витгенштейна, получалось за семь тысяч, пусть будет, сабель, (не дубинами же считать) и это ещё союзники не подошли.

В разгар обустройства в небольшом ханстве такого огромного по здешним реалиям войска прибыл и флот. Все корабли в бухту не вошли. Знатно сходили за зипунами, Стенька Разин перевернулся в гробу. Хотя, нет же гробы у атамана. Руки, ноги и голова Разина, по свидетельству очевидцев, были воткнуты на пяти специально установленных кольях, а туловище брошено на съедение собакам. Чего тогда? Не в раю же? Со сковороды с завистью смотрит на результаты набега Ермолова и Мехти на персиян. Хотя? Не только сковорода зад греет, но и душу известие, что княжну не приволокли. Измельчали потомки.

Бог с ним с Разиным, Мехти и Ермолов привели к Дербенту семь захваченных судов, из которых два больших буса были заполнены зерном. Как выяснили у пленных их должны были отправить в Решт, но его захватил Мир Мустафа-хан – правитель Тылышского ханства. Корабли дошли до порта Анзали и вернулись. А тут и пираты Каспийского моря подоспели. Ещё прилично продуктов взяли в самом порту и соседнем городке Чалус. Воевать не пришлось. Небольшой гарнизон при появлении русско-кумыкского войска дал дёру через южные ворота, а персы сами распахнули северные, не дожидаясь штурма. Откупились тканями и продуктами, зерном в основном и горохом мелким. Зерно не простое, на семьдесят процентов – это рис. Остальное ячмень. Не сильно распространённая сейчас на Руси культура. Удачно сплавали. Главное, что теперь голода точно в войске не будет. Вот, не отнять у шаха многожёнца – молодец. И корабли подогнал и продовольствием снабдил, честно поступил. Противники должны в одинаковых условиях воевать.

На обратном пути эти два капитана зашли в Анзали и прогулялись до Решта, передали Мир Мустафе-хану послание от Брехта. Тот с радостью согласился перейти в Российское подданство и теперь не уйдёт из Решта, как хотел, а будет ждать там генерала Витгенштейна с подмогой.

Опять, блин блинский, дилемма, идти против Карабахского хана с Сулейман-ханом или двинуть войско морем в Решт.

А да, бонус ещё эти два Джека Воробья притащили с собой. Мехти всё же лучший кандидат на должность императора России, он при отплытии из Сардаб Руда глянул хозяйским глазом на рыбацкие лодки и баркасы, и скомандовал все более – менее крупные на буксир взять. Честно с Брехтом поделился, двадцать забрал себе и восемь подарил Петеру-хану. Домовитый.

Событие сорок восьмое

Сам погибай – товарища выручай.

Приучайся к неутомимой деятельности.

Никогда не презирайте вашего неприятеля, каков бы он ни был, и хорошо узнавайте его оружие, его образ действовать и сражаться. Знай в чем его сила и в чем слабость врага.

Суворов Александр Васильевич

Пётр Христианович бросил водить пальцем по карте и оглядел склонившихся над ней соратников. Переводчиков было, как бы не больше, чем … руководителей, не военноначальниками же их называть. Чеченцы, черкесы, кумыки, азербайджанцы, лезгины, немцы, русского языка почти не знающие, всем переводчик нужен. Даже если кто и знал немного русский, Брехт всё одно подстраховался. Должны эти дядьки всё точно понять, от этого жизни зависят, и их самих, и тысяч людей у них в подчинении.

– Ну, план какой-никакой у нас теперь есть, больше конечно никакой, чем какой. Зато скажу вам по секрету: лучше никакой, чем вообще отсутствие плана.

– Ты, Петер, урежь осетра, как сам любишь повторять, – ткнул волосатой сосиской, что аллах всучил ему вместо пальца указательного, в Решт Мехти второй, – От Решта до Нухи, если на ваши вёрсты считать, то … две недели пути. И это летом. Зимой и на месяц растянется.

Брехт на карте с неуказанным масштабом и с искажённым явно силуэтом Каспийского моря и сам прикинул, что километров шестьсот между двумя возможными местами, куда Сулейман-хан может ударить. Это минус в плане, но был в нём и плюс. Кура – это река, которую вот так просто весной целой армией не преодолеешь. По данным, что собрал Брехт, опрашивая купцов своих и тех разведчиков из Кубинского ханства, что ему новости о сборе войска принесли, выходило, что перейти Куру можно либо по нескольким бродам либо по мосту. Стояние на реке Угре все в школе проходили. Там всего несколько пушек Ивана III остановили хана Ахмата от форсирования этой реки. Почему не воспользоваться опытом предков?

Мост один стоял у городка Евлах на дороге из Гянджи в Шемаху – это было очень вероятным местом, через которое пойдут войска шаха. Сам Брехт бы именно этим путём пошёл. Сразу оказываешься в тылу у восставших ханов.

Второе место – Асландузский брод, по которому можно перейти Аракс и оказаться в непосредственной близости к Ширвану, а там и Баку, и точно в тылу у Талышского хана. Леонкарань вот она, беззащитная, бери, пока этот дурачок Мир Мустафа-хан обороняет Решт неизвестно от кого.

Третья возможность тоже была у Сулейман-хан, можно прямо из Тебриза идти на восток с выходом на прибрежную дорогу у Астары, это южнее Леонкарани и севернее Решта. Тридцатитысячную армию там можно разделить и часть отправить отбить Решт, в котором не более двух тысяч человек у Мир Мустафы-хана, а вторую часть отправить на взятие Леонкарани и потом двинуть на Баку. Перекрыть все три направления Брехт не мог. Тут и самому нужно тридцатитысячную армию иметь. Приходилось гадать. Да, шпионы есть и они донесут, куда войско идёт, но прав Мехти, тут расстояния от одного возможного места до второго шестьсот, а то и семьсот вёрст по горным дорогам. Просто не успеть. Вот и приходилось гадать. Нужно выбрать два направления из трёх возможных. Пётр Христианович и выбрал. На дороге через Куру у городка Евлах он предложил собрать всю крепостную артиллерию, что имелась в их пяти ханствах и устроить, в случае выбора персами этого направления, стояние на реке Куре, за неимением Угры.

Основные же силы, отправить к селению Асландуз. А чего делать, если проклятый этот Сулейман-хан пойдёт югом? Перебросить войска?

– От Асландуза до Астары поменьше будет. Всего четыреста вёрст. – Пройдясь перстом по кривулям дорог Кавказа, сообщил Брехт соратникам.

– Тебе, Пётр Христианович, слава Суворова спать мешает? Тоже хочешь марш через горы с пушками и конницей проделать. – Покачал головой Ермолов.

– Ладно, слушая вас?! – молчат ханы и прочие войсковые атаманы с подполковниками и майорами.

– Союзную конницу разделить надо, и часть отправить в Решт, – предложил генерал Попов.

– С голоду сдохнут, если … Стоп. Ладно. Принимается. Отправим им морем продукты и фураж. Осталось желающих найти? – Брехт глянул на карту. – Марат, там, рядом есть Ардебильское ханство, сам Ардебиль вам без пехоты и артиллерии не взять, но пограбить местных можете. Только не убивайте зря людей. Чем чёрт не шутит, может, они тоже захотят в Российскую империю перейти всем кагалом.

– Что за неправильная война у тебя, Петер, получается?! Убивать нельзя, в рабство брать нельзя. – Посмурнел пщышхуэ, а потом расхохотался. – Это шутка была. Хорошо, мы сделаем, как ты говоришь, убивать будем только воинов и то, при угрозе нашим жизням. Только есть подозрения у меня, что узнав об этом, персидское войско повернёт к Решту, а вы в десяти днях пути.

– Ну, им тоже не пять минут идти, у них и артиллерия, и пехоты полно. Если и опоздаем на пару дней, то вы можете в городе за стенами запереться. Да, даже так и сделайте. Они развернут армию, приготовятся осаждать Решт,а мы им в спину ударим.

– Вот, это уже нормальный план, без осетров, хотя я бы отправил всех рыбаков в Анзали. Хоть свежая рыба будет у черкесов. Осетры, как ты и любишь.

– Правильно. – Брехт пометил карандашом в блокноте дополнения. – Ну, теперь у нас даже ого-го какой план есть.

Событие сорок девятое

Война ведётся до победы и точка

Если хотите одержать победу, бейте в самое сердце противника

Карл фон Клаузевиц

На передовой линии своего войска Брехт разместил триста ослов, к спинам которых были прикреплены большие охапки сена, смешанного со смолой. По сигналу, чеченцы одновременно подожгли все охапки сена и уколами кинжалов, выстрелами и криками погнали ослов прямо на сонный лагерь персов.

А дальше … Не.

А перед этим и Пётр Христианович Витгенштейн и Иван Яковлевич Брехт убедились, что недооценивать противника и считать его глупее себя – это и есть глупость. Ему же сам Сунь-Цзы лично говорил, что: «Если ты знаешь врага и знаешь себя, тебе не нужно волноваться за исход сотни сражений. Если ты знаешь себя, но не знаешь врага, за каждую достигнутую тобой победу ты расплатишься поражением. Если ты не знаешь ни себя, ни врага, ты будешь проигрывать всегда».

Врага Брехт недооценил. Не узнал врага. Сулейман-хан поступил точно так, как Пётр Христианович и прогнозировал. Он разделил войско на три части и первое отправил к мосту через Куру, второе к Асландузскому броду через Аракс и третья напрямик к Решту. Молодец. В смысле не Брехт, а дядя шахский. Он переиграл доморощенного стратега, Петера-хана.

К Куре он отправил только пару тысяч ополченцев из Карабахского ханства, разве ротой стрелков усилив. К Араксу послал собранных в Тебризе и Карадахском ханстве (не путать с Карабахским) пару тысяч всадников с копьями. А всё войска двинул к Ардебилу, по дороге усилив его в Сарабском ханстве.

Узнал об этом Брехт, который по его мнению находился на самом вероятном месте наступления Сулейман-хана на левом берегу Аракса в полукилометре за Асландузским бродом, и дал себе пендаля. Здесь же и рота конной артиллерии была и егеря и большая часть казаков, и чеченцы и лезгины. К мосту через Куру Пётр Христианович с целой сотней разнокалиберных бронзовых пушек и половиной роты артиллерийской Ермолова отправил и в помощь ему Мехти с его кумыками выделил. Не верил, что рванёт, как укушенный, туда дядя шаха, оставив в тылу резвиться мятежников. Собрали со всех ханств крепостную артиллерию и всех пушкарей, Брехт выделил нормальный порох на основе калийной селитра и часть пушкарей Ермолова. В расчёте артиллерийском у Ермолова же всяких подносчиков порохов и ядер можно заменить на простых здоровых людей, а так Ермолов будет уверен, что самые крупнокалиберные пушки в надёжных обученных руках.

А вот к Ардебилу, как и планировали, отправили только три с половиной тысячи черкесов. Естественно, противостоять тридцатитысячной армии персов они при всей храбрости не могли.

Брехту разведчики доложили, что он осёл, когда уже и лагерь оборудовали и даже пушки пристреляли. План был хорош. Пропустить несколько тысяч персов через брод и затем устроить им огненный мешок. Спереди лупит артиллерия картечью, а с обоих флангов егеря. Такого массированного огня вороги должны не выдержать и начать драпать. Только вот брод не сильно широкий, давка начнётся и тут казаки с лезгинами и чеченцами конной лавой всё это сметают и устраивают резню, побежавшего войска персиянского. План! Куда там Клаузевицу! Карлу фону.

И тут прилетает гонец на взмыленном коне и говорит, что персидская армия идёт к морю в трёх сотнях километров от того места, где её Брехт ждёт. И туда напрямую не попасть, между ними целых два горных хребта. Только до реки Балхары, а потом вдоль побережья через Талышское ханство. Четыреста километров нужно преодолеть. Тогда как Сулейман-хану осталось всего сто пятьдесят до Ардебила.

И что самое паршивое – этот брод бросать нельзя. Сюда тоже войско идёт.

– Майор, остаёшься за старшего. Гусар с собой не беру, и войско Кубинского ханства с тобой останется. Эх, артиллерию тоже не успеть доставить. Остаётся пусть на месте. Гусар с коней сними и, как планировали, по флангам рассредоточь. А дальше всё, как и планировали. Уверен, справишься, или лезгин тоже тебе оставить.

Эрнст Георг фон Плеве покрутил, как у кайзера Вильгельма, закрученный вверх правый ус и по-детски так улыбнулся с ямочками на щеках.

– Справлюсь, Ваше Превосходительство. Поторопитесь.

Эх, вчера и сам был уверен, что справится.

Глава 18

Событие пятидесятое

Был бы логист, а проблемы найдутся

Кто не работает, тот… не логист

Из пункта А в пункт Б так и не доехал поезд. К сожалению, логисты отправили его в пункт С.

Кони бегут быстрее пешего. Но не долго. Потом устают, потом отдыхают, потом медленно щиплют травку, потом пьют пару вёдер воды, потом хрумчат овсом, потом снова отдыхают. Не хотят, как заводные мулы в сказках Волкова безостановочно скакать по Волшебной стране. Егеря, как и Наполеоновские гвардейцы могли бы вёрст семьдесят за сутки пройти, но тоже не каждый день. И полевых кухонь всего десять и они могут приготовить каши для пятисот человек максимум. Пить местную воду не кипятя Брехт всем запретил и потому пришлось полевые кухни перевести только на производство кипячёной воды, а еду готовить кумпанствами по старинке. Собираются солдатики по пять-семь человек и в котелке над костром варят медленно и чёрте на чём, в смысле и ветки и трава сухая и даже лепёшки коровьего навоза. Ничего страшного, так во всём мире сейчас и делают. Однако это медленнее, чем с полевыми кухнями. Из всего этого следует какой вывод? Армия, такая разномастная, даже без артиллерии может пройти в день в районе пятидесяти километров. Не больше, обычно даже чуть меньше.

А километров этих или вёрст от трёхсот пятидесяти до четырёхсот. Делим, два пишем, три на ум пошло, и получаем, что не меньше недели идти к Ардебилу. Чуть успокаивала надежда, что войска шаха под командованием Сулейман-хана движется медленнее. Так как армия эта в десять раз больше и у этого войска есть артиллерия. И ещё была надежда, что добравшись до этого города, войско повернёт на север к Леонкарани, а, значит, пойдёт навстречу.

– Чего ты паникуешь, – Шейх-Али-шах большую часть войска оставил на броде, и с собой взял только пару сотен не ополченцев, а профессиональных воинов с нормальными огнестрелами и принявших участие не в одной сече, – побьём персов. Они от одного вида тебя на Слоне разбегутся. Богатырь из сказок.

– Ну, только на это и надежда.

Шли уже четвёртый день по каменистой дороге временами в тропку переходившую. И завалы были, в смысле оползни, и разливы речушек и ручейков набухших от таяния снега в горах. Весна.

К вечеру добрались до Баку. Брехт до этого один раз уже заезжал туда, на предмет и отсюда нефть возить в Дербент. Договорился с Хусейн-Кули-ханом, что кораблями начнут возить, как весна начнётся. Вперёд Пётр Христианович выслал шурина с десятком телохранителей, чтобы приготовили в Баку поесть и помыться. После четырёх дней ползанья по грязи и осыпям людям требовался отдых. Сам тоже сначала помылся, переоделся и только потом за чашкой кофе выслушал новости.

Опять ничего радостного. Сулейман-хан поступил наихудшим для восставших ханств образом. Он разделил войско в Астаре и теперь двадцать примерно тысяч идёт на Леонкарань, а десять, а может и больше, двинулось на Решт. До Леонкарани персам дневной переход, добавим день на обустройство лагеря и всё. А Брехт со своим … Со своей бригадой, в двух днях пути точно, это ещё если бегом бежать. И три с хвостиком тысячи разномастных подразделений без артиллерии выходят на двадцатитысячное войско с плохой, устаревшей, но артиллерией. Тут план нужен. Гениальный! Есть у вас план, мистер Фикс? Нет, мистер Фикс у меня нет плана. План успеть до сдачи города. Там нет хана, там нет войска. Только ополчение. Сдадутся, им не привыкать. А брать город без артиллерии – это уже фэнтези даже, а не фантастика.

Хусейн-Кули-хан всеми силами старался отгородиться, типа, как же я отдам войско, если Сулейман-хан сейчас возьмёт Леонкарань, потом передавит ваше мелкую банду, как блох кусучих, и подойдёт к Баку. Чем я буду город защищать? Брехт ему рассказал про нашествие Батыя на Русь. Тоже каждый князь думал в своём городе отсидеться, а если вся огромная страна поднялась бы, то неизвестно, как бы история повернулась. Но нет, раздробленность феодальная, как и сейчас на Кавказе. Чего не завоёвывать ханства ваши, если в них жителей по тридцать тысяч, а у персов армия такая?! Хусейн сопел, пыхтел, потел, молился и только когда Пётр Христианович по столу кулаком брякнул, согласился передать союзническим силам восемьсот всадников и продовольствие на трёх сотнях ослов. Весна, на арбе далеко не уедешь. Артиллерии не дал, да Брехт и не просил. Что толку от этих пукалок на плохом порохе и с плохо обученными пушкарями. Только войско задержат.

– Хусейн. – Брехт, прощаясь рано утром, положил ему могутную длань на плечико парчовое, и, глядя сверху на плешь хана, «посоветовал», – Ты вышли с нами парочку гонцов на самых резвых конях и заводных таких же подбери. Они увидят, что мы гоним персов, и тебе сообщат, ты тогда не медли, высылай воинов гнать супостата до Тебриза, а то останешься ни с чем при дележе добычи.

– Я так и сделаю, Ваше Превосходительство.

Всем … Как бы их назвать одним словом? Всем примкнувшим к нему ханам восточного Кавказа Пётр Христианович ещё с осени, предвидя все эти гонки, «совет дал». Типа, ребята, займитесь дорогами, хотя бы на десяток, а лучше на пару десятков вёрст от города, пройдите с лопатами, наведите порядок. Война же, ёксель-моксель. Логистика – наше всё. Сейчас, пройдя по дорогам трёх уже ханств, Брехт не уставал материться. Отказать ханы не отказали, выполнили указания старшего брата, только выполнили буквально. Да, дороги привели если не в идеальный порядок, то близкий к этому. Вот только ровно на десять вёрст от города. Сами, наверное, ходили с рулеткой, не дай аллах больше сделают исполнительные слуги. Отъехали на юг от Баку на десять вёрст и кердык, скорость упала вдвое. Дорога, широкая и ровная, вновь превратилась в тропку каменистую.

– Ну, ничего, дайте с шахом разобраться, – Брехт сплюнул в грязь, – научим Родину любить.

Событие пятьдесят первое

Выиграл сражение не тот, кто дал хороший совет, а тот, кто взял на себя ответственность за его выполнение и приказал выполнить.

Наполео́н I Бонапа́рт – император французов в 1804–1815 годах

– Ваше Превосходительство, разрешите доложить?! – посланный в разведку капитан Енакиев – командир роты егерей, мокрый насквозь, вломился в палатку, что вечером разбили для князя Витгенштейна посреди русского лагеря.

– Быстро ты, а чего мокрый, только не говори, что это слёзы. – Брехт поднялся и вытолкал офицера из палатки на воздух. Проснуться нужно, голову проветрить. Со сна ещё чего не того в голову придёт.

– Через кусты полез, а они все в росе. – Капитан стряхнул с ресниц и бровей капли. Прикольно смотрится, как Вию веки поднимали, не сверху вниз, а снизу вверх.

– Ну, чего высмотрели?

– Спят, Ваше Превосходительство. Огромный лагерь. В центре высокий шатёр хана Сулеймана. И вокруг полно тоже красивых шатров. Должно быть генералы ихние.

– Беки. Да, не важно. Как думаешь, удастся сюрприз? – Пётр Христианович вгляделся в серые сумерки. Нет. Далековато.

– Всё войско на том берегу речки этой Ленкораньчай. Прямо на берегу пушки стоят. Значит, и порох рядом. Должно получиться.

– Ну и здорово, всё, отдыхай пока капитан. – Разведчик ушёл, а Брехт поспешил к соседнему шатру. Только ещё рассвет забрезжил, но шатёр князя Мудара своей зелёной расцветкой на общем фоне уже выделялся.

– Начинаем?! – главный чеченец уже не спал, стоял рядом со входом.

– Начинаем. Не подведи, князь, на тебя вся страна смотрит. Я пойду егерей поднимать. Действуй по готовности, ничего не жди. Мы сами разберёмся, когда и по кому стрелять.

Вчера на левый берег реки Леонкараньчай вышли уже поздно ночью. Темень, не видно ничего. А! Не видно ни зги. Это такое колечко на хомуте у лошади. Новолуние, да и небо пасмурное. Заметили персы или нет появление у них под боком несколько тысяч врагов, неизвестно, но ночной атаки не последовало. Как там, в хоккее и футболе, правило есть, не забиваешь ты – забьют тебе. Вот, замечательный пример. Не напали персы – нападут союзные силы.

И первый удар нанесут самые трудолюбивые союзники. Те триста ослов, что выделил Хусейн-Кули-хан для перевозки припасов.

Про ослиную атаку Брехт где-то читал или смотрел по ящику. Время точное не запомнилось, но где-то тут, недалеко. И атаку ослами с горящими на них копнами сена организовали черкесы. С кем они воевали, тоже не всплывало в дырявой памяти, но раз в анналы истории эта атака попала, то задумка явно удалась.

На одних ослов надежды мало. Потому, весь левый берег, заросший кустами, должны занять егеря. Ослы подымут панику. Егеря во время этой паники успеют сделать по десятку выстрелов, больше нельзя. Нарезы забьёт свинцом и может разорвать ствол. Но четыре с лишним тысячи выпущенных пуль, панику явно усилят. И вот тогда настанет очередь кавалерии. Их в пять раз меньше, чем персов, но у страха глаза велики. Тем более что пойдут они на лагерь тремя расходящимися клиньями. Казаки по центу, справа лезгины и вайнахи, а с лева союзная кавалерия ханов. Там самое спокойное место – артиллерия персидская. Конный пешего и паникующего всегда одолеет.

Брехт отдал команду егерям и поспешил на холм небольшой метрах в ста от реки. Небольшой-то небольшой, но с него поле предстоявшего сражения было как на ладони. И даже словно по заказу небо на востоке над морем не только розоветь начало, но и светлеть, солнце решило тоже за эпической битвой понаблюдать и разгоняло мешающие тучи.

Река это и не так чтобы уж река. Сейчас, в марте, когда начали снега таять, она по колено, а летом местные говорят, её перейти можно, прыгая с камня на камень, не замочив ног. Но в данный момент вода есть и она нулевой температуры. Вчера было довольно тепло, когда шли по дороге. Градусов десять, но к реке подошли и сразу, и похолодало, и сырость. А так про этот город Брехт из будущего помнил, что тут одно из немногих мест в СССР, где настоящий субтропический климат.

– Приготовились. Поджигай. – Нет, Пётр Христианович за сто метров от места того, где эти команды прозвучали, их, конечно, не услышал, но зато увидел, как высекают искры чеченцы кремнями, и как вспыхивают несколько факелов. Ну, а дальше – всё по плану.

Есть выверт у философов, как раз для данного события подходит. «Что случилось, то и цель». Точно. Дали ослов, и воспоминание о той битве черкесов, кажется, с крымскими татарами, в голове всплыли. Значит, так и должно было случиться.

По сигналу, чеченцы одновременно подожгли все охапки сена, смешанного со смолой, которые прикрепили к спинам трёх сотен ослов, и уколами кинжалов, выстрелами и криками погнали ослов прямо на сонный персидский лагерь. Животные с ужасным рёвом ворвались в лагерь, опрокидывая палатки, давя спящих людей и поджигая все, что могло гореть. И сразу после того, как обезумевшие животные ворвались в лагерь, открыли огонь из ружей Бейкера засевшие в кустах на берегу реки егеря. У пятерых были огромные стеновые ружья с патронами, снаряжёнными бездымным порохом. Они открыли огонь по шатрам в центре лагеря войска Сулейман-хана. Первый взрыв раздался где-то через минуту после начала ослиной атаки. Один из егерей умудрился попасть по палатке, в которой были бочонки с порохом. И это веселье только начиналось.

В лагере совершенно неожиданно возникла паника и страшная суматоха. Множество персидских лошадей, напуганных шумом и криками, устроило массовую давку людей и погром внутри лагеря. В этот момент егеря со слонобоями и начали истреблять военачальников противника, лишив его боевого руководства. Когда персидская армия была полностью дезорганизована, в лагерь внезапно ворвалась союзная конница и устроила массовую резню. Казаки кричали «Ура», чеченцы чего-то визжали на своём. Лезгины тоже не молчали, что-то похожее на волчий вой издавая.

Персы пытались бежать, ну, это только в сказке на двух ногах быстрее, чем на четырёх. Всадники догоняли бросивших оружие персов и буквально кромсали их на куски. Преследование продолжалось больше часа. Если всю союзную конницу можно оценить в три с половиной – четыре тысячи сабель, то каждый по три – четыре перса положил, прежде чем опомнился народ и стал сдающихся и стоящих на коленях иранцев в плен хомутать.

Ну, где там Наполеон со своими большими батальонами?! Тут лучше подойдёт выражение, что большие шкафа громче падают. Брехт, когда днём объезжал место «Леонкоранской резни», на что привык за две жизни к кровавым сражениям, тут хреново себя почувствовал, семнадцать тысяч трупов. Прямо устлано все на большой поле, на котором утром ещё стояло огромное и хорошо вооружённое войска Сулейман-хана

Событие пятьдесят второе

Не таскайте за собой больших обозов, главное быстрота и натиск, ваш хлеб в обозе и ранцах врагов.

Александр Васильевич Суворов

Какие-то соплежуи считают, что мародёрить побитого противника это урон чести и даже преступление. Ребята … Не, не давайте жить дружно. Ребята, проснитесь. К нему под семь тысяч всадников прибыло со всего Кавказа и близлежащих территорий, только за этим. Накакать им с горной кручи на отношении Российской империи и Ирана, который почему-то русские, как и две тысячи лет назад, Персией кличут. Иран – от слова «арии». Они – арии. Ну, сами напросились. Есть у русских нелюбовь к арийцам. Так совсем не за этим казаки, чеченцы, черкесы, кумыки и прочие лезгины с азербайджанцами, ноги до мозолей стёрли, добираясь. Народ приехал обогащаться. Грабить и мародёреть приехал. И он этот народ мародёрку заслужил. Сегодня утром Иран потерпел поражение, от которого уже не оправится. Ещё десять тысяч ружей и десяток пушек англичане ему не поставят, тем более что в сече погибло и полтора десятка английских офицеров. Брехт раздевателей и стяжателей предупредил, что если дженьтельмен в красной форме, вот такой, попадётся, то убить обязательно, живые не нужны, а форму по возможности собрать. За каждую пятирублёвик золотой. Принесли. Пятнадцать мундиров в крови и порезанных местами. Ни одного не получится использовать. Жаль. Была одна задумка. Ничего, по образцу сами сошьём, чай не безрукие. Минус, то, что новенький мундир будет, ну, заставим нового счастливого обладателя покататься в грязи, а потом выстирать.

Сколько взяли Браун Бессов, Пётр Христианович не знал, но по ходу, все десять тысяч были здесь. Не успел шах затребовать их в Тегеран. Определить, что ружей просто дохринища можно потому, что практически у всех возвращающихся с поля боя за плечом висит по два – три Бесса.

И по паре коней в поводу. Вот тут надо будет заставить поделиться. Черкесы, же не виноваты, что не попали на эту войнушку. Они честно выполнили команду и сейчас где-то в районе Решта панику сеют.

На пушки никто не претендовал. Пётр Христианович их осмотрел. Пятьдесят семь штук. На допотопных лафетах в основном. Есть калибра примерно в тридцать миллиметров. И короткоствольные. Ворон что ли пугать? Зачем шахский дядя их сюда тащил? Или выгреб по дороге из городов что было? Этого клептомана нашли мёртвым в его же шатре. Лежал Сулейман-хан в луже крови, пуля калибра двадцать пять миллиметров из слонобоя в груди дяди нынешнего шаха огромную дырку просверлила. Скорее всего, центр тяжести смещённый у пули получился при отливке. Вошла и не видно куда. В спину, а вместо груди огромная дырень.

Принесли карты, что нашли у хана. Вот это удача. Английские новенькие, качественные. Теперь можно смело воевать. Даже масштаб указан. Не отнять у наглов, они тщательно подготовились вредить русским на Кавказе. Не вышло в этот раз. И даже ясно, что попытаются сделать. Они надавят на Османскую империю, и даже вооружение ей поставят. Ну, эта русско-турецкая война итак скоро начнётся в реальной Истории. Так лучше её начать на пару лет раньше, смотришь, к 1812 году уже закончится, и армию не придётся ускоренным маршем с одной войны на другую гнать.

А ещё великие британцы попытаются поднять на восстания чеченцев и черкесов. А вот это вряд ли! Марат Карамурзин на такую хрень теперь не купится. Гораздо интереснее персиян грабить, чем с вот такими русскими воевать. А Чечня далековато, туда ещё попасть из Турции надо, а пока попадут, Брехт через князя Мудара и купца Умара Азанаева, у которого нефть и селитру покупает, привяжет вайнахов к России и сделает этих трудолюбивых людей вполне лояльными. Только бы, как в Реале, не полез порядок наводить генерал Цицианов. Ну, тут померяемся пиписьками. Князь фон Витгенштейн-Дербентский на голову выше. А в человеке всё пропорционально. Тьфу. Все должно быть прекрасно и душа и …

Про пушки. Оказалось, что Великобритания всё же поставила шаху артиллерию, целых пять пушек. Это были гаубицы калибра 5,5 дюйма. Или в районе 140 миллиметров. Хорошие пушки на колёсах, бронзовые, новые. Пригодятся. Присылайте ещё. И ружей. И пороха. Пороха взяли прилично. В таре двух видов. Английские бочки не спутать с персидскими. У Великобритании хороший порох. Он пойдёт на войну. А плохой персидский пойдёт на изготовление азотной кислоты, как только научимся серную в нормальных количествах получать.

Глава 19

Событие пятьдесят третье

Жена, уходя в магазин, предупредила мужа:

– Будешь варить пельмени, кидай их в кастрюлю по одному, чтобы не слиплись!

Когда вернулась, злой муж варил шестой пельмень!

Алексей Петрович Ермолов, оставленный князем Витгенштейном караулить мост через Куру, расположил артиллерию так, чтобы она могла и переправляющимся через мост войскам урон наносить и тем, кто столпится на той стороне моста. Что будет именно так и не как иначе, говорил и опыт подполковника и местность. Мост был узкий. По нему даже два всадника с трудом стремя в стремя пройдут. На одну арбу рассчитан. А за мостом огромная поляна между поднимающихся горных отрогов. Там всё войско и соберётся. Будут подъезжать и подъезжать всадники и тоненьким ручейком сквозь это игольное ушко просачиваться.

Напротив моста, метрах в пятистах, подполковник Ермолов расположил тридцать малокалиберных пушек заряжённых картечью. А справа от моста на высоком холме расположил крупнокалиберную артиллерию. И эти пушки предполагалось зарядить ядрами. Ядра были двух видов. Обычное чугунное ядро и гранаты, что немецкие химики зимой понаделали в Дербенте. Ермолов лично участвовал в приёмке этих гранат у немцев. Честно говоря – остался недоволен. Как не бились немцы, а треть взрывателей либо не срабатывала, либо срабатывала в воздухе. Нет стабильности. Профессора продолжали экспериментировать, но пока дела обстоят именно так.

Обычное чугунное ядро, посланное по настильной траектории, поражает же не одного человека в которого попадёт, она нескольких соседей покалечит, а потом упадёт на землю, отрикошетит и ещё парочку из строя выведет, а может и снова отрикошетит. Граната же лёгкая, и если не взорвётся, то много вреда не причинит. Зато, если взорвётся среди большой группы людей, то поражённых будет достаточно.

Разведка доложила, что к мосту движется совсем небольшое войско в пару тысяч человек. Одеты и вооружены они, во что придётся, а значит, это ополчение. У него у самого настоящих воинов по пальцам пересчитать, но всё же Мехти оставил почти тысячу воинов, что регулярно принимают участие в набегах всяких местного значения, а, следовательно, пусть и с натяжкой их можно считать регулярными войсками. И плюсом есть две с лишним сотни именно профессиональных воинов – городская стража Дербента. Ополчение с Шекинского ханства тоже есть, человек четыреста. Вот и все его силы. Так, что надеяться нужно на себя и артиллеристов.

Пётр Христианович оставляя Ермолова руководить этим участком обороны, не сомневался, что тот отобьётся. Здоровый плотный подполковник одним своим видом внушал уверенность. Брехт про житьё в Реальной Истории его нового родственника много баек слышал. Личность известная. В одну не сильно верил. Но приехал на Кавказ и порасспрашивал местных. Точно, не всё врут календари. А байки были такие. Тут на Кавказе у многих народов есть обычай покупать себе жену во временное пользование. Как прямо у кота Матроскина. Взял в аренду холодильник, пусть холодильник не твой, а вот холод уже твой. Так и здесь. Можно взять девушку в аренду попользоваться ею, а потом вернуть родителям. Дети же при этом тебе остаются. Вот так и жил на Кавказе в Реальной истории генерал Ермолов. Своей жены не было и он по очереди, слава богу, купил себе во временные жёны трёх местных девушек. От одной быстро избавился, видимо характерами не сошлись, а вот с двумя, жил подолгу, от одной двое детей у него было, а от второй один. Когда его Николай отозвал с Кавказа и в отставку отправил, то забрал с собой в Орёл детей, а последнюю жену вернул родителям. Детей честь по чести воспитал, чуть не впроголодь жил, но учил их. Выковыривал бриллианты из орденов.

Но сейчас не до покупки жён Ермолову. Брехт его женил на Стефании фон Витгенштейн. Графине целой. Ну, и что, что подложная. Проверить невозможно, все нужные бумаги Брехт с помощью выкупленных из тюрьмы стряпчих подделал очень тщательно. Графом Ермолов не стал. Там сложности всякие. Но скоро же начнётся на территории Австрийской империи война с Францией, можно попросить императора Римской империи немецкой нации присвоить графский титул Алексею Петровичу. И Александр тогда тоже вынужден будет графом Ермолова признать.

Про самого Витгенштейна в реале именно так и читал Брехт. Он станет князем не потому, что спаситель Петербурга и потом большой начальник в армии будет, даже Главнокомандующим всей русской армии в 1812 после смерти Кутузова, а потому, что его сын Лев, отреставрирует семейный замок и император австрийский за этого его князем сделает. А уже в России всю семейку возведут в княжеское достоинство, в том числе и Петра Христиановича.

Сражение началось и завершилось точно по плану. Пару тысяч всадников и несколько сотен пеших воинов скопилось перед мостом через Куру и начало тоненькой цепочкой просачиваться через узость моста. Когда с этой стороны скопилось порядка двухсот всадников, по ним отработала малокалиберная артиллерия прямой наводкой. И тут же зарявкали большие пушки по столпотворению на той стороне моста. Пять залпов успели сделать и те и эти пушки. Малютки замолчали, потому что все противники были убиты или ранены, а большие сёстры по тому, что стрелять больше не нужно. Все цели исчезли. Сбежали. А следом, уже через то же игольное ушко моста, просачиваются всадники Мехти, преследовать убегающих ополченцев Карабахского ханства. Лишь бы в азарте Шушу не взяли, что потом с ней делать?

Событие пятьдесят четвёртое

Поражения являются следствием собственных ошибок, а победы – результатом ошибок неприятеля.

Сунь-цзы

Майор Эрнст Георг фон Плеве пенял себе регулярно, за дурацкую, с точки зрения окружающих, привычку подкручивать вверх правый ус. Даже как-то задумался над этим своим действием, почему так делает, с чего началось? И успокоился, осмыслив почти, чешут же некоторые затылок, вторые кончик носа теребят, третья подбородок массируют. Ничем ус затылка не хуже. А почему так делает? Да, тоже понятно, думать это помогает. Началось же, когда только поступил на русскую службу. Язык русский не знал совсем, а французский, на котором все офицеры говорили, слабовато, вот и крутил ус, подбирая слова. Лодырем и зазнайкой майор не был, с тех пор и французский выучил и русский более-менее, особенно в последнее время, под руководством соотечественника – князя фон Витгенштейна. Тот и сам отлично знал русский и всех подчинённых ему офицеров принуждал просто говорить на этом языке. Стимул в виде грозного князя всегда перед глазами, не захочешь – выучишь.

Ждать противника пришлось не долго. Высланная на тот берег Аракса разведка из местных татар на второй день после того, как Витгенштейн умчался исправлять ситуацию, доложила, что войско идёт. И к вечеру подойдёт к броду. Не подошли. Майор забеспокоился и снова разведку отправил. Те вернулись в сумерках уже и доложили, что всё, мол, путём. В версте от брода остановились персияне и лагерем встали.

Опасаются, значит, а что правильно, сам бы фон Плеве так же поступил, зачем же противника дураком считать. Утром бы отправил разведку к броду, и уже основываясь на полученной информации, лез в воду.

И что? Придёт завтра разведка и увидит и батарею и гусар его. Ломанутся татары к своим и доложат, что засада тут. Как поведёт себя ворог? А чёрт его знает. Сидел майор сейчас возле палатки на куске поваленного дерева, что пушку маскировал и крутил ус правый. Что сделал бы на его месте генерал фон Витгенштейн, майор догадывался. Он бы ночью или с самым рассветом атаковал соизмеримое по размерам войско на том берегу. Панику посеял, а дальше пошла бы рубка.

А что произойдёт, если не напасть. Приедут, увидят и что? Назад по домам разбредутся. Сейчас!!! Не для того сабли точили. Атакуют, массой всей задавить попробуют? Сам бы он выслал около взвода вперёд, чтобы вскрыть огневые точки и вообще определить силы противника и его местоположение. Эх, посоветоваться не с кем. Отличный был бы вариант, если бы всей массой бросились, чтобы накрыть выстрелом батареи в упор, а потом усугубить разгром ружейным и пистолетным огнём. Как бы спровоцировать ворогов на атаку?

Ус закручивался, закручивался и кончился. И тут прямо сразу хорошая мысль пришла фон Плеве в голову. Он её так обдумал, потом эдак обдумал. А ведь должно, донер ветер, получиться. Сам бы клюнул. Майор ещё раз подкрутил волшебный ус и отправился в шатёр к Шейх-Али-хану.

Утро выдалось прохладным и ветреным. И ветер этот спускался с северо-востока, с гор. Со снежных ещё шапок. Прямо до костей пронизывал. Всадники собирались медленно, так что с них взять, это не армия, и они ему не подчиняются, а Шейх-Али-хан и сам не сильно спешил. Нету. Спит, или кофий турецкий распивает. А то и одну из наложниц с собой прихваченную пользует. В удобстве воюет. Ох, намаются они с такими союзниками.

– А Эрст! Всё готово? – Бородая круглая рожица хана вынырнула из тумана, рядом похожий на него переводчик.

– Эрнст?

– Я и говорю, это толмач, отрублю голову вечером, – и мелко затрясся, пузом колыхая.

– Хан, люди медленно собираются, как бы не опоздать? – поделился тревогой майор.

– Это я сказал. Нужно дождаться пока туман сдует, в тумане не получится ничего.

А ведь прав этот толстый Али. Опять неуверенность к необдуманным поступкам чуть не толкнула фон Плеве. Тяжкое это бремя становиться самым главным. Не привык ещё майор.

Туман исчез, как по мановению волшебной палочки, что бывает у фей в сказках, с первыми лучами выглянувшего из-за гор солнца.

Как раз и сотня абреков на конях накопилась.

– С богом, – кивнул хану фон Плеве.

– Как говорит мой зять – Петер-хан, на бога надейся, а порох держи сухим. Сухой у тебя порох Эрст. Вон, какой туман был.

– Эрнст. Да, порох я приказал заменить в затравочном отверстии.

– Да поможет нам Аллах.

Аллах помог. Отлично план, придуманный майором, сработал. Сотня всадников перешла брод и уткнулась в просыпающийся лагерь противника. Бабахнула в воздух из пары пистолей и «испугавшись» попыталась удрать. Не тут-то было, от лагеря противника вдогонку понеслась тоже примерно сотня всадников. Тогда «наши» поворотили коней и обстреляли преследователей из ружей, свалив пару десятков абреков. Остатки «ненаших», бросилась к лагерю своему и через пять минут уже сотен пять гикающих врагов с саблями и пиками устремились на оборзевших кубинцев. А те давай удирать заполошно, постреливая изредка из пистолей. Преодолели брод и скрылись за десятком поваленных деревьев, а «ненаши» всей массой залетели в подготовленную ловушку.

– Огонь!

Бабах. Двенадцать 122-х мм орудия с двух сторон отправили картечь чуть не в упор. Пушкари принялись перезаряжать орудия, а по вставшим всадникам и всей этой давке и сутолоке защёлкали из-за деревьев ружья его гусар. Их конечно в разы меньше, чем егерей, но абрекам хватило, стали разворачивать коней и пытаться удрать. А тут и второй залп артиллерии подоспел. Бабах и свинцовые шарики картечи полетели в татар снова.

– Отставить!!! – срывая горло, заорал фон Плеве. В сотне метров от отступающих горцев уже разворачивалась для атаки тысяча всадников Шейх-Али-хана. В своих бы не попасть.

– Гусары на конь, вперёд! И майор первый заскочил на подведённого денщиком коня. Эх, пошло веселье!

Событие пятьдесят пятое

Я всё время холеры пил самые крепкие бургонские вина, ел много говядины с перцем и солями, не давал никак себе долго голодать – и не ел за раз много и был совершенно здоров.

Александр Иванович Герцен

Брехт точную дату не помнил, даже года не помнил, но что-то чуть ли не одновременно с тем, как Россия и Англия добивали Наполеона во Франции, в Тегеране Персия, или Иран всё же, подписала договор с Великобританией, по которому она обязалась не пропускать через свою территорию в Индию войска какой бы то ни было державы. А наглы обещали надавить на русских, чтобы те отдали ханства Персии взад и обязательно перевооружить войска шаха и сколько-то много тыщ-мильёнов туманов персиянских на пополнение гарема в 800 барышень Фетх-Али-шаху выдать.

Шах будет долго перевооружаться, потом долго бояться, а Великобритания на него давить. И тут некстати помрёт Александр и многожёнец проклятый, узнав про декабристов, нападёт на Россию. И у наших там войск не окажется, а все азербайджанцы скопом перейдут на сторону шаха. Еле-еле отобьётся Россия, но потом соберётся с силами и весь Азербайджан захватит, а потом почти весь по мирному договору отдаст. Плохо или хорошо это, Брехт судить не брался, Николай, вообще, как правитель – хрень полная. Точнее, как политик. Да, и как экономист. Одна глупость с платиной чего стоит. А самая глупая глупость – это усмирение венгров. Наоборот надо было сделать. Стравить их с австрияками и венграм оружием помочь и всем германским мелким княжествам помогать бороться против Пруссии. Но нет.

К чему Пётр Христианович вспомнил эту далёкую войну. Ещё четверть века до неё. А вот почему. Высланная вперёд разведка принесла интересную информацию. Те десять тысяч человек, что отделились от армии Сулейман-хана, царство ему … подземное, это курды. При чём тут та война? А при том, что там тоже самой организованной и жестокой силой у персов была курдская конница. Они не задумываясь армянские поселения вырезали, да и азербайджанские тоже. Никого не щадили.

Вот, Брехт и решил помочь чуть Ермолову в будущем. Если сейчас отправить курдам в дар десять тысяч голов их лучших воинов, то очень сомнительно, что в 1826 году они пошлют на Кавказ свою конницу. Второго обезглавливания не захотят увидеть. Мог быть, конечно, и обратный результат. Воспылают местью. Тоже не плохо. Не будет Россия и СССР в будущем «дружить» с этими предателями. Деньги в них вливать.

От Леонкарани до Решта более двухсот вёрст. Дорога идёт вдоль берега Каспийского моря. Дорога весной противная, сырая, с оползнями, и всё время в ухо с гор на западе дуют сырые холодные ветра. Жаль убили Сулейман-хана, выпороть бы его предварительно, что в такую погоду войнушку начал. Не мог настоящей весны с цветочками и солнышком дождаться. У Хусейна-аги, который руководил курдской конницей, была фора в три дня. И этой форой курды пользовались от души, следуя по их следу на юг, видно было, что те с местными не церемонились, отбирали продукты, насиловали женщин, убивали пытавшихся защитить их мужчин. Не хотелось бы иметь таких союзников. Ведь официально они шли по земле принадлежащей шаху.

Был и малюсенький плюсик. В войске курдов свирепствовала или холера или дизентерия. Все кусты вдоль дороги были в поносе. Пётр Христианович своим даже запретил приближаться к тем кустам. И воду обязательно кипятить. От Ленкарани, ещё не зная о беде постигшей курдов, он оправил несколько гонцов в Дербент. Пусть срочно, как и договаривались, отправляют бусы с продовольствием в Решт. И воду пусть в бочках, сколько смогут, возьмут. Словно предчувствовал, что с этим ресурсом проблема возникнет.

На второй день движения на юг, стало заметно, что они нагоняют курдскую конницу. И это при том, что половина войска у него пешее.

Если честно, то князю Витгенштейну было сыкотно. У него войск-то чуть, и они будут вымотаны этим тяжёлым переходом, а там десять тысяч всадников. И курды они может и сволочи, и всех и всегда предают, но никто их в трусости, и в том, что они плохие воины, не упрекал.

Да, положение у союзных ему войск чуть лучше. Мир Мустафа-хан сидел в Реште за стенами. Где-то с юга от Решта должен с тремя с лишними тысячами отборных воинов резвиться Марат Карамурзин, а Брехт с союзным войском в три – три с половиной тысячи человек наступает с севера. Так что если курды не решатся принять бой, то им отступить можно будет только на юго-запад в Казвин. И на здоровье, пусть заразят там всех холерой или дизентерией. Всё же холерой, должно быть. По краям дороги уже начали встречаться могилы. Ещё и это задерживало курдскую конницу.

А вот Брехту задерживаться было нельзя. Начала ощущаться проблема с водой. Горных рек стекающих к морю почти не было, да и брать из них воду страшно. Мутная, глина жидкая, а не вода, и к тому же где гарантия, что курды у реки трупы не закопали. Нет, медлить нельзя, нужно как можно быстрее попасть в Решт и порт Анзали.

Глава 20

Событие пятьдесят шестое

Ча́ча (груз. ჭაჭა) – грузинский крепкий спиртной напиток, относящийся к классу бренди из отжимки. Это спиртной напиток, получающийся из мезги (твёрдой фракции отжимки винограда) после брожения и перегонки.

Ветер нёс с гор запах пробуждающейся земли. Таяли снега, сбегая маленькими ручейками вниз, они объединялись в большие ручьи, потом в маленькие речки, а потом и в настоящие реки мутными пенными потоками устремлявшиеся к морю. От Тифлиса далеко до моря. И Куре нужно ещё долго бежать по ущельям, а потом по равнине, прежде чем её воды сольются с Каспием.

Мечтой генерал-лейтенанта Цицианова было покорить все соседние ханства и получить выход к Каспию. Все земли вокруг Куры присоединить к Российской империи. Всего пять лет назад его мечта почти осуществилась. Валериан зубов взял Баку и оставил там военным губернатором Павла Дмитриевича. Но идиот Павел, придя к власти в этот же год, после смерти матушки Екатерины, сделал всё, чтобы навредить уже мёртвой великой императрице. Он всех её генералов отправил в ссылку, а завоёванный уже Восточный и южный Кавказ отдал их бывшим хозяевам – ханам. Этим предателям и шакалам принёсшим клятву верности России и тут же переметнувшись назад к шаху.

От Александра Цицианов пока получил только указ о включение Картли и Кахетии в состав империи, и указание навести в Тифлисе порядок. Чем Павел Дмитриевич со всей своей бескомпромиссностью и занялся. Соседние ханы пытались вести с ним какие-то переговоры, но тогда было не до них, Да и вообще, о чем орлам с мухами переговариваться, а потом настала зима, а зимой на Кавказе тяжело переговоры вести, долины оказываются отрезаны друг от друга. Да и не до переговоров стало, в Тифлисе свирепствовала чума, погибла почти треть населения столицы, и чтобы остановить эту болезнь пришлось вводить жесточайший карантин в городе и даже закрыть его кордонами от всех желающих въехать или выехать. Павел Дмитриевич справился с чёрной смертью и даже сам умудрился не заразиться и выжить. Возможно из-за того что пил только слабое чуть разбавленное кипятком вино.

После удачной отправки царицы Мариам в Москву и пусть менее удачной отправки в Петербург предыдущей царицы Дареджа́н или Дарьи Георгиевны, которая тоже пыталась посадить на трон своего сына царевича Давида, ситуация в новой провинции России почти успокоилась. Чуть покрикивали что-то из-за угла аварцы, но кто их слушал.

Сейчас генерал Цицианов сидел в небольшом доме, что снимал генерал Лазарев и пытался согреться. С утра зарядил мелкий дождь и, начавшаяся уже было совсем весна, превратилась в холодную бесконечную зиму. В такой день хотелось сидеть у стола, прикрыв ноги медвежьей полостью, и заниматься накопившимися бумагами, прихлёбывая подогретое вино, но не получалось. Пришло с гонцом письмо необычное.

Генерал прочёл его и понял, что не удастся в ближайшее время с бумагами разобраться. Вот, у него в руках бумага, которой надо заняться и до остальных теперь и неизвестно, когда руки дойдут. Он хотел было вызвать во дворец, где занимал небольшую комнатку, бывшего Главнокомандующего в Грузии генерал-лейтенанта Кноринга, но передумал. Знать, да и вообще народ Картли-Кахетинского царства крайне отрицательно относились и к манифесту Александра, да и к самому Кнорингу. Грузинское дворянство долго официально не хотело признавать Манифест Александра I, ибо по нему грузинская царская династия фактически полностью теряла свою самостоятельность в Грузии. 12 апреля прошлого года Кнорринг собрал всех знатнейших его представителей в Сионском соборе Тифлиса и все-таки добился от них принесения присяги российскому престолу. Принести-то принесли, но злобу затаили. А письмо это требовало принять кое-какие меры, которые дворянства коснутся, и потому желательно пока держать Карла Фёдоровича подальше. Поручено ему войсками Александром заниматься, вот пусть и занимается.

Однако посоветоваться с кем-либо хотелось, и Цицианов выбрал генерала Лазарева. Умнейший и храбрейший человек. Павел Дмитриевич отправил генерал-майору записку, что сразу после заутрени в соборе посетит его на дому. Нужно переговорить.

Иван Петрович, зная любовь нового Главнокомандующего к местным винам, приказал накрыть на стол и поставить кувшин с вином, но Цицианов, отпив, поморщился, вино было холодным и кислым, а хотелось после улицы с её пронизывающим ветром и моросью согреться.

– Чача есть? – Павел Дмитриевич мотнул головой на кувшин с вином.

– Пошлю сейчас, – Лазарев встал и лёгкой походкой вышел в соседнюю комнату, где зазвенело серебро и послышался басок его слуги Прохора, отставного солдата, чутьприхрамывающего бородача, оставшегося на Кавказе после выслуги срока и прилепившегося к Ивану Петровичу.

Пока Прохор не принёс кувшин, с шибающим в нос, крепким вином, разговаривали ни о чём. О погоде и чуме отступившей, наконец. Иван Петрович сам наполнил кружки керамические чачей и, морщась, отхлебнул первым.

– За здоровье, Государя, – чокнулся с ним Цицианов, глотнул вонючее пойло из кружки и прикрыл глаза. Крепкая. Прямо чувствовалось, как чача прошла по горлу и стала согревать желудок, как и кровь потихоньку нагревается и начинает отпускать ломота в замёрзших ногах. Старость. К непогоде вечно колени ломит. Сейчас, как раз самая непогода.

– Что-то случилось, Павел Дмитриевич? – Лазарев поставил почти полную кружку назад на стол, и решил чуть подвинуть кресло деревянное поближе к столу, но то зацепилось за брошенный на пол ковёр, и рука Ивана Петровича сорвалась и опрокинула кружку с чачей на пол, та разбилась и лужица стала растекаться, грозя испачкать красивый иранский ковёр – Прохор!

Цицианов махнул рукой на этот кавардак и сам, налив себе ещё половину кружки, в два больших глотка опорожнил её.

– Случилось, – дождавшись пока Прохор с тряпкой скроется за занавеской, кивнул головой генерал-лейтенант и достал из ташки, с которой не расставался то самое письмо, которое его сюда и привело.

– Смотри, какая бумага белоснежная, – протянул руку Лазарев.

Но Цицианов чуть притянул письмо к себе, передумав отдавать.

– Что ты думаешь, Иван Петрович о князе Витгенштейне?

– Понятно, – протянул Лазарев и в новую кружку не спеша налил себе чачи, – От него письмо. Что думаю? Думаю, везёт человеку. Но по отзывам знавших его офицеров – рубака знатный.

– Пришлось с ним бок о бок повоевать немного, – Цицианов взял пальцами с тарелки пирог с рыбой. Понюхал и откусил большой кусок, – От плеча до седла ляха располовинил при мне, когда Прагу брали. Нет, не про это спросил, про то, что он в Дербенте творит.

Лазарев взъерошил волосы. Допил чачу. Вздохнул.

– Война будет. Шах зело разозлится.

– Зело. На, прочти. Шах разозлится! Ха!

Иван Петрович расправил втрое сложенный лист из тончайшей белоснежной бумаги и углубился в чтение.

– Ха-ха, – дочитав до конца, не весело совсем, деланно, засмеялся хозяин комнатки. Потом встал, вышел в соседнюю комнату и вернулся с небольшой картой Кавказа. Расстелил на свободной части большого круглого стола. – Он карту-то видел. Как нам в ту Еревань попасть. Гянджу не миновать.

– А в чём разнится? – не потянулся к карте Цицианов, вместо этого опять себе одному чачи плеснул, но, уже убирая кувшин, передумал и налил и Лазареву. – Давай, Иван Петрович за успех выпьем.

– Чей. Пойдём? Без приказа?

– Пришёл посоветоваться.

Лазарев в один большой глоток выпил вино и тоже за пирог схватился, оргрыз большущий кусок, еле в рот влез.

– А, он-то один чёрт пойдёт, тогда и нам не усидеть! – генерал-майор встал и дошёл до окна, потом вернулся, вновь на карту посмотрел.

– Гянджу, и на Шушу потом? – Цицианов так и не посмотрел на карту, и без карту себе дороги и ханства Кавказа представлял.

– Надо гонцов к терским и кубанским казакам послать.

– Конечно. Я про другое думаю. Нужно и тут дворянское ополчение собрать, убрать горячие головы из Тифлиса, как Пётр Христианович говорит, или ну их, в осаде города какой прок от князьков местных?

– Обязательно нужно брать с собой, тут одних оставлять нельзя. Найдут очередного царевича, да на царство крикнут. – Лазарев чуть захмелел, не привык к крепким напиткам.

– Так и поступим. Пойду. Теперь нужно Кнорингу доходчиво всё объяснить. Его тут оставлю. Сам тоже с войском пойду.

Генерал Цицианов ушёл, стуча каблуками по деревянной лестнице, А Лазарев стоял, облокотившись о стол, глядел на карту, не видя её, и думал о Пётре Христиановиче. Не знал, что тот спас ему жизнь, заманив в Москву царицу Мариам Георгиевну с царевнами и царевичами. И не только ему, но Павлу Дмитриевичу Цицианову, вряд ли теперь брат бакинского Хусейн-Кули-хан убьёт генерала. Повода нет. Теперь ханство крепко к России привязано. Нет Хусейну назад дороги, не простит ему шах истребления войска и смерть дяди.

– Почему Эривань-то? Что он карты не видел? – Снова задал вопрос сам себе генерал-майор.

Событие пятьдесят седьмое

В. Высоцкий

Успели. И могли бы не спешить. Магомет, Аллах, Яхве и Христос с Иисусом и Заратустрой чуть помогли Петру Христиановичу. Они взяли и подгадили немного курдам. Ну, как подгадили? А вот прямо взяли и подгадили. А те – курды – нагадили.

Брехт не ошибся, на наёмников этих напала холера. Всадники дошли до Решта за один день до союзных войск, встали лагерем, и как давай их косить холера. Прямо рядами и шеренгами стройными выкашивала. Как из крупнокалиберного пулемёта Браунинга прошлась. Некому было уже Решт захватывать. В дороге ещё как-то Хусейну-аге удавалось заставлять войско двигаться, или всякие там инкубационные периоды ещё были, но курды шли к цели. А вот дошли и заболели все. Холера не шутка, там и температура, и беспамятство, и обгаженные все. И ни воды, ни лекарств. Даже шатёр всего один поставили курды. Видимо для своего Хусейна.

Народ, что с Петром Христиановичем обозрел с небольшого холма лагерь неприятеля, хотел на радостях взбодриться и атаковать ворогов.

– Отставить. Так же сдохнуть хотите. Нет от холеры лекарства. И заразиться легче лёгкого. По идее, нужно уже домой идти. Сами все умрут. А кто выживет, тот настолько ослабнет, что не то, что воевать, ползать не сможет и тоже один чёрт от жажды и голода умрёт. Ага их дурень полный, ему бы бежать …Стоп. Да он сам должно быть болен, потому и не сбежал.

– Пётр Христианович, ты скажи, а нам-то что делать? – генерал Попов, вернул Брехту подзорную трубу.

– Карантин.

– Карантин? – все начальники, что забрались на небольшой холмик, рты пораскрывали. Решт он как бы на равнине уже. Горы, что практически всю дорогу теснили войско на узкий проход к самому берегу Каспийского моря, теперь отошли на запад, образовывая огромную долину почти плоскую, только несколько вот таких невысоких холмиков к северу от Решта, это всё, что от Кавказа и остались.

– Вы хотите, чтобы эти уроды, поняв, что здесь все умрут, бросились на север и заразили все ханства? Или на Запад к себе домой. Так бы и ладно. Чем больше их в рай отправится, тем лучше, но по дороге они пройдут через Азербайджан и там всех заразят. А те уже в панике бросятся на север, спасаясь от смерти, и разнесут эту заразу по всему Кавказу. – Брехт ткнул пальцем на дорогу, что уходила на Запад от лагеря курдов. – Нужно туда поставить егерей и не дать в ту сторону ни одному уйти, отстреливать их. А здесь сделать то же самое. Снять всех, у кого есть огнестрел, с коней и организовать здесь баррикады или флеши насыпать, и не дать им прорваться назад на север. Главное, в контакт с ними не вступать.

– Так это что? – Схватился за голову Мехти. – У нас трофеев не будет. Ни коней, ни кольчуг, ни сабель, ни кинжалов?

– Ц. Блин, о чем ты думаешь? Если эта зараза проникнет в твоё шамхальство у тебя подданных не останется.

– Э! Я понял, не кричи, но когда они умрут, можно пойти собрать оружие?

– Оружие! Оружие! – завопили на десятке языков со всех сторон.

– Мать вашу, Родину нашу! Да, вы посмотрите, что творится! Тоже в муках умереть хотите и в Рай ваш мусульманский обосранным явиться.

– Ей, зачем так говоришь. Не гневи Аллаха. Но когда все умрут, то болезнь уйдёт? – Хусейн-Кули-хан бакинский воздел руки к небу, то ли прося прощения у Аллаха за этого тупого неверного, то ли уговаривая всевышнего, чтобы Брехт ответил, что да, как все курды сдохнут, так можно оружие собрать и в кошельках покопаться.

– Я не медик же! Не знаю. Там такие маленькие бактерии, ну, как вам сказать, как блохи, только в сто раз меньше. Если одна такая блоха хоть живой останется, то она на тебя переберётся и с тебя на следующего, и вы все заболеете и умрёте.

– А если как при чуме хорошо одеться и дымом обкуриться, – не унимался Мехти, – А если оружие в солёную морскую воду сунуть, а потом вытереть и маслом смазать? Блоха эта живёт в морской воде? Или сдохнет?

– В солёную воду? Не знаю. Говорю же, не медик. Точно знаю, что убивает известь и кипячение воды. Температура …

– Эй, смотри Петер-хан, а если оружие над костром подержать. Сталь ещё не отпустится, а блохи твои сгорят.

– Всё!!! Стоп. Для начала давайте кордоны организуем, пока они как суслики разбегаться не начали. Гаврилов, командуй егерям.

– Петер-хан, а скажи мне непонятливому, почему не окружить их лагерь? Они же на и юг могут сбежать? Мехти ткнул сосиской своей в сторону Тегерана.

– И?

– О, всемогущий! Это твой коварный план! Ты хочешь, чтобы часть из них сбежала на юг и заразила весь Иран. Некоторые и до Тегерана доберутся, тут не так и далеко. Ты злой человек, Петер-хан, – возопил опять задирая руки к небу бакинский хан.

– На всё воля Аллаха. Кто я такой, чтобы вмешиваться в его планы.

– Ин ща Аллах. («Как пожелает Аллах»). – Начали на колени бухаться. Теперь не остановить. Да и пусть.

– Майор Гаврилов, стрелков рассредоточь вон от того холмика, вон до того. А на дорогу стрелков лучших около сотни поставь. Чтобы залпом любую конницу остановить могли. Да и выдай им зарядов побольше, чувствую я, что придётся им сегодня в стрельбе поупражняться.

Событие пятьдесят восьмое

Дисциплина – душа армии. Она превращает немногочисленное войско в могучую силу, приносит успех слабым и уважение всем.

Джордж Вашингтон

Попыток прорыва в этот день было пять. Одни, как Брехт и ожидал, многочисленной группой попытались сбежать домой. Где ещё искать защиты от непонятной смерти, конечно дома. В этом отряде дезертиров было человек пятьсот. Егеря успели поперёк дороги выкопать траншею и насыпать небольшой бруствер. Всадники, удирающие из лагеря, на полном ходу вывернули из-за поворота дороги и наткнулись на преграду. Встали, скучились и попали под огонь сотни егерей. Пока курды осознали, что вперёд нельзя, не пробиться, винтовки Бейкера три – четыре раза выпустили в них пули Петерса – Суворова. Половину, точно положили. Надо отдать курдам должное, они не запаниковали и стали дорогу обходить и слева, и справа. Человек по сто – сто пятьдесят в разные стороны разъехались. И наткнулись на, пусть менее плотный, но такой же меткий огонь с флангов. Пять минут и от полутысячи курдских всадников осталось три сотни коней.

Про коней майор спросил Петра Христиановича, ещё выдвигаясь на позицию. Что с ними делать? Болеет ли кони? А Брехт не знал. Решил так. Коней нужно кормить, а значит подходить к ним близко, их нужно поить, а воды нет лишней. Если даже кони и не болеют холерой, то переносить её, соприкасаясь с всадником точно могут. Так что как не вздыхали солдатики, не утирал предательскую слезу Гаврилов, а коней всех пристрелили. Плохая война пошла.

Вторая группа в этот же день пошла атакой на север. Ну, на что надеялись-то? Разве на то, что рубиться с больными побоятся, пропустят русские. Так никто с курдами рубиться и не собирался полторы тысячи спешившихся казаков встретили абреков таким плотным ружейным и пистолетным огнём, что через минуту ни одного в живых не осталось. И тут тоже сквозь слёзы казаки лошадей потом добивали. А ведь какие добрые кони были у курдов. Эх, плохая война пошла. А вот три небольшие группы ушли на юго-запад к Казвину. По ним казачьи разъезды в той стороне срельнули вдогонку, даже попали в кого-то, но преследовать не стали. В добрый путь, несите заразу прямо в женское общежитие, которым шах руководит.

Ханы и князья местные на отстрел коней реагировали болезненно. Такой добычи их Брехт лишил. Пока только роптали. Хотя Мудар уже и в глаза высказал, что ерунда это всё, Аллах сам решит, кого и когда прибрать. Нужно было уводить войско из этой долины смерти. Даже к гадалкам идти не стоит, ясно, что начнётся следующей ночью. В лучшем случае, через ночь. Самые отмороженные ночью полезут в вымирающий лагерь курдов за оружием. Там лежит несколько тысяч кинжалов, сабель, там и огнестрельное оружие бесхозное лежит. Полезут. Жадность найдёт в его рядах не очень и сплочённых слабое звено. И они принесут это оружие и вместе с ним холеру. Не сильно улыбалось помереть Петру Христиановичу, обделавшись. Как перед воротами рая с грязными штанами предстать, да и с запахом ещё. Пётр ключи от вони выронит. Нет. Нужно срочно ноги уносить, Решту теперь ничего не грозит. Нужно двигать к порту Анзали. Там уже должны появиться корабли с продовольствием и водой.

Глава 21

Событие пятьдесят девятое

Не быть жадным – уже богатство, не быть расточительным – доход.

Цицерон.

Наивный албанский юноша. Это князь Пётр Христианович Витгенштейн про себя. Войско союзное уходить отказалось.

– Там все помрут, а кто не помрёт, тех пристрелим издали. От мёртвых зараза не перекинется на человека. – Грозно смотрел на него князь Мудар, шурин согласно головой кивал, хоть по-чеченски ни слова не понимал. Спелись аспиды.

Брехт последние пару часов, пока готовили обед, и казаки собирались в обратную дорогу, сидел в палатке и голову ломал, пытаясь хоть что-то там выудить про холеру. Жена же медик была. И ничего. Ну, разве, что занесли в Европу эту болезнь из Индии. Кажется, именно через Кавказ и занесли. Всё. Ни живёт ли эта пакость в воде морской, ни болеют ли ею лошади, не помнил. Для себя-то вывод сделал, что лошадей подпускать к себе нельзя. Даже если они и не болеют холерой, на шкуре или на уздечках всяких вибрионов этих могут нести. Как только это всё горцам объяснить, да и не горцам, свои казаки тоже роптали? Ага, эти казаки на его глазах поили коней и потянули за ниточку, напрягся, потянул за неё Брехт и одну вещь вспомнил. Читал или смотрел … Нет, нет, и не читал, и не смотрел, Катя-Куй совета спросила. Она доклад писала или статью в газету, сейчас и не вспомнить. Так у неё там было написано, что в 1830 году в России невежественные люди – крестьяне в основном, принимали отряды, занимавшиеся дезинфекцией колодцев хлорной известью, за отравителей и врывались в поисках врагов в казённые больницы – по стране прокатилась волна холерных бунтов. Катя и спрашивала, можно ли такое писать, ведь крестьяне это пролетарии. Посоветовал тогда ей Брехт написать, что крестьяне были обмануты помещиками, и те, проклятые кровопийцы, и были подстрекателями бунтов.

Стоп. Хлорной известью? Значит, хлор получали уже через тридцать лет в промышленных масштабах. Выходит, бертолетову соль тоже можно в промышленных объёмах получить. Гораздо проще на её основе капсюли делать. Запомнить надо и профессоров пораспрашивать, как и откуда хлор получают.

Ладно, не до них сейчас.

– Князь. Давай так сделаем, ты сейчас идёшь со своими людьми в лагерь курдов и собираете оружие, лошадей ловите. Курдов добиваете и обираете. Но! Расположитесь лагерем отдельно. А мы вас окружим. Если заразитесь и начнёте умирать от поноса, то я отдам приказ вас всех перестрелять. Пойдёт такой вариант? – Насупился бородач, потряс головой, – Ты, объясни мне, из-за своей жадности, хочешь весь свой народ погубить. Женщины, дети, старики будут тысячами умирать и тебя и твоих воинов, принёсших им такую смерть проклинать?!!

– Бу-бу-бу.

– Нет, не бу-бу-бу, а проклинать. Мало добычи, давайте соседнее ханство захватим. Там персы выгребли всё оружие, всю артиллерию. Легко возьмём.

– А тут?

– Блин блинский! Два ханства захватим!!!

– Эх. Петер-хан, а если через месяц вернуться?

– Я не знаю! Я не медик, не врач. Эта бактерия, ну блоха маленькая, что болезнь вызывает, живёт в воде месяцами.

– Хорошо. Два ханства.

Ой, ну, что за невезуха. Не могли эти сволочи на пару лет позже заболеть …

Стоп. А где они эту заразу взяли и не успели по дороге и ханства заразить? Ц. И что делать?

– Какое ханство? – не отставал чеченец.

– Давай смотреть. – Брехт карту раскрыл, – На Тебриз идти нельзя. Они пришли оттуда. Есть две дороги туда: через Карадахское ханство и есть через Сарабское. Они шли через Карадахское. Вот туда и надо идти, если в Ахаре – столице ханства эпидемия, то идём на Сарабское, если эпидемии нет, то захватываем его. А потом опять идём на юг к Сарабскому. Иди людей поторопи. Нужно быстрее уходить. Пока какой-нибудь дурень предприимчивый не полез в лагерь курдов без спроса.

– А Решт? – шурин теперь пристал.

Решт? Решт – это проблема. И как её решить Пётр Христианович не знал. Курды устроили лагерь, полукольцом городскую стену окружив. Попасть к воротам можно было только через лагерь. А там есть ещё живые, они могут и стрельнуть и с саблей на тебя броситься. Да просто заразиться можно.

Лучше всего уйти. Только засевший там со своим войском Мир Мустафа-хан, как только поймёт, что в лагере врагов все померли тоже грабить покойников пойдёт и лошадей ловить. Его нужно предупредить. И «уговорить» не трогать трупы несколько месяцев пока животные и птицы всё там не обезвредят. И солнце не иссушит всё.

– В Решт попробуем со стороны моря зайти, нам всё равно в порт Анзали нужно попасть. Для нас там должны воду и продукты на кораблях привезти.

Снимались с места под общий недовольный ропот. Эпидемия чумы при Екатерине была давно и люди в то, что какая-то болезнь может тысячами убивать людей, не верили. Старики, которые помнили ту эпидемию, дома остались, а здесь сплошная молодёжь. Бедная, жадная и непуганная.

Брехт успокоился, когда они к вечеру отошли от города на три – четыре километра на северо-восток к морю. Интересное там место. Каспийское море в этом месте создало не только залив, но и лагуну самую настоящую. Большую, от горизонта до горизонта. Мелкая пересолёная грязь лишь на десяток сантиметров покрытая водой. Целебная должно быть. Курорт можно в будущем построить. Грязелечебницу. Корабли стояли в бухте, но не у причалов, а чуть поодаль на якорях. Опасались. И правильно делали. Местные видимо о курдах знали и, увидев подходящие к городку войска, попрятались за глиняными стенами и баррикадами, из мусора на берегу организованными. Пришлось выслать вперёд Мустафу-хана ширванского, чтобы рыбаков и моряков успокоил.

Руководил этой импровизированной обороной один из беков Талышского ханства посланный сюда Мир Мустафой.

– Есть возможность пробраться в Решт минуя ворота, Юсуф – эфенди, – когда того привели, поинтересовался у него Пётр Христианович.

– Конечно, Петер-хан.

– Тогда не тяни. Скачи в город и пусть мой брат Мир Мустафа-хан сюда поспешит.

Ускакал. Брехт чуть расслабился, может и удастся из этой заварухи живым выпутаться и весь Кавказ не заразить.

Событие шестидесятое

Если вы хотите попасть в цель с большого расстояния, вы должны прицелиться немного выше неё: каждая летящая стрела ощущает притяжение земли

Генри Уодсворт Лонгфелло

Марат Карамурзин задерживаться у Решта не стал. Отдохнули день и две ночи и на совете ворков и пщы решили, что глупо сидеть и персов ждать на открытом месте. Местный парнишка, что пас овец рядом с городом, рассказал, что если по дороге ехать на запад, то в дневном переходе есть богатое селение. Называется Масулех. Людей нужно было кормить, да и лошадей тоже, Петер-хан выделил и овса, и риса, но эти запасы не вечны, и к тому же хотелось мужчинам мяса. А как сказал парнишка, в этом селении много овец и коров. Тронулись рано утром, но за дневной переход так до этого селения и не добрались. Оказалось, что дорога почти сразу от Решта стала круто подниматься в горы. Кроме того дорогой она оставалась не долго, уже через пару часов превратившись в тропинку, по которой больше чем пара всадников вместе проехать не могла. Заночевали в горах на берегу небольшого чистого ручья. Трава уже зелёная здесь, хоть кони пощиплют, а то один сухой овёс да сено полгода едят, соскучились по свежей травке.

Утром тронулись дальше, и оказалось, что всего в часе от селения остановились. Этот Масулех странный аул. Марат видел горные аулы, все они карабкаются в горы, но это превзошёл все. В скалах вырублены площадки и на них стоят дома. Немного два – три, потом лестница или очень крутая дорога и опять несколько домов, при этом можно было бы весь аул на одной высоте расположить. Зачем так сделано, было непонятно до самого конца.

Местные черкесов увидели и подняли тревогу, забили одной железкой о другую. И на черкесов с первых домов с крыши посыпались стрелы. Пришлось отступить. Одного аскерчи защитники аула убили. Стрела попала в глаз и троих ранили, в том числе и племянника Марата Мустафу.

Что ж, они бы тоже защищали свой аул. И не они первыми начали стрелять. В ответ загремели ружейные выстрелы, и лучникам пришлось убраться с плоской крыши здания. Марат послал десяток с дальнобойными ружьями обойти эти дома слева, и тут оказалось, что не зря местные строили дома такими уступами. Стрелы посыпались со следующих домов, точнее со следующих крыш. Если бы не нарезные ружья, что отправляют пулю на семь сотен шагов, то выкурить лучников с крыш бы не удалось. Все мужчины собрались на этой «ступеньке» и засыпали пытающихся подойти ближе черкесов просто градом стрел.

Но ружья были, и меткие стрелки у черкесов были. Загремели выстрелы, и несколько лучников свалилось с крыш домов. Этим ничего не закончилось. Местные покинули вторую ступеньку и перебрались на третью, и опять осыпали аскерчи роем стрел. Ещё двоих нетерпеливых и молодых подстрелили и одного ранили.

Марат отвёл людей и объяснил, как надо действовать. Пуля летит дальше стрелы, стой за деревом или за домом на предыдущей ступени и стреляй, не лезь под стрелы. Чего непонятно? Зачем лезть под стрелы? Подставиться и быть раненым или убитым это не удаль, а глупость. Так ступень за ступенью и пришлось выкуривать этих стрелков. Потери у черкесов хоть и медленнее теперь, но продолжали расти. Уже десять человек потеряли. Пщышхуэ злился, с обычными лучниками справиться не могут, а если бы у местных были такие же ружья, как у него. Сам Марат подстрелил уже пятерых. Убил или ранил неизвестно, попадал точно. Стрелки там больше не появлялись. До самого вечера ступень за ступенью теснили аскерчи защитников деревни. А когда последние дома кончились – жители ушли в лес.

Возвращаться назад было поздно, ночью жители этого аула вполне могут организовать нападение. Потому Карамурзин поступил так же, как и лучники эти, на каждой кровле этих домов он расположил по десятку аскерчи с ружьями, при этом старался распределить людей так, чтобы по паре стрелков были с длинноствольными нарезными карамультуками. Остальные воины закрылись в домах и огороженных заборами дворах и тоже выделили стражу, которую меняли несколько раз за ночь.

Поспать никому не удалось. Жители аула несколько раз предпринимали попытки обстрелять черкесов, но на счастье Марата и его воинов ночь выдалась ясная и луна позволяла видеть подкрадывающихся лучников. Потеряв около десятка человек, жители Масулеха вернулись в лес.

Дома оставляли эти лучники пустыми и детей, и женщин, и стариков забрали с собой в лес. Марат ночью почти не спал. Злость мешала, с лучниками, имея десятикратный перевес в людях и двукратный, а то и более, в дальности стрельбы, он потерял тринадцать человек убитыми и два десятка ранеными. Да, жаль, с ним нет сейчас князя Витгенштейна, тот бы что-нибудь придумал. Ну, как Петер говорит, за битого двух небитых дают, в следующий раз будет вести захват таких селений осторожнее. Для него же очевидно теперь, что в основном их потери это глупая удаль молодёжи. Проявить себя хотела, вот и нарывалась на стрелы. Главное, как неоднократно повторял Петер в армии – это дисциплина.

Утром стали резать живность. Три с лишним тысячи человек кормить надо. Долго мясо не сохранить, но на пару дней запас взять надо. Даже если по пять фунтов на человека брать, то на три с половиной тысячи это ого-го сколько. Кроме того выгребли у местных всё зерно, в том числе и овёс. Забрали всех лошадей и волов, которых навьючили поклажей.

А пастушок тот обманул. Никакое это не богатое село. Серебра не нашли, золота тем более, немного тканей добыли, да ковров. Вот и вся добыча, а молодых воинов потеряли. Обидно. Ничего, теперь зато раз уж забрались так далеко на запад, то можно не в Решт возвращаться, а пойти на север. В один из городов Ардебильского ханства – Киви.

Событие шестьдесят первое

В обороне пролежать – победы не видать.

Хорошо защищён тот город, который окружён стеной из мужчин, а не стеной из кирпича.

Ликург Спартанский

Подполковник Алексей Петрович Ермолов слушал переводчика и головой мотал. Эти воины, мать их, решили идти брать Шушу. Это чёрте сколько вёрст по горам. По чужой территории. На серьёзную крепость, которую недавно с тридцатитысячной армией не смог взять шах Ирана предыдущий.

– Салим эфенди, а я не ошибаюсь у тебя тысяча воинов? – усмехнулся подполковник.

– Да, тысяча воинов, но у них нет вообще войск, мы их всех разбили два раза полностью, уничтожили их за полгода. Всех. Все их войска. Там некому будет защищать Шушу. – Бек, который руководил войском кумыков или шамхальства Тарковского, грозно вскочил и подбоченился. Маленький, сухой, лёгкий, наверное, как щепка, если с него кольчугу стянуть, он стоя был ростом с сидящего Ермолова. – И у тебя, у нас, пятьдесят пушек.

– Пушчонок, нормальных тринадцать, да и то коротковаты стволы.

– Тринадцать! А у них ни одной. А ещё две с лишним сотни стражников из Дербента с ружьями, а ещё ополчение Шекинского ханства. Их больше четырёх сотен. Скажи полковник, что тебе сказал Петер-хан? Он тебе сказал не ходить на Шушу? – и перстом чуть не в глаз Ермолову ткнул.

– Я подполковник.

– Вот и хорошо, возьмём Шушу, присоединим к Российской империи Карабахское ханство и станешь полковником. А возможно и генералом.

Какой солдат не мечтает стать генералом.

– Смотри, Ермол-ага, я не великий правитель, но запомнил разговор Петера-хана и нашего шамхала Мехти. Петер-хан говорил, что тут армянское население, а правят персы или неправильные татары и если кто-то пойдёт на и осадит Шушу, то население поддержит этого правители, если он сам не будет неправильным татарином. Ты русский, я кумык. Армяне восстанут и помогут нам овладеть крепостью. Что теперь скажешь? – и опять пальцем чуть не в глаз.

Ермолов при том разговоре присутствовал, но не верил … Нет, не так. Он знал, что Пётр Христианович прав, но помогать русским согнать перса с трона – это одно. А воевать вместе с русскими против азербайджанцев крестьяне армянские вряд ли будут. Это другое совсем. Тем более пользы от крестьян вооружённых деревянными вилами и короткими ножами никакой. Но говорить Салим-беку этого Алексей Петрович не стал. Он развернул карту и поводил по ней пальцем.

– Хорошо. До Шуши далеко и по дороге несколько больших сёл и даже города есть. Ближайшее селение или небольшой городок это Евлах, до него три версты. Давай перейдём мост и посмотрим, что у нас получится. Если возьмём Евлах, то пойдём на юг на Барду. Другой дороги к Шуше нет. По итогам захвата этих двух селений и решим, стоит ли нам идти дальше.

Время было уже вечернее, и решили, что на ночь глядя даже Александр Македонский не ходил города захватывать. Утречком. Едва рассвело, Ермолов взял с собой десяток стражников из Дербента и мост пересёк. Ничего не случилось, из засады на них никто не напал. Дальше проехали. Дорога чуть поднималась в гору и вскоре в лучах восходящего солнца им этот Евлах предстал. Кура там делала приличный изгиб, и маленькое поселение это находилось внутри этой излучины. Несмотря на ранее утро крестьяне с мотыгами были в полях, что пёстрыми прямоугольниками раскинулись возле саманных домов.

Тут нечего и некого было завоёвывать. Три десятка домов, которые даже плетнём не огорожены, не то, что городской стеной. Вокруг каждого домика небольшие в половину роста человека стеночки имелись из камней на глиняном растворе, но это не крепости. Выстрел 122-х мм пушки три таких стеночки за один раз снесёт.

– Эх, придётся идти на Шушу. Если остальные селения, что указаны на карте такие же неприступные крепости и все войска – это крестьяне с мотыгами, то кто нам сможет помешать до Шуши дойти, – вернувшись на ту сторону моста, поведал Алексей Петрович Селим-беку.

– А я говорил тебе, полковник, что ты скоро станешь генералом. Поехали, нужно найти старосту этого селения и потребовать от него и всех крестьян принести присягу царю Александру. – Обрадовался шемхалец мелкий.

– Может Петеру-хану? А потом уже, когда и если Шушу возьмём, то всё ханство … Так и хана надо будет другого ставить. – Предложил, подумав подполковник.

– Петеру? А мне всё равно. Пусть будет Петеру-хану. Только нужно потребовать сразу дань от них.

– Да, ты точно генерал Селим-бек, тебе бы управляющим каким быть.

– Я хорош во всех делах, увидишь это, когда будем брать крепость Шушу!

Глава 22

Событие шестьдесят второе

Это очень просто мои дорогие: потому что политика гораздо сложнее, чем физика.

Альберт Эйнштейн

Слон колыхался под задницей. Так себе звучит. Ехал Петер через реку на Слоне. Не складно. Вообще, путешествовать на шайре, это на любителя. Особенно для холерика, каковым Пётр Христианович и являлся. Шайр он идёт. В прямом смысле этого слова. Он идёт себе и идёт. Арабы там всякие или Орловские рысаки они скачут, рысь, галоп, карьер, аллюр, намёт – куча всяких способов быстрой скачки на лошадях. Ничего этого шайр не умел, и не собирался учиться. Можно толкнуть его пятками. Типа, но поехали, аллюр три креста, давай вон ту белую кобылку догоним. Хрен. Повернёт Слон голову, покачает ею и скажет: «Дебил ты, Ваша Светлость. Тише едешь, дальше будешь. А кобыла сама придёт, или приведут. Иго-го».

Брехт во главе войска не ехал, ещё стрельнёт кто из кустов придорожных, фильм же про Чапая смотрел. Ехал в середине, окружённый двенадцатью особыми егерями, выкупленными им из тюрьмы в Петербурге. К Решту вместе с остальными они пешком шли, а там Пётр Христианович у хана Мир Мустафы прикупил дюжину местных очень дорогих коней, порода чёрт знает как называется, но игреневый цвет у всех и высокие заразы, в отличие от остальных местных лошадей. Решил такую породу тоже разводить Брехт. Уж больно красивы. Абреки и казаки и прочие разные рвались вперёд, но оторвавшись немного, возвращались. Прав был Слон, сами подойдут. Не главный недостаток Слона неспешная поступь. Он шагал широко. Из-за этого, если не привставать на стременах, то словно в гамаке себя чувствуешь раскачивающемся. Болтанка, как в море и при этом не тошнит. Чудеса.

Пётр Христианович почти не привставал. Отдался этой качке. Думал. Думу. За целую Государственную Думу.

Вопрос себе вечный задал, как сделать так, чтобы Кавказ не отвалился потом от России и как сделать так, чтобы не воевали между собой в будущем его части. Осетия с Грузией, Армения с Азербайджаном. Всё ли дело в неправильных границах, что большевики провели. Или Ермолов с Цициановым виноваты, что действовать будут через пару лет огнём и мечом. Как сделать так, чтобы был вечный мир, дружба, жвачка? В национальностях дело? Так нет. Вон как с казаками насмерть схватились после Революции, а русские все. А как с белыми. Тоже русские. А не армяне ли грохнули этих бакинских комиссаров. Своих. И не в имущественном неравенстве дело. Спокойно куча офицеров воевала за красных и куча бедноты не по принуждению, а по зову сердца за белых.

Нет, с высоты столетий понятно, что всё это борьба за власть и не более. Национальным элиткам хочется власти и всё, вот она война. Большевики это тоже национальная элитка. Угнетённые евреи восстали. Ленин не еврей и Сталин грузин? Точно, это немец и осетин, обслуживающие интересы международного сионизма.

Шутка всё это. Не знал Пётр Христианович, как сделать так, чтобы мир и жвачка. Экономикой привязать? Конечно. Это важно. Школы построить и преподавать на русском языке и приучать к любви к России детей местных ханов, беков и прочих эфенди? Удалось же Америке вырастить у себя элиты для всей Европы, которым наплевать на национальные интересы, нужно продвигать интересы Америки. Да, это правильный ход. Но почему-то не сработал он в 1991 году в СССР, хотя все лидеры республик учились в Москве.

Ерунда всё это. Главное, что скрепляет империи, это дух империи. Люди должны чувствовать себя великой империей, будь ты грузин или мордвин. Это не отменяет сильной центральной власти. Это не отменяет КГБ. Обязательно должен быть и жёсткий умный лидер и карательный аппарат. Не помог Андропову? Андропову-то как раз помог. А вот Горбачёв всё сделал наоборот, устранил КГБ и стал мягким, уговаривал ребят жить дружно. Сдохнет и сдохнет, туда и дорого. Жаль его благодарные потомки не судили ещё, может успеют. Ну, и, конечно, распустил националистов. А возможно и разжигал. А таджики хотят жить самостоятельным государством и эстонцы? Это элиты хотят. Борьба за власть. Пусть в разваливающемся курятнике, но господин. А чтобы народу голову задурить, нужно придумать внешнего и внутреннего врага. Русских, армян, осетин. И что лучше стало жить таджикам? Или грузинам?

А ему, что делать? За каким чёртом синий кристалл его сюда занёс? Прогрессссссорствовать? Ну, вряд ли. Всё сразу утечёт на Запад и только усилит отставание России от Европы. Меньшей кровью Кавказ завоевать? Ну, завоюет, а в 1826 году все ханы предадут Россию, и завоёвывать их придётся по новой. С кучей крови. С тифом, холерой, чумой, которые в пять раз уменьшат население Кавказа. Некоторые народы типа черкесов почти вымрут.

– Ваше Превосходительство, – отвлёк Брехта от вселенских мыслей сумбурных войсковой старшина Говоров, – город в часе пути большой с крепостью. Разведка вернулась.

– Город? Ладно. Привал объявляй, пора и людям и коням отдохнуть и вообще, дальше пока не пойдём. Командуй, Сергей Платоныч, привал, и пусть палатки разбивают, и ужин начинают готовить.

Про Карадагское ханство, в пределах которого они сейчас находились, Брехт у местных сумел выяснить не много. Правил сейчас там, понятно, хан – Аббаскули-хан, он из кызылбашей. Что бы это не значило. После смерти Надир шаха все предки Аббаскули-хана боролись за независимость этого ханства, с разным результатом боролись. Сейчас полунезависимое ханство всё же сильно «зависит» от Персии. Не так давно хан Аббаскули вновь создал развалившийся было союз Карабахского, Гянджинского и Хойского ханств против Шекинского хана. А так как Шекинским ханом сейчас является Петер-хан, то это просто открытый враг. Ну, или, по крайней мере, так выглядит это со стороны. Никаких враждебных действий Аббаскули-хан против Брехта и его союзников не предпринимал. Сидел и седел в своём дворце в городе Ахар и наложницами занимался. Седина же в бороду. Утром парочка, в обед какая толстушка, вечерком пару стройняшек опять. Какая война, зачем война?! Погорячился. Бывает. Войско хан мог выставить крошечное, не более двух тысяч и только половина конные. Вооружены вояки копьями и саблями. Пушки древние есть, но ими сто лет никто не пользовался. Ладно, пятьдесят. Ни какой разницы.

Артиллерия, какая-никакая, у Брехта теперь была. Наглы подогнали. Не боялся Брехт этого товарища. Резни не хотелось устраивать. Нужно будет утром отправить парламентёра. А дальше? Уж больно далеко от этого Ахара до Дербента. Как ему на помощь прийти, если шах начнёт войну? Придётся дирижабли изобретать.

Событие шестьдесят третье

Как правило, грамотная защита – лучший способ остановить эпидемию и не подцепить микробы

Франк Тилье «Пандемия»

– Ваше Превосходительство! – Брехта тряс забравшийся в палатку недоброжелатель. – Ваше Превосходительство, разведка доложила, за нами по дороге идёт большое войско.

– Пахом, – Пётр Христианович вылез из-под одеяла, холодно ещё ночью, опять в горы забрались. – Что за войско. Давай сюда разведчика.

– Тут он, – ординарец отошёл, и перед Брехтом возник казак.

– Докладай. – Пётр Христианович повернулся к Пахому. – Готовь умываться.

– Разъезд наш в десяти верстах отсюда на дороге, по которой мы шли, натолкнулся на разъезд абреков. Мы ушли, а потом по лесу пешими обогнули чуть и с горки увидели. Огромное войско идёт. Даже пушки тянут. Много ружей.

– Сейчас они где? – мигом проснулся Брехт. С той стороны дружеских войск нет. Где-то пропал Марат, но у того пушек точно нет. Шах? Но он что бросил Решт в тылу. Ой, сомнительно.

– Если идут с той же скоростью, то верстах в пяти. Как раз у того ручья должно быть, где вы вчера с коня сверзлись.

Блин, точно. Убаюкал вчера Слон его. Упал, хорошо ноги не в стременах и куст какой-то колючий кстати оказался, заноз насадил, но не зашибся, спружинили ветки.

– Тревогу, играй. Пахом, одеваться быстро. Да, брось ты этот тазик, сапоги давай.

Ну, сорок пять секунд, это сказки должно быть. В армии эсэсэровской Иван Яковлевич Брехт солдатом не служил и потому за достоверность этого норматива отвечать не мог. Опять же, что считать одеждой? Полушубок и ушанку тоже?

За пару минут оделся. Не любил со страшной силы Пётр Христианович этот генеральский мундир в обтяжку, но тут восток, дело тонкое. Здесь мундир генерал-лейтенанта Российской империи лучше всякой брони и один сам по себе полк заменить может.

– Говори, – к нему подбегал генерал Попов – предводитель астраханских казаков. Брехт уже перестал вздрагивать от его рассечённого пополам лица.

– Выслал сотню в охранение, – Попов ночью дежурил по лагерю.

– Готовьте пушки. Гаубицы не надо. Мелочь картечью зарядите. И вон за тем холмом пусть ждут. Стрелять по зелёной ракете.

Сейчас смотря, как суетится лагерь, Пётр Христианович понимал, что стратег, да и тактик из него хреновый. Нужно было после Испании поступать в Академию Генерального штаба. Получилось, что лагерь он расположил в небольшой низине и теперь, когда это неизвестное войско подойдёт к нему, то оно окажется на господствующих высотах. И туда уже никого не послать. Он не дал указание подготовить там оборону. Дебил. Думал о том, как Ахар брать, а о том, что на самого могут напасть, даже мысли в кучерявой голове не возникло.

– Ваше Превосходительство, пробился к нему очередной казак. – Наши это!

– Наши? Казаки? Здесь? – не понял станичника Брехт.

– Нет, абреки, черкесы. Те, что в прошлый раз напугали нас в Дербенте.

– Вона чё!? – Второй раз Марат Карамурзин переполох у него в войске наводит. – Стоп. А холера! Коня мне! Живо! Павел Семёнович, – Брехт повернулся к Попову. – В лагерь черкесов не пускать! Кусты все перегородить, и своим команду дай, пока я не отменю приказ с черкесами не общаться и ближе десятка шагов не подходить. Они Решта не могли миновать. Могли заразиться.

Ехать навстречу черкесам было не то чтобы сыкотно, но передёргивало. Должно быть от утренней свежести, или от страха умереть от холеры. Марат не подвёл, не зря он с ним беседы проводил, у того самого злополучного куста на броде через ручей, где вчера свалился со Слона, был разъезд из десятка черкесов. Заулюлюкали, и половина умчалась за поворот дороги, а впятером, не спеша, поехали навстречу генералу. Петра Христиановича узнали и даже спешилось пару аскерчи, но Брехт не дал им к себе подойти, вытянув руки, остановил черкесов и, изображая глухонемого стал пальцем тыкать в себя и куст:

– Марат. Пщышхуэ.

Абреки закивали и вновь сделали попытку подойти, за уздечку должно быть Слона придержать, помогая слезть большому начальнику.

– Стоять! Марат! Пщышхуэ! – Черкесы отпрянули, обиделись и отошли от Брехта. Тот перекрестился, хоть и атеист.

Марат с целой толпой всадников появился минут через десять. Тоже спрыгнул с коня и навстречу обниматься бросился.

– Стой! Марат, стой, остановись. – Брехт спрыгнул со Слона и вытянул руки вперёд, замахал ими крест накрест.

– Что случилось Петер? – остановился всё же князь.

– Вы подходили к Решту?

– Ты боишься заболеть?! – Понял Карамурзин и хлопнул себя по груди, – Ты молодец, Петер. Всё правильно сказал Мир Мустафе-хану. А он правильно сделал, тебя послушав. Нас встретили дозоры у Решта и отправили в обход. Там в лагере много мертвецов, я смотрел со стен города потом. Мы один день отдохнули и поспешили тебя догонять, догнали. Очень спешили.

– А пушки у вас откуда? – Брехт пока радоваться не спешил. Три с лишним тысячи человек у Марата, если хоть один пожадничал и смотался в лагерь курдов или коня отбившегося прихватил, то начнётся такое, что мама не горюй в их многонациональном войске.

– Да какие пушки. Шесть штук взяли в городке Киви в Ардабильском ханстве. Там войск не было толком, они нам сами ключ от города принесли, брать нечего, нищета, вот шесть старых пушек забрали и два десятка старых ружей. Наиб – главный у них в городке, говорит, что хан с войском в три тысячи человек заперся в городе Ардебиль – это столица ханства. Вот там говорит тридцать пушек. А ещё говорит, что их правитель Насир-хан, с радостью перейдёт под руку русского царя, так как враждует с персами. Они всегда враждовали с каджарами, а нынешний шах из этой династии.

– Остановись, Марат. Доберёмся ещё до Ардебиля, ты скажи про холеру, ну болезнь, что сгубила войско курдов у Решта. Вы ничего не брали у лагеря. У твоих воинов нет поноса. Никто в обморок не падал.

– Нет, Петер у нас дисциплина, как ты любишь говорить, никто к больным не подходил.

– А коней отбившихся не ловили?

– Мы за несколько ваших вёрст обошли лагерь и никаких коней не видели. Пойдём уже в ваш лагерь. Я видел карту, ты хочешь захватить Ахру?

– Я хочу захватить Ахру, но в лагерь мы не пойдём. Дай команду своим воркам и пщы, пусть обойдут каждого и зададут вопрос про понос. И пусть воины ответят честно. Эту болезнь не вылечить, и умрут все твои люди, а потом и мои.

– Хорошо. Стыдно спрашивать настоящего аскерчи про понос, но мы спросим, я видел со стены Решта, что случилось с курдами.

– Ну, и хорошо. Я здесь подожду.

Событие шестьдесят четвёртое

Информация и связи, а не булыжник и террор, – вот оружие современного пролетария!

Екатерина Казакова

Пётр Христианович промариновал черкесов сутки. Никуда Аббаскули-хан не денется. Да, даже если сам и денется, то и ладно. Город-то точно с собой не заберёт. А всё по тому, что понос был. Даже три.Перепугались все, а больше всего сами аскерчи, подвергшиеся медвежьей болезни. Их отделили от войска, отгородили забором из срубленных молодых деревьев и никого не пускали к засранцам. Брехт сам даже три часа ходил вокруг этого забора и смотрел, чтобы родичи всякие не лезли к карантину.

Температуры у парней не было. В обморок они не падали. А потом ещё и оказалось, что все трое едят вместе. Мяса пережрали. Жирного, курдюк барашка товарищам достался. Пётр Христианович так за эти сутки перенервничал, что час орал на собравшихся офицеров, ханов, князей и прочих разных беков.

– Зря мы ушли из-под Решта, – закончил он накачку, – нужно было остаться и смотреть, как умирает десять тысяч человек. Бляха муха. Чтобы поняли, какая это страшная болезнь. Это даже хуже чумы, она заразней. И нету лекарств, и кто лечить будет, тот тоже заболеет и умрёт.

– Да, поняли мы, Ваше Превосходительство. – Генерал Попов за всех ответил и страшным своим отрубленным носом швыркнул в себя. – Говнецом попахивает. И тут больные?

Народ вскочил и стал друг на друга с ужасом смотреть.

– Га-га-га! – трубно заржал атаман.

И отпустило Брехта, тоже засмеялся, разжалась пружина внутри, которую целую неделю в себе закручивал. Молодец Павел Семёнович. Народ попереводил друг другу и тоже смеяться начал, кто весело, а кто и крестясь троекратно.

К Ахару двинулись утром третьего дня. И не получилось войны. Не так, чтобы зря тащились, а просто повоевать не пришлось. Правитель Карадагского ханства Аббаскули-хан, сам вышел из ворот с символическим ключом от города и с листом бумаги, на котором была витиеватым почерком какого-то местного мурзы, было написано прошение к императору Александру принять его благословенное самим Аллахом ханство под протекторат великой Российской империи и защитить его от враждебных действий иранского правителя Фетх Али-шаха.

Принимая листок с красивыми завитками, князь Витгенштейн отлично понимал, что он ничего не стоит. И листок ничего не стоит и просьба хана и присяга, что после этот товарищ принесёт. Придёт очередной Аббас-мирза, ну который сын этого многожёнца, и с такой же писулькой этот толстопузый мужик с закрученной в кольца седеющей бородой выйдет к нему. Но это ладно, он ему свои две тысячи воинов отдаст в аренду. А с ними потом воевать. Они будут убивать русских людей.

– Пушки заберём. Ружья тоже.

– А как же я буду защищаться, если придут войска шаха.

Очень хотелось спросить Брехта этого товарища, что, правда, что ли, ты, дорогой, собираешься воевать с войском шаха. Вот с этими пушчонками и сотней ружей. Расскажи о тактике и стратегии, я тоже так хочу уметь. Вместо этого пришлось пообещать, как только, так сразу встать на защиту.

– Так от Дербента до Ахара больше недели пути. И назад столько же. Разве голубиной почтой воспользоваться. – Погладил бороду Аббаскули-хан.

– У тебя хан есть почтовые голуби? Стоять! Бояться! А у остальных ханов есть почтовые голуби? Вы присылаете их друг другу?

Глава 23

Событие шестьдесят пятое

Только Дагестанские пацаны могут ехать на убитой копейке, и обсуждать недостатки лексуса.

Главное в этом мире – это хорошие дороги. Да, ладно, главное в любом мире – это хорошие дороги. На Кавказе их не было. Поэтому домой в Дербент войско отягощённое добычей тянулось очень медленно. А ещё Брехта вопрос мучал такой вот, почему здесь главным транспортным средством является двухколёсная арба, а не четырёхколёсная телега? Из-за плохих дорог? Так Наполеон вскоре убедится, что дороги и в России не совсем асфальтированы. И, тем не менее, телега. А ещё в арбу эту запряжены не лошади, а волы, тоже почему? Волы здоровее? Судя по той ноше, что они на арбе перевозят это не факт.

Волы шли неспешно. Так же неспешно войско дербенского хана Петера возвращалось домой из рейда по княжествам восточного Кавказа. Сражаться больше ни с кем ни пришлось. Два последних независимых ханства перешли под протекторат России, и вынесли их правители ключи Брехту, и данью небольшой откупились.

После демилитаризации Карадагского ханства вернулись к столице Ардебильского ханства крепости Ардебиль. Хан Аббаскули отправил туда сразу почтового голубя с запиской о происходящем. Оказывается, здесь, на юге Кавказа, голубиная почта вполне себе налажена. И известия из одного ханства до другого долетают за несколько часов. Насир-хан успел подготовиться к прибытию союзного войска под стены столицы своей. Нет, не оборону организовал и не ров углубил. Он подготовил дары, провиант для войска и дань для Александра. Брехт в город войска заводить не стал, семь с лишним тысяч человек и десять тысяч коней в городок бы просто не влезли. Разбили лагерь за городом в роще на склоне поднимающихся вверх отрогов какого-то очередного хребта.

Дворец хана не впечатлил, сарай сараем, у него в Дербенте лучше, а уж в Нухе в сто раз. Со стен сняли всю артиллерию, Насир-хан для её транспортировки выделил три десятка повозок с двумя волами в каждой. В крепости было двадцать шесть пушек и на руках у городской страже полторы сотни ружей всех стран и народов. С удивлением и французские Пётр Христианович увидел. Оказывается, посланцы Наполеона тут в позапрошлом году побывали и подарили два десятка ружей. По обороне от возможного нашествия Фетх-Али-шаха договорились, так же, как и с карадагским ханом. Он отправляет голубей в Баку, с которым у него есть связь. Дали ханские связисты клетку с голубями и Брехту, в оба конца это не работает. Голубь летит только в один конец – к себе домой. Но сам Пётр Христианович теперь по прибытию в Дербент мог отправлять послание в Ардебиль. Осталось дело за малым для налаживания полноценного общения, как доберётся Петер-хан в Дербент, найдёт там «голубцов», тьфу, голубятников и отправит их питомцев с курьером во все южные ханства. Те же вышлют в города на юге купцов – разведчиков и при получении сведения о выдвижении ханского войска, отправляют летающую «телеграмму молнию» Петеру-хану. Морем до Решта пару дней, а другой дороги там нет, на то они и горы.

Дань Пётр Христианович забрал шафраном и хной. Взял на пробу ещё басну, Насир-хан уверял, что завозят её из Индии и она очень дорогая. Вроде, должна качественно окрашивать одежду в синий цвет. Можно будет попробовать осуществить мечту Павла первого и покрасить мундиры всех Мариупольских гусар в одинаковый синий цвет. Кроме того приглянулись Петру Христиановичу готовые уже к продаже свёртки материала, как раз в синий цвет и покрашенные. Это был шёлк, но не обычный тонкий и почти прозрачный, а очень толстый и плотный. Надо понимать, это и есть атлас. Вещь в Европе дефицитная и страшно дорогая.

Брехт не поленился и написал Насир-хану бизнесплан по увеличению производства именно этой ткани. Про увеличение количества деревьев, про стимулирование крестьян и так далее. Рассказал про Нью-Васюки и международную ярмарку в Ардебиле – столице производства атласа. Хан кивал. Поступит так или нет, чёрт его знает – Восток – дело тонкое.

Из Ардебиля тронулись после трёхдневного отдыха и пополнения припасов к последнему, не охваченному братской любовью к России, ханству юго-восточного Кавказа. Называлось оно Сарабское ханство, и Брехт ехал туда с опаской. Через него прошли курды, направляясь в Решт. Пётр Христианович поначалу думал, что они из Тебриза шли через Ахар, но хан Аббаскули уверил его, что никто тут не шастал. Других дорог нет, выходит, шли через город Сараб и Сарабское ханство. Могли там местных заразить, а могли, наоборот, там заразиться. Связь голубиная у Насир-хана со своим соседом была, но два посланных голубя улетели, а ответа не пришло. Это настораживало ещё больше. Может, там уже и послать голубей некому, повымирали все в ханском дворце.

А ещё, как оказалось, население-то там азербайджанское, но правитель Сан-хан является внуком основателя ханства Али-хана, который был по совместительству главой курдского племени Шакаки. И курдов там каждый год становится всё больше, а азербайджанцев, или как их в России называют, неправильных татар, всё меньше. Вытесняют потихоньку, и сейчас уже половина населения Сарабского ханства это курды. Плохой знак.

Пётр Христианович попросил подробнее рассказать Насир-хана о соседе. И услышал замечательную историю, которая позволила сделать интересные выводы.

– Когда дядя нынешнего шаха Ирана скопец Ага-Мохаммад-шах вторгся в Карабах пять лет назад, то он пересёк реку Аракс вместе с Садик-ханом Шакаки и вошёл в Шушу, где шах был убит своими телохранителями. Тогда Садик подозревался в участии в заговоре, поскольку убийцы передали ему драгоценности короны и королевские знаки отличия. Шахские войска сразу ушли в Тегеран, а Садик быстро перешёл реку Аракс и установил свой контроль над большей частью иранского Азербайджана. Он напал на Казвин с армией из 15 000 соплеменников. В последовавшем в Иране хаосе Баба-хан (это нынешний Фатх-Али-шах), тогда губернатор Шираза, двинулся на Тегеран и захватил город. И сразу выступил против курдов и вынудил их отступить в Сараб, где Садик сдался. Он был помилован и вновь назначен губернатором Сараба. Фатх-Али-шах Каджар женился на дочери Садек-хана в качестве своей 13-й жены. Однако через год он снова поднял восстание. Восстание было подавлено, и в позапрошлом году он был доставлен в Тегеран и заключён во дворец Голестан. Его сын Сан-хан сменил его на посту губернатора Сараба. Но и этот сразу объявил себя ханом и выгнал из Сараба иранцев.

– А могли те десять тысяч курдов, что пришли в Решт и там заболели, быть именно из Сараба. – Уточнил Пётр Христианович.

– Почему могли, это они и были. Большое войско пришло из Тебриза, и Сан-хан не стал воевать, а отдал всё своё войско дяде шаха.

– А он был с войском?

– Не знаю. – Хан Аббаскули развёл руками.

Событие шестьдесят шестое

Всякая жестокость происходит от немощи.

Несчастный человек жесток и чёрств. А все лишь из-за того, что добрые люди изуродовали его.

Джангир-хан – брат Сан-хана, когда войско союзное подошло к Сарабу, сам вышел навстречу Брехту и преподнёс ему символический ключ от города. Всё правильно рассказал Аббаскули-хан, в городе не осталось ни одного воина, всё ушли вместе с ханом и не один не вернулся. Пришлось Петру Христиановичу рассказать правителю новому, что случилось с его братом и со всем войском курдов.

– Все! Все двенадцать тысяч воинов?! – схватился за голову Джангир.

– Их было двенадцать тысяч?

– Да. – Хан, упал на колени, – Ровно столько же, сколько было глаз на тех весах.

– Глаз? – Бред какой-то. Брехт уж стал опасаться, что хан с катушек слетел, но тут хан бросил бить поклоны и выть и вполне спокойно сказал.

– Ты же знаешь, что предыдущий шах был евнухом, и он был очень жесток. Я был с Фетх-Али-ханом и с братом, когда при взятии города Шуша Ага-Мохамед-шах, евнух проклятый, велел поставить у городских ворот весы. На весах этих взвешивались выколотые глаза: глаза были выколоты у всех мужчин города. Тогда было убито шесть тысяч мужчин. И на весах лежало двенадцать тысяч глаз.

– Да, весело вам тут живётся. Совет прими, Джангир-хан, если кто-то из воинов придёт, выживет, то не пускайте его в город, и главное, не давайте никому к нему подходить. Это очень страшная болезнь, умрут все жители города. Прикоснёшься к больному и сам заболеешь, тебе будут помогать родственники, ухаживать за тобой и тоже заболеют. Придут соседи и они заболеют. И скоро весь город заболеют и почти все умрут. И они побегут в соседний город или село и там начнётся то же самое. Лучше убейте этого пришедшего и сожгите. Только огонь убивает эту болезнь.

– Я понял тебя, Петер-хан. – поклонился Джангир.

– Давай так, хан. Я оставлю тебя править, если ты отдашь мне те драгоценности и регалии Ага-Мохамед-шаха. Я преподнесу их от твоего имени императору Александру.

– Их нет …

– Стоит ли оно того?! Я сейчас захвачу город и… – Брехт развёл руки.

– Но их, правда, нет, – захныкал хан. Мелкий с куцей бородёнкой, совсем на азербайджанца не похож. И нос пипочкой. Не орёл, в общем.

– Марат. Заходите в город насилуйте, грабьте, и перевернуть надо весь ханский дворец, – заранее договорились. Брехт прямо загорелся шахские регалии заполучить.

– Как скажешь Петер-хан! – радостно заржал Пщышхуэ.

– Хорошо, хорошо. Не надо. Я отдам. – Сдался курд.

– Весь шёлк, шафран, хну и басну.

– Всё будет, Петер-хан. Но будет ли мне защита, если придут войска шаха? – опять заскулил «неорёл».

– А что с голубиной почтой?

– Голубятник заболел и умер.

– Стоять! Бояться! Как он заболел? С кем контактировал? Ну, трогал кто его, прикасался к нему? – Прямо подпрыгнул Пётр Христианович.

– Неделю как. А нет, он не заболел в этом смысле, он простыл. Жар у него был.

– Стоять! Кто трогал, кто прикасался, ухаживал. Жар это один из признаков холеры?

– Дочь. Он жил один. Дочь приходила иногда навещала …

– Где она сейчас? Нет. Веди к ней. – Голуби ведь могли принести заразу в город, они ни одну помойку не пропустят.

– Поехали.

– Пошли пешком. Марат. – Брехт обернулся к черкесу. – В город никого не запускать и никого не выпускать. Самим не заходить.

Дочь оказалась бабкой лет пятидесяти. Брехт издалека осмотрел всю её семью. Вроде все живы. А сколько период полураспада? Тьфу. Сколько инкубационный период? Могут ещё заболеть. Валить надо отсюда.

– Хан. Приготовь дары. Мы в город заходить не будем. Найди нового голубятника. Если придёт войско шаха, высылай голубя. В любое ближайшее ханство. Лучше в Ардебиль. Поторопись, Джангир-хан, страшно мне у тебя.

Событие шестьдесят седьмое

Сказано, что мы обязаны прощать своих врагов; но нигде не сказано, что мы должны прощать своих друзей.

Война в горах и война на просторах Европы – это совершенно разные войны. Кажется, вот цель рядом, десяток километров и ты на месте, но это не тот десяток километров. Это кручи, это осыпи, это, наконец, снег и лёд. Нужно идти в обход горного хребта, а это полторы сотни километров. Это отсутствие населения, это отсутствие провианта и воды. А там, где вода есть, то отсутствует топливо, чтобы кашу простую сварить. Потому домой возвращались, всякие круголя выписывая. Из Сараба добрались назад до Ардебила. И тут на совете Марат Карамурзин заявил, что добычи они взяли мало, а князь Мудар его поддержал. Для них добыча – это оружие и кони. Это Петру Христиановичу хорошо, он набрал красок с шёлком и доволен, черкесам же подавай другое.

Вообще из Ардебила есть два пути домой. И оба настолько не прямые, что и не знаешь, какой выбирать. Можно идти к морю и через Талышское ханство на Баку, а там через Шемаху и Кубу к Дербенту. Можно от Ардебила вернуться в Архар и оттуда двинуться на Карабахское ханство на Шушу и вернуться домой через Шекинское ханство. И все стали соратники топить за этот вариант. Карабахское ханство – явный враг и там можно ограбить богатый город Шушу, если взять крепость. И там, после двух сражений с их войском, не осталось людей способных оборонять ханство.

Брехт понимал, что чеченцев и черкесов нужно прикормить. Они должны чётко уяснить, что дружить с Россией гораздо выгоднее, чем воевать. Ввязался в войну на стороне русских, и вот тебе богатая добыча, начал воевать с ними и придёт вот такой князь Витгенштейн и разруха, и смерть.

– Хорошо. Идём на Шушу. Я даже попытаюсь договориться, что вам Марат не пришлось потом круги наматывать. Вернётесь через Кахетию. Это на тысячу километров ближе, чем через Дербент. Ладно, не на тысячу, так на пятьсот точно, – увидев нахмуренные лбы черкесов и чеченцев, поправился Брехт.

Решили единогласно, так и двигаться. И потому семитысячное войско, отягощённое артиллерией и огромным обозом, сейчас медленно, вёрст по сорок в день, двигалось к Шуше.

Пётр Христианович опять качаясь на Слоне погрузился в мысли о том, как сделать так, чтобы Кавказ вошёл в состав России почти добровольно, и не пытался отделиться от неё при первом же поводе.

Что ему может дать Россия – мир и процветание. Мало же. Только Горбачёв вожжи ослабил и кердык от России все кавказские республики отделились и между собою подрались, а ведь СССР очень многое сделал для процветания Кавказа. Здесь люди богаче жили, чем в России.

Тут, кстати, пример Болгарии показателен. Братушки предали три раза Россию. Историю всегда пишут победители. Русские освободили Болгарию от турецкого ига. Свободу принесли. Шипка. Всё было не так. В России только-только отменили рабство. Крепостное право. Народ жил в землянках и умирал с голоду миллионами. Даже более-менее справные хозяева питались весной лебедой. Земледелие экстенсивное, агрономов нет, инструмента нет. Скот мелкий и непродуктивный, огромные выкупные платежи за истощённую столетиями землю, которой становится на едока всё меньше. И совершенно не думающая о людях власть. Отобрать у крестьянина последний колосок, продать немцам или англичанам и эти деньги спустить в Бадене или модных парижских магазинах. Всё. Никаких других мыслей.

И полная противоположность в Болгарии. Очень богатые крестьяне, совершенно свободные, о которых заботится государство. Их не берут почти в армию – это привилегия, не обкладываю неподъёмными налогами. Оккупанты стоят в городах? Точно, турецкие войска стоят в городах. И это не минус, а огромный плюс. Солдатам и офицерам платят приличное жалование, и они покупают продукты у местных крестьян. Почти неограниченный рынок сбыта. Они защищают крестьян от бандитов, воров и так далее. Почти идеальная жизнь у болгар. Есть ли минусы. Ну, есть, чтобы стать чиновником, нужно знать язык турецкий и быть грамотным. И всё, больше нет ограничений? Кое в каких местах селиться нельзя. Там живут турки. Минус ли это. Зачем тебе там селиться, ты другой веры и ты не знаешь языка. А если примешь мусульманство, то можешь при способностях стать даже министром.

У людей большие каменные дома с кучей всяких сараев и нормальными печами. Под каждым домом огромный подвал, где вызревают сыры и хранится копчёное мясо и рыба. У них большие коровы, большие лошади. Курицы, что несутся нормально, а не одним малюсеньким яйцом в неделю. При каждой православной церкви школа. Народ живёт сыто и счастливо, и ни какой свободы не хочет. Так несколько богатеев и дворян.

А в России возобладала идея панславянизма. Нужно всех славян под руку взять. Отправили разведчиков в Болгарию, типа, поднимут они восстание, или нет. Поднимут и можно под благовидным предлогом войну с турками начать по освобождению братушек. Нет. Не хотят восстание поднимать у них там филиал рая, говорят шпионы. А турки? А угнетение, а притеснение веры?!! Это наши панславянисты кричат, и царь ногами топочет. Большой же – страшно.

– А можно начать, – говорит один умник.

– Как? – грозно очи царь свёл.

– Нужно под видом болгар отправить туда наших офицеров и дать им команду убивать турецких чиновников и проклятых служителей культа.

– Вперёд, – топнул ножищей Александр.

Пошли и стали убивать. Десятками. Турки не поняли и просто ввели немного войск в деревни. И опять всё спокойно.

– Продолжить, кричит Александр. И опять шпиёны наши стали на гарнизоны теперь нападать. Турки тогда погрозили пальцем и посади в тюрьмы несколько дурачков деревенских. Стали порядок наводить. А наши офицеры подкупили несколько богатеев и организовали небольшую заварушку в Софии, которую туркам пришлось подавить.

– Это притеснение братского православного славянского народа, воскликнул царь батюшка, в котором и капли славянской крови нет. Он чистокровный немец. И он немец в чёрте каком поколении. Пётр третий был на половину немец, жена у него немка. Павел женился на немке и русского языка не знал, разговаривал только на немецком и французском. Александр нынешний разговаривает только на французском и жена у него немка. Николай то же самое. И его сын тот самый Александр – освободитель, который этим освобождением без земли погубил страну, вообще уже в жилках и сотой части Петровской крови не имеет.

Пошли наши воевать Болгарию и Сербию с Румынией. И даже отвоевали. Правда, как всегда войну выиграли, но мир проиграли. Окрысились наглы, подбили наших друзей австрийцев и пришлось перезаключать мирный договор. В итоге был заключён новый договор в Берлине, получивший название Берлинский трактат. По нему Болгария была разделена на две части, в одной провозглашалось независимое государство со столицей в Софии, а во втором провозглашалась автономия, но в составе Османской империи. Также Сербии и Румынии пришлось отказаться от некоторых приобретений Сан-Стефанского договора. Но самое интересное, что произошло на Кавказе. Как говорится: «За что боролись»! Часть Закавказских приобретений была вынуждена Россия вернуть. Так-то в обмен на свободу части Болгарии. Хорошо хоть исторически армянский город Карс удалось за собой оставить.

И посадили болгарам наши «Православного» царя. Александр поставил туда племянника своей немецкой супруги, практически бастарда Александра Баттенберга. Отец принц Ге́ссен-Дармшта́дтский, а мать дочь «русского» генерала Гаука. Обычная «русская» фамилия.

Немец и немец, и ладно. Только вот он ещё и неспособный править Сноб и дурак со смазливой рожицей по мнению современников. А, ещё ростом взял. Двухметровая дылда. Переложил всё на вновь созданный кабинет министров. А они передрались за власть. А народу после обретения свободы всё хуже живётся. Продукцию сбывать некуда. Нет Турции под боком. Россия ни копейки денег не дала. Плевать им на Болгарию. Да ещё и Александр «неожиданно» помер. И решили мудрые болгары, что им настоящий немец на троне нужен, послали племянника далеко и выбрали австрийца и потекли инвестиции и жизнь наладилась.

Но бог с ними с братушками. Вывод какой? А вывод такой, что свобода вещь хорошая, но без инвестиций нафиг никому не нужна. А как же Кавказ, который всё время отделиться хотел, и отделился? Заводов же СССР понастроил? Точно – «понастроил». Дебилы в правительстве и ЦК всё хотели пролетариат создать в республиках. Все эти заводы сразу закрылись. Они были убыточными и выпускали брак, наглядный пример – Кутаисский автомобильный завод.

Если там живут крестьяне и им нравится жить крестьянством: выращивать мандарины и гранаты, гвоздики, червей шелкопрядных разводить, то и надо это развивать. Нет. Нужен пролетариат. И на Украине нужен пролетариат, потому нате вам Одессу, Донецк, Николаев. Там пролетариат. Заблужденцы.

Легко судить с высоты двух веков. Сам попробуй. А чего? Попробует. Уж он точно сделает Кавказ житницей шелковичных гусениц и крокусов. И про мандарины с чаем нужно подумать.

– Ваше Превосходительство, – вывел Брехта из раздумий подскочивший казак. – Впереди на подступах к Шуше большое войско. Я в разведке двоих оставил и сюда поспешил.

– Опять войско! Чего им всем спокойно не живётся?

Глава 24

Событие шестьдесят восьмое

Если собеседник соглашается с каждым вашим словом, он либо дурак, либо намерен ободрать вас как липку.

Требуя невозможного, мы получаем наилучшее из возможного.

Джованни Никколини

Крепость Шуша, это полный пипец. Такую штуку нельзя взять. Положишь кучу народу. Нужны лестницы. Нужна осадная артиллерия. Крепость эта находится на высоком холме, вокруг полностью сведена вся растительность, скрытно не подобраться. В высоченных башнях круглых засели стрелки, а на многометровой и вверх, и в ширину каменной стене расположилось десятка два пушек довольно большого калибра, к тому же есть и маленькие пушки, скорее всего, каменным дробом заряженные.

Брехт смотрел в подзорную трубу на крепость и вздыхал. Жаль такую красоту портить. Потом сюда можно будет столько туристов заманить. Вообще, предки были великие труженики, такие огромные крепости строили без всякой механизации и без цемента. Рядом каменоломен нет, значит, камень для стен и башен везли издалека и это на страшно неустойчивых арбах. Рядом с крепостью находился и город. Столица. Его недавно, всего пять лет назад, разграбил и спалил частично Ага Мохаммед-шах. Из руин и запустения город поднимался медленно, видно было, что люди кое-как залатали дыры в своих лепящихся друг к другу домиках.

Сейчас город почти пустой. Большая часть населения сбежала в крепость. Лишь дети и старики исподлобья смотрели на поднимающихся по довольно крутой дороге захватчиков очередных.

Войско, которое Пётр Христианович счёл враждебным, при детальной разведке оказалось не только союзным, но просто своим. Это был тот отряд, что князь Витгенштейн оставил оборонять мост через Куру от вторжения Карабахского хана. Артиллеристы Ермолова, стражники с Дербента, ополчение с Шекинского ханства и тысяча воинов, что оставил шамхал Тарковский Мехти. Эти старики-разбойники, с молоком на губах не обсохшим, решили проявить инициативу и двинулись этими скудными силами захватывать Шушу. И самое интересное, что им это почти удалось. Они прибрали к рукам большую часть ханства, всю его восточную часть, переходя от одного поселения к другому и объявляя, что всё граждане: райяты, элаты и ранджбары, (Это так крестьяне разделяются в зависимости от имущественного состояния и отношения к воинской повинности. Элаты, это что-то вроде казаков), кончилась власть вашего хана. Теперь у вас ханом будет Петер-хан. Давайте все присягайте ему на верность, а заодно и Российской империи. Амбардарагасы – контролеры зерна и других припасов присягнули первыми за ними всякие разные беки. Так неспешно и дошли до Шуши, и тут разведка доложила авантюристам, что к крепости идёт огромное войско. Развернули пушки и хотели принять последний и решительный, а тут оказалось, что не смерть нужно принимать, а поздравления.

На переговоры к Алексею Петровичу, как тот доложил генералу Витгенштейну, один раз выходил визирь Мирза Джамал Джаваншир, который руководил диваном, а сейчас и всем ханством, так как Ермолов очередного, второго уже, хана Карабаха пушкой застрелил. Попал под залп картечи находящийся в первых рядах, прорвавшихся по мосту через Куру, Мехдигулу-хан – сына убитого ранее Ибрагим-хана.

В городе находился племянник Мехдигулу-хана Джафаргулу-ага, но он ещё молод и обороной крепости руководит визирь. Так вот, визирь вышел, послал по матери Ермолова и к праотцам Мехти с его нукерами и сказал, что крепости не сдаст. Будет биться до последнего защитника. Ну, это тогда было. Сейчас подошло семитысячное войско с подаренными англичанами гаубицами крупнокалиберными и с пятью снайперами вооружёнными слонобоями. Брехт парламентёра послал, но того забросали со стен камнями. Не так, чтобы попасть, а отпугнуть и оскорбить.

– Ну, ладно. Сами напросились.

Пётр Христианович подозвал подпрапорщика егерей бывшего – Емельяна Сергеева, того самого, которого нанял граф Кочубей для его устранения. Сейчас Емельян возглавлял пятёрку бывших егерей, что обучились стрельбе из слонобоев новых.

– Ермолаич, воооон, видишь, мужик в пиджаке по стене рядом с пушкой большой расхаживает.

– Халат?

– Халат, так халат. Попадёшь?

– Не просто. – Поправил козырёк кепки ветеран.

– Так не бери всё на себя. Рассредоточьтесь впятером. И пусть кто вам триста тридцать три прокричит. Один из пятерых-то попадёт. Славой потом поделитесь, мне результат нужен. Раз этот халат там руками машет и серебром с золотом сверкает, то это большой начальник. Нужно его сделать маленьким. – Успокоил Емельяна Брехт.

– Сделам, Ваше Превосходительство, – перешёл на уставной язык Сергеев, обычно Брехта Петром Христянычем обзывавший. Приготовились. Брехт поднёс к глазу трубу.

– Триста тридцать три!

Бабах. Ух, громко как. Мужика в шитом серебром халате, или черкеске, просто снесло со стены.

Ходившие по ней между башен остальные войны поспрыгивали внутрь. Боязно. Оказывается, вон чего есть у супопостата.

– Алексей Петрович, те пять гаубиц новых зарядите гранатами и перебросьте через стену.

– Триста тридцать три!

Бабах. Ну, совсем громко. И тут же в крепости раздались взрывы, вроде, три. Англичане тоже бракоделы?! Бабах. Ага, ещё одна граната взорвалась. Восемьдесят процентов – нормально.

– Повторите.

– Триста тридцать три!

Бабах. Бабах. Вот, другое дело белый флаг выкинули.

Брехт к крепости не пошёл. Тут люди дикие, ещё решат убить главного начальника вражеского. Велел парламентёра в лагерь, что разбили в семистах метрах от крепостной стены, привести со всем вежеством.

– Я – Джафаргулу-ага, племянник хана Мехдигулу.

– Нет такого хана. Убит. Теперь я хан Карабаха. А ты, дорогой Джафаргулу, мой наместник здесь. Я кроме того хан Шекинского и Дербентского ханств и … ладно этого пока хватит. Некогда мне будет в Шуше сидеть. Дел полно. Я тебе задание выдам, и ты их будешь выполнять. И мне с гонцами отчёты слать. Если кто решит напасть, то пришлёшь голубиной почтой весточку в Нуху или Дербент. Ясно? А стой. Кто был тот важный дядька?

– Визирь Мирза Джамал Джаваншир он главный в диван-хане. Был.

А нефиг ругаться и камнями кидаться.

– Там ещё есть саркар-и-али – глава финансовых дел ханства Юсуф-ага, он мой двоюродный брат. Он старше. – Смутился паренёк. Лет пятнадцать только усику пробиваться стали.

– А он станет главным визирем. Иди, договаривайся. Через час не откроете ворота и не вынесете ключи, засыпим гранатами. У нас сто пушек, – правду сказал, даже в два раза больше их, но сотня с совсем мелким калибром. Брехт их тащил в Дербент ради меди. Переплавить, чуть олова добавить и можно отлить отличные шуваловские Единороги. Две сотни, конечно, не получится, но штук пятьдесят вполне. А с той ермоловской батареей, и с той, что взял с собой и подаренной англичанами – это уже прямо полк конной артиллерии. Можно с Наполеоном на равных разговаривать. У узурпатора было в битве при Аустерлице около двухсот орудий. У него одного уже половина. Жаль при Аустерлице нельзя побеждать. История не туда свернуть может, но после победы уничтожить его артиллерию никто не запрещал. Почему битв при Аустерлице не может быть две?

Событие шестьдесят девятое

Жестокость черта характера исключительно добрых людей. Она появляется тогда, когда о них начинают вытирать ноги.

Семь тысяч ёжиков могут убить слона, но, при этом, съесть его не смогут. Сколько же в мире бессмысленной жестокости.

Неделю провели в Шуше. Пётр Христианович проверил все закрома Родины. Эти дебилы, которые местные ханы, другого слова и не придумаешь, занимались этнической чисткой, выдавливая всеми возможными и невозможными способами армян из ханства. При этом разрушая экономику. Армяне занимались коневодством. По словам эфенди всяких ещё двадцать лет назад на территории Карабаха было двадцать конезаводов, которые занимались выведением и размножением этой породы лошадей, которую местные называли «кюр-ат» (энергичная лошадь), но гораздо правильнее второе название, Пётр Христианович в этом убедился, осмотрев ханскую, то есть, теперь свою конюшню. Так вот, азербайджанцы или неправильные татары называли этих лошадей «сарыляр», то есть «золотистые». Так оно и есть, при этом этот золотистый цвет варьировался от гнедого почти, до жёлто-лимонного, прямо оторопь брала при осматривании этих необычных лошадей. Да они были не сильно высокими, всего метр сорок где-то в холке, но стройные, красивые и главное выносливые. Но все эти достоинства и недостатки покрывал цвет. Дартаньяновский мерин жёлтый – это хрень по сравнению с лошадью цвета лимона. Если бы гасконец въехал в Париж на такой лошади, то половина Парижа бы за ним хвостом шла.

– Ещё один армянин покинет моё ханство, и я вырежу вам кишки и развешу их по границами ханства, забор такой организую. – Собрал, после осмотра конюшни, диван-хан в очередной раз Петер-хан. Найти родственников и уговорить их, чтобы они послали весточки сбежавшим вернуться, больше их здесь никто трогать не будет. Если через год не будет двадцать пять конезаводов, то изгоню из моего ханства вас. Голыми и босыми, и с ушами собственными в руках. Но это ладно, теперь о главном. О шёлке. – И Брехт в десятый, наверное, раз за последнее время, рассказал о методе увеличения производства шёлка. – Каждый житель должен выкопать в лесу десять шелковиц или размножить веточками и посадить вокруг своего дома. Все дороги с двух сторон должны быть окружены посадками шелковичных деревьев в два ряда. Человека, срубившего шелковицу, повесть на площади.

– А …

– Вы оборзели здесь?! – какой-то старичок, кади, должно быть, попытался слово молвить. – С вами хан говорит. Производство коконов нужно утроить. Никто их изымать у крестьян не имеет права. Пусть торговцы скупают. Единственное, треть всех коконов должна идти в казну и осенью доставляться в Дербент. Это не мне лично. Это содержание армии, которая вас защитит, это постройка мечетей и школ, постройка больниц, ремонт дорог. То же самое про крокусы, про которые я уже говорил. Увеличить сбор шафрана нужно в десять раз. Сажайте цветочки, где только можно. Их ни поливать, ни удобрять не надо, только раз в пять лет снова рассаживать, чтобы не загущались. Сбор продолжается всего несколько дней. Это самая выгодная культура, максимум отдачи при минимальных затратах.

Ханские конюшни Брехт почти опустошил. Кроме лимонных лошадей забрал ещё одних необычных представителей этой породы. Необычная масть называлась местными «нарындж». У коней была шерсть жёлтой окраски при бурых гриве и хвосте. Смотрелось, ну очень, парадно.

Ещё одна замечательная вещь была в Карабахском ханстве. Они чеканили свою монету. Брехт осмотрел и монетный двор и казну. Ну, если и хуже, чем в России, то совсем чуть.

– Я вам матрицы пришлю, как только до Дербента доберусь. Будете чеканить монеты с изображением императора Александра. Только проверять буду, чтобы серебро было чистое. Не играйте с огнём. У меня лучшие химики России в Дербенте, они легко определят, если качество монет будет низкое, если будет много примесей. Нужно наоборот стремиться к высокому качеству монеты, тогда её будут с удовольствием принимать на всём Кавказе, да и за его пределами. А это дополнительный поток товаров и серебра, следовательно.

Брехт с сожалением покидал Карабах, как тут можно развернуться, какая благодатная страна. Бросить всё, да переехать сюда. Не получится. О чём ему и напомнилматериализовавшийся из воздуха и водяных брызг, при пересечении Куры, по тому самому мосту курьер от генерала Цицианову. Они остановились на привал на правом берегу, и только собрались обедать, как прискакал егерь с пакетом. Цицианов сообщал, что он осадил крепость Гянджу и намерен её взять любой ценой. Нда?! Почему Гянджу? Брехт ему предлагал идти на Эривань. Гянджийское ханство само бы перешло под протекторат России, если бы оказалось в кольце уже сделавших это ханств.

Этот грузинский генерал, прославившийся в реальной истории запредельной жестокостью, прислал и копию ультиматума, что он послал в Илисуйский султанат. Это был просто шедевр правильного общения с людьми, которые сто лет боролись с Ираном и искали защиты у России.

«Знайте, что писав сие письмо к вам, неблагодарным, кровь моя кипит, как вода в котле, члены все дрожат от ярости, – не генерала я к вам пришлю с войсками, а сам приду, земли вашей области покрою кровью вашей, и она покраснеет; но вы, яко зайцы, уйдёте в ущелья, и там вас достану, и буде не от меча, то от стужи поколеете».

Самое интересное, что потом так и поступят. Отметится предок одного интересного персонажа из русской истории. Армия во главе с генералом Врангелем подвергнет все сёла султаната артиллерийскому обстрелу из крупнокалиберных пушек. Все сёла будут сожжены и разрушены дотла, а жители сел будут переселены на равнину. Так же будут действовать и против чеченцев. Вон тот юноша здоровущий, что через руку сейчас читает писульку Цицианова. Может, Ермолов и усмирил на время Кавказ, но уж любовь к России им точно не привил.

– Алексей Петрович, не получится нам с вами домой прямо сейчас ехать. Нужно будет проводить черкесов до Кахетии и по дороге навестить Илисуйский султанат.

Событие семидесятое

Чуть больше любви, чуть меньше сражений – и мир будет в порядке.

Мэй Уэст

В Нухе подобрали ещё и фон Плеве с артиллерией. Теперь вся армия собралась и с учётом всех примкнувших ханов превысила десять тысяч человек. Во всем Илисуйском султанате население чуть больше. Там точно так же, как и у лезгин, сообщества вольные, республика, если по большому счёту. И это натолкнуло Брехта на интересные мысли. В смысле про лезгин.

Он выбрал из своих офицеров лезгинских десяток повыше и поздоровше, даже по ордену каждому повесил, с других дербентцев на время снял. Папахи новые красивые лохматые насобирал одинакового чёрного цвета. Красавцы получились.

– Идите, дорогие братья по крови, все викинги родственники, а немцы тоже Небелунги, и несите им доброе, вечное.

– Чего Петер-хан? – майор Гаджибеков, командир батальона лезгин идиом не понял.

– Исмаил, нужно пройти по их селениям и просто рассказать о том, как вы и остальные лезгины живут теперь под протекторатом России и в моём ханстве. Честно всё расскажи. Мне от них никакой дани не надо пять лет. Потом нужен шёлк и шафран. Третья часть. Эти деньги, как и у вас, пойдут на дороги, школы, больницы. Расскажи про ваш батальон. Если будут желающие, то создадим и илисуйский батальон или эскадрон.

Входить на территорию султаната, в котором нет султана не стали. Расположились в живописной долине и отдыхали. Брехт даже рыбку в какой-то горной речушке половин. Не интересно. Мелкая форелька, сантиметров по двадцать. И она не красная от слова совсем, она белая, и как вся речная рыба невкусная и вонючая. Понятно, что просто вы не умеете её готовить. А что мысль замечательная. Ольха тут растёт, наверное, и в Дербенте полно рыбаков. Почему не организовать холодное и горячее копчение крупной рыбы осенью и отправке её зимой в Россию. На рынке он такой рыбы не видел. Не знают про копчение? Лень? Нет предприимчивых людей? Ну, вот он и начнёт.

Лезгины вернулись через неделю. Приехали вместе с десятком старейшин, которые пожелали все условия и расклады услышать лично от Брехта. Услышали и спросили про генерала Цицианова, который им каррррррами земными и небесными гррррррозил.

– Я вам бумагу написал, вернее двадцать четыре бумаги, не знал, сколько у вас этих вольных обществ, где написал, что вы теперь входите в Дербентское ханство. Хан у вас отныне генерал-лейтенант князь Пётр Христианович фон Витгенштейн-Дербентский, и что все остальные вам не указ, будет кто права качать, так князь его на место поставит.

– Хорошая бумага, но лучше бы ружья, – посоветовались старейшины. На самом деле старейшины. Все с седыми бородами и белёсыми глазами.

– С севера Грузия, она в составе России, с юга Шекинское ханство с востока лезгины, они тоже мои подданные, как и шекиинцы. С кем вам этим оружием воевать. Не надо вам воевать. Вам нужно пасти овец, выращивать Марону красильную и крокусы, разводить тутовый шелкопряд. Мы пришлём из Дербента строителей, которые построят больницы, школы и мечети. Живете, богатейте, плодитесь, как господь велел. Да, дороги приведите в нормальное состояние. Через вас пройдёт дорога из Грузии в Шекинское ханство и вообще южный Кавказ. Стройте постоялые дворы, харчевни всякие, наймите армян, если вам религия не позволяет, пусть посадят виноградники и производят вино, которое будем продавать в Россию. Смотрите сколько дел. А те, кто хочет повоевать, пусть записывается в Илисуйский батальон в Дербенте, будем их учить и будем ходить на войну. Оттуда ваши джигиты принесут богатую добычу.

Уговаривал три дня. И уговорил. Подписали старейшины просьбу о протекторате России и вхождении в Дербентское ханство. Пришлось, правда, пожертвовать тремя шайрами последними, один Слон остался у Брехта, а остальным старейшинам выделил Пётр Христианович по Карабахскому жеребцу и по кубачинскому кинжалу ещё всем досталось. Насколько это дешевле, чем десятилетняя война, которую бы Цицианов развязал.

Эпилог.

– Петер, – Мировая Женька толкала Петра Христиановича в плечо.

– Ну, чего, три месяца дома не был, дайте выспаться. – Отлягнулся Брехт.

– Петер, там конец из Питера, – А чего Женька вполне себе сносно по-русски шпрехать научилась.

– Конец? Гонец?! – Брехт проснулся.

Твою же! Фельдъегерь привёз приказ генерал-лейтенанту фон Витгенштейн – Дербентскому срочно отправляться в Санкт-Петербург. Царь – батюшка видеть желает. А как же развитие промышленности и сельского хозяйства на Кавказе?! А как же кавказская война?! Она вот-вот начаться должна.

– Что хоть там случилось? – Пётр Христианович посмотрел на жадно пьющего воду подпрапорщика. Жара на улице, за тридцать точно.

– Англия весной этого года расторгла мирный договор и объявила Франции войну, тем самым нарушив заключённый в прошлом году Амьенский мирный договор. В мае 1803 года Первый консул Наполеон Буонапарт двинул французскую армию к Везеру, чтобы захватить принадлежавший английскому королю Ганновер. Что происходит сейчас, не знаю. – Развёл руками фельдъегерь. – Почти два месяца до вас добирался.

– А я при чем тут?

– Английский посол пожаловался императору на враждебные действия против его соотечественников на Кавказе. – Почти шёпотом произнёс подпрапорщик.

– А ты родной откуда это знаешь?

– Я по-французски понимаю, Ваше Превосходительство, при мне граф Кочубей с Государем об этом и о вас говорили, – совсем на шёпот перешёл фельдъегерь.

Граф Кочубей? Ну, кто бы сомневался.

Конец книги.

Краснотурьинск 2023 г.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24