Особенное лето [Наталья Моисеева] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Наталья Моисеева Особенное лето

I

Забросив на плечо рюкзак, Оливер зашагал быстрее. Старенькая полуразвалившаяся машина ждала его на станции. Это лето будет особенным, думал мальчик, вдыхая пыльный горячий воздух июня. Впрочем, так он думал всегда, когда приезжал в Гаупну.

– Ол! – махнул рукой дедушка, выходя из машины.

На сей раз он выглядел старее. Морщин стало больше, глаза его хоть и блестели, но стали мутными, как будто легкий утренний туман коснулся их. Волосы дедушки поредели, но все еще пушились одуванчиком и казались прозрачными на солнце.

Ровно год прошел с тех пор, как они виделись. Оливер помахал рукой в ответ и ускорил шаг. Дедушка крепко обнял мальчика. Они сели в поскрипывающую от старости машину и отправились в деревню, где их с нетерпением ждала бабушка.

– Как ты вытянулся за этот год, – улыбался дедушка, постукивая пальцами по рулю, – совсем уже большой стал. Бабушка тебя не узнает.

– Я так по вас соскучился, – радовался Оливер.

– А мы-то как соскучились, – дедушка кашлянул и продолжил, – бабушка напекла твои любимые оладьи и открыла баночку крыжовникового джема, специально оставленную для тебя, – дедушка подмигнул внуку, – жаль, ты не смог приехать в начале месяца. Тогда отведал бы вкуснейший торт, который твоя бабушка приготовила на мой день рождения.

– Мне пришлось задержаться. Мама с папой много работали, поэтому смогли отправить меня к вам только сейчас. Что нового в Гаупне? – Оливеру не терпелось поскорее въехать в любимую деревню, забежать в уютный светлый дом, отведать бабушкиных оладий и плюхнуться в мягкую кровать, которая ждала его в мансардной комнате на втором этаже. Там же стоял небольшой деревянный столик и маленький комод. На полу лежали связанные бабушкой коврики, а маленькое окошечко венчали прозрачные шторы.

– Да что у нас может быть нового, Ол? – дедушка почесал голову, – разве что весна нынче раньше наступила.

А потом дедушка рассказал о том, что его любимый ослик поранил ногу, когда сломал загон и выбежал в лес, но сейчас уже все в порядке. А Чар, большой лохматый ньюфаундленд, изгрыз новые сапоги, в которых дед собирался на рыбалку. Значит, что-то новое все-таки было в Гаупне. И только старый скряга гер Йенсен все так же ворчал, когда дедушкин пес громко лаял или ослик выдавал свое надрывное «Иа».

Дедушка открыл окна, дорога пылила так, что оглянись ты назад, ничего кроме серовато-песчаной стены не увидел бы. Пыль залетала в открытые окна и хрустела на зубах. Но это только прибавляло радости Оливеру. Деревня, пыль, зелень повсюду неподстриженная, неровная, настоящая.

Вдоль дороги неугомонно качалась осока, полевой клевер и сурепка. Яркими пятнами они отпечатывались в памяти, чтобы долгими зимними вечерами напоминать о лете. Горячий июнь был приветлив и добр. А еще щедр на цветение.

Во дворе, когда машина затормозила с гулким визгом у ворот дома, Оливер заметил купальницу и васильки.

– Олив! Наконец-то! – счастливая бабушка быстро вытерла руки о фартук и бросилась обнимать внука.

Она взъерошила его волосы и скорее провела в дом. Тут ничего не поменялось с прошлогоднего лета: пара кресел продолжала стоять у окна, между ними расположился журнальный столик, на кухне все те же шкафчики со стеклянными дверцами и цветочными сервизами, а на круглом столе те самые оладьи и джем, о которых рассказывал дедушка.

– Каким же высоким ты стал, – удивлялась бабушка, пока мальчик ел оладьи.

Он действительно сильно вырос за этот год, вытянулся. Даже лохматый черный Чар не казался ему таким же огромным, каким он был для него прошлым летом.

После обеда Оливер поднялся наверх, скинул с себя джинсы и рубашку, переоделся в удобные шорты и футболку. Так-то лучше. Он раздвинул прозрачные шторы, чтобы здесь стало еще светлее.

К вечеру все они вышли в сад. Дедушка посмотрел на небо, вздохнув, взял железную лейку и направился к колонке, стоявшей у сарая, где хранились все остальные садовые инструменты.

– Дождя не будет сегодня, – бабушка подперла бока руками и тоже устремила взгляд в небо.

– А давайте я сам, – предложил Оливер.

– А хоть поднимешь? – усмехнулся дед, поставив лейку, наполненную водой до краев, на землю.

Мальчик с легкостью подхватил ее и стал поливать цветы и овощи. Он быстро передвигался от одной грядки к другой, от клумбы к клумбе. Ему нравилось проводить лето в деревне у бабушки с дедушкой. Здесь всегда было чем заняться. Тут полно работы и развлечений.

Взять хотя бы рыбалку, на которую они отправились с дедом на следующее утро. В самую рань, когда солнце лишь намекало на свое присутствие, они надели резиновые сапоги до колен, нацепили на головы панамы, намазались вонючим кремом от комаров и, взяв удочки, коробочку дождевых червей и ведро, отправились в путь.

Пушистая зеленая рощица через дорогу вела к реке. Хотя назвать рекой этот небольшой водоем было бы неправильно. Но для местных это была буйная речка с выступающими булыжниками и рыбешками, барахтающимися в мелководье. Для Оливера – всего лишь лужица, оставшаяся от проливного дождя.

– Ну, – дедушка взял удочку, – помнишь, как насаживать наживку на крючок?

– Еще бы! – воскликнул мальчик и достал из коробочки дождевого червя, – думаешь, я забыл, как мы наловили целое ведро рыбы в том году?

– И даже две из них были твоим уловом, – рассмеялся дедушка, отчего его глубокие морщины стали отчетливее, – ну, закидывай, рыболов.

И Оливер забросил удочку. Потом забросил свою удочку дедушка. И вместе они стали ждать, у кого первого задергается леска.

К обеду в ведре булькало несколько рыб. Мелких, конечно, но не в том суть рыбалки, считали эти двое.

– Вот, держи, – дедушка протянул внуку корку хлеба с поджаренным на костре беконом. Сам он прокашлялся и тоже принялся за обед.

Вернулись они только к вечеру, с грязными руками и полным ведром карасей. Бабушка была рада их возвращению, но не слишком рада улову. Она принялась чистить рыбу, а Оливер и дедушка приступили к ужину.

После ужина мальчик вышел во двор. Бабушка поручила ему накормить собаку. Оливер положил еду в миску, и Чар принялся уплетать свой ужин.

– Добрый вечер, гер Йенсен, – улыбнулся мальчик, увидев в соседнем дворе ворчливого старика с тарелкой печенья в одной руке. Второй рукой он опирался на трость.

Он хмуро посмотрел на Оливера и продолжил путь в сторону калитки, где вдоль забора росли деревья. Даже забор тут, в общем-то, был не нужен. Деревья выполняли его функцию. Старик всегда был неприветливым и сердитым. Поэтому Оливер ничуть не удивился его поведению. Он пожал плечами и вернулся в дом.

Они с дедушкой уселись в кресла и стали мечтать о будущем и ностальгировать о прошлом. Оливер рассказал, что хочет стать моряком, плавать по морям и океанам, путешествовать и возвращаться домой, а потом вновь отправляться в путь.

Море манило мальчика всегда. Но летние каникулы он все же предпочитал проводить здесь, где нет моря, но есть речушка с карасями и камнями, поросшими мхом.

– А я, Ол, всегда хотел стать летчиком, плавать не по морям и океанам, а по небу. Смотреть вниз на землю с борта самолета…

– Я боюсь высоты, – пожал плечами Оливер.

Дедушка лишь улыбнулся.

– Но я стал врачом.

– Ты стал ветеринаром, – поправил его внук.

– Да, врачом для животных. Зато я сам могу подлечить Чара или ослика, да даже бабушкиных кур, будь они неладны! Но скажу тебе по секрету, – дедушка наклонился к мальчику и сделался тише, – я больше люблю их готовить.

Мальчик рассмеялся, а дедушка улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

– А о чем ты мечтаешь сейчас? – поинтересовался Оливер.

– Сейчас? – дедушка печально улыбнулся, – эх, Ол, ты ведь будешь смеяться над стариком. Подумаешь, что я совсем спятил.

– Расскажи, обещаю, что не буду смеяться, – просил мальчик, – это же мечта. И она может быть даже самой невероятной, – глаза его горели от любопытства.

– Ну, ладно. Так и быть. Только не говори бабушке, что я все знаю, – дедушка подмигнул.

Но мальчик не понял, что такого знает дедушка, о чем знает и бабушка, но он не должен ей рассказывать о… впрочем, он уже запутался в рассуждениях и приготовился слушать.

– Я с самого детства мечтал увидеть Статую Свободы.

– Ого! – воскликнул мальчик.

– Тсс, – дедушка прислонил указательный палец к губам, – знаю-знаю, что я стар уже и путь не близок. Но как ты знаешь, в следующем году у меня юбилей. И твоя бабушка, – дедушка огляделся, убедившись, что ее нет поблизости, – так вот, она готовит мне сюрприз. И я знаю, какой, – дедушка загадочно замолчал.

– Неужели…

– Да, – радостно сообщил дед, – я случайно подслушал ее разговор с твоей мамой. Ол, я попаду туда! Представляешь! Попаду! И увижу то, о чем так мечтал! Всю жизнь мечтал!

Дедушка радовался так, что даже Оливер воодушевился и представил себя на месте деда. Как же, наверное, здорово, когда мечты сбываются. Вот только жаль, что это не станет сюрпризом для дедушки, ведь он все знает. Хотя это ничуть не огорчает его. Даже наоборот, радует. Теперь он знает наверняка, что заветной мечте его суждено сбыться. И совсем неважно, в каком возрасте.

Они говорили долго и о разном. Делились новостями. Оливер рассказывал о городе, дедушка о деревне. Так они просидели допоздна, пока бабушка не разобралась со всей рыбой и не отправила их спать.

II

Ночь была светлой. Луна висела в небе сочным апельсином и заглядывала в крошечное окошко мансарды. На ночь стоило бы задернуть шторы. Родители Оливера всегда закрывали окна на ночь. Хотя здесь этого можно было и не делать, но привычка взяла свое.

Мальчик подошел к окну и тут же отпрянул от него. Но спустя мгновение он осторожно подкрался и выглянул в окно снова. Во дворе у раскидистого ясеня стояли три высокие фигуры в темных одеждах. Лиц их не было видно из-за капюшонов – одна темнота. Они стояли неподвижно. Все три одинаковые. Освещенные луной они выглядели пугающе и вселяли ужас. Кто они и что им здесь нужно? Мальчик смотрел на них, а они, казалось, не собирались уходить. Враз незваные гостьи вытянули худые руки и указали на дом.

Тук. Тук. Тук.

Мальчик вздрогнул и обернулся. Стучали в дверь. Он отрывисто задышал. Будто камень встал поперек горла и не давал воздуху свободно проходить в легкие. По телу предательски пробежала дрожь.

– Ол, ты еще не спишь? – послышался голос дедушки.

Мальчик открыл дверь. В комнате появилась седая пушистая голова деда.

– Я вот думаю, а что если завтра мы отправимся в лес за черемшой? Как ты на это смотришь? Бабушка так вкусно ее маринует. Ммм… Пальчики оближешь!

– Дедушка, кто… – мальчик метнулся к окну, но там уже никого не было.

Он вгляделся в сумрак. Никого. Луна освещала цветы и каменную дорожку, ведущую к дому.

– Кто же не любит маринованную черемшу, – мальчик выдавил из себя улыбку, хотя внутри поселилась тревога и спросить он хотел совсем о другом.

– Ну, вот славно, – дед хлопнул в ладоши, – спокойной ночи, Ол!

Мальчик закрыл дверь и опять подошел к окну, он осторожно выглянул в него, но увидел лишь то, что видел пару мгновений назад: луна, цветы, дорожка.

– Спокойной ночи, деда, – тихо и встревоженно произнес он себе под нос.

Мальчик залез под одеяло и решил, что первым делом завтра отправится к ясеню, под которым стояли эти три фигуры, напугавшие его. Вдруг там он найдет что-то, что поможет узнать о них. А за завтраком обязательно спросит у дедушки с бабушкой, вдруг они знают, кто это.

Утро все никак не хотело наступать, но Оливер, наконец-то дождался, когда начнет светать. Он лежал в кровати до тех пор, пока не услышал, как внизу копошатся бабушка с дедушкой. Мальчик тут же надел шорты и майку и спустился на кухню. Дедушка читал свежую газету, бабушка разливала по чашкам травяной чай.

– Доброе утро, Ол! – улыбнулся дед и подмигнул так, будто что-то затеял. Впрочем, он, и правда, затеял. И все присутствующие знали, что, но упорно молчали и каждый думал, что все знает лишь он один. Или она одна.

– Ты же хотел сегодня пойти за черемшой, – напомнил мальчик, сев за стол напротив деда.

– Да, но давай перенесем это на завтра или послезавтра. Я сегодня немного занят.

– Он себя неважно чувствует, – вмешалась бабушка, сдвинув брови и тоже сев за стол.

– Фрея, перестань, – отмахнулся дедушка, – подумаешь, кашель. Наверное, на рыбалке замерз, – он громко шелестнул газетой, отложив ее в сторону.

– Матиас, это не просто кашель, – насторожилась бабушка.

– И он начался у тебя еще до рыбалки, – подхватил Оливер, забеспокоившись о здоровье деда.

– Значит, в саду продуло. Что вы заладили все кашель да кашель. Давайте есть, – и дедушка зацепил вилкой омлет, отправил его в рот, и запил сладким бабушкиным чаем.

–Как спалось, рыболов? – вдруг спросил дед, уводя разговор в другое русло.

– Эээ… спаслось? Да… нормально, – соврал мальчик. Ему не хотелось тревожить дедушку и еще больше озадаченную бабушку, которая то и дело подставляла гречишный мед ближе к чашке деда, надеясь, что он поможет от кашля. Поэтому о трех странных фигурах он решил промолчать.

– Как-то неуверенно, – прищурил глаза дедушка.

– Видно, с непривычки, – улыбнулась бабушка, – первая ночь на новом месте почти всегда бессонная.

– Но это не новое место. Это его дом, такой же, как и в Бергене с родителями.

– Да, но такой перерыв, – бабушка потрепала волосы Оливера. Уже второй раз за время его присутствия здесь. Мальчик не был против. Ему нравилось, когда бабушка улыбалась, а раз ей доставляло удовольствие трепать его волосы, то он потерпит.

После завтрака каждый занялся своими делами. У Оливера дело было одно – отправиться в сад к месту, где стояли ночные гости.

Оливер обошел дерево. Никаких следов. Будто никого здесь не было вообще, а эти странные фигуры привиделись ему. Наверное, то же самое сказала бы бабушка, расскажи он ей о них. Это странно. Даже очень странно. Земля мягкая и от кед мальчика остаются отпечатки. А их было трое и ничего.

III

Следующей ночью Оливер тихо спустился вниз, спрятался за сараем, откуда хорошо видно весь сад и злополучный ясень. Сегодня он разглядит их лица и узнает, кто из соседей приходит на их участок по ночам.

Время шло, а фигуры все не появлялись. Оливер уже собирался идти спать, как неподалеку мелькнула тень. Мальчик резко прижался к деревянной стене сарая и осторожно выглянул из-за него, стараясь не шуметь. Главное сейчас – оставаться незамеченным.

Три высокие фигуры вновь стояли под деревом. Женские. Оливер увидел их руки с тонкими изящными пальцами. Такие бывают только у женщин. Они, как и в прошлый раз, указывали на дом бабушки и дедушки. Фигуры оказались выше, чем Оливер себе их представлял. Со второго этажа они выглядели хоть и высокими, но не настолько. Сейчас же их рост был раза в три больше роста мальчика.

Он пытался вглядеться в их лица, но не смог ничего увидеть. Низко опущенные капюшоны тщательнейшим образом скрывали их. Фигуры постояли неподвижно несколько минут, а потом развернулись и сначала медленно, а потом, ускоряясь, покинули сад.

Оливер подбежал к ясеню, но вновь ничего не обнаружив, решил проследовать за ними. Фигуры быстро скрылись в темноте. Они проскользнули в рощу, и мальчик тоже побежал туда. Ночью здесь было совсем неуютно. Деревья больше напоминали костлявых монстров, а крапива жгла сильнее, чем днем. Или так только казалось?

Он окончательно потерял из виду женщин, прячущих свои лица под капюшонами балахонов, и шел наугад, привыкая к темноте. Он двигался быстро, как только мог, но запнулся о ветку старого дуба и упал, больно поцарапавшись растущим повсюду сорняком и торчащими прутьями.

Со злости Оливер ударил кулаком о землю, опустил на мгновение голову, но сразу поднял ее, почувствовав свет. Этот свет просачивался из окон заброшенной охотничьей избушки. Ее давно уже никто не использовал. Да и охотников в деревне совсем не осталось. Покосившийся домик порос мхом, а крыша его того и гляди – завалится.

Мальчик поднялся с земли, отряхнулся и подкрался чуть ближе. Свет был настолько ярок, что причинял боль. Оливер зажмурился и снова открыл глаза. Свет не гас. Но в окнах ничего нельзя было разглядеть. Яркие лучи света не давали даже полностью открыть глаза, не то что различить хоть какое-то движение внутри избушки.

Оливер решил, что вернется сюда днем, когда в электрическом свете не будет необходимости. Но откуда, здесь электричество? Впрочем, этот вопрос его мало беспокоил. Мальчик отряхнул от травинок острые коленки и пошел в обратную сторону. Он шел быстро, каждый раз оглядываясь, не идет ли за ним по пятам одна из трех фигур. Но он был совершенно один в роще. Если не считать птиц и насекомых.

Оливер забежал в комнату и оперся руками в ноющие коленки. Ссадины было видно даже в свете луны, проникающей в окно. Стоит ли говорить, что до утра они не заживут. И бабушка обязательно спросит, где он поранился. Мальчик спустился вниз на кухню, промыл раны водой и лег в постель. Но этой ночью уснуть ему не удалось. Еще бы! Такое приключение запомнится ему надолго.

С утра дедушка чувствовал себя лучше, но все же они с Оливером решили покопаться в саду – надо было побелить стволы яблонь и груш – и отремонтировать загон для ослика. Оливер подносил доски и помогал их придерживать, пока дедушка вбивал гвозди. Ослика на время привязали, а пес лениво поглядывал на все это, приподнимаясь, и опять ложился спать, когда наступала тишина между забиванием гвоздей и поиском подходящих досок.

После плотного обеда дедушка сел в кресло и задремал, бабушка занялась уборкой, а Оливер отправился в рощу, к полуразвалившемуся охотничьему домику. Днем он не испытывал страха. Скорее, это чувство теперь можно было назвать любопытством и детективным интересом.

Света в окнах не было. Вокруг стояла тишина. Только изредка стрекотали цикады. Мальчик толкнул дверь, и она со скрипом открылась. Оливер вошел внутрь. Каково же было его удивление, когда он увидел внутреннее убранство. Светлые ровные стены, аккуратные стулья и стол. На окне стояла чистая глиняная посуда. И ни пылинки. Повсюду чистота и порядок. Только на столе немного крошек. В доме никого не было.

Оливера привлекла лестница, ведущая вниз. Он осторожно прошел по дому, спустился на несколько ступеней, потом еще и еще. И попал в подвал. Здесь не было окон и лампочек. Но в подвале было светло, как днем. Взгляд мальчика устремился к противоположной стене, исчерченной нитками. Разных цветов, разной толщины и разной длины. Рядом стояла прялка, на прямоугольном столе лежало веретено и клинок. Острый и блестящий.

Оливер обернулся назад, убедившись, что в доме он один. Приблизился к стене из переплетенных нитей. Он присмотрелся и увидел надписи с именами: Клаус Форстер, Аманда Льюис, Йозеф Фишер, Матиас Хансен, Люси Кок. Стоп! Матиас Хансен. Мальчик присмотрелся пристальнее, не ошибся ли он? Нет. На стене и впрямь коряво кто-то написал имя дедушки. Почерк был неаккуратным. Будто этот «кто-то» едва научился писать.

Оливер коснулся стены из ниток, но тут же услышал скрип входной двери наверху. Сердце его быстро забилось, казалось, его слышно даже за пределами этого странного подвала и дома в целом. Это пришли они. Три фигуры в балахонах. Шаги приближались, и мальчик не знал, куда ему спрятаться. Здесь кроме стола, прялки и стены не было ничего такого, что могло бы служить укрытием.

– Кто? Кто? Кто? – говорили они в унисон.

Их голоса были холодными, металлическими и шипящими. Точно три змеи они шипели свое «кто», пока спускались в подвал. Мальчик прижался к стене, бежать было некуда, а потому пришлось просто ждать.

Наконец, появились три высокие бледные, почти белые, женщины. Одна выглядела очень старой, другая оказалась женщиной средних лет, а третья была самой молодой среди них. Их лица казались злыми, волосы были длинными и спутанными, словно за ними совсем не ухаживали и даже не расчесывали.

Женщины уставились на мальчика, вжавшегося в стену.

– Он пришел, – прошипела старая, оскалив острые зубы.

– Он пришел, – повторила зрелая.

– Пришел, – подхватила молодая.

– Кто… кто вы… такие? – дрожа, спросил Оливер.

– Кто мы? – три раза повторили они поочередно.

– Мы начало, – проговорила старая женщина.

– Мы есть, – произнесла женщина средних лет.

– Мы конец, – шипела молодая.

Зрелая женщина подошла ближе к Оливеру. Мальчик сильнее прижался к стене и закрыл глаза, ожидая чего-то ужасного.

– Мы те, кто от начала до конца, – прошипела зрелая, – а кто ты?

– Кто ты? Кто ты? – повторили за ней остальные.

Мальчик открыл глаза.

– Я… я Оливер. Вы приходили ночью к дедушке с бабушкой. Зачем вы к ним приходите? Что вам нужно?

Зрелая женщина придвинула стул и попросила жестом мальчика сесть. Он медленно сел, глядя на нее с опаской, и приготовился слушать.

– Мы сестры, – ответила зрелая женщина.

– Урд, – протянула старая, – прошлое.

– Верданди, – женщина средних лет указала на себя, – настоящее.

– Скульд, – молодая склонила голову набок с любопытством разглядывая мальчика, – исход.

– Сестры? – удивился мальчик, потому как больше они были похожи на мать, дочь и внучку.

– Сестры, сестры, сестры, – закружились они, взявшись за руки, – мы – начало, мы – есть, мы – конец.

Сестры все кружились в танце, словно обезумевшие.

– Зачем вы приходили к нам? – спросил Оливер, прервав их веселый и в то же время жуткий хоровод.

– Матиас Хансен должен умереть, – с улыбкой прошипела Скульд и снова начала танцевать.

– Что значит… умереть?

– Он должен. Ему пора. Время пришло, – проговорила Скульд.

– Нет! – крикнул мальчик и соскочил со стула. Танцы прекратились, и лица сестер снова стали серьезными.

– Он не может вот так просто умереть, – сказал мальчик, еле сдерживая подступившие слезы.

– Нить его короткая, – Скульд протянула мальчику пушистую нитку. Длина ее была не длиннее мизинца.

– Но почему?

– Так положено. Так правильно.

– Так неправильно, – кричал Оливер.

– Это равновесие, – сказала самая старая, – это закон, которому мы подчиняемся. Мы не можем его менять, – сообщила Урд.

– Мы только плетем нити судьбы, – поддержала сестру Верданди.

– И режем нити, – завершила Скульд.

– Но разве нельзя все изменить? – с надеждой спросил Оливер.

– Нельзя, нельзя, нельзя, – зашипели в один голос сестры.

– Должен быть выход. Урд, – он обратился к старухе, и та посмотрела на него, – Верданди, – и зрелая женщина впилась в него взглядом, – Скульд, – и молодая обратила свой взор на мальчика. – Я прошу вас, дайте ему еще немного времени.

– Нельзя, – проговорила шепотом Скульд.

– Год, – взмолился мальчик, – хотя бы год, – он вспомнил мечту дедушки, его счастливое лицо и горящие глаза, когда тот рассказывал ему о ней, – умоляю вас, помогите мне, – Оливер заплакал, закрыв лицо руками.

Скульд поджала губы, Верданди опустила уголки рта, а Урд опустила голову.

– Завтра до полуночи принеси лист дерева Иггдрасиль, – вдруг произнесла Урд.

– Нельзя, – возразили сестры, – баланс, равновесие, – зашипели они.

Но Урд бросила на них строгий взгляд и те опустили виновато головы.

– Мы сами не можем его взять, нас никто не должен видеть. О нас никто не должен знать, но ты здесь. Ты увидел, ты узнал. Принеси его лист и Скульд не станет обрезать его нить еще год, как ты просишь. А Верданди спрядет для него новую.

– Год, год, – вторили сестре две другие.

– Хорошо, – мальчик вытер рукавом слезы, – я принесу, обязательно принесу, – пообещал он и с надеждой побежал домой.

IV

Вечером пошел дождь, и в доме стало прохладно. Дедушка разжег камин. Бабушка покачивалась в кресле-качалке и вязала новый коврик из остатков пряжи. Оливер смотрел на огонь, сидя на полу у дивана. Где растет это дерево и как его найти – вот о чем он думал сейчас, грустно взглянув на дедушку, который уже усаживался рядом с ним.

– Ну, что, как прошел твой день? – улыбнулся дед.

Мальчик улыбнулся ему в ответ. Если бы только дедушка знал, что это лето для него может стать последним… Что бы он тогда сделал?

– Дедушка, а что за дерево такое Иггдрасиль? – мальчик прищурил глаза, – где оно тут у вас растет?

Дедушка только рассмеялся и похлопал внука по плечу.

– Нет такого дерева, Ол. Есть древняя легенда о трех сестрах-норнах, которые прядут нити судьбы, сидя под этим деревом у волшебного источника. Считалось, что самая младшая из всех сестер могла обрезать нить и оборвать жизнь человека, если ее не задобрить. Поэтому эту сестру… как же ее? – дедушка задумался, почесывая подбородок.

– Скульд, – напомнил мальчик.

– Да, точно! – дедушка перевел взгляд на Оливера, – а ты откуда знаешь?

– Я? Да… да так, читал. Давно, – соврал Оливер, – но это дерево. Иггдрасиль. Оно – тоже выдумка? Его не существует?

– Нет, конечно, нет, – вздохнул дед, – у нас много историй. Интересных и не очень, добрых и злых. Если хочешь, я тебе как-нибудь расскажу их.

Мальчик только выдавил еле уловимую улыбку и отвел взгляд. Огонь в камине приятно потрескивал, наполняя дом теплом. Как же так? Неужели норны обманули его? Но зачем? Зачем давать надежду, заранее зная, что она будет напрасной? Проклятые обманщицы!

Ком подошел к горлу Оливера. А обида охватила его целиком. Они решили посмеяться над ним, подшутить? Но… крошки на столе в их доме… Они ведь были не от хлеба. Скорее, от печенья. Печенье гера Йенсена, оставленное на улице у ворот и его нить. Длинная, прочная… Ну, конечно! Печенье!

– Спокойной ночи! – радостно произнес Оливер и побежал на второй этаж.

Он переступал сразу через две ступени, чтобы быстрее оказаться в комнате. Мальчик подпер дверь стулом, чтобы бабушка с дедушкой не вошли сюда и не заметили его отсутствия. Убедившись, что дверь не откроется, он метнулся к окну. На улице было темно. Лил дождь. Оливер открыл окошко, капли брызнули ему в лицо, а ветер ударил прохладой. Мальчик надел кофту с капюшоном и забрался на подоконник. Со второго этажа прыгать вниз было бы неразумным, но ему повезло. Под окном мансарды стояла тачка с соломой. Дедушка приготовил ее накануне, чтобы застелить сарай для ослика.

Чар глухо гавкнул и, было, бросился защищать дом, но Оливер позвал его по имени и тот замолчал, виляя хвостом. Мальчик потрепал его за уши и пошел дальше. Он подобрался к воротам, перелез через них, чтобы не скрипеть лишний раз и не привлекать внимание пса, и оказался на дороге.

Он пошел к дому гера Йенсена, который стоял совсем рядом. Но грязь успела прилипнуть к обуви и забрызгать голые щиколотки. В доме соседа горел свет. Мальчик подошел к его ограде и резко присел за пышный кустарник, когда старик выглянул в окно в пижаме и ночной шапочке. Гер Йенсен зашторил окна и погасил свет. Должно быть, он отправился в спальню.

Оливер протянул руку и откинул крючок. Калитка открылась, ни разу не скрипнув. Мальчик зашел во двор и подкрался к деревьям, растущим вдоль забора. Он заглянул за самое крупное из них и вновь увидел печенье. Гер Йенсен опять положил три круглых печенья в белое блюдце. Одно для Урд, второе для Верданди и третье для Скульд. Они принимают его подношения и продляют жизнь, не требуя листьев никакого несуществующего дерева. А это значит, что…

– Ах, ты негодяй! – послышалось за спиной.

Мальчик обернулся и увидел разъяренного приближающегося старика в ночной шапочке и пижаме с тростью в руках, – а ну, вон отсюда! – рычал старик.

Оливер хотел что-то сказать в свое оправдание, но решил, что лучше покинуть этот дом. Тем более что он проник сюда без спроса, словно ночной воришка. Мальчик рванул к калитке, выбежал на дорогу. Он обернулся, старик уже не кричал и не шел за ним, размахивая тростью. Он затерялся среди деревьев. Наверное, проверял, на месте ли печенье. Оливер отдышался и потрусил домой, чавкая грязью под ногами.

В комнату он вернулся тоже через окно, подставив деревянную лестницу из сарая. Он снял грязные кеды, спустился вниз и достал три печенья из коробочки в кухонном шкафу. Дедушки с бабушкой не было видно. Это означало, что они уже спят и не заметили его отсутствия. Хотя гер Йенсен наверняка утром доложит им о вечернем приключении их внука.

Оливер вернулся в комнату и слез через окно на улицу. Там он положил печенье под ясень, аккурат где появлялись норны. Они снова придут и заметят подношение. И тогда продлят жизнь любимого дедушки.

Воодушевленный мальчик вернулся в дом тем же путем, переоделся в сухие и чистые вещи и лег в постель. Наконец-то, можно отдохнуть. Он был взволнован, но рад. Они обманули его, но он нашел другой способ.

Оливер с нетерпением ждал утра. Он ничуть не боялся ябедничества гера Йенсена. Чтобы бабушка и дедушка ничего не заподозрили, он позавтракал вместе с ними, дождался, когда дед уйдет стелить солому ослику, а бабушка примется мыть посуду. И сам поспешил к дереву, где крутился Чар.

– Эй, – крикнул мальчик, – подбегая к месту, где оставил подношение для норн.

Он посмотрел на землю. Два печенья лежали нетронутыми, третье дожевывал довольный пес. Они не приходили этой ночью, с досадой понял Оливер.

– Ешь, – грустно произнес он, когда собака взглянула на него.

А, быть может, они просто не приняли его угощение?

Оливер опустил голову и пошел помогать дедушке с соломой. Ему было грустно и обидно. Он так старался и, казалось, нашел решение, но, увы, это не так. И все-таки ему больше хотелось верить в то, что норны просто не приходили и не видели печенье.

Дедушка все чаще кашлял, но продолжал работать и быть активным. Оливер видел, что ему тяжело, но не стал говорить об этом, а просто делал больше работы, чтобы дедушке досталось меньше.

Весь день Оливер думал над тем, почему же норны не пришли прошлой ночь? Может, их напугал дождь, и они придут сегодня? А что если нет? Что если причина в чем-то другом? Он должен пойти к ним. Сегодня. До полуночи. У него нет того, что они просили, но зато есть печенье.

Когда стемнело, Оливер тихо прокрался на кухню, достал печенье и положил в карман. Незаметно он вышел на улицу и отправился в рощу. Луна уже взошла. Убывающая, отметил Оливер. Он какое-то время еще смотрел в небо, думая, стоит ли вообще верить этим норнам и надо ли идти к ним, но все же решил, что так тому и быть. Он обернулся, посмотрел на дом, увидел, как в соседнем доме погас свет, и отправился к трем сестрам, живущим в охотничьем домике.

Яркий свет опять пробивался из окон, но мальчик не обращал на него внимания. Он постучал в дверь и толкнул ее. Зашел в дом и не обнаружил норн. Оливер бросил взгляд на стол. Печенье. Свежее. Имбирное. То, которое кладет у забора каждый раз перед сном гер Йенсен.

Мальчик знал, где сестры. Конечно же, они плетут свои нити в подвале. И он был прав. Самая старая из сестер – Урд – крутила колесо своей прялки. Верданди накручивала нить на веретено. А Скульд…

Ее острый нож блестел угрозой и пугал. Она взяла нить дедушки, поднесла к ней клинок.

– Нет! – крикнул мальчик, – стойте! – он спустился с лестницы.

– Иггдрасиль, Иггдрасиль, Иггдрасиль, – поочередно прошипели сестры. Волосы их были спутаны, лица больше напоминали лица сумасшедших, но Оливера они не пугали.

– Ты принес то, что обещал? – жадно прошептала Урд, сутулясь и подходя ближе.

– Принес? Принес? – повторили норны вслед за сестрой.

Мальчик сглотнул.

– Я… Вы обманули меня, – выпалил он, – нет никакого дерева!

– Он не принес, – прошипела Скульд и вновь занесла клинок над нитью деда.

– Я принес! – остановил ее мальчик.

Сестры уставились на него, широко раскрыв глаза.

– Принес… это, – Оливер достал печенье из кармана и протянул вперед.

Лица норн скривились. Старуха Урд подошла к нему и принюхалась к печенью. Она обошла мальчика, посмотрела в его глаза и сообщила:

– Он не справился.

Скульд резко отрезала кончик нити.

– Но почему? – взмолился мальчик, – вы принимаете печенье гера Йенсена и не укорачиваете его жизнь. Почему вы не принимаете моего подношения?

– Его время еще не пришло, – прошелестела Верданди.

– Он дает нам печенье и думает, что так продлит себе жизнь, – засмеялась Скульд,и смех ее был не смехом, а свистом ветра, режущим слух, – но ее нельзя продлить.

– Но вы же сказали…

– Должно быть равновесие, – продолжила молодая норна.

– Я пожалела тебя, а ты не справился, – проговорила Урд, садясь за прялку.

– Но его нет! – разозлился Оливер, – этого дерева не существует! Вы – обманщицы!

Сестры зашипели все вместе еще громче, чем когда-либо. Отложив свои дела, они поднялись и встали рядом друг с другом, а потом закружились в танце, шипя как змеи.

– Луна взошла, – протянула Урд.

Сестры подняли руки вверх и запрокинули головы. Из их ртов вырвался протяжный вой, полный печали и скорби.

– Пора, – сообщила Скульд и вернулась к нитям. Сестры опустили руки и повернулись к сестре.

Скульд взяла клинок и коснулась рукой нити дедушки Оливера. Лезвие предательски блеснуло. Скульд поднесла клинок к нити, замахнулась и…

– Стой! – выкрикнул мальчик и сделал шаг вперед, но сестры преградили ему путь, чтобы он не мог прервать начатое, – ты говоришь равновесие, – сердце колотилось так, будто вот-вот выпрыгнет, в висках тарабанило, словно где-то возле уха монотонно стучали по барабану, – должно быть равновесие. Так?

– Равновесие, – зашипела Скульд.

– Должно быть равновесие, – подхватили сестры.

Мальчик вновь вспомнил о мечте дедушки и его счастливой улыбке. Он на секунду представил себе, что его не станет. Сегодня. Сейчас…

– Отними один год у меня, – вдруг предложил он.

Скульд опустила клинок и повернулась к мальчику. Она удивленно приподняла бровь.

– Отдай его дедушке, – попросил Оливер.

Сестры переглянулись.

– Ведь тогда равновесие сохранится?

– Равновесие, равновесие, равновесие, – радостно проговорили сестры по очереди.

И Скульд отрезала кончик другой нити. Она была разноцветной и длинной. Длиннее, чем остальные. Она отложила клинок и стала танцевать, кружиться и радостно улыбаться. Будто только что сделала что-то очень важное. Впрочем, для нее этот обряд и являлся самым важным в жизни. Это ее предназначение.

Верданди дотронулась до нити дедушки, и она стала чуть длиннее.

Мальчик улыбнулся и выдохнул. Как же раньше он не догадался?!

– Спасибо! Спасибо! – благодарил он.

– Иди, – произнесла Верданди и принялась накручивать нити на веретено.

– Оставь печенье под Иггдрасилем, – добавила Урд.

Оливер махнул головой и побежал наверх. У порога он остановился. У Иггдрасиля? Последняя фраза, брошенная норной, заставила его застыть на месте. Ясень! Это и есть Иггдрасиль! Они просили принести им лист ясеня, растущего в саду. Иггдрасиль все это время рос перед его носом, а он этого не понял.

Все было так просто и сложно одновременно. Но Оливер ничуть не жалел, что отдал свой год жизни любимому дедушке. Мечты должны сбываться. Всегда.

***

– Это лето будет особенным, – прошептал Оливер, когда они подъезжали к Статуе Свободы.