Парижские шуты [Магдалена Вишневская] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Магдалена Вишневская Парижские шуты

Глава 1. Несвятая Магдалена.

Париж, 1902 год.

– И средь тоскливых мин узрел твой светлый лик.

Хотел украсть и тьме скормить без сожаленья.

Такой беспечной мне казалась ты,

такой ты вовсе не была, увы.

Разбив моё творенье совершенной красоты,

Убогим сделала прекрасное видение…

– Это вы написали? – спросила юная Вите тихонько.

– Преступник не мог написать нечто столь душевное.

– Какой же вы преступник? Вы жертва обстоятельств!

– Ха-ха-ха, наивное дитя, – сказал он так, словно это приговор.

Вите обиженно надула губки. В её нежном взгляде читалась такая чистая любовь к мужчине, что казалось девчонка очень скоро погибнет в этом омуте. Она обернулась ко мне и улыбнувшись ласково спросила:

– Поэзия великолепна, правда Магди?

– Вы хотели сказать бездарные стишки из грязных уст беглого преступника льются чистейшей родниковой водой?

– Магдалена! – вскрикнула она, – как вы смеете?

Олеандр решил вмешаться и едко произнёс:

– Уж если госпожа Вишневская не умеет держать язык за зубами, не стоит вам, дорогая Вите, уподобляться ей.

Теперь пора. Я встала и подошла к мужчине вплотную. В его изумрудных глазах плясали черти. Мои руки скользнули за спину и в следующую секунду дуло револьвера прижалось ко лбу засранца. Он не двинулся, лишь продолжал сидеть в потрепанном, кожаном кресле. Стакан, наполненный бренди, треснул под давлением и янтарная жидкость неестественно медленно, подобно рижскому бальзаму, полилась на пол. Преступник лишь усмехнулся.

– Зачем я здесь по вашему? – злобно спросила я.

– Дабы узреть истинное уродство душ человеческих, – ответил Олеандр.

Он схватил меня за запястье и ударил руку, в которой я держала оружие о дубовый стол. Пальцы невольно разжались. Ещё удар и я лежала на полу в позе эмбриона. И теперь последний, в идеале смертельный. Бритва с причудливыми узорами и инициалами О. Л. на рукоятке познала моё нутро быстрее любого мужчины.

– Прекратите, молю! Олеандр, вы не убийца, – взмолилась эта глупая соплячка.

– Беги, – прорычала я, – убирайся прочь Вите!

Корчась от боли, я продолжала выкрикивать грязные ругательства до тех пор, пока напуганное создание не скрылось за дверью дома грешников.

– Какое благородство, прекрасная Магдалена. Неужели в вас осталось, что-то человеческое? Поэзия ли пробудила это в вас иль мотивы кроются в другом?

Я рассмеялась. Кровь брызнула изо рта на белоснежную шкуру, что некогда мне подарил богатый месье, не ведавший любовь до первой нашей встречи. Багровое пятно останется теперь надолго, как клеймо. Так иронично, сначала люди убили полярного медведя, теперь убьют на нём меня. От этой мысли стало ещё веселее.

– У вас чудный смех, – сказал Олеандр.

Он присел на корточки и ласково приподнял мой подбородок.

– Сколько же несчастных дев сгубили вы? – прохрипела я.

– Достаточно для того, чтобы в аду мне уготовили отдельное ложе подле самого Сатаны.

– Надеюсь, мы хотя бы там не встретимся с вами, – прошептала я, закрывая глаза.

Какой быстрый да нелепый конец. У меня был револьвер, а у него всего лишь затупившаяся бритва неизвестной мне марки.

– Магдалена! Вите, где они? Отвечай идиотка, чёрт тебя дери!

Спустя несколько секунд в комнату ворвалась знакомая мне рыжеволосая бестия.

– Маргарита, ну зачем поднимать такой шум, люди же спят, – сказала я, переворачиваясь на спину.

– Опять шутишь тупоголовая? – рявкнула девушка.

Олеандр мгновенно отскочил к окну и распахнул его настежь.

– Еще увидимся, дамы.

Мужчина выскользнул в окно и тенью пролетел по грязной парижской улочке. Пара бродяг, словно голодные псы, ринулись следом. Богато одетый Олеандр мог бы стать их аппетитной добычей, но погибнут в тёмную ночь, лишь эти двое несчастных.

– Ты как? – спросила Маргарита, подбежав ко мне, – хвала Богам неглубоко вошла. Нужно ехать к Дювалю, он подлатает тебя и возьмет за это сущие гроши.

– Или опять твою натуру, – сказала я, ехидно подмигивая.

Маргарита покраснела и, схватив рукоятку бритвы, слегка провернула её.

– Дрянь! – заорала я.

– Еще хоть одна вульгарная шутка Магдалена Кот и твоя польская задница познает всю ярость французской женщины, – прошипела она сквозь зубы.

Я молча протянула ей руку и девушка без лишних слов пожала её, затем встала и вышла, бросив напоследок:

– Позову Жана. Надеюсь, ты не уползёшь далеко. Неохота за кровавым ручьем плестись в поиске твоего трупа.

– Катись в пекло, женщина, – простонала я.

Стук её каблуков становился всё тише, пока не растворился в ночной тишине. За окном прогремело. Одна за другой огромные капли дождя отделились от величественных небес и рухнули на брусчатку. Они не хотели падать на холодную, мёртвую землю и уж тем более туда, где живут столь никчёмные создания.

“Интересно, – подумала я, – как там Санок? Погода нынче так себе. Матушка жаловалась на дождливую осень, болеющий скот и разбежавшихся от грома детишек. Или наоборот, это отпрыски лежат с температурой, а убежала испуганная животина? Проклятье! Кто теперь их разберёт?”

Я взглянула на дверь, затем на часы. Быть может никто и не придёт. Вряд ли Рита горит огромным желанием меня спасать. Жан, её любящий супруг, что бегает по шлюхам в свободное время ненавидит меня с тех пор, как я отказалась раздвинуть ноги за сотню франков. Одна форточка была распахнута нараспашку и запах дождя заполнил помещение. Я вдохнула влажные воспоминания и увидела маленькую, белокурую девочку. Босая, она сбегает с крыльца родного дома и мчится за единственным другом, ласковой гончей. Восьмилетняя Магда поскальзывается и падает прямо в грязь. Платье теперь всё испачкано, а значит, мама отругает её. Пред лицом несмышленой девчонки тут же появляется забавная морда. Преданная Раула вылизывает мокрую щеку ребёнка. Пара мгновений и жестокий отец оттаскивает животное, после хватает непослушную Магдалену и отправляет в сарай к свиньям. В тот раз я просидела там три с половиной дня без еды. Ублюдок приносил только дождевую воду.

– Вот она. Еще не окочурилась?

Звонкий голос Маргариты вывел меня из мира тошнотворных воспоминаний. Детскими травмами называют их врачи, а я же простой глупостью. Это можно забыть, стереть, как мел со школьной доски, но есть те, кто считают, что забвение не может поглотить боль прошлого. Боль порождает месть, а месть толкает глупцов на безрассудные поступки. Мудрые же отвергают её, как бы та ни старалась завязать с ними любовные узы. Мною она помыкает только тогда, когда риски быть поверженной собственноручно снижаются до нуля, а значит, я не отношусь ни к отчаянным идиотам, ни к величайшим мыслителям.

– А вы не могли шевелиться быстрее?

– Мы тебя спасаем вообще-то. Твоя прогнившая душонка никому, кроме нас, не сдалась, так что пару слов благодарности не помешают, – ответила Рита.

– Мне бы хватило её молчания, – сказал Жан устало обращаясь к жене.

– Не сегодня, – рыкнула я, не скрывая презрительной усмешки, – как дела в новом борделе, милый? Открылся всего пару дней назад, а ты уже оседлал молоденьких нимфеток?

– Заткни пасть, дорогуша, – вступилась за мужа Маргарита, – уж сколько крови на твоих беленьких ручках не счесть. Всех блядей Парижа не хватит, чтобы прикрыть бездыханные тела, что ты оставила за собой. Совесть не мучает?

– А должна? – спросила я, – я не трогаю тех, кто этого не заслуживает.

– Твоя правда, – внезапно смягчившись, произнёс Жан.

Жена недоуменно посмотрела на него, но, прочитав что-то в глазах мужчины, выдохнула и отвернулась. Она знала, что так и есть. Жертвами польки, чьи руки уже многие годы по локоть в крови, становятся лишь те, кто искупался в ней полностью.

– Я звонила Дювалю, поэтому нас не было так долго. Он приедет с минуты на минуту, доживи до этого, умоляю. Обидно будет, если пол города на уши поднимем из-за дохлой иностранной курвы.

Зря она сказала это. Смеяться с бритвой в боку не самое лучшее занятие, но остановиться оказалось слишком сложно. На смертном одре многие превращаются в шутов. Небытьё пугает настолько, что становится невозможно ожидать его в гробовом молчании. Я закрыла глаза, прислушиваясь к разговору супругов. Неинтересные, пустые речи, но всё лучше, чем эта мёртвая тишина. Жан зажёг повсюду свет, затем сел за огромный рояль.

– О нет, ты же не собираешься добить меня своей отвратительной игрой? Лучше всади лезвие поглубже и я помру, – взмолилась я.

– Прости Ленка, но засыпать тебе нельзя.

– Меня зовут Магдалена неотёсанный ты мужлан. Убери руки от рояля, не порти мой чудесный слух.

Жан посмотрел на Риту и они оба рассмеялись.

– Черт с вами, – сказала я переворачиваясь на бок, – играй. Быть может, Господь услышит это, и врата преисподней откроются для тебя ещё живого.

Жан словно, что-то знал. Он выбрал мелодию до боли знакомую, пропитанную металлическим, удушливым запахом смерти.

– На Огинского замахнулся? Как символично. Беглая польская преступница слушает “прощание с родиной”.

– Скучаешь по Саноку? – внезапно спросила Марго.

Я не ответила. Лишь крепче зажмурила веки, чтобы предательские слёзы не выдали горькую тоску внутри. Вырезать бы её, да бросить в открытое пламя.

– Камин Жан, она ледяная.

Мужчина встал и подошел ко мне. Он прикоснулся к безвольной руке и, кивнув жене, покинул комнату. Через несколько минут он вернулся. Поленья во мгновение обняло общительное пламя. Огонь так тщетно желает подружиться хоть с кем-нибудь, но либо убивает он, либо его. Я видела в этих алых, горячих языках себя. Одиночку, что так опасна для других, но если найдётся достойный противник, она потерпит поражение. Вот и Олеандр оказался губительной водой для безжалостного пламени. Как часто этот стойкий мужчина оказывался так близок к Моране и всё же поразил меня сам. В комнате стало гораздо теплее и теперь невероятно захотелось спать. Жан продолжил играть фальшиво, намеренно провоцируя меня на ругань, дабы Морфей не поцеловал мои синие губы. Все тщетно. Упоительные грёзы уносили меня всё дальше от бездарного игрока и его властной супруги. Вот и Эдем открылся, но дороги больше туда нет.

– Таких, как ты, сюда не пускают, – раздался громогласный голос, – святой была когда-то Магдалена, а ты – заблудшая овца. Пошла вон!

Теплый свет, что грел меня и успокаивал исчез. На смену ему всё та же комната, запах тлеющих углей и знакомые голоса.

– Ленка! Ты слышишь? Антуан приехал! Держись дикая брави, – сказал Жан, горько усмехнувшись.

"… Я в грёзах видела тебя.

Поодаль дом, чуть дальше океан,

а где-то позади леса, что частью плоти моей стали.

Ах, если бы могла я раствориться среди мха,

сокрыться от безмолвия печали.

Тебя искать не стану я,

не брошусь в сотканые дали…"

Светлые покои доктора Антуана Дюваля обычно были заперты от всех. Теперь же я, Магдалена Кот, беглая преступница и знатная душегубица заняла их. Небольшая, полупустая комната. По левую руку от меня стояло массивное зеркало, комод и пара стульев. По правую – ничего, кроме трёх небольших окон, выходящих на улицу Добродетелей. Одно из них было приоткрыто. Тусклый луч, уставшего, опечаленного, а потому спрятавшегося за облаками солнца, упал на чистый пол. После длительных дождей небо, словно заболело. Затенутое жёлто-серыми тучами, оно тихонько плакало. Слёзы холодной изморосью напоминали людям о том, что природа тоже порой горюет. Беспризорные мальчишки орали под окнами, отвлекая внимание. Один за другим они обчищали карманы прохожих. Вот-вот, какой-нибудь подозрительный господин заприметит воришку и, схватив за шкирку, потащит его к сержанту. Ничего, ночлежнику полезно, сама через это проходила. Я с трудом встала с кровати. Левый бок, туго затянутый бинтами, противно, болезненно ныл. И всё же я подошла к окну. Да, так и случилось. Неравнодушный прохожий дал мальчонке под дых и повёл его в узкий переулок. Чертёнок вырывался и плакал, умолял отпустить, но мужчина молча тянул его во тьму. Дама средних лет в светло-розовом пальто смотрела на происходящее с ужасом, затем не выдержав подбежала к таинственному незнакомцу и попыталась оттащить от него сорванца. Человек грубо оттолкнул её так, что та чуть не упала наземь.

– Наконец-то ты пришла в себя, моя дорогая!

Я вздрогнула. В комнату вошёл обаятельный мужчина пятидесяти лет. Его седые волосы были собраны в тугой пучок, а лучезарная улыбка, подобно сладкому мёду, липла ко всему, на что падали глаза доктора. Молча кивнув, я обернулась к окну. Ни мальца, ни бестактного господина не было. Только пострадавшая женщина красочно описывала произошедшее скучающим зевакам.

– Простите месье Дюваль, я немного озадачена.

– Чем же, Магда? – удивлённо спросил он.

– О, не беспокойтесь, ох уж эти мысли вслух, – ответила с деланным безразличием, – долго я была без сознания?

– Почти сорок часов. Ты потеряла слишком много крови, особенно по пути. Жан хоть и силён, но тащить тебя ему было сложно, в основном из-за платья, оно значительно утяжеляло.

Я было открыла рот, чтобы сообщить неприятный факт об этом платье, но Антуан быстро понял и, подняв руку, как бы останавливая меня, сказал:

– Да, уже дома мы обнаружили это.

Он указал на комод, где кто-то аккуратно выложил всё оружие, которое я тщательно прятала в потайные карманы подъюбника. Я перевела взгляд на доктора и виновато улыбнулась. Немного помедлив, я сказала:

– Хотелось бы немного размять ноги, уж очень не люблю лежать без толку.

– Понимаю, – сочувственно произнес он, – ты такая же неугомонная, как и моя родная Вите. Пока приляг. Я найду подходящую одежду и ты сможешь выйти.

Я послушно подошла к большой кровати и упала на мягкие перины. Он смотрел на меня так нежно, почти по-отечески. Для Антуана Дюваля я лишь несмышленое дитя, брошенное на произвол судьбы в раннем детстве.

– Бьянка готовит завтрак, чего бы ты хотела?

Живот неприятно заурчал, напоминая о том, что я простая, хоть и чертовски везучая, смертная.

– Что угодно на ваше усмотрение, месье.

– Я распоряжусь.

Мужчина вышел, а я осталась лежать безучастно, уставившись на сверкающую люстру. Раньше это была комната матери Вите, Дезири. Роспись на потолке, выполненная по заказу женщины талантливым художником, уносила в дальние миры, построенные чистейшими детскими грёзами. Над головой, прямо в комнате, простиралось искусственное небо. Облака-овечки гуляли по нему без страха. Они не оглядывались, не боялись пастушьей герлыги или серого, голодного волка. Тут пушистые создания в безопасности. Я прислушалась к их шагам и шёпоту. Ярки бекали о чём-то прекрасном, совершенно неземном. Ах, разобрать бы их болтовню, добавить что-то своё. Но они не ответят мне, гордые дурочки.

Я вновь встала. Подойдя к большому зеркалу в золотой раме я посмотрела на бледную, немного истощённую, но всё ещё дьявольски привлекательную девушку. Аккуратные, припухлые губы, слегка вздёрнутый носик и огромные, голубые “глаза-аквамарины”. Светло-русые, длинные волосы струились по худым плечам. Фигура отточенная, песочные часы, что вызывают восхищение мужчин. Для нас же, женщин, это стремление к идеалу может стать роковым. И эти ноги… Красивые и выносливые. Они пробежали за короткую, пока жизнь, сотни и сотни километров. Сначала спасая меня от фанатика отца, затем от разбойников, убийц и насильников, сталкиваться с которыми регулярно считается “издержками” моей профессии. Нельзя сказать, что я трусиха, но порой убежать самое разумное решение. В дверь постучали и знакомый девичий голосок пропел:

– Магди, к вам можно?

– Да Вите, крошка, проходи, – ответила я.

– Папочка сказал, что вам лучше, – радостно воскликнула она, влетая в комнату, – ваша одежда безнадежно испорчена. Я принесла вам платье мамы. Она носила его задолго до того, как… как…

– Была убита Вите. Не стоит бояться этих слов иначе сброд, – я кивнула на случайных прохожих под окном, – учует слабость твоего духа и с аппетитом сожрёт. Во всяком случае, не питая к тебе тёплых, сестринских чувств, я бы так и сделала.

– Папа говорит, что ваша дерзость однажды непременно сведёт вас на тот свет и я вижу – он прав, – расстроенно проговорило дитя.

– Пускай так, – небрежно бросила я, – главное, что сейчас, в это мгновение, я имею возможность дышать с тобой одним воздухом, а что будет дальше меня мало волнует.

– Вите, милая, не обращай внимание на это несносное создание.

В дверях стояла Рита. В её взгляде читалось и презрение, и ненависть, и сочувствие. Она прекрасно знала, что на самом деле чувствует человек с моей судьбой. За грубостью и дерзостью скрывается проклятый обществом ребёнок. Преданный, растоптанный изгой.

Вите отдала мне платье, заношенные сапожки и вышла из комнаты. Марго заперла дверь, а затем уселась на кровать, жестом приглашая меня к себе. Мы молча смотрели в зеркало, что стояло напротив, и думали о глупых, низменных вещах. Облака-овечки на потолке никогда бы не впустили в своё сознание подобную чушь.

– Такая нелепость, – тихо сказала я.

– Что за ересь пришла в твою пустую башку на этот раз, – спросила она, ухмыляясь.

– На кой чёрт вы спасли меня, а главное, как узнали, что я в этом гадюшнике?

– Ты знаешь, какое трепло этот слизняк Олеандр? В кабаке, что на Клиши, пьяным языком он взболтнул, что одна юная полька завтрашним вечером познает остриё его клинка. Слухи дошли до Жана, но, естественно, трактовал он это не совсем верно.

– Извращенец!

– Надо отдать ему должное, я тоже подумала о члене, – сказала она, хихикая.

– Лучше бы это, чем лезвие в боку, – ответила я, вяло усмехаясь, – а спасать зачем?

– Я знаю твой секрет, несвятая Магдалена, – прошептала она, заговорчески улыбаясь.

Я окинула её непонимающим взглядом. Лицо девушки окаменело. Она смотрела на меня пустыми глазами, а затем медленно, словно находясь в неком трансе, произнесла:

– Старуха с косой желает встретиться, Магда. У неё для тебя сюрприз.

– Сука, – сказала я вставая с кровати.

Боли больше не было, лишь тупая ярость. Я схватила Маргариту за шею. Стоя над ней, я ощущала, как поднимается эта мощь и сила, заточённая глубоко внутри. Женщина сначала не сопротивлялась. Она смотрела на меня подобно отчаянному смельчаку, который понимает, что его вот-вот убьют, но с места не сдвинется, не попробует вырваться, не предпримет ни единой попытки спастись. Я таких никогда не понимала. Видимо с достоинством принять свою смерть кому-то гораздо важнее, чем прожить долгую жизнь, сыграв однажды не по правилам. Естественно, Марго не из таких людей и придя в себя, осознав, что происходит, она стала отчаянно вырываться. Я сжимала пальцы сильнее, видя, как синеет её лицо. Остановиться теперь невозможно. Дикий, кровожадный зверь, вот кто напал на Риту. Всем, кто знает о моих грехах, так же известно, что я убиваю не только ради справедливости, но и по менее понятным обществу причинам. Женщина схватилась за спинку стула и опрокинула его с таким грохотом, словно он весил килограмм двадцать. Внизу послышались торопливые шаги и в комнату вбежали двое мужчин. Впереди был Жан. Он смотрел на нас недоуменно, не зная, стоит ли вмешиваться, ведь у его мудрой жены всегда всё под контролем. Немного позади стоял красивый, высокий джентльмен. Карие, почти чёрные глаза буравили меня. Он словно капался в моих воспоминаниях, а затем спустился к теплым, липким внутренностям. Вот мужчина нащупал мягкие легкие, и рука его скользнула к колотившемуся сердцу.

“Только разум чистый не трожь, умоляю, – подумала я, – забери всё, но не рассудок, что жив пока во мне.”

Я вернулась в реальность. Осознав, что произошло, я отдёрнула от Риты вспотевшие ладони и упала на пол, закрыв голову руками. Она жадно вдыхала воздух, подобно рыбе, что барахтается на берегу. Отдышавшись она поднялась.

– Значит это правда, – произнесла женщина ликующе, – мы еще поговорим об этом, а пока одевайся.

Она выпроводила вначале мужчин, а после покинула помещение сама. Слёзы струились из небесного цвета глаз. Содрогались от рыданий и тело моё, и чёрная, зловонная душа. Жалкое, грешное, растоптанное создание. Затем оно встало. Легкое, винного цвета платье, коснулось обнаженного тела. Пара движений и оно проскользнуло по гладкой коже, приняв изящные изгибы фигуры и став легчайшей, верхней оболочкой отвратительного существа, что кроется в теле безбожницы. Затем натянула до смерти удобные, коричневые ботинки. На улице поднялся ветер и тучи вновь обрели темно-серый оттенок. Дождя не миновать. Я захлопнула створки окна и вышла в коридор.

Дом доктора Льюиса я всегда видела только снаружи. Он впечатлял своим внушительным размером и внешним убранством. Внутри же всё оказалось куда более скучно и сдержанно. Совершенно не так, как в домах, где я вершила собственное провосудие. Безвкусные розовые обои покрывали серые стены. Парочка малоизвестных картин, купленных по дешёвке у торговца похоронившего в прошлом году свою дочь и написавшего их в память о ней. Горе залить так хотелось ему, а в кармане ни фунта, вот и продал. Грязно-бежевые двери, ведущие в комнаты памяти. О них говорила сама Вите. Потому Антуан всегда держит под замком эту часть дома. Тут погибла Дезири, чудесная жена и мать, хладнокровно убита Жамалем Мартеном. В тот вечер женщина была дома одна. Доктор Дюваль с дочерью отправились на конную прогулку и хоть супруга просила вернуться пораньше, они слишком уж увлеклись в тот злополучный день. Обезглавленное тело было найдено двенадцатилетней Вите. Девчонка после трагедии замолчала на два года, а эта мерзкая история сделала семью Дюваль печально известной в обществе скучающих сплетников и неудавшихся писателей. Последние старались выжать самые гнусные подробности и описать их как можно интереснее, заработав на этом состояние. Естественно, ничего не вышло. Бесконечные иски и суды Антуан успешно выигрывал, оставляя посредственных писак ни с чем.

Дернув ручку, я обнаружила, что место преступление закрыто на ключ. К лучшему. Не время мне копаться в поиске призраков и их тайн прошлого. Пройдя вперёд, я вдохнула спёртый, прогорклый воздух. Сюда не просто редко заходили, а даже не убирали. Углы под самым потолком украшала влажная плесень. Я дошла до лестницы и медленно, слегка прихрамывая, спустилась вниз. Дверь в гостинную была приоткрыта. За ней велись яростные обсуждения и я смело вошла внутрь, сделав вид, что инцидента в спальне не было.

– Что за шум друзья? – громко спросила я.

Бок ныл и передвигаться становилось сложнее. Заприметив пустое, мягкое кресло, я направилась к нему, провожаемая несколькими парами глаз. Тяжело кряхтя, как старый больной кот, я села и осмотрелась. Прохвост Жан, развалившийся на белоснежном, маленьком диванчике, тепло улыбнулся мне, отчего безумно захотелось влепить ему самую звонкую пощечину, но я лишь показала язык. Сидящая рядом с ним Маргарита закатила глаза и громко фыркнула. Антуан и Вите стояли у окна. Они серьёзно смотрели в мою сторону. Незнакомец с самыми незабываемыми очами присел на подлокотник одного из кресел и тоже уставился на меня.

– О, гляделки, обожаю эту игру, – хихикнула я.

Лица всех присутствующих вытянулись от удивления. Они смотрели на меня, как на умалишённую не моргая, тем самым лишая меня шанса победить в этой сложной игре. Вдруг незнакомый джентльмен на долю секунды прикрыл веки и я победно сообщила:

– Вы продули! Никудышнейший из вас игрок месье…

– Рэтлифф, Гловер Рэтлифф, – сказал он слегка растерянно.

– Какова же причина вашего визита в этот гостеприимный дом, месье Рэтлифф?

– Вы не обязаны отвечать этой невоспитанной хулиганке, дорогой Гловер, – сообщила Марго, окинув меня разъярённым взглядом и продолжила, – мы подобрали её на псарне вшивую и неотёсанную. С трудом выдрессировали, но, как видите, бродячая жизнь оставила свой отпечаток.

Я было открыла рот, чтобы осыпать девушку матросскими ругательствами, которые подслушала ещё девчонкой, ночуя в холодном порту, но Антуан поднял руку, призывая к тишине.

– Прекратите ссориться, – сказал он строго, – Магдалена Кот, прошу, оставь свою грубость на время и сыграй нам на рояле. Господа, уверяю вас, девочка не промах. Давным-давно, скитаясь по самым неприглядным улочкам Парижа, эта смышлёная полька забрела в бардель мадам Лоран Бонье. Та дала ей кров, а после пожелала сделать одной из обитательниц дома терпимости, но очень уж приглянулось бандерше это “чистейшее дитя”. Женщина взяла Магду на воспитание. Лоран грезилось, что та могла бы заполнить зияющую дыру, которая с каждым днем становилась всё больше. Мадам многому научила будущую преступницу, не так ли Мандалена?

– Я сыграю, но при одном условии: вы скажете, о чем толковали тут до моего прихода.

– Везде тебе нос свой, длинный, нужно всунуть? – прошипела Рита.

– У меня очень аккуратненький, маленький носик, слепая ты курица, – ответила я, гордо вздёрнув подбородок.

– Уверяю вас, мадам Готье, с курицей вас ничего не объединяет, но носик у этого бесёнка и вправду на редкость миловидный, – сказал Гловер рассмеявшись, – а щёки, как надула, вот-вот лопнет.

– Ой, как смешно, – рявкнула я.

Антуан подошёл ко мне и сказал:

– Мы говорили о деле Дезири. Я так и не смог добиться смертной казни для этого недоноска Жамаля. Комиссар Льен сообщил, что ему невероятно жаль.

Последнее предложение, доктор Дюваль произнес с нескрываемым презрением. Я встала и крепко обняла его. Он слегка вздрогнул, но ответил на мои объятия.

– Это ещё не конец, – прошептала я ему в самое ухо так, чтобы никто больше не услышал.

– Только не лезь в это, умоляю. Ты мне, как дочь. Непослушная, вечно сбегающая, но всё же дочь, – сказал он так же тихо, – и я не переживу, если с тобой, глупое ты создание, случится что-нибудь страшное.

– Итак, – громко сказала я, отстраняясь от доктора, – что вам сыграть, уважаемые и не очень?

– Ты бранила меня за Огинского, – отозвался Жан, – вперёд.

– С удовольствием, – надменно ответила я.

Из-под пальцев моих тонких вырвалась музыка, что так похожа на колыбельную богов. Ох, как кляли б они меня за эту боль. Колючие звуки покрывали стены и предметы. Прикоснись теперь – поранишься. Уж лучше выйти, исчезнуть в этом грязном мире, раствориться без следа, чем слушать игру того, кто потерял всё человеческое. Рояль словно нагревалась. Не чистилище ли всполыхнуло с новой силой? Я продолжила играть гораздо хуже. Ноты всё ниже, музыка всё громче, а слушатели уже под дьявольским гипнозом. Кто-то подошёл сзади и силой отдернул мои руки, затем громко захлопнулась крышка, пряча нагие клавиши от позора.

Я обернулась. Гловер Рэтлифф смотрел на меня со жгучим интересом. Он знал, что произошло. Они все знали. Раздался громкий стук. Затем, после неприлично короткой паузы, второй. Месье Дюваль извинился и торопливо вышел. Молчание несколько затянулось. Не выдержав Жан вышел из гостинной, но быстро вернулся.

– Это жандарм, Магдалена.

Я спокойно произнесла:

– Вы знаете, что делать, господа.

Затем я встала и направилась к двери, ведущей на кухню. Бьянка беспокойно бродила из стороны в сторону, но, завидев меня, остановилась. Её руки дрожали, а глаза были расширены до предела.

– Нечего так переживать, – сказала я грубо.

Она вздрогнула, видимо, не ожидая услышать такой тон.

– Пальто, любое, какое найдёшь, но с капюшоном и небольшой платок, живо.

Женщина коротко кивнула и, стремительно обойдя меня, скрылась за дверью. Я взяла со стола сочный персик и жадно откусила почти половину, после чего с отвращением выплюнула к отходам.

– Червивый, как ваша суть Магдалена?

– Убирайтесь, месье Рэтлифф. Как видите я готовлюсь к бегству, вы же можете привлечь лишнее внимание, – сказала я.

– Ну что вы, я пришёл попрощаться и дать вам это.

Он протянул мне длинное, черное пальто. Я быстро накинула его.

– Оно ваше?

– Да госпожа. Платок в правом кармане. Вернёте, как только сможете.

– Не могу быть уверенной в том, что мы увидимся, Гловер, но спасибо.

– Ох, поверьте, это далеко не последняя наша встреча, – загадочно произнёс он и быстро вышел.

Я же выскочила через запасной выход. От свежего, уличного воздуха закружилась голова. Ноги слегка подкосились, но я быстро пришла в себя. По улице то тут, то там слонялись влюблённые пары, гуляющие без дела мадам и месье, и дотошные, вечно задумчивые фланёры. Запасной выход для поваров, чтобы те не подняли на уши весь дом, когда буду возвращаться с продуктами для ужина, находился в небольшой выемке. Я поднялась по узкой лестнице и вышла на людную улицу. Как раз сюда смотрели окна спальни, в которой мне любезно позволили выздоравливать, а значит, мне нужно в тот самый узкий переулок, куда безжалостный господин, завел несчастного воришку. Я достала чёрный, шёлковый платок и закрыла им лицо, туго затянув узел. Повязка пахла мужчиной неизвестным мне. Этот аромат слегка возбудил и в голове возникла мысль о том, как же всё-таки привлекателен мой таинственный новый знакомый.

Быстро и незаметно я перебежала дорогу, смешавшись с порядочными парижанами. В одиночестве я проскользнула в закоулок. Позади никого, впереди тоже. Я не вооружена и совершенно не готова к нападению, поэтому сейчас должна вести себя особо осторожно. Крадучись, как мышь, я преодолевала метр за метром, пока не почувствовала отвратительный запах. Его нельзя ни с чем спутать. Удивительно то, что за всю мою “карьеру”, которую покрывали десятки трупов, я так и не привыкла к тошнотворному запаху крови. Я сделала еще несколько, уже уверенных шагов и увидела тельце. Тот самый уличный воришка, которого тащил мерзавец. Я – безжалостная убийца разревелась, как младенец, упала к ногам мальчишки и стала молить о прощении, ведь чувствовала всем своим нутром, что этот мужчина опасен, но ничего не предприняла. Несколько долгих минут, что лгали, притворяясь часами и днями, я плакала, обнимая юнца. Позади топот. Проклятые жандармы, а во главе этот чёртов Льен. Ну что ж, готовься к гильотине нечестивая.


Оглавление

  • Глава 1. Несвятая Магдалена.