Гриша [Лариса Петровна Лапочкина] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Лариса Лапочкина Гриша


Мы живем по воле случая в этом мире. У каждого своя судьба и свое стечение обстоятельств. Странно, но никто не переживает по поводу случайности происходящего, никто не обращает внимания на невозможность противостоять этому року – все просто живут… И вроде бы перед каждым из нас одни и те же перспективы. Каждый приходящий сюда получает шанс. Всего семь нот, а мелодия всегда разная. Вот и эта история, которую хочу рассказать, связывает несколько поколений болью от простого вопроса почему?

Сейчас мир стал таким маленьким. Такой огромный, он вмещается во всем своем многообразии в смартфоне. Он у нас на ладони, и там все ответы на вопросы. Магия интернета. Какое-то глобальное реалити-шоу. Мы не сомневаемся в том, что мнения экспертов, на всевозможных каналах, абсолютны. А соцсети, так это уже отдельный вид искусства. Создаются целые религиозные кланы вокруг некоторых личностей и миллионы подписчиков, начинают свой день с лика своего кумира. Моя крохотная племянница, которой нет и двух лет, управляется с телефоном так ловко, что не вызывает сомнения тот факт, что для ее поколения пространство сожмется еще в разы. Мы сопереживаем откровениям блогеров, абсолютно чужих людей, находящихся за сотни километров от нас. Кто-то делится секретами кулинарии, а другой точно знает, как заработать миллионы. Все близко так, знакомые все лица. Сплетни планетарного масштаба. Но по сути ничего не меняется.


Все тоже самое было в границах обычного села, лет сто назад. Свои большие и маленькие люди.

Секреты, тайные свидания, аферы века. Да, да и это было так же и о том же.

Кто-то шел по велению сердца, не ведая о том, как интересен его тернистый путь односельчанам. Кто-то наоборот, был в курсе всех дел, знал все. Все и обо всех.

Когда ты шестой ребенок в семье, а вас всего девять и замученный тяжелым трудом отец даже не различает вас по именам, жизнь сама становится твоим учителем. Ты ступаешь своими босыми ножками по земляному полу, думая, как бы стянуть у матери сахарный камушек. У отца большое и крепкое хозяйство, работают с утра до ночи все от мала до велика. Куркули. Заставили ходить в школу, но после третьего раза долго плакала и мать сказала, что можно не ходить. Работы столько, что науки некому не нужны, да и не бабье это. А самое интересное это слушать сказки своей беззубой бабки, руки которой похожи на горящие в грубе ветки старой вишни.

А потом вдруг ты раз… и стоишь в семнадцать лет перед батюшкой, и ты уже замужняя женщина и тебе теперь надо работать еще больше, а еще и угождать мужу. Вот так молодая Фрося стала женою Васыля. Ничего она об этом не знала, сговорились быстро, собрала свою скрыню и уже сидела в доме у жениха. А получилось так, что сохранить кое-какие деньги и добро отец решил таким оригинальным способом. Когда добрый человек предупредил, что придут забирать излишки, а при Советской власти дело это было короткое, он старших дочерей с неплохим, на то время приданым, пристроил замуж. Фрося ладная была, небольшого росточка, кароокая. Чуть раскосые глаза были отголоском татаро-монгольского ига, прошедшего по этим местам пятьсот лет назад. Чувственные губы и дерзкий взгляд, что-то передалось ей и от бабки. Та была сельской ведуньей: отводила порчи, шептала и лечила, когда людей, когда скотину. Такую ее и заприметил Васыль, который с молоду был к женскому полу, по природе своей не равнодушен. То были скорее позывы его молодого тела, чем души. Однако она к нему выходила на улицу и когда отец пошел договариваться о женитьбе, она была приятно взволнована, ожидая чудесных перемен в своей жизни. Эти переживания остались единственным приятным впечатлением от ее будущего брака. Не думаю, что ее душа и тело успели потрепетать и вкусить всю сладость любовного экстаза. Циничная натура Васыля не дала ей не малейшего шанса. Судьба ее была предрешена. Это было то роковое стечение обстоятельств, которое вороньим крылом накрыло ее молодую голову. Так соединялись судьбы в те годы, когда людей обрекали на голод. Ты молод, ты вылетаешь из гнезда, туда к солнцу, навстречу жизни. Попадаешь в силки и бьешься беспомощно. Твой маленький ребенок пухнет от голоду, чуть вырастает неполноценный и умирает. На маленькой могилке выводишь имя – Григорий. Еще через время рождается мальчик, слабый и болезненный, с ним сидит бабка, пока твой муж в поисках еды, а ты из последних сил ходишь на работы в колхоз. Выживание стало смыслом жизни. Голод тогда многим сломал психику. Воля одних людей стерла с лица земли других. Иванка потеряла тоже, тихо отнесли на кладбище. Горевать уже не было сил.


Когда в 1936 родила мальчика, здорового, крепкого младенца, казалось вот теперь все будет хорошо. Все заново, как и не было пережитых горестей. Почему-то мальчика решила назвать Гришенькой, как первенца. А ей, как-то никто и не перечил. А потом и правда наладилось, через

несколько лет родилась девочка, да такая милая и веселая, что без улыбки не глянешь. Перебрались в хату к свекрухе. Семья, детки, свое хозяйство. Бывают в нашей жизни времена, когда проснулся утром, не заметил, как и ночь уже. Хорошие времена. Беда настигает внезапно, ударом под дых, тупой болью. Одно утро накрыло таким ужасом, что дышать стало невозможно. Война! Да так близко, так стремительно немцы наступали, что собравшихся на демобилизацию мужчин, отпустили по домам. Область уже была оккупирована. В хате все сидят молча с испуганными лицами. Отец зашел и стал в нерешительности, что дальше делать?


Настало утро, наступил и новый порядок. Теперь все как один шли на работу в колхоз, соблюдали комендантский час, не сильно то и изменилось. Немцев ненавидели тихо. К своему ужасу мать поняла, что опять беременна. Ходила с постоянным страхом в груди, в сорок втором родила мальчика. Однажды, когда ему было месяцев восемь и он уже ползал по полу, в хату зашли «эсэсовцы» с собакой. Подлез малый Петрусь, поднял ручку к овчарке, она аккуратно подняла его за рубаху, отнесла в угол и положила. Ребенок испугался и расплакался, солдаты разразились диким гоготом, потом правда дали матери буханку хлеба и ничего не взяв ушли. Она долго стояла с каменным лицом, руки и ноги отнялись. Очнулась, когда дочка Катерина дергала ее за юбку. И тут прорвало, слезы градом потекли из глаз, собрала их всех, каждому сунула по кусочку. Они ели, а она плакала. Что это – материнство? Радость или вечная тревога? Есть ли в мужской душе место этим переживаниям, готовности в любую секунду умереть за свое дитя? Я не знаю.

Мамочки наши вы всегда с нами, вы всегда в нас.


Вдоль села вилась река Рось, кое-где разветвляясь небольшими ручейками. Участки земли вперемежку с фруктовыми садами и почти в каждом саду стояли пчелиные ульи, как их тут называли улики. Один-два, а где и целая пасека. Пчелиные семьи уживались с людскими. Помогали друг другу. Устроено так в мире. У пчел порядок математически выверенный, четкая геометрия сот, иерархия и распределение обязанностей. А вот в человеческих семьях многообразие форм и никакого порядка в отношениях. Да и о каком порядке может идти речь, если у людей Любовь. То ли болезнь, то ли инстинкт. Человечество за тысячелетия не смогло выработать коллективный иммунитет. Дети рождаются и счастливы уже по-своему, даже если их родители были несчастливы. Даже если времена трудные. Скажу вам, от того как мы чувствуем себя в детстве, зависит все потом. Детство – это предопределение. Особенно обожаю детские забавы. Катерина накрутила из лоскутков себе целое семейство кукол. Могла с ними играть часами. На вид это были закруточки из выцветшей материи, кое-где перемотанные веревочками. Но на самом деле то были подружки и их сердечные дружочки. Петрусь, наблюдая как бережно с ними носится Катя, понял, что это и есть самые важные вещи для нее. И так, и так он пытался поучаствовать в этой игре. Но отпор был силен, нет и все. Ах так, отступление было временным маневром. Скучая, он пошел посмотреть на пчел, где одна за другой из дырочки вылетали труженицы. Пальчик сам потянулся к летку. И вот уже его рев слышен на весь двор. Палец и щека опухли, досталось ему. А как смеялась Катруся, аж слезы выступили. На утро все куколки в ряд, торчали головами вниз из ведра с главным строительным материалом того времени – коровьим навозом. Тут пришел черед ее недетского горя. Даже маленький человечек готов защищать свои чувства, лелеять в сердце обиды и мстить за поруганную гордость. «То – Гриша, – растирал по опухшей щеке слезы Петро, – он мне сказал.» Мать даже не оглянулась.


Постоянные походы налево главы семейства всей своей безысходной тяжестью лежали на всех членах семейства. Особенно тонко такие вещи чувствуют дети. У них особая связь с матерью, они никогда не выпускают ее из виду и все переживания ее сердца, читают по ее походке, небрежному взгляду или даже иногда по излишней заботе или окрику. Потупив глазенки, они всегда на ее стороне, в абсолютном неведении, как помочь ее боли. Особенно старший. Он рос страшным гордецом. Рано повзрослел и стал серьезным, к учебе тянулся, имел талант к рисованию. С обостренным чувством справедливости рос паренек, часто горячился. При этом долгими часами сидел и кропотливо, по клеточкам перерисовывал картинки из книги. Или вдруг задумается, нахмурит лоб и смотрит в одну точку, ну прямо как мать. Красивый и странный хлопец, все делал по-своему, наперекор. Петруся ругал за баловство, пытался учить полезному. Но тот был дитя шаловливое и не хотел настраиваться на серьезный лад. В свои десть лет он уже не был ребенком, в его короткой жизни, было столько трудностей, страха и ответственности, что не всякий пожилой мог похвалиться таким опытом.


Материнская любовь была скорее скупой, чем ласковой и нежной. А он переживал сильно и за мать, и за брата с сестрой. Когда после войны отца направили на работу в город, он чувствовал себя главным. Эмоции и чувства бушевали в нем и этому урагану должен был быть найден выход. Его захватывало чтение, он сам пробовал писать стихи. Чувство прекрасного настолько было развито в нем, что все, что он делал, он стремился довести до идеала. Несовершенства этого мира заставляли его страдать. Так он превращался в личность богатую, но скрытную и непонятную даже для близких. Не был он покладистым и мать пару раз замахивалась на него, отчего его начинало так трясти, что она уже старалась сама обходить острые углы.


Работу Васылю дали на хлебзаводе. Фрося ездила раз в две недели, он давал буханок десять хлеба, не глядя в глаза тыкал пару карбованцев. Зимой выбираться было труднее, то дети болели,

то транспорта не было попутного. Мало что вспомнить можно из того времени. Весной уже, объявил, что будет жить в городе с офицерской вдовой и ее двумя детьми и приехал младших забирать. Но тут возмутилась бабка, его родная мать. «Детей не дам. Сам иди куда хочешь, проживем!» – стала на пороге своим маленьким телом. Спорить с матерью не решился. Уехал.

Но там не заладилось, и Фрося приняла его обратно. Гриша после того перестал с отцом разговаривать. Трудно ему было все это понять и простить. Сердце заходилось тихой яростью в груди. Но что он, мальчишка, мог сделать?


Может тема эта стоит отдельного разговора. Что там происходит после любви? Всем интересно, по каким причинам все меняется? У каждого человека может быть много своих причин. Но есть что-то общее в каждой такой истории. Случилось, влюбился, фокус максимально наведен на предмет обожания, остальное размыто. Необходимость только в одном, быть рядом и вдыхать любимый запах. Пропадает логика поступков и доверие ко всем, кто против. И вот оно твое, это Чудо. И надо дальше жить. И все хорошо сначала, но начинает проступать окружение. И как-то само собой все уравнивается. Уже и дышать легко и все признаки выздоровления на лицо. И появляется слово – обязанность, но с ним очень скоро исчезает любовь за нею и верность, да потом вообще пустота в отношениях. И все по кругу и не одну тысячу лет. Эта наша, маленькая Фрося, что она делала не так? Я смотрю на нее, вглядываюсь внимательно в это скуластое лицо. Ей нет еще и сорока. Но я вижу старуху, почерневшую от непосильного труда и сердечного горя. Узловатые руки гроздьями висят, голова повязана платком, лицо запеклось на солнце и только белые лучики морщин обрамляют горящие глаза. Они беспокойные, в них не то чтобы тревога, в них тоска. «Петро! Вставай, отгони корову», – будит она младшего сына. Он легкий на подъем, сразу схватится, побежит. Гриша не такой, долго не ложиться, выводит прописью уроки и переписывает до тех пор, пока буквы с изящным наклоном не составят узор. Утром встает с трудом, а если прикрикнешь, то обижается, натягивается как струна. Лучше лишний раз не трогать. Дочку бережет, так ей хочется, чтоб у нее было все по-другому. Легкой и счастливой жизни просит она у Бога для своих детей. Я знаю все, что с ними случится. Я знаю, как потекут их жизни. Я знаю…


Осень была в тот год теплая. Медово-яблочный аромат стоял в воздухе. Собрали неплохой урожай. Гриша шел домой со школы и всю дорогу на его лице было мечтательное выражение.

Шел ему шестнадцатый год. Он вырос, возмужал. Над верхней губой уже чернели усы, молодецкий чуб выбивался из-под кепки. Губы его шевелились, беззвучно проговаривая рифмы.

Перед глазами его стояло лицо девочки, которую он сегодня случайно встретил в школе. То была дочка директора школы – Светлана. Она не училась вместе со всеми, говорили, что у нее проблемы с сердцем и занималась она дома. Изредка появлялась в школе. Он знал о ней из разговоров, но никогда ее не видел или не замечал. Но в этот год, после каникул все вдруг настолько сильно изменились, что казалось собрался новый класс, особенно мальчики, которые вдруг стали парнями из нескладных подростков. Она сидела в стороне от всех, склонив голову над тетрадями. И когда он увидел ее, вдруг, еще только силуэт, локоны ее курчавых волос. В ту же секунду его обдало горячей волной, пальцы мелко задрожали, сердце заколотилось и на секунду ему показалось, что сейчас он задохнется. Ах Гриша, Гриша! Пропал наш Гриша.

Конечно она была не похожей на остальных девочек. Тяжелая болезнь не дала ей возможности полноценно жить, учиться и общаться со сверстниками. Все свое время она проводила дома или в больнице. Учителя приходили на дом. И была она как диковинное растение, произраставшее не в своем климате. Прекрасное, но очень слабое и уязвимое. С детства родители очень боялись за ее жизнь. Ее оберегали как принцессу от веретена, но, как и в сказке, она его нашла. Это был наш Гриша и уколола она не пальчик, а свое хрупкое сердечко. Оно заныло, девочка побледнела. Не произнесено было не единого слова. Она, вдруг, вспомнила подслушанный ею разговор отца с матерью. Тогда ее сердце, точно так же сжалось от боли и ей стало трудно дышать. «У нее никогда не будет семьи, ты понимаешь? – шептал отец, – ей нельзя рожать, да и неведомо сколько ей осталось?». Мать тихо плакала. «Вчера доктор сказал, что любое сильное потрясение, может вызвать приступ, старайся не оставлять ее одну». Когда Света зашла в комнату, они оба ей улыбались. Но заплаканные глаза матери, выдавали все мысли. Она ничего не спрашивала, но несколько ночей подряд, после этого не спала. Думала о смерти, плакала, засыпала изможденная и снился ей осенний лес в яркой, желто-красной листве и кто-то кружил ее, и они вместе падали на ворох листвы, смеялись и только взгляд карих глаз, остался в памяти, проступая из дымки сна. Знала она эти глаза. Еще весною, отец пришел домой, с одним из учеников и давал ему какие-то книги и рисунки. Она украдкой смотрела из другой комнаты. Мальчик внимательно слушал отца, а она не могла отвести взгляда от его глаз, серьезных и дерзко-насмешливых одновременно. После его ухода, она спросила – Кто это? – Это Гриша, мой ученик. Помогаю ему. Хороший парень, но с обостренным чувством справедливости. Бывает, даже со мной спорит, улыбнулся он.


И вот теперь, Грише все чаще нужны были книги. Он зачастил в дом директора. Сначала робко, но затем все больше времени они проводили вместе. Занимались, читали. Он начал учить ее рисованию. Между ними было так много общего, так хорошо они друг друга понимали. Таким сильным было притяжение молодости. Кажется, что весь этот мир, существует ради трепета молодых сердец, впервые захлебнувшихся в водовороте любовной страсти. Но спросите тех, кто уже переплыл эту реку, что там на том берегу?


Когда их чувства стали достоянием общественности, подвыпивший Васыль ходил в директорский дом. Был большой скандал, когда выяснилось, что девочка беременна. Гриша не отступился. Они втроем с ее матерью поехали в Белоруссию. Там родственники помогли сделать подпольный аборт. Было невыносимо больно всем. И когда они измученные и потерянные вернулись в село, его выгнали из того дома. Грубо вытолкали и захлопнули дверь. Именно тогда, он решил пойти на дно этого потока. У него больше не было сил грести против течения, которое становилось все мощнее. Выпив с друзьями самогона, поздно ночью, вернувшись домой он повесился в хлеву, написав на стене, – «Мама, прости!»


Тяжелое похмельное утро в хлеву, голова как пустой казан, повернул голову и вскочил. Кровь резко прилила к голове, его со всей силы вытошнило. Судорожно рукавом начал тереть, написанные на стене углем буквы. Они не стирались. И тут, с ним случилась истерика, он начал рыдать и выть, как раненный зверь. Забежала испуганная мать, притянула к себе, и он затих, вдыхая ее запах, чувствуя себя опять младенцем. Он заново родился в этот миг.


Могло быть и так. Но так не случилось. В предрассветных сумерках Фрося вышла к корове. И не сразу увидела в хлеву безжизненное тело сына. Гришенька! Ее любимец, ее гордость и надежда.

В то утро душа ее умерла вместе с ним. От ее крика содрогнулась вся округа.

Хоронили его всем селом. Через месяц директорская семья выехала в неизвестном направлении. Говорят, Светы не стало через полгода. Их больше нет… Я стою на сельском кладбище, где лежат Гриша – мой дядя, моя новорожденная старшая сестра и моя бабушка, которая не дожила до моего рождения. Мой отец, тот маленький Петрусь, на которого все это свалилось в детстве, так кажется и не отошел за всю свою жизнь. Можно ли было по-другому? Можно. Но только мы сами решаем, как…