Дотянуться до солнца [Рита Одер] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Рита Одер Дотянуться до солнца


«Солнце не знает правых. Солнце не знает неправых.

Солнце светит без цели кого-то согреть…»

Японская поговорка.

«Назначающая»

«Я буду жить в Америке», неожиданно для всех в разгар загулявшегося вечера сказала Татьяна1. Остолбеневшая от неожиданности и впавшая в припадок радости от того, что ее ребёнок наконец-то издал первые звуки, Татьянина мама выронила из рук вилку, на которую был насажен малосольный огурчик собственного посола с целью закуски горячительного. Пытаясь не спугнуть внятную речь ребёнка, от которого ровно до второго года от роду не было слышно ни звука, мама сделала серьёзное лицо, но в то же время, пытаясь призывно улыбаться, спросила:

– Почему, деточка моя?

– Там дома большие, – непринуждённо ответила Татьяна, говоря на чистом языке, не гнусавя, не шипя и никаким иным образом не коверкая звуки родного русского. Тут же раздался хохот гостей, мама плакала от счастья, понимая, что у ребёнка нет дефекта речи и он не немой, как она думала все эти два года. Не слышав от дочери даже плача по ночам, она сначала облегчённо вздыхала, затем же вздыхала озабоченно и тревожно.

И вот теперь, в день своего рождения, дочь вдруг сказала какие-то нелепые фразы для ребёнка, родившегося в Советском Союзе. Тут же радость мамы стала поводом для тоста. Татьяне всучили плюшевого медведя странного красно-жёлтого цвета с огромными пуговицами вместо глаз и отправили играть с сестрой в соседнюю комнату. Неожиданное заявление Татьяны стало кульминацией вечера. После чего взрослые по привычке хвалили правительство, жаловались на жизнь и дефицит сгущенки и масла и удивлялись, почему для своих первых в жизни слов Татьяна выбрала именно этот день и именно эти слова. Которые, в принципе, вскоре всеми глубоко позабылись.

И неудивительно, что такие глупости, вылетевшие из уст двухлетнего ребенка, вскоре забылись. Время было не из легких. Советский союз братских республик трещал по швам, будущее было неизвестным, казалось смутным, пугающим. Заводы и фабрики закрывались, безработица не коснулась только единиц людей, остальные промышляли как могли и чем могли, чтобы выжить и обменять связанные носки на килограмм сахара и пачку чая. Браки рушились, семьи распадались, отцы, привыкшие быть добытчиками и кормильцами семей, заливали безысходность никчемного существования алкоголем. Сильный пол прогибался и чах под тяжестью сложившихся обстоятельств и личных принципов. Даже совесть и здравый смысл не могли заглушить в них чувство вины и беспомощность, в которой очутились многие семьи постсоветского периода. В одночасье все, к чему призывал главный покойник страны, то, за что было положено много жизней и сил – священная идея коммунизма – рухнуло. И очнулся однажды народ уже не в Союзе Советских Социалистических Республик, а каждый в своём царстве-государстве. Участь распада семьи и борьба с алкоголизмом коснулись и Татьяниной семьи.

Уже в юном возрасте Татьяна поняла, что в жизни нужно надеяться только на себя и женщин. Отец Татьяны, как и многие, не выдержал потерянного статуса главы семьи и утонул в вине в поисках истины и своего жизненного назначения. Почему-то, странным образом, в это смутное время женщины были более предпочтительны на рабочих местах. Мать Татьяны работала на трех работах, чтобы прокормить двух дочерей и мужа, бывшего инженера, который никак не мог найти себя в новой стране. Или женщины были, скорее, более непритязательными, более практичными и не боялись грязной работы, падали с вершин, отряхивались и, не задумываясь о прекрасном прошлом, шагали в неизвестность за настоящим. Такие женщины не могли терпеть рядом с собой романтиков-неудачников, знающих себе цену. Вот и Татьянина мать не заставила себя долго уговаривать и не испытывала собственное терпение, а выставила мужа из дома с недопитой бутылкой водки и старым самолатанным чемоданом. Две ее малолетние дочери, четырёх и шести лет, из которых Татьяна была младшей, с детства поняли, что женщина – сильный пол. Это независимое существо, которое не теряет лица и достоинства, чем бы оно ни занималось, потому что оно – женщина. В семье Татьяны воцарился матриархат.

Отец то ли из-за трусости, то ли из чувства стыда, то ли по наглости так и не давал о себе знать, давая тем самым понять, что он предпочел уже сложившейся семье заветную формулу С2H5ОН. Однажды в погоне за горячительным он умудрился недоползти до алкогольного ларька несколько метров и прикорнул в сугробе. В крещенские сибирские морозы. Кто-то в тот поздний час всё-таки осмелился выйти в -40 на улицу и увидел беспомощного пьяницу. Карета скорой помощи доставила его сразу на операционный стол, где ему ампутировали уже почерневшие ноги и кисть левой руки. Убегая от постсоветской депрессии и беспомощности он превратился в ещё более, теперь уже физически беспомощного человека. Единственный, кто его любил и мог принять в любом