Пять часов вечера [Мария Ордынцева] (fb2) читать онлайн

Мария Ордынцева Пять часов вечера

Я снова шел по улицам этого странного города. Кажется, я уже бывал здесь раньше, но не мог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах.

Из-за толстых каменных заборов висели лапами пальмовые листья и плети виноградных лоз, углы подпирали нарядные кипарисовые колонны. Они шелестели на легком ветру тревожно, перебивая друг друга, но я не понимал их речь.

Я шел по кривым старинным улочкам и никак не мог понять, что здесь не так. Какое—то невнятное ощущение преследовало меня, никак не желая проявиться точнее.

Длинные тени от домов и деревьев под ногами делали мостовую похожей на зебру или нескончаемо длинную иллюзию лестницы…. Стоп… иллюзия… да, пожалуй, это слово очень подходило под мое невнятное ощущение. Но в чем она?

Уверенные белые и серые штрихи стен домов, логично дополнявшиеся серо-фиолетовыми тенями и задумчивым терракотом, украшенные гирляндами окон, увенчанные черепицей. И словно бант на подарочной упаковке – высохший плющ, затянувший корсетом одну из стен во внутреннем дворике и улегшийся загорать на крыше в обнимку с каминной трубой.

Кажется, приближался вечер. Но вокруг было тихо и пустынно, лишь вдалеке маячило несколько темных фигур. Впрочем, попадая в просветы домов, они пестрели вполне жизнерадостным желтым или красным цветом.

Я решил поговорить с кем-нибудь. Возможно, это дало бы мне понимание происходящего. Но в пустых витринах лавок было тихо, двери заперты и даже как-то смазаны что ли… Словно невидимый туман окутал все это непонятное мне место, заворожив его жителей и самое жизнь.

Наконец, я догнал ближайшие ко мне две фигуры. Это были две старухи, идущие под руку. У каждой пустая корзинка на локте. Обе в шляпках, с седыми короткими волосами. На одной вязаная горчичная кофта и красноватая юбка, на другой все черное и полосатое. Они неспешно ковыляли по улице, что-то тихо обсуждая между собой.

Приблизившись, я услышал обрывки их голосов:

– Будем надеяться на лучшее, Роза…

– Мадонна, когда же кончатся эти пять часов!

– Простите! – окликнул я их. Они остановились, недоуменно озираясь по сторонам. Я обошел их спереди и остолбенел. Их лица словно заволокла невидимая вуаль – рассмотреть их было невозможно, угадывались лишь общие черты и какой-то пронзительно синий цвет на месте глаз у одной из них, которую товарка назвала Розой.

– Простите, – еще раз повторил я в замешательстве, но Роза сама продолжила разговор, всплеснув руками и обратившись к небу:

– Ангел небесный! Да ведь это он!

Ее подруга, не скрывая своей радости, вдруг затараторила молитву «Padre Domini…» , перекрестилась потом наспех и склонилась передо мной:

– Наконец-то! Мы так долго ждали! Так долго!

– Меня?! – удивился я, не понимая уже абсолютно ничего.

– Конечно, если я хоть что-то еще понимаю в этой жизни! – тон ее не подлежал сомнению.

– Да, Мануэла, это он! – горячо поддержала ее Роза. – Позавчера мне описывала его Изабелла, он являлся ей во сне. И лицо у него было очень четкое, светлое! Значит, скоро все закончится! Возблагодарим за это Господа!

– Сны Изабеллы всегда сбываются, это все знают, – кивнула согласно Мануэла и обратилась ко мне снова:

– Мы только хотим, чтобы все закончилось побыстрее. Ведь это в ваших силах!

И они двинулись дальше своей дорогой, обсуждая, что «он поможет обязательно» и что «надо рассказать Изабелле, и соседкам справа и слева, и еще на рынке».

Постояв немного, я свернул за угол. Там, возле старого белого пикапа двое мальчишек играли в орлянку, но как-то странно тихо, без видимого азарта. Их лица напоминали лица старух, встретившихся мне, – такие же смазанные, ничего не выражающие.

Я поневоле провел рукой по глазам: может быть, просто у меня что-то со зрением и мне нужны очки? Но нет, я ведь ясно видел автомобиль, и старую каменную кладку ближайшего особняка, и даже камушки в руках у мальчишек. Значит, дело не в этом.

Заметив меня, мальчишки молча выпрямились, в их позах явно читалась заинтересованность моей персоной. Наконец, один толкнул другого локтем, тихо шепнув «смотри, у него есть лицо!» – и обоих как ветром сдуло.

«Да, у меня есть лицо, странно, что у других его нет», – подумал я и вернулся назад – на улицу, с которой пришел.

Картина там изменилась – старух уже не было, и вообще никого не было, кроме белой фигурки, стоявшей возле огромного старого особняка в двух домах от меня. Когда я показался из-за угла, фигурка ожила и быстро направилась ко мне.

Это явно была молодая девушка – хотя лицо ее было таким же, как у других, в дымке и без каких-либо контуров, все же возраст ее выдавала гибкость движений, и легкость походки, и стройный стан; золотистые волосы спадали ей на спину волнами, хотя и в них не было четкости. Почему-то я подумал, что она должна быть красавицей.

– Это ты! – радостно воскликнула она, бросившись мне на шею. Я молчал, совершенно не зная, чего еще ждать, и надеясь, что она что-нибудь наверняка объяснит мне. Так и произошло.

– Ты не помнишь меня? Ах да, ну конечно, ты не можешь меня помнить, – говорила она, волнуясь, – это же был сон. – Просто если ты снился мне, то я могла присниться тебе… Но ведь ты здесь, значит, скоро все закончится, и пять часов пройдут. Как это здорово, что ты здесь!

– Изабелла? – попытался угадать я.

– Значит, ты вспомнил? – она засмеялась, довольно, и я понял, что угадал. – Ну, с чего мы начнем? Что ты хочешь изменить в первую очередь? Может быть, начнем с неба? Оно слишком пугает меня иногда.

Я невольно взглянул вверх (странно, почему раньше я этого не сделал?) и увидел, как верхушки домов расплываются в том, что не имеет какого-либо определения. Это Нечто как-то странно клокотало, рябило, иногда в нем проглядывали некие штрихи – зеленые, охряные, серые, черные. Оно казалось прозрачным, но таковым не являлось, и нельзя было сказать, что это туман, или жидкость, или что-то еще из известного мне. На секунду мне показалось вдруг, что прямо на меня из этого Нечта выглянуло мое собственное лицо – такое же клокочущее, рябое, с черными впадинами глаз и рта, огромное, как соседние дома.

Нечто полностью покрывало все видимое пространство меж домов до горизонта, но все же не давало ощущения темноты или даже сумерек. Все вокруг было освещено вполне естественно, будто солнце, приближаясь к закату, решило задержаться подольше и расправить длинные кипарисные тени на старинных булыжниках противоположной стороны улицы.

Недалеко из-за крыш я увидел самый кончик башни городской ратуши с голубым циферблатом. Действительно, стрелки показывали пять. Крыша башни и фронтоны тоже размыты были господствующим над городом Нечто.

Заметив мое выражение лица, Изабелла пояснила:

– Они всегда показывают пять, но куранты никогда не бьют.

– Изабелла, ты не видела сейчас лицо? Огромное такое… – глупо спросил я, все еще находясь под впечатлением.

Втайне я надеялся, что мне показалось, но она разрушила эту надежду:

– Видела, эти лица часто появляются, смотрят, словно хотят что-то увидеть. Вроде, они дружелюбные – никогда ничего плохого от них не слышали, да они и не говорят вовсе, – поправила она себя. – Но все равно как-то не по себе. Так как же? С чего мы начнем? – она вернулась к теме разговора.

– Я не знаю, – пожал плечами я. – Я не знаю, что делать, – мое уточнение расстроило ее.

– Но ты должен все закончить! Иначе все так и останется, и мы никогда… – кажется, она собиралась заплакать, хотя это трудно было видеть за дымкой на ее лице. Я ее понимал, но что я мог сделать? Кто я такой? Путник, случайно забредший на улицы этого странного города. Откуда я пришел, я и сам не знал, но точно из мест, где у всех были лица, а над головой – небо.

Девушка, наконец, успокоилась и, решительно взяв меня за руку, повела за собой. Она больше ничего не говорила, а я шел за ней послушным теленком, не задавая никаких вопросов.

Мы прошли так несколько домов, не встретив ни одной живой души, а потом я встал как вкопанный, едва взгляд мой упал на то, что было в конце улицы. Четкость домов постепенно пропадала по мере удаления от места, где мы стояли. Спустя несколько домов от них остались только цветные пятна грязно-рыжего, серого, фиолетового оттенков, иногда их контур ограничивали несколько перекладин черного, темно-зеленого или белого цвета. Еще дальше оставались только перекладины без наполнения, а затем просто белое пятно. Даже Нечто над нашей головой постепенно стало переходить и, наконец, совершенно поглощалось этой белой пустотой. Там просто ничего не было.

Не поверив своим глазам, я двинулся вперед. Приблизившись к пустым перекладинам, я инстинктивно потянулся рукой к тому, что должно было означать дом, и нащупал шершавую белую поверхность. Я отошел немного дальше и снова уперся в белую стену.

– Стена, – сообщил я Изабелле, все еще ожидающей меня поодаль.

– Это не стена, – сказала она и подошла ко мне. По мере ее приближения ее фигура , как все вокруг, стала превращаться сначала в голубоватые пятна, потом только в едва различимые светлые голубые и желтые контуры.

– Остановись, – попросил я. Мне казалось, что если она сейчас сделает еще несколько шагов, то совсем растворится в пространстве. Она послушно встала.

– Не понимаю, – признался я ей. – Ведь я же не изменился, я просто уперся в стену.

– Я же говорила, что ты можешь все изменить, – повторила Изабелла. – Когда ты поймешь, как, то все станет иначе.

Она вернулась на прежнее место и обрела первоначальный облик. Я последовал за ней.

Мы присели на каменных ступеньках истертого многими подошвами крылечка ближайшего дома.

Иллюзия… Это всплыло в моей памяти почти сразу. Какая-то явная нереальность происходящего была для меня очевидна. Но за иллюзией всегда стоит скрытая правда. Если вернуться к началу… Все говорят про эти пять часов, которые никак не кончатся. И стрелки часов на башне ровно на пяти. Значит, время здесь стоит на месте. Ничто не меняется, не развивается, кроме этого Нечто над головой. И выйти из этого белого тупика нельзя. Видимо, пока не сдвинется время. Город, за которым ничего нет, – ни дорог, ни полей, ни ферм с коровами или овцами, только белое шершавое непонятно что. Может, нарисовать на этом белом что-то? Создать иллюзию конца улицы, выхода за город. Не зря же говорят, что подобное лечат подобным. И, в конце концов, я же художник.

Повинуясь нахлынувшему внезапно вдохновению, я вытащил из своей котомки краски, кисти и сделал первый мазок прямо перед собой, на белом пространстве. Оно вздрогнуло немного, отпрянув от неожиданности, но вскоре успокоилось под мягкими прикосновениями и вдруг ожило, затрепетав ветерком в ветвях только что распустившегося на моих глазах апельсинового деревца.

Я обернулся к Изабелле и понял, что она улыбается. До меня не сразу дошло, что в ее лице что-то поменялось. Лишь через пару минут я осознал, как прекрасны ее глаза цвета Средиземного моря в ясный летний день.

Когда я закончил мостовую и городские ворота вдалеке, я смог увидеть и золотистые локоны моей спутницы. Чтобы немного отдохнуть и заодно полюбоваться ею, я присел опять на ступеньки.

– Хорошо, это очень хорошо, – прошептала Изабелла, следя за преображением улицы. Та действительно вдруг вытянулась, оттеснив вдаль белую пустоту.

Мне хотелось сказать Изабелле, в каком удивительном, необычном, ненастояще-настоящем мире она живет, как она прекрасна – будто потерявшийся в этом пустом неподвижном мире ангел. Но я не сказал. Я лишь задрал голову вверх и обнаружил, что Нечто тоже изменилось. Оно приподнялось над городом, едва теперь задевая за башню с часами, и ослепительно глубокая синева кое-где стала пятнами прорываться через его непрозрачно-прозрачную рябь.

– Оно удивительное, правда? – спросила Изабелла. – Когда ты проснешься, не забудь сделать его таким.

– Значит, я сплю? – меня почему-то это не обрадовало.

– Отчасти, – глаза ее улыбались. – И все же спасибо тебе. Ведь если бы мы не встретились, ничего бы не изменилось. А сейчас тебе пора…

Когда я открыл глаза, мне в лицо из-за просветов ставен светил тонкий солнечный луч, а его братья-солнечные зайцы расползлись уже по стене над кроватью, как бывало каждое утро.

Я сел.

В глубине комнаты стоял незаконченный холст. Вчера я хотел уничтожить его, почему-то решив, что я ничего не могу изменить. Как я мог забыть – вот же он, этот странный город, где вместо неба маячило Нечто, а улицы заканчивались белой пустотой! И Изабелла… Ее легкая фигурка угадывалась посреди главной улицы. Вот и Роза с Мануэлой, и Мануэла будет опять скороговоркой читать свое «Padre Domini»; а мальчишки возле пикапа все еще играют в орлянку, и выигрывает, конечно, тот, что сказал, будто у меня есть лицо.

Я начал работать. И если бы сейчас вошла квартирная хозяйка, я вряд ли смог бы ей объяснить, почему стою в одних трусах, весь перепачканный краской, с безумными глазами и остервенело смешивая палитру. Она причитала бы, что не позавтракав и не одевшись, приличный человек не начинает свой день, и что, видимо, все художники такие рассеянные и беспечные люди, что нисколько не думают о своей репутации в глазах других людей, но ей не наплевать, что будут говорить о ее доме ее соседи, поэтому мне следует поторопиться к завтраку, предварительно натянув на себя хотя бы штаны и рубашку. Впрочем, я бы даже не слышал ее. Я знал только, что меня ждут, надеясь на перемены. И что, когда я сделаю последний штрих, наконец, где-то закончится пять часов вечера.

15-18.10.2009