Ленка [Мария Юрьевна Фадеева] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Мария Фадеева Ленка

Ты в кубок яду льешь, а справедливость

Подносит этот яд к твоим губам.

У. Шекспир

Ветер, бесцеремонно ворвавшийся в форточку, спугнул приведение – занавеску. Она задергалась в эпилептическом припадке, с противным шлепаньем колотясь в окно.

Он не слышал. Застыв на диване в позе эмбриона он всхлипывал… и еле слышно подвывал. Ему было страшно…

Лены не стало восьмого сентября, поздно вечером.

Они, с улыбками и глупыми шуточками, свойственными только влюбленным, возвращались с дачи.

Свет фар подскакивал на мокром асфальте ошалелым зайцем.

Откуда взялся тот грузовик?

Так больно. Боже, как же больно! Он с хлюпаньем вздохнул. Ржавые крючья страха выскребали душу.

Ленка…

Он сжал голову и глухо застонал. Память подленько подкидывала воспоминания о врачах скорой помощи, полиции… Он остервенело вытирал кровь с разбитого лба и рассказывал, рассказывал…

Они сказали, что смерть наступила мгновенно. Ленка…

Сумеречную пустоту комнаты снова разрезал глухой стон и звук ударов – он пытался выбить об стену воспоминания. Не помогло…

Свет уличного фонаря мазнул по его лицу, прося успокоиться и остановиться. Он замер, на мгновение выныривая из липкого ужаса. Потом затих, настигнутый врасплох тяжелым сном.

Лена… Лена… Имя душило его. Давило. Сковывало.

Снилась весна. Ленка, в цветастом плаще, и он грузный, с рыжими руками, под белым ураганом облетающих яблонь. Улыбки, шутки, объятия и долгий взгляд… поцелуй. Сладкий, томительный, волнующий.

Прядь русых волос колышется на ветру. Он заправляет ее за милое, такое маленькое и трогательное ухо. Лена… Леночка… ЛенОчек… Его маленькое, хрупкое сокровище, ставшее таким родным за короткое время. Строптивая и непослушная.

Лена…

И тут все пропадает. Дерганный свет фар, черный бок обезумевшей фуры и страшный скрежет. Визг и…

Он проснулся, хрипя от застрявших слез.

В комнате темно, лишь ветер и тусклый свет уличного фонаря заглядывают в окно, прыгая по стенам живой абстракцией.

Лена? Как жить? Как жить с этим?

Желудок мучительно заныл, требуя пищи. Он забыл, когда ел в последний раз. Какая еда, если перед глазами окровавленное женское лицо. Шаркая непослушными ногами, прошел на кухню. Включил свет.

На полке блеснула кружка в синий горошек – Ленкина любимая. Она переезжала к нему частями, заполняя его пространство его пустяками и вещицами.

Голова закружилась, и он со стоном повалился на стул.

Как жить? Лен, как?

В дверь поскреблись. Рывком подняв свое тяжелое тело, пошел открывать. В дверной глазок заглядывала тьма, видно опять на лестнице перегорела лампочка.

Открыл. Никого. Только запах… цветочный запах любимых Ленкиных духов. Он сам покупал ей их летом…

Судорожно втянул ноздрями воздух. Точно они: легкий, с едва уловимой цитрусовой ноткой, цветочный запах. Сжал зубы до хруста, по щекам покатилось что-то мокрое…

Через минуту он понял, что плачет. Стоит в дверном проеме и, пялясь в темноту, ревет. Совсем раскис…

Лена… как же так, Лена?

На кухне что-то грохнуло. Он, путаясь в ногах, поплелся на звук.

На полу, лежал разбитый цветочный горшок. Земля, как протухшие внутренности, размазалась по полу. Занавеска, белым приведением, истошно болталась на сквозняке. Надо убраться. Грязное пятно на чистой плитке смотрелось тошнотворно.

Он сходил в туалет за веником и совком. Руки не слушались, а ведь недавно в них была сила, решительность, мощь.

Ленка… Ленка? Одно имя приносит неимоверные страдания, поджаривая на медленном огне опустошенный мозг, припорошенный холодным страхом.

Любую боль можно объяснить…

Земля пахла отвратительно, как тогда – на кладбище. Солнце светило, подсушивая свежую горку, а та пахла. Запах похорон!

Из горла вырвался всхлип. Жалкий и ничтожный. Он…

Черт с ним, с горшком. Потом, все потом.

Тяжело доплелся до дивана и рухнул, укутавшись с головой в шерстяной плед. Отгораживаясь от мира, прячась…

Опять в окно заглянул свет фонаря – дрожащий, клочковатый, неровный. Надо поспать. Сон – лекарство…

Ветер одиноко завыл в водосточной трубе. Он закрыл глаза. Наверное, заснул…

Шорох одежды. Диван скрипнул под тяжестью. Что-то холодное нежно коснулось лица и пахнуло в ноздри землей.

Веки, склеенные бессознательным страхом, не хотели разлепляться, но он победил их. Он всегда добивается своего.

На диване, устроившись на краешке, полубоком сидела Лена. В тусклом свете он отлично видел ее лицо: бледное, со смазанной краской, жуткое. Он много заплатил людям из морга, чтобы скрыть страшные раны. Ленка любила хорошо выглядеть… всегда нарядная, как праздник. И тогда… там, в гробу, она тоже была нарядной.

Эта женщина-кукла была одета в тонкий трикотажный костюм, тот самый, в котором хоронили Лену. В горле застрял колючий крик. Он сглотнул и выпустил короткое:

– Лена?

Женщина повернулась лицом: страшным, неживым. Накрашенные губы дрогнули, сдвигая грим. Пахнуло формалином.

– А ты кого-то еще ждал? Опять забыл дверь закрыть! А диван чего не разобрал?

Он с ужасом смотрел на женщину, выискивая следы своего безумия. Вот так сходят с ума? Голос у женщины был хриплый, надтреснутый, не Ленкин.

– Ты что? Не ждал меня?

Он затряс головой. Горло сжалось, не выпуская слов, сердце стучало безумным паровозом.

– Ладно, я в ванну, а ты разбери диван. Спать хочу – сил нет. Я быстро…

Он закрыл глаза. К страху примешалось отвращение. Дыхание сбивалось. В голове стучал отвратительный запах морга. Сбивал, сводил с ума… Сглотнул горькую слюну. Глаза раскрылись против воли.

Пусто. По полу гуляет слабый свет от уличного фонаря и слабый запах земли.

Потер с силой лицо, до боли. Кажется сорвал пластырь на порезе… Не все ли равно? Комната пуста. Пуста!

Это нервы шалят. Просто нервы…

Всем можно объяснить!

Устало повалился на подушку… и… заснул.

Утро забарабанило в окно дождем. В квартире было сыро и холодно. Зябко поежившись, он пошел на кухню. На дне банки должны покоиться остатки кофе… и может в шкафу есть печенье…

Ни земли, ни разбитого горшка на полу. Наверное, он все-таки убрал их вчера… или приснилось?

На столе стояла чашка в синий горошек с теплыми остатками кофе… Ленкина чашка. Его лицо плаксиво скукожилось, и он замотал головой:

– Не-е-ет!

Это все безумие. Сон. Он вчера все-таки взял ее кружку. Забыл. Просто забыл.

С трудом сгибая колени, он прошел в ванну. Пусто. На раковине лежит розовое полотенце с котятами. Влажное. Ленкино. Что за чертовщина?

Все можно объяснить! И это тоже. Он просто забыл.

Надо взять себя в руки. Выпить кофе и выйти на улицу. Прогуляться, купить продуктов. Нет… он застыл посреди кухни. Надо пойти в кафе, оно тут, рядом. Там попить кофе… заказать яичницу… Да! Люди нужны, люди.

Толстовка валялась на полу в коридоре, он подобрал ее, натянул. И лихорадочно стал запихивать голые ноги в кеды. В коридоре пахло Ленкиными духами. Сильно пахло, невыносимо.

Скорее на улицу. Он сходит с ума в этой квартире, в этих мыслях…

Холодный воздух порывом вышиб все ненужное. Он поежился. Надо было одеть куртку. Ну, ничего, тут рядом. Добежит.

После горячей еды стало легче. Ночной ужас отступил. Не мудрено, что ему мерещится черт знает что. Он не спал нормально со среды, да и не ел толком. Чертовски устал. Все пройдет! Теперь все будет в порядке!

Ленка! Ленка! Почему все пошло не так…

В магазине купил колбасы, хлеба и молока. Немного подумав, взял пельмени и пачку макарон. Посидел на лавке, в скверике по пути домой, бездумно глядя на редкие листья, лежавшие на асфальте. Ветер шуршал пакетом – рассматривал покупки. Мир застыл. Он смотрел на асфальт и дышал, с трудом пропихивая воздух туда и обратно. Он так любит порядок, а тут все не на своих местах. Да, Лена?

Вздохнул. Глубоко, с хрипом… Хватит валять дурака. Ну, померещилась чушь, подумаешь! Все можно объяснить…

Ноги сопротивлялись, но он упорно направлял их к дому. Лестница на третий этаж казалась сегодня особенно длинной и крутой. После второго этажа сбилось дыхание. Вот и знакомая дверь, с маленьким крючочком возле ручки. Это Ленка приклеила, хотела сумку на него вещать, когда открывала дверь. Крючок срывался и падал, а Ленка его снова клеила его.

Он объяснял ей…

На кухне кто-то стучал посудой. Пахло котлетами и чем-то прогорклым, страшным. Поморщился. В животе пошевелились холодные змеи – подступила тошнота. Он вымученно улыбнулся. Сестра приехала поддержать, не оставила брата одного?

Нарочито громко шаркая ногами и шурша пакетом, пошел на кухню, готовя бодро-веселое приветствие сестре.

– Натка, спасибо, что …

Слова оборвались всхлипом. Не Натка… Боже, это совсем не Натка. Боже!

За плитой, все в том же трикотажном костюме, слегка испачканном в земле, стояла Ленка. Она повернулась к нему жутким, потрескавшимся лицом, с проступившими трупными пятнами и улыбнулась отвратительной, сломанной улыбкой:

– Натка? Ты ее ждал? Ты купил колбасы? А майонеза? Хлеба нет. Холодильник пустой. – труп, притворяясь живой, сыпал вопросами с пулеметной скоростью.

Он начал медленно сползать по стенке… Безумие – вот, что это! Безумие!

Ленка выключила плиту и дергаными движениями стала снимать фартук. Он следил за ней, боясь моргнуть, и пошевелится.

– Лена?

– Конечно! Ты кого-то другого ждешь?

Он помотал головой. В глазах почернело, и пол неожиданно резво бросился в лицо…

Когда он пришел в себя уже стемнело. За окнами, путаясь в по-летнему свежей листве, шумел ветер. Фонарь не горел.

– Лена? – с натугой позвал он, но никто не ответил. С трудом поднявшись с пола, он пошел в ванну, включил кран с горячей водой и нервно стал стаскивать с себя одежду. Везде пахло землей и Ленкиными отвратительными духами. Залез в ванну. Кипяток обжигал и приводил в сознание. Все можно объяснить: сильное потрясение, недосып, общий стресс и галлюцинации… Сейчас он вылезет из ванны, выпьет коньяку, поест колбасы с хлебом, а может даже сварит пельмени и ляжет спать. И все пройдет… Никакого безумства. Это усталость. Он устал и видит эти усталые галлюцинации… Ленка на кладбище, в деревянном гробу. Глубоко под землей. Он видел… он видел это своими глазами! Остальное – чушь!

Завернувшись в банный халат, он включил свет на кухне. На столе, под белой салфеткой лежали котлеты, источая запах кладбища. Рядом стоял салат и записка с единственным словом – «поешь». Ленка всегда писала такие монословные послания. Белая бумажка, испачканная кладбищенской землей. Липкий страх сжал горло. Он всхлипнул.

С нервным хихиканьем подскачи к столу. Схватил тарелки и с бессильной злостью кинул в мусорное ведро. Рванулся к стулу, обессилено плюхнулся и заревел. От страха. Плакал как маленький: тер огромными рыжими кулаками глаза, всхлипывал и причитал. Зачем она так с ним? Зачем? Пугает, она же его пугает! Зачем? Вопросы отскакивали друг от друга в голове…

Надо выпить. Срочно!

Дрожащими руками вытащил из шкафа бутылку спиртного. Не коньяк – виски. Полез в холодильник. На полке лежал хлеб, кетчуп и остатки колбасы.

Резать не стал – руки не слушались. С трудом отвинтив крышку, глотнул. Подавился. С непривычки спиртное обжигало. Еще глотнул. Выдохнул и откусил от буханки кусок.

Кровь забурлила. Страх начал сдавать позиции…

Все можно объяснить! Все, всем! Он отлично это знает и умеет делать. Глотнул еще. Сел. С ожесточением выдавил на хлеб кетчуп. Красная капля упала на стол… Он провел по ней пальцем…

Все можно объяснить! Абсолютно все! Палец стал выводить на столе красные узоры, пробуждая память.

Первый раз произошел в середине июня. Точно через месяц после их знакомства. На даче. Он почувствовал запах табака. Слабый, едва ощутимый. Крадучись вышел с кухни. Точно! Ленка курила. Воровато оглядываясь по сторонам и пряча в руке сигарету. Он подскочил, закинул руку за спину и со всего размаха ударил ее по лицу. Слова не нужны! Он не выносит курящих женщин.

Она не плакала, только смотрела огромными, полными слез глазами и силилась что-то сказать… С уголка губы потекла красная капля…

Он все объяснил ей!

– Ты поел? – труп Ленки застыл в дверях. Виски гуляло в крови. Страх притупился, уступая место злости. Надо поговорить с этим… с этой и найти объяснение.

– Ем! – он сам не узнал своего голоса – такой слабый и невыразительный.

– Я котлет нажарила. Салат сделала…

– Спасибо, будешь? – качнул в ее сторону бутылкой.

Труп рвано покачал головой. Опять запахло формалином. Он скривился.

– Садись, чего в дверях топчешься? Надо поговорить!

Ленка дергано подошла к столу и тяжело опустилась на стул.

– Я тебя похоронил! – выпалил, и стало легче. Он поставил точки, пусть оправдывается теперь – ищет объяснения! Сама! Ее тут быть не должно! Она там, на кладбище. Он уехал домой, а она осталась… ТАМ!

Ленка молчала. Просто сидела, сложа руки на столе, и молчала. Под ногтями, с местами облезлым маникюром затесалась грязь. Его передернуло. На секунду ему показалось, что в ее волосах копошатся какие-то насекомые. Приложился к бутылке еще раз.

– Ну чего, молчишь, Ленок!

– Ты не хотел меня отпускать! Теперь моя очередь!

– Как это? Ты же труп! Покойница. Твое дело в земле лежать, а мое – жить. Уходи! Все! Отпускаю! – он вскочил со стула и, нависая над столом, истерично орал в жуткое лицо мертвой женщине.

Ленка наклонила голову, посмотрела мутными глазами и проскрипела:

– Ты не отпускал!

– Ты сдохла, сдохла слышишь! СДОХЛА! Я тебя похоронил.

Громко хлопнула форточка, и он инстинктивно развернулся в сторону окна.

На улице бушевал ветер, срывая листья и безжалостно бросая их на черноту асфальта.

Ленки не было. На столе, где она сидела, остались маленькие комочки земли…

Он со стоном сел и уронил голову на дрожащие руки. Всему есть объяснения…Всему, черт победи, есть ОБЪЯСНЕНИЯ!

Бутылка опустела слишком быстро…

Голова гудела…

Надо поспать. Встал. Собирая плечами стены, дошел до комнаты.

Диван скрипнул, принимая его в объятия. Он закрыл глаза и заснул. Быстро и неожиданно для себя.

Касание. Холод пробежал по лицу, оставляя липкий, неприятный запах…

– Ты опять не раздвинул диван. Встань! Я сама.

Дыхание застряло в легких колючим комком. Сердце колотилось в груди. Он скатился с дивана и замер.

Труп Ленки наклонился и одним махом разложил диван. Простынь взлетела и плавно, словно снег, легла. Как в замедленной съемке.

– Ложись! – скомандовала Ленка.

Он задрожал и отчаянно затряс головой.

– Ложись, нечего привередничать!

Он заскулил, стараясь сжаться до невидимости.

– Ложись… Милый, все ссоры днем, а ночью, в кровати – мир. Ложись! Будем мириться.

Ленка улыбнулась, проведя синим, заскорузлым языком по потрескавшимся губам. Он с трудом сглотнул тошноту.

Ленка, распространяя отвратительный трупный запах, залезла на диван и вытянувшись застыла. Рука с трупными пятнами постучала по его месту на диване.

Все можно объяснить?

Он мирился. После первого раза с сигаретой, он мирился с ней на летней кухне. Зажимая Ленке рот, большой рукой покрытой рыжими волосами, и мирился. Она хрипела под ним, дергалась… Это заводило и он мирился сильнее, тщательнее, жестче.

Труп снова хлопнул по дивану. Он со всхлипами и причитаниями полез на диван. Лег – с трудом умещая свое огромное тело на самом краешке. Лишь бы не касаться этого… этой! Обезумевший мозг рисовал отвратительные картины. Ему казалось, что по Ленке ползают черви… что она заставит его мирится. И будет зажимать холодной рукой его орущий рот, и мириться… мириться…

Все можно объяснить! Все?

Он почувствовал, как она развернулась к нему спиной и обняла. Он выпустил придушенный всхлип. На бедро опустилась тяжесть ноги. Ленка всегда так спала – закидывая на него ноги и руки. От запаха закружилась голова, он обеими руками зажал рот, глуша крик ужаса.

Второй раз произошел в августе. Лена бросила курить и не давала поводов для недовольства. А в августе…

– Вика пригласила на день рождения! В субботу.

Он кивнул. Вика – близкая подруга, от дня рождения которой никуда не скрыться.

– Хорошо. Ты уже подумала, что мы подарим?

Ленка сжалась под его взглядом.

– Она пригласила только меня.

Хм. О чем разговор? Беззвучно замахнулся и ударил. Кулаком. Ленка схватилась за живот и согнулась, безрезультатно втягивая воздух. Ударил по уху. Ленка заскулила. Точь-в-точь побитая собака. Она хватала губами воздух и силилась что-то сказать. Так смешно походила на рыбу. Еще удар – в грудь… И еще…

На зубах скрипела земля.

Очнулся утром. За окном светило солнце и весело чирикали воробьи. Все понятно! Бутылка виски – это много! Голова трещала, как спелый арбуз. Он допился до мертвых женщин в кровати. Хохотнул и зажал рот, уж слишком истеричный получился смех. Это все усталость! Он устал, вот и мерещится!

В комнате было пусто и пахло свежестью. Как хорошо! Он справится. Он сильный мужчина!

Контрастный душ успокоил голову и взбодрил.

Женщин и собак надо учить! Учить и воспитывать. Все это – усталость. Элементарная усталость и стресс. У него появился план.

Завтра заканчивается отпуск. Надо на дачу сгонять – урожай забрать и банки. Ленка так заботливо их закрывала. Ленка любила дачу!

По губам пробежала тень улыбки.


 Все можно объяснить!

Он скривился, вспомнив, что новенькая Ленкина машина разбилась. Придется ехать на старой Вольво.

Машина стояла во дворе, под кленом, и выглядела неопрятно. Мокрые листья налипли на капот и лобовое стекло. Бампер залеплен грязью. Ничего, вот съездит на дачу – сделает дело, а потом на мойку. Сразу же. И в баню. Он обязательно пойдет в баню. После.

 Надо собраться. У него появился план. Отличный! Он знает, что делать. Всегда знает!

Пробок почти не было, до дачи добрался быстро. Скрипучий замок калитки неохотно поддался, после небольшого усилия. Надо же, его не было от силы неделю, а травы выросло – море.

Над летней кухней витал слабый дымок. Он усмехнулся. Все верно, где же еще ей быть!

Насвистывая под нос попсовый мотивчик, пошел посмотреть. Он уже догадывался, кто там…

Ленка стоял спиной. Поверх трикотажного, запачканного землей, костюма повязан фартук.

– Ленка, все не угомонишься? – истерично хихикнул он, старательно пряча страх. Вон нужный ящик с инструментами. Он ему нужен. Там лежал верный топор. Острый. Очень острый!

Труп стал разворачиваться.

Он с трудом сглотнул вязкую слюну. Голова закружилась от сильного трупного запаха, смешенного со сладкими духами.

Грим окончательно сполз с лица, обнажая обескровленные, безобразные раны. Трупные пятна покрывали щеки…

У него дернулось правое веко. Стало мучительно страшно.

Вон та рана, на скуле, с левой стороны…

В третий раз это произошло первого сентября. Ленка со всей мочи орала в трубку и требовала оставить ее в покое. Отпустить! Он возражал, называл ласковыми именами. Уговаривал! О, он умеет уговаривать! Он сказал, что им надо поговорить и разойтись мирно, хорошими друзьями. Посидеть на даче, пожарить шашлык и поговорить.

Она согласилась… Он был убедителен!

Они мило общались в дороге. Ленка даже пару раз улыбнулась его шуткам. А потом она опять завяла нудную песню про врача, мол, ему нужен этот докторишко по мозгам. А потом добавила, что хочет расстаться. Бросить его. Су-у-у-ка!

Он ей все объяснил!

Она растоптала его чувства. Она была непослушной, и он должен наказать ее, научить… Как она выла! Надрывно, как подыхающая псина!

Когда он вынырнул из липкой внутренней правды, Ленка едва дышала. План созрел моментально. Запихнув едва живую женщину в машину, он понесся по деревенской дороге. В багажнике лежала лопата и топор.

Он шутил всю дорогу, но Ленка не смеялась. Высокомерная дрянь… Заставила его, вынудила… Он же ей все объяснил…

С грузовой машиной получилось просто волшебно. А говорят – чудес не бывает. Ленкина сторона вдребезги, а у него лишь пару шишек, разбитый нос и легкое сотрясение… Конечно, он рисковал! Как иначе? Вот чудо: он жив, а дрянь получила по заслугам. Бросить его захотела!

Труп Ленки смотрел на него в упор.

– Что уставилась? Ты трупешник, Ленка! Тухлый труп! И пора тебе, Леночек, баиньки в землю. Да!

Ленка не шелохнулась. Безмолвно стояла и таращилась на него полусгнившими глазами.

Из его горла вырвался истерический смех.

– А хочешь – оставайся. Ты тут, а я в городе буду! Ок?

Ленка продолжала стоять смрадной статуей.

Он выскочил из дверей. Поворачиваться спиной страшно, Ленка знает где топор! Пересилил себя и быстрым шагом вышел с участка и сел в машину. Его колотило. Подлая дрянь, пугает его! Он забыл, что хотел взять топор, аккуратно зайти к Ленке сзади и… научить ее в последний раз, а потом закопать. Он все забыл. Другая идея заполнила голову. Грязные вещи остались в домике, но они подождут. Все потом! Надо спешить, а то… Руки тряслись мелкой дрожью, и он не сразу попал ключом в зажигание.

Солнышко радостно блестело в голубом небе. Таком чистом, непорочно – прекрасном.

Нужно срочно домой! Если поднажать, то он попадет домой раньше Ленки. Запрет дверь на верхний замок. У нее нет ключа от верхнего. Она не сможет войти. Нужно только попасть домой раньше нее… Как он забыл? Раскис как баба! А всего-то… верхний замок закрыть!

Внезапно синее небо исчезло…

Оглушительный скрежет ужалил уши, а в глаза бросился грязный борт огромного грузовика… В ушах застрял визг… Он и не знал, что умеет так визжать… Потом пришла боль… обжигающая и ужасная. И где-то вдали смех. Ленкин. Довольный.

Все можно объяснить?

Чудес не бывает, а вот возмездие, как яд! Подсунутый другому, он попадает в твой стакан…