Одному тебе [А. М. Серегова] (fb2) читать онлайн

А. М. Серегова Одному тебе

I. BonVoyage

***

Меня будит который день без вопроса «хочу ли?»

Аромат сладковатого запаха листьев пачули.

Переливом багряного света опять алеет

Горизонт на рассвете, сливаясь с кустом бугенвиллеи.

Каждый луч сквозь росу отражает цветущий покров

Нанесённых ветрами с деревьев нежнейших ковров.

По шуршащим бутонам сиреневых ярких слив

Ветер носит манящие запахи там, вдали.

В рассветном сиянии мир до чего гораздо

Выглядит ярче средь белых домов контраста.

Сиреневым цветом, каждый оттенок лелея,

Так и манит вдохнуть поглубже себя аллея,

Почувствовать бархат бутонов, шелка лепестков,

Остаться в таком цветеньи во веки веков.

Переливами красного блеска, как грань рубина

В моих окнах цветущие ветви — теперь гардина.

Аллея из запахов, арка из райских садов

Розовеющих бугенвиллей, сливовых рядов.

Меня будит которой день, но я вовсе не против

Начинать каждый день на такой вот красивой ноте.

***

В лодке опять пробоина, вода сполна

Проникает, когда за волной вновь бежит волна.

Поскорей бы доплыть, вон за мысом горит маяк,

Чтобы в случае бедствия смог дотянуть моряк.

Чтобы в случае шторма, найти, где сложить весло,

Надышаться свободой и мыслью, что так свезло.

В лодке опять проплешина, море сквозь доски

Проникает по капле внутрь, тут итог не броский.

Поскорей бы доплыть, вон за мысом маяк включён,

Надо просто к нему повернуть, как в замке ключом.

Тело со всех стороной обняло пеленою,

Море врывается в лодку мощнейшей волною.

В лодке опять пробоина, где же моряк

Отыщет последние силы настигнуть маяк.

Остаётся залечь на дно, безнадёжно ждать,

Пока море будет нещадно тебя осаждать.

В лодке так мало места для двух стихий,

Остаётся молиться, но голос остался глухим.

В лодке опять пробоина, вода за края

Вытекает уже. Не спасёт ни Господь, ни маяк.

***

Если будешь в наших краях по пути на юг,

Пропусти отходящий поезд, на шесть сорок пять.

Захвати и меня с собой, можешь к паре брюк

В чемодан положить и сверху слегка примять.

Если будешь в наших краях хоть на пять минут,

Не думай о том, чтоб остаться на долгий срок.

Просто меня забери, и вдвоём страну

Покинем в погоне за миром, что так широк.

Если будешь в наших краях, задержись, побудь

Гостем сердечным, задержка ничем не грозит.

А там уж вдвоём продолжим куда-то путь,

Нанесём кому-нибудь тоже внезапный визит.

Если будешь в наших краях покупать чемодан –

Напротив всегда распродажа, возьми и мне.

Я верну, обещаю, сполна тебе всё отдам.

Возьми мне коричневый и лучше всего на ремне.

Если будешь в наших краях, не ищи ночлег.

Приютимся вдвоём и вдвоём же уедем прочь.

Отсидимся, а утром свершим свой заветный побег,

К манящим юга́м побежим, догоняя ночь.

Если будешь в наших краях, не носи плащи.

Привлекать к нам вниманье прохожих совсем ни к чему.

Сбежим, будем есть фрикасе, буйабес и щи,

Запивать пятилетним вином пересоленную ачму.

Если будешь в наших краях, не пугайся тех,

Кто смотрит на твой чемодан под косым углом.

Они чуют, что ты уже в шаге к своей мечте,

И от зависти так и дышат глубоким злом.

Если будешь в наших краях, захвати утюг

Я выглажу свой пиджак, ведь всегда говорят:

Сбегая от мятых мыслей куда-то на юг,

Ты сам ни за что не должен быть также помят.

***

К северу от границы луна близка

Настолько, что я отыскал к ней в два счёта путь.

На случай, что кто-то будет меня искать,

Оставлю подсказки, куда надо будет свернуть.

На случай, что кто-то отправится по следам,

Протоптанным мною под тусклостью фонаря…

Не ищите, побыть в одиночестве нужно когда.

А мне нужно сбежать, по правде вам говоря.

К северу от границы лежит ориентир,

Тропинка петляет меж сосен и мрачных стволов.

На счету уже несколько дней, что провёл в пути,

Общаясь с ветрами попутными, но без слов.

На севере пахнет смолой молодой кипарис,

А лёгким давно не хватало эфиров хвой.

Я такими просторными видами, глядя вниз,

Пропитаюсь на несколько лет с лихвой.

К северу от границы с моей тоской

Спущу все терзания в воды холодной реки.

Одиноко едва ли бывает тому, кто покой

Ищет любым препятствиям вопреки.

На севере горы обнимать будут от души,

Царапая холодом плечи, морозя ладонь.

Палатка не будет греть, но в такой глуши

Греет скорее пейзаж, чем от куртки болонь.

Ветви сосновые будут мне щёки ласкать

Колючими иглами, а в ответ им моя щетина.

На случай, если кто-то будет меня искать,

Попытайтесь идти на север, в расчёте на.

К северу от границы, за той горой…

Уверен, что мир для меня что-то там припас.

Любые сомнения, возникающие порой,

Сводит на нет уверенный в этом компа́с.

Ноги приятной болью будут гореть

От ходьбы по ещё не истоптанным мною местам.

Это место поможет навечно всё враз стереть,

Чтобы с чистого где-то снова начать листа.

Доберусь, перелезу, пройду, пусть дорога резка,

Настолько, что мне уже будет назад не слезть.

На случай, если кто-то будет меня искать,

К северу от границы я где-то есть.

***

Лазурь. Покрывает собою гладь,

Словно торт глазурь.

Небо, куда ни глядь,

Предвещает грозу.

Как слезу,

Что скопилась на красном носу,

А потом на тетрадь

Срывается, в ней полосу

Размывая. Я принесу

Свои ноги к твоим берегам,

Ты их только разуй.

Своим бризом омой,

Пока тучи там, на весу

Нагоняют грозу.

Выгоняют домой.

Пеленой

Застилая глаза, омрачая грезу́.

Словно ночь в бирюзу

Вгоняет сплошную печаль,

Я её увезу

В небывалую даль,

Только б ветер педаль

Не сломал. Там уж просто газуй.

Как бельмо на глазу,

Так опасно стоять

Там внизу, на мысу.

Когда мрачная гладь

Так и хочет предать,

Окуная в росу.

И куда тут девать

Свою тихую столь слезу.

Разве только смешать

В эту тёмную моря лазурь.

***

На перроне под номером три в девятнадцать минут

Безразлично усталый голос мне в трубке сказал,

В конце, как постскриптум, добавил, что «вас там ждут»…

И я сразу зачем-то помчался на главный вокзал.

В чемодан положил костюм и ещё пару бридж,

Подобрал пару туфель под них и ещё под клёш.

Соответствовать надо моде, наверно, в Париж

Меня отправляют… Уж буду я там хорош.

Не терпится грудью вздохнуть во французском кафе

Аромат свежих булочек и женских духов Chanel.

Кто знает, наверное, стоило мне галифе

Тоже с собой положить — здесь в ходу фланель.

Натыкаясь на спины, бегу, непонятно куда,

Каблуки об асфальт стирая до самых мысков.

А если мы едем в Рим или вообще Амстердам?!

Надо бы было взять ещё пару с собой носков.

Что же делать мне в бриджах жарою тогда в Мадриде?

Как дождями в Шотландии быть без большого зонта?

Неужели там кто-нибудь в ту́флях и клёше видел

Такого как я нелепого, в шляпе франта.

А если меня завезут в этот душный Кабул

Или вдруг занесёт мимоходом в Иран, Бангладеш?

Где ж я был, что сандалии вместо туфлей не обул,

И гулять я в своём костюме там буду где ж?!

Да не важно куда! Только б вырваться в целый мир!

Утонуть в суете самых шумных, больших авеню.

Заказывать всё, и в какао макать зефир,

Даже если его до сих пор не ввели в меню.

Как я рад сообщенью, что меня на вокзале ждут!

Я так долго мечтал уехать, уплыть, сбежать.

Я испытывал острую в этой поездке нужду,

Что не сразу подумал, что ведь некому меня там ждать.

На третий перрон прибегаю за пару минут.

Он так призрачно пуст, будто ехать ещё не пора.

Я так понял, что голос в трубке, сказавший «вас ждут»,

По нелепой случайности спутал опять номера.

***

Вчера, в отделе для творчества, я по акции

Купил белый лист А4 за два рубля.

Как берутся за что-то важное, решил я взяться и

Начать рисовать свою жизнь на листе с нуля.

В корзинку на кассе сложил ещё краски разные,

Гуашь, акварель, напоследок схватил карандаш.

По цветам разложил, слева синие — справа красные,

Расплатился и всё это быстро занёс в гараж.

Разложил на столе все покупки, продумал эскизы,

Взглянул под углами разными, ведь не начнёшь

Рисовать свою жизнь, когда не уверен, что из-за

Неверных цветов вновь испортишь на нет чертёж.

Я за жизнь много раз начинал, но всегда в реальную

Получались совсем не шедевры, что ваял Ван Гог.

Я кисть-то держал пару раз, да и то малярную,

Когда красил стены в спальне, и то, как мог.

Какой из меня художник, — маляр по стенке,

Который всё жизнь рисует, но до конца

Не способен видеть вблизи, сочетать оттенки,

И копирует автопортреты с чужого лица.

Жизнь моя вряд ли пестрила, и то не сюжетами,

А так, набросками сцен из приевшихся драм.

Я столько листов начинал, но всё же этот я

Испортить ошибками старыми точно не дам.

По скидке в отделе для творчества взял и несу я

Белый лист А4, сегодня возьму один.

В этот раз без ошибок и клякс в гараже нарисую

Свою жизнь, что станет одной из бесценных картин.

***

Уведи меня за собою, куда захочется,

От жуткого мира кругом, я прошу, уведи меня.

К краю земли, за которым для нас не кончится

Вечность, любовь же где станет ещё ощутимее.

Защити меня и собою закрой угасшие

Огни бессердечного города и бездушия.

Как никогда мне сегодня твоё бесстрашие -

Самое необходимое, самое нужное.

Уведи меня за собою, куда получится,

От грубости, от немыслимой бесчеловечности.

К краю земли, за которым вся боль улетучится,

И сердце раскроет объятия долгой вечности.

Сбежим от безумной толпы и её возмущения,

Без нас они в своей горечи выживут, справятся.

С собой заберём все счастливые ощущения,

Оставим за нашими спинами, что оставится.

***

За окном дожди, в голове туман, на столе коньяк.

Сочетание три в одном, идеальный баланс.

Только он приведёт скорей в никуда, но совсем никак

Ни в далёкий, но так манящий собой Прованс.

Слоёное тесто, хрустящая нотка, внутри шоколад…

Круассан на сиреневом блюдце в французской глуши…

Сцена подобная сказке, главе из баллад,

Воображение томной мечты для потухшей души.

Цветочное утро, поля из лаванды, текучий мёд.

Так и хочется просто лечь и примять траву.

Прованс еле слышно шепчет, к себе зовёт,

Обещая все сны о себе воплотить наяву.

За окном мороз, весь коньяк допит, в голове бурьян.

Безнадёжно сгустились сумерки в тишине.

Забродивший разум твердит, что он безнадёжно пьян.

И Прованс не мерещиться больше в счастливом сне.

***

Свернем на развилке, дорога ведёт в тупик,

Тут сверяй-не сверяй свой маршрут по точнейшей карте.

Ощущение — будто свыше кто-то сглупил

И пути перепутал на самом начальном старте.

Свернем на развилке, пейзаж уже осточертел,

Кажется, что за окном все одно и то же.

Дорога ведёт неизменно к опасной черте,

За которой не сможет выжить случайный прохожий.

Свернем, остановимся в роще, под тенью осин,

Затянемся, кто сигаретой, а кто потуже.

Поменяем хоть что-то, пейзаж уже невыносим,

Надеюсь, что там за развилкой он будет не хуже.

Свернем, оставим свой след на развилке обочин,

Посчитаем, кто минуты пути, кто шумящих ворон.

Пускай нас охватит не грустью, а чем-нибудь прочим

Причём не внутри, а сразу со всех сторон.

Свернем на развилке, дорога всегда куда-то

Ведёт лишь того, кто ей следует по пятам.

Давай постоим хоть мгновенье с тобою рядом

С березами, что разрослись по суровым рядам.

Свернем на развилке, дорога который раз

Рисует свой путь до безумия непонятно.

Свернем, ведь такой лабиринт незаметно нас

Заведет куда-то туда, но уже без обратно.

***

Ну что, как обычно, встретимся без причины?

Осевшие сумерки в тихих лучах барокко

Будем встречать, ароматами капучино

Запивать бисквит со вкусом нежнейшего мокко.

Ну что, как всегда, на нашем привычном месте,

Где стены нам так и шепчут «мадам» и «месье».

Будем держаться за руки и снова вместе

Друг друга кормить десертами а ля Фрезье.

Ты спросишь, сегодня свежие ли эклеры,

А я закажу свой любимый «Наполеон».

Мы будем друг друга любить и, забыв про манеры,

Пробовать пальцем кофе, остыл ли он.

Даже если закончатся темы, давай помолчим, но

Не будем рук разнимать и смеяться робко.

Навечно теперь нас связал аромат капучино,

Которым мы запиваем бисквиты с мокко.

***

В дремучем лесу, в самой чаще, где еле блеск

Остывшего солнца крадётся сквозь шапки крон,

Я построю себе убежище, чтобы лес

Защищал от вторжений забором со всех сторон.

Сосны своим величием будут вход

Охранять от ненужных странников и бродяг.

Я в жизни уже не увижу таких широт

Как здесь, даже дважды вселенную обойдя.

Широкие ветви каштанов собой скрывать

Будут клубы´ дымовые над скромной избой.

Я построю себе приют, пусть меня называть

Отшельником будут, я буду самим собой.

Заросли самых древних плакучих ив

Будут шептаться со мной о премудрых вещах.

Здесь мне от дома не нужно искать ключи,

Он спрятан от взглядов в ветиеватых плющах.

В дремучем лесу, в самой пуще, где зябкий день

Осенней поры окутывает собой,

Я построю себе убежище от людей.

Для меня оно будет домом, не просто избой.

***

Горизонт сгорает дотла тишиной заката -

Вечер с оттенком грусти, со вкусом муската,

Цвет перезрелой вишни делает внешне

Небо похожим на спелость летней черешни.

Горизонт поглощает день, по чувствам играя,

Разливает свои акварели у самого края.

Сотканный нитью тоски поперёк печали,

Вечер подвёл к концу всё, что было в начале,

Последние блики в воде желтизной отражая.

В этой картине фигура твоя чужая.

Догорает, как сера на спичке, сжигая пальцы,

Бордовый закат в самой лучшей из вариаций.

***

Где ты, в каких озёрах, в каких мирах

Плаваешь в маленькой лодке по буйной зяби?

Я иду по твоим следам, как к святыне монах,

Нет таких мест, куда идти было нельзя бы.

Где ты, в каких просторах летишь журавлём,

Ищешь свободы, бросаешь меня в погоню.

Приходится путь впопыхах помечать углём,

Вдруг я дорогу обратно совсем не вспомню.

Где ты, пытаюсь высмотреть там, в дали,

Парус твоей уплывающей снова лодки.

Но ты растекаешься образом в духе Дали,

Я вижу тебя, но твой силуэт не чёткий.

Где ты, в каких широтах координат

Возникаешь чуть уловимым морским мира́жем?

Я высматриваю тебя и под, и вокруг, и над.

Но не вижу. И приходится лишь созерцать пейзажи.

***

Город, пахнущий домом,

Любовью ведомым.

Улочки, что красотою

Выводят из комы.

Здания так и пестрят

Чем-то очень знакомым.

Такую любовь

Нужно сделать отдельным синдромом.

Город, одетый по моде,

Где каждый находит

Место себе по вкусу,

Себе по погоде.

Каждому он по-своему,

Но подходит.

Все его фото стоят на моём комоде.

Город, манящий влюбиться,

Собой похмелиться.

Скверы, где каждый свободен

И волен, как птица.

Куда-то все мчаться сбежать,

Ну а я возвратиться,

Пью его по глотку –

Не могу напиться.

***

Босиком бы спуститься вниз по ступеням веранды,

Укутанной в яркое поле густой лаванды.

Сорвать бы букет и поставить в гостиной в вазу…

Включить бы пластинку и телом поддаться джазу.

Проснуться б под запах свежей, французской сдобы,

Окна открыть, напитаться им полностью чтобы.

Собрать бы под шляпу волосы, чтоб ни спадали

Пряди в глаза, пока я одеваю сандали.

Помчаться б в пекарню, ворваться как ветер свистом,

Подождать, пока зёрна размелет знакомый бариста.

В богатом амбре ароматов присесть у окошка,

Вдохнуть эту жизнь, пока сахар мешает ложка.

Не решаться, какой начинке поддаться в сдобе –

Маковой или с корицей… и выбрать обе.

Добавить жирные сливки в кокосовый ла́те.

Насытиться утренней магией. И обратно.

Придерживать шляпу от ветра, что дует, играя,

Впитать тишину и неспешность любимого края.

Встречным смеяться в лицо и казаться, похоже,

Совсем сумасшедшим и глупой случайным прохожим.

Растить виноград за окном и съедать еле спелым,

Считая себя уважаемым в краю виноделом.

Закат проводить вином, под звучащий баян, да

Смотреть как сиреневым морем цветёт лаванда.

Романтикой тихих ночей увлечённое сердце

Остудить, а самой мягким пледом согреться.

И так каждый день проводить словно в ритме романса

Спокойную жизнь, упиваясь теплом Прованса.

***

Не к месту, как будто одежда,

Вывернутая наизнанку,

Путешествую где-то между,

Как пожизненная иностранка.

Едва ли похожа на здешнюю

Даже там, где бывала местною.

Стремилась попасть за внешнюю.

Жизнь здесь казалась тесною.

Ни в Милане, ни в Берне, ни Франкфурте

Даже если и повстречаемся,

Не говорите мне «здравствуйте!»,

Завтра мы вновь попрощаемся.

Иностранка в душе, в очертаниях,

Слишком смуглая, слишком нежная.

Даже дома в своих мечтаниях

Я всегда остаюсь приезжая.

Приехать куда-то и там бы

Навечно остаться родною.

Но в паспорте красные штампы

Смеются взахлёб надо мною.

Вдоль, поперёк всё изъезжено,

В дырах у карты изнанка.

Где б ни была, везде — беженка,

Везде всё равно иностранка.

***

Все мы бредём караванами мыслей, на треть

Покрытые знойным песком, словно блеском сатина.

Пустыня сурова ко всем, даже к тем, кто стереть

Во имя спасения лампу готов Алладина.

Все мы измучены солнцем далёких Сахар,

Где песчаные бури заметают следы, что свежи́ на

Горячей земле. Даже тот, кто едва ли слыхал,

Молится небу, пытается вызвать джинна.

На поясе в такт шагам всё звенит бутыль,

До дна осушённая жаждущими губами.

Все мы пытаемся выйти к оазису, в пыль

Стирая о жгучий песок свои ноги. Рабами

Считают нас встречные путники на верблюдах,

Что тоже скитаются в поисках Эльдорадо.

Пустыня столь необъятна, что он отовсюду

Мерещится путникам между барханных складок.

Все мы кочевники жизни, что шагу меж дюн,

Боимся ступить, оказаться во тьме порока.

Кочуем в пустынях, в надежде подставить дождю

Скулы, давно обветренные сирокко.

По щиколотки утопаем в пригорках холмов,

За которыми слышится эхо спасённых скитальцев.

Пекло сжигает шрамы от кандалов

Да так, что от боли не чувствуем силы в пальцах.

Все мы бредём лабиринтами южных стихий,

Мечтая напиться живительной влагой фонтана,

Только каждый колодец высушен до трухи

Наёмниками по приказу скупого султана.

Телами пути пробиваем сквозь жар пустынь,

Где только сильней обжигает взмах опахала.

Ноги не держат, хоть спасительным блеском святынь

Манит холодный мрамор и сад Тадж-Махала.

Все мы бредём караванами мыслей, пока

Живьём не сгорим, не сольёмся с песком воедино.

Обжигая колени чувствуется, как рука

Тянется к лампе, что когда-то спасла Алладина.

Осталось всего потереть золотой сосуд,

Пожелать избавления от нестерпимого пекла.

Мы сами — своя пустыня, и в ней не спасут

Никакие молитвы. Здесь каждый сгорает до пепла.

***

С книгой в руке на широком подоконнике.

Вот где проводят жизнь и года романтики.

Чай уж давно позабыт на соседнем столике,

У душ побледнели обложки, истёрлись кантики.

Стопки сменяют друг друга, как краски осени,

Жизнь утекает сквозь буквы и строки чернильные.

Как книги, о них забыли и грубо бросили

Ждать, когда кто-то откроет их души пыльные.

Остаётся всегда послевкусие книг, ведь открытые

Они не теряют сладость, как конфеты в фантике.

С забытыми кем-то книгами, и сами забытые

На подоконниках жизнь коротают одни лишь романтики.

***

Не сахар, совсем наша жизнь не сахар,

Дыра на сердце побольше дыры в нуле.

Пойдём и спасём её от полнейшего краха

И купим одно на двоих наше крем-брюле.

Можешь купить шоколадное, я не спорю,

У каждого вкусы разные, не надо «прости».

Крем-брюле, шоколад… Несомненно помогут горю,

Хотя бы на время немного его подсластить.

***

Люди курили и мчались расставить себя по местам,

Кусочками пазла сложиться в конечный эскиз.

Никто не хотел мою душу испить, да я сам

Ощущал себя так, словно я окончательно скис.

Люди любили и мчались любовь разделить,

Отливая по капле как чай, чтоб других согреть.

А я до краёв наполняясь, боялся разлить,

Норовя от горечи кофе внутри сгореть.

Люди умели светиться огнём мотыльков,

Отражая небесные звёзды в вечерней траве.

Я тоже светился, горел, но едва ли таков

Как у них был мой бледный от лампочки свет.

Люди мечтали и птицами мчались в окно,

Скворцами неслись на волю. Порхать журавлём

Я тоже хотел с ними рядом, средь галок, но

Всё бился в стекло, разбиваясь на части живьём.

Люди смеялись так звонко, что я с ними глох,

Как радио, что может настроить лишь сущий провал.

Люди спешили жить, пока я делал вдох.

Пока я едва ли с собою сосуществовал.

***

На севере, за морями до дна ледовитыми

Градусы так морозят, что ядовитыми

Змеями кажутся, в кожу вонзаясь зубьями,

До боли, до ломки костей отдавая безумьями.

На севере, горные пики со снежными хлопьями

Вбивают свои холода сквозь одежду копьями.

Вершины вверху накрывают просторы шапками

Снежных лавин, хоть греби этот снег охапками.

На севере, склоны манящими параллелями

Обрастают, как злоба иголками, пышными елями.

Морозной пустыней за снежными альбионами

Стоят ледовитые горы во тьме легионами.

На севере нет ничего, кроме белой пустоши,

Пугает малейшая ветка, внезапно хрустнувши.

Полярная ночь напоследок собою укутает,

Что даже если найдут, не узнают, откуда ты.

На севере нет ничего, кроме пара дыхания.

Идеальное место для жизненного затухания.

Белая прерия с такой неизменной погодою,

Где один на один с собой и бескрайней свободою.

***

Зима подморозила всех, за окном рябина

Когда-то цветом налитая алым рубина,

Побледнела, согнувшись под инеем тихой печали.

Зима подморозила всех, а её так встречали

С табличкой «Добро пожаловать» в аэропорту.

Но она прилетела, с собой захватив на борту

Незваных гостей, припрятав их в свой саквояж,

Невинно плечами пожав со словами «Не я ж…»

Их было всего лишь двое, сходящих с трапа,

В модных пальто из приличного белого драпа.

Зима озадачила всех, их с собой прихватив,

Тут пытайся понять, какой был у неё мотив.

Зима подморозила всех, не спросив не зря хоть

С собой привезла сюда мокрый дождь и слякоть.

Не спросив разрешенья, позвала нахально в гости,

Пробирая и так озябшие плечи и кости.

Зима подморозила всех, жаль, что не снегами

Скрипит этот зимний асфальт под её ногами.

***

Задохнись ноябрём,

Пока он растворяется временем.

Проживи одним днём,

Будто после забывшись забвением,

Заметёт полотном

И покроет белейшим инеем,

Так что может потом

Ты не вспомнишь ни буквы из имени.

***

Не за горами ноябрь. Досадно. Ну что ж.

Миру порою бывает нужно остыть.

Теперь мокрый снег под толщиной подошв

Будет скрипеть, хотя раньше шуршали листы.

Иней уже прилёг, словно пыль на ковре,

На замёрзшие тополя, но его дебют

Заметил один лишь ноябрь, что уже на горе,

Торжествуя, откупорил игристый брют.

За тусклыми фонарями давно границ

Солнце не освещает, ведь в шесть оно

Сбегает быстрее в одну из своих темниц.

Греет теперь только шарф, и то шерстяной.

Ноябрь отбирает своё, сильный ветер на-

Пуская, и вскоре снег всё завалит сплошь.

Скрипящая снежная изморозь и седина

Будет звучать оркестром из-под всех подошв.

***

Путешественник, чьи немногие экспедиции

Едва помещаются на полторы страницы, и

Ноги мочил не морями, а в синем тазике,

Представляя себя капитаном в своей фантазии.

От моряка в своих кругосветных странствиях

Перенял лишь бутылку рома и явно пьянствие.

Курс приказал держать на север и строго по´ ветру,

Меряя всё не по компасу, а барометру.

Странник, совсем не привыкший к плаванью,

Выходил в открытое море в метре за гаванью.

Научился за жизнь у команды лихих матросов

Сквернословить во всю и из листьев крутить папиросы.

Путешественник на мели, но не кораблём.

Капитан, не умеющий влево крутить рулём.

Пережив не единожды бунт на своём борту,

Остался мечтами в плаваньи, сам в порту.

***

Пассажиры давно на местах, до сих пор пустует

Место лишь 20а, что у самого края.

Сесть бы туда, но боюсь, что внезапно сдует

Ветрами, из всех возможных списков стирая.

Пассажиры давно пристёгнуты, только мимо

Снуют стюардессы, стараясь о них не споткнуться.

Я пытаюсь занять своё место вместе с людьми, но

Я не боюсь улететь, я боюсь не вернуться.

***

Продаю впечатления, первый товар — восторг,

Вот так прям с трибуны дарю его в руки любому.

Цена не заоблачна, даже уместен торг,

Всегда пригодится такая покупка дому.

Лот номер два. Довольно редок и даже,

Скажу по секрету, не каждый способен купить.

Имеется счастье лишь у меня в продаже,

Спешите, если хотите его испить.

Продаю только то, в чём давно я утратил веру,

Может быть для кого-то всё это не просто звук.

Продаю впечатленья, теперь они не по размеру,

Спешите купить из когда-то заботливых рук.

Продаю, не по акции, не обещаю скидок,

За счастье порой даже нужно слегка приплатить.

Продаю впечатления, б/у, но хорошего вида.

Успейте себя порадовать и купить!

***

Сбежать бы с тобой куда-нибудь в недра Италии,

Вкушать там изыски нежнейших кусков тальятелле.

Осесть, как калории на раньше изящной талии,

Любить твою душу больше изъянов на теле.

Коротать вечера бы романтикой в нежных бутонах

Упоительных красных магнолий под цвет к Таурази.

Бродить до конца своих дней в бесконечных колоннах

И слышать признанье в твоей каждой сказанной фразе.

Сбежать бы с тобой куда-нибудь в сердце Венеции,

Наслаждаться прохладой воды на омытых щеках.

Добавлять каждый день перчинку, как будто специи,

В нашу любовь, что останется здесь на века.

Научиться б на старости лет нам лепить тортеллини,

Приглашать всех соседей за стол, ароматом маня.

Уставать от всего вдвоём, только если бы ты ни-

Когда, ни за что на свете не устал от меня.

На углу Сен-Жермен, разбавляя горчинку эспрессо,

Улыбаясь друг другу, делить на двоих круассан.

Смеяться над тем, сколько мы здесь набрали веса.

Подходить. Как два пазла к друг другу, но не к весам.

К вечеру скидывать обувь, сплетаясь пальцами,

Наблюдать за закатом из нашего тихого скверика.

Сбежать бы с тобой, и слоняться до смерти скитальцами

По Провансу в цвету и пескам у Лазурного берега.

***

Распустилась сирень, распустилась в твоём саду.

Сиреневым облаком заволокла среду.

Укрыла в своих цветах вид твоих око́н,

Но ты не волнуйся, тебя всё равно найду.

Твой дом ведь стоит на окраине, в левом ряду,

К нему я даже во снах, как по карте, иду.

Запах других садов не собьёт с пути.

Ведь сирень распустилась только в твоём саду

***

Хотел бы я быть моряком и носить тельняшки

На голое тело, покрытое солью Гольфстрима.

Заплывать за такие широты, чтобы мурашки

По спине пробегали от видов, плывущих мимо.

Сражаться с пиратами и подкупать жемчугами

Русалок с золотыми хвостами, что издалека

К кораблям приплывают и мечутся рядом кругами,

Пытаясь красивой песней пленить моряка.

Хотел бы я быть мореплавателем, под парусами

Ходить по бескрайним водам за дальней чертой.

С китами здороваться утром. Своими глазами

Увидеть край света с бескрайней его красотой.

Хотел бы я быть моряком с полным трюмом отваги,

Который не дрогнет от страха пред силой стихий.

Стоять на корме и с усладой глотками из фляги

Поглощать обжигающий ром и морские штрихи.

Ходить в шароварах, которые треплет ветер,

Дующий с южных маршрутов и плоских равнин.

Хранить фотографию дома в парчовом жакете

И горстку земли в кармане широких штанин.

Во хмелю танцевать на палубе под рефрены

Волынок и скрипок таких же хмельных моряков.

Нырять по утрам с бортов в волны тёплой пены,

Захлебнуться усладой жизни и солью глотков.

Касаться рукой горизонта вселенной, встречая

Другие миры за границей, идти по пятам

За дымкой тумана, который, никак не кончаясь,

Молчит и скрывает о том, что ждёт меня там.

О прошлом порой вспоминать с неприметной тоскою,

Ласкать свои мысли о том, что давно позади.

Хотел бы я быть моряком, чтобы жизнь рекою

Меня уносила туда, где не буду один.

Пересечь все моря, океаны, пройти все проливы,

Весь мир повидать и просто на месте кружить.

Хотел бы я быть моряком. Я бы был счастливый.

Я был бы свободный. И мог бы спокойно жить.

***

Чайки летали кругами и громко кричали,

Звали с собой разделить тишину печали.

Звали с собой, призывая расправить крылья.

Если перья когда-то и были — покрылись пылью.

Чайки кружили, печаль мою жадно клевали,

Пытались заставить лететь, но на покрывале

Так мирно сидеть и смотреть, ни на что не надеясь.

Вряд ли я чайкой взлечу и немного развеюсь.

Чайки порхали, заботой меня окружая,

Мои огорченья до малых кругов сужая.

Звали с собой наглотаться солёным бризом.

Мне соли от слёз хватает. Останусь снизу.

Чайки летали, с волна́ми беспечно играя,

Звали оставить горечь и прыгнуть с края.

Но тут так спокойно предаться своим огорченьям.

Каждый летит и плывёт по своим теченьям.

Если я даже взлечу, упаду, как камень

Прямо на доски причала с гнилыми мостками.

Все мы кричим по-своему от печали,

Но чайки одни как могли, но всегда отвечали.

***

Дорога меня уводит наверх, в Гималаи,

Восемь км в высоту, а потом Эверест.

Там ходят могучие яки, никак не трамваи,

В которых тесно, а по пятницам нету мест.

Здесь нет магистралей и только ветра проносятся

Со скоростью сто пятьдесят, огибая хребет.

Гималайские кедры от холода к низу просятся,

Открывая прекрасные ракурсы на Тибет.

Лиственный лес, где дубрава укрыта мхами,

Как карта холмистой грядою со всех сторон.

Дорога уводит наверх, только что за верхами

Ждёт одинокого путника, не видно от крон.

Картографы не расскажут, что́ там за пиками,

Компас гуляет по кругу, плутая со мной

В гималайских долинах, где кажутся слишком дикими

Привычные городу вещи в мешке за спиной.

Дорога уводит наверх, к подножиям Азии,

Где ловит сигналы душа, барахлит GPS.

Здесь тонешь в свободе, никак уж не в однообразии,

И движешься к месту, где горы растут из небес.

Среди необъятных степей вперемежку с саваннами

Человек и природа превращаются в нечто сверх.

Чем выше идёшь, тем пейзажи всё более странные

По мере того, как дорога уводит наверх.

***

Просыпайся. Я уже поставил греть котелок,

Сегодня на завтрак свобода и кофе. Чуть сладкий.

Хватит выдумывать снова какой-то предлог,

Чтоб лишний часок проваляться в пустой палатке.

Вставай. Натягивай свитер, сегодня свежо,

Ветер как будто пожаловал прямо с севера.

Наш лагерь с тобой со всех сторон окружён

Привкусом леса и ароматного клевера.

Улыбнись. Мы столько мечтали вдвоём сбежать

В дикую глушь, дорогу назад помечая крошками.

Свободу приправить тобой, не передержать -

Такие завтраки я готов проглатывать ложками.

Очнись. Здесь можно забыть обо всём и побыть собой,

Раскрыться прохладной сырости здешних полян.

Сыграй на гитаре, освободись и спой

Пока я ещё не слишком свободою пьян.

Пойдём. Прогуляемся глубже в лес, заблудимся в чаще,

Побудем часок дикарями в полнейшей глуши.

Надо бы нам вот так выбираться почаще,

Зачерпывать мир до краёв истощённой души.

Слушай. В такой гармонии мысли сами наружу просятся,

Срывая брезент от палатки, не старый чердак.

Просыпайся. Мы остаёмся, пока искать нас не бросятся.

Доброе утро — это когда вот так.

***

Подгоняемые диким ветром,

Оставляя тепло жердей,

Соловьи разлетались по свету.

Начинался сезон дождей.

Заливало стеною рощи,

Поглощал пустотой туман.

Я когда-то намного проще

Принимал на себя обман.

Я бы тоже взлетел к рассвету,

Но остаться придётся меж, где

По ту сторону и по эту

Поглощает сезон дождей.

***

Вечереет. Но мне не страшно. Но мне не тошно.

Но мне безразличен мир и его настрой.

Пускай для кого-то он будет до боли хорош, но

Без тебя он всегда остаётся какой-то пустой.

Вечереет. Но мне не нужно, но мне бы только

Остаться с тобою рядом до исхода дней.

Темнеет. Скоро всё скроет мраком, но только

С тобой мне всегда спокойней, всегда видней.

***

На том берегу берёзы, ныряя листьями

В холодную гладь, тревожатся на ветру.

Если в моей руке окажется кисть, я ни-

Когда тебя не закрашу, тебя не сотру.

На том берегу, за холмами с густым подорожником,

Качается вереск, как лодка средь стаи ундин.

Если б я был в этой жизни умелым художником,

Ты бы гуляла внутри моих жалких картин.

На том берегу ромашки безбрежными далями

Рассыпались, будто их некуда было девать.

Хотел бы стоять с холстом. Стою с сандалями

В неумелой руке и мечтаю тебя рисовать.

На том берегу свобода с её параллелями

Касается глади, крася её в голубой.

А я, как дурак, стою битый час с акварелями

Так и не начав рисовать эту жизнь с тобой.

На том берегу облака отражаются кудрями,

Такие же ты поправляешь на сильном ветру.

Лицо твоё с яркой помадой и в нежной пудре, ни

Когда, ни за что не закрашу, во век не сотру.

***

Неужели когда-то ноги мои увлеклись и

Завели по дорогам далеким в районы Тбилиси.

Неужели теперь по утрам миражами из окон

Меня будут манить непреступные земли востока.

Неужели однажды вкусив сладкий мед пахлавы,

Этот вкус никогда не уйдёт из хмельной головы.

Сколько дней меня мучает жажды внезапный прилив,

До предела напиться Тбилиси, однажды испив…

До сих пор за мной следуют запахи сочных плодов

Поспевающих персиков, манят ряды садов.

До сих пор на губах ощущается крепость вина

От которой пускай хоть иллюзией дико пьяна.

Всё ветра еле слышно зовут в так знакомые выси

Устрашающих гор, неизведанных улиц Тбилиси.

Я бы рада ворваться назад… Но пока что на стуле

О бутылке мечтаю из Грузии Киндзмараули.

Я бы рада пройтись по мощеной дороге пешком

По пекущему солнцу, дворам с уникальным душком

Опьяняющих пряностей, чачи и волшебства,

От которых все ещё будто болит голова.

Так хочу прикоснуться к ветвям виноградной лозы,

Босиком убегать по песку от суровой грозы.

Улыбнуться прохожему, выпить с ним крепкий чай,

Ощутив теплоту и опору чужого плеча.

Неужели когда-то душа побывала в Грузии

Или это последствия самой тяжёлой контузии.

Неужели почувствовав привкус морской из соли

Он въедается так в сознанье, до призрачной боли.

Тбилиси проник под кожу, смешался с кровью.

Вот бы слышать опять, как о нем говорят с любовью.

Неужели далекий город и его очертанья

Теперь для меня лишь лимит и предел мечтанья.

Неужели такое буйство могучих гор

Украдет у меня реальность — коварнейший вор.

Но однажды мечтанья мои так внезапно сбылись и

Теперь затеряется в памяти жаркий Тбилиси.

Волшебство не прошло, и теперь, закрывая веки

Я могу там остаться на миг, там остаться навеки.

***

Смотри. На углу кофейня, зайдём на чай,

На пышную булочку с кремом а ля Cinnabon.

Понюхаем, как цветёт кружевом алыча,

И будем молчать пока тихо играет тромбон.

Столик у берега будто специально пуст

Для тех, кто устал от мотивов кишащих столиц.

Насладимся слоёной выпечкой и под хруст

Сольёмся с ландшафтом таких же уставших лиц.

Смотри, да здесь же остались ещё места!

Присядем с дорожки, впитаем чудесный вид.

Мы ходим кругами по жизни, и я устал

От вечного бега куда-то и фраз C’est la vie.

Сядем, спиной к печалям, лицом в закат,

Проводим с ним вечер до всхода полночных лун.

Захмелеем, как будто в чашах налит мускат,

Не просто дурманящий душу молочный улун.

Смотри. На подходе ночь, позади вся жизнь

Пронеслась палароидным снимком, вгоняя в печаль.

Не пытайся её удержать, лучше на, держи

Кружку, пока не остынет ещё и чай.

Молодость где-то там, не её черёд.

Растаяла, как в кармане забытый грильяж.

Присядем, пока не решим, что пора вперёд,

А там уж Arrivederci и Bon Voyage.

II. Постскриптум

***

Постскриптум. Письмо закончено. Но я не прощаюсь.

Остаюсь последней каракулей снизу на строчке.

Написано много. О главном писать смущаюсь,

Приходится вместо намерений ставить точки.

Постскриптум. Забыл дописать, но вас ни в какую

Забыть, зачеркнуть или выкинуть из головы.

Вывел «искренне ваш», а хотел «тоскую»,

Написал «до встречи» вместо «люблю», увы.

А может и вы?

Меняете чувства на разум в ответной фразе,

Постскриптумы ставите там, где хотите «вы мой».

Не знал, что бескрайний страх может быть заразен,

Вам передаться сквозь письма и сделать немой.

Заканчиваю. Ставлю две буквы взамен эпилога.

Вместо вагона мыслей скромный багаж.

Не сказано ничего, хоть написано много,

Постскриптум. Ещё не прощаюсь. Искренне ваш.

***

Бесценно тепло постели, которую стелет

Тот, кто тебя бережёт от морозной метели.

Души бы наши цвели, никогда не пустели,

Если б мы их делили с теми, кто жизнь с нами делит.

Бесценно делить кровать с тем, кому скрывать

Нечего, кто не будет душу вскрывать.

Прижаться б телами и в десять уже зевать.

Пусть мир за окном расплавится. Вам плевать.

Бесценно постель стелить и при этом делить

Подушки с одним, который умеет ценить.

В этом великая страсть и её утолить

Невозможно. Разве не так мы должны любить?

***

В старости я ослепну и станет сложней

Отличать по контурам мебели край кровати.

От того я касаться медленней и нежней

Привыкну к твоей огрубевшей коже запястий.

В старости я оглохну и в тишине

Уже не смогу в мелодиях разобраться.

Тогда я смогу прижиматься к твоей спине

И голос лишь твой различать в частоте вибраций.

В старости я не вспомню чужих имён,

Буду часами их в памяти перебирать.

Но это не страшно, коль ты до конца времён

Будешь со мной по частице незримо сгорать.

В старости я как хлеб понемногу черстветь

Начну, покрываясь морщинами, словно тлёй.

Прости, если я не смогу свою обувь надеть,

И тебе придётся возиться с моей туфлёй.

Не страшно, что время летит, нам куда спешить,

Неважное пусть утекает, как тихо вода.

В старости я всё забуду, но как мне жить

Было с тобою счастливо, — никогда.

***

Давай с тобой построим вместе хижину

У самого пруда, где плавно лебеди

Закаты приплывут встречать поближе к нам

И вскоре станут добрыми соседями.

Украсим окна пёстрыми отливами

Под цвет к озёрам, небо отражающим.

В саду между спелеющими сливами

Сливаться будем с миром окружающим.

Крыльцо усадим пышными пионами

И будем ждать июнь и их цветения.

Подобно ивам под косыми склонами

Здесь пустим корни и свои сплетения.

Рядом с камышом, что так обиженно

Качается и тонет в птичьем щебете,

Давай с тобой построим вместе хижину

И станем здесь свободны, словно лебеди.

***

Дари.

Своё сердце всему живому, всему и каждому.

Твори.

Посвящай себя без остатка важному.

Люби

Одного до боли, до изнеможения.

Греби.

Будто бы утонешь, не придя в движение.

Иди

За своей душой, за своими мыслями,

Пути

Встречных по дороге наполняя смыслами.

Расти

В высоту и в ширь, в глубину, в духовности.

Прости,

Не пытаясь выровнять чьи-нибудь неровности.

Живи,

Наслаждаясь миром, он ведь так красив.

Всплыви,

Если твой корабль снова налетел на риф.

Танцуй

В тишине ночи и без строгих зрителей.

К лицу

В этой жизни всё лишь у её любителей.

Целуй

По любви и сильно, до умопомрачения.

Тому

Отдавай свой день, кто имел значение.

Люби

До потери пульса и в кого погружен весь.

Любви…

Коль не для неё, то для чего вообще мы здесь.

***

Уважаемый месье, господин, монсеньор или дон!

Простите, экскюзе муа, ай м сорри, пардон.

Не думайте, я не люблю всяких там авантюр,

Но вы так изысканно шли, обступая бордюр.

Не глядя под ноги, в прекрасных туфля´х от Бальдини,

Пиджак от Армани манил меня ровностью линий.

В рукавах по искрящейся запонке, что своим блеском

Затмевали софиты театров и искры Бурлеска.

Изящная шляпа чуть набок, причёска чуть сбилась,

Но в этот изъян идеала я тут же влюбилась.

Вы прошли, мимолётно взглянув, растворившись в тумане,

Оставляя следы в виде шлейфа духов от Армани.

Не смейтесь. За вами я шла на вкус аромата…

Потом заплутала и еле вернулась обратно.

Уважаемый месье! Я не знаю вас, но навязчиво

Записала ваш адрес по буквам почтового ящика.

Вы вряд ли могли заприметь, в своём макинтоше

Едва ли я выгляжу так же, как вы, роскошно.

Причёска моя не модная, точно уж с вашей

Никак не сравниться, как и туфли из старенькой замши.

На чулках небольшая стрелка, книжка в кармане, я

Вряд ли из тех, кто вашего стоит внимания.

Месье, я пишу вам без адреса и безимени,

Просто сказать, насколько вы потрясли меня.

Простите, что я вторгаюсь вот так, ниоткуда.

Вы меня и не вспомните. А я вас уже не забуду.

Уважаемая мисс, мадам, сеньорита, миледи,

Простите мой скудный язык, я знаю, он беден.

Не думайте, я не поклонник любовных афер,

Но вы очень плавно вошли за мной в узенький сквер.

Блеск ваших глаз и запах весенних настурций

Смутили меня, что пришлось поскорей отвернуться.

Не привык я краснеть на глазах у молоденьких дам,

Я стеснялся, пока вы спешили за мной по следам.

Конечно, вы шли не за мной — это сон наяву,

Ваши туфельки мчались скорее на рандеву

К красивому юноше, к сожалению, который вообще не я.

Я хотел обернуться, но сердце сковало смущение.

Вы были столь элегантна, я ж пиджак от Армани

Взял у приятеля, в моём была дырка в кармане.

Туфли начистил, чтоб потёртости посредине

Не выдали, что они куплены не от Бальдини.

На шляпу я долго копил, а запонки с детства

Достались от любимого дедушки мне в наследство.

Куда мне до вас, элегантной красавицы в плащике.

Вы так и остались стоять у почтового ящика.

Уважаемая мисс, ваш адрес, прошу, мне поверьте,

Увидел в письме на немного измятом конверте.

Он выпал у вас из кармана, пока вы блуждали

У почтового ящика, где кавалера своего не дождались.

Я никогда не влюблялся, от горя не бил посуду.

Вы меня и не вспомните. А я вас уже не забуду.

***

Вдох. Тишину разрезает последнее слово,

Все мысли досказаны, можно молчанием снова

Заполнить мгновения боли в объятьях друг друга,

Любить, ненавидеть, страдать. И опять по кругу.

Не дышать, а коптить кислород, забивая поры,

Стараясь вести себя тише, как жалкие воры

При взломе квартиры забыли одеть перчатки,

На душах друг друга оставляя свои отпечатки.

Вдох. Мимолётная ярость осталась в прошлом.

Тишина возмутилась, как будто столкнувшись с пошлым.

Во взгляде танцуют слова, но голос вдруг замер,

Осталось лишь поцелуи смешать со слезами.

Не дышать, задыхаться любовью, не яростной злобой,

Подставить лицо губам, не кричи, а пробуй.

Тянуться рукой в ожиданьи вернуть прощенье.

Чувствовать. Боль, но меньше. Любви ощущенье.

Вдох. Сцепление рук словно прочных звеньев,

Ссора вошла в небытье и канула в забвенье.

Не дышать, а сжимать в тиски, прикасаться кожей.

Любить. Ощущать в ответ, тебя любят тоже…

***

В гостиной раздался звонок, тишину смутив.

Непривычные звуки для дома, где всё молчит.

Немного послушав такой незнакомый мотив,

Я всё же к трубке с улыбкой со стула вскочил.

Ах если бы ты звонила, ах если бы ты

Сказала хоть слово… да нет, можешь просто молчать.

Я бы сам говорил до немыслимой хрипоты,

О том, как устал тебя ждать и всё время скучать.

Я тебе б рассказал, сколько книг прочитал взахлёб,

Убивая ненужное время, пока мы врозь.

Сколько миль за тобою проплыл и бесцельно грёб

Каждый раз огибая одну всё и ту же ось.

Ах если бы ты звонила, твой голос на той

Стороне телефонного провода слился б с моим.

Как костюм идеального кроя, сидит как влитой,

Когда мы в один голос с тобою порой говорим.

В гостиной раздался звонок, а по телу дрожь.

Я боялся, что это не ты, но вот что-то звало´.

Изменившись в лице, я подумал, что всё это ложь,

Ведь на той стороне мне твой голос сказал: «Алло»…

***

С утра теперь греет постель пустота, и с краю

Одеяло пытается сдёрнуть нахально с плеча.

Теперь я в оркестре один по ночам играю

Мелодии, где торжествует одна печаль.

С утра теперь кофе без сахара явно крепче,

Стынет быстрее и вкус далеко не такой,

Как в те времена, когда ты обнимала плечи

Своей тёплой и самой нежной на свете рукой.

Днём теперь солнце тусклее, как будто надели

На старый торшер неприглядный, глухой абажур.

Без тебя я теперь различаю не дни недели,

А часы, которыми слепо кругами брожу.

С вечера мучают голову снова мигрени,

Сжимая в своих объятьях, как раньше ты.

Теперь излиянию крови по тонкой вене

Не смогут помочь, как раньше, тугие бинты.

Теперь в одиночку ложусь и один засыпаю,

А стены о твоём отсутствии громко кричат.

Теперь я в оркестре один по ночам играю

Мелодии, где торжествует одна печаль.

***

Завтра. В два по полудни. Оденься теплее,

Не то, как и в прошлый раз, околеет щека.

Помнишь то место в конце самой длинной аллеи?

Жду тебя там. Скучаю. Люблю. Т ч к.

Вчера. Холодил мои плечи суровый ветер,

На встречных кидался я с диким вопросом — ты?

Я ждал тебя долго, но так почему-то не встретил.

Промёрз до костей и кажется сильно простыл.

Я землю топтал сапогами, дыханьем ладони

Пытался согреть, затянувши пальто в ремне.

Не мог даже мысли подумать, что может не вспомнить

Такая, как ты, о каком-то нелепейшем мне.

Вчера. Я так ждал, пока солнце смеялось мне светом.

Мороз, усмехаясь, колол, что хотелось завыть.

Но я не поддался сомненью. И мне ответом

Была только мысль, что ведь ты не могла забыть.

Завтра. В два по полудни, но можешь позже,

Как тебе будет удобней и легче как.

Каждый день до полуночи я буду ждать тебя всё же

Пока не придёшь.

Скучаю.

Люблю.

Т ч к.

***

Вяртайся да мяне хутчэй,

Праз іншы свет дарогу пракладзі.

Мне больш ні часу без тваіх вачэй

Не бачна, як ты тут не паглядзі.

Няхай ізнікне раптам свет у змрок,

І іншэя ізнікнуть у нём няхай.

Вяртайся да мяне і кожны крок

Пакуль ідзеш па моцнаму кахай.

***

По вторникам ровно без четверти восемнадцать

Звонил колокольчик при входе, скрипела дверь.

Входил неприметно, как будто боялся вторгаться,

Печальный старик и заказывал сразу две

Высокие чашки по триста пятьдесят миллилитров

Горячего кофе со сливками, сахара три.

Садился за столик в углу, сливаясь с палитрой

Коричневых стен кофейни и светлых витрин.

По вторникам ровно в шесть из кармана газету

Старик доставал, притворяясь, что есть нужда

К тому, что творится в мире, но все по секрету

И так уже знали, что он безнадёжно ждал.

Когда его кофе чуть стыл и губ не сжигало,

Из кармана вытаскивал фото и тут же на-

Против его водружал, его сердце сжимало.

Ведь с фото напротив для него улыбалась жена.

Он медленно сёрбал, смеялся и очень нежно

Касался щеки на фото, ему было легче так.

Он просто всё-так же любил её, но для всех же

Он был до смешного нелепый, обычный чудак.

Старик так сидел часами, старался ещё ту

Романтику между двумя до конца сохранить.

В восемь глаза его гасли, платил по счёту,

Забирал с собой фото, теряя с женою нить.

Кивал напоследок и плёлся, сутуля плечи,

В свою одинокую жизнь, что давно уж разбита.

По вторникам он приходил провести с ней вечер,

Но чашка напротив оставалась всегда недопита.

Для всех он был странный чудак, одинокий прохожий,

Который любил единожды, но навек.

Кто не мечтает, чтоб для него такой же

Великой любовью стал бы другой человек.

***

Глух…

Ко всему вокруг без тебя безразличен слух,

Тяжело превращаться в одно из когда-то двух.

Невозможно дышать, когда воздуха нету на вдох…

Глух ко всему живому, хотя не оглох.

Вслух

Не могу прошептать ни слова, ослаблен дух,

Тяжело так вести диалог, нужен голос двух.

Невозможно так жить, постепенно спускаясь на дно.

Разделившись, моря очень редко впадают в одно.

Страх…

Теперь каждый мой день умирает в его дарах,

Без тебя мою душу колотит, в каких мирах

Тебя можно найти и вернуть к этой жизни вкус?

Страх оклеймил все рецепторы словом трус.

Груб

И ужасен тот крик, что так рвётся с остывших губ

Ледяными осколками, словно погряз в снегу.

Тяжело одному согреваться теплом двоих.

Ко мне тянутся руки, но так не хватает твоих…

***

Каждую морщинку на твоём лице

Я знаю, люблю, целую,

Разглажу, как ткань льняную,

Забытую на крыльце.

Каждую грусть у твоей души

Я знаю, вопью, развею.

Отолью и наполнюсь ею,

Словно бездонный кувшин.

Каждую мысль, как будто закон

Я знаю, сохраню, запомню.

Запишу, если надо восполню,

Словно старенький диктофон.

Отряхну, сотру, уберу гнилую

Грязь на твоём кольце.

Каждую морщинку на твоём лице

Я знаю, люблю, целую.

***

Она всё ждала́. Так трепетно, безнадёжно,

Сминая ладонями скатерть в кипучем бистро.

Сливочный крем застыл на забытом пирожном,

А чувство тревоги в глазах несказанно остро́.

Осенью веяло с улицы с каждым входящим,

Кто холод пытался выветрить из груди.

Чем больше стыло пирожное, тем она чаще

Смотрела на дверь, в которую никто не входил.

Она всё сидела за столиком у гардины,

И в целом бистро солидарен с ней был я один.

В своём одиночестве были мы очень едины

И ждали кого-то под тенью парчовых гардин.

«Закрываемся!» голос послышался в помещеньи,

Мы вздрогнули одновременно и сквозь смешок

Встретились взглядами, осознавая в смущеньи,

Что ни к ней, ни ко мне никто до сих пор не пришёл.

Накинув пальто, шинель замотав как попало,

Решил я, была ни была, и направился к ней.

Может судьба нас свела, ведь не зря совпало,

Обычно вселенной всегда лучше всех видней.

Она будто медлила, чтоб выходить одною,

В моей же душе уже тоже надежда зажглась.

Я только успел подойти, когда бас за спиною

Влюблённо послышался: «Любимая. Дождала́сь!»

Обнявшись так нежно и крепко, они за солнцем

Бежали счастли́во, сливаясь с осенним дождём.

Не каждый вот так любимого верно дождётся.

Но все мы отчаянно верим и так же ждём.

***

Когда закончатся силы идти и стоять, я

Руки расставлю, ты падай в мои объятья.

Устанешь нести своё бремя сквозь дождь и грозу, -

Вот мои плечи, я вместо тебя понесу.

Устанешь на помощь звать за холодным полюсом,

Я эхом в горах отзовусь согревающим голосом.

Колени сотрёшь до мозолей, и кость чуть треснется,

Взбираясь всё выше. Я стану твоею лестницей.

Твоими ступенями буду, топчи без зазрения.

Как только стемнеет, я стану орлиным зрением.

Как стойкость тебя покинет, как будто изменница,

Я буду надеждой, в которую стойко верится.

Когда не сможешь терпеть до глухого хрипения

Душевных нейронов. Я стану твоим терпением.

Споткнись — подниму, прижмись — обниму.

Спасу от всего, как ты меня спасал саму.

***

В промозглые дни, когда воздух до минуса стынет,

Когда мир от нагретого солнца покроет лёд.

Стань моей самой жаркой, сухой пустыней,

В песках у которой никто меня не найдёт.

В решётчатой клетке из прутьев, вгоняемых привычкой,

Ключи от которой утеряны, как смысл на странице.

Стань для меня спасительной ловкой отмычкой,

Которая на свободу мне даст возвратиться.

В бокале штормит, на сердце тоже местами.

Придётся унять, коль само оно не устаканется.

Стань моим трезвым глотком после бури в стакане,

Если больше ничем в этой жизни уже не станется.

***

Меня захлестнуло волною, когда тебя рябью.

Не бей по больному сердцу, сама себя я бью.

Я часто тебя вспоминаю, меня ты — реже,

Во мне громыхания чувств, в тебе — лишь скрежет.

Меня завалило камнями, когда тебя пухом,

Не надо глушить моё чувство, когда твоё глухо.

Я сильно тебя люблю, меня ты — малость,

Во мне ещё брезжит свет, в тебе — не осталось.

Сводит меня с ума, тебя — лишь с мысли.

Душа виновата сама в каком-нибудь смысле.

Я миром с тобой поделюсь, ты со мной — местами.

Мы бы стали одним единым. Но мы не станем.

***

Не прыгай в мои костры,

Сгорай постепенно сам.

Языки от огня так остры,

Что угрозой сулят лесам.

Не подсовывай спички в мой

Разгоревшийся жаркий ад.

Пока можешь идти домой,

Уходи, не смотря назад.

Не пытайся раздуть пожар,

Чтобы пламя хватило двоим.

Если шанс есть отсюда сбежать,

То пускай он будет твоим.

Не туши меня летней водой,

Не спасёт от ожогов литьё.

Хоть и в заводи мы одной,

Тут для каждого свой котёл.

Не прыгай в мои костры,

Полыхающие меж хвой.

Если есть шанс, чтоб кто-то остыл,

Пускай тогда будет он твой.

Не тяни ко мне руки, спрячь,

Охлади их, подставив дождю.

Мой костёр невозможно горяч,

Как песок у саха́рских дюн.

Не подкидывай хворост и не

Пытайся тянуть назад.

Теперь гарью на простыне

Я оставлю тебе аромат.

Не прыгай в огонь, сердцам

Бесполезно сгорать двоим.

Коль есть шанс избежать конца,

То пускай он будет твоим.

***

Одинокий старик как-то в парке мне резко сказал,

Что рядом с ним занято место его женой.

Поначалу я так разозлился, закатил глаза,

Взывая к вселенной с вопросом — да боже мой!

Одинокий старик всё сидел и сидел один,

Не пытаясь скрывать от меня свой лихой обман.

Я же всех, кто неспешно мимо него проходил,

Окидывал взглядом, отложив ненадолго роман.

Никто из прохожих к нему не подумал присесть,

Но старик был своим одиночеством увлечён.

Я решил подойти и задать свой вопрос, как есть,

Почему мне соврал, ни на миг не дрогнув плечом.

Старик рассказал — не бывает жизнь без потерь,

С любимой он повстречался в такой же зной.

Она умерла недавно, а он теперь

Пытался всё вспомнить и снова побыть с женой.

Я так устыдился себя, что укрылся в тень,

Наблюдая, себя ругал, какой я кретин.

Старик всё сидел пока не закончился день.

Жена оставалась с ним в сердце, он был не один.

***

Она не любила розы, дожди и грозы,

Всегда покупала пионы и томик прозы.

Смеялась до слёз, и я вытирал ей слёзы,

Доставая платок из кармана, как тайный козырь.

Она не любила туманы, враньё и обманы.

На картах всегда выбирала далёкие страны.

Была неуклюжа, и я исцелял ей раны,

Прятал бинты и зелёнку в свои карманы.

Она не любила закаты, вечера и агаты,

Просила всегда жемчуга ещё до зарплаты.

Она уходила, и я не кричал «куда ты».

Куда бы ни шла, она возвращалась обратно.

Она не любила обеды, июли и среды,

Под платья всегда одевала нелепые кеды.

Мёрзла до дрожи, и я покупал ей пледы.

Пока не заснёт, поддерживал все беседы.

Она не любила комки в своей сахарной вате,

Всегда застилала свою половину кровати.

Она не любила так сильно, да и с какой стати.

Она ведь любила меня. И мне этого хватит.

***

Прощай. Пусть тебя согреет тепло плаща.

Оказалось, тебе моего огня недостаточно.

А он ведь всё так же греет, пускай и остаточно…

Прощай. Мне же не за что тебя прощать.

Привет. Уже мне не скажешь. И лишь вельвет

Твоего пиджака останется осязаемым.

Дорога для нас была долгой, вот и срезая мы

Управления не удержали и прямо в кювет.

Постой. Прихожая никогда ещё столь пустой

Не была без твоих сапог грифельного оттенка.

Ты забрал все портреты с собой, и теперь мне стенка

Без них представляется более чем холостой.

Запри. Входную на три оборота, не то внутри

Жутко как в тёмном лесу жить в простом шалаше.

В каждой комнате мне пришлось зажигать торшер,

Хорошо, что их, как и комнат, всех ровно три.

Храни. Приторный бархат объятий, в недрах они

Пускай принесут хоть какое-то отрезвленье

Тому из нас двух, кто не любит, кто более менее

Не так огорчён раставаньем, не так раним.

Прощай. Забрось мене гнить, словно стены в побегах плюща.

За старой калиткой, скрипящей на сильном ветру.

Сотри эпизоды из жизни. Я тоже сотру,

Но оставлю на память тепло твоего плаща.

***

Теряюсь в твоём ярком свете, как тьма на рассвете,

Как рыба всегда попадаю в коварные сети.

Блуждаю в твоих лабиринтах, по тем же дорогам,

Теряю слова, позволяю звучать лишь предлогам.

Я таю в тебе всё время, как корж в сладком креме,

Стою, как пустое значенье в твоей теореме.

Цепляюсь, как рыба, за самые острые блёсна,

Плутаю в твоих следах, как будто в трёх соснах.

Сжимаю тебя в тески, как собою пески

Зыбучие поглощают, видны лишь носки.

Карабкаюсь вверх по твоим необъятным го́рам,

Прижимаюсь, как гайка к болту, до конца, до упора.

Теряюсь в твоих океанах, скитаюсь в саваннах,

Принимаю тебя, словно душ в керамических ваннах.

Пью по глотку, не пьянею, но явно спиваюсь.

Так сложно тебя забыть, хотя я пытаюсь.

Играю твои куплеты, но смысла в них нету,

Без нот вся моя игра не достойна монеты.

Меняю места обитанья, согласно советам,

Но в каждом звучании дня лишь твои сонеты.

Теряюсь в твоих маршрутах, как день в минутах,

Ищу тебя, словно спасенья от шторма в каютах.

В твои телеса сорняками надёжно вплетаюсь.

Но ты забываешь меня, пока я лишь пытаюсь.

***

Растопи мою боль, словно сыр для изысков с фондю,

Размажь её тонким слоем на свежий хлеб.

Омой мне глаза водою, подобно дождю,

А то я от слёз в этой жизни давно ослеп.

Разбавь мою грусть, как тоник разбавит джин,

Выпивай по глотку коктейль из моих обид.

Страхи мои по крупицам, подобно ржи,

Просей на одном из своих исцеляющих сит.

Убаюкай меня перед сном, как дитя колыбель,

Окутай теплом, словно пухом больших одеял.

Сделай сильнее и крепче, я так ослабел

От мира, от злости, всего, что когда-то терял.

Укрепи мою веру в хорошее, отпусти все грехи,

Священной рукой прикоснись и сними навет.

Сделай хорошим всё то, что когда-то плохим

Казалось в моей беспорядочной голове.

Открой для меня врата бесконечных надежд,

В золотые покои позволь незаметно войти.

Уйми эту боль внутри, обними, утешь,

Без тебя мне душевный покой никогда не найти.

***

Я бы душу продал за грош всем жестоким богам,

Предложил бы себя на блюде в аду на гарнир.

Я бы стал обесцененным лотом по всем торгам

И смотрел, как меня по костям раскупает мир.

Я бы бросился в чёртов омут и с головой,

Танцевал бы в кругу других на своих костях.

Я бы на кон поставил жизнь, мне уже не в первой

Чувствовать в этом мире себя в гостях.

Я бы кожу свою обпалил всем заметным клеймом,

Прижигал постепенно, как раны сжигает соль.

Я сложил бы все мысли — поздно своим умом

Жить в этом мире — и убрал бы на антресоль.

Я бы стал завсегдатаем ярмарок барахла,

Пытался бы слиться с толпой и казаться своим.

Мне подобным дорога прямая, туда, где хлам,

Который скупают, хоть и не надо им.

Я бы прожил все пятницы, у меня на неделе их семь,

Вписал в календарь свои даты до скончанья веков.

Я предстал бы пред миром во всей своей блёклой красе

С обветренным сердцем, в терзаньи тугих оков.

Я бы собственноручно шлюпку свою потопил

И пошёл бы на дно кормить голодающих рыб.

Только б ты полюбила меня, так как я любил.

И спасла от подобной участи, как смогла лишь ты б.

***

Я думал, без тебя я что-нибудь

Хоть самое невзрачное, но значу,

Но с каждым днём пустая белизна чуть

Пытается сдавить над сердцем грудь.

Я думал, без тебя я что-то там

Смогу увидеть ярче, чем с тобою.

Но ни биноклем, ни подзорною трубою

Как ни вгляжусь, не вижу ни черта.

Я думал, без тебя я смог бы жить

Не хуже, и не скверно, не ничтожно.

Смог бы делать всё, и вот всё можно,

Но без тебя ни к чему сердце не лежит.

Я думал, без тебя я хоть на цент,

Да хоть копейку больше, чем я стою.

Но так копилка и стоит пустою,

Становится дороже лишь абсент.

Я думал, без тебя я что-нибудь

Смогу, но буду честен и не скрою,

Что мог и был хоть чем-то лишь с тобою.

А без тебя ни жить и не вздохнуть.

***

Хотел я тебя забыть, повернуть назад,

Выгрести к суше, веслом равномерно гребя.

Но в воде отразились мерцаньем твои глаза…

Хотел я тебя забыть, но забыл себя.

Хотел я тебя забыть, зачеркнуть пером

Из всех своих писем, стирая бумагу до дыр.

Сбежать от тебя хотел, вот и сел на паром,

Не учёл лишь, что ты отражаешься в толще воды.

Хотел я спокойно жить, без терзаний души,

Приковывал сердце, давал сам себе обет.

Я бежал от тебя, но ты в самой далёкой глуши

Нападала каким-то образом на мой след.

Хотел я тебя забыть, подхватить недуг,

Который бы стёр из памяти все черты.

И вот наконец заболел я, теперь в бреду

В память мою приходишь под вечер ты.

Хотел я тебя забыть, обрести покой,

Такая любовь разъедает, смертельно губя.

Кто б остерёг, что бывает любовь такой…

Хотел я тебя забыть, но забыл себя.

***

Я не думаю о тебе ни минуты, наш поезд ушёл …

Оставив в прихожей шлейф дорогих духов.

Пью до обеда мартини, а после — крюшон,

Как все, кого тоже списали со всех счетов.

Я не думаю о тебе, когда алым небом заря

Освещает твоё отсутствие на простыне.

Я думаю лишь о том, что, наверное, зря

Любят кого-то до одури, когда их — нет.

Я не мыслил ни сотой секунды без нежных щек,

Которыми ты касалась моей спины.

Я не думаю больше, но думаю, что ещё

Недостаточно выбил цемент из несущей стены.

Я воздвиг между нами незримый другим барьер,

Но в безумии каждый раз тайный ход нахожу.

Я не думаю о тебе, ведь копанье в старье

Свойственно разве что циннику или бомжу.

Я не думаю о тебе… Ну не больше пяти минут…

Пока догорает омлет на включенной конфорке.

Ты его так умела готовить тогда, в старину,

Что съедал его я незаметно от корки до корки.

Я не помню того, как ты выглядишь, только лишь

Каждую черточку, каждый эскиз лица.

Я не думаю, чего ты стоишь и что стоишь

Фантомным явлением на пороге моего крыльца.

Я знаю много, о тебе же совсем ничего,

Только марку помады, палитру твоих теней,

Ты могла бы выбрать любого, тогда чего

Ты не выбрала того, кто был бы тебе родней.

Я забыл о тебе все мелочи, как ты грильяж

Запивала на кухне мохито в четыре утра.

Никогда теперь шёлк и бархат твоего белья

Не стяну с идеально очерченного бедра.

Я не думаю о тебе, когда свежие алые розы

Покупаю все также в магазинчике на углу.

Ты вьедаешься в кожу осколком древесной занозы,

Колешь душу, как будто в пяльцы большую иглу.

Я не думаю о тебе, это так банально.

Как будто весь мир сошёлся на тебе одной.

Мне без тебя, поверь, абсолютно нормально,

Пока есть под рукой твоё фото и сухое вино.

Ты ушла, ты оставила след угрюмый

На душе, на сердце, на разуме, даже губе.

Ты ушла, но ты ни секунды не думай,

Я не помню тебя. Я не думаю о тебе.

***

Я обязан тебе пусть не жизнью, хотя бы главой

Которую ты писала сама от руки.

Ты была тем морем, в которое за буйки

Нельзя заплывать. Но я утопал с головой.

Нырял и все глубже шёл, на самое дно

Пока не касался пальцами этого дна.

В моей жизни среди других ты была одна,

С уходом кого все внезапно слилось в одно.

Я задерживал воздух в лёгких, а надо тебя

Мне было плотней прижимать у своих плечей.

Когда-нибудь море впадет в неглубокий ручей,

Вот тогда я всплыву, еле-еле руками гребя.

Я тебе обязан не книгой, хоть те я читал,

Которые ты сочиняла от всей души.

Ты была той тропой, по которой с лесной глуши

Невозможно не выйти. Но я безнадёжно плутал.

Ты была лишь именем, которое сотни фраз

Украшало своим присутствием, в каждой строке.

Ты была тем плотом, что ни разу на быстрой реке

Не сумел я с поймать, хоть пытался конечно ни раз.

Я обязан тебе пусть не жизнью, а только лишь

Мимолетным мгновением, мигом, искрой в ночи.

Ты была той дверью, от которой нашёл ключи,

Но не знал, за которой именно ты стоишь.

Я обязан тебе пусть не миром, но светом свечи,

Которую ты зажигала в моей судьбе.

Ты была поцелуем, который сейчас на губе

Остался со мной. Когда ты затерялась в ночи.

***

Я умру от руки, если кто-то плечо сожмёт ею,

Только ты — это тот, кто достоин касаться плечей.

Если я когда-то могла называться твоею,

То больше уже не смогу называться ни чей.

Я рассыплюсь от глаз, если кто-то посмотрит, развеюсь

Пеплом и прахом, горстью ненужной трухи.

Если я когда-то могла называться твоею,

То уже никогда не позволю назваться другим.

Я исчезну, в ничто обращусь, если только посмею

Поддаться усладе зовущих чужих речей.

Если я когда-то могла называться твоею,

То больше уже не смогу называться ни чей.

***

Как ты там, неужели опять грустна?

Прошу, ну не сыпь претензий.

Я не просто звоню, я хочу узнать

Понравились ли тебе гортензии?

Да, это я оставил их у двери,

Без записки, намека, привета.

Я хочу попросить, ты их там убери

Подальше от яркого света.

Нет, я все помню, и больше звонить

Не буду, как ты просила.

Просто я продолжаю тебя любить,

Так же сильно и невыносимо.

Нет, я не буду их больше носить,

Ну не надо вот так кричать сразу.

Я просто звоню у тебя спросить,

Поставила ли ты их в вазу?

Нет я не пьян, может выпил чуть-чуть,

И не думал, что кто-то ответит.

Я просто действительно очень хочу

Узнать о гортензий букете.

Да, я все знаю, я снова звоню

Не сыпь столь больные угрозы.

Никогда не поверю тебе на корню,

Что ты больше любишь розы.

Не пытайся запутать, позволь приносить

Гортензии, ты ж их любила.

Нет, ты не смеешь меня просить

Позабыть между нами что было.

Как ты там, расскажи, я не слышал давно

С хрипотцой голосок твой нежный.

Не смеши, ну конечно мне не все равно

Хоть не будешь моей ты как прежде.

Я помню, я знаю, да разве не ты

Мне твердишь не звонить оставить.

Я просто хочу уточнить, ты цветы

Не забыла ли в воду поставить?

Да, я твой номер давно удалил,

Но из памяти он не сотрется.

Да, я гортензии вновь подарил,

Может так к тебе что-то вернётся.

Что-то из дней, когда мы вдвоём

Не могли друг без друга прожить.

Я не стану прощаться с тобою, аллё,

Хочешь трубку сама положи.

Как ты там, как гортензии, пахнут ещё?

Не завяли, всё сыплют цветками?

Нет, я понял, что я не провёл,

Ты напомнила об этом гудками.

Абонент недоступен, наверное, ты

Просто едешь куда-то в лифте.

Я вчера подарил тебе эти цветы,

Чтобы просто сейчас позвонить и

Со скрытым мотивом, узнать, как дела,

Как ты там без меня засыпаешь.

Только ты раскусила, звонок не сняла

И теперь больше не отвечаешь.

Да, ты просила забыть поскорей.

Но молчанье твоё холодней зим.

Я скучаю и завтра тебе под дверь

Принесу снова ветку гортензий.

Да, я пришёл, только ты не одна

На пороге меня встречала.

Я гортензии бросил потом у окна,

Где с другим ты начинала сначала.

***

Моя дорогая, пишу не жалея чернил

На потертой бумаге, что как-то в кармане нашёл.

Без тебя по утрам непривычно, ни легче, ни

Минуты порой не бывает мне хорошо.

Моя дорогая … надеюсь, ещё все моя?

Между нами ведь все ещё мили, не кто-то другой?

Ведь вчера, ещё только вчера так упрямо я

Проводил по твоим плечам своей грубой рукой.

Эти плечи… Ох, эти нежные плечи…

Очертания плавной фигуры прелестных богинь.

Когда будешь идти в одиночку под самый вечер

Я прошу, ты на них свою шаль незаметно накинь.

Моя дорогая, моя… И никак по-другому,

Мне так нравится эти слова на листе выводить.

Эти чувства похожи на самую сладкую кому,

Из которой уже не хочется мне выходить.

Ты читаешь ли письма мои на открытом балконе?

Укутана шалью, ароматом ирисов увеяна.

Уверен, что ты надеешься встретиться вскоре,

Надеюсь, что ты во мне до сих пор уверена.

Моя дорогая, пишу на коленях, размашисто.

Извиняюсь за почерк, изящности он лишён.

Как почувствуешь холод, под кожу тебе пробравшись, то

Накинь свою шаль, так, как я натянул капюшон.

Не стой у окна в ожиданьи листов обещанных,

Они явно не стоят продрогших твоих костей.

Сквозняки проникают в дом сквозь любые трещины,

Но тебе принесут лишь простуду, и вряд ли вестей.

Прости, я все письма сжигаю в попытках согреться,

Но пока догорит письмо, я запомню суть.

По букве, по каждой строчке в холодное сердце

Я мысли твои по частям навсегда занесу.

Ненаглядная, фото твоё мне грудной карман

Согревает в минуты холодной, морозной ночи.

Имя твоё заживляет бесчисленных ран

Гораздо сильнее, чем опытные врачи.

В каждый конверт будет вложен цветок хризантем,

Чтобы ты, от кого, узнавала, ощупав края,

По наклонному почерку, без изысканных слов аншанте,

С неизменной пометкой вверху — дорогая моя…

***

Наклонись, я уставшие веки твои рекою

С лаской омою,

От солнца укрою.

Приди ко мне ночью, я сны успокою,

Оставшись со мною, предавшись покою,

Представь эта жизнь могла бы какою

Счастливою быть для двоих даже тёмной порою.

Шли свои письма, я их аккуратно вскрою,

Выучу наизусть, пусть под каждой строкою

Ты будешь писать о любви, одержимый другою,

Называть дорогою. Я болью тупою

Захлебнусь, захлестнусь, но живу лишь тобою.

Будь осторожен, но я, если что, горою

Подобно герою

Стану твоей спиною,

От пули закрою,

Пусть кто-то стрельбою

Захочет предаться разбою. Не сдамся без бою.

Я буду идти по следам за одним тобою,

Пусть буду слепою

Сражаться с толпою.

Сердце давно уж привыкло встречаться с тоскою.

А мне бы щекою

Прижаться нагою

К твоей и навек раствориться такой судьбою.

***

Ты всё ещё ждёшь, что я тихо приду поутру,

В дымке остывших углей разожгу искру.

Оставлю свой след на крыльце и незримым шёпотом

Рассеюсь как лёгкая пыль на июньском ветру.

Ты всё ещё слышишь мой голос в обрывках речей,

Ищешь моё лицо за миллионом плечей,

Бежишь за рассеянным образом, догоняя же,

Понимаешь, что образ не мой и вообще ничей.

Ты так же скупаешь газеты, как раньше скупал,

Со списком потерянных без вести, кто пропал,

В надежде — туда попадёт моё имя, вот только

Ты сам не заметил, как в них безнадёжно попал.

Ты всё ещё бродишь под створками старых окон,

Пытаешься выбрать из тысячи мой балкон.

Рисуешь подробные карты, но раз за разом

Теряешь все ставки, что сам же поставил на кон.

Ты всё ещё просыпаешься в скользком поту.

Прижимаешь к себе не меня, а опять пустоту.

Ты сходишь с ума не по той, потому что однажды

По нелепой случайности зачем-то выбрал не ту.

***

Я не буду тебя ревновать.

Разве что чуть-чуть.

Сжимая до боли стакан, где блестит мерло.

Кричи на меня, пинайся, я промолчу.

Вгоняй в мою душу боль, словно дрель сверло.

Я не буду тебя искать.

Разве что везде.

В какие бы страны не пролегал мой путь.

Прячься, беги, скрывайся среди людей,

Всё равно отыщу, хоть не завтра, когда-нибудь.

Я не буду тебя любить.

Разве что с ума

Сходить по твоим фотографиям в голове.

Рви их, топчи ногами, знаешь сама,

Что копию каждой я прячу в своём рукаве.

Я не буду с тобою делить.

Разве что пополам.

Каждый кусок от целого, ты хотя

Возвращала его обратно с пометкой «хлам»

И хлопала дверью, в тысячный раз уходя.

Смотри на меня с обидой, толкай в плечо,

Да так, чтоб я на⸍ людях тихо сгорел от стыда.

Ты больше не любишь — во взгляде твоём прочёл.

И я не буду тебя любить…

Разве что всегда.

***

На карте мира, да что там, на целом глобусе

Твой дом для меня отмечен заметным крестиком.

Он поставлен по самому центру, на том же месте, к ко-

торому не подъедешь на местном автобусе.

В адресной книге, да что там, под всеми буквами

Твой дом у меня записан красивым почерком.

На месте других имён многозначные прочерки,

Ни улицы, ни фамилии, малейшего звука ни.

На быстром наборе, да что там, под всеми контактами

Твой дом обозначен самым любимым номером.

Абоненты вне зоны доступа, все из них, кроме ро-

дного душу не трогают тихими тактами.

Как бы я не был пьян, я всегда помнил трезво и

Наизусть заучил маршруты к твоим дверям.

На карте он выделен крестиком, и не зря -

Только твой дом я мог бы однажды назвать своим.

***

Пока будет играть оркестр и звучать рояль

Для нас тоже все будет легко, словно до ре ми.

Вселенная это, судьба, проведение, я ль

Между нами потуже стянул на сердцах ремни.

Пока будет душевным скрипом виолончель

Врываться в уставшую душу, как вор в крыльцо.

Я буду хранить поцелуй на твоём плече,

Я буду во сне представлять лишь твое лицо.

Пока будет могучим боем под такт штормам

Заполнять барабанная дробь всю грудную плешь.

Даже если вчера и сегодня исчезнут, я сам

Задержу нас двоих навечно во времени меж.

Пока будет по струнам скрипки игриво смычок

Исполнять одну из своих колоссальных затей,

Я буду целовать тебя нежно в твое плечо,

Я буду искать среди тысяч других людей.

Пока будет править концертом своим дирижёр,

Не глядя на ноты, что так сторожит пюпитр.

Мое сердце будет хранить, как и ткань от штор

Твои блики на солнце в себе неизменно хранит.

Пока будет играть оркестр и звучать мотив,

Для нас тоже все будет легко, словно раз, два, три.

Я все также буду любить, глубоко поглотив

Твоё сердце, спрятав с моим где-то там внутри.

***

Знай я, какая ты будешь в багряном шёлке

Навстречу мне плавно спускаться Венерой с небес…

Я сейчас бы вот так не стоял в молчаливом шоке,

Представляя тебя не в платье, а какая ты без.

Знай я, что ткань может так отливать, пока ты

Изящно спускаешься в свете ночных огней,

То давно захотел бы, как шею твои агаты

Ожерельем касаются, также прижаться к ней.

Знай я, что этот цвет так подходит к кудрям

Ниспадающих буйно на плечи сплошным кольцом.

То давно бы уже, словно кисточка в светлой пудре,

Покрывал поцелуями только твоё лицо.

Знай я, что губы твои цвета красной сливы,

То вкушал бы их терпкость с оттенками Пино Нуар.

Лишь взглянув, я уже мечтаю, как неторопливо

С тебя буду стягивать весь в кружевах пеньюар.

Знай я, какая ты будешь сегодня вечером,

То повёл бы не в это кафе, что стоит на углу.

Да, там изысканный вид, и зажжённые свечи, но

Тебе вряд ли это понравится, как же я глуп.

Скольких я так встречал, но так не нашёл кем

Готов упиваться, готов беспощадно гореть.

Знай я, какая ты будешь в багряном шёлке,

На других никогда не посмел бы вот так смотреть.

***

Я запомнил тебя в сарафане в цветочек

На той стороне, на краю у причала.

Среди тысяч таких же как ты одиночек

В своём одиночестве ты не скучала.

Я запомнил, как ты рисовала узоры

По песку обнаженными пятками, я же

Тобой любовался, скрываясь от взоров

Любопытных прохожих лазурного пляжа.

Я запомнил твой смех, вперемешку с волнами,

Который звучал в отголосках прибоя.

Среди тысяч таких же красавиц в панаме

Сердце хотело остаться с тобою.

Я запомнил следы твоих маленьких ножек,

Когда вечерами ты шла вдоль залива.

Соль от прибоя въедалась под кожу,

Но как же тогда ты была красива.

Каждый встречный одаривал взорами, а не

Каждый хотел оглянуться, я же

Запомнил тебя в голубом сарафане,

Светлой фигурой на тёмном пейзаже.

***

Любили меня не сильно, не так как в кино…

Не ждали в кофейнях, до фильтра скурив пал мал.

Не встречали с улыбкой и звали попить вино

Уходив навсегда, пока я допивал бокал.

Любили меня не долго, едва остыть

Успевал свежесваренный кофе к шести утра.

Уходя, черкнув спичкой сжигали свои мосты,

Позволяя погреться у пламенного костра.

Меня не любили так, как клялись взарок,

Прислоняя ладонь к Груди словно верный обет.

Врывались в остатки души и, не вытерев ног.

Уходили всегда внезапно, не выключив свет.

Любили меня не честно, скрывая Корысть

Под масками пряча одну из своих личин.

Оставляли меня одного, чтобы локти грызть

С каждым разом имелось все больше пустых причин.

Меня не любили по вторникам и до пяти.

Моё имя едва ли звучало у всех на устах.

Я бежал за любым говорящим куда идти

Потому ночевал один, всегда в разных местах.

Меня не любили весёлым м, и меньше — в тоске.

Отдавали свое предпочтенье другим смельчакам.

Писали короткие письма, где в каждой строке

Стояло "прощай", "увидимся", т ч к.

Меня не любили зимой за мои плащи,

От которых так веяло холодом в людных кафе.

Выбирали всегда только самых красивых мужчин

Кто носил пиджаки и по пятницам — галифе.

Любили меня не так, как я где-то читал…

Посвящали едва ли не строчку из длинной главы.

За прологом в моем рассказе всегда финал

Начинается после слов давайте на вы.

Любили меня в основном по холодным ночам,

Позволяя касаться себя огрубелым рукам.

Но с рассветом реальность рубила всегда сплеча

Я пример, что, однако, везёт ведь не всем дуракам.

***

Когда-нибудь будем сидеть мы спина к спине

На потертом крыльце, под гнилью кривых перил.

Постепенно память рассеет, сведёт на нет

Эту жизнь, за которую каждый из нас любил.

За плечами застынет дом, наш с тобой очаг,

Возводили который по камню и по кирпичу.

Мы с тобой насмеялись за жизнь, а теперь помолчать

Так хочется, просто склонившись к твоему плечу.

Только ты будешь знать каждый шрам на моих ногах,

Ведь за каждый из них ты почувствовал боль в глуби.

Может быть бы в меня влюблялись по жизни, но так

Как ты, меня в этой жизни никто не любил.

Когда-нибудь будем сидеть мы в закате дня,

Одуванчики в поле нас будут считать за своих.

Проживем столько лет, в тишине свой секрет храня,

Разделим вишнёвый пирог, словно жизнь, на двоих.

Ты посмотришь в мои глаза, что давно слепы.

Смахнешь прядь волос, что давно безнадёжно седа.

Пусть завтра от нас останется просто пыль…

Я не буду жалеть, сказав в том вопросе да…

Ты возьмёшь мою руку в ладонь, что давно дрожит

От затерянных лет где-то там, за твоим плечом.

Безмолвием сзади нам будут кричать этажи,

В которые мы войдём, повернув ключом.

Ты увидишь меня за толщей глубоких морщин,

Я узнаю тебя таким, как полвека назад.

Мы так будем сидеть, пока наши с тобой плащи

Насквозь не промочит собравшаяся гроза.

Когда-нибудь будем сидеть на своём крыльце,

Сольемся с иссохшими досками старых стен.

Постареет лишь только кожа на нашем лице,

Покрывая его морщинами, как ткань на холсте.

Мы будем смеяться с тобой, как смеёмся сейчас

Словно глупые дети, до боли в костлявой груди.

Возможно кому-то останется жить лишь час,

Но уже никогда не останется кто-то один.

Начнёшь шерстяные носки мне всегда дарить,

Если путать начну внезапно со стужей зной.

Все соседи про нас будут с нежностью говорить,

Мы для них лишь чудной старик со своей женой.

Наши дети приедут на праздники и будут звонить

Пускай не так часто, как нам бы хотелось с тобой.

В моей жизни случится не мало, но ты и они

Навечно останутся самой счастливой судьбой.

Когда-нибудь солнце сядет и с ним ветра

Попытаются нас согнать в этот старый дом.

Я б сидела так вечно, но кажется, нам пора,

В нашей жизни осталось лишь до, и немного потом.

Когда-нибудь ты превратишься в заядлого фермера,

А я под окном из пионов воздвигну сад.

Ты забудешь моё лицо по причине альцгеймера,

Но будешь порой возвращаться, взглянув в глаза.

Мы заполним с тобой стеллажи в соседней комнате

Альбомами с кадрами жизни из давнего прошлого.

Вечерами по сотому кругу словами "помните?",

Будем соседям показывать, что было хорошего.

Ты рукой проведёшь по ткани простого белья,

Которая была когда-то давно кружевной.

Эта жизнь не была бы так счастлива, если бы я

Когда-то давно не стала твоей женой.

III. Я исполняю соло

***

Всего полвосьмого, но я бесконечно устал,

Скрутило, как в мясорубке, от страха жить.

Не знаю, время пришло, чтобы пить Гастал

Или в борьбе с собой доставать ножи.

Всего понедельник, но мир утонул в делах,

Титаником грузно пошёл прямиком ко дну.

Не знаю, спасать утопающих в буйных волна́х,

Или прыгнуть за ними следом и утонуть.

Всего лишь июнь, но по людям сплошной мороз,

Не чувствуешь в нём ни сердца, ни пальцев ног.

Не знаю, согреть одеялом, сварить им морс,

Или оставить, чтоб кто-то другой помог.

Всего лишь обед, но каждый как будто сыт

Меню из трёх блюд и десертом из явной лжи.

Не знаю, мне стоит спрятать от них весы,

Или навешать в добавку ещё лапши.

Всего полвосьмого, а я проспал время до.

Не с той ноги встал и стал беспощадно злостен.

Не знаю, пора бы глотать без конца Валидол,

Или заснуть и проспать ещё время после.

***

Кот впопыхах прибежал на внезапный звон,

Решив показать, что он ни к чему не причастен.

Вот только разбился совсем не цветочный вазон,

Это я разлетелся на самые мелкие части.

Кот всё ходил кругами, пытаясь в одно

Меня по осколкам собрать, словно лист оригами.

Но как соберёшь горшок, когда только дно

Осталось, которое топчут вовсю ногами.

Кот при́был первый и яростно сторожил

Улики моих падений на самый низ.

Разбить может каждый, но вот бы хоть кто-то сложил

Осколки мои в единый когда-то сервиз.

***

Убаюкай божественной нежностью сновидения,

Укутай в сладостном морфии песней без слов.

Покажи те места блаженные, уже где́ ни я,

Ни ты никогда не увидим кошмаров из снов.

Успокой материнским теплом эту оторопь тельную,

Сгреби, как охапку листьев, в объятье своё.

Спой среди ночи ласково колыбельную

Так, как умеешь, и так, как лишь мама поёт.

Сторожем стань моих дрём, эту тьму свечением

Рассей ночника, что у каждой матери свой.

Утешь и уйми бессонницу, сбавь мучения.

Посиди у постели немного и просто спой.

Развей все тревоги и самые глупые вымыслы,

Сердце окутай любовью далёких планет.

Пускай из своихколыбелей мы быстро выросли,

Но из маминых колыбельных как будто нет.

***

Среди величественных колонн

Я скорее трещина, чем Аполлон.

Я скорее выемка серых стен,

Бетонный камень на старом мосте.

Среди ваяний архитектур

Я скорее смесь неприглядных структур.

В мраморном облике мироздания

Потёртая дверь у нелепого здания.

Среди совершенства от кутюрье

Я просто вещица в забытом старье.

Дыра не по шву, сдвиг не по фазе,

Иссохшая роза в фарфоровой вазе.

Клякса в эскизе, мазок на холсте,

Намёк на уродство в мирской красоте.

Среди безупречности экспозиций –

Портрет, от которого глаз прослезится.

Среди идеала руки виртуоза

Я плод в результате процесса невроза.

Но всё же и я — изъян ювелира –

Частица прекрасного целого мира.

***

Куда только жизнь нас нечаянно не заносила.

Из каких только форточек холодом ни сквозило.

Как тесто руками до пышности сколько месила, –

Но ты так любила мучное, что тоже вкусила.

Вгоняла по самый фундамент, как плотник стропила,

Как сосны лихим топором всех в округе срубила.

Сколько раз эта жизнь по больному сильнее била,

Но бьёт — значит любит. И ты её, значит, любила.

Куда только время штормами нас не сдувало,

Сжимало круги, придавая им форму овала.

Топило, вгоняло в ил, да всяко бывало,

Но ты всякий раз гребла, потому всплывала.

Порой превышала норму привычных давлений

И так нависала, что подкашивала колени.

Сбивала с пути, но ты не боялась лени

И шла всё вперёд в поисках направлений.

Сколько раз эта жизнь нас обыгрывала тузами,

Подставляла, хитрила, кричала в ответ — «Вы сами!».

Но за годы несчастий, она нам платила часами

Великого счастья. Я видел своими глазами.

***

В шатре не осталось места артистам без грима,

Все лица с оттенком припудренным или вранья.

Лишь немногому как воробью среди воронья

От всех этих масок до тошности невыносимо.

В цирке абсурда нет мест, здесь всегда аншлаг,

Собрание тайных любителей карнавала.

Побольше. Теней, помады, румян, — всё мало,

От приличий остался поклон и помятый пиджак.

В театре сплошной комедии трижды в сутки

Всё один же и тот спектакль в бледном свете мук,

Где каждый участник похож на тугую тесьму,

Натягивающую улыбки от каждой шутки.

И наплыв здесь жуткий любителей жалких этюдов,

В секторе А вообще на таких азарт.

Их души горят костром, как горят глаза.

Человечный здесь всё поймёт и сбежит отсюда.

В шатре не осталось тех, кто себе в гримёрке

Не накладывал толстым слоем на щёки грим.

Зачем быть собой, если можно казаться другим.

Не раскроют ни те, кто в партере, ни кто на галёрке.

Без грима теперь ни пьеса, ни буффонада

Не так впечатляют зрителей, любящих блеф.

Без маски на стол вместо пики не кинешь треф.

Без грима не скроешь ложь, когда оно надо.

В шатре теперь лица скрывает пестрящий фетр,

Не осталось без грима ни гостя, ни даже актёра.

Купаясь в овациях лжи, взбудоражен шатёр, а

Поэтому я предпочитаю слушать оркестр.

***

По краткой строчке. В одной сорочке.

Чтоб не дойти до ручки, пишу до точки.

Пишу невнятно, скорей царапаю,

Под очень слабою, неяркой лампою.

До пальцев жжения. По предложению.

Глаголы выбираю по их спряжению.

Все фразы в словаре нелепо выпрошу.

Тебе не отошлю, а снова выброшу.

***

Не прячь свои слёзы, высоким воротником

не по погоде свитера их нервно скрывая.

Бережно соль и горечь своим платком

я вытру. Я тоже плакал под бег трамвая,

под взгляды его пассажиров, под тот глухой

по рельсам уставших дорог назойливый стук.

Я тоже плакал от жизни, местами плохой,

и прятался, не в воротник, а в помятый сюртук.

Не прячь свои слёзы, раны не скроешь тканью

не по погоде свитера, ни чем-то таким, вообще

ты не одна такая в трамвае подобной ранью.

Вон видишь, мужчина… слёзы прячет в плаще.

Трамвай подъезжает к конечной, совсем битком

забит одетыми вовсе не по погоде.

Не прячь свои слёзы, я вытру их мокрым платком,

улыбнувшись твоим глазам, и скажу «выходим»…

***

Остынь.

Как пирог остывает в духовке.

Как стынет в полях полынь.

Не срывайся, как я, без страховки,

Такие прыжки сноровки

Требуют. Так что остынь.

Как песок остывает ночью в утробе пустынь.

Как утром без тела хладеет просты́нь.

Как железо и сталь после ковки,

Как запал у стрелявшей винтовки.

Или ночью мосты.

Остынь.

Прошу, не ведись на уловки,

Будь выше, будь более ловким,

Не лети как по ветру листы.

Все советы довольно просты.

Не срывайся.

Остынь.

***

Упивайся своим одиночеством, словно кьянти,

Чтобы каждый прохожий подумал, — вы только гляньте!

Чтобы каждый, взглянув на тебя и сменившись в лице, не

Поверил, что ты в одиночестве столь полноценен.

Одиночество — слабость другим, тебе же — сладость,

Шоколадным фонтаном облить его лишь осталось

И подать на десерт, усмехаясь, что все в буфете

Сидят на пожизненной строгой людской диете.

Пускай про тебя все знаю лишь имя и отчество,

Оставайся собой, даже если в ответ одиночество

Примет тебя и, в сравненьи с бездушной толпою,

Позволит всегда оставаться самим собою.

Накрывайся своим одиночеством, словно во́лнами,

Заполни все дыры в душе и сделай их полными.

Вдохни одиночество с запахом грустной осени.

Наслаждайся, что бросил сам, не другие бросили.

Откупоривай склянки с идеями, с планами ящики,

Которые уж запылились, без дела стоящие.

Наслаждайся, что ты один, и чудесным творчеством

Выплёскивай всё, что другие зовут одиночеством.

***

Не бойся смотреть в зеркала и искать отражения,

Не бойся остаться собой на далёкие вечности.

То, что ты видишь там, для тебя искажения –

Для кого-то мазки совершенства, штрихи безупречности.

Не надо накладывать латки на мелкие трещины

И ровным движением сглаживать все неровности.

Кого-то твои недостатки прекраснейшей женщины

Будут сводить с ума и влюблять в себя полностью.

Не стоит боятся идти против стрелок движения,

Погоня за чем-то призрачным может сгубить.

Даже если не любишь порою свои отражения, -

Не значит, что больше некому их любить.

***

Найди в себе храм, по периметру

Обнеси его стены крепостью.

Душу храни, только тем даруй,

Кто готов отплатить тебе щедростью.

Построй себе храм, минаретами

Укрась его входы и выходы.

Приходящих к тебе с секретами

Слушай без личной выгоды.

Найди в себе место для каждого,

Кто нуждается в утешении,

Кто к себе утомлённого жаждою

Пускает без приглашения.

Выстраивай храм постепенными

Этажами, благими поступками.

Охраняй свою душу за стенами,

Какими бы не были хрупкими.

Встречай у порога с радушием

Друзей и врагов прощающих.

Услышь и тебя послушают

У порога десятки встречающих.

Найди в себе дом, преврати его

В покой и другим пристанище.

Жизнь не обделит ретивого,

Не отпустит в другие места ни с чем.

Возведи в себе храм прочной верою

В людей и в их тёмное прошлое.

Уверуй. И каждый уверует,

Что в любом есть хоть что-то хорошее.

Помогай возводить окружающим

Священные стены над ранами.

Так спокойно и так потрясающе

Жить, окружённым храмами.

***

Что за печаль потухшая

Блуждает в твоём лице?

Помни, что самое лучшее

Всегда достаётся в конце.

Не слушай все мысли наружные,

Поступай лишь своим умом.

Помни, что самое нужное

Обитает в тебе самом.

***

Прощай, разорви в ничто и сотри из памяти,

Наизнанку выверни, растопчи ногами те

Слова несказанные, прекрати вещание,

Пункт за пунктом вычеркни нас из завещания.

Оборви все связи и включи молчание,

Всё равно не будет ничего печальнее.

Перекрой потоки для меня вообще, не я

Говорю прощай и прошу прощения.

Прощай, ухожу, закрой и запри все двери, я

Не вернусь назад, не предам доверия.

Все замки смени, как и адрес в справочной,

Потуши весь свет, только лишь оставь ночной.

Измени свой индекс, по нему теперь не мы.

Наши имена теперь как антонимы.

Собери альбомы, выставь мои вещи за.

Призрачным фантомом быстро исчезай.

Прощай, спрячь подальше в шкаф и на антресоль,

Отрывай зараз, не бередь внутри мозоль.

Перережь ножом, обесточь все провода.

Пора всё сменить, вот тебе и повод дан.

Сожги все мосты, на комоде коробок,

Заверши всё то, что я давно не смог.

Чёрным маркером из словаря имён

Моё имя вычеркни до конца времён.

Прощай, в ярости схвати и не глядя прямо вниз

Сбрось во след с балкона дорогой сервиз.

Вырви гвозди там, где я их прибивал,

На фото вырежи вместо меня овал.

Сделай недействительными, как ты любишь на´ спор, те

Штампы, что нас связывают, в устаревшем паспорте.

Заморозь счета, обналичь все акции,

Уничтожь с лица земли, словно время — нации.

Прощай, заверши игру, не боясь, не мешкая,

В этой партии победа за твоими пешками.

Получи медаль, и взойди на пьедестал.

Я твоей душе явно слишком вреден стал.

Открывай шампанское, ты этот раунд выстоял,

Всё равно я никогда не любил игристое.

Всё равно пора обмывать прощание.

Ручка на столе… вычеркни из завещания.

***

Свеча догорит, расплавиться, тёплый воск

Оставит бесформенной массой несчастно тлеть.

Гарью наполню лёгкие, чтобы мозг

Обманулся, и сердце на миг перестало болеть.

Свеча догорит, как сгорает на нет фитиль,

От обугленных свеч подоконник давно не бел.

Я жгу эти свечи, чтоб ты не свернул с пути,

Но ты на десяток из них до сих пор не успел.

Свеча догорит, потечёт как слеза по ней

Последняя капля, пока не сгорит целиком.

Надеюсь, что свет её сделает чуть видней

Дорогу домой, по которой бредёшь пешком.

Обуглилась, уже не поймёшь, где я, где она,

Восковые фигуры смешали свои края.

Теперь ты, наверно, заблудишься, ведь у окна

Свеча догорает, а с ней напоследок и я.

***

Судья, прокурор, адвокат, обвиняемый сам я –

Для каждого в моей голове есть своя скамья.

Отходные пути невозможны, какой тут побег,

Когда это глупое сборище — один человек.

Мы все здесь собрались, но я единственный врун

Показания всем вещаю с далёких трибун.

В ответ недоверчиво смотрят и зал, и судья.

Странно всё это, ведь они же по сути — я.

Улики давно все собраны, есть мотив.

Я его себе сам придумал, присяжных смутив.

Странно вести процесс, выносить вердикт

В суде над самим собой — ложь всегда победит.

Справедливости ради отмечу, что я сполна

Хотел сам себе показать, где моя вина.

Приводил аргументы и доводы, только в укор

На меня смотрел адвокат, а не прокурор.

Судебный процесс затянулся, судья устал

К моменту, когда выносить мне вердикт настал.

Присяжные долго решали, кто против, кто за,

Пока я намерено прятал от них глаза.

Сейчас всё закончится так, как судья решит,

Ведь он тут единственный, кто справедливость вершит.

Забавно, что я так волнуюсь узнать приговор,

Ведь я как безгрешный праведник, так и вор.

На горле как будто убийцы стянули тесьму,

Боюсь быть оправданным ложью, боюсь сесть в тюрьму.

Боюсь быть свободным, боюсь завязаться узлом.

Ведь я — добродетель, и я же — великое зло.

Надоело в пристрастном суде и день ото дня

Заседать, то себя оправдывая, то виня.

Других осудить так рьяно все рвутся в бой,

Но самый нелёгкий суд — над самим собой.

***

То был почтальон, но в охапке писем

В графе адресата его имя не значится.

Ни строчки, ни буквы, смешка в дефисе,

Ни листка средь других для него не прячется.

То был человек, через плечи портфель,

На форме значок по периметру вышит.

Мы все — имена, что не ставят в графе.

Мы все почтальоны, которым не пишут.

***

Что останется после меня? Бездна?

Крутой поворот в никуда, забытый тупик.

Странно, ведь я столько раз упускал этот резкий съезд на

Дорогу в кромешный мрак, но и он настиг.

Что останется после меня? Толща

Прозрачного озера, где я топил свой гнев?

Семена моей злости взросли, и теперь там роща

Плодоносит безумной яростью, едва поспев.

Что останется после меня? Надеюсь, останется

Вообще хоть что-то хорошее, или злом

До самой тугой поры на шее затянется

Верёвка отчаянной злости тугим узлом?

Или потопит волна небывалой грусти,

Порода душевной злости покрепче гор?

Ненависть моё сердце уже не отпустит.

И что останется после меня? Совсем ничего.

***

Ты думала, что кто-то забывает?

Как только повзрослел, то за порог?

К кому ж, как ни к тебе сбиваясь с ног,

Ты думаешь, что моё сердце прибегает?

А по кому скучать? Лишь по твоим рукам,

Объятий много в жизни не бывает.

Пускай покажется, что время забывает,

Но будь уверена, все помнят своих мам.

К твоим ногам паду я на колени,

Я так обязана. Ты думаешь, уже

Нет места для тебя в моей душе?

Но в ней лишь ты, мой образ поклонений.

Да знала б ты, как по тебе могу скучать!

Ты память всех моих минуток прошлых.

Как много в мире мам, полно хороших.

Таких как ты не довелось встречать.

Надеюсь, спишь спокойно, я не смею

Как в детстве тебе всякий раз мешать.

Ты та, ради кого стоит дышать,

И я дышу, лишь для тебя, но как умею.

Прости за всё, что было и что будет,

Мы столько делали, пока учились жить.

Мне кем, как ни тобою дорожить?

Единственной, кто за ошибки не осудит.

Твой запах сберегу, и не отдам.

Он мой, как и любая твоя часть.

Время идёт, а с каждым днём скучать

Я буду все сильнее по тебе, мам.

***

Изо тьмы на свет, словно из золы

Выпал уголёк,

Так и ты летишь, хоть твои малы

Шансы, мотылёк.

Изо тьмы наверх, вырвать этот миг

Ночи вопреки.

Не так важно, что нас зовут людьми,

Все мы мотыльки.

Обгорев дотла, сжатые тельца

Мы спасаем, как

От судьбы своей, словно от конца,

Тянет мотылька.

***

То ли лето давит жарою, то ли мой офис

Сжимает серым пейзажем со всех сторон.

Пока начальник не видит, конфетами тофи

Заедаю свою тоску и считаю ворон.

До шести остаётся чуть-чуть, но часы застыли,

Как будто начальник все стрелки, как будто шутя

Перевёл, чтобы будни тебе не казались простыми,

Чтоб ты ощутил, что уж больше совсем не дитя.

Кто я? Никто не поможет мне в этом вопросе.

Теперь уже есть и своя голова на плечах.

А как бы хотелось купить билет «Супер восемь»,

От восторга, а не от паники дико кричать.

Но теперь покупаю продукты, не сладкую вату,

Карусель превратилась в дорогу с работы домой.

Такие ж мечты, но теперь уж двойные стандарты,

А мир покорился кому-то, и точно не мой.

Мечтаю теперь недолго, в минуты обеда,

Пока на часах не наступит пятнадцать ноль ноль.

Кто я такой? Только снова вопрос без ответа,

Наверно, к нему, как к компьютеру, нужен пароль.

До шести остаётся чуть-чуть, ты уже на старте,

За секундной стрелкой следишь, словно ярый лев.

От жизни лишь ждёшь, когда деньги поступят на карте.

Надоел этот мир, этот сумрак и весь этот блеф.

Когда-то мечтал поскорее стать сразу взрослым,

Чтоб все разрешились проблемы на сложном пути.

Ты вырос, но только остались все те же вопросы.

И выход есть только из офиса после шести.

***

Пуля вонзается в плоть, словно нож в пирог,

Свинец разливается вглубь, словно в торт глазурь.

Я думал, что тот, кто приходит на мой порог,

Не оставит дыру от дула в моём глазу.

Я думал, что тот, кто руку мне часто жал

И умел утолить печали со мной в вине,

Не сможет в кармане прятать стальной кинжал,

И, воткнув, повернуть три раза в моей спине.

Дробь разрывает ткань, словно небо гроза,

Оголяя волокна, вскрывая её до фибр.

Я не думал, что тот, кто сморит всегда в глаза,

Когда-то сможет использовать крупный калибр.

Лезвие точит кости, как палач топор,

Вгрызаясь в тонкую кожу за мягким хребтом.

Я не думал, что тот, кто может стрелять в упор,

Когда-то сможет войти в мой радушный дом.

***

Не лечите меня креплёным, я снова в завязке,

В печальных закатах танцую один, как будто

Никто не увидит моей неуклюжей пляски.

Я сам себе дзен, и сам свой великий Будда.

Не поите меня Каберне, вместо вкуса Шираза

Меня исцеляет мелодия дикого транса.

В печальных закатах я двигаюсь в ритме джаза,

Не оставив своим страданьям ни капли шанса.

Не идите за мною, пока я нирвану ловлю за

Нелепые такты в самом кругу танцпола.

Пока во вселенной звучат отголоски блюза

Ваших квартетов. Я исполняю соло.