Страсти лебединого болота [Пиня Копман] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Пиня Копман Страсти лебединого болота

О братьях наших меньших


Дай, Джим на счастье


(Источники иллюстраций см. в Приложении)



Хотя Есенин мой кумир, однако,

я лапу Джиму не желаю жать.

Он, Джим, моей возлюбленной собака,

всегда некстати лезет к нам в кровать.


Скормил ему охотничьи сосиски,

Грозил наслать трясучку и лишай,

пил с ним по вечерам шотландский виски…

Просил, как человека: "Не мешай!"


Но, наконец, одну придумал штучку

когда совсем измучил зов телес:

украл для Джима у соседей сучку.

Так Джим и с нею к нам в кровать залез


А Минздрав предупреждал!

«Капля никотина убивает лошадь, а хомяка разрывает на куски!»


Белый потолок забрызган кровью,

Лаборант в углу без чувств обмяк.

Новой жертвой в битве за здоровье

Пал отважный молодой хомяк.


Не дурак, не псих и не калека,

веруя в науку и закон,

За лошадку и за человека

Каплю никотина принял он


Не дождутся сына мама с папой,

и, до поздней слякотной поры,

слез ручьи с усов стирая лапой

будет ждать невеста у норы


Плакала уборщица Тамара.

Вспомянувши чью-то мать и дочь,

два слегка взбледнувших санитара

вынесли остатки тела прочь.


И теперь ужасные кошмары,

разрывая сердце, снятся мне:

хомячок с кубинскою сигарой

в черной треуголке на коне.



По холмов зеленым гладким склонам,

движимы желанием одним

миллионы хомячков в колоннах

молча маршируют перед ним.


В касках маскировочной расцветки,

в сапогах из хромовых пластин.

Каждый, как ружье, несет пипетку

с надписью по-русски: «Никотин»


Ужас оккупирует планету,

в панике и взрывах города…

Я, вскочив, хватаю сигарету.

Так курить не брошу никогда!


Филисофия

(поэзия пса Филимона)


«Homo homini lupus est» (Плавт)

«Человек человеку друг, товарищ и брат» Моральный кодекс строителя коммунизма)

«Человек собаке волк, товарищ и брат» (Пёс Филимон)



Пёс Филя прожил много лет

и знает в жизни толк.

Мой- говорит- великий дед

товарищ брянский волк.


И он, как мудрый древний грек,

нам истину принёс:

"Как человеку человек

волк псу и волку пёс".


Но дед-мудрец, он был таков:

до сладкого слабак.

И сам завел себе щенков

от сучек из собак.


Будь ты хоть пес, хоть волк любой

вся мудрость — на потом,

как только сука пред тобой

разок махнёт хвостом.


Восток дело тонкое


Хаечки



АССОЦИАЦИИ

Утром за серым окном

Сакуры цветок распустился.

Вся молодежь распустилась!


МОРСКОЕ

1

Люди плавают в море.

Море любит отважных.

Акулы тоже.

2

Цели корабль не достиг.

Море его погребло.

Но Оскара дали.


КСТАТИ, О ПТИЧКАХ

1

Как выступал павлин,

царственно хвост распустив!

А в супе невкусен.

2

Поздняя осень пришла.

Птицы на запад летят.

Даром ведь, сволочи!

3

Осень.

Синицы сидят на крыльце.

Выпущу кошку.

4

Целую ночь за окном

пел соловей.

Напился, наверно.


Рубаи, рубленные рубилом



1

Я любимой дарил и цветы, и духи,

Я читал ей стихи про любовь и грехи.

Но к утру уходила любимая, хмурясь.

Может, я подобрал неудачно стихи?

2

Я милую трепетной ланью назвал

Я пэри ее, луноликой назвал.

Не мог, хоть убей, ее имени вспомнить!

Склероз. То есть в памяти полный провал.

3

Разменяв сто динаров у местных менял

Я продажную деву на площади снял.

Но когда она лик свой слегка приоткрыла

я в испуге немедля в Медину слинял.

4

Пить вино запретил правоверным Аллах

В том согласны мулла, шах-ин-шах и феллах.

Я же только гашиш продаю правоверным.

Я с Аллахом не спорю и не при делах.

5

В раю мужчинам праведным вольно́

И сладостно грешить, и пить вино

Вот грешниц в рай к мужчинам и отправят:

Ведь праведницам то запрещено.

6

Как хотелось бы мне жить хотя бы сто лет!

Так женись! Уж поверь, лучше способа нет!

Что, женюсь и прожить сотню лет я сумею?

Нет! Желанья жить долго исчезнет и след.

7

Пил вино. Подкатила девица одна.

Ах, какой мне красивой казалась она!

Утром вижу — страшилище рядом в постели.

Где бы взять еще десять кувшинов вина?

8

У Природы весьма справедливый подход, –

хищник прав, если он травоядное жрет.

До чего ж далеко мы ушли от природы:

Мы желаем, чтоб было все наоборот.


Басни


Басня о дисциплине



Ну почему Господь устроил так:

народ страдает, если царь дурак.

Но стоит сбросить дурака, и вот –

страдает в десять раз сильней народ.


В стране восточной правил хан Степан.

Он был добряк, но глупый, как баран.

Пил алкоголь (прости его, Аллах!)

и портил воздух даже при послах.


Никто уже не уважал страны,

хоть, слава Богу, не было войны.

А ханский визирь, подлинный урод,

мздоимцем был, и обирал народ.


Когда свой плов без мяса ел бедняк,

то все ворчал: "Виновен хан-дурак.

Ворует визирь, не боясь при нем,

народ же все беднее с каждым днем"


А из толпы неслось в базарный день:

"Зачем нам хан, который туп, как пень?"

И как-то в среду, совершив намаз,

сказали люди: "Хватит! Пробил час!"


И взви́лось пламя бунта до небес,

и хан Степан в том пламени исчез.


На ханский трон взошел Башка-Секир,

что был жесток, и ненавидел мир.

Он непрестанно с кем-то вел войну,

и лихорадка бед трясла страну.


Доход стал низок, а налог высок

ушли улыбки, как вода в песок.

Мздоимец визирь сажен был на кол,

но был народ и голоден, и гол.


Умен ли хан, никто не знал, увы.

Кто смог узнать — лишился головы.

О бунте вновь не заводили речь:

у болтунов башка летела с плеч.


Рос счет побед и срубленных голов

но позабыл бедняк, когда ел плов.

Лишь изредка смельчак шептал в кулак:

"Уж лучше б правил прежний хан дурак!"


Читатель! Здесь мораль как мир стара:

не стоит от добра искать добра.

Начальник дурень? Слушай, как отца

и не проси другого у Творца.


Не ровен час, на место дурака

придет не умник, а Секир-башка.



Притча о нектаре



Вспоминаю о преданьи старом:

На Востоке, на краю Земли

под сухим раскидистым чинаром,

полные божественным нектаром

лилии волшебные цвели.


В той земле летал под видом шмеля,

заколдован ведьмою на срок,

бывший принц по имени Емеля,

женских прелестей большой знаток.


Вот он к нежным лилиям стремится,

говорит, настойчив, но не груб:

"Дайте мне напиться, чаровницы,

пряным соком с ваших нежных губ"


Первая ответила сначала:

«Много вас, шмели да мотыльки.

Чтобы я да каждому давала?"

А вторая просто промолчала,

но зато раскрыла лепестки.


И когда отведал шмель гостинца,

приняв от цветка заветный дар,

Он, конечно, превратился в принца.

Видно, с витамином был нектар.


Принц Емеля знал, к чему стремится:

Колдуна знакомого позвал.

Лилию тот превратил в девицу,

принц же поспешил на ней жениться.

Очень ожидаемый финал.


А другая лилия нимало

никому нектара не дала.

и она, когда пора настала,

осенью бессмысленно увяла.

Вот такие грустные дела.


В наше время это каждый знает,

мудрый аксакал или дебил:

И вино от старости скисает.

Кто не отдает — всегда теряет.

Тот, кто отдал — больше сохранил.


Пусть старо преданье, но, конечно,

Вы поймали этой притчи нить?

Милая, ведь красота не вечна.

Ах, не стоит быть Вам бессердечной,

и нектар до пенсии хранить.


Национальный колорит


Еще раз о мачо и мачизме

(посвящается любительницам мексиканских сериалов)


Сьерра-серые горы

мексиканской границы.

Там летают кондоры,

те, которые птицы.


Отражается в сланцах

сумасшедшее солнце.

Там живут мексиканцы

(что-то вроде чухонцев).


А из Штатов к ним катит

жадных гринго орава.

Гринго много не платит.

Жрет почти на халяву.


Потому и привычны,

ездя точно на дачу.

Там все дамы публичны,

все мужчины там мачо.


Дамы носят браслеты

из кораллов некрупных.

Дамы любят монеты,

горячи и доступны.



Мачо в пончо одеты,

при усах и в ботинках.

Носят мачо мачете

(ножик, вроде как финка).


И они своих милых

называют «мучача».

А их водка текила

гадость, хуже, чем чача.


Мачо в шляпах-сомбреро,

напиваются к ночи,

а как слезут со Сьерры,

так до женщин охочи.


Мажут волосы салом

чтоб понравиться даме.

Потому в сериалах

их снимают годами.


Мачо очень упрямы

и блудливы, как кошки.

Все российские дамы

влюблены в них немножко.


И чего они млеют

с этих франтиков слабых?

Ведь мужчины Рассеи

тоже любят «по бабам».


И с мужицкою силой,

ежедневно и четко,

пьют не гадость-текилу,

а нормальную водку.


Дамы же месяцами

то рыдают, то плачут.

Завладел их сердцами

тот занюханный мачо.


А без сердца ведь нету

ни надежды, ни веры.

Кто за это в ответе?

Но вернемся на Сьерру.


Там, у местной мечети,

под мелодию Стинга,

машет мачо мачете,

мочит бледного гринго.


Есть у гринги монеты,

есть с таможни бумага,

только нету мачете.

Не запасся, бедняга.


И загнется без звука,

и погибнет без славы.

Будет гринге наука

чтоб не лез на халяву.


А у мачи нет силы,

а у мачи нет духу.

Мача выпил текилы

(я ж сказал «бормотуха»).


А могло получиться

так красиво у гада…

Если хочешь мочиться,

пить текилы не надо!


А как снова напьется,

так откинет ботинки.

Тяжело им живется

в мексиканской глубинке!



Соловей-Разбойник


Кто не знает- пусть не лает:

в стародавние лета

Русь была совсем иная –

благодатна и свята:


Волки в елках, лисы в норах,

хоть в бутик не заходи.

Рыба в реках и озерах.

Хочешь жрать — иди уди.


А уж репа, в самом деле,

удавалась хоть куда.

Вот ее одну и ели

все голодные года.


Деток в хате было много

(благо — Интернета нет)

и за то любили Бога

что чума лишь раз в пять лет.


Да ходили табунами

по Руси богатыри.

Прокормить их, между нами,

трудно, прах их всех дери.


И хотя вражина лютый

Лез со всех концов земли,

но единственной валютой

были царские рубли.


Жил намного интересней,

содержательней народ,

а в деревнях пели песни

и водили хоровод.


И на печку бабка с дедкой

стлали враз по пять перин.

Мясо, правда, ели редко.

Но ведь в ём холестерин.


Жисть была совсем простая

и, заместо всех машин

в море — рыбка золотая,

в речке, — щука, в лампе, — джин.


Колобок лежал на блюде

и железо ело ржу.

Про то время, добры люди

вам всю правду расскажу.


На неведомых дорожках

как-то леший с бабкой Ёжкой

куролесили немножко,

дринкали вино.

И вовсю нечиста сила

в чаще леса их носила.

Что еще меж ними было

толковать грешно.



Плодовита их порода,

и прошло чуть мене года,

родила Яга урода, –

ухи, — что лопух.

Тело хило, голос звонок,

а заместо волосенок

перышки и пух.


Рос ребенок в гуще леса,

но не раз из интереса

про него писала пресса

мол, растет мутант:

Голосок в четыре года –

что гудок у парохода.

Йоперный дискáнт!


А прошло еще три лета

и пошел слушок по свету,

что припевки да куплеты,

все, что мы поем,

так поет уродец гадкий,

что не жалко шоколадки.

Стали звать его украдкой

«нашим соловьем»


А потом возникли слухи:

мол, в своем развратном духе

много девок лопоухих,

сбившихся с пути,

этот тип неблагородный

без согласья мамы родной

приобщил к любви свободной,

мать его итти!


Братья девок всем народом

кто пешком, кто на подводах,

в лес пошли учить урода:

был народ сердит.

Все вернулись с битой мордой.

С той поры он звался гордо:

Соловей-бандит.


Это ж горюшко не горе.

И, особенно не споря,

пообвыкли люди вскоре

к порожденью тьмы.

Ведь напасти и покруче

зачастую массы мучат.

Терпеливы мы.


Бают, что, ворча для вида,

люди не были в обиде,

на лукавого гибрида.

Их не мучил стресс.

И, погожею порою

бабы по двое, по трое

и, бывало, чуть не строем

перли в оный лес.


И шепталися украдкой,

что там твёрдо, что там гладко

что, поет разбойник сладко,

хоть он вор и тать.

Бабки плакали, бывало,

как тоска одолевала.

Мексиканских сериалов

Мало им, видать.


А, бывало, после бани,

то бахвалясь, то калганя,

обсуждали все миряне

монстрию свою:

мол, хоть гадость, да отрада,

что, когда б была эстрада,

нам и импортных не надо:

«Круче, зуб даю!»


Время шло, гремели грозы,

падал желтый лист с березы,

клевер рос для пчел.

И кому какое дело –

много лет ли пролетело?

Кто бы их сочел?


Но народ вам скажет здраво:

даже тех ломает слава

кто во всем хорош.

Медных труб дурная сила

слишком много душ сгубила

ни за медный грош.


Вот ушел из темной чащи,

одеваться стал кричаще,

гордый Соловей

На краю Большой дороги

строит царские чертоги

из больших ветвей.

Позабыл былые песни,

ищет хит поинтересней.

Стал совсем другой:

он завел агентов ловких,

Без подпевки-подтанцовки

к сцене ни ногой.


На лице тоска и скука.

И не ест, как люди, лука,

на глазах у всех.

А ко всем грехам привычным

подхватил он заграничный

мужеложский грех.


Баб уже из дому гонит,

и девчоночки не тронет

(даже молодой!).

На ребят он пялит очи.

Стал до мужиков охочей

драной ПОП-звездой.



А потом и вовсе слухи

стали мŷтны, стрẚнны, глŷхи

И склонить к тем слухам ухо

не желаю я.

И не верю я кошмару:

Соловей нашел, мол, пару

и ему составил пару

богатырь Илья.


Я вам твердо заявляю:

слухам тем не доверяю!

(Есть слушок честней)

Да узрит имевший уши:

Соловей и наш Ильюша

бились, вкруг деревья руша,

к ряду десять дней.


И, повергнув лицедея,

притащил Илья злодея

в путах в Киев-град.

А уж князь Владимир вроде

похотлив был по природе

и, судачили в народе,

алчен на разврат.



Но умолкнем. Ни словечка!

Не держал у них я свечку.

Рад тому весьма.

Людям ведомо прекрасно:

про князей болтать опасно.

Сгинуть ни за что напрасно

дураков нема!


Этот Соловей-разбойник

больше тыщи лет покойник.

В сказках нету зла!

Я прошу вас, ради Бога:

Не судите, люди, строго!

Позабавил вас немного, -

вот и все дела.


Ода виски


Всяко лучше с наркотиком шприца

доброго виски стакан.

Его и кариес страшный боится,

и всякий паук-таракан.


Вы защитите себя и близких

ночью, средь темных троп,

если литровой бутылкой виски

маньяку закатите в лоб.


Зимой спасет он Вас от ангины

и прочих простудных хвороб:

Втирайте виски в грудь или в спину,

и в горле убейте микроб.


Пьют пролетарий и буржуазия,

Мажут от вшей и от блох.

Виски — снотворное, анестезия

и как собеседник неплох.


В скалах шотландских, в болотах индийских

полезней воды стократ.

И лишь похмелье плохое от виски.

Но это же мелочи, брат!



О высоком искусстве


Размышления о балете



Ах, как все воздушно. Ох, какие чувства!

Ощутишь такое лишь раз за много лет.

Мы пришли на праздник высшего искусства,

пиршество для избранных, что зовут «БАЛЕТ»


Фейерверк эмоций — от любви до драмы!

Пластика движений — упоенье глаз.

Но, что восхищает — там молчат все дамы.

И месье обходятся без манерных фраз.


Ах, не там искал ты гений совершенства.

Истине внимаешь как мудрый дзен-монах:

Музыка и танцы — апогей блаженства.

Словосочетания? Ну их вовсе нах!


Вывод однозначен. К месту замечание

(если сходишь на балет — тоже, друг, поймешь):

Бог искусства строго требует молчания.

Слово изреченное — пустота и ложь.


И в душе звучат уже ангельские трубы

Истинной гармонии переливам в такт…

Вдруг удар под ребра, и жена сквозь зубы:

Прекрати храпеть, придурок! Начался антракт!


Концептуальное искусство

и финансы


Жить в пещере, братцы, очень грустно.

Потому-то (так сдается мне)

в неолите родилось искусство –

пенье и тушеная капуста,

танцы и рисунки на стене.


Мамонта разделав со сноровкой

вождь позвал художника в лесок:

— Ты мне наколи татуировку –

я тебе дам хобота кусок.


Горько ждать за творчество расплаты

от вождей и всяческой шпаны.

Только для искусства меценаты

больше вдохновения нужны.


Танцевала девочка нагая,

чтоб лишить пророка головы,

и Гомер, гекзáметры слагая,

тоже меркантилен был (увы!).


Ну а меценаты в связке этой,

тратясь на созданье красоты,

получали статуи, портреты,

оды, панегирики, сонеты

(то, что нынче мы зовем «понты»)


Как насчет религии, морали,

не скажу. Но только знаю я:

кое-что в искусстве понимали

всякие князья или графья.


И могли легко загнать в могилу

(как бы вроде мстя за красоту)

если бы какой-нибудь педрила

попытался впарить им туфту.


А потом родился век двадцатый –

очень прогрессивен и хорош.

Вылезли на свет скоробогаты

все в понтах, а вкуса- ни на грош.


Слухи ходят как там было дело

(написать-так вышел бы роман):

пена от искусства захотела

нуворишам облегчить карман.


Галерейщик, критик и мошенник

даже не прикрыв бесстыдных глаз

сняли как-то с писсуара ценник

чтоб загнать дороже в сотни раз*.


Все узнали с этого момента:

будь хоть унитаз, хоть гуанó-

ежели лежит на постаменте,

значит — очень ценное оно.



Бездари ходили в хороводе,

радостно плясали гопака:

можно не работать на заводе,

и валять до смерти дурака.


Не учись- зачем таланту ксива?

Сляпай что угодно, не тяни.

Критик-друг придумает красиво

объясненье для любой фигни.


Опустели скобяные лавки.

Брали все — от сеялок до клизм.

Тридцать богачей погибли в давке –

покупали «концептуализм»


Сладких сказок пестрые буклеты

перегородили неба синь.

Слава! Слава критикам-эстетам.

А искусству старому — аминь!

***

* Марсель Дюшан «Фонтан» (1917)


Страшилки


Love Story

или «Дважды майская ночь»



Там, где кладбища начало,

где разрытая могила,

Смерть однажды повстречала

молодого некрофила.


В камуфляже был в зеленом,

элегантен, словно денди.

Пах тройным одеколоном,

и слегка паленым бренди.


Вот мужчина настоящий!

И на теле все при деле,

а глаза его маняще

ярче южных звезд горели.


Знал слова и выраженья,

что любая б уступила.

Нет для женщины спасенья

от такого сексапила.


На луну собаки лают,

пахнет прелью земляничной.

Часто ночь бывает в мае

сладкозвучно-романтична.


И по этой-то причине

лунный свет людей тревожит.

Тянет женщину к мужчине,

и мужчину тянет тоже.


Тянет Фурманова к Анке,

Дон-Жуана к Анне Донне,

мавра тянет к мавританке,

и попутно — к Дездемоне.


Совершенства в мире мало,

и на солнце тоже пятна.

Вот и Смерть не устояла

что в такую ночь понятно.


Смерть смотрела, словно дура

Некрофил глядел дебилом…

В этот миг стрелой Амура

Их сердца Любовь пробила.


И, не тратя ни мгновенья

на «Спасибо!» или «Здрасьте!»

Смерть, без всякого стесненья

предалась любовной страсти.


Факты отрицать нелепо:

раз уж было, значит — было.

Там, в уютном тихом склепе

Смерть любила некрофила.


В склепе было очень мило,

и вдвоем совсем не тесно.

Им вовсю луна светила,

соловьи им пели песни.


И, от страсти их друг к другу,

как от тока, в самом деле,

Светлячки по всей округе

на фиг вдруг перегорели.


Вторя их лобзаний звуку,

в добрых снах, как в пасторали,

дети нежно Бяке-Буке

грудь мохнатую сосали.


Так что верьте, иль не верьте,

но рассказ мой — без обмана.

И любовь — сильнее смерти!

Слово в том эротомана!


Через год бродил устало

некрофил по той сторонке.

Видит вдруг: скелетик малый

и бензопила в ручонках.


Тут луну закрыли тучки,

гром ударил, дождь закапал,

а скелетик тянет ручки

и пищит с восторгом «Папа!»


В этот миг у некрофила

в сердце будто вбили шило.

Совесть в нем заговорила

и инфарктом оглушила.


Не спасли уже таблетки

Пять бригад реанимаций…

Вот чего бывает, детки,

если не предохраняться!



Ужасная история

накануне Рождества


Черной ночью гроза бушевала впотьмах.

Гром рычал и сверкали разряды зарниц.

Люди в страхе дрожали в убогих домах,

на коленях стояли и падали ниц.


В детской спаленке маленький мальчик лежал.

И как все он боялся до спазмов нутра,

и зарылся в подушку, и тоже дрожал,

и молился, чтоб смог он дожить до утра.


Вдруг настало затишье, и шепот в тиши

зазвучал. Леденящими были слова:

— Мальчик, мальчик, я встала уже. Поспеши.

Ты обязан сказать, где моя голова.


И забилось сердечко в груди у него,

холодела, в предчувствии страшном, душа:

что хотело то шепчущее существо

от него, от него, от него, малыша.


В черных тучах сверкнула зарница, бела.

Громыхнуло. И шепот как зуд изнутри:

Мальчик, мальчик, вот в город уже я вошла.

Говори, где моя голова, говори!


Мальчик молча лежал, как убит наповал,

лишь глазами в испуге на окна косил.

Если б мог, он бы встал, маму с папой позвал,

только встать у него уже не было сил.


Вновь зарница, и грохнул раскатисто гром,

снова шепот загробный раздался в ночи:

— Мальчик, мальчик, уже захожу я в твой дом.

Где ж моя голова? Говори, не молчи!


Желтоватым свеченьем сквозь стену прошло

нечто жуткое, будто гниющая слизь

и шагнуло по комнате так тяжело

что, казалось, все страхи в единый сошлись.


И под тяжестью чьей-то скрипели полы

и сосульки повисли над каждой стеной

И заполнили страшные тени углы.

Снова в комнате шепот поплыл ледяной:


— Мальчик, мальчик, не ты ли лишь из озорства

склеп мой вскрыл и похитил богатство моё?

Говори же скорей, где моя голова!

Так тоскливо в могиле мне быть без неё.


Тут малыш, на кроватке привстав заблажил:

— Погляди, мертвечина, как слаб я и мал.

Не зорил я ни склепов ничьих, ни могил

и голов никаких я из склепа не брал.


Стен от инея мигом очистилась гладь.

Шепот тише звучал, улетая во тьму:

— Ну не брал и не брал. И чего так орать?

Обозналась. Бывает. Другого дожму.


И затихла, умаявшись, в далях гроза

И блаженно окутала мир тишина.

Мальчик взял узелок*. Развязал и сказал:

— Дура! Мне голова, может, больше нужна!


* узелок — сумка в виде свёрнутой материи, подвешиваемой на палке



Пародии


Вересковые смеси

На балладу Маршака «Вересковый мед»


Очень страшно. Нервных прошу вкурить и не читать.


Балдежные растворы

придуманы давно

Варили мухоморы,

и пиво, и вино.


А пикты в своих пещерах,

в Шотландии глуши,

курили сушеный вереск,

балдея от души.


Толкли они смеси в ступке,

чтоб был позабористей бред.

Чего они сыпали в трубки

главнейший был их секрет.


Может, и мухоморов,

или другой фигни.

Поэтому очень скоро

вымерли все они.



Бывало, севши кучно,

курили всей семьей

Ведь вечерами скучно

в пещерах под землей.


По слухам, вставляет вереск,

смешанный с чем-то умно́,

в сто раз круче, чем херес

и ледяное вино.


Пришел король Шотландский,

безжалостный к врагам.

Узнал про этот способ

понравится богам.


Рычит шотландец зверем:

"Опять в краю моем

цветет медвяный вереск

а мы винище пьем."


Но вот, согласно эдикту,

ведут к королю старичка,

на вид совершенно пикта:

обкуренного торчка.


Король сказал: «Открой-ка

секрет ваш. Озолочу.

Мне надоела попойка.

Я покурить хочу»



Ответил пикт: «Как два пальца!

Хули той тайны, бля.

Нужны человечьи яйца.

И лучше всего — короля.


А лучше бы яйца пикта,

Шотландца хуже уже

Но это вроде реликта.

Мы, бля, вымерли же.


А чтобы сильней вставляло

не жмоться, себя веселя.

Яйца двух сотен вассалов

заменят одно — короля.


И не жалей приближенных,

коль надоело вино.

Я и свои бы отдал,

но я их скурил давно.»


И вот, под гудение горнов,

стоны слышны и плач.

У четырех сотен придворных

яйца отрезал палач.


От боли зелено-сини

дети Шотландской земли

старому пикту в корзине

яйца свои принесли.


Как раз во дворце королевском

замер последний крик.

И эхом ему ответил,

балдея, торчок-старик:


Выглядит вроде жутко,

но ты посмеяться изволь:

Ведь правда, прикольная шутка

вышла, братец король?


Кури ты что хочешь, зая!

Я, видишь ли, просто псих.

Состава смеси не знаю.

Балдею от шуток своих.



Скифские нескладушки


"Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы

Держали щит меж двух враждебных рас

Монголов и Европы!

Привыкли мы, хватая под уздцы

Играющих коней ретивых,

Ломать коням тяжелые крестцы…" А. Блок «Скифы»

-

«Скифы» — древние племена в Северном Причерноморье (VII в. до н. э. — III в. н. э.). то есть в Европе и за 1000 лет до татаро-монгольского нашествия

Энциклопедический словарь "История Отечества"


Я скиф, и, Саша Блок сказал:

Я также «азиат»

Географ в обморок упал.

Но я не виноват.


Перед монголом щит держал,

грозил ему мечом.

Историк в обморок упал,

Но я здесь ни при чем.



Я всадник, очень молодец:

По десять раз на дню

Уздой ломаю я крестец

Ретивому коню.


Сей миф присочинил дебил

для девок из Дворца.

Степняк бы за коня прибил

ломателя крестца.


Не подсказали мудрецы

из Питерской шпаны:

не на крестцах висят уздцы –

с обратной стороны.



Насчет раскосых жадных глаз-

Другой расхожий миф.

Ведь Саша Блок — шалун у нас,

Сам — азиатский скиф.


Свечные страсти

На «Зимняя ночь» (Свеча горела на столе) Б. Пастернак


В литературе я давно

ходок не новый.

Поэтов знаю по кино

и Пугачевой.


Не то, чтоб мозгом, − мозжечком,

по зову тела,

ценил я с детства высоко

"Свеча горела"


Подруге раз, среди зимы,

сказал нахально:

— А что, могли б вот так и мы, −

со свечкой в спальне?


На стол поставим мы свечу,

окно завесим,

тебя я, милка, научу

любовных песен.


И тень падет на потолок

объятий близких,

скрещенье рук, скрещенье ног,

и все по списку…


Сказала милая: "Хочу!

И сильно очень!"

И вот, на столике свечу

зажгли мы ночью.


И при свече процесс пошел:

скрестились руки,

мы туфли сбросили на пол

с отменным стуком…


Но, в потолке ли был порок,

в свече ли дело,

скрещенье ног на потолок

лезть не хотело.


Тень зависала у окна,

у стенки (малость)

но только к потолку она

не поднималась.


На стол залезли мы потом,

и там, в итоге,

над самой свечкою, с трудом,

скрестили ноги,


чтоб тень легла на потолок,

по Пастернаку.

А я ведь сжечь мошонку мог

себе, однако.


И так скажу вам, господа,

об деле этом:

Нигде, ни в чем и никогда

не верь поэтам!



Еще одна попытка

На "Воздушный корабль" М.Ю. Лермонтов


По паковым льдам океана,

где пẚзорей блеск в небесах,

скрипит броневик одинокий

на мощных литых колесẚх.


Ничто ему снежные бури,

разводы, дрейфующий лед,

И молча в одной амбразуре,

как пенис торчит пулемет.


Не видно знамен пролетарских,

плакатов не видно вокруг,

лишь кое-где белые мишки

со льдины срываются вдруг.


А в гордой столице России

разлегся, немножко смердя,

безмозглый (итог биопсии)

труп доброго Вовы. Вождя.


Лежит он в большой пирамиде

у самой Кремлевской стены

и Вовиным Слову и Делу

молились России сыны.


Прославили Вову народы:

Мол, был всех мудрей и добрей.

И строили царство свободы:

колоний и труд лагерей.


Народней Вождя и милее

чем Вова и быть не могло.

За это он был в Мавзолее

упрятан за бронестекло.


И чтобы из этой гробницы

случайно вдруг не улизнул,

стоял на виду у столицы

Кремлевских ребят караул.


А рядом попрятались в стенке,

порядок и благость блюдя,

генсеки и прочая пенка,

что делала дело вождя.


И парни кремлевские бают,

Что полночью, под юбилей,

во тьме броневик подъезжает

под самый под тот Мавзолей.


И будто, проходит мгновенье,

и слышится стон или крик,

И Вова крылатою тенью

взлетает на тот броневик.



Не взявшись за поручень крепкий

Одною рукой, как атлет

он вытянет в сторону кепку

И всунет вторую в жилет.


И, в Васю Блаженного тыча,

и матом ругая режим,

соратников верных он кличет:

"В Швейцагию, бгатья! Бежим!


Власть снова в стгане захватила

компания вгеменщиков.

в их лапах финансы и сила,

нагод превгатился в габов.


Товагищи! Дети и внуки!

Тегпеть ли нам эту напасть?

Зачем геволюции муки,

коль суки захапали власть?!"


Соратники в стенах рыдают,

им тоже б в Европу удрать.

Но вдруг из ворот вылетает

чиновников черная рать.


Разносятся жуткие звуки,

вой волка и свист патрулей,

а Вову хватают за руки

и тащат в его Мавзолей.


А Вова то маму их хает,

то грозно клянет за обман…

Но звук постепенно стихает

и площадь скрывает туман.


И, если рассказам поверить,

пройдет еще десять минут,

чиновники выйдут сквозь двери

и прах с рукавов отряхнут.


Обличья скрывая стыдливо,

чиновничья стая бредет,

и тает толпой молчаливой

под сводами Спасских ворот.


И горько взвывая, пиано,

сквозь стены Кремля, напрямик,

укатит опять к океану

ненужный пока броневик.


Подлинная правда о Доне Гвидоне

На «Сказку о царе Салтане А.С. Пушкина


(Осторожно! Обсценная лексика!)


Читатель, дай шепну на ушко,

и этим груз сниму с души:

Ко мне во сне явился Пушкин

и с матом требовал: «Пиши!»

А я, как дядя честных правил

болел и с горя пил «Кристалл».

И если б Пушкин не заставил,

писать пародию б не стал.

Здесь срамота, и мат не в меру,

глагольна рифма режет глаз.

Ханжи, эстеты, лицемеры –

сие писалось не для вас!

Да, плод моих полночных бдений

не завоюет мне наград,

тем более, что я не гений,

а стихоблуд и рифмокрад.

За стиль краснею до макушки

за слог готов хоть сесть в тюрьму.

Но виноват не я, а Пушкин.

И все претензии — ему!


***

В Беловежской пуще драной

князь престольный, в опу пьяный

проиграл в очко с задору

Лукоморье Черномору.

В Лукоморье нынче всяк

вор, философ и дурак.

Нас достала невезуха

На панель пошла Старуха

И с умом недружен шибко

Дед схарчил Златую Рыбку.

Вместе жрали карася.

Вот и присказка Вам вся.

Только присказка- муйня.

Сказка круче у меня.


***

Три девицы вечерком,

разговелись коньяком.

Разболтавшись незаметно

о девичьем, о заветном,

в баньке парили бока,

мастурбируя слегка.



Разметавшись в неге томной

под божницей полутемной

в абсолютной наготе

(лишь снурочек на кресте)

говорит одна девица:

Скушно мне, хоть удавиться!

Кавалера не поймать –

Все жлобы, ипи их мать!

Уж какие там амуры!

Сексуальной нет культуры.

И ипёмся кое-как.

Оттого в стране бардак.

Честно вам скажу, сестрицы:

— Кабы я была царица

я б построила бордель

для послов иных земель,

для бояр да прочей знати

в самой теплой, светлой хате.

Чтоб культурно, гой-еси

поипаться на Руси.

Чтобы пить там мед да пиво

И чтоб было все красиво,

Чистота, помилуй Бог,

ни клопов, ни вшей, ни блох!

А культурные мамзели

по французскому б гундели.

Чтоб хоть секс слегка порой

Оживлял наш домострой.

Так, культурой сексуальной

Мы б прославились глобально

и в бордель со всей земли

перли б валом короли

Люд к культуре приобщится,

нрав у мужиков смягчится.

Так, что бабу станут звать

"куртизанка", а не флядь.

И Рассея возродится

c сексуальною столицей.

Честь царю. Спасибо мне.

Прибавление казне!


— Фи, бордель! Как это грубо!

Ей вторая кривит губы.

И, склонив головку вбок,

облизнула свой сосок.

— Впрочем, я с тобой согласна:

Без культуры жизнь ужасна.

Рвется к празднику душа,

да не выйдет ни шиша.

Плюнуть некуда культурно:

В царстве ни единой урны,

ни театра, ни кино.

Только лебля да вино.

Кабы я была царицей,

я бы создала, сестрицы,

посреди столичных луж

наш, Российский, Мулен Руж.

От Пекину до Британи

лучший зад — у русской Мани.

Что германец, что араб –

Все падки на наших баб.

Груди — словно те арбузы.

Обалдели б все французы

ежли б мы, средь ихних Канн,

да исполнили канкан.

Я б расклеила афиши

от подвала и до крыши,

и билетики б народ

раскупал на год вперед.

А потом, по Божьей воле,

покатили б на гастроли,

чтоб в Европе кажный гад

целовал Российский зад.

Докатили б до Парижу.

Мужики там хоть пожиже

но культурные уже:

любят, чтобы в неглиже.

Не меха богатство наше,

а Дуняши и Наташи.

Но такая уж страна –

их не ценят ни хрена.

Наши попы, наши танцы

покорили б иностранцев.

От культурного обмена

стала б польза непременно.

Уж какая там война,

если задница видна?

Закрепим культурны узы

политическим союзом.

Благоденствие стране,

честь царю и слава, — мне!


— Удивляюсь вам, сестрицы, –

третья молвила девица,

наклонясь вперед слегка,

и лизнула низ лобка.

— Вы болтаете пустое!

Дело бабское простое:

чтоб мужья довольны были.

А об этом вы забыли.

Коль не спит с царем жена,

Это ж хуже, чем война.

Говорят в народе грубо:

буй царя, что сук у дуба-

Он торчит и вдень и в ночь,

Кончить с бабою невмочь.

А стояк для мужика,–

что в зизде с гвоздем доска.

Так, сестрицы, не годится!

Если б я была царица

царь намного больше б знал

про минет и про анал.

Свечку взяв ладошкой нежной

в щелку сунула небрежно,

приоткрыв призывно рот,

стала двигать взад-вперед.

И притом вздыхала тяжко:

— Как страдает он, бедняжка!

Я б стояк ему снимала,

Я бы так его ласкала,

чтобы царь забыл и знать,

как хотеть и не кончать.

А спустя два-три годочка

родила б ему сыночка.

Молодца, богатыря,

словом, копию царя.

Мужики всегда гордятся,

коль у них сынки родятся.

Вот на этой-то волне

честь и слава будет мне!


Только вымолвить успела,

бани дверь с петель слетела.

Царь ворвался, бос и наг.

буй подьят, как ратный стяг.


Во все время разговора

он дрочил позад забора.

Два часа (помилуй, Бог!)

кончить все никак не мог.


— Здравствуй, красная девица! –

закричал он. — Будь царица!

Я ваш царь. Салтаном звать.

С лавки можешь не вставать.

Без вины и без причины

Я наказан как мужчина

Третий год как тот маньяк:

у меня всегда стояк.

Я уж радости не чаю,

хоть ипу, да не кончаю.

На хера мне царский трон,

если этого лишен?

Лекарь, сука, ставит клизмы,

кличет немощь приапизмом,

только ентот демагог

ни на грош мне не помог.

Коль спасешь меня, девица,

на тебе готов жениться.

Вот бумага, вот печать.

Начинай со мной кончать!

Вам же, милые сестрицы,

всем по лавкам разложиться

и лежать с закрытым ртом!

Вами я займусь потом.


Царь недолго собирался.

Здесь же, в баньке обвенчался:

пред налоем, босиком,

только буй накрыл платком.

Уж была ль любовь — признаю,

что до сих времен не знаю.

Да и царский перец с ней:

по расчету брак прочней.

Царь доволен был, как слон.

Лишь священник вышел вон,

повалил на пол девицу

Ии давай на ней жениться

чтоб обычай соблюсти,

раз, так, около шести.

А царица молодая,

дела вдаль не отлагая,

уж не знаю, чем да как,

но сняла царю стояк.


Говорит Салтан сестрицам:

— Я вас всех беру в столицу.

Хватит вам, ипёна мать,

в глухомани прозябать.

Я вас выдам за министров,

но не сразу, и не быстро.

Надо практику пройти,

лет не менее пяти.

Для одной на той неделе

место я найду в борделе.

Поработаешь на складе –

позже вырастешь до фляди,

а не острамишься там-

может, станешь и "Мадам".

А тебя, на днях, сестрица,

чтобы культуре подучиться

и искусству разных стран,

я отправлю в балаган.

Пообтешешься в кулисах,

станешь знатною актрисой,

и тогда, едрена вошь,

заголяйся скоко хошь!

Перед дальнею дорогой

поиплись еще немного,

и уже, в сплетеньи тел,

царь кончал, когда хотел.


***

Вот приехали в столицу.

В церковь царь повел царицу,

и пред всей тусой блатной

он назвал ее женой.

Показал ее народу,

дал колодникам свободу,

чтобы знали стар и млад,

как их царь женитьбе рад.

Пир веселый задал знати,

роздал по полтине рати,

приказал: "Всем ликовать!"

и отправился в кровать.

Царский терем закачался.

Царь, считай, с цепи сорвался.

Гадом буду, коль загну:

месяц кряду йоб жену.

Сверху, снизу, сбоку, сзади,

и при свете, и не глядя,

на полу и на полати,

и привязанным к кровати,

в позе рыбки, в позе птички,

всунув внутрь две клубнички.

А к пятнадцатому утру,

изучая Камасутру,

принимал такие позы, –

хрен распутаешь без дозы.

И использовал игриво

масло розы и оливы

лепестки цветов из сада,

благовония Багдада,

и египетский экстракт

чтоб острей казался акт.

Да с массажем, со щекоткой,

с воском, льдом и даже с плеткой.

А в святое воскресенье

облизал жену с вареньем.

И царица так старалась,

что кровать под ней сломалась.


Стоны сладки их объятий

да скрипение кроватей

шло в оконны изразцы,

так, что бравые стрельцы,

опершися на пищали,

по пять раз за ночь кончали.


С той поры царицы сестры

зависть чувствовали остро.

Ведь и им хотелось, чтоб

их хоть кто-то тако йоб.

Сговорились со свекрухой,

Мол, готовы на мокруху,

лишь придумать не могли,

как бы их не замели.


***

Царь дороден, крепок телом,

ел немало и умело,

но и тратил много сил.

Царский кравчий заносил

в терем кучу всякой снеди

и на злате, и на меди.

Но ипаться без конца…?

Царь сперва опал с лица.

Не прошло и три недели –

руки, ноги похудели.

Через месяц царь-отец

стаял, словно леденец,

и уже поссать с потели

поднимался еле-еле.

Не спасали ни снетки,

и не взбитые белки,

ни орех кедрова бора,

ни женьшень, ни мандрагора.

Месяц полный миновал.

Царь, видать, затосковал,

и, в одну уставясь точку,

с блюд не тронув ни кусочка,

у стола сидел полдня,

повторяя: "Все муйня!"

Лишь одна мужская сила

в нем по — прежнему бурлила.

Но видать, и ЭТО дело

потихоньку надоело.

Царь врубился, наконец,

что настал ему зиздец.

Со здоровьем вовсе худо,

надо когти рвать, покуда

в прах жена не заипла.

В те поры война была.


Бросил царь в ночи супругу,

взял трусы, носки, кольчугу,

и слинял к утру в обоз,

полугол и полубос.

Лишь успел помыть пиписку,

да жене послал записку:

«Оставаться не могу.

Должен дать отпор врагу.

Вот прогоним супостата –

подмывайся, жди солдата.

А пока в командировке-

замени меня морковкой.»

Впрочем, в царстве шла молва, -

от жены сбежав едва,

на природе мясом с кровью

подкрепив свое здоровье

и решив, что все в порядке –

царь опять пошел на флядки.

И признаюсь, что, увы,

Все мужчины таковы.


***

А царица тосковала,

но, однако, осознала,

разглядев свое белье,

что задержка у нее.

То ли подвели таблетки,

то ль в календаре отметки,

то ли, воли супротив,

царь сломал презерватив.

Но считаться нужно с фактом:

поспешила с неким актом,

сбилась с верного путя

и под осень ждет дитя.

Посмотрели повитухи,

и пошли в столице слухи,

что уж верно к октябрю

сына ей рожать царю.


На траве роса искриться,

родила дитя царица.

Ну, понятно, что сынок:

вон пипетка промеж ног!

Аккуратненький ребенок,

точно бройлерный цыпленок:

за троих исправно жрет.

В две недели стал как в год!

Девки шепчутся стыдливо

про ручонки шаловливы.

И растет и вверх, и вширь.

Сразу видно — богатырь.

А свекровь, гадюка, злится,

подвывают ей сестрицы:

— Вот растет урод, в натуре.

Повезло же нашей дуре!


Шлют письмо царю во стан:

мол, «Порадуйся, Салтан!

Молодая флядовала

где попало, с кем попало.

У нее отныне СПИД,

и с шпиеном датским спит.

Не хранила царско тело,

и от негра залетела.

Если явиться приплод-

то взбунтуется народ!»


***

Царь Салтан как раз во стане

двух шалав ипал по пьяни.

Как к нему гонец вбежал,

он одну на хрен сажал,

а вторая в центре зала

воеводе буй лизала.

На письме сорвав печать

царь велел гонцу: «Молчать!

Нет покоя мне нимало

Переписка заипала!

Что ни день, то шлют гонцов.

Здесь война, в конце концов!

То министры, бусурмане,

то, едри её, маманя.

Все, садись! Пиши ответ:

«Здравствуй, матушка, мой свет!

Рад был твоему письму,

Токо смысла не пойму.

Ты хотя бы на войне

Не ипала мо́зги мне.

Мне сейчас не до жены.

Через год вернусь с войны,

и тогда, без зиздежу,

всем виновным засажу.

Враг напал со всех сторон,

но уже понес урон.

Кажный день за жисть страны

Мы живот ложить должны,

Наседает супостат

(буй засунув девке в зад),

То в атаку, то в отход

двигаемся взад-вперед.

и рискуем здесь поймать…

Зачеркни, ипёна мать!

Я прорвался в тыл врагу,

жаль, что кончить не могу.

В жестких схватках изнемог.

Уж не чую рук и ног.

— Стой, стреляю! — Крикнул он.

— Враг у стана! Шашки вон!

Бьет к атаке барабан.

Жди трофеев! Твой Салтан».

Целый час ревел, как лось.

Кончить вновь не удалось


Вот гонец письмо доставил.

две сестрицы, против правил,

вскрыв над паром письмецо

сели думать на крыльцо

как бы так им исхитриться,

чтоб верней сгубить царицу.

— Подменить письмо? — На раз!

А в него вложить указ…

— Утопить в дерьме сестрицу!

— Да никто не согласиться.

— Я придумала сейчас!

Предоставить ей баркас,

и отправить на баркасе

к папе с мамой восвояси.

В день ненастный, перед штормом.

— Станет баба рыбам кормом!

В днище дырку осторожно…

— И гуманно, и надежно!

Как решили, так и было:

Мать царя письмо открыла

при боярах в день туманный

и прочла указ обманный.

Приказала строчки эти

ото всех держать в секрете.

Кто расскажет — зиздобол,

и получит в опу кол.


***

Среди ночи мать с дитятей

похватали словно татей

Помоляся, в час второй,

кинули в баркас с дырой.

Несмотря на непогоду

опустили в бурну воду,

и на утлом сем челне

отпустили по волне.


Ночь ненастная настала,

на волнах баркас кидало

то с волны, то на волну.

Эдак враз пойдешь ко дну.

Тут открылась дырка в днище,

и вода фонтаном свищет.

Полчаса без сильных мер –

и "Сушите весла, сэр!"

Крикнул сын: "Какой мудак

здесь устроил нам бардак?

Ты ли, царь морей Нептун,

старый йобаный пердун?

Ты зиздуй своей дорогой!

Наш баркас, Нептун, не трогай!

А не то, как утону,

глаз на опу натяну,

и заставлю им моргать!

Ты ферштейн, ипёна мать?

(Где таких он слов набрался

я, друзья, не разобрался.

Может, в царские хоромы

вкрался слесарь незнакомый,

и, пока трубу варил,

вслух при детях говорил?)

Распахнул Нептун ипало,

и, видать, очко сыграло.

Хоть и царь морской он, но –

не железное оно.

Волны сразу ниже стали,

в небе звезды заблистали,

месяц путь пробил во мгле

и баркас пошел к земле.

Даже течь, под шум прибоя,

ссохлась вдруг сама собою.

Так бывает иногда:

может целкой стать зизда,

коль молиться капитально,

хоть у фляди привокзальной.


***

Вот баркас пристал ко брегу.

Нет ни пищи, ни ночлега,

и царевич щурит глаз:

— Эх, пожрать бы — в самый раз!

Может здесь полно зверья?

Но ни лука, ни копья.

Коль не конен, не оружен –

на буя кому ты нужен?

Из трусов достал резинку,

тельный крест свернул в дробинку.

(Сложно, думаешь? Ну, прям!

Хули нам, богатырям?!)

И покрался вдоль ручья,

подстрелить хоть воробья.


Лишь поднялся по пригорку

видит дивную разборку:

Под ракитовым кустом

лебедь дергает хвостом,

а вокруг, тряся гузком,

ходит коршун голубком.



Приседает и кивает,

по-людски увещевает:

— Ах, красавица, довольно!

ну, отдайся добровольно!

Не вертись и не шуми,

только хвостик подними.

Я уж так тебя хочу –

за разок озолочу.

А лебедушка прекрасна

в крик кричит: "Я не согласна!

Ах ты, старый педераст!

пусть тебе гадюка даст!

Ты лукавством братьев всех

Подло ввел в содомский грех.

Ты и дядьку совратил.

Дядька герпес подхватил.

Горе всей моей родне!

А теперь пристал ко мне?

Сгину старой девой в сплине,

Но не дам тебе, скотине!


Тут царевич загундел:

— Это что за беспредел?

Эй, козел, тебе не ясно?

Видишь — дама не согласна!

Что ты пялишься, как лох?

Ну-ка быстро — хенде хох!

Чтоб видней в дальнейшем было,

можно в глаз, а можно в рыло!


И дробинкой из рогатки

прямо коршуну в сопатку!

Ярким пламенем пылая

загорелась птица злая,

только дым пошел окрест

(так святой возможет крест)!


Лебедица молвит страстно:

— ты сражался не напрасно!

То не коршун опочил,

колдуна ты замочил.

Не смотри на перья птичьи,

спас ты честь мою девичью,

и за храбрость за твою

раздобреешь, как в раю!

Я тебе открою тайну:

все, что было — не случайно.

От очей людских сокрыт

чудный замок здесь стоит.

Злой колдун, не зная сроку

предавался в нем пороку.

Но пропало колдовство:

завтра все узрят его.

Коль не струсишь, не сробеешь –

ты тем замком овладеешь,

Станешь знатен и богат

Как российский казнокрад.

Нынче ж оба, ты и мать,

натощак ложитесь спать.

Воротившись к мамке родной

лег царевич спать голодным.

Мать всплакнула, засыпая:

«Ох, судьбина наша злая!»


***

С солнца первыми лучами

видят терем пред очами.

Да не терем — цельный град –

полторы версты в обхват.

Куполов злаченых ряд

Ярче солнышка горят!

А окон-то! А окон!

по сто штук с пяти сторон!

То-то вбухано сюды

на окошки те слюды!

Где набо́льшее окно

надпись вязью "Казино"



Впереди сияют врáта,

будто кованы из злата.

А вверху, огнем пылая,

днем свет Божий застилая

надпись красная горит.

Сын царице говорит:

— Я по буквам прочитал

«Клаб Хотел Гвидон Ройял».

Мне до клаба нету дел,

но пожрать бы я хотел.

Эта хатка, чую я,

будет вотчина моя.

Сходим, мать, туда пока,

да заморим червячка.

Мать и сын идут к воротам.

Там стоят мордовороты –

двухметровые качки,

блещут черные очки.

При дубинках, в камуфляже.

Нет надежней этой стражи!


Вдруг, навстречу из ворот,

искривив в улыбке рот,

выступает с видом лорда

звероподнейшая морда:

золотые галуны,

и с лампасами штаны,

широченный, как амбар.

Словом, ясно кто: швейцар.

Он ворчит: «Нельзя сюда!

Завертайте, господа.

Утром нет у нас приема,

и сеньора нету дома.

Наш Иль капо — чародей,

превращает в жаб людей.

Так пока в отлучке маг –

в жопу ветер, в руки флаг

Прего мистер, скузи, сэр!

Гоу хом, майн либе хер!»


Дав швейцару с лету в ухо

Говорит царевич сухо:

— Скажешь «хер» еще хоть раз –

принародно вырву глаз.

Я Иль капо. Даже выше.

Я отныне ваша крыша.

Твой колдун был туп и глуп,

Потому он нынче труп.

К бабе лез без этикета,

я пришил его за это.

Раздавил, как чижик тлю,

сильно наглых не люблю.

Так что с нынешнего дня

будешь слушаться меня.

Только тут швейцар врубился:

это новый босс явился.

На колени бухнул он

и сказал лишь: «Скузи, дон!»

Стражи головы склонили,

двери молча отворили,

и как есть, в грязи, в пыли

мать и сын вовнутрь вошли.

Тут же слуги прибежали,

все восторг изображали,

и неслось со всех сторон:

«Вив Иль капо! Вива дон!»


Громко «Доном» величают

ключ от офиса вручают,

катер бело-голубой,

секретаршу «Мисс Плейбой»,

бодигарда с мощным торсом

и ковер с высоким ворсом.

И, с согласия царицы,

начал тяжкою десницей

этим клубом править он

и нарёкся «Дон Гвидон».


***

Ветер по морю гуляет

и кораблик подгоняет.

Парус белый, медь горит,

Вверх, как буй, торчит буршприт.

Ходят важно, благочинно

Вдоль по палубе купчины,

в шубах, несмотря на зной,

с полной золотом мошной.

Видят остров с домом новым,

пристань с настилом сосновым,

Тяжких кнехтов черный ряд

да таможенный наряд.

А на пристани девицы

кажут морю ягодицы.


Пристают к заставе гости.

Их зовут раскинуть кости,

в баньке с девками погреться

и скоромным разговеться,

на стриптизе побывать,

в картах счастье испытать.

А когда дошли до точки,

под конец веселой ночки,

на прощальный закусон

кличет их к себе Гвидон.

Он купчинам наливает,

и при этом возглашает:

— Проигрались, господа?

Ну, да это не беда!

Раз пошли дела паскудно,

то пора домой, на судно.

Соберете вновь деньжат –

я вам снова буду рад.


Говорят ему купчины:

— Тяжкая у нас кручина:

Торговали целый год,

был на уровне доход,

но лишь к острову пристали,

нас как ЮКОС раскатали.

Нет ни денег, ни товара,

лишь портков осталась пара.

И лежит нам путь далек,

через море на восток,

к славному царю Салтану.

— Подавать я вам не стану, –

говорит им дон Гвидон.

— А Салтан-то ваш — гондон!

Без вины и без причины

утопил жену в пучине.

И с женою он, дебил,

сына ро́дного сгубил.

Так ему и передайте.

Ну, купчины, прощавайте!


***

Вот и небо посветлело.

Скрылось судно в дымке белой

а царевич смотрит вдаль,

и в глазах его печаль.

Тут он кнопку нажимает,

секретаршу вызывает

Та спросонья: "Что? Опять?

Можно лифчик не снимать?"

— Нет, на сей раз, крошка Стелла,

вызвал я тебя для дела.

Я с тобой читал вчера

файл агента Комара.

Он нам пишет неустанно

из хором царя Салтана.

Ты проверь свою постель,

извлеки его отель,

и немедля, в тот же час

Комару пошли приказ:

пусть в приемные покои

он веб камеру пристроит,

да пришлёт на мэйл отчет:

как там фатер пальцы гнет.


***

Дон Гвидон вкруг кресла ходит,

с монитора глаз не сводит.

Запись четкая, и даже

с датой и хронометражем.

Видит: в шелковом халате

царь Салтан сидит в палате

на престоле, и в чепце,

с толстой флядью на конце.

Тут донесся шум до слуха.

Девку царь смахнул, как муху,

снял чепец, одел венец,

спрятал под халат конец,

и состроил мину, вроде

обо всем скорбит народе.

Входят в залу в платьях пестрых

мать царя, царицы сестры,

у престола сев кружком

тихо чешут языком.

Рында рявкнул грозным тоном,

и к царю ползут с поклоном

в серых свитах из холстины

гости — знатные купчины.


Царь Салтан с златого трона

вопрошает изумленно:

— Эй вы, гости-господа,

что же с вами за беда?

Вы — да в тряпках. Что за чудо?

Аль за морем — сильно худо?

Корабельщики в ответ.

˗ Мы объехали весь свет.

За морем житье не слабо.

Будь ты негр, гей иль баба –

уваженье и почет.

Жисть там быстрая течет.

Торговали мы с доходом,

только все сплыло, как воды.

Остров на море лежал.

Там один лишь дуб стоял,

ни землянки, ни скотины

только пусто и пустынно.

Нынче же на месте том

выстроен огромный дом.

Называется он «Клаб»

Еж ли кто умом ослаб,

поддается там соблазнам:

бабы, карты, вина разны.

Казино и в ночь и в день,

в нем такая поипень:

вроде выиграл чуток,

а выходишь без порток.

И что хошь, любой каприз:

борщ, шампанское, стриптиз.

«Ты плати, мы все отыщем»,

но потом отпустят нищим.

Мы прошли тот адов круг,

все, что есть, спустили с рук.

Правит клубом Дон Гвидон.

Он сказал, что ты гондон,

этот, как его… дебил,

сына родного сгубил,

и без всякой без причины

утопил жену в пучине.

Не гневись ты, царь, пардон,

за слова виновен Дон.


Царь Салтан дивиться чуду.

Говорит он: «Гадом буду,

чудный клуб я навещу,

сам Гвидона опущу.

Пусть узнают в клубе оном,

как меня назвать гондоном!»

Тут царицына сестрица

Та, что стала кладовщица,

Вдруг Салтану в ноги — бух!

И завыла, точно дух:

— Брешут все купцы-собаки,

весь рассказ их — вздор и враки.

Зря зовут тебя дебилом.

Я-то знаю, как все было:

ты уехал на войну,

бросил тут жену одну,

вот она затосковала

и чуть-чуть пофлядовала.

Второпях, такое дело,

от арапа залетела.

Ты с войны не воротился,

и в негаданно родился

у царицы молодой

черный негр с бородой.

А сестрице стыдно было,

и она уж так просила

ей недельный отпуск дать:

маму с папой повидать.

Тут указ секретный твой

отпустить ее домой.

Царь пытался вставить слово:

— Я же не писал такого!

кладовщица продолжала,

словно муха прожужжала:

— Потерять мне правый глаз,

коль подделан тот указ.

Был указ в твоем же стиле,

вот ее и отпустили,

и она пустилась в море,

и себе и нам на горе,

и разбилась о скалу,

смерть на месте приняв злу.

Такова, видать, судьбина

что взяла ее пучина.

Это все из-за войны

и ничьей тут нет вины.

Что до ентой казино,

все мы знаем по кино.

Много чудного на свете.

Я видала в Интернете

на Ютубе ролик-жесть:

девка может злато есть.

А зовут ту девку Белка,

и шустра, хоть видом мелка.

В общем, Белка та мутант.

есть у ней еще талант,

мол, поет попсу, навроде

"Во саду ли, в огороде".


Слушал царь, раскрывши рот,

как свояченица врет.

Он, видать, в расстройстве был,

про Гвидона позабыл.

Дон Гвидон в селектор: "Стелла!

Ты, конечно, подсмотрела.

Комару пошли заказ:

тетке выбить правый глаз.

Мол случайно. С опохмелки!

И найди агента Белки.

Той, что песенки поет.

Номер будет — на улет.

А пока что, крошка Стелла,

ты надень халатик белый

Помнишь скетч "Визит к врачу"?

Я расслабиться хочу!


***

Ветер по морю гуляет,

и кораблик подгоняет.

Правит в дальние края

новгородская ладья.

Называется «ушкуй»

на носу дракон, как буй.



А ушкуйники лихие,

рэкетиры удалые,

при брыльянтовых перстнях

да свинцовых кистенях.

Каждый выряжен богато,

а на шее — цепь из злата

по полпуда весом полным.

И скользит ладья по волнам,

мимо острова крутого,

клаб-отеля дорогого.

На молу стоит моряк,

рекламирует коньяк.

Буквы с сажень: «Вкус приятный,

первых двести грамм бесплатно».


Пристает ладья к причалу.

Всем налили для начала

по стакану: "Пейте, плиз!

Нынче в клубе бенефис.

Наша Бэллочка при всех

давит золотой орех.

Не руками, не зубами,

а интимными местами.

Бэлла опой гвоздь забьет,

и при этом так поет…

Кто тот номер не видал,

простофиля и вандал.

Морячки по простоте

посетили варьете,

и всю ночь потом кутили.

Все богатства с рук спустили.

Тут Гвидон зашел в кабак,

ставит он гостям коньяк,

всех вокруг за стол сажает

и серьезно заявляет.

— Все, ушкуйнички, шабаш!

Нынче, видно, день не ваш,

коль продолжите, братки,

то пропьете и портки.

Так что ехать вам пора.

Вы ж к низовиям Днепра,

а потом на Вышний волок.

Путь до Новгорода долог.

Если станете вы станом

у хором царя Салтана,

передайте: Дон Гвидон

был безмерно удивлен.

Царь приехать в клуб грозился,

опустить меня хвалился.

Я же не вооружен.

Так пускай не трусит он.

Или этот царь-отец

лишь детей топить храбрец?


Проводивши их из дому

Дон Гвидон по интеркому

секретаршу вызывает:

«Грусть-тоска меня снедает,

словно давит два яйца.

Видеть я б хотел отца…

Жаль агента Комара,

но его сменить пора.

В прошлом деле он до срока

засветился ненароком.

Ладно, такова житуха.

Есть второй, по кличке «Муха».

Ты запрос пошли и жди

фильм на диске DVD.


***

Дон Гвидон у монитора,

и с него не сводит взора.

Видит: царь Салтан упорно

в Интернете ищет порно.

Бабка, тетки обе враз.

У одной — стеклянный глаз.

Вводит новгородцев стража.

Вновь в брильянтах все, и даже

Есть крупней, чему царя.

Видно, плавали не зря.

Говорит им царь сердито:

— Новеградские бандиты!

Признавайтесь, господа:

Много ль грабили, когда?

И какая сила зла

вас к нам в царство занесла?

А ушкуйники в ответ:

— Мы объехали весь свет

Только стрелки забивали,

нам богатства отдавали

те купчины и не те

по душевной доброте.


И зашли, уже в итоге,

к Дон Гвидону по дороге:

коньячку разок хлебнуть

и немного отдохнуть.

Хоть доходов всех лишились,

но зато повеселились.

В мире нет по красоте

равных девкам в варьете.

А уж Белку, вы поверьте,

не забыть до самой смерти.

Эта Белка — краше всех.

Опа крепка, как орех,

Стан — что греческая ваза.

Кто посмотрит — кончит сразу.

Ходит Белочка по сцене

В белом платье _ точно в пене.

Там аршин пятнадцать шелка!

И стоит на сцене елка,

а на елке для потехи

золоченые орехи.

Тут на Белке платье рвется,

и всего-то остается

что чулочки на шелку,

а она берет доску,

опой гвоздь в нее вбивает.

Мужики обуевают.

Белка песенку поет

а потом орех берет,

и сует себе же в щелку,

ножкой громко бьет о елку,

выше носа поднимает,

изумрудец вынимает.

И лежит на сцене груда

этих самых изумрудов.

На такое посмотреть –

и не жалко помереть!

Мы отчалили с рассветом –

ни гроша в кармане нету.

Но Господь благоволил:

путь к Днепру спокойным был.

У Днепровских светлых вод

глядь — татарский челн плывет.

А на нем поганый пес

продавать брильянты вез.

По понятьям — все законно.

А к тебе мы от Гвидона.

Говорил он: «Царь-отец

лишь детей топить храбрец.

Опустить его грозился,

да похоже, устрашился.

Ты не дергай-то плечом,

мы тут вовсе не при чем

Все слова и все детали –

чо сказали — передали.

За базар и грубый тон

отвечает Дон Гвидон».


Царь вскричал: «Да падлой буду,

а на остров я прибуду,

отыщу там наглеца

да подвешу у крыльца,

буй отрежу, всуну в рот.

Пусть злодей поменьше врет!»

Раскричался царь Салтан,

рвет сафьяновый кафтан:

— Что ж пристал Гвидон-репей!

Не топил я в жисть детей!

Тут свояченица смело

(та, что оба глаза целы)

Молвит слово: «Царь Салтан!

Грозен ты, как ураган!

Нами правишь справедливо,

и враги бегут трусливо

от могучего царя.

Только нынче злишься зря.

Что тебе грозиться шумно,

если Дон — малец безумный?

Сам подумай не шутя:

он, как глупое дитя

что прохожим у забора

корчит рожи без разбора,

А вспорхнет у ног голубка –

мамке прячется под юбку.

Для мальца не много ль чести:

царь Салтан сошел до мести?

Это мелочь и буйня!

Да сестрицына гульня

вовсе б не была бедою,

каб не негра с бородою.

твой указ, бояр испуг,

разговоры среди слуг…

Мы ж народ консервативный.

Все чужое нам противно

Вот и номер с этой Белкой –

примитивная поделка

для солдат да моряков,

да прыщавых сопляков.

(Только жаль до спазмы в горле –

ведь мою ж идею сперли!)

Но тебе, с твоим-то вкусом,

не указ малец безусый.

Он вниманья недостоин.

Ладно, был бы знатный воин,

богатырь иль рыцарь славный.

Кстати, я прочла недавно:

где-то стерегут моря

тридцать три богатыря.

Все красавцы молодые,

великаны удалые.

Из воды выходят вдруг,

разрушая все вокруг.

Коль написано правдиво,

Это диво, так уж диво…

А девицы в казино –

дрек. По-нашему — говно…»


***

Дон Гвидон вздохнул устало:

— Ладно, тетушка, достала!

Хоть и жалко тетки бедной,

но читать столь много вредно,

и особенно для глаз.

Стелла! Сделай-ка заказ!

Тетке, этой старой деве,

явно глаз мешает левый!

Ей не нужен ни хера,

удалить его пора.

А про молодцев в воде я

воплотить хочу идею.

Шоу точно для меня:

Есть у Лебеди родня, -

геморройная проблема,

но для нас ребята в тему.

Три десятка дурачков,

чуть испорченных качков.

Все красавцы молодые,

а по масти — голубые.

Бывший дон был педофил,

всех их сызмала растлил.

Ихний тренер Черномор –

тоже нẚголову хвор.

Хоть колдун, но симпатичный.

Нужно встретиться с ним лично,

чтоб с командой молодой

сделать шоу "Под водой"

Без общественных различий,

чуть за рамками приличий.

Некий голубой душок

вызовет культурный шок.

Будут критики в восторге,

а кто нет — приляжет в морге!

А к обеду, крошка Стелла,

ты б поплавать не хотела?

Триста метров, на пари!

И купальник не бери.

Как тебе такая сцена:

я дельфин, а ты — сирена.


***

Ветер по морю гуляет,

и кораблик подгоняет

Черный негр на корме

в шароварах и чалме.

Изогнулась круче лука

левантийская фелука.

Левантийские купцы-

Все по женщинам спецы.

Продавая баб в гаремы

Знают лучше их, чем все мы,

Но коварными считают

И мужчин предпочитают.


Видят остров на просторе.

Вдруг взбурлило сине море,

и на борт, машẚ рукой,

лезет будто черт морской.

Влез и слышен грозный глас:

— Всем лежать! Морской спецназ.

Поворачивай без звуку,

и причаливай фелуку!

На причале дует дудка:

— Скузи, сори, это шутка!

Нынче вечером у нас

супершоу «Водолаз»

Тридцать третий экипаж

гость Гвидона, то есть наш.

Вход бесплатный. За обиду

каждому по два солида,

и, за счет, конечно, наш,

тайский точечный массаж.

Все обиды позабыты.

— Много чести! Ну, а мы-то!..

Нам не жалко! Коль не лень –

нападайте трижды в день.

А уж что за представленье!

Левантийцы в возбужденьи,

из партера слышны речи:

— Что за ноги, что за плечи!

Вах, Ахмед! Вах-вах, Хаким!

Жизнь отдам за ночь с таким!

Черноморова работа:

Изошли купчины потом,

тянут ручки, лупят глазки,

с кошельков летят завязки.

После шоу прорвалися

левантийцы за кулисы.

10 праведных купцов

разобрали молодцов,

вышло по-трое на рыло.

Ночь дальнейшее сокрыла…


Утром, еле встав на ноги,

Подвели купцы итоги:

Раздарили все, что было.

Да! Любовь большая сила,

Если к тяге естества

чуть добавить колдовства.

Приходя в себя помалу

повлеклись купцы к причалу.

У причала светел, тих

Дон Гвидон встречает их.

— Жаль мне вас, купцы востока.

Но увы, судьба жестока.

За любовь всегда цена,–

или жизнь, или мошна.

Сердце вам помочь велит.

Дам товары я в кредит.

Есть у нас марихуана,

что растет в заморских странах,

и заморский кокаин,

то, что нужно для мужчин.

Галлюциногенный гриб

поставляет нам Магриб.

Без подделки и обмана

черный план из Пакистана,

все, что дарит нам Восток.

Есть и аленький цветок.

Но, конечно, не в горшке,

а в готовом порошке.

И обманывать — не стоит.

Колдовство мне все откроет,

а обманщик, в виде голом,

будет сáжен в улей к пчелам.


Известите капитана:

путь вам в порт царя Салтана.

Предайте там царю

что сейчас Вам говорю:

Мол, Гвидон весьма дивится:

Ведь царя, что ту девицу,

дурят всякой ерундой

про ублюдка с бородой.

Коль считать бы царь учился,

то тотчас бы убедился:

родила царица в срок,

что отмерил бабам Бог.

Тут считать не нужно много.

понесла не от чужого,

не от негра-молодца,

от тебя, царя-отца.

Да и сам сынок при этом

был как царь по всем приметам:

крепкотел и златовлас,

с васильковым цветом глаз,

громогласен, нос картошкой

краткопалые ладошки.

А уж пил-то, а уж жрал!

Точно царь, лишь ростом мал.

И вот этого-то крошку

царь топить велел, как кошку.

Да уж Бог ему судья,

на дурных не гнéвлюсь я.

А вот те, кто клеветали

нынче глаз недосчитали.

Призадуматься б ему:

кто без глаз, и почему.

Все, пока! До встречи вскоре!

Пусть к вам добрым будет море!


***

Лежа на кушетке белой

между Белочкой и Стэллой

Дон Гвидон под нос гундосит:

— Грусть-тоска мне башню сносит,

хоть иди, лечись, к врачу:

видеть батюшку хочу.

Тихо, девочки, ни звука!

Есть секретнейшая штука,

только что из Тель-Авива,

телешмель — и вправду диво.

Чудо нано технологий,

кнопку жмеи — и он в дороге.

Вот он, пульт, экран на нем,

щас к Салтану попадем.

Взял царевич пульт прибора

И с него не сводит взора.

Видит он царя поддатым,

тот ругает стражу матом:

— Для каких вы, тля, затей,

напустили в дом чертей?

Ладно, правда, выпил малость,

может спьяну показалось…

Рядом тетки одноглазы

и царева мать, зараза.

Че-то шепчутся тишком,

прикрывая рот платком.

Рында стукнул об пол тростью,

и ползут на пузе гости.

Сразу видно — из Леванта

знатные негоцианты.


Крестит царь себе живот

и кричит: «Глядите! Вот!

Я вас, сукиных детей!

Кто опять пустил чертей?»

Тут купцы завыли: «Вах!

Ас-салям-алекум, шах!»

Царь смутился: «Чо, купчины?

Почему черны личины?

Ваалейкум ас-салям!

Всей прислуге- по соплям!

Где толмач, ипёна мать!

Как китайцев понимать?!»

Тут настарший из купцов

объяснил в конце концов:

— Мы Левант, а не Китай.

Мы ходи купи-продай

героин и анаша.

Были у Гвидон-паша.

Сильно он переживает

и тебе передавает:

Как мудрейший звездочет

сделай правильный расчет,

напряги свой мудрый ум:

как ты трахал свой ханум?

Сколько месяц пробежала,

как ханум твоя рожала?

Если будет девять лун –

То сынок от твой шалун.

Ты тогда большой балда,

зря топил его в вода.

А про негра с бородой

врал шайтан совсем худой,

необрезанный собака,

ты не верь ему, однако.

И ему, за лживый сказ

Джабраила вырвал глаз.


Пальцы царь перебирает.

Видно, месяцы считает.

Лоб в поту, усы в горсти:

тяжек счет до девяти!

Вот сочёл, вокруг глядит.

Видно, оченно сердит.

Взяв державу молотком

молвит злобным шепотком:

— Это кто ж, злодей отпетый,

мне про негра плел наветы?

Вашу маму так-растак!

Я же верил, как простак.

Лизоблюды! Интриганы!

Обвели, как мальчугана.

И кому здесь глаз подбил

сам Архангел Гавриил?

Как смогли вы исхитриться,

чтоб со свету сжить сестрицу?

И откуда вдруг указ

про секрет и про баркас?

Что вы, фляди, натворили?

Крепкую семью разбили!

Я же, как пришел с войны,

да остался без жены,

так живу холостяком

с постоянным стояком.

Чтоб забыть свою потерю,

трахал баб я, сил не меря.

Яйца, как голландский сыр

стер уже почти до дыр,

А на сердце словно гири.

Нету счастья в этом мире!

Раз преставилась жена,

то и мне теперь хана.


Тут царева мать, скотина,

по головке гладит сына:

— Ты не плакай, ну-ну-ну!

Мы найдем тебе жену.

Пусть одна пропала в море,

подберем другую вскоре.

Сколь ни существует свет –

баб незаменимых нет.

Вот идет молва правдива:

есть одна эстрадна дива,

ейный шлягер о любви

нынче хит на МTV

И толкут свет сурово:

Бритни Спирс пред ней — корова.

Три работы совмещает,

на тусовках зажигает,

микрофончик так берет,

что у статуй буй встает.

Сексуальна и стройна.

Вот была б тебе жена…

Одолела злоба внука.

Шепчет он: "Ну, бабка, сука!"

Разогнал шмеля как пулю

и — буяк об нос бабуле!

Тут экран совсем потух.

Дон Гвидон им об пол — бух!

Отказавшись от минета

Вышел вон из кабинета.


***

Вот Гвидон слегка рассейно

ходит-бродит у бассейна.

Глядь — по верху тихих вод

Лебедь белая плывет.

Грудью чуть волну колышет,

и от хлорки еле дышит.

Лапки белы, глазки алы –

Тетя Ася заипала.

— Здравствуй, дон Гвидон мой милый!

Ты как вышел из могилы.

Бродишь тих да бел, что мел,

зря, наверно, устриц ел.


Дон Гвидон ей отвечает:

— Слух пришедший огорчает:

слышал ноне я базар:

есть певица — Superstar,

сексуальная не в меру,

и поет не под фанеру,

да и выглядит неслабо.

Вот меня и давит жаба.

Да за эдакой девицей

я готов поволочиться

хоть за тридевять земель

чтоб завлечь ее в постель.

Бела Лебедь возражает:

— Так она же зажигает,

жизнь светскую ведет.

Что тебе перепадет?

Дон надул с обидой губы:

— Я ж не для себя — для клуба!

Пусть хоть раз в четыре дня

выступает у меня.

А уж я бы с ней поладил:

где б хотела — там и гладил,

и жила бы как в раю:

что захочет — я даю

И вздохнула Лебедь тяжко:

— Ты Гвидон, такой милашка!

Че ходить в ины края?

Та певица, — это я!

Тут она крылом махнула,

шею белу изогнула

и облив себя водой

стала девою младой.

Да такой, что кто лишь взглянет

и не хочет — сразу встанет.

Вся в пуховом неглиже

и с тату на круглой же.

Дон Гвидон, любуясь ею

поперхнулся: "Я буею!"



И вздохнула Лебедь снова:

— Коли так, то я готова!

Я же скромная девица,

но раз ты готов жениться

и по гроб меня любить,

я согласна, так и быть.


Возражает дон с улыбкой:

— Извини, но тут ошибка.

Так уж вышло не со зла –

ты меня не поняла.

Я влюблен, на сердце рана,

но жениться — просто рано.

Я готов, душа горит,

но маманя не велит.

Я же мальчик-скороспелка.

Крошка Стелла, ты иль Белка –

мне, в неполных десять лет,

трахнуть — да. Жениться — нет


Плачет Лебедь, горько ноет:

— Ты смеешься надо мною!

Для того ль я, как могла

честь девичью берегла?

Дон сказал: "Какого буя?

Хоть жениться не могу я,

в остальном, душа моя,

мне не жалко ни буя.

Ты — алмаз моей души,

лишь контрактик подпиши.

Буду тя лелеять, холить

и к концертам не неволить.

Не женюсь, но знаю я,

будем мы и так друзья.

Что касаемо постели,

то покамест не жалели

те, что были в ней со мной

все девицы до одной.

И Гвидон в один момент

предъявил свой аргумент.

Говорили бабы в клабе,

аргумент тот был неслабый,

и длинней на пять вершков,

чем у прочих мужиков.

И у Лебедь (ели-пали!)

возражения отпали.


Месяц по небу кружит,

время весело бежит.

И какому бую дело,

много ль, мало пролетело.


***

Как-то поздно вечерком,

прихватив леща с пивком,

царь закрылся в кабинете,

чтоб поюзать в Интернете,

поглядеть на девок «ню»

и на прочую буйню.

Вдруг, в разделе «поп культура»

видит — дивная фигура,

грудь и попка-хоть куда.

Текст — «УХОДИТ ПОП-ЗВЕЗДА!

Л., красотка-примадонна

переходит в клуб Гвидона.

Автор заявляет прямо –

в этом клубе вся программа

чуть вульгарна, но гламурна,

и подобрана недурно.

Может, требует доделки

эротичный номер Белки,

но таких мужчин в воде

не увидите нигде.

В наступающее лето

эти тридцать три атлета

в черном латексе "Диор"

снова вызовут фурор.

С переходом в клуб певицы

можно опой поручиться,

что повалит на балдеж

золотая молодежь.

Так что в будущем сезоне

пик тусовок — в «Клаб Гвидоне»!

Есть слушок, что сам Гвидон

в Л. Без памяти влюблен.

Мать клубмэна заявила,

что считает Л. премилой,

вкусам сына доверяет,

связь с певицей поощряет,

и коль дальше будет так,

даст согласие на брак»

Снимок дан на всю страницу –

Дон с мамашей и певицей.

В чувствах обмочив штаны

видит царь лицо жены.


Он вскочил и ну кричать:

— Все по коням, вашу мать!

Если слышит кто меня –

пол бутылки за коня!

Словно ветер в порт примчался

и на флагман свой поднялся.

Царь Салтан на корабле

к дальней двинулся земле,

через море-Акиян,

словно Буш на Тегеран.


Ветер пóморю гуляет,

царь на остров прибывает.


У причала, чуть бледна,

видит он: стоит жена.

Что за радость! Льются слезы

в воздух все бросают розы,

Среди нимф, как Дионис,

Дон Гвидон нисходит вниз.

Все кричат и «Бис!» и «Браво!»

и целуются слюняво.


И в томлении любовном

царь простил вину виновным.

За подлог и клевету

не казнил ни ту, ни ту.

Он ведь был такой затейник!

посадил их в муравейник.

Царь с царицей на часочек

в ближний сбегали лесочек,

Чтоб покончить под дубком

С окаянным стояком.

И пошел тут пир горой:

пьют по первой, по второй.

Царь кричит: «А третью чашу

пить хочу за внуков наших!

Кто не выпьет — всем зиздец!»

Тут и сказочке конец.


***

Сказка ложь, да в ней намек:

пейте все томатный сок!

С водкой, сто на двести грамм,

он спасает по утрам!

А непьющим я не враг:

буй вам в опу, в руки флаг!


Послестишие


Дорогой читатель!

Если у тебя хватило терпения дочитать эти стишки до конца,

и не отпало окончательно желание иметь со мной дело,

заглядывай на мою страничку на Фейсбуке:

Пиня Копман, https://www.facebook.com/profile.php?id=100013147813479

или на сайте «Поэмбук» https://poembook.ru/id123877

Там появляются новые стишки, которые, надеюсь, тебя позабавят.

Хорошего тебе настроения!


Твой Пиня


Приложение

Использованные для иллюстраций фото и картины:

1–3

https://pxhere.com/ru/photo/1271245

1–4

https://pxhere.com/ru/photo/895489

2–1

https://commons.wikimedia.org/wiki/File: Louis-Simon_Lempereur_after_Jean-Baptiste_Oudry,_Le_loup_et_le_chien_maigre_%28The_Wolf_and_the_Thin_Dog%29,_published_1756,_NGA_55522.jpg

3–1

https://pixabay.com/ru/illustrations/%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D0%B0-%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B5%D1%86-%D0%BF%D0%BE%D0%B7%D0%B0-%D1%82%D0%B0%D0%BD%D1%86%D0%BE%D0%B2%D1%89%D0%B8%D1%86%D0%B0-1602430/

3–2 https://pixabay.com/ru/illustrations/%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D0%B0-%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B5%D1%86-%D0%BF%D0%BE%D0%B7%D0%B0-%D1%82%D0%B0%D0%BD%D1%86%D0%BE%D0%B2%D1%89%D0%B8%D1%86%D0%B0-1602430/

3–3 https://pixabay.com/ru/photos/%D0%B3%D1%80%D0%BE%D0%B1%D0%BD%D0%B8%D1%86%D0%B0-%D1%85%D1%83%D0%BC%D0%B0%D1%8E%D0%BD%D0%B0-%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D0%B8-%D0%B8%D0%BD%D0%B4%D0%B8%D1%8F-3614115/

9–1

https://commons.wikimedia.org/wiki/File: Victor_Vasnecov_Baba-Yaga.jpg/

11-1

https://commons.wikimedia.org/wiki/File: Ballerina-icon.jpg

12-1

https://commons.wikimedia.org/wiki/File: Piero_Manzoni_-_Merda_D%27artista_(1961)_-_panoramio.jpg

12-2

https://commons.wikimedia.org/wiki/File: Altamira_bisons.jpg

15-2 https://pixabay.com/ru/photos/crazy-%D1%85%D0%B8%D0%BF%D0%BF%D0%B8-%D0%BC%D0%B5%D0%BC-%D1%81%D0%BC%D0%B5%D1%88%D0%BD%D1%8B%D0%B5-%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%BE-4440146/

16-2 https://pixabay.com/ru/illustrations/%D0%B2%D1%81%D0%B0%D0%B4%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B0-%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%85%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%8F-%D0%B5%D0%B7%D0%B4%D0%B0-%D1%87%D0%B5%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9-937692/

19-1 https://pixabay.com/ru/illustrations/%D1%81%D0%B0%D1%83%D0%BD%D0%B0-%D1%81%D0%BF%D0%B0-%D0%BE%D0%B7%D0%B4%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9-4133276/

19-5

https://commons.wikimedia.org/wiki/File: William-Adolphe_Bouguereau_(1825–1905)_-_Biblis_(1884). jpg

19-6

https://pixabay.com/de/photos/feder-federflaum-weiss-flauschig-1228678/

19-7

https://pixabay.com/ru/photos/%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5-5144969/