Общественное мнение. Открытие спирали молчания [Элизабет Ноэль-Нойман] (pdf) читать онлайн

Э.Ноэль-Нойман

ОБЩЕСТВЕННОЕ

МНЕНИЕ
ОТКРЫТИЕ
СПИРАЛИ
МОЛЧАНИЯ

Распознание и вычитка: http://socioline.ru
В данном электроннгм документе сохранена разбивка
на страницы оригинального издания.
Для чтения с экрана, воспользуйтесь режимом
просмотра «Черновик» MS Word.

серия: STUDIO ЕТ LECTIO

Э.Ноэль-Нойман
ОБЩЕСТВЕННОЕ

МНЕНИЕ

ОТКРЫТИЕ
СПИРАЛИ МОЛЧАНИЯ

Монография знакомит читателя с
оригинальной теорией общественного мнения, подтвержденной гигантской практической работой
классика этой отрасли социологии
Элизабет Ноэль-Нойман. В книге
всесторонне исследуются пути формирования общественного мнения,
его влияние на социально-политическую жизнь общества, развитие
гласности, связь со средствами
массовой информации. Особое
место в работе уделено феномену
«спирали молчания», влияющей на
прогнозирование
результатов
политических выборов.
Как раскрутить «спираль молчания», то есть разговорить ту часть
избирателей, которая предпочитает
умалчивать о своих предпочтениях—
об этом и рассказывает автор на
примере изучения многолетней политической борьбы ХДС/ХСС и СПГ
за голоса своих сторонников.
Монография содержит интереснейшие исторические справки и историографические выкладки.

Рекомендуется социологам, обществоведам, политологам, всем,
кого волнуют проблемы формирования общественного мнения.

Э.Ноэль-Нойман
ОБЩЕСТВЕННОЕ

МНЕНИЕ

Elisabeth
Noelle-Neumann

OFFENTLICHE

MEINUNG
Die
Entdeckung der
Schweigespirale

Ullstein 1989

Э.Ноэль-Нойма
н ОБЩЕСТВЕННОЕ

МНЕНИЕ
ОТКРЫТИЕ
СПИРАЛИ
МОЛЧАНИЯ

Издательство

«Прогресс-Академия»
Москва
1996

ББК
60.55
86

Н

Перевод с немецкого Рыбаковой JI.H. Редактор Шестернина
Я.Л.

Ноэль-Нойман Э.
Н 86 Общественное мнение. Открытие спирали молчания: Пер.
с нем./Общ. ред. и предисл. Мансурова Н.С. — М.:
Прогресс-Академия, Весь Мир, 1996. — 352 е.: илл.
Монография знакомит читателя с оригинальной теорией общественного мнения, подтвержденной гигантской практической работой
классика этой отрасли социологии Элизабет Ноэль-Нойман. В книге
всесторонне исследуются пути формирования общественного мнения, его
влияние на социально-политическую жизнь общества, развитие гласности,
связь со средствами массовой информации. Особое место в работе уделено
феномену «спирали молчания», влияющей на прогнозирование
результатов политических выборов.
Как раскрутить «спираль молчания», то есть разговорить ту часть
избирателей, которая предпочитает умалчивать о своих предпочтениях —
об этом и рассказывает автор на примере изучения многолетней борьбы
ХДС/ХСС и СПГ за голоса своих сторонников.
Монография содержит интереснейшие исторические справки и
историографические выкладки.
Рекомендуется социологам, обществоведам, политологам, всем, кого
волнуют проблемы формирования общественного мнения.

Н

без объявл.

ББК 60.55

0302030000—43
8/17(03)—96

© 1989 by Verlag Ullstein Jmb Н
© Перевод на русский язык,
предисловие,
«ПрогрессАкадемия», «Весь мир», 1996

ISBN 5-85864-035-4

Плюрализм в исследовании
общественного мнения

Автор предлагаемой вниманию читателей книги «Общественное мнение. Открытие спирали молчания» — Элизабет
Ноэль-Нойман, доктор философии и экономики, профессор.
Она родилась в Берлине в 1916 г. В 1940 г. получила ученую
степень и стала работать журналисткой. В связи с конфликтом
с официальными кругами третьего рейха Э. Ноэль-Нойман
вынуждена была в 1943 г. уехать из Берлина и публиковалась
под псевдонимом.
После войны в 1946 г. она организовала институт по
изучению мнения населения, который ныне широко известен
на Западе как Институт демоскопии (демос — народ, скопио —
описываю). Это частный институт, существующий на средства,
получаемые за выполнение заказов от фирм, организаций и
правительства ФРГ. Так, уже более 40 лет он занимается
прогнозом выборов в бундестаг независимо от того, какое
правительство находится в данный момент у власти. В год
здесь выполняется около 100 различных исследований,
результаты которых публикуются в многочисленных изданиях,
в том числе в выпускаемых институтом «Ежегодниках».
Наряду с эмпирической исследовательской деятельностью
Э. Ноэль-Нойман занималась и учебно-преподавательской.
Некоторое время после войны она работала доцентом в
Свободном университете в Берлине, с 1966 г. — профессором,
а через год — директором организованного не без ее участия
Института публицистики при Университете г. Майнца. На этом
посту она находилась вплоть до выхода на пенсию в 1983 г.

5

В Институте публицистики подготовка студентов ведется
по двум специальностям: публицистике и журналистике.
Публицисты изучают исторические, политические, правовые,
экономические, социально-психологические аспекты массовой
коммуникации. При этом главный упор при обучении делается
на эмпирическом анализе причин, содержания, особенностей
воздействия информации, передаваемой средствами массовой
коммуникации. Журналисты занимаются практическими и
теоретическими проблемами, которые необходимо знать
профессиональным журналистам.
Как и в других западных университетах, педагогическая
деятельность сотрудников сочетается здесь с научноисследовательской. Среди основных исследовательских тем
Института публицистики — общественное мнение, анализ
конфликтов, теории информации и социальных перемещений,
международные средства массовой коммуникации, их история,
изучение аудитории средств массовой коммуникации,
проблема взаимоотношения общества и журналистики,
методики публицистики, структура средств массовой
коммуникации, проблемы права и политики в сфере массовой
коммуникации.
Сочетание практической, эмпирической работы с
учебно-педагогической и научно-исследовательской деятельностью оказалось для Э. Ноэль-Нойман весьма плодотворным. В педагогической деятельности она широко
использует данные, полученные в ходе проводимых ею
социологических исследований, а в ткань последних вводит
научные элементы. Так, например, проводя панельные
(повторные) опросы на протяжении многих лет, она включает в
них вопросы, которые дают возможность установить
тенденции развития общества. Благодаря этой своей
инициативе Э. Ноэль-Нойман удалось получить материал для
научно-теоретического обобщения. Это лишь один пример
весьма
удачного
сочетания
эмпирической
и
научно-теоретической
работы
в
социологических
исследованиях.
В сфере научных интересов Э. Ноэль-Нойман центральной
является, бесспорно, проблема общественного мнения. Именно
в этой области она завоевала известный авторитет во всем мире
и удостаивалась чести быть избранной в различные
международные организации. Так, в

6

течение ряда лет она была президентом Всемирной ассоциации
по изучению общественного мнения (ВАПОР).
В России имя Э. Ноэль-Нойман знакомо научной общественности. В 1978 г. в издательстве «Прогресс» была
издана ее книга «Массовые опросы. Введение в методику
демоскопии», обобщившая обширный опыт автора. Работа эта
быстро разошлась по стране, поскольку книга является
хорошим пособием по прикладной социологии. В 1994 г.
вышло ее второе издание на русском языке.
Монография «Общественное мнение. Открытие спирали
молчания» посвящена изложению орЖ1ДДМЦЦхай.Х£г ории
общественного мнения, разработанной Э. Ноэль- Нойман на
базе многолетних исследований этого феномена, так сказать, из
практики, а не из размышлений за письменным столом. Своим
большим опытом в его изучении и делится автор с читателями
данной книги.
Следует отметить, что вопросами общественного мнения
интересовались еще в глубокой древности. При этом
достаточно четко наметилось несколько основных проблем.
Одна из них — проблема «авторства»: кто является субъектом
феномена, который древнегреческим философом Протагор был
называй публичным мнением. Прога- гор считал, что оно —
мнение
большинства
населения.
Однако
другой
древнегреческий мыслитель — Платон — утверждал, что
истинно публичным является мнение аристократии. Протагор,
таким образом, отстаивал демократический взгляд на эту
проблему, а Платон — антидемократический, узаконивавший
всевластие аристократии, имущих граждан.
Спор о субъекте общественного мнения (сам термин был
введен в XII в. английским писателем и государственным
деятелем Д. Солсбери) не затихал на всем протяже- ГГйи
йггории"''вплоть до найих дней, увязываясь с другим
дискуссионным вопросом — какова роль общественного
Мнения в жизни общества. Поскольку этот вопрос имеет
прямое отношение к вопросу о власти, он подчас выступает на
первый план во всех рассуждениях об общественном мнении.
И здесь имеются две точки зрения. Сторонники одной,
«привязывающие» общественное мнение к народу, понимают
его как силу, с которой должны считаться правительства,
парламенты, т.е. общественное мнение в этом смысле
выступало как инструмент участия народа в уп

7

равлении государственными делами. Представители другой,
считающие общественное мнение
выражением
господствующей элиты, полагают, что оно выступает как сила,
воздействующая на население и способствующая легализации
политического господства элиты.
В XX в. представители разных наук — философии, социологии, социальной психологии, публицистики — проявляют
повышенный интерес к проблемам общественного мнения. Это
не значит, что последние получили в их работах свое
окончательное решение. Скорее наоборот. Американский
социолог М. Оугли, например, заявлял, что в понимании
общественного мнения на Западе царит хаос. Везде на дюжину
исследователей, запятых дискуссией по вопросу об
общественном мнении, найдется двенадцать человек,
спорящих шумно о двенадцати различных вопросах*.
Г. Дюрент, в свое время директор Британского института
общественного мнения, признал, что «общественное мнение не
поддается описанию, оно неуловимо для определения, его
трудно измерить и невозможно увидеть»**.
Столь же пессимистично высказывание американского
социолога Б. Берельсона, который, говоря о состоянии
изучения общественного мнения в США в середине 50-х годов,
отмечал, что соответствующие исследования не затрагивают
основных, фундаментальных проблем, не раскрывают самой
природы явления.
Оценки западных ученых исследований общественного
мнения 50-х годов не сильно отличаются от оценок, которые
дают их коллеги 20 лет спустя. Нет общепринятого
определения общественного мнения, заявляет профессор
журналистики Колумбийского университета (США) В.Ф.
Дэвисон в своей статье, опубликованной в 1969 г. в
«Международной энциклопедии социальных наук». Тем не
менее, продолжает он, возрастает использование этого
понятия. Что означает столь настойчивое употребление
понятия «общественное мнение», несмотря на трудности его
определения? Дэвисон полагает, что это может озна* См„ например: O g l e М. Public Opinion and Political Dynamics. Boston, 1950,
p. 40.
** The British Journal of Sociology, vol. VI, № 2, June 1955, p. 152.

8

чать только одно: понятие как-то затрагивает действие
тельность.
На Западе распространено также позитивистское определение общественного мнения. Один из его сторонников, Г.
Онкен, считает: в конце концов каждый, кого спросят, знает
точно, что означает общественное мнение.
В наши дни на Западе популярны три наиболее влиятельные концепции общественного мнения. Две из них, в
общем, унаследованы от прошлого, и одна представляется
оригинальной. Нам хочется остановиться на первой из двух
указанных, предложенной немецким философом Ю.
Хабермасом, -- так называемой морализующе-нормативной.
Хабсрмас в своих работах указывает, что его взгляды
являются развитием тех положений, которые были сформулированы еще в XVIII в. В их основе — понятие общественная ^гласность, открытость, с помощью которых
предполагается преодолеть изолированность абсолютной
монархии, сделать ее идеологию понятной массам. Ха- бермас
прямо говорит, что его концепция рассчитана на то, чтобы
сохранить
господствующий
частнособственнический
хозяйственный механизм.
Публика, согласно Хабермасу, — это не народ, не масса* не
большинство населения, не «все»; она состоит из тех, кто
может резонерствовать на собраниях, в кафе и пивных, в
салонах и на страницах газет; она состоит из образованных
слоев населения, владеющих собственностью. Они считают
себя носителями истины, которая должна быть признана всеми.
Основная задача их резонерствования состоит в том, чтобы
«законным образом» устранить противоречия в интересах
существующего государства и буржуазного общества.
Хабермас отмечает, что в настоящее время не найти
политического обоснования буржуазной общественности и
гласности, которые нужно оставить в структуре общественного
мнения. Поэтому-то понятие «общественное мнение» и
является таким популярным — в нем видят возможность
сохранения того, что не удается осуществить пол итически м и
средствам и.
Нет ничего удивительного в том, что понятие «общественное мнение», по Хабермасу, имеет прямое отношение к
понятиям «право» и «политика». В самом деле, если

9

общественное мнение является сознательным рассуждением
образованной публики, то оно должно в первую очередь
укреплять господство буржуазии, оправдывать практику
применения права и политики буржуазии. Это влияние
общественного мнения подкрепляется тем, что судьи и
административные чиновники подбираются из «образованных
сословий». Опираясь на существующие законы, эти чиновники
вместе с тем «освящают» права и политику буржуазии
общественным мнением.
Сам Хабермас понимаемое таким образом общественное
мнение называет «либерально-буржуазным». Его субъектом,
напоминаем, является группа частных лиц, которые имеют
возможность открыто судить и объединяются в «публику»
благодаря владению собственностью и своей образованности.
Между публикой и общественным мнением находятся мораль
и право. Они угверждаются разумом. Это позволяет
апеллировать к нему, делая настоящий субъект анонимным.
Апелляция сверху оценивается как свобода прессы, а снизу —
как всеобщая доступность, которая на самом деле ограничена
барьерами частного владения.
Провозглашаемая таким образом мораль отличается от
общечеловеческой морали. Кто несогласен с резонерствующей
публикой, тот объявляется общественным мнением не просто
отступником от нормы, но очень плохим человеком или даже
при го м.
Политическая сущность концепции Хабермаса ясна.
Общественное мнение он рассматривает как инструмент в
руках господствующих классов. Собственно, он и не скрывает
этого, когда дает определение «публика» буржуазии, за
которой сохраняет право судить и объяснять происходящее в
обществе. По Хабермасу, общественное мнение является
всегда официальным, т.е. таким, которое выражается в прессе,
в других официальных источниках информации.
Вторая концепция общественного мнения принадлежит Н.
Лумапу. Исходный пункт его рассуждений — отрицание
любого субъекта общественного мнения. Луман многократно
утверждает в своих работах, что общественная доступность и
гласность предполагают сразу несколько тем, которые могут
быть в центре внимания процесса коммуникации. Но
одновременно коммуницировать с не

10

сколькими темами невозможно, требуется выбрать какую-то
одну. Нужно внимание, которое бы определяло, осуществляло
этот выбор и делало возможным обсуждение темы с
незнакомым человеком в пивной или на улице. Именно эта
тема и составляет содержание общественного мнения. Однако
Луман признает, что одного внимания недостаточно для
формирования общественного мнения. Он преодолевает это
препятствие утверждением, что темы живут в обществе своей
жизнью, их распространение подчиняется своим, особым
закономерностям. Тем самым общественное мнение, по
Луману, привязывается не к отдельным индивидам, не к
состоятельному сословию, как у Хабермаса, а к темам.
По мнению Лумана, такой подход к общественному
мнению имеет ряд преимуществ. Он позволяет говорить обо
всех людях одинаково, как если бы между ними не существовало каких-либо различий. Общественное мнение, по
Луману, охватывает всех, и перед ним все равны. Далее, Луман
демократично увязывает различия в общественном мнении с
различиями между темами. Одно дело, говорит он, судить об
инфляции, а другое — об инфляции, которая приносит ущерб
пенсионерам. Взгляды могут быть противоположными, но
общественное мнение их упорядочивает, не давая оценки, что и
является, согласно Луману, выражением либеральности.
Имеет ли общественное мнение юридическую силу, это
зависит от принятия решения, основывающегося на внимании
индивида к теме. Если что-то не привлекает внимания людей,
то и общественного мнения на соответствующую тему
опасаться не нужно. Если же имеет место усиленное внимание
к чему-то, то это означает рассогласование системы права.
Средняя степень внимания — вот что является наиболее
важным для исследователя.
Когда тема и мнение о ней не совпадают, тогда, по Луману,
возникает так называемое манипулирующее морализирование.
Например, темы «разрядка» и «запрет на профессию» не нашли
однозначного выражения и не всеми понимаются одинаково.
Сторонники одного мнения отличаются от сторонников
другого мнения. Между ними возникает конфликт и может
происходить борьба, в результате чего высказанные мнения
одних будут порождать неодобрительную реакцию со стороны
других, кото

11

рые станут оказывать давление на своих противников. Поэтому
нет никакого нейтрального мнения, оно так или иначе связано с
оценками. Мнения имеют непосредственное отношение к
праву, а следовательно, и к поведению людей. Долговременные
мнения
порождают
бытующие
длительный
период
приспособительные формы поведения людей, освященные
правом.
В концепции Лумана делается акцент на содержании
общественного мнения — этим она отличается от концепции
Хабермаса и других исследователей. Однако «тема» Лумана
отрывается от субъекта, ее творца, в результате чего его
концепция абстрактна. Общественное мнение он объясняет
индивидуалистично — через внимание, — принижая тем
самым социальную сущность общественного мнения.
Сказанное относится и к трактовке Луманом других аспектов
общественного мнения.
Оригинальную концепцию общественного мнения, широко
распространенную ныне в Германии и других странах, создала,
как мы уже говорили, Э. Ноэль-Нойман. Она представляет
собой
статистическо-психологическое
направление
в
исследовании общественного мнения, опирающееся на
демоскопию.
Демоскопия — наука статистическая, поэтому она
предполагает наличие количественных данных, между которыми усматриваются различия. В частности, утверждается
различие между общественным и обыденным, здравым и
нездравым мнением. В принципе для демоскопии остаются
неразличимыми мнения массы и публики, других сообществ
людей,
поскольку
она
оперирует
количественными
величинами.
Критики демоскопии многократно обвиняли Э. Ноэль-Нойман за то, что она не учитывает качества мнений. В
ответ на это исследовательница заявляла, что для нее все люди
равны, что демоскопия исходит из признания равенства всех
граждан. В своих работах демоскопы как бы делают срез
определенного множества мнений. Однако и данное положение
подвергается критике за то, что при таком подходе нельзя
составить прогноз развития или формирования общественного
мнения. На это обвинение Ноэль-Нойман ответила своей
теорией «спирали молчания». Вот как она поясняет эту теорию.

12

В обществе существует два источнику, порождающих
общественное. мнение. Первый — это непосредственное
наблюдение за окружающим, улавливание, одобряются ли те
или иные действия, явления, заявления и т.п. Второй источник
— средства массовой коммуникации. Они порождают так
называемый дух времени — другое понятие, служащее для
обозначения тематики общественного мнения, которая
сохраняется в течение длительного времени. Этот «дух» влияет
на установки и поведение индивида. Формирование
общественного мнения происходит благодаря установкам,
цель которых особо подчеркивал еще в 1922 г. американский
журналист-социолог Липман в своей книге «Общественное
мнение». Липман полагал, что каждый человек регулируется,
детерминируется через установки, определяющие, что он
видит, слышит, как он интерпретирует окружающее, что
является важным для личности. Они составляют механизм
«селективного восприятия» — понятия, которое широко
использовал другой американский исследователь, П.
Лазарсфельд.
Средства массовой коммуникации должны обладать
публицистическим многообразием, т.е. давать возможность
«поведать миру» разные точки зрения и мнения. Э.
Ноэль-Нойман отмечает, что в недалеком прошлом в ФРГ и
других западных странах телевидение, например, находилось
под контролем властей, равно как и другие электронные
средства информации. Теперь этот контроль сверху ослаб, но
его должны осуществлять сами журналисты.
Если это так, то откуда может возникнуть многообразие в
содержании средств массовой коммуникации (СМК)? Так
ставит вопрос Ноэль-Нойман и дает на него следующий ответ:
причиной этого является разнообразие политических
ориентации у представителей журналистского сословия. Но
они должны считаться с законоположениями «сверху»,
которые в ФРГ вообще-то не отменены. Верховный
конституционный суд этой страны так определил
предназначение средств массовой коммуникации, в частности
телевидения: они (СМК) служат для распространения
информации, формирования мнений, контроля, а также для
развлечения и назидания. При этом все должно
осуществляться в легально принятых демократическим
населением рамках.

13

Все вышесказанное составляет как бы предпосылки теории
«спирали молчания». Конкретно суть ее заключается в
следующем.
В свое время в ФРГ дискутировался вопрос о «восточной
политике» канцлера Аденауэра. Тот, кто был убежден в
правильности новой восточной политики, чувствовал, что его
мнение разделяется всеми. И он выражал его громко, с
чувством уверенности и с искренним убеждением в своей
правоте не стеснялся высказывать собственные взгляды. Те же,
кто отвергали новую восточную политику, чувствовали себя в
одиночестве, замыкались и сохраняли молчание. И такое их
поведение, по мнению Э. Ноэль-Нойман, приводило к тому,
что первые казались сильнее, а вторые — слабее, чем это было
на самом деле. Наблюдая за окружающими, одни получали
поддержку и начинали еще громче высказывать свое мнение, а
другие все больше замыкались и не подавали голоса. И
спираль эта все больше закручивалась. Такое положение
точнее можно назвать «спиралью молчания». Основанием для
молчания являлась боязнь оказаться в изоляции, и эта боязнь
выступает как та движущая сила, которая запускает спираль
молчания.
С точки зрения спирали молчания Э. Ноэль-Нойман
объясняет многие явления общественной жизни. Так, например, общезначимость, гласность, но ее мнению, — это
такие состояния, когда индивиды не хотят себя изолировать и
терять свое лицо. Если же кто-то выражает иное мнение, чем
провозглашенное во всеуслышание и ставшее общезначимым,
то гласность, общезначимость выступают в виде позорного
столба и служат весьма действенным способом наказания.
Отсюда вытекает один очень важный момент в определении
общественного мнения: оно не просто морально значимо, не
просто определяет поведение, не только объединяет людей в
сообщество; оно имеет социальное измерение — его можно
безбоязненно высказать гласно перед общественностью, не
испытывая страха быть изолированным от сообщества,
выглядеть смешным.
Группы или лица, желающие завоевать общественное
мнение, должны позаботиться о том, чтобы их позиции, их
взгляды были приемлемыми для других людей и не приводили
к изоляции. Естественно, что борьба мнений —

14

это борьба нового со старым, но при этом важно знать, на что
нужно ориентироваться, чтобы выиграть в ней, с одной
стороны, и не порождать «молчаливого большинства» — с
другой. Нельзя заблуждаться в оценке отношения людей к
тому или иному мнению на основании слуховых и зрительных
впечатлений. Когда какое-то мнение распространится и будет
принято большинством, тогда можно ожидать, что оно
получит и законодательное закрепление.
Э. Ноэль-Нойман отмечает, что общественное мнение
поддерживается правом, но оно может использовать последнее
как свой инструмент. Поэтому общественное мнение
определяет применение права через тех лиц, которые могут
принять решение, поскольку они считаются с ним. Эти лица,
как и все, тоже находятся под страхом изоляции и в рамках
права выбирают такой способ поведения, который не привел
бы их к этой изоляции.
Первое издание своей книги но общественному мнению
Ноэль-Нойман назвала «Спираль молчания. Наша социальная
кожа». Спрашивается, при чем тут «социальная кожа»?
Сам автор вторую часть заголовка книги объясняет так.
Социальная кожа означает, что общественное мнение неотделимо от нас, как и наша естественная кожа. Социальная
кожа восприимчива к боли, к внешним воздействиям и
обращена наружу, чтобы реагировать на них.Тем самым она
тоже напоминает естественную кожу человека. Поэтому,
полагает Э. Ноэль-Нойман, мы точно знаем, что такое
общественное мнение. Чего мы не знаем, так это того, что
общественное мнение охватывает и как бы отграничивает
общество, подобно тому как кожа охватывает тело.
Концепция Ноэль-Нойман, бесспорно, оригинальна и
весьма неплохо объясняет некоторые явления общественной
жизни. Тем не менее она вызвала ряд критических замечаний.
Одни критики говорят, что с позиции «спирали молчания»
нельзя объяснить факт прихода к власти нацистов. Ведь
первоначально они были в меньшинстве, их взгляды
шокировали большинство населения. Другие критики
приводили иные факты: в немецком обществе Веймарской
республики духовный климат определяли правые, а не левые,
которые достаточно громко высказывали свои взгляды и имели
неплохие стартовые позиции.

15

Замечания такого рода, возможно, справедливы. Можно
даже признать, что концепция «спирали молчания» не является
универсальной и не в состоянии объяснить все случаи
общественной жизни. Боязнь изоляции следует все же
рассматривать как один из моментов в системе причин,
обусловливающих формирование общественного мнения, ибо
в ряде случаев она выступает как следствие, а не как причина.
Концепция Э. Ноэль-Нойман, однако, заслуживает
внимания, поскольку автор по-новому ставит некоторые
старые проблемы, связанные с пониманием общественного
мнения. В частности, представляется интересной мысль о том,
что общественное мнение выполняет функцию интеграции
общества и что оно связано с гласностью и демократическими
началами в жизни общества.
Все сказанное свидетельствует о том, что проблема общественного мнения является сложной теоретической
проблемой, решение которой на Западе еще далеко от завершения.
***
Говоря об интересе к феномену общественного мнения,
было бы неправильным ограничиться кратким анализом его
изучения на Западе, ничего не сказав о том, как исследовалась
эта проблема в России. Сопоставление точек зрения на Западе
и в нашей стране сделает представление об исследовании
общественного мнения более полным, завершенным. Поэтому
ознакомимся с тем, кто и как изучал и изучает общественное
мнение у нас.
Проблема общественного мнения не нова для отечественной научной литературы. Она довольно интенсивно
разрабатывалась в 20-е годы, хотя общественное мнение
рассматривалось авторами скорее как метод, чем как предмет
теоретического исследования. Затем на протяжении
длительного периода об общественном мнении писали мало,
главным образом попутно, в трудах, посвященных иным
проблемам.
В середине 50-х годов в связи с возрождением социологии
как прикладной отрасли знания проявляется значительный
интерес к проблеме общественного мнения как в
эмпирическом, так и в теоретическом аспекте. Вы

16

шел в свет ряд интересных работ: А.К. Уледов. «Общественное
мнение советского общества» (5(3), БА, Гру- шин. «Мнение о
мире и мир мнений» (1967), БА. Ерзу- нов. «Мнение в системе
человеческого
познания»
(1973),
В.К.
Падерин.
«Общественное мнение в развитом социалистическом
обществе» (1980), B.C. Коробейников. «Пирамида мнений
(Общественное мнение: природа и функции)» (1981), АА.
Возьмитель. «Формирование и изучение общественного
мнения» (1987), М.К. Горшков. «Общественное мнение»
(1988). Проблемы общественного мнения затрагивались рядом
авторов в работах, в заглавиях которых не было слов
«общественное мнение» (Н.С. Мансуров и др.).
Если в середине 70-х годов изучением общественного
мнения занимались в нашей стране (с той или иной степенью
интенсивности) в Институте социологических исследований
АН СССР, в Академии общественных наук при ЦК КПСС, в
Институте философии АН СССР, на факультете журналистики
МГУ, существовал также Институт общественного мнения при
газете «Комсомольская правда», то сейчас точное число
центров, секторов, лабораторий и институтов общественного
мнения трудно даже назвать.
Несмотря на то, что к настоящему времени накоплен
известный опыт проведения эмпирического изучения общественного мнения и существует ряд фундаментальных
теоретических разработок, тем не менее проблема общественного мнения в целом далека от своего завершения. В
частности, помехой этому стала волна эмпирических исследований, зопдажей общественного мнения на потребу
политиков и журналистов, которые оттеснили на задний план
серьезные теоретические исследования. Однако даже беглый
анализ разработок проблем общественного мнения в
зарубежной и отечественной литературе показывает, что
исследования наших ученых шире и разнообразнее, чем их
зарубежных коллег. В первую очередь это касается самого
определения «общественное мнение». У отечественных
исследователей по данному вопросу идуг споры, и и этом они
не отличаются от западных.
А. Уледов, один из первых, кто затронул данную проблему,
полагает, что общественное мнение — это факт сознания,
который проявляется в деятельности народных

17

масс. С ним в принципе согласен и Гпушин. который
подчеркивает, что общественное мнение является не обычным
фактом сознания, а «состоянием массового сознания».
Последнее включает в себя отношение (скрытое или явное)
различных групп людей к событиям и фактам социальной
действительности. И это представление об общественном
сознании как «состоянии сознания» или «состоянии массового
сознания» нашло своих приверженцев (С. Хитров, В. Житенев
и др.).
Однако в отечественной литературе получили распространение и другие определения общественного мнения, не
связывающие его с общественным сознанием. Так, в книге
«Социология в СССР» общественное мнение определяется как
отношение, в которое «вступают люди применительно к тем
или иным явлениям, фактам окружающей действительности»*.
Д. Чесноков общественное мнение определяет через понятие
«оценка», Р. Сафаров — через понятие «оценочное отношение
социальных общностей», Д. Потапейко считает, что
общественное мнение — это «особого рода моральное
надстроечное учреждение», Б. Парыгин относит его к
«массовым явлениям групповой психологии», М. Горшков
определяет его как систему, составными частями которой
являются познавательные, эмоциональные и волевые
компоненты. С точки зрения автора настоящей статьи,
общественное
мнение
представляет
собой
вид
общественно-психологических явлений, о чем речь пойдет
ниже.
Рассмотрим теперь мнения наших исследователей относительно объекта общественного мнения.
А. Уледов утверждает, что общественное мнение выражает
отношение к деятельности, к поведению людей и тем оно
отличается от суждений иного вида, которые, например,
описывают факты или события. Выдвинув этот тезис, Уледов
пытается отграничить объект общественного мнения от
содержания других форм общественного сознания, что, как нам
кажется, ему не удается сделать, даже используя понятие
«состояние сознания».
В отличие от Уледова Б. Грушин заявляет, что объектом
общественного мнения могут быть факты, явления
объективной действительности, общественного бытия, а
Социология в СССР. Т. 2. М., 1966, с. 469.

18

также явления субъективного мира — нравственные
представления, ценности и т.п. Следовательно, общественное
мнение имеет отношение не только к поведению, как полагал
Уледов. Как и Уледов, Грушин считает, что общественное
мнение предстает перед нами в виде суждений" однако"не во
всех суждениях, а в некоторых — за исключением тех, где
фиксируются непосредственные восприятия, чувства, научные
факты и т.п.
Мысль о том, что общественное мнение выражается в
форме суждений, разделяет и М. Горшков. С его точки зрения,
мнения являются не чем иным, как субъективной формой
отражения объективной реальности. Мнения, которые
выражаются в суждениях, порождены общественной
ситуацией. Последняя представляет собой совокупность
взаимодействующих
экономических,
политических,
социальных,
духовно-идеологических
и
социальнопсихологических условий жизнедеятельности людей. Они
порождают целую иерархию объектов общественного мнения.
Сначала возникают мнения как констатация какого-то факта,
затем они выражают события; самым сложным объектом
общественного мнения являются процессы. Правда, Горшков
не определяет точно вводимые им понятия объектов
общественного мнения, ограничиваясь только общими
соображениями на их счет.
Интересны представления отечественных исследователей
относительно субъекта общественного мнения. Вопрос этот
ими разработан достаточно детально.
В своей главной работе «Общественное мнение советского
общества» А. Уледов полагает, что общественное мнение
создается общностями и организациями, которые он ставит в
зависимость от классов общества, заинтересованных в
общественном прогрессе. В итоге автор приходит к
заключению, что общественное мнение есть мнение
большинства и выражается оно общественностью, которую он
склонен отождествлять с государственностью*.
Пять лег спустя после выхода в свет работы Уледова Б.
Грушин издал свою книгу «Мнения о мире и мир мнений».
Говоря в ней о субъекте общественного мнения, он
См.: У л е д о в А. К. Общественное мнение советского общества. М.,

1463, с. 72, 74, 79.

19

не пишет о классах, а делает акцент на общественности.
Поскольку общественность не существует без индивидов, то,
стало быть, мнение индивида входит в состав общественного
мнения2*. Следовательно, в обществе существует плюрализм
общественного мнения. Чтобы избежать статистического
представления об общественном мнении, Грушин вводит
понятие «социальный организм», который и есть настоящий
субъект общественного мнения. Всего в обществе он насчитав
двенадцать «социальных организмов» (или «вселенных», по
его терминологии), так что в общественной жизни существует
целая пирамида мнений.
Свою точку зрения относительно субъекта общественного
мнения предлагает М. Горшков. Он полагает, что общественное мнение возникает в производственной деятельности, в которой большую роль играют «лидеры» мнений.
Число их в ходе истории расширялось, так что в настоящее
время субъектом общественного мнения выступают широкие
круги трудящихся, объединенные в государственные,
общественно-политические,
научно-технические,
художественные, молодежные и другие организации и
объединения3**. Общественное мнение поэтому является
народным и выражает интересы большинства, хотя и не всегда
бывает истинным.
Наряду с понятием «субъект общественного мнения»
Горшков употребляет в своей работе также понятие «выразитель общественного мнения», полагая, что существует
возможность формирования мирового (вселенского) общественного мнения.
Таким образом, отечественные исследователи общественного мнения, посвятившие этой проблеме отдельные
монографии, в общем относили изучаемое ими явление к сфере
сознания. Однако в ряде публикаций высказаны и другие
суждения относительно того, что такое общественное мнение.
Так, например, автор настоящей статьи в течение многих лет
развивает концепцию, согласно которой общественное мнение
относится не к сфере общественного сознания, а к
общественно-психологическим
* См.: Г р у ш и н Б. А. Мнение о мире и мир мнений. М., 1967, с. 168.
** См.: Го р in к о в М. К. Общественное мнение. М., 1988, с. 196, 186, 372.

20

явлениям. Что такое общественно-психологические явления
(ОПЯ)?
Прежде всего отметим, что они суть сложный продукт,
возникающий в общественной жизни двумя путями. В нервом
случае
ОПЯ
представляют
собой
статистические
(совпадающие) явления, возникающие у значительного числа
членов общества в силу одинаковых условий бытия. Так,
например, сообщение о возможном столкновении Земли с
пролетающим мимо астероидом породит у большинства людей
одинаковые чувства, мысли, желания, страхи и т.п. Для
возникновения этого комплекса психологических явлений не
требуется общения людей друг с другом — достаточно
прослушать одно сообщение о надвигающейся опасности.
Но возможен и другой путь возникновения ОПЯ. В
средствах массовой коммуникации, в личном общении
обсуждается какая-то проблема. В результате обмена мнениями вырабатывается общая точка зрения, одинаковое к ней
отношение. Это «общее» — продукт коммуникативного
процесса; оно не могло возникнуть у каждого человека в
отдельности.
Первый тип ОПЯ можно назвать совпадающим, или
статистическим, второй — вырабатываемым. Таким образом,
бывают совпадающее и вырабатываемое общественное
мнение. Ни один из упомянутых выше авторов такого различия
между двумя типами общественного мнения не делал.
Возникнув (разным путем), ОПЯ получают словеснопонятийное выражение, к которому примешиваются эмоционально-чувственные элементы, и приобретают относительно самостоятельное существование. Благодаря тому что
их записывают па бумаге, печатают в прессе, мы можем судить
об общественном мнении, которое было реальным фактом в
прошлом.
ОПЯ возникают закономерно. Они выражают что-то общее,
что имеется у членов общества. Это «общее» не просто
выражает мнения, чувства, желания людей. Оно обладает
одной важной особенностью, а именно воздействует на
каждого члена общества в отдельности, заставляя его
подчиниться «общему», поступать не так, как отдельная
личность желала бы, а так, как это предписывают ОПЯ. В
западной социологической литературе в этом случае гово

21

рят о «социальном контроле». Но это не просто «контроль», это
и строгое предписание, как следует поступать и даже думать. К
тем же, кто проявляет самоволие и действует вопреки
общественному мнению, окружающие применяют «санкции»:
уговоры, призывы, угрозы вплоть до силового давления.
Таким образом, общественное мнение характеризуют
четыре стадии. Первая отличается у разных типов общественного мнения: у совпадающего это будет реагирование на
внешние условия, которые действуют на всех членов общества
одинаково; у вырабатываемых — общение членов общества
друг с другом и формирование общего, коллективного мнения,
отношения, понимания событий и т.п. Остальные три стадии у
обоих типов общественного мнения одинаковы: на второй
стадии общественное мнение получает словесно-понятийное
оформление; на третьей оно по принципу обратной связи
оказывает сильное воздействие на каждую личность; на
четвертой — получает поддержку со стороны членов общества,
не допускающих отхода оттого, что санкционируется
общественным мнением. Отсюда следует, что главная роль
общественного мнения в обществе — это поддержание
единства, целостности своего субъекта. Ни о каких
познавательных целях здесь не может быть и речи.
Общественное мнение возникает не для целей познания, а для
регулирования общественных отношений.
Изложенное выше понимание общественного мнения
требует по-новому осветить вопрос о его субъекте. Им не
может быть народ, так как понятие «народ» охватывает разные
классы, общности, слои населения. Между отдельными
составными частями, образующими «народ», может не быть
общения.
Субъектом общественного мнения не может быть группа,
или социальная группа, потому что она — понятие
статистическое: это люди, имеющие одинаковые признаки, но
не обязательно находящиеся вместе и общающиеся друг с
другом. Социальные группы могут быть малочисленными, их
интересы могут не совпадать, поэтому мнение группы является
лишь групповым, а не общественным.
Б. Грушин субъектом общественного мнения называл
«вселенные», куда входят совершенно разные по своей

22

природе социальные феномены: и классы, и группы, и
прослойки. У каждого из перечисленных выше феноменов
может возникнуть свое мнение, но в силу их разнохарактерности такое мнение не может быть общественным. На том
же основании нам представляется неверным и мнение М.
Горшкова, который в один ряд ставит и индивидуальное, и
коллективное, и групповое, и межрегиональное общественное
мнение.
Повторим еще раз. Общественное мнение возникает из
общения личностей или в том случае, если они находятся в
одинаковых условиях и испытывают одинаковые воздействия.
Это значит, что эти личности не случайно и не на короткое
время оказались вместе, что у них есть что- то их
объединяющее, общее — общие интересы, потребности,
идеалы и т.п.
Субъектом общественного мнения могут бытьустойчивые
структурные элементы общества, каковыми в первую очередь
являются общности. В настоящее время установившимися
общностями являются: гражданская общность (государственно
оформленное объединение людей), внутри нее —
национально-этнические общности, которые охватывают
территориальные общности. Последние предполагают наличие
профессионально-производственных
и
семейно-бытовых
общностей людей. В итоге получается пять форм общностей,
которые могут перекрываться общественными организациями
как вторичным субъектом общественного мнения.
Каждая общность требует социального механизма
поддержания своей целостности; ими являются ОПЯ, в
частности мнения. Они будут разными в разных общностях;
вырабатываемые
мнения
имеют
свою
специфику.
Общественное мнение гражданского общества возникает в
результате общения членов этой общности с помощью средств
массовой коммуникации, а мнение семейной общности
возникает в процессе личного общения. Первое из указанных
выше мнений выражается письменно, второе — устно.
Поэтому в общественной жизни существует плюрализм
мнений, по в упорядоченной форме. Плюрализм следует
понимать не как параллельность, не как хаос, а как
соподчиненную упорядоченность.
Привязка ОПЯ, в том числе и общественного мнения, к
общностям (и общественным организациям) дает воз

23

можность несколько по-новому подойти и к объекту общественного мнения. Он находится в прямой зависимости от
субъекта в том смысле, что содержание общественного мнения
гражданского общества будет более широким, общезначимым,
чем мнение семейно-бытовой общности, которое отличается
ситуативностью, конкретностью, кратковременностью и т.п.
Гносеологически же, естественно, мнения зависят от условий
социального бытия, в которых находятся общности, но вместе с
тем они касаются и внутренней жизни общностей,
взаимоотношений между отдельными группировками внутри
общностей.
Такова вкратце еще одна точка зрения на проблему общественного мнения. Завершая ее рассмотрение, следует
указать, что, кроме функции социального контроля за поведением отдельных членов общностей (организаций),
общественное мнение, как и другие ОПЯ, играет большую
воспитательную роль. Все ОПЯ являются важнейшими
инструментами социализации личности. На этот момент не
обращается внимания в работах других авторов.
И последнее. В книге Э. Ноэль-Нойман впервые в литературе на эту тему выдвинут тезис о том, что общественное
мнение — это мнение, которое личность не боится высказать
гласно, вслух, потому что оно разделяется и другими людьми.
Мнения, которые не разделяются большинством, могут
привести к изоляции, порождают боязнь одиночества. Боязнь
одиночества, согласно Э. Ноэль- Нойман, — важный фактор в
формировании и функционировании общественного мнения.
Нам представляется, что Ноэль-Нойман, говоря о «синдроме
одиночества», в сущности, затронула проблему санкций как
инструмента воздействия общности на отдельных ее членов в
случае, если они не будут прислушиваться к требованиями
общественного мнения. Следовательно, между утверждением,
что в общностях существует практика санкций, и мыслью о
«синдроме одиночества» нет разногласия; оба положения
дополняют друг друга. Различие же состоит в следующем.
Санкции — это действия, которые используются, когда уже
совершен отход от требований общественного мнения, а боязнь
одиночества — это состояние личности, которое предохраняет
ее от вступления в конфликт с ним.

24

Таким образом, общественное мнение — это та реальность,
вне которой нет ни существования, ни развития общества,
состоящего из общностей, общественных организаций; вне
которой не может осуществляться процесс социализации
личности, ее воспитание и формирование. Разные
исследователи общественного мнения подходят к этому
социальному феномену с разных точек зрения, традиционно
развивая различные его аспекты. Это вполне правомерно.
Ознакомление с тем, как разрабатывается проблема
общественного мнения в других странах, будет способствовать
выработке общепризнанного представления об общественном
мнении и ознаменует еще одно достижение в процессе
познания истины.
Доктор философских наук, профессор
Н. Мансуров

Предисловие к русскому
изданию

В начале лета 1983 г. меня пригласили в Институт социологии
Академии наук СССР выступить с докладом об опросах и
формировании общественного мнения. Как-то раз мы обедали в
большом, похожем на пивной зал ресторане. Народу было
много, и я спросила своего соседа: «Сколько людей здесь
говорит о политике?» «О политике, — ответил мой собеседник,
— не говорит никто».
Что в таких обстоятельствах может быть общественным
мнением? Может ли вообще существовать общественное
мнение, если никто не говорит о политике? Конечно,
представление, что в тоталитарных государствах пег
общественного мнения, получило широкое распространение. Но
это ошибка, следствие ужасного заблуждения, существующего
относительно
данного
понятия
еще
со
времен
Просвещения.«Общественным мнением» называют самые
разнообразные явления: заявления правительства или средств
массовой
информации,
результаты
опросов,
мнение
большинства. Но и это все неправильно! Ни одно из
перечисленных определений нельзя назвать полным или
исчерпывающим, отражающим собственно общественное
мнение, как его понимали уже древние греки и римляне.
Совершенней четко это проявляется в выражении «неписаные
законы» — речь идет о более чем часто выражаемом мнении.
Речь идет о силах, которые в исключительном случае
определяют поведение индивида, как будто он зависит от них и
согласен с ними, хотя, как правило, не осознает этого. Одно
лишь мнение большинства не оказывает такого давления, и
заявления правительства — тоже. Только моральная «нагрузка»
темы может вы

26

звать страх перед изоляцией и тем самым высвободить силы, от
которых зависит и индивид, и всякое правительство, даже
диктаторское.
Однако как в действительности общественное мнение
функционирует в условиях диктатуры, наукой пока не исследовано. Цель моей книги «Общественное мнение. Открытие
спирали молчания» — стимулировать такие исследования,
особенно в странах, имеющих опыт диктатуры. В Германии мы
сейчас начали такое исследование. При этом мы можем
опереться на ранее недоступные нам материалы службы
безопасности за 1939—1943 гг. — времена господства
национал-социалистов*. Этим исследованиям следовало бы
придать международный импульс, поэтому я рада, что в 1995 г.
выйдет испанский перевод книги «Спираль молчания».
Испанцы в этом столетии пережили резкие смены авторитарных
и демократических режимов. И я очень рада, что в 1996 г.
появится также русское издание книги под общей редакцией
профессора Н.С. Мансурова, который много сил приложил для
того, чтобы идеи «Спирали молчания» стали доступны также и
русскому читателю.
Каждый политолог, занимающийся тоталитарными формами
правления, хорошо знает, сколь справедливы слова Дэвида
Юма, утверждавшего, что самый тиранический режим
опирается на поддержку общественного мнения. Из-за границы
или с позиций диссидента лучше видится, что диктатура
подключает силовые средства государства, чтобы принудить
людей к покорности. Любое правительство такого рода
использует абсолютно все: деньги, исчисляемые огромными
суммами, общественные организации, искусство, риторику,
психологию, — чтобы привлечь население на свою сторону и
заручиться его поддержкой. Организацией и концентрацией
этих средств и сил в нашем столетии часто занимаются крупные
пропагандистские министерства, которые, используя знание
массовой психологии и теории коммуникации, регулируют
влияние общественного мнения на общественность.
* См.: W i г 1 М. Die offentlische Meinung unter dem NS-Regime. Diss. Mainz, 1990.

27

Там, где поддержка со стороны индивида вызывает
опасения, включаются средства насилия, чтобы запугиванием и
угрозами принудить людей к конформизму. Но большинство
населения не думает об этом, потому что благодаря
многообразию средств массовой информации оно убеждено в
благородстве целей правительства и в его способности их
осуществить и потому добровольно поддерживает его,
отстраняясь от диссидентов, которые — как ему кажется —
хотят помешать продвижению к великому счастливому
будущему. Лишь во времена кризисов, непреодолимых
трудностей люди начинают сомневаться. Поскольку
управляемые средства массовой информации и запрет на
оппозицию не обеспечивают свободного общественного
проявления таких сомнений, индивид во многом полагается на
чрезвычайно «чувствительное» наблюдение за окружением,
чтобы оценить, каково настроение населения, как в
действительности думают другие. Одновременно с этим он
пользуется
чрезвычайно
осторожными,
трудно
расшифровываемыми сигналами, чтобы дать понять другим
людям о собственном мнении.
В своей диссертации «Общественное мнение при нацистском режиме» Манфред Вирль установил, что немцы
воспринимали как сигнал в последние годы войны: сколько
людей не носило больше партийный значок, сколько людей
перестало пользоваться официальной формулой приветствия
«хайль Гитлер» (в «Спирали молчания» такие феномены
описываются
под
названием
«квазистатистическое
наблюдение»). Службы безопасности справедливо расценивали
как признак угрозы режиму то, что незнакомые люди
заговаривали друг с другом, что все меньше люди боялись
доносов в связи со своими высказываниями. Наступила пора
политических анекдотов. В 1943 г., после поражения под
Сталинградом, министр пропаганды Йозеф Геббельс устроил в
берлинском Дворце спорта грандиозное представление, чтобы
продемонстрировать, что дух нации не сломлен. На это
мероприятие были приглашены самые верные, самые надежные
члены партии. В своей речи Геббельс произнес знаменитые
слова: «Вы хотите тотальной войны?» — и толпа взревела в
ответ: «Да, мы хотим тотальной войны!»

28

Во всем мире и сейчас этот митинг считается знаком
признания и безоговорочной поддержки населением Германии
гитлеровского режима. Но это не так. В то время в Германии
был популярен анекдот: «Какое здание самое большое в мире?»
Ответ: «Дворец спорта в Берлине, так как он вмещает весь
немецкий народ». Политический анекдот обнажает влияние
общественного мнения, скрытое диктатурой. Речь Геббельса во
Дворце спорта была искусно организованным представлением.
Неудивительно, что она до сих пор вводит в заблуждение
мировую общественность. Однако в 1943 г. немцев уже нельзя
было обмануть: несмотря ни на что, они воспринимали
действительное общественное мнение, но не через управляемые
средства массовой информации, а — наряду с прочим — через
анекдоты, рассказываемые шепотом.
Люди, у которых государство, узурпировав всю общественную сферу, украло общественные способы выражения
своего мнения и своих впечатлений, «общественный глаз» и
«публичное ухо», как говорили в Англии еще в конце XVIII в.,
до предела отшлифовывают свои способности восприятия того,
что думают другие.
Мы стоим перед исследовательской целиной — изучить
функционирование общественного мнения в условиях
диктатуры. То, что в Германии с 60-х годов называется
«преодолением прошлого», проходит болезненно и не всегда
правильно еще и потому, что человек и сегодня не может
адекватно воспринимать самого себя и руководство
общественным мнением со стороны тоталитарного правительства, в чем последнее весьма преуспело. Наука до сих пор
не смогла помочь людям осознать то, что они пережили
вусловиях диктатуры. Одни лишь опросы еще ничего не
объясняют; нужна теория, которая объяснила бы процессы
формирования общественного мнения и получила бы
подтверждение в эмпирических социальных исследованиях.
Такова цель разработки теории «спирали молчания».

Глава I
ГИПОТЕЗА СПИРАЛИ
МОЛЧАНИЯ

Для воскресного вечера 1965 г., когда проводились выборы в
бундестаг, Второй канал немецкого телевидения придумал
нечто новое — вечеринку в честь выборов в Бетховензале в
Бонне. Эстрадный концерт со сцены, несколько оркестров
танцевальной музыки, гости за длинными столами, зал
переполнен до отказа. На переднем плане справа, немного ниже
сцены, на некотором возвышении установлена небольшая
трибуна — место, где нотариус Даниэльс в шесть часов должен
вскрыть конверты с прогнозами выборов, составленными
институтами Алленсбах и Эмнид и переданными ему за два дня
до этого вечера. Руководители институтов должны были внести
результаты в таблицу у трибуны, чтобы всем в зале было
хорошо видно. Я писала, ощущая за собой беспокойную
публику, разноголосицу, стук стульев: «Первые голоса
ХДС/ХДС — 49,5%, СПГ— 38,5%...» В эти секунды за моей
спиной раздался крик сотен людей, перешедший в бешеный
шум. Оглушенная, я закончила: «СвДП — 8%, другие партии —
4%». Зал кипел от возмущения, издатель «Цайт» Герд Бусериус
крикнул мне: «Элизабет, как мне теперь вас защищать?»
Обманул ли Алленсбах общественность, изображая в
течение нескольких месяцев гонки противников, шедших почти
вровень друг с другом? Всего за два дня до описываемых
событий «Цайт» опубликовала интервью со мной под броским
заголовком: «Я не удивлюсь, если СПГ выиграет...»1 Поздним
вечером того же воскресного дня, когда официальные
результаты выборов приближались к алленсбахским прогнозам,
один политик из

30

приверженцев ХДС, довольно улыбаясь с экрана телевизора,
дал понять, что он, конечно, знал действительное положение
дел, но не афишировал этого — «маленькая тактическая
хитрость».
Цитата «Цайт» была точна, я именно так и сказала, но
интервью пролежало в редакции более двух недель. В начале
сентября все выглядело как гонки с неизвестным финалом. То,
что публика увидела в Бетховензале, чему мы, сидя за
письменным столом в Алленсбахе, удивлялись за три дня до
выборов и что все же не могли опубликовать, поскольку это
выглядело бы как попытка массированного воздействия на
исход выборов, было феноменом общественного мнения. Мы
стали очевидцами явления, имя которому найдено сотни лет
назад, хотя его и нельзя пощупать руками. Под давлением
общественного мнения сотни тысяч избирателей, пожалуй,
даже миллион, совершили нечто, что мы позднее назвали «the
last minute swing» (сдвиг последней минуты); это был «эффект
попутчиков» в последнюю минуту, позволивший ХДС/ХСС
«набирать очки», пока вместо равновесия сил двух крупных
партий не сформировался перевес ХДС/ХСС в целых 8%, по
официальным данным (см. рис. 1).

31

«Измерения опережают понимание»
Тогда, в 1965 г., у нас уже был в руках ключ к пониманию
изменения мнения избирателей, но мы не знали об этом. В
статье об общественном мнении, опубликованной в 1968 г. в
«Международной энциклопедии социальных наук», профессор
журналистики
и
коммуникационных
исследований
Колумбийского университета в Нью-Йорке У.Ф. Дэвисон
писал: «Наши измерения сильно опережают понимание»2. Это
была точная характеристика нашего положения в 1965 г.: мы
гораздо больше измерили, чем поняли. В то время как обе
крупные партии с декабря 1964 г. почти до самого дня выборов
в сентябре 1965 г. неизменно шли наравне по количеству своих
приверженцев — и эти цифры регулярно с апреля по конец
августа публиковал «Штерн», — существовали и другие
показатели, обнаруживавшие совершенно независимые от этих
цифр колебания. «Конечно, никто не может знать, но как вы
думаете, кто выиграет?» — такой вопрос звучал довольно часто.
В декабре многие предсказывали победу и ХДС/ХСС, и СПГ,
даже отдавали некоторое предпочтение последней. Но потом
результаты начали меняться, неуклонно возрастало число
ожидавших победы ХДС/ХСС и снижались оценки СПГ. Уже в
июле 1965 г. ХДС/ХСС шли к выборам с несомненным
опережением, которое в августе достигло почти 50%. Казалось,
что оба измерения — измерение намерений избирателей и
измерение надежд на победу —- проводились «на разных
планетах». И лишь в самом конце наступил «эффект
попутчиков». Как будто поток понес 3-4% избирателей в
направлении общего ожидания победы.

Каждое исследование начинается с загадки
Каким образом при неизменных предвыборных намерениях
избирателей относительно участия в выборах круто меняются
их представления о победителе выборов — это осталось для нас
загадкой. Лишь во время выборов в бундестаг 1972 г. с
укороченной предвыборной кампанией, что было не очень
благоприятно для наблюдений такого рода, мы апробировали
свой «демоскопический инстру

32

ментарий» с развернутой программой вопросов, вооруженные
гипотезой, предложенной нами к обсуждению на
Международном психологическом конгрессе в Токио (лето
1972 г.)3.
В действительности предвыборная борьба 1972 г. протекала
так же, как в 1965 г. Обе крупные партии шли на равных в
вопросе о намерениях избирателей, и в то же время — как в
ином, отстраненном мире — неделя за неделей росло ожидание
победы СПГ. Лишь однажды произошло снижение показателей,
а к концу предвыборной кампании имел место «сдвиг
последней минуты» — «эффект попутчиков» в направлении
растущего ожидания победы, на этот раз для СПГ (см. рис. 2).

Климат мнений определяют выступления и
отмалчивание
Гипотезой я обязана в первую очередь студенческим волнениям
в конце 60-х — начале 70-х годов, в частности конкретной
студентке. Как-то встретив ее в вестибюле перед аудиторией со
значком ХДС на куртке, я сказала: «Не ду-

33

мала, что вы в ХДС». «А я не в партии, — ответила она. — Я
просто прикрепила значок, чтобы посмотреть, как это бывает...»
После обеда мы столкнулись с ней снова. Значка не было. Я
поинтересовалась. «Да, я сняла значок, — ответила она. — Это
было слишком ужасно».
Всплеск возбуждения, которым отмечены годы новой
восточной политики, стал вдруг понятен: по количеству
приверженцев СПГ и ХДС/ХСС могут быть равны, но они
далеко не одинаковы по энергии, воодушевлению, с которым
демонстрируют свои убеждения. Воочию можно было видеть
лишь значки СПГ, и неудивительно, что население неправильно
оценило соотношение сил. И вот на глазах у всех
разворачивалась необычная динамика. Тот, кто был убежден в
правильности новой восточной политики, чувствовал, что все
одобряют его мысли. Поэтому он громко и уверенно выражал
свою точку зрения. Те, кто отвергал новую восточную политику,
чувствовали себя в изоляции, замыкались, отмалчивались.
Именно такое поведение людей и способствовало тому, что
первые чувствовали себя сильнее, чем были в действительности,
а последние — слабее. Эти наблюдения в своем кругу побуждали и других громогласно заявлять о своих взглядах или
отмалчиваться, пока — как по спирали — одни в общей картине
состояния общества явно набирали мощь, другие же полностью
исчезали из поля зрения, становились немы. Такой процесс
можно назвать «спиралью молчания».
Сначала это была просто гипотеза. С ее помощью легко
поддавались объяснению наблюдения предвыборного лета 1965
г. Тогда упоминание рядом имен Людвига Эр- харда и
английской королевы способствовало росту симпатий
населения к правительству. Популярный Эрхард готовился к
своей первой предвыборной борьбе в качестве канцлера,
радовали солнечная погода и визит английской королевы,
которая разъезжала по стране, ее то и дело приветствовал
Эрхард. При почти равном раскладе голосов за ХДС/ХСС и СПГ
было удовольствием причислять себя к сторонникам ХДС,
которая со всей очевидностью будет правительственной
партией. Резкий рост ожиданий победы ХДС/ХСС на выборах в
бундестаг отражал климат мнений.

34

«Эффект попутчиков в
последнюю минуту»
Ни в 1965 г., ни в 1972 г. намерения избирателей с самого начала
не были очевидными; в обоих случаях почти до дня выборов они
казались не связанными со взлетом и падением уровня мнений.
В этом можно видеть хороший знак: по крайней мере намерения
голосовать не похожи на флаги на ветру и обнаруживают
значительную стабильность. Однажды австро-американский
социальный психолог и исследователь выборов Пауль Ф.
Лазарсфельд, говоря об иерархии стабильности мнений4, в
качестве ее вершины назвал намерения голосовать, как якобы
особенно устойчивые, медленно поддающиеся новому опыту,
новым наблюдениям, новой информации, новым мнениям. В
конце концов влияние климата мнений все же сказывается на
намерениях голосовать. Дважды мне приходилось наблюдать
«сдвиг последней минуты», давление общественного мнения,
что приносило кандидату дополнительные 3- 4% голосов.
Лазарсфельд, будучи свидетелем подобного явления еще в 1940
г. во время выборов американского президента, назвал его
«эффектом оркестрового вагона»5, за которым следуют другие.
Согласно же общепринятому объяснению, каждому как бы
хочется быть с победителем, считаться тоже победителем.
Быть на стороне победителя? Большинство людей вряд ли
так претенциозны. В отличие от руководящего слоя они не
ожидают для себя постов и власти. Скорее речь идет о более
скромных вещах, о стремлении не чувствовать себя в изоляции,
которое, по всей видимости, свойственно всем нам. Никому не
хочется быть таким же одиноким, как упомянутая выше
студентка со значком ХДС, одиноким настолько, что не видишь
глаз соседей по дому, встретившись на лестнице, что коллеги по
работе не садятся рядом... Начинаем почти на ощупь собирать
сотни признаков того, что человек не пользуется симпатией, что
он — в кольце отчуждения.
Демоскопическое интервью выявляет тех, кто чувствует себя
изолированно в общении: опрашиваемые отвечают, что у них
нет знакомых. Такие люди скорее других участвуют в «сдвиге
последней минуты» — в 1972 г. мы смогли доказать это
повторным опросом одних и тех же

35

избирателей перед выборами и после. Лица со слабым самосознанием и ограниченной заинтересованностью в политике
тянули с участием в выборах до последнего момента.
Большинство подобных попутчиков по причине своей слабости,
несомненно, далеки от намерения разделить лавры победителя
— стоять рядом с музыкантами и играть на трубе. Выражение
«С волками выть»* точнее всего отражает ситуацию
попутчиков: Или лучше: ситуацию людей. Попугчик настолько
страдает от мысли, что другие отвернутся от него, что можно
легко манипулировать его чувствительностью и вести его, как
на веревочке.
Боязнь изоляции представляется движущей силой,
раскручивающей спираль молчания. «Выть с волками» не
совсем приятное состояние, но если оно не под силу человеку,
не желающему разделять распространенное убеждение, то ведь
можно и молчать — это вторая возможность смягчить
страдания. Английский социальный философ Т. Гоббс писал в
1650 г., что молчание можно истолковать как знак согласия,
потому что в случае несогласия так легко сказать «нет»''. Он
определенно ошибался насчет легкости несогласия, ноГиз
рассуждений Гоббса ясно видно, что молчание чаще
истолковывается как согласие.

В поисках явления
Когда рассматриваешь такой процесс, как спираль молчания в
качестве гипотезы, то есть две возможности проверить ее
достоверность. Если она действительно существует, если это
процесс реализации или гибели убеждений, то он не мог не
привлечь исследователей прошлого. Мало вероятно, что такой
процесс ускользнул от внимания чутких и вдумчивых
наблюдателей, какими были философы, юристы, историки,
описывавшие людей и мир вокруг себя. Приступив к поискам, я
натолкнулась на обнадеживающий знак в прошлом, обнаружив
точное описание динамики спирали молчания в опубликованной
в 1856 г. А. де Токвилем истории Французской революции.
Говоря
Автор, видимо, имеет в виду русскую пословицу: «С волками жить — по-волчьи
выть». — Прим.ред.

36

о падении французской Церкви в середине XVIII в., он, в
частности, отметил, что презрение.к религии стало тогда
всеобщей и господствующей страстью среди французов.
Серьезной причиной для этого, по его мнению, было «онемение» французской Церкви. «Люди, придерживавшиеся
прежней веры, боялись оказаться в меньшинстве преданных
своей религии. А поскольку изоляция страшила их более, чем
ошибки, они присоединялись к большинству, не изменяя своих
мыслей. Взгляды одной лишь части нации казались мнением
всех и именно поэтому вводили в неодолимое заблуждение как
раз тех, кто был виной этого обмана»7.
Продвигаясь в глубь веков, я повсюду обнаруживала
впечатляющие наблюдения и замечания на интересующую меня
тему: у Ж.-Ж. Руссо и Д. Юма, у Дж. Локка, М. Лютера,
Макиавелли, Яна Гуса и, наконец, у античностых авторов. То
были скорее заметки на полях, нежели глубокие рассуждения.
Но реальность спирали молчания становилась все более
ощутимой.
Вторая возможность проверить достоверность гипотезы
обеспечивается эмпирическим исследованием. Если феномен
спирали молчания существует, его можно измерить. По крайней
мере сегодня, когда уже почти полстолетия широко
применяется инструментарий репрезентативных опросов,
социально-психологические явления не могут ускользнуть от
внимания наблюдателя. Такого рода инструментарий был
придуман, чтобы выявить процесс спирали молчания, об этом
речь пойдет в следующей главе.
Примечания
L е о n h а г d t R. W. Der Kampf der Meinungsforscher. Elisabeth
Noelle-Neumann: «Ich wiirde mich gar nieht wundern, wenn die SPD ge- wanne».
—DieZeit, 17. September 1965.
2
D a v i s о n W . P h i l l i p s . Public Opinion. Introduction. — S i l l s
D . L . (Ed.). International Encyclopedia of the Social Sciences. New York, 1968,
vol. 13, p. 188-197.
См.: N o e l l e - N e u m a n n E. Return to the Concept of Powerful Mass Media.
— Studies of Broadcasting, № 9, March 1973, p. 67-112.
4
См.: L a z a r s f e l d P a u l P., B e r n a r d B e r e l s o n ,
H a z e l Ci a u d e t. The People's Choice. How the Voter Makes up his
1

3

37

Mind in a Presidential Campaign. New York, London: Columbia, 1944 (194S, 196S),
p. XXXVI f.
5
Ibid., p. 107-109.
6
См.: H o b h e s T h. The Elements of Law. Natural and Politic. London. 1969, p.
69.

T o c q u e v i l l e A. de. L'Ancien regime et la revolution. — Oeuvres completes,
vol. 2. Paris, 1952. Цит. по нем. изд.: Das alteStaatswesen und die Revolution.
Leipzig, 1857, S. 182.
7

Глава II
ДЕМОСКОПИЧЕСКАЯ ПРОВЕРКА
ГИПОТЕЗЫ

«Инструментарий» звучит, может быть, необычно, вызывая
представления об аппаратуре — от небольших приборов до
гигантских конструкций с солнечными батареями. То, что стоит в
анкете, что сформулировано как вопрос интервью и часто
смахивает на игру, — это и есть инструменты наблюдения. Ответы
репрезентативной выборочной группы на эти вопросы выявляют
мотивы и поступки, на которых" вероятно, основывается такой
процесс, как спираль молчания.
Гипотеза о спирали молчания предполагает, что мы наблюдаем
за своим окружением, чутко воспринимаем, что думает
большинство других людей, каковы тенденции, какие установки
усиливаются, что возьмет верх. Можно ли это доказать?

«Откуда мне знать?»
В январе 1971 г. мы предприняли первую попытку подступиться к
спирали молчания, предложив респондентам серию из трех
вопросов.
Вопрос относительно ГДР: «Как Вы считаете, следует ли ФРГ
признать ГДР как второе немецкое государство или нет?»
Независимо от Вашего личного мнения по этому вопросу
ответьте: «Как Вы думаете, большинство людей в ФРГ за или
против признания ГДР? Что, по Вашему мнению, произойдет, как
изменятся взгляды через год: больше или меньше людей, чем
сегодня, будут выступать за признание ГДР как второго немецкого
государства?»

39

«Независимо от Вашего личного мнения по этому вопросу
ответьте: Как Вы думаете, будет большинство людей "за" или
"против"... Что, по Вашему мнению, произойдет через год, как
изменятся мнения людей...» Вполне вероятно, что большинство
опрошенных должны были бы ответить: «Откуда мне знать, что
думает большинство, как будет дальше? Я ведь не пророк!» Но
люди не отвечают так на эти вопросы. От 80 до 90%
репрезентативной выборочной совокупности населения старше 16
лет оценивают мнение окружающих, как будто это само собой
разум'ѐю- щеѐся дело (см. табл: 1).
Таблица 1
Люди, как правило, решаются судить о том, на чьей стороне в спорном
вопросе окажется большинство населения. В таблице представлены
двенадцать примеров из 50 тестов, включенных в представительные опросы
общественного
мнения населения—(1—2
тыс. интервью)
НАБЛЮДЕНИЯ
ЗА ОКРУЖАЮЩИМ
КЛИМАТ
МНЕНИЙ в 1971-1979 гг.
Вопрос к Нерпой теме: «Отвлекаясь от Вашего собственного мнения, как Вы
думаете, большинство людей в ФРГ "за" или "против" признания ГДР?»
Аналогичным образом формулировались вопросы к другим темам.

Темы интервью для оценки «Как об этом думает
большинство людей?»

Доля
опрошенных,
давших оценку, %

Признание ГДР (январь 1971 г.)

86

Принять меры против распространения гашиша и ЛСД
(январь 1971 г.)

95

Ввести строгие законы для охраны чистоты воздуха и воды
(март 1971 г.)

75

Прерывание беременности (апрель 1972 г.)

83

«За» или «против» смертной казни? (июль 1972 г.)

90

«За» более сильное политическое влияние Франца Иозефа
Штрауса (октябрь—ноябрь 1972 г.)

80

«За» или «против» принудительного кормления
заключенных (февраль 1975 г.)

84

Можно ли принять на работу судьей члена ГКП? (апрель
1976 г.)

82

40

Продолжение табл. 1
Темы интервью для оценки «Как об этом думает
большинство людей?»

Доля
опрошенных,
давших
оценку, %

Нравится ли ХДС./ХСС? (август 1976 г.)

62

Нравится ли СПГ? (август 1976 г.)

65

«За» или «против» строительства новых атомных
электростанций? (сентябрь 1977 г.)

85

Курить в присутствии некурящих (март 1979 г.)

88

Средняя конкретных оценок но 55 темам

82

Источник: Алленсбахский архив, опросы 2068, 2069, 2081, 2083, 2087, 301 1, 3028,

3032/11, 3047, 3065.

Несколько менее уверены респонденты в оценках будущего. Но
и этот вопрос не повисает в пустоте. В январе 1971 г. почти 3/5
опрошенных высказали предположение, как изменятся мнения в
будущем. Ожидания были довольно определенны: 45% полагало,
что увеличится число людей, которые будут поддерживать
признание ГДР в качестве второго немецкого государства, а 16% —
что их число уменьшится (см. табл. 2).
Таблица 2
Тест готовности высказаться о будущем развитии мнений, например по
вопросу признания ГДР в январе 1971 г.
ОЖИДАНИЯ КАК ВЫРАЖЕНИЕ КЛИМАТА МНЕНИЙ
Вопрос: «Как, на Ваш взгляд, изменятся мнения через год — больше или
меньше людей, чем сегодня, выскажутся за признание ГДР в качестве второго
немецкого государства»?
Население
старше 16 лет,
Через год больше людей будет «за» признание ГДР

%
45

Больше будет «против»

16

Не знаю

39
100
п = 1979
Источник: Алленсбахский архив, опрос 2068.

41

Результат напомнил мне наблюдения 1965 г. И тогда
большинство респондентов на вопрос: «Как Вы думаете, кто
победит на выборах?» — не возразили: «Откуда мне знать?», хотя
это был бы вполне резонный ответ, если учесть демоскопичѐские
данные, которые месяц за месяцем отражали предвыборную гонку
кандидатов на равных. Нет, ожидания проявлялись тогда все яснее
и яснее, и не без последствий, как показали события в последние
минуты голосования. Если перенести наблюдения 1965 г. на 1971 г.,
следовало ожидать спирали молчания в пользу признания ГДР.

Открытие новой способности человека —
восприятие климата мнений
Пытаясь установить, поддается ли гипотеза об отмалчивании
эмпирической проверке, мы вслед за первым опытом в январе 1971
г. многократно апробировали похожие серии вопросов. И каждый
раз находили подтверждение тому, что население имеет
представление о мнении большинства и меньшинства, о частотных
распределениях мнений «за» и «против» — независимо от того,
были опубликованы демоскопические данные или нет и какие, —
как это произошло в 1965 г. (см. табл. 3).
Таблица 3
ОЦЕНКИ БУДУЩЕГО КЛИМАТА МНЕНИЙ
Какой лагерь будет сильнее, какой слабее?
Многие люди отваживаются судить от том, какой лагерь в спорном вопросе
окажется сильнее.
В таблице представлены шесть примеров из 25 тестов на основе 1- 2 тыс.
интервью с представительными для населения выборками (1971-1979 гг.).
Вопрос: «Как, на Ваш взгляд, изменятся мнения через год: тогда больше или
меньше людей, чем сегодня, будут "за"...?»

Темы для оценки дальнейшего развития
мнений

Доля опрошенных,
высказавшихся о развитии
мнений в ближайшем будущем
(через год), %

Признание ГДР (январь 1971 г.)

61

«За» или «против» общества личных
достижений? (август 1972 г.)

. 68

42

Темы для оценки дальнейшего развития
мнений

Доля опрошенных,
Продолжение
табл. 3
высказавшихся о развитии
мнений в ближайшем
будущем (через год), %

Совместная жизнь молодой пары без
оформления брака (февраль 1973 г.)

79

За более сильное политическое влияние
Франца Иозефа Штрауса (март—апрель
1975 г.)

72

«За» или «против» смертной казни?
(июль—август 1977 г.)

87

Строительство новых атомных станций
(март 1979 г.)

81

Средняя конкретных ответов о дальнейшем
развитии мнений по 27 темам

75

Источник: Алленсбахский архив, опросы 2068, 2084, 2090, 3013, 3046, 3065.

43

В год следующих выборов — 1976 г. — мы подвергли
систематическому сравнительному анализу вопросы, с
помощью которых в течение 1965-1971 гг. измерялось
восприятие распространенности мнений: «Кто победит на
выборах?» «Как думает большинство людей?» Оба инструмента показывали одно и то же. Однако вопрос: «Нравится ли
большинству людей ХДС/ХСС... или Вы так не думаете?» —
оказался более чувствительным и тем самым более удачным
инструментом: он четче показывал взлеты и падения в оценках
силы партий (см. рис. 3).
Рассматривая поразившие нас колебания климата мнений
населения относительно партий, невольно задаешься
вопросом: правильно ли население их оценивает? В декабре
1974 г. мы начали систематически включать этот вопрос в
наши опросы. Намерения избирателей, мало изменяющиеся, в
соответствии с правилом об иерархии ста- бильностей за 15
месяцев наблюдений обнаружили легкие, но устойчивые
тенденции. Всего на 6% не совпадали „ верхняя и нижняя
оценки ХДС/ХСС и на 4% — СПГ. В то же самое время
показатель климата мнений, как это воспринимало население,
обнаружил значительные колебания — здесь расхождения
достигали 24%, и эти колебания явно)были вызваны
соответствующей
переориентацией
небольшой
части
избирателей (см. рис. 4, 5). Загадка за-

44

ключалась в следующем: каким образом население могло
воспринимать эти в общем слабые колебания в намерениях
избирателей? Мы продолжили исследования. Замеры по стране в
целом уточнялись наблюдениями в опреде-

45

ленных районах страны, в землях — например, в Нижней Саксонии
или земле Рейнланд-Пфальц (см. рис. 6). Институт Гэллапа заявил о
своей готовности изучать способность английского населения
воспринимать изменения в климате мнений. И хотя, кажется,
намерения избирателей в Англии не столь определенны, как в ФРГ,
англичане эту способность обнаружили (см. рис. 7).

Каков предельный круг вопросов, на которые распространяется
эта способность восприятия климата мнений? Следует
предположить, что в поле наблюдений постоянно находилось
несколько сотен тем. Начиная с марта 1971 г. мы располагаем
данными об отношении населения к смертной казни и можем
сравнить оценки климата мнений по этому вопросу. Нет данных за
1972-1975 гг. — тогда у нас были другие, более важные вопросы
для эмпирической проверки спирали молчания. Однако шесть
измерений в 1971-1979 гг. подтвер-

46

жцают, насколько надежно действительные изменения мнений
отражаются в восприятии климата мнений (см. рис. 8, 9).

47

Иногда восприятие нарушается, но поскольку в целом оно так
хорошо срабатывает, то каждый случай искажения вызывает
любопытство. Вероятно, в этих случаях каким- то образом
искажены сигналы, на которых основывается восприятие климата
мнений. Но мы не знаем об этих сигналах, поэтому выявить
искажения трудно. Этому посвящена одна из глав книги1.

«Железнодорожный» тест
Один источник искажений, если оглядываться назад, мы нашли еще
в 1965 г. Позиции партий, измеренные с точки зрения намерений
избирателей, были в равной степени сильными. Но сила одного из
лагерей, измеряемая с помощью вопроса «климата мнений»: «Кто
победит на выборах?» — неуклонно возрастала. Исходя из
гипотезы о спирали молчания, этот факт можно объяснить
различиями в готовности говорить о своих убеждениях «на людях»,
т.е. там, где каждый может видеть нужные ему сигналы. Если люди
действительно чутко наблюдают за мнениями в своей среде и в
своем поведении могут подстраиваться, приспособиться к силе или
слабости лагерей, то это обстоятельство является вторым
предположением, которое следует эмпирически изучить.
В январе 1972 г. в алленсбахском интервью появляется
странный вопрос, который еще никто до этого не задавал.
Адресовался он домохозяйкам, и речь в нем шла о воспитании
детей.
Интервьюируемому
предлагалась
картинка,
иллюстрирующая диалог двух женщин: «Две матери беседуют о
том, стоит ли бить ребенка, если он плохо ведет себя. С которой из
двоих Вы согласны — с той, что в нижнем углу картинки или в
верхнем?» (см. рис. 10). Одна из женщин на рисунке объясняет:
«Совершенно недопустимо бить ребенка, можно воспитывать его и
без этого».
40 процентов представительной выборки домохозяек
согласились тогда с этим мнением.
По мнению другой собеседницы, «порка тоже воспитывает, это
не повредило еще ни одному ребенку». 47% домохозяек
присоединились к этому мнению, 13% затруднились дать ответ.

48

Далее следовал следующий тест: «Предположим, Вам
предстоит ехать в поезде пять часов и в Вашем купе оказалась
женщина, которая считает...» Здесь текст разделялся на два
варианта. Для женщин, которые принципиально
49

против порки детей, заключительный текст звучал следующим
образом: «...что порка — это тоже воспитание». В другой группе
женщин, которые одобряли подобное наказание, тест завершался
так: «...что порка детей абсолютно неприемлема».
Таким образом, женщин-домохозяек сталкивали с попутчицей,
разделяющей мнение, противоположное их собственному. И в том
и в другом вариантах тест завершался вопросом: «Стали бы Вы
беседовать с этой женщиной, чтобы лучше"познакомиться с ее
позицией, или Вы не придали бы этому особого значения?»
С тех пор мы не раз повторяли «железнодорожный» тест,
варьируя его темы: иногда это был разговор о ХДС или СПГ, в
другой раз — беседа о расовой сегрегации в Южной Африке или о
сожительстве молодых людей вне брака, об атомных
электростанциях или статусе эмигрантов, о 218-м параграфе, об
угрозе наркотиков, о радикалах.
Предстояло проверить гипотезу: в столкновении разных точек
зрения противники с различной степенью активности и открытости
защищают свои убеждения. Лагерь, обнаруживающий большую
готовность открыто говорить о своих убеждениях, производит
впечатление более сильного и тем самым влияет на других,
побуждая последних присоединиться к более сильному или умножающему свои ряды противнику. Эта тенденция легко
прослеживается в единичных случаях. Но как в целом наладить
измерение этого процесса, которое бы удовлетворяло научным
требованиям повторяемости и контролируемости, независимости от
субъективных впечатлений наблюдателя? Можно попробовать
моделировать действительность в условиях, допускающих
измерение. Например, моделировать действительность в
демоскопиче- ском интервью, когда вопросы следуют в четко
определенном порядке, когда их формулировка не меняется, будь
то выборки из 500, 1000 и 2000 респондентов, где задействованы
сотни интервьюеров, так что ни одни из факторов не может
серьезно повлиять на результат._Но насколько слабее ситуация в
интервью по сравнению с жизнью» опытом, восприятием
действительности!

50

Поведение «на людях»
Первая задача состояла в том, чтобы в демоскопическом интервью
смоделировать
давлениеокружающих,
выявить
скрытую
готовность респондента как-то вести себя «на лю-

51

дях». Совершенно очевидно, что речь идет об открытом для всех
поведении, на основании которого мы обычно делаем выводы осиле
или слабости группировок, а нетолько о разговорах в домашнем
кругу. Люди, у которых нет друзей, которые по природе замкнуты,
также воспринимают знаки,
52

сигналы среды, как показывают анализы «сдвига в последнюю
минуту». И тогда наступает резкое изменение климата в пользу
той или иной партии, личности, идей, оно ощущается повсюду
почти тотчас же, одновременно во всех группах населения:
возрастных и профессиональных (см.
53

рис. 11-13). Такое возможно л ишь при условии, что эти сигналы
абсолютно открыты, доступны общественности. Поведение в семье,
в кругу близких может быть таким же, как «на людях», или иным
—для процесса спирали молчания это неважно. Мы быстро поняли
это, когда попытались смоделировать в интервью ситуацию, в
которой респондент должен был обнаружить свою склонность к
молчанию или к выступлению. Мы просили респондента
представить себе вечеринку, достаточно многолюдную, где часть
гостей ему незнакома. И здесь речь заходит об определенной неоднозначной, спорной теме — в вопросе указывался конкретный
предмет разговора. Станет ли респондент участвовать в разговоре
или не придаст ему значения? Вопрос не срабатывал: сцена была
недостаточно «публичной», в реакциях респондента сказывалась
вежливость по отношению к хозяину вечеринки, гостям,
придерживавшимся другого мнения.Тогда мы попробовал и
«железнодорожный» тест, смоделированный на публичную
ситуацию: каждый может принять участие в разговоре в
присутствии людей, чье имя и умонастроение неизвестны.Втоже
время вэтой модели была представлена «малая общественность»,
где в разговор может вступить даже застенчивый человек, если захочет. Но проя вится л и то естествен нос для человека поведениевреальной публичной ситуации — на улице, на рынке,в
молочной или на зрительских трибунах, — которое он
демонстрирует наедине с интервьюером или в присутствии членов
семьи? Или импульс воображаемой общественности слишком слаб?

Рассчитывающие на победу разговорчивы,
проигрывающие склонны молчать
Проанализировав
«железнодорожный»
тест
в
опросах
1972,1973,1974 гг., мы выяснили: готовность противников говорить
наопределенныетемы и склонность к молчанию поддаются
измерению. Именно предстоящие выборы 1972 г. предложили
идеальныетемы для таких тестов. Вос- хищениелауреатом
Нобелевской премии федеральным канцлером Вилли Брандтом
достигло апогея, мнения по поводу новой восточной политики,
которую он символизировал, разделялись. Ни сторонникам, ни
противникам В. Брандта не стоило особого труда определить, какой
ла

54

герь сильнее. В мае 1972 г. на вопрос: «КакВы считаете,
большинстволгодей в стране "за" или "против" восточных
соглашений?» — 51% опрошенных ответил и, что большинство—
"за", 8—считали, что большинство "против", 27— полагали, что
сторонников и противников «примерно поровну», 14% ответили:
«Затрудняюсь ответить».
В ходе предвыборной борьбы в октябре 1972 г. в одном из
опросов использовался «железнодорожный» тест: «Предположим,
Вам предстоит проехать пять часов в поезде и кто-то из попутчиков
в Вашем купе начинает говорить в поддержку (в каждом втором
интервью — в осуждение) федерального канцлера В. Брандта.
Станетели Вы беседовать с этим человеком, чтобы лучше
познакомиться с его позицией, или не обратите на это внимания?»
Сторонники В. Брандта — их оказалось значительно больше, чем
противников, — ответили: «С удовольствием бы побеседовал»—50%, "против" высказались 35%, ответ: «Не придал бы
значения» — объединил 42% сторонников и 56% противников
(см.табл. 4). Это означало, что приверженцы Брандта превосходили
своих противников нетолько по численности, но и по мощи,
которая проявлялась в их постоянной готовности говорить и
демонстрировать свою поддержку.
Таблица 4
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ТЕСТ
Готовность говорить и тенденция отмалчиваться о федеральном канцлере В.
Брандте в условиях «малой общественности» (октябрь 1972 г.), %
Большинство:
согласные
Брандтом

Меньшинство:
с согласные
с
Брандтом

В поезде охотно бы разговаривали с
попутчиками о В. Брандте

50

35

Не стали бы придавать этому
значение

42

56

Затруднялись ответить

8

-

100 1011

9

1

100
502

Источник: Алленсбахский архив, опросы Института демоскопии
2086/1 + П.

55

не
I

Значок — тот же разговор
В этом контексте разговорчивость и отмалчивание понимаются в
широком смысле. Носить значок, прикрепить символику на
автомашину есть своего рода высказывание; не делать этого, даже
если имеются собственные убеждения, означает отмалчивание.
Демонстративно
манипулировать
газетой
определенного
направления, например Франкфуртер рундшау, означает говорить;
прятать ее в карман или прикрывать другой, менее красноречивой
газетой (она, конечно, не спрятана, просто завернута) равнозначно
молчанию. Говорить — это значит распространять листовки,
расклеивать плакаты, пачкать и срывать плакаты. В 60-е годы
длинные волосы у мужчин говорили сами за себя — это был знак,
как в свое время носить джинсы — в странах Восточного блока.
И без «железнодорожного» геста накануне выборов 1972 г. мы
получили достаточно эмпирических доказательств, что при
столкновении мнений одна сторона более откровенно и активно
выражает свою позицию, а другая сторона, не слабее, а может быть,
даже сильнее численно, отмалчивается. Известная жалоба бывшего
американского вице-президента С. Агшо на «молчащее
большинство» была вполне оправданной: она касалась
действительности, воспринимавшейся многими людьми, они даже
«поработали» над ее созданием, не вполне осознав это,потому что
их «работа» не получила словесного выражения.
После выборов в бундестаг в 1972 г. оказалось, что один вопрос,
как вспышка, высветил неравенство противостоящих лагерей —
практически равных по числу своих членов и сторонников — с
точки зрения их силы, «подачи» себя публично. Вопрос звучал гак:
«Различные партии использовали много плакатов, значков,
символики для автомашин. Символику, плакаты, значки какой
партии можно было, по Вашему мнению, видеть чаще всего?» 53%
респондентов ответили: предвыборной символики СПГ, 9% —
ХДС/ХСС. Второй вопрос перепроверял это же обстоятельство с
другой стороны: «Результаты партии на выборах в значительной
степени зависят от активности ее сторонников в ходе предвыборной
кампании. Сторонники какой партии обнаружили, по Вашему
мнению, наибольшую личную увлеченность, чрезмерную
склонность к

56

идеализму?» В репрезентативной выборке 44% населения ответили,
что сторонники СПГ, 8% — ХДС/ХСС. Эти_ре- зультаты можно
истолковать следующим образом: напрасно осенью 1972 г.
сторонник ХДС, обозначивший свою позицию значками и
символикой, оглядывался вокруг в поисках единомышленников;
последние, предпочтя молчание, как раз и способствовали тому, что
каждый, кто разделял их убеждения и хотел бы символизировать
свою поддержку значком, должен был чувствовать себя действительно в одиночестве и изоляции. Пожалуй, спираль молчания
невозможно закрутить туже, чем это было сделано тогда.
Первоначально попытки выявить климат мнений, получить его
подтверждение производили непривычное впечатление. Носить
значок, прикрепить символику на машину — дело вкуса, не так ли?
Кому-то нравится, кому- то нет. Может быть, консервативно
настроенный
человек
более
сдержан?
Или
вспомним
«железнодорожный» тест: одни охотно вступают в разговоры с
попутчиками, другие предпочитают молчать. Можно ли в таком
случае рассматривать «железнодорожный» тест как показатель
того, что процессы давления на мнение людей протекают по типу
спирали молчания?

Преимущество — иметь разговорчивые
группы на своей стороне
Замечено верно и демоскопия подтверждает: независимо от темы,
независимо от убеждении одни охотно вступают в разговор, а
другие предпочитают молчать. Этот вывод справедлив
относительно целых групп населения. «На людях», а также в
«малой
общественности»
мужчины Долее, чем женщины,
ГОТОВНОСТЬ К ДИСКУССИИ
склонны
обсуждать
РАЗЛИЧНЫХ ГРУПП НАСЕЛЕНИЯ
неоднозначную тему, молодые
—
охотнее
стариков,
представители высших слоев общества больше, чем представители
низших слоев (см. табл. 5). Данное обстоятельство влияет на
общественную расстановку сил. Фракция, которая умеет привлечь
на свою сторону больше молодежи и людей с более высоким
уровнем образования, изначально имеет больше шансов на победу.
Но это лишь полдела. Есть еще один фактор, влияющий на нашу
разговорчивость: ощущение, что ты уловил тенденцию, дух
времени и ему соответствуют собственные убеждения, что с тобой
согласны наиболее современные, разумные или просто лучшие
люди (см. табл. 6).
57

Таблица 5
Готовы
диску- Не хотят Трудно
скатировать
по дискутиро- зать, хотят ли
противоречивой вать, %
дискутировать,
теме", %
%

п=

Население старше 16
лет в це- лом

36

51

13 = 100

9966

Мужчины

45

45

10 = 100

4631

Женщины

29

56

15 = 100

5335

Народная школа

32

54

14 = 100

7517

Средняя школа

.50

42

8 = 100

2435

16-29 лет

42

47

11 = 100

25S4'

30-44 года

39

50

11 = 100

2830

45-59 лет

35

52

13 = 100

2268

60 лет и старше

27

56

17 = 100

2264

Фермеры

19

63 *

18 = 100

621

Рабочие
низкой
квалификации

28

24

18 = 100

2289

Образование

Возрастная группа

Профессиональная группа

Во время поездки в поезде охотно разговаривали бы с попутчиком о
наступлении социализма, запрете IК11. о канцлере Брандте или о том, можно ли
неженатым вместе жить. (Архив Алленсбаха, опросы 2084/2085/2086/1 +
11/2089/2090-^1992/1973).

58

Продолжение табл. 5
скаГотовы
диску- Не хотят Трудно
зать, хотят ли
тировать
по дисдискутировать,
противоречивой кутиро%
теме*, %
вать, %

п=

Квалифицированные рабочие

37

51

12 = 100

2430

Служащие низкой и
средней
квалификации,
государственные
чиновники

41

49

10 = 100

2628

Руководители,
государственные
чиновники верхних
звеньев

47

44

9 = 100

1051

Самостоятельные
предприниматели,
лица свободных
профессий

40

49

11 = 100

927

Ежемесячный чистый доход основного кормильца семьи марок

Менее 800

26

56

18 = 100

1448

800 - 1000

32

53

15 = 100

IS 75

1000— 1250

35

52

13 = 100

2789

1250-2000

42

4S

10 = 100

2979

2000 и более

48

43

9 = 100

866

Деревни

32

52

16 = 100

1836

Небольш ие города

37

52

11 = 100

3164

Город и село

Во время поездки в поезде охотно разговаривали бы с попутчиком о
наступлении социализма, запрете ГКП, о канцлере Брандте или о том, можно ли
неженатым вместе жить. (Архив Алленсбаха, опросы 2084/20S5/2086/1 +
11/2089/2090—1992/1973).

59

Продолжение табл. 5
Готовы
диску- Не хотят Трудно
скатировать
по дисзать, хотят ли
противоречивой кутиродискутировать,
теме*, %
вать, %
%

п=

Средние города

36

51

13 = 100

1797

Большие города

38

49

13 = 100

3160

Сторонники
ХДС/ХСС

34

55

11 = 100

3041

Сторонники СПГ

43

47

10 = 100

4162

Сторонники СвПГ

48

44

8 = 100

538

Политическая ориентация

Таблица 6
ГОТОВНОСТЬ ГОВОРИТЬ КАК ПОКАЗАТЕЛЬ
СОЦИАЛЬНОГО КЛИМАТА И САМОСОЗНАНИЯ ГРУПП
НАСЕЛЕНИЯ
Динамика с 1972 по 1978 г. обнаруживает общий рост разговорчивости,
особенно выраженный у сторонников ХДС/ХСС.
В поезде охотно бы разговаривали с
попутчиком, %
1972- 1973 гг. 1975- 1976 гг.

1977- 1978 гг.

Население старше 16 лет в
целом

36

37

44

Мужчины

45

43

52

Женщины

29

32

37

16-29 лет

42

41

51

30-44 лет

39

41

51

45-59 лет

35

35

42

Возрастные группы

60

Продолжение табл. 6
В поезде охотно бы разговаривали с
попутчиком, %
1972—
1973 гг.

19751976 гг.

19771978 гг.

27

30

33 j

Народная школа

32

34

39

Средняя школа

50

46

53

19

30

29

Рабочие низкой
квалификации

28

29

35

Квал ифи ци рова н н ые
рабочие

37

37

44

Служащие низкой и средней
квалификации,
государственные чиновники
нижнего и среднего звена

41

41

48

Руководители,
государственные чиновники верхнего
звена

47

46

54

Самостоятельные
предприниматели, лица свободных
профессий

40

40

47

Деревни (менее 2 тыс.;
1977-1978 гг.: менее 5 тыс.
жителей)

32

37

41

Небольшие города (2— 20
тыс.; 1977— 197S гг.: 5—20
тыс. жителей)

37

36

46

Средние города

36

38

45

Крупные города

38

37

44

38

44

60 лет и старше
Образование

Профессиональные группы
Фермеры

Город и село

Партийно-политическая ориентация
Сторонники ХДС/ХСС

34

61

Продолжение табл. 5
В поезде охотно бы разговаривали | с
попутчиком, %
1977- ! 1978 гг. 1

1972—
1973 гг.

19751976 гг.

Сторонники СПГ

43

40

47 j

Сторонники СвПГ

48

38

49

Источники: 1972—1973 гг.: Алленсбахский архив, опросы Института демоскопии
2084, 2085, 2086/1 + II, 2089, 2090 (между августом 1972 и февралем 1973 г.).
Для дискуссий в поезде предлагались следующие темы: внедрение социализма,
запрет ГКП, федеральный канцлер В. Брандт, совместное проживание не
состоящих в браке. База опрошенных в целом: 9966 интервью. 1975—1976 гг.:
Алленсбахский архив, опросы Института демоскопии ЗОН, 3012, 3013, 3020,
3031/1, 3035 и 3037 (между февралем 1975 и декабрем 1976 г.). Для дискуссий с
попутчиком предлагались следующие темы: принудительное кормление
заключенных, смертная казнь, «за» большее влияние Франца Йозефа Штрауса
на политику, хорошее мнение об испанском государственном правлении,
нравится ли СПГ, нравятся ли ХДС/ХСС, совместное проживание не состоящих
в браке, курение в присутствии некурящих. База опрошенных в целом: 14 504
интервью.
1977—1978 гг.: Алленсбахский архив, опросы Института демоскопии 3046,
3047, 3048, 3049 и 3060 (между августом 1977 и октябрем 1978 г.). Темы для
дискуссий с попутчиком: смертная казнь, строительство новых атомных
электростанций, смертная казнь для террористов, симпатии к террористам,
объединенная Европа без России и восточноевропейских стран. База
опрошенных в целом: 10 113 интервью.

Развязывает язык
чувство соответствия духу времени

62

Осенью 1972 г. сторонники Вилли Браидта — независимо от
возраста, пола, образования (см. табл. 7) — обнаружили большую
готовность участвовать в публичной дискуссии, чем его
противники.
«Железнодорожный»
тест
оправдал
себя.
Использование его как инструмента в серии опросов помогло
выявить, кто желает участвовать в дискуссиях, а кто предпочитает
отмалчиваться. 54% сторонников СПГ хотели бы во время
путешествия принять участие в обсуждении политики СПГ, и лишь
44% сторонников ХДС/ХСС охотно поддержали бы разговор о
ХДС

63

(1974)2. После смены в ведомстве федерального канцлера 47%
сторонников Гельмута Шмидта и лишь 28% его противников
готовы были говорить о нем (1974)3. Разговор о принудительном
питании в тюрьмах во время голодовки поддержали 46%
заключенных, согласных с этой мерой, и 33% ее противников
(1975)4.
Таблица 7
В КАЖДОЙ ГРУППЕ НАСЕЛЕНИЯ СТОРОННИКИ ГОСПОДСТВУЮЩЕГО МНЕНИЯ
БОЛЕЕ СКЛОННЫ ГОВОРИТЬ, ЧЕМ ПРЕДСТАВИТЕЛИ МЕНЬШИНСТВА
Пример: Сторонники и противники политики федерального канцлера В. Брандта в
1972 г.
В поезде охотно поговорили бы с
попутчиком
Представители
Представители
господствующего
меньшинства:
большинства:
противники
сторонники В. Брандта, В. Брандта,
%
%
В целом

49

3.5

Мужчины

57

44

Женщины

42

27

16-29 лет

53

43

30—44 года

47

37

45-59 лет

55

30

60 лет и старше

42

34

Народная школа

45

29

Средняя школа

61

51

Фермеры

39

13

Рабочие низкой квалификации

40

24

Возрастные группы

Образование

Профессиональная группа

64

Продолжение табл. 7
В поезде охотно поговорили бы с
попутчиком
Представители
Представители
господствующего
меньшинства:
большинства:
противники
сторонники В. Брандта, В. Брандта,
%
%
Квалифицированные рабочие

45

30

Служащие, государствен н ые
чиновники нижнего и среднего
звена

57

43

Руководители, государственные
чиновники высшего звена

62

47

55

49

Деревни (менее 5 тыс. жителей)

46

28

Малые города (5—20 тыс.)

46

42

Средние города (20— 100 тыс.)

4S

40

Крупные города (100 тыс. и
более)

54

36

Сторонники ХДС/ХСС

46

36

Сторонники СПГ

52

35

Сам остоятел ьн ые
предприниматели, лица
свободных профессий
Город и село

Партийно-политическая ориентация

Пример для понимания таблицы: Мужчины, согласные с политикой фе- дерального
канцлера В. Брандта (сторонники В. Брандта); из них 57% охотно поговорили
бы с попутчиком о В. Брандте.
Источник: Алленсбахский архив, опросы Института демоскопии 2086/1 + II, октябрь
1972 г. В целом: сторонников В. Брандта — 1011, противников — 502.

65

Смена тенденции — шанс для исследования
Вот мы и подошли к так начинаемому повороту тенденций? До сих
пор нам не удавалось установить, чем объясняется разговорчивость
сторонников левых и политических лидеров левых; возможно,
этому способствовал благоприятный для них климат мнений, а
может быть, разговорчивость как-то связана с левыми
убеждениями.
Два наблюдения из прошлого опыта опровергли последнее
предположение. Во-первых, заметно упало желание сторонников
СПГ вступать в дискуссии о своей партии в период 1974—1976 гг.,
т.е. в момент смены тенденции: с 54% в 1974 г. до 48% в 1976 г. При
этом на общий результат эти изменения не повлияли. Заметной
была лишь внезапная чувствительность респондентов к общей
тональности оценок СПГ участниками «железнодорожного» теста,
т.е. их дружелюбность или неприязненность. В 1974 г. изъявили
желание участвовать в дискуссии об СПГ независимо от взглядов
попутчиков: 56% сторонников — если СПГ хвалили, 52% — если ее
ругали. В 1976 г. 60% сторонников СПГ были заинтересованы в
беседе с единомышленниками; однако, если другой пассажир в
купе приводил аргументы против СПГ, готовность участвовать в
разговоре снижалась до 32%. Сторонники ХДС/ХСС вели себя
совершенно иначе. 1974 год отмечен всплеском чувствительности к
оценкам, но готовность поддержать разговор зависела от того, как
настроен попутчик к ХДС; зато в 1976 г. не было замечено никаких
различий5.
После опыта 1972 и 1973 гг. мы собирались исключить из
«железнодорожного» теста формулировку «противник —
сторонник» определенной идеи, направления или личности,
сравнивая респондентов по их готовности говорить или
отмалчиваться. Тогда результаты опросов не выявили различий.
Только в 1975—1976 гг. мы обнаружили, что было бы опрометчиво
пренебрегать этим вопросом в тесте. Лишь там, где, как говорилось
выше, спираль молчания практически достигала своего пика, т.е.
когда одна фракция завладевала публичной ареной, полностью
вытеснив другую фракцию, разговоры и молчание определяют
общее положение, независимо от доброжелательного или
неприязненного настроя в одной конкрет

66

ной ситуации. Но наряду с такого рода однозначным соотношением
существуют незавершенное противостояние, нерешенные споры,
может быть, даже не обнаружен конфликт, и процесс протекает в
скрытной форме. Во всех этих случаях, как показали более поздние
исследования, реакции на тональность разговора в поезде могут
весьма различаться, быть обманчивыми.

Предположение, что левые не учитывают
климата мнений, не подтверждается
Второе открытие, впоследствии опровергшее предположение о
принципиальной предрасположенности к разговорчивости людей
левой ориентации, мы сделали, изучая явление, которое многие
десятилетия привлекало внимание исследователей выборных
кампаний. С одной стороны, четко прослеживалась тенденция, что
часть избирателей изменит ориентацию в пользу ожидаемого
победителя. С другой стороны, после выборов многие избиратели
утверждали, что голосовали за победившую партию, что не подтверждалось результатами предвыборных опросов. Это тоже можно
'интерпретировать как «эффект одной упряжки» — попытку
выдавать себя сторонником победителя, даже если вы голосовали
иначе.
В Алленсбахском архиве мы ретроспективно исследовали
данные опросов вплоть до 1949 г. — даты первых выборов в
бундестаг. Простое правило, согласно которому после каждых
выборов число людей, говорящих о своем голосовании в пользу
победителя, значительно превышает реально поданные голоса за
партию, не подтверждалось. Чаще всего данные опросов совпадали
со статистикой вы- боров (см. рис. 14,15). Однажды — в 1965 г. —
опросы выявили, что тех, кто говорил о своем участии в
голосовании и за побежденную СПГ, и за победившую ХДС/ХСС,
было меньше, чем это показывают материалы избирательной
кампании. В 1969 и 1972 гг. данные опросов намного превышали
результаты выборов. Когда мы попытались разобраться в данных
опросов по так называемому панельному методу, при котором
повторно опрашивают одних и тех же лиц, то обнаружили две
странности. Первая состояла в том, что респонденты,
корректирующие впос-

67

ледствии свое выборное решение, т.е. называющие другую
партию, совершают это не всегда в пользу победившей партии, а
учитывают мнение своего ближайшего окружения. Например,
молодые избиратели корректируют его в
68

пользу СПГ, пожилые — в пользу ХДС/ХСС, рабочие — в пользу
СПГ, предприниматели — в пользу ХДС. Этот факт
свидетельствует не столько о тенденции быть на стороне
победителя, сколько о попытке не оказаться в изоляции в своем
окружении. Поскольку основные группы населения в 1972 г. в
большинстве своем голосовали за СПГ, то по послевыборным
опросам о голосовании перевес имели силы СПГ.

«Атмосферное» давление мнений:
новый метод измерения
Вторая странность заключалась в преувеличении — по сравнению
с действительностью — данных опросов, проведенных после
выборов в бундестаг, в пользу СПГ, равно как и в занижении
данных
относительно
ХДС/ХСС.
И
эти
«поправки»
послевыборных опросов по сравнению с данными голосования
постоянно менялись. Казалось, и то и

69

другое — тонкие реакции на зигзаги климата мнении, поскольку в
1972—1973 гг. наблюдался значительный перевес мнений в пользу
СПГ на последних выборах в бундестаг и неправдоподобно низкий
процент отдавших свои голоса ХДС/ХСС; затем имела место
постепенная корректировка воспоминаний об участии в выборах к
действительным показателям. Фрагмент этого ряда наблюдений
представлен на рис. 16.
К 1976 г. этот процесс не закончился. По мере приближения дня
выборов 1976 г. снова дала о себе знать прежняя тенденция:
готовность избирателей — сторонников ХДС заявить о своей
позиции (см. рис. 17).

70

Ежемесячно фиксировать завышенные оценки в пользу СПГ и
заниженные — в пользу ХДС/ХСС на вопрос о том, за кого
респондент голосовал последний раз, сегодня весьма рутинная
процедура в демоскопическом измерении остроты разногласий,
силы тенденций и поляризации мнений избирателей. Позднее мы
вернемся к значению таких искажений. Пока нам важно было
удостовериться, что на этапе «смены тенденции» разговорчивость
и молчаливость избирателей не обязательно связаны с их левыми
или правыми ориентациями.
Начиная с 1972 г. мы квалифицируем как разговорчивость и
отмалчивание завышенные ответы о голосовании за одну и,
соответственно, заниженные о голосовании за другую сторону.

Измерения готовности к публичному
признанию своих симпатий
В это же время мы разрабатывали новые инструменты, новые
тестовые формулировки. В 1975 г. впервые был апробирован блок
вопросов на выявление готовности публично признаться в
симпатиях к той или иной партии. Он был сформулирован так:
«Теперь выскажите свое мнение о партии, которая ближе других к
Вашим воззрениям. Хотите ли Вы что-нибудь сделать для партии,
которую считаете лучшей?» В качестве вариантов ответов
предлагались карточки, где были перечислены 11 различных возможностей поддержать партию. Не все варианты предусматривали
публичность выражения симпатии; таким образом, даже самые
застенчивые могли проявить свою лояльность, например
пожертвовать деньги. Другие возможности:
— носил бы значок,
— прикрепил бы символику на автомобиль,
— ходил бы по домам и агитировал избирателей поддержать
партию,
— повесил бы плакат партии на стене или в окне своего
дома,
— расклеивал бы плакаты партии,

71

— выступил бы в уличной дискуссии и поддержал
программу партии, принял бы участие в собрании партии,
— выступил бы на собрании партии, если бы это было
необходимо,
— говорил бы о позиции этой партии на собраниях других
партий,
— помог бы в распространении агитационных материалов
партии.
При пилотаже был получен простой, но значимый для анализа
ответ: «Ничего из перечисленного не стал бы делать для партии,
которой симпатизирую». Пригодность такого инструмента
проверяется тем, выявляет ли он отсутствие удовлетворительного
ответа (т.е. уклонение от ответа), фиксирует ли незначительные
изменения — подобно почтовым весам, фиксирующим различия
между 18 и 21 граммами, в отличие от амбарных весов, не
сдвигающихся с нулевой отметки при взвешивании письма в 10 или
30 граммов.
С его помощью удалось обнаружить депрессию сторонников
партии, которая, например на выборах в ландтаг земли
Рейнланд-Пфальц в 1979 г., увидела возможность проигрыша на
выборах из-за стычек в верхушке партии. Перед конфликтом в
руководстве партии (декабрь 1978
г.) 39% сторонников ХДС
ничего не хотели сделать для своей партии. Накануне выборов 48%
сторонников были того же мнения. За время с декабря по
февраль-март 1979
г. в лагере сторонников СПГ ничего не
изменилось: 30% неактивных6. Психологическое соотношение сил
сместилось, хотя мало что изменилось в намерениях голосовать.
Статистический подход здесь ничего не выявил бы, а
психологический аспект на практике привел партию на грань
поражения.
Этот конкретный случай использован нами для иллюстрации
того, как социальное исследование помогает обнаруживать
скрытые тенденции. Конечно, можно прямо спросить, носит ли
кто-нибудь значок партии или действительно прикрепил на машину
ее
символику.
С
точки
зрения
техники
измерений
преимущество«такого способа проявления симпатии в том, что
здесь фиксируется реальность и даже ведется наблюдение вместо,
вероятно, сомнительных объяснений по поводу намерений.
Недоста-

ток же его заключается в том, что круг действительно носящих
значки или открыто использующих партийную символику
совпадает с твердым ядром активистов, которые гораздо менее
чувствительны к колебаниям климата мнений. Их вполне может
оказаться слишком мало для статистических измерений —
колебания климата мнений ускользают от их наблюдений.
При проверке, не обладают ли левые большей готовностью
публично высказывать свои убеждения и открыто дискутировать,
мы установили некую дилемму. Итак, люди, оказывается, весьма
восприимчивы к климату мнений. Более того, существуют
фракции, способные завоевать общественность, и другие, которых
можно заставить отмалчиваться. Но кто скажет — по каким
мотивам? Существует ли в действительности — согласно гипотезе
о спирали молчания — страх оказаться в изоляции, на которой и
базируется весь этот процесс? Об этом речь пойдет в следующей
главе.

Примечания
1
2
3
4
5

6

См. гл. XXII наст. изд.
См.: AllensbacherArchiv, IfD-Umfrage ЗОЮ.
См. там же, IfD-Umfrage 3006.
См. там же, IfD-Umfrage 3011.
См.: N o e l l e - N e u m a n n Е. Turbulences in the Climate of Opinion: M
ethodological Applications of the Spiral of Silence Theory. — Public Opinion
Quarterly, 1977, vol. 41, p. 143—158.
См.: N o e l l e - N e u m a n n E. Die Fiihrungskrise tier C.DU im Spiegel einer Wahl.
Analyse eines dramatischen Meinungsumschwungs. — Frankfurter Attgemeine
Zeitung, № 72, 26. Marz 1979, S. 10.

73

Глава III
СТРАХ ПЕРЕД ИЗОЛЯЦИЕЙ КАК
МОТИВ

В начале 50-х годов в США был опубликован отчет об эксперименте, более 50 раз проведенном социальным психологом
Соломоном Эшем1. В этом эксперименте задача испытуемых
состояла в том, чтобы оценить длину различных линий по
сравнению с образцом (см. рис. 18). Из трех предлагаемых
отрезков один по длине соответствовал заданному образцу. На
первый взгляд задание казалось легким, потому что сразу было
видно, какая линия «правильная». Каждый раз в эксперименте
принимали участие 8-9

74

человек. Организован он был следующим образом: сначала
одновременно демонстрировались образец и отрезки для
сравнения, затем каждому испытуемому в ряду слева направо
предлагалось по очереди указать, какой из трех отрезков
соответствует образцу. В каждой серии отрезки предъявлялись 12
раз и 12 раз проводились повторы.
Затем был апробирован следующий ход: когда после первых
двух предъявлений все участники эксперимента правильно
указали соответствующий отрезок, руководитель изменил
условия. Его помощники, знавшие смысл эксперимента,
согласованно давали неправильный ответ. Наивный испытуемый,
единственный ничего не подозревающий человек, который сидел
в конце ряда и отвечал последним, был, собственно, объектом
наблюдения: как он поведет себя под давлением преобладающего
иного мнения? Будет ли он колебаться? Присоединится ли к
мнению большинства вопреки собственному мнению? Будет ли
настаивать па своем?

Классический лабораторный эксперимент
Соломона Эша подрывает представление о
зрелом человеке
Результат эксперимента показал: из 10 испытуемых 2 остались
при своем мнении, 2 один или два раза из десяти предъявлений
присоединились к мнению большинства, 6 из 10 чаще повторяли
явно неправильное мнение большинства. Это означает, что
обычно люди на весьма безобидный для них вопрос и в довольно
несущественной ситуации, не затрагивающей их интересы,
присоединялись к мнению большинства, даже если они не
сомневались в его неправильности. Об этом писал Токвиль:
«Страшась изоляции больше, чем ошибки, они присоединяются к
большинству, думая иначе...»2
Если сравнить исследовательский метод Соломона Эша с
«железнодорожным» тестом, встроенным в демо- скопическое
интервью, то метод Эша приобретает совсем иное звучание,
другую убедительность. Эш работал в условиях лабораторного
эксперимента,
моделируя
обстановку,
которую
мог
контролировать до мелочей: расстановка стульев, поведение лиц,
посвященных в задачи экспери

75

мента, соответствие или отличие линий в сравнении с образцом.
Условия лаборатории позволили Эшу смоделировать абсолютно
однозначную ситуацию. По сравнению с этим демоскопическое
интервью - более «грязный» метод исследования, допускающий
разнообразные искажения. Например, остается неясным, сколько
опрошенных совсем не понимают смысла вопроса, сколько
интервьюеров некорректно зачитывают вопросы, нарушая
заданный порядок и фиксированный текст, изменяя
формулировки вопроса, допуская свободные импровизации,
прибегая к неконтролируемым пояснениям, если респондент не
совсем понимает смысл вопроса. Сколько фантазии ожидается от
обыденного человека, когда его просят ответить на вопрос:
«Предположим, Вам предстоит пять часов ехать в поезде и кто-то
в купе начинает...»! В таком интервью можно дать только очень
слабый импульс. Все зависит от прочтения вопроса и записи
ответов, любая мелочь, вклинившаяся в «болтовню», вызывает
неприятное чувство. А в ла- боратории можно «воспроизвести
правильную ситуацию», где под впечатлением близких к
реальности воздействий участник эксперимента испытывает
различные чувства, например, ощущает себя дураком, который
видит не то, что другие.

Два мотива подражания: обучение и
страх перед изоляцией
«Страшась изоляции больше, чем ошибки...» — объяснил
Токвиль. В конце прошлого столетия его соотечественник,
социолог Габриэль Тард, говоря о потребности человека не
отличаться от общественности, целый раздел своего труда
посвятил человеческим наклонностям и способности к
имитации3. С тех пор проблема имитации стала предметом
социальных исследований. В «Международной энциклопедий
социальных наук» 1968 г. ей посвящена обширная статья4. Но в
ней имитация объясняется не как страх перед исключением из
сообщества, а как своего рода учеба. Люди наблюдают поведение
других, узнают о других, узнают о существующих возможностях
и при удобном случае апробируют такое поведение сами.

76

Реализация наших целей — определить роль страха оказаться
в изоляции — осложняется следующим моментом: наблюдаемое
подражание или повторение вслед за другими может
осуществляться но разным причинам. Это может быть страх
перед изоляцией, но может также быть имитация в целях
обучения, особенно в условиях демократического общества, в
котором мнение большинства отождествляется с наилучшим
решением.
Главное
достоинство
лабораторного
эксперимента
Эша"заключается именно в том, что здесь исключены любые
двусмысленности. Испытуемый своими глазами видит, что
одинаковые, по оценкам большинства участников эксперимента,
линии различаются по длине. Если испытуемый присоединяется к
мнению большинства, вывод однозначен: дело не в надежде
приобрести какой-то опыт, причина — страх перед изоляцией.
Как можно предположить на основании негативной тональности таких оценок, как «конформист» или «попутчик»,
склонность
людей
к
подражанию
не
соответствует
гуманистическому идеалу. Это не те качества, с которыми
хочется отождествлять себя, хотя их вполне можно отнести к
другим.
В эксперименте Эша также ставился вопрос, является ли
такой конформизм особенностью американцев. Стэнли Милгрэм
повторил исследование в несколько измененной форме в двух
европейских странах5: во Франции, где население, как считается,
ведет себя подчеркнуто индивидуалистски, и в Норвегии, где
предполагается чрезвычайно сильная социальная сплоченность6.
Хотя в эксперименте Милгрэма испытуемые не видели остальных
участников, а только слышали их, впечатление одиночества в
своем мнении было достаточно сильным, так что большинство
европейцев (80% — в Норвегии и 60% — во Франции) иногда или
почти всегда присоединялись к превалирующему мнению.
Позднее были апробированы другие варианты эксперимента. Так,
например, проверялось, сколько единомышленников в
эксперименте Эша необходимо индивиду, чтобы он решился
говорить то, что видит, вопреки большинству.
У нас нет необходимости прослеживать все нюансы
эксперимента Эша, с нашей точки зрения, он был очень важен в
исходном варианте. Мы предполагаем, что страх

77

нормального человека перед изоляцией — основа спирали
молчания, и эксперимент Эша указывает на то, что этот страх
довольно значим.
Он и должен быть значимым, чтобы объяснить то, что
выявляется демоскопическими методами. Только предположив
наличие сильного страха перед изоляцией, мы можем объяснить
столь заметные достижения человека в коллективе, когда он с
высокой точностью и без каких-либо вспомогательных
демоскопических средств может ответить, какие мнения ширятся,
а какие убывают. Люди экономно расходуют свое внимание.
Напряжение, затрачиваемое на наблюдение за поведением
других, является, по-видимому, меньшим злом, чем опасность
потерять вдруг благоволение окружающих, оказаться в изоляции.

Отрицается ли социальная природа человека?
Для исследовательской работы, эмпирической проверки этой
реакции существует одно препятствие. Если в процессе
исследования проблемы «имитация» лишь учеба рассматривается
как мотив, есть основания говорить о тенденции отрицания
социальной природы человека, о негативной оценке ее,
проявляющейся в использовании понятия «конформизм».
Социальная природа человека побуждает его опасаться изоляции,
стремиться к уважению и популярности среди других. Может
быть, нам придется признать, что эта предрасположенность в
значительной мере способствовала развитию человеческого сообщества. Но конфликт между социальным и подсознательным в
человеке несомненен. Сознательно, рационально мы хвалим
независимое мышление, зрелость, непоколебимую твердость в
защите собственного мнения.
Психоаналитик Эрих Фромм систематически исследовал
проблему противоречий между сознанием и подсознанием
современного человека, проявляющимися в различных сферах, по
аналогии с выявленными 3. Фрейдом конфликтами между
сознанием и подсознанием человека в сексуальной сфере. Фромм
называет следующие противоречия7:
осознание свободы
— неосознанная несвобода
сознательная откровенность — неосознанный обман

78

сознательный индивидуализм
сознание власти
вера
цинизм

— неосознаваемая
внушаемость
— неосознанное чувство
беспомощности сознательная
— неосознаваемый
и полное безверие

Осознание
свободы,
откровенность, индивидуализм... — все эти сознательно
принимаемые, осознаваемые как выражение собственной
сущности ценности не сочетаются с принимаемыми для самого
себя способами поведения. Их конфронтацию и описывает
спираль молчания. Поэтому нельзя ожидать, что в
демоскопическом интервью респондент признается в страхе
перед изоляцией.
Подобно тому как в интервью моделируется публичность для
выявления тенденции говорить или отмалчиваться, мы можем
также в интервью моделировать угрозу изоляции и наблюдать,
реагируют ли на нее респонденты ожидаемым образом, в
соответствии с гипотезой о спирали молчания.

Демоскопический «полевой» эксперимент по
стимуляции угрозы изоляции
Ниже описывается полевой эксперимент. «Полевой» в отличие от
лабораторного означает, что испытуемые остаются в
естественных для себя условиях. Не их приводят в непривычную
для них лабораторию, а интервьюер приходит к ним на квартиру с
демоскопическим вопросником, что несколько нарушает их
повседневность, но очень напоминает обычный разговор двух
людей.
Почему, собственно, исследователи отдают предпочтение
такой поверхностной исследовательской ситуации, как
демоскопическое интервью, так цепляются за инструмент,
который — в случае необходимости — может давать лишь очень
слабые импульсы? Чтобы получить преимущество, называемое
термином
«поле»; естественность
всех обстоятельств,
возможность тестировать представительную выборку населения,
а не только тех респондентов, которых можно пригласить в
лабораторию, — учащихся, студентов, солдат, пациентов клиник
(на эти группы опирается большая часть экспериментальных
социальных

79

исследований). Возможности тщательного контроля, планируемая вариативность всех условий, способных повлиять на
результат эксперимента, — в этом как сила лабораторного
метода, так и его слабость: в лаборатории можно, не подозревая
об этом, устранить из контекста важные для исследуемых
явлений части реальной жизни.

Тест угрозы:
курение в присутствии некурящих
Демоскопический полевой эксперимент 1976 г., в котором
впервые моделировалась опасность изоляции, предлагал тему
«курильщики в присутствии некурящих»8. Нам эта тема казалась
пригодной для наших целей, потому что использовался такой
процесс формирования мнений, при котором противостоящие
силы разделились почти поровну. Интервью было развернуто в
форме диалога. 44 процента его участников присоединились к
мнению: «В присутствии некурящих следует полностью
отказаться от курения. Курение было бы бесцеремонностью, так
как некурящим неприятно дышать дымом». Столько же, т.е. 44%
опрошенных, высказали противоположное мнение: «Нельзя
требовать полного отказа от курения в присутствии некурящего.
Некурящему потерпеть не так уж трудно». В тесте на готовность
говорить или отмалчиваться 45% критиковавших курение в
присутствии
некурящих
заявили,
что
в
ситуации
железнодорожной поездки охотно вступили бы в беседу на эту
тему, равно как и 44% их оппонентов, защищавших право
курильщиков, тоже готовы были участвовать в разговоре9.
Рассмотрим смоделированный нами тест «опасность
изоляции». Ядро в блоке вопросов, предложенных репрезентативной выборке из 2000 человек, составлял «железнодорожный» тест.
1. Выявление личного мнения опрошенного о курении в
присутствии некурящих с двумя указанными выше позициями.
2. Оценка мнения большинства: «Теперь, независимо от
Вашего личного мнения, ответьте, что думает об этом
большинство людей: считает ли в большинстве своем население
ФРГ, что курильщики в присутствии некурящих должны
отказаться от курения или они могут спокойно

80

курить?» (общий результат: 31% опрошенных считают, что
большинство выступает за отказ от курения; 28% полагают, что
большинство — за курение в присутствии некурящих; 31%
указывают, что мнения разделились поровну; 10% затрудняются
ответить).

81

3. Тест на готовность говорить или отмалчиваться:
«Предположим, Вам предстоит пять часов ехать в поезде и кто-то
в купе заявляет: в присутствии некурящих следует полностью
отказаться от курения. Поддержали бы Вы разговор с этим
человеком или не придали бы его словам никакого значения?» В
каждом втором интервью собеседнику приписывали слова:
«Нельзя требовать, чтобы человек полностью отказался от
курения, если рядом некурящий».
4. Респондента спрашивали, курит ли он.
Чтобы смоделировать угрозу изоляции, 2000 опрошенных
были разделены на две представительные группы по 1000
респондентов. «Экспериментальной» группе, т.е. подвергаемой
действию фактора «угроза изоляции», предъявляли картинку с
двумя беседующими людьми. Один из собеседников весьма
категорично заявлял: «Я считаю, что курильщики бесцеремонны.
Они вынуждают других вдыхать вместе с ними вредный дым».
Другой отвечал: «Пожалуй, я...» Модель этого вопроса повторяла
тест
незавершенного
предложения,
применяемый
в
психологической диагностике (см. рис. 19). Вопрос был
сформулирован так: «Перед Вами двое беседующих мужчин.
Мужчина на картинке вверху что-то сказал — прочитайте,
пожалуйста. Мужчина на картинке внизу не договорил до конца.
Что, по Вашему мнению, он мог бы ответить, как завершит
фразу?» Слова «завершит фразу» должны были усилить импульс
выбора ответа после чисто пассивного выслушивания суждения о
курении в присутствии некурящих. Результаты показывают, что
такой тест не соответствует ни способностям индивидов из
репрезентативной выборки, ни возможности демоскопического
интервью: 88% опрошенных смогли закончить начатую фразу.
Вторая выборка из 1000 человек была «контрольной»: опрос
проводился точно так же, как в экспериментальной группе, с
единственным отличием — отсутствовал тест на завершение
предложения, т.е. «угроза изоляции». Таким образом, была
обеспечена сопоставимость групп по логике контролируемого
эксперимента при его адекватности — поскольку все условия,
кроме одного, были одинаковы в обеих выборках: общее
отклонение результатов в экспе-

82

рименталыюй группе по сравнению с контрольной можно было
причинно объяснить «тестом на угрозу».
Результаты подтвердили ожидания. После вербальной угрозы
у курильщиков, отстаивавших свое право курить в присутствии
некурящих, заметно поубавилось желание беседовать на эту тему
с попутчиками в купе (см. табл.8).
Таблица 8
ТЕСТ ГИПОТЕЗЫ ОБ ОТМАЛЧИВАНИИ ПРИ АКТУАЛИЗАЦИИ ОПАСНОСТИ ОСТАТЬСЯ
В ИЗОЛЯЦИИ, %
Агрессивный климат мнений можно смоделировать в интервью. После геста
угрозы курильщики чувствуют себя менее разговорчивыми.
Курильщики, считающие, что могут
курить в присутствии некурящих
без угрозы оказаться в после
угрозы
изоляции
оказаться в изоляции
Во время поездки в разговоре на
тему курения в присутствии
некурящих
хотят участвовать

49

40

не хотят участвовать

41

45

затрудняются ответить

10

15

100 225

100 253

п=

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3037, декабрь 1976
г.

Особенно большое впечатление на курильщиков производит
смоделированная двойная угроза изоляции: сначала им
предлагается завершить предложение теста в беседе с
радикальным противником курения в присутствии некурящих,
затем тест на попутчика в купе, начинающего разговор с
требования: «В присутствии некурящих следует полностью
отказаться от курения». В этих условиях желание участвовать в
разговоре снижается до 23%.

83

Кроме всего прочего, указанный тест служит эмпирической
проверкой еще одной стороны спирали молчания. Сами по себе
некурящие менее самонадеянны и поэтому не столь решительны
в обнародовании своей позиции. Однако, когда тест
«незавершенного предложения» показывает им, что они не
одиноки в своем мнении, их разговорчивость заметно возрастает
(см. табл. 9).
Таблица 9
ТЕСТ ГИПОТЕЗЫ ОБ ОТМАЛЧИВАНИИ. В СЛУЧАЕ ПОДДЕРЖКИ НЕКУРЯЩИЕ
РАЗГОВОРЧИВЫ, %
Некурящие, которые требуют, 1 чтобы
курильщики отказывались от 1 курения в
присутствии некурящих 1
без поддержки со при поддержке со №
стороны
агрес- стороны агрес- 1
сивного
едино- сивного единоI
мышленника
мышленника
Во время поездки в разговоре на
тему курения в присутствии
некурящих
хотят участвовать

37

48

не хотят участвовать

51

37 1

затрудня ются ответить
п=

12

15 |

100 330

100 297

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3037,
декабрь 1976 г.

Пика разговорчивости достигают скорее боязливые
некурящие, когда попутчик в купе вдобавок высказывает то, что у
них самих накипело, требуя отказаться от курения в присутствии
некурящих. В этих условиях 23% желающих поддерживать
беседу курильщиков противостоят 56% жаждущих высказаться
некурящих. Из этого видно, как по мере раскручивания спирали
молчания при пол- пом доминировании отказа от курения в
присутствии некурящих курильщик попадает в положение, при
котором ему не удается в общественном месте открыто высказать

84

противоположную точку зрения о допустимости курения.
Очевидно, здесь проявляется кумулятивное действие, постепенно
нарастающая растерянность вследствие враждебной реакции
окружения.
Для
более
самоуверенных
курильщиков
недостаточно воздействия только «теста угрозы». Если они сразу
после проверки этим тестом оказываются в купе, где их мнение:
«Курение допустимо в присутствии некурящих» — поддерживает
кто-то из пассажиров, они забывают предыдущий «тест угрозы».
С поддержкой (54%) или без нее (55%), они в равной степени
готовы высказаться.
Однако если за «тестом угрозы» следует дальнейший стимул,
сокращающий их уверенность, т.е. пассажир в купе также
выступает против курения при некурящих, то курильщики
предпочитают молчать (см. табл. 10).
Таблица 10

ПРОВЕРКА СПИРАЛИ МОЛЧАНИЯ
ДЛЯ САМОУВЕРЕННЫХ КУРИЛЬЩИКОВ, %

В присутствии симпатизирующего им человека курильщики в купе поезда
обнаруживают большую готовность говорить, даже если прежде они
столкнулись с угрозой оказаться в изоляции.
Курильщики, претендующие на
право курить в присутствии
некурящих
без
угрозы после
оказаться
в оказаться
изоляции
изоляции
Желание или нежелание участвовать в
разговоре о курении в присутствии
некурящих во время поездки в поезде в
ситуации, когда один из попутчиков
выражает
симпатию
курильщику;
«Нельзя
требовать,
чтобы
кто-то
отказался от курения, когда рядом
некурящие»
хотят участвовать

55

54

не хотят участвовать

33

30

затрудняются ответить

12

16

100 119

100 135

п=

85

угрозы
в

Продолжение табл. 10
Во враждебном окружении курильщики испытывают двойное давление, если
до этого уже столкнулись с угрозой оказаться в изоляции.
Курильщики, претендующие на
право курить в присутствии некуря
без
угрозы после
угрозы
оказаться
в оказаться
в
изоляции
изоляции
Желание или нежелание участвовать в
разговоре о курении в присутствии
некурящих во время поездки в поезде в
ситуации, когда один из попутчиков
категоричен: «В присутствии некурящих
следует полностью отказаться от курения»

1

хотят участвовать

41

23

не хотят участвовать

51

63

8

14

100 106

100 118

затрудняются ответить
и=

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3037, декабрь
1976 г.

Менее самоуверенным людям достаточно легкой угрозы
изоляции. Например, женщины и представители простых слоев
населения реагируют уже на «тест угрозы», и их самочувствие не
сразу восстанавливает попутчик в купе, разделяющий те же
взгляды (см. табл. 11).

В демоскопическом интервью — как в жизни
Тест угрозы не только позволил выявить процесс спирали
молчания, По и дал несколько неожиданные результаты. Они
наводят на мысль, что люди благодаря своей фантазии способны
так живо воспринять просто описанную в интервью ситуацию,
что она вызывает у них такую же ре-

86

После 11двойной словесной угрозы почти все курильщицы предпочитают
Таблица
отмалчиваться I
Претендующие на право | курить
и в присутствии J некурящих
без
угрозы после
оказаться
в оказаться
изоляции
изоляции

Женщины

угрозы
в

Желание или нежелание участвовать в
разговоре о курении в присутствии
некурящих во время поездки в поезде в
ситуации, когда один из попутчиков
категоричен: «В присутствии некурящих
следует полностью отказаться от курения»
хотят участвовать

42

10

не хотят участвовать

54

74

4

16

100 48

100 49

затрудняются ответить
п=

Источник: Алленсбахский архив, Исследование Института
демоскопии 3037, декабрь 1976 г.
акцию, как в жизни. Это намного упрощает исследовательские
задачи: не нужно переделывать в лаборатории поезда, нет
необходимости снаряжать в путь замаскированных под
пассажиров исследователей для изучения нашей готовности
говорить или хранить молчание. Тем не менее инструментарий,
применяемый в демоскопиче- ском интервью, время от времени
разочаровывает.
Мы попытались, надеясь продвинуться на шаг вперед,
эмпирически установить, не способствуют ли изоляции
некоторые странности в наших взглядах. Для проверки этого
обстоятельства в 1976 г. во многих алленсбахских опросах был
использован тест с рисунками, наглядно изображавшими
ситуацию изоляции: за столом компактно расположившейся
компании людей совершенно отстра-

87

ненно восседал одинокий человек. Другой вариант рисунка
предлагал похожий порядок: группе людей противостоял
несколько поодаль одиночка. Облачка, струящиеся из уст людей
на рисунке, не были заполнены текстом. Задание состояло в том,
чтобы интервьюированный респондент приписал определенное
суждение изолированному на рисунке индивиду. Например:
согласен ли он с тем, чтобы члены Германской коммунистической
партии могли быть судьями, или он против?

87

Текст рисунка был следующего содержания: «Вернемся к
вопросу о том, может ли человек, состоящий в Германской
коммунистической партии, быть судьей. На рисунке представлена
группа людей, беседующих именно об этом. Есть два мнения:
согласно одному из них, такой человек может быть судьей,
согласно другому — нет. Что, по Вашему мнению, может сказать
тот, кто сидит за столом отдельно? Он за или против того, чтобы
коммунист был судьей?» (см. рис. 20, 21).

Тест не срабатывает
Сцена за столом напоминает упомянугый ранее случай с
амбарными весами. Данный тест в такой формулировке ничего не
дал. Значительная доля ответов «не знаю» (33%) показала, что мы
превысили возможности респондента фантазировать. И по всей
вероятности, позиция, приписываемая тестируемым отдельно
сидящему за столом человеку, не имела ничего общего с мнением
большинства или меньшинства. Хотя на вопрос, может ли быть
судьей член ГКП, подавляющее большинство в момент тестирования ответило отрицательно (60% — «против», 18% — «за»,
апрель 1976 г.) и несмотря на то, что населению была известна
позиция большинства и позиция, ведущая к возможной изоляции
(80% — большинство «против», 2% — большинство не
возражает), все же отдельно сидящему индивиду ответами
респондентов почти в равной мере приписывалось одобряющее
мнение (33% допускали коммуниста на место судьи) и
отрицательное (34% не допускали). Если судить о климате
мнений и его правильной оценке в сознании, большинство
респондентов должны были бы считать изолированного индивида
сторонником мнения, допускающего членство судьи в ГКП.
Носила ли сцена за столом сугубо частный характер, т.е. была ли
она недостаточно публичной? Может быть, одиноко сидящий в
конце стола человек — из той же компании и боязнь
изолированности, таким образом, не возникает?
Во всяком случае, вторая тестовая картинка, где изображена
группа стоящих людей, оказалась более пригодной для наших
целей. В этом случае затруднялись ответить лишь 21%
респондентов и почти каждый второй

88

Таблица 11

ЧЛЕН ГКП В КАЧЕСТВЕ СУДЬИ? ТЕСТ
НА ИЗОЛЯЦИЮ, %

Существует ли среди населения представление, что люди с определенными
взглядами могут оказаться в изоляции?
Вопрос. «Давайте вернемся к вопросу о том, можно ли члену ГКП быть судьей.
Здесь Вы видите несколько человек, беседующих как раз на эту тему.
Высказываются два мнения: одно — за то, что член ГКП может быть судьей, и
второе — против. Как Вы полагаете, что сказал человек, стоящий несколько в
сторонке (в каждом втором интервью предлагался вариант: который сидит за
столом отдельно)? Он за или против того, что коммунист — судья?»
Предлагается рисунок с группой
сидящих за столом

Население в целом

стоящих

Человек в сторонке
«за» возможность быть судьей члену
КГ1Г

33

46

«против»

34

33 j

затрудняются ответить

33

21

п=

100 466

100 516

Сторонники мнения меньшинства — члены ГКП могут быть судьями — лучше,
чем население в целом, знают, что с такими взглядами можно оказаться в
изоляции

Сторонники мнения меньшинства —

члены К П Г могут быть судьями

Человек в сторонке
«за» возможность быть судьей члену
КПГ

45

65

«против»

29

21

затрудняются ответить

26
п=

100 83

14
100 79

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии3028, апрель
1976 г.

89

(46%) предполагал, что изолированный индивид разделяет
мнение, отличное от общепринятого, но все же 33% опрошенных
дали
противоположный
ответ.
Обостренное
чувство
обособленности мнения, что член ГКП может быть судьей,
обнаруживают те, кто его разделяет. В 65% случаев
изолированный
человек
на
рисунке
был
признан
единомышленником (см. табл. 12).
Но этот тест не мог удовлетворить нас, потому что даже при
подавляющем большинстве мнений он давал неоднозначные,
нечеткие результаты. С помощью другой разновидности теста с
такими же картинками, но менее полярными взглядами: «Кого Вы
хотели бы видеть следующим федеральным канцлером?» (44% —
Гельмута Шмидта, 35% — Гельмута Коля, апрель 1976 г.) —
удалось обнаружить еще одно неожиданное обстоятельство: в
каждой из групп — сторонников Шмидта и сторонников Коля —
отмечалась тенденция приписывать стоящему отдельно от
группы человеку свои собственные взгляды.
Отвергнув сначала тест, мы, однако, позднее вернулись к нему
с новой диагностической целью10 — попытаться эмпирически
проверить вопрос: знает ли население, с какими взглядами
человек может оказаться в изоляции? Конечно, для акта
поведения, согласно спирали молчания, достаточно, если такое
знание существует подсознательно. Мысль Фромма о том, что
каждый считает себя индивидуалистом, недостаточное осознание
нашей социальной природы не благоприятствуют целевым
наблюдениям за такого рода фактами. И все же даже слабое
демоскопиче- ское интервью позволяет выявить, знают ли люди,
имея какое мнение человек в конкретной стране, в конкретное
время может столкнуться с угрозой изоляции.
Поэтому тестовые вопросы следует заострять, нужно
прибегать к тем крайнем ситуациям, в которых даже толстокожий
видит явную опасность изоляции.

Кто потеряет?
В сентябре 1976 г., незадолго до выборов в бундестаг, в
алленсбахских интервью появилось два новых вопроса. Первым
из них апробировалась следующая ситуация:

90

Таблица 11

РАЗРАБОТКА НОВЫХ ТЕСТОВ
ДЛЯ ИЗМЕРЕНИЯ
КЛИМАТА МНЕНИЙ, %
Разделяя какие взгляды,
оказываешься в изоляции?
Вопрос: «Здесь изображена
машина со спущенным
колесом. На ее заднем
стекле — наклейка с
призывом голосовать за
партию, к сожалению, уже
невозможно разобрать, за
какую Как Вы полагаете, с
символикой какой партии
наиболее велика опасность
получить спущенное
колесо?»
Сентябрь 1976 г.
Население в Сторонники
целом
ХДС/ХСС

Сторонники
СПГ

Сторонники
СвДП

хдс/хсс

21

28

12

21

СПГ

9

7

11

13

СвДП

1

2

х?

4

ндп

11

10

12

10

КПГ

9

5

14

13

ГКП

8

9

8

2

Затруднились
ответить

45

42

46

43

п=

103
556

103
263

103
238

106
45

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2189; х = менее
0,5%.

91

«Здесь изображена машина со спущенным колесом. На ее заднем
стекле — наклейка с призывом голосовать за партию, к
сожалению, уже невозможно разобрать, за какую. Как Вы
пологаете, с символикой какой партии наиболее велика
опасность получить спущенное колесо?» Почти по

92

Таблица 11

ловина населения — 45% — не смогла ответить на этот вопрос. И
все же результат был: три представленные в бундестаге партии
четко ранжировались в ответах респондентов: 21% опрошенных
назвали ХДС/ХСС, 9 — СПГ, 1% — СвДП. Результаты теста
полностью представлены в табл. 13. Сторонники ХДС/ХСС
ощущают наибольшую угрозу для себя; сторонники СвДП
осознают небольшую угрозу для себя и сравнительно сильную
угрозу — для сторонников ХДС/ХСС. Сторонники СПГ не
ощущают особой угрозы, иначе у них, как и у сторонников
ХДС/ХСС, оценка угрозы для себя была бы значительно выше
оценки угрозы для других.
Второй вопрос этого теста более удачен по сравнению с
первым: он вызывает меньше вариантов ответов. Он лучше еще и
потому, что использует более доступный, но вполне
реалистичный язык сигналов для обозначения популярности,
уважения, чего не было в первом вопросе, где речь шла о
повреждении вещей или предметов. Это дает возможность
сторонникам СПГ и СвДП более свободно выразить свое
убеждение, что они пострадали больше других. Вопрос звучал
так: «Сейчас я расскажу Вам один случай и хочу спросить, что Вы
думаете по этому поводу. Приезжает человек в незнакомый город
и отчаянно ищет место для стоянки автомобиля. Наконец он
выходит из машины и спрашивает прохожего: "Скажите,
пожалуйста, где здесь стоянка для автомобилей?" Прохожий
отвечает: "Спросите кого-нибудь другого". И отворачивается.
Следует сказать при этом, что на пиджаке у владельца машины
красовался значок какой-то партии. Значок какой партии, по
Вашему мнению, был у водителя?» (см. табл. 14).
25% сторонников СПГ и 28% — СвДП указали: ХДС. Эти
цифры более чем вдвое превышали ответы: СПГ. Сторонники
ХДС/ХСС, похоже, не хотели признаться самим себе в своей
непопулярности. Таким образом, в сентябре 1976 г. тенденция
отмалчиваться о своем голосовании за ХДС/ХСС на прошлых
выборах после периода нормализации достигла наивысшей
точки.
Однако психологическая ситуация для сторонников
ХДС/ХСС была менее угрожающей, чем четыре года назад, на
выборах в бундестаг 1972 г. Это видно из ответов на вопрос, в
скрытой форме содержащий угрозу возможной изоляции в
обществе. Он был включен в послевыборные

93

КОНТРОЛЬНЫЙ
ВОПРОС О КЛИМАТЕ МНЕНИЙ: «РАЗДЕЛЯЯ
Таблица
11
КАКИЕ ВЗГЛЯДЫ МОЖНО ОКАЗАТЬСЯ В ИЗОЛЯЦИИ?», %
I Вопрос: «Я хочу рассказать Вам один случай и спросить, что Вы об этом
думаете. Приезжает человек в незнакомый город и безуспешно ищет место
парковки. Наконец он выходит из машины и спрашивает пешехода:
"Пожапуйста, подскажите, где найти стоянку для машины". Пешеход, однако,
отвечает. "Спросите кого-нибудь другого", поворачивается и уходит. При этом
следует отметить, что у водителя машины на пиджаке был прикреплен значок
какой-то партии. Значок какой партии это был?»
Сентябрь 1976 г.
Население в Сторонники
целом
ХДС/ХСС

Сторонники
СПГ

Сторонники
СвДП
2S

ХДС/ХСС

23

21

25

СПГ

14

19

12

8

СвДП

2

4

1

X

II пг

S

7

10

7

КПГ

13

12

13

12

ГКП

9

9

9

9

Затруднились
ответить

35

34

35

40

104
546

106
223

105
264

104
50

п=

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 21S9.

опросы 1972 и 1976 гг. и звучал гак: «В ходе предвыборной
борьбы то и дело видишь разорванные или испачканные плакаты.
Плакаты какой партии, по Вашим наблюдениям, пострадали
больше всего?» В 1972 г. пострадавшей называли прежде всего
ХДС/ХСС, причем с большим перевесом (31% опрошенных), на
втором месте оказалась СПГ (7%). В 1976 г. ХДС/ХСС также
чаще всего упоминалась в этом списке, но не в 31% случаев, а в
32% (см. табл. 15).
Проколотые шины, испачканные или разорванные плакаты,
отказ в помощи чужакам — такого рода тестовые

94

Таблица 11

ПОРЧА ПЛАКАТОВ — СИМВОЛИЧЕСКАЯ УГРОЗА ИЗОЛЯЦИИ. %

Вопрос. «Во время предвыборной кампании многие плакаты оказыва- I ются
разорванными или испачканными. А по Вашим наблюдениям, I плакаты какой
партии чаще всего испорчены?» 1
Исследования после выборов >
1972 г.

1976 г.

Чаще всего испорчены
плакаты
ХДС/ХСС

31

23

г

7

12

СП

СвДП

1

2

Все поровну

27

22

Не знаю

35

41

п=

101 912

100
990 ;;

Источник'. Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2129, 2191.

вопросы показали нам, что можно оказаться в опасной
плоскости, если климат мнений противтебя. Причем речь идет
не о мелочах, когда люди пытаются избежать изоляции; дело
касается вопросов жизни, реальной опасности._В различное
время общество с его меняющимися настроениями и
предпочтениями требует от своих сограждан конформности.
Оно должно требовать конформности, чтобы самому не
рассыпаться, обеспечив определенную степень согласия,
сплоченности. Неодобрение, которым наказывают за
отклонение, по мнению немецкого юриста Рудольфа фон
Иринго, не носит рационального характера, какой имеет
неодобрение
ложного
вывода,
ошибочных
расчетов,
неудавшегося
произведения
искусства;
скорее
есть
«сознательное и неосознанное практическое проявление
заинтересованности в ненарушении, оборона в целях
собственной безопасности»11.

95

Примечания
См.: A s c h S. Е. Effects of Group Pressure upon the Modification and Distortion of
Judgments. — G u e t z k o w H. (Ed.). Groups, Leadership, and Men. Pittsburgh:
Carnegie, 1951; переиздано в: С a r t w ri g h t D., Z a n d e r A. (Eds.). Group
Dynamics. Research and Theory. Evanston, 111. New York, 1953, p. 151-162; A s с h
S. E. Group Forces in the Modification and Distortion of Judgments. — Social
Psychology, 1952, p. 450- 473.
2
T о с q u e v i 11 e A. de. L'Ancien regime et la revolution. Vol. 2. Paris, 1952, p. 182.
3
См.: T a r d e G. LesloisdeI'imitation. Paris, 1903; е г о же. Communication and
Social Influence. Chicago—London, 1969, p. 318.
4
См.: В a n d u r a A. Imitation. — International Encyclopedia of the Social Sciences.
Vol. 7. New York, 1968, p. 96—101.
5
См.: M i 1 g r a m S. Nationality and Conformity. — Scientific American, 1961, vol.
205, p. 45-51.
См.: E c k s t e i n H., Division and Cohesion in Democracy. A Study of Norway.
Princeton, N.J., 1966.
n
См.: F r o m m E. Sigmund Freuds Psychoanalyse — Groye und Grenzen. Stuttgart,
1979, S. 42.
8
См.: N o e l l e - N e u m a n n E. Turbulences in the Climate of Opinion:
Methodological Applications of the Spiral of Silence Theory. — Public Opinion
Quartcly, 1977, vol. 41, p. 154— 155.
9
См.: AllcnsbachcrArchiv, IfD-Umfrage 3037.
10
См. гл. XXII наст. изд.
11
1 h e r i n g R. von. Der Zweck im Recht. 2 Band. Leipzig, 1883, S. 242, 325.

Г л а в а

IV

ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ - ЧТО ЭТО
ТАКОЕ?

«Я так и не знаю, что такое общественное мнение», — заявил
один из участников семинара по общественному мнению,
покидая аудиторию и направляясь на обеденный перерыв.
Семинар проходил в 1961 г. в Баден-Бадене, его организатором
выступило Исследовательское общество публицистики. В
своей неудовлетворенности таким положением дел автор
приведенного высказывания не был одинок. Не одному
поколению философов и юристов, историков, политологов и
публицистов оказались не по зубам попытки дать четкое
определение общественного мнения.

Пятьдесят определений
Итак, продвижения вперед не получилось, наоборот, понятие
приобретало все большую многозначность, пока практически
стало неприемлемым. Американский ученый Гарвуд Чилдс
решил обнародовать результаты своих изысканий и в 1965 г.
представил на суд общественности 50 определений
общественного мнения, обнаруженных им в письменных
источниках1. В 50—60-х годах все чаще раздавались призывы
отказаться от этого понятия, поскольку общественное мнение
— это, мол, фикция, его следует сдать в музей истории
понятий, оно интересно лишь в историческом аспекте. Но —
странное дело — подобные призывы ни к чему не привели.
«Это понятие не истребить»2, — жаловался Эмиль Довифат,
автор известного учебника «Учение о газете» (1962). Юрген
Хабермас в опубликованной в 1962 г. диссертации
«Структурные изменения общественности. Исследования
категории буржуазного общества» писал: «Не только
разговорный язык... крепко удерживает его; науки также,
прежде всего

97

юриспруденция, политика и социология, очевидно, не в
состоянии заменить такие традиционные категории,
как...общественное мнение, более точными определениями»3.
Профессор журналистики Колумбийского университета
(Нью-Йорк) У.Ф. Дэвисон свою статью «Общественное
мнение», написанную для «Международной энциклопедии
социальных наук» (1968), начинает словами: «Не существует
общепринятого определения общественного мнения. Однако
употребление этого понятия постоянно расширяется...
Попытки точно определить понятие привели к таким
фрустрирующим определениям, как, например [здесь он
цитирует одно из определений Чилдса. — Ред.]: общественное
мнение — это не обозначение чего-то, это классификация
многих неопределенностей»4.
Беспомощность, о которой постоянно твердили многие
исследователи общественного мнения, немецкий историк
Герман Онкен в одной из своих публикаций 1904 г.
охарактеризовал так: «Кто хочет зафиксировать и определить
его... сразу понимает, что имеет дело с. многоликой
сущностью, видимой, но одновременно и призрачной,
бессознательной и в то же время потрясающе действенной,
которая является в бесчисленных обличьях и снова и снова
ускользает от нас, когда мы надеемся ее схватить... Зыбкое и
текучее не удержать, заточив в формулу... В конце концов, кого
ни спроси, каждый точно знает, что означает общественное
мнение»5.
Необычно то, что столь остроумный ученый, мастер четко
изъясняться, как Онкен, прибегает к словам «в конце концов...
каждый точно знает...», и работа, без которой невозможно
применение научных методов — выстраивание научных
дефиниций — снисходительно квалифицируется им как
«заточение в формулу»6.

Спираль молчания как процесс
возникновения и распространения
общественного мнения
В начале 70-х годов, когда для объяснения загадочного обстоятельства 1965 г. — неизменных намерений голосовать на
выборах в бундестаг за определенную партию и

98

безудержного роста ожиданий относительно победы одной из
сторон — впервые была выдвинута гипотеза о спирали
молчания, я стала спрашивать себя, не схвачен ли здесь некий
фрагмент этого монстра — общественного мнения. «...В
бесчисленных обличьях... снова и снова ускользающая от нас»,
— писал Онкен. Спираль молчания может быть одним из
проявлений, выражением того процесса, в ходе которого
формируется делающие первые шаги новое общественное
мнение или распространяется преобразованное старое. В таком
случае никак не обойтись без определения общественного
мнения, чтобы не пришлось говорить: «Спираль молчания —
это процесс распространения чего-то неопределенного...»
Спор ученых всегда был сфокусирован на обеих составляющих понятия — «мнение» и «общественное».

У англичан, немцев и французов
свое понимание «мнения»
Анализ литературы, касающейся понятия «мнение», привел
нас к Сократу, который однажды, в канун праздника в
портовом городе Пиреи, в дискуссии о государстве с Глауконом и другими своими учениками попутно изложил
подходы к определению мнения.
«Не кажется ли тебе, — спросил я, — что мнение темнее,
чем знание, но светлее, чем неведение? "
И это, конечно, так, — ответил он.
Находится ли оно между ними обоими?
Да.
Таким образом, мнение лежит посредине между ними обоими?
Совершенно так»7.

Если для Сократа мнение не представляет особой ценности,
скорее он здесь занимает срединную позицию, то многие
оценивали мнение ниже знания, веры, убеждения. В частности,
Кант характеризовал это понятие «как субъективно, так и
объективно недостаточное суждение о действительности»8.
Сложнее англосаксонское и французское толкования понятия
«мнение» (opinion). Наряду с оценкой, констатирующей, что
мнение может быть верным или неверным, оно включало
намек на согласован

99

ность мнений населения в целом или определенных кругов
общественности. «Общепринятое мнение» — такой термин
предложил английский социальный философ Дэвид Юм в
одной из своих работ 1793 г.9 Согласие, общность — именно
такой смысл заложен в английском и французском «opinion».

Согласованность, требующая признания
Наблюдения с точки зрения спирали молчания более плодотворны, чем рассуждения немцев о ценности или незначительности мнения. Индивид в своем окружении наблюдает
согласованность и учитывает ее в своем поведении. При этом
не обязательно речь идет о согласованности мнений; это может
быть согласованность поведения — носить или не носить
значок, уступить место в транспорте старику или не уступать.
Для спирали молчания не играет особой роли, изолирует себя
человек мнением или поведением. Эти размышления
подсказали нам, что в искомом определении мнение следует
толковать лишь как синоним для выражения того, что человек
считает правильным, сохранив при этом указание па
согласованность из английского и французского вариантов
понятия.

Три значения «общественного»
Интерпретация слова «общественный» породила не меньше
дискуссий, чем определение термина «мнение». Этим
занимались многие ученые. Как пишет Хабермас, «употребление слов "общество" и "общественный" обнаруживает
разнообразие конкурирующих значений». Прежде всего
юридическое значение «общественного» подчеркивает
открытость, доступность каждому (например, общественный
транспорт) в отличие от частной сферы (латинское privare —
отделять,
присваивать).
В
юридических
понятиях
«общественное
право»,
«общественная
организация»
содержится ссылка на государство. В юридическом,
политологическом, общественно-научном смысле «общественному» приписывается определенный ранг, речь идет об
общественных интересах, это выливается, например, в

100

такие формулировки, как «общественная ответственность
журналиста». Одним словом, речь идет о вопросах и проблемах, затрагивающих всех, общее дело, общее благо. В
данном случае в основе понятия лежит легализованная власть:
индивид уступил органам государства свою возможность
применять
власть,
законы
могут
осуществляться
«общественной властью». Слово «общественный» в понятии
«общественное мнение» должно иметь родственное — и все же
иное — значение. Многие юристы, например Иеринг и фон
Хольцендорф,
подчеркивали
волшебную
способность
общественного мнения внедрять предписания, нормы, обычаи
в индивидуальное поведение, не обременяя этой работой
законодательство, правительство, суды. «Очень дешево»10, —
одобрил американский социолог Э. Росс. Синоним
общественного мнения — господствующее мнение — красной
нитью проходит через разнообразные определения. И это
лишний раз убеждает нас: общественному мнению присуще
нечто такое, что позволяет ему склонить индивида к
определенному поведению против его воли.

Социальная кожа
Наряду с юридическим и политологическим имеется еще и
социально-психологическое
значение
«общественного».
Кроме ближайшей среды, средоточия мыслительной деятельности человека и источника его ощущений, существует
некая внешняя реальность, объемлющая не только отдельных
конкретных людей. Индивид противостоит другим в
определенном протяженном открытом пространстве, которое,
согласно Ф. Теннису*, можно обозначить термином
«сообщество» (Gemeinschaft). С сообществом индивида
связывает некоторая доверительность отношений, религия. Но
в масштабах цивилизаций, в более открытых пространствах он
противостоит
обществу11.
Что
приводит
к
этому
противостоянию и постоянно требует внимания к
социальному, которое окружает человека? Именно его бо* Часто этот термин Ф. Тенниса переводят как «община» или «общность»,
как часть дихотомии община — общество. — Прим. персе.

101

язнь изоляции, страх перед неодобрением, непопулярностью,
потребность в одобрении со стороны окружения. Именно в
этом причина его постоянного и напряженного внимания к
окружению, и можно даже говорить о публичности* как
состоянии сознания человека. Нормальный индивид всегда
знает, находится ли он в публичной (общественной) ситуации
или он скрыт от общественного (публичного) наблюдения, и
ведет себя соответственно. Во всяком случае, люди весьма
различаются по тому, как на них действует осознание
публичности. Индивид напряженно внимает общественности
как анонимной инстанции, выносящей приговор, одаривающей
популярностью и непопулярностью, уважением и презрением.
Притягательность идеала самостоятельного, независимого
человека — вот причина того, что «общественному» в понятии
«общественное мнение» приписывается много значений.
Содержание общественного мнения — все общественно
важные вопросы, вопросы общественного бытия; носители
общественного мнения — это люди, готовые и способные со
всей ответственностью высказаться по общественно значимым
вопросам и осуществлять критику и контроль правительства
снизу; формы общественного мнения — это такие мнения,
которые высказываются публично, т.е. общедоступно, это
опубликованные мнения, особенно мнение средств массовой
информации. И только «общественное» как социально-психологическое понятие практически не затрагивалось
в
массе
определений
общественного
мнения,
сформулированных в XX в. Опущено, таким образом,
значение, которое имеет в виду человека в его слабости, в его
зависимости от мнений окружения, одним словом, то значение,
которое предполагает наличие у человека чувствительной
социальной кожи, его социальной природы.

* В данном случае термин «публичность» применен для слова
«Offentlichkeit», которое обычно переводится как «общественный», в том
числе в выражении «общественное мнение». Далее в тексте применяются оба
варианта перевода. — Прим. персе.

102

Мнения, которые мы высказываем
без боязни быть изолированными
В «рабочее» определение общественного мнения мы включаем
то, что можно эмпирически выяснить путем наблюдений за
окружением, а именно: какие мнения ширятся, какие убывают,
как на них реагируют — самоуверенной речью или
осторожным молчанием, — т.е. все, что можно назвать страхом
перед изоляцией у большинства из нас. В Дальнейшем мы
рассмотрим мнения по противоречивым вопросам, которые
можно высказать публично, не опасаясь изоляции.
Однако предложенное понимание, наше толкование
общественного мнения должно быть дополнено. Общественное мнение обнаруживает родство с феноменом, доступным эмпирическим наблюдениям, — со спиралью
молчания, которая проявляется там, где мнения соперничают,
где новые ситуации становятся штампами, где обыденные
воззрения обновляются.
Ф. Теннис в «Критике общественного мнения» указывал,
что общественное мнение существует в различных агрегатных
состояниях: «твердом, жидком и газообразном»12. Если
использовать аналогии Тенниса, спираль молчания встречается
в жидком агрегатном состоянии. В среде, где мнения, способы
поведения оказались господствующими, где они стали
обычаем, традицией, противоречивый элемент не узнаваем
более, как, например, в дискуссиях на темы «Радикалы на
общественных постах» или «Запреты на профессии» — здесь
каждый лагерь сформировал собственный язык по главной
теме, и спираль молчания очень легко прочитывается по
частоте употребления того или иного обозначения.
Противоречивый элемент, предпосылка для возможной
изоляции проявляется при сбое, когда нарушается
общепринятое общественное мнение, традиция или обычай. О
«судейском норове» общественного мнения говорил юрист
Франц фон Хольт- цендорф (1879)13, Иеринг называл
общественное мнение «дрессировщиком общепринятого» и
четко отделял его от интеллектуальности14. Он имел это в виду,
когда говорил о сознательной или бессознательной «реакции
интереса на его ущемление, об обороне в целях своей
безопасности»15. Поэтому нужно дополнить определение
общественного

103

мнения: в устойчивой сфере традиций, обычаев и прежде всего
норм, общественным мнением являются те мнения и способы
поведения, которые нужно выражать или принимать публично,
если не хочешь оказаться в изоляции. Страх индивида перед
изоляцией, его потребность быть принятым обществом, с
одной стороны, и выдвинутое общественностью как
контрольной инстанцией требование конформности с
установившимися, всеми одобряемыми мнениями и способами
поведения, с другой, закрепляют существующий порядок,
высшие ценности.

Общественное мнение как
одобрение и порицание
Может быть, некорректно пользоваться в данном случае
понятием «общественное мнение», поскольку мы подвергли
критике все его определения, встречаемые в книгах,
высказываниях на политические сюжеты и т.д.? Установившееся, закрепленное, представленное в качестве признака
общественного мнения — как в области преобразований, так и
в области защиты — не имеет тематических ограничений, речь
идет лишь об одобрении и порицании публично
воспринимаемых позиций и способов поведения, одобрении и
порицании, ощутимых для индивида. Спираль молчания — это
реакция на публичное одобрение и порицание «изменчивого
небосвода ценностей». Столь же часто, как тема, обсуждается и
вопрос о носителях общественного мнения. В этом плане
общественное мнение не есть дело способных к критике
избранных, «политически активной общественности» (по
Хабермасу)16. Участвуют в нем все.

Прорыв в прошлое: Макиавелли и Шекспир
Чтобы удостовериться в обоснованности нашего определения
общественного мнения и понять, как оно формируется с точки
зрения спирали молчания, возвратимся на 200 лет назад — в то
столетие и в ту страну, где оно впервые появилось, — во
Францию XVIII в. В известном романе Лакло «Опасные связи»
(1782) это понятие вполне непри

104

нужденно употребляется в обыденной речи — 40 лет спустя
после Ж.-Ж. Руссо, впервые его использовавшего. В
интересующем нас фрагменте речь идет о письме светской
дамы (госпожи де Воланж) к молодой женщине, содержащем, в
частности, совет не общаться с человеком плохой репутации:
«Вы считаете его способным возвратиться на путь истинный?
Пусть так; предположим даже, что чудо это свершилось. Но
ведь общественное мнение будет по-прежнему против него, и
разве этого недостаточно для того, чтобы руководить вашим
поведением?»17
Перед нами — образец общественного мнения как контролирующей инстанции в сфере, далекой от политики, от
действий профессионалов. Автор письма предполагает, что
туманный намек на общественное мнение анонимного круга
знакомых молодой женщины определенно повлияет на нее и
заставит учесть в поведении их оценки. Обратившись к
прошлому, заглянем во времена, когда понятия «общественное
мнение» еще не существовало. И здесь мы столкнемся с
анонимной контрольной инстанцией, названной иначе, но
вызывающей те же конфликты. Шекспир описывает беседу
между королем Генрихом IV и его сыном, будущим Генрихом
V, в которой царствующий монарх порицает сына за то, что его
часто видят в плохой компании, а он должен считаться с
мнением других. Ибо мнение — самое важное, то, что его
самого возвело на трон («Генрих IV», часть I, третий акт). Если
Шекспир в конце XVI столетия позволил себе сценическое
употребление слова «мнение», то неудивительно, что
выражение
«общественное
мнение»
первоначально
оформилось не в Англии, а во Франции. Английское «opinion»,
вероятно, уже включало элемент публичности, некой
контролирующей инстанции, определяющей репутацию
человека в сообществе, и поэтому в добавлении «public» не
было необходимости.
Для Шекспира явно не была странной или новой мысль о
том, что властитель или будущий король должен учитывать
мнение окружающих, сообщества. Его век знал рукопись
Макиавелли 1514 г. «Государь», по сути являющуюся
руководством для регента в отношениях с общественностью.
Замечание Макиавелли, что не многие «чувствуют»
управление, можно перевести следующим образом: чувствуют,
что оно касается их непосредственно, но

105

все видят управление, и в этом свете важно предстать сильным
и благородным. «Вульгарных всегда отличишь по виду. ...
Государю нет необходимости обладать всеми названными
добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть
обладающим ими. Дерзну прибавить, что обладать этими
добродетелями и неуклонно им следовать вредно, тогда как
выглядеть обладающим ими — полезно»18. Государю, говорит
Макиавелли, следует избегать того, что вызовет к нему
неприязнь или презрение. Он должен стараться, чтобы люди
были им довольны.
Теория, лежавшая в основе наказов Генриха IV сыну и в
«Беседах о первой декаде римской истории Ливия» Макиавелли, гласила: «Об уме правителя первым делом судят по
тому, каких людей он к себе приближает; если это люди
преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его
мудрости, ибо он сумел распознать их способности и удержать
их преданность»14.
В своих поисках мы оказались в первой половине XVI в., но
у нас не возникло впечатления, что мы заплутали во времени,
когда люди были менее восприимчивы, чем сегодня, к хорошей
репутации, менее чувствительны к общественности в ее
оценивающей роли.
Макиавелли и Шекспир дали нам новую перспективу:
оценивающая инстанция повергает в трепет не только простых
людей, заботящихся о своей репутации, но и принцев, и
государей, и владык. Государя, которого он должен воспитать,
Макиавелли предостерегает: чтобы быть государем и
управлять, нужно основательно знать природу своего народа.
Власть подчиненных — в их способности опрокинуть
структуру государства (которым управляет государь) и
навязать новый образ государства20.
Ознакомившись в предыдущих главах с эмпирическими
исследованиями общественного мнения и вдохновленные
попутными наблюдениями в прошлом, попытаемся расширить
поиски исторических свидетельств в надежде, что это поможет
нам лучше понять данный феномен.
Примечания
1

2

См.: С h i 1 d s H. L. Public Opinion: Nature, Formation and Role. Princeton,
N.J.—Toronto—New York—London, 1965, p. 14-26.
D о v i f a t E. Zeitungslehre. I. Band. Berlin, 1962, S. 108.

106

1

H a b e r m a s J. Strukturwandel der Offentlichkeit. Untersuchungen zu einer
Kategorie der biirgerlichen Gesellschaft. Neuwied, 1962, S. 13.
4
D a v i s о n W. Ph. Public Opinion. Introduction. — S i l l s D. L. (Ed.). International Encyclopedia of the Social Sciences, vol. 13. New York, 1968, p. 188.
5
О n с к e n H. Politik, Geschichtschreibung und offentliche Meinung. Historisch-politische Aufsatze und Reden, 1. Band. Miinchen—Berlin, 1914, S. 224 f.,
236.
6
Ibid., S. 225.
7
П л а т о h. Государство, 478 B-E.
8
К а н т И. Соч. В 6-ти тт. Т. 3. М., 1964 («Критика чистого разума»).
9
См.: H u m e D. A Treatise of Human Nature. Edited with an analytical index by
LA. Selby-Bigge. Oxford, 1896, p. 411.
10
R о s s E. A. Social Control. A Survey of the Foundations of Order. Cleveland—London, 1969, p. 95.
11
См.: T o n n i e s F. Kritik der offentlichen Meinung. Berlin, 1922, S. 69, SO.
12
Ibid., S. 137 f.
13
См.: H o l t z e n d о r f f F . v o n . Wesen und Werth der offentlichen
Meinung. Miinchen, 1880, S. 74.
14
См.: I h e r i n g R. v о n. Der Zweck im Recht, S. 340.
15
Ibid., S. 242.
16
H a b e r m a s J. Op. cit., S. 117.
17
Л а К л о 111. д е. Опасные связи. М., 1990, с. 59.
' " М а к и а в е л л и Н. Государь. М., 1990, с. 53.
19
Там же, с. 69.
См.: R u s c i a n o F. L., о. J. Passing Brave: Elite Perspectives on the
Machiavellian Tradition. A Masters Thesis, presented to the Department of Political
Science of the University of Chicago. Verviellaltigtes Manu- skript, p. 49.

Глава V
ЗАКОН МНЕНИЯ:
ДЖОН ЛОКК

У него было пять или шесть друзей, с которыми он регулярно
встречался в своей лондонской квартире, чтобы побеседовать, —
так писал о себе Джон Локк в работе «О человеческом
разумении». Стимулом для этих встреч послужила одна беседа
на конкретную тему, за которую ухватились ее участники, но не
могли продвинуться в своих рассуждениях. Тогда им пришло в
голову, что они, вероятно, пошли по неверному пути и что надо
взяться за дело совсем с другой стороны. Друзья Локка сочли
этот аргумент убедительным и настаивали, чтобы к следующей
встрече он подготовил для обсуждения краткий текст. По их
желанию Джон Локк делал дальнейшие записи бесед, и так постепенно возникла книга.
Лондон 1670 г. — что может бытьчудеснее? Повсюду
ведутся дискуссии — в парламенте, в редакциях газет, в кафе и в
домашнем кругу. И наброски Дж. Локка, еще не перешагнувшего
свой сорокалетний рубеж, записанные, по его словам, бессвязно,
не предназначенные для ученых мужей, — все это свежо, как
летнее утро.
Но когда работа была опубликована, Дж. Локк трогательно
пожаловался, что укор новизны — ужасное обвинение в среде
тех, кто судит о головах людей так же, как об их париках, —
исходя из моды, и для кого верны лишь общепризнанные учения.
В своем первом явлении истина нигде и никогда не была
поддержана: новым мнениям всегда не доверяют, их всегда
отрицают только на том основании, что они еще непривычны.
Истина, однако, как и золото, в не меньшей степени истина,
когда ее только что «добыли в шахте».

108

Мы должны различать три типа законов, говорит Дж. Локк.
Во-первых, божественный закон, во-вторых, гражданский закон
и, в-третьих, закон добродетели и порока, закон общественного
доброго имени, или — здесь Локк употребляет различные
названия — закон моды или суждения частных лиц. Третий
закон он объясняет следующим образом: «..люди, соединяясь в
политические сообщества, отказываются в пользу государства
от права распоряжаться всею своею силою, так что не могут
пользоваться ею против своих сограждан больше, чем позволяет
закон страны, однако они все же сохраняют право быть хорошего или плохого мнения о действиях людей, среди которых
живут и с которыми общаются, одобрять или не одобрять эти
действия. В силу этого одобрения или неприязни они и
устанавливают между собой то, что они намерены называть
добродетелью и пороком»1.

Репутация,
мода в категории масштабности
«Таким образом, мерилом того,что везде называется и считается
добродетелью и пороком, является все, только не одобрение или
нерасположение, восхваление или порицание, которые по
скрытому и молчаливому согласию устанавливаются в
различных человеческих обществах, племенах и компаниях и
благодаря которым различные действия приобретают хорошую
или дурную славу сообразно суждениям, принципам или
обычаям данной местности»2.
«Но от наказания в виде всеобщего порицания и неприязни
не ускользает не один человек, нарушающий обычаи и идущий
против взглядов общества, в котором он вращается и где хочет
заслужить хорошую репутацию. И среди десяти тысяч человек
вряд ли найдется один, кто был бы настолько непреклонен и
нечувствителен, чтобы переносить постоянное нерасположение
и осуждение своей собственной компании. Странно и необычно
устроен должен быть тот, кто может удовольствоваться жизнью
в постоянном бесчестье и позоре в кругу своего особого сообщества. Многие искали уединения, и многие примирялись с
ним; но никто, имея хотя бы малейшее сознание или чувство
присутствия около себя человека, не может

109

жить в обществе под гнетом постоянного нерасположения и
дурного мнения своих близких и тех, с кем он общается. Это
бремя слишком тяжело для человеческого терпения...»3
Так, по описанию Локка, общественность в качестве
осуждающей инстанции принуждает людей к конформности,
используя страх перед изоляцией. У него не было радости по
этому поводу. Преследуемый врагами, Локк в третьем издании
книги изменяет данный текст на более возвышенный.
Локка упрекают в том, что он сглаживает грань между
добром и злом. Что обусловлено божественным законом — у
него стало делом договоренности между частными лицами,
мораль он свел до уровня моды, как будто он не знает, что такое
закон. Как известно, закон включает в себя авторитет,
исходящий от частных лиц, а также власть — и все вместе
обеспечивает соблюдение закона.
«...Человек, — говорит Дж. Локк, — не признающий
одобрения и неодобрения мотивами, настолько сильными для
людей, чтобы они приспособились ко взглядам и правилам тех, с
кем они общаются, по-видимому, мало знаком с человеческой
природой или историей, ибо он обнаружит, что огромное
большинство людей руководствуются главным образом, если не
исключительно, законами обычая и поступают гак, чтобы
поддержать свое имя в глазах общества, мало обращая внимание
на законы Бога или властей. О наказаниях, ожидающих людей за
нарушение божественного закона, некоторые, а быть может и
большинство людей, редко помышляют серьезно; да и среди
помышляющих многие, нарушая закон, утешаются мыслью о
будущем примирении и раскаянии в этих нарушениях. Что же
касается кар, налагаемых законами государства, то люди часто
льстят себя надеждой на безнаказанность. Но от наказания в виде
всеобщего порицания и неприязни не ускользает ни один
человек, нарушающий обычаи и идущий против взглядов
общества, в котором он вращается и где хочет заслужить
хорошую репутацию»4.
Локк разрабатывает терминологию на трех уровнях: при
ссылке на божественный закон следует говорить о долге и грехе,
при ссылке на гражданский закон — о нарушении или
соответствии закону, при ссылке на закон мнения и репутации —
о добродетели и пороке. Он иллюстри

110

рует свою мысль о том, что эти различные масштабы не
обязательно должны быть сведены к одному результату,
примером дуэли: вызов и сражение с мужчиной... называется
дуэлью. Если рассматривать дуэль в ее отношении к
божественному закону, то она заслуживает названия «грех».
Если рассматривать ее в связи с законом обычаев, то в некоторых
странах это называется «храбрость» и «достоинство». Если
связать ее с общественными законами некоторых правительств,
то это называется «преступление».
Проведенный Локком анализ, позволивший выявить
бдительную восприимчивость людей к мнению окружения,
согласуется с нашими новыми методами исследования
современности. Используя все новые обороты, Локк описывает
социальную природу человека. Основной для нашего согласия
(некоторого мнения) являются мнения других. Поэтому в
Японии, Турции и Испании... говорят по-разному. То, что мы
называем своим мнением, не принадлежит нам, произведено не
нами, есть простое отражение мнения других...5
По своему содержанию мнения, о которых здесь говорит Дж.
Локк, не имеют границ, но, согласно его объяснению, они
содержат оценку, выражают похвалу или порицание. По словам
Локка, характер согласования этих мнений — «тайна и
молчаливое согласие». Таким образом, речь идет о процессе, не
получившем осмысления в соответствующей литературе. И в XX
в. мы констатируем, что этому процессу присуща
таинственность.
В приведенном выше описании содержится другой
занимательный элемент: оно подразумевает мнение площади,
которое служит категорией масштаба. Это — образование,
уважаемое отдельным индивидом, это — согласие,
существующее в определенном месте и в определенное время.
Индивид может уклониться от соблюдения мнения, сменив
место пребывания на весьма удаленное, он может также
надеяться на смену времен. Мнение преходяще. Дж. Локк не
употребляет выражение «общественное мнение», но оно
подразумевается у него в двойственном смысле. Один раз — в
смысле согласия, которое можно истолковать как «общность» и,
таким образом, как «общественность», «публичность». Второй
раз — благодаря словам «масштаб», «на площади», обознача

111

ющим максимально возможную открытость, публичность. В
сравнении с более поздним понятием «общественное мнение»
определение Локка жестче, в нем подразумевается меньше
милосердия, когда заходит речь о законе мнения или репутации6,
но именно так Локк и хотел выразиться.
Когда Локк употребляет термин «закон», он делает это не по
легкомыслию, не мимоходом и не в том смысле, в каком говорят
о естественных законах природы. Он имеет в виду закон в
юридическом смысле и поясняет: за действием должно следовать
поощрение или штраф, которые не заключены в самом
проступке. Впрочем, и название этого закона для нас
показательно. Употребленное Локком выражение «закон мнения
или репутации» лишний раз говорит о том, что в его
представлении понятие «мнение» почти целиком замещается
понятием «репугация», они практически идентичны.
То, что поначалу производит впечатление грубого шутовства
в тексте Дж. Локка, в действительности оказывается четким
знаком его первооткрывательской натуры. Излагая свой предмет,
он предпочитает говорить о «моде» (fashion). Люди обо всем
судят, как о париках. Наглядность и быструю переменчивость,
привязку мнения к месту и времени, а также его принуждающую
сущность вкладывает Локк в эту акцентированную
характеристику — «мода». Он использует слово в качестве
ключа, чтобы не быть неправильно понятым. Мнение, которое он
подразумевает, говоря о «законе мнения или репутации», нельзя
рассматривать как источник политической мудрости; его
интеллектуальная ценность предельно открыта, о глубине
познания речь не идет.
Дж. Локк настаивает на понятиях типа «репутация», т.е.
терминах
социально-психологического
плана,
которые
характеризуют человека с точки зрения его зависимости от
окружения. Поскольку люди не доверяют новым мнениям на том
лишь основании, что они новые, еще не модные, поскольку они
не видят в них истины, Дж. Локк ищет поддержки у античных
авторитетов. Он цитирует Цицерона: «На свете пег ничего лучше
законности, похвалы, уважения и чести», причем, добавляет
Локк, Цицерон отлично знал, что все это названия одного и того
же.

112

Одного и того же? Но чего?
По нашим представлениям, все это отметки, которые
выставляет индивиду общественность.
Примечания
1
2
3
4
5
6

Л о к к Дж. Соч. В 3-х тт. Т. 1. М.. 1985, с. 407.
Там же.
Там же, с. 409.
Там же.
См. там же.
См. там же, с. 409.

Глава VI
ПРАВИТЕЛЬСТВО ОПИРАЕТСЯ НА
МНЕНИЕ: ДЭВИД ЮМ, ДЖЕЙМС
МЭДИСОН

Через семь лет после смерти Дж. Локка родился Дэвид Юм. В
своей работе «Трактат о человеческой природе»1 он развивает
теорию Локка о государстве. Поскольку с образованием
государства люди уступили ему свою способность употребить
власть, но не свою способность одобрять или порицать, и
поскольку им присуща естественная склонность учитывать
мнения, ориентироваться на мнения окружения, то эти мнения
очень важны для государства. Пробивная сила согласованного
мнения частных лиц формирует консенсус — основу основ
мнения любого правительства. Согласно тезису, выдвинутому
Юмом, «только на мнении основано правительство»2. Всякое
господство опирается на мнение.
«Для тех, кто занимается политической философией, ничто
не кажется более удивительным, чем легкость, с какой
многими управляют немногие, а также чем готовность людей
свои собственные ощущения и желания подчинить
ощущениям и желаниям правительства. Если попытаться
проанализировать, каким образом осуществляется такое чудо,
то мы увидим, что управляющие не могут опереться ни на что,
кроме мнения, кроме одобрения. Правительство основывается
единственно на мнении. И это справедливо как для
деспотических и милитаристских режимов, так и для самых
свободных и популярных правительств»3.
Д. Юм смещает перспективу разработки темы «мнение»
оглавления мнения па индивида к давлению мнения на
правительство. Эта перспектива была намечена еще
Макиавелли в его наставлении государю. Внимание Локка
было направлено на нормального, подверженного влиянию
закона мнения или репутации человека в его повсед

114

невном бытии, на его страх перед неодобрением, против
которого едва ли кто устоит, если его повсюду окружает
неуважение. Локк исследовал человеческую природу в общем
аспекте. Юма интересует правительство. Его сфера — двор
монарха, посланники, политика. Он боится наказаний,
которыми угрожает закон мнения или репутации тому, кто
вызывает неодобрение. И свою первую работу, «Трактат о
человеческой
природе»,
Юм
из
предосторожности
опубликовал анонимно. Но наряду с любовью к возвышенной
жизни Юм все же более восприимчив к наградам, чем к
наказанию, которые, по закону мнения, ожидают того, кто
пользуется признанием, одобрением.

Любовь к славе: солнечная сторона
общественного мнения
Одна из глав в его трактате, посвященная общественному
мнению (потребовалось более десяти лет, чтобы в 1744 г. Руссо
впервые использовал это слово), называется «Of the Love of
Fame» («Из любви к славе»). Начав с подробного описания
того, как добродетель, красота, богатство и власть, т.е.
объективно благоприятные обстоятельства, позволяют
человеку испытывать гордость и как бедность и рабство его
подавляют, Юм затем продолжает: «Наряду с этими прямыми
причинами гордости или подавленности есть вторичная
причина. Она основывается на мнениях других и таким же
образом влияет на движения нашей души. Наше имя, наш
статус, наша репутация — это существенные, значимые
причины для гордости. Другие причины — добродетель,
красота и богатство — мало что значат, если мнения и
воззрения других не способствуют этому... И очень умному,
критично настроенному человеку будет трудно следовать
собственному разуму или собственным склонностям, если
таковые противоречат разуму и склонностям их друзей и
ежедневных спутников»4.
Захваченный возвышенной жизненной сферой (он с
энтузиазмом описывает преимущества богатства и власти),
Юм, если использовать современное социологическое
понятие, говорит прежде всего о хорошем мнении референтных групп, что, в его понимании, означает меньшую
меру публичности, публичного одобрения или нео

115

добрения «на площади». Широту воздействия он усматривает в
том, что люди не ставят себя в оппозицию окружающим.
«Этим следует объяснять, — добавляет Юм, — большое
однообразие
ощущений
и способов
мышления
у
представителей одной нации»5. Совершенно однозначно он
одобряет (в эссе о принципах морали) эту ориентацию людей
на свое окружение, вовсе не рассматривая ее как слабость:
«Стремление к славе, уважению, авторитету у других так же
мало подлежит осуждению, как и неразрывная связь с
добродетелью, гением, усердием и высоким, благородным
устремлением духа. Общество ожидает от желающего
понравиться значительного внимания даже к незначительным
вещам, и никто не удивляется, что в обществе кто-то более
элегантно одет и приятнее в обращении, чем когда он дома в
кругу своей семьи»6.
Юм не останавливается на судьбе отверженных обществом,
которых настигла кара неодобрения. Его больше интересуют
те, кто на солнечной стороне, и он задается целью провести
границу, где любовь к славе может зайти чересчур далеко. «В
чем состоит тщеславие, которое справедливо рассматривается
как ошибка или недостаток? Очевидно, в чрезмерном
возвышении собственных преимуществ, заслуг, успехов, в
столь навязчивом и неприкрытом стремлении к похвале и
почитанию, что другим становится обидно...» Юму ясно, что
его
размышления
относятся
прежде
всего
к
привилегированным кругам. Он отмечает: «В среднем
характере мы одобряем склонность к скромности»7.
Таким образом, Юм движется в том направлении, которое
Локк назвал публичностью отношений между индивидом и
общественностью, однако видит эти отношения в несколько
ином свете, ближе к общественности, которую греки, по
мнению Хабермаса, понимали как саму собой разумеющуюся
вещь8. «Лишь в свете публичности проявляется то, что есть,
оно становится видимым для всех. В разговоре граждан друг с
другом вещи называются словами и приобретают образ. В
споре равных друг с другом выдвигаются лучшие и обретают
свою сущность — бессмертие славы... Так polis получает
широкие возможности для почетных наград: граждане
общаются друг с другом как равный с равным... но каждый
старается выделиться... Добродетели, каталог которых
составил Аристотель, стоят

116

чего-нибудь лишь в условиях публичности, там они находят
свое признание»9.
Но высокий стиль Юма, утверждавшего, что общественность — это якобы сфера награждений и отличий, не
привлек авторов, рассуждавших об общественном мнении и в
XVIII в., и позже. Главный тезис Юма — «Лишь на мнение
опирается правительство» — стал доктриной для основателей
Соединенных Штатов Америки. Признавая вес мнения в
политической сфере, они, однако, по-прежнему рассматривали
его роль для индивида глазами Дж. Локка.

Человек боязлив и осторожен
В сборнике статей основателей Соединенных Штатов по
вопросам Конституции 1787—1788 гг. один из отцов Конституции, Мэдисон, внимательно исследует принцип «Все
правительства опираются на мнение». Эта устоявшаяся догма,
по его мнению, — фундамент американской демократии. Но
как же слаба и податлива, с другой стороны, человеческая
природа, образующая этот фундамент! «Если и справедливо,
— говорит Мэдисон, — что все господство, правление
посредством
общественного
мнения
легитимируется,
опирается на мнение, то верно и то, что сила убеждений,
мнений индивида и степень влияния мнений на его
практическое поведение, его поступки в значительной мере
зависят от его представлений о том, сколько других людей
думают так же, как он. Человеческий разум, человек вообще
боязлив и осторожен, когда остается один, но он становится
сильнее и увереннее в той мере, в какой полагает, что многие
другие думают так же, как он»10.
Именно здесь мы впервые находим ту реалистическую
оценку человеческой природы и ее применение к
политической теории, к которой вновь возвращаемся во второй
половине XX столетия, чтобы сейчас, во всеоружии метода
демоскопии, попытаться объяснить с его помощью то, что
неожиданно проявляется в ряде наших наблюдений.

117

Не слава, а угроза закручивает
спираль молчания
Когда мы сравнивали, как Джон Локк или Джеймс Мэдисон, с
одной стороны, и Дэвид Юм — с другой, разрабатывали тему
«Индивид и общественность», мы столкнулись с тем же
различием, что и раньше — при интерпретации «эффекта
попутчиков». Одно объяснение — быть на стороне победителя,
другое — не оказаться в изоляции. Общественность,
публичность как сфера наград, отличий привлекают одних;
общественность, публичность как угроза, возможность
потерять лицо влияют на других. Почему же в связи со
спиралью молчания и общественным мнением нас интересует
публичность не с точки зрения поощрений, а с точки зрения
угрозы, осуждения? Потому что лишь угроза, страх индивида
оказаться в одиночестве, как это четко описывает Мэдисон,
объясняют молчание, с проявлением которого мы столкнулись
в «железнодорожном» тесте и в других исследованиях,
молчание, которое столь влиятельно при формировании
общественного мнения.

Революционные ситуации обостряют
восприятие публичности как угрозы
Могла ли революция, которую пережил каждый из них,
обострить восприимчивость публичности как угрозы у Дж.
Локка и Д. Мэдисона? Боязливая внимательность к тому, как
следует вести себя, чтобы не оказаться в изоляции, особо
необходима во времена сильных потрясений. Четко
организованный порядок не доносит до людей, пока они не
нарушают приличий, пи малейшего дуновения общественного
мнения, их не затягивает водоворот спирали молчания.
Однозначно ясно и то, что следует делать или говорить
публично и чего не делать публично, — здесь давление в
сторону конформности аналогично атмосферному давлению,
которое мы чувствуем не осознавая. Но в предреволюционные
периоды под влиянием двойного опыта — когда падают
правительства, лишенные поддержки мнения масс, и когда
индивид, потерявший ориенти

118

ры, что хвалить и что хулить, ищет новую опору, — в такие
неспокойные времена особенно ощущается действие общественного мнения и чеканятся адекватные слова.

1661 год: Глэнвил «чеканит»
понятие «климат мнений»
Трудно рассчитывать на то, что закон мнения или репутации,
который наказывает или награждает, — детище спокойного
времени. И кажется невероятным, что именно в такую пору —
то был 1661 год — английский социальный философ Джозеф
Глэнвил в своем трактате о тщете догматизирования впервые
употребил столь сильное выражение — «климат мнений»
(climates of opinions), — специально выделив его курсивом.
«Догматики, — писал он, — считают невозможным все,
отличное от того, что кажется им правильным и с младенчества
казалось единственно мыслимым. Чтобы освободиться от
этого тщеславия, кто-то должен был узнать о различных
климатах мнений»11.
«Климат мнений» (мы, несомненно, сочли бы это современным понятием) — детище нашего времени. Это связано
с нашей восприимчивостью, сравнимой с чувствительностью
Д. Глэнвила, меняющихся обстоятельств, ставших нетвердыми
убеждений. Понятие «климат» само по себе, без каких-то
колебаний или отклонений, было бы для нас неинтересным и
абстрактным, но опыт нашего времени обогатил наши
определения, поэтому понятие кажется нам чрезвычайно
метким: климат окружает индивида извне, его не избежать,
однако он и внутри, он сильно влияет на самочувствие.
Спираль молчания — это реакция на изменение «климата
мнений». В нем больше, чем в выражении «общественное
мнение», заложено представление о частотном распределении,
соотношении сил различных противоречивых тенденций, его
пространственных границах, оно естественным образом
предполагает полную публичность. Во времена революционных перемен, а таково и наше время, общественное
мнение заслуживает самого пристального внимания и
изучения.

119

Интуиция Декарта и спираль молчания
В совсем иных условиях, чем Глэнвил в Англии, жил уважаемый им и столь же превозносимый французский философ
Декарт. Если справедливо утверждение, что в революцию
публичность воспринимается скорее как угроза, а в периоды
упорядоченных отношений — как возможность заслужить
вознаграждение, то Декарт — хороший тому пример. Он
интуитивно представил спираль молчания как процесс
формирования «молодого» общественного мнения. Как
сказали бы сегодня, речь шла о том, чтобы «показать себя»:
философ Декарт заботится, о своей славе. Свою работу
«Meditationes de prima philosophia» он посылает в 1640 г.
«очень мудрым и просвещенным господам из Сорбонны» с
сопроводительным письмом, в котором, ссылаясь на их
огромный авторитет в обществе, просит о «публичном
признании» своих мыслей. По его словам, эта просьба
высказывается не только для того, чтобы «и прочие умы
присоединились к Вашему суждению», но прежде всего для
того, чтобы «думающие иначе потеряли решимость
противоречить, чтобы они, может быть, сами стали причиной,
после наблюдения которой другие умные люди не захотели
возбудить подозрения, что они их не понимают»12.
Примечания
1

2
4

5
0
7

См.: H u m e D. A. Treatise of Human Nature. Reprinted from the Original
Edition in Three Volumes and edited by L.A. Selby-Bigge. Oxford, 1896.
H u m e D. Essays Moral, Political, and Literary. London, 1963, p. 29. Ibidem.
Цит. по: H u m e D. Ein Traktat iiber die menschliche Natur. Ubersetzt von
Theodor Lipps, hg. von Reinhard Brandt. Band I und II. Hamburg, 1978, vol. II,
S. 47.
Ibid., S. 48.
H u m e D. Untersuchung iiber die Prinzipien der Moral. Ubersetzt, einge- leitet
und mit Register verschen von Carl Winckler. Hamburg, 1962, S. 113 f.

Ibidem.
См.: H a b e r m a s J. Strukturwandel der Offentlichkeit. Untersuchungen zu
einer Kategorie der biirgerlichen Gesellschaft, S. 15.
4
Ibid., S. 15 f.
8

120

M a d i s о n J. The Federalist, № 49, February 2, 1788. — Цит. no: С о о к е J. Е.
The Federalist. Middletown, Conn., 1961, p. 340.
1
G 1 a n v i 11 J. The Vanity of Dogmatizing: or Confidence in Opinions.
Manifested in a Discourse of the Shortness and Uncertainty of our Knowl- ege,
and its Causes: With Some Reflexions on Peripateticism; and An Apology for
Philosofy. London, 1661, p. 227.
2
D e s c a r t e s R. CEuvres, publiees parCh. Adam, P. Tannery. Paris, 1964, vol.
7, p. 6.

1 0

1

1

Глава VII
ЖАН-ЖАК РУССО ВВОДИТ В ОБОРОТ
ПОНЯТИЕ «ОБЩЕСТВЕННОЕ
МНЕНИЕ»

Что за ситуация побудила Ж.-Ж. Руссо впервые запечатлеть на
бумаге слова «1'opinion publique»?
Вспомним Венецию, 1744-й богатый событиями год.
Секретарю французского посла Руссо было немногим более
тридцати, когда Франция объявила войну Марии Те- резии в
борьбе за австрийское наследство. В письме от 2 мая 1744 г.
французскому министру иностранных дел Амелоту Руссо
приносит свои извинения за то, что бросил слишком
откровенный упрек в адрес венецианского шевалье Эриззо,
прослывшего в общественном мнении сторонником Австрии1.
Он заверяет министра, что его замечание осталось без
последствий и в будущем постарается избегать подобных
ошибок. Руссо употребляет здесь понятие «общественное
мнение» в том же смысле, что и уже знакомая нам светская дама
(только чуть позднее) в письме к молодой женщине, которая
слишком мало внимания обращала на свою репутацию:
общественное мнение — это осуждающая инстанция,
неодобрения которой всегда следует остерегаться.
Кто хочет использовать выражение «общественное мнение»
как политико-критическое суждение, коррелят правительству,
как это было принято начиная с XIX в., тот найдет у Руссо весьма
слабую поддержку. Его рукописи дают мало материала
историкам и политологам на тему «Общественное мнение».
Лишь в 1978 г.— толчком послужила диссертация 1975 г.,
написанная в Майнце2, — во Франции было проведено обширное
систематическое исследование на тему — «Общественное
мнение у Руссо»3.

122

Наше ожидание оправдывается: тог, кто распространил
название, имел также непосредственное отношение к
обозначенному им явлению. Действенность общественного
мнения — тема всех работ Руссо начиная с 1750 г., но, поскольку
он не упорядочивает свои разработки, необходима специальная
методика, чтобы воссоздать целостную картину. В упомянутой
выше диссертации Кристина Гер- бер воспользовалась
следующим путем: она взяла шесть главных произведений Руссо
и рассмотрела каждый эпизод, в котором встречались слова
«мнение» (opinion), «общественный» (public), «общественность»
(publicity), «общественное мнение» (public opinion). Этим
методом (он называется «анализ содержания») она исследовала
культурно-критические работы 1750—-1755 гг.: «Юлия, или
Новая Элоиза», «Об общественном договоре», «Эмиль, или О
воспитании», «Исповедь» и письмо г-ну Д'Аламберу от 1758 г. В
16
случаях
Кристина
Гербер
обнаружила
понятие
«общественное мнение», 100 раз — понятие «мнение» без
прилагательного «общественный», но в сочетании с другими
прилагательными и существительными, 106 раз —- слова
«общественный», «общественность» чаще всего в других
словосочетаниях (помимо общественного мнения, например
общественное уважение).

Публичность — значит открытость
Благодаря этой работе мы узнали, что Руссо был чрезвычайно
восприимчив к общественности, публичности как угрозе и его
натура стороннего наблюдателя позволила ему накопить
соответствующий опыт. «Я не испытал ничего, кроме ужаса,
когда публично в моем присутствии меня объявили вором,
лжецом, клеветником»4. «Все это не помешало не знаю кем
науськанному народу возбудить в себе ярость против меня,
оскорблять меня публично средь бела дня, не только в поле, но и
посреди улицы...»5
«Средь бела дня», «не только в поле»: ощущение незащищенной
открытости,
публичность
усиливают
зло.
Сравнительно частое употребление словосочетания «общественное уважение» у Руссо указывает, что для него «общественное мнение» сродни «репутации», т.е. в традиции
Макиавелли, Локка или Юма. Но самому явлению отведе

123

но в его работах значительно больше места. То и дело Руссо
терзают амбивалентные ощущения. С точки зрения социальной
сущности действенность общественного мнения кажется ему
благословенной: оно вызывает общность, оно консервативно,
подчиняя индивида обычаям и традициям и защищая от
разрушения нравы. Его сила и ценность — в моральном, а не в
интеллектуальном аспекте.

Общественное мнение — страж нравов
Пронизанные светлой верой давних времен, когда человеческое
сообщество жило в первозданной естественности, среди
«дикарей», такие четкие формы общественного мнения, как,
например, обычаи и традиции, кажутся Руссо теми благами,
которые следует защищать, поскольку в них накапливается все
лучшее, что есть у народа. Как и Локк, Руссо прибегает к
метафоре неписаного закона. Изложив три типа законов, на
которых основано государство (общественное право, уголовное
право, гражданское право), он объясняет: «К этим трем видам
законов необходимо присоединить четвертый, наиболее важный
из всех: законы этого вида не вырезаны на мраморе и меди, а
запечатлены в сердцах граждан; они составляют истинную конституцию государства; сила их возобновляется каждый день; они
восполняют и возвращают к жизни другие законы, стареющие
или угасающие, сохраняют в народе дух государственных
учреждений и незаметно силой привычки заменяют силу власти.
Я говорю о нравах и обычаях, а в особенности об общественном
мнении. Эта часть законов неизвестна нашим политикам, но от
нее зависит успех всех остальных законов...»6
В середине английского революционного столетия Дж. Локк
подчеркивал такую соотнесенность: чего требует закон мнения
или репутации, что находит одобрение или порицание — зависит
от взглядов «на площади»7. Среди могущества и великолепия
французского двора середины XVIII в. для Руссо
преобладающим является чувство, что четвертый закон записан
в сердцах граждан государства и его следует охранять лишь от
порчи, старения. В работе «Об общественном договоре» Руссо
изобретает особую инстанцию, «цензуру» — ведомство,
которого еще никогда не

124

было, — лишь для того, чтобы усилить общественное мнение,
защищающее обычаи. В этом контексте имеется единственное
определение общественного мнения, которое К. Гербер
обнаружила у Руссо: «Общественное мнение есть своего рода
закон, исполнителем которого служит цензор, применяющий,
подобно государю, закон к частным случаям»8. Для чего цензор
используется в качестве инструмента, Руссо объясняет
следующим образом: «Цензура поддерживает нравы, мешая
мнениям развращаться, сохраняя правильность их мудрыми
действиями, иногда даже тогда, когда они еще не
определились»".
Единство нравственных убеждений для Руссо — основа
возникновения общества, общая составляющая морального
консенсуса — это «публичность»; она представляет собой
общественное лицо, ассоциируемое с политическим органом,
который его члены называют «государством». Членение на
партии для Руссо с этой точки зрения не представляет собой
ничего хорошего, а есть лишь один общий фундамент, которому
угрожает эгоизм частных интересов. Здесь лежит корень
враждебности
Руссо
к
частному
как
альтернативе
общественному. Этот негативный момент в XX в. был усилен
неомарксизмом.
Руссо осторожно замечает, что цензура иногда даже
«устапавляет» мнения, «когда они еще не определились». Эти
«особые случаи» он и имеет в виду при объяснении сути
ведомства цензора. По мнению Руссо, «люди всегда любят то,
что прекрасно или что они находят таковым... а поэтому вопрос
сводится к тому, чтобы направить это суждение»10. И это задача
цензора — помочь осознать лучшее. Как только цензор
«отклоняется в сторону» и объявляет общественным мнением,
согласием то, что в действительности таковым не является,
«решения его становятся пустыми и остаются без
последствий»11. В этом смысле цензор — инструмент, он рупор.
Руссо уделяет гораздо большее внимание цензору, чем его
последователи в XX в.: нельзя принуждать, можно лишь
акцентировать моральные принципы, используя для этого
цензора! Цензор чем- то похож на государя в представлениях
Руссо. У государя также нет средств власти, он не может
издавать законы. «Мы видели, — говорит Руссо, — что
законодательная власть принадлежит народу и может
принадлежать только ему»12. Но законодательная инициатива
исходит от госу
125

даря. В этом плане он должен пристально следить за картиной
мнений: «Эта часть законов неизвестна нашим политикам, но от
нее зависит успех всех остальных законов. Великий
законодатель втайне занимается этой частью законов, между тем
как внешним образом он ограничивается изданием частных
регламентов»13. В своем наблюдении он опирается на
деятельность цензора. Он должен знать, какие воззрения живучи
в народе, потому что законы могут опираться лишь на согласие,
на общие воззрения, которые образуют действительную основу
государственного устройства. «Пободно тому как архитектор,
прежде чем построить большое здание, изучает и зондирует почву, чтобы узнать, может ли она выдержать тяжесть здания, так и
мудрый законодатель не начинает с написания хороших законов,
а исследует предварительно, сможет ли народ, для которого он
эти законы предназначает, вынести их»14.
Описывая связь между общей волей volonte generale (которая
в свою очередь может быть подвержена влиянию
частно-эгоистической) — (volonte de tous) и общественным
мнением, Руссо не завершает свою мысль. «Подобно тому как
изъявление общей воли происходит путем закона, так
изъявление
общественного
приговора
производится
посредством цензуры»15. Volonte generale можно представить
себе как сгусток общественного мнения, а сама она в
концентрированном виде отражена в законах. Законы суть
только подлинные акты общей воли16. Легитимирующая сила
общественного мнения, сформулированная Д. Юмом в 1741 г. в
виде принципа «..лишь на мнение опирается правительство»17,
определяет также взгляды Руссо. «Мнение, царица земли, никоим образом не подчиняется власти царей; они сами суть ее
первые рабы»18.
В своем письме Д'Аламберу Руссо уточняет, кто мог бы
представлять цензорское ведомство во Франции. Те, кто считает
Руссо радикальным демократом («законодательная власть
принадлежит народу»), будут удивлены его предложением: на
роль цензора следует назначить маршальский суд чести14. То
есть Руссо наделяет это ведомство наивысшим престижем; он
прекрасно осознает весомость «общественного уважения» как
фактора, влияющего на поведение людей: он понимает, что не
должно быть рас

126

согласованности по этому пункту, иначе общественному мнению
грозит неминуемый крах. Он требует, чтобы и правительство
подчинялось цензору, трибуналу, маршальскому суду чести,
когда оно публично объявляет, каково общественное мнение по
тому или иному вопросу, а также публично выражает одобрение
или порицание. Здесь общественному мнению придается
качество морального авторитета. Вероятно, эта же мысль
однажды пришла в голову Г. Бѐллю, когда он писал о
бедственном положении общественного мнения в Западной
Германии. Цензорское ведомство попало не в те руки.
Движимый мыслью об общности представлений о хорошем и
плохом у одного народа, Руссо вводит понятие, которое лишь в
XX в. смогло пробить себе дорогу: «гражданская религия»20. По
мере ослабления привязанности к метафизическим религиям
укрепляется
идея
«гражданской
религии».
Можно
предположить, что это понятие включает ряд принципов,
которым нельзя публично противоречить, не оказавшись в
изоляции, т.е. это понятие можно отнести к сфере общественного
мнения.

Общественное мнение: оплот
общества и враг индивида
Насколько благотворно для общего дела общественное мнение в
роли стража нравов, настолько неблагоприятным оно
представляется Руссо в его влиянии на индивида. Пока идивид из
страха перед изоляцией уважает в нем стража нравов, чтобы не
подвергнуться осуждению ни в городе, ни за его пределами,
Руссо, несмотря на свой горький опыт, не ополчился против
него. «Кто судит о нравах — судит о чести, а кто судит о чести,
тот черпает закон из мнения»21.
Неблагоприятный характер общественного мнения вырастает
из потребности человека отличиться из «любви к славе» (именно
так назвал одиннадцатую главу своего трактата Д. Юм), проще
говоря, из потребности человека в признании его общественной
значимости, престижа, положительного отличия от других. С
этой потребности началось разрушение человеческого общества,
как писал Руссо в хвалебной рукописи «О возникновении

127

неравенства людей», принесшей ему славу в 1755 г. «В конце
концов тщеславие, стремление умножить свое богатство —
меньше всего из истинной потребности, чем из желания
возвыситься над другими, — вызывает у всех людей склонность
наносить друг другу урон». «Я бы показал, как это всесильное
стремление к признанию, славе, наградам, пожирающее нас,
растит таланты, набирает силу, становится заметным, как оно
разжигает и приумножает страсти, насколько оно превращает
всех людей в конкурентов, соперников, даже врагов». «Дикарь»
свободен от этой пожирающей гонки, «нецивилизованный живет
в самом себе»22, однако даже дикари отличались от животных
свободолюбием,
способностью
сопереживания
и
самосохранения. Но постепенно, по мере обобществления, когда,
по словам Руссо, «общественное уважение стало ценностью»23,
изменяется сущность человека, в результате чего, как
формулирует Руссо, «человек, социальное существо, всегда
повернут вовне: ощущение жизни он, по сути, получает лишь
через восприятие того, что думают о нем другие...»24.
По Руссо, человек имеет две сути: в одной он, соответственно
своей натуре, проявляет «подлинные потребности», склонности
и интересы, во второй он преобразуется под давлением мнения.
Различие между ними Руссо поясняет на примере ученого: «Мы
постоянно различаем склонности, обусловленные природой и
обусловленные мнением. Существует усердие в науке, которое
опирается на желание добиться уважения к себе как ученому. И
есть другое, вырастающее из естественной любознательности ко
всему, что человека окружает — вблизи и вдали»25.
Руссо считал, что потребительские устремления людей
вызваны общественным мнением: «Им нужна ткань лишь
потому, что она дорого стоит, их сердца подвержены роскоши и
всем капризам мнения, и этот вкус не приходит к ним изнутри»26.
Правопорядок, честь, уважение — что может быть лучше,
цитировал Цицерона Дж. Локк, возводя этот ценностный ряд к
одному источнику — удовольствию от благоприятного суждения
среды. Руссо, проводивший различие между истинной природой
человека и мнением, пытался узаконить понятие чести, источник
которого — самоуважение, а не мнение других. «В том, что
называют честыо,

128

я различаю то, что является результатом общественного мнения,
и то, что можно рассматривать как следствие самоуважения.
Первое состоит в пустых предрассудках, которые переменчивее
катящихся волн...»27
В этих словах Руссо нельзя не заметить двусмысленности,
ведь он продолжает говорить об «общественном мнении»,
которому в другое время и при других обстоятельствах он
отводит совсем иную роль: стража наиболее устойчивого и
ценного — обычаев. Уличить Руссо в подобной
противоречивости не составляет особого труда. В одном месте
он заявляет: «Это дело общественного мнения — делать
различие между злодеями и справедливыми людьми»28. В другой
раз, любуясь искусством спартанцев, Руссо замечает: «Если в
совете спартанцев человек с плохими привычками выдвигал
хорошее предложение, эфоры, не обращая на это внимания,
предлагали добродетельному гражданину повторить это
предложение. Какая честь для одного, какое унижение для
другого — и без похвалы или укора каждому из них»29. Нет
сомнений в высокой оценке Руссо общественного движения. Но
в «Эмиле» мы читаем: «И даже если весь мир будет нас порицать
— что из этого? Мы не гонимся за общественным признанием,
нам достаточно Твоего счастья»30.

Компромисс как необходимость
при обращении с общественным мнением
Руссо лучше своих предшественников обнаруживает в
противоречии существенное, что характеризует все проявления
общественного мнения: они суть компромисс между
общественной согласованностью и склонностями, убеждениями
индивида. Индивид вынужден искать середину— вынужден
«под давлением мнения» в силу ранимости своей природы,
которая делает его зависимым от чужих суждений, вызывает у
него стремление избегать изоляции. Руссо пишет в «Эмиле, или
О воспитании»: «Поскольку оно зависит от своей совести и
одновременно от мнения других, оно должно научиться
сравнивать эти два фактора, примеривать их друг к другу и
давать преимущество то одному, то другому лишь когда они
находятся в противоречии»31. Иными словами: когда этого не
избежать.

129

«Я должен учиться
переносить насмешки и осуждение»
Компромисс разрешается по-разному. Именно тогда, когда,
согласно Д. Юму, следует считаться с общественным мнением,
например при выборе одежды для появления в обществе, —
именно в этот момент Руссо решает продемонстрировать свою
индивидуальность, В качестве гостя Людовика XV он появляется
на премьере оперы в королевском театре в Фонтенбло в
неприличном виде: в большой ложе просцениума диссонансом
выглядел человек, плохо причесанный, в ненапудренном парике,
в простом одеянии, без полагающегося по этикету жилета. «Я
одет как всегда, не хуже и не лучше. Мой вид прост и непритязателен, аккуратен и негрязен. И не борода у меня вовсе.
Природа дает нам волосы на лице, и по времени и моде они
иногда могут быть весьма длинными. Может быть, меня сочтут
смешным или беззастенчивым, но должно ли это волновать
меня? Я должен учиться переносить насмешки и оскорбления,
если только они не заслуженные»32. Руссо видит заключенную в
этом опасность — уклоняться от компромисса. В «Юлии, или
Новой Элоизе» он пишет: «Боюсь, что та непуганая
добродетельная любовь, которая дает ему силу презирать
общественное мнение, гонит его в другую крайность и может
побудить презирать законы приличий и воспитанности»33.
Руссо следующим образом заостряет задачу, которую должен
решить общественный договор: «Найти такую форму
ассоциации, которая защищала бы и охраняла совокупной общей
силой личность и имущество каждого участника и в которой
каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы, однако, только
самому себе и оставался бы таким же свободным, каким он был
раньше. Вот основная проблема...»34
Примечания
1

См.: R o u s s e a u J. - J. Depfiehes de Venise, XCI. — In: ceuvres completes, vol. 3.
Paris, 1964, p. 1184.

2

См.: G e r b e r C. Der Begriff der offentlichen Meinung im Werk Rous- seaus.
Magisterarbeit. Mainz, 1975.

130

См.: G a n o c h a u d С. L'opinionpublique chez Jean-Jacques Rousseau. Doct. diss.
Universite de Paris V — ReneDescartes. Sciences Humaines. Sorbonne, 1977-1978,
vol. I—II.
4
R o u s s e a u J. - J. Les Confessions. Paris, 1968.
5
Ibid.
6
P у с с о Ж. - Ж. Об общественном договоре. М., 1938, с. 47.
7
См.: L o c k e J. An Essay Concerning Human Understanding Oxford: at the
Clarendon Press, p. 477.
8
P у с с о Ж. - Ж. Об общественном договоре, с. 109.
3

9

Там же, с. 110.

10

Там же.

11

Там же.

12

Там же, с. 48.

13

Там же, с. 47.

14

Там же, с. 37.

15

Там же, с. 109.

16

См. там же, с. 78.

Н u m е D. Essays Moral, Political, and Literary. London, 1963, p. 29.
18
R о и s s e а и J. - J. Lettre a M. d'Alembert sur les Spectacles. Paris, 1967, p. 154.
19
См.: R o u s s e a u J. - J. Lettre a M. d'Alembert. — In: Du Contrat Social ou
Principes du Droit Politique. Paris, 1962, p. 176.
20
См.: Р у с с о Ж. - Ж. Об общественном договоре, с. 119—120.
21
Там же, с. 110.
22
См.: R o u s s e a u J. - J. Discours sur l'origine et les foundements de l'inegalite
parnii les hommes. — In: oeuvres completes, vol. 3. Paris, 1964.
23
Цит. no: G e r b e r Ch. Der Begriff der offentlichen Meinung im Werk Rousseaus,
S. 88.
24
R o u s s e a u J. - J. Discours sur l'origine et les foundements...
25
R o u s s e a u J. - J. Emile ou de l'education. — In: oeuvres completes, vol. 4.
Paris, 1964, p. 429.
26
Там же.
17

27

Р у с с о Ж. - Ж. Юлия, или Новая Элоиза. М., 1968.

28

R o u s s e a u J. - J. Discours sur l'origine et les foundements.., 223—224.

29

Ibidem.

30

R о u s s e a u J. - J. Emile ou de l'education, p. 758.

31

Ibid., p. 731.
Цит. no: H a r i g L. Rousseau sieht das Weisse im Auge des Konigs. Ein
literatur-historischer RUckblick. -Die Welt, 1978, № 71, 25. Man.
33
P у с с о Ж. - Ж. Юлия, или Новая Элоиза.
34
Р у с с о Ж. - Ж. Об общественном договоре, с. 12.
32

Глава VIII
ТИРАНИЯ
ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ:
АЛЕКСИС ДЕ ТОКВИЛЬ

Если цель исторической части нашего исследования заключалась
в том, чтобы проверить, как понимали общественное мнение те,
кто отчеканил эту монету, т.е. проследить историю становления
этого понятия, то теперь можно с уверенностью утверждать, что
мы ошибались, когда, характеризуя спираль молчания как
процесс распространения общественного мнения, порожденный
страхом индивида перед изоляцией, не использовали само
понятие.
Можно также предположить, что различные общества будут
отличаться друг от друга по степени страха их членов перед
изоляцией, что везде — это обнаружил Стэнли Милгрэм в
экспериментах на выявление конформности людей, которые он
проводил в Норвегии и Франции, — существует давление в
сторону
конформности
и
страх
перед
изоляцией,
обеспечивающий успех этому давлению (в Норвегии оно
ощущалось несколько больше, во Франции — несколько
меньше)1. Милгрэм перенес свои эксперименты в Европу,
поскольку возникло подозрение, что конформистское поведение,
открытое Соломоном Эшем, сугубо американская черта.
В действительности американское престижное поведение, с
которым познакомил нас в начале XX в. американский ученый Т.
Веблен в своей книге «Теория праздного класса»2, отпугнуло бы
Руссо с его противоборством давлению потребительства.
Компромисс между общественным мнением и природой
индивида, если использовать диалектическую пару понятий
Руссо, в значительной степени противоречил представлениям,
бытующим в общественном мнении США, и предписывал
американцам чересчур много послушания. Об этом рассказал в
своем пу132

тевом очерке «Демократия в Америке» (1835—1840) соотечественник Руссо — Токвиль3.
Насколько нам известно, Токвиль не только первым
обнаружил и описал процесс спирали молчания на примере
упадка французской церкви в предреволюционную эпоху; он не
только использует любую возможность, чтобы подчеркнуть
значение способности говорить и тенденции отмалчиваться в
связи с общественным мнением4; его подход к общественному
мнению близок к концепции, которую можно развернуть сегодня
благодаря эмпирическому методу демоскопии, который уделяет
особое внимание страху перед изоляцией и тенденции
отмалчиваться. Токвиль не писал специально об общественном
мнении, в его работах нет главы с таким названием. И все же мы
были потрясены оценками, разъяснениями, описанием и
анализом последствий общественного мнения в его книге
«Демократия в Америке». Для Токвиля общественное мнение не
есть сугубо американский феномен, он прослеживает общие для
этого явления черты и в Европе, но считает, что в Америке
воздействие общественного мнения ощущается сильнее: здесь
оно играет весьма заметную роль в обществе, которую
европейское общественное мнение сыграет, возможно, в
будущем. Токвиль характеризует общественное мнение в
Америке как мощное давление, гнет — принуждение к
конформности, говоря словами Руссо, — как иго, подчиняющее
индивида обществу. «В аристократиях часто встречаются люди,
отмеченные величием и силой собственной души. Обнаружив
свои разногласия с подавляющим большинством сограждан, они
замыкаются в себе и в этом находят поддержку и утешение. У
демократических народов все обстоит иначе. У них
общественное признание кажется столь же необходимым, как
воздух, которым дышат, и человек, живущий в разладе с
массами, все равно что не живет вообще. Массе нет никакой
надобности прибегать к силе законов, чтобы подчинить себе тех,
кто думает иначе. Вполне достаточно ее собственного
осуждения. Ощущение своей изолированности и беспомощности
тотчас же начинает угнетать инакомыслящих, доводя их до
отчаяния»5. «Я не знаю ни одной страны, где в целом свобода
духа и свобода слова были бы так ограничены, как в Америке»6.

133

«Нет такой религиозной или политической доктрины,
которую нельзя было бы свободно исповедовать в конституционных государствах Европы... потому что ни в одной
европейской стране нет такой политической силы, которая
властвовала бы безраздельно. Поэтому человек, который хочет
там говорить правду, всегда найдет опору и защиту в случае,
если его независимая позиция приведет к опасным для него
последствиям. Если он имеет несчастье жить в стране, где у
власти стоит абсолютный монарх, то на его сторону часто
становится народ; если же он живет в конституционной стране,
то при необходимости он может искать защиты у королевской
власти. В демократических странах на его защиту может
выступить аристократическая часть общества, а в других —
демократическая. Но в такой стране, как Соединенные Штаты,
где жизнь общества организована на демократических
принципах, есть только одно условие силы и успеха, только одна
власть, и все подчинено ей»7. Эта единственная власть, по
признанию Токвиля, — общественное мнение. Как ему удалось
приобрести такую власть?

Равенство объясняет всесилие
общественного мнения
«Среди множества новых предметов и явлений, — пишет
Токвиль, — привлекших к себе мое внимание во время
пребывания в Соединенных Штатах, сильнее всего я был
поражен равенством условий существования людей. Я без труда
установил то огромное влияние, которое оказывает это
первостепенное обстоятельство на все течение общественной
жизни... придавая определенное направление общественному
мнению и законам страны...»8
Пытаясь раскрыть причины столь упорного стремления к
равенству, Токвиль акцентирует внимание на мировом процессе:
«Если вы станете рассматривать с интервалом в пятьдесят лет все
то, что происходило во Франции начиная с XI века, вы не
преминете заметить в конце каждого из этих периодов, что в
общественном устройстве совершалась двойная революция:
дворянин оказывался стоящим на более низкой ступени
социальной лестницы, а простолюдин — на более высокой. Один
опускается, а дру

134

гой поднимается. По истечении каждой половины столетия они
сближаются и скоро соприкоснутся.
И этот процесс показателен не только для Франции. Куда бы
мы ни кинули наши взоры, мы увидим все ту же революцию,
происходящую во всем христианском мире... Таким образом,
постепенное
установление
равенства
условий
есть
предначертанная свыше неизбежность. Этот процесс отмечен
следующими основными признаками: он носит всемирный,
долговременный характер и с каждым днем все менее и менее
зависит от воли людей; все события, как и все люди,
способствуют его развитию»9. «Вся эта предлагаемая вниманию
читателей книга была целиком написана в состоянии своего рода
священного трепета, охватившего душу автора при виде этой
неудержимой революции, наступающей в течение столь многих
веков, преодолевающей любые преграды и даже сегодня
продолжающей идти вперед сквозь произведенные его
разрушения.
Богу вовсе не нужно возвышать свой собственный глас для
того, чтобы мы обнаружили верные приметы его воли»10.
Пытаясь объяснить, почему равенство общественных
условий ведет к усилению власти общественного мнения,
Токвиль пишет: «Когда условия существования различны и
люди неравны и непохожи друг на друга, среди них непременно
встречаются отдельные личности, отличающиеся превосходным
образованием,
глубокой
учѐностью
и
огромным
интеллектуальным влиянием, в то время как массы отмечены
чрезвычайным невежеством и ограниченностью. В результате
люди, живущие в аристократические времена, естественным
образом обнаруживают склонность руководствоваться в своих
суждениях указаниями ученых людей или же всего
образованного
класса,
одновременно
не
проявляя
расположенности считать безошибочными мнения массы.
В века равенства наблюдается как раз обратное.
По мере того как граждане становятся более равными и более
похожими друг на друга, склонность каждого из них слепо
доверяться конкретному человеку или определенному классу
уменьшается. Предрасположенность доверять массе возрастает,
и общественное мнение все более и более начинает править
миром... Во времена равенства

135

люди не склонны доверять друг другу по причине своего
сходства, но то же самое сходство обусловливает их готовность
проявлять почти безграничное доверие ко мнению
общественности, ибо им не кажется невероятным вывод о том,
что, поскольку все обладают равными познавательными
способностями, истина всегда должна быть на стороне
большинства»11. Как видим, Токвиль считает «общественностью», «общественным мнением» количественное
большинство.
Правда, он оговаривается, что здесь проявляется воля
Господня, которой нельзя сопротивляться. Но его захватывает
сочувствие к судьбе индивида в подобном обществе, духовное
воздействие которого повергает его в глубокий пессимизм, и он
возмущается.
«Когда человек, живущий в демократической стране, —
пишет Токвиль о судьбе индивида, — сравнивает себя с окружающими его людьми, он с гордостью ощущает свое
равенство с каждым из них; но когда он начинает размышлять о
всей совокупности себе подобных и соотносит себя с их
огромной массой, он тотчас же чувствует себя подавленным,
ощущает всю свою незначительность и слабость. То же самое
равенство, освободившее его от зависимости перед любым
отдельно взятым гражданином, оставляет его одиноким и
беззащитным перед лицом реального большинства»12.
«Всегда, когда условия равны, общественное мнение тяжким
гнетом ложится на сознание каждого индивидуума: оно
руководит им, обволакивает его и подавляет. Основы
социального устройства общества в большей мере обусловлены
этим фактором, чем политическими законами. По мере того как
стираются различия между людьми, каждый из них все острее
чувствует свое бессилие перед лицом всех остальных. Не находя
ничего, что могло бы поднять человека над массой или еще
как-то выделить из нее, он теряет доверие к самому себе, когда
сражается против большинства: он не только сомневается в
своих силах, но и утрачивает уверенность в своем праве и в своей
правоте и почти готов признать ошибочность своих взглядов
потому, что большинство утверждает противоположное»13.
Токвиль доказывает, что давление общественного мнения
сказывается не только на индивиде, но и на прави

136

тельстве. В качестве примера он ссылается на тактику и
поведение американского президента в ходе предвыборной
борьбы. В это время президент управляет не на благо
государства, а во благо своего переизбрания 14. «Он буквально
падает
ниц
перед
большинством
(общественным
мнением,—Авт.), и нередко, вместо того чтобы противостоять
страстям, раздирающим это большинство, к чему, кстати,
обязывает его должность, сам идет навстречу этим капризам»15.
Токвиль утверждает, что равенство в обществе может
оказывать благотворное воздействие. Развенчивая авторитеты,
равенство освобождает дух человека, делает его открытым
новым мыслям. Однако может случиться, что человек
предпочтет вообще не думать. «Общественное мнение не
внушает своих взглядов, оно накладывается на сознание людей,
проникая в глубины их души с помощью своего рода мощного
давления, оказываемого коллективным разумом на интеллект
каждой отдельной личности. В Соединенных Штатах
большинство приняло на себя обязанность обеспечивать
индивидуум массой уже готовых мнений, освобождая его от
необходимости создавать свои собственные»16.
Меланхолически звучат размышления Токвиля о том, как
когда-то демократические народы, победив различные силы,
которые «сверх всякой меры затрудняли или сдерживали рост
индивидуального
самосознания»,
прокладывали
дорогу
духовной свободе. Если теперь они «станут поклоняться
абсолютной власти большинства, зло лишь изменит свой облик.
В этом случае люди не найдут способа добиться свободной
жизни; они лишь с великим трудом сумеют распознать новую
логику рабства»17.
«Данное обстоятельство, и я не устану это повторять, —
говорит Токвиль, — заставляет глубоко задуматься всех тех, кто
убежден в святости свободы человеческого духа и кто ненавидит
не только деспотов, но и сам деспотизм. Что касается лично
меня, то, ощущая на своей голове тяжелую десницу власти, я
мало интересуюсь источником моего угнетения и отнюдь не
более расположен подставлять свою шею под хомут лишь
потому, что мне протягивают его миллионы рук»18.
Токвиль затронул тему, которую спустя 50 лет пытался
развить американский классик, специалист по вопросам

137

общественного мнения Джеймс Брюс: тирания большинства. Ей
он посвятил четвертый раздел своего труда «American
Commonwealth»
(1888),
озаглавленный
«Общественное
мнение»14. Но там не излагается четкое — в рамках
академической рациональности — обсуждение сего предмета.
Вероятно, в общественном мнении есть нечто иррациональное,
если даже монографии по этой проблеме не всегда бывают
удачными. Это относится и к хрестоматийным произведениям
немецких авторов начала XX в.: «Общественное мнение и его
исторические основы» (1914) Вильгельма Бауэра 20 и «Критика
общественного мнения» (1922) Фердинанда Тѐнниса21.
«Никто не может обвинить Брюса, что он в своем исследовании общественного мнения подпал под влияние особой
систематики»22, — пишет еще полвека спустя — в 1939 г. — Ф Г.
Уилсон в
отзыве
на
вышеупомянутую
книгу.
В
действительности на 100 страницах, отведенных теме, Брюс в
сжатом виде пересказывает все то, что писали самые разные
авторы об общественном мнении, а также излагает собственные
наблюдения, представляющие значительный интерес. Таковы,
например, его замечания о «фатализме толпы»23, где впервые
упоминается то, что позднее будет названо «молчаливым
большинством».
Примечания
См.: M i 1 g г a m S. Nationality and Conformity. — Scientific American, vol. 205, p.
45-5).
2
См.: В e б л e н Т. Теория праздного класса. M., 1984.
3
См.: Т о к в и л ь А. д е. Демократия в Америке. Кн. 1—2. М., 1992.
4
См. там же, кн. 1, с. 32—33.
5
Там же, кн. 2, с. 465.
6
Там же, кн. 1, с. 199.
7
Там же, с. 199—200. Там
же, с. 27.
4
Там же, с. 29.
10
Там же.
11
Там же, кн. 2, с. 323.
12
Там же.
13
Там же, с. 465.
14
См. там же, кн. 1, с. 118.
1

138

Тамже.
же, кн. 2, с. 323—324.
Там

1516

17
18

Там же, с. 324.

1 ам же.
19 См.: В г у с е J. The American Commonwealth. 2 vol. London, 1889, vol. II,
part IV, chapt. LXXXV, p. 337-344.
20

См.: B a u e r W. Die offentliche Meinung und ilire geschichtlichen Grundlagen.
Tubingen, 1914.
21
C M . : T o n n i e s F. Kritik der offentlichen Meinung. Berlin, 1922.
22
W i I s о n F. G. James Bryce on Public Opinion: Fifty Years Later. — Public
Opinion Quarterly, 1939, vol. 3, № 3, p. 426.
23
См.: В г у с e J. Op. cit., chapt. LXXX1V, p. 327-336.

Г л а в а IX
IX
Глава
РАСПРОСТРАНЕНИЕ ПОНЯТИЯ
«СОЦИАЛЬНЫЙ КОНТРОЛЬ» И
РАЗВЕНЧАНИЕ ПОНЯТИЯ
«ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ»:
ЭДВАРД РОСС

Переходя к XX столетию, хочется вспомнить цитату об общественном мнении 1950 г.: «Под общественным мнением в
данном историческом очерке понимаются мнения по вопросам,
имеющим национальное значение, которые высказываются
свободно и публично мужчинами, не входящими в
правительство, но претендующими на право своими мнениями
влиять или определять действия, кадровый состав и структуры
правительства»1. Эта цитата взята из статьи «Историческое
развитие
общественного
мнения»
Ганса
Шпайера,
опубликованной в одном из номеров «Американского журнала
по социологии».

Понятие общественного мнения задевает
за живое ученых и журналистов
Каким образом понятие общественного мнения, история
которого исчисляется столетиями, так изменило свое содержание? «Публично высказанные мнения», «влияние на
правительство» — эту часть определения Шпайера мы уже
знаем, но продолжение ново для нас, а именно: мнения по
вопросам, имеющим значение для нации, это мнения мужчин,
претендующих на внимание ксвоим суждениям со стороны
правительства. Налицо радикальное сужение и одновременно
качественное изменение понятия.Теперь

139

речь идет не о чем-то среднем между знанием и незнанием, как
это было у Сократа, а о том, что наряду с правительством
установилась самоуверенная власть с претензией на
самостоятельное, если не превалирующее, мнение.
Такое превращение, несомненно, вызывает интерес. С
каких пор понятие «opinion» потеряло оттенок репутации?
Задавшись этим вопросом, я как бы почувствовала себя
человеком, потерявшим кошелек с деньгами и возвращающимся той же дорогой в поисках пропажи... Это случилось в
начале 60-х годов — время, когда мы не могли еще объяснить
странное рассогласование кривых — «намерение избирателей
голосовать» и «ожидание, кто победит на выборах». Лишь семь
лет спустя удалось выявить связь между этими вопросами.
Можно предположить, что заинтересованность в смене
функций общественного мнения возникла с того самого
времени, когда упрочилась догма: «Все правительства
опираются на мнение» (Д. Юм), — практически
легитимировавшая правительство. Выдающееся место,
отведенное общественному мнению в государстве Руссо,
превалирующая власть общественного мнения в Соединенных
Штатах, описанная Токвилем, — все это должно привлекать
представителей общественного мнения. В работах по
общественному мнению вплоть до середины XIX в. не
прослеживается приоритета какого- либо определения. Затем
появляются многочисленные публикации с изложением этого
предмета и тяжеловесными рассуждениями о том, какое
общественное мнение принесет наибольшую пользу
государству. На дефиниции общественного мнения заметное
влияние оказали представления философов, ученых, писателей
и журналистов. В очерках И. Бентама (1838—1843)2 или Дж.
Брюса
(1888—1889)3
можно
встретить
тонкие
социально-психологические наблюдения над этим феноменом,
но они смешивались с нормативными требованиями
относительно характера и роли общественного мнения. При
отсутствии репрезентативного общественного мнения, которое
мы находим у Шпайера4, Вильгельма Хенниса (1957)5 или
Юргена Хабермаса (1962)% они изобиловали политическими
суждениями.

140

Уборка снега как выражение
общественного мнения
Решительный шаг в этом направлении был сделан в последние
годы XIX в., в частности в серии статей американского
социолога
Э.
Росса,
публиковавшихся
вАмериканскомжурнале по социологии (1896—1898); отдельной книгой
они вышли в 1901 г. Кажется, именно стех пор понятие
общественного мнения освободилось от угнетавшего его
многие столетия значения конформности, существуя как бы в
усеченном значении — как инстанция, критически
контролирующая правительство7. Прежние значения все же
давал и о себе знать. Например, социальный психолог Ф.Г.
Олпорт, открывая в 1937 г. вступительной статьей «Навстречу
науке об общественном мнении» ставший позднее известным
журнал Ежеквартальник по общественному мнению, привел
пример действенности этого феномена—уборка снега с
тротуара перед собственным домом. Сущность общественного
мнения он охарактеризовал так: «Феномены, изучаемые под
названием "общественное мнение", — это главным образом
способы поведения... Именно в них выражается идея, согласно
которой другие действуют точно так же»8. Но подобные
представления
в
то
время
действовали
скорее
отталкивающенаученых, в особенности на европейских.

Пока индивид не уйдет
из жизни и общества
Чем же были так примечательны публикации ЭА. Росса, что
они смогли вызвать столь глубокие изменения в представлениях об общественном мнении? Сначала Э. Росс вторит
Дж. Локку, и странно, что он ни разу не ссылается на него. Росс
говорит: «Обветренного, закаленного и пышущего здоровьем
мужчину общественное презрение может не тронуть.
Образованный, утонченный человек может избежать
неудовольствия соседей благодаря текучести времени или за
счет смены круга общения. Но для основной массы людей
похвала и порицание их окружения — господа жизни»9. «Не
столько мысль о том, — продолжает Росс, — на что способна
обезоруженная общественность,

141

делает современного американца совсем беззащитным, но
абсолютная неспособность остаться невозмутимым в
окружении враждебных суждений, направленных против него,
— неспособность вести жизнь, которая не сочеталась бы с
совестью, убеждениями и ощущениями его окружения»10. И
далее: «Лишь преступник или герой остается вне влияния того,
что думают о нем другие»11.
Эти цитаты из Росса взяты нами из главы под названием
«Общественное мнение». Но для самого Росса общественное
мнение есть проявление процессов, обозначенных им
заимствованным у Герберта Спенсера12 понятием, которое он
использует и в заглавии своей книги — социальный контроль.
Социальный контроль осуществляется в человеческих
обществах разными способами, говорит Росс, например в виде
права как вполне очевидной институционализированной
формы; кроме того, он осуществляется в религии, в
национальных праздниках, в воспитании. Но в форме
общественного мнения, хотя и не институционализированной,
этот процесс обладает воздействием, или санкциями, которые
позднее Р.Т. Ла Пьером (1954), специалистом по социальному
контролю, были разделены на три категории13: физические
санкции, экономические санкции и, самое главное,
психологические санкции, начиная с лишения человека ответа
на его приветствие и заканчивая полным его бойкотом 14.
Росс подчеркивает преимущества социального контроля в
виде общественного мнения. По сравнению с юстицией
последнее «эластично» и «дешево»15. Живо написанное, его
изложение данной проблемы — большое достижение.
Благодаря Россу мы получили понятие «социальный
контроль», которое привлекает своей новизной; оно дополнилось новым содержанием, которое Локк однажды назвал
«законом мнения и репугации»; его разрабатывают многие
социологи, и об общественном мнении больше не говорят.
Двойственность интегрирующей силы, принуждающей
индивида и правительство уважать общественное согласие,
ускользает от внимания, воздействие на индивида отныне
называется «социальным контролем», воздействие на
правительство расширяется и обозначается «общественным
мнением» и в качестве интеллектуальной конструкции, о
которой сейчас идет речь, принимает нормативный характер.
Связь обоих воздействий разрушена.

142

Примечания
S р е i е г Н. Historical Development of Public Opinion. — American Journal of
Sociology, 1950, vol. 55, № 4, January, p. 376.
2
См.: В e n t h a m J. The Constitutional Code: Public Opinion Tribunal. — In: В о
w r i n g J. The Works of Jeremy Bentham. New York, 1962, vol. 9, book 1, chapt.
8, p. 41—46.
3
См.: B r y с e J. The American Commonwealth. London, 1888—1889, vol. II,
part IV, p. 237-264.
4
См.: S p e i e r H. Historical Development of Public Opinion. —American
Journal of Sociology, 1950, vol. 55, № 4, January, p. 376—388.
5
См.: H e n i s W. Meinungsforschung und representative Democratic. Zur Kritik
politischer Umfragen (Recht und Staat in Geschichte und Ciegen- wart, Heft
200/201). Tubingen, 1957.
й
См.: H a b e r m a s J. Strukturwandel der Offentlichkeit. Untersuchungen zu einer
Kategorie derbiirgerlichen Ciesellschaft. Neuwied, 1962.
7
См.: R o s s E. Social Control. A Survey of the Foundations of Order.
Cleveland—London, 1969; N о e 11 e E. Offentliche Meinung und Soziale
Kontrolle (Recht und Staat. Heft 329). Tubungen, 1966.
8
A I I p о r t F. H. Toward a Science of Public Opinion. — Public Opinion
Quarterly, 1937, vol. 1, № l,p. 13.
9
R о s s E. A. Op. cit. p. 90.
10
Ibid., p. 105.
11
Ibid., p. 104.
12
См.: S p e n s e r H. The Data of-Ethics. — In: The Works of Herbert Spenser.
Osnabruk. 1966, vol. 9, p. 118.
13
См.: La P i e r e R. T. A Theory of Social Control. New York—LondonToronto. 1954, p. 218—248.
14
См.: R o s s E. A. Op. cit., p. 92.
15
Ibid., p. 95.
1

Глава
Г л а в а ХV I I I
ВОЙ СТАИ ВОЛКОВ

Почему так труден пугь исследователя, почему надо продираться сквозь дебри понятий в поисках действительного
значения общественного мнения? Какую функцию выполняет
это явление со старомодным названием? «Классическое
понятие» из «традиционного набора понятий», «его нельзя ни
просто игнорировать, ни всерьез принимать в первоначальном
значении»1 — такими словами социолог Никлас Луман
начинает свое сочинение «Общественное мнение» (1970).
Подобно У. Липману, автору книги под одноименным
названием2,
Луман
открывает
новые
особенности
общественного мнения, которые мы постараемся изложить
позднее, в главе о связях между общественным мнением и
средствами массовой информации3. Оба — Липман и Луман —
способствовали
стиранию
колеи
исторической
преемственности. Луман пишет: «То, что разумная вера и тем
самым вера в критически контролирующий, изменяющий
господство потенциал общественного мнения не могла быть
сохранена, подтверждает экскурс в историю...»4 Но кто
пробудил эту веру? Не Локк, не Юм, не Руссо, не Токвиль.

144

Ничто в современных сочинениях об общественном мнении
не заставило бы меня заинтересоваться ими, если бы не
странное событие происшедшее летним утром 1964 г. в
Берлине. В то время я проводила свои выходные здесь, чтобы
подготовиться к лекциям в понедельник в Свободном
университете. Чувство прощальной грусти не покидало меня —
осенью я собиралась переехать в Университет г. Майнца, где
мне предложили работу в должности профессора
публицистики. Итак, в то воскресное утро, еще до завтрака,
меня вдруг словно осенило — без всякой связи с демоскопией,
которой я за

145

нималась, без связи с темой моих занятий, которую я наметила
себе как задание на день, вообще без какой-либо понятной
связи. Подбежав к столу, я записала на листке бумаги:
«Общественное мнение и социальный контроль». И сразу
поняла, что это за название: спустя полтора года под таким
названием я прочитала свою официальную вступительную
лекцию в Майнце5.
Именно этот листочек бумаги с коротким названием
натолкнул меня на мысль вернуться к теме общественного
мнения и заняться поисками исторических следов. Почему,
собственно, разрабатывающаяся столетиями тема изучения
восприимчивой
социальной
природы
человека,
его
зависимости от одобрения или неодобрения окружения стала
вдруг старомодной? Это не соответствует самосознанию
современного человека? Или противоречит замечательным
достижениям эмансипации? Если так, то нетрудно представить
себе неудовольствие, которое вызовет приводимое ниже
сравнение человеческого и животного сообществ.
Проблема страха человека перед изоляцией никем не
изучалась досконально, тогда как применительно к поведению
животных страх часто становился предметом анализа.
Исследователи поведения животных в силу предрассудков
торопятся упредить возражения относительно сравнения
поведения животных и людей. «Конечно, — пишет Эрик Зимен
в своей книге "Волк", — мы должны быть очень осторожны,
когда сравниваем поведение людей и животных. Кажущееся
похожим поведение может иметь различные функции, в то
время как различные по форме и происхождению проявления
его могут выполнять сходные функции... И все же
сравнительные наблюдения за людьми и животными могут
быть толчком или стимулом к новым размышлениям, которые
потом будут проверены в наблюдениях или экспериментах.
Особенно если исследуются такие социально очень сходно
организованные типы, как волк и человек»6.
Во всяком случае, в этом выражении образно говорится о
том, что можно сказать иначе: «С волками выть...». Впрочем,
можно сказать «С собаками выть...». Вой «хором» у собак —
такое же распространенное явление, как и у волков, вой
«хором» встречается также и у шимпанзе7.

146

Единогласие как предпосылка для
совместных действий
Как объясняет Эрик Зимен, волки воют преимущественно
перед началом вечерней охоты или рано утром, подавая сигнал
к утренней активности. «Для волков вой другого волка —
сильный побудитель завыть самому... Но не всегда вой
отдельного волка вызывает "хоровое" вытье. Так,
первоначальный вой волка низшего ранга, например, редко
вызывает "хор" по сравнению с воем волка высшего ранга»8. Не
участвуют в вое все угнетенные, отторгнутые или отбившиеся
от стаи волки. Сходство положения угнетенных, отторгнутых
волков и волков низшего ранга показывает, насколько важно не
оказаться в изоляции и участвовать в «хоровом» вое, «the
friendly get together» (дружеской компании), по выражению
американского исследователя волков Адольфа Мюри9. Быть
отторгнутым волком — значит многое потерять, ведь
отторгнутому не позволяют участвовать в совместной охоте10.
Какова функция воя? Вот что пишет по этому поводу Э.
Зимен:
«Ограничение
собственной
стаей
позволяет
предположить, что речь идет о поведении, которое укрепляет
стаю. Волки, так сказать, взаимно подтверждают свое
дружеское корпоративное настроение. Время выступления
позволяет предположить, что эта церемония служит
синхронизации, одновременному включению активности.
Таким образом, после сна они одновременно приходят в одно и
то же настроение, которое делает возможным одновременное
начало действий»11.

Поведение толпы
Синхронизацию, возможность совместных действий наблюдал
также Конрад Лоренц в эксперименте с галками, которые,
слыша звуковые сигналы, регулировали свое поведение в стае.
«Стая галок, днем вылетающая в поле на кормежку и вечером
направляющаяся в лес на ночевку, криками отдельных особей
настраивается на единое действие как целый организм. Если
утром или вечером намерения отдельных особей
рассогласованы, то можно наблюдать, как стая какое-то время
летает туда сюда: если

147

крики "дьяк" преобладают над криками "дьок", то стая летит в
направлении к лесу или наоборот. Это продолжается
достаточно долго, пока вдруг все птицы не издают один общий
звук, и вся стая, как целое, летит либо в лес, либо в ноле. Таким
образом, стая готовится к определенному действию пугем
согласования целей — искать корм или ночлег. Тогда царит
общее настроение или нечто вроде общей эмоциональности.
Стая галок — республика, построенная на согласовании»12.
В книге «Так называемое зло» у К. Лоренца имеется глава
«Анонимная стая», где описано поведение стаи рыб13.
«Первоначальная форма общества в широком смысле этого
слова — анонимная стая, примером которой являются
объединения рыб в мировом океане. Внутри стаи нет
каких-либо сформированных структур, лидеров или ведомых,
лишь мощное скопление одинаковых элементов. Конечно, они
влияют друг на друга, конечно, есть определенные простые
формы "взаимопонимания" между особями, составляющими
стаю. Если один элемент ощущает опасность и начинает
движение, это заражает других, кто может воспринимать его
страх, тем же настроением... Чисто количественное, в
известном смысле очень демократическое воздействие такого
типа передачи настроения приводит к тому, что, чем больше
особей в стае, тем труднее решение, чем больше стая, тем
сильнее стадность. Если рыба неизвестно по каким причинам
начинает плыть в определенном направлении, она не может не
оказаться вскорости вне стаи, в свободной воде, и одновременно она подвергается воздействию всех тех раздражителей, с
помощью которых удается снова вернуть ее в стаю»14.
Изоляция, потеря контакта со стаей могут означать для
особи смертельную опасность. Таким образом, поведение в
стае оказывается вполне действенным, благоприятным для
особи и для стаи в борьбе за выживание.
Что происходит, если индивиду незнакомо чувство страха
перед изоляцией? К. Лоренц рассказывает об эксперименте с
рыбой из породы карпов, выведенной Э. фон Хольстом:
«Одной рыбке этого вида он (Хольст. — Ред.) удалил часть
переднего мозга, где находятся, по крайней мере у этих рыб,
центры,
управляющие
стайным
поведением,
"принадлежностью" к стае. Оперированная рыбка

148

видит, ест и плавает, как все нормальные рыбы. Единственное
отличие ее поведения состояло в ее "равнодушии" к тому, что,
когда она выплывала из стаи, за ней не следовал никто из
других особей. То есть у нее отсутствовала осмотрительность
нормальной рыбы, которая при быстром продвижении в
определенном
направлении
обычно
сразу
начинает
"оглядываться", и дальнейшее поведение зависит от того,
плывет ли кто-нибудь за ней и сколько у нее последователей...
Если рыбка видела корм или почему-то стремилась в другое
место, она решительно плыла туда — и вся стая следовала за
ней». Лоренц комментирует это следующим образом:
«Оперированное животное стало... лидером из-за своего
дефекта»15.
Современные исследователи человеческого мозга утверждают, что в нем также имеется определенная зона,
контролирующая связь между «я» и внешним миром 16.
Следовательно, есть зоны, которые могут подвергнуться
насилию и выйти из строя. «Мы более уязвимы, чем думаем»17,
— сказал однажды исследователь групповых отношений
людей Хорст Рихтер, имея ввиду нашу ранимость под
влиянием суждений о нас и ее последствия. Должен ли человек
действительно стыдливо скрывать свою социальную природу?
«Разум человека, вообще человек, боязлив и осторожен,
когда чувствует, что он один, и становится сильнее и надежнее
в той мере, в какой верит, что многие другие думают так же, как
он»18, утверждал Дж. Мэдисон. Это высказывание совпадает с
мнением французского социолога А. Эспина, который в своей
книге «Общества животных» («Les societes animales», 1877)
писал (опираясь на отчет об исследовании биолога О. Фореля
«Социальная жизнь муравьев»): «Мужество каждого муравья
возрастает в четкой зависимости от числа его друзей и товарищей и убывает соответственно после отделения от них.
Любой обитатель муравейника гораздо храбрее муравья из
небольшого семейства. Рабочая особь, которая десять раз даст
себя убить, если она окружена товарищами, становится
чрезвычайно боязливой и будет избегать малейшей опасности,
если она одна, находясь всего в двадцати метрах от своего
гнезда. То же относится и к осам»19.

149

Должны ли мы обсуждать научный вымысел о критически
настроенном «общественном мнении», потому что
действительные силы, которые могут сплотить человеческое
общество, не согласуются с нашим идеальным представлением о себе?
Примечания
1

2

3
4

L u h m а п N. Offentliche Meinung. — I n : L a n g e n b u c h e r W . R . (Hg.).
Politik und Kommunikation. Uber die offentliche Meinungsbildung.
Miinchen—Zurich, 1979, S. 9.
c m . : L i p p m a n W. Public Opinion. New York, 1965.
См. ГЛ. XVIII наст. изд.

L u h m a n n N. Op. cit., S. 11.
5
См.: N о e 1 1 e E. Offentliche Meinung und Soziale Kontrolle (Rect und Staat,
Heft 329.). Tubingen, 1966.
6
Z i m e n E. Der Wolf. Mythos und Verhalten. Wien/Munchen, 1978, S. 42.
7
См.: A 1 v e r d e s F. W. Tiersoziologie; Forschungen zur Volkerpsycho- logie
und Soziologie. Hg. Richard Thurn. Bd. 1. Leipzig, 1925, S. 108; см. также: Л а
в и к Г у д о л л Дж. в а н. В тени человека. М., 1974.
8
Z i ni m е n Е. Op. cit., S. 67.
4
См.: М u г i е A. The Wolves of Mount McKinley. Washington, 1944. — U.S.
Nat. Park. Serv., Fauna Ser. 5.
10
Z i m m e n E. Op. cit., Der Wolf, S. 221.
11
Ibid., S. 71.
12
Цит. no: U e x k ii 1 1 Tli. v o n . Grundfragen der psychosomatischen Medizin.
Reinbek, 1964, S. 174.
13
См.: L о r e n z K. Das sogenannte Bose. Zur Naturgeschichte der Agression.
Wien, 1963, S. 197-212.
14
Ibid., S. 206 f.
15
Ibid., S. 208 f.
16
См.: P r i b r a m K. Sehen, Horen, Lesen — und die Folgen im Kopf. Informationsverarbeitung it Gehirn — Vortrag auf der gemeinsamen Fachta- gung der
Deutschen Lesegesellschaft е. V., der Stiftung in Medias res und der Deutschen
Gesellschaft fur Publizistik und Kommunikationswissens- chaft —
MedienOkologie — ein Zukunftsproblem unserer Gesellschaft. Auf dem Weg
zum vollverkabelten Analphabeten? arft 27. April 1979 in Mainz.
17
Ri с h t e r H. E. Fliichten oder Stadhalten. Hamburg 1976, S. 34.
18
M a d i s о n J. The Federalist, № 49, February 2, 1788 — C o o k e J . E . The
Federalist. Middletown, 1961, p. 340.
19
Цит. no: R e i w a I d P. Vom Geist der Massen. Handbuch der Massenpsychologie. Zurich, 1948, S. 59.

Глава XI
ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ НА
АФРИКАНСКОМ КОНТИНЕНТЕ И
ОСТРОВАХ ТИХОГО ОКЕАНА

В своей книге «Лесные люди»1 посвященной жителям леса,
поселившимся вдоль берегов реки Конго, этнолог Ко- лин М.
Тѐнбул подробно рассказывает нам о радостях лагерной жизни
пигмеев: совместных вечерних песнопениях мужчин и
утренней побудке криками молодых людей, о ритуальных
танцах вокруг лагеря, во время которых мужчины и женщины
исполняют охотничью песню, хлопая в ладоши, поворачиваясь
из стороны в сторону, как бы высматривая добычу и высоко
подпрыгивая, имитируя животных, которых они надеются
убить во время охоты...
На фоне этой пасторали происходят драматические
конфликты. Ранее всеми уважаемый Сепху, глава пяти семей,
преследуемый неудачами на охоте, а потому вынужденный
держаться теперь в стороне, нарушает обычай солидарности и
во время охоты в джунглях тайком ставит свои сети впереди
сетей других охотников. Вечером того же дня никто в лагере
уже не разговаривает с Сепху, ему даже не предлагают место на
традиционном сборище мужчин; один молодой охотник не
подчиняется его требованию уступить место, другой
издевательски поет о том, что Сепху вовсе не человек, а
животное. Вне себя от такого унижения Сепху предлагает мясо
из своей охотничьей сумки. Предложение принимается,
соплеменники направляются к стоящим неподалеку хижинам
его семей, обыскивают каждый уголок и забирают все
съестное, вплоть до готовящегося на огне мяса. Чуть позже
один из родственников приносит Сепху и его людям полный
коте-

151

лок мяса с грибным соусом. Ночью Сепху можно снова видеть
среди мужчин у догорающего костра — он вновь принят в круг
своих2.

В одиночку не проживешь
Тѐнбул описывает также случай с молодым человеком, которого застали с кузиной в момент кровосмешения. Преследуемый сверстниками, вооруженными мечами и копьями,
юноша убежал в лес, потому что никто не захотел его
приютить. Как объясняет один из членов этого племени: «Его
прогнали в лес, где он должен будет жить один. После того, что
он совершил, никто не захочет принять его к себе. И он умрет: в
лесу один не выживешь. Лес его убьет». Затем, замечает
Тѐнбул, послышался подавленный смешок говорившего
пигмея, который в характерной для этого народа манере,
похлопав себя руками, заключил: «Это длилось уже несколько
месяцев. Глупо, что он позволил обнаружить себя...»3 Стало
ясно, что эта глупость значила для пигмеев больше, чем само
кровосмешение.
В ту же ночь загорелась хижина, где жила семья молодого
человека, между семьями юноши и девушки возникла ссора, но
о кровосмешении, не было и речи в общей перепалке. На
следующее утро мать опозоренной девушки усердно помогала
сооружать новую хижину для семьи нарушителя, а спустя три
дня молодой человек ночью прокрался в лагерь,
присоединившись к холостякам. Сначала с ним никто не
разговаривал, но затем какая-то женщина послала к нему
маленькую девочку с миской еды; дело было улажено4.

С окружающим миром шутки плохи —
быть презираемым все равно, что быть
высмеянным
В каждом из случаев, описываемых Тѐнбулом, имел место
конфликт, которому предшествовало всеобщее обсуждение в
лагере. На этом судилище не было ни судьи, ни суда, ни
присяжных. Никакой формальной процедуры, никакого совета,
принимающего решения. Поступали так каждый раз, чтобы не
нарушить целостность группы. Сообщество, живущее охотой,
должно в первую очередь позабо

152

титься о сохранении способности к сотрудничеству. Любой
член сообщества подчинялся дисциплине, устанавливаемой с
помощью двух средств, которых пигмеи боялись больше чего
бы то ни было: быть презираемым или быть высмеянным.
Вспоминается данная Россом характеристика общественного
мнения как социального контроля: заглядывающее в каждый
уголок, оно намного неотвратимей, чем суд, и к тому же
гораздо дешевле.

Маргарет Мид: три способа
создать общественное мнение
«Механизмы формирования общественного мнения у
примитивных народов» — так озаглавила свою работу, выпущенную в 30-х годах, американский этнограф Маргарет
Мид. Автор описалатри типа механизмов формирования
общественного мнения у примитивных народов5. Общественное мнение эффективно, если кто-нибудь выступает
как нарушитель заповедей, если нет уверенности относительно
толкования заповедей, или в случае конфликта, или если
необходимо принять решение относительно будущих
действий. Для таких случаев требуется сделать определенные
шаги, принять меры по обеспечению согласия. По мнению М.
Мид, механизмы общественного мнения необходимы, чтобы
сохранить сообщество дееспособным.
Первый из описываемых типов соответствует процедуре,
наблюдаемой у пигмеев; он функционирует в относительно
небольших группах, насчитывающих от 200 до 400 человек. В
качестве примера Мид приводит племя арапеш из Новой
Гвинеи: минимум твердых правил, многие предписания
краткосрочны, они забываются, едва возникнув. Сообщество
существует почти бессистемно: отсутствуют высокие
авторитеты и политические институты, нет судей и судов, нет
священников и медиков, нет столь важной для племени касты
вождей6.

Совместная трапеза
Разрешение конфликта М. Мид описывает на примере
обыденного случая —- поведения арапеша, в саду которого
хозяйничает чужая свинья. Хозяин сада действует очень

153

осмотрительно, не допуская ничего случайного. Несомненно
одно: он убьет свинью — так принято. При этом он непременно
проконсультируется — пока свинья роется в саду или сразу же
после ее умерщвления, покуда течет кровь, — призвав на
помощь друзей,сверстников, братьев, шуринов. Вопрос
заключается в том, следует ли ему — первая возможность —
отослать свинью хозяину, который по крайней мере будет
иметь мясо и сможет оплатить долг. Или же ему лучше —
вторая возможность — оставить мясо себе в качестве
возмещения за причиненный ущерб? Если приглашенные
советуют пойти по пути примирения — отдать свинью
хозяину, — то владелец сада так и поступает. Если же они
сторонники более рискованного поведения, то привлекаются
советчики старшего поколения: отец, дядя и т.п. Если
последние также считают, что следует оставить мясо себе,
тогда спрашивают совета у особо уважаемого человека. Если
же и он советует оставить свиныо, то мясо съедают все
участники совета — как знак того, что при возникновении
затруднений они совместно будут отстаивать принятое
решение и готовы разделить с хозяином сада неприятные
последствия решения — будь то черная магия или
враждебность со стороны владельца свиньи и его сторонников.

В отсутствие правил,
или изменчивые правила требуют
большой осторожности от индивида
Как поступить, чтобы не оказаться в изоляции, — к решению
этого вопроса следует приступать с особыми предосторожностями, поскольку нет четких иравил на сей счет.
Обстоятельства меняются, и каждый в одиночку должен
принять решение «за» или «против». Когда же решение
принято, индивид вместе со своими единомышленниками
готов отстаивать его до конца. С другой стороны, подобные
объединения быстро распадаются. В новом конфликте
группировки могут быть иными.
Несомненно, здесь речь идет о формировании общественного мнения. Налицо все составляющие этого феномена:
противоречие, два лагеря, попытка действовать, избегая
изоляции, эмоции, вызванные осознанием своей

154

правоты. Но действительно ли налицо элемент общественности? Конечно, хотя не в том смысле, в каком в
современном массовом обществе понимается общественность
с точки зрения индивида: анонимность, публичность, когда
индивид находится в неконтролируемом сообществе других,
чьи имена, лица, воззрения ему незнакомы. Арапеш знает
членов своей общины. Но для него также существует
общественность в смысле «все», в смысле той принадлежности
к сообществу, от которого он ни в коем случае не хочет быть
отделен, отторгнут, изолирован.

Двойная система, настрой группировок
Второй тип формирования механизмов общественного мнения
М. Мид описывает на примере охотничьего племени иатмулов7
в Новой Гвинее. С арапешами их объединяет отсутствие
централизованной власти в лице вождя. Несмотря на это, они
способны принимать решения, т.е. действовать, хотя и не путем
поиска индивидом мнения большинства. У них развита
двойная система разрешения конфликтов: племя по
формальным критериям делится на два лагеря и оба лагеря,
партии, принимают решение по спорному вопросу. Мид
считает, что эта процедура необходима в больших
объединениях (племя иатмулов насчитывает около 1000
человек), чтобы достичь консенсуса. Индивид принимает
решение не самолично, а в соответствии с мнением своей
группы. Образование группы и формирование ее состава, по
всей видимости, дело случайное. Могут противостоять друг
другу группа родившихся зимой и группа родившихся летом,
или сообщества людей, проживающих севернее и южнее
кладбища, или группировки, объединяющие семьи по
материнской линии, где запрещается есть орлов или попугаев,
или принадлежащие по отцовской линии к клану А или клану
Б, или же входящие в одну из двух соседних возрастных групп.
Система функционирует лишь потому, что эти группы
многократно пересекаются, так что сегодняшние противники
завтра оказываются союзниками. Таким образом, племенная
общность не раскалывается, хотя про

155

цессы формирования общественного мнения часто предполагают разделение на два лагеря — «за» и «против».
Решения принимаются не большинством голосов. Наиболее
заинтересованные в решении какого-то вопроса люди ищут
его, а члены формальных групп присоединяются к
неформально предложенным паролям «да» или «нет». Мид
полагает, что в современном обществе многие вопросы
решаются путем использования такой двоичной системы, когда
сторонники партий, союзов, региональных групп, страстно
оспаривая друг друга, в действительности озабочены не
аргументацией, а принадлежностью к своему лагерю. Итоговые
решения
зависят
от
силы,
продемонстрированной
сторонниками позиций. Современный политический жаргон
обнаруживает
непосредственную
связь
механизмов
формирования общественного мнения с сегодняшним днем.
Ключевое слово «поляризация» указывает на двоичность его
формирования, когда, взвешивая альтернативы, люди приходят
к решению. Современное выражение «взгляды лагерей»
обозначает то, что описала М. Мид на примере племени
иатмулов.

Бессилие одиночки.
Формализм на Бали
Третий тип сплочения общества Маргарет Мид описывает на
примере полинезийцев8.
Нашим глазам предстает жесткий церемониальный порядок
полинезийцев. Все спорные вопросы разрешаются здесь с
юридической тонкостью. В совет старейшин входят все
взрослые здоровые мужчины; со временем они продвигаются
на более высокие посты, занимая «должности», обязывающие
их тщательно соблюдать предписываемые правила. Автор
подробно останавливается на одном характерном эпизоде из
жизни этого народа. После свадьбы возникли подозрения в
кровосмешении. Муж и жена оказались двоюродными братом
и сестрой, но в смещении на два поколения: генеалогически
жена являлась бабушкой молодого мужа. А браки между
двоюродными родственниками первой степени были
запрещены среди полинезийцев. Что в данном случае имеет
решающее зна-

156

чеиие: родство первой степени или смещение в два поколения?
В неимоверном напряжении проходит день: заседает совет,
старейшины проверяют целый ряд аргументов, но гак и не
находят ответа. Присоединившихся ни к той, ни к другой
группировке нет, у заинтересованной стороны нет адвоката, не
предпринимаются попытки выяснить «господствующее»
мнение. Наконец эксперт по календарным знамениям
высказывает приговор: первая степень родства налицо, брак
является нарушением правил. Нарушителя надлежит
изолировать, что туг же и осуществляется. Дом виновных
переносят за пределы деревни, на юг, в штрафную зону, и все
население участвует в этом действии. Супруги отторгнуты; они
не имеют права принимать участие в каких бы то ни было
мероприятиях в деревне, кроме похорон.
Идет ли здесь речь о механизме общественного мнения при
разрешении конфликта? Перед нами, пожалуй, скорее
скользящий переход к другим формам социального контроля.
Э. Росс ни в коем случае не относил понятие социального
контроля к общественному мнению, но судопроизводство он
все же явно включил в социальный контроль. Пример с
полинезийцами напоминает судебный процесс, хотя там нет
ссылок на существующие законы и отсутствует институт
адвокатов. Божий завет, формальное право и закон мнения —
триединство, согласно Локку, — сливаются и при
определенных обстоятельствах лишают индивида свободы
действий, направленной на то, чтобы воспротивиться
изоляции, проявив осторожность или объединив вокруг себя
сторонников.

157

М. Мид обосновывает пользу исследований общественного
мнения у примитивных народов тем, что у них в
незамутненном виде существует то, что в современных
обществах уже перепуталось. Предписания в племенах
аранешей, иатмулов, полинезийцев различны, если сравнивать
степень участия индивида (может или должен участвовать) в
достижении или сохранении согласия. Арапе- ши требуют от
индивида большой наблюдательности — правила изменчивы:
то, что сегодня верно, завтра оказывается неверным и можно
вдруг стать отверженным. У иатмулов индивид все же
сохраняет известную значимость как сторонник одной из двух
партий. У полинезийцев, где правила наиболее закосневшие,
индивид полно-

стыо обезличен. Высокой чувствительности арапеша противостоит глубокий фатализм полинезийца. Квазистатический
механизм оценки окружения в таких условиях не срабатывает.

Контроль соседей
Изменчива комбинационная модель общественного мнения у
племени цуни, которую описывает М. Мид4. Здесь за каждым
индивидом неотступно наблюдают соседи, поэтому
общественное мнение постоянно воспринимается как
негативная санкция. Это ведет к тому, что тормозится всякая
деятельность и многие поступки вообще не совершаются.
Аналоги же из современности показывают, что подобный
контроль со стороны соседей не только не тормозит действия,
но и провоцирует некоторые поступки, как, например,
демонстративное вывешивание постельных принадлежностей
каждое утро из окна как знак соблюдения норм гигиены. О
четком функционировании в различных культурах механизмов
общественного мнения по типу цуни говорят и другие обычаи,
в частности, привычка не задергивать вечером гардины на
окнах, чтобы с улицы можно было заглянуть в освещенную
комнату, нежелание ставить забор в качестве символической
защиты от соседей или запирать двери в комнату — в доме или
в офисе.
Примечания
1

2

См.: Т u г n b u 11 С. М. The Forest People. A Study of the Pygmies of the Congo.
New York, 1961.
Ibid., p. 94—108 (глава «The Crime of Cephu, the Bad Hunter»).

3

Ibid., p. 112.

4

Ibid., p. 113.
См.: M e a d M. Public Opinion Mechanisms among Primitive Peoples. — Public.
Opinion Quarterly, vol. 1, July 1937, p. 5—16.
Ibid., p. 8 f.

5

6
7

Ibid., p. 10-12.

8

Ibid., p. 12—14. 4

Ibid., p. 15 f.

159

Глава XII
ШТУРМ БАСТИЛИИ:
ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ И
ПСИХОЛОГИЯ ТОЛПЫ

Опасаясь того, что рассказанные ею истории про жителей
Новой Гвинеи или полинезийцев могут быть неправильно
истолкованы — как отчеты об экзотических путешествиях, —
М. Мид ищет новые параллели, чтобы показать общее в
процессах общественного мнения. В качестве современного
аналога процедуре предписаний у арапешей она выбирает то,
что понятней американскому читателю, — пример линчующей
толпы. В обоих случаях, по ее мнению, индивиды действуют
спонтанно, ситуативно, т.е. поступают так, как им кажется
правильным, без согласования с какой-либо группой или
партией. И таким образом достигались определенные
политические результаты.
Странно, что М. Мид не видит колоссальных различий в
ситуации осторожного арапеша, в чей сад забрела соседская
свинья, и отдельного индивида в сутолоке линчующей толпы.
Ни в коем случае арапеш не прибегает к спонтанным
действиям, которые кажутся ему в данный момент
правильными, «in forms of his own feeling on the subject» (как он
сам ощущает)1. Он поступает чрезвычайно осмотрительно:
подвергаясь социальному контролю, арапеш имеет все
основания для того, чтобы в своих действиях попытаться
заручиться поддержкой влиятельных соседей, друзей и т.п. Не
в последнюю очередь он достигает этого приглашением на
совместную трапезу.

Конкретная толпа: индивид ощущает общность и
освобожден от наблюдения извне
Участник линчующей толпы, наоборот, не обращает внимания
на соблюдение осторожности, ведь он не находится под
строгим контролем других, осуждающих или отверга160

ющих его поведение. Он полностью растворился в анонимной
массе и, таким образом, освободился от социального контроля,
без которого он не может сделать ни шагу в иных условиях —
пока находится в поле зрения публики.
В качестве современного примера М. Мид выбирает
ситуацию, именуемую спонтанной, явной толпой, или
конкретной толпой (Л. фон Визе)2, т.е. массой людей в
условиях физического или по крайней мере зрительного
контакта, которая какое-то время выступает как целое. Это,
несомненно, не прямая аналогия рассмотренным действиям
арапеша. При решении проблемы с чужой свиньей согласие
было достигнуто единодушно, хотя каждый участник спора
сохранил свое лицо, имел определенную роль. Линчующая
толпа как разновидность коллективного человеческого
поведения привлекала внимание ученых и интеллектуалов со
времен штурма Бастилии в период Французской революции.
Огромное количество очерков и книг по психологии толпы в
XIX и XX вв. было посвящено этим загадочным проявлением
человеческой натуры. Однако это не способствовало лучшему
пониманию процессов общественного мнения, а скорее
затруднило его. Ощущалось диффузная связь (у М. Мид —
идентичность) между всплесками массовой психологии и
общественным
мнением,
но
такие
представления
затушевывали
характерные
черты
социальнопсихологического феномена общественного мнения, который
был уже довольно четко разработан авторами XVII—XVIII вв.
В какой связи друг с другом находятся общественное
мнение и вспышка психологии толпы? В поисках ответа па этот
вопрос полезно вспомнить в качестве примера штурм Бастилии
в описании французского историка И. Тэна.
«Каждый район города — центр, а Пале-Рояль — самый
большой из них. От одного к другому идет круговорот поручений, обвинений, депутаций, одновременно с этим ноток
людей
выплескивается
вперед,
руководимый
лишь
собственной прихотью и случайностью движения. Толпа
собирается то здесь, то там: ее стратегия — толкать и быть
подталкиваемой. Ее представители попадают внутрь лишь там,
где их впускают. Если они врываются к инвалидам, то лишь
благодаря помощи солдат. С Бастилии стреляют с

161

10 часов утра до 5 часов пополудни, огонь идет со стен высотой
40 и шириной 30 футов, и случайно один из выстрелов
попадает в инвалида на костылях... Толпу оберегают, как детей,
чтобы ей причинили возможно меньше вреда: по первому
требованию пушки отодвинуты с огневого рубежа, первую
депугацию начальник гарнизона приглашает на завтрак,
уговаривает солдат гарнизона не стрелять, если на них не
нападают. Наконец он отдает приказ стрелять — ввиду крайней
необходимости, чтобы защитить второй мост, при этом
предупреждает, что будет стрелять. Короче, его терпение
безгранично — что совершенно соответствует понятию
человечности в ту эпоху. Люди фанатично пробиваются в
условиях абсолютно неожиданной для них атаки и
сопротивления, через пороховой дым, увлекаемые напором
атаки; они не знают ничего, кроме броска на этот каменный
массив, их подручные средства соответствуют уровню их
тактики... Некоторые полагают, что захватили дочь начальника
гарнизона, и хотят ее заживо сжечь, чтобы заставить ее отца
сдаться. Другие поджигают солому на выступе здания и тем
самым преграждают себе дорогу. "Бастилию не взяли силой, —
говорит храбрый Эли, один из бойцов, — она сдалась еще
раньше, чем ее вообще атаковали".
Это была капитуляция в ответ на обещание, что никому не
причинят страданий. У гарнизона не хватило духу стрелять по
живым мишеням из неплохого укрытия, к тому же солдаты
пребывали в смятении от вида ужасающей толпы. Наступало
лишь восемь-десять сотен человек... Но площадь перед
Бастилией и прилегающие улицы заполнили толпы зевак,
которые хотели видеть спектакль. Среди любопытных, по
свидетельству очевидца, можно было видеть элегантных
красивых женщин, которые оставили свои коляски в
отдалении. С высоты бруствера ста двадцати солдатам
гарнизона могло казаться, будто весь Париж против них. Это
они опустили подъемный мост и впустили врага: все потеряли
голову — осажденные и осаждаемые, последние, опьяненные
победой, пожалуй, в большей степени. Ворвавшись в
Бастилию, штурмующие начали все крушить, опоздавшие
открыли стрельбу по тем, кто пришел первым, просто так.
Каждый стреляет, не глядя, куда и в кого. Внезапное ощущение
всесилия и свобода убивать — слишком крепкое вино для
человеческой природы: от него

162

кружится голова, все видится в красном свете и все заканчивается диким бредом.
...Французские гвардейцы, знакомые с законами войны,
пытаются что-то сказать. Но толпа позади них не знает, в кого
она метит, и бьет наугад. Она щадит стрелявших в нее
швейцарцев, считая тех заключенными — из-за голубой
униформы, — и сметает инвалидов, открывших путь в
Бастилию. Того, кто помешал начальнику гарнизона взорвать
крепость, проткнули двумя ударами кинжала, одним
сабельным ударом ему отсекли кисть, и руку, спасшую целый
квартал Парижа, с триумфом пронесли по улицам...»3
Такая массовая сцена сильно отличается от данных
эмпирического и исторического анализа общественного
мнения: привязанных к определенному месту и времени
аффективно окрашенных мнений и поступков, которые нужно
публично обнаруживать в определенной сфере фиксированных
взглядов, чтобы не оказаться в изоляции, или можно публично
выражать в сфере изменяющихся воззрений или во вновь
возникших зонах напряженности.
Имеют ли что-то общее вспышки психологии толпы и
общественное мнение? Для ответа на этот вопрос существует
простой критерий. Все проявления общественного мнения
объединяет их связь с угрозой изоляции для индивида. Там, где
индивид не может свободно высказываться или поступать по
собственному усмотрению, а должен учитывать воззрения
своего окружения, чтобы не оказаться в изоляции, мы всегда
имеем дело с проявлениями общественного мнения.
С этой точки зрения не вызывают сомнений действия
конкретной полустихийной толпы. Участники штурма
Бастилии или бродившие по улицам жадные до сенсаций
зрители точно знали, как они должны себя вести, чтобы не
оказаться в изоляции, — проявлять одобрение. Они знали
также, какое поведение подвергнет их изоляции с опасностью
для жизни, — отвержение, неприятие, критика толпы.
Однозначность острой угрозы изоляции для всякого
уклонявшегося от буйствующей толпы учит нас, что, по сути,
здесь одна форма проявления общественного мнения. Вместо
штурма Бастилии мы легко можем привести пример из
современной нам жизни, например возмущение решением
судьи или действиями команды на фут

163

больном поле, разочарование болельщиков. Или дорожно-транепортное происшествие;
скажем, иностранный
автолюбитель наехал на ребенка: здесь не имеет значения, по
своей ли вине ребенок оказался под колесами автомобиля, или
водитель виноват; любому из собравшейся толпы будет ясно,
что нельзя принять сторону водителя. Таковы по своей сути и
события во время демонстрации по поводу смерти студента
Бенно Онезорга: невозможно защищать полицейского
Курраса*.
Если в обычных условиях индивид с трудом ориентируется,
какое поведение одобряется, в массовой сцене это ясно как
день. При этом согласие, которого достигают участники толпы,
может иметь различные источники и соответственным образом
характеризовать массовые сцены.
Очевидно, существуют временные и вместе с тем сильно
зависящие от текущего момента источники, указывающие на
объединяющий элемент взбудораженной толпы. В связи с этим
вспоминаются твердые и жидкие агрегатные состояния, по
Теннису. Вневременной является общность, обусловленная
инстинктивными реакциями: голодные бунты, защита
маленького беспомощного ребенка, раненного автоводителем,
объединение против чужака, иностранца, выступление за свою
команду, в защиту своей нации. На этой основе легко
организовать толпу в спортивном зале: «Хотите тотальной
войны?»
Вневременным или по крайней мере не зависящим от
актуальных событий может быть общее возмущение нарушением традиций, обычаев. Но связанными со временем
являются массовые демонстрации, основанием для единства
которых в условиях смены ценностей («жидкое агрегатное
состояние») служат новые ценностные представления. Здесь
верх берут силы, преобразовывающие тяжело идущий процесс
смены убеждений дисперсных латентных масс — здесь они
овладевают скоплением людей как существенный ускоритель,
демонстративно устанавливающий новый порядок, в
симпатиях к которому можно без опаски публично признаться.
Тем самым обусловленная временем конкретная толпа, масса,
единство
Речь идет о жертве инцидента в рядах демонстрантов во время студенческих волнений 1968 г. — Прим. перев.

164

которой определяется актуальными идеями, является типичным проявлением революционных эпох. Таким образом,
можно рассматривать конкретную толпу как чрезвычайно
усиленное общественное мнение.
Положение индивида в конкретной толпе совершенно иное,
чем в скрытой массе. В спонтанной толпе вообще не требуется
обычная тщательная проверка индивидом, что можно или
нужно публично обнаруживать: основная пружина — страх
перед изоляцией — выключена, индивид чувствует себя
частью целого и может не бояться контрольной инстанции.

Раздраженное общественное мнение
воплощается в спонтанной толпе
Чтобы понять связь между спонтанной толпой и общественным
мнением, можно рассмотреть процесс и с другой стороны — не
с точки зрения остерегающегося изоляции индивида или же
индивида в конкретной толпе, свободного от страха перед
изоляцией, а с точки зрения общества, которое с помощью
процессов
общественного
мнения,
управляемых
авангардистами, добивается согласия, если речь идет об
обусловленных временем темах. Нам представляется, что
спонтанная толпа возникает как разрядка напряженной
обстановки между общим согласием, с одной стороны, и
отдельным индивидом или группой (меньшинством) — с
другой, которые упорно противодействуют нормам, или
инстинктивным реакциям, или новым ценностным установкам.
Этот процесс может также соответствовать двуликости
общественного мнения, т.е. его воздействию вниз, на индивида,
и вверх, на правительство, как атаке на какой-либо институт
или правительство, принципы и поведение которых нарушают
согласие или не могут выполнить требование измениться.
Социологи систематически измеряют такого рода напряженность в репрезентативных опросах, чтобы предсказать
возникновение революционных беспорядков. В этих целях
используют серии вопросов относительно важных сфер жизни,
с помощью которых выясняется представление населения о
желаемом и действительном положении вещей. Если
расхождение между ними выше нормы, это предвещает
опасность4.

165

В отличие от конкретной толпы «латентная», или абстрактная, масса индивидов (существует единство чувств и
мыслей, но нет единства места) создает благоприятные
условия для возникновения конкретной, «действенной» (по
Теодору Гайгеру) толпы. Леопольд фон Визе, говоря о «тайной
общности», приводит следующий пример: «В августе 1926 г. в
Париже имели место два различных выступления против
чужаков. После известного затишья снова произошла
серьезная стычка. Заполненный иностранцами автобус был
остановлен полицией недалеко от бушевавшего пожара с
предписанием — ввиду возможного распространения огня —
следовать другим путем. Толпа, вероятно полагавшая, что
чужаки приехали поглазеть на пожар, сразу же настроилась
против них... и, прежде чем полиция смогла помешать, на
пассажиров автобуса обрушился град камней, от которых
многие пострадали. Лишь благодаря энергичным действиям
стражей порядка удалось освободить иностранцев. Среди
арестованных оказался... известный парижский художник,
который, как говорят, активно участвовал в бомбардировке
камнями... Имелась ли здесь изначально абстрактная масса?
Конечно — тайная общность тех, кто был возмущен
использованием
условий
инфляции
иностранцами.
Существовала неорганизованная толпа людей, ненавидевших
иностранцев, но сосчитать поголовно эту массу было
невозможно»5.

Толпа с переменчивым настроением
нетипична для общественного мнения

166

Роль эмоционально заряженной толпы в процессе общественного мнения (этот процесс всегда нацелен на осуществление какой-то ценности) становится еще более ясной, если
речь идет об «организованной толпе» (Мак-Дугалл)6, которая в
отличие
от
массы
примитивной,
спонтанной,
неорганизованной представляет собой устойчивое образование с определенной целью, имеющее одного или нескольких руководителей, которые образцово создали или
образцово повторили создание конкретной «действенной»
толпы. Напротив, можно представить себе примитивную,
спонтанную, неорганизованную толпу, сформировавшуюся
без какой-либо цели под влиянием обстоятельств, с

самоцелью достичь эмоциональной кульминации, которая
обеспечивается участием в спонтанных действиях толпы:
чувство общности, интенсивное возбуждение, нетерпение,
ощущение силы и неодолимой власти, гордость, разрешение
на нетерпимость, нервозность, потеря чувства реальности,
безответственные поступки — все кажется возможным, во все
можно верить без тщательного обдумывания, никаких
требований к выдержке, терпению. Характерным для такой
толпы является полная непредсказуемость перехода от одной
цели к другой, подверженность влияниям.
Рассказы о переменчивой толпе производят такое сильное
впечатление, что остаются накрепко в памяти, как будто это —
нормальное состояние для развития мнений больших масс
людей. И здесь непредсказуемы быстрые колебания воззрений.
Но ни сумма индивидуальных мнений в результате
демоскопических опросов, ни оценка индивидами климата
мнений не отражают того непостоянства, которого ожидают от
«человека толпы». Абстрактная, латентная масса и конкретная,
действенная толпа действуют по разным законам; это люди,
испытывающие и не испытывающие страха перед изоляцией. В
конкретной толпе настолько сильна общность, что индивиду не
нужно стремиться обезопасить себя — знать, как говорить, как
действовать. В такой тесной связи возможны и драматические
перемены.
Примечания
1 М е a d М. Public Opinion Mechanisms among Primitive Peoples. — Public
Opinion Quarterly, vol. 1, July 1937, p. 7.
2
См.: W i e s e L. v o n . System der Allgemeinen Soziologie als Lehre von den
sozialen Prozessen und den sozialen Gebilden der Menschen (Bezie- hungslehre).
Berlin, 1955, S. 424.
T a i n e H. Les ongines de la France contemporaine. III. La Revolution l'Anarchie.
Vol. 1. Paris, 1916, p. 66—69.
4
См.: С r e s p i L. Mundlichei1 Bericht auf der 24. Jahrestagung der AAPORin
Lake George, 1969.
5
W i e s e L. v о n. Op. cit., S. 424.
6
См.: Mc D o u g a l l W. The Group Mind. Cambridge, 1921, part I, chapt.
Ill, p. 48 ff.

~~ 168

Глава XIII

МОДА - ЭТО ОБЩЕСТВЕННОЕ
МНЕНИЕ

Человека волнует ощущение того, что он движется в одном
направлении с другими, это воодушевляет его. Средства
демоскопии сегодня позволяют наблюдать накал зрительских
симпатий во время Олимпийских игр или чемпионатов мира по
футболу, демонстрации многосерийного детектива по
телевизору, когда пустеют улицы, или же восторженное
настроение населения, с интересом следящего
за
триумфальной поездкой по стране английской королевы. Даже
предвыборная борьба в бундестаг каждый раз вызывает
всеобщее оживление.
Что это — чувство общности, корни которого в историческом племенном прошлом, или состояние безопасности, или
способность противостоять, действовать; освобожден ли
индивид — хотя бы на какое-то время — от страха перед
изоляцией?

Квазистатистический орган
как связующее звено
между индивидуальным и коллективным
«Никогда не удавалось выявить, как следует понимать соотношение между индивидуальным и коллективным сознанием»1, — писал английский социальный психолог У.
Мак-Дугалл в своей книге «Групповой разум» (1920). Зигмунд
Фрейд называл бесполезными конструкциями
~~ 169

представления о коллективных образованиях типа «группового
разума» или противопоставления индивида и общества. С
одной стороны, индивид, с другой — общество — это, по
Фрейду «разрыв естественной связи». Речь не идет о большой
массе людей, одновременно воздействующих на индивида.
Человек не связан с этим множеством, его мир-ограничен
немногими значимыми репре- зеитативными личными связями
с отдельными людьми. Эти отношения определяют
аффективную установку индивида, его поведение по
отношению к целостности. Поэтому для Фрейда «социальная
психология» как особое научное поле — научная выдумка.
То, что мы сегодня познаем(средствами демоскопии —
способность квазистатистического органа воспринимать
частотные распределения и изменчивость мнений своего
окружения с высокой долей чувствительности, — это, в
представлении Фрейда, объяснить невозможно. Своеобра- зие
этих восприятий среды, оценок мнения большинства людей
заключается в том, что они практически во всех группах
населения резко меняются одновременно2. Здесь должно
существовать нечто помимо личных связей индивида — дар
восприятия, благодаря которому мы можем постоянно
наблюдать за большой массой людей одновременно, т.е. за
сферой, которую называют «общественность». Мак-Дугалл
явно исходил из предположения о существовании сознания
общественности, чему мы находим все больше свидетельств:
человек, Но словам Мак-Дугалла, действует в условиях
публичности, зная общественное мнение3.
Квазистатистический орган человека — связующее звено
между индивидуальным и коллективным. Имеется в виду не
таинственное коллективное сознание, а способность индивида
в связи с людьми, их поступками и идеями воспринимать
отношения одобрения или неодобрения, отверженности в
среде, а также малейшее их изменение, усиление или снижение
и соответственно способность реагировать на подобные
изменения, т.е. по возможности не обособляться. По мнению
Мак-Дугалла, мотивом для этого служит то обстоятельство, что
«индивидуальность в известном смысле означает изоляцию,
которая вызывает у каждого из нас чувство подавленности,
хотя

170

оно не полностью осознается; ко времени образования толпы
индивидуальность растворяется»4.
XIX и XX века отмечены противоборством двух взглядов:
согласно одному из них, в человеке преобладает чувство
стадности как инстинктивного поведения; другой утверждал
разумные
реакции
на
опыт
взаимодействия
с
действительностью, и такая позиция лучше согласовывалась с
гуманистическим идеалом. С исторической точки зрения
можно сказать, что бихевиоризм поглощает обе теории
инстинкта (английского биолога Уилфрида Тротте- ра5 и
вышеупомянутого Мак-Дугалла). Смешению благоприятствует
то обстоятельство, что важный и, несомненно, человеческий
способ поведения — подражание — имеет два различных
корня, два различных мотива, внешне нераспознаваемых. Мы
возвращаемся здесь к различию между подражанием как
учебой, подражанием с целью познания, подражанием
апробированным способам поведения, чтобы перенять опыт и
знание других или позаимствовать аргументы из
предположительно умного суждения, предположительно
хорошего вкуса, с одной стороны, и подражанием из желания
быть похожим на других, подражанием из страха перед
изоляцией — с другой. Научные школы, делающие акцент на
разумность человека, объявляли подражание целесообразным
поведением в обучении, а поскольку эти школы одержали
победу над различными теориями инстинктов, то и подражание
из-за страха перед изоляцией стало непопулярной темой для
изучения.

Почему мужчины должны носить бороду?
В мире всегда появлялось нечто, что бросалось в глаза, что
выглядело достаточно загадочным и могло направить
внимание в нужное русло. Но это нечто было в то же время
слишком привычным, и потому не многим казалось загадочным. Андрэ Мальро в одной из бесед с де Голлем незадолго
до его смерти сказал: «Я никогда не мог понять, как я отношусь
к моде... Веками мужчинам нужно носить бороду, веками они
должны быть гладко выбриты...»6
Учеба, приобретение знаний как мотив подражания, как
мотив носить бороду или бриться? Мальро мог бы от

171

ветить на этот вопрос так: мода — это способ поведения,
который, пока он нов, можно обнаружить публично, не
оказавшись в изоляции, или, спустя одну фазу, нужно демонстрировать публично, если не хочешь оказаться в изоляции.
Таким способом человеческое общество может удостовериться
в своей сплоченности и достаточной готовности индивида на
компромисс. Можно быть уверенным, что мода на бороду
никогда не меняется без более глубокой причины —
готовности людей в какой-то период времени к существенным
переменам.
Стрижку, ношение одежды и обуви, физический облик
человека Сократ причислял к неписаным законам, на которых
основывается общность, в такой же мере, как и тип музыки7.
Следует остерегаться вводить новую музыку, это может быть
опасным для целостности. Ибо не удается поколебать основ
музыки, не покачнув при этом важные законы государства... В
способ игры и под видом, что ничего злого не происходит,
вкрадывается новое — так рассуждал Сократ в беседе с
Адимантом; ничего и не происходит, вторит своему учителю
ученик, кроме того, что новое укрепляется и постепенно —
исподтишка принимается за обычаи и занятия, выходит
наружу, проявляясь в общении людей, а затем от общения с
великой дерзостью переходит к законам и государственным
установлениям, пока, наконец, не перевернет все в личных и
общественных отношениях8.
Учитывая игровой характер моды, легко ошибиться
относительно ее большой серьезности, значимости как
механизма интеграции в общество. При этом не имеет
значения, утверждает ли общество свою сплоченность при
наличии или в отсутствие разработанного статуса о рангах, т.е.
используются ли одежда, обувь, прическа или борода для
обозначения ранговых различий или, наоборот — как,
например, в американском обществе, — предпринимаются
попытки создать внешнее впечатление, что таковые
отсутствуют. Известно, что игровые средства моды особенно
пригодны для маркировки ранга. Это обстоятельство
привлекло гораздо больше внимания — мода как выражение
стремления к дифференциации и престижу (точка зрения Юма:
«love of fame» — «любовь к славе», Т. Веблена: «the theory of
the leisure class» — «теория праздного класса») по сравнению с
более распространенным

172

давлением в сторону конформности, на котором упорно
настаивал Дж. Локк, когда называл закон мнения «законом
репутации, или моды».

Тренировка способности к компромиссу
Недовольство модой как дисциплинирующим средством
обнаруживается во многих речевых оборотах негативного
характера: «капризы моды», «дьявол моды», «денди», «модный
франт»; с модой ассоциируются понятия «внешняя»,
«поверхностная», «быстротечная»; подражание становится
передразниванием.
Всегда трогательно наблюдать при проведении демоскопического анализа рынка, как потребительницы па вопрос,
что их волнует больше всего при покупке нового платья, с
жаром отвечают: «Оно должно быть вне времени». Здесь нам
изливаются потоки гнева против «потребительского
принуждения», гнева по поводу необходимости компромисса
между собственными склонностями и требованиями моды,
чтобы не быть огородным пугалом, напялившим платье
устаревшего фасона, и не подвергнуться осмеянию в
современном обществе, а то и вовсе оказаться отверженным.
Но все мы заблуждаемся относительно причин этого
«потребительского принуждения». Вопреки представлениям
рассерженных потребительниц не производители инсценируют
и направляют тенденции моды, куда им заблагорассудится.
Если дела их идут успешно, то их можно сравнить с хорошим
парусником, который умело использует попутный ветер.
Чрезвычайно легко доступная наблюдению одежда, которую
мы носим, — публично используемая одежда — прекрасное
средство для выражения духа времени, информирующее также
о том, что индивид послушен, что он умеет включиться в
общность.
В известной антологии Бендикса и Липсета «Класс, статус и
власть» неодобрительно говорится о том, что в словаре
социальных наук мода толкуется чересчур расширительно, что
это «излишне генерализированный термин»". В качестве
примера приводится автор, у которого понятие «мода»
применяется по отношению к живописи, архитектуре,
философии, религии, моральным поступ

173

кам, одежде, а также в естественных науках и социальных
учениях, а также соотносится с языком, литературой, едой,
танцевальной музыкой, свободным времяпрепровождением;
она применима ко всем элементам социальной и культурной
сферы. Ядром столь широкого употребления слова «мода»
является понятие «переменчивость». «...Мало вероятно,
однако, — рассуждают далее авторы, — чтобы структуры
поступков в таких различных социальных нолях и вытекающая
отсюда динамика изменений были одинаковы. "Мода"
слишком многогранна; она объединяет, по сути, совершенно
различные социальные способы поведения»10.

Жесткий образец

174

Совершенно различные способы поведения? Если вдуматься в
это, то везде в основе просматривается то, что Локк обозначил
неписаным законом мнения, или репутации, или моды. Он во
всем находит тот жесткий образец, который, по его мнению,
оправдывает понятие закона, потому что награды и порицания
раздаются не по заслугам — так можно испортить желудок
безмерной едой, — а в зависимости от одобрения или
неодобрения в определенном месте в определенное время. Если
так подходить к существу вопроса, то понятие «мода» окажется
не бесполезным, а весьма пригодным для того, чтобы
разобраться в нем в общих чертах. Относительно всех тех сфер,
которые были названы ранее как не связанные друг с другом,
человек может оказаться «внутри» или «снаружи»; и он должен
внимательно следить за любыми изменениями в своей сфере,
чтобы не оказаться в одиночестве. Угроза изоляции существует
повсюду, где оценки пробивают себе дорогу в качестве
господствующих мнений. Мода — выдающееся средство
интеграции. Только ролыо моды — добиваться интеграции в
обществе — можно объяснить, почему столь незначительные
вещи, вроде формы каблука или воротничка, влияют на
содержание общественного мнения, становятся сигналом
«внутри» или «снаружи». При этом оказывается, что все те
различные сферы, в которых как-то проявляется мода, как раз
взаимосвязаны между собой. Конечно, синхронизация их пока
мало ис

следована. Но, следуя Сократу, можно предположить связь
между изменениями в музыке или прическе и не заблуждаться
относительно серьезности того, что этим движением
ниспровергаются законы.
Примечания
М с D o u g a l l W. The Group Mind. Cambridge, 1921, p. 30.
о
См. рис. 11—13; см. также гл. XXIV наст. изд.
3
См.: М с D o u g a l l W. Op. cit., p. 39 f.
4
Ibid., p. 24.
5
См.: T r o t t e r W. Instincts of the Herd in War and Peace. London, 1916.
6
M a 1 r a u x A. Les ch6nes qu'on abat... Paris, 1971, p. 182 f.
7
См.: П л а т о н . Государство, кн. 4, 425 А-Д.
8
См. там же, 424 В-425 А.
9
См.: B a r b e r В., L о b е 1 L. S. Fashion in Women's Clothes and the American
Social System. — In: В e n d i x R. a n d L i p s e t S. M. (Eds.). Class, Status and
Power. A Reader in Social Stratification. Glencoe, 111.,1953, p. 323-332.
10
Ibid, p. 323 f.
1

176

Глава XIV
ПОЗОРНЫЙ СТОЛБ

Применение наказаний у многих народов жестоким образом
сказалось на социальной природе человека. Речь идет не только
о наказаниях, которые трудно скрыть от общественности, когда
за кражу, например, отрубали правую руку, а при ее повторении
— левую ногу (в соответствии с Кораном) или выжигали на
коже клеймо, но также о наказаниях, наносящих ущерб
достоинству (так называемые суды чести), в результате которых
у человека в принципе волос с головы не упадает. Мы не
утруждаем себя, чтобы разобраться, в чем дело, когда речь
заходит о позорном столбе1. Эти наказания применялись во все
времена и во всех культурах (у нас — начиная с XII в.)2, что
свидетельствует о постоянстве человеческой натуры. Пигмеи
знали больное место человека: он особо уязвим, когда над ним
смеются или его презирают, причем на виду у всех3.

Социальная кожа человека чувствительна к
суду чести
Цитируя Цицерона: «Nihil habet natura praestantius, quam
honestatem, quam laudem, quam dignitatem, quam decus» («На
свете нет ничего лучще справедливости, похвалы, уважения и
чести»), Дж. Локк добавляет, что Цицерон, вероятно, знал, что
все перечисленное, по сути, название одного и того же4. Смысл
наказания, затрагивающего честь человека, — отнять у него
лучшее, его авторитет, его честь. Позорный столб, согласно
бытовавшему в средневековье мнению, «роняет честь
мужчины»5. Это наказание воспри-

177

нималось настолько болезненно, что с первыми ростками
гуманизации его не применяли к юношам моложе 18 лет и (по
закону в Турции) пожилым мужчинам старше 70 лет6.
Публичность у позорного столба обеспечивалась весьма
искусно: последний — в самых разнообразных вариантах —
устанавливался на рыночной площади или на перекрестке
оживленных улиц. Осужденного приковывали к позорному
столбу железным ошейником в самое оживленное время суток
— в дни ярмарки утром или по выходным, по праздникам;
бывало, что его со связанными ногами приковывали к дверям
церкви. Шум для привлечения публики обеспечивался
барабанным боем, звоном многочисленных колокольчиков и
бубенцов; для лучшей видимости позорный столб красили,
например,
в
красно-коричневый
цвет,
украшали
изображениями «нечистых» животных. На шею осужденному
вешали табличку с указанием имени и провинности. Толпа
вокруг — те, кто издевался над ним, обзывая его бранными
словами или бросая в него комья грязи (отвлечемся здесь от
забрасывания камнями, ибо это не соответствует характеру
наказания), — анонимна, вне социального контроля,
идентифицирован он один, наказание человека «позорным
столбом» до сих пор отражает потерю им достоинства в глазах
других людей, социальное унижение.
Наказанию у позорного столба подвергали не за грубые и
жестокие действия, а за такие, в которых трудно было уличить
и к которым именно поэтому следует привлечь внимание
публики: например, за обман обвешивающего пекаря, ложное
банкротство, проституцию, сводничество, оскорбление,
клевету — кто отнимает честь у другого, должен сам ее
потерять7.

По сплетням судят о правилах чести в
обществе
Клевета — это более чем сплетня, распространяющая неодобрительные сведения о ком-то отсутствующем. Клевета —
это антипод чести, позор. Из-за плохой молвы рушится чья-то
репутация, а может произойти даже самоубийство8 или
убийство; с человеком, который приобрел

178

дурную славу, опасно показываться в обществе — вспомним
1782 г. и некую госпожу де Воланж, предостерегавшуюсвоего
адресата — молодую даму — не встречаться с любовником, у
которого была плохая репутация: «...ведь общественное мнение
будет по-прежнему против него, и разве этого недостаточно
для того, чтобы руководить вашим поведением?»9
Убийство из-за плохой молвы, дискредитация, презрение —
язык изобилует социально-психологическими или терминами,
когда индивид предстает беззащитным, брошенным на
произвол судьбы. «Кто это сказал?» — требует он ответа, когда
его ушей достигают обрывки сплетни, но сплетня анонимна.
Американский ученый Джон Бѐрд Хэ- виленд первым
обратился к сплетне как к предмету научного исследования.
Задавшись этой целью, он какое-то время провел среди жителей
племени цинакантеко, пытаясь изучить через сплетню как
источник, как научный материал правила чести племени,
общества. Он наблюдал, как сплетня распространялась,
обрастала подробностями, пока наконец не выявлялась ошибка.
Наказанием чести сродни позорному столбу служит для
супружеской пары племени, нарушившей обет верности,
обязанность обоих супругов выполнять тяжелую работу во
время празднеств10. Племя весьма изобретательно использует
изоляцию. В обыденности тяжелый труд не роняет чести и достоинства человека, но в одиночку, на виду у веселящихся
соплеменников он как нельзя лучше выражает отвержение
пары.
Сколько идей родилось у людей, чтобы публично обнародовать позор! Провинившегося выставляли на обозрение
толпы в невероятно высоком бумажном колпаке, вымазывали
смолой и перьями, девушку заставляли шествовать с наголо
обритой головой — вспомним, как дразнили несчастного Сепху
у пигмеев: «Ты не человек, ты животное».
Даже короля могла унизить презирающая толпа, общественность. В 1609 г. во время пребывания Рудольфа II в
Праге ремесленники и поставщики напрасно ждали оплаты
своих счетов, потому что богемские сословия прекратили
выплату
королю
налогов,
положившись
на
голос
общественности, который — с помощью первой в мире газеты
Авизо — был услышан далеко за пределами Праги.

179

По сообщению Авизо от 27 июня 1609 г., перед резиденцией
короля, который как раз сидел за вечерней трапезой, собралась
огромная толпа, раздавались крики и свист, люди выли, как
собаки, волки и кошки. Король нисколько не был шокирован...11
Даже в детских садах или в школьном классе есть свой
позорный столб, когда детей в качестве наказания ставят в угол.
Позорный столб, эта красно-коричневая «трибуна» позора
на ярмарочной площади, может казаться сегодня призраком
прошлого, столь же далеким, как «железная дева» в
средневековой камере пыток, и все же он с нами ежедневно.
Человека в конце XX в. пригвождают к позорному столбу в
прессе, на телевидении. И начала современному позорному
столбу были заложены именно в Авизо.

180

Лишившись смысла более чем в 50 различных своих
дефинициях, в XX в. общественное мнение сохраняет свое
первоначальное значение в немецком законодательстве, § 186 и
187 которого гласят: наказуемым является плохой отзыв или
клеветническое утверждение без оснований, если они
причиняют
ущерб
достоинству человека
в
глазах
общественного мнения. О правилах чести можно узнать не
только из сплетен, но и из материалов судебных разбирательств
по делам об оскорблениях. В качестве примера сошлемся на
процесс в земельном суде Маннгейма от 23 ноября 1978 г.
(номер дела VIII QS 9/78), резюме которого было
воспроизведено в Нойе юристише вохеншрифт: «Если
женщина свой иск мотивирует тем, что ее называют "ведьмой",
то прекращение дела оправдано ввиду незначительности вины
обвиняемой не только потому, что участницы конфликта —
иностранки (в данном случае турчанки), а сегодня вера в ведьм
на Ближнем Востоке очень распространена. Такого рода
основание требует в защиту истицы длительного наказания
обвиняемой средствами судебного постановления». В своем
решении суд, в частности, указывает: «Несомненно, вера в
ведьм на Ближнем Востоке чрезвычайно распространена в
настоящее время... Но и у нас дела обстоят не намного лучше.
Согласно последнему опросу на данную тему (1973), 2%
жителей ФРГ твердо верят в существование ведьм и 9%
допускают их существование. В Южной Германии, по оценкам
экспертов, не найдется ни одной деревни, где бы не было
жешци-

ны, которую считают ведьмой... Поэтому нет оснований те же
самые суеверные представления "там, далеко в Турции"
оценивать по-другому или более мягко. Как справедливо
объясняет полномочный представитель истицы на суде,
подозрение иностранной работницы турецкой национальности
в том, что она "ведьма", наносит сильный удар по ее репутации,
что в глазах суеверных окружающих обвиняемой может
постепенно привести к ее презрению, отчуждению, постоянной
враждебности и преследованию, а порой и к плохому
обращению с ней или даже убийству, если не будут вовремя
приняты действенные и решительные меры пресечения
клеветы»1.
Примечания

2

См. об этом подробнее: N a g 1 е г J. Die Strafe: Eine juristisch-empiri- sche
Untersuchung. Aalen, 1970; B a d e r - W e i s s G . , B a d e r K.S. Der Pranget:
Ein Strafwerkzeug und Rechtswahrzeichen des Mittelalters. Freiburg, Jos.
Waibel'sche Verlagsbuchhandlung 1935; H e i t i g H. v о n. Die Strafe.
Fruhformen und kulturgeschichtliche Zusammenhange. Berlin — Gottingen —
Heidelberg, 1935, 1954—1955.
См.: B a d e r - W e i s s , G. В a d e r K. S. Op cit., S. 2.

3

См. г л . XI наст. изд.

4

См.: Л о к к Дж. Опыт о человеческом разуме. М., 1898.
F е h г Н. Folter und Strafe im alten Bern, S. 198. Цит. по: В a d e r - W e i s s, G. В
a d e r K. S. Op cit., S. 83.
См.: B a d e r - W e i s s , G. В a d e r K. S. Op. cit., S. 130.
Ibid., S. 122.
См.: S t г о s s B. Gossip in Ethnography. —Reviews in Anthropology, 1978, p.
181—188. Б. Стросс дискутирует в данном случае с Хэвилендом ( Н a v i 1
a n d J . В . v o n . Gossip, Reputation, and Knowledge in Zinacan- tan.
Chicago, 1977).

5
6
7
8

n
10
11

1

JI а к л о Ш. д е. Опасные связи. М., 1990, с. 59.
См.: Н a v i 1 a n d J. В. v о п. Op cit., р. 63.
См.: S с h о п е W. Der Aviso des Jahres 1609. Факсимильное переиздание с
послесловием. Leipzig, 1939, S. 2 f.

Neue Juristische Wochensehrift, № 10, 1979, S. 504.

182

Глава XV
ПРАВО И
ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ

В Нойе цюрихер цайтунг от 6 мая 1978 г. был помещен
комментарий по поводу судебного решения о ночном ограблении в Цюрихе (Альтштадт): «Верховному суду следовало
бы проверить, соответствует ли его сравнительно нестрогая
практика наказаний за такие правонарушения представлениям
населения и общественному мнению». Должны ли законы,
практика судов совпадать с общественным мнением, должны ли
они приспосабливаться к общественному мнению? В каком
отношении к сфере законодательства находится общественное
мнение?
Итак, первый и настоятельный вопрос: в какой мере три
закона Дж. Локка — божественный закон, закон государства и
закон общественного мнения — могут быть противоречивы?
Локк рассматривал этот вопрос в условиях своего времени и
своей страны на примере дуэли. В ФРГ 70—80-х годов XX в.
конфликт можно рассмотреть на примере аборта.
Церковнослужители рассматривают аборт как убийство и
присоединяются к мнению врачей, сравнивающих массовость
абортов с массовыми убийствами в концентрационном лагере
Аушвиц. Закон государства разрешает аборт, говорит кардинал,
но он все же называет это «убийством»1. Это не спор о
правильном названии; здесь два непримиримых воззрения.
Мнение церковнослужителя в данном случае своего рода фасад,
за которым скрываются совсем другие современные ощущения,
и они очень распространены. Различные мнения относительно
оценки аборта весьма заразительны. Христианскому воззрению,
согласно которому надо защищать жизнь, в том числе и еще не
родившуюся, противостоят не менее сильные в эмоциональном
плане представления «гражданской религии», по выражению
Руссо2, — посю-

183

сторонней гражданской религии, где наивысшей ценностью
является эмансипация, право женщины на самоопределение и
решение вопросов относительно собственного тела. Речь идет
об одном из противоречий, которые побуждают человека
избегать в своем общении тех кругов, где думают иначе.

Поляризация как расколотое
общественное мнение
Отстраняясь от инакомыслящих, люди теряют свою квазистатистическую способность правильно оценивать воззрения
окружающих. В этом случае употребимо понятие американской
социологии «pluralistic ignorance», невежество относительно
того, как думают «другие». Это — состояние поляризации.
Общество раскалывается, и здесь правомерно говорить о
расколовшемся общественном мнении. Признаком такого
раскола является переоценка себя со стороны каждого лагеря.
Статистически его можно измерить: чем дальше в обоих
лагерях расходятся оценки относительно того, как думает
большинство, тем сильнее поляризация по этому вопросу,
сторонники различных взглядов не общаются друг с другом и
потому ошибаются. Таблицы 16—19 представляют данные
исследований 70-х годов. Иногда незнание бывает
односторонним; один лагерь правильно оценивает свое
окружение, а другой сильно себя переоценивает. Такая
констелляция указывает на то, что в конце концов интеграция
завершится в пользу тех, кто себя переоценивает.
Образцом подобной ситуации может служить дискуссия по
поводу новой восточной политики в начале 70-х годов (см. табл.
17). Побеждающий лагерь — сторонники восточной политики
— представлен здесь блоком, составившим 70% опрошенных:
«Большинство думает, как мы». Противники производили
впечатление разрозненных одиночек: они не знают, что
большинство «за» восточную политику, но в то же время и не
верят в свое большинство, давая уклончивый ответ, «серединка
на половинку». Для прогнозиста, анализирующего состояние
общественного мнения, симметрия и асимметрия оценок
окружения — весьма важные показатели. Если преобладает
симметрия, большая поляризация мнений, когда каждый лагерь,
ка-

184

ПОЛЯРИЗАЦИЯ МНЕНИЙ О ФЕДЕРАЛЬНОМ КАНЦЛЕРЕ В. БРАНДТЕ
В ЯНВАРЕ
Таблица
16
1971 Г., %
Оба лагеря — сторонники и противники В. Брандта— в своих оценках мнений
большинства сильно различаются. Это объясняется расхождением групп, они
больше не вступают в диалог и поэтому совершенно по-разному оценивают
климат мнений.
Вопрос: «Как Вы полагаете, большинство людей хочет сохранить Вилли
Брандта на посту федерального канцлера или оно предпочло бы другого
канцлера?»
Сторонники
федерального
канцлера
Брандта

Противники
федерального
В. канцлера В. Брандта

Большинство людей
хочет оставить В. Брандта федеральным канцлером

59

6

предпочитает другого федерального
канцлера

17

75

затрудняются ответить

24

19

100 473

100 290

Расхождение в оценках среды, по
Осгуду, Зуси, Таннснбауму D=

78,7

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2068.

жется, считает себя сильнее, — дело идет к серьезной дискуссии. При асимметрии с большим перевесом на одной
стороне, уклонениями от оценок (мнения разделились, мнения
трудно оценить) защитная сила преобладающего лагеря
невелика. Инструмент измерения дистанции, применяемый в
нижеприводимых таблицах, разработан американскими
социальными психологами Осгудом, Зуси и Танненбаумом 3.
Это формула:

где
означает различие между двумя сравнивае
мыми группами.
185

Таблица 17
ПОЛЯРИЗАЦИЯ МНЕНИЙ ОТНОСИТЕЛЬНО ВОСТОЧНЫХ ДОГОВОРОВ В МАЕ
1972 Г., %
В оценке Восточных договоров сторонники и противники значительно
расходятся — знак сильной поляризации.
Вопрос: «Отвлекаясь от Вашего собственного мнения, как Вы полагаете,
большинство людей в ФРГ выступает "за" или "против" Восточных
договоров?»
Сторонники
Восточных
договоров

Противники
Восточных
договоров

Большинство выступает
«за» Восточные договоры
«против» Восточных договоров
затрудняются ответить
п=
Расхождение в оценках среды, по
Осгуду, Зуси, Таннснбауму D =

70

12

3

30

27

58

100 1079

100 293
71,1

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2082.

Две крайности: барьеры на пути
социальных изменений и поспешное
приспособление к модным тенденциям
Вместо устаревшего словаря Дж. Локка с его тремя
законами современная социология предлагает более точные
определения. То, что у Локка называлось божественным
законом, представляется ныне нравственным идеалом,
нравственностью, главными ценностями; акцент — на идеале,
дистанция с действительным поведением часто весьма
существенная. Локковский закон мнения, репутации, моды,
более точно определявший реальное поведение, в современном
социологическом словаре употребляется для обозначения
обычаев и общественной морали.
Определяемое государством право колеблется и в ту, и в
другую сторону, пишет Репе Кѐниг в своем сочинении

186

Таблица IS

ОТСУТСТВИЕ ПОЛЯРИЗАЦИИ МНЕНИЙ ПО ВОПРОСУ О ТОМ, МОЖЕТ ЛИ
КОММУНИСТ БЫТЬ СУДЬЕЙ, АПРЕЛЬ 1976 Г., %

Сторонники и противники дают одинаковые оценки мнениям большинства.
Вопрос: «Отвлекаясь от Вашего собственного мнения, что Вы думаете
относительно мнения большинства по этому поводу? Большинство немцев в
ФРГ выступают за то, чтобы член коммунистической партии мог быть судьей,
или большинство против?»
Может л и член коммунистической
партии быть судьей?
«за»

«против»

6

1

против судей-коммунистов

79

88

затрудняются ответить

15

11

100 162

100 619

Большинство выступает
за предоставление возможности работать
судьей коммунистам

tl =
Расхождение в оценках среды, по Осгуду,
Зуси, Танненбауму Р =

11,0

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3028.

«Право в контексте социальных нормативных систем»4.
Стражи нравственности ожидают от государства, что оно
средствами закона поставит барьер веяниям времени. Напротив, выразители общественного мнения, общественной
морали требуют, чтобы право и закон «совершенствовались»
соответственно чувству времени. Они действительно
выдвигают
убедительные
аргументы.
Если процесс
общественного мнения, наблюдаемый в разных культурах,
понимать как средство интеграции, как средство, сохраняющее
дееспособность общества, тогда нельзя позволять законам и
правопорядку как угодно долго противостоять общественному
мнению. Несомненно, фактор времени играет весьма
существенную роль. По соображениям гарантии правовой
защищенности в обществе не сле-

187

Таблица 19
СРЕДНЯЯ СТЕПЕНЬ ПОЛЯРИЗАЦИИ ПО ВОПРОСУ ОБ АБОРТАХ ПО
НРАВСТВЕННЫМ И МАТЕРИАЛЬНЫМ СООБРАЖЕНИЯМ, ОКТЯБРЬ 1979 Г., %
Вопрос: «Как Вы считаете, большинство людей в ФРГ выступает "за" или
"против" разрешения абортов по нравственным и материальным
соображениям?»
Отношение людей к прерыванию
беременности по нравственным и
материальным соображениям
«за»

«против»

за разрешение абортов по нравственным и
материальным соображениям

48

19

против разрешения абортов

17

44

затрудняются ответить.

35

37

100 1042

100 512

Большинство выступает

п=
Расхождение в оценках среды, по Осгуду,
Зуси, Таннснбауму D =

39,7

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3074.

дует слишком торопиться уступать тенденциям моды.
Рейнгольд Циппелиус описывает данное обстоятельство в
книге «Потеря уверенности в ориентирах?». «В частном аспекте права, — говорит он, — обнаруживается потребность в
надежных,
нормативно
обеспеченных
поведенческих
структурах как потребность в правовой защищенности...
Потребность в правовой защищенности означает, во-первых,
интерес к выявлению того, какие вообще нормы определяют
отношения между людьми... Этот интерес дополняется,
во-вторых, интересом к непрерывности права. Только такая
непрерывность обеспечивает надежность ориентиров в
будущем и тем самым создает основу для планирования и
диспозиции.
Требование
максимально
возможной
стабильности нормативного порядка и последовательности в
развитии права оправдано еще и по дру-

188

гой причине: существующее право выдержало испытание на
свою пригодность. Поэтому нельзя, как говорит Радб- рух, с
легкостью изменять право, подвергать его случайным
преобразованиям,
допускающим
беспрепятственное
превращение частного случая в форму закона»5.
Цель различных политических кампаний состоит именно в
том, чтобы, не дав времени на спокойное обдумывание
решения, так подстегнуть общественное мнение, чтобы
возбуждение не спадало до тех пор, пока цель не будет
достигнута и желаемое урегулирование не будет легализовано,
пока оно не станет обязательной для исполнения правовой
нормой. Никлас Луман описывает этот процесс в книге
«Общественное мнение». Дискуссия по вынесенной на
обсуждение темы «достигает кульминационного пункта.
Противники вынуждены прибегать к тактике проволочек,
выигрыша во времени, признания с оговорками, уступок.
Сторонники должны закрепить свои достижения в бюджете или
программах действий администрации. Времени для этого в
обрез. Очень скоро могут проявиться первые признаки
усталости, сомнений, отрицательный опыт... Если с темой
дискуссии ничего не происходит, это может быть симптомом
предстоящих трудностей — тема теряет свою привлекательность»6.
Данное описание касается совершенно определенного,
кратковременного, модного типа кампаний общественного
мнения. Но иногда они длятся годами, десятилетиями,
столетиями, как, например, очень точно подмеченное Токвилем
движение
за
предоставление
равенства
для
всех,
наблюдавшееся не одну тысячу лет. Но отдельные этапы в
развитии большой темы могут быть описаны по образцу
Лумана.

189

Примером того, как общественное мнение «социальная
точка зрения», «тенденциозная точка зрения в обществе» может
быть поспешно подхвачена и взята на вооружение судьями и
административными чиновниками, служит кампания против
курения в присутствии некурящих. Это случай прерванного
развития кампании, скрытые причины которого, по материалам
демоскопии, описаны в гл. III. Тем не менее сама кампания
оказалась весьма результативной: к 1975 г. министерские указы
уже рекомендовали служащим сферы общественного управле-

190

иия отказываться от курения в присутствии некурящих или
даже обязывали это делать. В 1974 г. компания «ОЛГ
Штуттгарт» — в отличие от прежних своих решений — заявила,
что курение пассажира в такси является неуважением по
отношению к водителю. Кульминацией движения против
курящих (к 1975 г.) стало заявление компании «ОВГ Берлин»,
что курильщик — нарушитель общественного порядка.
Комментируя этот случай, юрист из Фрейбурга Иозеф Кайзер
отметил: «Тем самым недолго думая курильщика отнесли к
категории людей, весьма четко выделяемой полицейскими
правилами, т.е. несущих ответственность за конкретную
опасность. Таким образом, курильщик подвергается
однозначной неодобрительной реакции согласно полицейским
предписаниям и, соответственно, санкциям. Получается, что
сам факт курения является достаточным доказательством
конкретной угрозы некурящему со стороны курильщика»7.
Создание правовых оснований без компетентной проработки
вопроса — весьма характерный процесс формирования
общественного мнения; комментатор, естественно, подбирает
соответствующую терминологию, когда говорит, что защищать
некурящих — «en vogue»'.

Право должно подкрепляться обычаем
И наоборот, возникает критически острое положение, когда
«социальные воззрения», общественное мнение далеки от
правовых норм и законодатели не реагируют на это. Такая
ситуация складывается прежде всего в тех случаях, когда
правовые нормы согласуются с нравственными ценностями,
однако растет понимание, что обычаи, общественная мораль
далеки от этого. Сегодня демоскопия ускоряет данный процесс,
это один из ее неоспоримых результатов. В 1971 г.
иллюстрированный журнал Штерн опубликовал результаты
одного алленсбахского исследования: 46% населения старше 16
лет требовали облегчения операции аборта. Повторное
исследование через 5 месяцев дало скачок поддерживающих
8
это требование с 46 до 56% . То была одна из ситуаций,
которую имел в виМодно (франц.). — Прим.ред.

191

ду Токвиль, когда говорил о «фасаде»: некоторые воззрения в
общественном мнении еще сохраняются, хотя стоящие за ними
ценностные убеждения, которые должны их укреплять, уже
давно перебродили и выдохлись9. Пока это не заявлено
публично, фасад стоит. Но он рухнет, если пустота — сегодня
часто с помощью демоскопии — вдруг обнаружится. Это может
обернуться несовместимой с правовой повседневностью
демонстрацией, когда женщины публично признавались в
конкретном нарушении права: «Я делала аборт»10.
Закон долго не устоит, если его не поддерживает обычай.
Страх людей перед изоляцией, боязнь неодобрения со стороны
окружения или другие подобные скрытые сигналы влияют на
поведение более действенно, чем эксплицитное формальное
право. То, что Локк называл «законом мнения», а Э. Росс,
спустя два столетия, определил как «социальный контроль», в
XX в. получает экспериментальное подтверждение социальных
психологов. Один из таких экспериментов касался светофоров.
Проводилось наблюдение, сколько пешеходов переходят улицу
на красный свет в зависимости от трех различных
обстоятельств: 1) когда никто не подает плохой пример; 2) если
улицу на красный свет переходит человек, принадлежащий,
судя по одежде, к нижним слоям общества; 3) если это делает
хорошо одетый человек из высших слоев общества. Роль
представителей низших и высших слоев взяли на себя ассистенты. В эксперименте участвовали 2100 пешеходов. В
результате были получены следующие данные: лишь 1%
пешеходов переходили улицу, не имея перед глазами образца;
если красный свет игнорировал пешеход из простых слоев, ему
следовали 4%; если нарушителем оказывался человек из
высших слоев общества, за ним следовали 14%п.

Законами можно изменять
общественное мнение
Между правом и общественным мнением может существовать и
обратная связь. Законы можно издавать или изменять, чтобы
тем самым оказать влияние на общественное мнение,
подтолкнуть его в желательном направлении.

192

Альберт В. Дайси в лекциях «Связь закона и общественного
мнения в Англии XIX в.» (1905)12 высказал мысль, позднее
получившую подтверждение с помощью средств демоскопии:
уже само принятие закона усиливает согласие спим.
Своеобразие, специфичность этого процесса заметны с первого
взгляда, и тем более удивительно, что Дайси установил его без
всяких эмпирических вспомогательных средств, хотя ему было
трудно
объяснить
его.
Сегодня
же,
вооруженные
представлением о «спирали молчания», мы сказали бы так:
страх перед изоляцией убывает тогда, когда что-то одобряется,
вызывает согласие, когда что-то уже стало законом. Эта
тенденция отражает чуткую связь между общественным
мнением и легитимацией, исходя из которой Дайси
формулирует принцип: законы поощряют и создают мнение13.
Вызывать общественное мнение, формируя законы в
желательном направлении, — использование таких рычагов
может показаться сомнительным; ведь это нечто иное, как
приглашение к манипуляции общественным мнением,
эксплуатация политического мандата господствующим
большинством. Достаточен ли в таком случае эффект согласия,
когда закон принят, не окажется ли излишней интеграция,
позволяющая обществу сохранить его дееспособность?
Реформа уголовного права ФРГ 1975 г., а также принятый в
1977 г. Закон о разводе показали, что они далеко превзошли в
законодательном регулировании требования общественного
мнения. В необходимости принятия закона по новому
регулированию родительской опеки, укрепляющего права
ребенка как более слабого но отношению к более сильному
взрослому, даже среди 17-23-летних мало кто был убежден. На
вопрос: «Считаете ли Вы, что государство с помощью законов
должно заботиться о том, чтобы молодые люди получили
больше прав по отношению к своим родителям, или Вы не
видите в этом необходимости?» — 64% юношей ответили: в
этом нет необходимости, и лишь 22% указали, что это
необходимо сделать14. Новое законодательство о разводе
раскололо общество, заставив его сделать выбор между правом
и моралью. Алленсбахский опрос в июле 1979 г. обнаружил
возрастание чувства нравственной вины человека и его долга
осознавать эту вину. Вместе с тем новый закон о разводе паста-

193

ивал на том, что при разводе вопрос вины не играет роли и,
следовательно, не должен иметь финансовых последствий.
Большинство населения не могло с этим согласиться. Среди
четырех представленных на обсуждение законодательных
реформ именно закон о разводе чаще всего называли самым
неудачным (см. табл. 20)15.
Таблица 20
СООТНОШЕНИИ
IОПример:
Реформа законодательства о разводе

ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ И ПРАВА, %
Вопрос: «Верители Вы в моральную вину, т.е. что можно быть виноватым по
отношению к другому человеку, или мысль о виновности уже устарела?»
Население старше 16 лет
Существует вина

78

Мысль устарела

12

Не знаю

10
п=

100 1015

Вопрос: «Два человека (прилагается картинка) беседуют о том, должен ли
человек вообще иметь чувство вины. Прочитайте, пожалуйста. С кем из них Вы
скорее согласитесь?»
Население старше 16 лет
«Человек должен иметь чувство вины, иначе
ему ничего не стоит обидеть или сделать
несчастным другого».

72

«Считаю, что у человека не должно быть
чувства вины, оно делает его несчастным и
несвободным, и от этого никому не легче».

18

Затрудняюсь ответить

10
п=

100 1016

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3071, июль
1979 г.

194

Продолжение табл. 20
Вопрос. «При разводах в настоящее время не имеетзначения, кто виноват в
распавшемся браке. Как Вы считаете, это хорошо или плохо?»
Население старше 16 лет
Считаю, что это хорошо

24

Считаю, что это плохо

57

Затрудняюсь ответить

19
п=

100 495

Вопрос'. «Довольны ли Вы реформой законодательства о разводах?»
Население старше 16 лег
Отношение к реформе законодательства о
разводах (распад брака вместо вины как
принцип)
очень довольны

7

весьма довольны

20

не очень довольны

23

совсем недовольны

35

затрудняются ответить

15
п=

100 2033

Источник'. Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3062,
ноябрь—декабрь 1978 г.

В этой связи вспоминается высказывание Руссо, подметившего связь между правом и общественным мнением:
«Подобно тому как архитектор, прежде чем построить большое
здание, изучает и зондирует почву, чтобы узнать, может ли она
выдержать тяжесть здания, так и мудрый законодатель не
начинает с написания хороших законов, а исследует
предварительно, сможет ли народ, для которого он эти законы
предназначает, вынести их»16. Для Руссо законы нечто иное,
как «подлинные акты общей воли»17. Совершенно в духе
принципа Д. Юма, согласно которому

195

«все правительства основываются на мнении», Руссо говорит:
«Мнение — царица земли — никоим образом не подчинена
власти королей; последние служат ей как ее первые рабы»18.
Примечания
См.: Frankfurter AUgemeine Zeitung, № 224, 26. September 1979, S. 1, и № 233,
6. Oktober 1979, S. 5.
2
См.: P y e e o Ж. - Ж. Об общественном договоре. М., 1938, с. 119, 120.
3
См.: O s g o o d С h. Е., S и с i G. J., and T a n n e n b a u m P . H . The
Measurement of Meaning. Urbana, 111., 1964.
4
См.: К 6 n i g R. Das Recht im Zusammenhang der sozialen Normensys- teme. —
In: H i r s с h E. E., R e h b i n d e r M. (Hg.). — Kolner Zeitsch- rift fiirSoziologie
und Sozialpsychologie, Sonderheft 11, Studien und Ma- terialien zur
Rechtssoziologie, 1967, S. 36—53.
5
Z i p p e l i u s R. Verlust der Orientierungsgewissheit? — I n : K a u l b a c h
F . K r a w i e t z W. (Ilg.). Recht und Gesellschaft. Festschrift fur Helmut
Schelsky zum 65. Geburtstag. Berlin, 1978, S. 778 f.
6
L u h m a n n N. Offentliche Meinung. — In: Politische Planung. Aufsatze zur
Soziologie von Politik und Verwaltung. Opladen, 1971, S. 19.
7
К a i s e r J. H. Sozialauffassung, Lebenserfahrung und Sachverstand in der
Rechtsfindung. — Neue Juristische Wochenschrift, 1975, № 49, S. 2237.
8
См.: Stern, № 46, 4. November 1971, S. 260.
1

9

С м . : Т о к в и л ь А. д е. Демократия в Америке. M., 1992, с. 464—466.

См.: Stern, № 24, 3. Juni 1971, S. 16-24.
См.: B l a k e R. R., М о u t о n J. S. Present and Future Implications of
Social Psychology for Law and Lawyers. — Journal of Public Law, 1954, vol. 3, p.
352-369.
1 2
См.: D i c e y A. V. Lectures on the Relations Between Law and Public
Opinion in England During the Nineteenth Centure. London, 1905.
1 3
См.: D i c e y A. V. Law and Public Opinion in England. London, 1962,
p. 41.
1 0
1 1

См.: Allensbacher Archiv, IfD-Umfrage 1299, August 1979, n = 843.
См. там же, IfD-Umfrage 3062, November—Dezember 1978, n = 2033.
На обсуждение были вынесены следующие вопросы: улучшение обучения
учеников, налоговая реформа 1979 г., равноправное участие рабочих и
предпринимателей при принятии решения об образовании больших
компаний, реформа закона о разводе.
1 6
Р у с с о Ж. - Ж. Указ. соч., с. 37.
1 7
Там же, с. 78.
1 8
R o u s s e a u J -J. Lettre a MJL'Alembert sur les Spectacles. Paris, 1967,
p. 154.
1 4
1 5

Глава XVI
ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ
СПЛАЧИВАЕТ

Обсуждая вопрос о результативности, действенности общественного мнения и, соответственно, о том, каким должно
быть соотношение общественного мнения и права, мы лишь
бегло коснулись проблемы интеграции. Достаточно ли ясно это
понятие, чтобы столь вольно обращаться с ним?

Отставание эмпирических исследований
В 1950 г. в США была опубликована статья, вопросы и выводы
которой и сегодня не устарели: «Со времени Конта и Спенсера
социологи пытались выяснить, как объединяются малые
социальные единицы, образуя социальное целое... Чем
отличается группа от суммы индивидов? В каком смысле
группу можно назвать целостностью? Какова эта целостность?..
Можно ли измерять сплоченность? При каких условиях
усиливается социальная сплоченность и при каких она
ослабевает? Каковы последствия высшей степени сплоченности
и что происходит, когда сплоченность низкая? Социология
нуждается в фундаментальных исследованиях, где решаются
такого рода проблемы»1.
Среди известных теоретиков, работавших над проблемой
интеграции и ее ролью в системах человеческих обществ,
процитированный выше Вернер С. Ландекер интересен прежде
всего тем, что именно он в отличие от господствующей школы
XX в., впервые предложил различные масштабы процедур
измерения и получил эмпириче-

197

ски подтвержденные результаты. Мы слишком мало знаем о
социальной сплоченности, говорит Ландекер, поэтому не
можем предложить простое общепринятое измерение. Под
знанием Ландекер понимает эмпирически подкрепленные
сведения. Он выделяет четыре типа сплоченности и,
соответственно, четыре способа ее измерения.
1. Культурная сплоченность: позволяет ли ценностная
система общества последовательно осуществлять ее в жизни и в
какой степени, или насколько противоречивы — не логически,
а практически — требования кчленам общества? В качестве
примера противоречивых требований в западных обществах
Ландекер приводит альтруизм и готовность участвовать в
соревновании1.
2. Нормативная сплоченность: в какой мере противоречат
друг другу поведенческие предписания общества и
действительное поведение членов общества?
3. Коммуникативная сплоченность: какова степень
разобщенности между подгруппами общества в силу незнания,
негативной оценки, предубеждений и насколько они связаны
общением, т.е. существуют ли между ними коммуникативные
связи?
4. Функциональная сплоченность: в какой степени члены
общества вследствие разделения труда, профессиональной
отчужденности зависят от взаимопомощи, сотрудничества?2
В данном обзоре не затронута проблема интеграции,
сплоченности людей, которая возникает вследствие совместных переживаний: на чемпионате мира по футболу, при
просмотре многосерийного фильма, собирающего у экранов
телевизоров добрую половину населения, или — обращаясь к
событиям 1965 г. — всеобщее воодушевление и чувство
национальной гордости во время визита в страну английской
королевы. Не рассматривалась в обзоре мода как средство
сплочения.

Сплоченность по Рудольфу Сменду
Совсем иначе подходит к теме сплоченности юрист Рудольф
Сменд, предложивший в конце 20-х годов свой вариант «учения
об интеграции»3, т.е. сплоченности: «Процесс сплочения в
значительной мере неосознаваем, он

198

протекает благодаря ненамеренной правомерности или
"хитрости разума". Поэтому он чаще всего не является
предметом сознательного конституционного регулирования... и
потому лишь в качестве исключения оказывается предметом
теоретических размышлений...Личной является интеграция,
обусловленная влиянием лидера, владыки, монарха, разного
рода общественных активистов... В качестве функциональной
сплоченности
выступают
очень
различные
коллективизирующие формы жизни: от примитивного
эмоционального согласования совместной деятельности или
совместных движений до... более развитых, опосредованных
форм сотрудничества, например выборов... смысл которых в
первую очередь осознается при достижении определенных
решений... менее осознанно, но по крайней мере так же
настоятельно
осуществляется...
при
установлении
политической общности путем формирования мнений, групп,
партий большинства... Деловой сплоченности способствуют все
аспекты государственной жизни, обычно считающиеся целями
государства, которые, таким образом, выступают как средства
сплоченности, воплощают общность... Поэтому здесь уместна
теория символов политической ценностной системы, флагов,
гербов, глав государств, политических церемоний, национальных праздников... факторов политической легитимации»4.

«Сплоченность» так же непопулярна,
как и «приспособление»?
Несмотря на попытки Сменда внедрить свое «учение о
сплоченности», а также публикации Ландекера, настаивающего
на эмпирическом характере исследований по проблемам
интеграции, прогресс в этой области не был заметен, что,
конечно, не случайно. Не лучше обстояли дела и с
исследованием проблемы страха индивида перед изоляцией. В
очерке Э. Росса о социальном контроле содержалось, правда,
замечание, позволяющее сделать вывод, что в конце XIX в.
понятие «сплоченность» было столь же непопулярным, как
сегодня понятие «приспособление»5. Социальные науки в XX в.
больше тяготели к общим теоретическим построениям в
поисках ответа на вопрос, каким

199

образом сплочение способствует стабилизации человеческих
обществ, углубляясь в структуру и функции этого понятия; в
этом свете эмпирические исследования представлялись
второсортными. Однако то, что мы встречаем в эмпирически
ориентированных
социологических
исследованиях,
посвященных интеграционным процессам (более подробное
изложение должно включать прежде всего Э. Дюркгейма), не
только не противоречит предположению, что у общественного
мнения есть функция сплочения, но подкрепляет его.
В терминологии Ландекера четко просматривается связь
между нормативной сплоченностью и ролью общественного
мнения в качестве «стража нравов», как ее понимали в течение
многих столетий: настаивать на том, чтобы норма и
фактическое поведение согласовывались и чтобы отклонение от
нормы наказывалось изоляцией.

Дух времени как следствие сплоченности
Говоря о коммуникативной сплоченности, уместно обратиться
к Токвилю, который считал, что общественное мнение
возникает после разложения феодального общества: пока
продолжается разделение на сословия, всеобщая коммуникация
отсутствует.
Квазистатистическая
способность,
обнаруживаемая в современном западном обществе, —
способность надежно регистрировать рост или спад одобрения
и неодобрения идей или индивидов — может расцениваться как
признак высокой коммуникативной сплоченности. И наконец,
собственно энтузиазм, который нетрудно зафиксировать
эмпирически накануне всеобщих выборов, увязывается с
мыслью Сменда, что выборы наряду с явной функцией
принятия решения имеют также скрытую функцию —
сплочения.
Каковы
последствия
высокой
степени
сплоченности? — спрашивал Ландекер. Вероятно, она заряжает
большинство людей энтузиазмом. Но не всех. Кого не
вдохновляет? Скорее всего, авангардистов. Мы однажды
вплотную подошли к этому вопросу, обратившись к беседе
между Сократом и Аде- мантом о меняющемся характере
музыки, которая может служить признаком изменения времени
(время здесь — нечто большее, чем то, что измеряется часами и
календа

200

рем). Общественное мнение пронизано чувством времени, и то,
что обычно называют «духом времени», можно считать
крупным достижением сплоченности. Последняя включает в
себя процессы типа спирали молчания, что, похоже, весьма
достоверно описал Гѐте: «Когда одна сторона становится особо
заметной, овладевая массой и укрепляя свои силы настолько,
что противоположная вынуждена потихоньку забиться в угол,
укрыться от взглядов, то это преобладание называют духом
времени, который потом какое-то время выражает его суть»6.
Первым измерением сплоченности Ландекер называет
культурную сплоченность. Эта тема актуальна в периоды
распадающихся или вновь создаваемых ценностных систем,
когда новые и старые требования к человеку невообразимо
смешиваются. Имеют ли тогда силу процессы общественного
мнения?

Когда общество в опасности,
общественное мнение набирает силу
Опросы в исследованиях процессов развития общественного
мнения пока еще не имеют долгой традиции. Однако
существует индикатор, выявляющий усиленное давление в
сторону конформизма. Вспомним характеристику американской демократии Токвиля, в частности его трогательную
жалобу на царящую там тиранию общественного мнения,
объясняемую автором господством веры в равенство,
снизившимся авторитетом власти, которая всегда задает
ориентиры. Поэтому, считает он, всегда следует цепляться за
мнение большинства. Но острота механизмов общественного
мнения, которую наблюдает Токвиль в Америке, может
объясняться смешением различных культур в американском
обществе. При незначительной культурной интеграции,
которую вполне допустимо предположить в обществе, похожем
на плавильную печь, потребность в сплоченности должна быть
очень высокой. Если говорить о современном мире, то и сегодня
ввиду изменений ценностных систем может иметь место низкий
уровень культурной интеграции и связанная с этим высокая
потребность в сплоченности; отсюда соответствующая
привлекательность узды общественного мнения, острота

201

угрозы индивиду изоляцией. В некоторых обстоятельствах
воздействие общественного мнения особенно заметно: как уже
отмечалось ранее, все важные открытия в этой области были
сделаны в революционные времена.
Размышления о связи между сплоченностью и общественным мнением привели нас к совершенно неисследованной
области. Когда С. Милгрэм, следуя экспериментам Эша,
попытался измерить (об этом говорилось в гл. III) степень
конформности других народов по сравнению с американцами,
он
выбрал
для
своих
исследований
страны
с
противоположными ценностными ориентация- ми: Францию,
где особо почитаем индивидуализм, и Норвегию, где
предполагался высокий уровень сплоченности7. Хотя и в той и в
другой стране у испытуемых в равной степени преобладал страх
перед изоляцией, на более сплоченном населении Норвегии
сильнее отражалось давление в сторону конформности. Это
наблюдение подтверждало выводы Токвиля: чем больше
одинаковости, тем сильнее давление общественного мнения.
Тем не менее его интерпретация выглядит несколько
искусственной: в условиях преобладающей одинаковости
придерживаются мнения большинства, потому что отсутствуют
другие основания, чтобы найти лучшее суждение (например,
ранговый порядок). Как показывают современные эмпирические средства измерения общественного мнения, давление
исходит не столько от чисто арифметического большинства,
сколько от агрессивной уверенности одной стороны и страха
перед изоляцией в сочетании с боязливым наблюдением за
окружением другой стороны.
Мы не можем рассчитывать на простую связь степени
интеграции и давления общественного мнения. «Одинаковость»
ли норвежского общества усиливает давление" в сторону
конформизма или, наоборот, имея другие корни, именно оно и
привело к одинаковости общества? Может ли немилосердная
природа так же воздействовать на сплоченность общества, как
влияет опасность на племя, живущее в джунглях охотой?
Может быть, именно в опасности для общества (все равно
какого рода: внешней или внутренней) лежит ключ к решению
— высокая степень опасности требует высокой степени
сплоченности, а последняя усиливает реакцию общественного
мнения.

202

Примечания
L a n d e c k e r W. S. Types of Integration and Their Measuremnent. —
American Journal of Sociology, 1950, vol. 56, p. 332. Переиздано в:
L a z a r s f e l d P. F., R o s e n b e r g M. The Language of Social Research. A
Reader in the Methodology of Social Research. New York- London, 1955, p.
19—27.
2
Ibid., p. 333—339.
" См.: S m e n d R. Verfassung und Verfassungsrecht. Munchen, 1928.
4
S m e n d R. «Integrationslehre». Handworterbuch der Sozialwissenschaf- ten, Bd.
5. Stuttgart—Tubingen—Gottinge. Gustav Fischer, J.C.B. Mohr (Paul Siebeck),
Vandenhoeck & Ruprecht, 1956, S. 299—300.
5
См.: R o s s E. A. Social Control. A Survey of the Foundations of Order.
Cleveland—London, 1969, p. 294.
й
G о e t h e J. W. Werke, Briefe und Gesprache, Gedenkausgabe, hg. von Ernst
Beutler. Bd. 14. — Schriften zur Literatur, Кар. «Weltliteratur, Homer noch
einmal». Zurich—Stuttgart, 1964, S. 705.
7
См.: E c k s t e i n H. Division and Cohesion in Democracy. A Study of Norway.
Princeton, N.J., 1966.
1

Глава XVII
ЯЗЫЧНИКИ, АВАНГАРДИСТЫ,
СТОРОННИЕ НАБЛЮДАТЕЛИ ПОБУДИТЕЛИ
ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ

Общественное мнение описывается в данной главе как социально-психологический процесс, корни которого — в страхе
индивида перед изоляцией. Является ли оно давлением в целях
конформности? Объясняет ли спираль молчания лишь то, как
общественное мнение пробивает себе дорогу и укрепляет свои
позиции, а не то, как изменяется общественное мнение?

Общественное мнение может изменить тот, кто
боится изоляции
Если до сих пор круг наших интересов ограничивался людьми
опасливыми и осторожными, испытывающими страх перед
изоляцией, то теперь мы обратимся к тем, кто не боится
изоляции либо больше считается с чем-то другим. Речь идет о
проводниках новых направлений в музыке, о художниках,
подобных Шагалу, у которого корова счетырьмя рогами
(картина «Хлев», 1917) проламывает крышу дома и
всматривается в небо. Это может быть ученый, как, например,
Дж. Локк, утверждавший, что люди вряд ли заботятся о
четырех заповедях Господа и законах государства: они лишь
вынужденно следуют закону общественного мнения. Выскажи
он подобные мысли несколько раньше, его отправили бы на
костер. Именно в этом кругу мы найдем язычника —обусловленную своей эпохой и тем не менее вневременную
фигуру человека, образующую коррелят с четко очерченным
общественным мнением. Это человек отклоняющегося,
девиантного поведения. Уместно вспомнить здесь название
работы аме

204

риканского исследователя Клаппа «Герои, злодеи и дураки как
агенты социального контроля»1. Однако связь между
конформными элементами общества и сторонними наблюдателями не следует понимать лишь как акцентирование
нарушителями ценностной системы и действующих в
обществе правил и их пригвождение к позорному столбу.
Концепция спирали молчания оставляет возможность
изменить общество для тех, кто не испытывает страха перед
изоляцией или может его преодолеть. «Я должен учиться
переносить насмешки и порицания», — говорил Руссо2.
Высокая степень согласия — источник счастья, защищенности
для большинства людей — означает для авангардистов,
прокладывающих дорогу в будущее, для художников, ученых,
реформаторов угрозу. Фридрих Шлегель так описал это
«чудовище» в 1799 г.: «Оно казалось наполненным ядом,
прозрачная кожа отсвечивала всеми красками, видно было, как
внутренности извивались, словно черви. Достаточно большое,
чтобы нагнать страху, оно без конца двигало клешнями,
расположенными вдоль туловища; оно то прыгало, как жаба, то
ползало с отвратительной проворностью на бесчисленных
маленьких ножках. Я в ужасе отвернулся: оно намеревалось
преследовать меня, но я, собрав все свое мужество, мощным
толчком отбросил его, перевернув на спину, и тотчас понял,
что это не более чем мерзкая жаба. Я поразился увиденному, но
мое удивление еще больше усилилось, когда я неожиданно
услышал чей-то голос за своей спиной: "Это — общественное
мнение..."»3
Можно привести обратный пример — граждане справедливо пугались, сталкиваясь в 60-е годы с длинноволосыми
молодыми людьми: кто не боится изоляции, может нарушить
порядок.

Первопроходцы реагируют на
общественность так же слабо, как
и лунатики
Любая типология новаторов, будь то художники, ученые,
прокладывающие дорогу новому, должна учитывать отношение к общественности. Их мало волнует вопрос о том,

205

вызовут ли их деяния отклик у людей или они столкнутся с
враждебностью общества.
По-другому обстоит дело с реформаторами, которые хотят
изменить мышление людей и общественные условия: они
мирятся с враждебной общественностью, чтобы иметь
возможность выполнять свою миссию, и страдают от этого.
Вероятно, существует и второй тип реформаторов — большого
и малого масштаба, — для которого провоцирование
общественного мнения является самоцелью, стимулятором
существования. Так по крайней мере привлекаешь внимание:
ведь возмущение общественности лучше, чем отсутствие
внимания. Благодаря средствам массовой коммуникации,
значительно раздвинувшим границы публичности в XX в., мы
имеем достаточно тому примеров. Так, израильская секретная
служба охарактеризовала арабского террориста Вади Хадада
следующим образом: Хадад испытывает почти мистическое
удовлетворение по поводу того, что он изолирован от
остального мира, и потому у него свои правила и законы 4. А
режиссер Р.В. Фасбиндер так высказался об одном из своих
фильмов: «Я должен иметь право реализовать себя так, как
того требуют мои слабости и мои сомнения. Мне нужна
свобода, чтобы отразить себя самого в общественности»5.
Речь в данном случае идет об одобрении или неодобрении
— важно само обжигающее возбуждение от контакта с
общественностью, выход за рамки индивидуального существования. Одурманивание общественностью, общественность как наркотик: что возбуждает? Здесь, возможно,
таится опасность — знать, насколько небезопасным может
оказаться общение индивида с общественностью, насколько
опасно для жизни быть вытолкнутым из сообщества.

Жить и страдать в обществе
само по себе опасно
Примеры этого в равной мере обнаруживает и современность,
и XVI век. Так, Мартин Лютер и Томас Мюнцер резко
отличались друг от друга своим отношением к публичному
мнению. Лютер, явно страдая из-за общественного
непонимания, не видел иного пути, кроме противо

206

стояния общественному осуждению. Он смело смотрел в лицо
опасности, которой не мог избежать. «Если кто-то и будет меня
презирать... другие ничего не скажут. — говорил Лютер. —
Даже потому, что они молчат, я сделаю свое дело». Описывая
скорость, с которой распространилось его послание: «...за
четырнадцать дней облетела весть всю Германию», — и другие
связанные с ним детали, Лютер чистосердечно признается:
«Слава была мне нежеланна, потому что (как сказано) я сам не
знал, каково будет отпущение грехов, и песня была слишком
высока для моего голоса»6.
Противоположна в этом плане позиция Томаса Мюн- цера.
Он тоже зорко наблюдает за процессом общественного
мнения: «В стране беспорядок, нет его и в мыслях людей...
Навести порядок. С чего начать? С моды, которая выводит
наружу то, что внутри. Если стало обычным делом менять свое
мнение, подобно рубашке, то проще запретить смену рубашек
и юбок, тогда, возможно, мы избавимся от нежелательной
смены мнений».
Каждому из нас хорошо известно: никому не удастся
сдержать новую музыку. Точно так же и Томас Мюнцер, если
внимательно прислушаться к тону его высказывания, вполне
был уверен, что смена рубашек и юбок произойдет независимо
от того, желательна она или нет. В отличие от Лютера он не
страдает от общественности, он ее любит, не забывая, однако,
об опасности: «Страх перед Богом должен быть чистым, без
примеси страха перед людьми или иными созданиями...
Потому что время опасное и дни злые»7. Для человека с
либидным отношением к общественности характерно
стремление выявить дух времени, заставить его говорить, но
сам он не решится выдвинуть конструктивную программу.
Историки приходят к заключению, что Томас Мюнцер мог
действовать только разрушительно8.
Типология отношения к общественности пока что не
разработана. И поэтому пестрые общественные группировки,
не боящиеся изоляции или преодолевающие страх перед ней,
остаются без эмпирических исследований, как голая схема.
Несомненно лишь то, что они подстегивают общество к
изменениям и что тем, кто не опасается изоляции, на пользу
спираль молчания. Если для тех, кто страшится изоляции,
общественное мнение —

207

это давление в сторону конформности, то для того, кто не
испытывает подобного страха, последнее есть рычаг
изменений.

Почему и когда меняется музыка?
Что витает в воздухе, откуда дует ветер общественного мнения,
напору которого невозможно воспротивиться, «а tidal volume
and sweep», согласно характеристике Эдварда Росса9: язык
подсказывает нам, что речь идет о судьбоносных движениях, о
мощи сил природы. Но на вопрос, где начинается новое, мы
затрудняемся ответить. Попытаемся обозначить его источники
с помощью Никласа Лумана и его сочинения об общественном
мнении: это кризисы или симптомы кризисов10, когда,
например, обычно чистая вода в реке становится вдруг мутной.
Аналогичным образом обстоит дело и с общественным
мнением. Вначале мы имеем дело с испугом человека, затем о
кризисе предупреждает книга — уже самим своим названием
«Тихая весна»11; но Луману: толчок к переменам, угроза или
нарушение ценностей, имеющих особые приоритеты. Радикальное выступление общественного мнения против
правительства Аденауэра в августе 1961 г. после возведения
Берлинской стены было непредсказуемым, потому что
игнорировалось значение ценности «нация». Источником
формирования
общественного
мнения
послужили
неожиданные события — новое таит в себе особую значимость.
Страдания или их цивилизованные суррогаты служат толчком
этому процессу. Луман называет и другие его источники:
«...обесценение денег, сокращение бюджета, потеря места,
особенно если их можно измерить и сравнить...»12
Но ни финансово-экономический кризис, ни угроза
ценностям не объясняют, почему женская эмансипация стала
столь актуальной темой общественного мнения в 60-70-е годы.
Почему и когда меняется музыка?
Примечания
1

См.: К I а р р О. Е. Heros, Villains, and Fools as Agents of Social Control. —
American Sociological Review, 1954, vol. 19, № 1, p. 56-62.

208

Цит. но: Н а г i g L. Rousseau sieht das Weisse im Auge des Konigs. Ein
literatur-historischer Riickbiick. — Die Well, № 17, 25. Marz 197S.
3
S с h 1 e g e I F. Lucinde. Berlin, 1799, S. 40 f.
4
См.: Die Welt, № 189, 1976, S. 8.
5
Цит. no: L i m m e r W. Wem sehrei ich um Hilfe? — Der Spiegel, 1976, №41,S.
237.
6
Цит. по: P e t z о 1 t D. Offentlichkeit als BewuBtseinszustand. Versuch einer
Klarung der psyehologischen Begabung. Magisterarbeit im Institut fiir Publizistik
der Johannes Ciutenberg-Universitiit. Mainz, 1979.
7
Цит. no: S t r e 11 e r S. Hutten — Miintzer — Luther. Werke in zwei Ban- den.
В. 1. Berlin—Weimar, 1978, S. 1S6.
8
См.: D ii 1 m e n R. v о n. Reformaition als Revolution: Soziale Bewegung und
religidser Radikalismus. Miinchen, 1977: Deutscher Taschenbuch- verlag,
dtv-Wissensch. Reihe 4273.
9
См.: R o s s E. A. Social Control. A Survey of the Foundations of Order. With
an introduction by Julius Weinberg, Gisela J. Hinkle and Roscoe C. Hinkle.
Cleveland—London, 1969, p. 104.
См.: L u l l ill a n n N. Offentliche Meinung. — Politische Planting. Aufsatze zur
Soziologie von Politik und Verwaltung. Opladen, 1971; перепечатано в: L a n g e
n li u с h e r W. R. (Hg.). Zur Theorie der politischen Kom- munikation. Miinchen,
1974, S. 27—54, 311—317; L a n g e n b u c h e r W. R. (Hg.). Politik und
Kommunikation. Uber die offentliche Meinungs- bildung. Miinchen—Zurich,
1979, S. 29—61.
11
См.: C a r s o n R. Silent Spring. Boston, 1962. 12
L u h m a n n N. Op. cit., S. 17.
2

Глава XVIII
СТЕРЕОТИП КАК СРЕДСТВО
РАСПРОСТРАНЕНИЯ
ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ:
УОЛТЕР ЛИПМАН

В середине XX в., когда вкус к изучению общественного
мнения окончательно пропал, появляются две работы
аналогичного названия. Автор одной из них — многократно
нами цитированный Н. Луман1, другая опубликована в 1922 г,
Уолтером Липманом2. Оба исследователя «раскопали»
неизвестные примеры воздействия общественного мнения,
обратив внимание на связь между общественным мнением и
журналистикой.
У Липмана не было предшественников. Однако книга его,
несмотря на название, странным образом не соотносилась с
проблемой общественного мнения. Определение Липманом
этого феномена можно отнести к небольшому числу слабых
мест в книге. Он пишет: «Общественным мнением являются
представления людей о самих себе, о других людях, об их
потребностях, намерениях и отношениях. Представления,
служащие основанием групповой деятельности или основанием
деятельности индивидов, выступающих от имени групп, — это
Общественное мнение с большой буквы»3. Таким образом,
прочитав и эту работу, по-прежнему трудно понять, что такое
общественное мнение.

Книга разоблачений
В чем особенность сочинения, которое спустя 50 лет после
своего выхода в свет публикуется в Германии карманным
изданием (1964) и почти одновременно карманным изда

210

нием в США (1965)? Не претендуя на сенсационность, книга в
действительности содержит разоблачения, которые, однако,
противоречат естественному отношению людей к самим себе.
Это противоречие настолько сильно, что длительное время
после выхода в свет книга оставалась новинкой и практически
не затронула сознание интеллигенции. Липман вскрывает
рационалистический самообман людей относительно того, как
они получают информацию в современном обществе, как
формулируют суждения и действуют на их основании:
сознательно и терпимо наблюдая, размышляя и рассуждая как
ученые, в неизменном стремлении объективно понять
действительность, используя поддержку средств информации.
Противопоставляя этой иллюзии совершенно иную
реальность — обстоятельства, в которых люди формируют свои
представления, воспринимают сообщения, перерабатывают их
и передают дальше, — Липман «на одном дыхании»
рассказывает о явлениях, которые лишь спустя десятилетия
будут доказаны эмпирической социальной психологией и
коммуникативными исследованиями. Я не нашла в книге
Липмана ни одной идеи относительно функционирования
коммуникации, которая позднее не получила бы подтверждения
в кропотливых лабораторных исследованиях или работах в
полевых условиях.

Грозовые облака на небосклоне мнений
При этом Липман вовсе не замечает того, что он описывает как
общественное мнение в связи со спиралью молчания. Он ничего
не говорит о роли давления в сторону конформизма, чтобы
добиться консенсуса, о боязни изоляции и о том, что человек с
опаской наблюдает за окружением. Но под мощным влиянием
событий первой мировой войны Липман открывает важнейший
элемент
общественного
мнения
—
кристаллизацию
представлений и мнений в эмоционально окрашенных
стереотипах4. Он употребляет это выражение, заимствуя его из
техники га- зетопечатания, которая хорошо ему знакома как
журналисту: текст отливается в застывшие формы стереотипа,
чтобы затем быть тиражированным много раз. Стереотипы —
это «запрет на профессию» при проверке на верность кон

211

ституции претендентов на рабочие места государственных
чиновников; это — регулярное упоминание с именем политика,
выступающего за смертную казнь, приставки «голову долой»,
до тех пор пока не становится привычным упоминание одной
этой приставки и уже не требуется называть само имя, — такие
«монеты» необходимы процессу общественного мнения, иначе
оно не могло бы распространяться, так как приверженцы
какого-либо дела или идеи не могли бы узнать друг друга и
публично
продемонстрировать
свою
силу,
напугать
противников.
«Человек, забывающий о смертном приговоре» — этот
стереотип возник в ходе кампании против Филбин- гера,
который более десяти лет успешно занимал пост
премьер-министра земли Баден-Вюртемберг, но затем в
срочном порядке был вынужден подать в отставку. В обращение вошла вторая «монета»: суд утвердил решение, и
бывшего премьер-министра публично стали называть
«ужасным юристом»5. Можно представить себе, чего это стоило
человеку уважаемому, в течение 12 лет возглавлявшему
правительство, стремившемуся быть образцом для нации и
ориентировавшему свою жизнь на публику, общественность.
Липман
пишет:
«Тот,
кто
овладевает
символами,
определяющими в настоящий момент общественные чувства, в
значительной мере завладевает дорогой в политику»".
Подобно грозовым облакам, стереотипы заполняют
атмосферу мнений в какой-то момент, а чуть погодя могут
бесследно исчезнуть, их никто уже не увидит. Поведение
людей, политиков, поддавшихся давлению грозовых облаков,
будет необъяснимым для тех, кто их сменит. Даже испытавший
это давление не всегда сможет впоследствии описать его и
будет искать дополнительные объяснения.
В своей книге У. Липман не просто рассказывает о стереотипах, посредством которых распространяется общественное мнение, «как воздух, присутствует везде, в укромных
уголках и на ступенях тропа», по меткому выражению
Иеринга7. Будучи сам свидетелем того, насколько тесно после
первой мировой войны образы общественного мнения
переплетались с конкретными обстоятельствами времени и
места, Липман сумел показать это читателю. Сначала он
объясняет это на примере формирования

212

положительных и отрицательных стереотипов. «Помимо
восхваления героев, — пишет Липман, — существует еще и
изгнание дьявола. Один и тот же механизм возвеличивает героя
и создает дьявола. Если все хорошее пришло от Жоффре, Фоха,
Вильсона или Рузвельта, то все плохое произошло от кайзера
Вильгельма, Ленина и Троцкого»8. Далее он продолжает:
«Вспомним о том... как быстро в 1918 г. после прекращения
огня пал столь ценный... символ единения союзников и
вследствие этого почти тотчас же переживают упадок
символические образы каждой отдельно взятой нации:
Великобритании — как защитницы общественного права,
Франции — как судьи на границе свободы, Америки — как
крестоносца... А затем утрачивают свой глянец и
символические портреты руководителей — и именно по мере
того, как один за другим (Вильсон, Клемансо, Ллойд Джордж)
перестают воплощать надежды людей и превращаются всего
лишь в партнеров по переговорам и управляющих
разочарованным миром»9.

Образцы в нашей голове — это псевдомир, в
реальности которого мы клянемся
Липман значительно опередил других авторов XX в., также
писавших об общественном мнении, благодаря своему
реализму, своим реалистическим предположениям относительно человеческого разума и человеческих чувств. Ему
очень помогла профессия журналиста, позволяющая четко
различать оригинальное восприятие человека и то, что он узнает
от других людей или через средства массовой информации;
видеть, как это различие стирается, потому что люди его не
осознают, усваивая опосредованно узнанное и согласовывая его
со своими представлениями таким образом, что все
спрессовывается в нечто неразделимое, одним словом, когда
влияние средств массовой информации становится также
неосознаваемым. «Мир, с которым мы имеем дело в
политическом отношении, лежит за пределами нашего видения,
нашего духа. Его нужно сначала исследовать, описать и
представить себе. Но человек не аристотелевский бог, который
может охватить все существование. Он является созданием,
способным постичь лишь порцию действительности,
достаточную для того, чтобы обеспечить его жизнь и выхватить
себе с
213

весов времени несколько мгновений познания и счастья. Но
именно это создание изобрело методы, с помощью которых
можно видеть то, что недоступно глазу, и слышать то, что
недоступно уху, с помощью которых можно взвешивать
чрезвычайно большие и чрезвычайно малые меры,
подсчитывать и разделять количество предметов, неподвластное одному индивиду. Духом своим человек научается
"видеть" огромные части мира, которые он прежде никогда не
видел, не мог к ним прикоснуться, понюхать их, услышать или
удержать в памяти. Так за пределами доступного он, сообразно
своему вкусу, постепенно создает в своей голове картину
мира»10.
Липман заставляет читателя задуматься над тем, сколь
ничтожна доля непосредственных наблюдений по сравнению с
данными средств массовой информации. И это — лишь начало
той цепи обстоятельств, которые в какой-то степени искажают
картину мира в головах людей. Составить себе действительную
картину мира — бесперспективное занятие: «Реальное
окружение настолько обширно, сложно и изменчиво, что его
невозможно охватить непосредственно. Человек недостаточно
вооружен, чтобы воспринимать такую точность, такое
разнообразие, такие превращения и комбинации. И поскольку
приходится действовать в этом мире, мы сначала
реконструируем его в более упрощенной модели, прежде чем
иметь с ним дело»11. Спустя 50 лет Липман продолжил работу
над этой темой, назвав ее «Редукцией сложности».

Единые правила отбора у журналистов
Как происходит эта реконструкция? Строгий отбор того, что
сообщать, что должен знать потребитель, организуется в
потоке, содержащем много шлюзов. Именно этот поток имел в
виду социальный психолог Курт Левин, когда в конце 40-х
годов ввел название «вахтер» (gatekeeper)12 для журналистов.
«Вахтеры» решают, что пропустить для общественности, что
задержать. Липман пишет: «Всякая газета, приходящая к
читателю, есть результат целой серии фильтров...»13 Вынуждает
к этому обстоятельству крайняя нехватка времени и внимания14.
По данным самого Липмана об исследованиях читательской
аудито

214

рии, ежедневно читатель уделяет своей газете 15 минут15. Чутье
журналиста — более чем за десять лет до основания
американского Института Гэллапа — подсказывает Лип- ману,
сколь значимы будут репрезентативные опросы16. Упреждая
одно
из
главных
направлений
исследований
в
коммуникационной науке 50-70-х годов, он объясняет, что
журналисты при отборе допускают в качестве «ценных
новостей»17: ясное содержание, которое можно передать без
противоречий,
чрезвычайные
события,
конфликты,
неожиданности, то, с чем читатель может отождествить себя
(т.е. то, что ему близко с точки зрения психологической и
географической), личная заинтересованность (то, что может
иметь для читателя последствия)18.
Поскольку критерии отбора у журналистов в значительной
мере совпадают, то их сообщения согласуются, что производит
на читателя впечатление подтверждающихся известий.
Формируется,
по
словам
Липмана,
«псевдомир»
(«pseudo-environment»)14. Автор, не обвиняя ни публику, ни
журналистов,
лишь
объясняет,
откуда
берется
псевдодействительность, или «промежуточный мир», как его
позднее назвал Арнольд Гелен20.

Люди с разными представлениями
видят одно и то же по-разному
Наряду с вынужденной редукцией сложности существует
«селективное восприятие», разрабатываемое социальной
психологией и наукой о коммуникациях с середины 40- х годов
в качестве центрального понятия21. Селективное восприятие и
стремление человека избежать когнитивного диссонанса, т.е.
создать непротиворечивое представление о мире, представляют
собой второй неизбежный источник искажений в восприятии
действительности и искажений в сообщениях. «Я утверждаю,
что стереотипная модель в центре нашего кодекса в
значительной мере предопределяет, какие группы фактов мы
видим и в каком свете мы должны их видеть. Именно по этой
причине при наилучших намерениях известия в газете
подкрепляют взгляды издателя; капиталист видит одни факты и
определенные аспекты человеческой жизни, в то время как его
социалистический противник замечает другие факты и

215

другие аспекты, причем каждый считает другого неразумным и
недалеким, хотя действительное различие между ними состоит
в различии восприятий»22.
Липман описывает все это, опираясь лишь на собственные
наблюдения за прессой. Насколько достовернее были бы его
описания в век телевидения, благодаря которому во много раз
возрос — по сравнению с оригинальными самостоятельными
наблюдениями23 — объем опосредованно воспринимаемой
людьми информации об окружающем мире, пропущенной
сквозь призму собственных представлений! Эмоциональные
компоненты — что нравится и что не нравится — неотделимые
слагаемые изображения и звука: эмоциональные впечатления,
вызывающие протест, задерживаются в памяти, если долго
отсутствует их рациональное объяснение 24, как пишет Липман.
Запоздалая дискуссия после выборов 1976 г. в бундестаг
развернулась по вопросу о том, способно ли телевидение влиять
на климат мнений в течение предвыборной кампании. В данном
случае речь не шла о манипуляции мнением: журналисты
сообщают о том, что они действительно видели;
противодействовать
же
одностороннему
воздействию
действительности на средства массовой информации можно
было,
представив
публике
журналистов
различных
политических направлений.
Итак, дискуссия 1976 г. оказалась запоздалой, поскольку она
могла бы быть развернуга до появления книги Липмана. Спустя
же 50 лет после выхода в свет этой книги она воспринималась
не иначе, как игнорирование Липмана и всех других
свидетельств его правоты в коммуникационных исследованиях.
«Мы лишь отражаем то, что есть» — эти слова, которыми
журналисты обычно объясняют свою деятельность, по сути,
невозможны сегодня. Известному лозунгу Нью-Йорк тайме
«Новость — это то, что можно опубликовать» есть только
историческое оправдание. По мнению журналистов, время от
времени нужно, чтобы, аналогично известной картинке для
выявления психологии восприятия фигуры и фона*,
сообщаемые
* Речь идет о восприятии картинки, где изображена то фигура без фона, то
фон без фигуры, но в обоих случаях предлагается к осмыслению
самостоятельный образ (например, фигура — молодая женщина, фон —
старуха). — Прим. персе.

216

факты и мнения выступали как фон, а несообщаемое становилось фигурой. По крайней мере иногда, изредка, такая
смена перспективы возможна, и следует тренировать подобное
восприятие. Тогда журналист не сможет обманываться
относительно воздействия своей деятельности, говоря: «Но ведь
то, что я показал, соответствует действительности», «Публике
это показалось интересным».Чтоже в таком случае осталось за
рамками?
Обнаружив, таким образом, важность и значимость отбора
материала, Липман заключает далее: многое зависит от того,
что из многообразия действительности не показано на картинке,
которую получает общественность. При этом он далек от
морализирования. При пересказе его идей часто опускают одну
деталь — Липман, пожалуй, даже положительно оценивает
стереотип25, потому что лишь сильное упрощение позволяет
человеку распределить свое внимание на несколько тем, не
довольствуясь узким горизонтом.

О чем не сообщают, того не существует
Однако затем Липман настойчиво пытается разъяснить
последствия отбора: то, какие упрощенные картины действительности возникают в результате отбора, и есть действительность людей, «картинки в нашей голове»26 и есть наша
реальность. Какова действительность на самом деле, не имеет
значения, в расчет берутся лишь наши предположения о
действительности, лишь они определяют наши ожидания,
надежды, устремления, чувства, поступки. В свою очередь
наши поступки, будучи реальными, создают новую
действительность. Тогда может иметь место так называемое
самореализующееся пророчество: предсказание или ожидание
осуществляется собственным действием — это одна
возможность. Вторая возможность — коллизия: исходящее из
ложных предположений действие вызывает совершенно
непредсказуемые последствия в необозримой реальности,
действительность снова вступает в свои права, и затем — с
запозданием и затянувшимся риском — происходит
вынужденная коррекция «картин в нашей голове».
«Стереотипы»,
«символы»,
«образы»,
«фантазии»,
«стандартные версии», «привычные схемы размышле-

217

ний» — подобными выражениями Липман осыпает читателя,
чтобы объяснить, из какого материала строится то, что он
называет «псевдомиром», — блоки, образовавшиеся в
результате мощных процессов кристаллизации. «Фантазиями»
я называю не ложь27, говорит он. Липман с восхищением
подхватывает
марксистское
понятие
«сознание»28.
Журналисты могут сообщать о том, что есть в их сознании,
читатели могут воссоздать и объяснить мир с помощью
сознания, в значительной мере сформированного при участии
средств массовой информации. Тот, кто сегодня при
сообщении: «Телевидение повлияло на климат мнений в
выборах 1976 года» — слышит только то, что журналисты
лгали, журналисты манипулировали мнением, остался, в
понимании средств массовой информации, на пороге столетия.
Нужно, однако, признать следующее: то, что Липман описал
мимоходом,
коммуникационная
наука
постигает
и
разрабатывает постепенно, шаг за шагом, с преодолением
препятствий.
«Папа, если в лесу упало дерево, но с телевидения никого
не было, чтобы заснять это, упало ли дерево на самом деле?»
Эта карикатура в Сатедей ревью — отец читает книгу, сидя в
кресле, а сын отвлекает его своими вопросами — показывает,
что коммуникационные исследования и со218

знание образованных людей сближаются и постепенно
достигают уровня, требуемого У. Липманом.
То, о чем не сообщают, не существует, или выскажемся
несколько осторожнее: шансы несообщаемого стать частью
действительности,
воспринимаемой
современниками,
минимальны.
Объективная реальность, существующая вне нашего
сознания, и воспринимаемая, представляемая «псевдореальность» Липмана отражены в названии книги Ганса Маттиаса
Кепплингера (1975) в виде понятийной диады: «Real Kultur und
medien Kultur» («Реальная культура и культура средств
массовой коммуникации»). Культура средств массовой
коммуникации — это отбор мира глазами средств массовой
информации, и если мир находится вне досягаемости, вне поля
зрения человека, то реальность средств массовой информации
остается единственным миром человека.

Общественное мнение можно передать
лишь с помощью стереотипов
Почему Липман назвал свою книгу «Общественное мнение»?
Подсознательно он, как и многие журналисты, убежден, что
опубликованное мнение и общественное мнение по сути одно и
то же. По крайней мере в его описаниях границы между ними
размыты. Однако где-то в середине своего изложения он
обращается к первоначальному значению общественного
мнения, дополняя расплывчатое, неясное определение
последнего во вводной главе29 новым: «Старая теория
утверждает, что общественное мнение представляет собой
моральное суждение относительно ряда фактов. Теория,
которую я представляю, напротив, говорит, что при
современном состоянии воспитания общественное мнение
преимущественно
является
морализированным
и
кодифицированным вариантом фактов»30. Моральная природа
общественного мнения — одобрение и неодобрение —
по-прежнему занимает центральное место в его рассуждениях.
Но он отходит от традиционного способа ее рассмотрения и
предлагает новый подход, который его так увлекает:
восприятие фактов фильтруется в моральном отношении через
селективный

219

взгляд, направляемый стереотипами. Видят то, что ожидают
увидеть, моральной оценкой руководит эмоционально
окрашенный стереотип, символ, фантазия. Усеченное вйдение,
с которым живет каждый человек, — ведущая тема для
Липмана. Для нас же высшее достижение Л ипмана состоит в
том, что он показал, как опосредуется общественное мнение,
как оно навязывается людям через положительный или
отрицательный стереотип, настолько экономичный и
однозначно воспринимаемый, что каждый сразу понимает,
когда ему надо говорить, а где следует и промолчать.
Стереотипы неизбежны, чтобы дать толчок процессам
конформизма.
Примечания
1 См.: L u h m a n п N. Offintliche Meinung. — Poliiische Planung. Aufsatze
zurSoziologie von Politik und Verwaltung. Opladen, 1971: Westdeutscher Verlag
[Erstveroffentlichung: Politische Vierteljahresschrift, 11. Jg. 1970, Heft 1, S. 2-28;
перепечатано в: L a n g e n b u с h e r W. R. (Hg.). Zur Theorie derpolitischen
Kommunikation. Miinchen, 1974, S. 27-54,311- 317; L a n g e n b u с h e r W. R.
(Hg.). Politik Kommunikation. Uber die offentliche Meinungsbildung.
Miinchen—Zurich 1979, S. 29-61].
2
См.: L l p p m a n n W. Public Opinion. New York, 1922. (Далее отсылки даются
на переиздание этой работы 1965 г.)
3

L i p p m a n n W. Public Opinion. New York, 196.5, p. 18.

4

Ibid., p. 85-88, 66.

5

CmDer Spiegel, № 19, 22 vom 8. und 29. Mai 1978.

b

L i p p m a n n W. Op. cit., p. 133.

7

I h e r i n g R. v о ii. Der Zweck im Recht. 2. Band. Leipzig, 1883, S. 180.

8

L i p p m a n n W. Op. cit., p. 7. 0 Ibid., p. 8.

10

Ibid., p. 18.

11

Ibid., p. 11.
1г
"f
См.: L e w i n K, Group Decision and Social Change. — In: N e w с о m b
T h. M„ H a r 11 e у E. L. (Eds.). Redings in Social Psychology. New York,
1947, p. 330-344.
13

L i p p m a n n W. Op. cit., p. 223.

14

Ibid., p. 59.

15

Ibid., p. 37.

16

Ibid., p. 95—97.

220

Ibid., p. 220; см. также: S c h u l z W. Die Konstruktion von Realitat in den
Nachrichtenmedien.
Eine
Analyse
der
aktuetlen
Berichterstattung
(Alber-Broschur-Kommunikation, B. 4). Freiburg, 1976.
18
См.: L i p p m a n n W. Op. cit., p. 223, 224, 230.
19
Ibid., p. 16.
20

См.: G e h 1 e n A. Zeit-Bilder. ZurSozioIogie und Asthetik der modernen Malerei.
Frankfurt—Bonn, 1965, S. 190 f.
21
См.: L a z e r s f e I d P. F., В e r e 1 s о n В., G a u d e 1 H. The People's Choice.
How the voter makes up his mind in a presidential campaign. New York, 1968; H e i
d e r F. Attitudes and Cognitive Organization. — The Journal of Psychology, 1946,
vol. 21, p. 107-112; F e s t i n g e r L.AThe- ory of Cognitive Dissonance. Evanston,
Illinois, 1957.
22
23 L i p p m a n n W. Op. cit., p. 82.
См.: R о e g e I e О. B. Massenmedien u n d Regierbarkeit. — In: H e n n i s W., К
i e 1 m a n s e g g P. G., M a t z U. (Hg.). Regierbarkeit. Studien zu ihrer
Problematisierung, В. II. Stuttgart, 1979, S. 187.
24
Правильность этих наблюдений подтверждена и другими исследователями,
см., в частности: S t u r m N. S., Н а е b I е г R. v o n , Н е I m г е i с h R.
Medienspezifische Lerneffekte. Eine empirische Studie zu Wirkungen von
Femsehen und Rundfunk (Sehriftenreihe des Internationaleri Zentralinstituts fur das
Jugend- und Bildungsfernsehen, H.5). Miinchen, 1972.
25
Ibid., S. 42-44.
26
Ibid., p. 3.
27
Ibid., p. 10.
28
Ibid., p. 16.
29
Ibid., p. 18.
30
Ibid., p. 81—82.

Глава XIX
ТЕМАТИЗАЦИЯ КАК ДОСТИЖЕНИЕ
ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ:
НИКЛАС ЛУМАН

Трудно, однако, представить, почему от внимания Лип- мана
ускользнуло то, что Луман впоследствии разрабатывал под
названием «общественное мнение», ведь, по сути, оба
занимались одним и тем же: изучали процессы согласования
мнений в обществе, рассуждали о редукции сложности,
возможности коммуникации и действия. По существу,
сходства в их разработках так много, что они зачастую
различаются лишь терминологически: вместо стереотипов
Луман говорит о необходимости найти «слова» — «формулы»,
чтобы дать толчок процессу формирования общественного
мнения1. Внимание наше быстротечно2, лица или темы жестко
конкурируют за место в нем; средства массовой информации
воспроизводят «псевдокризисы» и «псевдоновости»3, чтобы
победить конкуренцию других тем.
Важна оперативность, непосредственная связь с моментом,
сиюминутная и безотлагательная — таков процесс
общественного мнения. Близость к моде проявляется в
использовании большого количества модных слов, утверждение новой темы4 подобно созданию нового фасона
рукава: впоследствии она исчерпывает себя и устаревает, как
может устареть фасон. Кто носит старую модель, тот не идет в
ногу со временем. Как и в реальности, модные слова вводят в
заблуждение относительно серьезности происходящего.

222

Доступность темы обсуждения
Луман намного опередил своих предшественников, исследовавших процессы общественного мнения, — Макиавелли,
Дж. Локка, Дэвида Юма, Жан-Жака Руссо, а также Липмана.
Его не интересует моральный аспект проблемы — одобрение
или неодобрение общества. Стереотипы, по его мнению,
используются не для того, чтобы четко выявить добро и зло.
Они необходимы, чтобы сделать тему «доступной для
обсуждения»5 предметом дискуссий. Для Лумана функция
общественного мнения заключается именно в этом. Система,
общество не могут одновременно заниматься обсуждением
большого числа тем. С другой стороны, для самого общества
жизненно важно обратиться к тем темам, которые стали
актуальными, к которым приковывает внимание процесс
общественного мнения. За этот короткий период, когда на
актуальную тему направлено все внимание, и должно быть
найдено ее решение с учетом быстрой смены предметов
коммуникации6.
Согласно Луману, именно утверждение темы, «тематизация» является достижением общественного мнения. Оно
осуществляется по определенным поддающимся анализу
«правилам внимания»: сначала тема оглашается «на повестке
дня» и становится доступным — благодаря стереотипам —
предметом обсуждения, затем вокруг тех или иных взглядов
формируются различные позиции, которые, если процесс
протекает гладко, окончательно «отшлифовываются» в
дискуссиях7. Луман предполагает, что «политическая система,
базирующаяся на общественном мнении, едина не
относительно правил принятия решений, а относительно
правил принятия во внимание»8, диктующих, что попадает в
повестку дня, а что нет.
Такое понимание общественного мнения охватывает лишь
кратковременные процессы, жидкие агрегатные состояния, как
их обозначил Теннис. «Вязкие» процессы — длящиеся
десятилетиями или даже столетиями, по Ток- вилю, типа
стремления людей к равенству или их отношения к смертной
казни, к наказанию вообще — здесь не затрагиваются. «Когда
все сказано, тема исчерпана»8, — пишет Луман. Журналисты
сказали бы: тема умерла. Однако это весьма устойчивое в среде
журналистов представление: «Когда все сказано...» — вовсе не
соответствует тому
223

участию, которое принимает в процессе общественного
мнения инертное население.
Монографические исследования общественного мнения
показали бы, что описанный Луманом размеренный порядок —
сначала актуальная тема предлагается общему вниманию,
затем формируются точки зрения — явление редкое. Гораздо
чаще тема проталкивается в социальное поле силами партии.
Этот процесс Луман неодобрительно именует «манипуляций»,
считая, что он возможен в результате односторонней
коммуникации, специально технически обусловленной
средствами массовой коммуникации4. Слияние темы и мнения
— когда в какой-то период времени можно иметь только одно
мнение по определенной теме — Луман назвал «общественной
моралью»10. Это выражение применимо к тем мнениям,
которые, согласно нашей концепции, мы должны высказывать
публично, если не хотим оказаться в изоляции. Луман наполняет общественное мнение иным, выводимым из системной
теории содержанием.

Средства массовой информации
определяют повестку дня
Нетрудно определить значение стереотипов У. Липмана в
качестве основы общественного мнения в нашем понимании.
Точно так же, исходя из представления Лумана о функциях
общественного мнения в системе, мы можем оценить его вклад
в понимание этого феномена. Он открывает нам глаза на
важную фазу структурирования внимания — «тематизацию»
— в процессе формирования общественного мнения и тем
самым не оставляет сомнений в значении средств массовой
информации, способных обеспечить эту тематизацию лучше.

224

К аналогичному результату, но совершенно иными путями
и независимо от Лумана пришли американские исследователи,
изучавшие влияние средств массовой коммуникации на
распространение
общественного
мнения11.
Сравнивая
хронологически тематические акценты в средствах массовой
коммуникации,
действительные
статистически
зафиксированные
изменения
и
взгляды
населения
относительно актуальных задач политики, они выя

вили, что средства массовой информации, как правило,
«наталкивались» на темы и выдвигали их на повестку дня,
опережая события во времени. Американские исследователи
назвали это явление «agenda-setting function», что означает:
функция средств массовой информации в определении
повестки дня.
Примечания
См.: L u h m a n n N. Offentliche Meinung. Politische Planung, Aufsatze zur
Soziologie von Politik und Verwaltung. Opladen, 1971, S. IS [Erstveroffentlichung: Politische Viertiljahresschrift, 11. Jg., 1970, Heft 1, S. 2- 28;
перепечатано в: L a n g e n b u с h e r W. R. (Hg.). Zur Theorie der politischen
Kommunikation. Miinchen, 1974, S. 27-54, 311-317; L a n g e n b u c h e r W.
R. (Hg.). Politik und Korpmunikation. Uber die offentliche Meinungsbildung.
Miinchen—Zurich, 1979, S. 29-61, S. 9- 34].
1

2

См.: L i h m a n n N. Offentliche Meinung, S.

10
11

3

Ibid., S. 25.

4

Ibid., S. 18.

5

Ibid., S. 24.

6

Ibid., S. 18-19.

7

Ibid., S. 12.

8

Ibid., S. 16.

9

Ibid., S. 13-14.

Ibid., S. 14.
См.: M с C o m b s M. E., S h a w D. L. The Agenda-Setting Function of Mass
Media. — Public Opinion Quarterly, 1972, vol. 36, p. 176-187; F u n k h о u s e r
Ci. R. The Issues of the Sixties: An Exploratory Study in the Dynamics of Public
Opinion. —Public Opinion Quarterly, 1973, vol. 37, p. 62-73; M с L e о d J. M.,
B e c k e r L. В., В у r n е s J. Е. Another Look at the Agenda-Setting Function
of the Press. — Communication Research, 1974, 1, p. 131-166; В e n i g e r J. R.
Media Content as Social Indicators. The Greenfield Index of Agenda-Setting. —
Communication Research, 1978, 5, p. 437-453; K e p p l i n g e r H. M., R о t h
H. Kommunikation in der Olkrise des Winters 1973/74. — Publizistik, 197S, Jg.
23, Heft 4, S. 377-428; K e p p l i n g e r H . M „ H a c h e n b e r g M .
The Challenging Minority. A Study in Social Change. Lecture at the annual
conference of the International Communication Association. Philadelphia, May
1979; K e p p l i n g e r H.M. Kommunikation im Konflikt. Ge- sellschaftliche
Bedingungen kollektiver Ciewalt. Mainzer Universitatsges- prache. Mainz, 1980.

226

Глава XX
ПРИВИЛЕГИЯ ЖУРНАЛИСТОВ ОБЕСПЕЧЕНИЕ ПУБЛИЧНОСТИ

«Со спиралью молчания я сталкивалась в своем клубе»,
«наблюдала это явление в спортивном клубе», «на нашем
предприятии дело обстоит так же» — подобные слова одобрения или согласия с концепцией спирали молчания можно
услышать часто на самых различных дискуссиях.
Действительно, существует немало возможностей наблюдать
за конформным поведением человека. Опыт малых групп, с
которыми имеет дело каждый человек, — это составная часть
процесса формирования общественного мнения; совпадающий
опыт в различных группах позволяет предположить, что «все»
думают так. Но при этом каждый раз сохраняется момент
неповторимости: поскольку спираль молчания развивается
публично, силу, неодолимость процессу дает участие в нем
общественности. Элемент же публичности наиболее
эффективно привносят в него средства массовой информации,
олицетворяя собой общественность — широкую, анонимную,
неприступную, не поддающуюся влиянию.

Чувство бессилия по отношению к
средствам массовой коммуникации
Коммуникацию можно классифицировать как одностороннюю
или двустороннюю (разговор, например, — двусторонняя
коммуникация), прямую или опосредованную (разговор —
разновидность прямой), публичную или час

227

тную (разговор, как правило, частная коммуникация). Средства
массовой
коммуникации
—
это
односторонняя,
опосредованная,
публичная
коммуникация.
Массовая
коммуникация противоположна естественной человеческой
коммуникации — разговору. Вот почему индивид бессилен
перед средствами массовой информации. Когда население
спрашивают, кто в современном обществе обладает слишком
большой властью, на одно из первых мест всегда выдвигаются
средства массовой коммуникации1. Это бессилие вызывается
двумя способами. Во-первых, когда какое-то лицо пытается
привлечь к себе общественное внимание, в понимании Лумана,
однако средства массовой информации не предоставляют ему
трибуны в ходе отбора. То же самое происходит, когда
общественное внимание стремятся сфокусировать на какой-то
идее, сообщении, перспективе. В таких случаях бессилие
человека иногда дает о себе знать в отчаянных выходках перед
теми, кто преграждает доступ к общественности: в картинной
галерее Мюнхена заливают чернилами картину Рубенса, в
Амстердаме безжалостно уродуют кислотой полотно Рембрандта или, скажем, угоняют самолет, чтобы привлечь
внимание к своему заявлению.
Во-вторых, средства массовой коммуникации могуг
выступить в роли позорного столба: индивид, «преподнесенный» в негативном свете печатью или телевидением,
выставлен на обозрение огромной безликой общественности.
Он не может ни защитить себя, ни оказать достойное
сопротивление; при «негативном освещении» индивид
предстает слабым, неуклюжим по сравнению с убедительными
сообщениями позитивного характера профессионалов. И
поэтому, если человек, не принадлежащий к тесному кругу
журналистской братии, добровольно решается выступить в
телевизионном ток-шоу* или дать интервью, онзаведомо
«кладет свою голову в пасть тигру».

* Ток-шоу (talk-show) — телевизионная развлекательная передача, организованная в форме беседы двух или нескольких человек на интересующую
многих тему. — Прим. персе.

228

Новый подход в исследованиях
эффективности средств
массовой коммуникации
Общественность узнаваема с двух позиций: с позиции индивида, испытавшего ее воздействие в позитивном или
негативном плане, как это было описано выше, и в развитии
коллективного события, когда сотни тысяч, миллионы людей,
наблюдая за своим окружением, соответственным образом
проявляли себя (отмалчивались или высказывали свою точку
зрения) и тем самым создавали широкомасштабный климат
мнений, общественное мнение. Информация о последнем
поступает к нам из двух источников: индивидуальных
непосредственных оригинальных наблюдений за своим
окружением и образов среды, сформированных средствами
массовой коммуникации, сегодня в первую очередь
телевидением, в распоряжении которого больше возможностей
— по сравнению с другими коммуникационными механизмами
— донести до зрителя собственное мнение тележурналистов и
опосредованное наблюдение за средой в ярких картинах и
звуках. «Добрый вечер», — говорит метеоролог в начале
телевизионной сводки погоды. «Добрый вечер», — говорили
мне незнакомые люди в гостинице, где я жила во время своего
отпуска.
Вопрос о влиянии средств массовой информации на
процесс формирования общественного мнения долгое время
обсуждался
вслепую.
Как
правило,
исследователи
предпочитали усматривать прямую связь между выступлениями коммуникационных средств и их воздействием на
массы, т.е. между высказыванием в печати, по ТВ и т.п. как
причиной, побудившей к обмену взглядами, и изменением или
усилением мнения у читателей, слушателей, зрителей — как
следствием. При этом нам обычно воспроизводят знакомую
процедуру беседы между двумя ее участниками: один
собеседник что-то говорит, другой соглашается с ним или
возражает ему. Однако реальность воздействия средств
массовой коммуникации намного сложнее, она весьма далека
от модели простой беседы. Об этом и говорит в своей книге У.
Липман, показывая, как средства массовой коммуникации
путем многократных повторов «чеканят» стереотипы — своего
рода строительный

229

материал при возведении «промежуточного мира» между
людьми и объективным внешним миром, а именно «псевдодействительности». Особая роль в этом процессе отводится
функции формулировке «повестке дня», которую выполняет
общественное мнение, вооружившись средствами массовой
информации: четко сформулировать, что актуально, к какому
вопросу привлечь всеобщее внимание.
Благодаря средствам массовой информации мы можем
проследить, как они влияют на представления индивида, и
сделать вывод, что можно говорить и делать, не подвергаясь
изоляции. Кроме того, с их помощью мы наглядно
воспринимаем то, как произносятся слова. Это возвращает нас
к исходной точке анализа спирали молчания — к
«железнодорожному» тесту как ситуативной модели
формирования общественного мнения малой группы, ячейки
общества, путем участия в разговоре и отмалчивания.
Попытаемся установить прежде всего, как индивид из средств
массовой коммуникации узнает о климате мнений.

Публичность расширяет
границы приемлемого
Каждый из тех, кому довелось в свое время прочитать публикацию «Мескалеро-Нахруфс» или ее многочисленные
репринты по поводу убитого террористами в 1977 г. федерального прокурора Бубака или слышал об этом нашумевшем
убийстве, знал, что речь, собственно, шла не просто об
ознакомлении с документами людей из лучших побуждений —
дать им возможность самим судить о деле. Благодаря
перепечаткам удалось значительно расширить аудиторию
читателей анонимно опубликованного текста — он стал
известен массам. Ощутимые слова неодобрения, звучащие в
нем, лишь слегка замаскированные, сигнализировали, что
можно публично выразить тайную радость от известия об
убийстве федерального прокурора, не оказавшись в изоляции.

230

Так бывает всегда, когда достоянием общественности
становится неодобряемое по разным причинам поведение без
признаков пригвождения к позорному столбу — последний
обычно всегда легко заметить. Нарушающее нор

мы поведение, которому придается широкая огласка без
атмосферы осуждения, становится «приемлемым»: все видят,
что такое поведение не приводит к изоляции. Усердие же, с
которым пытаются завоевать «понимание» у публики
относительно нарушений правил, как правило, обосновывается
в таких случаях ослаблением общепринятой нормы.
Примечание
1

См.: Allensbachcr Archiv, IfD-Unaragen, 2173 (Januar 1976) und 2196 (Februar
1977). «Просмотрите, пожалуйста, этот список. Какое из указанных средств
массовой информации оказывает, по Вашему мнению, наибольшее влияние
на политическую жизнь ФРГ?» Соответственно 31 и 29% опрошенных
отвели телевидению третье место в обоих опросах. Газеты оказались в этом
перечне на девятом и десятом местах (соответственно 21 и 22%
опрошенных).

232

Глава XXI
СРЕДСТВА
МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ КАК
ОДИН ИЗ ИСТОЧНИКОВ
ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ

Весной 1976 г., за полгода до выборов в бундестаг, был впервые
разработан
инструментарий
для
демоскопического
исследования, позволявший в соответствии с теорией спирали
молчания наблюдать за развитием климата мнений и
формированием избирательских намерений. Он включал в себя:
повторное интервьюирование репрезентативной выборки
избирателей, так называемый панельный опрос; нормальные
репрезентативные опросы для текущего наблюдения, а также два
репрезентативных опроса журналистов и видеозапись
политических передач двух телевизионных программ.
Исследование осуществлялось Алленсбахским институтом
демоскопии совместно с Институтом публицистики Майнцского
университета. Здесь описывается лишь небольшой его фрагмент
— организация эмпирического исследования с помощью спирали
молчания1.
Самыми важными вопросами, с которых и началась наша
работа в 1965 г. перед выборами в бундестаг, мы считали
вопросы, позволяющие выявить намерения и позицию
респондентов: кто победит на выборах? Готов ли опрашиваемый
публично признаться в своих партийный симпатиях?
Интересуется ли он политикой? Каковы его контакты со
средствами массовой информации? Как часто он читает газеты и
журналы, смотрит программы ТВ, в особенности политические
передачи?

233

Выборы 1976 г, — климат мнений
резко изменился
В июле 1976 г. во время летних отпусков Алленсбахский
институт демоскопии получил анкеты второго опроса «панели»
из 1000 репрезентативно выбранных избирателей. Вспоминаю
буйство зелени виноградников — в те безоб- лачные погожие
дни я находилась в Тессине (Швейцария),— контрастирующей с
гранитным столом с установленным на нем компьютером и
разложенными повсюду таблицами — за несколько месяцев до
выборов не время прерывать работу. Одно было ясно:
важнейший вопрос измерения климата мнений — вопрос о
наблюдениях за окружением («Никто не может знать этого
заранее, но кто, по Вашему мнению, победит на предстоящих
выборах в бундестаг, кто наберет больше голосов — ХДС/ХСС
или СПГ/СвДП?») — выявил драматическое ухудшение климата
мнений для ХДС/ХСС. В марте 1976 г. участники панельного
опроса предсказывали победу ХДС/ХСС с пре- имуществом в
20%. Теперь же настроения избирателей резко изменились:
разрыв в шансах на победу между ХДС/ХСС и СПГ/СвДП
сократился до 7%. Чуть позже СПГ/СвДП уже опережали
бывших лидеров опроса (см. табл.21).
Таблица 21
ВЕСНОЙ 1976 Г. — В ГОД ВЫБОРОВ В БУНДЕСТАГ — КЛИМАТ МНЕНИЙ ДЛЯ
ХДС/ХСС ИЗМЕНИЛСЯ В ХУДШУЮ СТОРОНУ, %
Вопрос: «Никто этого не можетзнать заранее, но все же кто, по Вашему
мнению, победит на предстоящих выборах в бундестаг, кто наберет больше
голосов: ХДС/ХСС или СПГ/СвДП?»
март
1976 г.

июль
1976 г.

сентябрь
1976 г.

ХДС/ХСС

47

40

36

СПГ/СвДП

27

33

39

Затрудняются ответить

26

27

25

100 1052

100 925

100 1005

п=

Источник: Алленсбахский архив, опросы Института демоскопии 2178, 2185, 2189.
Отражсш.I ответы населения старше 18 лет, включая Западный Берлин.

234

Таблица 22
ИЗ СОБСТВЕННЫХ НАБЛЮДЕНИЙ ЗА ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬЮ НЕ
СКЛАДЫВАЛОСЬ ВПЕЧАТЛЕНИЯ ОБ ОСЛАБЛЕНИИ ГОТОВНОСТИ
ДЕМОНСТРИРОВАТЬ СВОИ СИМПАТИИ У СТОРОННИКОВ ХДС/ХСС
(ВЕСНА—ЛЕТО 1976 Г.), %
Вопрос: «Если бы Вас спросили о Вашем желании и готовности поддержать
партию, которая Вам ближе всего по Вашим убеждениям, например что-нибудь
из того,что перечислено на этих карточках (предъявляется набор карточек с
вариантами ответов), что бы Вы выбрани?»
Сторонники
ХДС/ХСС

Сторонники
СПГ

март июль

март

июль

Принял бы участие в собрании партии

53

47

52

43

Принял бы участие в дискуссии на
партийном собрании, если бы это было
важно для меня

2S

25

31

23

Приклеил бы картинку с символикой партии
на машину

18

25

26

24

Позицию этой партии отстаивал бы на
собраниях других партий

22

20

24

16

Носил бы значок партии

17

17

23

22

Помог бы в распространении пропагандистских материалов

17

16

22

14

Пожертвовал бы деньги в кассу партии на
проведение предвыборной кампании

12

12

10

11

Участвовал бы в уличной дискуссии и
агитировал бы за эту партию

14

11

19

15

Пошел бы расклеивать плакаты этой партии

11

9

13

10

Наклеил бы плакат этой партии на своем
доме или вывесил бы в окне

10

9

8

6

Ходил бы по домам и агитировал людей за
эту партию

4

4

5

3

Не делал бы ничего из перечисленного

38

39

34

43

п=

224 234 444 267 470 230 389
468

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2178, 2185.

235

Сначалая предположила, что сторонники ХДС/ХСС вели себя
также, как в 1972 г., — молчали в условиях публичности, не
обнаруживая своих позиций до начала предвыборной борьбы. Я
знала, что руководители предвыборных кампаний всех партий, в
том числе и ХДС/ХСС, пытались объяснить своим сторонникам
необходимость и важность обнародования их симпатий, но, как
говорится, человек пуглив и осторожен... По тел ефопу я
запросила из Алленсбаха данные о готовности респондентов к
публичному признанию своих симпатий. Итог оказался загадочным, он не соответствовал теории. В июле активность сторонников СПГупала по сравнению с мартом. На вопрос, что они
сделали бы для своей партии, будь у них такая возможность,
«ничего из предложенного»—так они ответили (в марте — 34%,
в июле—43%), в то время как данные по сторонникам ХДС/ХСС
практически не изменились за этот период (в марте ничего не
собирались предпринимать 38% избирателей, в июне — 39%). «У
бывающая» готовность обнародовать свои симпатии у
сторонников ХДС/ХСС не могла объяснить изменившийся
климат мнений (см.табл. 22).

Глазами телевидения
Вспомнив о двух источниках наблюдения за формированием
общественного мнения — непосредственном наблюдении
индивида за действительностью и наблюдении за окружающими
с помощью средств массовой информации, — я запросила в
Алленсбахе данные о динамике изменений общественного
мнения в зависимости оттого, много или мало газет читают
респонденты, как часто он и смот- ряттелевизионные передачи.
Когда результаты оказались на моем рабочем столе в Тессине,
все выглядело довольно просто, как в учебнике. Именно те, кто
чаще наблюдал за действительностью «глазами телевидения»,
ощутили смену климата мнений (см.табл. 23).
Неоднократные проверки подтвердили наши предположения,
что телевидение, фильтруя действительность, изменило климат
мнений в выборном 1976 г.2 Но вопрос о том, как создается
впечатление об изменившемся климате мнений, по-прежнему
остается практически мало исследованной областью.

236

Таблица 22
В СООТВЕТСТВИИ СО ВТОРЫМ ИСТОЧНИКОМ РАСПРОСТРАНЕНИЯ
ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ — ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ ТЕЛЕЗРИТЕЛЯ — ПРИ
РЕГУЛЯРНОМ ПРОСМОТРЕ ТЕЛЕПРОГРАММ КЛИМАТ МНЕНИЙ ДЛЯ ХДС/ХСС
УХУДШИЛСЯ. ЛЮДИ, КОТОРЫЕ РЕДКО СМОТРЯТ ТЕЛЕПЕРЕДАЧИ, НЕ
ЗАМЕЧАЮТ УХУДШЕНИЯ КЛИМАТАД ЛЯ ХДС/ХСС (ЗА ПЕРИОД ВЕСНА —
ЛЕТО 1976 Г.), %
Вопрос: «Никто этого не может знать заранее, но кто, по Вашему мнению,
победит на предстоящих выборах в бундестаг, кто наберет больше голосов ХДС/ХСС или СПГ/СвДП?»
Люди, которые часто
смотрят политические
передачи по
телевидению
Всего

Люди, которые редко
или никогда не смотрят
политические передачи
по телевидению

март

июль

март

июль

ХДС/ХСС

47

34

36

38

СПГ/СвДП

32

42

24

25

Затрудняются ответить

21

24

30

37

100

100

100

' 100
п=

175

178

Политы чески заинтересованные
ХДС/ХСС

49

35

26

44

СПГ/СвДП

32

41

26

17

Затрудняются ответить

19

24

48

49

100

100

100
п=

144

100
23

Политически не заинтересованные
ХДС/ХСС

39

26

39

37

СПГ/СвДП

32

45

23

26

Затрудняются ответить

29

29

3S

37

100

100

100

100

п=

31

95

Источник; Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2178/2185..

237

Журналисты не манипулируют сознанием, они
сами заблуждаются
Чтобы приблизиться к решению этой загадки, были проанализированы опросы журналистов и видеозаписи политических телепередач в выборном году. Если исходить из
тезисов У. Липмана, тот факт, что активные телезрители
заметили «убывающие» шансы ХДС/ХСС, совсем не удивляет.
Журналисты действительно не видели шансов для победы
ХДС/ХСС; в мире, который они отражали на основании своих
убеждений, практически отсутствовала возможность победы
ХДС/ХСС на выборах в бундестаг в 1976 г. В реальности оба
политических лагеря были почти уравновешены в силах. В день
выборов 3 октября 1976 г. ХДС/ХСС могла бы выиграть, если бы
350 тыс. из 38 млн. избирателей отдали свои голоса этой партии
вместо СПГ и СвДП. При объективно правильной оценке обстоятельств на вопрос: «Кто, по Вашему мнению, победит на
выборах?» — журналисты, скорее всего, должны были бы
ответить: «Пока что неясно». Но более 70% из них отве- тили, что
победит коалиция СПГ/СвДП, и лишь 10% ожидали успеха
ХДС/ХСС. Окружающее воспринималось ими совершенно
иначе, и если прав Липман, то журналисты могли показать мир
таким, каким его видели сами. Это означает, что население
получило два различных взгляда на действительность —
«собственные впечатления о ней и увиденное с помощью
телевидения. Возник завораживающий феномен — двойной
климат мнений» (см. табл. 24).
Почему население и журналисты представляли арену
предвыборной борьбы столь по-разному? Избиратели летом 1976
г. считали более вероятной победу ХДС/ХСС, чем успех
СПГ/СвДП.
Причина такого расхождения в оценках шансов на победу
состоит в том, что журналисты значительно отличались от
населения в целом по своим партийным пристрастиям, которые и
определяли точку зрения, как это описывал Липман.
Приверженцы СПГ и СвДП находили больше признаков победы
своих партий, сторонники ХДС/ХСС — своих. Такая расстановка
сил справедлива для всех категорий избирателей в 1976 г.: и для
населения, и для журналистов. Поскольку симпатии населения
рас-

238

Таблица 22

ЖУРНАЛИСТЫ ВИДЯТ
ПОЛИТИЧЕСКУЮ СИТУАЦИЮ ИНАЧЕ,
ЧЕМ НАСЕЛЕНИЕ. ПОВЛИЯЛО ЛИ ИХ СОБСТВЕННОЕ
ВОСПРИЯТИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
НА ЕЕ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ
СРЕДСТВАМИ ТЕЛЕВИДЕНИЯ?, %

Вопрос:«Этого никто не может знать заранее, но кто, по Вашему мне- J нию,
победит на предстоящих выборах в бундестаг, кто наберет больше голосов —
ХДС/ХСС или СПГ/СвДП?»
июль 1976 г.
Население старше
16 лет

Алленсбахский
опрос журналистов

ХДС/ХСС

40

10

СПГ/СвДП

33

76

Затрудняются
ответить

27

14

100 1265

100 100

август 1976 г.
Население

июль 1976 г.
Журналисты

ХДС/ХСС

49

21

СПГ

42

СвДП

8

24

Другие партии

1

X

100 1590

100 87

п=

Намерение голосовать
за

п-

50

55

79

Источник: Алленсбахский архив. Верхняя масть таблицы — опросы Института
демоскопии 2185, 2187. Параллельный опрос журналистов, проведенный
совместно с Институтом публицистики Университета в Майнце, дал 73%
ожидающих победу СПГ/СвДП, 15% — ХДС/ХСС, 12% затруднились
ответить. База: 81 случай. Нижняя часть таблицы: опросы Института
демоскопии 3032 и 2187. Представлены ответы респондентов с
определенными партийными предпочтениями; х — менее 0,5%.

239

пределились поровну между ХДС/ХСС и СПГ/СвДП, а у
журналистов они вылились в соотношение 1:3, то и те и другие,
естественно, видели преимущества этих партий по-разному.

Расшифровка языка «экран-сигнал»
Так началось наше исследование неизведанной области —
передачи зрителям журналистского восприятия действительности через экран и звук. Мы внимательно изучили подходы
к решению этой проблемы исследователями коммуникаций в
Америке и Англии, Швеции, Франции, но не нашли там ответа. С
этой же целью мы организовали семинар для студентов,
профессоров и ассистентов, одновременно проверяя самих себя.
Мы просматривали телевизионные записи (партийных съездов,
интервью с политиками) и, не обмениваясь информацией друг с
другом, сразу же заполняли вопросники о том, какое впечатление
на нас производили увиденные сцены, отдельные их участники.
Если наши мнения по дешифровке таких «визуальных посланий»
во многом совпадали, мы пытались выяснить, какие образы,
знаки создали определенное впечатление. Наконец, пригласив
известных исследователей средств массовой информации (Перси
Танненбаума из Университета Беркли, Калифорния, Курта Ланга
и Глэдис Энжел Ланг из Университета Стоуни Брук в
Ныо-Йорке)
в
Институт
публицистики
Майнцского
университета, мы показали им видеозаписи политических
передач по телевидению в 1976 г., попросив их
прокомментировать увиденное. П. Танненбаум предложил
опросить операторов — какие средства визуального наблюдения
они используют для достижения определенного эффекта,
другими словами: как они оценивают возможности воздействия
различной съемочной техники на создание впечатления? Эта исследовательская идея была осуществлена в 1979 г. Чуть больше
половины опрошенных нами операторов (мы получили обратно
151 анкету, что соответствовало 51% откликнувшихся на наш
вопрос) ответили следующим образом: 78% операторов считали
«вполне возможным» и 22% «возможным», что «чисто
оптическими средствами они могут добиться особо
положительного или особо от

240

рицательного впечатления о том или ином человеке». Как это
достигается?
Одинаковые ответы были получены в одном случае: две трети
операторов стали бы снимать политика, которого они высоко
ценят, на уровне глаз (фронтальная съемка), потому что, по их
мнению, это вызывает «симпатию» и создает впечатление
«спокойствия», «непринужденности». Однако никто не стал бы
снимать его «со строго вертикальной позиции сверху»
(«перспектива птичьего полета») или «строго горизонтально
снизу» («перспектива лягушки»), так как это вызовет скорее
«антипатию», создаст впечатление «слабости», «пустоты».
После этого рабочая группа Института публицистики
Майицского университета во главе с профессором Г.М.
Кепплингером проанализировала отчеты двух телевизионных
программ АРД и ЦДФ о выборах — с 1 апреля по 3 октября 1976
г. О результатах этого исследования Г.М. Кепплингер доложил
на Конгрессе политологов в Аугсбурге осенью 1979 г. 3, который
проходит ежегодно. «На экране Шмидт выглядел лучше, чем
Коль» — так называлось сообщение о докладе, опубликованное 1
ноября 1979 г. во Франкфурте>ррундшау. В нем, в частности,
говорилось:
«Анализ сообщений по обеим телевизионным системам...
показал... что политики коалиции чаще появлялись на экране, чем
лидеры оппозиции; использовался практически одинаковый тип
камеры при съемках всех политиков: в большинстве случаев —
фронтальная съемка, иногда перспектива "лягушки" и "птичьего
полета".
Иначе обстояло дело со съемками двух главных кандидатов
— Гельмута Шмидта (СПГ) и Гельмута Коля (ХДС). Съемки
производились каждый раз под новым ракурсом. Так, Г. Шмидт
был показан 31 раз в «перспективе лягушки» или в «перспективе
птичьего полета», т.е. показан камерой с нижней или верхней
точки, Г. Коль — 55 раз.
Ученые Майнцского университета попытались выяснить, кто
отвечает за выбор ракурса камеры. Проведенный Вилли
Лодерхозе опрос операторов показал, что, по словам почти
каждого второго из них (46%), он сам выбирал ракурс показа, но
52% признались, что решали этот вопрос совместно с
ответственным за выпуск передачи журналистом»4.

241

Далее Франкфуртер рундшау сообщала своим читателям:
«Исследовалось оптическое и акустическое изображение
реакций публики — жесты, аплодисменты, выкрики, другие
спонтанные проявления внимания и интереса публики...»
АРД и ЦДФ в своих передачах гораздо чаще показывали
публику, отвергающую кандидата оппозиции, чем оппонентов,
т.е. тех, кто выступает против коалиции...
При экранной передаче реакции публики решающее значение
имеет выбор соответствующего ракурса — своего рода
«картинки», посредством которой можно усилить или ослабить
впечатление (например, эффект аплодирующей публики).
Можно дать общий план публики, показать какую-то ее часть,
маленькие группы или отдельные лица. Чем больше людей на
экране, тем сдержаннее передаваемое впечатление, чем меньше
людей в «картинке», тем интенсивнее впечатление.
Майнцское расследование, согласно Кепплингеру, выявило,
что оба телевизионных агентства чаще показывали
аплодисменты публики за кандидата коалиции полуобщим и
крупным планом, чем аплодисменты сторонников кандидата
оппозиции.
В 1989 г. (10 лет спустя) исследование неизведанной области
— передачи зрителям восприятия тележурналистов через
изображение и звук — продолжалось, но уже в более спокойной
обстановке: улеглось возмущение тем, что операторы и
монтажеры стали объектом научного эксперимента. Публикации
результатов этих исследований не позволяют сомневаться в том,
что операторская работа и монтаж отснятого материала влияют
на представление зрителей о действительности; но они были
изложены в де- кларативно-официальном тоне и не вызвали
особых эмоций5.
Ни одни выборы в бундестаг не оказались столь скупы на
результаты, как выборы 1976 г. Об эффективности средств
массовой информации в воздействии на климат мнений
вспоминают с горькими сетованиями лишь тогда, когда любое,
даже незначительное его изменение имеет решающее значение
для завоевания нескольких сотен тысяч голосов избирателей.
Исход выборов в бундестаг 1980 г., когда развернулась борьба
между кандидатами Гельмутом Шмидтом и Францем Йозефом
Штраусом,

242

был предрешен с самого начала. Для коммуникационных
исследований,
пытающихся
расшифровать
воздействие
изобразительного языка телевидения на зрителя, отсугст- вие
общественного интереса к передачам оказалось благоприятным.
Одно из них было выполнено Михаэлем Ос- тертагом,
посвятившим свой диплом6, а затем и диссертацию, успешно
защищенную в Майнцском институте публицистики, изучению
феномена влияния партийных симпатий журналистов на
политиков, у которых они беруг телеинтервью, и впечатления,
которое политики производят на публику. Главное внимание при
этом он сконцентрировал на изобразительном языке ТВ. В
эксперименте с 40 телеинтервью во время предвыборной
кампании 1980 г., участниками которых были Г. Шмидт, Г. Коль,
Ф.Й. Штраус и Ф. Геншер, Остертаг и его коллеги приглушали
звук, желая избежать влияния аргументации выступавших
кандидатов, а также невербальных компонентов их речи
(тональность, интонации, паузы). Для них важно было только
видимое.
Чтобы зафиксировать «язык тела» — мимику, жесты, осанку
— все то, что воздействует на человека на расстоянии,
потребовались новая методика и инструментарий. В этом плане
можно было опираться на разработки психологов (Филиппа
Лерша7) 50-х годов, использовать заметки пантомима Сэми
Мольхо8, работы Зигфрида Фрея и других исследователей4
70-80-х годов, а также результаты исследований американских
ученых. Исходя из своих задач, Остертаг сравнил мимику и
жестикуляцию четырех видных политиков в зависимости от того,
журналист какой политической ориентации их интервьюировал:
близкой или противоположной им по своим взглядам и интересам.
Оказалось, что типичная мимика и жестикуляция четырех
крупнейших политиков оставались неизменными в основных
чертах. Изменялась интенсивность проявления некоторых
особенностей частного характера: ритмичное раскачивание из
стороны в сторону во время произнесения речи, отчетливый
взгляд, устремленный на собеседника или куда-то в сторону,
которые камера оператора фиксировала несколько дольше. Эти
усиления, по всей видимости, были несимпатичны зрителям.

243

Остертаг выявил, что политик производит менее благоприятное впечатление, когда беседует с журналистом иной
политической ориентации. Все участвующие в этом
эксперименте политики, независимо от того, о ком из четверых
конкретно шла речь, у которых, по-видимому, сложились
хорошие отношения с интервьюером-журналистом, производили
более благоприятное впечатление, чем те, кто спорил с
интервьюером10.
Напротив, на мнениях зрителей о журналистах не сказываются
допущенные ими противоречия в интервью; противоречить и
наступать входит в роль журналиста. Кроме того, политики,
беседовавшие с журналистом одной политической ориентации11,
в целом производили на зрителей более благоприятное
впечатление, чем при интервью журналисту из другого
политического лагеря. Всем своим видом они подчеркивали свою
отчужденность: оттопыренные локти, взгляд, избегающий
собеседника, закинутая нога на ногу, как бы образовывавшая некий барьер перед ним...12 Таким образом, М. Остертагу удалось
выявить некоторые моменты, влияющие на наше мнение о
политике, которому мы внимаем с экрана телевизора. Однако они
не дали полной картины того, как климат мнений передается
через телевидение.
Примечания
1

2

См.: N o e l l e - N e u m a n n Е. Das doppelte Meinungsklima. Der Ein- fluss des
Fernsehens im Wahlkampf 1976 — Politische Vierteljahress- chrift, 18, 1977, №
2—3, S. 408—451; перепечатано в: Wahlentschei- dung in der Fernsehdemokratie.
Freiburg—Wiirzburg, 1980, S. 1980, S. 77—115; N o e l l e - N e u m a n n E.
Kampf un die offentliehe Meinung. Eine vergleichende sozialpsychologische
Analyse der Bundestag- wahlen 1972 und 1976. — In: J u s t D., R 6 h r i g P. (Hg.).
Entscheidung ohne Klarheit: Anmerkungen und Materialien zur Bundestagswahl
1976 (Schriftenreihe der Bundeszentrale fur politische Bildung, B. 127). Bonn,
1977,S. 125—167; К e p p i i n g e r H. M. Ausgewogen bis zurSelbstauf- gabe?
Die Fernsehberichterstattung iiber die Bundestagswahl 1976 als Fallstudie eines
kommunikationspolitischen Problems. — Media Perspek- tiven, 1979, Heft 11, S.
750-755; K e p p l i n g e r H. M. Optische Kom- mentierung in der
Fernsehberichterstattung iiber der Bundestag- swahlkampf 1976. — In: E 1 1 w e i n
T h. (Hg.). Politikfeld-Forschung, 1979. Opladen, 1980, S. 163-179.
См.: N o e l l e - N e u m a n n E. Das doppelte Meinungsklima, S. 408— 451; S.
77—115; N o e l l e - N e u m a n n E. Kampf un die offentliehe Meinung, S.
125-167.

244

См.: K e p p l i n g e r , Н. М. Ausgewogen bis zur Selbstaufgabe? Die Fernsehberichterstattung iiber die Bundestagswahl 1976 als Fallstudie eines
kommunikationspolitisehen Problems. — Media Perspektiven, 1979, Heft 11, S.
750-755; K e p p l i n g e r H. M. Optische Kommintierung.., S. 163—179.
4
M r e s c h a r R. I. Schmidt war besser im Bild als Kohl. Universitat ana- lysierte
Kameraarbeit bei der TV-Berichterstattung vor der Bundestagswahl 76. —
Frankfurter Rundschau, 1979, № 255, 1. November 1979, S. 26.
5
См.: K e p p l i n g e r H. M. Darstellungseffekte. Experimentelle Untersuchungen zur Wirkung von Pressefotos und Fernsehfilmen. Freiburg, Miinchen,
1987; K e p p l i n g e r H. M. Nonverbale Kommunikation: Darstellungseffekte. —
Fischer Lexikon Publizistik — Massenkommuni- kation, hg. von Elisabeth
Noelle-Neumann, Winfried Schulz, Jiirgen Wilke. Frankfurt/Main, 1989, S. 241-255.
6
См.: O s t e r t a g M. Nonverbales Verhalten im Fernseheniterview. Entwicklung eines Instruments zur Erfassung und Bewertung nichtsprach- licher
AuBerungen von Politikern und Journalisten. Magisterarbeit. Mainz, 1986.
7
См.: L e r s c h P h . Gesicht und Seele. Grundlinien einer mimischen Diagnostic
Miinchen, Bazel, 1951.
8
См.: M о 1 с h о S. Korpersprache. Miinchen, 1983.
9
См.: F г e у S., H i r s b r u n n e r H. - P., P о о 1 J., D a w W. Das Berner System zur
Untersuchung nonverbaler Interaktion. — In: W i n к 1 e r P. (Hr.). Methoden der
Analyse von Face-to-Face-Situationen. Stuttgart, 1981.
См.: O s t e r t a g M. Op. cit., S. 721.
Ibid., S. 121.
Ibid., S. 126.
3

10
11
12

Глава XXII
ДВОЙНОЙ КЛИМАТ МНЕНИЙ

Американский ученый-политолог Дэвид П. Конрадт в своей
книге «Германия в опросах. Выборы 1976 года в бундестаг»
(1978)1 заинтриговал американцев, интересующихся политикой,
своим сообщением: «Стратеги Союза (ХДС/ХСС. — Ред.)...
пытались заставить работать спираль молчания в свою пользу в
1976 г. На гамбургском съезде ХДС в 1973 г. руководство партии
ознакомили с фактами, подтверждающими ее действенность. В
1974 г. упрощенная версия спирали молчания была изложена
партийным функционерам. И решение ХДС начать основную
фазу избирательной кампании в 1976 г. раньше СПГ
основывалось на тезисах спирали молчания, которые
предписывали, в частности, необходимость укрепить свои
позиции в обществе прежде, чем наберет полную силу
избирательная кампания СПГ»2.

Борьба против спирали молчания
В действительности в 1976 г. дела обстояли иначе, чем в 1972 г.,
— спираль молчания не развивалась. Сторонники ХДС/ХСС
публично высказывали свои убеждения, носили значки,
приклеивали партийную символику на стекла машин, они
дискутировали всюду, где их только могли услышать,
агитировали за свои взгляды не меньше, чем сторонники СПГ.
Через пять-шесть недель после выборов на вопрос, сторонники
какой партии активнее участвовали в предвыборной кампании,
30% опрошенных ответили «ХДС/ХСС», 18% отдали
предпочтение СПГ.

246

Столь очевидная публичная активность ХДС/ХСС говорила в
пользу ее способности удержать неуверенных, мало
интересующихся политикой избирателей от того, чтобы в
заключительной фазе избирательной кампании они поддержали
климат мнений, преобладавший в средствах массовой
информации. Вероятно, впервые в современной предвыборной
кампании сознательно была побеждена спираль молчания.
Несколько месяцев политические противники шли на равных в
предвыборном марафоне (см. рис. 22). Вечером 3 октября 1976 г.,
когда подсчи- тывались голоса, это соотношение еще
сохранялось, и лишь затем выяснилось, что СПГ/СвДП
финишировала в этой борьбе с небольшим отрывом. Нам
потребовался некоторый дополнительный опыт, прежде чем мы
могли сказать, выиграла ли бы ХДС/ХСС, если бы климат мнений в средствах массовой информации был в ее пользу. Двойной
климат мнений — этот ослепительный феномен, действующий
возбуждающе, как необычная погода, двойная радуга или
северное сияние, — может возникнуть лишь в особых условиях,
когда климат мнений населения и преобладающее мнение
журналистов расходятся. В

247

1976 г. это произошло где-то в промежутке весна — лето и к
осени разрешилось в двухступенчатом потоке коммуникации.
«Двойной климат мнений» означает, что в зависимости от
используемых средств массовой информации индивиды
воспринимают различный климат мнений. Это наблюдение
привело к разработке ценного научного инструмента
исследования. Если оценка климата мнений различается по
использованию средств массовой информации, то стоит
проверить гипотезу о том, что здесь мы сталкиваемся с эффектом
средств массовой информации3.

Плюрализм невежества:
население разочаровывается в самом себе
Чем дольше мы занимались изучением эффекта средств массовой
коммуникации, тем яснее становилось, насколько это трудная
задача. Он достигается не как результат единичного побуждения,
а, как правило, накапливается по поговорке «вода камень точит».
Ведь сообщения средств массовой коммуникации постоянно
передаются в разговорах между людьми, в результате чего уже
через короткий промежуток времени не ощущается разница в их
восприятии как на месте прямого приема сообщения, так и в
отдалении от него. Люди не осознают данного эффекта, а,
наоборот, как показал У. Липман, склонны неразрывно соединять
собственные восприятия и восприятия «глазами средств
массовой коммуникации», как будто это их собственные мысли и
впечатления.
В
большинстве
случаев
это
процесс
опосредованный: индивид «наблюдает глазами средств массовой
коммуникации» и ориентирует таким образом свое поведение.
Все эти обстоятельства требуют систематического изучения. И
проводником на этом пути может послужить понятие,
предложенное американскими социологами4, — pluralistic
ignorance — население заблуждается относительно населения.

248

Требуют его осмысления и другие наши наблюдения,
сделанные на ранних этапах исследований общественного
мнения. Речь идет о неудачном тесте-картинке (см. рис. 20. —
Ред.), где изображена группа сидящих за столом мужчин, причем
один из них — на некотором расстоянии от остальных. Предлагая
этот тест, мы хотели выяснить,

осознают ли люди связь между двумя переменными —
«разделять мнение меньшинства» и «быть в изоляции», — т.е.
осознается ли это настолько, что можно без труда мнение
меньшинства приписать индивиду, явно изолированному.
В качестве мнения меньшинства в тесте было использовано
следующее суждение: «Член ГКП должен иметь право быть
судьей». Ко времени тестирования, в апреле 1976 г., на этом
праве настаивали 18% респондентов, 60% были «против». Лишь
2% опрошенных могли себе представить, что большинство
населения выступает за то, что член ГКП может быть судьей, в то
время как 80% полагали, что большинство «против». Но тест не
получился. Изолированного человека на картинке практически
равные группы респондентов назвали противником и сторонником предложенного тестом мнения. Было ли это индикатором
двойного климата мнений? Может быть, одни приписывают
изолированному индивиду мнение, отвергаемое большинством
населения, а другие видели его «глазами средств массовой
коммуникации», т.е. наделяли мнением, которое в то время
нередко подавалось средствами коммуникации как крайне
консервативное, резко антилиберальное?
Примечания
1

2
3

См.: С о п г a d t D. P. The 1976 Campaign and Election: An Overview. — In: С e r n
у К. 11. Germany at the Polls. The Bundestag Election of 1976. Washington, 197S,
p. 29-56.
Ibid., p. 41 ff.
См.: N o e l l e - N e u m a n n E. Das doppelte Meinungsklima. Der Ein- fluss des
Fernsehens im Wahlkampf 1976. — Politische Vicrteljahresschrift, 18. Jg., 1977,
Heft 2-3, S. 40S-451; перепечатано в: N о e I 1 e - N e u m a n n E.
Wahlentscheiung in der Fernsehdemokratie. Freiburg— Wurzburg, 1980, S. 77-115.
4
См.: M e r t о n R. K. Social Theory and Social Structure. Toward the Codification
of Theory and Research. New York, 1949; F i e l d s J. M., S с h u m a n H. Public
Beliefs about the Beliefs of the Public. — Public Opinion Quarterly, 1976. vol. 40,
p. 427-448; О ' G o r m a n H., G a r r y S. L. Pluralistic Ignorance — A
Replication and Extension. — Public Opinion Quarterly, 1976, vol. 40, p. 449-458.

250

Глава XXIII

Таблица 22

ФУНКЦИЯ
ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ: ТОТ, КТО НЕ
НАХОДИТ СВОЕГО МНЕНИЯ В МАССОВОЙ
КОММУНИКАЦИИ, ТОТ БЕЗМОЛСТВУЕТ

Должна признать, что ученые — пугливые люди. Впервые
получив результаты «железнодорожного» теста с вопросом о
судье — члене ГКП, я не поверила своим глазам. Они полностью
опровергали
спираль
молчания.
Сторонники
мнения
большинства, зная, что за ними большинство, предпочли
молчать. Более 50% представителей мнения меньшинства были
готовы участвовать в дискуссии (см. табл. 25).

Крепкий орешек
Уже в самых ранних тестах спирали молчания, в 1972 г.,
обнаружилось, что существуют исключения из правила. Важная
часть эмпирической проверки теории состоит в установлении ее
границ — нахождении случаев, в которых теория не
подтверждается. Первые результаты «железнодорожного» теста
показали, что меньшинство, выступавшее в начале 70-х годов за.
Франца Йозефа Штрауса, оказалось более разговорчивым, чем
подавляющее большинство противников Штрауса (см. табл. 26)1.
Именно тогда мы впервые столкнулись с крепким орешком
— тем меньшинством, которое «подставляет лоб» всем угрозам
изоляции и не исчезает под давлением спирали молчания.
Крепкий орешек, в известном смысле

251

БОЛЬШИНСТВО, КОТОРОЕ ЗНАЕТ, ЧТО ОНО БОЛЬШИНСТВО,
БЕЗМОЛВСТВУЕТ. МЕНЬШИНСТВО, КОТОРОЕ ЗНАЕТ, ЧТО ОНО
МЕНЬШИНСТВО, ОЧЕНЬ РАЗГОВОРЧИВО. МОЖЕТ БЫТЬ, БОЛЬШИНСТВУ
НЕДОСТАЕТ АРГУМЕНТОВ, ПОСКОЛЬКУ ОНИ РЕДКО ЗВУЧАТ В СРЕДСТВАХ
МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ?, %
Большинство люди, которые «против»
коммунистов в качестве судей, в купе поезда
встречаются с человеком, который
думает не так, как они, разделяет их мнение,
т.е. выступают «за» т.е.
выступает
судей-коммунистов «против»
судейкоммунистов
Во время поездки в поезде
участвовать в разговоре о
коммунистах-судьях
очень хотят

27

5

не хотят

57

67

16

8;

не ответили
п=

100 169

100
217 J

Меньшинство ij люди, которые
«за» коммунистов в |
качестве судей, в купе поезда встречаются с
человеком, который
разделяет их мнение,
т.е. гоже выступает
«за» судейкоммунистов

думает не так, как они,
т.е.
выступает
«против»
судейкоммунистов j

очень хотят

52

52

не хотят

40

42

Во время поездки в поезде
участвовать в разговоре о
коммунистах-судьях

не ответили

8
п=

100 48

6
100 54

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3028, апрель
1976 г.

252

СПИРАЛЬ МОЛЧАНИЯ ФОРМИРУЕТ КРЕПКИЙ ОРЕШЕК, КОТОРЫЙ
НЕ 22
Таблица
БОИТСЯ ИЗОЛЯЦИИ ВСЛЕДСТВИЕ СВОИХ ВЫСКАЗЫВАНИЙ, %
Вопрос: «Предположим, Вам предстоит пять часов ехать в поезде и I кто-то во
время беседы в Вашем купе выступает за то (в каждом вто- 1 ром интервью —
против того), чтобы Франц Йозеф Штраус стал бо- 1 лее влиятельной
политической фигурой. Вы бы охотно поддержали [ I беседу с таким человеком
или не придали бы этому особого значе- |

1 НИЯ?» !
1972 г. J
Большинство
противники
Штрауса

Меньшинство
сторонники
Штрауса

Охотно побеседовал бы

35

49

Не придал бы этому значения

56

42

Не ответили

9
п=

100 1136

|

1

9

юо !
536 >

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2087/1 + II,
октябрь—ноябрь 1972 г.

родственный авангардистам, мирится с изоляцией. В отличие от
авангардистов он может повернуться спиной к общественности,
полностью закрыть себя, как в капсуле, для незнакомых,
отгородиться от мира, подобно секте, чьи помыслы обращены в
прошлое или очень далекое будущее. Другая возможность —
крепкий орешек чувствует себя как авангард; и тех и других
можно узнать по их готовности поддержать разговор, высказать
мнение. Крепкий орешек рассчитывает на будущее и
вдохновляется обстоятельством, существование которого
эмпирически подтвердил американский социальный психолог
Гэри И. Шульман2: по мере роста рядов большинства его представители утрачивают со временем способность аргументировать свои убеждения, не сталкиваясь с носителями иных
взглядов. Полную растерянность проявили сторонники
Шульмана, считавшие, что нужно чистить зубы ежедневно,
когда неожиданно столкнулись с противоположной точкой
зрения.

253

Во всяком случае, сторонники Штрауса не отвернулись от
общественности, не замкнулись, как в скорлупе, от мира,
превратившись в подобие секты, не отказались от надежды в
ближайшем будущем обрести твердую почву под ногами. Они
были крепким ядром, рассматривавшим себя как авангард,
готовый всегда отстаивать свое мнение, несмотря на малую
поддержку.

Если это не идет от средств
массовой коммуникации, то не
находятся нужные слова
В случае с тестом о судье — члене ГКП дело обстояло подругому. Сторонники положительного решения этого вопроса не
проявили должного единодушия, да и большая часть
противников не дремала, подстегиваемая страхом перед
экспансией коммунизма. Если многие респонденты предпочли
молчать в «железнодорожном» тесте, не поддержав ни
противников судьи-коммуниста, ни сторонников, это должно
иметь причину, которая пока неизвестна. Вероятно, им не
хватило слов, потому что в средствах массовой информации, в
частности на телевидении, позиция против судьи — члена ГКП
едва ли была сформулирована.
Здесь появляется еще одна гипотеза о способах воздействия
средств массовой информации: о формулирующей функции
средств массовой информации, предоставляющих людям слова, с
помощью которых они могут защитить свою позицию. Ибо
человек, не находя для описания своей позиции каких-то
общепринятых формулировок, замыкается в молчании, остается
«немым».
В 1898 г. Габриэль Тард написал эссе «Le public et la foule»3,
заключительные строки из которого мы и процитируем здесь,
завершая раздел об общественном мнении и воздействии на него
средств массовой коммуникации. «Личная телеграмма главному
редактору вызывает сенсационное сообщение, которое,
распространившись в мгновение ока, взбудоражило население
всех крупных городов континента; из этой рассеянной массы
людей, весьма удаленных друг от друга и все же находящихся в
близком контакте, вызванном осознанием одновременности и
общности реакций на сообщение, газета формирует гигантскую,
абстрактную и суверенную массу, которую нарекают

"мнением". Тем самым газета завершает древнее дело, которое
началось разговором, было продолжено перепиской, каждый раз
застывая в состоянии слегка намеченных пунктиром очертаний
— личные мнения превратить в локальные мнения, далее в
национальные и в мировые, грандиозное создание единого
общественного сознания, общественного духа... Возникает,
таким образом, чудовищной мощи сила, которая может
возрастать, потому что потребность быть вместе с
общественностью, частью которой человек является, думать и
действовать в соответствии с общим мнением, становится тем
сильнее и непреодолимее, чем масштабнее эта общественность,
чем мощнее принуждение со стороны общего мнения и чем чаще
удовлетворяется эта потребность. Не следует удивляться
терпимости наших современников по отношению к потоку
мнений и не стоит сразу делать вывод, что люди стали слабее
характером. Когда тополя и сосны ломает буря, то не потому, что
они выросли слабыми, а потому, что буря сильнее их»4. Что
сказал бы Тард во временателевидения?
Примечания
См.: N o e l l e - N e u m a n n Е. Die Schweigespirale. Uber die Entste- hung der
offentlichen Meinung. — F o u s t h o f f E . , H 6 r s t e 1 R. (Hg.). Standorte im
Zeitstrom. Festschrift fur Arnold Gehlen zum 70. Geburtstag am 29. Januar 1974.
Frankfurt/Main, 1974, S. 299-330; перепечатано в : N o e l l e - N e u m a n n
E.
Offentlichkeit
als
Bedrohung.
Beitriige
zur
empirischen
Kommunikationsforschung (Alber-Broschur Kommunikation, Bd. 6). Freiburg—
Miinchen, 1977, S. 169—203.
2
См.: S с h u I m a n G.I. The Popularity of Viewpoints and Resistance to Attitude
Change. — Journalism Quarterly, 1968, vol. 45, p. 86-90.
3
C M . : T a r d e G. Le public et la foule. — IM Revue des Paris, 1898,vol.4.
4
Цит. no: C l a r k T. N. Gabriel Tarde on Communication and Social Influence.
Selected Papers (ch. 17, «Opinion and Conversation»). Chicago, London, 1969. p.
318.
1

255

Глава XXIV
VOX POPULI - VOX DEI

«Элизабет, — скептически сообщила своим гостям моя подруга,
— теперь ходит от дома к дому и спрашивает: "Вы согласны с
Аденауэром или нет?"»
На эту вечеринку интеллектуалов в Мюнхене зимой 1951/52 г.
я попала случайно. «Заходи», — пригласила подруга по
телефону. Наше знакомство длилось со школьных лет. Когда мы
виделись в последний раз? В 1943 или 1944 г. на Лимоненштрассе
в Берлин-Далеме, в Ботаническом саду, расположенном в
юго-западной части города, откуда на город заходили
бомбардировщики, направлявшиеся с запада. Развалившийся
дом, щели в стенах, полупустая комната — ни мебели, ни ковров,
ни картин.
Исследование общественного мнения: чего оно стоит?
Невозможно это объяснить кружку литераторов, художников и
ученых, даже если бы был не столь поздний час, даже если бы
публика не оказалась навеселе в комнате, окутанной клубами
сигаретного дыма, где трудно дышать...
Да, задавая именно этот вопрос: «Довольны ли Вы в целом
политикой Аденауэра или нет?» — я столкнулась зимой 1951/52
г. с властью феномена, который постепенно научилась понимать
как общественность и общественное мнение. Тогда, в
Алленсбахе, я регулярно проверяла наши вопросники, прежде
чем разослать их сотням интервьюеров по всей стране. В числе
респондентов зачастую оказывалась и молодая жена
железнодорожного смотрителя; я уже знала ее ответ на
повторяющиеся вопросы: примерно восемь раз она ответила, что
не согласна с политикой Аденауэра. Но чтобы зафиксировать
устойчивость этого мне

256

ния, нужно проверить все интервью, и я добросовестно, строго
следуя правилам опроса, спросила в очередной раз: «Согласны ли
Вы с Аденауэром... или нет?» «Согласна», — ответила моя
респондентка. Я попыталась скрыть свое удивление: ведь
интервьюер ничему не должен удивляться. Позднее, спустя
четыре недели, на моем письменном столе лежали результаты
нового опроса: в течение месяца, с ноября по декабрь, число
согласных с политикой Аденауэра возросло по стране на 8%,
достигнув 31%, хотя довольно продолжительное время этот
показатель удерживался на уровне 24 или 23%. Впоследствии он
все возрастал и достиг 57% в 1953 г.1 — «а tidal volume and
sweep», как выразился Росс2. Каким образом волна
общественного
давления
в
ФРГ
настигла
жену
железнодорожного смотрителя? И чего стоило такое мнение?

Не разум, а судьба
Vox populi — vox Dei? Если попытаться отыскать следы этого
высказывания в прошлом, то они обнаруживаются уже в 1329 г.
среди поговорок3. В 798 г. англосаксонский ученый Алкуин в
письме Карлу Великому ссылается на это высказывание как на
общеизвестный речевой оборот; в конце концов поиски привели
нас в VIII в. до н.э. — к пророку Исайе, который говорит: «...vox
populi de civitate vox de templo. Vox domini reddentis retributionem
inimicis suis» («Вот, шум из города, голос из храма, голос
Господа, воздающего возмездие врагам Своим»4).
И тысячелетиями слышится то презрение, то выражение
почитания в голосах тех, кто разгадывает эту формулу. В своей
книге «Психология общественного мнения» (1949) Хофштеттер
заявляет: «Голос народа — голос Бога — богохульство»5.
Немецкий рейхсканцлер фон Бетман- Хольвег полагал, что
правильнее было бы сказать так: «Vox populi — vox Rindvieh»
(«Голос народа — голос стада»), копируя своим высказыванием
ученика Монтеня Пьера Шаррона, предложившего формулу:
«Vox populi, vox stultorum» («Голос народа — голос тупости»).
Источник, которым пользовался Шаррон, — эссе Монтеня о
славе, где он говорит о неспособности толпы оценить великие
достижения, великих людей, их характеры. «Не бессмыс

257

ленно ли жизнь мудреца ставить в зависимость от суда глупцов и
невежд? "Может ли быть что-нибудь более нелепое, чем
придавать значение совокупности тех, кого презираешь каждого
в отдельности?" (Цицерон. Туск., V, 36). Кто стремится угодить
им, тот никогда ничего не достигнет... Никакая изворотливость,
никакая гибкость ума не могли бы направить наши шаги, вздумай
мы следовать за столь беспорядочным и бестолковым вожатым;
среди всей этой сумятицы слухов, болтовни и легковесных
суждений, которые сбивают нас с толку, невозможно избрать
себе мало-мальски правильный путь. Не будем же ставить себе
такой переменчивой и неустойчивой цели; давайте неуклонно
идти за разумом, и пусть общественное одобрение, если ему
будет угодно, последует за нами на этом пути»6.
В том же духе высказался в 798 г. упоминавшийся выше
Алкуин, обращаясь к Карлу Вел и кому: «Не следует слушать тех,
кто привык говорить, что голос народа — это глас Божий. Ведь
рев толпы граничит с сумасшествием»7.
Таково мнение тех, кто на протяжении многих столетий
переводил «vox Dei» как «голос разума» и кто напрасно искал в
общественном мнении, в «голосе народа» голос разума.
Существует и совершенно иная оценка. «Вот, шум из города,
голос из храма, голос Господа, воздающего возмездие врагам
Своим», — говорил пророк Исайя. Около 700 г. до н.э. Гесиод в
поэме «Труды и дни» охарактеризовал общественное мнение —
естественно, не в этой терминологии более позднего времени —
как некую моральную инстанцию, как социальный контроль и
как судьбу. «Действуя, избегай грязной молвы. Грязная молва
пагубна: легко и без твоей помощи настигает тебя, а снести ее
больно и трудно смыть с себя. Дурная молва никогда не проходит
бесследно, ибо люди разносят ее. Поэтому иногда ее называют
"Божий суд"»8.
Почтительно относился к мнению римский философ Сенека,
считавший, что «голос народа священен» (Controversae, 1. 1. 10).
Спустя почти полтора тысячелетия Сенека вторит Макиавелли:
«Не без причины голос народа называют голосом Бога, ибо una
opinione таким чудесным образом предсказывает универсальные
собы-

258

тия, что можно предположить скрытую силу предсказания добра
и зла»9.
Не разум отличает общественное мнение, но, наоборот,
именно присущий последнему иррациональный элемент —
элемент будущего, судьбы. «Quale fama, о voce, о opinione fa, che
il popolo comincia a favorire un cittadino?» («Какая репутация,
какой голос, какое движение мнений вызывает поворот народа к
одному гражданину?»)10 Эту цитату Макиавелли приводит в
своей работе Лотар Бухер «О словах политического искусства»
(1887), попутно замечая при этом, что «первопроходец
Макиавелли» был близок к тому, чтобы найти выражение
«общественное мнение»11.
Свою интерпретацию: «Голос народа — голос судьбы» —
предложил Карл Штейнбух, сопоставив по итогам года
результаты проводимого Алленсбахом опроса: «Вы встречаете
будущий год с надеждами или опасениями?» — с экономическим
индексом
следующего
года
—
развитием
валового
национального продукта. Не рост или снижение надежд в конце
года коррелирует с подъемом или спадом в экономике, а рост или
снижение надежд до начала года коррелирует с последующим
экономическим развитием (см. рис. 23).

259

Промежуточное положение между двумя полюсами мнений
— «Голос народа, голос стада» и «Глас народа священен» —
занимал Гегель, считавший, что общественное мнение
заслуживает как уважительного, так и презрительного
отношения, в зависимости от конкретного восприятия и
выражения, от формирующего базиса, который, будучи не всегда
ясным, высвечивает конкретное. Поскольку общественное
мнение не содержит критериев для различения и не может
возвысить субстанциальную сторону до определенного знания в
себе, то независимость от него является первым формальным
условием для достижения великого и разумного (как в действительности, так и в науке). В свою очередь можно быть
уверенным, что это великое и разумное в этой же
последовательности воспримет общественное мнение, признает
его и сделает одним из своих предрассудков. При этом Гегель
дополнительно разъясняет, что поскольку в общественном
мнении сосуществует как все фальшивое, так и все настоящее, то
отыскать в нем настоящее — великое дело. Кто говорит и
поступает, как того требует время, тот великий человек. Он
делает то, что является сутыо времени, он осуществляет эту
сущность, а кто не умеет презреть общественное мнение, которое
он слышит постоянно, тот никогда не станет великим12.
В конце XVIII столетия выражение «общественное мнение»
становится популярным в Германии благодаря «Разговорам с
глазу на глаз» Виланда, в частности 9-му -- «Об общественном
мнении» (1798), где два собеседника ведут между собой такой
диалог:
Эгберт: Всякое проявление разума имеет силу закона, и для
этого ему не нужно стать сначала общественным мнением.
Синибальд: Скажите лучше, должно бы иметь силу закона и,
несомненно, приобретет такую силу, как только заявит о
себе как о мнении большинства.
Эгберт: Это обнаружит себя в XIX веке13.

260

Лотар Бухср, который спустя почти 100 лет цитирует Виланда
в своем сочинении, заключает: «Синибальд и Эгберт адресовали
свою беседу о взаимозависимости разума

* 261

и общественного мнения XIX в.; предоставим же XX в. завершить их размышления»14. А мы в свою очередь не передадим
ли это XXI в.?

Определения, которые могут стать
основой эмпирических исследований
общественного мнения
Если задуматься над тем, сколько сил и времени было затрачено
на определение общественного мнения, то следует все же
объяснить, почему в данной книге предложен такой скудный
выбор дефиниций. Избыток последних, «дебри» из более чем 50
определений, приведенных Г. Чайлдзом, эта мешанина описаний,
свойств, функций, форм, процессов возникновения, способов
воздействия, смыслов — побудили меня «поискам нового
экономного определения, которое, однако, позволило бы
осуществлять эмпирическую проверку в отличие от
обескураживающего
арсенала
определений
Чайлдза.
Требовалось операциональное определение, с помощью которого
можно планировать исследования и из которого можно выводить
эмпирически проверяемые положения. Такой цели соответствовало, на наш взгляд, следующее определение: общественное
мнение — это мнения, способы поведения, которые нужно
выражать или обнаруживать публично, чтобы не оказаться в
изоляции; в противоречивых, меняющихся обстоятельствах, или
в возникших зонах напряжения можно выразить свою позицию,
не опасаясь изоляции. Оно поддается проверке методами
представительных опросов и наблюдений. Все ли заповеди,
нравы, традиции поколеблены в наше время настолько, что в
этом смысле уже не существует общественного мнения, что
можно все говорить или делать, не опасаясь изоляции? Мы
обсуждали этот вопрос на одном из майнцских семинаров. Кто-то
из участников семинара в качестве иллюстрации привел такой
пример; стоит только прийти в красном костюме на похороны, и
тебе тут же дадут понять, что общественное мнение на этот счет
существует и сегодня. Демоскогпическое интервью позволяет
описывать способы поведения или мнения респондентов и
выяснять, какие черты, манеры и т.п. у другого Человека
раздражают настолько, что с

262

ним не захотят жить в одном доме, встречаться на вечеринке,
работать рядом. Известно немало способов поведения и мнений,
которые
вызывают
изоляцию,
что
и
обнаруживает
демоскопический тест.
Существует и второе определение, с которым можно работать
эмпирически и из которого выводятся эмпирически проверяемые
положения: «Общественное мнение — это согласие между
представителями одной человеческой общности по вопросу,
имеющему важное эмоциональное или ценностное значение,
которое должны уважать и индивид и правительство под угрозой
быть отвергнутым или свергнутым — по крайней мере в виде
компромисса в публичном поведении». В этом втором
определении больше подчеркивается коррелят страха перед
изоляцией — общественное согласие.
Оба определения содержат положения о значимости
ситуаций, когда говорят или отмалчиваются, о сигнальном языке
человека, который требует систематической расшифровки (мы
это делаем интуитивно); о наблюдательной способности
человека — этом квазистатическом органе, который обычно
бывает «усыплен» в периоды стабилизации и становится весьма
бдительным в нестабильные, меняющиеся времена; об остроте
угрозы изоляции, усиливающейся с опасностью этих перемен, в
условиях которых общество должно укрепить себя. Многие
определения касаются других особенностей общественного
мнения: воздействия средств массовой коммуникации, которые
обеспечивают публичность и облекают аргументы в слова или,
наоборот, отказывают им в чеканных формулировках, лишая тем
самым возможности распространения и внесения темы в
«повестку дня»; двух источников общественного мнения,
обусловливающих появление «двойного климата мнений». На
основании всех этих дефиниций разрабатывается иструментарий,
в частности демоскопические вопросы для измерения изоляции
или аффективной напряженности в обществе, одобрения или
неодобрения кого-то или чьей-то позиции, сигналов к публичной
защите своих убеждений или, наоборот, отмалчиванию, оценки
показателей поляризации мнений.

263

«Новое платье» короля! Обусловленность
общественного мнения местом и временем
Когда многочисленные определения общественного мнения
завели в тупик, что стало очевидным в первой половине XX в.,
все громче стали раздаваться голоса о том, что понятие устарело
и от него следует отказаться. Однако ничего подобного не
произошло, и, несмотря на всю свою расплывчатость, понятие
употреблялось даже чаще, как с удивлением отмечал У.Ф.
Дэвисон в своей статье об общественном мнении, написанной
специально для «Международной энциклопедии социальных
наук» (1968).
Вступительную лекцию в Майнцском университете в декабре
1965 г. «Общественное мнение и социальный контроль» (это
название неожиданно осенило меня в одно из летних воскресений
1964 г. в Берлине) я начала так: «Понятие "общественное мнение"
таинственным образом сохранило свою силу, при том что судьба
литературных и научных заметок, авторы которых отважились
обратиться к этому понятию, однозначно свелась к тому, чтобы
разочаровывать читателя или слушателя. Они неубедительны,
когда доказывают, что "общественное мнение" не существует,
что речь идет о фикции. "Это понятие неистребимо", — жалуется
Довифат...
Что же означает это упорство, с которым цепляются за данное
понятие, и это ощущение разочарования, когда разбираешься в
его определениях? Это означает, что понятие "общественное
мнение" соответствует некоторой действительности и что
определения понятия еще не затронули эту действительность»15.
Казалось бы, эта фраза «соответствует некоторой действительности» — ничего не дает; необходимо определить
действительность. Потом вдруг мы неожиданно обнаруживаем в
языке следы этой действительности — всего лишь простые слова,
не имеющие смысла, — до тех пор пока мы, не идеализируя себя,
начинаем осознавать, что наша социальная кожа чувствительна.
«Потерять лицо»... Где можно потерять лицо, опростоволоситься,
воспринимать что-то как досадное, унижать кого-то, клеймить,
как не в обществе? Не столкнувшись лицом к лицу с этой действительностью, как мы сможем понять, что имел в виду Макс
Фриш, заявивший в речи по случаю открытия Фран

264

кфуртской книжной ярмарки: «Публичность — это одино- чество
на виду»16? Здесь — индивид, там — многие под ма- ской
анонимности вершат свой суд над ним — так описал этот
феномен Руссо, назвав его общественным мнением.
Мы должны уловить эту действительность общественного
мнения — феномен, специфичный по времени и месту. Иначе
каждый может возомнить, что не молчал бы, как все, когда
король явил себя народу в своем «новом платье». Такова суть
сказки Андерсена об общественном мнении, обусловленном
конкретным местом. Случись увидеть эту сцену чужаку — он не
смог бы удержаться от изумления.
Что касается времени: как последующее поколение, мы
несправедливо будем осуждать людей средневековья,
невежественно и варварски судивших о причинах болезней.
Слова и дела прошлого мы будем расценивать с позиции нашего
времени и окажемся невеждами, не ведающими об
устремлениях духа времени. Представитель министра культуры
в Швеции по делам прессы сказал: «Мы хотим, чтобы школьное
обучение выглядело как ухоженный зеленый газон. Нам не
нравится, когда отдельные цветы нарушают общую картину, —
все должно быть ровно подстрижено»17. В подобных ситуациях
дух времени, по сло- вам Липпмана, уплотнен в формулу, а
формулы, по его мнению, со временем распадаются и становятся
непонятны потомкам. Вероятно, и эта сентенция о подстриженном газоне когда-нибудь будет звучать непонятно.
Обострить чувство времени — достойная цель, наряду с
постижением общественного мнения. Что означает «быть
современником», что понимать под «своевременным», почему
Гегель особо подчеркнул временной элемент: «Кто говорит и
поступает, как того требует время, — тот великий человек»? О
необходимости идти в ногу со временем пишет и Тухольски:
«Ничего нет труднее и ничто не требует больше характера, чем
быть в явном противоречии со своим временем и громко сказать
"нет"»18. Джонатан Свифт откровенно высмеивал подобный
взгляд еще в октябре 1706 г.: «Рассуждая о прошедших событиях — войне, интригах, — мы остаемся равнодушными к этому.
Нам все это безразлично до такой степени, что мы удивляемся,
как это люди могуг столь усердно предаваться вещам
преходящим; если же мы думаем о настоящем,

265

то обнаруживаем то же отношение, но вовсе не удивляемся
этому»19. А вот другое его высказывание: «Проповеди не
слушают, пока не придет время, дающее ход и направление
нашим мыслям, которые прежде старшие тщетно пытались
вложить в наши головы».
Когда в октябре 1979 г. случайная, казалось бы, фраза
лауреата Нобелевской премии Матери Терезы мгновенно
облетела весь мир, я спросила себя, не становится ли наше время
более восприимчивым и уважительным по отношению к чуткой
социальной природе человека. Вот эта фраза: «Худшая болезнь
не проказа и не туберкулез, а чувство, что тебя никто не уважает,
не любит, что ты одинок». Может быть, пройдет совсем немного
времени и станет непонятно, почему столь обычная фраза
заслужила такого внимания?

Общественное мнение —
наша социальная кожа
Быть презираемым, отвергнутым — это тема прокаженного.
Отвергнуть человека можно разными способами: физически,
духовно, индивидуально и даже социально. В процессе
постижения общественного мнения понятнее становится
социальная природа бытия человека. Тому, кто боится
социальной изоляции, мы не будем постоянно предъявлять
требования противиться всякому конформизму, следовать за
толпой. Может быть, больше понимания вызовут вопросы
социального психолога Марии Ягоды20: насколько независимым
должен быть индивид? Насколько независимым мы
действительно хотели бы видеть человека в обществе?
Пренебрегать ли ему суждением других, принесет ли абсолютная
независимость индивида благо обществу? Это нормально в
принципе или следует предположить умственную болезнь, когда
человек абсолютно независим? М. Ягода считает, что
независимое, нонконформное поведение можно признать
гражданской добррдетелью лишь в том случае, когда индивид
обнаруживает также и способность к конформизму. Нельзя
обвинять общество в нетерпимости, отсутствии либерализма,
если оно защищает общие убеждения, угрожая изоляцией по
отношению к индивиду с отклоняющимся поведением.

266

Оба эти аспекта имеются в виду, когда мы говорим, что
общественное мнение и есть наша социальная кожа. С одной
стороны, наше общество сохраняет его единство — потому что
общественное мнение, как кожа, обволакивает эту целостность.
С другой стороны, отдельный индивид, страдающий от
общественного мнения, ощущает его своей социальной кожей.
Как метко заметил Жан-Жак Руссо, общественное мнение — это
враг индивида, но защита общества.
Примечания
См.: N e u m a n n Е . Р., N о е 11 е Е. Umfragen iiber Adenauer. Ein Port- rat in
Zahlen. Allensbach—Bonn, 1961, S. 44 f.
См.: R o s s E. A. Social Control. Cleveland and London, 1969.
3
См.: B o a s G. Vox Populi. Essays in the History of an Idea. Baltimore,
1969, p. 21; Ci a 1 1 а с h e r S. A. Vox populi — vox Dei. — Phiological
Quarterly, vol. XXIV, January 1945, p. 12-19.
4
Ис., 66:6.
5
H о f s t a t t e r P. R. Die Psychologie der offentlichen Meinung. Wien, 1949, S. 96.
6
M о н т e н ь. Опыты. M., 1991, c. 260.
Цит. no: B o a s G. Vox Populi. Essays in the History of an Idea, p. 9.
8
H e s i о d. Samtliche Werke. Deutsch von Thassilо von Schelier. Wien, 1936, S. 736
ff.
Цит. по: В u с h e r L. Uber politische Kunstausdriicke. — Deutsche Revue, XII, 1887,
S. 77.
10
Ibidem.
11
Ibidem.
12
См.: H e g e l G. W. F. Werke in zwanzig Banden. B. 7. Frankfurt/M.,
1970, S. 485 f., §318.
13
В u с h e r L. Op. cit., S. 76.
14
Ibid., S. 80.
15
No el le E. Offentliche Meinung und Soziale Kontrolle. — Recht unci Staat, H. 329.
Tubingen, 1966, S. 3.
16
F r i s с h M. Offentlichkeit als Partner. Frankfurt/Main, 1976, S. 56; см.
также S. 63, 67.
11
Die Welt, № 239, 12. Oktober 1979, S. 6.
I 8
T u c h o l s k y K. Schnipsel. Hg. von Mary Gerold-Tucholsky, Fritz J.
Raddatz. Reinbek, 197.5, S. 67. 14 S w i f t J. Thoughts on Various Subjects. — In:
Prose Works, vol. 1. A Tale ofaTub. Oxford, [965,p. 241.
20
См.: J a h о d a M. Conformity and Independence. A Psychological Analysis. —
Human Relations, 12, 1959, p. 99-120.
1
2

267

Глава XXV
НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ

Знал ли Эразм Роттердамский Макиавелли? В предметноименном указателе первого издания «Спирали молчания» (1980)
имя Эразма не встречается. Но весной 1989 г., готовясь к лекциям
в Чикаго, я начала расследовать этот вопрос, как детектив.

Горизонт времени тянется в прошлое
В двух словах этого не объяснишь. Говорят, что ученому, чтобы
добыть новое знание, помимо заслуг требуется еще и удача.
Удача сопугствовала мне в первые годы работы над теорией
общественного мнения. На мое счастье, я нашла точное —
сродни ботаническому — описание спирали молчания у Токвиля
и у Тенниса1. Удачей было и то, что Курт Ройманн, работавший
тогда научным сотрудником в Алленсбахе, принес мне
малоизвестную в кругу специалистов 28-ю главу «On other
relations» («О других отношениях») из второй книги Джона Локка
«Опыт о человеческом разуме» с описанием закона мнения,
репутации, моды. Но нельзя постоянно уповать на удачу.
Необходимо было систематизировать поиск важных текстов.
В Институте публицистики Майнцского университета под
моим руководством разрабатывался вопросник, который был
ориентирован на работу не с людьми, а с книгами. Студенты
использовали его в семинарских занятиях, чтобы установить,
упомянуто ли в той или иной книге общественное мнение —
дословно или через синонимический ряд, в какой связи, со
ссылкой на наших авторов и

268

т.п. — всего 21 вопрос. С его помощью впоследствии было
изучено 250 авторов — мы искали любое упоминание об
общественном мнении2. Так, например, после выхода в свет
книги «Спираль молчания» с подзаголовком «Общественное
мнение — наша социальная кожа» (1980) мы узнали, что Эрнст
Юнгер еще в 1951 г., задолго до нашей публикации, писал об
общественном мнении как о «коже времени»3, что Макс Фриш на
открытии книжной ярмарки