Виридитерра: начало пути [Тери Ли] (fb2) читать онлайн

Тери Ли Виридитерра: начало пути

Магические чины

Приор (муж.)/ приора (жен.) – маги, прошедшие обучение в академии Хэксенштадт. Не имеют больших заслуг в магическом ремесле, но могут занимать высокие посты.

Сир (муж.)/ фрау (жен.) – высокий чин на Виридитерре. Эти маги проявили себя в военном деле, входят в Конклав, могут занимать высокие должности в организациях, непосредственно связанных с магией.

Паладин – высший магический чин. Современная Виридитерра насчитывает всего несколько паладинов. А все потому, что такие маги встречаются крайне редко. Их силы настолько велики, что они могут творить потрясающие вещи, например, в одиночку справиться с целой армией или перемещаться без помощи проводников в другие миры.

Типы магии

Шевалье.

Магические рыцари. Магический дар заключен в использовании прикосновения.

Ригарди.

Магический дар заключен в использовании взгляда.

Вуа.

Магический дар заключен в использовании голоса.

Тейт.

Ясновидящие. Это те, кто способен заглядывать в прошлое и делать расплывчатые и таинственные предсказания будущего. Это самый редкий и нестабильный вид магии.

Пролог

Этот мир встретил нового человека в сумерках, среди деревьев почти безлюдного парка, затерявшегося в глубине большого города. Он, оглядываясь по сторонам, тяжелой поступью вышел из-под крон деревьев на свет фонарей. Но никто из немногочисленных прохожих не обратил на него внимания, кроме Атрея. Этот широкоплечий грек лет сорока заметил и яркую вспышку, и движущийся ствол дерева, из которого и вышел незнакомец. Атрей не поверил своим глазам, а потому списал все на игру воображения. Он посмотрел на своего пса, но его обычно игривый ризеншнауцер сидел на земле и дрожал, не сводя взгляда с незнакомца.

Сам Атрей не чувствовал страха. Наоборот, такое поведение пса лишь только раззадорило природное любопытство грека. Поэтому, когда незнакомец наконец двинулся с места, Атрей пошел за ним. Ризеншнауцер вяло плелся позади, и мужчине то и дело приходилось дергать поводок и тянуть пса.

Атрей оборачивался на других посетителей парка, и замечал в их взглядах какую-то настороженность и неприкрытый страх, когда их взгляд непроизвольно цеплялся за фигуру этого странного человека. Но стоило ему выпасть из их поля зрения, вся обеспокоенность исчезала с их лиц, как будто они забывали о его существовании.

Атрей следовал за незнакомцем. В нем проснулся дух приключений, дремавший с тех пор, как он окончил университет и устроился на работу. Дух приключений и любовь к авантюрам, накопившиеся за эти годы, нашли выход спустя почти двадцать лет.

Незнакомец резко свернул и скрылся за деревьями, и Атрей, ужаснувшись тому, что потерял его из виду, потянул упрямого пса за поводок сильнее.

– Ну же, Маертай, – проговорил мужчина, повернувшись к псу, – давай, не упрямься.

Ризеншнауцер пригнулся, а затем резко и зло зарычал. Атрей, удивленный этим – его Маертай никогда не рычал на него! – обернулся и почти вплотную столкнулся со странным человеком. От неожиданности грек вздрогнул и отступил на шаг назад. Под рык и тявканье пса Атрей как завороженный всмотрелся в лицо человека. Он был очень высоким, и поэтому нависал над Атреем словно грозная скала. Теперь, при более близком рассмотрении, он мог сказать, что его короткие волосы были белыми, как снег, но он был достаточно молод для седины, а кожа – такой же бледной, под стать волосам. Но почему-то ни это, ни его безобразное обожженное с левой стороны лицо с орлиным носом и тонкими плотно сжатыми губами не заинтересовывало никого в этом парке, кроме самого Атрея. Ничьего внимания не привлек и его странный наряд. Длинный черный плащ, обрамленный по краям толстой золотистой лентой, частично прикрывал белую рубаху и черные штаны. На поясе у него находились небольшая сумка и еще несколько непонятных для Атрея вещей. Он никогда не видел ничего подобного даже в антикварных лавках, в которые частенько захаживал. На груди у человека висел медальон – большой синий камень ромбовидной формы в серебряной огранке. А в ножнах на поясе покоился двуручный меч.

Но даже не это столько удивляло Атрея, сколько глаза странного человека. Правый глаз его был угольно-черным – да таким, что мужчина даже не видел в нем своего отражения, – в то время как левый, на котором расползался уродливо зарубцевавшийся ожог, был светло-серым.

Атрей по своей природе плохо разбирался в людях, но какое-то внутреннее чувство, что хорошему человеку такие пустые и холодные глаза не принадлежат. По горькому опыту он знал, что внешность людей обманчива, и как бы ужасен человек ни был снаружи, у него может быть доброе сердце. Но, нет, этот человек явно не был хорошим. Неприятное чувство страха закралось в сердце Атрея, и заставило его отступить от незнакомца, сверлившего его взглядом. Но человек сделал шаг ему навстречу, и грек не на шутку разволновался. Что ему могло понадобиться? Он заметил, что Атрей пытался за ним проследить? Но ведь он был с собакой, а это происшествие можно списать на обычную прогулку, ведь все происходило в пределах парка. Не станет же этот человек его бить, когда вокруг столько свидетелей?

– Что это за город? – послышался холодный и неприятный голос.

Атрей на секунду опешил – от этого голоса по коже у него бежали мурашки, и волосы встали дыбом на голове.

– Это Афины, – произнес мужчина тихо и нерешительно, словно сомневался в своих словах.

– Хм, – задумчиво изрек незнакомец и добавил: – Как мне выйти из этого… места?

Атрей с секунду думал, что означает вопрос незнакомца. Имел ли он ввиду город или все же просто парк? Скорее всего парк, поэтому мужчина развернулся корпусом в противоположную сторону и указал рукой вперед.

– Если идти в ту сторону, то можно выйти из… – проговорил Атрей и повернулся к незнакомцу.

Договорить он не смог просто потому, что больше его некому было слушать. Незнакомец растаял в воздухе, словно его и не было. Атрей обеспокоенно осмотрелся кругом и просто не мог взять в толк, куда пропал этот человек, ведь вокруг было открытое пространство! Не привиделся же он ему, в самом деле. И желая убедиться в здравии своего ума, он подошел к молодому парню, сидящему на лавке у фонаря и спросил:

– Извините, вы случайно не видели, куда пошел мужчина, с которым я только что разговаривал?

– Какой мужчина? – непонимающе произнес парень. – Я… я не заметил никакого мужчины.

Атрей огляделся по сторонам еще раз, не веря своим ушам. Он ведь видел этого человека! Прямо перед собой, только что! Он снова обернулся к парню и хотел было что-то спросить, но вопрос растворился в его памяти, как бывает, когда мы хотим сказать что-то важное. Атрей на секунду задумчиво уставился в землю, а затем понял, что не помнит, зачем подошел к парню.

– О чем мы говорили? – спросил он.

– Не знаю, – растерянно бросил парень и, поднявшись, ушел от греха подальше.

Маертай рядом с Атреем гавкнул, заставляя обратить на себя внимание:

– Пора домой, дружок, – произнес грек, кивая псу. Атрей мог поклясться, что в эту секунду в глазах Маертая проскочило что-то вроде обеспокоенности, но ведь ему вполне могло показаться, потому что это был обычный вечер и самая обычная вечерняя прогулка без происшествий.

Глава 1

Ноа дожевывал бутерброд, сидя под лестницей в одном из корпусов лицея. Здесь обычно во время уроков собирались ученики, чтобы прогулять занятия. Ну а Ноа сбегал сюда в особо неприятные дни.

Такой выдался и сегодня.

Началось все еще ночью, когда ему снова приснился кошмар. Ноа видел этот сон с шести лет, но обычно он посещал его не так часто. Он мог присниться раз в полгода, и Ноа к этому привык. Но в последние недели что-то изменилось. Кошмар теперь мучил его каждую ночь. Ноа снова не выспался и чувствовал себя отвратительно.

И будто мало парню всего этого, так прямо у входа в лицей к нему прилип местный задира Карион Хадзис. Он, будучи парнем рослым, зажал Ноа у стены и не пропускал внутрь, пока они с друзьями вдоволь не поиздевались над ним, придумывая самые глупые шутки. Но Карион не всегда был таким невыносимым, обычно он по пятам ходит за своей подружкой Мелет. Вот только стоит ей не прийти в школу, Карион отрывается как может. И чаще всего отрывается именно на Ноа, на защиту которого может встать только дежурный учитель, а это просто станет еще одним поводом для издевательств.

Прозвенел звонок, но Ноа даже не шелохнулся. На четвертый урок он идти не собирался – нужно отдохнуть, от неприятностей, навалившихся на него сегодня. К тому же он снова чувствовал странное покалывание в пальцах. Было не больно, но неприятно, будто получаешь маленькие разряды тока.

От безделья и тишины в голову полезли непрошенные гости – фрагменты из его кошмара. Вообще, этот сон начинался совсем не страшно и был похож на историю из детских сказок.

Два подростка – светловолосая девушка и темноволосый юноша – гуляют на солнечной поляне. Юноша одет в широкую ярко-желтую накидку, с нашитым на спине гербом – белый грифон с мечом на синем поле, и красные чулки. На ногах у него красуются коричневые сапоги из мягкой кожи. Наряд девушки не менее причудливый: длинное лиловое платье с узкими рукавами, расширяющимися к запястью, и золотой пояс, украшенный россыпью камней. Ребята кружатся на поляне, держась за руки, Ноа то и дело слышит их звонкий смех. Они юны и так беззаботно счастливы. Их лица всегда скрыты от взора Ноа. Однако фигура девушки отдаленно напоминала парню кого-то, но вот кого?

Затем картинка меняется. Теперь Ноа находится в причудливом – словно из Средневековья – зале пиршеств. Толстые каменные стены, украшенные гобеленами, шкурами каких-то животных. А в центре зала – самый большой из них, изображающий черного орла, хватающего змею, на серебряном поле. Маленькие пестрые птички летают над высоким потолком и весело щебечут. Солнечные лучи пробиваются сквозь арочные окна и розу – большое, круглое, витражное стекло. Гости – а их там сотни две, не меньше – в праздничных нарядах, сидят на деревянных скамейках, и смотрят на молодых людей. Они уже явно повзрослели с того момента на поляне, но сейчас не меньше счастливы, чем были тогда. Он – в белой рубашке с пышным жабо, черных брюках и накинутой сверху черной безрукавке – нежно держит за руку свое сокровище. Атласное платье девушки цвета капучино, со вставками из молочного кружева, и тонкий атласный поясок идеально подчеркивают ее тонкую талию. В белоснежные волосы вплетено несколько цветков золотистой лилии. Все в этом зале из белого мрамора словно замирают, ожидая зарождения новой семьи.

Но картинка снова меняется. Ноа оказывается в огромной комнате из серого камня. Молодой мужчина в черном камзоле, с аккуратно уложенными назад волосами, в ярости сбрасывает огромные фолианты со стола. Затем он стремительно переносится к дальней стене и сметает все книги с полок. Дальше, под его жестоким ударом, разбивается зеркало. Осколки с характерным звоном падают на пол. Продолжить погром молодому мужчине мешает женщина, влетевшая в комнату. Она бросается к нему и крепко обнимает. Ее тело содрогается от рыданий, и Ноа слышит тихие всхлипы. Мужчина обессиленно закрывает глаза и начинает гладить светлые женские волосы.

«Оставь свою затею. Ты разве не видишь, что она убивает тебя?» – шепчет женщина. Мужчина молчит.

После этого видение темнеет на несколько жалких секунд. Ноа оказывается посреди темного леса, деревья которого как будто смыкаются над небосводом, пряча от путников звездное небо. Каким-то необъяснимым способом парню передаются тревога и беспокойство высокого костлявого старика с жидкой серебряной бородкой в суконном балахоне и тростью, все куда-то спешащего и подталкивающего вперед молодую женщину и широкоплечего мужчину средних лет с медными волосами. Голос старика не соответствует его дряхлому образу – его бас гремит, словно гром среди ясного неба, призывая спутников торопиться.

«Они скоро будут здесь! Пошевеливайся, девочка!» – кричит старик молодой женщине, прикрывающей свое лицо.

В этот самый момент мертвенную тишину ночного леса разрывает стук копыт, и в который раз заставляет Ноа изумиться: не могли же всадники взять и появиться из воздуха прямо здесь. Старик в балахоне гневно озирается, ругается себе под нос и, подозвав к себе широкоплечего мужчину, дает ему последние указания. Этот самый мужчина уводит прочь молодую женщину, оставляя старика наедине с приближающимися всадниками.

Ощущение погони – столь сильное и почти реальное – всегда пугает Ноа. Он никак не может заставить себя не бояться этих призрачных всадников, следовавших по пятам за беглецами, а не за ним. Но чувство преследования неизвестным врагом обостряют картины – гул голосов, сливающихся воедино, стенания, крики и всхлипы, как будто исходящие от огромного развесистого дерева, сгорающего в белом пламени.

На глазах юноши горит древний исполин, но Ноа готов поклясться, что горит он сам. Парень пытается твердить себе, что это все сон, но жар пламени так неподдельно реален, что убедить себя почти невозможно. И сложнее всего это делать, когда прямо перед ним – призраком в чужой истории – оказываются всадники на огромных косматых шайрах, и Ноа – словно и вправду находится там – чувствует запах конского пота и слышит тяжелое дыхание скакунов. Старика с жидкой серебряной бородой не видно, и юноше не приходится гадать о его судьбе, в очередной раз видя окровавленный меч предводителя всадников. Мужчина спешивается со своего огромного скакуна и, в гневе снимая шлем, бросает его на землю. И Ноа пугает яростный рев и крик.

«Я найду вас! Вам не спрятаться от меня!» – кричит мужчина, обращаясь к дереву, и столпы белого пламени как будто поднимаются еще выше, следуя зову его голоса.

Тело Ноа охватывает белое пламя, и он с криком просыпается.

В первый раз, когда парень увидел этот сон, его мать – Нея – прибежала в комнату. В ее глазах читалось нешуточное беспокойство за сына. Она крепко обнимала Ноа и пыталась его успокоить. Тогда шестилетнего мальчика пробрала дрожь. Его трясло, и он все никак не мог успокоиться. Когда Нея узнала, что Ноа приснилось, ее лицо посерьезнело. Она пообещала, что все будет хорошо, но мальчик почему-то ей не поверил. Наверное, виной всему были слезы, собиравшиеся в уголках ее глаз.

Несколько раз Ноа пытался узнать у матери, хоть что-нибудь о людях из кошмара – ему казалось, что Нея понимает, о чем он говорит. Какое-то неведомое чувство заставляло его думать, что этот страшный человек из сна знает Нею. Да и люди из кошмара казались смутно знакомыми, даже если он никогда не мог рассмотреть их лиц, сколько бы не пытался. Но женщина молчала. И у нее портилось настроение, когда он пытался об этом заговорить. Поэтому Ноа перестал спрашивать, и лишь надеялся, что все разрешится само собой.

Последние несколько недель – именно с этого времени ночной кошмар Ноа зачастил – Нея стала опекать сына еще сильнее. Теперь она не разрешала парню прогуливаться по Афинам после школы. Ноа это бесило, но матери он не перечил. Ему не нравилось видеть маму в плохом настроении. Она была его единственным родным человеком. И даже более того: единственным другом, ведь даже в школе он не обзавелся хотя бы несколькими приятелями. Возможно, причина крылась еще и в том, что внешне он отличался от греков, имея платиновые волосы, голубые глаза и слишком бледную кожу. Он был щуплым и не особо высоким, из-за чего собственно Карион и избрал его своей любимой жертвой.

С тех пор, как Ноа исполнилось, шестнадцать, он все набирался сил поговорить с Неей про их семью. Парень с рождения рос без отца, не знал своих дедушек и бабушек. Поэтому очень хотел понять, кто он помимо сына Неи? Почему родственники никогда их не навещали и не пытались связаться?

Покалывание в кончиках пальцев стало усиливаться и распространяться по всему телу, а к концу урока стало почти невыносимым. Внутренности Ноа буквально горели, поэтому парень, не дожидаясь звонка, выскочил из своего укрытия и отправился на улицу. Ему просто был необходим глоток свежего воздуха.

Ноа выбежал во двор. В лицее раздался звонок, парень слышал этот звук, но из-за гула в ушах казалось, что он доносится издалека. На улице стало еще хуже, Ноа почувствовал невыносимую боль – как будто каждая клеточка его тела горела. Он совсем не понимал, что делает, но миновал лицейские ворота и двинулся вдоль по улице. Он слышал за спиной крики дежурного учителя, возмущенного тем, что Ноа не просто пропускал уроки, а собирался смыться со школы. Но Ноа было все равно. Ему просто хотелось почувствовать себя в безопасности.

Туристы и другие прохожие с опаской смотрели на бледного парня, но подойти не решались. Ноа плелся мимо домов, выкрашенных белой краской, затем повернул за угол и прошел еще немного. Боль в теле все нарастала, кровь в ушах стучала, а время вокруг как будто замерло. Силы покидали его. Ноа шел, еле переставляя ноги, и уговаривал себя: «Еще чуть-чуть». Пока не очутился в своем дворе. Там он почувствовал секундное облегчение, очутившись рядом с домом, а затем потерял сознание.

Очнулся Ноа уже в своей постели. Голова раскалывалась, как будто его чем-то ударили тяжелым по голове, а на лбу лежал холодный компресс, который все равно не особо помогал. Перед ним сидела Нея и нежно держала его за руку. Она была очень бледной и смотрела куда-то в пустоту. Волосы она забрала в высокий пучок, оголяя тонкую шею. Мама Ноа выглядела молодо, едва ли ей можно было дать больше тридцати лет.

– Мам, – тихо позвал Ноа, и женщина вздрогнула.

Она вымученно улыбнулась:

– Тебе уже лучше?

– Ну да, – ответил Ноа и вспомнил, что он сбежал сегодня с занятий и никого не предупредил. – Тебе, наверное, будут звонить из лицея. Я… я честно не хотел уходить, просто…

– Все в порядке, – Нея похлопала парня по руке, – я им все объясню. А сейчас тебе нужно поспать и обязательно станет легче.

Но Ноа не хотел так просто сдаваться. Он всегда молчал, боясь расстроить маму. А теперь просто хотел узнать, что с ним произошло, почему она хотя бы врача не вызвала. Он открыл рот, чтобы спросить, но Нея его опередила:

– Просто отдыхай, а потом я тебе все честно расскажу, – мама поцеловала его в лоб.

И вот опять Ноа сдался. Он просто не умел расстраивать мать. Да и не хотел, потому что знал, как ей тяжело растить его одной. Поэтому Ноа закрыл глаза. В теле еще ощущались слабые пульсации, но они и сравниться не могли с той болью, что парень уже перенес.

Уже через пару минут он провалился в сон.

***

Нея хотела посидеть с сыном – она знала, как ему было сейчас тяжело. Женщина слишком хорошо помнила, как сама перенесла пробуждение силы. Такую боль вряд ли когда-нибудь можно забыть. Но сама она хотя бы знала, ради чего это все. А Ноа всю жизнь был в неведении – Нея и представить не могла, как ему сейчас страшно.

Остаться в комнате женщине помешал звонок в дверь. Плохое предчувствие закралось в ее голову, ведь соседи привыкли к тому, что она не особо приветлива, и не стали бы лишний раз напрашиваться в гости.

Нея с трудом подавила чувство страха – несмотря на прошедшее время, она помнила, на что способны эти люди. И, к сожалению, слишком хорошо понимала, что если дело обстоит так, как она думает, то они не уйдут, пока не добьются своего.

На негнущихся ногах она спустилась на первый этаж и отворила входную дверь. Увидев незваную гостью, Нея поняла, что предчувствие не было пустым. На пороге стояла невысокая женщина с короткими волосами цвета воронова крыла. Бледное лицо было исполосовано тонкими и толстыми шрамами, зарубцевавшимися от времени, на щеках, переносице, лбу и даже проходящий через тонкие плотно сжатые губы. Ее правый глаз закрывала черная повязка, а левый с интересом изучал Нею. Затем женщина неприятно ухмыльнулась и проговорила:

– Давно не виделись, Нея. Нам необходимо поговорить.

Даже несмотря на то, что прошли долгие шестнадцать лет, в остальном ее гостья ничуть не изменилась. Была столь же прямолинейна, груба, суха и немногословна в общении. Она все также предпочитала в одежде черный цвет и ценила комфорт превыше красоты, даже несмотря на то, что принадлежала к старому аристократическому роду. Гостья не отказывала себе в роскошных нарядах – это подтверждали черная мантия, белый добротный камзол, черные брюки из мягкой ткани и высокие тяжелые сапоги. Но вместе с этим она занашивала их до невозможности, о чем Нея догадалась, увидев потертые и истрепавшиеся манжеты, сбитые носы сапог и грязь на них. Гостья так и не избавилась от привычки держать руку на резной рукояти кинжала, ее Артефакта, покоящегося на роскошной кожаной перевязи, украшенной узорами листьев акант.

Всегда готова к схватке, всегда готова убивать – таким стал девиз этой женщины после событий двадцатилетней давности. Та ночь изменила ее, и бывшая подруга стала незнакомкой для Неи. Гостья все также хмурила лоб и сжимала губы, когда ей приходилось с кем-то говорить, все также смотрела на других хищным волком – теперь уже своим единственным – серым глазом.

Но самое главное, что она все также приносила за собой дурные вести.

Нея нехотя жестом пригласила женщину зайти в дом, а когда гостья твердым шагом вошла, она перед тем, как закрыть двери, выглянула на улицу и обернулась по сторонам.

– Я пришла одна, – произнесла ее гостья и чуть тише добавила: – Пока что.

Нея встревоженно обернулась и посмотрела женщине прямо в лицо. Но та быстро отвела взгляд, неумело сделав вид, что увлеченно рассматривает интерьер гостиной. И дело было не только в том, что она была плохой актрисой. Просто Нея знала, насколько ей плевать. Она откинула тяжелую черную мантию с плеч, чтобы удобнее было что-то достать из небольшой сумки на поясе. Ей не нужно было ничего говорить, чтобы Нея поняла, что это значит.

Они пришли за ним, за ее мальчиком.

Ее гостья на секунду замешкалась, глядя на конверт, который она держала в руках. Как и всегда в мирное время, женщина редко снимала черные перчатки.

– Ты ведь знала, что этот день когда-нибудь наступит, да? – спросила ее гостья, не отрывая взгляда от письма.

– Да, приора Энгстелиг, – ответила Нея грозно, словно львица, защищающая своего львенка. – Но я тебе его не отдам. Никто из вас не получит моего мальчика.

– Я теперь фрау Энгстелиг, – усмехнулась женщина.

– Надо же, – бросила Нея, – как высоко ты поднялась по службе. Получила за эти годы высший титул женщины-мага. Но это ничего не меняет, я не для того долгие годы скрывалась, чтобы вот так просто отдать Ноа.

С губ Энгстелиг не сходила кривоватая усмешка. Она как будто наслаждалась слабой попыткой Неи защитить сына.

– У тебя просто нет выбора, Нея. Он пришел за тобой и за мальчиком. Он в городе и ищет вас уже целые сутки. – Женщина подошла к Нее вплотную. – Дар мальчика пробуждается. Ноа нужен нам.

– Нет, – проворила Нея, не веря своим ушам. – Он не мог… Не спустя столько лет… Как Он нашел нас?

– Он сын своего отца, – упрямо и твердо проговорила Энгстелиг, а затем повторила: – У тебя нет выбора. Уж лучше империя, чем Эрмандад, тебе ли этого не знать. – Энгстелиг протянула Нее конверт. – Именем Великого Совета магов я, фрау Энгстелиг, доставляю известие о том, что Ноа Вайскопф зачислен в Академию Хексендштадт. Он пройдет посвящение и будет определен в одну из башен. Во славу Вельтерна!

– Больше не Вайскопф, – сказала Нея упрямо. – Ксенака. Мы семья Ксенака.

Нея пыталась не дать волю слезам. Нет, только не перед Энгстелиг. Она будет последним человеком, который должен будет увидеть ее слабости. Вечная соперница, заклятая подруга, которую кое в чем Нее удалось все-таки превзойти. И это «достижение» Неи наверняка долгие годы заставляло Энгстелиг кусать губы и мучиться.

Госпожа Ксенака заставила себя собраться с мыслями и взяла конверт из рук Энгстелиг. Ей не было нужды открывать его, чтобы узнать о его содержимом. Когда-то давно и ей пришло точно такое же. Билет в один конец – письмо о зачислении в Хэксенштадт, где ее должны были научить контролировать дар. Отец очень гордился, когда открывал письмо и хвастался перед многочисленными гостями, которые, казалось, никогда не покидали их имения. Это была другая ее жизнь, проведенная на бесчисленных балах и приемах, проведенная в роскоши и таком хрупком, как оказалось, счастье.

– Он скоро будет здесь, – проговорила Энгстелиг, выдавливая из себя подобие улыбки из сжатых покореженных шрамом губ, – поэтому нужно торопиться и уводить Ноа… и тебя. Твой сын будет под защитой одного из четырех паладинов, а ты попадешь под юрисдикцию Великого Совета магов… Ты вернешься домой, Нея.

Дом… Как сладко и трепетно звучало это вроде бы простое слово даже из уст Энгстелиг. Не было ни одного дня, когда Нея бы не скучала по тому, что оставила там, на Виридитерре. Закрывая глаза, она вспоминала голубые леса Проводников, бескрайние долины зеленых лугов-морей, белокаменные башни родового имения Вайскопфов и частые верховые прогулки с отцом. Она скучала по охоте с ним в лесах, принадлежавших их семье, скучала по теплым рукам матери, вечно пытающейся наставить ее на путь истинный, подбирая женихов из родовитых семейств. Нея скучала по жизни, что оставила когда-то там, проголосовав за жизнь и возможность растить сына вдали от опасности. Вернуться туда! Это все, чего хотела Нея долгие шестнадцать лет и чего не могла себе позволить сделать.

И сейчас, когда Энгстелиг говорила о возможности вернуться на домой, Нея без сомнения знала, что сделает первым, как только ее нога ступит на земли Виридитерры. Она вернется в родовое имение, обнимет мать и попросит прощения у отца. Они увидят Ноа, и тогда – Нея была просто уверена в этом – обязательно все поймут. Род, от которого она отреклась, и который отрекся от нее, теперь снова станет ее семьей. По крайней мере, ей хотелось в это верить. А защитить Ноа здесь, без своей былой силы она не сможет. Да и раньше не смогла бы, поэтому и скрывалась на Земле много лет. Ей остается только положиться на Энгстелиг и ее обещания.

– Ноа наверху, – проговорила Нея, кивая головой в сторону лестницы. – Возьми его, а мне нужно собрать кое-какие вещи.

Энгстелиг коротко кивнула и быстрым шагом направилась к лестнице. Нея проследила за ней взглядом, пока та поднималась, и только тогда госпожа Ксенака позволила себя выдохнуть – каждый разговор с Энгстелиг был подобен хождению по лезвию для нее. Одно неверное слово, неловкое движение – и это дало бы Энгстелиг повод для ликования. Их знакомство, их встречи и прощания всегда были пропитаны поиском изъянов друг друга. А проявлять слабость сейчас, когда Он вернулся, Нея была не намерена. Это была непозволительная для нее роскошь, потому что теперь она должна была быть сильной не только ради чести своего рода и себя самой, но еще и ради ее мальчика, который ничего не знал о месте, откуда был родом.

Да, Нея обязательно все ему расскажет.

Женщина бросилась на кухню – если Энгстелиг права, то времени у них осталось мало, ведь Он уже здесь и скоро их обнаружит. Она распахнула дверцы шкафчика под раковиной и, достав кухонный топорик в одном из выдвижных ящиков, начала бить по стенке, пытаясь ее проломить. В комфорте в этом доме больше нет смысла, а Нее сейчас было просто необходимо забрать эту вещь. Женщина считала своей обязанностью отдать ее Ноа, когда ему исполнится семнадцать, как это происходило в их роду, когда магический дар становился особенно ощутимым. Именно владение этой вещью показывало, что семья горда теми, кем становятся их потомки. Все пошло не плану, когда дар Ноа начал проявляться на год раньше. В иных обстоятельствах Нея бы гордилась этим, но не сейчас, когда это так опасно.

Доска с легкостью поддалась под сильными ударами Неи, и женщина, победоносно улыбнувшись уголками губ, достала из застенка небольшой сверток. И когда Нея только-только собиралась подняться, чтобы что есть мочи рвануть за Энгстелиг и Ноа, за ее спиной прозвучал леденящий душу голос:

– Давно не виделись, Нея.

Противный липкий страх сковал тело Неи в этот момент, и женщина нервно сглотнула. Она пыталась напомнить себе, что для нее важно прямо сейчас, что не время давать этому проклятому чувству подчинить себя. Нея, так и не сумевшая унять дрожь, стараясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие, поднялась и, глубоко вдохнув, развернулась лицом к еще одному незваному гостю.

– Ты уже второй человек, который сегодня говорит мне эти же слова, – сказала женщина так твердо, как только позволил ей это сделать страх. – И ты уже второй человек за этот день, которого я бы не хотела видеть в своем доме.

***

Кто-то так резко открыл дверь в комнату Ноа, что та ударилась о стену. От громкого звука парень встрепенулся и разлепил сонные глаза.

В дверях стояла миниатюрная черноволосая женщина. Ее внешность пугала и отталкивала. Парень еще ни разу не видел, чтобы столько шрамов умещалось на одном лице. Единственный глаз жестко смотрел на Ноа, и внутри парня все сжалось.

– Не нужно пугаться, Ноа, – сразу же предупредила незнакомка. – Меня зовут фрау Энгстелиг. Я знакомая твоей матери.

Ноа недоверчиво покосился на женщину.

– Но мама мне ничего не говорила о Вас, – он едва смог выдавить эти слова. Ее вид все равно устрашал.

Глаз женщины угрожающе сузился, и она произнесла ледяным тоном:

– У меня, и у тебя сейчас совсем нет времени на разговоры, глупый мальчишка. Поднимайся, твоя мать ждет нас внизу. Нам нужно как можно быстрее уходить, если ты не хочешь об этом пожалеть.

Ноа ни капельки не доверял этой женщине. Но ее резкий тон заставлял дрожать каждую жилку в теле парня. Он поднялся с кровати, прикидывая, может ли это все оказаться сном. Все сомнения в реальности происходящего отпали, когда его взгляд зацепился за книгу, лежащую на столе. Ноа с легкостью прочел ее название – а это значит, что он точно не спит. По крайней мере, в одной из тех передач, что они смотрели с мамой по телевизору, так говорили.

Странная женщина нетерпеливо постучала пальцами по дверному косяку, подгоняя Ноа. Парень еще раз взглянул на нее. Она больше напоминала злодейку, которых часто показывают в мультфильмах или кино, чем подругу его матери. Положительные герои редко выглядят так отталкивающе и устрашающе. Хотя Ноа так мало знал о своей маме, потому послушно пошел вслед за гостьей.

Парень многое хотел спросить у фрау Энгстелиг, но боялся и не стал задавать вопросов. Вместе они быстро преодолели лестницу. Воздух на первом этаже стал каким-то тяжелым и вязким – это парень почувствовал практически сразу. На последних ступенях женщина вся насторожилась, и жестом заставила парня остановиться. Они так и затихли, стоя на лестнице и непонятно к чему прислушиваясь, пока Ноа не услышал неприятный мужской голос, звучащий из кухни. Юноша не на шутку перепугался, когда после металлического мужского голоса из кухни прозвучал мягкий вкрадчивый голос его матери. Он резко взглянул на Энгстелиг, которая превратилась в застывшее каменное изваяние и взглядом спросил, что им делать. Но женщина оставалась непоколебима и все так же молчалива.

Из кухни долетали обрывки разговора Неи и незнакомца. Они что-то говорили о потерянных годах, но Ноа не особо хорошо мог разобрать некоторые слова, поэтому нить разговора быстро терялась.

– Фрау Энгстелиг… – умоляюще прошептал Ноа, но она словно не слышала его мольбы.

Парень чувствовал, что должно произойти что-то плохое. Он не мог бездействовать, но не знал, как может помочь. Эта проклятая беспомощность убивала его, а страх, глубоко засевший где-то внутри, парализовал, и Ноа был вынужден надеяться на Энгстелиг, которая теперь держала ладонь на резной рукояти кинжала у себя на поясе. А когда он захотел сделать хотя бы попытку выйти и помочь маме, Энгстелиг так зло на него глянула, что Ноа не решился. По ее холодному выражению лица юноша понял, что Энгстелиг ждет, но вот только чего?

Это сводило его с ума. Последней каплей, заставившей Ноа все-таки броситься на кухню к матери, несмотря на немое предупреждение Энгстелиг не делать этого, был отчаянный вскрик Неи: «Киллиан!..» Затем – прежде, чем Ноа успел добежать на ее крик – он услышал противный всхлип и треск. И еще этот ужасный ледяной голос:

– Я, Ройван, убил его!

Ноа редко показывал окружающим свои чувства. Он редко плакал, еще реже смеялся. Жизнь, в которой у него была только Нея, научила его не делиться с окружающими своими проблемами, переживая их глубоко внутри себя. Но наступают такие моменты, когда сдержаться не удается. Слезы хлынули из его глаз, когда увидел высокого незнакомого беловолосого мужчину. Парень увидел бледное лицо своей матери, покоящееся на плече у него, ее грустные глаза и испуг в них, когда она заметила Ноа. Тонкие длинные пальцы Неи впились в плечи мужчины, и женщина одними губами пробормотала сыну: «Беги».

И ужас с паникой охватили Ноа, когда маленькая струйка крови стекала по губам Неи, а на полу начала разрастаться лужа ярко-алой крови. Кровь матери заливала белую плитку и небольшой коврик у раковины, а Ноа не мог даже оторвать взгляда от ее глаз. Женщина по инерции дернулась, давясь кровью, и что-то тихо прошептала мужчине на ухо.

Но так ведь не бывает, чтобы жизнь настолько быстро покидала чье-то тело, но Ноа инстинктивно понимал, что все дело в слабом белом свечении между Неей и незнакомцем. Оттого мама так скоро и ослабла. Оттого так быстро и разжались ее тонкие пальцы, сжимающие плечи убийцы, потухли прекрасные голубые глаза. В мгновение ока потерявшая силы Нея с глухим стуком оказалась на земле, соскользнув с плеча мужчины. Ее пальцы другой руки тоже разжались, и в раскрытой ладони заблестел старый медальон, изображающий черного орла, схватившего змею.

Ноа стоял, словно вкопанный. В этот момент для него время остановилось. Не было сил что-либо делать, не было сил о чем-либо думать. Он просто смотрел на свою такую красивую мать, которая теперь лежала на полу в луже собственной крови. Так не бывает. Нет, нет, нет! Только не с ним, не с ней, не…

Энгстелиг подлетела к нему через секунду. Но убийца успел обернуться и Ноа заметил – навсегда запомнил – его лицо. Злые глаза мужчины смотрели прямо на парня. Он на секунду замешкался, и этого времени хватило. Энгстелиг ловким движением сняла перчатку. Затем, так же быстро она выхватила свой кинжал, и полоснула себя по руке. Как только ее кровь соприкоснулась с металлом, он неожиданно принял другую форму. Теперь он выглядел как огромная алебарда, которая была вдвое больше самой Энгстелиг. Женщина рассекла ею воздух и с тяжелым стуком ударила по полу. Дом весь загудел, и из пола буквально выросла железная стена, отгородившая Ноа с Энгстелиг от мужчины. Однако Ноа успел заметить, что незнакомец упал на колени, но Энгстелиг, грубо схватив его за локоть, потащила Ноа к выходу. Они бежали по знакомым улицам, постоянно петляя и не сбавляя скорость, но для Ноа все было словно в тумане.

Внезапно парень остановился и дернул руку женщины на себя.

– Мы должны вернуться за ней, фрау Энгстелиг! – вскрикнул Ноа.

– Нет времени, дурной мальчишка, – буркнула она и, вновь схватив Ноа за руку, потащила за собой. – Твоя мать выиграла для нас необходимое время, а моя стена не сможет его долго сдерживать.

– Почему вы так говорите, словно она должна была отвлечь этого чело… – по взгляду Энгстелиг Ноа все понял без слов. – О боже… неужели вы… Да как вы могли так поступить? Как?.. – в ярости парень стал задыхаться.

– Спи долго, спи крепко, мой мальчик, – прозвучал мягкий и вкрадчивый мужской голос.

В ту же секунду Ноа почувствовал невероятную и неприятную тяжесть во всем теле. Это чувство было очень странным, словно кто-то говорит ему, что Ноа устал, заставляет чувствовать это, проникая в каждую клеточку тела. От этого ощущения внезапно действительно очень сильно захотелось спать. Его веки будто налились свинцом, и хоть внутренне парень протестовал – ему столько еще нужно было высказать этой женщине, – сон сморил его. Ноги Ноа подкосились, и юноша упал бы, если бы в этот самый момент его не подхватил темнокожий мужчина в очках. Из-за его спины выглянула полная девушка и заинтересованно посмотрела на потерявшего сознание Ноа.

– Спасибо, Франциск, – выдохнула раздраженная Энгстелиг. – Он начал меня утомлять.

– Всегда пожалуйста, фрау Энгстелиг, – ответил мужчина бархатным голосом. – Но, полагаю, у нас нет времени на разговоры, нужно спешить.

– Ты прав, – отозвалась женщина и, взглянув на Ноа, еще тише добавила: – Ты чертовски прав.

Глава 2

Ноа проснулся от того, что карт – это на Виридитерре что-то вроде дилижанса – наехал на кочку. Парень чувствовал себя таким отдохнувшим, впервые за много дней его не мучил кошмар, поэтому он даже не сразу вспомнил о событиях, произошедших несколько дней назад.

Но осознание пришло к Ноа, как только он, сладко потягиваясь, открыл глаза и увидел перед собой ту самую одноглазую женщину. Обрывки воспоминаний сразу всплыли в сонной голове мальчика. На глаза навернулись слезы, когда он понял, что единственный человек, которого он любил, теперь мертв. И Ноа не знает ровным счетом ничего. За что убили его мать? Почему эта Энгстелиг ничего не сделала? Да и где он, черт подери? Вопросов у него теперь больше, чем обычно. Например, кто настолько жесток, чтоб убить и как можно быть таким расчетливым, чтобы просто ждать, пока один убьет другого, ну или что за медальон зажимала в руке его мать?

А эта проклятая женщина сидела прямо напротив него за столом и как ни в чем не бывало разбирала почту! Энгстелиг даже не подняла на него глаз, когда он медленно сел и впился в нее взглядом. Женщина была спокойна, как будто ничего вовсе и не произошло. Парень вновь и вновь прокручивал в голове их первую встречу и не понимал, как он мог довериться ей, почему даже не попытался спасти свою мать. Осознание собственной трусости тяжелым грузом легло на его плечи, и он теперь не понимал, кого больше винит в смерти Неи: Энгстелиг или все же себя. Энгстелиг ее бросила, а Ноа ничего не смог сделать.

К тому же, что это эта была за чертовщина? Как в одночасье из пола выросла огромная железная стена? Это же не поддается никаким законам логики. Железные стены не вырастают откуда не возьмись, единорогов не существует, а зубы из-под подушки забирают родители, а не Зубная фея. Это знает каждый.

В голове у парня образовалась каша из вопросов и обрывков воспоминаний. Ноа только открыл было рот, чтобы наконец узнать все, что так долго его волновали и хоть чуть-чуть привести свои мысли в порядок, как она его опередила и произнесла, леденящим душу, голосом:

– Если ты будешь засыпать меня вопросами, я распорю тебе горло и через него достану твой язык. Так и закончится славный род Вайскопфов, а у нас на одну проблему станет меньше.

– Чей род? – Ноа все еще совершенно ничего не понимал. – Вы, наверное, ошиблись. Меня зовут Ноа Ксенака и я…

– Я никогда не ошибаюсь, мальчишка. Ты Вайскопф, а не чертов Ксенака. Когда-то давно твоя мать отреклась от всего, что имела. Но даже это не смогло изменить ее принадлежность к роду, – Энгстелиг презрительно посмотрела на парня, и тот почувствовал себя еще хуже, а затем добавила: – Ты начинаешь меня выводить из себя. Даже не думай, что я твоя нянька и обязана тебе что-то объяснять. У тебя есть выбор: либо ты замолкаешь, либо я точно тебе что-нибудь отсеку.

Ноа чувствовал, что она не шутит и действительно способна на такое, поэтому замолчал и стал разглядывать место, в котором находился. Складывалось странное ощущение, будто бы он находился в доме, но этот дом двигался. И это не какой-нибудь дом на колесах, а реальный, где есть несколько комнат. Почти все двери были закрыты, и Ноа оставалось только догадываться, что за ними.

Комната, в которой находился Ноа, была богато украшена шкурами каких-то животных. Юноша подумал, что при жизни они принадлежали каким-нибудь волкам, но ведь они не бывают настолько огромными. От этих шкур у него бежали мурашки по коже, и он предпочитал не смотреть на стены, где они находились. Над потолком висела огромная люстра. На ней находилось около сотни свечей разных размеров. Но даже ощущение живого огня не могло подарить обстановке, в которой находилась Энгселиг, уют. Юноша как завороженный смотрел, как весело пляшут огоньки, а потом заметил: воск не капал со свечей, и они вовсе не сгорали.

У противоположной стены стоял большой стол из красного дерева, на котором множество бумаг и всяких письменных принадлежностей валялось в полном беспорядке. За этим столом фрау Энгстелиг и просматривала почту. И хоть женщина была полностью поглощена чтением, от нее все равно веяло опасностью, презрением и еще черт знает чем. Темно-бордовое кресло, на котором сидела женщина, было по-настоящему громадным. Его спинка высилась над ее головой, и складывалось впечатление, что Энгстелиг вдвое меньше своего и так не особо большого роста. Подлокотники кресла привлекали внимание Ноа особенно, потому что они выглядели как большие рычащие волчьи головы. Позолота на них уже стерлась в некоторых местах.

С левой стороны от Ноа на стене висела большая карта. И сколько бы парень не смотрел на нее, он все равно не смог найти ничего общего с той, которую изучал в лицее. Там были какие-то странные обозначения и названия, которых Ноа никогда в жизни не слышал.

Он не стал заострять на этом внимания потому, что его больше интересовало оружие, висевшее в стороне от карты. Это были мечи разнообразной формы и размера. Все они были и разными по качеству: одни – старые и чуточку заржавевшими рукоятками и гардами, другие – блестящие, с какими-то драгоценными камнями, вставленными в ножны и рукояти. Но была все-таки одна вещь, которая их объединяла: на каждом мече, словно какая-то метка, был выгравирован один и тот же узор.

С противоположной стороны от мечей стоял огромный книжный шкаф, где размещались старые – если не древние – по виду фолианты. Все эти вещи «под старину», мечи разных возрастов, какая-то древняя карта, навевали парню ощущение нереальности всего происходящего. Он словно находился в музее, и не знал, как оттуда выйти.

Краем глаза Ноа заметил темнокожего молодого мужчину, появившегося из одной из комнат. В этот самый момент Энгстелиг, за которой Ноа все-таки следил, распечатав длинным острым ножом очередное письмо, тяжело вздохнула. Женщина устало потерла переносицу, а затем достала из ящика плотный лист бумаги и начала писать ответ. У нее просто на лице было написано, что еще чуть-чуть и она лопнет от напряжения.

– О, вижу, ты уже оклемался. Прости, я не думал, что моя сила так сильно подействует на тебя, я… не рассчиталнемного свои возможности, – голос темнокожего, мягкий и вкрадчивый, плавно разносился по комнате.

Услышав извинения, фрау Энгстелиг лишь презрительно хмыкнула и, запечатав дописанный ответ в конверт, поспешила ретироваться в другую комнату. Мужчина проводил ее взглядом и вновь заговорил:

– Думаю, это означает, что все объяснить тебе должен я. Меня зовут приор Франциск де Ла-тур. Но ты можешь обращаться ко мне просто по имени.

Он по сравнению с фрау Энгстелиг выглядел дружелюбным и Ноа смог расслабиться. Парень внимательно изучал мужчину. Темнокожего можно было даже назвать по-своему красивым: жесткие волосы с мелкими завитушками, волевой подбородок, который постоянно слегка вздернут вверх, большие карие глаза с желтыми вкраплениями как будто сияли изнутри мягким желтым светом, что вместе с пушистыми ресницами, значительно смягчало взгляд Франциска. Нос слегка приплюснут, и создается впечатление, что его ноздри всегда раздуты. На руках отчетливо выделяется небольшой бицепс. Телосложение Ноа не смог разглядеть, так как на темнокожем была льняная майка без рукавов, больше похожая на мешок. Рост Франциска составлял чуть меньше двух метров. Но несмотря на это, спину он держал прямо, не сутулясь, словно не его совсем не смущало то, что он почти великан. Вместе с миниатюрной Энгстелиг они выглядели комично, потому что при всей своей строгости, рядом с Франциском женщина казалась всего лишь его подчиненной.

– Кстати, как ты себя сейчас чувствуешь? Твоя магия, как я понял, проснулась раньше. Главное перетерпеть самую сильную вспышку боли, пока тело привыкает к этой силе.

– Все хорошо, – ответил Ноа. И он действительно не соврал. Физически он чувствовал себя гораздо лучше, чем в последние дни, даже покалывание в пальцах прошло. Но парень промолчал о гнетущей пустоте, которая поселилась в его сердце вместе со смертью мамы. Не сказал и о том, что не знает как, а главное зачем, теперь жить без нее. Он утаил это, потому что не хотел вываливать всю свою боль на незнакомца.

– Итак, Ноа, ты слышал когда-нибудь о Виридитерре?

Ноа промолчал, это слово было ему не знакомо. Поэтому, верно разгадав молчание парня, Франциск продолжил:

– Ну да, глупо было полагать, что ты в курсе, если твоя мама… кхм… не успела посвятить тебя в курс дела. Виридитерра – это один из магических миров.

– Вы меня за идиота держите? Какой к черту магический мир? У меня только что какой-то псих убил мать, а вы мне сказочки рассказываете, – не сдержался Ноа. Слова Франциска казались глупыми, как будто он насмехался над парнем.

Вместо того чтобы пресечь гневную тираду Ноа, Франциск поднялся со своего места и неторопливо, размеренными шагами подошел к небольшому, круглому окну, затем жестом подозвал парня к себе. Ноа нехотя подчинился и последовал к нему. Парень посмотрел в окно и увидел поле, усаженное красно-оранжевыми растениями. Кое-где росли деревья с извивающимися тонкими стволами, и кусты, усыпанные тонкими голубыми иголками. Ноа еще нигде не видел таких растений. Да и, вспомнив, что они едут по этой местности в большом доме, решил Франциску все-таки поверить.

Тем временем мужчина зашторил окно и продолжил:

– Так вот, Виридитерра – это один из многочисленных магических миров. Она, как и Земля разбита на государства, в каждом государстве своя форма управления. На этой почве возникает много конфликтов, и цель магов помочь их преодолевать как можно безболезненнее для мирных жителей. Сейчас, мы движемся в твою малую родину – государство Вельтерн, на территории которого находится академия магических искусств Хэксенштадт. Там обучаются дети магических семей из каждого уголка Виридитерры. Хотя и не только, – Франциск выждал пару секунд для пущей драматичности и добавил: – Понимаешь, Ноа, Виридитерра и Земля это всего лишь два мира в водовороте неисчислимых Вселенных. Никто точно и не знает, сколько их.

Ноа внимательно слушал Франциска, пока тот продолжал свой рассказ:

– В основном магические способности развиваются по четырем направлениям. Самый редкий дар у тейтов – они могут заглядывать в будущее и далекое прошлое. Ригарди для своей магии используют взгляд: кто-то может перемещаться на далекие расстояния, кто-то превращать металл в золото только лишь посмотрев на него, а кто-то передавать свои мысли другим. Есть и те, кто управляет людьми голосом, таких магов называют вуа. Ну и конечно же шевалье – этим магам нужен Артефакт – предмет, который будет направлять их силу. Вся магия на Виридитерре подчиняется Абсолюту – это самая мощная субстанция в магическом мире. Сила его настолько велика, что давным-давно Абсолют решено было разделить. Четыре части размещены в разных уголках мира, но самая большая часть находится под башнями Хэксенштадта. Ты их сам скоро увидишь, – улыбнулся Франциск. Он подошел к дивану, где недавно спал Ноа, и сел. Затем похлопал по месту рядом с собой, приглашая парня:

– Ты тоже присядь, разговор будет долгим, – он дождался, пока Ноа занял свое место и продолжил: – Я не буду вдаваться в историю создания Хэксенштадта. Об этом тебе расскажут на занятиях. Но кое-что ты должен знать до прибытия в академию. А именно о Вельтерне – родном государстве твоей семьи. Во главе стоит император Кранхайт Драхен, а помощь ему оказывают аристократические кланы. Их всего несколько: Вайскопфы, Энгстелиги, Бодены, Райхи и Вайдманы. Я не думаю, что нужно рассказывать историю каждой семьи, расскажу лишь немного о твоей.

Ноа молчал. Вот так в один миг его жизнь полностью изменилась. Он больше не странный одиночка. У него есть настоящая семья. Парень очень хотел с ними познакомиться, особенно теперь. Потому что ему просто необходимо было рассказать кому-то о смерти мамы и знать, что кто-то будет также горевать о ее утрате.

– Так вот, ты принадлежишь к династии Вайскопф, которая некогда принадлежала к одним из самых могущественных кланов в Вельтерне. Твои предки обладали светлым умом и всегда действовали на благо императору, поэтому они были ближе всех к монарху. Кранхайт Драхен им доверял и во всех делах просил совета. Однако это не нравилось остальным кланам – им казалось, что монарх их обделяет вниманием…

Одно только в рассказе Франциска смутило Ноа:

– Э-э, простите, что снова перебиваю, но почему вы говорите о них в прошедшем времени?

Франциск посмотрел на Ноа. В его взгляде мелькнул страх. Как будто он хотел что-то утаить от Ноа. Но вскоре парень понял, что так напугало мужчину:

– Эм, понимаешь, парень, ты… как бы это сказать, – Франциск сделал глубокий вдох. – В общем, ты теперь последний живой представитель династии Вайскопф.

Внутри у Ноа как будто все оборвалось. Маленькая надежда на то, что ему не придется горевать в одиночестве, рухнула.

– Твои бабушка и дедушка – Ирма и Вильгельм Вайскопфы – умерли лет восемь назад, – Франциск мельком глянул на Ноа, как будто ожидая его реакции. – Никто точно не знает, по какой причине они погибли. Но знаешь, как это бывает. Ходят слухи, что они разгадали план по свержению императора, но не успели о нем поведать, так как были жестоко убиты. Они погибли, выполняя свой долг. До сих пор слагаются легенды об их мужестве, храбрости и верности. Вскоре после их смерти император тяжело заболел. Некоторые верят, что это происки его врагов, которые просто сменили тактику. Другие говорят, что так на нем сказалась потеря твоих родственников. В любом случае, император теперь не может полноценно управлять государством. И во многом он полагается на другие кланы – особенно на Вайдманов.

Ноа не мог понять за что судьба его так не любит. Почему из всех людей именно он потерял родственников. Почему именно ему пришлось увидеть убийство мамы. И это страшное событие навсегда врезалось в память. Сейчас Ноа чувствовал себя маленьким мальчиком, хотел забиться в угол и сидеть там долго-долго, пока все это не закончится. Но вместе с тем в голове появилась мысль, которую он тут-же и озвучил:

– Франциск, а эти люди могли быть причастны к убийству мамы? – Ноа еле сдерживал слезы. Неимоверным усилием парню удалось заставить голос не дрожать. – Кто такой это Ройван?

Темнокожий закрыл глаза и потер пальцами виски. Ему было сложно говорить с подростком о таких серьезных вещах, которые он сам понимал не больше Ноа. Но и оставить его в неведении Франциск не мог.

– Это опасный человек и тебе с ним не справиться. Ройвана ищет каждый охотник за головами, но он неуловим.

– Расскажите мне о нем больше, – взмолился Ноа. – Он все же связан с убийцами бабушки и дедушки?

– Нити всех наших судеб так тесно переплелись, что уже сложно сказать, кто именно и в чем виноват, – расплывчато начал Франциск, как будто хотел сменить тему. – Я понимаю, что прошу тебя о невозможном, но постарайся отпустить эту ситуацию, постигай магию, заводи друзей. Живи нормальной жизнью, пока можешь. Ответ появится сам собой. Но если ты не последуешь моему совету и не забудешь, ты просто не представляешь, с чем можешь столкнуться.

– Но как я могу это сделать? – начал злиться Ноа.

– Я буду помогать тебе. Ноа, ты должен усвоить все уроки магии. Потому что мертвым помочь уже нельзя. А вот твои же способности могут навредить тебе, если ты не научишься их контролировать, – сказал Франциск с раздражающим спокойствием. Ноа это взбесило. Он понимал, что Франциск говорит правильные вещи, но злился на него за то, что в глубине души хотел совсем другого.

– Но я не могу просто сидеть и делать вид, что ничего не произошло! – прокричал парень, почти задыхаясь от охватившей его ярости.

– И что ты будешь делать? – сейчас Франциск выглядел даже беспомощным. Было видно, что он совсем не готов к этому разговору.

– Я хочу отомстить, – эти слова казались логичными и единственно правильными в этой ситуации. Как только Ноа их произнес, он понял, что и правда этого хочет – смотреть в глаза Ройвана и видеть в них ужас, чувствовать его кровь на своих руках. Ноа казалось, что поиски убийцы отвлекут его от воспоминаний о последних секундах жизни мамы, а месть и вовсе облегчит страдания.

Франциск взглянул на него с печальной улыбкой, но ничего не сказал.

Глава 3

Они еще некоторое время поговорили с Франциском. Ноа наконец-то узнал от него, где находится. Мужчина объяснил, что этот дом на колесах называется карт. И снаружи он выглядит чуть больше автомобиля. Франциск пытался объяснить как все это сделано, но Ноа так ничего и не понял.

Из рассказа Франциска Ноа узнал, что технологии на Виридитерре практически не развиты, зато все это компенсировалось магией. Даже свечи в хрустальной люстре в гостиной являлись зачарованными, оттого-то они и горели так долго и не сгорали.

Парень хотел больше узнать от Франциска, но тот, добродушно улыбнувшись, сказал, что в Хэксенштадте его всему научат и все объяснят, а пока юноша должен отдохнуть и набраться сил. Ноа не знал, чем себя занять. Все, что помогало ему коротать время раньше, осталось на земле. Поэтому он представлял как мстит Ройвану. И эти мысли приносили ему облегчение. В голове постепенно начал вырисовываться план. Раз Франциск сказал, что Ройвана ищет много людей, значит не только мама Ноа пострадала от его рук. Но для начала парень решил узнать все что можно о человеке, имя которого мама выкрикнула перед смертью.

Вероятно, у этого «Киллиана» были семья, друзья, и, если Ноа их найдет, то вполне возможно, что они помогут расправиться с Ройваном.

Ноа – каким-то совершенно необъяснимым образом – чувствовал, что этот человек здесь, на Виридитерре. Поэтому парень практически неосознанно принялся изучать карту, гадая, где же он сможет его найти.

Карту Ноа нашел занятной хотя бы потому, что она очень сильно напоминала мировоззрение людей до эпохи Великих географических открытий. На ней было много пробелов, не был известен предел и протяженность территории на юго-западе, а на Севере большое пространство заполнял какой-то Черный лес, примыкающий к горной цепи, называющейся Драконьи хребты. На карте были помечены «земли Речного клана эльфов», «земли Горного клана эльфов», «земли Лесного клана эльфов», «Аурусмур» и прочие подобные названия, и четких границ у этих территорий тоже не было.

Когда Ноа спросил Франциска о том, правда ли там живут эти мифические существа и обитают ли на Виридитерре вампиры, оборотни и кто-нибудь еще в этом духе, маг ответил на этот вопрос содержательно, но практически непонятно. Он что-то говорил про популяции, про покинутые или неизвестные земли, но вся его тирада упиралась в то, что большинство опасных тварей обитало в Черном лесу.

– Обычно все, кто прибывает на Виридитерру впервые, спрашивает есть ли здесь единороги, а не оборотни, – пошутил Франциск, и Ноа слегка улыбнулся.

А когда Ноа хотел расспросить об остальном мире: о лесах проводников и кто такие эти проводники, об обычаях народов, о многом-многом-многом, Франциск категорически отказался отвечать, сказав, что все это он сможет узнать в Хэскенштадте. Но чтобы Ноа не слишком расстраивался из-за отказа мага, мужчина предложил перекусить чем-нибудь. Ноа сдержанно улыбнулся и вежливо отказался – почему-то кусок в горло не лез, – но Франциск все равно не принял отказа и спустя некоторое время принес пирог из каких-то амариллов – как понял Ноа это фрукт – и напиток, очень напоминающий ягодный чай. Все эта еда и питье были для Ноа в новинку, поэтому он ел осторожно. Но как только первая порция еды попала в желудок парня, он осознал, насколько был голодным все это время.

После недолгой трапезы Франциск предложил осмотреть Ноа карт, но исследовать его у парня не было никакого желания, потому что возрастал риск встретиться лицом к лицу с Энгстелиг, которая то покидала эту комнату, то снова возвращалась. А ее он видеть совершенно не хотел.

Какое время спустя Франциск снова выглянул в окно, а затем произнес:

– Ну, скоро мы будем в Райзендере, а там уж и до Вельтерна недалеко, поэтому мне нужно подготовиться. Думаю, фрау Энгстелиг совсем не обрадуется, если я предстану в Хэксенштадте в таком виде.

Ноа осмотрел свою обычную одежду и подумал, что она была нормальной на Земле, но уж точно не на Виридитерре, учитывая, в каких нарядах щеголяли Энгстелиг и Франциск. Но он не стал долго думать над этим – какая кому разница, как он выглядит? – и решил до поры до времени просто плыть по течению.

Когда Франциск ушел, в гостиную вприпрыжку вбежала девушка. Она напевала себе какую-то песню под нос. Девушка была полной и, кажется, немного стеснялась этого, потому что носила бесформенную одежду, делающую ее еще больше – черные брюки по щиколотку, зауженные к низу, и серую майку с надписью: «Верь в себя» на груди. Ее круглое лицо с зелеными глубоко посаженными глазами и немного курносым носом притягивало к себе внимание. Девушка сразу же улыбнулась Ноа, и на ее щеках появились едва заметные ямочки. Ее медная кожа контрастировала с короткими каштановыми волосами, заплетенными в два маленьких хвостика.

Она плюхнулась на диван, и тот тихонько скрипнул.

– Ты так много всего пропустил! – сказала девушка, подперев подбородок двумя кулачками. – Ты так долго и крепко спал, что я думала, что ты уже никогда не проснешься.

– Прости? – недоумевающе произнес Ноа.

– Ох, где же мои манеры? – спохватилась девушка и сразу же протянула Ноа большую ладонь. – Мое имя Осо Фернандес, и я тоже с Земли. А ты Ноа, да?

– Да, Ноа Ксенака… то есть Вайскопф… то есть, там все сложно, – проговорил Ноа, пожимая протянутую руку Осо. – Так что я пропустил?

– Да все! – воскликнула Осо. – Ты знаешь, как можно попасть на Виридитерру? Ты не поверишь! – Ноа готов был поклясться, что в этот момент у девушки заговорщицки загорелись глаза. – Это все деревья! Точнее существа – их здесь называют проводниками – которые живут в деревьях. А еще проводники таки-и-и-е чудные, – протянула Осо. – Они соединяют миры, поэтому каждый, кто хоть раз в жизни попал под их влияние, начинает понимать все языки миров. Правда, не каждое дерево имеет своего проводника. Мы очень долго искали его на Земле, да-да.

Осо мечтательно закатила глаза и на секунду умолкла, словно давая время Ноа обдумать услышанное, а потом снова затараторила:

– Но в какое место мы попали! Ноа, ты не поверишь! Леса проводников – Франциск сказал, что это место так называется – восхитительны. И листва у них действительно голубая! А озера? Какие там озера… Вода кристально-чистая, прозрачная, восхитительная… Ах, чудо…

Осо хотела сказать что-то еще, но в этот момент появился Франциск, одетый так, словно собирался на аудиенцию к королю. Он предстал перед ними в кюлотах белого цвета и темно-синем бархатном камзоле. Белыми нитями по ткани расползались узоры листьев на груди, полах и низу спины. Единственной вещью, не изменившейся в его образе, оставались все те же очки в темной оправе.

Осо снова не сдержала восхищенного вздоха при виде молодого мужчины и восторженно произнесла:

– Франциск, вы чудесно выглядите!

Мужчина зарделся и сдержанно – но как всегда с улыбкой – поблагодарил Осо. Вскоре из другой комнаты вышла фрау Энгстелиг. Увидев Франциска, она едва заметно скривилась:

– Приор де ла Тур, – холодно произнесла Энгстелиг, привлекая внимание Франциска, – ваш воротник. В Блазоне Вами были бы очень недовольны.

Руки Франциска сразу же потянулись к воротнику, чтобы поправить его – он действительно немного был вывернут. Мужчина выглядел растерянным и Ноа стало его жаль. Никому не нравится, когда тебе делают замечание – еще и по такому пустяку! – перед другими. А Энгстелиг в этот момент подошла к столу и достала из ящика слиток. Скорее всего, серебряный. Положив его на стол, фрау Энгстелиг сняла перчатки и – о, боги, какими ужасными были ее бледные и исполосованные тоненькими паутинками-шрамами руки! – бережно взяла слиток двумя ладонями. Небольшая вспышка света наполнила ее руки и сразу же погасла, а когда женщина раскрыла ладони, вместо слитка там был медальон в форме головы быка на цепочке.

Энгстелиг поспешно натянула перчатки и поднялась со своего места. Она одела на шею присевшего Франциска медальон, а затем все так же холодно проговорила:

– Вы впервые предстанете перед Конклавом, приор де ла Тур, поэтому эти люди должны с первого взгляда понять, кто вы. Заставьте Вашего отца Вами гордиться и не заставляйте меня жалеть о своем решении.

Она вышла из гостиной, а Франциск проводил ее долгим взглядом, сжав в руке металлическую голову быка.

А Осо, совсем не ощутившая, что сейчас достаточно неловкий момент, сразу же после ухода Энгстелиг обратилась к Франциску:

– А что символизирует этот бык?

– Блазон – это моя родная страна, – проговорил Франциск. – Она находится далеко на востоке, на отдельном острове. В Блазоне очень сильно чтут традиции, и каждый род – даже самый маленький – щепетильно относится к геральдике, помещая свои герба практически на все свои вещи, чтобы быть узнанными. Гербовое животное де ла Туров – бык, отождествляющийся с силой и мощью.

– А почему Ваш отец… – договорить Осо не смогла потому, что в этот самый момент ее пнул Ноа, пытаясь дать понять, что ей совсем не стоит лезть в чужую душу.

К счастью, девушка поняла намек Ноа и, надув от недовольства губы, все-таки не стала повторно высказывать свое предположение, а Франциск сделал вид, что не слышал и первого.

***

Город Райзендер отличался от тех, что Ноа приходилось видеть раньше. К Великому тракту – самой большой по словам Франциска дороге Виридитерры – приводили десятки мелких дорог, по которым тысячи путешественников попадали сюда. Сам город был окружен широкой и высокой белокаменной крепостной стеной с маленькими окошками-бойницами. За стенами стояли солдаты в блестящих доспехах. Дополнительной защитой служил глубокий ров, наполненный грязной зеленой водой, и путь на другую сторону лежал через старый деревянный мост. Вход в город пролегал через огромные железные ворота, которые сейчас были открыты. На посту около них стояло шесть солдат, внимательно осматривавших проезжавшие мимо карты. Но фрау Энгстелиг пропустили в город без проверки. Удивленная Осо, как и Ноа наблюдавшая за происходящим из окна, спросила Франциска об этом, на что тот ответил, что все дело в гербе рода Энгстелиг, изображенном на карте. Осо едва слышно присвистнула, представив, насколько важной персоной являлась Энгстелиг.

– Как только мы пересечем Райзендер,до Хэксенштадта будет рукой подать, – и раздосадовано добавил: – Эх, было бы время, я бы непременно показал вам Штольц – столицу Вельтерна.

После этих слов он отвернулся от окна и упрямо уставился на карту на стене, периодически вслушиваясь в удивленные вздохи и возгласы Осо по поводу архитектуры города. Ее очень содержательные замечания и не менее содержательные ответы Франциска (вот тут Ноа почувствовал укор зависти, потому что ему Франциск отвечал, что юноша узнает все в Хэксенштадте) помогли Ноа, даже не выглядывая в окно, сложить в голове картинку города.

Парню показалось, что Осо нравится вся эта ситуация с Виридитеррой. Хотя – что греха таить – если бы Ноа попал сюда при других обстоятельствах, он бы тоже, как дурак, радовался каждой мелочи, находя все это удивительным. Осо всего лишь беззаботная девушка, у которой на Земле – Ноа был в этом уверен – осталась любящая семья.

Сам Ноа не представлял даже, что теперь станет с его жизнью. Он последовал за Энгстелиг только потому, что у него на Земле, не осталось ничего. Скорее всего, там им бы занялась полиция и социальная служба, тогда бы его долго бы таскали по допросам, пока – за неимением никаких улик на неизвестного беловолосого мужчину – не окрестили бы дело нераскрываемым. Затем парня отдали бы на попечение в какую-нибудь семейку-добродетелей или школу-интернат.

Франциск сказал, что на Виридитерре корни Ноа, его предки, семья. Так почему не попытаться стать кем-то здесь, в мире, где жили его мать и бабушка с дедушкой? Возможно, Ноа даже сможет узнать, кто был его отцом и, быть может, постарается его найти. Так или иначе на Земле у Ноа не оставалось ничего, а на Виридитерре он видел новую попытку жить и непреодолимое желание найти Ройвана и отомстить.

Из слов Франциска Ноа понял, что Райзендер называли Белым городом не случайно. Дело было не только в том, что окружен он стеной белого камня, и не в том, что буквально каждый кирпичик в городе имел белый цвет. За всю свою историю Райзендер ни разу не подвергся завоеванию, ни разу его улицы не обагрились кровью. А еще – всего каких-то двести лет назад – этот город был единственным в Вельтерне, который сохранял статус вольного. Он не подчинялся ни короне, ни одному из аристократических родов, имевших влияние даже за пределами Вельтерна. А как полноправная – и платящая полную подать короне – часть Райзендер вошел только при Виланде II, когда нападки нежити из Черного леса стали ощущаться жителями тяжелее, ввиду того, что сила магов Вельтерна была необходима для ведения войны с другими государствами. Войт Райзендера пришел на поклон в Штольц – древнюю столицу Вельтерна – и просил, чтобы король смилостивился над городом и послал на помощь его жителям хотя бы дюжину магов. Дальновидный Виланд II радушно готов был помочь Райзендеру, но лишь при некоторых условиях. У Райзендера, уставшего прятаться за крепостными стенами от обитателей Черного леса, не оставалось выбора.

Эту историю – точнее, легенду, ведь это было около двухсот лет назад – знает каждый райзендерец. Многие все еще горюют, вспоминая ее, мечтая о древнем вольном городе Райзендере и перебирая различные варианты «а если бы…» в своих головах.

Больше всего восхищенных вздохов у Осо вызвала статуя Виланда II, стоящая в центре города, и Ноа даже захотел взглянуть на нее, когда их карт проезжал мимо. Статуя короля была просто огромного, колоссального размера и изображала молодого мужчину, держащего в руках карту и книгу. Как объяснил Франциск, Виланд II умер достаточно молодым, но за свою короткую жизнь прославился не как завоеватель, а как собиратель земель, потому что все территории он присоединял дипломатическим – пусть и не всегда честным – путем.

На улицах Райзендера звучали песни и лилась музыка незнакомых Ноа инструментов – город был погружен в праздник Весеннего освобождения, как сказал Франциск. Праздник этот был связан с другой легендарной личностью – сестрой Милитан, которая во время очередной войны с соседним государством Црейфлодером, поднялась на защиту Райзендера, к тому времени осажденного уже несколько недель. Говорят, что на ее зов откликнулись древние боги из Черного леса – огромные белые волки – и пришли на помощь. По легенде, сестра Милитан была послушницей староверского храма давно забытой богини и по существовавшему тогда порядку, она должна была носить на голове венок и длинное белое платье. Такой она и запомнилась в летописях. А сейчас не было ни одного человека – это Ноа понял по возгласам Осо, – у которого на голове не было бы венка. Из-за большого столпотворения на главных улицах и площади Райзендера они задерживались, и от этого Энгстелиг раздражалась еще сильнее.

К окну Ноа вернулся только тогда, когда они – с горем пополам – оставили Райзендер за собой и стали подниматься в гору. Широкая песчаная дорога заворачивала в густой лес, окружавший холм с двух сторон. Он расступался перед их картом, образуя небольшой тоннель из верхушек деревьев.

– Ну вот, – проговорил Франциск, когда лес стал более редким, – мы почти на месте.

К сумеркам лес отступил, и вместо него взору Ноа и Осо открылся огромный пустой холм. Ноа удивленное посмотрел на Франциска, расценивая это как глупую шутку, но маг заговорщицки улыбнулся и посоветовал Ноа и Осо смотреть во все глаза. И стоило Франциску сказать им об этом, как Ноа почувствовал, будто сквозь него прошла какая-то невидимая волна, заставившая все его нутро похолодеть. Юноша обхватил себя за плечи и обеспокоенно посмотрел на остальных, убедившись, что это произошло не только с ним. Но вместе испуга в глазах Осо он нашел восторг и услышал еще один ее восхищенный возглас:

– Смотри, Ноа! Это Хэксенштадт!

И Ноа увидел огромные крепостные стены, выложенные из разных размеров черного, бурого и серого камней. Крепость имела форму треугольника и из каждого ее угла высилась башня. В центре находилась самая большая из них. Издалека можно было подумать, что своим шпилем она протыкает небо.

Внезапно за одной из башен в воздухе показалось что-то большое огромное, но оно сразу же скрылось из виду. Ноа списал это на богатое воображение и сгущающиеся сумерки, потому что это огромное нечто было с большущими крыльями, косматой головой, клювом и длинным хвостом. В конце концов, не мог же это и вправду быть грифон?

На крепостных стенах сидели небольшие каменные горгульи, которые, казалось, следили за двигающимся по дороге картом своими маленькими глазками. Здесь не было людей – по крайней мере, на первый взгляд… Карт фрау Энгстелиг некоторое время стояли у ворот, и было слышно – или просто казалось, – что горгульи переговариваются между собой скрипучими, как старые плохо смазанные двери, голосами.

«Женщина-маг», «мужчина-маг», «девочка и мальчик с неразвитыми дарами», – тихий едва разборчивый шепот звучал в темноте достаточно отчетливо. А затем все эти скрипучие голоски слились в один и стали нашептывать: «Могут войти, могут войти, могут войти…»

И они продолжали звучать до тех пор, пока каменные ворота не сдвинулись с места, пропуская карт. Внутри их у самых ворот ждал низкорослый пожилой человек с небольшим животиком и забавными усами. На поясе у него висела большая связка ключей, а в руке он держал фонарь – что больше всего удивил Ноа, ведь на улице еще было не совсем темно.

– Добр-р-ро пожаловать в Хэксенштадт, – произнес пожилой мужчина и поклонился. – Фр-р-рау Энгстелиг, мы уже заждались Вас, как и господина де ла Тур-р-ра. Ваши комнаты готовы, но вас все еще ожидают в главной башне. – Он понизил голос и добавил: – Они настойчиво рекомендовали поторопиться.

– Прекрасно, – проговорила Энгстелиг.

– А молодых господина и госпожу пр-р-рошу следовать за мной, – сказал пожилой мужчина.

Ноа с Осо посмотрели на Франциска, который им улыбнулся и сделал жест рукой, веля им следовать за пожилым мужчиной. Они шли в тишине, которую нарушало лишь хлюпанье сапог провожающего. Мужчина провел ребят мимо нескольких больших строений и главной башни. Затем они зашли в прямоугольное здание и поднялись на несколько этажей вверх. Как оказалось, провожатый разводил ребят по комнатам. Первая на очереди была спальня Ноа. Напоследок мужчина произнес: «Отдыхайте, молодой господин», а Осо пискнула: «Спокойной ночи». В комнате царила полнейшая темнота, но в узкая полоска света с коридора осветила свободную кровать, на которую Ноа и плюхнулся без сил, как только дверь за ним закрылась.

Глава 4

Усталость навалилась на Ноа, словно камень, скатившийся с горы. Так что, когда смешной мужчина привел его в комнату, парень даже не удосужился осмотреть комнату на предмет наличия в ней еще кого-либо и сразу же уснул. Но утром, как только Ноа открыл глаза, его ждал сюрприз. А именно – парень на соседней кровати, который во все глаза таращился на своего новоявленного соседа.

Его волосы были взъерошены, с лица еще не сошла опухлость, поэтому Ноа решил, что этот парень тоже только, что проснулся. Ноа оставалось лишь гадать о мыслях своего соседа, который еще вчера преспокойно отправился спать в одиночестве. Поэтому Ноа решил, что ему нужно хотя бы поздороваться:

– Ээм, привет, – нерешительно начал парень. – Я Ноа.

Его фраза повисла в воздухе, так как сосед молчал и, все также недоумевая, сверлил парня взглядом. Не выдержав его молчания, Ноа предпринял еще одну попытку – он помахал рукой перед лицом парня и проговорил:

– Эй, ты меня слышишь вообще?

И это помогло:

– Да, привет. Я Кайл, и мы с тобой, видимо, теперь соседи, – парень был примерно того же возраста, что и Ноа, но его голос – слишком высокий для шестнадцатилетнего подростка – звучал очень странно.

Вот только побеседовать у парней не получилось. Кайл практически сразу потерял интерес к своему новому соседу, снова плюхнулся на подушку и отвернулся к стене. Ноа даже почувствовал облегчение – не то что бы общение с Осо его утомило, но парень всегда был не из болтливых, и он терпеть не мог рассказывать что-то о себе.

Ему было о чем подумать. Точнее о ком. Его мама, милая Нея, которой больше нет, не покидала мысли парня. Каждое воспоминание о ней отзывалось жгучей болью в груди, хотелось кричать и плакать – сделать хоть что-то, чтобы не чувствовать себя таким беспомощным. Поэтому парень подорвался с кровати и, даже не взглянув в зеркало, чтобы привести себя в порядок, вылетел из спальни.

Покинув комнату, парень, наконец, смог дать волю чувствам. Он прислонился лбом к противоположной стене, и впервые за все это время заплакал. Он чувствовал, как несколько горячих слезинок сползают вниз по его щекам и, помимо боли от утраты, испытывал презрение к себе. Ноа раз за разом прокручивал в воспоминаниях день смерти Неи, винил себя за то, что тогда позволил страху сковать его тело. И теперь, стоя у стены и проливая горькие слезы, парень поклялся себе, что больше никакой ужас не сможет его парализовать.

Черт знает сколько времени провел Ноа у этой стены, пока не услышал знакомый звонкий голос, эхом разносившийся по каменному коридору:

– Что ты делаешь?

Обернувшись, парень увидел Осо. Ее зеленые глаза были распахнуты то ли от удивления, то ли от испуга. Девушка стояла, уперев руки в бока и, слегка приподняв подбородок, смотрела на парня.

– Не твое дело, иди куда шла, – в другое время Ноа бы часами вспоминал потом такую грубость, но не сейчас. Сейчас для парня вообще не существовало ничего важного, ничего стоящего, о чем он мог бы думать часам, кроме смерти его матери.

– Нет, – девушка слегка топнула ногой, как бы подтверждая серьезность своих намерений, – Я хочу знать, что с тобой происходит.

Такая наглость еще больше взбесила Ноа. Ему просто нужно было злиться и плевать на кого – себя или Осо.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – парень злобно уставился на Осо.

Видимо, у него получилось немного напугать девушку, в следующую секунду она отошла назад, но все-таки осталась рядом с Ноа:

– Говори, или я позову кого-нибудь.

– Ой, да зови кого хочешь, это сейчас меньшая из моих проблем, – ярость, бушевавшая в душе парня, стала утихать. Ноа почувствовал дикую усталость, как будто не спал всю ночь, ощущал, как слабеют его ноги, поэтому уткнулся спиной в стену и медленно начал сползать на пол.

Он выглядел беспомощным, совсем как щенок, которого оставили у дороги. Осо, оглядев парня с ног до головы и решив, что он больше не представляет для нее опасности, села рядом.

Ребята сидели молча почти минуту – Ноа не знал, что сказать, а Осо не знала, что спросить.

– Знаешь, извини меня, – проговорил парень, не отрывая взгляда от своих кроссовок, – я не должен был грубить.

Ноа тяжело дались эти слова, но он понимал, что сейчас поступает правильно, хоть и не уверен был, что говорит искренне. Ведь сейчас он ни в чем не был уверен, чувства его притупились настолько, что он даже не чувствовал себя живым, как будто его душа покинула тело еще тогда, когда Ройван убивал его мать. Это было совсем недавно, а Ноа казалось, что он провел целую вечность без матери.

– Да ничего, я… – девушка запнулась, она знала, что парень потерял мать, но не уверена была, что нужно об этом с ним говорить.

– Что? – этот вопрос прозвучал слишком резко, но Ноа было плевать. Он услышал, как девушка шумно выдохнула, собираясь что-то сказать.

– Я слышала о том, что твоя мама умерла, – Осо, никогда не обладавшая чувством такта, сейчас, как могла, старалась подобрать слова. Но разве в такой ситуации это вообще возможно?

Эти слова полоснули Ноа прямо по сердцу, и чтобы вновь не заплакать, парень слегка закусил губу и сжал руки в кулаки.

– Слушай, я и представить не могу, как тебе сейчас тяжело, – продолжила девушка, после небольшой паузы.

– Тут ты права, – согласился парень.

– Я просто хочу сказать, – Осо могла поклясться, что именно сейчас, так старательно подбирая слова, она начала понимать саперов на задании, ведь у нее тоже сейчас не было права на ошибку, – что ты просто… должен взять себя в руки.

– Проблема в том, что я не могу. Мою мать убили, а человек, который это сделал, гуляет сейчас по улицам и, возможно, уже и не помнит ее имени.

– Возможно, я сейчас скажу очень глупую вещь, но отпусти эти мысли, – Осо настороженно взглянула на парня, ожидая его очередного взрыва. Она уже мысленно успела себя отругать за то, что говорит такие банальные вещи. Но, как это часто бывает, когда приходит время сказать что-то важное, все мысли вылетают из головы. – Я слышала, что твоя мать пожертвовала собой, ради твоей безопасности, а это значит, что теперь ты должен наслаждаться своей жизнью за двоих.

– Я буду наслаждаться, когда найду этого ублюдка, когда отомщу за маму, – Ноа и не заметил, что повысил голос, сейчас им владело одно лишь желание. – Я хочу загнать его как бешеного пса, хочу, чтобы он почувствовал страх, который чувствовала она. Я хочу отомстить!

Осо не знала, что ответить парню, но, к счастью, ей бы и не пришлось этого делать, ведь вскоре они услышали приглушенные шаги, доносившиеся с лестничной клетки. Через несколько секунд в дверном проеме появился мужчина, который вчера проводил их к спальням. Он явно был счастлив, ведь насвистывал незнакомую ребятам весёлую песню. Увидев их, мужчина остановился.

– О, вы здесь, пр-р-рекррасно, – густые усы зашевелились, а губы, сокрытые под ними, расплылись в широкой улыбке. – Я как р-р-раз за вами шел.

Ребята почувствовали себя ужасно глупо, сидя на полу перед этим человеком.

– Ну же, вставайте, я отведу вас в столовую.

Ребята неуклюже поднялись с насиженных мест и хотели последовать за мужчиной, как Ноа понял, что хоть и видит его уже второй раз, но до сих пор не знает имени этого мужчины.

– Простите… а можно узнать, как вас зовут? – как только вопрос сорвался с губ парня, мужчина замер как вкопанный, взгляд его выражал помесь чувств, которую Ноа понять не смог:

– Я, кгхм, Леон. Пойдем, р-р-ребята, сегодняшний день для вас особенный.

***

Чтобы попасть в столовую, нужно было спуститься на два этажа вниз, выйти на коридор по левой стороне, пройти прямо, до третьей двери с правой стороны, войти в нее и следовать, в сторону золотой арки, которая служит входом в обеденный зал. Ноа мог поклясться, что если останется один, то точно не найдет сюда дорогу.

Войдя в обеденный зал, ребята застыли в недоумении. Помещение выглядело вполне обычно – по меркам Средневековья – высокие потолки, несгораемые факелы на стенах, деревянные засаленные столы. В общем, все в духе обычного Средневековья. Но увидев слуг, Осо восхищенно пискнула и уставилась на них с раскрытым ртом.

Она, впечатленная таким зрелищем, никак не могла сформулировать предложение, но это ее не остановило, девушка просто восхищенно выкрикивала обрывки фраз, мелькавших в ее голове:

– Это же… Вау!.. Быть такого не может… Наверное. Я запуталась.

Леон слегка улыбнулся и мягко проговорил:

– Да, Осо, это феи, – он пальцем указал на летавших под самым сводом потолка девушек, размером с ладошку. Феи почти ничем не отличались от обычных людей, если не считать их крошечного размера и полупрозрачных блестящих крыльев.

Осо недолго наблюдала за феями, потому что почти сразу ее внимание привлекли невысокие старички, которые собирали грязную посуду.

– А это..? – глаза девушки округлились от удивления.

– Лепр-р-реконы, – перебил ее Леон, – существует легенда, что они кое-то ищут в Хэксенштадте, поэтому остаются здесь р-р-работать днем, а ночь пр-р-роводят, блуждая по замку, чтобы это найти.

– А что они ищут? – взмолилась девчонка

– Может быть, позже я р-р-расскажу об этом, – мужчина улыбнулся. – А сейчас вам нужно подкр-р-репиться, чтобы с достоинством пр-р-ройти обр-р-ряд инициации, а не свалиться без сил от голода, – сказав это, Леон, даже не став слушать ответ ребят, удалился. А Осо и Ноа так и остались с кучей вопросов, на которые не знали ответов.

В столовой стоял шум и гам, и Ноа вспомнил, что в его школе это было его самое не любимое место. А от одной мысли, что ему теперь придется сидеть лицом к лицу с незнакомыми людьми, бросало в холодный пот. К тому же эти незнакомые люди могли быть, как Карион, но еще и владели магией, а это было вдвойне опаснее.

В противоположность ему Осо была в полном восторге, наблюдая за тем, как кружились вокруг феи и сновали лепреконы, собирая грязную посуду после студентов Хэксенштада.

– Это удивительно захватывающее зрелище, правда, Ноа? – восклицала Осо.

Ноа ничего не отвечал и старался находиться как можно дальше от девушки. Вдруг она еще возомнит себе, что они друзья. Нет, спасибо, Ноа в этом не нуждается. То, что ему на самом деле нужно, никто не способен дать.

Ноа проследил взглядом за стайкой студентов, появившихся в столовой и скрывшихся за стенкой из темного стекла и сразу же появившихся на другом конце с подносами.

Парень двинулся к пункту раздачи и, только ощутив приятный аромат специй, понял, насколько был голоден. Несмотря на его усилия, Осо хвостиком следовала за ним и на ходу восхищалась. Больше всего ее восхищенных вздохов вызвали лепреконы, которые стояли на маленьких табуретах и накладывали студентам приглянувшиеся яства. Ноа и сам был вынужден отметить, что зрелище было презабавное: маленькие человечки с сеточкой на рыжих кучерявых волосах и маленьких белых фартучках. Они выглядели мило, если не обращать внимания на их черные глаза-бусинки, которые внимательно наблюдали за тем, как студенты брали столовые приборы.

То, что они уносили на тарелках, аппетитно не выглядело и было похоже на что-то среднее между жидкой кашей и желе. Она была трех цветов: болотная, темно-синяя и мутно-красная. Ноа совсем не знал, чем они различаются и высокий светловолосый парень, стоящий перед ним, заметил замешательство новичка.

– Красный для тех, кто любит острое, зеленый для нормальных людей, а синее для сладкоежек, – объяснил парень Ноа.

– Спасибо! – поблагодарила его вместо Ноа Осо.

Ноа с неким сомнением поставил на поднос протянутую лепреконом тарелку с зеленой жижей и маленькое блюдце с голубой и тихо проговорил: «Спасибо», получив от лепрекона точно такой же растерянный взгляд, как и от Леона, словно слова благодарности совсем не то, что ему приходится слышать постоянно. Взяв еще небольшой серебряный кубок с чем-то напоминающим по внешнему виду то, чем угощал его Франциск на пути в Хэксенштад.

Перед самым выходом в зал около Ноа оказалась маленькая фея в голубом платьице и проговорила:

– Приятно аппетита, молодой человек. Не забудьте, что столовые приборы должны оставаться в столовой.

Ноа кивнул, заметив, как хищно заблестели глаза феи, когда она произносила последнюю фразу, и еще раз окинул взглядом зал в поисках свободного места. В столовой не было, куда яблоку упасть. Практически все места были заняты. Но в самом углу Ноа заметил пустой столик и попытался пробраться к нему до того, как его настигнет Осо.

Он с грохотом поставил поднос на стол, отчего обратил на себя осуждающие взгляды порхающих рядом фей, которые вытирали столы после студентов и сетовали на то, что они едят как маленькие хрюшки, и уселся. Ноа досталось удачное место – отсюда хорошо просматривался каждый уголок столовой. На противоположной пункту выдачи стене была нарисована огромная картина, изображающая всяких магических тварей в реальном размере. Полностью были изображены всего несколько животных, а другие – наиболее крупные – насколько позволяли это сделать размеры стены. Огромную стеклянную люстру чистила маленькая феечка с крошечной тряпочкой в ручках.

– Эй, осел, ты сел на мое место, – прозвучал рядом недовольный высокий голос.

Ноа, ковырявшийся вилкой в мутной жиже, обернулся и встретился глазами с высокой рыжей девушкой. Она забавно морщила длинный носик с россыпью ярких веснушек на нем, щеках и лбу. Рядом с ней стоял крупный парень, он внимательно и с долей презрения изучал своими зелеными глазами Ноа. Его стриженые практически под ноль черные волосы забавно торчали, и это делало его голову еще больше похожей на квадрат. Он был настолько высоким и широкоплечим, что за ним Ноа не сразу видел двух девчонок.

– Сядь на другое, –произнес Ноа, опустив глаза в тарелку. Сердце бешено застучало. Парень понял, что сейчас начнется перепалка, но уступать не хотел. Ведь если он просто уступит место этой рыжей, то даст всем понять, что он беспомощный и над ним можно издеваться так, как этоделал Карион.

Девчонка оперлась на стол, грозно нависая над Ноа. Парень бросил на нее еще один взгляд, затем посмотрел на большого парня, но тот даже не пошевелился, а рыжая снова повторила:

– Я вижу, что ты тут новенький, поэтому быстренько объясню тебе порядок вещей. Пересядь, придурок, если не хочешь, чтобы твоя жизнь в этой дыре превратилась в ад.

Верзила рядом с ней с важным видом стал разминать кисти рук, словно собирался голову Ноа оторвать, при этом его лицо было таким же каменным, как и раньше. Это выглядело угрожающе, и вся решимость парня испарилась. Ноа понял, что с такой компанией все же не стоит ссориться. Поэтому он решил уступить, и, взяв поднос, сказал:

– Ладно, не горячись, девочка.

Обращение явно не пришлось ей по душе – Ноа заметил это по тому, как девчонка насупилась, но ничего ему не возразила.

Уступив единственный пустой стол, Ноа оказался в рое незнакомых студентов. Он совершенно не знал, куда ему пристроиться, ведь для него стало уже понятно, что компании тут сложились. Даже в лицее на Земле было намного проще с этим: он просто садился на самый дальний стол и надеялся, что сегодня его никто не заметит.

– Эй, Ноа, иди сюда!

Парень обернулся в поисках того, кто его позвал. Этот голос не принадлежал ни Осо, ни Кайлу – единственных знакомых здесь студентов. Ноа окинул взглядом обеденный зал и заметил за одним из столиков парня, который махал ему рукой. Его чёрные, как вороново крыло, волосы были длиной до плеч, как и у девушки, сидящей возле него. То, что это девушка, Ноа понял только по форменной юбке. Рядом с ней – спиной к Ноа – сидел светловолосый юноша – тот, который объяснил Ноа разницу между жижей, – а возле него девушка в очках с темно-русыми волосами. Завершал странную компанию паренек с косой темных густых волос и угольно-черными раскосыми глазами.

И самое главное за одним столом с ними сидела Осо.

Ноа опустился на стул рядом с пареньком черной косой и с некоторой неловкостью осмотрел ребят ещё раз.

– Аликвид всегда пугает в первый раз, – улыбнулся черноволосый парень, который позвал его. – Я, кстати, Рикки Ризада. А это моя сестра Никки.

Рикки и Никки были не просто похожи, они были близнецами. Но кроме одинаковых черт лица у них был одинаковый имидж, делающий их почти неразличимыми. Челка, падающая на лоб, немного закрывала карие глаза. У уголков пухлых губ появлялись маленькие ямочки, когда Рикки улыбался.

– Я Ноа… – и Ноа даже запнулся, не зная, какой фамилией представляться. – А что такое аликвид?

– Субстанция, которая на твоей тарелке, – вяло протянул нескладный парень рядом с девушкой в очках. – Она примет тот вкус, который ты представишь. Лепреконы создали его специально для Хэксенштадта, чтобы они не сильно заморачивались с готовкой, а студенты получали хорошее питание.

– Это Махаон Наби, – представил светловолосого юношу Рикки, затем кивнул в сторону парня с темной косой – А молчун Вей Шенг. Но мы зовем его просто Шенгом.

– Рад знакомству, – произнес Ноа без особого энтузиазма. – А из чего он на самом деле состоит?

– Никто не знает, – загадочно вставил Рикки. – А лепреконы Хэксенштадта говорить не хотят. Поверь, мы пытались узнать.

– Они сразу становятся такими злющими, когда пытаешься у них что-то выпытать, – задумчиво протянула Никки.

– Это все из-за твоего неприятного лица. Им становится дурно, когда они тебя видят, – со смехом сказал Рикки.

– Дурак, у нас с тобой одинаковое лицо, – закатила глаза Никки.

Ноа недоверчиво покосился на зеленую кашицу на своей тарелке и, глубоко вдохнув, представил вкус стейка, которым Нея его нечасто баловала. Что и делало его такой желанной пищей для парня. Быстрым и резким движением он отправил ложку в рот и не почувствовал во рту ничего жидкого. Ноа мог бы поклясться, что жевал настоящий стейк! Губы его тронула незаметная улыбка, глаза загорелись – чудеса! – и это не укрылось от сидящих с ним за столом ребят.

Махаон даже не поднял серых глаз на Ноа, пока тот продолжал изучать компанию. Взгляд Рикки и его ухмылка говорила: «Да-да-да, ты почувствовал это, братец», а Никки просто слабо улыбнулась Ноа. Осо в это время за обе щеки уплетала аликвид – и одной ей было известно, что она себе напредставляла, – а девушка в очках смотрела на Ноа пристальнее всех.

– Я Вайолет Роуз, – тихо прощебетала девушка. – Я, как и вы с Осо, новичок.

– Тоже еще крещение огнем не прошла, – сказал Рикки и это прозвучало как шутка.

Ноа из вежливости выдавил из себя смешок, а Осо спросила:

– Что это значит?

– Ваш тип магии еще не определен, вы не получили свои артефакты, – сказал Махаон с видом умника, который объясняет вполне понятные вещи. – Не были в Абсолюте, не проходили испытание духа.

– А что происходит на этом испытании?

– Абсолют решает, достаточно ли силен твой дар, – объясняет Махаон. – И если нет, то…

– Он поглотит твой дар и не быть тебе волшебником, – завершает Рики шуточно-устрашающим голосом. – Он же тоже не может брать из ниоткуда вечную энергию.

– Как-то все плохо, – грустно прошептала Осо.

– Зато остаются лучшие, – подала голос Никки.

– Чья бы корова мычала, Никки, – засмеялся Рикки. – Что ты тогда здесь забыла?

– Заткнись, остолоп, – огрызнулась Никки.

Ноа хотел что-то еще спросить, но тут в столовой появился Франциск в паре с хрупкой девушкой, на вид ей можно было дать лет двадцать пять. Её длинные светлые волосы струились по спине, и рядом с высоким Франциском она выглядела еще меньше, чем было на самом деле. Они кого-то высматривали, а потом поочередно подошли к нескольким столикам и подняли некоторых ребят.

– Кажется, это за вами, ребята, – присвистнул Махаон. – В этот раз они долго не ждали.

– Ах, фрау Гензель, – нараспев произнес Рикки, – свет моих очей. Если вы пройдете испытание духа, то она будет преподавать у вас вместе с приором Шварцманном магические боевые искусства на суше.

– Удачи, – мрачно пробормотала Никки новичкам.

– Она нам понадобится, – неуверенно пробормотала Осо, явно не обрадованная тем, что может с легкостью потерять возможность остаться в Хэксенштаде, приезда в который она так ждала всю дорогу.

– А кто это с фрау Гензель? – с интересом произносит Никки.

– Что, сестрица, запала?

– Заткнись, придурок, – рыкнула Никки. – Новый человек в Хэксенштаде не к добру. Они появляются только тогда, когда решают сменить преподавательский состав.

– Это Франциск. Он с Энгстелиг приехал, – объяснила Осо.

– Энгстелиг? Фрау Энгстелиг? – переспросил Шенг, до того молчавший и явно оживившийся, когда упомянули ее имя.

– Ну да, – неуверенно пробормотала Осо. – А что-то не так?

– Фрау Энгстелиг последний королевский палач Вельтерна. Обычно она находит и казнит тех, на кого укажет перст императора, но после того, как дослужилась до титула фрау стала больше заниматься делами Хэксенштадта, – произнес Махаон.

Махаон хотел сказать что-то еще, но почти сразу же к столику подошли фрау Гензель и Франциск, и он тактично замолчал, одним взглядом давая понять, что при хорошем раскладе расскажет Осо и Ноа об этом позже.

Франциск улыбался так же широко, как и всегда, но легче после рассказанного о том, что испытание Абсолюта можно не пройти, не становилось. Ноа просто нельзя терять ту магию, что он имеет. Ему жизненно необходимо научиться контролировать эту силу и найти этого Ройвана, чтобы отомстить за мать.

– Рад, что новички пытаются держаться вместе, – произнес Франциск. – Так есть хотя бы минимальные шансы, что никто из вас не потеряется в этих бесконечных лестницах и переходах. Когда я здесь учился, одного паренька так и не нашли.

Это было, скорее, шуткой, но Ноа действительно испугала мысль о том, что здесь можно потеряться и не найтись. Зачем вообще нужно было проектировать настолько сложное здание? Фрау Гензель и Франциск вывели Ноа, Осо и Вайолет вместе с другими ребятами на коридор, где их уже ждала Энгстелиг и какой-то низкий и полный мужчина. У него было удивительно круглое лицо с редкой коротенькой серебряной бородой, которую он перебирал своими толстыми пальцами с несколькими огромными перстнями. У него была презабавная темно-фиолетовая мантия с оборочками, небрежно лежащая на плечах и немного скошенная в сторону. Они о чем-то тихо переговаривались, но почти сразу же смолкли, стоило ребятам появиться перед ними.

– Директор одобрил мой запрос, – произнесла Энгстелиг громко. – Сегодня вы встретитесь с Абсолютом и, возможно, станете полноправными студентами Хэксенштада. Кто-то из вас, вероятно, уже слышал от других студентов, что испытание Абсолюта смогут пройти не все. Не думайте об этом раньше времени. Просто старайтесь выложиться на полную.

– Для прохождения вам ничего не требуется, кроме моральной готовности к этому, – сказал мужчина.

– Благодарю, приор Бомер, – отчеканила Энгстелиг, словно это и не была благодарность. – Абсолют находится в самом надежном месте, под замком, поэтому нам предстоит спуститься глубоко в подземелья. Преподаватели Хэксенштада проводят вас туда.

– Я отведу ребят. Встретимся там, фрау Энгстелиг, – сказал приор Бомер, кивая женщине.

Энгстелиг проводила его взглядом, когда он уводил ребят, и незаметно для остальных выловила в толпе Ноа. Юноша окинул ее безразличным взглядом, но женщина сделала вид, что не заметила этого. Она увела его в сторону и тихо проговорила:

– Тебе во что бы то ни стало нужно вернуться оттуда магом.

– Без ваших наставлений знаю, – проворчал Ноа. – Сила мне необходима.

– Я не об этом, Ноа, – грозно сказала Энгстелиг. – Твоя сила идет от двух сильных волшебников. Абсолют испытывает не силу твоего дара, а готовность его использовать.

Она говорила это таким тоном, будто сама ее жизнь зависела от того, вернется Ноа волшебником или нет, но он не придал этому особого внимания. Ноа молчал, а Энгстелиг продолжала:

– Абсолюту не нужно показывать физическую мощь. Он действует на разум. Запомни: все, что вызывает в тебе эмоции, не настоящее. Абсолют будет играть с твоими чувствами, пытаться запутать тебя. Но он может показать тебе и правду – будущее, или прошлое, которые могут принадлежать даже не тебе, – просто нужно быть внимательным и все запоминать.

– Почему вы мне это говорите? Почему делаете все, будто кажется, что вам не все равно, но всем своим видом показывается, что это не так?

– Тебя это не должно касаться, – отрезала Энгстелиг.

– Но…

– Найди артефакт, выберись из Абсолюта и стань студентом Хэксенштада. Больше от тебя ничего не требуется. Пока что.

– Не обращайтесь со мной будто я ребенок.

– Ты и есть ребенок, – прорычала Энгстелиг. – И так уж получилось, что теперь ты моя ответственность.

Ноа обиженно поджал губы. Эта женщина не ставила его ни во что. Он ей покажет, что сможет стать великим волшебником, найти этого треклятого Ройвана и отомстить за мать.

***

В тёмном подземелье, куда Ноа увела Энгстелиг, пахло сыростью и плесенью. У парня кружилась голова от всех этих бесконечных лестниц, пролетов, переходов, коридоров, и в середине пути он оставил наивные попытки запомнить дорогу. Весь путь до дверей, ведущих к Абсолюту, освещали несгораемые факелы на стенах. Они шли долго – в суровом молчании, – и когда, наконец, добрались до тяжелой металлической двери, Ноа почувствовал, что от нее исходит какая-то странная энергия. Ноа ощущал неясную дрожь, стоя перед дверью и не знал, чего ждать там. У дверей их уже ждал приор Бомер, взволнованный, воодушевленный и обеспокоенный одновременно.

– А когда здесь будут остальные? – спросил Ноа, оборачиваясь к женщине.

– Они все уже внутри, мой мальчик, – сказал приор Бомер, не дав вставить Энгстелиг и слова, чем точно ее разозлил. Это было видно по ее лицу, скривившемся в недовольной гримасе. – Пространство вокруг Абсолюта растягивается по его желанию, и те, кто там находится, никогда не встречаются друг с другом.

– По его желанию? Абсолют живой?

– И да, и нет, – произнес приор Бомер. – Абсолют – это чистая энергия, копирующая мысли, чувства и разум волшебников, но не обладающая ими по-настоящему.

Приор Бомер явно хотел сказать что-то еще, но Энгстелиг, спешащая отправить Ноа в Абсолют и узнать результат испытания, его перебила:

– Тебе пора, Ноа.

Она не умела изящно заканчивать разговоры. Более того, совершенно не умела общаться с людьми и явно не пыталась как-то исправить это.

Приор Бомер распахнул железную дверь, и Ноа длинную лестницу, ведущую вниз. Дорогу ему продолжали освещать факелы. Ноа продвигался осторожно, держась за влажные стены и медленно ступая на тронутые временем крошащиеся ступени. Попутно думая, ремонт этому месту не помешал бы. И чем ниже Ноа спускался, тем сильнее ощущал дрожь, исходящую от стен.

«Это и есть Абсолют», – почему-то подумал Ноа, полный уверенности.

На последней ступени Ноа почувствовал холод, пробирающий до костей, словно именно здесь начиналась реальная граница Абсолюта. Практически в этот же самый момент маленький шарик растворился, но в освещении Ноа более не нуждался. Помещение, в которое он попал, было наполнено странным светом, делающим подземелье не темным, а приглушенным. Белый туман, который окутывал каменные колонны, словно выросшие из земли, и скрывал воду, наполнявшую все вокруг. Ноа ощутил это, как только сошел со ступени, вымочил насквозь все кроссовки – уровень воды достигал его щиколоток.

Ноа настороженно озирался вокруг, двигаясь вперед сквозь туман небольшими шагами. И как в этой ситуации Абсолют попытается его обмануть?

Но тут Ноа почувствовал, что его ногу что-то схватило, и, опустив взгляд, он увидел, как вода поднималась по его щиколотке, принимая форму ладони.

– Что за черто…

Договорить Ноа так и не успел, потому что эта водяная рука утащила его под воду, как будто там резко стало глубоко.

Глава 5

Ноа разбудил аромат свежеиспеченных оладий, и, сонно разлепив глаза, он понял, что находится у себя в комнате. В той, которую оставил на Земле, в Греции. Голова кружилась, и перед глазами все плыло, как будто до этого он потерял сознание и только пришел в себя, а кости во всем теле ломило как после тяжелой тренировки. Но уже через минуту боль бесследно ушла.

Ноа беспокойно озирался. Где Хэксенштад? Где Энгстелиг, Осо, Франциск и остальные? Неужели все это было просто сном? Какой-то частью души парень надеялся на это и был рад, что проснулся, но другая его часть – самая маленькая – немного жалела того, что это всего лишь оказалось плодом его фантазии.

Ноа сел на постели, озираясь по сторонам и выискивая, где же здесь подвох. Он попытался вспомнить, что он видел последним там, но в голове стояли только образ молчаливой Энгстелиг. Ноа нервно передернуло. Все-таки будет хорошо, если он никогда не встречался с этой женщиной. Он вышел из комнаты, скрипнув дверью, и спустился по лестнице на кухню. Сердце пустилось в бешеный пляс, когда Ноа заметил, что на кухне именно его мать – живая – печет оладьи. Она обернулась и улыбнулась ему так тепло и нежно, что у Ноа внутри все похолодело.

– Мам…– пролепетал Ноа и на негнущихся ногах сделал ей шаг навстречу.

– Что такое, милый? – спросила Нея звонко и чуть-чуть склонила голову так, что несколько светлых прядей упало ей на лицо.

Она откинула их привычным жестом за спину, и Ноа бросился к ней, крепко обняв. Нея была живая, дышащая и пахнущая чем-то приятным, а Ноа, почти свыкнувшийся с мыслью, что она покинула его, затаил дыхание. Он чувствовал небывалое спокойствие, греющее душу, ощущая родное, близкое сердцу тепло.

– Милый, что-то не так? Снова кошмары? – обеспокоенно спросила Нея, ласково поглаживая сына по голове.

«Я думал, что ты умерла», – вертелось на языке у Ноа, но сейчас он понимал, насколько абсурдно это звучало. Она была рядом, а все остальное – просто очередной кошмар.

– Нет, мам, все в порядке, – тихо произнес Ноа, смотря в родные глаза.

– Налетай, – нараспев произнесла Нея, поставив перед Ноа тарелку с оладьями и вернувшись к плите.

– Спасибо, мам, – улыбнулся Ноа.

– Не за что, родной, – ответила Нея, оборачиваясь и ероша сыну волосы. – Ешь не спеша, но постарайся не опоздать в лицей.

«Все, что вызывает в тебе эмоции, не настоящее», – вдруг, возникая из пустоты, произнес в его голове голос Энгстелиг.

Ноа оборачивается к матери, и сердце его сжимается от боли. Как понять, что настоящее, а что нет? Был ли сном Хэксенштад или сейчас он спит?

– Я люблю тебя, мам, – сказал Ноа, окончательно запутавшись. – Я не голоден, наверное, пойду уже.

– Нет, молодой человек, вы позавтракаете, – сурово произнесла Нея, нахмурившись. Она так делала совсем нечасто, но Ноа, как и сейчас, легко сдавался. Парню пришлось немного поковыряться в тарелке, хотя аппетита действительно не было.

Воспользовавшись тем, что Нея снова вернулась к готовке, он незаметно выскользнул из-за стола и прошел в гостиную. Ноа хотел разобраться во всем. Каким-то странным образом сон о Хексенштаде повлиял на него, затянул и никак не отпускал. Так забавно: он помнит, что так хотел, чтобы Энгстелиг со всеми остальными были плодом его фантазии, а теперь никак не мог отделаться от чувства, что хочет вернуть их.

В гостиной он искал хоть какую-то подсказку, которая могла дать причину засомневаться в реальности происходящего. Но комната было совершенно обычная, такая же, как и всегда. Все тот же старый потертый бежевый диван со следами от кружек на подлокотнике, за которые Нея его неоднократно ругала, все тот же ковер, который Нея притащила с распродажи, тот же стол и книжный шкаф, все те же фотографии на нем… Ноа внимательнее присмотрелся и увидел в одной из старых фоторамок неизвестную ему фотографию, где Нея – совсем юная – стояла рядом с какими-то молодыми людьми. Один темноволосый мужчина, обнимал ее за талию, а невысокая черноволосая девушка с светловолосым молодым мужчиной просто стояли по обе стороны от них. Лица людей Ноа рассмотреть не мог, потому что фотография сильно выцвела, как будто долго стояла под солнцем. Узнавалась там лишь только Нея. Взглянув на изображение, у Ноа появилось странное чувство, будто он где уже встречал этих людей.

Ноа поднял фоторамку и осторожно вытянул из нее фото, прекрасно помня о привычке матери подписывать их сзади. Надпись почти ничего не сказала ему – «Нея, Киллиан, Аркон, Энгстелиг», – хотя обычно она с точностью до мелочей записывала, где и когда было снято фото.

Энгстелиг! Значит, ему не приснилось! Ноа чувствовал, что где-то уже слышал другое имя с фотографии, но не мог понять где. Возможно, Нея когда-то упоминала о нем при сыне. «Киллиан, Киллиан, Киллиан» – Ноа прокручивал в голове это имя и пытался рассмотреть его лицо на фотографии. Но без толку. Через несколько минут парень сдался, но тем не менее аккуратно сложил фото и сунул в карман, а затем, быстро прихватив из комнаты рюкзак и не удосужившись проверить, что там лежит, вылетел из дома, уже в дверях взглянув на суетящуюся у плиты Нею.

– Я люблю тебя, мам, – произнес он напоследок.

Ноа встретило прохладное осеннее утро, и он немного поежился. Улица была, на удивление, пустая, но Ноа как раз и любил такое время, когда никого не было. Единственным, кого он встретил на своем пути, была трехцветная небольшая собачонка с недовольным выражением морды. Она уставилась на парня, и Ноа, с удивлением отметил, какой осмысленный – как будто человеческий – взгляд у нее. В остальном, собака выглядела вроде как милой – пузатая, с темно-коричневой и рыжей шерстью на боках и белоснежными коротенькими лапками.

– Ладно, ты себя накручиваешь, – проговорил Ноа, тяжело вздыхая. – Это могут быть просто совпадения.

Но в этот же момент, словно в опровержение его слов, парня очень громко – чуть ли не на всю улицу – позвали по имени. Сначала он подумал, что, скорее всего, ослышался, но голос снова прозвучал, на этот раз громче:

– Ноа! Ноа! Помоги!

И теперь сомнений не осталось. Он либо сходил с ума, либо это действительно был голос Осо. Ноа судорожно начал озираться по сторонам, не решаясь позвать девушку, но, как и раньше, единственной, кто была с ним на улице та же пузатая собачонка, которая с усердием чесала за ухом. Ноа тупо уставился на нее, и собачонка, поймав его взгляд, перестала это делать и в ответ уставилась на него, а затем поднялась и поковыляла прочь на своих коротеньких лапках.

– Это бред какой-то, – пробормотал Ноа, бросаясь вслед за собакой по маленьким улицам.

Собачонка то и дело озиралась, да еще и таким важным видом, мол, наконец-то этот дурачок пошел за ней. Ноа и в самом деле считал себя сейчас дураком, ищущим какие-то знаки и бродящим по улицам за бездомной собакой, которая взялась ни пойми откуда. Где был его здравый смысл? Да, и в самом деле, нужно прекратить это. Не о том ли он думал, когда «был на Виридитерре», что хочет вернуться на Землю, где была жива мама? Так почему он так отчаянно теперь хочет вырваться отсюда, понять, что же из всего произошедшего с ним было настоящим сном?

– Да, нужно прекратить это, – снова сам себе сказал Ноа и встал, как вкопанный, посреди незнакомой ему улицы. Наверное, это был самый глупый вариант идти за собакой.

Он осмотрел невысокие, сросшиеся в один, маленькие черные домики с плотно зашторенными окнами, разбитые каменные дорожки из черной плитки, разноцветные почтовые ящики, и понял, что даже приблизительно не знает, где оказался. Более того, он был совершенно уверен, что поблизости с его домом не было такой улицы.

Небо над ним стало свинцово-серым, в воздухе опасно повеяло грозой. Сильный поток ветра поднял ввысь пожелтевшую осеннюю листву и пронес мимо Ноа, захлестнув его.

– Ну и что ты остановился? – послышался откуда-то снизу могучий бас.

Ноа непонятливо уставился на собаку, снова безмятежно чесавшую себе за ухом. Он огляделся по сторонам еще раз и никак не мог взять в толк, кто с ним говорил. Но впереди и сзади была бесконечная узкая улица из черных домиков, а Ноа по-прежнему был единственным человеком здесь.

– Эй, вообще-то в разговоре принято смотреть на собеседника, а, чтобы завязалась беседа, следует отвечать, – снова послышался бас. – Я тут, внизу.

Ноа снова посмотрел на собачонку и обомлел. Теперь Пес – иначе Ноа теперь не мог сказать – стоял на задних лапах, упершись в бока, и грозно смотрел на него, явно раздраженный невежеством юноши. Но самым странным было не это. Сейчас на Псе красовались темно-зеленые короткие брюки на подтяжках, черный сюртук, забавный галстук в кость и даже высокий цилиндр, а дополняла картину небольшая трость.

– Я… Я… – промямлил Ноа.

– «Я-я», – проворчал Пес. – Говори четче.

– А где ботинки? – только и смог вымолвить Ноа, потому что именно их и не хватало для полного образа.

– Ты когда-нибудь видел, чтобы собаки носили обувь, дурачье?

«Да я и не видел, чтобы собаки носили цилиндры и сюртуки», – подумалось Ноа, но он опомнился, не дав этой мысли соскользнуть с его губ, ведь припомнил всех этих милых карманных собачек, которые любящие хозяйки одевали во всякие глупые наряды.

– Беседу следует начинать со знакомства, – продолжил Пес. – Меня величают приор Тоби Гейтс, я являюсь…

– Кто называет собаку Тоби? – вырвалось у Ноа.

– Меня так матушка нарекла, щенок! – огрызнулся Тоби и неприятно оскалился, показав Ноа ряд мелких зубов с острыми клыками зубов.

– Прости, – искренне произнес юноша.

– Те.

– Что-что?

– «Простите», к старшим принято обращаться на «Вы», – нравоучительно сказал Тоби.

– Простите, – поправился Ноа.

– Так-то лучше.

Он замолчал, удовлетворенно поглядывая на Ноа, на языке у которого вертелся вполне понятный вопрос.

– Простите, – заговорил Ноа, – а кто вы, собственно, такой?

– Кто я такой?! – возмущенно произнес Тоби. – Кто я такой?! Я же представился!

– Да, но я хотел сказать… – Ноа совсем не знал, как высказать мысль о том, что у собак не принято разговаривать человеческим языком.

– Я, можно сказать, твой проводник, твой спутник и лучик надежды, который поможет тебе пройти Испытание Абсолюта, – великодушно ответил Тоби.

«Так мне все-таки не приснилось», – подумалось Ноа, и он сразу же дернулся назад, вспомнив, что оставил там маму, но и впереди, и сзади по-прежнему была длинная улица из черных домиков.

– Ты справился с первым испытанием, – продолжал Тоби. – Ты проявил недоверие к одной из самых сильнейших эмоций – к любви. Не поддавшись обману Абсолюта, ты…

– Первое испытание? Будут еще?

– Не могли бы вы не перебивать меня, молодой человек? – раздраженно рыкнул Тоби. – Так на чем я остановился? Ах да, Абсолют использует еще страх и веру. – Он таинственно и многозначно посмотрел на Ноа и продолжил: – Так чего ты боишься, Ноа?

Ноа даже не успел подумать, откуда Тоби знает его имя, как тот его опередил:

– Ты ведь думаешь, откуда я знаю твое имя, да?

И пока под величественный хохот пса, Ноа лихорадочно соображал, чего же он боится – пауки, змеи, учитель географии Ксенон Адаму, – улица начала расширяться, а точнее – дома стали отдаляться от них. За спиной пса появился густой черный дым. Из него медленно отделялась фигура – начали показываться тонкие руки в перчатках, словно кто-то пытался выбраться оттуда. Но от созерцания этого процесса юношу отвлек Тоби, уставившийся прямо за спину Ноа:

– Ох, а вот и началось. Твое второе испытание, мой щеночек. Сейчас-то и узнаем, чего ты боишься.

Ноа сразу же обернулся назад и увидел точно такой же дым, но тот был гораздо крупнее того, что появлялся перед ним. Из этого столпа дыма появлялись не руки, в тьме проглядывались белые волосы и черная мантия с золотой лентой по краям, которую Ноа видел лишь однажды. Юноша в ужасе застыл, не находя в себе сил даже, чтобы сдвинуться с места, потому что сразу понял – хотя и отказывался верить, – что за человек скрывается в дыме.

Это он, убийца его матери.

Но почему он отражает его страх? Ноа ведь не боится его, а хочет отомстить ему! Абсолют играл на его чувствах, пользовался подсознательными страхами, сталкивал с ними лицом к лицу, чтобы Ноа понял: этот треклятый Ройван пугает его до чертиков своей безжалостностью, бессердечностью. Юноша едва сдерживал слезы, прошептав яростно-слезливое: «Ненавижу… ненавижу тебя…», но вместе с тем в душе его поселился ужас – одно дело ненавидеть его на расстоянии и совсем другое встретиться с ним. Он ведь еще совсем не готов!

– Кошки тебя подери! Да это же фрау Энгстелиг! – послышался бас Тоби. – Знаешь, щеночек, ты не первый, у кого я встречал ее здесь, но только у тебя она выглядит таким образом. Ты и вправду ее такой видишь?

Ноа снова обернулся и то, что предстало его глазам, сложно было назвать именно той Энгстелиг, которую он знал. Ее короткие черные волосы были спутаны, шрамов, которых у нее и без того было множество, гораздо прибавилось и они были глубже, больше. Единственный глаз был черным, и в нем читалась ярость. Сама она сгорблена, словно дикое животное, готовившееся к нападению. Одежда местами истрепана, изорвана и со свежими пятнами крови на ней. И в руках у этой Энгстелиг был ее кинжал – кривой, словно бы искаженный, какой-то неправильный.

– Ох и сочувствую я тебе, – снова сказал Тоби. – Это редкость встретить сразу два страха. Советую определиться, чего больше боишься, и преодолеть тот страх, который поменьше.

Легко сказать: преодолеть страх!

– Но я даже не знаю, почему здесь появилась Энгстелиг! – вскричал Ноа в тот момент, когда Ройван, наконец, отделившись от дыма, двинулся прямо на него.

Ноа не знал, в какую сторону бежать. Спереди Ройван, сзади грозная Энгстелиг, а по сторонам – бесчисленное множество чужих черных домов, ставших картонной декорацией словно из какого-то дешевого спектакля. Он бросил быстрый взгляд на Тоби, но тот лишь развел лапами, мол, справляйся со своими страхами, дружок, тут я тебе не помощник, я просто проводник.

Ройван был уже совсем близко, а Ноа все еще лихорадочно соображал, что же ему делать. Почему, почему же здесь появилась Энгстелиг? Из-за чего он ее боится? Как справиться с Ройваном, который с холодным отрешенным лицом несся прямо на него?

Мысль пришла внезапно – быстрая, отчетливая, как будто навеянная кем-то, – когда в руках Ройвана материализовался меч – длинный изящный клинок. А что, если он – Ноа – подключит свою фантазию, подумает об оружии, это сработает? Парень стал представлять множество видов клинков и подобного оружия, которые когда-либо на картинках, в музеях, в фильмах, но совершенно ничего не происходило.

– Черт, черт, черт, – бормотал Ноа, отступая назад.

Единственное, что утешало, так это то, что Энгстелиг все еще не двигалась. Она стояла, замерев, в той же позе, из которой и появилась – застывшая, скованная невидимыми путами, словно заледеневшая. Рядом с Ноа просвистел меч – Ройван нанес первый удар, и только чудо помогло парню уклониться от него. Движения Ройвана были беспорядочны и хаотичны, но у Ноа было такое чувство, будто он знает, куда он ударит в следующий момент.

Он уклонялся и уклонялся, избегая острого лезвия, непроницаемого взгляда Ройвана, будто застывшая маска. В мольбе Ноа взглянул на Энгстелиг. Ах, было бы прекрасно, если бы здесь была реальная Энгстелиг и помогла ему, совсем как тогда, когда вытащила его из дома, где был Ройван. И тут Ноа почувствовал неприятный укор совести – он был рад бежать из дома, в котором появился этот человек. Как бы он не упрекал ее в том, что она бросила его мать

И Ноа вдруг понял, чего он боится. Он боялся не саму Энгстелиг – не ее пугающего вида, не ее холодности, не ее бесчувственности. Его пугало то, что и она его оставит. И он закричал:

– Энгстелиг! Помогите!

Ноа бросился к ней – и будь, что будет, если он оказался неправ в своей догадке, потому что другого выхода у него не было. Он вцепился в ее руку, ища спасения, смотря в горящий недобрым светом глаз, а Энгстелиг все продолжала стоять, не шелохнувшись. Нет, так не бывает, чтобы зло побеждало добро. Во всех фильмах, что Ноа смотрел, во всех книгах, что он прочел, добро всегда одерживало победу. Не может быть так, чтобы история Ноа так закончилась. Герою всегда кто-то помогает – какая-то чистая сила, само воплощение добра, – и если зло в этой истории Ройван, то Энгстелиг, несомненно, добро.

– Энгстелиг! – снова взмолился Ноа, когда Ройван стоял уже лицом к лицу с ним.

Ройван занес меч высоко над головой, и Ноа зажмурился, готовый принять удар. Но вместо этого раздался звон – удар металла о металл. Ноа распахнул глаза, почувствовав чью-то теплую руку у себя на плече, и понял, что Энгстелиг закрыла его собой, отразив меч Ройвана своим клинком, удлинившимся, принявшим форму меча.

Но то была совсем другая Энгстелиг, неведомая Ноа. Эта Энгстелиг была красива и юна, на бледном лице не было еще ни одного шрама – даже самого маленького – и у нее были оба глаза. Она была чуть ниже ростом с длинными темными кудрями и в другой одежде.

– «Ты делаешь ей больно! Прекрати пытаться добиться того, что тебе не нужно», – прокричала Энгстелиг, и Ноа почему-то показалось, что это было адресовано не ему и не Ройвану.

Она оттолкнула Ноа от себя и пошла в наступление. Энгстелиг закрутилась, завертелась, так ловко обращаясь с мечом, что Ноа и впрямь подумал, что она – его спасение. Ройван пятился назад, отражая нападение, но форма меча Энгстелиг постоянно менялась, он становился чем-то новым – алебардой, саблей, шашкой, – что он просто не успевал приспосабливаться к новой тактике ведения боя.

Ройван вдруг взревел, словно раненый зверь, и всем своим весом бросился на Энгстелиг, свалив ее с ног. Он подгадал правильный момент, когда ее клинок видоизменялся и это сработало. Он отбросил ее меч в сторону и резко схватил за горло. Ноа увидел его спину – совсем как тогда, когда он убил его мать, – и маленькую Энгстелиг, обмякшую.

– Может, ты что-нибудь уже сделаешь? – произнес рядом Тоби.

Ноа не знал, что делает, когда сломя голову побежал к Энгстелиг и яростно выкрикнул: «Оставь ее, оставь, оставь!», но почти в этот же момент из-под земли, словно гейзеры, поднялись столпы белого пламени, устремившиеся к Ройвану. Пламя скользнуло по его спине и потухло, а мужчина зло повернулся к Ноа, но юноша что есть мочи оттолкнул его в сторону. И хоть сдвинуть Ройвана ему не удалось, в местах, где Ноа коснулся его, появилось то самое белое пламя. Ройван, разжав руки и отпустив Энгстелиг, отшатнулся от них, и Ноа снова закричал, почувствовав небывалый прилив сил, идущих от гнева, от страха и любви:

– Ты больше не посмеешь никого тронуть! Никого!

С каждым его словом вокруг них со всех сторон поднимались столпы пламени, которые терзали Ройвана, но не трогали Ноа. Пламя, будто послушный пес, ласкало руки Ноа, ластилось к нему, пытаясь найти снисхождение. Ноа чувствовал внутри себя силу, которая пыталась вырваться на свободу, и он подсознательно знал, что нужно делать. Он коснулся пламени, и оно вдруг прильнуло к нему с большим рвением, сосредотачиваясь и материализуясь в его руке, принимая форму длинного прозрачного – будто бы стеклянного – меча. Меч потихоньку наполнялся белым светом, словно пламя закрадывалось внутрь лезвия, и когда Ройван оказался зажат, скован со всех сторон обступившим его огнем, Ноа сделал то, чего хотел.

Он наотмашь рубанул мечом, но разрезал только воздух.

«Отец и сын, отец и сын. Одно пламя на двоих», – молвил все тот же голос.

Мир вокруг замер.

За спиной Ноа раздались хлопки, юноша обернулся, но там никого не было. Даже Тоби, который все это время оставался молчаливым наблюдателем. Но вдруг перед Ноа оказалась Энгстелиг – та, которой он ее запомнил, со всеми ее шрамами и недостатками. Она положила обе руки ему на плечи и произнесла:

– «Мальчик избирает свой путь. Волчица ему поможет».

И то снова был не ее голос. Миллионы шепотков слились в один голос и молвили устами этой женщины, внимательно смотрящей на Ноа. Он все еще сжимал меч в своих руках, не зная, что с ним делать дальше, но почему-то знал, что эта Энгстелиг не его враг.

– Что? – непонимающе произнес он.

– «Не предавший оборотень в поисках своего пути», – шепот, казалось, стихал, но Ноа еще мог разобрать его.

«Хедди, Хедди, Хедди», – затараторил мужской голос в отчаянии, прорвавшийся, выделившийся среди бесконечного шепота.

«Это имя выбрал для меня дедушка. Он единственный, кто у меня остался», – и Ноа без труда различил среди шепотков голос Осо.

– Мне так нравятся эти фиалки, – чей-то незнакомый голос прорывался и перекрывал все остальные.

Энгстелиг начала понемногу распадаться, таять прямо на глазах, и Ноа, отбросив меч, вцепился в ее руки, не желая отпускать. Нет, она не может его оставить. Он не справится один, герою всегда нужна помощь, ему всегда нужны друзья и нужен наставник. Она все еще что-то шептала чужими голосами – «Мы отрекаемся от тебя!», «Я помогу бежать!», «У нас будет ребенок», – но они звучали все тише и тише, более приглушено, отдаленно.

– «Я люблю тебя, сынок, и надеюсь, что ты будешь сильным», – и то был голос Неи, вырвавшийся из череды бесконечного шепота.

Все вокруг стало заполняться белым светом и, когда он заполнил все вокруг, Ноа устало упал наземь. Рядом снова оказался невесть откуда появившийся Тоби и с каким-то странным выражением морды, какое только может быть у пса, коснулся своим набалдашником лба Ноа, и юноша тоже начал растворяться.

– Эх, вы, Вайскопфы, всегда цепляетесь и надеетесь на помощь Энгстелигов.

***

Открыв глаза, Ноа поморщился от яркого света – он лился из стрельчатых окон, находившихся под высоким потолком. Парень, стараясь не делать резких движений, осмотрел помещение. Оно было совершенно ему незнакомо. Высокий потолок подпирали толстые деревянные балки, железные кровати стояли в два ряда как в армейской казарме. По проходам между кроватями ходили девушки невероятной красоты. Необычными были их уши – чуть больше человеческих и слегка заостренные, но несмотря на свою форму и размер они гармонично смотрелись на небольших головах прекрасных девушек.

– О, я вижу, ты на эльфиек заглядываешься, – прозвучал голос Рикки, который появился не пойми откуда. – Значит, скоро придешь в себя окончательно.

– Я э-э-э что? – Ноа был еще слаб, да и голова работала не в полную силу.

– Эльфийки – работницы лазарета, – нетерпеливо, разжевывая все словно маленькому ребенку, пояснил Рикки.

– Так значит вот я где, – Ноа совершенно не помнил, как он сюда попал, даже испытание Абсолютом было словно в тумане. – И долго я здесь?

– Хм, – Рикки задумчиво нахмурил брови, театрально посмотрел на несуществующие часы на своей руке, затем широко улыбнулся и произнес: – Уже два дня.

– Мы пришли сказать, что очень рады, что ты с нами, новобранец, – Ноа даже подпрыгнул от неожиданности, услышав голос Никки. Парень мог поклясться, что еще пару секунд назад ее не было в лазарете, а сейчас она уже стоит по другую сторону его кровати.

– Вы с Осо прошли. А Вайолет не справилась, – сказала Никки.

– Осо, к слову, выписали еще вчера.

Ноа попытался подняться, однако это ему оказалось не по силам – голову, словно стрела, пронзила новая вспышка боли, а мышцы ныли от перенапряжения. Парень, сам того не ожидая, зажмурил глаза и громко вздохнул. Проходящая мимо эльфийка бросилась к нему:

– Тише, тебе еще нельзя вставать, – ее мягкий певучий голос резко контрастировал со скрипучим голосом Никки, и был отдаленно знаком Ноа. Парень сам не понимал, где мог его услышать, да и головная боль мешала даже думать о событиях прошлых дней.

Тем не менее долго жмуриться парень не мог, поэтому Ноа открыл глаза и увидел перед собой самую прекрасную девушку на земле – она положила свою хрупкую, белоснежную руку ему на лоб и от этого прикосновения боль стала немного утихать. Ее большие глаза цвета скошенной травы внимательно и немного с тревогой изучали Ноа. Он был настолько заворожен красотой эльфийки и ее мягкими, плавными движениями, что просто сидел и беззвучно шевелил губами, пока его мозг судорожно пытался сформулировать хоть какую-нибудь фразу. Весь остальной мир в этот момент отошел на задний план. И даже смешки близнецов, доносившиеся словно из-под земли, не волновали Ноа. У эльфийки были короткие пушистые огненно-рыжие волосы, немного завивающиеся на концах, и которые она старательно пыталась заправить за длинные заостренные уши. На ее лице отражалась озабоченность самочувствием Ноа. А затем эльфийка убрала руку со лба парня и целебная магия, которую она сотворила, растаяла. Как и завороженность Ноа.

– Теперь тебе должно полегчать, Ноа – губы эльфийки изогнулись в мягкой улыбке. Она собиралась уйти, но парень окликнул ее:

– Стой, погоди, – Ноа слегка приподнялся на локтях, в этот раз головная боль не была такой сильной. – Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Эльфийка окинула взглядом близнецов, словно ища у них поддержки, но Рикки и Никки не обращали на нее внимания. Казалось, что им намного более интересно рассматривать потолок или носки своих ботинок. Когда эльфийка поняла, что помощи ждать неоткуда, она заговорила:

– О тебе все знают, Ноа.

Уже второй раз она назвала его по имени. Подсознательно парень вел этому счет, потому что ему казалось, что из уст эльфийки его имя звучит как-то по-особенному. Однако Ноа смутили ее слова:

– Это что еще значит? В смысле обо мне все знают? – парень хотел получить ответы. Однако он не мог не заметить, что эти вопросы как будто испугали эльфийку. Она нервно теребила свой фартук без нагрудника и больше не смотрела Ноа в глаза.

– Я… знаешь, мне пора идти, – эльфийка быстро развернулась на каблуках туфель.

Ноа не хотел пугать ее, поэтому решил отложить эти вопросы на потом. В конце концов, в любой школе к новичкам приковано пристальное внимание. Возможно, в Хэксенштадте также. Но он не хотел заканчивать разговор так.

И тут парень, который никогда особо не интересовался девушками до этого, сделал нечто необычное для себя:

– Скажи хотя бы, как тебя зовут, – бросил он вслед эльфийке, которая уже была на полпути к выходу из лазарета.

Девушка слегка вздрогнула, но все же покорно остановилась.

– Эли, – бросила она через плечо и, даже не взглянув на парня, вновь устремилась к выходу.

Ноа был потрясен такой реакцией эльфийки. Парень, конечно, и раньше подозревал, что не очень интересен девушкам, но поведение Эли вообще выбило его из колеи.

Рядом с ним хмыкнул Рикки, который решил теперь наконец-то оторваться от разглядывания потолка:

– Типичная ошибка новичка.

– Что? В смысле? – Ноа кое-как оторвал взгляд от отдаляющейся фигуры эльфийки и перевел его на близнеца.

– Я говорю, что практически каждый новичок, побывавший в лазарете, влюбляется в эльфийку. Только ты это брось.

– Да, Ноа, – поддержала брата Никки. – Это гиблое дело. Она и не посмотрит на тебя.

– И вовсе я в нее не влюбился, – Ноа откинулся на подушку и закрыл глаза. Таким образом, парень хотел завершить эту тему – еще не хватало, чтобы близнецы подумали, что ему понравилась та эльфийка. Парень уже раз десять успел пожалеть о том, что вообще спросил ее имя и дал Рикки и Никки повод для подтрунивания над ним.

Однако близнецы повели себя совершенно непредсказуемо – Ноа ждал от них хотя бы несколько дурацких шуточек, но они молчали. Тишина давила на Ноа, но сам он тоже не решался заговорить – просто не знал, о чем спросить близнецов.

– Мы тоже пойдем. Раз ты очнулся, значит, сегодня к вечеру будешь уже в своей комнате. Встретимся в столовой, – проговорил Рикки через несколько секунд.

– Угу, – Ноа совершенно не слышал звука их удаляющихся шагов, хотя даже грациозные эльфийки не могли передвигаться по мраморному полу лазарета бесшумно. Но, когда парень открыл глаза, близнецов уже и след простыл.

Глава 6

К вечеру, как предполагали близнецы, Ноа из лазарета не выписали. Перед ужином к парню подошла эльфийка – такая же миловидная, как и остальные, но гораздо старше их. Ее возраст выдавали седые, практически серебряные, волосы, хотя на лице эльфийки не было и намека на морщины. В ее раскосых мутно-зеленых глазах Ноа усмотрел бесконечную усталость, как будто она прожила уже не одно столетие, и эльфийке порядком поднадоело все, что она увидела за это время. Ноа понял, что женщина-эльфийка здесь главная, потому что она была одета в белый халат – такие на земле носят врачи, – а не в синее приталенное платье с пышной юбкой, как остальные эльфийки. Поведение девушек-эльфиек тоже намекало ее высокое положение – они как будто притихли, когда она появилась в лазарете, и не разговаривали ни между собой, ни с немногочисленными пациентами лазарета.

Главная эльфийка свободно присела на край кровати Ноа, а затем улыбнулась и заговорила:

– Ну, здравствуй, Ноа Вайскопф, – парень отметил, что ее голос звучал также мягко и певуче, как и голос Эли.

– Зд…здравствуйте, – запнувшись,произнес Ноа. Ее большие глаза и лицо, по форме напоминавшее сердце – напомнили ему об Эли. Парень злился на себя за то, что вообще вспомнил о ней.

– Я главная целительница лазарета при академии Хексенштадт. Мое имя Лиора, но все зовут меня Старшая, – парень хотел узнать, почему его до сих пор держат в лазарете, но по какой-то, даже ему самому неведомой причине, не мог и не хотел перебивать целительницу. Наверное, все дело было в невероятной внутренней силе, которая исходила от женщины-эльфийки и распространялась по всему лазарету.

– Я пришла сообщить, Ноа, – Лиора сделала упор на имя парня, – что ты покинешь лазарет завтра утром, перед началом занятий. Ты перенес невообразимые нагрузки при испытании Абсолюта, поэтому я хочу тебя оставить под надзором еще ненадолго.

Несмотря на ее мягкий голос, она произнесла эти слова таким тоном, что Ноа понял – возражать бесполезно. Она улыбалась ему, говорила нарочито мягко и ласково, но парень чувствовал в ее характере сталь, схожую с той, что была в характере Энгстелиг. Но если Энгстелиг была вся словно выточена из этой стали – грубая, прямолинейная, решительная, – то у этой эльфийки она прекрасно сливалась с ее мягкостью и женственностью. Она внимательно изучала Ноа, словно могла смотреть сквозь него с помощью какого-то скрытого рентгена. Позже, когда Старшая ушла, Ноа вспомнил знакомство с его соседом по комнате и решил, что провести еще одну ночь в лазарете не так уж и плохо.

За то короткое время, которое Ноа провел рядом с соседом, и их нелепый диалог, у парня не сформировалось ровным счетом никакого отношения к Кайлу. Просто парню было непривычно делить свою комнату с кем-то еще, по сути, с незнакомцем. И хоть в лазарете все же было несколько пациентов, и Ноа волей-неволей приходилось с ними соседствовать, здесь это чувство неловкости улетучивалось.

Ночь не пролетела незаметно, как бы этого не хотел Ноа. Парень очень долго не мог уснуть – вздрагивал от каждого скрипа кроватей или от мирных похрапываний его соседей по лазарету. Он даже не закрыл в глаза, всматривался в густую темноту и будто бы ждал, что из нее вот-вот выйдет Ройван. Безжалостный убийца пугал Ноа, и хоть парень постоянно думал, что в этой жизни ему больше нечего терять, умирать ему все же не хотелось. Ноа знал, точнее чувствовал, что нужен Ройвану. А раз нужен, значит, он когда-нибудь придет. И толстые стены Хэксенштадта не смогут его уберечь. Поэтому Ноа твердо решил, что как только покинет лазарет – начнет готовиться к встрече с тем, кто отнял у него мать. Ноа боялся за свою жизнь – теперь парень нигде не чувствовал себя в безопасности – но все равно где-то на задворках его души жила жажда встречи с Ройваном, жажда мести. Через пару часов безрезультатного вглядывания в темноту парень почувствовал, как медленно тяжелеют его веки, и все его мысли постепенно отходят на второй план. Этой ночью сон все же взял верх над парнем.

Спалось Ноа плохо. Он то и дело просыпался – каждый раз в холодном поту – слушал посапывание его немногочисленных соседей и успокаивался. Открыв глаза на рассвете, парень решил, что уже нет смысла пытаться снова уснуть.

Ноа еще вчера приметил открытую террасу, которая отлично проглядывалась через стеклянную стрельчатую дверь с противоположной стороны от кровати парня. Тогда он не решился выйти и осмотреть окрестности – плохо себя чувствовал после испытания. Но парню стало легче, и больше ничего ему не мешает выйти на террасу.

Ноа медленно встал с кровати, которая предательски заскрипела, он огляделся по сторонам – никто не проснулся. Под кроватью Ноа нашел свои ботинки, наспех обулся и, стараясь двигаться бесшумно, подошел к двери. Парень – осторожно, без лишнего шума – открыл дверь и покинул лазарет.

Небо горело и напоминало Ноа волосы эльфийки Эли. Темно-синий небосвод растворялся в ярких теплых цветах – оранжевом, красном, желтом. Тьма уходила медленно, будто бы нерешительно, не желая расставаться с властью над землей.

Терраса представляла собой открытую прямоугольную площадку длиной метра четыре. Каменная изгородь по краям была почти полностью скрыта под густыми зарослями растений.

Ноа подошел к краю террасы и осмотрел утренний Хэксенштадт. Внутренний двор школы, хоть и не был полностью безлюден, выглядел еще прекраснее, чем Афины. Первые солнечные лучи освещали каменные строения и те отбрасывали резкую тень на брусчатку.

Прохладный утренний ветерок обдувал парня, но у него совсем не было страха заболеть. Ноа хотел постоять еще немного и посмотреть на Хэксенштадт – другой, не тот, который ему довелось увидеть вместе с Осо и Энгстелиг. Этот Хэксенштадт был словно закадровым, труд рабочих был тем, что вряд ли бы заинтересовало кого-нибудь здесь. А Ноа считал это занимательным: то, как устраивается и поддерживается Хэксенштадт, как кипит в нем жизнь, которая не связана с занятиями магией. За огородом виднелась четырёхэтажная башня из красного кирпича. Она возвышалась над всеми постройками, которые сейчас были в поле зрения Ноа, и этим привлекала внимание к себе. Она явно была возведена для охраны границ Хэксенштадта – Ноа мог разглядеть часовых, хотя издалека они были похожи на точки.

Воображение живо рисовало ему сюжеты из исторических фильмов, где отважные воины бегают внутри, поднимаются и спускаются по винтовым лестницам, чтобы занять боевые позиции. Ноа даже почувствовал запах пота и пороха, услышал крики главнокомандующего. В его голове это было также реально, и парень, с присущим ему юношеским максимализмом, представлял себя на месте одного из отважных воинов. Хотя бы в мечтах он мог побыть героем, сильным и смелым.

– Я тоже люблю эту террасу, – Ноа услышал из-за плеча знакомый мягкий голос. – Отсюда открывается красивый вид.

Парень обернулся, рядом с ним теперь стояла Эли, но смотрела она не на Ноа, а вдаль. Сегодня ее волосы были собраны в высокий тугой хвост, открывая тонкую бледную шею с россыпью милых веснушек. В руках девушка держала потертый временем свиток.

– Я… – сердце парня бешено стучало, а мысли в панике разбежались, и Ноа пытался согнать их в кучу и хоть что-нибудь сказать. Он понял, что молчит уже слишком долго, однако ничего не мог придумать, но тишину нарушила сама Эли:

– Я принесла расписание занятий, – Эли протянула свиток парню и, улыбнувшись, добавила: – Удачи тебе сегодня, Ноа Вайскопф.

Как только парень взял свиток, Эли быстро развернулась на каблуках и пошла прочь, пока Ноа стоял и просто смотрел на ее удаляющуюся фигуру. Эльфийка мягко ступала по каменному полу террасы – это была самая изящная походка, которую Ноа видел в своей жизни, – ее туфли не издавали ни единого звука, и создавалось впечатление, что Эли не идет, а изящно плывет по воздуху.

Он хотел ее остановить – сам даже не зная почему, – ему определенно нужно было сказать что-то еще, обронить хотя бы самую маленькую фразу, чтобы задержать ее, поговорить еще. Но Эли словно прочитала его мысли и, почти дойдя до двери, остановилась и снова повернулась к Ноа. Но ее взгляд снова был направлен не на него, девушка смотрела вдаль, на школьный огород.

– Там, по соседству с папоротниками, растут ночные лилии. Когда они цветут, лепестки начинают светиться фиолетовым цветом. Говорят, что, если прислушаться, можно услышать, как эти цветы поют. Правда, это всего лишь глупая легенда, – Эли зарделась, словно сказала какую-то глупость, а потом кивком указала вдаль. – Они зацветают лишь тогда, когда чувствуют кровь и смерть. Невероятно прекрасные и кровожадные цветы.

Парень, возможно впервые за все время, посмотрел Эли прямо в глаза. В них одновременно читались такие чувства как грусть, усталость и вместе с тем надежда. Ноа очень хотелось что-нибудь ей сказать, поддержать эльфийку, но он словно оцепенел и как завороженный не мог отвести взгляда от ее зеленых глаз. Он знал, что это банально, глупо, но в них он видел всю красоту бескрайних зеленых лесов, тайных, прекрасных и вместе с тем опасных.

– Почему ты вдруг заговорила о лилиях? – вырвалось у Ноа.

– Потому что я всегда хотела на них посмотреть, – ответила она, улыбнувшись самой прекрасной улыбкой, которой Ноа доводилось видеть.

– Но почему ты заговорила об этом со мной? – Ноа словно цеплялся за соломинку.

Она на секунду задумалась, словно думая, что он шутит, ведь она говорила очевидные – для нее – вещи.

– Я слышала о тебе, Ноа Вайскопф. Ты здесь чужой, но вернуться ты не можешь. Новый мир, должно быть, пугает тебя, и я подумала, что стоит рассказать тебе о чем-нибудь по-настоящему прекрасном.

Эли кивком попрощалась с ним и, быстро развернувшись, удалилась, а Ноа так и остался стоять, думая, что неважно, насколько прекрасны эти цветы, ведь Эли их в любом случае их затмит.

Когда девушка скрылась из виду, парень опустил глаза на свиток. На первый взгляд в нем не было ничего необычного и магического, но стило только Ноа его развернуть, как старый свиток превратился в карту Хэксенштадта, на которой красными крестиками были отмечены места, где парень должен был сегодня появиться. Над крестами мелкими аккуратными буквами было написано время, название предмета и имя преподавателя.

Если верить этой карте, в восемь у Ноа был вводный урок, который проводила Эсмеральда Дарксон.

Парень не знал, который сейчас час, но опаздывать ему уж очень не хотелось. Он, не отрывая взгляда от свитка, направился к выходу.

Ноа терпеливо следовал, сверяясь со свитком, и вышел из лазарета в широкий пустой коридор. Эльфиеек и других постояльцев школы не было видно, возможно, они все находились в других помещениях, которые были скрыты от Ноа тяжелыми дубовыми дверьми. Человечек все вел и вел парня, сначала на лестничный пролет, затем по двору Хэксенштадта.

Двор Хэксенштадта был огромным. Выйдя из здания лазарета, парень взглядом уперся в трехэтажное серое кирпичное здание, из которого размеренной походкой вышел Леон. Мужчина улыбнулся Ноа и помахал ему рукой:

– Поздр-р-равляю, тепер-р-рь ты полнопр-р-равный ученик Хэксенштадта, – Леон произнес это так, как будто жизнь парня теперь должна была круто измениться в лучшую сторону. Но Ноа почему-то казалось, что все будет совсем наоборот.

– Да, спасибо, – губы парня тронула легкая улыбка. Грусть, поедавшая его душу все время после убийства Неи, отступила под натиском искреннего дружелюбия Леона.

Парень, следуя за маленьким человечком, обогнул здание лазарета и еще несколько минут шел по двору Хэксенштадта, пока не дошел к пятиэтажному зданию. Хоть оно и было выполнено из того же серого кирпича, что и общежитие для прислуги, это здание выглядело более величественно. По форме оно напоминало букву «П» – это Ноа увидел на карте. Главный вход находился прямо в центре строения. Высокие стрельчатые двери из черного дерева по обеим сторонам были окружены статуями грифонов.

Ноа, прожив всю жизнь в Греции, не мог не увлекаться мифологией. Ведь все призывало к этому – горы, густонаселенные долины, множество островов как будто кричали о своей тысячелетней истории. В Греции даже воздух был пропитан чем-то мифическим. Читая книжки о подвигах героев, он так погружался в атмосферу Древней Греции, что забывал о реальном времени. Поэтому парень хорошо знал, что грифоны – одни из самых противоречивых существ греческой мифологии. Эти сверхъестественные создания объединяли в себе Небо и Землю, Добро и Зло – в одних мифах они выступали как защитники, в других, как самые яростные разрушители.

– Это не просто статуи, – Ноа услышал знакомый писклявый голосок Осо. Если честно, парень за время в лазарете уже и думать забыл о ней. – Махаон сказал мне, что грифоны не зря стоят прямо перед входом в школу. Они олицетворяют учеников, то есть нас, служат напоминанием, что каждый в этой школе одновременно хранит в себе и добро, и зло. Нас, по сути, определяет лишь наш выбор.

– Спасибо за лекцию, – процедил Ноа, хотя про себя он отметил, что дружелюбие и болтливость Осо почти его не бесят. Возможно, парень просто начинал привыкать.

Вместе они вошли в здание и сразу же очутились в круглом большом холле. Здесь уже собрались другие первогодки. Кто-то из них болтал, кто-то изумленно рассматривал зал, а одна девочка сидела на полу и читала книгу. На мгновение они отвлеклись и взглянули на Ноа и Осо, но затем снова вернулись к своим занятиям.

Подойдя к остальным ребятам, Ноа резко развернулся и взглянул на Осо. Она молчала, но по лицу девушки было видно, что ей очень хочется все здесь обсудить и всем восхититься.

– Говори уже, – буркнул Ноа.

– Я так жду занятия по истории Виридитерры! – воскликнула она. – Махаон сказал, что его проводят для всех студентов, прибывших с Земли.

Ноа хотел ответить, что он тоже видел расписание в свитке, но промолчал. А Осо принялась щебетать. Она все болтала и болтала. Ноа ее почти не слушал, но, несмотря на это, заметил, что в ее монологе он слишком часто слышит имя «Махаон».

– Ты очень много говоришь о нем, – перебив Осо, когда она в очередной раз упомянула этого парня, заметил Ноа.

– Он просто рассказывал мне о Виридитерре, вот и все, – с гордостью проговорила Осо, а ее щеки налились краской.

В этот момент стрельчатая дверь, ведущая из теплого уютного холла на улицу, снова скрипнула. Ребята по инерции взглянули на нее, ожидая увидеть других первогодок. Ноа тоже ждал, но вместо таких же новичков в двери появилась хрупкая девичья фигурка в плаще фиалкового цвета. Сбросив капюшон, девушка открыла свое лицо и ярко-рыжие волосы рассыпались по ее немного угловатым, даже тощим, плечам. Ноа хорошо запомнил эту особу, после их стычки в столовой.

Девушка уверенной походкой направилась прямо туда, где собрались все первогодки. Увидев Ноа, она стрельнула в его сторону злобным взглядом и слегка поморщила нос, как будто почувствовала неприятный запах. Но в целом больше она никак не показала свою неприязнь к парню, за что Ноа был ей почти благодарен.

– Приветствую вас, первогодки, – Ноа услышал знакомый высокий, как будто с претензией голос. – Меня зовут Эсмеральда Дарксон. Я глава ученического совета школы Хэксенштадт. И поэтому мне поручили провести у вас вводное занятие.

Ребята-первогодки с интересом и немного со страхом изучали рыжеволосую девушку. Даже Ноа про себя отметил, что Эсмеральда при всей ее худощавости и угловатости выглядела угрожающе.

Рыжеволосая резко повернулась к ребятам спиной, взмахнув копной густых волос, и двинулась вглубь холла, к одной из лестниц.

– Прошу за мной, первогодки, – ребята услышали ее голос и нерешительно последовали за Эсмеральдой.

***

Эсмеральда провела первогодок по зданию школы, показала им учебные классы и немного рассказала о каждом из преподавателей.

Так, например, Ноа узнал, что его проводник в испытании Абсолютом – Тоби Гейтс – преподает в Хэксенштадте основы телепатии. Да и вообще, что Гейтс принадлежал к той породе учителей, которые не делят своих учеников на любимчиков и нет. А еще Эсмеральда предусмотрительно упомянула, что домашнее задание по основам телепатии лучше выполнять всегда, иначе рискуешь в наказание быть покусанным своим же преподавателем. Ноа, конечно, мог лишь смутно это представить, так как учителя в Греции себе таких вольностей не позволяли.

Обойдя все кабинеты на верхнем этаже первогодки, вместе со своей проводницей, вновь спустились на первый этаж, но уже по другой лестнице. Эсмеральда вела своих подопечных практически в полном молчании. Тишина и угрожающий вид рыжеволосой действовал им на нервы, поэтому первогодки тоже молчали, не решаясь давать вопросы или хотя бы перешептываться между собой. Хотя ребятам явно было что обсудить. Даже Осо, которой обычно не свойственно молчание дольше тридцати секунд, не проронила ни слова с тех пор, как Эсмеральда появилась в тяжелых стрельчатых дверях холла.

Спустившись по лестнице рыжеволосая остановилась и ребята вместе с ней. Она оглядела первогодок тяжелым, презрительным взглядом и вновь подала голос:

– Сейчас я проведу вас в библиотеку, но перед этим мы пройдемся по Коридору Славы, там вы увидите портреты и имена самых выдающихся выпускников Хэксенштадта. Я не буду подробно рассказывать вам о них, эти знания вы, если, конечно, захотите, добудете сами. Вся информация о них есть в библиотеке, а их имена написаны на табличках. А сейчас за мной, – Эсмеральда вновь повернулась спиной к ребятам и двинулась вперед, к дверному проему.

Войдя за дверь, ребята очутились в длинном коридоре, стены которого были полностью увешаны портретами магов и волшебниц. Деревянный пол был устлан темно-синим ковром, а на расстоянии между портретами стояли пьедесталы с различными артефактами и кубками. Эсмеральда двигалась вглубь коридора к еще одной тяжелой стрельчатой двери.

Ноа не обращал внимания на портреты и просто шел вслед за рыжеволосой. Но вскоре его внимание привлекло изображение одного мужчины. Он был знаком Ноа по фотографии, которую парень нашел, проходя испытание Абсолюта. На портрете был изображен мужчина в белой рубашке с пышным жабо и черной безрукавке. Такой наряд Ноа уже видел в своем ночном кошмаре. Только теперь, в отличие от своего сна, парень наконец-то смог разглядеть его лицо – каждую морщинку под глазами, блеск в голубых глазах и добрую улыбку.

Ноа бросил беглый взгляд на золотистую табличку под портретом, на ней витиеватыми буквами было аккуратно выведено имя – «Киллиан Никифори». И тут, как гром среди ясного неба, на парня свалились обрывки воспоминаний со дня убийства матери. Ноа прошиб холодный пот, когда в его голове зазвучал отчаянный вскрик Неи: «Киллиан!». «Я убил его» – от этого голоса ледяного голоса внутри парня словно поднялась волна отчаяния и одновременно ярости.

Кем бы ни был этот Киллиан, Ноа должен узнать про него все. Найти родственников и друзей, найти соратников в своем желании отомстить мужчине, который убил его мать.

– Эй, первогодка, чего застыл? – резкий голос Эсмеральды вернул парня в реальность.

– Я… эээ… да ничего, просто… – Ноа искал более-менее правдоподобные оправдания своему ступору, но рыжеволосая вновь заговорила, избавив парня от мучительных поисков:

– Мне плевать. Пойдем, времени у нас не так много.

Ноа быстро догнал группу первогодок, которые стояли уже почти около входа в библиотеку и старался делать вид, что ничего не произошло, параллельно избегая вопросительных взглядов Осо.

Эсмеральда вдруг остановилась в конце коридора, заканчивающимся овальной комнатой, где также были развешены портреты, но вдобавок к этому здесь висели еще и гобелены с гербами. Один из них Ноа удалось узнать – этого черного волка он видел на стене в карте Энгстелиг, – но здесь он был маленький, совсем незначительный в сравнении с размерами гербов других родов. Заинтересовавшись, он подошел ближе, чтобы прочитать информацию под гербом. Табличка рассказывала о знатном и древнем роде Энгстелигов, которые испокон веков служили императору Вельтерна палачами. Ноа не успел дочитать дальше, потому что его за рукав дернула Осо и обратила его внимание на себя:

– Ноа, смотри! Там герб Вайскопфов! – шикнула она восхищенно.

Он обвел взглядом герба, и действительно под одним из них заметил свою фамилию. Он хотел подойти ближе и прочитать, но в этот же момент Эсмеральда заговорила громко и властно:

– Хватит блуждать по залу.

Осо недовольно фыркнула, и Ноа подумал, что это, наверное, первое, в чем они были согласны.

– Это Зал истории и гордости, – сказала Эсмеральда. – Здесь вы можете увидеть герб империи Вельтерн и, конечно же, герба пяти аристократических родов, помогающих императору. Зал истории и гордости нужен здесь для того, чтобы напомнить о том, что даже аристократам требуется помощь в овладении даром магии.

Затем все ребята во главе с Эсмеральдой вошли в библиотеку.

Глава 7

Помещение, в которое попали ребята, было примерно в два раза больше Зала истории и гордости. Кругом по всему периметру библиотеки мирно стояли высокие – почти до самого потолка – стеллажи с книгами, а проходы между ними были такими узкими, что пройти там можно было лишь колонной по двое. Больше всего поражал стеклянный купол, служивший библиотеке потолком. Здесь насчитывалось, наверное, несколько тысяч книг. В любом случае их было так много, что рябило в глазах. Эсмеральда молчала, но кивком указала ребятам, что они могут здесь осмотреться.

Первогодки разбрелись кто куда, Ноа же почему-то следовал за Осо. Девчонка шла вдоль ряда стеллажей и влюбленным взглядом – таким, какого не удостаивается даже принц на белом коне – оглядывала полки. Иногда она останавливалась, аккуратно проводила пальцем по корешку какой-нибудь старой книги и брела дальше. От этого зрелища Ноа немного передергивало – библиотека выглядела пустынной, и он невольно представлял, в какой пыли стоят эти книги.

Ноа любил читать, но его больше привлекали новые, только-только купленные в магазине, книги. Парню нравилось снимать с них упаковку, вдыхать запах типографской краски, слышать шелест еще жестких белых листов.

Дойдя до конца ряда, Осо обошла стеллаж с другой стороны и вновь побрела вдоль, а Ноа за ней. Так ребята все шли и шли между стеллажами, Осо – внимательно изучая книги; Ноа – пытаясь просто не отстать от девушки. Они вместе обошли несколько рядов, пока не добрались до центра комнаты. Там, нарушая всякий порядок, стеллажи стояли полукругом, выделяя пространство для стола библиотекарши. А чуть поодаль от него стоял какой-то пьедестал, который обступали с двух сторон шкафы с картотеками и который привлек внимание Ноа, хотя он и не мог понять, почему именно.

Осо с усмешкой посмотрела на него и проговорила:

– Ты тоже заметил, да? Пьедестал не может быть пустым. Там всегда что-то должно стоять.

С противоположной стороны к столу подошла средних лет женщина, со светлыми, слегка уходившими в рыжину волосами, которые она собрала в тугой пучок. На носу, как и полагалось любой библиотекарше, у нее были квадратные очки с толстыми линзами, но они совсем не портили миловидные черты ее лица. Женщина не замечала ребят, которые приблизились к ее столу, они мирно наливала какую-то жидкость из пухлого чайничка в фарфоровую чашку.

– Простите, – начала разговор Осо, а библиотекарша, испугавшись ее звонкого голоса, негромко вскрикнула и выронила чайничек из рук. Ноа заметил, как то ли от страха, то ли от удивления, расширились глаза его спутницы, которая сразу же принялась что-то бессвязно лепетать женщине: – Я… извините… не нужно было мне…

– Ничего-ничего, милочка, я позже уберу, – певуче протянула женщина, а затем поднялась со стула, обтянула темно-синий твидовый пиджак и произнесла: – Меня зовут Алатея, я заведую библиотекой.

Возле стола повисло неловкое молчание, затем библиотекарша сделала то, чего ребята вообще никак ожидать не могли – она повернулась к шкафу с картотекой, который находился прямо за ее спиной, и начала лепетать себе под нос:

– Ура! Новые студенты! Я уже и не ждала! – все свои слова Алатея подкрепила действиями: сжала кулачки, согнула руки в локтях и стала подпрыгивать на месте. Затем женщина успокоилась, и вновь залепетала: – Что же мне делать? Что я могу им предложить? О-о-о, здесь так редко кто-то бывает, что я совсем разучилась общаться с людьми.

– Простите, – Осо снова подала голос, – это у Вас чай? – девушка указала на чашку, дно которой покрывала золотистая жидкость.

– О, да, зеленый с бергамотом. Такой пьют на Земле – библиотекарша вновь обратила внимание на ребят, – хотите? – Алатея протянула Осо почти пустую чашку, при этом губы женщины растянулись в такой широченной улыбке, что Чеширский кот ей бы позавидовал.

– Н-нет, спасибо, – неуверенно отказалась девушка. Улыбка вмиг исчезла с лица Алатеи, и она немного виновато вернула чашку на стол.

Если Ноа всегда подозревал, что все библиотекарши немного не в себе, то Алатея это стопроцентно ему доказала.

– Но я думала, что в Хэксенштадте нет земных продуктов, – все не унималась Осо.

Алатея ласково, но с долей недоумения взглянула на девушку:

– О, ты права, милочка. Но их можно приобрести за пределами школы, на Ярмарке, – женщина немного помолчала, обдумывая, говорить дальше или нет, а затем наклонилась к ребятам и шепотом произнесла: – Чай мне приносит один ученик. Ему о-о-очень нравится читать, поэтому здесь он бывает чаще, чем другие. Так мы и подружились. – Алатея отодвинулась от ребят и с гордостью, как показалось Ноа, посмотрела на них.

– А разве ученикам можно покидать Хэксенштадт? – этот вопрос слетел с губ парня сам по себе. Он знал, что, если он хочет отомстить за смерть матери, ему придется покинуть Хэксенштадт, поэтому нужно узнать, как это сделать. И не важно, разрешено это или нет. Но ответа Ноа так и не услышал, потому что за его спиной появилась Эсмеральда.

Рыжеволосая ехидно посмотрела на ребят, затем на Алатею. Парню даже показалось, что от этого взгляда библиотекарша словно ужалась, стала меньше.

– О, я вижу, вы уже подружились, – губы Эсмеральды скривились в ухмылке. – Ей нравятся такие, как вы.

Осо, оскорбившись, шумно втянула носом воздух и уже собиралась что-то ответить рыжеволосой, но Ноа схватил ее за предплечье, надеясь, что это успокоит девушку. Ведь парень слишком хорошо знал, что чем больше поддаешься на провокации, тем больше будут провоцировать.

На удивление, Осо действительно ничего не сказала Эсмеральде – лишь проворчала себе что-то под нос, – поэтому та, смерив девушку презрительным взглядом небрежно бросила:

– Ладно, детки, развлекайтесь, экскурсия окончена, – а затем резко развернулась и быстрым шагом пошла к выходу из библиотеки.

Как только ее фигура скрылась за стеллажами, Осо резко выдернула свою руку из хватки Ноа:

– У-у-у, гадюка несчастная, – даже щеки девушки покраснели от злости. – Зачем ты меня остановил? Я бы ей сказала пару ласковых, – она гневно стрельнула взглядом в сторону Ноа.

С уходом Эсмеральды библиотекарша вновь оживилась, расправила плечи и пропела своим мелодичным голосом:

– Она настоящая зазнайка! – затем опасливо огляделась по сторонам и добавила: – Моему другу она тоже не нравится.

И прежде, чем Ноа успел побольше разузнать про друга Алатеи, Осо дернула его за руку и пролепетала что-то про первый урок. Так что этот разговор парень решил отложить на потом, ведь все равно ему скорее всего придется провести много времени в библиотеке, в поисках информации про Киллиана.

– Скорее, Ноа, – подгоняла его девчонка, она нетерпеливо тащила его за руку по лабиринту из стеллажей к выходу из библиотеки. А Алатея тем временем провожала ребят грустным взглядом.

***

Выйдя из библиотеки, ребята по карте пытались определить, где же пройдет их первое занятие. Они были похожи на беспомощных щенков, которые заблудились в этой огромной академии. Ребята несколько раз сворачивали не туда, конечно же, по вине Осо, как думал Ноа. За десять минут поисков они смогли лишь выйти из библиотеки в холл, где начиналась их экскурсия.

«Эта девчонка совсем не умеет пользоваться картой», – раздосадованно думал парень, но сам не решался, взять на себя ответственность и привести их на первое занятие.

И вдруг Ноа услышал знакомый размеренный голос, который позвал его по имени. Парень повернулся лицом к лестнице и увидел, что к ним спускается Франциск. Мужчина радушно улыбнулся и, подойдя ближе к ребятам, протянул Ноа руку в знак приветствия.

– Рад, что ты прошел испытание, – улыбка мужчины стала еще шире, затем он отпустил руку парня, повернулся лицом к Осо, дружелюбно обнял ее и добавил: – Рад, что вы оба прошли испытание.

Осо от такого неожиданного радушия даже покраснела и стыдливо опустила взгляд в пол, когда Франциск выпустил ее из объятий.

Ноа же был поражен тем, как сильно изменилось поведение мужчины, когда рядом нет Энгстелиг. Сейчас Франциск выглядел не таким собранным и серьезным, как при их первой встрече. Ноа даже мог поклясться, что разглядел в глазах мужчины пляшущие озорные огоньки.

Франциск тем временем положил тяжелую руку на плечо парня и проговорил:

– Можно тебя на пару слов?

Вместе они зашагали в сторону выхода. Ноа оглянулся на Осо, слабо надеясь, что она знает, зачем Франциск уводит его, но девушка лишь покачала головой.

Погода на улице изменилась. Солнце было совсем уже высоко, хотя и грело едва-едва. Ноа ощутил на своем лице легкое дуновение ветерка, от которого настроение парня без видимой на то причины сразу улучшилось.

Мужчина остановился около статуи грифона и заговорил мягко, но в то же время с легким налетом строгости, как бы намекая на важность этой беседы.

– У тебя сегодня особенный день, – с воодушевлением произнес Франциск.

Ноа совершенно не представлял, что ему ответить и поэтому он лишь глупо промычал что-то отдаленно напоминавшее «угу». Мужчина же продолжил свой монолог, не дожидаясь, пока Ноа сможет сформулировать более-менее пристойный ответ:

– Знаешь, я помню свой первый учебный день в Хэксенштадте, – он снова улыбнулся и парень, случайно взглянувший ему в глаза, смог уловить во взгляде мужчины легкую ностальгию. – Я был вымотан морально и физически, но в тоже время так счастлив, словно мне открылась какая-то неведомая сила. Да, первый день в Хэксенштадте всегда бесподобен. – Франциск усмехнулся. – Ну и, конечно, больше всего меня радовало, что я наконец-то смог сбежать из дома.

Франциск потер каменную спину грифона и продолжил:

– Сегодня, Ноа, ты узнаешь одни из многих тайн нашего магического мира, соприкоснешься с силой, которая уже давно таится в тебе. И я хочу, чтобы вот эта вещь, – мужчина достал из кармана своего пиджака красный вельветовый мешочек на завязках, – была сегодня, да и вообще все время с тобой.

Ноа протянул руку, и Франциск вложил в нее свой подарок. Мешочек был тяжелее, чем это могло показаться на первый взгляд. Парень раскрыл его и извлек короткие металлические ножны, украшенные рубином в центре. Ноа был заворожен простотой и в то же время великолепием подарка. Он еще некоторое время крутил ножны в руках, ощущая холод металла на своей коже, затем провел пальцем по выпуклым граням камня.

– Спасибо, – Ноа, смущаясь, не поднимал взгляда от подарка, – но у меня нет ничего для Вас в ответ.

Франциск весело засмеялся и похлопал парня по плечу:

– Эх, Ноа, подарки дарят не для того, чтобы получить что-то в ответ. Просто люди так говорят: «Я забочусь о тебе».

Мужчина еще раз дружелюбно улыбнулся и, попрощавшись с парнем, ушел. Ноа же задумчиво вертел в руках ножны. Все в них было прекрасно: холодный отблеск стали, рубин, акцентировавший на себе все внимание, плавные линии граней и выщербленый прямо на металле рисунок в виде тонких, переплетающихся между собой линий, которые как бы окружали и охраняли красный камень.

Ноа посмотрел вслед Франциску, все еще не понимая, что такой добродушный человек делает подле такой грубой Энгстелиг.

***

День, как и говорил Франциск, был просто переполнен событиями. На первом занятии приор Бомер, мужчина лет пятидесяти пяти с жидкой седой бородкой, с таким воодушевлением и упоением рассказывал ученикам об артефактах, словно живых существах, что Ноа даже невольно позавидовал его энтузиазму. Приор Бомер не спеша прохаживался по классу, то и дело останавливаясь возле кого-нибудь из первогодок, и раздавал команды типа: «Сосредоточься», «Дай артефакту почувствовать, что ты его хозяин». Все эти советы, по сути, были бесполезны для Ноа, ведь как бы парень ни старался, все равно что-то не получалось. Ноа и поглаживал меч, и мысленно молил его «Ну, подчинись же ты!», и даже пробовал сильно сжать рукоять, дабы намекнуть непослушному артефакту, кто здесь главный, но никакого прилива сил, как обещал сир Бомер, он не почувствовал.

У Осо с артефактом тоже была беда, ведь после испытания Абсолютом девушка получила всего лишь медальон, с которым она не представляла, что делать. Другие ребята странно косились на ее артефакт, поэтому девушка склонилась над ним, словно стыдливо пытаясь закрыть его от всех.

Но не только Ноа и Осо ломали голову над своими артефактами. Многие ребята также не понимали, что нужно сделать, чтобы приручить свои артефакты.

За все занятие лишь одна девочка – русоволосая тощая, даже немного болезненного вида – смогла кое-как почувствовать внутренний прилив энергии. Некоторым ребятам на секунду показалось, что ее бледная кожа, с синеватыми венками, начала светиться изнутри. Сир Бомер был невероятно рад этому первому успеху, это можно было понять по его широченной улыбке.

Далее, сверившись с картой, Ноа последовал на «Основы телепатии». Парень был рад увидеть знакомую фамилию преподавателя. Учеников на занятии стало почти на четверть меньше. Сидя в кабинете и ожидая преподавателя, Ноа чувствовал себя не в своей тарелке. Но затем в двери вальяжно, на двух лапах, вошел приор Тоби Гейтс. Среди немногочисленных учеников курса прокатился смешок, ведь преподаватель выглядел и вправду нелепо стоя перед ними в коротенькой синей жилетке. Но веселое настроение ребят быстро улетучилось, когда приор Гейтс практически пролаял:

– А ну все замолчали, щ-щ-щенки.

Затем, дождавшись полнейшей тишины, он одобрительно махнул хвостом и продолжил:

– Не все вы – телепаты. Но! Вы все равно должны уметь защищаться от их воздействия на свой разум. За долгую историю существования школы именно телепаты не раз помогали одержать победу, передав важные сведения, от которых буквально зависел исход битвы, – лающий голос преподавателя разносился по полупустому классу и ученики, напуганные его интонацией и манерой поведения, сидели тихо, как мыши. – На этих занятиях я раскрою все тайны вашего дара, научу использовать его и отключать, если того потребуют обстоятельства.

Приор Гейтс в качестве введения рассказал историю о сире Мейерсе, который задолго до рождения учеников, да и самого преподавателя, продемонстрировал отличное владение своим даром в бою. Сир Мейерс проник в стан врага и разузнал, что противник готовит облаву на его гарнизон. Но выбраться герой уже не смог, был пойман прямо за прочтением данных. Сир Мейерс понял, что выжить ему не удастся, но близость смерти не помутнила его рассудок, даже наоборот, собрав все силы герой смог предать информацию в свой гарнизон, который находился за 200 километров от врага. Благодаря подвигу сира Мейерса, его сослуживцы смогли выжить и даже отомстить за него, разбив врага, который совершенно не ожидал атаки.

Занятие с Тоби Гейтсом закончилось слишком быстро и Ноа, в приятном воодушевлении, вылетел из кабинета и поспешил на последний на сегодня урок – Стрельбу из лука и метание клинка.

Приора Карсон – миниатюрная женщина с короткими каштановыми волосами – весело поприветствовала ребят и даже уделила пару минут на то, чтобы послушать их впечатления о школе. В ее карих глазах плясали озорные искорки, словно она задумала какую-то шалость. Женщина быстро, но плавно передвигалась, помогая ученикам натянуть тетиву. Приора Карсон время от времени отпускала шуточки или рассказывала смешные истории, которые накопились за годы ее преподавания. Ребята почувствовали себя немного более расслабленно, чем на предыдущих уроках. Некоторые даже попытались отлынивать от работы, но приора Карсон резким, не терпящим непослушания тоном сделала ребятам замечания, как бы намекая, что хоть она добрая и веселая, но требовать удовлетворительных знаний от всех она будет.

Ноа, на свое удивление, быстро справился с тетивой, за что получил одобрительное похлопывание по плечу от преподавателя. Осо тоже старалась, как могла, она тихонько покряхтывала, сгибая лук и пытаясь натянуть на ушко вторую петлю тетивы. А долговязый мальчишка, имени которого Ноа еще не знал, даже умудрился сломать лук, за что напросился на несколько шуток от приоры Карсон.

А после Ноа и Осо отправились на занятие по истории Виридитерры. Ребята были лишь вдоем, ведь только они прибыли с Земли. Осо болтала о том, что мечтает узнать как можно больше, а Ноа ее энтузиазма не разделял. Возможно, если бы только его мама осталась жива, парень бы с таким же восхищением ждал каждого занятия, смотрел на лепреконов и фей. Но сейчас у него ничего не вызывало радости.

Дверь отворилась и в кабинет протопал приор Гейтс.

– Ну что ж, щ-щ-щенки, я буду преподавать у вас историю Виридитерры и немного затронем географию Виридитерры. А теперь, приступим, – недружелюбно сказал приор Гейтс.

Грубый тон преподавателя совсем не остудил пыл Осо. Она смотрела на приора Гейтса как на живую статую и бормотала себе под нос «Это так интересно! Так интересно!»

Преподователь неодобрительно взглянул на девушку и та затихла.

– Начнем, – приор Гейтс ближе подошел к столам, где сидели Ноа и Осо. – Вся магия на Виридитерре существует благодаря Абсолюту. Вы уже его видели и поняли, что это самая мощная субстанция на Виридитерре. Так вот, давным-давно люди это осознали. Это пугало их, и Абсолют было решено разъединить на несколько частей. Сильнейшие маги того времени собрались для этого в лесу, который теперь зовут Черным и совершили то, что задумали. Четыре части Абсолюта развезли по разным уголкам Виридитерры. Одна из них хранится под нашей чудестной академией Хэксенштадт, – преподаватель развел лапами в воздухе, и Ноа чуть не засмеялся, ведь это выглядело нелепо и забавно. – Основателем принято считать Теодора Бронсона. Именно он в 1208 году воздвиг первую башню – башню тейтов – и упрятал туда абсолют. Маг наложил на сооружение много мощных заклятий, которые призваны были охранять субстанцию от злого вмешательства. Время шло у Теодора появились и соратники, и враги. Соратники также, как и Теодор знали, что Абсолют несет в себе великую мощь, а вместе с тем и великое разрушение. Они считали, что субстанцию нужно и дальше держать в башне, и чтобы доступ к нему имели только самые достойные, которых выберет сам Абсолют. Другие же хотели собрать его воедино и подчинить, а после этого каждый народ Виридитерры поставить на колени. Обе группировки накапливали мощь, и в 1246 году это привело к войне. Войска во главе с Теодором сражалась отважно, и это привело их к победе, – приор Гейтс приостановил рассказ на несколько секунд, а после продолжил, чуть понизив голос. – Однако сам Теодор трагически погиб в последнем бою, вражеский клинок сразил его. Но это не изменило ход войны. Приспешники Теодора решили, что защиту Абсолюта нужно усилить. Они воздвигли еще три башни, которые покрыли куполом из сильнейших заклинаний, а для большей защиты поставили стражников. Еще примерно через век уже новое поколение магов, которые также чтили память Теодора, воздвигло здесь академию, чтобы обучать достойных магов, у которых никогда не возникнет мыслей о захвате Абсолюта и безграничной власти.

Этот урок не был похож на урок истории в Афинах. Не было единой темы, и сам преподаватель рассказывал то о глубокой древности, то о современности. У Ноа вообще сложилось впечатление, что приор Гейтс говорит все, что приходит голову. Но все равно слушать его было интересно. Особенно, когда приор Гейтс говорил о своем происхождении:

– Я знаю, мой внешний вид вас удивляет, щ-щ-щенки, – сказал преподаватель, и неосознанно вытянулся по струнке. – Но на Виридитерре это нормально. Мое племя – локви – живет на далеком острове Дер Форште вместе с людьми и магами. На нашем уютном острове тихо и чисто, никто не ссорится, все живут в согласии. Локви пользуются популярностью, ведь по легенде мы являемся прямыми потомками Белых волков – богов Черного леса. Говорят, они приплывали на наш остров, чтобы растить свое потомство, пока не сошли с ума из-за разделения Абсолюта.

Ноа так и не понял, как из волков получились говорящие собаки, но решил у преподавателя не уточнять. В лицее в Афинах ему рассказывали про эволюцию, поэтому парень решил, что она и здесь сыграла свою роль.

Приор Гейтс еще немного рассказал о локви – и Ноа вместе с Осо поняли, что он очень гордится своим происхождением – а после отпустил ребят, добавив:

– Следите за расписанием, щ-щ-щенки, – и с важным видом протопал из аудитории.

В целом, первый учебный день прошел для Ноа намного лучше, чем любой день в лицее в Афинах.

Глава 8

Следующие несколько дней Ноа знакомился с Хэксенштадтом. Парень повсюду таскался за Осо, которая уже успела неплохо адаптироваться здесь и познакомиться со многими сокурсниками. Ноа сам не понимал, чем эта пухлая, вечно щебечущая девчушка всем нравится. Но был искренне благодарен, за то, что она взяла его под крыло.

В один из таких дней занятия особенно вымотали парня, и когда они закончились, он поспешил в свою комнату. Все его мысли занимали мечты об отдыхе. Парень уже представлял, как плюхнется на мягкую кровать, зароется лицом в подушку и уснет. Ноа так устал, что даже готов был пропустить ужин.

Когда Ноа наконец смог покинуть кабинет, из-за толпы сокурсников, которые также как и он спешили в общежитие, парень встретил фрау Энгстелиг. Женщина злобно оглядывала толпу студентов.

Ноа хотел ее проигнорировать и просто влиться в толпу спешащих на свободу студентов, но Энгстелиг резко отделилась от стены и в несколько ловких беззвучных шагов оказалась около Ноа, схватив его за локоть.

– Ты, я, тренировочный класс приора Бомера. С собой должны быть артефакт и ножны Франциска. У тебя есть десять минут на сборы, – грозно произнесла она и, развернувшись на каблуках, смешалась с толпой студентов.

Ноа смотрел ей вслед, наблюдал со смешанным чувством восторга и страха, как уходит эта маленькая сильная женщина, и совсем забыл о том, что ему нужно поторопиться. Кого-кого, а Энгстелиг он злить не собирался. Запланированный отдых сорвался – хотя после всех этих упражнений с непривычки сводило мышцы, – но Энгстелиг своим приказом – а этим является почти все, что она говорит – дала понять, что дело не терпит отлагательств.

Ноа поспешил в свою комнату, чтобы взять меч – первогодкам не обязатльно было носить артефакт повсюду в первом семестре.

Ноа влетел в комнату, как ураган, наспех поздоровался с Кайлом, схватил свой меч, ножны и пулей унесся прочь, оставляя своего соседа в недоумении.

До этого дня Ноа не знал, что может бегать так быстро, но подгоняемый страхом перед гневом Энгстелиг, он мчался со скоростью света. Парень влетел в тренировочный зал запыхавшись, на что Энгстелиг, ожидающая его, с недовольством сказала:

– Ты опоздал.

«Уж простите», – хотел съязвить Ноа, но промолчал.

Без студентов тренировочный зал казался каким-то пустым и слишком большим для него одного, но Энгстелиг, похоже, так не считала. За то время, пока Ноа сбегал за ножнами и мечом, она сделала в помещении перестановку: в центре – на небольшом клочке пола – Энгстелиг расстелила маты, иНоа немного испугался, увидев их – ведь он уж точно не собирался драться с этой женщиной.

– Зачем Вы позвали меня сюда? – спросил Ноа осторожно, а Энгстелиг в этот момент сняла перчатки и обнажила свой клинок.

Парень еще раз подивился и ужаснулся тому, насколько кошмарно выглядели ее руки. Он, наверное, впервые задумался о том, сколько всего на своем веку пережила эта женщина, если когда-то – судя по тому, какой она предстала перед ним в Абсолюте – Энгстелиг была достаточно красивой. Но теперь ее руки и лицо – и Ноа почему-то думалось, что не только эти части тела – покрыты толстыми полосками шрамов, к тому же неизвестно, при каких обстоятельствах она потеряла свой глаз.

– Нужно, чтобы ты как можно быстрее овладел своей силой. Назовем это частными уроками, – сказала она, направляя на него кинжал. – На занятиях приора Бомера ты был посредственным, нет, даже ужасным, а должен быть лучшим. Ты ведь Вайскопф, черт тебя подери. Корона нуждается в Вас как никогда раньше.

Ноа еще не совсем понимал, что значит носить имя Вайскопфов и почему принадлежность к этому роду должна заставлять его пытаться был исключительным студентом. Но в Зале Славы видя этот род с множеством других – в том числе и род Энгстелигов – он чувствовал, что на нем лежит какая-то большая ответственность, которую ему придется нести на плечах против его воли.

– Я удивлена тем, что Франциск расстался с Рубиновыми ножнами, – вдруг заговорила она.

– Почему? – спросил Ноа, откладывая их в сторону и поднимая свой меч.

– Сам спросишь его, – грубо и резко ответила Энгстелиг. – Но эти ножны магические. В них может поместиться клинок любой величины, будь твой меч или что-то большее, даже если они выглядят подходящими только для кинжалов.

Ноа еще раз посмотрел на ножны и подивился тому, какой ценный подарок преподнес ему Франциск. Парню стало стыдно за то, что он поначалу посчитал их бесполезными, хотя и очень красивыми, он даже не попытался вложить свой меч туда и просто хранил ножны на прикроватной тумбочке.

– Возьми Артефакт, Ноа, и покажи, что ты можешь, – сказала Энгстелиг. – Нам есть, чем заняться.

Ноа стал в стойку, которую показывал им приор Бомер, и попытался – как говорил преподаватель – сосредоточиться на силе, высвободить ее, сделать меч проводником того, что дремлет в нем. Но меч лишь как-то глухо отзывался – словно далекое-далекое эхо, которое невозможно разобрать, – и Ноа даже злило, что у него ничего не получалось.

– О чем ты думаешь? – спросила Энгстелиг. – Что ты представляешь, когда пытаешься заставить меч «быть твоим»?

– Но он и так мой, – запротестовал Ноа. – Абсолют дал мне его. И я думаю о том, что хотел бы защитить, о том, что мне нужна сила.

– Он отдан тебе, но это еще не делает его твоим, – возразила Энгстелиг. – Абсолют вынул его из твоей души, взял ее осколок и преобразовал в материю. – Она описала своим кинжалом широкий круг. – Ты должен не заставлять его подчиниться, ты должен попытаться «договориться» с ним, потому что он часть тебя.

– А пламя?

– Пламя? – переспросила Энгстелиг, и на ее лице – обычно непроницаемом, словно маска – отразилась смесь удивления и шока.

– Белое пламя, – пояснил Ноа. – Оно было в Абсолюте, и там я мог управлять им.

Энгстелиг углубилась в свои мысли, закрыв одной рукой лицо, и Ноа не мог прочитать его выражения. Одно он мог сказать точно: разговоры о белом пламени напомнили ей о чем-то далеком, давно затерявшемся в летах и, возможно, даже в тех, где Энгстелиг еще была человеком с сердцем.

– Твое белое пламя, – заговорила Энгстелиг после некоторой паузы, – это как раз-таки то, что ты должен обуздать. Оно не твой друг, не та часть тебя, который ты можешь довериться. Представь себе голодного зверя в клетке, только и ждущего, чтобы вырваться и сожрать тебя. Это оно, это твоя стихия. У всех шевалье так.

– Даже у Вас?

– Даже у меня. – Энгстелиг поморщилась. – Никогда не забывай о том, кто хозяин, иначе пламя тебя сожжет.

– А какая у Вас способность? – спросил Ноа, не до конца уверенный, что Энгстелиг ответит.

– Управление металлом, – ответила она, демонстрируя то, как ее стальной кинжал стал длинным и огромным клеймором. – Возможно, ты слышал о царе Мидасе?

– Да, это мифический царь, который своим прикосновением обращал все в золото, – кивнул Ноа.

– Он был не совсем мифическим. Мидас действительно существовал. Но он был слишком слаб, чтобы справиться со своей силой, и не хотел это менять. Его дар был опасен для всей Виридитерры и поэтому Мидас сбежал на Землю. Там он сообщил людям историю о проклятье Зевса, чтобы не признаваться, кто он такой на самом деле. Так и появился тот миф, который ты – и многие земляне – слышали, – Энгстелиг посмотрела на Ноа своим единственным глазом. – Так вот, если и ты будешь пренебрегать этим, то все, к чему прикоснешься, загорится. У тебя великая сила, Ноа, но тебе нужно научиться её использовать.

Энгстелиг присела на пол, оперевшись на одно колено, и коснулась одной ладонью пола, а на вторую поставила уменьшившийся до размеров кортика клинок. Вдруг пол в направлении Ноа стал превращаться в металл, но там, где линия шла от кортика, металлический след был ровный и тонкий, в то время как от голой ладони – кривой и ломаный.

– Артефакт нам нужен для того, чтобы контролировать силу, чтобы она не была беспорядочной, – объяснила она, но Ноа уже это знал из урока приора Бомера. – А теперь ты. Зажги небольшой огонек. Попроси Артефакт, как попросили бы тебя, если бы кому-то нужна была твоя помощь.

При всем своем благоговейном ужасе, который испытывал Ноа по отношению к Энгстелиг, он не мог не отметить, что она объясняла непонятные ему вещи доходчиво. Насколько он знал, она не являлась преподавателем Хэксенштадта, но, занимаясь с ней, парень почувствовал, что эта женщина могла воспитать не одно поколение сильных магов.

Они тренировались долго, Энгстелиг все кричала и кричала то «Еще раз!», когда у Ноа не получалось, то «Сильнее!», когда у него получалось зажечь малюсенькую искорку. Несмотря на такой невеликий успех, Ноа был горд собой – ему ведь все-таки удалось чего-то добиться, – но Энгстелиг была непреклонна и не давала ему ни минуты покоя.

– Запомни, Ноа, – говорила она, – ты хозяин пламени, а это значит, что ты можешь контролировать, что ему можно сжечь, а что нельзя. Ты приказываешь ему, а не он тебе.

Внешне Ноа всем своим видом показывал, что понимает, о чем ведет речь Энгстелиг, но внутренне совсем понятия не имел, что это значило. Типо «Эй, Артефакт, ты мне друг же, да? Так что давай как бы постараемся и не дадим нашей внутренней силе сжечь все к чертям, окей?» Ноа улыбался своим глупым мыслям, но, кажется, они работали, и Артефакт даже звучал не так глухо, как до этого.

Когда пламя, которое он заставил разгореться, уже тянуло на уровень маленькой свечки, в зал бесцеремонно ворвался какой-то тощий мужчина в темно-зеленой бархатной одежде. Ноа отвлекся, пламя качнулось в сторону Энгстелиг и могло бы ее обжечь, если бы не бдительность женщины. Она мигом своим Артефактом погасила пламя и с недовольным видом уставилась на мужчину, натягивая свои перчатки. Ноа почему-то подумалось, что она сделала это с излишней быстротой и резкостью, потому что могла стесняться своих увечий, но потом отбросил эту мысль. Это же холодная Энгстелиг. Неизвестно есть ли вообще что-то на свете, способное ее зацепить.

У ворвавшегося мужчины были забавные медового цвета усы, закручивающиеся чуть ли не на самих щеках, и такого же оттенка короткий ежик волос на голове. Его кожа была странного землистого оттенка, с большими, как кратеры, порами на щеках – будто он на протяжении долгих лет был чем-то неизлечимо болен, – большой нос картошкой и густые кустистые брови – так и норовившие срастись в одну – над маленькими глубоко посаженными глазами. Он забавно отстукивал тростью при каждом своем шаге, но Ноа почему-то казалось, что хихикать в его присутствии не стоит.

– Добиться встречи с Вами, Энгстелиг, сложнее, чем с самим герцогом! – пронзительно высоким и противным голоском возмутился человек, – он намеренно игнорировал ее магический титул и говорил с фрау Энгстелиг презрительным тоном, что очень резало слух Ноа.

– Граф Палус, – процедила сквозь зубы Энгстелиг и словно нехотя спрятала свой Артефакт в ножны, – не ожидала Вас встретить в Хэксенштадте. Неужели дело столь неотложное, что Вы явились в обитель и колыбель магии Вельтерна?

– Вы не в том положении, чтобы язвить, Энгстелиг, – и снова Палус опустил титул, которым так гордилась Энгстелиг. – Мне никакого удовольствия не доставляет пребывать в этом… месте. Но дело не терпит отлагательств.

Граф глянул на Ноа каким-то противным оценивающим и в то же время презрительным взглядом, от которого парень поежился, а затем глянул на Энгстелиг, словно ожидая от нее чего-то.

– Мальчик останется, – твердо и сурово произнесла Энгстелиг. – Через несколько лет он сможет принять свое наследство рода Вайскопфов и стать главой дома. Ему нужно быть в курсе, если это касается Вельтерна и благополучия нашего монарха, которое обеспечивают великие дома.

Палус скорчил какую-то презрительную мину и, достав платочек из нагрудного кармана, взмахнул им и прижал к носу, на что Энгстелиг только криво ухмыльнулась, и эта улыбка совсем не понравилась Ноа.

– Не Вы это решаете, Энгстелиг! – взвизгнул граф. – Вы все чаще забываете о своем положении! Вы, конечно, принадлежите к великому дому Энгстелигов, но Вы маг, а это умаляет все Ваши и Вашего дома заслуги перед Империей. Он не глава дома Вайскопфов, – Палус одарил Ноа еще одним презрительным взглядом, – это всего лишь мальчишка, у которого-то и молоко на губах не обсохло.

– Тогда разговаривать нам не о чем, – спокойно ответила Энгстелиг, подталкивая Ноа к выходу. – Спешу с Вами распрощаться, граф Палус. Передавайте его императорскому величеству мои пожелания о скорейшем выздоровлении.

Фрау Энгстелиг и Ноа успели сделать всего несколько шагов по направлению к выходу, как граф обреченно застонал что-то вроде «Эти чертовы маги совсем забыли, где их место». В этот же момент Ноа обернулся, чтобы посмотреть на Энгстелиг, и увидел, что на ее лице застыла злая и в то же время скорбная усмешка.

– Повстанцы уже вовсю разошлись, – начал говорить Палус, и Ноа почувствовал, как рука Энгстелиг, лежавшая у него на плече, напряглась. – На севере и востоке к ним примыкает еще больше людей. И в их рядах не только профессиональные маги и те, кто не развил свой дар, но и обычные люди, которые почему-то солидарны с ними. Говорят, ими руководит Безликий. Он опасен. Его бредовые речи вдохновляют треклятых магов сражаться за свои якобы права, которых их лишают обычные люди. Эрмандад становится реальной проблемой. Император хочет, чтобы Вы занялись этим.

– Император? Не Совет ли? – спросила Энгстелиг презрительно.

– Они дают Вам, как магу, разобраться с этим мирно, без лишнего кровопролития и с минимальными потерями, – сказал граф и после ехидного смешка добавил: – У нас есть на вас, магов, управа, но это может вызвать еще большие волнения.

Энгстелиг долго молчала, а Ноа не сводил с нее глаз. Атмосфера, установившаяся в зале, была напряженной, и его вообще удивляло, почему эти двое еще не мечут друг в друга молниями. Но парня поражало поведение мужчины, его какое-то презрительное отношение – не только к Энгстелиг, если он правильно понимал – к магам, ведь ему казалось, что быть магом вроде как здорово и все в Хэксенштадте гордятся тем, что обладают даром.

– У Вас есть четыре месяца, чтобы собрать необходимые сведения о примкнувшим к этой организации, а иначе, – граф снова противно засмеялся, – полетят головы. И, вполне вероятно, что даже император не спасет Вашу.

Граф просеменил мимо них и скрылся в коридорах Хэксенштадта, наверняка желая как можно скорее покинуть это место. А Энгстелиг стояла как вкопанная, и Ноа уже подумал, что ее сила вышла из-под контроля или что-нибудь в этом духе – это же магический мир, а он многого не знает. Но тут она резко выхватила свой кинжал и что есть мочи швырнула в противоположную стену – как раз в ту сторону, где стоял граф.

– На сегодня, думаю, все, – как-то устало произнесла она, потирая глаз.

– Фрау Энгстелиг, – осторожно начал Ноа, еще немного шокированный произошедшей демонстрацией силы, которая казалась даже не пределом Энгстелиг, – я могу задать Вам вопрос?

Энгстелиг бросила на него раздраженный и несколько измученный взгляд, но – вероятно, с неохотой – коротко кивнула.

– Почему этот человек так обращался с Вами? Вы же сильный маг и принадлежите к знатному роду, а он делал вид, будто Вы пустое место.

– На этом построена иерархия не только Вельтерна, но и Виридитерры. Единственное государство, где с почтением могут относиться к великим магам, это Империя Рё. Магия считается чем-то грязным, недопустимым, хотя есть, конечно, и исключения. Но чаще всего в среде аристократов более благородным занятием считается работа на земле, чем занятия магией, – объяснила Энгстелиг, и по ее лицу Ноа понял, что этот разговор навел ее на какие-то далекие плохие воспоминания. – Не важно, в чьем доме ты родился, но, если ты маг – это клеймо, позор. Нас используют как военную силу и ограничивают в правах. Мы не оплот Империй, мы их щит, пушечное мясо. И даже хорошее расположение императора к магам, увы, не спасает нас. А наоборот ухудшает положение среди тех, кто магический дар не получил.

– Но это же как-то неправильно, – пробормотал Ноа.

– За это и сражаются повстанцы, – произнесла Энгстелиг и взглянула на Ноа трудно разгадываемым взглядом, после чего добавила уже жестко и грозно: – Не распространяйся о том, о чем мы сегодня говорили здесь. Если я услышу хоть один слушок, ты пожалеешь, что у тебя есть язык.

Они расстались на одной из коридорных развилок, и Ноа вновь не удержался и посмотрел вслед Энгстелиг. Она была маленькой пугающей женщиной, но, возможно, именно Виридитерра сделала ее такой. Она была жесткой, несгибаемой – совсем как тот металл, который был ее стихией, – но и она когда-то была не лишена чувств. Вот только где – в каком этапе ее жизни – они оказались похоронены под слоем злости, раздражительности и холодности?

И теперь, глядя на то, как гордо шла Энгстелиг по коридорам Хэксенштадта, Ноа казалось, что на своих плечах она несет еще более тяжкий груз, чем он думал ранее.

***

После утомительных занятий с Энгстелиг Ноа еле волочил ноги. Но несмотря на дикую усталость, парень решил, все же посетить еще и библиотеку. Жизнь в Хэксенштадте была наполнена событиями – тренировки, занятия, выполнение домашних заданий, а теперь еще и частные занятия с Энгстелиг. Так что, если Ноа хотел что-то узнать о Ройване, о своей семье, ему придется чем-то жертвовать, например, отдыхом.

Путь до библиотеки Ноа преодолел очень медленно – каждая мышца в его теле болела. Парню пришлось обойти практически все здание школы, ведь тренировочный зал находился в противоположном от библиотеки крыле здания.

В Коридоре Славы он снова остановился у портрета Киллиана. Вот и все, что осталось от этого человека, после того, как его убил Ройван.

«А от мамы не осталось ничего», – пронеслась в голове у Ноа мысль. Быстрая и такая жестокая.

Парень решил не задерживаться долго в Коридоре Славы, ведь у него оставалось не так много времени до закрытия библиотеки. А судя по количеству книг, здесь можно было блуждать неделями, в поисках нужной информации. Поэтому, чем раньше он начнет, тем быстрее сможет хоть что-то узнать.

В библиотеке было также тихо, как и тогда, когда Ноа попал сюда в первый раз. И, решив не терять ни минуты, парень двинулся вдоль стеллажей, внимательно изучая каждую книгу. В библиотеке совершенно не было никакой системы – ну или просто Ноа не понимал ее. Он все шел и шел вдоль рядов стеллажей, на глаза ему попадались разные книги – в основном учебные – и ни одной из тех, что хоть как-то могла помочь парню.

Ноа уже почти отчаялся, когда рядом с ним оказалсь Алатея. Женщина напевала себе под нос что-то и катила перед собой тележку с книгами. Увидев парня, ее лицо озарила улыбка:

– Ой, Ноа, я так рада тебя здесь видеть, – почти пропела Алатея.

– Здравствуйте, – поприветствовал ее парень.

Женщина осмотрела Ноа с ног до головы, как будто до сих пор не верила, что он реален. А затем спросила:

– Тебе чем-то помочь?

– Да, – согласился парень, ведь ясно было, что здесь без подсказки Алатеи ему не обойтись. – Я тут ищу кое-какие книги, но совершенно не могу понять, в какой части библиотеки они могут быть.

Женщина добродушно улыбнулась:

– О, это же так просто. Книг в нашей библиотеке тысячи, но эти сферы, – она провела рукой и указала на стеклянные шарики у каждого из стеллажей, – тебе помогут. Нужно просто взять его и подумать о той книге, которую хочешь найти. А затем просто следуй за сферой.

Алатея взглянула на Ноа, пытаясь оценить, какой эффект она произвела на парня. И, надо сказать, вид у него был удивленный. Поэтому женщина продолжила:

– Я тебе помогу. Просто скажи, что ты хочешь найти, и я загадаю это сфере.

– Мне нужно найти что-нибудь про человека по имени Киллиан Никифори, или про кого-то, кого называют Ройваном, – парень взглянул на Алатею и понял, что ляпнул что-то не то. Женщина побледнела, ее глаза округлились от страха.

– Боюсь, я ничем не могу тебе помочь, – ее голос стал резким и звонким. – Ты даже не подозреваешь, во что пытаешься влезть. И я не собираюсь тебе в этом помогать, ¬ – она поставила сферу на место и добавила: – Библиотека уже скоро закроется, поэтому тебе нужно уйти, Ноа.

Парень, ошеломленный и огорченный одновременно, повернулся и направился к выходу, когда Алатея бросила ему вслед последнюю фразу:

– Теперь я буду внимательнее наблюдать за тобой, Ноа Вайскопф.

Ноа вернулся в комнату в плохом настроении. Слова Алатеи все еще эхом отзывались в голове. Парень понимал, что утратил шанс найти что-то о Ройване или Киллиане. И теперь он совсем не знает с чего начать.

Живот парня издал звук, больше похожий на гудок судна. Ужин он пропустил, пытаясь обуздать свой Артефакт, но где можно перекусить в такое позднее время парень не знал. Поэтому ему ничего не оставалось, как игнорировать это чувство и улечься спать.

Кайл еще валялся на своей кровати и читал книгу. Он мельком взглянул на своего соседа и, заметив его уставший вид, проговорил:

– Все в порядке?

– Да, – буркнул Ноа и плюхнулся в кровать.

Сейчас он смертельно устал, и как только его голова опустилась на подушку, Ноа уснул.

***

Утром его разбудил лучик солнца, прорвавшийся через окно. Ноа быстро выскочил из постели, шумно спрыгнув на пол. На нем все еще была вчерашняя одежда.

Мысли беспорядочно метались, он боялся опоздать на занятия, поэтому бросился к письменному столу, чтобы посмотреть свое расписание. По пути Ноа ударился ногой о тумбочку, боль обожгла его и парень, не выдержав, громко чертыхнулся. Кайл тут же проснулся. Он тяжело оторвал голову от подушки и прошипел:

– А потише нельзя? Ты вообще-то не один здесь живешь.

– Извини, – так же шепотом проговорил Ноа.

Кайл снова откинулся на подушку, полежал пару секунд, затем вновь заговорил, но уже не шепча:

– Куда ты вообще собрался? Сегодня же выходной.

«Черт», – выругался про себя Ноа. Вчерашний день был так переполнен событиями, что у парня совсем вылетело это из головы. Ему даже Осо весь день над ухом жужжала, что это их первый выходной здесь и старшие ребята, с которыми они познакомились в первый день в столовой, зовут ее погулять на озере.

– Так куда? – переспросил Кайл.

– Что «куда»? – Ноа, поглощенный своими мыслями, совсем забыл, о чем шла речь.

– Собрался, говорю, куда? – проговорил с натиском на каждом слове Кайл, судя по всему, он уже начал раздражаться.

– Я? – Ноа было стыдно признаться, что он забыл про выходной. Парню не очень-то хотелось и в этой школе сойти за дурачка, поэтому он соврал: – Прогуляться хочу. Погода за окном чудесная.

Но разговор у парней снова не задался. Им помешал тихий, едва различимый стук в дверь. Ноа совершенно никого сегодня не ждал, он вопросительно посмотрел на Кайла, но тот лишь покачал головой, намекая, что и он в гости никого не приглашал.

Через несколько секунд кто-то опять постучал, но уже немного громче. Ноа, который оказался ближе всего к двери, в несколько шагов преодолел это расстояние и открыл ее.

Снаружи стояла Осо. Ноа пошире раскрыл дверь и жестом пригласил ее войти. Оказавшись в комнате, девушка мельком взглянула на Кайла, затем вновь повернулась к Ноа и защебетала:

– О, рада, что ты уже не спишь. Я тут … это … – она еще раз покосилась на Кайла, явно подбирая слова. – Ну, помнишь, мы собирались…

Девушка не договорила, она покосилась на Кайла, который испуганно наблюдал за ней.

– Да, помню, мы прогуляться собирались, – ответил ей Ноа.

– Точно-точно, – вновь защебетала девушка.

Недоумевающий и притихший в этот момент Кайл, казалось, сросся со своей постелью, а когда Осо со всем своим оптимизмом и жизнерадостностью, на которую была способна, сказала ему: «Здравствуй! Мы ведь еще незнакомы? Я Осо Фернандес – сокурсница Ноа, а ты ведь его сосед, Кайл, да? Я рада с тобой познакомиться!», то вжался в кровать еще сильнее, спрятавшись за одеялом как за щитом. Осо словно бы не заметила этого и подскочила к нему, дружелюбно протягивая руку в знак знакомства. Кайл, робко вытянувший руку из-под одеяла, будто Осо была страшным зверем, промямлил что-то вроде: «Д-д-да, и… и я». Затем она окинула взглядом Ноа – растрепанные волосы, вчерашняя одежда – явно плохой прикид для прогулок, и добавила:

– Ты бы лучше переоделся, а я тебя на коридоре подожду, – и быстро выскочила в открытую дверь, громко захлопнув ее за собой.

Ноа распахнул шкаф и принялся рыться в вещах. Их принесла прислуга, после того как парень прошел испытание Абсолюта, потому что с собой из дома Ноа совсем ничего не захватил. Одежда была разной: и похожая на ту, что носили на Земле, и совсем уж чудная – плащи, сюртуки, рубахи и несколько камзолов. Ноа долго не думал и выбрал то, что было ему привычнее. Он сменил штаны и напялил на себя водолазку, так как уже понял, что ранним утром на Виридитерре прохладно. Парень подумал, что ему не помешало бы в душ сходить, но на это уже времени не было, так что пришлось идти как есть.

Осо ждала его в коридоре, подпирая одну из стен. Рядом с ней хихикали близнецы – Рикки и Никки. Ребятам было весело, они перешучивались и даже игриво толкали друг друга, но, когда в коридоре появился Ноа, они все позабыли про свое занятие.

– Приве-е-ет, – дружелюбно протянул Рикки и, приблизившись к парню, похлопал его по плечу.

– Привет, – ответил Ноа. – А вы зачем здесь?

Только задав этот вопрос, парень подумал, что возможно он прозвучал немного грубо. Но слово, как говорится, не воробей.

– Эх, молодежь, – вновь заговорил Рикки. – Мы здесь, чтобы показать вам, как развлекаются настоящие маги, – весело объявил он, поднял руку вверх, и Никки с громким хлопком дала ему пять. А затем близнецы весело загоготали.

– Ну что, малыши, готовы немного пошалить? – продолжила Никки.

Ноа хотел бы усмехнуться тому, как близнецы хорохорятся своим старшинством, но чувствовал лишь нервозность. Он не был уверен, что хочет нарушать школьные правила. Если точнее сказать, то он вообще даже правил не знал. Но парню не хотелось показаться трусом перед другими ребятами, поэтому он просто кивнул и посмотрел в сторону Осо. Та мялась и тянула с ответом, парень понял, что до этого момента она сама не знала планов близнецов.

– Нас ведь после этого не исключат? – она с надеждой взглянула на Никки и Рикки.

– Ну что ты, нет, конечно, – проговорила Никки, и Осо немного успокоилась.

– Если не поймают, – добавил Рикки.

И близнецы снова начали гоготать.

«Мда уж, веселые ребята», – немного с презрением и стыдом подумал Ноа. И как среди всех студентов Хексенштадта ему удалось подружиться с самыми непутевыми? Близнецы вообще были странной парочкой, как понял Ноа за то недолгое ремя, что был с ними знаком. Рикки и Никки постоянно ссорились, но как только дело доходило до шалостей, они быстро общий язык, и становились самыми дружными братом и сестрой на свете.

Ребята двинулись по коридору. И хоть Ноа не хотелось нарушать правила в первые же дни на Хэксенштадте, но все же пошел вслед за компанией. Ему очень не хотелось подавать вид, что ему тоже немного не по себе после высказывания близнецов.

Ребята спустились на первый этаж, но вместо того, чтобы выйти через главный вход, близнецы повели их под лестницу, к запасному выходу. На улице, как и предполагал Ноа, было прохладно – холодный воздух слегка пощипывал открытые участки кожи.

Компания кралась по открытой местности к зарослям из деревьев и кустов, а Ноа молился чтобы никто их не заметил. Все шли молча, постоянно оглядываясь по сторонам. И только, когда зеленая стена из деревьев скрыла ребят, парень смог выдохнуть спокойно. Но на этом путь ребят не закончился, они продолжили пробираться дальше, стараясь сильно не шуметь. Близнецы шли уверенно, как будто изучили эту местность вдоль и поперек. Чем дальше от общежития они уходили, тем сильнее оживлялась Осо и даже у Ноа страх почти прошел. Парень завершал их колонну, поэтому старался не отставать, чтобы не потеряться.

Постепенно заросли стали редеть и чуть вдалеке Ноа смог разглядеть озеро. И чем ближе ребята подходили туда, тем теплее становилось на улице. Ноа открылись сказочные виды – белый песок на берегу, чистая бирюзовая вода с мелкими волнами.

У озера ребят уже ждали Шенг и Махаон. Парни расслабленно сидели на берегу и поглядывали на водную гладь. Услышав, как к ним приближаются, Махаон обернулся первым. Он радостно улыбнулся и сказал:

– А мы уж думали, что вы не придете.

В ответ на это Рикки и Никки наигранно фыркнули.

Близнецы, сбрасывая на ходу верхнюю одежду побежали, резвиться в воду, а за ними Шенг и Махаон. Рикки достал из кармана синие шарики и отдал пару штук Никки. Никки первая подбросила свой шарик, и тот, пролетев пару метров вверх, взорвался. Махаон и Шенг стали дурачиться прямо под искрами. Осо тоже присоединилась к компании. Ноа же остался на берегу. Он наблюдал за тем, как все веселятся и просто наслаждался спокойствием, которым был пропитан воздух у озера.

Здесь было очень жарко, так что Ноа успел пожалеть, что утром натянул на себя теплую водолазку. Но снимать ее у него не было никакого желания. Рядом с остальными парнями он стеснялся своей худобы и щуплости, из-за которых над ним в лицее в Афинах подшучивали даже девочки.

Вскоре Осо отделилась от компании и подошла к Ноа. В отличие от Никки, на которой было что-то похожее на открытый купальник, Осо была в еще одной своей бесформенной футболке, которая от воды липла к коже и очерчивала пухлую фигуру девушки. Она села на корточки у воды и провела по ней рукой.

– Вааау, она такая теплая, потрогай, – предложила она, но вместо этого Ноа задал вопрос, который вертелся у него на языке последние пару дней:

– Почему ты не бросила меня?

Осо непонимающе уставилась на парня:

– В смысле?

– Ну, я могу понять, почему ты была дружелюбна со мной, пока мы ехали в карте, или до испытания Абсолютом. Но почему теперь? – парень выдохнул, обдумывая следующие слова. – Ты же здесь со всеми подружилась, так зачем тебе я?

Девушка молчала. Она внимательно смотрела на Ноа и подбирала слова. Было видно, что эти вопросы выбили ее из колеи. Осо провела рукой по песку, а затем, шумно выдохнув, ответила:

– Ты был таким одиноким и грустным, – девушка замолчала, раздумывая продолжать ей или нет, – и я когда-то была такой же. У меня был только дедушка. Кстати, это он выбрал для меня имя. Он единственный, кто у меня остался. – Она уставилась на песок, выводя пальцами на нем какие-то фигуры. – Одиночество губит людей, Ноа, и я не хочу, чтобы оно сгубило тебя.

Ноа странно дернулся, глядя на Осо, но она как ни в чем не бывало водила рукой по песку. А Ноа готов был поклястся, что уже слышал ее слова.

Некоторое время они просто сидели и смотрели на спокойное озеро. Ноа на минуту показалось, что в этот момент он был почти счастлив. Даже горе, которое все еще съедало его душу, как ненасытный монстр, немного притупилось, отошло на второй план.

– Фух, жарковато тут, – произнес Махаон, появившись рядом с ними.

На мгновение повисло неловкое молчание. Краем глаза Ноа заметил, как зарделись щеки Осо, и девушка стыдливо опустила глаза.

– Чего вы здесь торчите одни? Присоединяйтесь к нам, – продолжил парень и махнул в сторону компании. – Вода в озере просто огонь.

– Да нам и здесь хорошо. Только солнце припекает, – неуверенно ответила Осо, все также не отрывая взгляда от песка.

– Понятно, – произнес Махаон задумчиво, а потом с видом человека, который испытывает особое удовольствие, когда удается похвастаться своими знаниями. – Вы же совсем не знаете, наверное, что это за место, я прав? – Он заметил озадаченные взгляды Осо и Ноа и продолжил, явно довольный тем, что с кем-то можно поделиться информацией: – Это озеро – Сихирл-Ису. Его используют только во время занятий по Магическим и боевым искусствам на воде. Самое удивительное, что в нем невозможно утонуть. Его воды глубоки, но они никогда не причинят вред живому существу, зато могут излечить почти любую рану. Раньше, задолго до того, как я поступил в Хэксенштадт, Сихирл-Ису было открыто для всех – это я прочитал в хронике школы, – Махаон помолчал, и Ноа еще раз убедился в том, что сейчас он явно был горд собой как никогда. – Но с тех пор, как Магические и боевые искусства на воде стал преподавать сир Рюген – злой и хромой дядька – здесь нельзя находиться не во время занятия и уж тем более без наставника. Правда, за этим сильно не следят. Поэтому хоть мы и нарушаем одно из правил Хэксенштадта, нам все равно за это ничего не будет, потому что никто не узнает.

А Ноа уже успел забыть об утреннем разговоре близнецов, и даже чувствовал себя у озера он очень спокойно. Но рассказ Махаона заставил его вновь напрячься.

– А знаете почему здесь так тепло? – вновь продолжил Махаон после недолгого молчания, и не дождавшись ответа заговорил: – Это потому что мы сейчас находимся под еще одним куполом. Маги часто такими трюками пользуются. Например, этот купол контролирует погоду. У озера всегда тепло и не идут дожди.

Ноа вдруг ощутил новую волну неприязни к Махаону, который вроде бы ничего особенного даже не сделал, а просто помог им с Осо найти то, чего им недоставало на Виридитерре: знаний. Но он чувствовал, как у него волосы встают дыбом просто оттого, что Махаон стоит рядом, такой высокий, умный и горделивый. А еще парень только сейчас понял, что его что-то в Махаоне напрягает. Вот только что? Может этот вечный слегка оценивающий взгляд или редкая улыбка, которая появлялась как знак снисхождения? А может то, что парень ходячая энциклопедия? И как это обычно бывает – такие всезнайки никогда не упустят повода похвастать своими знаниями.

Но сильнее всего Ноа раздражало поведение Осо рядом с Махаоном – девушка будто ужималась, всегда краснела и смотрела в пол. Даже в ее голосе отдавались какие-то смущенные нотки, и их нельзя было не услышать в том, как она тараторила, выдавливала из себя короткий смешок. Тут бы и дурак понял, что Махаон ей нравится, а Ноа дураком не был.

Осо и Махаон вели оживленную беседу, хоть она все еще смущенно отводила взгляд. Ноа же к ней не прислушивался, он просто сидел и наблюдал за водной гладью. Близнецов и Шенга, похоже, совсем не смущало то, что компания разделилась: они продолжали веселиться в воде, иногда объединяясь в «водные» альянсы. Чаще всего Никки и Рикки объединялись против Шенга и играли не совсем честно, а Шенг только и кричал, что это не по правилам. Близнецы весело хохотали, окуная Шенга в воду, а тот выныривал – с притворной злобой, и полный решимости нанести ответный удар – и снова бросался в бой.

– Опять эти двое затеяли свои грязные игры, – поморщился вдруг Махаон, отвлекшись от беседы с Осо. – Знают же, что Шенг не сможет ответить на их боевую магию.

Ноа бросил на него взгляд, и ему на секунду показалось, что вместо глаз у Махаона две блестящие льдинки, которые ничего не выражали. Он снова показался Ноа холодным и отстраненным.

– Почему? – вдруг спросила Осо, и Ноа был ей благодарен за ее любознательность, потому что самому ему не хотелось ни о чем спрашивать Махаона.

– Шенг не может использовать боевую магию, потому что он из восточной Империи Рё, – объяснил Махаон. – Рё издавна поддерживали дружественные отношения со всеми эльфийскими кланами, которые огибали Драконий хребет ради торговли с империей. Рё подарили эльфам многие изобретения, а эльфы, чтобы выказать благодарность, научили рёсцев своей магии. Империя Рё никогда не воевала с другими государствами, будучи защищенной Драконьми хребтами, а потому надобность в боевой магии отпала. Империя Рё – нация целителей и врачевателей.

– Но что тогда Шенг делает здесь? – задала вполне очевидный вопрос Осо.

Махаон все также смотрел на водную гладь, и сложно было понять, о чем он думает, но Ноа запомнил, что это был единственный вопрос, на который не ответил этот всезнайка.

Осо и Махаон снова принялись болтать – точнее, Осо продолжила засыпать Махаона вопросами, а тот сдержанно отвечал, блистая своими знаниями. Ноа же вновь погрузился в свои мысли. Он пытался вспомнить прошлую жизнь – до Виридитерры и Хэксенштадта – но почти с ужасом заметил, что вся она кажется ему выдумкой. Парень старательно пытался не думать о маме, потому что любая мысль о ней доставляла боль. И Ноа боялся, что погрязнет в страданиях и позабудет главную цель – отомстить Ройвану.

– Бах, – крикнула на ухо Ноа Никки, от чего парень подскочил с места. Она появилась из ниоткуда. Еще секунду назад, Ноа мог поклясться, эта девчонка бесилась в воде вместе с Шенгом и своим братом.

Но негодование быстро прошло, его место занял интерес:

– Как ты это сделала?

– Что «это»? – Никки с наигранной и безучастной улыбкой рассматривала свои ногти на руках.

– Оказалась рядом со мной, ты же только что была в озере.

– А-а-а, ты про прыжки, – протянула девчонка. – Ну это легко. Это наша с Рикки способность. Да тут тоже мне наука, всего-то и нужно представить конечную точку и бац! Ты уже там, – Никки широко улыбнулась, видимо почувствовав себя очень крутой. – Мы с братом можем попасть в любое место, где были раньше, если достаточно хорошо помним его, и оно находится не очень далеко. – Никки пожала плечами. – У каждой магии есть свой предел.

А в голове Ноа зашевелились мысли. План созрел практически мгновенно. Конечно же, он не исключал нарушения десятка школьных правил, но его желание быть примерным студентом быстро отшоло на второй план. Ведь парень просто хотел знать правду, которую от него скрывали.

– Слушай, – Ноа осмотрелся по сторонам, надеясь, что золотой мальчик Махаон их не слышит, – а можем мы вместе кое-что провернуть?

Никки наклонилась ближе к парню. Сейчас ее улыбка была еще шире, а в глазах горел задорный огонек.

– Шутишь что ли? – она ударила кулаком в плечо Ноа. Удар был ощутимый, сразу и не скажешь, что била девчонка. А затем продолжила: – Мы с Рикки здесь можем все. Шалость – наше второе имя. Если честно, – девчонка заговорщицки прищурилась, – мы с братцем даже хотели взять себе такую фамилию.

Это был странный факт, да вообще близнецы были очень странными. Но Ноа они даже немного нравились.

– Так вот, мне кое-что нужно в библиотеке. Но я не хочу, чтобы кто-то знал, что я это ищу, – Ноа с шумом выдохнул, солнце уже почти обжигало кожу, было невыносимо жарко. – Можем мы ночью как-то проникнуть туда?

– Хм-хм-хм, – Никки подозрительно осмотрела парня, подергала его за уши, нос, щеки.

– Что ты делаешь? – не выдержал Ноа, пытаясь вырваться из лап Никки.

– Смотрю, ты ли это. Ты показался мне пай-мальчиком сначала, и я подумала, что было бы здорово тебя испортить. А теперь не могу понять: то ли у нас получилось, то ли у меня сложилось неправильное первое впечатление, – снова с наигранным безразличием ответила девчонка. – Мы с Рикки все можем, – она описала полукруг руками, как бы намекая на масштабы их с братом возможностей.

– Тогда договорились?

– Да, только нужно с братцем поговорить, все обдумать, – Никки замолчала на секунду, как будто оценивала риски, а затем продолжила: – В полночь встретимся на коридоре. Только, – она осмотрелась по сторонам, – никому не рассказывай. Особенно Махаону, он у нас такой правильный, когда дело касается библиотеки.

Ноа лишь кивнул в знак согласия и взглянул на Махаона. Они с Осо все еще о чем-то увлеченно болтали.

«Ну и ладно, пусть веселятся», – с укором подумал парень. А затем, распрощавшись со всеми ребятами, отправился в комнату, прихватив с собой пару крупных, гладких камешков с берега.

Глава 9

Кайл уже давно спал и тихонько посапывал, когда Ноа выскользнул из их комнаты. На коридоре его ждали Рикки и Никки с загадочными и предвкушающими улыбками. Они были подготовлены к ночному походу в библиотеку лучше, ведь, наверное, для них это было не в первый раз. И Ноа даже стало немного неловко оттого, что у него не было ни темного плаща с капюшоном, ни фонаря и что прихватил с собой он только свой меч, покоящийся в коротких ножнах у него на боку. Что-что, а фонарь бы сейчас пригодился, потому что в коридоре стояла непроглядная темень, и Ноа, еще находясь в комнате, слышал, как Леон поздно ночью прохаживался по нему и тушил свечи.

– Ну что, готов? – заговорщицки проговорил Рикки, поднося фонарь к лицу Ноа, будто пытаясь рассмотреть на нем степень уверенности.

– Да, – твердо ответил Ноа.

– Ну, тогда в путь, – прошептала Никки с улыбочкой. – Знаешь, в прошлом году совсем не было никого, кто бы мог вот так запросто в первые дни нарушать школьные правила. Мы с Рикки даже надежду потеряли.

Ноа едва заметно улыбнулся, но только потому, что ситуация требовала от него улыбки, а не потому что он хотел. На самом деле, если бы была такая возможность, он бы не нарушал школьные правила. Но как по-другому узнать то, что ему нужно?

Они шли темными длинными коридорами к запасному выходу, пока не очутились за стенами общежития. Попасть в библиотеку было не так легко, ведь если верить расчетам Ноа, ребята проделали лишь треть пути. Теперь, когда они оказались на улице, им нужно быть в два раза осторожнее, чем прежде. Ведь ребята ненароком могли наткнуться на кого-нибудь из прислуги и беды тогда уже не миновать.

Пока они крались по двору, Ноа еще больше стал сомневаться, в своем решении проникнуть в библиотеку. И с каждым его шагом уверенности в том, что ему действительно нужна эта информация, было все меньше и меньше.

Ребята короткими перебежками перемещались по двору Хэксенштадта. Со стороны все это выглядело нелепо и смешно, но Ноа казалось, что сейчас он, как тайный агент, которому необходимо выполнить миссию. Погрузившись в свои мысли, парень забыл об осторожности и, зацепившись за что-то в темноте, упал на землю. Рикки и Никки презрительно зашипели на него.

Когда парень подошел к близнецам, они осторожно выглядывали из-за угла лазарета, высматривая, нет ли во дворе случайных прохожих.

– Что вы здесь делаете? – раздался за спинами ребят девичий голос. Внутри Ноа все замерло, желудок скрутило от волнения, но не из-за того, что их план провалился, а потому что парень точно знал кому принадлежат эти слова.

Ноа обернулся и увидел Эли. Даже в этой неловкой ситуации парень успел отметить, какая она красивая – в тусклом лунном свете ее фарфоровая кожа сияла, рыжие короткие волосы были собраны в маленький хвост. Ее длинная хлопковая сорочка колыхалась от легкого ветерка и совсем скрывала очертания хрупкой фигуры Эли. Эльфийка стояла, подперев руками бока, и вопросительно смотрела на ребят.

Пока Ноа завороженно смотрел на Эли, близнецы спешно пытались придумать хоть какое-то оправдание. Они поочередно что-то говорили, но так и не заканчивали предложения.

Эльфийка недолго испытывала ребят вопрошающим взглядом. После нескольких неудачных попыток Рикки и Никки оправдаться она рассмеялась и произнесла:

– Мне, если честно, нет дела до ваших шалостей.

– Тогда зачем было нас пугать? – Никки слегка надула губы, как обиженный ребенок.

– Потому что это весело, – ответила Эли и Ноа не мог не заметить, что озорные огоньки в ее прекрасных глазах заплясали еще сильнее. – Удачи вам сегодня.

И эльфийка поспешила удалиться в лазарет, оставив ребят в недоумении. Близнецы спорили, выдаст ли она их провинность или нет, а Ноа стоял и думал, что сегодня Эли открылась перед ним в новом свете. Этой ночью парень понял, что она не такая серьезная, какой показалась при знакомстве. Теперь образ эльфийки в голове Ноа был не таким совершенным, и от этого парня она нравилась еще сильнее.

Пока парень размышлял о ней, близнецы все же решили продолжить путь. При этом Рикки прошептал: «Уж если и получить с утра нагоняй, так за полноценную шалость, а не за попытку».

Такими же короткими перебежками, как и раньше, ребята продвигались к учебному корпусу. Войти обычным путем они не могли – слишком боялись, что грифоны их выдадут. Поэтому пришлось идти через черный вход, которым очень давно не пользовались, судя по слою пыли на ручке с внутренней стороны.

В здании школы ребята расслабились, ведь по ночам здесь точно никого не бывает. Близнецы объяснили Ноа, что прислуга или даже сами маги могут иногда патрулировать здания, которые представляют потенциальный интерес для учащихся. Но все преподаватели знают, что студентов с трудом можно загнать в это здание во время занятий, и значит, что никто точно не будет сюда приходить в свое свободное время.

Спокойным шагом ребята вышли в холл и двинулись по направлению к библиотеке. Всю дорогу они шли молча. Тишина давила на Ноа, и он то и дело ускорял шаг, чтобы побыстрее добраться до библиотеки. И через пару минут ребята уже стояли у двери.

Ноа дернул за ручку – и ничего.

– Неужели ты и вправду думал, что в такой час библиотека будет открыта? – с нотками ехидства спросила Никки.

– Ну, просто попытка не пытка, – пожал плечами Ноа.

Рикки передал фонарь Никки со словами: «Ну, я пошел» и, закрыв глаза и приложив кончики пальцев к вискам, сосредоточился. Ноа хотел было спросить, что он делает, как Рикки заискрился слабым белым светом и в секунду исчез. Парень стоял пораженный и ошеломленный. Он бросил взгляд на гордо ухмыляющуюся Никки:

– Это так круто выглядит! Правда? – проговорила она.

Ответить Ноа не успел. Почти сразу раздался щелчок, и Рикки распахнул перед ними дверь со словами: «Как же повезло, что ключи от библиотеки всегда находятся в библиотеке».

Ноа это немногоудивило. Если ключи от библиотеки всегда находятся в библиотеке, то как ее закрывают и как открывают, когда библиотекарь уходит? Но он не стал себе забивать себе этим голову, потому что сейчас перед ним стояла более важная задача.

Находиться ночью в пустой библиотеке было страшно. В полутьме стеллажи с книгами казались зловещими великанами, лишенными рук и ног, застывшими во времени изваяниями, несущими в себе мудрость веков. В глубине помещения слышался слабый – едва-едва слышный, почти что неразличимый – протяжный стон, несущий в себе печаль и глубокую скорбь, и Ноа на мгновение показалось, что эти книжные полки стонут от тяжести, возложенной на них.

– Вы слышите? – обеспокоенно спросил он близнецов.

Рикки и Никки на секунду остановились и прислушались, а затем Рикки произнес с совершенно спокойным видом:

– Это, наверное, Маразмус. Он что-то вроде ночного библиотекаря. Но ты не беспокойся. Он мирный и не может издавать почти никаких звуков, кроме этих.

– Он не ночной библиотекарь, балда, – проворчала опять Никки. – Он ночной дух, живущий здесь.

– Вот поэтому я и сказал «что-то вроде ночного библиотекаря», – скривился Рикки.

– Кстати, мы тебя так и не поздравили как следует с прохождением Испытания, – перевела тему Никки. – У тебя один из самых впечатляющих артефактов, которые мне доводилось видеть. Никогда бы подума…

– Шшш, – внезапно прервал ее брат и резко всех остановил. – Слышите?

Ноа замер, прислушиваясь к звукам в библиотеке, но так ничего и не смог услышать, кроме тихих вздохов и постанываний невидимого ему Маразмуса. Только он хотел сказать Рикки об этом, как среди стеллажей послышался шелест и шепот. Ноа напрягся всем телом, не зная, что делать в этой ситуации. Что если их поймают?

– Тихо идем назад, к двери, – прошептала Никки.

Но почти в тот же момент перед ними появилась Осо в пижаме, растрепанная и в сопровождении маленькой феечки, прячущейся за ее плечом. Из-под ее коротких пушистых волос выглядывало странное существо, сверлившее всю троицу недоверчивым взглядом. Ноа непонятливо уставился на него, потому что недоумевал, как Осо смогла притащить в Хексенштадт эту зверушку.

– Что вы тут делаете? – спросила Осо. – Уже ведь комендантский час.

– А ты что тут делаешь? – сразу же ответила Никки с вызовом. – И почему в компании феи?

– Никто не водит дружбы с прислугой Хексенштадта, – прошептал Рикки на ухо Ноа. – Это здесь не принято. Просто… просто они посудомойки, а мы будущие воины Вельтерна, понимаешь?

Ноа слабо кивнул, хотя и не совсем понимал, о чем говорил Рикки.

– Они пришли за ответами, – прошелестело существо под волосами Осо.

– Кого ты еще сюда притащила? – спросил Рикки.

Осо дернулась в сторону, отворачиваясь и пряча от глаз ребят непонятное существо. Но Ноа все равно удалось рассмотреть его. Оно было небольшим – чуть больше ладони взрослого человека, – и похожим на маленькую, неокрепшую веточку дерева. Оно путалось своими длинными-длинными цепкими руками в волосах Осо и осторожно выглядывало из-за них, будто бы в кучерявой шевелюре Осо чувствовало себя как дома.

– Никого, – ответила Осо.

– И вовсе мы не за какими ответами не пришли, – надувшись, сказал Рикки.

– Неправда, – снова прошелестело существо. – Все ваши мысли только об этом.

– Тише, Блюблик, – цыкнула Осо.

– Давай так, – сказала Никки. – Ты нас не видела, мы не видели тебя.

Осо насупилась и уставилась на Ноа, будто бы он мог ей чем-то помочь. Но он поспешно отвел взгляд. Парень не хотел встревать в спор, хоть и чувствовал себя обязанным Осо за то, что она со многими его познакомила в Хэксенштадте. Ведь перед ним стояла чуть более важная задача, чем эта ненужная перепалка. Сейчас парню рядом нужны сильные маги, которые научат его жить в этом мире и помогут в борьбе с Ройваном. А у Осо Абсолют даже способность определить не смог. С испытания она вернулась лишь с маленьким кулоном в форме клыка дикого животного.

– Вы не можете меня игнорировать! – тихо шикнула Осо. – Если кого-то из нас найдут здесь, то все равно решат, что мы были вместе.

Ноа молчал и ждал решения близнецов. Рикки и Никки отвечать Осо тоже не спешили и нерешительно топтались на месте. Когда молчание стало уж совсем неловким, Рикки заговорил:

– Тогда ты покажешь, кого ты прячешь, и расскажешь, почему ты тут в компании феи.

– Я… Я… – нерешительно пробормотала Осо.

– Она рассказывала мне о земных сладостях, – прощебетала маленькая феечка, вылетая у нее из-за спины, и Ноа понял, что уже видел ее в столовой. – Это такие удивительные истории!

– Ну а там кто? – бросила Никки.

Осо зарделась и одновременно с этим коснулась рукой своих волос, словно мать, инстинктивно прячущая дитя. По глазам Осо Ноа понял, что она ищет у него поддержки, но парень не мог ей ее предложить. Однако он поймал себя на мысли, что совсем не понимает, как Осо оказалась здесь. Вряд ли фея и это странное существо у нее в волосах обладали силой, похожей на способность Рикки и Никки, а библиотека, когда Ноа сюда пришел с ними, была заперта.

– Как ты попала сюда, Осо? И зачем пришла? – спросил Ноа, и Осо, похоже, подумала, что эти вопросы и ответы на них уведут близнецов от неприятной для нее темы.

Похоже, что ей показалось, что Ноа помогает ей.

– Это все Клио, – защебетала она. – Она осталась здесь и дождалась, пока библиотека закроется, а потом открыла дверь.

– А кто закрыл дверь? – Ноа все же волновал этот вопрос почему-то.

– Это, наверное, Маразмус. Он иногда следит за порядком тут, – вставил Рикки.

Ноа уже стало интересно, что это за дух такой, раз он следит тут за порядком и так горько стонет. Неужели это душа предыдущего библиотекаря, запертая здесь и обреченная на эту скучную работу веками? От этой мысли Ноа содрогнулся. Быть запертым в одном и том же месте веками ему казалось наказанием, на которое стоило обрекать только самых опасных преступников.

– Так, а пришла ты сюда зачем? – Никки не смогла молчать.

– Я… Я… понимаете, – Осо не могла подобрать слов и стала накручивать на палец локон своих волос. – Я прошла Испытание Абсолюта, но… у меня даже есть Артефакт, и это значит, что я шевалье. – Она достала из-под пижамы висящий на ее шее кулон в виде клыка какого-то животного. – Но его ведь не используешь как оружие… И я подумала, может, это какая-то ошибка. И еще Махаон сказал, что никогда не слышал, чтобы у шевалье Артефакты были… такими.

Ноа было нечего ответить девушке, хотя ему и стало жаль ее. Ведь после того, как они с Осо разговорились на озере, парень даже стал к ней лучше относиться. Но нужные слова все никак не приходили в голову, и Ноа сказал то, что больше всего подходило в этой ситуации:

– Ладно, давайте просто сделаем то, зачем пришли, и не будем мешать друг другу.

От этих слов Осо просияла, а Рикки и Никки насупились – они ведь так и не узнали, что за зверушка пряталась на плече Осо, – но Ноа не обратил на это ни малейшего внимания. Он просто двинулся к столу библиотекаря – туда, где находилась картотека – в поисках каких-нибудь книг о выпускниках Хэксенштада и аристократических домах Вельтерна, в то время как Никки и Рикки углубились в недры библиотеки.

Он не заметил, как сзади подошла Осо, и оттого вздрогнул, когда услышал ее голос у себя за спиной:

– Здесь что-то изменилось. Ты не заметил?

– О чем ты? – раздраженно спросил он. На маленьких бланках крошечными буквами были написаны названия книг, но он не мог ничего разобрать из-за тени, отбрасываемой на него огромной – в человеческий рост – статуей. Стоп, статуей?

Ноа поднял голову и уставился на статую молодой женщины с платьем в пол, обнимающей себя за плечи. Ночь сгустила на ее лице тени, и Ноа не мог разобрать на нем никаких черт, кроме тонкого красивого носа.

– Да-да, я именно об этом, – произнесла Осо. – Днем ее не было.

Ноа ничего не ответил. Он вынес несколько карточек из раздела истории на свет и, щурясь, стал искать книги, хотя бы по названию похожие на то, что он ищет. Все они были по большей части об общей истории и Вельтерна, и других государств Виридитерры. Были даже книги «О генеалогии рода Драхенов», «Расцвет и падение династии Кингов перед Драконом» и «От захвата к отделению Мепаиса от Црейфлодера. Кто такой Алма Нова». Ноа с раздражением вернул карточки на место и взял другие, когда Осо вдруг снова подала голос:

– Я бы на твоем месте поискала книги в закрытой секции. Ты ведь хочешь найти что-то о Ройване? Тогда подойдут книги не об истории, а о черной магии.

– Откуда ты это знаешь, что я ищу именно его?

Осо поддалась назад, обошла стол библиотекаря и зашла за статую так, что лунный свет падал прямо на нее. И в этом лунном свете она казалась почти милой. Почему-то у Ноа сложилось впечатление, что, отвечая на этот вопрос, ей хотелось быть как можно дальше от него, быть защищенной чем-то.

– Эм… Как-то я подслушала разговор Франциска и фрау Энгстелиг. И там я услышала его имя. А еще фрау Энгстелиг сказала: «Мальчишка все слышал. Теперь он знает, как его зовут». Потом она сказала, что если в тебе действительно сильны гены Вайскопфов, то ты совершенно точно станешь его искать. Вот я и подумала… – Осо запнулась, посмотрела на Ноа, а затем продолжила: – В общем, пока я искала что-нибудь о своей проблеме, наткнулась на кое-что о нем.

Ее феечка примостилась на книги, стоявшие на картотеке, и она походила на маленькую милую Дюймовочку, но с крыльями, о которой в детстве Ноа читала мама.

– Это были очень нехорошие книги, – пожаловалась феечка Ноа и добавила, уже обращаясь к Осо: – Давай больше не будем их открывать. Никогда-никогда-никогда.

– Но я так ничего и не узнала о своей… проблеме, – Осо все еще не знала, какое слово следует подобрать, а затем ее голос переменился с задумчивого и тусклого на повеселевший и удивленный: – Ох, смотрите, с этой стороны статуи цветы.

Ноа обернулся и увидел, как Осо, выглядывающая из-за статуи, радостно махала ему букетиком ночных лилий, тех самых цветов, о которых ему говорила Эли. И почему он вдруг вспомнил о ней так не вовремя? Он поморщился и посоветовал вернуть цветы на место, когда из темноты стеллажей донесся злой рык и после него оттуда выбежали Рикки и Никки с несколькими книгами под мышкой.

– Оставили новичков на свою голову! – взвизгнула Никки. – Что вы сделали?

– Вы рассердили Маразмуса, слышите? – вскрикнул Рикки с укором, и вместе с его словами из темноты выплыл дух старца белесый и костлявый.

У Ноа в груди все похолодело, когда он заглянул в его рассерженное – разгневанное – узкое лицо. В его костлявых пальцах он заметил еще несколько цветков ночных лилий и сразу же взглянул на статую. Вот, почему библиотека закрывалась изнутри, вот почему был дневной и ночной библиотекари.

– Простите, ребят, но с рассерженным Маразмусом каждый сам за себя, – произнес Рикки и они, взявшись с Никки за руки, исчезли.

Ноа зло и разочарованно наблюдал за тем, как они сбежали, но времени, чтобы разразиться проклятиями в сторону близнецов не было, потому что Маразмус угрожающе надвигался к ним с Осо. Он резким движением бросился к девушке, выхватил злосчастный букет и откинул обратно на пьедестал статуи, но не попал и тот упал на пол. Ноа оттолкнул Осо в сторону, и в этот же момент Маразмус схватил парня за шиворот и отбросил к столу библиотекаря. Ноа больно ударился головой об угол и в глазах на несколько секунд потемнело. В этот момент у парня даже не было времени подумать о том, как бестелесый дух смог дотрунуться до него.

Ноа услышал, как закричала Осо, видел, как беспомощно взвилась феечка, не зная, что делать. Парень тщетно пытался подняться, но от удара в голове перед глазами все плыло. Ноа с ужасом, как беспомощный ребенок, смотрел, как Маразмус надвигался на кричащую – молящую о спасении – Осо. В ее глазах стояли слезы, дрожащими губами она все звала «дедушка», «дедушка», «дедушка», и Ноа хотел, но не мог ей помочь.

И она кричала, кричала, кричала…

Осо отходила все дальше и дальше, пока спиной не столкнулась с книжным стеллажом – и в последний раз с испугом глянула на Ноа. Внезапно она села на карточки, закрыла глаза, и из груди ее вырвался даже не крик, а настоящий животный рык.

И тогда произошло то, чего Ноа совсем не мог ожидать: Осо начала быстро покрываться бурой густой шерстью, увеличиваться в размерах, на ее пальцах удлинились и увеличились когти, лицо стало вытягиваться. Она в мгновение ока стала косматой, большой и еще более неповоротливой, но осталась такой же испуганной Маразмусом. Правда, теперь к этому страху добавился другой: Осо совсем не понимала, что с ней происходит.

Ноа ахнул от ужаса и удивления, когда на месте Осо была уже не болтушка-подросток, а самый настоящий медведь – бурый, с острыми длинными когтями и огромными зубами в слюнявой пасти. Увиденное поразило Ноа, и он не сразу понял, что около его уха отчаянно верещала маленькая феечка.

– Что? – отвлекшись, переспросил он.

Но из-за рыка он не мог ничего услышать. Среди звуков, наполнявших библиотеку, крик маленькой феечки казался всего лишь слабым писком.

– Верни цветы на место! Скорее! – послышался голос у самого уха Ноа.

Ноа глянул на свое плечо и увидел то самое существо, сидевшее в волосах Осо. Он не дал себе и секунды, чтобы изумиться, потому что необходимо было действовать решительно. Ноа подполз к неудачно брошенному букету и положил обратно на статую. В тот же миг Маразмус успокоился. Дух подлетел к статуе и начал нежно поглаживать ее руки.

Ноа облегченно выдохнул. Он так обрадовался своей маленькой победе, что совсем забыл об огромной медведице, которая прямо сейчас громила библиотеку. Разъяренная и напуганная Осо бросалась из стороны в сторону, падала на спину, словно пыталась стереть с себя медвежью шкуру, и сносила книги вместе со стеллажами. Она рычала, и рык этот казался Ноа плачем, криком беспомощности и страхом одновременно. Он глянул на феечку, ища поддержки, но та сама не знала, что делать. Но действовать нужно было быстро – ведь они уже столько шума наделали, и неизвестно как быстро сюда заявятся преподаватели.

Ноа поднялся на ноги, опираясь на стол, и громко крикнул:

– Осо! Успокойся, Осо. Все хорошо.

Он выставил перед собой руки, пытаясь ее успокоить, но медведица лишь завыла и не перестала крушить библиотеку. Ноа пытался быстро думать, что могло бы остановить ее, вернуть ей человеческий облик, но никак не мог ничего придумать. «Что бы сделала фрау Энгстелиг? Что бы сделала фрау Энгстелиг? Что бы сделала фрау Энгсетлиг?» Ноа прокручивал в голове эту мысль и судорожно думал. Наверное, эта женщина попыталась бы его отвлечь, сделав что-то такое, что привлекло бы внимание Ноа хоть на несколько секунд.

И тут он вспомнил о клыке, с которым Осо вышла из Абсолюта.

– Найди ее кулон, – крикнул он феечке, доставая из своих маленьких ножен меч.

Стекло заиграло в лунном свете, поймало отражение звезд в потолке библиотеки, и Ноа осторожно попытался наполнить клинок своим белым пламенем, но не злым и обжигающим, а мягким, теплым, словно одеялом, которым его по ночам в детстве укутывала Нея.

– Я не хочу с тобой драться! – крикнул Ноа, но медведица, казалось, его не слышит.

Она в отчаянии бросалась на стеллажи, на книги, падавшие с них, и испуганно ревела. Ноа попытался сосредоточиться, выпустить на волю свое пламя, но так, чтобы оно сожгло, а просто окружило, оградило Осо. Он попытался вспомнить маму – такой, какой она была, – попытался вспомнить их неуютный город и приятный дом, в котором он чувствовал себя под защитой, попытался и…

Белое пламя поднялось вокруг медведицы, и та испуганно начала бросаться из стороны в сторону, выть и скулить, но пламя не сжигало, не оставляло черных следов. Оно просто было, просто горело, пока Ноа сосредоточено пытался думать о чем-то хорошем и держать этот – дикий, бушующий в его душе вместе со всепоглощающим гневом – огонь под контролем.

– Я принесла! Я принесла! – завизжала феечка, которая тянула в своих тонких ручонках медальон Осо с разорванной цепочкой.

Ноа сразу же выхватил его у нее и, стараясь не потерять контроль, приблизился к Осо. Он выставил перед собой клык и крикнул:

– Опомнись! Вспомни, кто ты есть!

Медведица словно услышала его сквозь пелену своего страха, ужаса и гнева, обернулась и, когда Ноа подумал, что она снова попытается броситься на него, осторожно и нерешительно двинулась к нему. Она протянула к нему свою косматую голову, пытаясь унюхать предмет в руке Ноа, который, закрыв глаза, инстинктивно протянул руку сквозь пламя и решил положиться на случай.

Больше всего в тот момент он боялся, что Осо снова впадет в безумие, но вместо этого его руки коснулся огромный холодный мокрый нос.

– Ты Осо Фернандес, – сказал он, открывая глаза. – Ты странная девушка-болтушка, которая находит удивительным все, что видит.

Медведица что-то завыла в ответ, и Ноа принял это за хороший знак. Он медленно попытался отпустить пламя.

Белое пламя, разделившее их с Осо, освободило ее, и Ноа уже стоял лицом к лицу с огромной бурой медведицей. Он спрятал меч в ножны и попытался повесить медальон на лапу Осо – ее шея была слишком велика для такой короткой цепочки, – неуклюже перевязывая ее.

– Ты Осо Фернандес. Девушка с Земли.

Медведица прикрыла глаза, и Ноа отошел на несколько шагов назад, когда ее медальон наполнился светом и Осо начала преображаться. Густая бурая шесть исчезала с ее тела также стремительно, как и появлялась, когти утончались и уменьшались, а косматая медвежья морда в мгновение ока стала круглым лицом пухлощекой Осо, которую Ноа знал.

Она осела на пол, хватаясь за свои руки, плечи, ощупывая живот и ноги, свою изорванную одежду, словно не веря, что вернулась. Ноа почти сразу же подскочил, помогая ей подняться, а Осо бросилась к нему на шею, обнимая и плача одновременно. Она бормотала что-то вроде «спасибо, Ноа», «я не понимаю, как это произошло» и «я так испугалась», но Ноа плохо мог разобрать из-за булькающих звуков и частых всхлипываний. Рядом с ним примостилась феечка – тоже вся в слезах и соплях, – причитающая, что хорошо, что все закончилось.

– Нам пора идти, Осо, – сказал Ноа, похлопывая ее по спине.

– Да, – всхлипнула Осо, отстраняясь от Ноа и вытирая нос своим рукавом. – А где Блюблик?

– Я здесь, – существо выпрыгнуло из-за плеча Ноа словно кузнечик. – Я рад, что с тобой теперь все в порядке.

– Не думаю, что это можно назвать «все в порядке», – задумчиво и мрачно произнес Ноа. – Я бы на твоем месте не говорил ничего преподавателям. И что это за существо?

– Это не существо, это Проводник, – ответила Осо. – Только никому, пожалуйста, не говори, что я забрала его из Леса.

– Еще одна тайна, которую мы будем хранить, – страдальчески протянул Ноа.

Повстанцы I

Кролик был еще жив, когда Тристан подошла к ловушке. Они с ее младшим братом Рогналлем шли всю ночь по следам Лисицы, и только под утро Тристан решилась поставить несколько ловушек, потому что Рогналль выбился из сил и хотел спать, а волшебные следы Лисицы были видны только при лунном свете. Она обошла уже три и все они были пусты, и совсем уже готова была отчаяться, если последняя ловушка оказалась бы пустой.

Тристан присела около ловушки, и кролик забился на месте, пытаясь выбраться из плена. Видимо, он уже знал, что произойдет еще до того, как Тристан достала из-за пояса кривой нож. Ей всегда было жаль убивать животных на охоте – отец никогда не давал ей забывать о том, что она слишком мягкая для этого, – но они с Рогналлем несколько дней не ели ничего, кроме кореньев и ягод, и Тристан боялась, что они так и не смогут добраться до места назначения.

– Твоя кровь станет моей кровью, – тихо проговорила Тристан, прижимая кролика к земле. – Твоя жизнь перейдет ко мне, и ты станешь жить в моем теле. – Тристан сглотнула и, погладив кролика по холке, тише добавила: – Прости меня, маленький брат.

Кролик был очаровательно белого цвета, и вправду мог быть звериным маленьким братом Тристан. Она была невысокой эльфийкой с короткими пшеничными волосами, заплетенными в высокий хвост, и удивительного цвета голубыми глазами. Ее лицо по диагонали пересекали две длинные параллельные черные полосы, а на лбу находились две изломанные, но поменьше. Эти метки говорили о принадлежности к Клану Рек, который Тристан вместе со своим младшим братом оставила ради того, чтобы присоединиться к повстанцам. В Речном клане такие метки были редкостью – их считали чем-то устаревшим, но Тристан – по достижению совершеннолетия – уговорила отца совершить этот ритуал и нанести их на ее лицо.

Она быстро и резко свернула шею кролику – так, как учил ее отец и старший брат, – чтобы животное не мучилось. Затем аккуратно разрезала силки, чтобы потом можно было поставить эту ловушку еще раз, и сложила ее в сумку, висевшую у нее через плечо.

Осторожно, не оставляя следов за собой, Тристан вернулась на тропу, по которой шла и на которой оставила спящего Рогналля. Она улыбнулась уголками губ, когда посмотрела на спящего брата, и даже позавидовала ему. В отличие от него, сама Тристан заснуть не могла. Ее все время подгонял страх расправы над ними. Как старшая сестра, она так боялась за жизнь брата, что пыталась гнать его вперед сверх возможностей малыша.

Тристан уселась на траву недалеко от Рогналля и принялась освежовывать кролика. Он был молодой, значит, мясо будет мягким и сочным. Думая об этом, Тристан чувствовала, как ее рот наполняется слюной – на этом сказались многодневные голодовки и недоедания.

– Тристан, я долго спал? – протянул сонно Рогналль, даже не поднимая головы.

– Можешь еще отдохнуть, – ласково сказала Тристан, отделяя мягкую шкурку от тушки кролика.

Вопреки ее совету Рогналль поднялся на локтях и, взглянув на то, чем занимается Тристан, скривился. Да, они с Рогналлем были в этом возрасте более похожи, чем она и Варн, их старший брат. От матери ему достались такие же светлые волосы и голубые глаза, но от отца он взял длинный нос и полные губы. И хоть Рогналль внешне больше походил на сестру, больше он все же был похож на их старшего брата. Варн был волком, таким, каким родился и Рогналль. Волчья кровь обминула только Тристан, не наделив ее магией, но именно на ее плечи – на плечи не мага – легла защита младшего брата-волка, когда старшего вместе с отцом убили за этот дар.

И Тристан, поклявшаяся отомстить возомнившим невесть что магам за брата и отца, не даст в обиду младшего.

–Что кривишься? – улыбнулась Тристан лукаво. – Нам нужны силы, а этот кролик станет румяным и хрустящим на костре. Это круговорот жизни. Кролики, чтобы жить едят траву, а мы – кроликов.

Рогналль устало кивнул и завернулся в плащ, на котором спал. Он выглядел сейчас таким беззащитным, что у Тристан невольно сжалось сердце. Из Тихого берега они ушли неделю назад, но боль от потери семьи, такая невыносимая, останется с ними надолго. Она и сама из последних сил сдерживала слезы, потому что знала, что должна быть стойкой ради брата.

У ручья Тристан вымыла выпотрошенного кролика и, пока это делала, неожиданно расплакалась. Всего несколько слезинок – немых свидетелей ее потери, – которые она проронила против своей воли.

И перед тем, как вернуться к брату, разжигающему костер, Тристан умыла лицо ледяной водой, чтобы смыть следы своей печали и минутной слабости. Впереди их ждала неизвестность. Поэтому эльфийка должна быть сильной и стойкой, ради брата и призрачной надежды свершить месть.

Глава 10

Ночью Ноа уснуть так и не смог. Он постоянно ворочался в постели, тихо вздыхал под посапывание Кайла. Тревожность никуда не ушла, а только усилилась, и Ноа совсем не знал, что делать со всем этим. Парень ведь сразу знал, что его вылазка в библиотеку межет закончиться плохо. Но даже и подумать не мог, что все будт вот так. Зато теперь они выяснили, что у Осо тоже есть дар, но открыть его ребята не смогут никому, если не хотят, чтобы все узнали о том, что погром в библиотеке их рук дело. А бедная Осо теперь заточена один на один со своей силой, которую не понятно, как обуздать, и спросить совета у знающих они не могут.

С этими мыслями Ноа встретил рассвет, и они же преследовали его все утро, пока он брел в столовую, где встретил поникшую Осо и встревоженных близнецов. Желудок Ноа связался в тугой узел. И с каждым вздохом, с каждым воспоминанием о прошлой ночи он затягивался все сильнее. Парень старался сохранять маску внешнего спокойствия. Но все равно выглядел каким-то нервным, особенно на фоне ничего не знающих Шенга и Махаона. Ноа косился на дверь, на преподавателей и других студентов, постоянно прислушивался, ожидая, что вот-вот его накажут. Парень жил в Хэксенштадте всего ничего и понятия не имел о здешней системе наказаний, но учитывая все странности этой академии, да и Виридитерры в целом, Ноа боялся, что за взлом библиотеки его выпорют розгами в центре какой-нибудь площади, совсем как в средневековье.

– Да что с вами сегодня такое? – раздраженно спросил Махаон. – Молчите, словно воды в рот набрали. – Он перегнулся через весь стол и тихо прошептал близнецам: – Признавайтесь, неужели опять что-то натворили.

Ноа заметил, как напряглась в этот момент Осо, крепко сжав вилку в руке и уставившись в стол, а сам парень принялся разглядывать свое отражение в чересчур отполированной ложке.

– Мы всю ночь играли в какую-то дурацкую игру с Земли, – вдруг сказал Рикки. – Мы даже не спали почти. Так что отвали, Мах, со своими нравоучениями о пользе здорового сна.

Махаон нахмурился, но замолчал, а Ноа ощутил пусть и слабое, но все же удовлетворение, видя, как на время поник этот выскочка. А еще восхитился тому, как ловко все-таки у близнецов получается врать даже в такой ситуации.

– А я говорил тебе, что что-то громить это не их почерк, – как ни в чем не бывало, проговорил Шенг Махаону и сразу же поймал на себе взгляд друга в стиле «ой, я тебя умоляю».

– О чем это вы? – спросил Ноа, встрепетнувшись. Об одном только упоминании о погроме все ребята оживились. Никто из них старался не подавать вида, что его эта новость заинтересовала больше, чем обычно, но вместе с тем каждый из ребят хотел узнать подробности.

– Сегодня скажут на общем собрании. Верховный магистр сир Роджерс возвращается, – Махаон произнес его имя с благоговением в голосе, что было совсем не похоже на его обычную манеру разговора – его тон всегда был слегка снисходительным и высокомерным, как будто он общался с людьми ниже его рангом.

Рикки и Никки страдальчески простонали, а Ноа с Осо непонимающе переглянулись.

– Сир Роджерс здесь главный, а также занимается военной подготовкой и охраной границ в Хэксенштадте, – объяснил Махаон. – Он подолгу не бывает в Хэксенштадте из-за каких-то особо важных миссий, но когда возвращается, то проводится что-то вроде турниров для проверки того, как справляются студенты с обучением.

– Называй это своими именами. Это неравная бойня между всеми студентами, – проворчала Никки и стала ковыряться вилкой в своей тарелке с аликвидом.

– Если тебе каждый раз на общей битве надирает зад рыжая бестия Эсмеральда, это нельзя назвать бойней, дорогая сестричка, – показав язык, сказал Рикки.

– В Лазарете после этого турнира обычно дел невпроворот, – вставил Шенг.

– А ты откуда узнал, что он возвращается, если преподаватели еще не сообщали? – спросил Ноа.

– Махаон – староста третьего курса и обо всех новостях им сообщают заранее, – с гордостью в голосе заявил Шенг, словно хвастался не достижениями друга, а своими.

Ноа с опаской глянул на Осо, которая поглаживала свой кулон, и понял, что на турнир ей никак нельзя. Ведь если девушка разнервничается, то все узнают о том, что она умеет превращаться в медведицу. А там уж долго думать не надо – можно сразу понять, кто разгромил библиотеку.

– Я пойду раньше, потому что мне нужно встретиться с приором Бомером. Встретимся после занятий, – поднимаясь, проговорил Махаон.

Вслед за ним – а точнее, вместе с ним – ретировалась и его тень – Шенг – и ребята остались за столом в том самом составе, в котором покоряли ночной Хэксенштадт. У Ноа не было аппетита – он убежал в дальние дали, прихватив с собой спокойствие и ночной сон парня. Поэтому Ноа поковырялся вилкой в тарелке и уже думал отнести ее лепреконам, как Рикки схватил его за руку под столом, и процедил сквозь зубы:

– Сиди. Нам нужно поговорить, Ноа. А здесь так шумно, что никто не обратит на нашу беседу внимания.

Ноа нервно сглотнул – его напугал ледяной и встревоженный тон друга – и он уселся на место, ожидая, что скажет Рикки. Но близнец упрямо молчал и поглядывал по сторонам, чтобы проверить, что их точно никто не слушает. И, убедившись в этом, Рикки заговорил:

– Мы пропали, – процедил сквозь зубы близнец, – Вы нас очень крупно подставили. А нам не нужны такие проблемы, ребятушки. Поэтому надо решать это дело. И как можно быстрее.

– Никому не нужны, – буркнул Ноа.

– Что вы вообще там устроили? – строго и мрачно спросила Никки.

– В общем, это дерьмо надо как-то разгребать, – сказал Рикки жестко. – Что бы вы там без нас не устроили, мы повязаны все вместе, потому что твоя эльфийка, Ноа, видела нас. И я бы посоветовал тебе поговорить с ней. Можно сыграть на том, что сдавать нас ей не выгодно, потому что ночью она покинула крыло прислуги, а это запрещено.

Рикки и Никки поднялись, и Ноа почувствовал разочарование оттого, какими решительными оказались Рикки и Никки. Он вообще туго соображал в этой ситуации, а они – видимо, сказывается опыт многочисленных проделок – не поддались панике и сходу решили, что нужно делать. Они все еще оставались классными ребятами, и Ноа чувствовал перед ними вину за то, что вытянул их той ночью в библиотеку. Возможно, если бы не его глупое желание узнать о себе, Вайскопфах и Ройване, они бы не попали в переделку. «А как же Осо? Она все равно попала бы в библиотеку и раскрыла свой дар. Только тогда ей бы никто не помог с ним справиться» – то ли для успокоения, то ли из жалости подумал Ноа. Он все еще не понимал, как относится к этой девушке, но ситуация в библиотеке явно сблизила ребят. Сейчас, когда Осо сидела, съежившись под грузом страха, парень переживал за нее, хотел помочь и успокоить, несмотря на свои проблемы.

– Мы тоже поговорим кое с кем, чтобы точно никакие слухи не просочились к преподавателям, а тебе действительно лучше заняться эльфийкой, Ноа, – сказала Никки напоследок и исчезла вместе с братом в толпе студентов.

– Это моя вина, – вдруг всхлипнула Осо, и Ноа, посмотрев на нее, понял, что она плачет. – Это все я виновата.

Она хотела вытереть слезы ладонью, но только размазала их по лицу. Короткие пушистые волосы прилипли к мокрым щекам, и Осо пыталась убрать непослушные пряди за уши, но у нее не получалось. Девушка все всхлипывала и всхлипывала, поэтому Ноа решил, что ее нужно поддержать.

– Ты не виновата, Осо, – тихо сказал парень, накрывая своей ладонью ее руку. – Никто не мог знать, что там произойдет. И никто не мог знать, что у тебя такой… дар. Я думаю, что нам лучше никому об этом не говорить пока что. О том, что ты… эм…

– Огромная толстая и мохнатая медведица, которая разгромила библиотеку? Ой, ну да, я ведь каждому это уже рассказала, – криво усмехнулась. Во взгляде девушки большими буквами читалась мольба о помощи, но Ноа не знал, как это сделать. Он сидел, тупо уставившись на их ладони, и ждал, пока Осо продолжит. – Я рассказала только Махаону, и он тоже дал мне такой совет. Но по другой причине.

Ноа был очень удивлен поведением Махаона – парень с самого начала все знал, но даже виду не подал. Видимо, он был очень хорошим актером. Ноа на секунду даже зауважал его, но потом осознал, что после всего, через что они с Осо прошли ночью, она пошла к Махаону и поделилась с ним своими чувствами. Парень почувствовал укол ревности – такой, которая бывает между друзьями. И, как бы Ноа не старался это отрицать, чувствовать себя третьим лишним было не круто.

Он не стал спрашивать по какой именно причине Осо нужно молчать. Не хотел знать мнение выскочки Махаона. Да и ему еще нужно было поговорить с Эли. И хоть Рикки посоветовал пригрозить эльфийке, но Ноа почему-то был убежден в том, что просьба сработает лучше. Точнее он просто надеялся на это, ведь ему не хотелось настраивать Эли против себя, или обижать ее.

Потому что Эли ему кажется самым добрым существом здесь.

***

Как оказалось, у прислуги в Хэксенштадте тоже бывают выходные, и работать здесь совсем не означало рабский труд. Невероятно высокая эльфийка с раскосыми зелеными глазами и длинными светлыми волосами очень грубо сообщила Ноа, что у Эли сегодня выходной и она, скорее всего, в жилом крыле Лазарета. И хотя все эльфийки предпочитают проводить свое свободное время где угодно, но не в здании Хэксенштадта, Эли, кажется, это было не в тягость. И, конечно же, эта эльфийка сообщила ему и то, что студентам – а уж тем более мальчикам – туда нельзя. Но Ноа, решив, что этот запрет станет самым малым, что он нарушил, наплевал на это правило и решил пробраться туда.

В жилое крыло вели огромные кованые двери – словно когда-то это были какие-то ворота – с забавной ручкой в виде головы. Стоило Ноа приблизиться к ней, как ему послышался металлический высокий голосок:

– …Стой! Кто идет?

– Эм… Мне нужно к моей подруге… – промямлил Ноа и подумал, что он, кажется, разговаривает с дверной ручкой.

– … Ааааа, амурные дела… Любовь витает в воздухе… – нараспев произнесла ручка. – Но тебе никак туда нельзя. Нет-нет, никак нельзя. Мальчикам нельзя в комнаты девочек.

Затем добавила :

– …Но это же любовь… Я так давно не видела влюбленных парочек, гуляющих по Хэксенштадту. Мое сердце – ха-ха, если бы у меня было сердце! – тоскует по нежным взглядам влюбленных!

Надо сказать, что, если бы у нее был еще и мозг, Ноа подумал бы, что она тронулась умом. Но это он здесь стоял и слушал разговоры дверной ручки, так что, кто еще из них двоих спятил, находится под большим вопросом.

– Прошу Вас, это очень срочно, – все же взмолился парень.

– …Вопрос жизни и смерти?! – металлические глаза-бусинки прищурились, а затем в испуге расширились. – …Неужели, если ты с ней не поговоришь, то она выберет другого?! Нет-нет-нет, этому никак нельзя позволить случиться! Ведь ты такой лапочка! Как можно променять тебя на кого-то другого?! – Послышался щелчок и дверь отворилась перед Ноа. – …Беги, беги, прекрасный принц к своей принцессе!

На секунду Ноа осталбенел, не поверив, что у него все так легко получилось.

– …Чего же ты медлишь, милый друг? – спросила ручка.

Ноа не знал, что ответить, чтобы она не передумала и не закрыла дверь прямо перед лицом парня.

– Я… эм… хотел спросить, а есть ли в Хэксенштадте ручки такие же, как вы? – выпалил он первое, что пришло в голову.

– …Ох, что ты, – игриво ответила она, – я здесь такая одна! А теперь беги навстречу своим чувствам!

Ноа протиснулся в дверной проем и бросился по коридору. За спиной он все еще слышал мечтательный голосок ручки: «Ах эта прекрасная запретная любовь!», тихо вздыхал и горел со стыда. Ну, главное ведь, что его пропустили, ведь так?

Это крыло очень походило на общежитие, в котором жили сами студенты, но более темное и более длинное. У каждой из эльфиек была своя собственная комната, и Ноа даже позавидовал, потому что он жил с Кайлом. В конце темного коридора было всего одно небольшое окно, которое слабо освещало пространство, ведь огромные тени создавали странные растения в больших горшках, которые вились почти до потолка.

На каждой из дверей парень заметил небольшие таблички, где эльфийки указывали свое имя. Девушки постарались украсить этот кусок бумаги и сделать его непохожим на другие. Кто-то написал свое имя нарочито корявыми, печатными буквами, кто-то разрисовал табличку всеми цветами радуги. Также парень заметил, что некоторые имена девушек слишком длинные и вряд ли они здесь в ходу, скорее всего они используют для работы в лазарете свои сокращенные имена. Парень все шел по длинному коридору, внимательно рассматривая таблички, которые уже рябили в глазах. Ноа уже почти отчаялся, подумав, что, скорее всего, на двери написано полное имя Эли, которое он не знает, но в конце коридора он наконец-то отыскал дверь с витиеватым выведенным «Эли». Написанные с легким нажимом буквы будто вели свой танец на бумаге, сплетаясь плавными линиями в единое слово. Хвостик последней буквы Эли немного удлинила и украсила сердечком – Ноа еще на земле видел, как девчонки добавляли рисунки к буквам, но парень очень удивился, поймав за этим и эльфийку.

Он застыл, не решаясь постучать, и понял, хотел сглотнуть, но у него пересохло в горле. Серьезно, там могли уже путешествовать караваны кочевников. Ноа неловко топтался на месте, пытался заставить дрожащие руки – делов-то, это же просто, – но сердце его так бешено стучало, что казалось, будто этот стук отдается даже в висках. И когда он наконец-то собрался с мыслями – «Привет. Я Ноа, помнишь? Ты видела вчера меня и моих друзей ночью, не могла бы ты об этом никому не говорить?» – и был готов постучать, как дверь резко распахнулась и перед Ноа предстала Эли, одежда которой была вся в крови. Ее рыжие волосы спутались, некоторые пряди прилипли ко взмокшему лбу, а на щеке виднелись несколько запекшихся красных пятнышек.

Эльфийка испугано и удивленно раскрыла рот – она наверняка куда-то собиралась, и встретить на своем пороге Ноа никак не входило в ее планы, – а затем попыталась с наигранной веселостью спросить: «Что тебя привело сюда, Ноа?». И в тот самый момент, когда парень хотел ответить ей, чья-то сильная – серая с голубоватым оттенком – рука схватила Ноа за рукав и втащила в комнату, закрыв дверь на замок.

***

Ноа не понять, что произошло и достать Артефакт. Все случилось слишком быстро. Он чувствовал спиной чью-то сильную и крепкую грудь, пока его за горло держали в захвате, и понимал, что против такой махины ему – зеленому юнцу, еще толком не овладевшим собственной магией – не выстоять в любом случае.

– Прошу, Персиваль, не нужно! – взмолилась Эли, бросаясь к Ноа.

– Он видел нас, – проскрипел чей-то могучий и ледяной, но молодой голос.

– Он никому не скажет! – вскрикнула снова Эли и посмотрела на Ноа испуганным взглядом. – Я знаю. Я уверена в нем.

Ноа чувствовал тяжелое дыхание у себя за спиной, будто его мучитель метался и не знал, что делать. Парень ощутил прилив стыда и гнева – дикая смесь, какая бывает, когда чувствуешь себя беспомощным. Ноа хотел быть сильным, или хотя бы выглядеть сильным в глазах эльфийки. Парня даже не волновало, что в этот самый момент его могут убить. Точнее, он все еще не верил, что с ним могут обойтись так жестоко, ведь в нормальном мире людей не убивают направо и налево.

Мысли в голове парня «Она подумает, что я слабак», мольбы эльфийки «Персиваль, прошу, не надо», тяжелое дыхание его мучителя – все смешалось в один гул. Вскоре чужие руки разжались, и Ноа, оказавшись на свободе, отшатнулся в сторону Эли, чтобы не испытывать судьбу и вновь не оказаться плененным. Но эльфийка почти сразу же бросилась к его мучителю, чтобы поддержать молодого человека за плечи и усадить обратно на постель. Ноа взглянул на того, кто его удерживал, и едва не открыл рот.

Это был эльф, но совсем не такой, какими были эльфы Хэксенштадта. Он был невероятно высокий – метра два ростом – и широкоплечий. Ноа все-таки не показалось, и кожа у этого Персиваля была светло-серой со странным синеватым оттенком. Его длинные черные волосы, заплетенные в высокий хвост, едва ли не доставали до поясницы. А в светло-серых глазах Ноа заметил настороженность и недоверие. От носогубных складок, постепенно сужаясь к уголкам глаз, шли черные полосы, похожие на те, что есть у гепардов. У этого эльфа был длинный нос с небольшой горбинкой и толстый шрам на переносице, а плотно-сжатые тонкие губы искривлялись в гримасе – как понял Ноа позже – боли. В его ушах висело по меньшей мере по пять забавных и странных сережек, а на шее – три или четыре кулона, словно Персиваль был падок на все блестящее и старался увешать себя этим.

Вот только не необычная внешность привлекла внимание Ноа. Персиваль был одет в просторные черные шаровары и высокие сапоги из кожи, но по пояс он был обнажен, а его бок – перевязан обычной тканью. На повязке проступали следы свежей крови – скорее всего, до этого он лежал на постели, а появление Ноа заставило его подняться, и рана открылась вновь, – и Эли сердито отчитывала его за своеволие и за то, что снова напрягался.

Все это время, что Эли читала нравоучения Персивалю, укладывала его обратно в постель и совала ему в руки травяной чай, эльф неотрывно следил за топчущимся на месте Ноа. И от этого пронзительного взгляда у парня по коже бежали мурашки. Он вдруг почувствовал острую необходимость что-то сказать в свою защиту, как-то подтвердить то, что он не собирается бежать и рассказывать по пути всему Хэксенштадту о странном эльфе.

– Я никому не скажу об этом, – сказал Ноа.

Услышав его слова, Эли обернулась и с благодарностью посмотрела на парня.

Вновь взглянула на Персиваля, велела тому не двигаться, чтобы не беспокоить рану, и, поднявшись, подошла к Ноа. Она кусала губы, переминалась с ноги на ногу и выглядела совершенно растерянной. Так что Ноа было не трудно догадаться, как ей сейчас тяжело подобрать правильные слова. Когда тишина в комнате стала слишком ощутимой, слишком тяжёлой, слишком неловкой, эльфийка предложила парню сесть. И только тогда тот обратил внимание на интерьер.

В самом углу у крохотного помещения стояла небольшая односпальная кровать, над которой висела карта Виридитерры и полка с какими-то немногочисленными книгами. Сбоку от кровати стоял большой стол, заваленный всякими травами, мазями и прочим, с двумя стульями. Содержимое двух платяных шкафов оставалось для Ноа загадкой. Под потолком, полностью обрамляя периметр помещения, висела гирлянда из светящихся шариков. Ноа так до конца и не смог понять, как они работают, ведь электричества на Виридитерре не было. В целом, комната была светлой и уютной, именно такой, какая подходит веселой и улыбающейся Эли, которая сейчас была мрачнее любой тучи.

– Никто, кроме тебя, не знает, что Персиваль здесь, – заговорила тихо Эли, когда Ноа присел на один из предложенных ею стульев. – Прошу, оставь этот секрет между нами тремя. Я никому не скажу, что ты знаешь. А через несколько дней, как только Персиваль поправится, он уйдет из Хэксенштадта, я тебя уверяю.

– Но почему ты не можешь вылечить его рану своей магией? – удивленно спросил Ноа. – Вы ведь в Лазарете просто чудеса творите.

Эли сдержанно улыбнулась похвале.

– Не каждую рану можно вылечить таким образом, – произнесла она с грустью. – Увечья, нанесенные зачарованным оружием и пропитанные ядом пыльнорога, вылечить не так уж ипросто. Чтобы вывести яд из организма нужно много времени и кропотливых усилий. А Персиваль… – она на секунду умолка и украдкой глянула на раненого эльфа, – Персиваль получил очень глубокую рану.

Эльф, который все еще внимательно глядел на Ноа, громко фыркнул и сказал:

– Даже этого мало, чтобы убить меня. Меня поцеловала Горная Матерь, я неукротим и мой путь продолжится.

– Так почему тебя спасают не твои боги, а я? – возмущенно бросила Эли.

– Потому что они только направляют, а не вмешиваются. Они дают шанс и только тебе решать, использовать его или нет, – произнес Персиваль, а Эли закатила глаза.

Когда в комнате повисло напряженное молчание, Ноа все же решил сказать несколько слов, чтобы здесь было не так пугающе тихо:

– Но что он тут делает? И кто он такой? – спросил парень.

– Поверь, чем меньше ты знаешь, – пробормотала Эли и взяла Ноа за руки, – тем лучше для тебя. Так будет безопаснее.

От ее мягкого прикосновения по телу парня пробежали мурашки. Ему обычно не нравилось, когда его касались. Даже сегодня, успокаивая бедную Осо, парень приложил большие усилия, чтобы дотронуться ее руки.

Прикосновение Эли было легким, естественным и совсем не вызывало отвращения или неловкости. Тепло ее ладоней перетекало в тело Ноа, где взрывалось тысячами фейерверков. Парень смотрел в большие глаза эльфийки и не мог отвести взгляда от них. Разум его затуманился, и Ноа только с помощью неимоверного усилия воли, все же смог собрать мысли в кучу и проговорить:

– Он… Ты поэтому была вчера ночью на улице? Не потому, что увидела нас и хотела пошутить?

– Нет, – сказала Эли с грустной улыбкой. – Я ждала Персиваля. Мне нужно было помочь ему. А зачем ты меня искал?

– Я? – Ноа уже и забыл, зачем вообще пришел. – Вчера ночью кое-что случилось. В библиотеке. И я хотел, чтобы ты никому не говорила, что ты видела нас этой ночью.

– Мы не видели друг друга, – согласилась Эли и, улыбнувшись, встала.

Ноа понял, что это конец разговора, но ему совсем не хотелось оставлять Эли наедине с этим Персивалем, потому что он казался ему опасным.

– Я… Эли, – тихо позвал Ноа ее, стоя уже у самых дверей. – Я могу тебе хоть чем-нибудь помочь?

Она удивилась, словно ей впервые кто-то что-то предложил, а не приказал, а затем улыбнулась своей губительно-очаровательной улыбкой, от которой у Ноа сердце пропустило удар. Сейчас он надеялся на ее согласие. Хотел быть рядом и знать, что он нужен.

– Береги себя и не влезай в переделки. И пообещай, что никому не скажешь, – просто сказала она мягко.

– Я обещаю, Эли, я никому не скажу, – твердо произнес Ноа.

– Спасибо, Ноа, – прошептала Эли и крепко обняла его.

Ноа стоял как истукан. Такое простое выражение благодарности напрочь парализовало его, и он даже не обнял Эли в ответ. Когда эльфийка все же выпустила его из своих объятий, Ноа смущенно залепетал что-то вроде «м-м-мне п-п-пора н-н-на з-з-зан-нятия» и поспешил скрыться. Персиваль, наблюдавший за этой сценой, только усмехнулся и закатил глаза.

Повстанцы II

Отец Кристиана так смешно хмурил кустистые седые брови, что тот не смог не рассмеяться. Возможно, дело было совсем не в бровях – ведь что-что, а с сыном Алма Нова старался видеться часто и отнюдь не из отеческой любви, – а в выпитом бочонке хорошего блазонского вина. Но, так или иначе, Кристиан Нова – сын лорда-протектора Мепаиса, его наследник и единственный сын – хохотал как ни в себе на Совете четырех.

В Совет четырех входил сам Кристиан – как наследник лорда-протектора, – командующий армией Викториан Морти – как правая рука Алмы Нова и его самый верный соратник, – Радко Данков – как представитель со стороны религиозных общин, – Николина Лея – как наместник города. Совет четырех обсуждал важные вопросы геополитического характера, только здесь они могли позволить себе говорить о своих страхах по поводу притязаний Црейфлодера и то, что Вильгельм II Сторк наконец перешел к действию.

– Ты считаешь, что то, что Црейфлодер переводит свою экономику на военные нужды, это смешно? – со статью в голосе спросил Алма.

Алма Нова был единственным человеком, который мог говорить с Кристианом так грубо, потому что лорд-протектор никогда не позволял этого никому другому. Но управы на сына у него не было, и Кристиан оставался ленивым, пассивным и абсолютно равнодушным к политике. И была у лорда-протектора такая необычная черта, свойственная человеку, закаленному в бесчисленных боях, – он ни при каких условиях никогда не повышал голоса. Ему это и не нужно было, ведь оставившие на постаревшем лице Алмы годы свой отпечаток, коснулись и голоса. Он до сих пор звучал устрашающе, зловеще, подобно свисту стали в воздухе.

– Нет, я нахожу забавным то, что вы обсуждаете это между собой, – проговорил Кристиан с неизменной широкой улыбкой, – вместо того, чтобы заявить об этом Сторку лично. – Он поднял руки вверх и захохотал: – Эй, господин Большой император, мы Мепаис. Ты помнишь нас? Надрали тебе много лет назад задницу и стали отдельным государством. Мы еще казнили твою сестричку.

– Прекрати дурачиться, – рыкнул Алма Нова и, подойдя к сыну, ударил его по лицу.

Кристиан поднял на отца нечитаемый взгляд – о, нет, Алма Нова знал этот взгляд в отличие от присутствующих – и погладил ударенную щеку. В его глазах был лишь упрек отцу, который предпочел борьбу за страну борьбе за сына. В его глазах была ненависть за пренебрежение матерью и осуждение, что сейчас Алма Нова вспомнил, что у него есть сын. И вспомнил, когда понял, что Мепаису нужен наследник.

– На кону стоит то, за что не одно поколение боролось в течение своей жизни, а ты думаешь, что это шутка? – Алма Нова сощурился. – Я положил на это всю свою жизнь не для того, чтобы ты все уничтожил. Убирайся. Больше не желаю видеть тебя сегодня.

Кристиан еще раз пристально взглянул на рассвирепевшего отца. Алму Нова годы не пощадили. Когда-то каштановые волосы полностью покрыла седина, кожа на лице обвисла под тяжестью глубоких морщин. Даже в его короткой бороде были сплошь седые волосы, но в глазах все еще читался юношеский запал, с которым Алма Нова рвался на завоевание независимости Мепаиса, и готовность к борьбе. Кристиан был похож на отца в молодости – так говорили все, – и Кристиан пытался уничтожить это сходство хотя бы внутренне. Он ненавидел Мепаис – точнее, ненавидел одержимость отца им, – и не готов был всю свою жизнь пытаться сохранить то, ради чего Алма Нова предал собственную семью.

– Я не такой, как ты, отец, – с презрением выплюнул Кристиан, уходя.

В свете факелов в коридорах замка он добрался до своих покоев в башне, где его ждал еще один бочонок вина, виноград и вся ночь впереди. Луна лукаво заглядывала к нему в раскрытое окно, каждую ночь ловя Кристиана на праздной и разгульной жизни, но ему было совсем не стыдно. Он не хочет быть марионеткой в руках отца – у него есть свой выбор и он будет за него бороться. И пускай весь Мепаис считает его бездельником и пьянчугой. Ему нравилась эта роль, хотя он и прекрасно осознавал положение Мепаиса. Сейчас он уязвлен как никогда, ведь на севере этой маленькой республики под свои знамена стягивает силы повстанческая армия под руководством Безликого, Беловолосого мага, которого все имперские маги ненавидят. Это означало, что западные государства не помогут Мепаису, а наоборот приложат руку к ликвидации его с карты Виридитерры.

В дверь коротко постучали, и раздраженный Кристиан открыл ее. На пороге стоял перемазанный мальчуган, который носит уголь для камина по замку, но в этот раз он принес для Кристиана кое-что другое. Только увидев мальчугана в столь поздний час, Кристиан понял, что это значит. Он пропустил мальчишку внутрь и зажег свечу на столе. Из-под своей холщовой рубахи мальчишка вытащил письмо в сером конверте и протянул Кристиану. На конверте был нарисован Лисий знак, и Кристиан только уверился в своей догадке по поводу отправителя.

Кристиан, быстро разломав воск, принялся настороженно читать, ведь никогда руководство не писало ему так часто. Письмо было коротким, но содержательным, и, прочитав его, Кристиан устало опустился на стул. Он потер глаза, обдумывая прочитанное, и потянулся за чернильницей, пером и бумагой, чтобы написать ответ. Его послание вышло еще более коротким – он решил, что отправить его птицей будет безопаснее, чем гонцом, – завернул его и запечатал прежде, чем подозвать к себе мальчишку.

Он притянул мальчика ближе к свету, чтобы тот видел его глаза, и медленно проговорил:

– Возьми послание и отправь птицу этой же же ночью, но за пределами города, а потом забудь, что сегодня произошло.

Глаза Кристиана загорелись золотым светом, и мальчик завороженно смотрел в них, после чего молча взял письмо и побрел прочь выполнять приказ молодого господина. Дверь за ним тихо скрипнула, а Кристиан откинулся на спинку стула. Желание пить отпало насовсем, а холодный ночной воздух и новости его немного отрезвили. Он бросил взгляд за окно – туда, где кипел ночной город, – и тяжело вздохнул.

О том, что Кристиан Нова владеет магией не знал никто. А уж о том, что он тайно поддерживает повстанцев Безликого тем более. И, спасут его Первородные боги, если кто-нибудь об этом прознает раньше времени.

Глава 11

Все ещё тяжело дыша, Ноа спешил к учебному корпусу. Парень предполагал, что он уже опоздал на собрание, а без Осо, которая уже все про эту академию знает, его шансы найти это место стремительно приближались к нулю.

Но оказавшись на улице, парень немного успокоился: даже у входа в лазарет был слышен веселый гул голосов. И у Ноа появилась слабая надежда, что он еще сможет прийти вовремя. Сейчас ему лишь нужно обогнуть здание учебного корпуса и следовать за какой-нибудь кучкой студентов – они-то и приведут его в нужное место. Однако все оказалось куда проще, чем думал Ноа, что его обрадовало и удивило одновременно. Ведь когда Махаон говорил про общее собрание, в голове парня возникали картинки огромного зала с тяжелыми дубовыми стульями для каждого из учеников Хэксенштадта. Ну или что-то в этом роде. Но Ноа даже и подумать не мог, что их соберут прямо на улице.

Учебный корпус с высоты птичьего полета напоминал букву «П». Небольшая площадка перед зданием – почти доходя до главных ворот, через которые не так давно Ноа и Осо прибыли в Хэксенштадт – была плотно уставлена деревянными лавочками. И хоть все студенты уже успели расположиться на них, кучкуясь по такому же принципу, как они и сидели в столовой, собрание еще не началось.

Ноа выдохнул с облегчением, хоть оно и было недолгим. Уже через секунду парень запаниковал с новой силой, ведь в этом ворохе студентов он никак не мог отыскать никого из своих знакомых. От одной возможности снова оказаться среди незнакомых ему людей, дыхание парня участилось. Он вертел головой по сторонам, словно маленький ребенок, потерявшийся в толпе. Но из-за паники, наступавшей ему на горло, он смотрел и не видел, не различал лиц, голосов.

Гул ребят, который с каждой секундой звучал в голове Ноа все громче и громче, сводил его с ума. Не известно, чем это все могло бы закончиться, если бы кто-то сильно не дернул его за руку.

Обернувшись он увидел перед собой круглое лицо Осо. В тот момент Ноа еле сдержался, чтобы не обнять девушку. Осо, прищурив глаза, посмотрела на парня и обеспокоенно произнесла:

– Все в порядке? Я тебя звала, но ты не откликался.

– Я… эээ, – на секунду Ноа заколебался, обдумал, что ответить девушке. Он даже хотел рассказать ей, что только что ощутил на себе всю мощь панической атаки, но решил отложить это признание на потом. – Я просто тебя не видел, здесь столько людей, – произнес он и выдавил из себя жалкое подобие улыбки.

Осо, видно, ни на секунду ему не поверила, потому что, все еще прищурившись, смотрела на парня. Но, к превеликой радости Ноа, продолжать эту тему не стала.

– Пойдем, мы сидим вон там, – указала она рукой вдаль и сразу же двинулась туда. Ноа так и не смог увидеть остальных ребят, поэтому просто поплёлся за Осо.

Сидеть вшестером на одной скамейке было тесно. Но парень, несмотря на неудобство, был этому рад – лучше уж ютиться рядом со знакомыми людьми.

Сладкие цветочные ароматы доносились сюда прямо из садов Хэксенштадта. Легкий ветерок ласкал кожу собравшихся студентов. Иногда сквозь гул голосов можно было расслышать чириканье неведомых птиц. Студенты весело переговаривались между собой – они еще и не догадывались о том, что произошло этой ночью – и Ноа завидовал их спокойному неведению.  Чтобы как-то себя отвечь, парень решил осмотреться.

Красная ковровая дорожка тянулась от самого последнего ряда лавочек и заканчивалась ровно около высокой трибуны для выступлений, которая сейчас стояла рядом с главным входом в учебный корпус. Она была настолько большой – видимо для того, чтобы придать выступающему более важный и величественный вид – что по обеим сторонам от нее были приставлены деревянные лестницы. Позади пустующей трибуны находилось несколько преподавателей, некоторых из них Ноа узнал, например, фрау Энгстелиг. На ее лице застыло нечитаемое выражение. А сама она сидела так ровно, что походила на натянутую струну. Преподаватели были похожи на искусно выполненные восковые фигуры – и это, надо сказать, жуткое зрелище. Другая же часть преподавательского состава – те, кто не имел высшего чина «сир» или «фрау» – занимали почетные места в первом ряду. Их скамейки отличались от тех, на которых расположились ученики: они были чуть массивнее, а сиденье выполнено из красного дерева.

Оглянувшись по сторонам, Ноа заметил Франциска, который держался неподалеку от Энгстелиг, но на достаточном расстоянии, чтобы все-таки быть в толпе студентов. Он вдруг вспомнил о том, что должен с ним поговорить – и о ножнах, и об Энгстелиг – и пообещал себе забежать к нему, как только выдастся свободная минутка. Вряд ли Франциск сильно расстроится из-за того, что Ноа задержался с визитом, ведь тот сам должен помнить, что жизнь студентов Хэксенштадта расписана по часам. А жизнь Ноа, который занимается с Энгстелиг, расписана по минутам.

Вскоре Ноа заметил кое-что странное – помимо напряженных до жути преподавателей – вокруг воцарилась тишина. Казалось, даже легкий весенний ветерок исчез, словно испугавшись чего-то. И уже через мгновение Ноа понял, что произошло – мимо него спокойным шагом прошла (а точнее сказать, проплыла) мужская фигура. Парень побоялся поднять взгляд выше и не рассмотрел лицо идущего, он увидел лишь хорошо скроенный черный костюм и высокие черные ботинки, такие же, как у военных на Земле.

Все взгляды были обращены только на этого человека – студенты с благоговением следили за каждым его шагом. Ноа тоже следил за мужчиной, только не мог понять, отчего все с таким почтением к нему относятся.

Мужчина все также не спеша взобрался по лестнице, уперся руками в трибуну и осмотрел всех студентов. Надо сказать, сир Роджерс – а это не мог быть никто другой, кроме него – мастерски владел искусством смотреть на всех вместе, но при этом создавать впечатление, будто бы он видел каждого в отдельности. Под давлением его цепкого соколиного взгляда Ноа стало неуютно, ему даже на секунду показалось, что директор знает о его ночных приключениях. Парню хотелось вскочить и убежать, спрятаться в каком-нибудь дремучем лесу – он был уверен, что на Виридитерре такой имеется – и больше никогда не показываться среди людей. Однако Ноа чувствовал, что где бы он ни был – в непроходимом лесу, глубокой пещере или даже в кроличьей норе! – он все равно будет ощущать на себе, всю тяжесть взгляда сира Роджерса.

Это был мужчина средних лет – Ноа, наверное, сказал бы, что ему около сорока пяти – с гордой осанкой настоящего воина даже при том, что у него был небольшой животик. Несмотря на жесткие черты – квадратный подбородок и большой длинный нос – его лицо располагало к себе. Даже небольшая плешь на макушке не портила мужчину.

Директор академии недолго испытывал взглядом учащихся. Он пригладил руками свои седые волосы по бокам и заговорил:

– Приветствую, дорогие студенты! – его басовитый стальной голос разнесся по всей площадке.

И тут студенты словно с цепи сорвались. Их лица прояснились, они шумели, свистели и всячески пытались показать, как рады приезду главы школы. На какое-то мгновение Ноа совсем перестал понимать, что здесь происходит. Почему в этой школе все доведено почти до крайностей? Как можно с таким благоговением, почти переходящим в страх смотреть на человека и не издавать ни звука, а затем кричать, как зрители перед гладиаторским боем?

Парень с настороженностью наблюдал за сиром Роджерсом. Ожидал его реакции. За те недолгие минуты, что Ноа его видел, сир Роджерс показался парню серьезным человеком, одиним из тех, кому не нравится такой балаган. Но директор школы ничего не делал, лишь стоял и… улыбался. Сейчас он тепло – как гордый отец – смотрел на студентов и больше не выглядел так устрашающе.

Шум и гам не длился долго, так что вскоре директор смог продолжить:

– Сегодня прекрасный день, чтобы объявить об открытии очередных Хэксенштадтских игр! – сир Роджерс замолчал, дал ребятам время на аплодисменты, и когда они прекратились, продолжил: – Правила до смешного просты и неизменны. Все студенты делятся на команды, количество участников в которой не ограничено. Уважаемый приор Тоби Гейтс, – директор жестом указал в сторону преподавателя, который сейчас сидел – совсем как человек! – на первом ряду, – будет ждать списки с названием и составом команд сегодня перед ужином. Вам предстоит снова показать чудеса ваших техник, планирования стратегии, в соответствии с которой вы и будете подбирать участников команд. Для победы необходимо, чтобы способности каждого члена гармонично дополняли друг друга и сочетались между собой, а потому выбирайте осторожно и с умом! Ну и как обычно на время проведения соревнований все занятия будут отменены. У вас есть три соревнования, и четыре дня между ними, чтобы привети себя в порядок.

Последние слова сира Роджерса практически утонули под гулом выкриков и одобрительного свиста студентов. Ребята вокруг веселились – ну еще бы, пятнадцать дней без занятий! – даже Ноа и близнецы, несмотря на то, что они попали в передрягу в библиотеке. Только настроение Осо никак не поменялось, а может даже и немного ухудшилось, ведь учеба – это единственное, что хоть как-то могло отвлечь ее от тревожных мыслей и переживаний. Ноа был первым – и, наверное, единственным – из всей компании, кто это заметил.

– Эй, –  просто вырвалось у парня, и когда Осо обратила на него внимание, он понял, что ему нечем продолжить разговор.

В этот самый момент сир Роджерс постучал по трибуне, призывая студентов к порядку.

– Это еще не все, – взгляд директора вновь стал строже. – Сегодня, впервые за много лет, наше собрание закончится не только объявлением о начале соревнований. Вчера ночью на территории Хэксенштадта – нашего дорогого дома – случилось нечто ужасное.

Студенты молчали, и эта тишина давила на уши. Ребята переглядывались между собой, глазами выискивая хоть кого-то подозрительного. В этот момент все – близнецы, Ноа и Осо – непроизвольно сглотнули, отчего удостоились настороженного взгляда Махаона. Ноа боялся, что именно сейчас все поймут, что это именно они натворили. А еще он переживал за Осо, которой точно сейчас было тяжелее, чем остальным. Ноа на собственной шкуре ощутил, каково это быть не таким как все. И если теперь, в Хэксенштдте он не был особенным, то Осо была.

– Я не могу поверить в то, что кто-то осмелился посягнуть на святилище знаний – библиотеку. Этой ночью кто-то пробрался в здание корпуса и устроил там погром. Этот невероятный проступок буквально разбил сердце нашей бедной госпожи Алатеи, не чаявшей души во всех книгах библиотеки, а ведь некоторые бесценные экземпляры были уничтожены. Виновные пока не найдены, но будут. – Острый, как лезвие боевого ножа, голос директора постепенно вновь прорезал себе путь в голову Ноа, – Каждый из вас вероятно знает Пигмалиона – по ночам этот милейший дух отвечает за безопасность библиотеки. И сегодня, с наступлением темноты он будет допрошен, – директор вновь окинул студентов холодным взглядом, настолько пронзительным, что казалось, будто он проникает под кожу и вытаскивает наружу все твои секреты. – Но мне не хотелось бы заканчивать наше собрание на этой печальной ноте.

Сир Роджерс повернулся к преподавателям и жестом руки указал на сторону, где сидели сиры и фрау.

– Я рад сообщить, что Хэксенштадт принимает в гостях небезызвестную фрау Энгстелиг, подвигов которой не перечесть! Совсем недавно – простите мне эту вольность – ею лично был казнен Аркон Аталантсон, один из последователей Безликого, смутьяна, который погружает своим бунтом, своим смехотворной организацией Эрмандад в хаос всю Виридитерру. А вместе с фрау еще одним нашим гостем стал Франциск де ла Тур, самый сильный на данный момент маг-вуа родом из Королевства Блазон!

Тишину вновь разорвал гул аплодисментов. Даже Ноа с Осо, напуганные предыдущими словами сира Роджерса, сдержанно хлопали. Парень делал это машинально – просто повторял за толпой, чтобы не выделяться из нее, – хотя внутренне он сходил с ума от терзающих его страхов. Краем глаза Ноа заметил, как исказилось от гнева лицо Махаона, и как его руки сжались в кулаки, когда он смотрел вперед, туда, где восседала Энгстелиг.

Фрау Энгстелиг сдержанно кивнула на оказанное внимание, а Франциск весь сжался под всем этим вниманием и только улыбался немного смущенно.

– А теперь прошу вас снова вернуться к своим занятиям, – закончил сир Роджерс. – Тщательно обдумайте до вечера составы ваших команд. – Он приложил свой кулак к сердцу и громко произнес, глядя в толпу: – Во славу Виридитерры! Во славу Вельтерна!

– Во славу Виридитерры! Во славу Вельтерна! – откликнулись эхом студенты.

Студенты один за другим поднимались со своих мест и сливались в огромный поток. Ноа непонимающе шел за толпой, пока все его мысли вертелись вокруг слов сира Роджерса. Парень боялся быть раскрытым. И волновался за Осо. Проходя мимо трибуны, он еще раз бегло взглянул на сира Рождерса – теперь директор стоял рядом с преподавателями и о чем-то напряженно беседовал.

Оказавшись в учебном корпусе, парень глазами искал Рикки и Никки. Он надеялся поговорить с ними, чтобы хоть немного успокоиться. Но все его надежды разбились, когда у маятника он увидел близнецов в компании Махаона и Шенга. Там же была и Осо. Только взглянув на нее, Ноа сразу понял, что девушка совсем упала духом. Она просто смотрела вдаль и даже не пыталась делать вид, что хоть как-то слушает разговор ребят.

Как только Ноа подошел, Махаон, который очевидно в любой компании чувствовал себя эдаким организатором, заговорил:

– Так, мы же все согласны принять участие в соревновании этим же составом?

– Да-да, – все как один согласились ребята. Ноа посмотрел на близнецов, они кивали яростнее остальных, и парню даже показалось, что во взгляде Рикки и Никки читалось желание поскорее сбагрить Махаона – им тоже хотелось обсудить речь директора на собрании.

– Но я также предлагаю усилить наш состав, – все не унимался Махаон. – Росс и Линда выпустились и с учетом новых членов в команде мы должны разработать новую стратегию.

– Чтобы хоть в этот раз победить и бла-бла-бла, – пробурчал себе под нос Рикки, но все отлично его услышали.

Взгляд Махаона на мгновение стал жестче, точь-в-точь как у директора, однако парень взял себя в руки – наверное, лишь Ноа заметил, с какой силой он сжал кулаки, чтобы успокоиться – и продолжил:

– Да, Рикки, ты прав. Но я долго думал, как исправить наши прошлые ошибки, и в этом году мы точно одержим победу.

– Ладно-ладно, я же ничего не имею против, – Рикки поднял руки, как будто сдаваясь, – так кого ты хочешь к нам позвать?

– Ну-у-у, у меня несколько вариантов. Я думаю, можно позвать к нам Кайла – соседа Ноа, либо Еву.

Он осмотрел всю компанию, ожидая, что кто-нибудь возмутится. Но всем, казалось, плевать на это.

– Так вот, – продолжил Махаон, – мы с Шенгом считаем, что лучше позвать Еву, Кайл слишком темная лошадка. Никто ничего о нем не знает и это может сыграть как нам на руку, так и против нас.

– Ну-у-у не-е-е-т, – протянули устало близнецы, – Ева  настоящая зануда и зубрила.

– Ничего подобного, – возмутился Шенг, сейчас он впервые подал голос за все время разговора, – если у нее хорошие показатели по всем предметам, и она не влезает в неприятности, это совсем не значит, что она зануда.

– Ой, братец, – Рикки положил руку на плечо Шенгу, – все мы знаем, что ты втюрился в нее. Но давай будем откровенны: то, что она постоянно что-то учит и совершенно не умеет развлекаться, и означает, что она…

– ЗАНУ-У-УДА, – последнее слова близнецы произнесли вместе, широко улыбаясь, а Ноа еще раз удивился их способности вечно быть заодно.

– Ой, да ну вас, – беспомощно отмахнулся Шенг.

– Да успокойтесь вы – попытался защитить своего друга Махаон, но близнецы все равно косились на Шенга, – в общем, давайте голосовать. Кто за Еву? – вверх взметнулись руки Шенга и Махаона. – Кто за Кайла? – близнецы подняли руки. Они вопросительно смотрели на Ноа и Осо. Девушка голосовать отказалась, ей сейчас  было сложно что-то выбирать, ведь все мысли занимало ее превращение в медведицу. За Ноа оказался решающий голос и воздержаться  он уже не мог:

– Пусть будет Кайл, – ответил парень. Своего соседа он знал, конечно, мало, но был лучшим кандидатом, чем совсем незнакомая девчонка.

– Хорошо, – немного разочарованно произнес Махаон, – тогда мы пойдем и подготовим список команды. Название, если вы непротив, я сам придумаю.

И не дожидаясь ответа, Махаон с Шенгом поспешили уйти. Как только они оказались достаточно далеко, Никки заговорила:

– Плохая была это идея.

Ребята уставились на нее, каждый думал о своем, точнее о том, что вчера они незаконно проникли в библиотеку, но девушка не дала им додумать и продолжила:

– У Махаона все плохо с фантазией, сейчас опять назовет команду «Воители», скучно, серо, бе-е-е. Хотелось бы чего-нибудь повеселее.

– Ну ты и балда, – произнес Рикки и легонько постучал сестре по голове. – Нам сейчас нужно о другом волноваться.

Никки, обидевшись, надула губы – совсем как маленький ребенок, перед тем как залиться горькими слезами – и гневно посмотрела на брата:

– А что тут волноваться? Маразмус чокнутый – и это факт. Мне кажется, директор просто решил нас припугнуть. «Мы допросим Пигмалиона», – девушка попыталась передразнить голос сира Роджерса, но у нее это плохо получилось. – Вы вообще Маразмуса слышали? Он же и двух слов связать не может.

Рикки несколько секунд смотрел на сестру, напряженно думая – Ноа и Осо никогда не видели его таким серьезным, как в это мгновение – и после недолгой паузы заговорил:

– Все у тебя так просто, – съязвил Рикки. –  Но вряд ли мы можем что-то изменить. Поэтому будем надеяться, что Маразмус действительно не скажет ничего толкового.

Ноа ждал, что Рикки скажет еще хоть что-нибудь. Но тот молчал, нервно поджав губы. И Ноа понял, что близнецу и самому не нравилось жить в неведении. Вот ни у кого из них не было лучшего решения.

Ноа подозрительно смотрел на близнецов, он хотел спросить, что же все-таки будет, если Маразмус скажет что-то дельное, но так и не решился – не хотел выставить себя пугливым ребенком.

Рикки и Никки надолго не задержались с ребятами. И когда близнецы ушли, Ноа посмотрел на Осо, которая все еще отстраненно глядела вдаль совершенно не моргая. Видеть ее такой, было непривычно и жутко.

– Осо, а может и правда все обойдется? – произнес парень, пытаясь немного успокоить то ли ее, то ли себя.

– Ноа, у нас один шанс из тысячи, наверное, что Маразмус не сможет сказать что-то полезное. Да, он старый и немного не в себе, но он точно вспомнит, что произошло. И мне страшно, – она тяжело вздохнула, пытаясь выдавить из себя следующие слова: – Мне кажется, что отчисление из академии – это самое меньшее, что со мной сделают.

– Я не думаю, что они будут нас пытать, за то, что мы разгромили библиотеку, – Ноа попытался пошутить, но это было ошибкой, и не потому что у него это в принципе плохо получалось, просто после его слов девушка будто рассвирепела:

– Нет, потому что я превратилась в гребаного медведя! Сомневаюсь, что даже здесь это обычное явление, – слезы градом хлынули из ее глаз, хоть Осо и пыталась их тут же вытирать тыльной стороной ладони, это мало помогало. – И даже при самом лучшем раскладе все узнают, кто я такая. И будут обходить стороной. Людям свойственно бояться того, чего они не понимают. Да и я сама этого не понимаю. – Она воровато оглянулась по сторонам и, понизив голос, продолжила: – Махаон говорит, что это нехороший тип магии, что на Виридитерре не любят таких и называют «неправильными». Ноа, и мне страшно! Мне кажется, что мне нельзя здесь оставаться, но я не знаю, куда мне идти.

Ноа не знал, что сказать, чтобы девушка успокоилась. Ведь она была права. Ему и самому немного не по себе, находиться рядом с кем-то кто обладал такой непонятной силой. В прошлый раз Осо обратилась в медвидицу, когда очень сильно разволновалась и запаниковала, и не смогла себя контролировать. Что будет, если такое случится еще раз? Вдруг она кому-нибудь навредит?

Но парень изо всех сил старался не показать этого Осо. Страх усиливался. Усиливалось и беспокойство, ведь Ноа также понимал, что произошло в библиотеке, ему и близнецам, конечно, влетит, но Осо действительно ожидает полная неизвестность. Да и  слова Осо о том, что ей может угрожать такая серьезная опасность, не на шутку его встревожили. Разве магия может быть неправильной? Разве в Хэскенштадте не обязаны научить их пользоваться своими силами? Неужели Осо права и здесь тоже стараются уничтожить все, что не понимают?

– Давай просто пойдем в класс. У нас сейчас Правила пользования проводниками, не хочется опаздывать к новому преподавателю, – все, что смог придумать Ноа.

– Знаешь, ты иди. Я слышала, приора Жюстин Ландау не любит тех, кто опаздывает. А я пропущу сегодняшние занятия, – проговорила девушка и направилась к выходу. – Мне хочется сейчас побыть одной, – бросила она на ходу, пока Ноа стоял и ошарашенно смотрел ей в спину.

Такого ответа парень не ожидал. Это же, черт возьми, Осо! Предатсвить, чтобы она упустила шанс узнать о Виридитерре что-то новое, было невозможно.

Ноа не стал уговаривать Осо. Он решил дать ей время разобраться во всем. Но на занятии, парень никак не мог успокоиться. Его мысли то и дело возвращались к Осо.

Их преподавательница – красивая блондинка – Жюстин Ландау, хоть и начала преподавать совсем недавно, умела заинтересовать ребят. Она принесла несколько проводников – точь-в-точь как то существо, что было у Осо – и ребята с оживлением их рассматривали. Ноа пытался показывать интерес, чтобы не отличаться от других студентов.

То тут, то там слышались восторженные возгласы ребят. Их умиляло и удивляло почти каждое движение существ, больше похожих на веточки. А Ноа все думал, чем помочь Осо.

Парень ничего не мог сделать, пока не допросят Маразмуса. Или все-таки мог? Одна шальная мысль проскочила в голове у Ноа – она была бредовой и отчаянной, но все же могла спасти Осо:

«Никто не узнает, что Осо превратилась в медведя и что вообще была в библиотеке, если у них не будет причин разговаривать с Маразмусом».

Когда занятие закончилось, Ноа вылетел из кабинета и побежал к директору. Он гнал прочь все мысли, чтобы ненароком не передумать. Руки дрожали от страха, но Ноа продолжал идти. Повернув за угол, парень увидел сира Роджерса, который беседовал с одним из преподавателей.

Парень и сам не понимал, зачем так геройствовать, но тогда ему казалось это правильным. Решительность не покинула его даже, когда он стоял рядом с директором:

– Простите, сир Роджерс, – парень постарался придать своему голосу самый обычный тон. – Можно с Вами поговорить?

– Да? – мужчина повернулся к Ноа лицом, и хорошенько рассмотрев парня, улыбнулся: – А, Вайскопф, это ты. Я, признаться, и сам хотел с тобой пообщаться. Мы с твоим дедом Вильгельмом были хорошими приятелями, – сир Роджерс положил руку на плечо Ноа и добавил: – Я соболезную твоей утрате, хоть ты его и не знал, полагаю. Но могу ручаться: это был достойнейший из всех людей, которых я когда-либо знал. – Директор осекся, словно вспоминая какую-то историю, а потом с умешкой сказал: – Только если не выезжал на охоту. Тогда в него словно бес вселялся. И я очень рад, что ты наконец-то прибыл в Хэксенштадт, – сейчас голос директора звучал совсем иначе – не так властно и громоподобно. – Зайди ко мне после занятий, я буду в этом кабинете, – он жестом указал на дверь перед собой, – это мое гнездышко в учебном корпусе. Он, конечно, больше похож на обычную коморку со столом, но он подходит для встреч с учениками и преподавателями, которые не имеют доступа в здание Совета Школы.

Сир Роджерс показался Ноа чрезвычайно строгим, очень немногословным человеком, поэтому сейчас было непривычно слушать его болтовню.

– Простите, сир, но я хотел бы поговорить с Вами прямо сейчас, – Ноа специально проговорил с нажимом последнее слово, чтобы хоть как-то намекнуть на то, что он собирается сказать что-то важное.

– Ну что ж, молодой человек, – совсем без злобы, а даже с любопытством проговорил директор, – тогда прошу в мой кабинет.

Помещение, которое директор называл своим кабинетом, и вправду было похоже на маленькую коморку. Но здесь пахло свежестью и, почему-то, было прохладно. Серые стены украшали портреты в толстых золотых рамах и гобелены с разными чудными животными, которые словно пришли из средневековья. На одном из портретов был изображен высокий костлявый старик в богато украшенной мантии. Одной рукой он поглаживал свою жидкую серебряную бороду, а в другой держал посох с навершием-солнцем. Табличка снизу гласила, что это «Сир Аберкорн. Величайший и мудрейший директор Хэксенштадта». Он показался Ноа странно знакомым, но парень быстро выбросил эту мысль из головы. Он пришел сюда не для этого.

– О, я вижу тебе приглянулся этот портрет, – все же сказал сир Роджерс, указывая на сира картину. – Сир Аберкон стал одним из самых выдающихся директоров Хэксенштадта и доказал, что происхождение ничего не значит для магии. Важен лишь талант и упорство. Подумай об этом как-нибудь, Ноа.

Ноа только сдержанно кивнул.

Тяжелый деревянный стол занимал почти все пространство комнаты, на нем же аккуратными стопками разной высоты лежали бумаги. Рядом с ними соседствовала чернильница и перо.

Сир Роджерс занял свое место и жестом предложил Ноа сесть на стул с противоположной стороны стола. В этот момент сердце парня бешено стучало, а в голове не было никакого плана действий. Он не знал, что именно сказать, как начать разговор. Ноа даже начал злиться на свой внезапный приступ геройства – но отступать было некуда.

Молчание в комнате длилось несколько секунд, пока сир Роджерс его не нарушил:

– Ну, так что ты мне хотел рассказать? – его серые глаза внимательно изучали Ноа.

– Я, э-э-э, я хотел поговорить с вами по поводу библиотеки, – произнеся эти слова, парень практически успокоился, его волнение уже достигло своего пика и теперь постепенно шло на спад. – В общем, это я ее разгромил.

Сир Роджерс удивленно поднял брови. Ноа ждал, что директор начнет кричать, но тот спокойно ответил:

– Эх, Ноа, Ноа, – он вздохнул, – можно поинтересоваться, зачем ты это сделал?

Парень знал, что врет он плохо и понимал, что сир Роджерс за секунду его раскусит, потому что именно такое впечатление создавал этот человек. Так что, если Ноа хочет его обмануть, парню придется выдать частичку правды. Ему не хотелось раскрывать свои тайны, не хотелось спекулировать на смерти матери, но ситуация требовала от него именно такого решения:

– Понимаете, моя мама… она… в общем вы, наверное, знаете от фрау Энгстелиг, что с ней произошло, – даже спустя время Ноа не мог вспоминать о нее без боли. – И я оказался здесь, где узнал, что я единственный живой представитель рода Вайскопф. А еще, еще я знаю, что у моей семьи много тайн, которые, кажется, знают почти все, кроме меня. И я пытался отыскать хоть что-то стоящее, но так ничего и не нашел. Я был просто в бешенстве и разгромил библиотеку.

Когда Ноа закончил свой рассказ, директор выглядел немного озадаченным.

– О, Ноа. У каждой тайны есть цена и, как правило, это душевное равновесие. Ты еще совсем молод и поэтому совершенно не подумал о том, что люди могут скрывать от тебя что-то не со зла, а чтобы защитить. И хоть я искренне сочувствую по поводу всей твоей семьи, я не могу оставить тебя без наказания. То, что ты сделал, конечно же, недопустимо в стенах Хэксенштадта, – он выдержал паузу, – поэтому я исключаю тебя из соревнований. А также назначаю тебя помощником в лазарет, где ты вместе с эльфийками будешь ухаживать за пострадавшими студентами. Все понятно?

– Д-да, сир Роджерс, – Ноа слегка запнулся от неожиданности.

– Теперь можешь идти, – разрешил парню директор и бросил ему вслед: –Только больше ничего не громи!

У дверей кабинета его подкарауливал взбудораженный Франциск, который бросился к Ноа сразу же, как только тот закрыл дверь в кабинет сира Роджерса.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил Ноа.

– А, что? Нет, конечно, – как можно беззаботнее произнес Франциск, разминая шею, хотя Ноа видел, что ему почему-то неловко. – Я бы хотел поговорить с тобой. Но не сейчас, чуть позже. Сейчас же тебе нужно на занятия, так?

Ноа слабо кивнул, немного настораживаясь нервностью Франциска.

– Я зайду после занятий, – пообещал Ноа.

– Отлично, – бросил Франциск. – Отлично!

Ноа в замешательстве провожал взглядом быстро удаляющегося Франциска. Но решил не забивать этим голову, потому что у него сейчас и так хватает проблем выше крыши.

Повстанцы III

В лагере стоял туман, когда Анна вместе с несколькими магами из отряда вернулась с охоты. За этим занятием они проводили много времени, потому что чем дольше лагерь находился в Мепаисе, тем больше людей о них слышало и пребывало. Людей, которых нужно кормить. Анну не устраивало это положение дел. Она подозревала, что многие не маги, присоединившиеся к отряду, на самом деле были просто нищими, которые не хотели умирать от голода. Но приказы высшего командования не обсуждались, и Анна исправно охотилась для каждого иждивенца и повстанца.

В лагере ее встретили триумфально – так, как встречают с войны великих полководцев, – и Анна, чувствовавшая благодарность каждого из этих людей, не могла злиться на них за то, что они хотят есть. Она улыбалась каждому, с гордостью демонстрировала свои трофеи из кроликов у себя на поясе и – главный гвоздь программы – огромного вепря за спиной, на которого они набрели в лесу.

Этот лагерь – и те, кто остались в Доме Скуггена, их замке в Черном лесу – единственная семья, которая была у Анны и которой она дорожила. Сердце ее звало назад, на просторы опасного Черного леса, но другого такого родного места, где она могла бы найти приют, она не знала. Черный лес был запретной и ничейной территорией, и неудивительно, что все повстанцы нашли себе там новый дом.

И все это ей подарил Безликий.

Безликий, Белоглавый маг, Огненное возмездие. Ралинаэль – как звали его эльфы, совмещая в одном слове и смелость, и веру, и большое доброе сердце, и беспощадность к своим врагам. На родине Анны – Стражцтате – его звали Татой, потому что каждого, кому была необходима помощь, он брал под свое крыло и заботился. Сколько имен было у него – не перечесть, и каждый народ звал его по-разному, но каждый признавал его авторитет. А для Анны этот человек был отцом – названным, конечно, но отцом, человеком, который спас ей жизнь и принял под свое крыло. Он не был стар, но был беловолосым и с такой необъяснимой мудростью в глазах, что Анне казалось, будто он прожил на этом свете не одну жизнь.

А потому он и был Безликим: став столь многоликим, он слился с волей простого народа и растворился в нем. Потерял свое лицо и стал всеми.

И вопреки самому знаменитому своему прозвищу лицо у Безликого было. Да, оно было исполосовано тонкими шрамами, его дар – как подозревала Анна, потому что никто не знал, откуда они у Безликого – оставил на нем сильный ожог, но лицо было, и Анне – как и всем остальным, знающим его лично – казалось, что когда-то это мог быть очень приятный и красивый мужчина.

Ей довелось встретить его, когда у этого мужчины шрамов и увечий на теле было больше, чем ему лет. В ту пору, когда Анне было пять лет, а жила она в маленькой южной деревушке Стражцата, название которой давно уже стерлось из ее памяти, Стражцтат развязал войну с Вельтерном, которую был не в состоянии выиграть. Стражцтат был объят огнем, и Анна помнила этот незатухающий костер – он все еще приходит к ней во снах вместе с запахом горящей плоти, – этот смог, этот страх и то, как она сидела в небольшом погребке под половицами в их с родителями доме, когда их забрали. И каково же было ей, зажимающей себе нос и рот, чтобы не всхлипнуть, никак не выдать себя перед этим вельетрновскими безжалостными псами?

Анна тряхнула головой, отгоняя мучительные воспоминания. Эта жизнь – жизнь бездомной, жизнь голодающей бродяжки – закончилась, а с появлением отца в ее жизни. Его страшная внешность не отталкивала Анну. Безликий столько сделал для нее: он вытащил ее из-под плахи "неправильной волшебницы", дал ей причину жить и объяснил, что магия не может быть плохой или хорошей. Обо всем этом говорит только ее использование.

Когда ажиотаж от созерцания добычи спал, а все тушки перешли в заботливые руки лагерных кухарок, Анна устало привалилась к дереву и вздохнула.

С противоположной стороны Анна заметила вышедшего из палатки Маркуса, правую руку Безликого. Он завернулся в свой черный плащ с капюшоном и стал у центрального догорающего костра. Перебросившись несколькими словами со снующими около него мужчинами – наверняка, он давал поручение подбросить в костер поленьев, – Маркус прошел дальше, словно не замечая кутерьмы вокруг добычи, но с таким видом, с каким король осматривает свои владения. Словно случайно ее заметив – а Анна знала, что это хитрый трюк этого лиса, он всегда ее чует, – он коротко кивнул ей и направился в ее сторону.

Маркус был эльфом из Горного клана. По обыкновению, у эльфов, принадлежащим к этому клану, была серая кожа с голубоватым оттенком, густые черные волосы и все они отличались невероятно высоким ростом. На его лице не было меток клана, потому что еще ребенком старейшина отослал его, когда в Маркусе проснулась магия, неправильная для эльфов, забытая, способная не исцелять, а калечить. Да и если бы у него былавозможность нанести их на свое лицо, он бы отказался. В отличие от его младшего брата, впитавшего в себя Горный клан крепче, чем кто-либо из их маленькой семьи.

Анна с отцом нашли Маркуса, когда огибали кряж Пяти мудрецов на подступах к Драконьим хребтам, и Анна не удивилась, когда Безликий протянул ему в трудный час руку помощи. Он помог еще одной бедной душе найти свое место в мире, осознать, что он не ошибка мироздания, а ее творение.

– Сегодня пятеро, – сказал Маркус вместо приветствия, и Анна знала, что это означало.

Пятеро человек сегодня набрело на их лагерь в недобрых целях и пятеро человек уже никогда не увидят свои семьи. Пятеро. Это намного меньше, чем смогли уничтожить имперские маги за годы чисток "неправильных". Пятеро совсем ничто по сравнению с сотнями.

– Нам пора переместить лагерь, – проговорила Анна, срывая травинку. – Мепаис становится небезопасным. Наш друг и так сдерживал правительство, сколько мог.

– Это всегда было вопросом времени, когда этот глупец Алма Нова поймет, что ни Вельтерн, ни Црейфлодер, ни Стражцтат не станут терпеть наше свободное нахождение здесь. Даже былые враги способны стать друзьями, чтобы избавиться от того, что ненавидят более яростно, – поморщился Маркус. –Но нам нужно дождаться волка. Он уже в пути. Я чувствовал Лисьи следы, которые я оставил, чтобы он нашел путь к нам. К тому же, скоро здесь будет Ярна.

Всех членов отряда, которые работали среди противников, они всегда называли кодовыми именами. Никто ни в одном государстве Виридитерры не мог знать, кто среди аристократов и богатеев поддерживает повстанческую армию.

– Ярна всегда находила нас без особых проблем. К тому же мы не знаем, на сколько затянется ее миссия, – сказала Анна, пожевывая травинку. – А волк и дальше может двигаться по Лисьим следам. Ты ведь понимаешь, что они поймут, что в том месте, где пропал патруль, стоит и искать?

Маркус улыбнулся странной улыбкой, словно сейчас он скажет самые очевидные вещи.

– Только пропал не один патруль, – проговорил он. – Как только они набрели на наш лагерь, тейты просмотрели местность и я отправил нескольких наших убрать остальные.

– Умно, – хмыкнула Анна, но по достоинству не оценила. – Они все равно будут искать нас, а потому задерживаться не стоит. Даже ради волка. – Она сделала паузу, а потом, вскинув голову, чтобы смотреть на него, лукаво спросила: – Но ты же не о них подошел поболтать, верно?

– Мастер Ралинаэль вернулся, – сказал он мрачно, переводя тему. – Ты должна помочь ему, потому что это снова началось. На этот раз сильнее. Никогда не видел его таким, и остальным не стоит. Он наш лидер, лицо восстания, сердце Эрмандада. Он не должен позволять себе быть слабым, если хочет, чтобы мы добились успеха. Я поставил часовых недалеко от вашей палатки, они следят за тем, чтобы его не беспокоили.

– Главное, сделал ли он то, зачем покидал нас, – проговорила Анна.

Маркус сухо кивнул.

– Анна, – вновь подал голос Маркус, – я уговаривал его вернуться в Дом Скуггена, ведь у нас уже слишком много людей, чтобы продолжать оставаться незамеченными. Прошу, поддержи мое решение перед мастером Ралинаэлем.

Анна долго молчала, глядя на костер, на суетящихся вокруг людей, эльфов и даже нескольких гномов, и тянула с ответом. Если отец сделал то, что должен был, то ему нужно время, чтобы вернуть себе самообладание, а в пути это будет сделать сложно. Разве что отправить Маркуса вместе со всем лагерем в Дом Скуггена, а самим остаться в Мепаисе до тех пор, пока отцу не станет лучше. В конце концов, Маркус – сильный маг, один из Пяти генералов повстанческой армии, он сможет провести людей через Черный лес. А в Доме Скуггена остались еще три генерала, которые могли бы помочь ему чуть что.

– Я что-нибудь придумаю, – сказала девушка.

Анна тяжело вздохнула и поднялась, выплюнув травинку. Она еще раз взглянула на Маркуса, словно прощаясь, и двинулась в сторону их с Безликим палатки. У входа она оглянулась, прежде чем откинула шкуру, служившую дверью, а потом вошла. Ее отец спиной к ней лежал на шкурах в углу палатки, скрутившись и держась за голову. Его меч вместе с плащом и остальными вещами был небрежно брошен на землю. Осторожными шажками она подошла к отцу и присела рядом, мягко поглаживая его по спине и затылку.

– Папочка, ты как? – нежно спросила Анна, пытаясь повернуть его к себе.

Безликий повернул к ней свое искаженное шрамами и огромным ожогом лицо, с прилипшими от слез белыми волосами, и у Анны сжалось сердце. Она постаралась помочь ему подняться и обняла так крепко, как только могла. В такие моменты он был слаб, и Анна не могла позволить кому-то увидеть его таким. И не только потому что он был главой восстания.

– Я сделал это, Анна, – прошептал отец, поглаживая ее черные волосы. – Я решил проблему, теперь Судьба и Предназначение не властны ни над нами, ни над нашим восстанием.

– Я знаю, что тебе больно, но это было необходимо. Эта женщина не пожелала примкнуть ни к нам, ни к имперским магам, а Судьба заставила бы ее сделать выбор. И если бы это были не мы, то нас бы ждало поражение.

– Но отчего же так невыносимо, Анна? Почему этот человек сопротивляется? Он и сам давно отказался от всего, а сейчас он плачет от горя. Он не должен был ничего чувствовать, а теперь он делает меня несчастным.

– Тише, тише, – успокаивающе проговорила Анна, – он скоро снова уснет, папа, и ты станешь самим собой.

– Но, Анна, она была такой красивой, – проговорил Безликий будто бы мечтательно. – Словно для нее не было этих шестнадцати лет, словно годы не коснулись ее. И единственным доказательством того, что время разделило нас на эти долгие годы, был ее сын. Представляешь, ее сын почти не похож на него. Он истинный Вайскопф и ни разу не Никифори. – Он грустно усмехнулся. – Я надеюсь, что он взял от нее не только внешнее сходство, но и благородство с силой духа.

– Скоро мы увидим его снова, – сказала Анна тихо. – Если он не дурак, то оставит свою ненависть ради мира, который захочет построить. Ярна покажет ему, как прогнила Виридитерра, как она отвратительна и как сильно он нуждается в переменах.

Безликий коротко засмеялся.

– Мщение у Никифори в крови, а я убил и мать, и отца.

Анна еще долго гладила отца по голове, пока тот, наконец, не забылся сном. Тогда она осторожно оставила его одного, оставив свечи гореть, чтобы он не оказался в плену своих кошмаров, когда проснулся, и выскользнула из палатки в ночную прохладу. Вокруг приятно пахло жареным мясом и супом, и у Анны непроизвольно заурчал живот. Она сглотнула, почувствовав, как рот от голода наполняется слюной, и еще раз напомнила себе, что, пока она кое-что не закончит, ей есть нельзя.

Анна двинулась вдоль палаток, узко и хаотично расставленных вокруг центрального костра и палатки Безликого, в поисках Элишки – главной из кухарок, которая должна была кое-что припасти для нее.

Элишка была такой же уроженкой Стражцтата, как и Анна, но не владела магией, хотя и знала в ней толк. Эта немолодая толстая с вьющимися каштановыми волосами женщина, пришла к ним за помощью своему сыну, родившемуся с даром к магии, но с опасным даром. Сердце матери не желало видеть сына среди этих имперских убийц, а потому она избрала для него другой путь – путь свободы и вечной борьбы за нее, – хотя, наверное, молчаливо сожалела временами об этом.

Среди серых, воодушевленных, веселых и усталых лиц повстанцев, среди гула разнообразных голосов Анна смогла отыскать большую фигуру Элишки и услышать ее глубокий грудной смех.

– Элишка! – окликнула Анна женщину.

Кухарка обернулась, сверкая кривозубой улыбкой и лукавыми глазами, но как только она увидела Анну, улыбка сползла с ее лица. Женщина, сразу посуровев и вытерев руки о свой и так видавший лучшие времена фартук, жестом попрощалась со своей компанией и двинулась к Анне, прихватив с собой небольшую котомку, которую прятала в тени около себя.

Анна, не став дожидаться ее, двинулась прочь из лагеря – Элишка и так знает, что она собирается делать и куда идет. Под ногами хрустели ветки, но Анне было все равно, потому что теперь она не на охоте и все лесные обитатели должны бежать как можно дальше, пока она не завершит ритуал. Она шла долго – достаточно долго, чтобы в лагере никто ее не услышал. Под немым свидетельством луны и звезд Анна устроилась меж высоких сосен и стала ждать идущую за ней Элишку.

Женщина показалась из тени через несколько минут. Она была хмура, но молча отдала Анна котомку, за что девушка была ей благодарна.

– Ты играешь с магией в опасные игры, девочка, – в который раз предупредила ее кухарка, когда Анна доставала большой сосуд, наполненный вязкой жидкостью.

– Я справлюсь, Элишка, – отмахнулась Анна сразу же, откупоривая сосуд, – не беспокойся.

– Какой это зверь по счету, Анна? Опомнись! – вновь попыталась внять ее рассудку, взмолилась Элишка. – Не вечно тебе менять звериные шкуры! Когда-нибудь ты не сможешь обернуться обратно!

Но Анне было все равно. В свете луны она встала на колени и подняла сосуд вверх над головой. Она молча взывала к своим богам, пока купала сосуд в лунном свете, и зачаровано смотрела на его донышко.

– Луна, будь мне матерью, – заговорила Анна, опуская руки и отпивая из сосуда.

Металлический привкус вязал ей рот, и Анне казалось, что ее вот-вот вытошнит – всегда так даже после многих превращений, – но она все равно заставила выпить себя несколько глубоких глотков.

– Я хочу стать еще одним зверем под твоим светом и светом Солнца, – бормотала Анна. – А посему испиваю кровь того, чью шкуру хочу примерить.

Анна вновь занесла руки над головой и, перевернув сосуд донышком вверх, подставила под струю свое лицо. Кровь заливала ее одежду, забивалась в ноздри и затекала в рот через плотно сжатые губы, но Анна должна была завершить ритуал, ради которого она много дней морила себя голодом, чтобы показать верность своей вере.

– А посему умываюсь в крови того, чью шкуру хочу примерить.

Из ее расслабленных рук сосуд выпал на траву, а Анна так и осталась сидеть на земле – вся в крови и с раскинутыми руками, – ожидая милости Луны. Она почувствовала, как тело отозвалось приятной судорогой, и поняла, что Луна снова позволяет ей принять в себя еще одного зверя.

Элишка права: когда-нибудь тело Анны не выдержит такого количества зверья, в которое она может обращаться, но Анне нужна сила каждого из них, а потому она не будет отказываться от этого. В лунном свете – и при лунном одобрении – Анна теряла свою человечность, обрастая грубой серой шерстью и увеличиваясь в размере.

И через несколько минут в лесу на небольшой поляне в окружении поваленных деревьев и высокой травы не было никакой девушки. Посреди поляны стоял огромный вепрь – один их тех, в кого теперь могла обращаться Анна, девушка, прозванная Многоликим зверем.

Глава 12

Ноа корил себя, что совсем забыл о встрече. Парень спешил, почти срываясь на бег, и очень надеялся, что Франциск все поймет и не будет злиться. И хоть сегодня в расписании значились еще занятия, Ноа настолько почувствовал себя бунтарем после разговора с сиром Роджерсом, что решил их и вовсе пропустить. Еще ему нужно было как-то сказать друзьям о своем исключении из соревнований. Этого разговора он немного побаивался – не хотел видеть разочарование в их глазах – хотя и подозревал, что близнецы оценят его смелость.

Как оказалось, Франциск, которому хоть и была предоставлена личная комната в Хэскенштадте, проводил много времени в карте фрау Энгстелиг. Это Ноа узнал от Леона, который не упустил момента посетовать на то, что Франциск слишком часто слоняется по коридорам после отбоя, чем сам нарушает дисциплину в академии.

В дневном свете выглядел как-то уныло и не так внушительно. Ноа нерешительно помялся перед дверцей, еще раз повторяя про себя слова, которые хотел сказать Франциску, и все-таки забрался внутрь.

Франциска Ноа нашел почти сразу же. Он стоял перед картой Виридитерры и о чем-то напряженно думал. Однако, краем глаза заметив Ноа, мужчина повернулся, и его лицо вновь озарилось легкой, привычной для него улыбкой.

– Я рад видеть тебя, Ноа, – сказал Франциск, похлопывая парня по плечу и пожимая руку. – Видел вас с Осо сегодня во время речи сира Роджерса. Вы выглядели, мягко говоря, испуганными. Что-то произошло, ребятки?

– Меня отстранили от соревнований, – пожал плечами Ноа и сделал это как можно более равнодушно, а после добавил, предугадывая вопрос Франциска: – Лучше не спрашивайте за что.

Франциск весело рассмеялся и сказал:

– Эх, сразу вспоминаются времена, когда я учился в академии. Возможно, это не очень по-взрослому, но скажу тебе по секрету, что предыдущий директор каждый год отстранял меня раз по семь или восемь. Я даже не знаю, почему меня не выгнали отсюда. – Франциск на секунду замолчал, а потом, посерьезнев, добавил: – Фрау Энгстелиг знает?

– Пока нет, думаю, – пристыжено сказал Ноа. Ведь, если честно, до этого момента парень совсем не задумывался об этом. Но теперь он был уверен, что фрау Энгстелиг будет в гневе и, как минимум, сожрет его с потрохами. Ведь эта женщина, даже в своем хорошем настроении, пугала. Поэтому не сложно было представить ее реакцию на отстранение.

Франциск заговорщицки подмигнул ему, и Ноа показалось, что этот жест делает Франциска таким же соучастником преступления. Мужчина заговорил, чем только подтвердил опасения Ноа:

– Она будет очень огорчена, когда узнает. Но не я буду гонцом с дурными вестями.

– Вы хотели сказать «зла», – исправил его Ноа. Ведь всем известно, что фрау Энгтелиг не огорчается. Она злится. И гнев ее страшен.

– У каждого из нас есть свои недостатки, которые нам помогают исправлять люди вокруг нас, – пожал плечами Франциск. – Но фрау возлагает на тебя очень большие надежды. Она верит в тебя.

– Я бы не назвал это верой, – тихо пробормотал Ноа, вспоминая изнуряющие тренировки Энгстелиг. – Но, Франциск, вы ведь хотели поговорить не об этом?

Франциск дергано улыбнулся уголками губ и пригласил Ноа присесть на диван позади них. Франциск сел, упершись локтями в колени и вперившись взглядом в карту, а Ноа ждал, когда он соберется с мыслями и начнет говорить.

– Я хотел спросить, как ты справляешься?

Ноа призадумался, а затем неуверенно ответил:

– Думаю, что неплохо. В Хэксенштадте я нашел новых друзей… – Ноа замялся, ему все еще было непривычно называть кого-то другом. – И они помогают мне приспособиться к жизни здесь.

– Нет, Ноа, я не об этом, – перебил его Франциск. – Твоя мама.

Парень уже давно не слышал, чтобы кто-то спрашивал о ней. Ребята предусмотрительно молчали, а фрау Энгстелиг, скорее всего, было просто плевать. Сердце неприятно кольнуло. Нет, Ноа не забыл о маме. Было все также больно и пусто, как и в первый день. Только теперь это стало чем-то обыденным, как чистить зубы по утрам.

– Вы когда-нибудь чувствовали, что кусочек вашей жизни вырвали и, как вы не старались его заменить, ничто другое не подходило на это место? – спросил Ноа с большей горечью, чем хотел бы.

Франциск внимательно посмотрел на него, а затем перевел дыхание, словно вороша неприятные воспоминания перед тем, как дать совет.

– Я родом из Королевства Блазон, – начал Франциск. – Род де ла Туров считался одним из самых великих. Оно и видно. Что ни отпрыск, то великий шевалье. Но вот незадача: младший сын оказался совсем не шевалье, а ведь его уже ждало запланированное будущее и карьера. Как там на Земле говорят? В семье не без урода, верно? – мужчина горько усмехнулся, и на его лице вновь появились морщины, делавшие его значительно старше. – На него теперь не возлагали особых надежд, он стал бесполезным, ненужным, как оружие с браком.

Ноа смотрел так же, как и Франциск, прямо перед собой на карту, и теперь искал глазами Блазон. Королевство, из которого был родом мужчина, находилось удивительно далеко от Вельтерна, и парень невольно подумал, также ли чувствует себя Франциск, находясь вдали от дома, как и сам Ноа.

Каждое сказанное слово Франциск произносил то ли с презрением, то ли с сарказмом, в общем, будто выплевывал из себя. Вспоминая о своей семье, которую он, к слову, и семьей-то не называл, мужчина сделался несчастным – постоянно опускал глаза в пол и тяжело вздыхал перед тем, как снова начать говорить.

– Меня считали слабым, холили и лелеяли, будто я хрустальный. Отец не верил, что в моей магии есть толк, и потому никогда не рассчитывал на мои способности. А фрау Энгстелиг была первой, кто увидела мой потенциал, кто разглядела все это и протянула мне руку. Я был поражен, узнав, что этой напускной холодностью, она прикрывает свое горячее сердце, – с этим Ноа мог бы поспорить, но сдержался. – Поэтому я прошу тебя иногда забывать о том, какой грубой она может быть. Она не лишена хороших качеств, просто не демонстрирует их каждому. И сейчас для меня она тот человек, чье огорчение мне сложно переносить. Так ведь всегда и бывает с людьми, на которых нам не плевать?

– Вы говорите о ней так, словно любите, – выпалил не подумав Ноа, но Франциск многозначительно молчал, и парень догадался: –Так Вы ее любите? – парень не знал, есть ли у него право задавать этот вопрос. Он просто вырвался сам собой как удивление тому, что даже такого – озлобленного, на первый взгляд – человека может кто-то любить.

Взгляд Франциска смягчился, но стал еще более печальным, будто бы безнадежным, и едва слышно произнес: «Забудем об этом». Эти слова прозвучали как признание. Ноа внимательно посмотрел на Франциска и задался вопросом: взаимна ли эта любовь? Ведь в наивных юношеских представлениях Ноа, люди, которые любят, всегда счастливы. Франциск же сейчас больше был похож на человека, которого вот-вот должны отправить на расстрел.

Ноа смотрел на Франциска и впервые понял, насколько же сложна любовь. Любовь – палач, убивающий здравый смысл и собственные желания ради того, кого любишь. Любовь – самый искусный убийца, самый губительный яд и самая тяжелая болезнь. Но эти чувства могут не только ранить и убивать. Ведь с другой стороны, любовь – самое сильное лекарство. Любовь – стимул менять себя и весь окружающий мир. Любовь, как и почти все в этом мире, неоднозначна, прекрасна и ужасна одновременно.

И как понять, когда это чувство причинит тебе боль, а когда принесёт самую большую радость? Как не прогадать и не обжечься? Раньше Ноа был уверен, что, когда придет время, именно мама ему все объяснит, поможет или успокоит, поддержит в трудную минуту и обнадежит. Но теперь ее нет. Как нет и той веры в лучшее, которую в Ноа могла пробудить лишь Нея.

По выражению лица Франциска было видно, что он боится того, что фрау не испытывает к нему таких же сильных чувств, и вопрос «Но любит ли она вас?» остался непроизнесенным. Он вновь вспомнил Нею – всегда одинокую, но привлекательную молодую женщину, – которая никогда не была на свиданиях и всю себя посвящала сыну. И только сейчас он впервые в жизни подумал о том, насколько же сильно могла любить Нея его отца-подлеца даже если после того, как он бросил их, Нея не смогла найти себе кого-то другого.

– Я понимаю, что вы хотели сказать примером с фрау Энгстелиг. Будто бы если я буду лучше к ней относиться, то это не будет так сильно вас ранить. Но я спрашивал вас о другом. Теряли ли вы кого-то такого, без кого ваша жизнь не просто была лишена смысла, а становилась совсем чужой?

– Рубиновые ножны – те, что я тебе подарил, – это фамильная ценность рода де ла Туров, которая передается по мужской линии, – произнес Франциск после некоторой паузы, и у Ноа сложилось впечатление, что о них Франциску трудно говорить, словно с тем, как они оказались у него связана какая-то страшная и запутанная история. – Когда-то давно они принадлежали моему старшему брату Доминику. После его смерти… – Франциск боролся с собой, со своими воспоминаниями. – После его смерти я стал наследником, к которому они перешли. Отец отдал мне их на случай, если у кого-то из моих детей пробудится дар шевалье и род де ла Туров продолжится.

Франциск замолчал. А Ноа испытал дикое чувство стыда, за то, что погрязнув в своих страданиях, он совсем забыл о других людях и их чувствах. Ему ведь даже и в голову не приходило, что не только он потерял дорогого человека. Но вместе с тем, Ноа проникся еще большим доверием к Франциску, и теперь оно было связано не с приятной и располагающей – на фоне фрау Энгсетлиг – внешностью, а общим горем. Мужчина тоже терял членов семьи, он тоже оставался один. Франциск, словно читая мысли Ноа, проговорил:

– Я любил Доминика. Он был уверенным в себе, всегда знал, чего хочет и действительно был достоин стать главой семьи де ла Туров, когда отца не станет. Я совсем не подходил на эту роль. С отцом и матерью у меня были сложные отношения, но за таким человеком, как Доминик, я бы пошел. Пусть даже брат боялся за меня, словно я хрупкий ребенок, он позволял иногда себе вольности и вытаскивал меня на всякие авантюрные вылазки, за которые потом мы оба получали нагоняй. И, да, временами я безумно по нему скучаю. Мне слишком не хватает его советов.

– Как давно он умер? – спросил Ноа.

– Пятнадцать лет назад, – тихо произнес Франциск, и Ноа показалось, что его голос был подобен шелесту осенней умирающей листвы на деревьях.

– И вы до сих пор скорбите? – Ноа нужно было знать, всегда ли будет так плохо.

– Время притупляет боль, но не помогает о ней забыть, – ответил Франциск, положив руку Ноа на плечо и несильно сжав его, и Ноа понял, что мужчина догадался о его мыслях о маме. – Ты можешь жить, не вспоминая неделями, выстраиваешь защитную стену внутри себя. И вроде бы жизнь налаживается, но любая мелочь вмиг ломает эту стену, будто она создана из хрусталя.

– Как… как он умер?

Франциск долго мочал прежде. Ноа устыдился своего любопытства, когда на лице Франциска застыла маска скорби, стыда и печали, но мужчина собрался с силами и ответил:

– Несчастный случай.

Ноа молчал. Он решил не расспрашивать Франциска о Доминике, и чувствовал укол вины, за то, что разбередил старую рану. Парень и сам погрузился в собственные вспоминая о маме – ее смерти и играх Абсолюта с чувствами парня.

– Ты можешь сказать это, – сказал Франциск тихо, и Ноа показалось, что он применил свою магию, потому что его накрыло резким желанием выговориться. Но парень знал, что Франциск просто предложил выслушать, и, черт возьми, если это было не тем, что ему нужно было все это время.

– Франциск, я скучаю по маме, – проговорил Ноа слабым голосом, в котором была отражена вся его накопившаяся боль. – Это было несправедливо. Зачем ее убили? Она никогда в жизни не делала никому зла. Этот человек – ее убийца – не заслуживает, находиться здесь, среди живых, когда она – м-мама – мертва.

– Ты можешь поделиться со мной, Ноа, – сказал Франциск, приобнимая его за плечи. – Нам всем в жизни нужен человек, которому можно открыть свое сердце и высказать то, что нас беспокоит. Нас губит боль. Поэтому не молчи, Ноа. Дай окружающим людям шанс тебя выслушать и поддержать. Понять твою боль. Ведь именно сопереживание другим делает нас лучше.

Ноа еще что-то бессвязно бормотал и об убийце матери, и о ней самой, и об Абсолюте, пока мысль его не столкнулась с образом Осо, когда в его памяти всплыла ночь в библиотеке. Да, он взял вину на себя перед Роджерсом. Да, он пытается сохранить ее секрет. Но становится ли от этого Осо хоть немного спокойнее? Она здесь одна, в чужом мире, со способностью, которой не может поделиться ни с кем. Она не может поделиться этим даже с Франциском, не говоря уже об Энгстелиг, и во всем этом чужом холодном мире только он и Махаон знают ее секрет.

Непрошеный голос совести зашептал ему: «А как ты попробовал поддержать ее?»

Ноа стало стыдно. Слова Франциска помогли ему открыть глаза и попытаться сосредоточиться на других людях. Не запирай свою боль, не пытайся отстраниться от нее. Живи с ней и не дай сделать ее твоим господином.

Осознание этого словно молнией поразило парня. Поэтому он попрощался с Франциском – хоть парню и не хотелось оставлять его наедине с печальными воспоминаниями, – и умчался на поиски девушки. Ему было необходимо поговорить с Осо, показать ей, что он – как один из двух людей, знающих ее тайну – попытается ей помочь. Они ведь теперь друзья, так ведь?

***

Ноа мчался по широким коридорам общежития прямо к комнате Осо. Он должен успеть. Должен быть рядом, чтобы она не чувствовала себя так одиноко. После того, как Франциск принял его боль на себя, Ноа считал, что он просто не может поступить иначе по отношению к Осо. Утопая в своем горе, он оставался слеп к тому, что чувствовала она. Он совсем ничего о ней не знал, хотя девушка постоянно что-то щебетала. Только сейчас парень понял, что Осо почти никогда не говорила о себе, а он сам даже и не пытался спрашивать.

«Что ты оставила за спиной, Осо? Чем ты пожертвовала ради того, чтобы увидеть голубую листву деревьев проводников, от которых ты в таком восторге?»

Ноа, пробежав до конца коридора, резко остановился. Он только сейчас понял, что совершенно не знает, где живет девушка. Потому что ни разу не бывал в комнате Осо. И даже примерно не знал, где она находится. Ноа стоял как истукан и не мог понять, что делать дальше. Что-то внутри него подначивало бежать, носиться по коридорам и этажам, сбивая с ног всех, искать Осо. И, может, ему повезет также, как в общежитии для эльфов с дверью Эли.

Но другая часть, которая всегда удерживала парня от глупых поступков, упорно твердила, что нужно перевести дух и как-то узнать, где живет Осо.

На боковой лестнице, которая вела к запасному выходу из общежития, послышался стук оцинкованных ведер, и кто-то тихо выругался. Ноа прислушался, стараясь узнать, чей это голос. Но все без толку.

Однако вскоре дверь со скрипом открылась, и через нее неуклюже прошел Леон. В руках мужчина нес два ведра, наполненные водой, деревянную швабру и какую-то ветошь. Его клонило из стороны в сторону, швабра то и дело норовила выскочить из рук, а за мужчиной тянулся мокрый след от воды, расплескавшейся по полу.

– Чер-р-рт бы побр-р-рал эту убор-р-рку, – еще раз выругался Леон и поставил ведра на пол. Швабру мужчина приставил к стене, но она тут же сползла и с громким звуком, который эхом пронесся по широкому коридору, упала на пол. – Почему в этом магическом мир-р-ре никто не додумался пр-р-ридумать швабр-р-ру-самоубир-р-ралку?

Мужчина тяжело вздохнул, но поднимать швабру не стал. Он развернулся и только сейчас заметил взбудораженного парня.

– О, Ноа, – воскликнул он и тепло улыбнулся, – почему ты не на занятиях?

– Я… эм…– парень пытался придумать какое-нибудь оправдание. Но оно не потребовалось, ведь в следующую секунду Леон рассмеялся – громче, чем нужно было – и продолжил:

– Да ладно, мне вообще-то все р-р-равно. Но смотр-р-ри не попадись кому-нибудь из пр-р-реподавателей.

У Ноа будто камень с души упал – за сегодняшний день он уже выдал слишком много вранья и ему точно не хотелось бы добавлять в эту чашу еще и вранье Леону.

– Слушай, Леон, в какой комнате живет Осо? – невинно спросил Ноа.

Мужчина же хитро улыбнулся. Кто знает, о чем он в этот момент думал? Да Ноа это было и неважно, главное узнать. Парень был уверен, что Леон обязательно ему в этом поможет. Ведь именно Ноа и Осо были теми немногочисленными студентами, которые могли поговорить с мужчиной на равных.

– Ты стоишь пр-р-рямо напр-р-ротив ее комнаты.

После этих слов Ноа почувствовал себя дураком. Он хотел с громким хлопком ударить ладонью по лбу, но сдержался и неловко признес:

– Эм, ну-у спасибо, – протянул парень, пытаясь скрыть свое смущение и повернулся к двери за его спиной.

Но Леон не отступал:

– Ты ее там не найдешь, – продолжал мужчина. – Я видел, как она заходила в комнату к Махаону.

Ноа вновь повернулся лицом к Леону:

– Хорошо, тогда где живет Махаон? – спросил Ноа.

Мужчина поднял указательный палец вверх и посмотрел в потолок.

– На этаже стар-р-рост, естественно. Ты не заблудишься, ведь там не так много комнат.

Мужчина еще что-то говорил, но Ноа уже его не слышал. Он снова мчался, надеясь найти, наконец, Осо, и израсходовать свою потребность в поддержке ближнего своего.

Махаон, как староста и отличник, занимал комнату на два этажа выше. Привилегией Махаона было то, что он жил один, без соседей. Он объяснял это тем, что многих талантливых студентов – при их, конечно, желании – благородные семьи могут забирать посреди обучения для дальнейшего развития военной карьеры. Махаону это было не нужно, как он любил повторять – тут Ноа не сомневался, что в этом он не солгал и гордился своим решением – и он хочет учиться.

В комнате Махаона был небольшой камин, а на стенах висели гобелены с изображениями животных. Широкая кровать с балдахином все равно оставляла много пространства, а все остальное занимали письменный стол с креслом и большое количество стеллажей с книгами. Ноа едва-едва удалось не присвистнуть, когда он увидел, насколько отличается его комната от этих апартаментов.

Осо тихо сидела на уголке кровати.

– Эй, ты как? – спросил Ноа сразу же, подходя к ней и трогая за плечо.

Осо измученно улыбнулась и похлопала ладонью по его руке. Махаон, сидящий в кресле напротив, молчал, и Ноа присел рядом с Осо на кровать.

– Я… пришел, чтобы сказать, что все уладил с сиром Роджерсом, – начал Ноа.

Ребята тут же уставились на него, Махаон с недоумением, а Осо со страхом.

Парень же продолжил:

– После первого урока я пришел к директору и взял всю вину на себя. Они не будут проводить расследование.

В комнате повисла тишина и это, по правде говоря, совсем не то, на что надеялся Ноа. Он думал, что Осо станет легче, ведь ее тайна так и останется нераскрытой. Но девушка все также молчала, и смотрела стеклянным взглядом куда-то в пол.

Но заговорил Махаон:

– Ты просто пришел и сказал директору, что сам разгромил библиотеку? О Боги, он, наверное, в ярости. Что с тобой теперь сделают? – лепетал Махаон.

– Если честно, он вообще не разозлился. Только отстранил меня от соревнований и отправил помощником в лазарет на это время.

Недоуменный взгляд Махаона был для Ноа лучшей наградой. Парень впервые видел этого зазнайку таким растерянным. Казалось, Махаон впервые в жизни что-то не понял. Однако это маленькое чувство торжества принесло совсем немного радости, ведь больше всего его волновало то, что скажет Осо.

Но Махаон быстро – быстрее, чем того бы хотелось Ноа – собрался с мыслями и заговориил:

– Осо тоже не может участвовать в соревнованиях, – мрачно проговорил Махаон. – И мы все прекрасно знаем почему.

– Потому что она была медведицей и разгромила библиотеку, да-да. Хватит уже напоминать об этом, – сказал Ноа.

– Ты не сказала ему? – удивленно спросил Махаон, взглянув на Осо, которая сжалась под его взглядом и виновато улыбнулась. И будь Ноа проклят, если в этот момент в голосе Махаона не прозвучало ответное торжество, словно бы он говорил Ноа: «Вот видишь, я снова веду. Я что-то знаю, а ты все еще ничего».

– Не пришлось к случаю, – робко и тихо ответила она.

Махаон тяжело вздохнул и устало потер глаза, хотя Ноа и знал, что, скорее всего, это наигранная усталость, потому что этот парень любит показывать всем свой интеллект и преимущество.

– Магия Осо не только для нее опасна, но и для окружающих, – начал Махаон свою лекцию. – Таких, как она, считают неправильными магами, потому что вся магия заключена не просто в их голосе, глазах или разуме… да даже не в Артефакте, который они используют как проводник. Они и есть сама магия. Само их тело источник великой силы, которая истощает Абсолют, когда рождаются такие маги. С уровнем магической энергии, которая есть у перевертышей – а мы так их зовем – могло бы родиться как минимум трое или четверо шевалье. Это чревато тем, что магическая кровь будет вырождаться, а если ее станет меньше, маги – как отдельный вид – исчезнут. В итоге все-таки нашли решение. Убийство перевертышей возвращает магическую энергию в великий поток и все становится на свои места.

– То есть Осо… ее могут убить? – не веря своим ушам, спросил Ноа.

В полумраке глаза Махаона нельзя было рассмотреть на красивом, словно вырезанном из слоновой кости лице, но он наклонился к Ноа, упершись в колени локтями, и на его лице отразилась серьезность, смешанная с суровостью и толикой горечи.

– Ее убьют, если узнают об этом. «Убийство ради величия». «Убийство во имя магии». Так они – имперские маги – это называют, – сказал Махаон, но Ноа показалось, будто он выплюнул эти слова.

Парня будто ледяной водой окатили. Теперь он понял, каким наивным глупцом был. Раньше Ноа думал, что нужно сохранить секрет Осо, чтобы она не стала отшельником на Виридитерре. Теперь же стало совершенно ясно, что все намного серьезнее. Ноа взглянул на Осо с какой-то смесью ужаса и недоумения. Почему она не сказала ему, в какой она опасности? Почему не пришла просить помощи, когда узнала это от Махаона? Но Осо молчала и старалась не смотреть на мальчишек. Он чувствовал, что не мог сказать ей всего, что хотел, потому что рядом был Махаон, который все равно вызывал у Ноа некоторое недоверие.

– Я долго думал над тем, как же нам поступить в этой ситуации, – разорвал гнетущую тишину Махаон. – На первом соревновании самое главное это чтобы кто-то из нашей команды остался на поле, тогда проходит вся команда. Я могу вывести Осо из соревнования до того, как может что-то случится, но за это меня дисквалифицируют, – сказал Махаон, и Ноа оставалось только догадываться, каким благородным сейчас ощущал Махаон.

Но Махаон словно не заметил внутреннего раздражения Ноа, а только очаровательно улыбнулся благодарно смотрящей на него Осо. Сейчас он выглядел, словно средневековый европейский рыцарь, пытающийся доказать всем и вся, что именно он самый лучший. Ноа так и подмывало бросить ему перчатку прямо в лицо – вызвать на дуэль. Но он сдержался. Сейчас не время давать волю неприязни.

– Но ведь это не решит всей проблемы, – запротестовал Ноа. – Если вы пройдете, ей нужно будет участвовать дальше, а каждый раз выводить ее из игры таким образом… Ты не подумал, что это вызовет какие-то подозрения?

Махаон медленно поднялся, и Ноа истолковал этот жест так, словно разговор подходит к своему логическому завершению, и хозяин комнаты так беззвучно намекает, что настало время покинуть его в одиночестве.

– Будем решать проблемы по мере их поступления. Я бы советовал Осо покинуть Хэксенштадт как можно скорее, – произнес Махаон. – Но сделать это будет не так-то просто. Осо – первокурсница, новичок с Земли. Ее не отпустят из-за страха, что она толком не умеет владеть своим даром и может кому-нибудь навредить.

– Я что-нибудь обязательно придумаю, – сказал Ноа, глядя на Осо, но девушка просто промолчала.

Находиться в компании этого зазнайки Махаона было неприятно. Ноа хотел поговорить с Осо наедине, но не знал, как ей об этом сказать. Поэтому он ушел, надеясь, что еще сможет побыть с подругой позже, без Махаона.

Остаток дня парень провел словно в тумане. Он злился на Осо, за то, что она все ему не рассказала. Злился на себя за то, что наивно полагал, что может помочь Осо свои признанием сиру Роджерсу. Злился на этот несправедливый жестокий мир, который уже отобрал у него одного близкого человека и теперь норовил отобрать и Осо. Он пока был не уверен, может ли Осо стать этим близким человеком, но знал точно, что здесь она принадлежит к тому числу немногих, кому он может доверять.

Парень слонялся по двору Хэксенштадта и нигде не мог найти себе место. Он бродил и бродил, пытаясь задушить ярость, которая росла внутри него. Ноа даже пропустил ужин и не вернулся в общежитие к отбою.

Он остался во дворе, хоть это и было против правил, потому что только ночная прохлада облегчала его страдания. В комнатах студентов давно погасли огни, а в общежитии преподавателей они продолжали гореть. Ноа старался не выходить на свет, чтобы быть незамеченным ничьим зорким глазом и не получить еще одно наказание. Он искал место, где смог бы вернуть себе душевный покой. За последние недели на него столько навалилось, что хотя бы час размышлений в одиночестве пришелся ему на пользу.

Ноа нашел укромное место за садом Хексенштадта. Он укрылся за нависшими ветвями деревьев. В ночной тиши слышалось уханье совы – Ноа надеялся, что это именно сова, а не какое-то неведомое виридитеррское существо, – шум листвы. Парню казалось, будто ночной холодный ветер, каждым дуновением  шепчет его имя. Ночь успокаивала. Сон не шел, и все, что делал Ноа – смотрел на высоченные верхушки деревьев, которые словно поддерживали ночной небосвод и не давали ему упасть на тех, кто сейчас на земле. Он искал решение навалившихся проблем, но совсем не знал, что делать. Некому было дать ему совет, некому было утешить.

Парень сидел в тишине, пока не услышал шорох за своей спиной. Совершенно точно кто-то пробирался сквозь пушистые ветви деревьев прямо к нему. Первым позывом Ноа было «Беги!». Но парень был так измучен тяжелыми мыслями, второй ночью без сна, что сил подняться у него почти не было. Чему быть, того не миновать – так говаривала его мама, и Ноа готовился уже принять свою участь, если кто-то из преподавателей заметил, что Ноа блуждает по ночному Хэксенштадту.

Через ветви с привычной ей легкостью прошла Эли. Она выглядела испуганной и удивленной, когда смотрела на Ноа, но все такой же прекрасной со своими огненными волосами и большими выразительными глазами, словно бы блиставшими в темноте, как маленькие звездочки.

– Ох, прости, – начала она неловко. – Я не ожидала здесь увидеть кого-нибудь. Обычно в этом месте я коротаю ночи в одиночестве.

Она не задала вопроса, почему он здесь, и Ноа ей был искренне благодарен за это. Отвечать на вопросы было тяжело, а лгать Эли – ну не мог же он поделиться чужой тайной – совсем не хотелось.

Эльфийка потопталась на месте, словно не зная, как ей поступить, а затем присела рядом. Да так близко, что Ноа ощутил приятные мурашки на своей коже. Она пахла травами, и Ноа нравился этот успокаивающий аромат. Он был похож на хоровод смешавшихся запахов шалфея, мяты и ромашки.

– Как твой друг? – спросил Ноа. Ему, по правде говоря, было все равно, но хотелось слышать успокаивающий мелодичный голос Эли.

– Он почти поправился, – тихо прошептала она, – и скоро покинет это место. – Эли повернулась к нему, и ее глаза были похожи на блестящие изумруды. – Спасибо, что никому не рассказал о нем. Я была уверена в тебе. Ты очень хороший, – она озорно улыбнулась и лукаво добавила: – Даже несмотря на то, что ты человек.

Ноа немного зарделся от легкой похвалы, но в темноте не было видно его пунцовеющих щек. Но вдруг он осознал, что как раз-таки Эли может помочь ему с Осо. Если Персиваль собирается покинуть Хэксенштадт, то ему просто нужно забрать с собой Осо. Но ведь он не может доверить безопасность Осо какому-то незнакомцу, который появляется здесь тайно да к тому же и ранен. Кто знает, чем он занимается?

В эту ночь они больше не разговаривали. Но для общения душ слова и не нужны. Просто достаточно оказаться в правильном месте в правильное время. И Ноа, и Эли чувствовали, что сейчас все между ними изменилось. Исчезла неловкость. Зато появилось нечто большее. Рядом с Эли время всегда тянулось иначе – во много раз быстрее. Поэтому те часы, которые они провели вместе, показались Ноа лишь жалкими минутами. Парню хотелось как можно дольше быть здесь, вместе с ней. Хотелось сохранить то волшебство, которое окружало их сейчас.

Однако ночь начала уступать свои права утру, и эта магия, захватившая их обоих, потихоньку растворялась. Когда стало светать, Эли попрощалась с Ноа, также без слов. Просто тихо сжала его руку, едва заметно кивнула и упорхнула из их укрытия.

Ноа последовал ее примеру. Ведь вскоре Леон начнет свой утренний обход. И парню не слишком хотелось попадаться ему на глаза.

Он осторожно пробрался во внутренний двор и думал, что также быстро проскользнет в жилой корпус, но его внимание привлек каменный грифон, облетающий крепость по всему периметру. При полете его взгляд неизменно был устремлен на ворота. Любопытство взяло над ним верх, когда он увидел, как из своего карта, все еще стоящего на улице, вышла Энгстелиг в сопровождении сонного Франциска и быстрым шагом направилась к воротам. Ноа затих на месте, надеясь, что его не поймают. Он сидел в своем укрытии не шелохнувшись, к тому же ему хотелось посмотреть, кого же встречают в Хэксенштадте в столь ранний час.

В парадные ворота въехал богато украшенный резьбой голубой карт, который остановился прямо около Энгстелиг и Франциска. Рядом с ними со своим ярким фонарем стоял Леон и, казалось, будто он не может найти себе место. Двери карта отворились и из него вышли двое сухих, как стеблинки, людей. Мужчина своим видом напоминал Ноа крысу – вытянувшуюся, с длинным носом и прилизаными черными волосами. Он был уродлив, и показался Ноа крайне неприятным. Мужчина протянул костлявую руку Энгстелиг, но та никак не отреагировала на это. Женщина, вышедшая вместе с ним, наоборот казалась очень красивой. У нее были длинные каштановые волосы, забранные в высокую прическу, светлая кожа, пухлые губы и маленький аккуратный нос.

– Клан Вайдман, – процедила сквозь зубы Энгстелиг. – Какая неожиданность.

– Вряд ли для вас, Энгстелиг, что-то может стать неожиданностью, – сухо проговорил мужчина на что Энгстелиг ответила грозным взглядом.

– Нам просто не терпелось посмотреть на мальчика Вайскопфов, вот мы и прибыли как только смогли, – нараспев произнесла женщина.

Повстанцы IV

Он бежал. Чертыхаясь и спотыкаясь на каждом шагу,  он мчался с такой скоростью, что сам свет бы ему позавидовал. Силы покинули мужчину еще несколько километров назад, но остановиться сейчас и сдаться – непозволительная роскошь.

«Беги, Йорий, беги, иначе эти собаки тебя сожрут», – подначивал себя мужчина, хоть никаких собак и не было вовсе.

Зато позади вновь послышалось:

– Держите колдуна!

– Теперь он от нас не уйдет! – вторил ему уже другой голос.

Йорий обернулся и увидел свет множества огней – факелы его преследователей, – которые быстро передвигались по лесу. Все эти люди жаждали его крови – и это все после того, как он спас множество жизней своими травами и отварами! Все эти люди хотели разорвать его, утопить или сжечь – неважно как, люди были достаточно изобретательны, если дело касалось жестокости. Они хотели сделать хоть что-нибудь, чтобы вернуть свое спокойное существование, где нет места непонятному Йорию и его травам, целебным припаркам, отварам и мазям.

Мужчина бежал и бежал, не разбирая дороги, не обращая внимания на боль в ногах и на колючие ветви, которые били его по лицу, словно хлыст возничего. Ссадины на лице кровоточили. Но времени жалеть себя не было, и пока перед Йорием будет мелькать хотьпризрачная возможность выжить – он будет бежать и бежать, не останавливаясь.

Он надеялся забраться в Черный лес глубже, чем эти крестьяне, которых он лечил долгие годы, смогут зайти. Йорий ходил в этот лес не один раз и прекрасно знал многие безопасные тропы, но погоня заставила его сойти с этих троп и бежать, куда глаза глядят.

Он мчал вперед, не смотря на мелкий дождь и тьму вокруг – местность ему освещала лишь четвертинка луны. Он мчал вперед и не остановился даже, когда добрался к крутому склону. Сырая земля сыграла с ним злую шутку: он подскользнулся и кубарем упал со склона. Йорий катился по мокрой земле, пытаясь найти точку опоры, чтобы остановиться. Но также, как и в жизни, сейчас он тоже ничего не контролировал.

Оказавшись внизу, Йорий едва нашел силы, чтобы подняться. От налипшей грязи его одежда потяжелела, а мышцы забились от перенапряжения. Он чувствовал, что из-за падения подвернул ногу, и больное место взрывалось вспышками боли, когда он наступал на ногу. Но оставаться на месте было небезопасно.

Вновь броситься в бега не получилось – кто-то в темноте резким движением закрыл рот мужчине и потащил за собой. Сил дать отпор уже не было, но Йорий все равно попробовал вырваться из цепких рук. Его попытка была слабой и неумелой – он устал от долгой беготни по лесу, – и незнакомец только усилил свой захват. В голове вспыхнула мысль, словно принадлежащая ему, но Йорию все равно она казалась чужой: "Не сопротивляйся", и он решил принять свою судьбу. Незнакомец начал оттаскивать его с тропы вглубь кустарников и деревьев-исполинов, но Йория это уже не волновало. Он не был готов принять смерть, но бороться уже не мог.

Перед глазами пролетела вся жизнь – детство в хижине на краю леса, знакомство с женой, рождение дочки. Он прожил тридцать четыре счастливых года и жалел сейчас лишь об одном – о том, что вопреки указаниям своего отца, решил не скрывать свой дар, а помогать людям.

«И к чему тебя все это привело, Йорий», – корил себя мужчина и слышал в этом упреке голос отца.

Отец предупреждал, что люди еще не готовы принять тех, кто на них непохож. Но Йорий всегда был упрямым и добрым. Эти два качества в итоге и сгубили всю его жизнь. Отец говорил: «Не открывай свой дар людям, врачевание с помощью трав они принимают за магию, а магию они ненавидят».

Когда Йорий уже мысленно попрощался со всеми родными, он ощутил, что его больше никуда не тащат. Справа от него зажегся факел, и мужчина смог рассмотреть своего похитителя. Точнее его грязно-коричневый балахон.

Секундой позже он сбросил капюшон, который скрывал лицо и перед Йорием предстал мужчина лет сорока. Его сальные пшеничного цвета волосы висели сосульками и доставали незнакомцу почти до плеч. Под глазами залегли темные круги, но взгляд его голубых глаз все еще был ясным, хоть и видно было, что мужчина устал.

Йорий, опасливо попятился назад. Но мужчина ободряюще улыбнулся и произнес:

– Добро пожаловать в мое временное обиталище, – он обвел рукой пещеру, в которой они находились. – Здесь ты в безопасности.

Йорий осмотрелся по сторонам. Пыльные каменные стены, грязный пол, потухший костер – простой лагерь обычного путника. Но от кого он прячется и почему в Черном лесу?

– Кто ты? – настороженно спросил Йорий.

– Меня зовут Ааррон Гильем, – незнакомец снова тепло улыбнулся, и под глазами появились мелкие морщинки. – А кто ты? И самое главное, чем ты навлек на себя такой гнев?

Йорий боялся говорить о себе, боялся, что и этот человек его возненавидит, но все же заговорил:

– Я…– он, не отводя взгляда смотрел на грязный пол, стыдясь самого себя, – Йорий Лех. И эти люди думают, что я колдун.

Последние слова он произнес так тихо, что их едва можно было расслышать. Отчего Ааррон по-доброму рассмеялся. Йорий посмотрел на него и с души как будто камень упал. Кто бы мог подумать, что в этом Богами забытом лесу, он найдет человека, который не осуждает и не боится его?

– Крайне необычное имя для этих мест. Ты из Стражцтата? – спросил Аарон.

– Когда-то был оттуда, но нам пришлось покинуть его из-за того, что… В общем, это долгая история, – ответил Йорий. – Но почти всю свою жизнь я провел в Вельтерне.

– Что ж, Йорий, а ты и правда колдун? – в его глазах сверкнул озорной огонек.

Мужчина молчал. Что-то внутри него вопило о том, что не стоит раскрывать душу незнакомцу, но – черт – Йорий так устал. Ему просто разделить свою ношу. И все же мужчина не произнес ни слова – именно доверие к другим людям и привело Йория в этот лес.

Ааррон внимательно наблюдал за ним. Его голубые глаза, казалось, смотрят прямо в глубину души Йория и знают каждую его тайну.

«Не бойся меня, – прозвучал голос Ааррона у него в голове, – у меня тоже есть небольшой секрет».

Йорий испуганно посмотрел на Ааррона – этот человек совсем не был похож на мага. Но честность за честность – так всегда учил отец Йория.

– Нет, говорю же, – на выдохе произнес мужчина. – Я лекарь, врачеватель, как угодно называй. Травы лечебные собираю, отвары, мази, снадобья, припарки делаю. В своем деле я преуспел, поэтому люди решили, что здесь без колдовства не обошлось.

И тут Йория как прорвало, когда он понял, что этот незнакомец его не осудит. Чувство защищенности развязало ему язык не хуже самого крепкого вина. Вся боль, что была сосредоточена в нем, наконец-то нашла выход. Он мог больше не держать и не копить ее в себе.

– За все то добро, что я им сделал, они издевались над моей дочерью, убили весь мой скот и под конец сожгли наш дом. Я еле успел вытащить из огня жену и дочь, – одинокая слеза покатилась по щеке, оставляя за собой грязные разводы. – Я отослал их так далеко от этого ужасного места, как только мог. – Йорий стер слезу. – Теперь они в безопасности, под охраной отца моей жены. И как только все уляжется, я надеюсь увидеть их снова.

Йорий все говорил и говорил, пока усталость окончательно его не сморила. Мужчина уснул прямо на голом полу, а Ааррон принял вахту.

Сон Йория был беспокойным. Даже там он не мог отделаться от чувства погони, даже там его ждала учесть беглеца, а его преследователи неизменно кричали о том, что сожгут колдуна. Он бежал от них, сбивая босые ноги в кровь об острые камни и сухие ветви деревьев, продираясь сквозь кустарники и буреломы. Он мчался словно ветер, но все равно был загнан в угол. За его спиной был бесконечный и негостеприимный Черный лес, а перед ним – только отвесная скала. Грязные и озлобленные из-за своего слепого страха люди с бешенным взглядом приближались к нему и бежать было некуда. Йорий прижался спиной к горе и зажмурил глаза. Он ощутил холодное лезвие ножа у своего горла, услышал ехидный смех своего палача, а затем лезвие скользнуло по коже, к артерии на его шее. И полилась горячая кровь…

Йорий проснулся словно от толчка. В ужасе провел рукой по шее – проверил нет ли там пореза – и потер глаза кулаками, как ребенок, пытаясь сбросить остатки сна. Кошмар, это просто кошмар. Это не реальность, а всего лишь сон.

– Плохой сон? – поинтересовался Ааррон, перебирая тонкие сухие ветки для костра.

Погони уже не было слышно и разжечь костер стало безопасно. К тому же огонь их согреет и отпугнет самых слабых недружелюбных духов леса.

– Ну да, приятным его не назовешь, – уклончиво ответил Йорий.

Больше они не говорили – маг разбирался с хворостом, а Йорий наблюдал за его плавными монотонными движениями. Это зрелище завораживало настолько, что в голову, впервые за долгое время, не лезли дурные мысли. Он хотя бы ненадолго смог забыть о том, что у него теперь нет дома, о беспокойстве за жену и дочь. Стояла глубокая ночь и рассвет даже не думал заниматься, но Йорий был готов идти хоть сейчас за своей женой и дочерью, хотя и понимал, что в кромешной темноте это будет бессмысленно. Скорее, он сам заплутает в Черном лесу, чем доберется к дому своего тестя.

Закончив с ветками, маг поднялся, достал из поясной сумки кусок веревки и перевязал их. Затем повернулся к Йорию и заговорил:

– Собирайся, нужно идти.

Йорий непонимающе смотрел на мага.

– Не думаю, что мне следует выходить из этой пещеры.

– Ты ошибаешься. Вчера ночью, я показал тебе свои способности и теперь ты знаешь, что я тейт. Так вот, помимо всего прочего, я умею чувствовать мысли людей на расстоянии, – он оглянулся на выход из пещеры, словно к чему-то прислушивался. – Они все еще прочесывают лес, хотя еще далековато отсюда, но скоро они найдут наше убежище. Поэтому я должен отвести тебя туда, куда твои преследователи не смогут добраться.

– Но почему ты так добр ко мне? – Йорий все больше не понимал намерений Ааррона. Ведь одно дело просто дать ночлег заблудшему незнакомцу, а другое – носиться с ним как с малым ребенком.

– Когда-то и я был таким как ты, а потом нашел место, где меня приняли. И теперь считаю своим долгом помогать таким же потерянным людям, – он сделал глубокий вдох и спросил: – Так ты готов пойти со мной?

Выбора у Йория не было. Он был истощен, хотел есть, отдохнуть как следует и, возможно, помыться или хотя бы зайти в холодные речные воды и смыть с себя налипшую грязь и запекшуюся кровь. И обязательно нужно будет обработать ранки. Пусть они были и небольшими, но жизнь научила Йория, что даже маленькая царапина может стать причиной серьезных проблем. Мужчине просто хотелось комфорта и безопасности.

– Я так хочу увидеть свою жену и дочь, – словно маленький ребенок, который хочет получить все и сразу, сказал Йорий.

Аарон понимающе кивнул.

–Не беспокойся об этом. Я думаю, что им ничего не угрожает, ведь зверь, за которым охотятся, это ты, – проговорился Аарон. – Мы найдем их, когда тучи рассеются и станет спокойнее.

У Йория не было другого варианта, кроме как довериться магу. В темные времена нашими друзьями становятся люди, от которых совсем не ждешь поддержки, а те, в ком ты был уверен, поворачиваются к тебе спиной.

Они вышли ранним утром, когда заря едва-едва пробивалась сквозь великаны-деревья в густую чащу Черного леса. Его потому и называли черным, что даже в самые светлые дни солнечный свет почти не пробивался сквозь толщу листвы и весь лес оставался темным и мрачным. На Виридитерре не было места опаснее и коварнее. Простой люд говаривал, что у Черного леса есть душа и он нарочно не выпускает людей из своих дебрей. А потому никто не отваживался без особой причины заходить в самую его чашу.

Но Йорий был не из числа этих людей. Давным-давно отец – а ему в свою очередь его отец – показал Йорию тайные тропы, по которым можно было легко ходить в лес и возвращаться. В лесу обитали старые боги – те, кому люди поклонялись веками, но о ком забыли, бросили и перестали приносить жертвы. А потому старые боги озлобились, сделав Черный лес еще опаснее для людей.

Йорий вышел из пещеры на негнущихся от боли ногах. Перед ним стоял воодушевленный Аарон, который явно был рад этому утру. Без слов он двинулся вперед, и Йорий безмолвно поплелся следом. Земля была еще слегка подмерзшей и хрустела под башмаками Ааррона.

– Так куда мы, говоришь, идем? – робко поинтересовался Йорий.

– Я не говорил, – хитро улыбнувшись, ответил маг. – Мы держим путь в крепость, в сердце леса, ее еще называют дом Скуггена.

Название было знакомо Йорию, мужчина был уверен, что где-то его уже слышал. Вот только где?

– Там расположен наш лагерь, – продолжил Ааррон. – И ты там будешь себя чувствовать, как рыба в воде. Ведь дом Скуггена всегда готов приютить тех, кто сбился с пути.

– Ваш лагерь? – спросил Йорий.

– Мы это Эрмандад, – ответил Аарон гордо.

– Повстанцы, – тихо проговорил Йорий.

Он слышал об этих людях. Это были борцы против ущемления прав магов, против использования их как пушечного мяса. Это были люди, которых не устраивало место магов в социальной лестнице.

Больше они не разговаривали. Сейчас Йорий просто наслаждался прелестью осеннего леса. Да, Черный лес был мрачен, но Йорий находил в этом исключительную красоту. Мужчина полностью доверился Ааррону, который чуял мысли преследователей и менял маршрут, чтобы не натолкнуться на них.

Надо сказать, путь к дому Скуггена был не близким. Мужчины шли без остановки целый день и, если верить Ааррону, они прошли лишь половину. Йорий устал, проведя много времени в дороге, поэтому очень обрадовался, когда маг предложил устроиться на ночлег.

Как оказалось, в Черном лесу у мага повсюду были расположены стоянки – небольшие пещеры и ямы под кореньями деревьев-исполинов, которые вполне подходили для ночлега.

Этой ночью Йорий спал спокойно – никакие ужасные видения его не тревожили. Ааррон же опять принялся сторожить их стоянку. Йорий не мог понять, как этому магу удается долгое время быть без сна, поэтому предложил сменить его через пару часов. На что Ааррон ответил, что его способность позволяет бодрствовать дольше, чем другие люди.

И Йорий, удовлетворившись ответом мага, улегся спать.

Сегодня мужчине удалось отдохнуть намного лучше, чем прошлой ночь – наверное, потому что сон его длился на несколько часов дольше, а погони уже давно не было слышно. К тому же казалось, что Аарон, который прекрасно знает Черный лес, не оставит его на смерть. Этим утром Аарон не стал разжигать костер – они отправились в путь сразу же после пробуждения Йория.

И мужчина, с удивлением отметил, что сегодня боль в ногах, то ли из-за того, что он начинает привыкать к большим нагрузкам, то ли из‐за того, что хорошо отдохнул, стала слабее. Йориий вдыхал морозный воздух полной грудью, и с каждым таким глотком все больше и больше верил, что его жизнь еще может наладиться.

Вчера Ааррон рассказал мужчине, что он один из повстанцев. И Йорий, который всегда считал, что середина – самое безопасное место, и поэтому не примыкал ни к какой из сторон в этой борьбе, сейчас решил, что быть членом Эрмандада не так уж и плохо. По крайней мере, он теперь будет не один. У него будет поддержка и опора. Потому что каждому человеку она нужна.

Мужчины шли так долго, что Йорий уже перестал разбирать дорогу. Обычно он неплохо ориентировался в лесах – отец учил его, когда они вместе ходили собирать целебные травы и коренья. Бывало, он заводил маленького Йория в самую чащу и терпеливо ждал, пока мальчик искал дорогу обратно. Тадеуш – так звали отца Йория – был хорошим учителем, поэтому давал мальчику самостоятельно решить эту проблему. В такие моменты маленький Йорий чувствовал себя путешественником, первопроходцем. С каждым шагом в правильном направлении на него накатывало чувство непреодолимого восторга, которое только усиливалось, когда мальчик улавливал огонек гордости в глазах отца. Тадеуш приучил Йория любить лес и оберегать его обитателей, научил видеть красоту вокруг и наслаждаться каждой минутой, проведенной среди деревьев.

Теперь же мужчина полностью погрузился в свои мысли и плелся следом за Аарроном, не запоминая дороги и не обращая внимания на лес вокруг. Он думал о дочке и жене, о жизни, которую уже никогда не сможет вернуть. Ведь даже если произойдет чудо, и мужчина воссоединится с семьей – на что Йорий надеялся все меньше и меньше – все уже не будет как прежде, только не после тех ужасов, которые они пережили. Но пока что рядом с ним им находится опасно.

Внезапно маг остановился, и Йорий, который так был поглощен своими мыслями, налетел на него. Мужчина никогда – до этого момента – не замечал насколько Ааррон костлявый, потому что балахон, который тот постоянно носил, хорошо скрывал его тело.

Маг будто бы ничего и не заметил, он с благоговением смотрел вдаль. Его взгляд был наполнен радостью, какая бывает только, когда после долгого отсутствия возвращаешься домой. Йорий оторвал глаза от мага и тоже посмотрел туда.

Перед собой, немного в отдалении, мужчина увидел крепость. Каменные стены от времени покрылись трещинами и поросли мхом. Снизу крепость щедро заросла травой и казалось, что она не стоит на земле, а растет из нее. Широкие мощные стены скрывали внутреннее содержание, но Йорий уже был поражен тому, что видел. Всю свою жизнь он считал, что рассказы про дом Скуггена, которые мужчина теперь смутно припоминал, это сказки, а вот теперь он здесь.

Они приблизились к воротам, и Йорий увидел, что вокруг, перед зданием копошились люди – строили новый хлев, рубили дрова для растопки. Женщины и пара ребят лет десяти, работали на огороде перед крепостью.

Увидев этих детей Йорий вновь вспомнил о своей дочери. Она была примерно их возраста и всегда, также весело, с детской беззаботностью, помогала его жене.

Они двинулись по направлению к широким воротам – на удивление открытым, – и когда они проходили под аркой, то Йорию показалось, словно все его тело пронзил холодный поток воздуха.

Йорий и подумать не успел, что это за чертовщина такая, как из мыслей его вырвал тихий, но уверенный голос мага.

– Враг не может войти в дом Скуггена. Сюда могут попасть только друзья хозяина. Человек, желающий зла хозяину, никогда не сможет сюда попасть. А сейчас его хозяин Эрмандад.

Йорий посмотрел на Аарона пристально, а затем на огромные каменные стены.

И Аарон сказал:

– Добро пожаловать домой.

И Йорию захотелось в это верить.

Глава 13

Когда Ноа вошел в комнату, Кайл вел себя очень странно. Сосед неподвижно сидел в темноте под столом, но из своего убежища он сразу поздоровался с Ноа – такой вежливости за ним обычно не замечалось. Ребята жили бок о бок, но почти никогда не вели бесед. И за это, по правде говоря, Ноа считал Кайла лучшим в мире соседом. Но увидев Кайла под столом, даже Ноа, который всегда старался не лезть в чужие дела, был удивлен и заинтригован:

– Что ты делаешь? – недоумевая, спросил парень.

– Неудачи, – коротко ответил Кайл. – Я защищаюсь.

– От неудач? Разве можно защититься от неудач, сидя под столом? – скептически поинтересовался Ноа, присаживаясь рядом.

– Если я буду в темноте, то они могут меня не заметить, – проговорил Кайл.

Ненадолго в комнате повисла тишина. Но Кайл снова ее нарушил:

– Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты предложил взять меня к вам в команду, – тихо пробормотал он. – Я… Мы с тобой не то что бы хорошо общаемся. Просто иногда разговариваем. Но я рад, что ты подумал обо мне. Я постараюсь сильно не навредить вам своим невезением.

– Почему ты так зацикливаешься над этим невезением? – спросил Ноа.

– Потому что это проклятие моей семьи, – коротко ответил его сосед, и Ноа решил не давить на него своими вопросами. Для парня была невероятной уже сама мысль о том, что ему кто-то хоть немного открылся, а тараканы в голове у Кайла они и в Африке тараканы.

Ноа хотел вздремнуть, но на него снизошла одна настолько идиотская – что вполне могла стать гениальной – мысль.

А что если Кайл может что-то рассказать про этих новых людей? Энгстелиг, кажется, назвала их Вайдманами.

– Кайл, ты не знаешь, кто такие Вайдманы? – спросил Ноа.

– Почему ты вдруг спросил о них? – насторожился Кайл.

– Кажется, они приехали в Хэксенштадт, – ответил Ноа.

– Я думаю, что они появились здесь из-за соревнований, но странно что в такую рань, – задумчиво протянул Кайл, а затем, резко взглянув на Ноа, добавил: – Остерегайся их. Это опасные люди. Самые опасные в Вельтерне.

– Почему?

– О Вайдманах говорят… всякое, – ответил Кайл и уставился на пол. – Понимаешь, они ведь наряду с Вайскопфами и Энгстелигами принадлежат к пяти аристократическим кланам Вельтерна и занимают видное место при дворе императора. Но как говорят, держи друзей близко, а врагов еще ближе.

– Так все же, что такого говорят об этих Вайдманах? – настаивал Ноа.

– Ну… как бы это сказать, – Кайл мешкал и не знал, что сказать. – В общем, люди говорят – я еще раз напоминаю, что это просто доводы людей – будто бы именно Вайдманы замешаны в том, что погибли твои дедушка и бабушка. Да и не только их. Говорят, что они приложили руку к многим смертям. А ведь официальные палачи это Энгстелиги.

Кайл посмотрел на него виновато, но уже через секунду снова вперился взглядом в пол. Он то заламывал пальцы, то пытался грызть ногти. И Ноа, в порыве жалости к соседу, ободряюще положил руку на плечо Кайлу. Точнее попытался. Кайл подпрыгнул, как будто его током ударили.

Ноа пытался не думать о своих родственниках. Не думать о жизни, которая у него могла быть. Не думать о том, что убийцы – как Вайдманы и Ройван – вот так просто гуляют по Виридитерре. Эти мысли еще больше укрепляли в нем веру в то, что справедливость – это сказка для детей. Может, ему пора уже составлять список тех, кто должен понести наказание за свои злодеяния?

– А почему их не накажут? – спросил Ноа.

– Понимаешь… это же Вайдманы. Аристократы. За ними стоит император. Что бы они не делали, они скажут, что так будет лучше для Вельтерна.

Пустота в душе Ноа росла каждый день. Но парень верил, что именно месть и головы тех, кто разрушил его семью, на серебряном подносе, ее заполнят. Ну а пока он собирал информацию о своей семье и о Ройване по крупицам – черт возьми, ее было слишком мало – и все усерднее старался на частных занятиях с фрау Энгстелиг. Все, что Ноа хотел узнать находилось так близко – в Главной Башне Хэксенштадта. Но доступ туда был даже не у всех преподавателей, что уж говорить про студента-первогодку. Все, что так или иначе хотели вычеркнуть из истории и похоронить в летах было именно там. Это Ноа как-то рассказал Махаон, и парень до сих пор не мог себя простить, за то, что пришлось обращаться за помощью к выскочке. Но на войне – а именно она сейчас бушевала в душе парня – все средства хороши.

После рассказа Кайла, Ноа еще больше укрепился в своем намерении держаться от Вайдманов как можно дальше и наблюдать за ними. А с большого расстояния открывается самый лучший обзор.

***

Отдохнуть у Ноа так и не получилось, потому что вскоре его свиток с расписанием, который мирно покоился на тумбочке, сошел с ума. Он летал над кроватью парня, бил его по голове и щекотал перышком, прикрепленным к восковой печати – в общем делал все, что свиток делать не должен. Кайла же это только повеселило. Он смеялся так сильно, что вскоре его лицо стало цвета свёклы. А потом, задыхаясь, все же пробормотал Ноа, чтобы тот раскрыл свиток, потому что у него намечено какое-то важное дело.

«8.00 ПОМОЩЬ В ЛАЗАРЕТЕ» – гласила надпись. И Ноа понять не мог, зачем ему так рано отправляться туда, если первое испытание начнется только в десять часов.

Ноа в один прыжок подорвался с кровати, сменил вчерашнюю одежду и уже выбегал из комнаты, когда заметил подарок Франциска. Рука сама потянулась к Рубиновым Ножнам, хотя голос разума твердил, что ни они, ни меч ему сегодня не понадобятся.  Свой взбесившийся свиток он, кстати, тоже прихватил. На всякий случай, если Энгстелиг решит провести дополнительную тренировку.

В лазарете работа шла полным ходом. Пациентов было не так много, но эльфийки вовсю суетились – что-то искали, перекладывали лекарства и повязки в матерчатые сумки, спорили между собой. Сегодня они были одеты не форменные платья. На них были длинные хлопковые рубахи, подпоясанные широкой лентой. На спине была вышита большими красными буквами надпись «Лекарь».

Ноа вертел головой и пытался понять, что ему нужно делать. Он чувствовал себя лишним в этой суматохе. Но парню не пришлось недоумевать слишком долго, потому что к нему подошла Корнелия, и сердце Ноа замерло. Во-первых, потому что он надеялся, что работать в паре ему придется с Эли. А во-вторых, потому что Корнелия – наверное, самая грубая из эльфиек. Ноа не был с ней знаком лично, но именно про нее в Хэксенштадте говорили все, кому не лень, особенно жалуясь на ее грубость при осмотре и холодные руки. Корнелия смерила парня снисходительным взглядом, и сказала:

– Старшая назначила тебя ко мне в помощники.

Ее бесцеремонный тон, с металлическими оттенками, просто обездвижил Ноа. Даже дышать перед Корнелией было страшно – настолько грозно она выглядела. Эльфийка была похожа скорее на солдата, который побывал во всех горячих точках, чем на штатного лекаря Хэксенштадта. В ней не было той мягкости и утонченности, которая была у Эли и других эльфиек. Ее присутствие не успокаивало, а будоражило нервы. И Ноа мысленно молил Вселенную и всех известных ему богов сотворить маленькое чудо. Потому что Корнелия славилась своим жестким нравом, который не смогли подавить даже правила поведения прислуги на Виридитерре.

– Но я совсем не заинтересована в балласте на поле. Так что тебя согласилась забрать Эли, – сказала эльфийка, и сразу погрузилась в свои мысли. Ноа еще пару раз мельком взглянул на нее. Корнелия была красива, но совсем не похожа на других эльфиек. Ее поведение скозило холодом – каждый жест, каждый взгляд, каждое слово. Только она много раз шла наперекор правилам. Только ее из всей здешней прислуги не ругают за такое обращение со студентами и преподавателями. И только о ней с таким восторгом, благоговением и уважением рассказывают близнецы. Корнелия их личный кумир.

Фигуру Эли он заметил в толпе среди остальных эльфиек. По правде говоря, он нашел бы ее даже в кромешной тьме, ну или, по крайней мере, Ноа так казалось. Эли своей уверенной, но все такой же летящей, походкой следовала прямо к нему. И в этот момент парень был так счастлив, что сир Роджерс, которому повезло не попасться на глаза Ноа, рисковал быть зацелованным слишком радостным подростком.

Форма – точно такая же, как и у остальных эльфиек – сидела на ней в тысячу раз лучше. Широкая лента подчеркивала точеную талию, а льняная рубаха, заканчивавшаяся чуть выше колена, открывала вид на стройные ноги. Рассмотрев свою напарницу поближе, Ноа громко сглотнул от переизбытка чувств. Отбывать наказание с Эли – да это же просто сказка! Она мягко улыбалась ему, и Ноа хотел разорвать это неловкое молчание, но почему-то никак не мог собрать мысли в кучу.

Перед началом соревнований Старшая провела длинный инструктаж. Эльфийки внимательно, не отводя глаз, слушали ее и понимающе кивали в такт словам.

– Вперед, сестры мои, – в конце своей речи воодушевляюще объявила Старшая с мягкой улыбкой. – Сохраним жизнь и здравие каждого из этих студентов!

Часть эльфиек отправилась прямо на поле, чтобы оказывать неотложную помощь самым тяжело раненным. Ноа с Эли и другие эльфийки остались в лазарете. Вскоре после начала первого испытания, сюда стали прибывать раненые студенты. Кто-то смог прийти сам, некоторых – самых тяжелых – эльфийки доставляли на носилках. На поле им оказали первую помощь, но только в лазарете начиналась самая сложная работа.

Первую половину дня парень носился с бинтами, мазями, лечебными травами – в общем, со всем тем, за чем его посылала Эли. Сама же она ходила между койками и оглядывала пострадавших, оказывая им помощь. Сейчас эльфийки работали как хорошо отлаженный механизм. Они не спорили, как утром. Каждая из них точно знала свою работу и выполняла ее. Даже старшая была здесь – на передовой – и помогала своим подчиненным.

Через несколько часов пришло время для пересменки. Эли взяла матерчатую сумку, которую собирала утром, и набросила ее через плечо:

– Ну, нам пора на поле, – сказала Эли, обращаясь к Ноа. – Очень жаль, что ты пропускаешь открытие. Обычно там создают просто фантастическое огненное шоу, куча небывалого зверья – конечно же, это иллюзия – и все так красочно. Я думаю, что тебе бы понравилось.

– Это же не последние соревнования для меня, – сказал Ноа, пытаясь казаться равнодушным. – А как они проходят? В смысле, я слышал сира Роджерса, но было бы интересно узнать о деталях.

Эли двинулась по проходу между койками, и на ходу продолжала свой рассказ:

– О-о-о, эти соревнования – пример величия магов. Каждый раз приор Тоби Гейтс, который, кстати, очень сильный маг, создает на поле для боевых искусств целый мир. Задание не меняется, меняется только местность. Там есть свой лес, свои здания, но это просто большая иллюзия под куполом. Внутри купола – та же магия, что расширяет пространство в карте. Как-то приор Гейтс создал на поле целую пустыню, и студентам нужно было не только побеждать другие команды, но и постараться не умереть от солнечного удара или жажды.

– Но, разве это не опасно? Как найти того, кому нужна помощь, в бесконечной пустыне? – поинтересовался Ноа и еще раз втайне порадовался, что отбывает наказание

– Ты прав, это очень опасно. Но одно из важных качеств магов – смелость. Понимаешь, эти соревнования могут вознести любого участника на вершину славы. Студенты, которые за все время обучения в Хэксенштадте одержали больше побед в соревнованиях, без дополнительных испытаний становятся стражами одной из Башен. Это очень желанная и почетная служба для магов.

– Не хотел бы я умереть в пустыне, даже ради самой престижной работы, – задумчиво произнес Ноа.

Эли посмотрела на него и поспешила успокоить парня:

– Никто не умирает во время соревнований, – улыбнулась она. – Приор Тоби Гейтс и несколько тейтов, постоянно следят за происходящим. Чаще всего студенты могут самостоятельно выбраться из поля. Но бывают и сложные случаи. И вот тут начинается самое интересное. Участник называет кодовое слово, тейт его слышит и сообщает сиру Гейтсу, а тот в свою очередь через тейтов ведет нас по игровому полю.

Ноа подумал, что тогда соревнования в принципе достаточно безопасны, но его волновал еще кое-какой вопрос. Махаон сказал, что Осо нельзя здесь находится, потому что она – перевертыш, та, кто обращается в медведя, а эта магия запрещена. А как же тогда приор Тоби Гейтс? Он же выглядит как собака.

– Слушай, Эли, – начал Ноа, – а приор Гейтс… он так выглядит… ну ты понимаешь.

Эли тихо захихикала, но ответила:

– Ты, наверное, не встречал такого на Земле. Приор Гейтс – существо магическое и разумное. Он не человек и никогда им не был. Таких, как он, осталось совсем немного.

Когда Эли с помощью Ное собрала все необходимое, они двинулись к месту соревнования, чтобы принять свою смену. Оно происходило на поле для боевых искусств на суше. Там, на трибунах собралось немало зрителей – преподаватели, гости и даже выбывшие студенты, которые не были в тяжелом состоянии. Но все самое интересное происходило под прозрачным куполом. Зртелям было мало, что видно, кроме верхушек деревьев. Но все они, затаив дыхание, ждали исхода испытания. Каждый раз зрители с интересом высматривали выбывших и переговаривались, делая ставки, кто же победит.

Задание первого этапа могло показаться простым для обывателя Виридитерры, но не для Ноа. Ребятам предстояло драться внутри купола, показать свою смекалку, военную подготовку, силу дара и умение его использовать. Команда выбывала, когда на поле не оставалось ни одного ее участника. Соревнование продолжалось до тех пор, пока на поле не окажется лишь три команды – точнее хотя бы по одному представителю от каждой из них.

На трибуне, среди остальных выбывших, Ноа заметил Шенга и Осо с Махаоном. Выглядели они помятыми. «Зато мои друзья в порядке» – облегченно подумал парень. Особенно радовало то, что у Махаона получилось вытащить Осо из соревнования до того, как она превратилась в медведицу. Как ни странно, Кайла среди выбывших не было. Хотя Ноа был практически уверен, что он вылетит первым. И теперь Ноа волновался, не случилось ли чего с и так непутевым соседом. Приор Тоби Гейтс с его командой, фрау Энгстелиг и сир Роджерс сидели в отдельном секторе. Чуть выше на трибунах расположились Вайдманы. Они явно не проявляли особого интереса к игре, зато каждый раз, когда студент выбывал из соревнования, ехидно улыбались.

Из-под купола вышли две эльфийки, они выглядели еще более уставшими и помятыми, чем выбывшие участники. Волосы растреплись, взгляд затуманился, льняные рубахи кое-где были измазаны кровью.

– Удачи вам, – бросила одна из них на ходу. – В этом году приор Гейтс постарался, и создал самые настоящие «джунгли». Да, кстати, кодовое слово в этом году – «косточка».

Эли ничего им не ответила, лишь легонько кивнула и, не успел Ноа опомниться, как эльфийка смело шагнула сквозь прозрачную стену прямо в гущу событий. Парень, вдохнув побольше воздуха, последовал за ней.

***

В лесу было свежо и прохладно. Под ногами – совсем как настоящие – хрустели ветви, и казалось, что лицом Ноа влетел во взаправдашнюю паутину. Эли тихо хихикала, помогая снять ее с волос парня и проверяя, не подцепил ли он еще и паука, но тем не менее смотрела на него понимающе.

– Приор Гейтс очень дотошен в плане создания своих миров, – говорила она, отбиваясь от маленьких мошек. – И иногда он даже перебарщивает с этим. Я думаю, что вполне можно было хотя бы здесь обойтись без насекомых.

Ноа, который на своем горьком опыте уже испытал прелесть лесной прогулки, был полностью с ней согласен. Они пробирались по беспросветному лесу и казалось, что в этом месте никого, кроме них, нет. Иногда Ноа забывал придерживать густые ветви и те, нещадно хлестали его по лицу. Было больно, но парень молчал – пытался казаться невозмутимым перед эльфийкой. Ему, почему-то казалось, что это делает его краше.

Пока они бродили по лесу в поисках тех, кому понадобиться помощь, Эли кратко его просвещала насчет соревнования.

– Ты, наверное, хочешь знать, для чего нужно это кодовое слово? – Эли обернулась и одарила Ноа улыбкой. – Приор Гейтс и его команда – сильные тейты. Они могут слышать тысячи голосов. Но в этом хаосе невозможно понять, кому действительно нужна помощь. Поэтому, они ставят так сказать… мм… «словесный блок». Его суть в том, что во время соревнования, они слышат только лишь те голоса, которые произносят кодовое слово, – эльфийка продолжила идти. Она ловко пробиралась между ветвями, как будто всю жизнь провела в лесу. – Это сложно объяснить, но на деле все оказывается довольно просто. Ну а потом приор Гейтс, либо кто-то из его помощников, сообщают нам, куда нужно отправиться.

Эльфийка резко замолчала и жестом руки остановила парня, призывая к молчанию и прислушиваясь.

– Кто-то попал в серьезную беду к востоку отсюда, – серьезным голосом проговорила она. – Скорее.

Эли бежала сломя голову, и Ноа едва поспевал за ней. Парень не обращал внимания на ветки, которые теперь еще сильнее хлестали по лицу. Он даже не ориентировался в этой местности, но Эли уверенно шла вперед. Кто-то из тейтов вел ее.

Ноа издалека заметил копну рыжих волос. Это была Эсмеральда Дарксон. Девушка ловко орудовала копьем и  казалось, что поляна, на которую вышли ребята, была сценой, на которой Эсмеральда показывала свои трюки. Услышав, приближающихся Ноа и Эли, Эсмеральда обернулась и скользнула взглядом по ребятам. Затем, откинув прядь рыжих волос за спину, воткнула копье в землю.

– Чего уставились? – буркнула Эсмеральда.

– Отсюда шел сигнал о помощи, – проговорила Эли, не замечая ее недовольный тон.

– Ха, но здесь только я, можешь проверить, – засмеялась Эсмеральда и раскинула руки в стороны, приглашая Ноа и Эли проверить. – А мне помощь не нужна, поэтому убирайся отсюда, остроухая. И олуха с собой забирай.

– Ты не можешь так говорить с ней, Эсмеральда, – вступился за эльфийку Ноа.

– А что ты мне сделаешь, Вайскопф? – презрительно сказала Эсмеральда и двинулась на него. – Пойдешь жаловаться фрау Энгстелиг? Она тебя и так пасёт, смотрит, чтобы малыш Вайскопф не влез никуда. – Она скривила беспомощное лицо. – «Ой, помогите мне, я маленький Ноа, мою мамочку убили, и я теперь совсем беспомощный. Позаботьтесь обо мне».

Ноа готов был сорваться и начать потасовку с Эсмеральдой. Рыжая не отступала, продолжая говорить низкие вещи и дразнить его. Каждое ее слово было пропитано ядом. И Ноа почти поддался на ее издевки, ведь во многом Эсмеральда была права. Он сжал руки в кулаки и напрягся, как кот перед дракой, но Эли, останавливая его, одной рукой схватила парня за запястье, а другой указала прямо перед собой – на поляну – и сказала:

– Нет, я думаю, что ты здесь не одна. Посмотри на верхушки деревьев и траву – они изгибаются под странным углом! Приор Гейтс никогда бы не допустил такой оплошности. Ты определённо что-то сделала с пространством!

И только приглядевшись, Ноа заметил это. Было едва-едва, но все-таки заметно, как травинки растут из земли, а затем отклоняются на несколько миллиметров и продолжают расти уже из воздуха, то же было и с ветвями нескольких деревьев.

– Подумай о том, каковы будут последствия твоих действий, – жёстко проговорила Эли, и Ноа даже удивился тому, каким может быть ее голос. – Твоя семья уже достаточно потеряла.

– Чёрта с два, – прикрикнула Эсмеральда. – Маленькая паршивка Ризада заслужила это! – Она приняла боевую стойку и добавила: – Попробуйте меня заставить.

Ноа вскипел. Дарксон слишком много себе позволяла. И пускай она ненавидит его по непонятной причине – Ноа это как-нибудь переживет. Но здесь речь шла уже не о их неприязни. Эсмеральда перешла черту еще когда упомянула Нею. Теперь же рыжая сделала черт знает что с Никки. Ноа потянулся к своему мечу, но мягкая ладонь Эли вновь опустилась на его руку. Он взглянул на эльфийку, а она неодобряюще покачала головой, но даже это не могло остановить его сейчас. Ноа – быть может, грубее, чем хотел бы – сбросил ее руку и сказал:

– Эли, не вмешивайся.

Эльфийка посмотрела на него жалобным взглядом – как будто волновалась, что Эсмеральда надерёт ему зад – и Ноа стало противно. Она считает его слабым. Слабее этой треклятой Эсмеральды. А та лишь стояла и ухмылялась. Ноа хотел стереть Эсмеральду в пыль, хотел никогда больше не видеть ее лица. И плевать, какое наказние он за это получит.

– Я уже попросила приора Гейтса о помощи, он скоро будет здесь, – приглушенно, но с напором, говорила эльфийка. – Не пори горячку.

Ноа уже не слышал ее мольбы, гнев двигал им, как фигуркой на шахматной доске. Парень вытащил свой меч из ножен, и поляну сразу же кольцом окутало белое пламя, которое смыкалось вокруг Эсмеральды. Ноа был зол, и огонь чувствовал эту ярость, он питалось этим чувством, но так и оставался голодным. А Эсмеральду совсем не пугали вздымающиеся языки пламени. Она ловко отмахивалась от него копьем, искривляя траекторию, по которой двигался огонь. Девушка быстрым движением очертила в воздухе вокруг себя кольцо, и оно вспыхнуло тусклым зеленым светом.

– Меня такими дешёвыми трюками не напугать, Вайскопф, – рыкнула она. – Я повелеваю пространством и могу искривлять его по своему желанию! Твой несчастный огонёк даже не коснется меня!

Ноа удобнее перехватил меч – совсем, как учила его Энгстелиг на тренировках – и, преодолев расстояние между ним и Эсмеральдой, наотмашь рубанул по девушке. Точнее, по щиту из пространства, который её окружал.

– Я тебя достану! – прорычал Ноа, отходя на шаг дальше и позволяя пламени подобраться к нему.

«Пламя и мой друг, и мой слуга. Я его хозяин, я им повелеваю», – думал Ноа, сосредотачиваясь. Парень все никак не мог привыкнуть, что пламя его не обожжет. Этот огонь принадлежит ему. Верный пёс не вредит хозяину.

Огонь и вправду послушно прикоснулся к мечу, а затем наполнил его своим светом. И в следующий удар Ноа вложил всю свою силу. На барьере, которые выставила Эсмеральда, появилась паутинка из трещин.

Рыжая ухмыльнулась и сказала:

– Надо же, малыш Вайскопф чему-то научился. – Она снова взмахнула копьём, разрезая невидимую материю, а затем Ноа отшвырнуло в сторону огромным потоком воздуха, который вырвался из пространства, созданного ею. – Но я заставлю тебя звать твою мамочку! – Эсмеральда сразу перешла в наступление, бросившись на Ноа. – Я покажу тебе, что нельзя просто так появиться здесь и строить из себя самого крутого. – Ноа отразил ее удар, но девушка не отсупала и наносила удар за ударом. – Достало уже слышать «Вайскопфы то, Вайскопфы это». Вам бы сгинуть в летах, да нет же! Объявился тут, видите ли, последний выродок!

Ноа отразил очередной удар и, резко вывернувшись, оказался за спиной Эсмеральды, попытался ударить, но девушка взмахнула копьем. Пространство искривилось, и меч Ноа не попал в цель.

– Я не знаю, что у тебя за проблемы с Вайскопфами, но я не позволю вредить моим друзьям, – сказал Ноа, отходя на шаг назад и поднимая меч вверх, чтобы сосредоточиться.

Он коснулся острием меча земли, и столб белого пламени рванул по направлению к Эсмеральде. Девушка увернулась, но живой огонь последовал за ней. Она постаралась еще раз оградить себя, но пламя все равно проскочило в небольшую брешь и обожгло ее руку.

Эсмеральда вскрикнула от боли, и чуть не выронила копье, чем и воспользовался Ноа. Он рванул по направлению к рыжей, а она, заметив его движение, постаралась превозмочь боль и нанести удар быстрее.

В этот самый момент между ними возник Тоби Гейтс. Он выставил лапы в стороны, и ребята врезались в невидимую стену. Преподаватель от злости скрежетал зубами и тяжело дышал. Но Эсмеральду это не остановило, она попыталась использовать свою силу, чтобы разрушить пространство, но тщетно. Это был мир приора Тоби Гейтса и он был здесь повелителем. Это был мир, где правили его законы.

– Что вы тут устроили, щенки?! – завопил он.

– Приор Гейтс, вы вовремя, – запричитала Эли, подбегая к преподавателю. – Студентка Дарксон…

– Тш, моя дорогая, – шикнул Тоби. – Я спрашиваю этих шелудивых щенков.

– Но, приор Гейтс, студентка Ризада в опасности! – вскрикнула Эли, указывая рукой на пространство за его спиной. – Студентка Дарксон использовала свою силу, чтобы пленить ее!

Тоби бросил гневный взгляд на Эсмеральду, но та и глазом не повела.

– Я чувствовал слабое вмешательство в мой мир, но никак не мог ожидать, что его используют таким образом, – зло прорычал Тоби. – Я просто так этого не оставлю, будь уверена!

Приор Гейтс сосредоточился, приложив лапы к своим вискам, и из искривленного Эсмеральдой пространства выпала Никки. Она лежало неподвижно, как тряпичная кукла. Ноа даже не мог понять, дышит ли Никки. Эли бросилась к девушке, а парень с мольбой взглянул на приора Гейтса. Сила, удерживающая Ноа на месте, ослабла, и он, не теряя ни секунды, побежал к Никки, чтобы помочь Эли привести ее в чувства.

Эльфийка легонько похлопала ее по щекам, а потом поднесла к ее носу зловонную жидкость. Неприятный запах разносился на несколько метров, что даже сир Гейтс прокашлялся. Но Никки никак не реагировала.

– Я почти не чувствую ее дыхание, – ужаснулась Эли, откладывая в сторону сумку.

Эсмеральда топталась рядом, но Ноа даже не взглянул на нее. Парень безмолвно молил, сам не зная кого, помочь Никки подруге. Но что-то ему подсказывало, что надеяться нужно только на Эли.

***

Даже если Ноа не планировал с ними пересекаться, судьба – а точнее, Вайдманы – сама настигла его. Они выловили парня на коридоре, когда тот возвращался на поле. Они с Эли принесли Никки в лазарет, и эльфика ненадолго задержалась там, объясняя причины травм девушки.

Парень едва не дернулся от неожиданности, когда рядом с ним оказались приехавшие ночью гости. Вблизимужчина выглядел еще неприятнее. Его почти безжизненные водянисто-серые глаза сверлили Ноа, как будто Вайдман хотел высосать жизнь из него. Крючковатый нос, сухое и бледное – словно обескровленное – лицо напоминало Ноа все эти старые черно-белые фильмы о вампирах и, казалось, что если мужчина улыбнется, то станет заметен ряд зубов-иголок. Он был высок, худощав, держал спину невероятно прямо, а острый подбородок при ходьбе и разговоре вздергивал вверх, пытаясь подчеркнуть свою значимость.

Женщина выглядела поприятнее. Но, несмотря на это, в ней читалась угроза, которую Ноа чувствовал инстинктивно. Она улыбалась парню, но улыбка казалась ему злой, змеиной. Вайдманы оценивающе разглядывали Ноа, как будто он не человек вовсе. Парень почувствовал себя товаром на полке в магазине.

Кайл был тысячу раз прав, когда говорил держаться от них подальше. Ведь сейчас Ноа был мышонком, а Вайдманы – изголодавшимися змеями.

– Так вот ты какой, Ноа Вайскопф, – медленно и сухо проговорил мужчина, и у парня побежали мурашки по телу.

– Меня зовут Хельга Вайдман, – проговорила женщина с неприятной улыбкой. – А это мой брат Фридрих. Мы очень хотели с тобой познакомиться и проделали невероятно долгий путь из Штольца. Мы даже отложили все свои дела ради этой встречи.

Женщина явно хотела намекнуть, что Ноа неплохо было бы проявить им благодарность и в ноги поклониться. Но сам же парень понимал, что без знакомства с этими людьми он мог бы и обойтись.

– Мы так ждали твоего выступления на соревнованиях, – проговорил Фридрих, обнажил зубы в улыбке-оскале и добавил: – Очень жаль, что твои бои не показывают. Вайскопфы всегда входили в состав команды победителей, и в вашем роду было множество выдающихся шевалье.

– Ах, такая трагедия! Такая трагедия! – запричитала Хельга. – Бедные Вильгельм и Ирма не дожили до возвращения своей беглой дочурки и даже не смогли познакомиться с внуком!

– Вайскопфы умерли с честью, – послышался из-за спины Ноа знакомый ледяной голос, и в ответ на это на лице мужчины отразилась ехидная и отчасти презрительная ухмылка. – Им не о чем жалеть.

Ноа обернулся и увидел фрау Энгстелиг. Она скрестила руки на груди и сверлила взглядом то Фридриха, то Хельгу.

– О, Энгстелиг, мы снова встретились, – сказал Фридрих и протянул ей руку, добавив с ехидной ухмылкой: – Может быть, сегодня вы пожмете мне руку? – Улыбка стала еще сильнее походить на оскал, когда Энгстелиг проигнорировала и его руку, и его предложение. – Неужели все еще сердитесь за то, что я позаимствовал вашу способность? Теперь не только великая фрау Энгстелиг умеет управлять металлом.

Энгстелиг ничего не ответила, хотя последняя фраза Фридриха звучала как издевка. Она встала, закрыв собой Ноа.

– Ох, быть сожженными в своем собственном особняке не такая уж и большая честь, – хихикнула Хельга. – Но вы же, Энгстелиги, больше понимаете в этом, – женщина выдержала паузу и, как бы невзначай добавила: – Вайдманы никогда не горели.

Энгстелиг стойко выдержала эту – брошенную как бы невзначай – реплику, но рукой покрепче ухватилась за Артефакт. Наверное, с таким нравом ей стоило огромных усилий не начать битву прямо здесь.

– Но тем не менее и Вайскопфы, и Энгстелиги с честью служили императору, – сказал Фридрих. – Как жаль, что эти два великих рода угасают.

– Ноа еще юн и его ждет великое будущее, – резко ответила Энгстелиг, и Ноа смутился этим словам, ведь не мог понять, считает так она на самом деле или просто парирует.

– Как знать, как знать, – проговорила Хельга, и глаза ее недобро блеснули. – Будущее закрыто от нас, и никто не может знать, что произойдет. Разве что провидцы, но они никогда не предвидели ничего полезного.

– В любом случае, Ноа нужно проведать друзей. Сегодня выдался тяжелый день и, я думаю, им есть о чем поговорить, – сказала Энгстелиг тем самым тоном, который не терпит неподчинения.

– Какая жалость, – явно переигрывая, пролепетала Хельга. – Но мы еще обязательно увидимся, Ноа, – елейным голосом добавила женщина. И парню показалось, что это точно угроза.

Энсгстелиг подтолкнула Ноа, и они вместе оставили Вайдманов в пустом коридоре.

– Не оборачивайся и выпрями спину, – прошипела Энгстелиг. – Хотя бы покажи, что имеешь достоинство.

Ноа тяжко вздохнул – теперь все вернулось на свои места, – но плечи все же расправил. Потому что парень и сам хотел гордо удалиться от Вайдманов, ощущая – совсем непонятно каким образом – что они смотрят ему в спину, все также оценивая.

– Фрау Энгстелиг, эти люди и вправду виновны в смерти моих… гхм… дедушки и бабушки? – спросил Ноа осторожно.

– Ходят такие слухи, но никто не знает точно, – ответила Энгстелиг холодно.

– А что Фридрих Вайдман имел ввиду, когда говорил про вашу способность?

– Слишком. Много. Вопросов, – отчеканила Энгстелиг.

Она резко остановилась – Вайдманов уже давно не было видно – и сурово взглянула на Ноа.

– Запомни вот что: ни в коем случае не говори им ничего, не бери и не обещай. И самое главное, не дай Фридриху прикоснуться к своим рукам. Эта чертова пиявка скопирует твои способности и глазом не моргнет.

Энгстелиг ушла в своей обычной манере – не прощаясь, просто вылетела за дверь прямо во двор Хэксенштадта. Ноа же не двинулся с места. Он только и думал о том, как бы нечаянно не дотронуться Фридриха. И хоть парень не собирался делать это в ближайшее время, в его душе появилось неприятное ощущение тревоги, которая, в отличие от сильного, но мимолетного страха, так быстро покидать Ноа не собиралась.

Парень, сопровождаемый гнусными мыслями, вышел во двор. Там его уже поджидали друзья. Они также, как и сам Ноа, не понимали, что творится с Никки. Во время первого этапа каждому из них досталось. Махаон и Осо выглядели такими уставшими, будто целый день пытались закатить камень на высокую гору, у Шенга глаз заплыл, но парень все равно устало улыбнулся Ноа, Рикки выглядел самым напряженным, по его лбу катилась струйка крови, да и сам парень тяжело дышал и потирал бок. Друзья с надеждой смотрели на Ноа – хотели узнать хоть что-то про состояние Никки. Парень лишь пожал плечами.

Ноа еще раз посмотрел на друзей. Все, кроме Никки, были в сборе. Но навязчивое ощущение того, что кого-то не хватает, не отпускала. “Точно, Кайл”, – вдруг осенило Ноа.  И раз уж это он подтолкнул соседа к участию в Хэксенштадских играх, то теперь чувствовал ответственность.

– Где Кайл? – испуганно спросил Ноа.

– Я здесь, – послышался голос позади ребят, и Кайл протиснулся между Шенгом и Рикки. – Ты не представляешь, что со мной произошло, – на выдохе, почти восхищенно, произнес парень.

– Да, Ноа, ты не представляешь, – повторил за ним Махаон. – Кайл провел нас во второй этап!

«Быть такого не может», – хотел воскликнуть Ноа, который с самого начала не слишком надеялся на своего соседа. Но все же он был рад за Кайла, поэтому спросил:

– Как это произошло?

Слово теперь взял Кайл:

– Быть мной, оказывается, не так уж и плохо, – он грустно улыбнулся. – Сегодня все так старались выбрать себе противника посильнее, что никто просто меня не заметил. Да уж, тут нечем гордиться.

– Шутишь что ли? – возразил Махаон и хлопнул Кайла по спине. – Если бы не ты, мы бы с позором вылетели из соревнований!

Ноа хотел подбодрить Кайла, хотел сказать ему, что он молодец. Но не успел. Дверь за ним открылась и во двор вышла Эли. Одного взгляда на нее хватило, чтобы у Ноа в голове пронеслись все самые ужасные мысли. Но эльфийка улыбнулась и произнесла:

– Никки очнулась. Теперь ее разрешено навестить.

Ребята непонимающе уставились на Ноа, ведь он так и не сказал им, что случилось с Никки. Больше всех, кажется, недоумевал Рикки. Он, не моргая, смотрел вдаль и потирал ушибленный бок. Ребята молчали, но это продлилось недолго. Тишину нарушила Осо, протараторив:

– Чего же мы стоим? Нужно идти к ней!

Повстанцы V

Солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев и ласкали землю вокруг дома Скуггена. В Черном лесу такие погожие деньки случаются очень редко, поэтому большая часть Эрмандада вышла во двор, чтобы понежиться в солнечных лучах. Старые – закоренелые – члены отряда исподлобья смотрели на новых, еще зеленых, по большей части не до конца осознающих того, чем Эрмандад занимается, того, к чему стремится. Они ищут спасения, ищут крова и тепла, ищут тарелку супа и маленький островок безопасности.

Быть может, они ошиблись, когда пришли сюда. Эрмандад никогда не гарантировал безопасность, не говорил о вечном убежище. Он предлагал борьбу, предлагал умереть сражаясь, крепко стоя на ногах, а не жить жалкой жизнью, упав ниц перед своими мучителями. Все, что мог обещать Эрмандад, так это розыск во всех государствах Виридитерры, суровые условия Черного леса, секретность и конечный итог на виселице, если эта секретность подвела.

Но люди – и не только – тянулись к ним. Среди прибывающих новобранцев были и те, кто отлично понимал, чем занимаются повстанцы. Ненависть стала их второй натурой, и они желали обратить свой гнев в силу, желали отмщения и торжества справедливости. Они были голодными дикими зверями, которые рвались в бой, но плохо владели и собой, и ситуацией, а потому быстро сгорали, если их не удерживали от опрометчивости.

Нану когда-то была одной из таких. Она тоже была злой, с горячей кровью, и глаза ее горели недобрым огнем, когда приходилось видеть имперских магов. Но десять лет, проведенные в Эрмандаде, бок о бок с такими же потерянными людьми и Безликим, изменили ее. Она стала контролировать свой гнев, усмирять, когда он, как злая собака, пытался сорваться с цепи. А поводы для злости у нее были всегда.

Нану нельзя было назвать обычным магом или перевертышем. Когда-то давно она имела все, что нужно для счастья. Но ее амбиции, неуемная жажда познать свою силу и доказать, что она больше, чем просто девчонка, закрыли для нее дверь в прошлую жизнь. Она проклинала тот день, когда услышала легенду о Йоллакоттурин – или Великой кошке, как ее называли в деревне Нану. Мысли о Йоллакоттурин полностью захватили разум четырнадцатилетней девчушки. Нану выискивала любое сведение, любое упоминание о ней, пока однажды не натолкнулась на изображение Великой Кошки. Нану отчаянно захотелось примерить на себя ее образ, которая, по легендам, до сих пор водилась в Черном лесу. Деревенская бабка-ведунья чуть не лишилась рассудка, когда Нану объявила ей о своих планах. Она причитала и плакала, говорила, что девчонке не хватит сил и, что Йоллакоттурин обрушит весь свой гнев на нее. Но для Нану преград не существовало, ее путеводной звездой была эта мечта.

И у нее почти все получилось. Нану не стала огромной двухметровой кошкой, как Йоллакоттурин, но все же смогла ощутить прилив энергии. Сила текла по ее венам вместе с кровью. Нану чувствовала, как растет шерсть, как постепенно меняется ее лицо и становится похожим на кошачью морду. Обращаться было больно и приятнно одновременно. Ощущение силы и могущества пьянило. Шерсть Нану переливалась на солнце, слух стал резче, зубы острее. Все в облике Йоллакоттурин было лучше. И пусть сейчас она больше походили на львицу, чем на Великую кошку, Нану радовалась даже такому результату.

Девчонка понимала, что для того, чтобы стать полностью похожей на Йоллакоттурин, нужно подождать и набраться сил. Но тщеславие, юношеский максимализм подталкивали ее попроовать снова. И Нану попыталась. Она истратила почти все силы, но у нее не вышло. Тогда девчушка разозлилась. Эта ярость будто ей и не принадлежала вовсе. Она была другая – животная, первобытная и чертовски сильная.

Нану проклинала Йоллакоттурин и все, что с ней связано, пока не ощутила, как огонь практически выжигает ее сердце. В голове девчонки пронеслись ужасные – не ее – мысли. Голос гласил: «Ты опорочила мой облик и память обо мне. И за это я обрекаю тебя на вечную жизнь в этом теле».

Вернуть человеческий облик Нану больше не смогла: не вышло избавиться ни от шерсти, ни от усов, ни от хвоста и кошачьей мордочки. Единственное, что оставалось в ней человеческого так это телосложение, способность говорить и удлиненные, но обросшие шерстью пальцы. Такой вид она и сохранила на всю свою жизнь.

В деревне решили, что она проклята старыми богами за попытку приблизиться к ним, и у Нану не было другого выхода, как уйти. Она устала от косых взглядов людей, с которым бок о бок росла, с которыми гуляла, смеялась и плакала. Она устала делать вид, что они теперь были не более, чем незнакомцами. А потому однажды ночью она молча простилась со своей спящей младшей сестрой, погладив ее по голове, и покинула деревню, натянув пониже капюшон плаща.

Конечно, в жизни кошки были свои плюсы. Например, она стала более ловкой и лучше видела в темноте. Но шерсть и хвост составляли одни из самых главных недостатков. Нану, порой, убивала линька, а желание вылизаться было таким сильным, что она кое-как могла с ним совладать. Блохи тоже доставляли девушке немало проблем, ведь в былые времена, когда она скиталась по лесам и разным странам в поисках нового дома, у нее не было возможности помыться. Но позже, когда она забрела в дом Скуггена, эти маленькие кровопийцы Нану почти не беспокоили.

Всеми гонимую, отвергаемую, чужую, Нану приняли в Эрмандаде и дали вновь почувствовать, что значит дом. В Эрмандаде она обрела новую семью и новый смысл.

Нану делала оперенья для стрел, сидя под большим дубом во внутреннем дворике, когда к ней подошел Маркус. Она не подняла головы и не оторвалась от своего занятия, лишь молча ждала, когда он заговорит. Но Маркус молчал, будто бы не делал вид, а его и вправду интересовало занятие Нану.

«Что за игры?» – раздражительно подумала Нану, но вслух ничего не сказала.

– Айзек еще не вернулся? – все-таки нарушил молчание Маркус.

Нану оторвалась от своего занятия и посмотрела снизу верх на него. Солнце светило так ярко, что она попыталась закрыться от него шерстистой рукой. От яркого света зрачки ее янтарных глаз сузились. В такой бы денек да греться на солнышке, а не что-то делать.

– Не знаю, – пожала плечами Нану. – Он всегда сам себе на уме, и я ему не мамочка, чтобы следить за ним.

Маркус научился хорошо скрывать свои мысли ото всех. Его лицо не выражало никаких эмойций. Но Нану с ее нечеловеческим чутьем всегда знала, что у эльфа на уме. Сейчас он нервинчал и явно торопился. Вытаскивать из него ответ не пришлось:

– Кто-то прошел через одну из моих Лисьих нор, – проговорил Маркус, – но я не могу определить кто именно.

– Ты же знаешь, что Пово не оставит путника в беде, – приободряюще произнесла Нану. – Думаю, они уже на полпути сюда.

Маркус устало прикрыл глаза рукой и тяжело вздохнул.

– Лисьи норы – это отличный способ перемещения, – сказала Нану, возвращаясь к своему занятию, – но я говорила тебе, что ты злоупотребляешь своей способностью, давая ключ от них всем подряд.

– Не всем подряд, – скривился Маркус.

В этот момент послышались крики, и люди бросились прочь со двора. Нану сразу же подскочила с места и ни слова ни говоря, они вместе с Маркусом побежали туда.

– Это не может быть нападением, – сказала Нану твердо, хотя и не была в этом уверена. Все-таки ничто в этом мире не может быть вечным. Даже защита этого места, созданного древней – первородной, если верить легендам – магией.

Людей во внутреннем дворике стало поменьше, и Нану с Маркусом смогли рассмотреть в чем дело. Из еще незакрытого портала – Лисьей норы, как называл их Маркус – в дом Скуггена вывалились двое: раненная светловолосая эльфийка без сознания и большой по размерам – хотя Нану показалось, что это только щенок – волк. Он рычал и скалился, не подпуская никого к девчушке, лежащей на земле.

Маркус вышел вперед, показывая ладони волку, и сказал:

– Эй, успокойся, я Лис, это по моим следам вы вышли. – Маркус щелкнул пальцами, и нора закрылась. – И в мою нору вы попали.

Волк перестал скалиться и оглянулся эльфийку, которую так отчаянно защищал. Затем он неуверенно взглянул на Нану:

– Мы ей поможем, не беспокойся, – сказала она, и несколько человек с опаской подошли и подняли девушку, чтобы отнести к лекарю. – А пока давай попробуем вернуть тебе человеческий облик.

***

Вечером перед большим костром сидело еще два новых члена Эрмандада. Они были совсем детьми – как Нану, когда превратилась в кошку – потерянные и отринутые миром. Мальчишка – «бракованный» маг, и девчонка, которая слишком любила своего брата. Нану с тревогой в сердце смотрела на бедных ребят – девушке было не больше девятнадцати, а мальчику около одиннадцати, хотя в этих странных эльфийских кланах возраст считают совсем по-другому, – когда они с жадностью накинулись на еду и уплетали за обе щеки лепешки, которыми их потчевала Элишка, главная кухарка.

Оба были светловолосы и голубоглазы. И оба готовы защищать друг друга до последней капли крови. Это читалось в их взглядах.

Девушка назвалась Тристан, а ее брат предпочел отмолчаться, хотя никто и не придал этому значения. Нану знала, как сложно снова начать кому-то доверять. Мальчик воровато оглядывался – сестра называла его Рогналлем – и все равно косился на сестру. Девчонка с недоверием следила за каждым членом Эрмандада.

– Это хорошо, что у вас такой аппетит, – с улыбкой сказал Йорий, их новый лекарь. – Вы, наверное, не ели несколько дней.

– Почти неделю на ягодах, которые находили в лесу, – сказала девушка, вытирая жир с губ. – И иногда кое-какая дичь, если она попадалась в силки.

– Вы очень долго шли, – мрачно прервал их Маркус, нависший над ними, словно скала, и сложивший руки на груди. – Наш отряд находился в Мепаисе столько времени, потому что ждали вас.

– На границе было много солдат, мы не могли пройти, – резко сказала девушка, вздернув голову и посмотрев на Маркуса таким взглядом, от которого всем перед костром стало не по себе.

– Я не осуждаю вас, Клан Рек всегда был медлителен в плане перемещений, – усмехнулся Маркус. – Не можете никуда отойти от ваших каналов.

Эльфийка снова пристально посмотрела на него, а затем, прожевав и отпив немного воды из кружки, сказала:

– Но Клан Рек все-таки путешествует чаще, чем Горный клан, который… эм… напомни, сколько раз в год вы слазите со своих вершин?

– Не хочу слышать это от девчонки с метками Клана, – фыркнул Маркус.

– Зато эта девчонка говорит правду, – ответила Тристан.

Маркус сверкнул глазами, а девчонка только ухмыльнулась и продолжила есть. От глаз Нану не укрылось ничего. Она училась наблюдать за всем и сразу и потому не могла не заметить, почему эти двое так пререкались. И это отнюдь не из-за того, что эльфийские кланы между собой враждовали.

– Так что с вами приключилось? – спросил Йорий, пытаясь увести разговор в другое русло и сгладить конфликт.

Тристан задумчиво посмотрела на него, словно пытаясь подобрать слова или понять, с какого момента он хочет услышать рассказ об их путешествии. Вряд ли ему будет интересно знать, как они спали всего по паре часов, боясь преследования, как пытались жевать коренья или насобирать росы, чтобы утолить жажду.

– Уже приближаясь к месту встречи, – начала Тристан, – мы почувствовали, что что-то не ладно. Было какое-то странное ощущение, что впереди нас что-то ждет. Но мы думали только о том, что почти достигли финиша и потому сломя голову бросились по Лисьим следам. Ярна обещала нам, что нам помогут, но мы увидели только пустой лагерь.

– Там была лисица, – подал голос Рогналль.

– Да, очень странная лисица, – кивнула Тристан. – Знаете, это как будто ты видишь лису, но твой разум не признает, что это лиса. – Она чистой рукой потрепала брата по светлым волосам. – Тогда Рогналль сказал, что это тоже перевертыш. Лисица хотела, чтобы мы шли за ней, и мы двинулись.

– И у лисицы был такой же кулон, как у вас, – сказал Рогналль, указывая на Нану. – Да, точно. Синий камень в серебре.

– Он открывает мои Лисьи норы, – объяснил Маркус. – Пока камень не активирует их, портал будет закрыт, и вы даже не узнаете, что он там есть. Камень заставляет его как будто «включится». Их получили некоторые члены Эрмандада, чтобы иметь возможность перемещаться по Виридитерре в те точки, в которых я когда-то оставил нору.

– В общем, лисица нас повела дальше, вглубь леса, где мы и встретились с солдатами, – продолжила Тристан. – Я защищала брата, как могла. Но моих сил все равно не хватило. Затем лисица обратилась в огромного вепря, а когда у меня закончились стрелы… Рогналль тоже обратился.

– Я испугался, Тристан, – виновато произнес мальчик, поджав губы. – Они и так уже забрали Варна и папу.

Тристан ласково улыбнулась и приобняла брата, прошептав тихое, но уловимое для острого слуха Нану: «Я знаю. Я люблю тебя, братишка».

– Потом их стало больше. Думаю, что они услышали звуки битвы и стали стягивать все силы туда, – вновь стала рассказывать Тристан, и Нану заметила, что руки эльфийки слегка дрожат. – Лисица… Вепрь…

– Ее зовут Анна, – подсказал Маркус.

– В любом случае она открыла нам портал, и мы побежали туда. Мы думали, что она бежит за нами, но портал закрылся, а Анна осталась там, – Тристан громко сглотнула. – В самом портале нас встретила пожилая женщина. Вся морщинистая такая, как изюм.

– Это Пово, – снова сказал Маркус и еле заметно улыбнулся такому сравнению. – Я накопал много нор по всей Виридитерре, и, по правде говоря, даже мне сложно там не заблудиться. Поэтому Пово проводит всех, кто попал в нору из пункта А в пункт Б.

Эльф принялся за еду, а Тристан отвела взгляд. И хоть магия Маркуса удивляла, эльфийка старалась не подавать виду. Ей хотелось быть сдержанной, более взрослой ради брата, и Нану ее отлично понимала, которая сама оставила сестру, чтобы та не жила с клеймом позора.

– Ну а дальше вы знаете, – подытожила Тристан.

– Погони – это постоянный атрибут Эрмандада? – спросил Йорий, обращаясь к Маркусу.

– Система не любит тех, кто идет против нее. Так что если однажды ты встанешь на этот путь, то будь готов к постоянному бегству, – сказал эльф, дожевывая мясо.

На лице Йория и новоприбывших промелькнула тень страха. Нану знала, о чем он думает. О чем думают все эти новички. Они еще не были готовы к борьбе и просто искали укрытие. Но с каждой такой погоней, с каждой потерей и несправедливостью на их пути, решимость новичков и вера в праведные идеалы Эрмандада будет крепнуть. Их преданность повстанцам как глина, чем сильнее обожжешь, тем прочнее она будет.

– Но дом Скуггена нас оберегает, – решила смягчить разговор Нану. – Пока мы будем друг у друга, пока будем считать себя семьей, то все будет в порядке. Я надеюсь, что вы тоже обретете здесь дом, как и многие другие. – Нану улыбнулась. – Добро пожаловать в Эрмандад.

Они еще немного посидели у костра, беседовали о своих приключениях, делились воспоминаниями о жизни, которая когда-то была у них. Когда время перевалило далеко за полночь, Тристан заметила, что ее брат уже спит. Она улыбнулась этому – и это была одна из тех искренних улыбок, которые эльфийка дарила только Рогналлю – и спросила, где они с братом могут спать.

– Я отведу, – сказал Маркус, аккуратно поднимая спящего Рогналля.

Нану усмехнулась – надо же, Маркус и такой обходительный после перепалки, – но смолчала, а когда эльф смерил ее взглядом, то просто пожала плечами. Вместе они двинулись в замок и их шаги отдавались гулким эхом по пустым коридорам. Йорий покинул компанию первым.

Они шли недолго и вскоре остановились у одной из множества дубовых дверей. Нану открыла ее, пропуская Маркуса с Рогналлем вперед. Эльф мягко опустил мальчишку на кровать и вышел на коридор, где все еще оставались Нану и Тристан, осторожно прикрывая дверь.

– Так все-таки, – заговорила Тристан, глядя прямо на Маркуса и глядя с каким-то вызовом, – чем вы тут занимаетесь? Вы, Эрмандад. Спасаете беглых магов? Кормите голодные рты?

– Мы стараемся дать им дом и причину для того, чтобы сражаться за свободу, – сказал Маркус. – Пора выйти из тени и прекратить эти преследования. Каждый имеет право на свободу.

– Всех не спасти, – сказала Тристан, глядя ему прямо в глаза, и Нану в этот момент почувствовала себя лишней.

– А мне всех и не надо, – прошипел он и, развернувшись, зашагал прочь.

Тристан еще смотрела ему вслед, а затем развернулась к Нану и спросила:

– Он всегда такой нервный?

– Поневоле становишься таким, когда на тебе лежит большой груз, – пожала плечами Нану.

На секунду повисло тяжелое молчание. И Нану, решив, что сегодняшний день уже и так подарил Тристан много тем для раздумий, попрощалась с эльфийкой и зашагала прочь. Она слышала, как скрипнула тяжелая дверь, когда Тристан проскользнула в комнату, и была рада, что хотя бы эту ночь они проведут в безопасности и в тепле.

Когда-нибудь – когда они будут действительно готовы – и Рогналль, и Тристан встанут на защиту Эрмандада. Будут бороться, также, как и все здесь, до последней капли крови не только друг за друга, но и за каждого члена отряда.

Нану слишком много времени провела в Эрмандаде. Каждый день отряд кого-то терял, но и кого-то находил. И постоянной борьбе, казалось, не было конца. Но все равно каждый, кто когда-нибудь примкнул к Эрмандад, верил, что их ждет спокойное будущее. И эта вера укрепилась, когда Безликий, через столько лет поисков, сумел-таки найти мальчишку.

За поворотом ее ждал мрачный привалившийся к стене Маркус, и Нану сразу поняла, о чем он хочет поговорить.

– Я думаю, что не стоит тревожиться за Анну, – только и сказала Нану. – Она уже достаточно взрослая. К тому же она не в первый раз остается за пределами дома Скуггена одна.

– Но она впервые остается без моего камня! – шикнул на нее Маркус со злостью и тревогой. – Ей не нужно было отдавать им его. – Маркус развел руками. – Таких, как эти двое, десятки, сотни, тысячи… а Анна у нас одна.

Нану покачала головой. Маркус попал в Эрмандад, когда отряд насчитывал всего несколько жалких бродяг, и теперь стал забывать, что все здесь должны держаться друг за друга. Люди так часто оставляли их – по воле имперских магов, которые отправляли всех на виселицу, – что Маркус постарался выделить всех важных – «самых-самых важных» – и сосредоточиться на их защите.

– Никогда не забывай, зачем мы это делаем, – проговорила Нану, накрывая пушистой рукой плечо Маркуса. – Каждый из нас приносит свою жизнь в жертву ради общего дела. И Анна всегда знает, на что идет. – Она едва заметно улыбнулась и добавила: – В конце концов, мастер Ралинаэль тоже сейчас во внешнем мире. Почему бы просто не попросить Пово предупредить его об этом? А если это не сработает, то послать туда Айзека, как только он вернется.

– Ты права, – с тяжелым вздохом сказал Маркус и оторвался от стены. – Мастер всегда знает, что нужно делать. И его Анна послушает.

Нану закинула ему руку на плечо, и они двинулись дальше по коридору. Однако, даже в самые тяжелые минуты, она научилась находить что-то приятное.

– Мне казалось, что уж ты-то ничего не будешь иметь против девочки, – с усмешкой сказала Нану. – Слышал бы ты себя. – Она попыталась скривить рожицу и проговорила низким серьезно-шутливым голосом: – «Клан Рек такой медлительный…»

Маркус сбросил ее руку и шутливо толкнул в сторону.

– Сколько тебе лет, Нану?

– Достаточно, чтобы хоть иногда заставлять тебя краснеть.

Маркус снова шутливо ее толкнул, а Нану тихонько засмеялась. Они расстались у развилки, и Нану еще какое-то время провожала его взглядом. После этого еще с минуту она вслушивалась в тишину коридора, в потрескивание огня и старалась различить другие звуки – возможно, даже чьи-то тихие шаги, которые были натренированы долгими годами блуждания по лесам, – но, ничего не разобрав, пошла в свою комнату.

С Тристан, которая слушала их с Маркусом разговор, Нану поговорит в другой раз.

Глава 14

У ребят было четыре дня до начала второго этапа, чтобы отдохнуть, залечить раны и подготовиться. У ребят, но не у Ноа. Нужно было срочно поставить на ноги всех студентов, чтобы те могли продолжить участие в играх.

Да и Энгстелиг не то что не отменила свои частные уроки, а добавила еще, в качестве наказания. «Раз у вас, молодой человек, есть время, чтобы громить Хэксенштадт, то полагаю, найдется несколько часов и на дополнительные занятия»,– сказала женщина, когда чуть не отрубила ему руку во время очередной тренировки.

В тот день она вела себя не как обычно. Она была жестче – хотя раньше и казалось, что больше уже некуда, – а каждое упражнение еще сложнее. Ее разочарование, которая женщина даже не пыталась скрывать, витало в воздухе, и Ноа с каждой минутой становилось все больше не по себе. Но виной этому был не только он сам. Вайдманы тоже внесли свою лепту в отвратительное настроение фрау Энгстелиг. Они всегда крутились где-то поблизости, всегда готовы были поиздеваться над женщиной или проявить нездоровый интерес к самому Ноа.

Иногда частные занятия посещал Франциск. В те моменты фрау Энгстелиг ненадолго отвлекалась от пыток, но, когда мужчина, шепнув что-то ей на ухо, удалялся, фрау набрасывалась на Ноа с новой силой и еще более яростно.

Теперь после тренировок с Энгстелиг Ноа чувствовал себя не таким уставшим. Регулярные занятия закалили его тело и волю. А в самых ожесточенных схватках разум все чаще брал верх над эмоциями. По вечерам Ноа больше не падал без сил, а приходил на обход в лазарет.

Вместе с Эли они хлопотали над больными, а когда смена заканчивалась, много болтали обо всем. Ноа все меньше и меньше смущался перед эльфийкой. И, хоть за это время они неплохо сблизились, парень не решался спросить ее про Персиваля.

Но во всей этой суматохе Ноа находил время, чтобы вместе с друзьями навестить Никки – точнее он уже был в лазарете, когда приходили остальные. Эсмеральда хорошо потрепала девушку, и даже эльфийки не были уверены, что она восстановится к следующему испытанию.

Первые два дня Никки спала почти все время и ребята просто молча сидели рядом с ее койкой. Никто не говорил в этот момент, даже Рикки – по правде говоря, Ноа впервые видел его таким обеспокоенным. Эли же, как могла, успокаивала ребят, говорила им, что это нормально и что сон – лучшее лекарство.

Никки же никогда не выглядела такой спокойной, несмотря на свои повреждения, бледный цвет кожи с синими кругами под глазами и пересушенными почти белыми губами. Девушка даже не ворочалась во сне. А когда она просыпалась, то лишь делала несколько глотков воды, в которую эльфийки добавляли целебный эликсир, и вновь закрывала глаза.

– Она скоро поправится, – говорила Старшая на обходе каждый раз. – Нужно просто подождать.

Вот только время шло, а Никки была все такой же изможденной. Но утром третьего дня девушка очнулась. Ноа, который только пришел в лазарет, тут же очутился у ее постели. Она выглядела ужасно уставшей, хоть и спала последние два дня. Никки приподнялась над большой белой подушкой, в которой, казалось, миниатюрная девушка просто утопает, и отпила немного воды из стакана.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Ноа.

– Нормально, – пожала плечами девушка, а затем, криво усмехнувшись, добавила: – Также нормально, как и букашка, которую переехал карт.

И Ноа в этот момент полегчало – раз Никии может шутить, значит, она идет на поправку.

– Может, я лучше позову Эли? – предложил Ноа, но Никки отказалась. Она жестом попросила парня наклониться ближе и еле слышно прошептала:

– Проследи за Рикки, я чувствую, что он что-то задумал. – Она сделала долгую паузу, словно подбирала слова. – Он не оставит это так просто.

И хоть Ноа слабо представлял, как он сможет помочь главному проказнику Хэксенштадта не вляпаться в неприятности, отказать подруге он не мог.

– Что у вас вообще случилось с Эсмеральдой? – поинтересовался Ноа. – Ну… я веду к тому, что она, конечно, очень злобная. Но, чтоб сотворить такое, мало одного несносного характера.

– Это долгая история, – невесело проговорила девушка.

Ноа оглянулся по сторонам, проверяя нужна ли кому-нибудь из других пациентов помощь, и произнес, присаживаясь на уголок кровати:

– У меня есть время.

Никки тяжело вздохнула и нехотя – это было видно по ее лицу – начала свой рассказ.

– Все началось еще на первом курсе, – сказала девушка. – Мы тогда никого не знали с Рикки и старались познакомиться со всеми подряд. Ну, знаешь, чтобы не было так одиноко. И судьба свела нас с Эсми. Кто бы мог подумать, что та закрытая и стеснительная девчонка может стать такой злобной, – горько усмехнулась Никки. – Но мы быстро подружились с ней, даже наши способности подходили друг другу. Она контролирует пространство, которое мы используем, чтобы перемещаться. Мы начали разрабатывать свою тактику, чтобы проделывать всякие штуки. В общем-то, мы тогда благодаря этому и пересмотрели каждый уголок Хэксенштадта. Но в какой-то момент все изменилось, – Никки громко сглотнула. – Рикки и Эсми как-то стали проводить больше времени вместе. Без меня. Было так странно чувствовать себя третьей лишней в их компании. – Никки набрала побольше воздуха, будто совсем не хотела продолжать. И вскоре Ноа понял почему: – Понимаешь, он же мой брат. Мой брат не может интересоваться другими девчонками. Ну, я и сказала об этом Рикки. Выбирай, кто для тебя важнее: твоя сестра или какая-то девчонка. Рикки злился, говорил, что я ничего не понимаю. А я просто боялась остаться одна. – Она снова замолчала, поджав губы. – О моих словах узнала Эсми, устроила мне сцену и всякое такое. С тех пор мы не ладим, а на испытании я ей это припомнила – оно само с языка сорвалось – и она решила поквитаться.

– Неужели было бы так плохо, если бы Рикки влюбился? – недоумевал Ноа. – Я уверен, что он бы не забыл про тебя.

– Ну, мною двигало не только это. Просто род Дарксонов… Ноа, я знаю, что ты никакого отношения к этому не имеешь, я тебя обвиняю, ты не подумай, – протараторила Никки. – Но Вайскопфы когда-то очень давно буквально уничтожили семью Эсми, – Никки исподлобья взглянула на Ноа, стараясь подбирать слова. – Точнее, их репутацию. Ризада – маленький ничего не значащий род, у нас нет ни титулов, ни земель. Мы просто есть. Поэтому чувства, которые зарождались между Рикки и Эсми показались мне опасными. Ее семья рассорилась с главными слугами императора!

Ноа был ошарашен. Он постоянно слышал о том, каким расчудесным был его род. Все рассказывали о том, что Вайскопфы трагически погибли, что весь Вельтерн оплакивал их потерю, а императора настолько подкосила эта новость и он слег в постель с тяжким недугом. И узнать то, что они кому-то навредили, было не очень приятно. Зато стало понятно, что Эсмеральда возненавидела его с самого первого дня не просто так.

Ноа еще ненадолго задержался у постели Никки. Подруга выглядела обеспокоеной, ждала от парня хоть какие-то слова. А они, как назло, не приходили Ноа на ум. Мысли о Вайскопфах заполонили его голову, ведь Ноа по кусочкам собирал портрет своей семьи и вот нашел деталь, которая никуда не подходит.

Вскоре, как спасение для парня, за его спиной бесшумно появилась Эли. Она попросила Ноа помочь с перевязкой, и тот, сдержанно улыбнувшись Никки напоследок, оставил ее в одиночестве.

– Все в порядке? – тихо спросила Эли, пока они шли.

Ему хотелось рассказать ей все, действительно хотелось. Но пока парень решал с чего начать, они подошли к долговязому парню. Ноа молчал, пока они хлопотали над пациентом. Эли наносила ему жгучую мазь на рану на руке, а Ноа следил, чтобы парень не ерзал. Когда они закончили перевязку, Ноа продолжил:

– Ну, я узнал, что мои родственники не такие святые, как все говорят, – сказал он иронично. Ему было противно жаловаться Эли, но в то же время он очень хотел, чтобы эльфийка знала это, знала все о нем.

– Не слишком расстраивайся по этому поводу. Ведь все-таки они были обычными людьми, – сказала Эли.

– Просто у меня такое чувство, будто все, во что я верил, было ложью. Я чувствую себя таким… глупым.

– Не думаю, что всё на Виридитерре, – Эли мягко накрыла руку Ноа своей рукой, – было ложью.

Ее прикосновение и слова заставили сердце парня биться чаще. Он одновременно хотел и боялся показать Эли свои чувства. И все же Ноа решился – он повернул ладонь тыльной стороной вверх, и их пальцы переплелись.

Кожу прошибли тысячи мелких электрических зарядов. Ноа ощущал волнение и в то же время необъяснимую радость. Близость Эли мешала дышать и думать ясно. Его мозг будто совершенно перестал работать. Ноа лишь знал, что хочет, чтобы это все продолжалось как можно дольше.

Но Эли вдруг убрала свою руку, и ощущение счастья сменилось чувством стыда и неуверенности. Парень мельком взглянул на Эли, хотел понять, что же для нее все это значило. И краем глаза заметил румянец на ее щеках и легкую улыбку.

– В общем, я хотела сказать, что в жизни все неоднозначно.

– Ох, – выдохнул Ноа. – Ну почему все не может быть просто?

– Этот мир неправильный, – тихо и раздраженно прошептала Эли. – И люди тоже. Но, тем не менее, они считают, что могут осуждать других, тех, кто на них не похож, – она сжала руки в кулаки. – Но зло не всегда зло в чистом виде, как и добро.

Ноа взглянул на нее, а Эли почти сразу же ужаснулась тому, что сказала лишнего. Но в этот момент парню пришла – гениальная, по его мнению – мысль, и он едва-едва наклонился к эльфийке, чтобы спросить:

– Эли, а Персиваль еще здесь?

Она смерила его строгим взглядом и громко шикнула – да так, что остальные эльфийки на них обернулись. Затем одними губами Эли прошептала: «Не здесь» и потянула Ноа за руку. В лазарете было подсобное помещение, где эльфийки хранили снадобья, мази и прочее, и именно там, среди стеллажей и полок, Эли и Ноа укрылись.

– Ты не должен так открыто спрашивать о нем, – пробормотала Эли растерянно и покосилась на дверь. – Я с большим трудом прячу его в своей комнате. – Она закатила глаза и страдальчески добавила: – Ты не представляешь, что такое девушки после отбоя! Им всем нужно прийти в гости!

– Но он все еще здесь? – спросил Ноа, отодвигаясь немного от Эли. Он чувствовал себя смущенным, а щеки предательски покраснели. Эли конечно же видела это в тускло освещенной подсобке.

– А зачем тебе? – спросила Эли.

– Я хочу помочь кое-кому покинуть Хэксенштадт, – выпалил Ноа. – Кое-кому… важному.

– И как Персиваль тебе в этом поможет?

– Ну… он здесь находится незаконно и вряд ли собирается остаться в Хэксенштадте навсегда.

– Так ты хочешь, чтобы Персиваль забрал этого человека с собой? – вспылила Эли. – Ты не понимаешь, как это опасно. Персиваль не простой эльф. мало того, что он из Горного клана, еще он… – Она осеклась и не закончила мысль. – Возможно, тому, кого ты хочешь спасти, безопаснее будет, где угодно, но только не с ним.

– Нет, Эли, это ты не понимаешь… – Ноа не знал, мог ли сказать ей, но выбора у него, похоже, не было. – Я должен помочь… Осо. Ее убьют, если узнают кое-что о ней. А так, если она пропадет, у нее будет шанс выжить.

Эли долго молчала, и Ноа боялся того, что эльфийка откажет. Пока что эта идея спасения Осо была единственной, что он смог придумать – точнее, она была единственной реально исполнимой.

– Ноа, – начала она медленно, – Персиваль из Эрмандада.

– Что? – недоумевающе переспросил Ноа.

– Он – повстанец. И поэтому Персиваль очень недоверчивый. Он не согласится взять с собой Осо, мне жаль.

– Но ее убьют! – взмолился Ноа, хватая Эли за руки. – Она же этого совсем не заслужила!

Эли молчала, и Ноа готов был уже взвыть от бессилия и страха того, что его даже мало-мальски хороший план накрылся медным тазом.

– Я спрошу Персиваля, – со вздохом пробормотала Эли. – Но ничего не обещаю.

Ноа не сдержался и обнял ее – такую хрупкую и удивительную, пахнущую корицей и яблоком. Он почти сразу же выпустил Эли из объятий и смущенно отошел на шаг назад, закинув руку за голову, словно он разминает шею, и смотря куда-то в сторону.

– В общем, спасибо, – смущенно пробормотал он.

– Да-да, пока что не за что, – также глядя в сторону, произнесла Эли. – Я пойду первой.

Эли быстро выскользнула из коморки, оставляя Ноа в одиночестве, а юноша перевел дыхание, привел мысли в порядок и вышел следом. Тут-то он и услышал звуки ссоры.

– Мы терпели, что ты шатаешься тут с этим… человеком, – долетело до Ноа. – Но теперь ты закрываешься с ним в подсобке. Немыслимо! Мы пожалуемся Старшей! Она накажет тебя!

– Замолчи, Корнелия, ты ничего не понимаешь, – послышался звонкий голос Эли.

Вокруг Эли кружком собрались другие эльфийки – и Ноа это даже показалось опасным, потому что эльфийки выглядели крайне недовольными. Но как только Ноа выглянул из-за угла, они сразу же замолчали и разошлись.

– Все в порядке? – спросил Ноа тихо, подходя к Эли.

Эльфийка посмотрела вслед другим девушкам и так же тихо ответила:

– Вполне.

***

Чуть позже Ноа решил присоединиться к ребятам, которые собрались в библиотеке, чтобы подготовиться к следующему испытанию. Рикки делал вид, будто его ничего не волнует, и катался на стуле, за что получал от госпожи Алатеи не совсем добрые взгляды. Махаон листал какие-то хроники, Осо воровато оглядывалась по сторонам – ей до сих пор было стыдно за то, что она здесь натворила.

Ноа и сам чувствовал себя не лучше, чем его подруга. После их не слишком приятного разговора с Алатеей, из-за которого парень решил пробраться в библиотеку, Ноа так ни разу и не видел библиотекаршу. Парень совершенно не знал, чего от нее ожидать, ведь Алатее точно рассказали, что это он совершил погром в ее библиотеке.

Чем Хэксенштадт был похож на старую школу Ноа, так это тем, что слухи здесь разлетались с той же скоростью. И здесь все уже знали, почему наследник рода Вайскопфов не участвует в играх. Знали, но молчали. За все время только у Эсмеральды хватило смелости грубо отозваться в адрес Ноа. Другие студенты в большинстве своем парня сторонились – то ли боялись, что он пожалуется фрау Энгстелиг, то ли из уважения к семье Ноа. В любом случае парню это было только на руку.

Когда Ноа подошел к друзьям, на Шенга вдруг, как в сказке, снизошло озарение. Парень от радости подскочил со стула и начал что-то чертить на листе бумаги. Ноа мельком взглянул туда и ничего не понял – Шенг рисовал какие-то круги, которые позже соединял стрелками. А Махаон все также листал старые хроники, не обращая внимания на своего друга.

Единственной, кто обратил внимание на Ноа, была Алатея. Она поправила очки на носу и строго взглянула на парня.

– Громить здесь больше нечего, молодой человек, – также певуче, как и всегда, но с нотой горечи произнесла библиотекарша.

– Я… эээ… простите меня, Алатея, – решил извиниться Ноа. – Я, честное слово, не хотел. Просто так вышло.

В воздухе повисла неловкость, было видно, как все отвлеклись от своих занятий, но старались не подавать виду, что вообще слышат этот разговор.

В ответ Алатея лишьхмыкнула и смерила его нечитаемым взглядом.

– Вы потревожили моего милого бедного Пигмалиона. Это вдвойне непростительно, – сказала она и исчезла среди стеллажей.

Ноа задумчиво посмотрел ей вслед, пытаясь припомнить, где же он слышал это имя. Оно определенно было ему знакомо, но где он мог его слышать Ноа не помнил. Однако внезапно его осенило. Он резко развернулся к стеллажам в поисках библиотекарши, которая расставляла книги по полкам, и едва слышно произнес:

– Черт, неужели она?..

Ребята постепенно вернулись к своим занятиям. Ноа же просто был рядом с ними, ведь несмотря на то, что его исключили из соревнований, парень – все еще часть этой компании. Тем более, что Ноа нужно было хоть как-то убить время, пока он ждал весточку от Эли. В лазарете он был пока не нужен – Старшая сказала, что он может быть на сегодня свободен, потому что там начался дневной отдых и там хватит нескольких дежурных эльфиек.

Постепенно парень включился в работу вместе с ребятами, но время тащилось также медленно, как старая кляча. И уже через час свиток в кармане Ноа, который он теперь носил с собой постоянно, неприятно завибрировал. Ноа развернул его и прочел новую надпись, заигравшую ярко-золотистыми буквами.

Пергамент гласил, что фрау Энгстелиг назначила еще одно частное занятие. Парень устало вздохнул – хотя, скорее, страдальчески – и попрощался с друзьями. Нужно было поспешить на занятие, ведь фрау Энгстелиг просто ненавидела опоздания. И парню было страшно даже представить, какое наказание она может придумать.

Занятие начиналось через пятнадцать минут, но, к счастью, артефакт Ноа теперь тоже всегда носил с собой. Поэтому сейчас парень мог спокойным шагом – а не как обычно бегом – пойти в тренировочный зал.

Фрау Энгстелиг, как и всегда, была немногословна, а ее упражнения отнимали все силы парня и требовали предельной концентрации внимания. Но сегодня, пока Ноа ждал весточку от Эли, его мысли постоянно были заняты лишь этим. И всю тренировку парень никак не мог сосредоточиться, за что получал неодобрительные взгляды фрау Энгстелиг. И от этого взгляда ему хотелось под землю провалиться.

– Ты сегодня просто ужасен, – бросила ему на прощание фрау Эгстелиг, когда парень пытался перевести дух после тренировки.

У Энгстелиг было всего две оценки их занятий. Ноа был либо ужасен, либо отвратителен, и в данном случае можно сказать, что Энгстелиг подразумевала «неплохо, но тебе еще расти и расти». Сам Ноа считал, что с каждым занятием с Энгстелиг у него лучше получалось контролировать свой дар. Он внимал ее советам, практикуясь, и все вроде как выходило. Ноа старался относится к своему пламени как хозяин относится к своему псу – настойчив и добр, однако требователен в выполнении своих команд. С каждым разом заключать большее количество пламени в меч было легче, и отчасти Ноа гордился собой, но понимал: чтобы победить Ройвана, этого будет мало.

– Вайдманы больше не ищут встречи? – бросила ему Энгстелиг в спину.

– Я стараюсь не ходить по главным залам, чтобы не встретить их, – сказал Ноа и добавил: – Как вы и советовали.

Энгстелиг коротко кивнула и задумалась о чем-то своем. Такой он ее и оставил.

Немного передохнув после занятия с Энгстелиг, он поспешил к Эли. После всех этих неудач на тренировке и разочарования фрау Энгстелиг, Ноа просто необходимо было увидеть Эли. Необходимо просто побыть с ней рядом. Необходимо просто знать, что хотя бы она в нем не разочарована.

Тихий час закончился и студентами, съевшими уже свой полдник, занимались эльфийки. Эли сидела в лазарете и беседовала с одним из студентов, пока меняла ему повязку. Увидев Ноа, эльфийка, коротко улыбнувшись, быстро закончила свою работу и подошла к парню.

Она посмотрела на него своими большими зелеными глазами и будто увидела все то смятение, что скопилось у него внутри.

– Все в порядке? – мягко поинтересовалась она.

– Вполне, – ответил Ноа.

Эли подвинулась к нему почти вплотную и зашептала:

– Персиваль согласен. Встретимся ночью после первого обхода на нашем месте у пруда. И Осо с собой возьми.

Затем она плавно отошла в сторону, и как ни в чем не бывало, направилась к следующему пациенту. Но Ноа не доверял Персивалю, не знал, чего от него можно ожидать, хотя и понимал, что пока что это единственный шанс для Осо спастись из этого места. Сказочная страна – с магией, королевствами и волшебными существами – оказалась не такой сказочной. Она была опасна. И даже обычная – если так можно сказать – академия на самом деле была чем-то вроде тюрьмы, перевалочного пункта для тех, кто сможет стать настоящим магом, и тех, кому уготована смерть.

И хоть Эли верила Персивалю и помогала, это совсем не означало, что так должен делать и Ноа. А потому ему нужен был человек, который мог бы оценить угрозу, который достаточно хорошо знал Хэксенштадт и Виридитерру в целом, чтобы оценить план Персиваля, который знал о проблеме Осо. И таким человеком был Махаон. Да, Ноа его не особо любил. Но тот хорошо относился к Осо, поддерживал ее, а самое главное – хранил страшный секрет девушки. Но привести Махаона к Эли без разрешения самой эльфийки было бы неправильно.

– Эли, стой, – проговорил Ноа, и эльфийка обернулась к нему.

Тогда парень в два шага преодолел расстояние между ними и зашептал:

– Можно я приведу еще Махаона? – Ноа не верил своим словам. Ему не нравился Махаон. И еще больше не нравилась мысль о том, что этот красавец окажется рядом с Эли. Но Осо нужна была помощь. И Махаон был одним из тех, кто мог ее оказать.

Эльфийка пронзительно посмотрела на Ноа, пытаясь угадать его мысли – и на секунду парню показалось, что ей это даже удалось. Но она все еще не нарушала тишины, будто оценивала угрозу.

– Ты понимаешь, как это опасно? Нас и так будет трое, – проговорила она тихо.

Тогда Ноа произнес, пытаясь убедить то ли ее, то ли себя:

– Ему можно доверять.

– Ладно, – обронила Эли и все же ушла к другому пациенту.

Ноа еще пару часов покрутился в лазарете с заданиями вроде «принеси да подай», пока Старшая не смиловалась над ним и не отпустила немного раньше.

Это было очень хорошей новостью, ведь ему теперь нужно было найти Махаона и Осо, чтобы все рассказать. Проходя мимо нескольких эльфиек, парень заметил их неодобрительные взгляды. Они о чем-то шептались, поглядывая то на Ноа, то на Эли. Он уже не раз замечал такое и надеялся, что у Эли действительно все в порядке, как она и говорила, потому что совсем не хотелось, чтобы из-за их дружбы у эльфийки были проблемы. Но пока что он решил не особо сильно забивать этим голову, потому что его ждет кое-какая другая важная миссия.

Первым делом Ноа решил направиться в библиотеку, ведь именно там он видел друзей в последний раз. Однако ребята уже успели покинуть библиотеку, чему Ноа не очень обрадовался, ведь он совершенно не знал, где искать Махаона. Как и в прошлый раз, все студенты, находящиеся в библиотеке, уставились на него, хотя и попытались сделать это незаметно. Госпожа Алатея ничего не сказала, но по ее лицу парень понял, что она насторожена. Он двинулся прочь отсюда, но уже у дверей из библиотеки, Ноа понял, что все-таки нужно извиниться еще раз.

– Алатея, простите меня, – сказал Ноа, подходя к столу библиотекарши. – Я действительно очень сожалею о том, что сделал. Я совсем не хотел тревожить Мара… Пигмалиона. Просто так вышло.

Алатея смерила его недоверчивым взглядом и, взяв со стола стопку книг, отправилась расставлять их по стеллажам. На душе у парня скребли кошки. Чувство вины – хоть и не за свою провинность – не давало ему покоя. Хотелось догнать Алатею, попросить прощения вновь и хоть как-то оправдаться. Но Ноа этого не сделал, он лишь продолжал смотреть вслед удаляющейся библиотекарше.

***

Покинув учебный корпус, Ноа прямиком отправился в общежитие. Во дворе он встретил Леона, который спокойно прогуливался и осматривал где бы что-нибудь починить. Мужчина что-то тихо подпевал и выглядел очень счастливым. Увидев Ноа, его губы расплылись в широчайшей улыбке. Леон радостно поздоровался с парнем, но задерживать его своими разговорами не стал.

Вначале Ноа почувствовал облегчение – он ведь спешил! – но затем чувство вины, которое все еще не отпускало после встречи с Алатеей, взяло над ним верх, и парень пообещал себе как-нибудь обязательно навестить мужчину. Ведь Леон за все время в Хэксенштадте почти с отцовской теплотой относился и к самому Ноа, и к Осо.

Погода сегодня выдалась отличная – теплые солнечные лучи мягко согревали Ноа. Пока он упрямо следовал к общежитию. Парню хотелось остаться здесь, насладиться этим днём и теплом, что тот принёс. Но он не мог, ведь сейчас перед Ноа стояла другая задача – найти Осо. Войдя внутрь общежития, парень сразу же очутился в прохладном и темном коридоре. Света здесь всегда не хватало, и не спасали даже магические лампы, ведь здесь практически не было окон – не считая двух, которые располагались на торцах здания, а все остальные находились в комнатах студентов.

Ноа поднялся на верхний этаж, и привычным путем направился к комнате Махаона. Парень постучал в тяжелую дверь и с облегчением – ведь он до сих пор не был уверен, что Махаон там – услышал приглушенное: «Войдите!»

К счастью, Осо снова была в комнате Махаона, а значит, Ноа может объявить ребятам все сразу. Девушка сидела на кровати, прижимая к груди огромную подушку, рядом на постели как ни в чем не бывало сидел Блюблик, а Махаон вальяжно, но при этом сохраняя какое-то аристократическое достоинство развалился в кресле.

И Осо, и Махаон вопросительно смотрели на Ноа. Каждый из ребят понимал, что парень пришел сюда не просто так.

– Я придумал как помочь Осо, – начал парень издалека, ведь он все еще не мог понять, как рассказать ребятам про Персиваля. И, по правде говоря, он не был уверен, что Махаон сохранит и этот секрет. Хотя очень на это надеялся – он ведь пообещал Эли!

Видимо, Ноа слишком долго выдерживал паузу, потому что Махаон начал раздраженно постукивать пальцами по креслу, и произнес:

– Говори же!

Ноа бросил на парня злобный взгляд, но все же продолжил:

– Сначала пообещайте, что то, что я расскажу, останется между нами.

Махаон непонимающе взглянул на Ноа, затем на Осо, которая лишь кивнула на просьбу Ноа и устало вздохнула:

– Ладно, – неуверенно произнес Махаон, – обещаю.

– В общем, у нас в Хэксенштадте находится нелегал, – начал Ноа, и почти сразу пожалел о своих словах, потому что лица Осо и Махаона вытянулись от удивления. Но отступать было некуда, и Ноа продолжил: – Через несколько дней он покинет Хэксенштадт и согласен взять Осо с собой.

– Мы можем ему доверять? Ты уверен, что он выведет Осо? – перебил парня Махаон.

– Не уверен, – честно ответил Ноа, – и поэтому, я хочу, чтобы ты сегодня пошел с нами. Эли объяснит план побега, а ты так хорошо знаешь Хэксенштадт, что сможешь заметить любые подводные камни.

– Ты знаешь кто он? – задал еще один вопрос Махаон.

– Нет, но… – начал Ноа неловко, а Махаон только закатил глаза.

– То есть ты хочешь отдать Осо на попечение какому-то человеку, который неизвестно кто и вообще непонятно, что забыл на территории Хэксенштадта. По-хорошему, о нем нужно сообщить администрации. О нем, и о том, кто его укрывает. Не будь ребенком, Ноа. Не все здесь мягкие и пушистые.

– Он не человек, – буркнул Ноа. – И в отличии от тебя, я хоть как-то пытаюсь помочь Осо, а не сижу тут и сокрушаюсь целыми днями «О боже, мы должны что-то сделать». Я предлагаю реальное решение. И если… э… мой друг доверяет ему, то я тоже доверюсь.

Махаон молчал. Он откинулся на спинку кресла и уставился в одну точку. Его лицо совершенно не выражало никаких эмоций, и Ноа боялся, что Махаон нарушит свое обещание.

– Мне все равно не нравится этот план, – наконец произнес Махаон.

– Но у нас нет другого выхода, – неожиданно подала голос Осо, ведь в последнее время девушка предпочитала отмалчиваться.

– Осо, мы очень рискуем, – настаивал парень.

– Да, но сколько еще я смогу скрывать эту силу?

– Я просто переживаю за тебя, – произнес Махаон, и Ноа впервые ему поверил. – У нас даже нет четкого плана. Да, ты сбежишь. А что дальше? Будешь блуждать по всей Виридитерре?

– И это все равно лучше, чем умереть просто из-за того, кто ты есть, – твердо произнесла Осо, и в комнате вновь повисла тишина.

Ноа разрывало двоякое чувство – он хотел помочь Осо и был уверен в своем плане, но вместе с тем, не мог отрицать, что доводы Махаона поколебали его решимость. В конце концов, он и хотел, чтобы Махаон участвовал в этом из-за его осведомленности и критичности. Ноа стал всерьез сомневается в своем плане.

– Хорошо, я согласен, – сказал Махаон и поднял руки вверх, будто бы он сдается.

Он тяжело вздохнул – а Ноа облегченно – и добавил:

– Мой дядя говорил, что любая жизнь ценна и не стоит лишать ее из-за того, кто ты есть.

– Твой дядя кажется хорошим человеком, – сказала Осо с усталой улыбкой на губах.

Напряженное лицо Махаона расслабилось, и на секунду Ноа показалось, что тот открыл миру свои истинные чувства – скорбь и печаль, – а не свою вечную маску надменности и превосходства.

– Да, он был таким, – сказал он, а затем, посуровев и глянув на Ноа, добавил: – Фрау Энгстелиг казнила его за эти взгляды.

Внутри Ноа похолодело все – быть может, когда-нибудь она казнит и его за неповиновение и нарушение законов этого мира, – но ведь он не был виновен в казни дяди Махаона. Фрау Энгстелиг – имперский палач, тот, кто приводит в действие приговор императора, и не Ноа был тем, кто вынес этот приговор.

– Тогда встретимся здесь перед первым обходом Хэксенштадта, – сказал Ноа, решив не отвечать Махаону, – а затем отправимся к Эли.

Ребята кивком ответили Ноа, и парень поспешил покинуть комнату Махаона, ведь нужно было завершить еще кое-какие дела до встречи с Эли.

***

Ноа прислушивался к тому, как за дверью на коридорах затихли все звуки и студенты разошлись по комнатам и готовились к отбою. Кайл удивленно посмотрел на соседа, когда тот собрался куда-то и уже был готов к побегу из комнаты, но ничего не спросил. Ноа даже нравилось в нем эта черта. Кайл никогда не задавал вопросов, когда знал, что это не его дело. И это было лучшим качеством, за которое Ноа его очень ценил как соседа.

На лестнице, соединяющей крыло старост и крыло других студентов, его уже ждали Осо и Махаон. Они были облачены в темные плащи с капюшонами, и Ноа вновь подумал о том, что он опять не подготовлен к таким мероприятиям. Вместе и в тишине ребята осторожно двинулись прочь из жилого корпуса, надеясь не попасться Леону. По словам Махаона, Леон всегда начинал обход с левого крыла и двигался к правому, а потому они решили двинуться с противоположной стороны, чтобы не нарваться на смотрителя.

Ночь была достаточно светлой и звездной. В такие ночи обычно случается что-то хорошее, а не что-то из ряда вон выходящее, как, например, побег из магической академии. Ребята уже хотели было двинуться в сторону леска, в котором и было озеро, как вдруг Махаон остановил их движением.

– Подождите, – сказал он шепотом. – Здесь кто-то есть.

– Откуда ты знаешь? – так же спросил Ноа.

– Мне нашептал ветер, – съязвил Махаон, а потом добавил: – Моя способность к контролю ветра помогает слышать лучше.

Ребята решили довериться чутью Махаона – лучше десять раз перестраховаться, чтобы уж точно не попасться – и засели в ближайшей тени в кустах. Уже минут через пять ожидания у Ноа не хватило терпения и только он хотел сказать, что им нужно двигаться дальше, как словно из ниоткуда показались три знакомые фигуры.

Ноа затаил дыхание: это были Вайдманы и фрау Энгстелиг. Но какие у них могут быть общие дела в столь поздний час?

Энгстелиг как всегда была раздражена и даже не скрывала этого в то время, как Фридрих и Хельга кружили около нее будто две змеи, оплетающие свою жертву. Энгстелиг пыталась оторваться от них, но Вайдманы своими разговорами удерживали ее.

– Мы хотели поздравить вас, фрау, с победой и казнью, – говорил Фридрих.

– Да-да-да, этот маленький граф Аталантсон был настоящей проблемой, – поддакивала Хельга.

Лицо Энгстелиг перекосилось – как и лицо Махаона, но Осо и Ноа не заметили этого, – но она все равно процедила короткое:

– Благодарю.

Она снова сделала шаг в направлении корпуса, но тут Фридрих вновь подал голос. И его слова звучали, скорее, как насмешка – плевок прямо в лицо фрау Эгстелиг:

– Куда же вы бежите, фрау Энгстелиг? Нам ведь не так часто удается встретить вас.

– Вы неуловимы и постоянно находитесь где-то, но никак не в столице подле нашего прекрасного императора, – добавила Хельга.  – Я, конечно, понимаю, что ваше родовое гнездо сгорело дотла, но это не повод устраивать свое жилище в карте.

– Для него таким ударом была потеря Вайскопфов, – с ехидством проговорил Фридрих. – Как вы думаете, что будет с ним, если он потеряет еще и последнего представителя Энгстелигов?

– О, боже, Фридрих! – воскликнула Хельга. – А ведь ты прав! Дорогая, не пора ли уже подумать о замужестве и продолжении рода?

Энгстелиг рыкнула что-то невразумительное, и Вайдманы отшатнулись от женщины. Ноа даже стало жаль ее, ведь она была похожа на рассвирепевшего волка, окруженного огнем. Она пыталась сражаться, но заведомо знала, чем всё закончится.

– Дорогая Хельга, неужели ты забыла, что фрау при себе держит того юношу из Блазона? – удивился Фридрих. – Правда, юноша уже вырос и может претендовать на свое наследство на родине.

– Это же тот самый, который убил своего брата? – протянула Хельга и, обернувшись к Энгстелиг, добавила: – Дорогая, вы найдете себе кого-то получше братоубийцы!

Энгстелиг вновь что-то резко и приглушенно ответила, а Ноа не мог поверить своим ушам. Франциск сказал, что его брат Доминик погиб из-за несчастного случая, но Вайдманы говорили совсем о другом. Он вспомнил, каким было лицо Франциска в тот момент, когда он говорил о смерти брата и то, что прежде, чем ответить от чего умер Доминик, де ла Тур долго молчал.

«Все не может быть так просто, – подумалось Ноа. – Наверняка у Франциска были причины и все не так просто, как говорят Вайдманы».

Из размышлений его вырвал грозный голос Энгстелиг:

– Что вам все-таки нужно?

– Ах, фрау Энгстелиг не изменяет себе, – почти пропела Хельга. – Всегда спешит перейти к делу.

– На то она и имперский палач, дорогая сестра, – произнес Фридрих. – Наши светские беседы ей скучны и неинтересны.

– Жаль, а ведь мы не хотели переходить сразу к плохим новостям.

Фридрих посмотрел на сестру с таким выражением, словно они негласно решали, кто сообщит эти вести Энгстелиг, и в конце концов Фридрих сказал:

– Наш милостивейший император решил, что дурная кровь может проявить себя. А потому было решено, что племянник предателя должен пасть от вашей руки.

– Император? Не вы ли ему нашептали об этом? Мальчик никому не мешает.

– Насколько мы знаем, в следующем испытании вы будете одной из судей, – проигнорировав ее слова, продолжила Хельга. – Мальчик не должен его пережить, но все нужно обустроить так, будто это несчастный случай.

– Мы не можем рассчитывать на милость судьбы, – протянул Фридрих, – и надеяться, что мальчишка не пойдет по стопам своего дяди. Проблему нужно устранять с корнем.

– Остальные Аталантсоны не представляют угрозы. Только Аркону и его племяннику достался дар к магии.

– Почему вы сообщаете об этом только сейчас? – рыкнула Энгстелиг.

– Мы не хотели омрачать веселье от соревнований, – проговорила Хельга. – Мы помним, как сами еще учились и…

– Это все, что вы хотели сказать? – перебила ее Энгстелиг и, получив немой ответ, добавила: – Тогда спешу распрощаться с вами.

И она стремительно бросилась к корпусу по направлению к прячущимся ребятам. Ноа молил, чтобы она не заметила их, однако ее лицо исказилось от удивления, стоило ей приблизиться к ним, но она пронеслась мимо. Ноа понимал, что это значит. Наверняка она не хочет выставлять его перед Вайдманами в таком свете – все же он наследник Вайскопфов, – а потому, скорее всего, его ждет серьезный разговор и, возможно, еще пару дополнительных частных уроков.

Оставшись в одиночестве Вайдманы сняли с лиц фальшивые усмешки и, двинувшись прогулочным шагом вглубь двора, заговорили между собой:

– Какая она все-таки неприятная личность, – фыркнула Хельга. – А ведь мы между прочим проделали ради нее весь этот путь, чтобы лично ей передать приказ императора.

– Дорогая сестра, ты ведь сама хотела видеть ее лицо, когда сообщишь ей об этом, – усмехнулся Фридрих.

– Но ведь она так забавно беснуется, – хихикнула Хельга. – Так забавно сообщать ей о том, что ей нужно избавляться от старых друзей.

– Да уж, из старой компании осталась только она, – протянул Фридрих. – Именно их компания и портила кровь нашей команде на соревнованиях каждый раз. Кто же там был? – Он стал загибать пальцы. – Она, Аркон Аталантсон, Киллиан Никифори и…

– Нея Вайскопф, – подсказала Хельга. – И все равно мы кого-то забыли… – задумчиво произнесла она.

Сердце Ноа учащенно забилось, когда Вайдманы назвали имя его мамы. В этот момент парню показалось, что они опорочили ее память своим пренебрежительным тоном. Ноа хотел выскочить из тени и наброситься на этих ублюдков, лишь за то, что они посмели своими грязными ртами произнести имя Неи. Но частные уроки с фрау Энгстелиг все же немного научили парня сдержанности. К тому же ему хотелось дослушать, что же еще скажут Вайдманы, ведь там прозвучало знакомое ему имя, но он совсем не знал о роли этого человека. Однако Вайдманы уже скрылись за поворотом и услышать их – по крайней мере, для Ноа – было невозможно.

Ноа обернулся к друзьям, и заметил, что и без того светлое лицо Махаона побелело, как мел, а сам парень застыл, как истукан. Он удивленно тронул Махаона за плечо, и тот резко дернулся, глянув на него каким-то странным взглядом.

– Все в порядке? – осторожно спросила Осо.

Махаон слабо кивнул, но по его лицу было видно, что мыслями он где-то далеко.

До озера ребята добрались без особых происшествий. Серебряная водная гладь издали напоминала огромное зеркало. Здесь, у озера, всегда было спокойно и очень тихо. И это очень контрастировало с тем, что сейчас творилось на душе у ребят. На берегу их уже ждала Эли, увидев которую, у Ноа стало как-то легче на сердце.

– Я Эли, – коротко представилась эльфийка.

– Это Осо и Махаон, – произнес Ноа, показывая на друзей. – А где…

– Персивалю опасно перемещаться по Хэксенштадту, поэтому он выйдет из укрытия только в день побега, – проговорила Эли. – Наш план прост. Завтра ровно в полночь вам нужно будет спуститься на самый нижний этаж, где находится черный ход для прислуги. Мы с Персивалем будем ждать там. Двигаться придётся быстро, чтобы никто не заметил вашего отсутствия. У нас будет примерно полтора часа до следующего обхода, чтобы все завершить и вернуться в свои комнаты. – Она перевела дыхание и спросила: – Вы точно уверены, что хотите этого?

– Да, – сказала Осо твердо. – У меня нет выбора, а здесь… я не хочу оставаться.

– У меня вопрос, – неожиданно заговорил Махаон. – Если вдруг появится необходимость кому-то из нас бежать отсюда, это можно будет провернуть?

Эли с непониманием уставилась на него, как, впрочем, и Ноа с Осо, а Махаон смотрел прямо в лицо эльфийки и ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Это сложно осуществимо… – начала Эли.

– Но осуществимо же? – уцепился за ее слова Махаон. Сейчас он совершенно не выглядел высокомерным, а скорее испуганным, как человек находящийся на краю пропасти.

– После побега одной студентки, могут усилить охрану, и это будет сложнее, – пробормотала Эли. – Разве что сбежать сейчас…

– Нет, сейчас я не могу.

Ноа закатил глаза. Если Махаон так боится, что Энгстелиг решится на еще одно убийство, то почему не может сбежать вместе с Осо и все только усложняет. К тому же его гордыня, из-за которой «сейчас он не может», вывела Ноа из себя.

– Ты хоть понимаешь, что у Осо реальная проблема? – спросил Ноа язвительно. – Что такого у тебя резко могло случиться?

– Ноа, не нужно… – пробормотала Осо. – Я думаю, что если у Махаона есть причина, то она серьезная.

– Какая еще причина? – взвился Ноа, толкнув Махаона. – Я доверил тебе тайну, а ты сейчас хочешь подставить под удар не только меня, но и Эли. Ты хоть представляешь, что это значит?

Всегда спокойный и уравновешенный Махаон вышел из себя и в ответ толкнул Ноа.

– Вайдманы пришли за мной! – прорычал он. – Они пришли убить меня, потому что Аркон Аталантсон – мой дядя и он один из членов Эрмандада. Был им. Пока твоя дорогая фрау Энгстелиг не казнила его.

Ноа удивленно уставился на Махаона и почувствовал стыд.

– Прости, я не знал… – пробормотал он. – Я…

– Я должен успеть кое-что завершить, прежде чем уйду, – сказал Махаон. – То, ради чего я здесь.

Эли понимающе кивнула ему и сказала:

– Я не могу оставить кого-то, кому грозит смерть. – Она коснулась плеча Махаона, и от этого сердце Ноа неприятно сжалось. – Я буду ждать и помогу тебе. А пока, – она обернулась к Осо и Ноа, – вы слышали наш план. Ровно в полночь я жду вас у черного хода. Не опаздывайте. Персиваль нетерпелив и ему нужно спешить.

– Хорошо, – кивнула Осо.

И распрощавшись, ребята отправились в общежитие. Они не проронили ни слова на обратном пути – ведь каждый нёс на сердце тяжёлый груз: Махаон и Осо боялись за свои жизни, а Ноа не мог никак взять в толк, почему Эли не рассказала ему весь этот план в лазарете. Зачем нужно было заставлять их рисковать и тащиться после отбоя к озеру, если они почти ничего так и не узнали? В голове Ноа уже крутилась неприятная и навязчивая мысль: а могло ли все это быть не просто так? Ведь если бы эльфийка не назначила им встречу поздно ночью, ребята не услышали бы разговор Вайдманов и фрау Энгстелиг, а еще Махаону бы грозила большая опасность. Да и сам Ноа сейчас много нового узнал об Энгстелиг, императоре и о реальном положении всех магов, неугодных монарху или его подпевалам.

Эта мысль казалась настолько логичной и настолько бредовой одновременно, что Ноа как мог отгонял ее от себя. Но она, как назойливая песня, прочно засела в его голове. И все попытки избавиться от этой мысли отнимали много сил, поэтому очутившись в своей кровати Ноа сразу же забылся сном.

Повстанцы VI

Ройван наблюдал, как маленький огонек свечи, словно бабочка, трепыхался, пытался вырваться, но не мог покинуть свой фитилек. Он единственным источником света в этом доме, погруженным во мрак, пришедший с ночью. А, возможно, этот мрак пришел не с ночью, а с этим мужчиной, который спустя столько лет вновь решился переступить порог давно разрушенного дома. Ройвана одолевали грустные мысли. Он вспоминал свою последнюю встречу с ней, и лучше места, чем этот дом, не было на всей Виридитерре.

Места, которое – видят боги – помнит, что он был хорошим человеком.

Много лет назад Ройван – или это был просто другой он – пылал к этой женщине такой любовью, что, если кто-нибудь посмел бы только ему сказать, чем все закончится, он убил бы этого человека на месте. Но вместо этого он забрал жизнь у той, кого любил больше всего на свете, у той, которая подарила ему сына и была с ним рядом долгие годы, пока сам Ройван гнался за Вечным Знанием. В итоге это Знание, которое он добыл, и привело к смерти Неи.

Жизнь жестоко испытывала мужчину, раз заставила его забрать жизнь у нее. Но никто, кроме него, больше бы не смог.

Ройван не жалел о содеянном. Другой же возродился внутри него и сокрушался каждый день после того, как сделал это. Ройван пытался взять себя в руки, задушить эту сущность, пришедшую из старой наивной жизни. Он повторял о необходимости этого, твердил себе, неустанно цитировал пророчество, но не мог избавиться от этого ноющего чувства в груди и мысли о том, что всегда есть другой выход. Но в чертовом пророчестве совсем не было конкретики! Нея могла присоединиться к имперским магам и заняться геноцидом всех неправильных магов, но могла и спасти. Если бы только Ройван решился рискнуть и посмотреть, что будет дальше. Ах, если бы он мог! Но Ройван чувствовал на себе груз ответственности за всех тех, кто борется с ним плечом к плечу против несправедливости в этом мире.

Но имперские маги выкрали ее, спрятали от него, не дали права сделать ей выбор – а точнее, они потакали ее нежеланию его делать, – в то время как Ройван сходил с ума от беспокойства за то, что случится с ним и делом всей его жизни.

Когда-то – совсем давно – Ройван был так молод и наивен, что имел смелость полагать, что все можно решить мирным путем. Но его знание, которое досталось мужчине через боль и мучения, и годы, которые он провел наблюдая, как гибнут маги – его друзья и соратники – наложили на Ройвана отпечаток. Теперь мужчина считал, что обойтись малой кровью – это уже победа. Он слишком долго медлил, пытался найти другое решение. И в конце концов пришел к выводу, что иного выхода нет и нужно решить проблему как можно быстрее. Смерть Неи была бы самой малой жертвой, если она все-таки решила бы выбрать не Эрмандад.

Ройван услышал стук конских копыт по брусчатке за домом, и напрягся, приготовившись к бою. Долгие годы, проведенные в бегах, научили мужчину всегда быть начеку. Хотя Ройван даже не выглянул в окно, чтобы посмотреть, кто крадется к нему, он знал, что сильнее любого, кого только могут за ним послать. Один всадник – слишком мелкая сошка, из-за которой ему стоит волноваться.

Мужчина тихо считал минуты. Вот всадник должен спешиться, привязать коня, вот сейчас ему необходимо подняться наверх по ступенькам и войти в дом. И вот он должен двинуться в сторону единственного источника света во всем доме.

– Безликий, – послышался настороженный голос Анны, и мужчина обернулся. У него было много прозвищ, но это ему нравилось больше всего. И это прозвище действительно обезличивало, ставило его не выше других, а вне сравнения с другими.

Но Анна – та, что стала ему дочерью – называла его так нечасто, лишь тогда, когда им предстоял серьёзный разговор.

Ройван пытался разглядеть дочь, насколько ему позволял маленький огонек свечи.

– Знала, что найду тебя именно здесь, – девушка улыбнулась. – Ты все еще переживаешь? – Анна сделала несколько шагов к мужчине.

Ройвану стало стыдно, что его, как мальчишку, вот так просто раскусили. Но Анна всегда знала его лучше, возможно даже лучше, чем он сам. И хоть они не были связаны кровно, он всегда считал ее самой родной для себя. Он совсем не думал, что маленькая голодная девочка, которая попытается украсть у него буханку хлеба, станет ему названой дочерью. В своей самоотверженности она превосходила даже тех, кто шел за ним изначально, и Ройван искренне гордился тем, какой стала Анна за эти годы. Рядом с ней его душа находила приют – такой, по которому он скучал долгие годы и не мог найти, – и временами ему даже удавалось забыть о вечной борьбе, на которую был обречен.

– Я сделал то, что должен был, – сухо ответил Ройван, – но это совсем не значит, что мне это по душе. Просто никто другой бы не смог.

Девушка, которая теперь стояла к нему так близко, коснулась его безобразной щеки. Она делала так с детства, и это было их знаком безграничной привязанности и поддержки. Они молчали еще некоторое время, эта тишина обволакивала их, успокаивала. И Ройвану даже немного стало легче.

– Зачем ты пришла? – поинтересовался Безликий. – Я думал, мы встретимся в доме Скуггена.

– Я не могу попасть в портал, – Анна, совсем как нашкодивший ребенок, взглянула в глаза Ройвану. Так могут смотреть лишь дочки на своих любимых отцов. И Безликому стало тепло на душе, поэтому он, вместо того, чтобы отчитать Анну, улыбнулся и спросил:

– Где твой кулон?

– Я его… ммм… одолжила. – В глазах Анны заплясали озорные огоньки. – Там, в лесу, я нашла Волка с его сестрой. Они нуждались в нас.

Безликий не был рад, что Анна отдала свой почти единственный шанс вернуться в дом Скуггена кому-то. Но вместе с тем мужчина был восхищен ее самоотверженностью. «Все, ради безопасности других» – значит, Ройван хорошо ее воспитал.

– Маркус будет недоволен, – сказал он, усаживаясь обратно в кресло. Она, как кошка, устроилась рядом на грязном ковре, и он ласково погладил ее по голове.

– Скажи мне, когда Маркус вообще бывает доволен, – фыркнула Анна, оглядывая комнату. Былое великолепие внутреннего убранства проглядывалось под толстым слоем пыли, сажи и всех остальных следов, которые оставило на этих стенах время. – Ты вообще когда-нибудь видел, чтобы эльфы из Горного клана хоть раз в жизни улыбались? Мне кажется, что их Горная Матерь не просто запрещает иметь дела с эльфами из других кланов, но еще и улыбаться им.

– Не руби с плеча, Анна, – тихо сказал Ройван. – Ты же знаешь, что Маркус не такой, каким хочет показаться остальным. Тем более, он всегда рядом с Эрмандадом, он должен казаться серьезным, ответственным, потому что на него все смотрят, и он моя правая рука…

– Но не быть таким занудой, – усмехнулась девушка. – Ярна сказала, что Волк – эльф, но не говорила, что он из Клана Рек. Как бы там не началось ничего.

– У Маркуса горячая кровь, но голова у него на плечах, не волнуйся, – успокоил ее Ройван. – Тем более, скоро вернется его брат и Ирис. Уж они-то всегда смогут его вразумить.

Анна притихла, положив голову себе на колени и обхватив ноги руками, и Ройван сразу понял, что дочь хочет что-то спросить, но не решается.

– Ты боишься, что они не смогут вернуться, – выказал он догадку, все еще поглаживая ее по голове.

– Они смогли достать Аркона, и теперь все считают, что он мертв. А поддержка Аталантсонов нам нужна. Глупый мальчишка ни за что не переметнется к нам, если будет думать, что из-за нас убили его дядю, – сокрушалась Анна. – Наши планы рушатся один за другим.

– Посмотри на это в другом ключе. Если они двери закрываются, другие непременно открываются.

Анна скривилась.

– Не все доступные двери стоит открывать, – сказала она мрачно, и Ройван знал, что она хочет этим сказать.

– От того, что я нашел его, – тихо сказал он, – любить меньше я тебя не стану. В нем я вижу ее, но видел, как растешь именно ты. Он мне почти что чужой.

– Кровь не водица, – буркнула Анна. – Уж мне ли не знать.

Ройван поморщился – он не любил, когда Анна упрямилась, но в такие минуты видел в ней себя много лет назад: молодого, порывистого, страстного и легко вдохновляющегося.

– Элишка сказала, что ты стала чаще обращаться, – переменил Ройван тему. – И что ты не ограничиваешься тем зверьем, что было. – Его голос стал жестче и злее. – Сколько раз я тебе говорил, что мастерство измеряется не количеством шкур, которые ты можешь сменять, а то, как ты используешь данную тебе силу.

– Хватит, я не хочу снова об этом говорить! – бросила Анна, и Ройван тяжело вздохнул. В своем желании сделать дочь похожей на себя он переусердствовал. Она была упряма совсем как он.

– Ты никогда не рассказывал, почему этот старый дом так много значит, – вдруг заговорила Анна немного виноватым голосом, ведь ей всегда было стыдно, когда она повышала на отца голос. – Мы никогда даже не заходили в него, а сегодня ты вдруг даже остался здесь на ночь. – Она подняла на него глаза. – Это как-то связано с тем, что ты хранишь в секрете? О своей другой жизни.

Ройван шумно втянул носом воздух и постарался собраться с мыслями. Анна провела с ним почти всю свою жизнь, и в мире было совсем немного вещей, способных настроить ее против него, но он все равно отчего-то опасался, что даже она когда-нибудь разглядит под всей его напускной смелостью и бравадой лицо человека, трясущегося от страха и совершающего из-за него не всегда правильные поступки.

– Когда-то давно, – проговорил он так медленно, словно время могло застыть и горькое признание вместе с ним, – в этой самой комнате Киллиан Никифори встретил свой конец. И появился Ройван, – мужчина снова тяжело вздохнул. Анна знала о той – другой – его личности. Но Ройван никогда не рассказывал ей, когда именно она исчезла. – Здесь все началось и здесь все закончится. Если мы победим, здесь встречу свой конец и я. При худшем раскладе, мы оба, думаю.

– А если…

– Идеи Эрмандада никогда не умрут, – жестко пресек ее Ройван. – Люди забыли, что значит настоящая свобода и наша задача напомнить им об этом. Никогда не забывай об этом, Анна. Помни, за что мы сражаемся. И за что умираем.

Он взглянул на нее и увидел стоящие в глазах слезы. Он воспитал в ней сострадание, доброту, самоотверженность и научил, что разум превыше сердца, но совсем забыл, что дал ей кое-что еще очень важное. Он научил ее человечности, и теперь эта человечность не позволяла Анне принять его смерть, пусть та еще была и не близка.

– Ночь заставляет нас почувствовать горечь печали, – сказал Ройван, вглядываясь в огонек свечи.

– Только потому, что кажется будто тьма обволакивает и защищает. А потому не нужно думать о безопасности, – тихо прошептала Анна. – Но эта безопасность обманчива. – Анна так же тихо вздохнула и, обернувшись к Ройвану, проговорила: – Лучше расскажи, какая она, Земля?

Глава 15

Выспаться Ноа так и не удалось. Сон его был коротким и беспокойным. Эти ночные видения – отрывочные и ужасные – изматывали не хуже тренировок у Энгстелиг. Чувство тревоги преследовало его во сне – совсем как тогда, когда ему снились те странные сны о побеге, высоком дереве и всадниках. Но в этот раз Ноа видел себя и Эли, они следовали по лесу, пока вместе не добрались до поляны с ночными фиалками. Их было так много, что казалось, будто это и вовсе не цветы, а прекрасное лиловое море.

Эли улыбалась, и в уголках ее глаз собирались мелкие морщинки. Ноа смотрел на нее и не мог оторвать взгляда от ее хрупкой фигуры, пухлых розовых губ, пушистых ресниц. Она была в не в своей форме, а в другой одежде, более приспособленной для путешествий: высокие сапоги, штаны из вареной кожи и хлопковая рубаха с тонкой кожаной курточкой. Но даже в такой простой одежде она была прекрасна. Короткие рыжие волосы были собраны в небольшой хвостик, открывая взору красивую лебединую шею. Эльфийка трогала лепестки фиалок своими изящными руками, и парень завидовал цветам. Завидовал и в тайне желал хоть на секунду оказаться на их месте.

«Говорят, что это самые жестокие и кровожадные цветы, – Эли не размыкала губ, но Ноа слышал ее голос в своей голове. – Это из-за того, что, чувствуя кровь, они начинают светиться голубоватым светом».

Парень услышал шелест листьев, как от легкого ветерка. Порыв пронесся мимо них, ласково обдувая руки и лицо Ноа и вызывая у Эли какую-то ностальгическую улыбку. Ноа окинул взглядом деревья, окружавшие поляну. Это место было ему незнакомо. Деревья стояли так близко друг к другу, что казалось, будто бы они сжимают Ноа и Эли в кольцо. Ночь и одинокая луна вместе с ней нагоняли еще больше тревожности, но, когда повернулся, чтобы попросить Эли уйти отсюда, парень застыл на месте от ужаса. Кровь была везде, а Эли, лежа на земле между фиалками, захлебывалась ею, содрогалась в предсмертных конвульсиях.

Парень, поборов страх, бросался навстречу к эльфийке. Ноа кричал, бежал так сильно, но каждый раз падал на землю. Между ними было всего несколько метров, но ноги Ноа словно бы налились свинцом, и он не мог ими передвигать, а каждое движение отзывалось болью. И когда уже совсем не оставалось сил, он полз к ней – к его Эли – впиваясь пальцами в сырую землю. Но как бы он ни старался, расстояние между ними не уменьшалось. И когда от усталости Ноа уже не мог пошевелиться, раздался смех – зловещий и слишком громкий – он доносился из ниоткуда и отовсюду одновременно.

Эли протягивает к нему окровавленную руку и пытается что-то сказать, но парень не может разобрать слов.

Сон оборвался, когда дурацкий свиток с расписанием стал дубасить Ноа по голове. Парень пытался отмахнуться от него, как от назойливой мухи, но свиток был, как ни странно, хитрее. Он уворачивался, отлетал подальше, а затем с новой силой бил Ноа.

– Да проснулся я уже, – пробормотал Ноа и неохотно открыл глаза. Почувствовав это, свиток сразу же успокоился и мягко опустился парню прямо на руки. Ноа знал, что его там ждет очередная встреча с Энгстелиг. И очень этого боялся.

Надпись в свитке гласила: «КАРТ ФРАУ ЭНГСТЕЛИГ. ЧЕРЕЗ ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ».

Ноа как будто окунули в ледяную воду – остатки сна и усталость как рукой сняло. В голове крутилась лишь одна мысль: «Она точно меня убьет». Он страдальчески простонал, уже представляя, что скажет ему фрау Энгстелиг. В лучшем случае, скажет, а в худшем – что-нибудь сделает с ним.

Парень поднялся с кровати – Кайл все еще спал, и Ноа постарался не шуметь, – сменил одежду и поплелся на встречу к фрау Эгстелиг. Инстинкт самосохранения призывал парня сбежать из Хэксенштадта прямо сейчас, но разум подсказывал, что от этой женщины так просто не скроешься. Она же была имперским палачом!

Ноа следовал к карту так медленно, как только мог, но и этого было недостаточно. Уже через десять минут он стоял перед его дверью и все никак не мог заставить себя ее открыть. Парень топтался на месте, собираясь с мыслями, придумывая оправдания, но все равно никак не мог хотя бы прикоснуться к ручке. Зато дверь изнутри с легкостью смогла распахнуть сама фрау Энгстелиг. Она жестом пригласила парня войти и уже в карте приперла его к стенке, жутко взглянув своим единственным глазом.

Ноа мог поклясться, что в тот момент, когда женщина держала его за горло, вся жизнь промелькнула у него перед глазами.

– Ты, жалкий мальчишка, совсем не понимаешь, как рискуешь! – взревела фрау Энгстелиг и сжала пальцы на его шее. Ноа почувствовал нехватку воздуха, он хотел было ей ответить хоть что-нибудь, но мог лишь только беззвучно открывать рот.

Женщина еще несколько секунд изучала его своим серым глазом, а затем, рыкнув словно дикий зверь, отпустила. Ноа беспомощно сполз по стене. Горло першило и, несмотря на это, парень жадно глотал воздух.

– Объясни мне, что ты делал после отбоя во дворе? – своим обычным ледяным тоном продолжила фрау Энгстелиг.

Чтобы не выглядеть таким жалким, парень медленно поднялся с пола, взглянул на женщину и ответил самое банальное и самое первое, что пришло ему в голову, ведь все остальное просто испарилось из его мыслей:

– Я гулял.

Фрау Энгстелиг презрительно хмыкнула:

– Не лги мне, мальчишка. Ты беспечен. Постоянно нарушаешь правила, рискуешь своей безопасностью и ради чего? – Она выхватила свой артефакт из ножен на поясе, и Ноа уже подготовился к тому, что она нападет, но фрау со злостью воткнула его в стол. – Неужели так сложно следовать правилам и никуда не влипать?! Где твоя ответственность?! Где хотя бы малейшая логика твоих поступков? – Энгстелиг устало помассировала виски. – Я нянчусь с тобой здесь вместо того, чтобы заняться действительноважными делами, а ты все время добавляешь мне работы! Что бы ты сейчас ни делал, остановись. Ты ведь совсем не знаешь, что на кону.

– Так объясните мне, – неожиданно для себя выпалил Ноа.

Лицо Энгстелиг побагровело от злости. Ее взгляд – острый, как бритва – пронзил парня. Ее руки то сжимались в кулаки, то разжимались, а крылья носа широко раздувались от тяжелого и напряженного дыхания. Ноа тысячу раз успел пожалеть, что вообще это сказал. Но отступать уже было некуда.

И тут произошло то, чего парень никак не ожидал. Энгстелиг глубоко воздохнула и произнесла:

– Ты слышал то, чего не должен был.

– Вы… Вы действительно убьете того парня, ну… о котором говорили Вайдманы, – стараясь не показать больше, чем он знает, спросил Ноа.

Энгстелиг молчала несколько секунд, то ли мысленно подбирала слова, то ли прокручивала в голове орудия для пыток.

– У меня нет выбора, мальчишка, – сухо ответила она. – Приказы императора не обсуждаются. Ни для моего рода, ни для любого другого.

Ноа не мог в это поверить. Энгстелиг, которая представала в его глазах бунтовщицей, идущей против всех, которая не ставила ни во что даже Вайдманов, теперь говорила, что желание императора превыше всего. У него не укладывалось в голове, что и она становилась пешкой на игральной доске, что не имела собственного мнения и никак не пробовала оспаривать приказ. Следующая неприятная мысль, закравшейся в голову Ноа, вызвала легкую дрожь. «А ведь если император прикажет ей убить меня, вряд ли она посмеет ослушаться».

– Но должен же быть какой-то выход! – выпалил он. – Это же несправедливо.

– Справедливость ищи в сказках, которые ты читал на Земле! – прорычала Энгстелиг. – А здесь другой мир, другие традиции и правила. Ты должен это понять, как можно скорее, ведь ты последний Вайскопф, на твои плечи лягут обязанности и их беспрекословное выполнение. Так что свыкнись с этой мыслью, потому что во время третьего испытания именно ты, раз уж удосужился отбывать наказание в лазарете, поможешь мне исполнить приказ императора без лишнего шума.

– Я… я не хочу, – Ноа был потрясен одной мыслью о том, что Энгстелиг выбрала его в помощники для этой грязной работёнки.

– Боюсь, у тебя, как и у меня, нет выбора. Я нужна тебе, чтобы выжить на Виридитерре, научиться управлять своим даром лучше, чем тот, кого ты так жаждешь найти, – проговорила женщина, и в глазах ее блеснул недобрый огонь.

– Откуда… откуда вы знаете об этом?

– Я все о тебе знаю, Вайскопф. Ты только и думаешь о том, как бы отомстить ему. В этом и есть беда твоего рода. Вы никогда не прощаете. Так что к третьему испытанию будь готов, – сухо ответила женщина.

И тут Ноа вспомнил речь Вайдманов.

– Но, фрау Энгстелиг, Вайдманы говорили, что этот парень должен погибнуть завтра, на втором испытании.

Губы Энгстелиг изогнулись в кривой ухмылке:

– Должен. – Энгстелиг вытащила свой артефакт из стола и устало села в свое кресло за ним. – Но этого не случиться. Я не могу ослушаться приказа императора, но это не значит, что я не позволю себе маленькую вольность. А теперь уходи. И не смей влезать в новые неприятности. Иначе клянусь, я сама тебя убью.

Ноа попятился назад, чтобы как можно скорее покинуть карт, но его остановил голос Энгстелиг:

– Стой.

Ноа застыл, как вкопанный, и взглянул на фрау. Но она не смотрела в его сторону. Взгляд ее был прикован к медальону в виде головы быка, лежащему у нее на столе. Взгляд ее был не читаем – что-что, а скрывать все свои эмоции, кроме гнева, она умела, – и Ноа оставалось только ждать, пока она заговорит.

– Ты наверняка слышал то, что Вайдманы сказали о… Франциске, – медленно проговорила она, и Ноа нервно сглотнул. – Он не должен узнать, что ты прознал об этом. – Фрау подняла взгляд. – Эта история не такая простая, как кажется на первый взгляд. Вайдманы никогда не лезли за словом в карман, а потому, не разобравшись в ситуации, рубят с плеча.

– Так это и вправду был несчастный случай?

– Все… гораздо сложнее. Вайдманы не правы, Франциск не узнает ни о чем – это все, а теперь проваливай. Видеть тебя больше не могу, – произнесла Энгстелиг и махнула рукой.

Еще раз повторять ей не пришлось. Ноа пулей вылетел из карта и бросился в лазарет. Он не хотел верить в то, что фрау Энгстелиг подталкивает его на убийство. Но был рад, что казнь Махаона отодвинулась. А это значит, Ноа нужно срочно его найти, рассказать все, что он узнал. И пускай Махаон не претендовал на роль его лучшего друга, никто не должен вот так вот умирать. В конце концов, Махаон все-таки неплохой парень, пусть и зазнайка. Пускай фрау Энгстелиг думает, что справедливость осталась в сказках, Ноа же в это не верил. Если кто-то один будет справедлив, неужели мир станет от этого хуже? Почему все не могут быть честными и откровенными? Почему ложь так притягательна, а интриги такие искушающие? Почему люди забывают о том, что все всегда можно решить мирно?

Во дворе Хэксенштадта Ноа наткнулся на группу студентов. Они расположились прямо на зеленой траве и о чем-то перешептывались. Краем уха Ноа услышал их разговор:

– Эсмеральду вот-вот выпустят из закрытой башни, – полушепотом сказал парень в очках с толстой роговой оправой.

– Удивительно, я слышала, она не сказала ни слова за все это время, – вторила ему девчонка с густой копной кучерявых волос.

В другое время Ноа бы нисколько не обратил на них внимания, если бы не Рикки, который сидел на каменной скамейке совсем рядом с этими ребятами. Его темное от гнева лицо, играющие желваки и суровый взгляд, совсем ни капли не вписывались в привычный образ. Ноа мог поклясться, что Рикки тоже слышал этот разговор.

«Он не оставит этого просто так», – всплыли в памяти слова Никки.

Ноа, держа свое обещание подруге, хотел поговорить с Рикки. Но не успел. Уже через несколько секунд парень вскочил со скамейки и решительно направился вглубь двора.

Ноа хотел бы этого не видеть. Хотел бы просто идти, куда шел. Хотел бы не чувствовать груз ответственности, который возложила на него Никки, ведь перед ним сейчас стояла другая задача. Хотел, но не мог. Близнецы же были его друзьями, теми людьми, которые без вопросов осмелились нарушить правила и пробраться в библиотеку ночью. Конечно, они его оставили, когда Маразмус разозлился, но все равно крепко держали язык за зубами. Кто не ошибается в этом мире? Друзья ведь для того и существуют, чтобы прощать ошибки и поддерживать друг друга. Поэтому оставить Рикки в тяжелую минуту он не мог.

Уже через секунду Ноа последовал за близнецом, который так сильно был ослеплен гневом, что даже не заметил своего преследователя. Рикки обогнул здание школы и Дом Конклава – административный центр, где решали важные вопросы все маги с высшими титулами на Виридитерре. Магов с титулами «сир» и «фрау», у которых был доступ в это здание, на территории Хэксенштадта было не так много, некоторых из них Ноа видел лишь мельком. Конклав занимался делами магии – именно в его полномочиях был суд над магами, разрешение магических войн и конфликтов и все остальное. А заседал Конклав именно здесь – в оплоте магии Вельтерна, в Хэксенштадте. Однако съезжались сюда не только вельтернские маги, но и маги со всей Виридитерры.

Взгляд Рикки был направлен на здание Совета школы, где старосты курсов и преподаватели с высшим магическим званием занимались делами Хэксенштадта. Вскоре тяжелые дубовые двери открылись, и появилась Эсмеральда. Рыжеволосая вдохнула полной грудью свежий воздух и посмотрела прямо на Рикки, который тут же метнулся к ней.

Из своего укрытия – за углом здания школы – Ноа услышал ее притворно бодрый голос:

– Я уж думала ты и не придешь, – она усмехнулась и лениво потянулась, словно нежась на солнышке. Ее рыжие волосы под яркими лучами блестели, словно янтарь. И в этот момент, когда Эсмеральда не скрывалась за своей напускной жестокостью, она показалась Ноа красивой и совершенно одинокой.

– Вижу, тебя выпустили, – замогильным голосом произнес Рикки. – Я надеялся, что ты сгниешь там.

– Совет школы решил, что твоя сестренка этого не стоит, – непричастно хмыкнула Эсмеральда, а Рикки в гневе сжал кулаки.

Всё это время Ноа не вмешивался, наблюдал из-за угла и надеялся, что конфликт разрешится полюбовно. Но парень забыл, как все на Виридитерре любят демонстрировать свое превосходство. Эсмеральда глянула на взбешенного Рикки и продолжила его подначивать:

– Представляю, как тебе обидно. Но ты не дуйся, может быть, в следующий раз у вас получится мне отомстить.

– Я не люблю откладывать дела на потом, – прорычал Рикки и бросился на рыжеволосую.

Ноа даже опомниться не успел, когда все это произошло. Он просто инстинктивно выхватил меч и почувствовал, как теплое белое пламя наполняет его. Затем парень взмахнул в воздухе своим артефактом, и между Рикки и Эсмеральдой появилась высокая стена из огня. Своей силой она отбросила ребят по разные стороны, и пока близнец непонимающе крутил головой, Эсмеральда быстро пришла в себя:

– Хм, щенок Энгстелиг тоже здесь. Неужели ты так меня боишься, Рикки, что пришел сюда с этим подобием мага? – рассмеялась рыжеволосая.

Лицо близнеца вновь побагровело от ярости, он обернулся и посмотрел прямо туда, где прятался Ноа.

– Я пришел сюда сам, – произнес Ноа в защиту друга, выходя из укрытия.

– О-о-о, это так мило, – протянула Эсмеральда и глаза ее загорелись хищным огнём.

Тем временем Рикки поднялся и снова побежал к рыжеволосой, но стена из пламени своей энергией также, как и в первый раз, отбросила парня.

– Убери ее, Ноа, – прорычал Рикки. – Убери эту чертову стену!

– Не могу, – пожал плечами Ноа. – Я пообещал Никки, что не дам тебе наломать дров.

Услышав имя своей сестры, ярость Рикки ослабла. Ноа видел это в его глазах, и решил, что сейчас самый хороший момент, чтобы остановить близнеца.

– Она переживает, Рикки, – продолжал Ноа. – И ты должен быть сейчас рядом с ней, а не здесь, и уж точно не в Башне, отбывая наказание за стычку с Эсмеральдой. Никки волнуется за тебя, – Ноа не знал, как еще надавить на братские чувства Рикки, и очень надеялся, что этой его нелепой попытки хватит.

– Да, Рикки, беги к своей сестренке, – вновь взялась за свое рыжеволосая.

Ноа сам сейчас был готов придушить Эсмеральду. Она видела, что Рикки успокоился, и хотела опять его разозлить, вывести на эмоции. Но, к счастью, близнец он уже мог ясно мыслить.

– Да пошла ты, Дарксон, – выплюнул Рикки и направился прочь.

Ноа видел растерянность на лице Эсмеральды, она явно не ожидала такого. Но рыжеволосая быстро взяла себя в руки и бросила вдогонку уходящему близнецу:

– А раньше ты говорил мне совсем другие вещи. – Она помолчала и добавила: – Ты выбираешь неправильных друзей. Фрау Энгстелиг уже учит кусаться маленького Вайскопфа. Так что смотри, как бы он тебя не загрыз.

Ее слова остались без внимания – Рикки не остановился, не сказал, что-то в ответ. Он просто ушел, а следом за ним и Ноа, заглушивший в себе злость от слов Эсмеральды.

– Рикки, ты куда? – догоняя, спросил Ноа.

– В лазарет, Никки сегодня возвращается в общежитие, – безучастно ответил тот и даже не сбавил шагу.

Утро выдалось сумасшедшим, и Ноа совершенно забыл о том, что Никки выписывают именно сегодня. А ведь действительно, завтра второй этап Хэксенштадских игр, где она должна принять участие. А еще это значит, что этой ночью Осо покинет школу и они, возможно, больше никогда не увидятся.

– Привет, – внезапно раздался за спинами ребят понурый голос Махаона.

От неожиданности Ноа схватился за артефакт. Близость меча всегда давала ему чувство уверенности и, если не безопасности, то хотя бы защиты.

Махаон выглядел нехорошо. Его красные глаза выдавали полностью бессонную ночь. Растрепанные волосы, вчерашняя помятая одежда и мертвенная бледность – это был совсем не тот Махаон, которого Ноа привык видеть каждый день. Ноа смотрел на парня и даже представить не мог, что тот испытывает прямо сейчас. И хоть еще вчера Ноа еле на дух его переносил, то сегодня все изменилось.

– Привет, – первым подал голос Рикки.

– Д-да, привет, – поддакнул Ноа. В глубине души он чувствовал вину за то, что Энгстелиг попросила его участвовать в исполнении грязного приказа императора. Но также Ноа ясно понимал, что не позволит себе запятнать руки в крови Махаона, также как и не позволит ему умереть от руки Энгстелиг. При всех недостатках никто не должен умирать из-за каких-то предрассудков и за то, чего не совершал.

Повисло тяжелое молчание. Никто из ребят не нарушил тишину, не произнес больше ни слова по пути в лазарет.

Там, внутри, у кровати Никки уже дежурили Осо и вечная тень Махаона. Шенг с толикой зависти – а может Ноа только это показалось – стрельнул взглядом в сторону ребят.

Койка Никки уже была собрана, и сама девушка примостилась на краешке, а рядом с ней сидела Осо.

– Я так рада, что вы пришли. – Никки бодро подскочила с койки при виде ребят и с благодарностью глянула на Ноа. И парень понял, что она, черт знает каким путем, узнала о стычке Рикки и Эсмеральды. Может быть, дело здесь заключалось в странной почти сверхъестественной связи между двумя близнецами, о природе которой голову ломают даже на Земле.

– А как же иначе? – произнес Махаон и попытался улыбнуться. – Мы же одна команда.

Вдруг все эльфийки, которые были в лазарете, засуетились еще больше, чем обычно и Ноа увидел, как в помещение входит Старшая. Главная эльфийка осматривала по очереди студентов, и для каждого у нее нашлось доброе слово. Вскоре очередь подошла и к Никки. Оглядев всех ребят, Старшая мягко улыбнулась и произнесла:

– Как же приятно находиться в этих стенах в окружении верных друзей. Не правда ли, Никки? – эльфийка тут же принялась осматривать девушку.

Никки терпеливо ждала, пока Старшая ощупывала поврежденные места, водила пальцем перед глазами и слушала. Но как только осмотр был окончен, а Старшая осталась довольна итогами лечения и не видела более причин удерживать Никки здесь, девушка пулей вылетела из лазарета.

– Эти стены так давят на меня, – пожаловалась Никки. – Даже хуже, чем мама, правда Рикки?

– Да-а, наша матушка женщина чудесная, если держаться где-нибудь подальше от нее, – тут же подхватил близнец, и на секунду Ноа показалось, что все как раньше.

Ребята всем скопом провели Никки в ее комнату, одна половина которой больше походила на свалку. Вещи были разбросаны везде – на тумбочке, на кровати и даже на полу. Но девушка будто даже его и не заметила, она с разбегу плюхнулась на свою кровать и довольно протянула:

– Ка-а-ак же я по этому всему скучала.

– Ну, главное, что ты рада, сестренка, – саркастично ответил Рикки. – Тем более, свой бардак всегда самый любимый.

– Ой, а я и забыла, какой ты чистюля, – раздражённо буркнула Никки, и близнецы стали собачиться, как в старые добрые времена. – Это не бардак, а искусство. У каждой вещи свое место.

И пока Рикки и Никки спорили, Ноа улучил момент, чтобы незаметно шепнуть Махаону:

– Нам надо поговорить.

И тот еле заметно кивнул Ноа в ответ.

Ребята почти сразу отделились от компании, чем были удостоены непонимающего взгляда Шенга, и отправились на поиски укромного места, чтобы поговорить. Махаон предложил для этого свою комнату, и Ноа почти было согласился, но тут из-за угла, отрезая путь к лестнице, появились Вайдманы. Общежитие студентов было вполне обычным прямоугольным строением в шесть этажей. Этаж старост располагался в пристройке над шестым с южной части здания, где так удачно и появились Вайдманы, а на северной части возвели оранжерею для каких-то редких цветов, что росли на землях Мепаиса и нуждались в особом климате.

Вайдманы шли не спеша. Хельга держала брата под руку, и они о чем-то беседовали. При виде ребят их глаза сверкнули недобрым огнем, а губы изогнулись в противной ухмылке.

Ноа и Махаону пришлось изменить свои планы. Ребята, стараясь сохранять невозмутимый вид, развернулись и направились к другой лестнице.

– Ну, или пойдем в твою комнату, – прошептал Махаон.

– Нельзя, там Кайл, – ответил Ноа.

В поисках тихого безлюдного места ребята обследовали каждый уголок в Хэксенштадте, куда только был разрешен вход. Но между соревнованиями у студентов появилось больше свободного времени, и теперь все они вывалились на улицу. Грелись в солнечных лучах, радовались теплому шелковистому ветру и просто беззаботно проводили время.

– Библиотека, – хлопнул себя по лбу Махаон. – Там точно никого не будет.

Ноа послушно поплелся за Махаоном, хоть его и не радовала мысль о новой встрече с Алатеей.

Проходя по Залу Славы, Махаон остановился:

– Знаешь, а ведь тут даже нет его портрета, – грустно произнес Махаон, – ну, моего дяди. А ведь в Хэксенштадте он был любимым студентом. Прилежный, образованный, ответственный, вежливый, его команда всегда побеждала на играх и ему пророчили великое будущее. Они окрестили его предателем, а позже и вовсе убили. И все почему? Потому что он бился не за те идеалы, которые были угодны императору, – парень горько усмехнулся. – А теперь его судьба ждет и меня. Вельтерн прогнил. Вся Виридитерра прогнила. Люди только и думают о том, как бы поплотнее набить свои карманы и подчинить себе тех, кого не понимают, кого боятся.

– Ты не умрешь, – попытался утешить его Ноа. – Я тут узнал, что у тебя есть время до третьего соревнования, – начал Ноа, хоть в библиотеку они так и не попали, но в Зале Славы тоже не было ни души. – Так что ты можешь решить все свои дела, а затем сбежать.

– Но откуда ты знаешь?

Ноа боялся этого вопроса. Не хотел рассказывать, что должен стать соучастником в его убийстве. И пусть любой другой студент жизнь отдал бы за то, чтобы стать помощником имперского мага, Ноа это было совсем не нужно. Ему было стыдно лишь от одной мысли о том, что Энгстелиг хочет приобщить его к чему-то настолько нечестному и грязному, как убийство невинного. Да, Ноа желал смерти Ройвану. Да, он каждую ночь мечтал о том, как пронзает сердце этого чудовища своим мечом. Но то была месть – холодная, благородная, дарующая покой. А в убийстве Махаона не было ничего из этого.

– Энгстелиг мне рассказала, – неуверенно проговорил Ноа и удостоился вопросительного взгляда Махаона. – Точнее, приказала ей помочь.

Стеклянный взгляд Махаона не показывал ни единой эмоции, и Ноа приходилось лишь гадать, о чем он думает.

– Значит, у меня есть еще шесть дней, – то ли для себя, то ли для Ноа сказал Махаон и замолчал.

Они стояли в Зале Славы, где с портретов на них смотрели незнакомые Ноа люди со своей историей. Мертвенная тишина была теперь единственным свидетелем их былого величия – тишина и память тех, кто не забыл. Махаон долго смотрел в одну точку перед собой, а Ноа, чтобы не таращиться на него и как-то скрасить это неловкое молчание, стал заново разглядывать портреты. Он вспомнил слова Вайдманов про какого-то парня – теперь уже мужчину – и пытался его отыскать здесь.

– Когда-то именно здесь был портрет моего дяди, – нарушил тишину Махаон, кивком головы указывая на небольшую полку, где стояли маленькие портреты выпускников.

Ноа присмотрелся и увидел на портрете очень много людей, среди которых смог различить невысокую светловолосую девушку, в которой узнавались черты – более молодой – Неи. Из груди само собой вырвалось надрывное «Мама», но Махаон ничего не произнес. Ноа хотел задержаться, но Махаон уже шагал вперед и не останавливался. Тем более, за общим портретом шли отдельные, где он вновь нашел улыбающееся лицо мамы.

Грудь еще сильнее сдавило, и Ноа едва сдержал приступ слез. Его мама была такой счастливой здесь, так почему же она убежала? Это все из-за нрава дедушки и бабушки? Или случилось что-то нехорошее? Почему она оставила свой дом, свою жизнь и почему совсем ничего не рассказала об этом Ноа?

Парень переходил от портрета к портрету, читал каждую табличку, еще раз внимательно осмотрел изображение некоего Киллиана Никифори, пока его не привлек один образ. Нет, это уже был не студент, а кто-то более важный. В толстой золотой раме притаился потрет мужчины с длинной седой бородой. Он был похож на мужчину, портрет которого он видел в кабинете директора, но здесь он был более величественный. Он казался Ноа знакомым, хотя парень точно был уверен, что здесь, в Хэксенштадте, он его точно не встречал.

И тут парня осенило. Его кошмар, который не давал покоя с детства. Тот самый со страшным огнем. Этот мужчина был там, именно он помог женщине из сна сбежать. Его прошибло холодным потом, ведь Ноа всю жизнь думал, что сны это всего лишь сны.

– Кто же ты? – вслух проговорил парень, он уже успел забыть, что находится здесь не один.

– Это бывший директор школы. Его звали Алдрик Аберкон, – безразлично ответил Махаон. – Он пропал почти семнадцать лет назад. Никто не знает, что произошло, но, если он хотел скрыться, то у него всегда это получалось.

Ноа почувствовал себя нехорошо. Возможно, он себя накручивал, возможно, выдумывал, но какова вероятность, что девушкой из его снов была мама, а помогал бежать ей именно этот директор?

После разговора с Махаоном в Зале Славы, парень снова поплелся в лазарет. Там он вместе с Эли еще раз обошел студентов, которых все же не успели выписать ко второму этапу, сложил сумку с препаратами на завтра и даже успел вздремнуть в подсобке – плохой ночной сон давал о себе знать – пока его не нашла Корнелия. Она очень разозлилась и устроила Ноа хорошую взбучку. Потом она еще час шушукалась с другими эльфийками и стреляла взглядом сторону парня. Эли всё это время держалась в стороне – складывала чистое постельное белье – и лукаво улыбалась.

В общем, день выдался вполне обычный, и Ноа даже ненадолго смог забыть, что этой ночью придется провернуть самый коварный трюк – помочь сбежать Осо и Персивалю.

***

Персиваль и Эли уже ждали ребят у черного входа, когда Ноа, Осо и Махаон спустились к назначенному месту. Эли скромно улыбнулась Ноа, а Персиваль только закатил глаза – он-то наверняка ожидал, что ребята опоздают, но они пришли заранее. Все они были облачены в черную одежду, даже Ноа, который наконец-то набрался опыта в ночных похождениях. Эли, оглядываясь и прислушиваясь точно лиса в поисках добычи, вывела всех на улицу. И короткими перебежками, прячась то за зданиями, то за деревьями, то в зарослях кустов, ребята последовали по двору Хэксенштадта. Ноа даже не предполагал, куда они идут, пока Эли, обогнув огород – тот самый, на котором Ноа в свой первый день в лазарете видел диковинные растения – не остановилась рядом с башней ригарди.

Хэксенштадт с трех сторон окружали башни – ригарди, вуа и шевалье – которые магическим потоком были соединены между собой. В самом центре двора находилась четвёртая башня тейтов, подпитываемая силой трех башен вокруг. Под ней и находился вход в Абсолют. Тейты были самыми чувствительными к малейшим колебаниям Абсолюта, потому он был и расположен именно под их башней: в сохранности и недосягаемости для тех, чьи помыслы нечисты.

Между башней ригарди и огородом росло огромное, просто исполинских размеров, дерево. Оно не было похоже ни на одно из леса проводников, поэтому Ноа сразу отмел мысль о том, что им для побега может понадобиться еще и Блюблик, пусть он и прятался в ворохе одежд Осо, ведь та просто не могла покинуть Хэксенштадт без своего первого друга на Виридитерре.

Они двинулись к этому дереву, окруженному настолько высокой некошеной травой, что Ноа утопал в ней почти по пояс. Эли аккуратно разгребла траву у толстых корней дерева и достала медальон. Ноа не смог хорошо разглядеть украшение в темноте, но заметил, что камень был необычного синего цвета – слишком яркого для чего-то, сотворенного природой – в серебрянной огранке. Он вновь показался смутно знакомым Ноа, но он не смог вспомнить, где уже видел его. Эльфийка зажала медальон между ладоней и, закрыв глаза, медленно и глубоко задышала. В тот момент произошло нечто странное: украшение засветилось, его сияние пробивалось сквозь тонкие пальцы Эли, а корни дерева постепенно начали раздвигаться, открывая яму, похожую на лисью нору.

Ноа и Махаон от удивления раскрыли рты.

– Ничего себе, это же портал! – не удержалась и восхитилась Осо. – А я думала, что только Проводники так могут!

– Мы называем их Лисьими норами, – объяснила Эли и на выдохе добавила: – Ну, пора.

И тут Ноа окончательно понял – он больше никогда не увидит Осо. Поэтому хотел ей сказать столько всего. Извиниться, за то, что ее избегал. Поблагодарить за то, что она его не бросила. Сказать, что там ее ждет лучшее будущее, хоть и не совсем был уверен в этом. Но времени было в обрез, а правильные слова все не подбирались.

Осо, коротко попрощавшись с Эли и обняв Махаона, первая подошла к Ноа. Парень видел, как старательно она пытается сохранять спокойствие, пряча всю бурю чувств за натянутой улыбкой. Девушка крепко обняла его, и Ноа показалось, будто его душу достали из тела и связали в тугой узел.

– Береги себя, – хрипло сказал парень на прощание.

Осо кивнула и добавила:

– И ты себя.

Она хотела сказать что-то еще – Ноа видел это в ее бегающем взгляде, в том, как она закусывает губу, не зная, какое слово можно было бы подобрать. Ее страх перед смертью стал страхом неизвестного, далекого и непостижимого. Если он может быть уверен в том, что Вельтерн – Виридитерра – примет его со всеми этими титулами, принадлежащим его семье и этой такой обычной для этого мира магией, то что сказать о ней? Ее дом, ее семья, ее жизнь остались на Земле, и она не может быть уверена в завтрашнем дне. Все, что ей остается, это только бегство. Бегство от этого мира, от себя и от этой пугающей силы, с которой она не может справляться.

– Ноа, – вдруг заговорила она тихо, – обещай… обещай, что когда-нибудь найдешь меня. Или… что просто не забудешь. – Она смахнула маленькие капельки слез, собравшиеся в уголках глаз. – Просто хочется, чтобы кто-то помнил обо мне.

– Обещаю, – выдохнул Ноа и обнял ее. – Я обязательно разыщу тебя.

И Ноа понимал, что это не пустые слова. Здесь так много людей, которым нельзя довериться, что Осо представлялась одним из немногих островков безопасности, которым можно рассказать абсолютно все.

Осо вжалась лицом в его грудь и крепко обхватила руками. Ноа почувствовал, как сильно она сжала пальцами плащ на его спине, будто он – единственная и последняя опора в этом мире. Ноа хотел бы сказать ей, чтобы она ничего не боялась, но он совершенно не знал, что ее ждет. Они разорвали объятие, и Ноа в последний раз взглянул на нее. Это была все та же девчонка, которая ворвалась в комнату со словами «Ты пропустил самое интересное!». Это была все та же девчонка со смуглой кожей, непослушными кучерявыми волосами, делающими ее похожей на большой одуванчик, и с большими восторженными глазами ребенка. Но все-таки теперь она была другой. Она узнала о неприятной подноготной мира, которым так восхищалась и который спешила любить просто за то, что он есть. Она стала не жестче, но будто бы взрослее.

Мир, который она хотела любить, теперь отвергал ее.

Их момент прощания был таким неловким, наверное, потому, что за ними наблюдало еще три пары глаз.

– Пора идти, – поторопил ребят Персиваль и повернулся к Эли.

Эльфийка вытянулась по струнке, и Персиваль двумя пальцами коснулся ее лба и подбородка. Это было какое-то странное эльфийское прощание, и создавалось ощущение, что именно так прощается народ Персиваля, а не Эли, потому что он ощущал себя спокойно, а она немного неуютно.

– Пусть Горная Матерь приглядывает за тобой и дальше, – проговорил он.

– Твой бог не обязан помогать всем, – сказала Эли с доброй улыбкой.

– Но она не отказывает в помощи тем, кто в ней нуждается, – парировал Персиваль.

Эли еще раз улыбнулась и обняла его на прощание.

– Передавай привет мастеру, – лукаво проговорила она на прощание.

Персиваль коротко кивнул и проговорил:

– В путь.

– Да, пора, – согласилась с эльфом Осо, и уже через несколько секунд они исчезли в портале.

Эли закрыла портал, а Ноа все еще смотрел на то место, где он был. Вот Осо и ушла. Ушла часть, связывающая его с Землей. Он почувствовал грусть и тоску, хотя и хотел испытывать что-то другое. Разве он не должен быть счастлив?

Эли незаметно подошла к нему и осторожно взяла за руку. Ноа, погруженный в свои мысли, вздрогнул и обернулся к ней. Она все также мягко улыбалась, словно бы все заботы оставались позади, а эта улыбка была гарантом того, что все обязательно будет хорошо.

– Все обязательно будет хорошо, – словно прочитав его мысли, сказала Эли.

– Я надеюсь на это, – произнес Ноа и они побрели прочь отсюда.

Повстанцы VII

В портале было сыро, холодно и темно. Затхлый запах влажной земли вызвал приступ тошноты у Осо, и девушка на долю секунды успела пожалеть, что решилась бежать из Хэксенштадта. Но там ее ждало лишь постоянное ожидание и в конце – верная смерть. А впереди маячила хотя бы призрачная возможность жить, пусть и в качестве беглянки.

Яркая вспышка света заставила Осо поморщиться. Поначалу, девушка испугалась, что весь их план провалился, но это был Персиваль, который нашел факел стойке и зажег его. И теперь девушка могла осмотреть портал – длинный земляной тоннель с деревянными подпорками, кое-где из стен торчали корни деревьев, а земля на полу была хорошо притоптана. Тоннель шел далеко вдаль, и Осо лишь оставалось гадать насколько же он длинный. Девушка двинулась навстречу темноте, но Персиваль остановил ее, резко схватив за руку:

– Мы будем ждать здесь, – раздался его сиплый голос.

Осо недоумевающе уставилась на эльфа.

– Пово сама нас найдет. А бродить по норе без проводника бессмысленно.

Девушка не поняла ни слова, но решила эльфу не перечить – все же он здесь явно не впервые. Персиваль уселся на сырой пол и воткнул рядом факел. Войлок, вымоченный в чем-то горючем, горел ярко. Языки пламени вздымались вверх, покрывая все мягким светом. Осо села у противоположной стены портал – или норы, как называл это Персиваль.

– Почему ты решила сбежать? – спросил эльф.

Тени плясали на его лице, и Осо не могла понять, какое все-таки выражение лица у Персиваля. Свет делал его то суровым, то каким-то беззащитным.

– Я… – Осо замялась. Девушка впервые в жизни не знала, что сказать. Врала она плохо, а доверять вынужденному попутчику было глупо, хоть он и решил ей помочь.

Персиваль увидел замешательство на лице девушки и подбодрил ее.

– Ну же, – он горько усмехнулся, – вряд ли я хуже той напасти, от которой ты убегаешь.

Осо внимательно изучала эльфа. Он выглядел достаточно молодо, лет на двадцать пять по человеческим меркам, имел точеные скулы, волевой подбородок и длинные, заостренные к концам уши. Персиваль выглядел спокойным в этой пропахшей сыростью норе. И это спокойствие постепенно вселялось и в Осо, которая до жути боялась того, что натворила.

– Я… – снова начала девушка, стесняясь причины, по которой вынуждена была оставить Хэксенштадт. – Я неправильный маг. Обращаюсь в животное.

Эти слова дались ей слишком тяжело. «Неправильный маг» – звучит как позорное клеймо. Ярмо, которое ей теперь носить на своих плечах всю жизнь, и повезет еще, если эта жизнь окажется достаточно длинной.

– Перевертыш, что ли? – переспросил Персиваль, словно не понял ее слов.

Осо взглянула эльфу прямо в глаза, страшась увидеть там страх, или того хуже – отвращение. Но лишь с интересом изучал девушку.

– Наверное, можно и так сказать, – подтвердила Осо.

– Ну и какое животное даровали тебе боги?

– М-медведь, – запнувшись, ответила Осо. Девушка сжала свой артефакт – клык, с которым она вышла из Абсолюта, – и, почувствовав его холод, окончательно успокоилась. С тех пор, как Осо поняла, кто она есть, девушка постоянно носила артефакт на шее.

– Ты умеешь управлять своим даром? – поинтересовался эльф. Его слова звучали так обыденно, как будто это сосовершенно что-то естественное. Но именно этот вопрос выбил Осо из колеи. Девушка ведь даже и не думала, что этот дар можно подчинить также, как и любой другой. К тому же, когда ей было практиковаться? Единственное обращение она вспоминала как страшный сон.

Девушка лишь отрицательно покачала головой.

– Думаю, я знаю место, где тебя этому научат.

– Это где же? – Осо в упор посмотрела на Персиваля.

– Есть такая крепость – Дом Скуггена. Она принимает всех заблудших. Ты готова пойти со мной?

Осо ничего не слышала про это место, но все равно согласилась, ведь у нее просто не было выбора. Девушка понимала, что если откажет Персивалю, то ей придется скитаться по Виридитерре в одиночестве, и вряд ли он проживет в таких условиях намного дольше, чем в Хэксенштадте. А там – в Доме Скуггена – она могла научиться жить со своим даром, не ожидая, что он вырвется наружу в неподходящий момент. И все же Осо, в силу своего неутомимого любопытства, хотела расспросить Персиваля про это место поподробнее. Только девушка открыла рот, чтобы завалить эльфа дюжиной вопросов, как из темноты тоннеля вышла старушка.

Выглядела эта женщина ужасно – как засохший сморщенный цветок. Ее длинные – чуть ниже талии – волосы были заплетены в мелкие косички, а все тело покрывали морщины, где-то более глубокие, где-то совсем мелкие. Старушка была очень худой, и даже слегка походила на обтянутый кожей скелет. Но в ее глазах плясали озорные огоньки.

– Чего так долго? – обратился к старушке Персиваль, и его губы растянулись в чем-то наподобие улыбке.

– Пово уже очень стара, – сказала старушка о себе в третьем лице и улыбнулась эльфу в ответ. – А еще слишком много людей нуждается в Пово. Они все прибывают и прибывают.

Затем старушка повернулась к Осо и произнесла:

– Пово ее не знает, – своими черными глазами-бусинками женщина изучала Осо. – Но существо вместе с ней ей знакомо.

– Все в порядке, – успокоил старушку Персиваль, и, положив руку на ее иссохшее плечо, добавил: – Она со мной.

В этот момент Блюблик выбрался из своего укрытия – капюшона плаща Осо – и посмотрел на Пово своими маленькими глазками. Женщина улыбнулась и сказала:

– Пово никогда не встречала Проводников за пределами лесов. Ты такой путешественник, малыш.

Блюблик заерзал, словно бы смутился, и снова скрылся от посторонних глаз.

Пово долго водила Осо и Персиваля по бесконечному числу переходов в тоннеле. Старушка лихо шла вперед, словно видела то, что укрылось от глаз остальных. Иногда она что-то бормотала себе под нос, но Осо совсем не могла разобрать слов.

– Кто она такая? – прошептала девушка Персивалю, когда они оказались на очередном распутье, и Пово выбирала, куда свернуть.

– Сложно вот так сразу ответить. Для меня, как и для многих, она герой. Пово полжизни провела в норе. Ты можешь не верить, но когда-то она была очень красивой. И вот, что с ней сделали годы, проведенные здесь.

– Но разве она совсем не выбирается отсюда? – удивилась Осо, хотя и прониклась к этой странной старушке уважением. – И что это вообще за место?

– Это бывает нечасто и на короткое время. В основном, мы оставляем еду и одежду для нее в норе. Пово нужна здесь, иначе такие путники, как мы с тобой, никогда бы не выбрались наружу. Нора – это как переход из одного места в другое. Просто представь огромный портал с множеством дверей. Отсюда можно попасть в любую точку Вирридитерры, где побывал Маркус.

– Маркус?

– Мой брат, – произнося эти слова, Персиваль немного скривился. – Нора – это его рук дело.

Осо еще раз посмотрела на старушку, которая кряхтела, но уверенно шла вперед. Она выглядела такой маленькой и хрупкой, что казалось, любое дуновение ветерка просто сотрёт ее в пыль.

Ребята под руководством Пово бродили по норе еще несколько часов, пока старушка не вывела их на очередное перепутье.

– Пово сделала свою работу, – торжественно объявила женщина.

– Спасибо. – Персиваль крепко обнял ее. Затем старушка сняла с себя медальон, который до этого был спрятан под ворохом одежды. Осо отметила, что медальон был точной копией того, что и у Эли.

Старушка также сжала его в руках и сосредоточилась. Вскоре наружу прорвался голубоватый свет, а в стене постепенно образовался проход.

Персиваль первый воспользовался проходом, затем подал руку Осо и помог ей выбраться наружу. Девушка вдохнула свежий воздух, и голова у неё пошла кругом. Они были в лесу. Исполинские деревья обступали ребят со всех сторон, а солнечные лучи практически не пробивались сквозь густые кроны. Земля под их ногами была щедро засеяна фиолетовыми цветами. Здесь было также холодно, но хотя бы всё не пропахло сыростью.

– Где мы? – спросила девушка, вертя головой по сторонам.

– В Черном лесу.

На губах Осо застыл немой вопрос. Девушка хорошо успела изучить карту Виридитерры и совершенно точно могла сказать, что до Черного леса добраться нельзя добраться из Хэксенштадта и за два дня. Даже с самым быстрым картом. А они пробыли в этом портале лишь несколько часов.

– В этом и есть смысл норы, – сказал Персиваль и двинулся вдаль, Осо последовала за ним. – Расстояние там сокращается и в любое, даже самое далекое место, можно добраться за несколько часов.

Осо все еще вертела головой, настороженно всматриваясь между деревьями. Про этот лес ходило много легенд, и большинство, если не все из них, были жуткими. Поговаривали, что из этого леса невозможно вернуться. На уроках по истории Виридитерры Осо узнала, что когда-то Черный лес был одним из лесов проводников, которых в Виридитерре теперь осталось три, но зло проникло в почву, отравило все вокруг себя и сделало обитателей леса злыми. Древние боги леса – огромные белые животные – ослепли от гнева и для людей лес стал закрыт навеки. Говорят, что и сейчас боги рыскают по границе и следят, чтобы люди не пересекали черту. Напряжение внутри девушки росло.

– Но ведь Черный лес очень опасное место, разве нет? – спросила Осо, оглядываясь по сторонам.

– Да, но для таких, как ты, здесь безопаснее, чем во всей Виридитерре, – сказал Персиваль. – Дом Скуггена и есть наше убежище. Говорят, что крепость выросла из-под земли сама по себе, когда сама Мать-Земля начала плакать, чтобы сохранить хотя бы немного добра и света в этом темном месте.

Осо хотелось как можно скорее попасть в безопасное место, потому что звуки, которым был наполнен Черный лес, ее пугали. Точнее, ее пугало отсутствие этих звуков. Редкая птица не поет в лесу, не стучит по дереву, но здесь было слишком тихо. К счастью Осо, долго бродить по лесу им не пришлось. Вскоре взору ребят открылась прекрасная старинная крепость. Она и вправду как будто поднималась из-под земли, а земля в свою очередь хотела вернуть обратно свои владения, ведь крепость была богато увита плющом и обросла мхом. Высокие полуразрушенные временем башни высились над строениями и будто бы хотели своими верхушками достать небеса. Но как ни странно, ворота были открыты, и Осо, проходящая по мосту, это очень удивило. Как они могут называть это убежищем, если главный вход открыт?

И уже войдя во внутренний дворик, Персиваль поздравил Осо, хотя девушка и не поняла с чем.

– Враг не сможет преодолеть защитный барьер вокруг дома Скуггена. Любой, кто желает зла нам, войти не сможет.

От удивления девушка ахнула, а Персиваль, гордо улыбнувшись, объявил:

– Добро пожаловать домой.

Люди спокойно делали свою работу во дворе: набирали воду из колодца, пропалывали скудные грядки, подлатывали обветшалую плетень. Внутри крепость казалась просто небольшим городом.

– Наконец-то ты вернулся, брат, – произнес высокий эльф с таким же сероватым оттенком кожи, как у Персиваля, воткнув в землю лопатой, которой он только что копал яму для столбика изгороди. – Тебе не достает моей ловкости, раз ты так часто попадаешь в переделки.

Он был бы похож на крестьянина в просторной холщовой рубахе, широких льняных штанах, подпоясанных широкой лентой и сандалиях. Но его размеренные движения и властный голос выдавали некоторую надменность, и Осо отметила, что он не так уж прост, как показалось на первый взгляд. Он был невероятно высоким – еще выше, чем Персиваль – и Осо почувствовала себя настоящей коротышкой рядом с этими двумя, при том, что обладала средним для девушки ростом.

– Горная Матерь сохранила мне жизнь, – холодно ответил Персиваль. – Она оберегает и тебя, Маркус.

В ответ на это незнакомый эльф закатил глаза:

– Мне не интересны эти религиозные бредни. Мы уже давным-давно оставили Клан, а ты все еще цепляешься за прошлое. Лучше представь мне нашу гостью.

Продолжать дальше разговор на улице Маркус не захотел, поэтому он пошел умыться после работы, а Осо пока отвели в саму крепость. Девушка сидела в просторной столовой и пыталась заставить себя съесть пресную булочку и выпить стакан молока, который перед ней поставила пухлая женщина с доброй улыбкой. Она назвалась Осо Элишкой.

Желудок от голода урчал, но кусок не лез в горло. Осо оглядывалось по сторонам и напряжение внутри нее вновь усиливалось. Всё в этом Доме Скуггена – снаружи и внутри – казалось слишком серым, слишком невзрачным.

«Кто эти люди? Во что я ввязалась?» – в голове Осо крутилось много подобных вопросов, и ответы на и девушка надеялась получить от двух эльфов, один из которых уже сидел рядом.

Маркус появился в столовой с резкостью урагана, быстрым движением отодвинул стул и сел напротив, сцепив перед собой руки, будто бы в молении, и уложив на них подбородок. Он все еще был в простой одежде, но эта манерность, эта величавость и, быть может, горделивость выдавали в нем маленького генерала.

– Так кто ты такая? – поинтересовался Маркус.

– Я Осо Фернандес.

Эльф усмехнулся.

– Хорошо, Осо Фернандес. Что привело тебя в Дом Скуггена?

Девушка смотрела на стакан с молоком, но чувствовала на себе изучающий взгляд эльфа. Осо боялась рассказать о своей способности, хотя скрывать ее теперь уже не было никакого смысла:

– Я… я неправильный маг и умею обращаться в медведицу.

– Тогда тебе очень повезло, Осо Фернандес, – ответил Маркус и девушку, по правде говоря, уже начало напрягать то, что эльф постоянно называл ее по имени и фамилии. – Ты когда-нибудь слышала про Эрмандад?

Осо покачала головой:

– Я, если честно, и про Дом Скуггена узнала пару часов назад.

Маркус сплел пальцы в замок и, глубоко вдохнув, начал свой рассказ.

– Так называется наш повстанческий отряд, – в этот момент глаза Осо широко открылись от удивления. Чего-чего, а этого она точно не ожидала. Но Маркус продолжал, не замечая или игнорируя ее реакцию: – Мы боремся против несправедливости этого мира, с которой, полагаю, ты встретилась лицом к лицу, раз ты решила сбежать из Хэксенштадта.

– Откуда вы знаете, что я сбежала оттуда? – удивилась Осо, ведь Персиваль, который знал об этом, был с ней все это время.

– Пово, с которой ты познакомилась в норе, всегда сообщает мне о передвижениях по ней.

Вследующие полчаса минут Маркус описывал Осо деятельность Эрмандада, и, если честно, был слегка похож на торгашку, которая пытается всучить свой товар. Персиваль же все это время молча наблюдал за братом, и лишь иногда хмурил густые брови. Сначала девушка отнеслась с большим недоверием ко всему, что говорил Маркус, но чем больше эльф рассказывал, тем больше Осо проникалась этими идеями. И когда Маркус поставил перед ней самый главный вопрос: готова ли она присоединиться к Эрмандаду, она уверенно ответила:

– Да.

Глава 16

Утро в Хэксенштадте выдалось спокойным. Даже слишком спокойным по меркам Ноа, который ожидал большего ажиотажа вокруг пропажи студентки. Парень все то время, что он провел в лазарете, помогая эльфийкам готовиться к новому этапу соревнований, с опаской поглядывал на свиток, страшась увидеть там вызов на срочное собрание, но тот преспокойно лежал на столе и даже не думал шевелиться.

Уже около полудня все изменилось. Ноа только отправился в общежитие, как почти у самых дверей на него налетел встревоженный Кайл. От бега паренек весь раскраснелся и пытался отдышаться, а Ноа терпеливо ожидал его слов, ведь что-что, а такое поведение у его соседа – большая редкость.

– Ноа, ты не поверишь, что произошло, – тяжело дыша, сказал Кайл. – Ходят слухи, что ночью пропала студентка.

Ноа сделал как можно более удивленное лицо и спросил:

– Пропала? Как? Кто?

– Твоя подруга с Земли, – тихо прошептал Кайл. – Аша или как там ее.

– Осо, – поморщился Ноа из-за исковерканного имени подруги, – ее зовут Осо, Кайл.

– Не важно! Но я слышал, – залепетал Кайл, – то есть я не хотел слушать, просто так вышло, что я был рядом, когда преподаватели говорили об этом, и так получилось, что я это услышал, потому что меня редко кто замечает, и я…

– Кайл, ближе к делу, – вернул беседу в нужное русло Ноа.

– В общем, о ее пропаже стало известно совсем недавно, когда она не явилась на перекличку команд.

Второй этап соревнований должен был начаться сегодня в обед. Это нужно было для того, чтобы утром успеть провести перекличку. Фактически, она была нужно только для того, чтобы каждая команда, которая прошла во второй этап, покрасовалась перед высокопоставленными гостями Хэксенштадта, среди которых были и Вайдманы.

– Ее искали везде, – Кайл широко развел руками для большего эффекта. – Сир Роджерс удалился, чтобы придумать, что делать дальше. Преподаватели говорят, что это первый побег на их памяти. Никто не знает, что придумает директор, поэтому все ждут общего собрания, – еще тише сказал Кайл. – Надеюсь, что если эта девчонка ушла, то у нее была действительно серьезная причина и она далеко.

– Почему?

Кайл округлил глаза, словно Ноа спросил что-то, чего действительно стыдно было не знать, а потом хлопнул себя по лбу, вспоминая, что для Ноа пока еще здесь все ново.

– Ее, скорее всего, отдадут под трибунал, – воровато оглядевшись, сказал Кайл. – Хэксенштад – военная академия, и побег отсюда могут посчитать равноценным побегу из армии. Это дезертирство. Чтобы уйти отсюда официально, нужно заполнить кучу бумаг и то, только если ты совершеннолетний. В ином случае это должны сделать твои законные представители.

Внутри Ноа все похолодело. Он понимал, что за побег Осо может ждать наказание, но и не думал, что все это может иметь такие последствия. Парень успокаивал себя, что в любом случае, это намного лучше, чем просто ожидать решения своей судьбы. Виридитерра же просто огромна! Искать Осо на ней как иголку в стогу сена. А учитывая, что она воспользовалась порталом, выследить ее практически невозможно.

В этот момент к Ноа подошли Махаон и Шенг, а Кайл смолк, даже если и хотел что-то еще сказать. Несмотря на то, что теперь они были в одной команде, его сосед все рравноне осмеливался кем-то говорить.

– Ну, я пойду, – произнес тихо Кайл и мигом скрылся.

Ноа проводил его взглядом, а затем снова посмотрел на друзей. Ребята выглядели встревоженными, а на лице Шенга помимо этого отпечаталось и полное непонимание происходящего. Начать разговор ребятам помешали свитки, которые неприятно вибрировали и пытались подпрыгивать в широких карманах одежд студентов.

– Внутренний двор, общее собрание через тридцать минут, – зачитал Махаон.

– Бессмыслица какая-то, – сказал Шенг, почесав голову. – Разве Осо могла вот так просто сбежать? Да и зачем?

Эти вопросы так и остались без ответа.

***

Во внутреннем дворе перед школой прислуга уже успела расставить лавочки и выстелить красную ковровую дорожку. Все это напомнило Ноа тот самый день, когда сир Роджерс объявил о начале Хэкснштадских игр. И на этой площадке уже было полно народу. Что-что, а военная выправка студентов не позволяла им опаздывать на официальные мероприятия.

Слухи расползались со скоростью света, и свежая сплетня вызывала у ребят неподдельный интерес. Отовсюду слышались резвые шепотки. Студенты обсуждали Осо так, как будто знали о ей все, хотя понятия не имели, что она за человек. Эти слухи были просто нелепыми, и выводили Ноа из себя. Парень изо всех сил сдерживался, чтобы не ответить ничего, но это было выше его сил.

– Прекратите! – закричал Ноа. – Никто из вас не знал ее!

Но голоса не затихли, просто на него уставилось несколько десятков пар глаз, и он тут же стал слышать в этих сплетнях свое имя.

– Это бесполезно, – сурово проговорил Махаон. – Порой, люди придумывают всякие небылицы, чтобы хоть как-то скрасить свою серую жизнь.

Ребята уселись на свободные места в центре площадки, чтобы не находиться и слишком близко, и слишком далеко от сира Роджерса. Пока Ноа пытался утихомирить свой гнев, который просто выжигал его изнутри, Шенг нашел в толпе Рикки и Никки и помахал им. Близнецы с трудом пробрались, через плотную гущу студентов и уселись рядом. Впятером им пришлось потесниться на лавке, и Ноа почувствовал себя сардиной в маленькой жестяной банке.

– А эта Осо отрывная девчонка, – с восторгом сказал Рикки. – Знал бы, что она такая, больше бы тусовался с ней.

Никки стукнула брата в плечо и кивнула на Ноа, явно намекая на бестактность комплимента брата.

– Ты неисправим, братишка.

– Уж какой уродился, – пожал плечами Рикки. – Все претензии к производителям. А подождите-ка, они же у нас с тобой одни на двоих. – Он сделал паузу, словно ожидал аплодисментов своей шутке, но их не последовало, и он удрученно буркнул: – Ну и как работать с такой публикой?

В это время студенты разом умолкли, а преподаватели вытянулись, словно гитарные струны – из здания школы вышел сир Роджерс. Его мрачное выражение лица испугало Ноа не хуже, чем встреча с фрау Энгстелиг. Мужчина уверенно направлялся к трибуне, сурово поглядывая на собравшихся студентов. Наверное, каждый, кто был сейчас во внутреннем дворе, почувствовал всю тяжесть взгляда директора.

– Большинство из вас, должно быть, уже в курсе последних событий, – начал Роджерс и голос его эхом разнесся по внутреннему дворику. – Случилось небывалое. Наша студентка, первокурсница, самостоятельно покинула Хэксенштадт без каких-либо объяснений и официальных бумаг. Мы вынуждены считать этот побег дезертирством, которое порочит гордость не только нашей академии, но и всего Вельтерна. В связи с этим мы ужесточим правила внутреннего распорядка академии, – сир Роджерс обвел суровым взглядом студентов. – Для того, чтобы беглянка была найдена в кротчайшие сроки, из числа студентов-добровольцев будут составлены поисковые отряды. Списки будут подаваться старостами курсов и утверждаться лично мной. Отряды с курирующими преподавателями будут поочередно патрулировать территорию Хэксенштадта и его окрестности…

Договорить сиру Роджерсу не дали медленные хлопки, раздавшиеся за спинами студентов. Ребята обернулись и увидели Фридриха Вайдмана с ироничной улыбкой на губах. Хельга также решила посетить школьное собрание.

– Чудесная речь, сир Роджерс! – нараспев, смакуя каждое слово, сказал Фридрих. – Однако вы не учли одно обстоятельство, которое в корне может повлиять на ход всей поисковой операции.

Он двинулся вперед по небольшому проходу между рядами, и только сейчас Ноа обратил внимание, как он похож на щеголя. Он шел, словно на светском приеме, медленно, давая каждому внимательно его рассмотреть, наслаждаясь каждым шепотком касательно своей персоны. Фридрих рассматривал удивленные лица ребят и его губы все шире растягивались в надменной улыбке. В роскошном бирюзовом сюртуке, богато расшитом золотистыми и серебристыми нитями, и таком же кафтане, кюлотах и белых чулках с черными туфлями, он был здесь словно ни к месту среди однообразно одетых студентов. Практически на каждом пальце Фридриха был золотой перстень.

Его сестра держалась поодаль, но наблюдала за этим шоу со снисходительной улыбкой.

– На вашу долю выпал счастливый случай! – сказал Фридрих, театрально взмахивая руками. – Ведь в этот непростой час на вашей стороне оказались лучшие из лучших императорских подданных. – Он обернулся и указал рукой на свою сестру. – К вашим услугам моя милейшая сестра Хельга и ваш покорный раб, – Фридрих склонился в шутливом поклоне, – Фридрих Вайдман.

Ноа стало противно от того, какое представление сделало это семейство из своего выхода. Фридрих каждым своим словом пытался подчеркнуть, что это просто милостивое предложение с их стороны, но складывалось ощущение, что брат с сестрой не потерпят отказа. Они как будто поддерживают хрупкую иллюзию того, что главный в Хэксенштадте сир Роджрес.

Ноа бросил взгляд на директора. Его лицо не выражало никаких эмоций, однако с появлением Вайдманов напряжение выросло в двое, и это на себе почувствовал каждый из присутствующих на собрании.

– Вы гости Хэксенштадта, и мы не в праве заставлять вас проявлять участие в решении нашей внутренней проблемы, – нарочито подчеркнув слово «гости», ответил сир Роджерс.

– Что вы! Это совсем несложно, – возмутился Фридрих, и его глаза недобро сверкнули. – Тем более, что мы с сестрой затосковали по настоящей охоте. Мы даже можем возглавить один из студенческих отрядов, – он обвел рукой студентов, и у Ноа по спине пробежал холодок.

Теперь Ноа понимал, почему Вайдманы сделали это публично – они просто не дали сиру Роджерсу право отказаться. Ведь, если директор все же рискнет и не разрешит им участвовать в поисках, то некоторые студенты заподозрят его в трусости, что не поможет образу строгого директора. Глупые овечки, которые не видят настоящего волка.

Ноа волновался из-за Вайдманов. Потому что, если они действительно так хороши в поиске и слежке, то смогут раскрыть весь их план. Но ни Ноа, ни Махаон не знают, куда Осо отправилась, а Эли… Об этом не хотелось думать, потому что за то недолгое знакомство с Вайдманами, Ноа понял, что они не гнушаются никаких методов. Ноа был уверен в эльфийке, знал, что она не раскроет секрет. Но это ненормальное семейство могло ее пытать! Никто ведь и не скажет слова против. Они – аристократический клан, подданные императора, а кто она? Всего лишь эльфийка, о которой никто не заплачет, кроме ее названных сестер из лазарета. Одна лишь мысль о том, что Эли могут сделать больно, пробудила новую волну ярости внутри Ноа.

– Ох, не нравится мне это, братцы, – поежившись, сказал Рикки. – Это очень, очень, о-о-о-о-очень плохо, что Вайдманы решили подключиться.

– Каждый раз, когда они берутся за дело, земля утопает в крови, – мрачно произнесла Никки.

– Я даже не знаю, что хуже, – продолжил Рикки, – если Осо потеряется в лесах Вельтерна или то, что ее найдут Вайдманы.

Они еще о чем-то беседовали, пока сир Роджерс и Фридрих вели между собой дипломатический бой, а Ноа наклонился в этот момент к Махаону и прошептал:

– Я думаю, что нам нужно записаться.

– Да, я тоже размышлял об этом, – так же тихо ответил Махаон. – Нам нужно знать обо всем, что происходит, чтобы можно было хоть как-то просчитывать наши следующие шаги. И, Ноа, я хотел тебе еще кое-что сказать. – Махаон внимательно посмотрел на него и продолжил: – Мы, конечно, были не в восторге друг от друга, но я думаю, что это станет началом хорошей дружбы.

Махаон протянул ему руку, и Ноа ее пожал.

***

Записаться в поисковый отряд Ноа было сложно из-за наказания. Парень даже наведался к самому сиру Роджерсу и лично попросил у него разрешения. Но директор категорически ответил: «Нет». Единственное послабление, которое он сделал для Ноа, горящего энтузиазмом и желанием помочь, стало назначение в помощники Леону. Сир Роджерс намекнул, что отбывать наказание в лазарете теперь будет слишком просто, раз уж Хэксенштадские игры отложены на время поисков.

Удрученный отказом, Ноа поплелся помогать Леону, но как только парень закрыл за собой дверь кабинета директора, его свиток снова взбесился. Поначалу Ноа подумал, что фрау Энгстелиг назначила ему еще одно занятие, но надпись гласила другое:

«ПРАВИЛА ВНУТРЕННЕГО РАСПОРЯДКА:

1. Студентам, не вошедшим в поисковые отряды, запрещено собираться в группы более трех человек.

2. Все перемещения по территории в дневное время должны быть ограничены.

3. Каждый студент, не вошедший в поисковый отряд, имеет право находиться на улице не более получаса в день без присмотра преподавателей. Убедительная просьба остальное время быть в своих комнатах.

4. Занятия в школе будут возобновлены с завтрашнего дня».

Ноа еще несколько раз перечитал правила. Он уже достаточно долго пробыл на Виридитерре, чтобы понять, что ни о каких правах человека здесь не слышали, поэтому не удивился запрету на перемещения. Парень запрятал свиток в карман и пошел отбывать наказание.

Всего на территории Хэксенштадта находилось четыре оружейных. Две более крупные стояли по обе стороны от центрального входа, того самого, через который прибыл сюда Ноа. Еще две располагались у западных и восточных ворот. Парня прикрепили к оружейной № 1 – у главного входа. Леон уже был на месте, когда Ноа появился. Мужчина взобрался на табурет и шарился на верхней полке.

– Наконец-то, нашел! – порадовался мужчина и показал Ноа два старых стилета.

Снаряжение висело на стенах, располагалась на стеллажах, а более крупные экземпляры стояли на полу. Здесь были и боевые вилы с двумя, тремя и четырьмя зубьями, боевые топоры и косы, мечи, алебарды, сабли, луки и стрелы, метательные ножи, сюрикены, пушки, мушкеты и многое другое, чем можно было ранить или убить. Помещение было большим и очень пыльным. Несмотря на то, что Хэксенштадт – военная академия, этим оружием здесь пользовались крайне редко. В основном, оно было нужно на случай непредвиденных обстоятельств. Например, таких, как побег Осо.

К середине дня, когда отряды были сформированы, Ноа под четким руководством Леона выдавал уходящим студентам оружие – на всякий случай – и броню. Группы студентов разбили таким образом, что смена каждой длилась на протяжении дня, а после два дня перерыва на отдых. В отряды, что отправлялись за стены, чаще всего входили студенты шевалье со старших курсов и некоторые талантливые первокурсники, а внутри тейты. Вуа и ригарди входили в отряд на подхвате, который могли отправить в крайнем случае.

Первую группу за стены сегодня увел сир Бомер, который почему-то был воодушевлен всем происходящим, и только повторял: «Хоть какое-то разнообразие в преподавательской жизни». А фрау Гензель, которая курировала группу студентов внутри Хэксенштадта, наоборот была не в восторге, все вздыхая о том, чем же еще заставят заниматься преподавателей. Она была одной из немногих, кто был за то, чтобы поисками занимались Вайдманы. Ноа как-то услышал ее слова об этом семействе, женщина сказала, что они «специально обученные люди, которые не один год занимаются поиском шпионом и предателей Вельтерна». Хоть Ноа и восхищался фрау Гензель, которая несмотря на свою молодость уже успела получить высший титул женщины-мага, но теперь она почему-то казалась ему доверчивой дурочкой.

Когда все студенты поисковых отрядов были укомплектованы оружием, а Ноа принялся помогать Леону чистить старые запылившиеся алебарды, эспонтоны, моргенштерны и топоры, в оружейной появился Махаон, чья очередь для патрулирования, видимо, еще не подошла. Парень обвел взглядом все помещение и тихонько махнул головой в сторону выхода. Ноа сразу же понял этот знак. Он сообщил Леону, что ненадолго отлучится, на что мужчин махнул ему рукой и сказал: «Только возвращайся скорей, здесь работы непочатый край».

Парни нашли укромный уголок – студенты либо были в поисковых отрядах, либо сидели в общежитии, – но Махаон все равно внимательно прислушался, используя свою способность, и только потом начал говорить.

– Ноа, мне нужна твоя помощь.

Глаза Ноа от удивления расширились так, что сейчас больше напоминали большие озера. Да, раньше он недолюбливал этого парня, но горе Осо сблизило их в последнее время. И все равно Ноа не думал, что Махаон когда-нибудь обратиться к нему. Хотя бы потому что был еще Шенг. Этот парень чуть ли не в рот Махаону заглядывает, когда тот говорит, слоняется вечно за ним, и уж точно готов рискнуть всем ради своего друга.

– В чем? – настороженно поинтересовался Ноа.

– Помнишь, я говорил, что мне нужно завершить кое-какое дело? – Махаон приблизился к Ноа и сделал голос тише. – Так вот, дядя Аркон искал одно старое пророчество, разделенное на несколько частей для того, чтобы это знание не досталось в руки неправильным людям. Одно из них находится здесь, в Хэксенштадте. Дядя Аркон попросил его найти. Я так и не успел выполнить это поручение, – Махаон отвел взгляд, но Ноа успел заметить в этом взгляде смесь ярости и нестерпимой боли. – А теперь… теперь я просто хочу так почтить его память. Весь этот год я искал подсказку о том, где же пророчество. Это заняло много времени, так как мне пришлось обшарить всю библиотеку. И я ее нашел, но боюсь, в одиночку мне пророчество не достать. Ты поможешь мне?

Ноа никогда не видел, чтобы Махон выглядел так жалко. Парень, который всегда был спокойным и уверенным в себе, теперь с мольбой в глазах смотрел на Ноа, совсем как бездомный пес.

– Хорошо, – вздохнул Ноа, не зная, как отказать, и устало потирая глаза. – Что нужно делать?

– Я зайду за тобой ночью. Будь готов, – сказал Махаон и поплелся прочь.

Ноа страдальчески простонал и вернулся в оружейную. Его ждет еще одна ночная вылазка, и он надеялся, что о ней не узнает фрау Энгстелиг.

***

Как только по небу рассыпались звезды, Махаон тихо приоткрыл дверь в комнату Ноа. Кайл – боже, как же хорошо, что он крепко спит – не заметил ночного гостя, а Ноа выскользнул из постели. В коридоре уже не горел свет, и хоть в руках Махаона был стеклянный фонарь со свечой внутри, парень им не воспользовался. Поэтому ребятам приходилось буквально наощупь пробираться по темным коридорам.

Они шли в молчании, Ноа не решался заговорить, просто надеялся, что у Махаона есть план. Ребята вышли из студенческого общежития и двинулись к зданию, где жили преподаватели, отчего у Ноа немного затряслись колени, потому что в некоторых окнах горел свет. Они шли осторожно, но тем не менее было опасно. В небе кружил каменный грифон, который теперь каждые несколько часов облетал периметр Хэксенштадта и прилегающие территории. Чтобы не попасться этому стражнику, ребятам приходилось прятаться в тени.

Но по-настоящему Ноа насторожился, когда они, миновав общежитие для преподавателей, подошли к Дому Конклава.

– Мы же не собираемся туда вломиться? – с надеждой спросил Ноа, потому что за это ему фрау Энгстелиг точно голову оторвет. Да и если их поймают, то скорее всего, будут судить в этом же здании.

– Нет, – сказал Махаон, и Ноа готов был вздохнуть от облегчения, но тот добавил: – Зачем вламываться, если у меня есть ключ?

И он действительно достал из кармана плаща небольшой ключ, который раньше был золотистым, но время потрепало его, и на нем появился темный налет.

– А откуда?..

– Мой дядя когда-то входил в Конклав. Ключ остался с тех времен, и я надеюсь, что они не меняли замки, – сказал Махаон, но ключ не подошел. Ноа снова вздохнул с облегчением, понадеявшись, что после такого провала они уйдут, но не тут-то было. Уже через секунду Махаон добавил: – Ладно, план «Б».

Он отошел на небольшое расстояние от лестницы, оглядел козырек над зданием с видом настоящего бывалого взломщика, и, наконец, сказал: «Нашел». Затем парень вытянул руки ладонями вниз, и уже через минуту парил в воздухе. Ноа глядел на него и не мог подобрать слов – Махаон обладал одной з лучших способностей. Огонь, который мог призывать Ноа, тоже был хорош, но вряд ли бы он позволил парню летать. Не теряя ни секунды, Махаон взобрался на козырек, и, управляя ветром, заставил щеколду небольшого витражного окна сдвинуться. И вот окно было открыто.

После того как Ноа, не без помощи Махаона, взобрался на козырек, ребята проникли в здание Конклава. Чтобы не вызывать подозрений, Махаон закрыл окно и, пройдя вглубь помещения, поднес фонарь к Ноа и жестом указал, что его нужно зажечь.

Они оказались на втором этаже. Как успел понять Ноа, это была смотровая площадка, потому что отсюда открывался вид на холл. По обе стороны от площадки располагались деревянные лестницы с лоснящимися, отполированными ступеньками. На первом этаже было множество статуй, которые, как сказал Махаон, олицетворяют все правящие династии Виридитерры, Махаон указал кивком на статую дракона с вытянутыми лапами и расправившего крылья и сказал, что это символ Вельтерна и императорского рода Драхен. По периметру здания были расположены цветные окна-витражи – как тот, через которое они попали сюда, – они олицетворяли аристократические дома Вельтерна. Ноа отыскал сокола Вайскопфов, который держал в лапе кинжал, как символ защитника, и оскалившегося волка Энгстелигов, палачей императора. Остальные дома ему были незнакомы. Герб Вайдманов могла бы украшать змея, но ее здесь не было.

– Окей, что нам нужно искать? – спросил Ноа, и Махаон, достав свернутый вчетверо клочок бумаги, протянул Ноа.

Тогда же Ноа с помощью своего дара зажёг свечу, чтобы прочитать содержимое листка. На нем была записана та самая подсказка, и только взглянув на нее Ноа ужаснулся – она была в стихах. Парень еще в школе на Земле ненавидел домашние задания по литературе, когда они изучали поэзию. В стихах, по его мнению, было всегда слишком много символов, разгадывать которые у Ноа не было желания.

Прочитав текст подсказки, Ноа ужаснулся второй раз. Такому количеству метафор позавидовало бы любое стихотворение, которое он изучал в школе.

Чтобы уловить хоть какой-то смысл, парень перечитал его еще раз, но уже вслух:

Дом могучих скрывает секрет,

Но кто ищет – узнает ответ.

Если сердцем достойный войдет ночью во тьму,

Он увидит клад, что не достать никому.

Золотая монета упадет на глаза,

Выдать секрет недостойным грозя,

Ведь укажет великий своим могучим перстом

Место, что станет последним ключом.

Ключ отворяет, но страж начеку:

Предложи щедрый дар в оплату ему.

– Скажи мне, что ты ее разгадал, – простонал Ноа.

– Не всю, – сказал Махаон, осматривая с помощью фонаря все статуи. – «Дом могучих» это Дом Конлава, а секрет, который он скрывает это пророчество. – Он подошел к Ноа и снова посветил на листок, зачитывая. – Мы вошли сюда ночью и теперь нужно найти клад, который никто не может достать. – Он взглянул на потолок, где располагалась огромная стеклянная люстра. – Что же это может быть? Люстра?

– Но ведь ты можешь ее достать, – произнес Ноа. – Да и любой сможет, если сильно постарается.

– Угу, – задумчиво произнес Махаон.

– Нет, не в смысле, что это вещь и ее можно потрогать, а названа она кладом, а что-то… – Ноа обернулся, глядя по сторонам. – Что-то… Клад, который никто не может достать… Даже маг…

И тут к нему пришла безумная идея, но ведь и такая идея лучше, чем ничего? Что если клад, который никто не может достать, это звезды? Они блестят и выглядят, как сокровища. Он подошел к Махаону, потушил свечу в фонаре, и ребята оказались в темноте. Единственный источник света был потерян, и Махаон хотел уже запротестовать, как стало понятно, что лунный свет достаточно хорошо освещает Дом Конклава. Освещает этаж через витражи.

– Ноа, ты гений! – сказал Махаон. – Так, а теперь… «Золотая монета упадет на глаза, выдать секрет недостойным грозя». Если ключ – это витражи, то нам нужен витраж клана Райх. Они считаются самыми богатыми среди аристократических семейств Вельтерна, потому что занимаются банковским делом, – парень на время замолчал, переходя от одного витража к другому, пока, наконец, не выдал: – Вот он, паук Райхов.

– Если золотая монета – это витраж клана Райх, – протянул Ноа задумчиво, – тогда то, что он должен освещать…

– Будет тем, что должно указать на ключ, – закончил мысль Махаон.

Сейчас Ноа чувствовал себя настоящим исследователем, отважным и очень умным. Адреналин разгонял кровь, и парень, увлекшись этим приключением, совершенно забыл об опасности.

Витраж Райхов освещал каменную статую змееподобного дракона Империи Ре – как сказал Махаон и еще добавил, что это родина Шенга, – лапа дракона была опущена прямо перед ним, а палец с длинным острым когтем указывал на одну из квадратных плит, на постаменте прямо под собой. Махаон нажал на нее и сразу же послышался противный скрежет – сработал секретный механизм. На полу между всеми статуями отъехала плита и явила взору Махаона и Ноа темную лестницу.

Мальчишки начали спускаться в тонель, темнота из которого обволакивала их со всех сторон. Чтобы ненароком не провалиться в какую-нибудь дыру или не удариться головой, Ноа снова зажег свечу, и они двинулись вглубь. В подземелье, как ни странно, было сухо, а от спертого воздуха становилось трудно дышать. К тому же, сработавший механизм поднял столб вековой пыли и песка.

В конце коридора их ждала овальная комната, в центре которой на высоком пьедестале сидела каменная горгулья, крепко сжимавшая что-то между коленями и грудью. Пьедестал был широк и кроме горгульи на ней стоял еще и старый ржавый кубок.

– Кто-о-о-о, кто-о-о-о потревожил сон мой многовековой? Кто-о-о-о решился нарушить стража покой? – проскрежетала горгулья, разлепляя каменные глаза.

– Судя по последним строчкам подсказки это и есть страж, которому нужно что-то дать, – шепнул Махаон Ноа.

– Мда, и говорит она стихами, – застонал Ноа.

– Мы ищем пророчество, – сказал Махаон, выступая вперед, но статуя повторила ровно то же самое, словно не слышала его слов.

– Кажется, она ждет стихов в ответ, – высказался Ноа. – О, боги, почему все всегда обязательно должно быть в стихах?

– Черт, сейчас… – Махаон сосредоточился. – Мы путники, что за пророчеством пришли, что сделать нам, чтобы его с собою унести?

– Мне нужен дар в обмен на свиток ценный,

Пусть это будет отпечаток сил заветный.

Пусть кровью станет ваша дань,

Тогда уж свиток я отдам.

– Чудно, стихи нас привели к говорящей стихами горгулье, которой нужна кровь, – вновь простонал Ноа.

По просьбе Махаона он вынул свой артефакт из ножен, и тот осторожно резанул себя по ладони, выдавливая кровь в чашу около горгульи.

– Я приношу сей дар, в крови моей есть сила рода, ее готов отдать, коль это послужит для моего народа.

Ноа чуть не прыснул от смеха, а Махаон лишь пожал плечами. Горгулья притянула каменную лапу к чаше, коснулась крови и поднесла к своим губам. Ее лицо не выражало никаких эмоций – оно и естественно, ведь это же просто статуя! Немного помолчав, горгулья продолжила:

– В твоей крови есть сила, я не спорю,

Но ценность дара я оспорю.

Твой дар силен и есть в тебе талант,

Но посмотреть бы лучший вариант.

Я чувствую, что Аталантсоны сейчас слабы,

И в крови их мне нет нужды.

На скулах Махаона заиграли желваки от злости, но он ничего не сказал ей в ответ. Он лишь проворчал себе под нос что-то вроде «Аталантсоны когда-нибудь вновь станут великими» и посмотрел на Ноа. Его взгляд говорил больше слов, и Ноа с большой неохотой сделал небольшой надрез на своей руке и выдавил немного крови в чашу.

– Еще один дар приносим мы тебе… чтоб свиток забрать смогли себе, – сказал Ноа неуверенно.

Горгулья вновь потянулась к чаше и, когда она попробовала на вкус его кровь, ее лицо стало довольным и удивленным. Она смерила Ноа долгим взглядом и проговорила:

– Последний Вайскопф объявился на земле

И кровь твоя ценнее и вкусней.

Твой дар – росток, но с ним ты осторожней,

Ведь чем сильнее он, тем нам тревожней.

Огонь в тебе коварен, непокорен,

Но будь ты крепок и упорен.

Приму я плату и свиток я отдам,

Но текст был разделен напополам.

Горгулья разогнулась и протянула вещь, которую держала между своими ногами и животом. Это оказался небольшой прямоугольный шелковый мешочек фиолетового цвета, перевязанный широкой красной лентой.

– Другая сестра хранит заветную часть,

Но чтоб достать, придется упасть.

Там, где траву качает не ветер,

Лежит отпечаток старинных наследий.

Дверь не отворяется, ее нужно найти,

Чтоб равновесие вновь обрести.

Там ждет и томится моя другая сестра,

Что очень умна и, к слову, щедра.

Предложит и сребра, и злата она,

Но ты не бери – не уйдешь никогда.

Горгулья умолкла и застыла. Теперь она стала похожа обычную статую. Махаон же сверлил ее взглядом, наверное, ждал еще подсказок. Но их не было.

– Ты записал? – саркастично спросил Ноа.

– Я запомнил, – серьезно ответил Махаон, а когда Ноа на него удивленно глянул, добавил, показав мешочек: – Шучу, на ленте вышито.

Они покинули подземелье, закрыли потайную дверь и, уже выбравшись из Дома Конклава, чуть не попались ночным патрулирующим. Но, слава Богам Виридитерры, ребятам удалось остаться незамеченными. Короткими перебежками, постоянно оглядываясь по сторонам, они добрались до общежития и разошлись по комнатам. Засыпал Ноа с мыслью и надеждой на то, что фрау Энгстелиг не узнает об этой ночной прогулке. Ему даже показалось, что он становится параноиком, когда думает, что она знает о каждом его шаге.

Повстанцы VIII

Мрачный день склонялся к еще более мрачному вечеру, когда Рогналль в своей комнате смотрел в окно. Свинцовое небо тревожно нависло над домом Скуггена, а воздух был заряжен как перед грозой. Это было совсем непохоже ни на день, когда они прибыли, ни на один из тех дней, что он провел в Клане Рек. Там тоже не всегда были погожие деньки, но Рогналль скучал по журчанию речной воды, по блестящей чешуе рыб, резко подпрыгивающих над водой, по запаху сырой земли.

Нет, в доме Скуггена было все не так плохо, несмотря на внешнюю мрачность крепости и опасности таящиеся вне ее стен, в Черном лесу. Вокруг дома Скуггена рыскали опасные твари, но Рогналль точно знал, что это место окружено магической защитой и хода им сюда нет. И как бы не выли огромные белые волки – старые боги Черного леса, – как бы не скреблись когтями по старому камню, проникнуть сюда они не могли.

Но там, в Клане Рек, он оставил своих самых верных, пускай и немногочисленных, друзей. Одно было хорошо: его единственная сестра Тристан последовала за ним. С детства Рогналль был закрытым и молчаливым. Всегда, когда с ним заводили разговор другие эльфы из Клана, мальчик искал глазами сестру, будто бы надеясь на немой совет, что ему дальше делать. Лишь немногие сверстники смогли пробиться сквозь его замкнутость и заслужить доверие. И оттого разлука с ними была невыносимой.

Тристан же быстро влилась в Эрмандад. Каждый день она проводила с Нану – женщиной-кошкой, зримым свидетелем того, как бывает опасна магия – и с этим странным Маркусом из Клана Гор. К последнему Рогналль относился с настороженностью. Он часто видел, как они с Тристан вступали в поединок, вот только вместо шпаг у них были припасены друг для друга не менее острые фразочки. Клан Гор не был дружественным для речных эльфов – эльфийские кланы в принципе враждебно относились друг к другу, – и потому для Рогналля оставалось загадкой, почему Тристан тратит так много времени на своего – фактически – недруга.

Когда-то давно все эльфийские кланы были едины. Это было еще в те времена, когда существовала единая эльфийская держава на далеком востоке, у подножия Драконьих гор. Столицей ее был невероятный город Аурусмур, которым был величайшим городом из всех тогда существовавших. Да и теперь многие города уступают ему в величии.

И правили эльфийской державой три выдающихся царя. Руины былого величия и сейчас остались там, как напоминание о том, насколько велика была эльфийская культура. Но все стало сложнее, когда люди набрались сил и создали свои первые государства. Эльфам нужно было защищаться, и последние три эльфийские царя так и не договорились о том, где стоит искать убежище. Царь Ловерк считал, что эльфам стоит укрыться в лесах, царь Фьеллат – в горах, а царь Ванн думал, что стоит искать спасения в кочевании по рекам. Так и разошлись последователи трех царей, и образовались три эльфийских клана. С тех самых пор – незапамятных, оставшихся в легендах – кланы недолюбливали друг друга.

За дверью послышался тихий шорох и какая-то возня, а затем послушался гневный шепот «Не вздумай играть со мной, девчонка» и более звонкий голос – Рогналль узнал в нем Тристан – «Даже и не думала». Рогналль насторожился, прислушиваясь к возне, но не успел даже подумать о том, чтобы подойти к двери, как она распахнулась и в комнату вошла растрепанная и раскрасневшаяся Тристан. За ее спиной стоял такой же растрепанный Маркус, и Рогналль недовольно нахмурился.

– А, ты здесь, братишка, – только и сказала она. – Я думала, что ты занимаешься с Нану.

Судьба Нану могла постичь и Рогналля, и потому женщина-кошка обучала его контролю над своей силой.

– Нет, она сказала, что на сегодня занятий достаточно, – безразлично ответил Рогналль, стараясь скрыть свою неприязнь.

Тристан обернулась к Маркусу, неловко улыбнувшись, эльф молча кивнул и скрылся из виду. Она плотно прикрыла дверь, о чем-то вздыхая, и повалилась на кровать. Рогналль встал со своего места и присел около нее.

– Мне не нравится, что ты так много времени проводишь с ним, – сказал он осуждающе. Рогналль нахмурился и плотно поджал губы, совсем как маленький ребенок.

– А как мне не проводить с Маркусом много времени, если он один из главных здесь? – оправдывалась Тристан, глядя в потолок.

– Ты проводишь с ним время не так… как проводят с кем-то главным, – тихо буркнул Рогналль, но Тристан его услышала и дала слабый подзатыльник.

– Я уже взрослая, – сказала она. – А ты бы лучше выходил во двор, чтобы заняться чем-то полезным, а не торчал тут. Члены Эрмандада теперь наша семья.

– Но я не просил этого! Я хочу просто вернуться в наш маленький дом в устье реки, чтобы папа снова водил нас на рыбалку, а брат по вечерам рассказывал свои небылицы. – Рогналль и не заметил, как на глазах выступили слезы.

Тристан поднялась и нежно обняла брата, поглаживая его по волосам.

– Шшш, ты же знаешь, – тихо прошептала она ему на ухо, – что мы больше не можем вернуться туда. Имперские маги узнали о нашей семье и потому пришли. Мы не можем доверять даже старейшине Аслог, пока не узнаем, кто рассказал имперцам про твой и Варна дар.

– Это не дар, это проклятие! Тристан… я иногда думаю, что я для тебя…

– Не смей произносить это слово, Рогналль, – предупредила Тристан.

– Обуза, что без меня тебе было бы лучше, – все равно закончил Рогналль.

– Это неправда и ты это знаешь, – серьезно сказала Тристан и еще сильнее сжала брата в своих объятиях. – Нам было тяжело, когда мамы не стало, а когда имперские пришли за папой и Варном … У меня остался только ты. – Она заставила Рогналля посмотреть на себя.

Мальчик молчал. Он бы очень хотел быть как все, чтобы с их семьёй не случилось это несчастье. Тристан тоже этого хотела. Она прижалась щекой к макушке брата и стала тихо напевать старую эльфийскую колыбельную, которую их мама пела для Тристан и не успела спеть для Рогналля. Жизнь их мамы унесла лихорадка, когда Рогналлю едва-едва исполнился годик, и совсем маленькая Тристан взяла на себя заботу о младшем брате.

Вскоре Рогналль уснул, и Тристан мягко уложила его в постель. Ему снился весь этот путь, пройденный от поселений Клана Рек до дома Скуггена, снилась Нану, обращающаяся в кошку, снился Маркус, держащий за руку ее сестру. Из-за последнего он почувствовал раздражение – этот дурак не заберет у него Тристан, тем более он эльф из Горного Клана, – затем Рогналль увидел брата и отца – такими, какими запомнил их в последний день.

Посреди ночи в их комнату стали громко стучать в двери. Рогналль испуганно подорвался, не понимая в чем дело, а не спавшая все это время Тристан осторожно открыла дверь. Рогналль увидел Маркуса, и вид у него был одновременно испуганный и радостный, а Тристан удивленно спросила:

– Что-то случилось?

– Он вернулся, – выдохнул Маркус. – Мастер Ралинаэль вернулся. Собирайтесь, мы все поприветствуем его.

Эльф бросился дальше по коридору, сообщая эту новость другим жителям. Рогналль же взглянул на Тристан. Он никак не мог понять, почему из-за возвращения одного человека нужно поднимать среди ночи всю крепость. Рогналль наспех оделся, а потом вышел вслед за Тристан. Они сразу же влились в толпу людей, спешащих во внутренний двор.

На улице жителей дома Скуггена было еще больше. За их спинами Тристан и Рогналль ничего не видели. Люди столпились так, что посередине образовался примерно метровый коридор, начиная от ворот дома Скуггена и заканчивая ступенями в саму крепость. У подножия ступеней уже стояла Нану, Йорий, Аарон, и два незнакомых человека: пухлощекая темноволосая девушка и долговязый парень. Все стояли в темноте – только звезды были немыми свидетелями этому собранию – и восторженно перешептывались. Среди всех этих людей Тристан и Рогналля нашел Маркус.

– Идем, у вас сегодня почетная роль, – сказал он, взяв Тристан за руку, из-за чего Рогналль нахмурился.

Он провел их через расступающуюся толпу к ступеням, где Йорий слабо улыбнулся хмурому и сонному, как совёнку, Рогналлю.

– Что происходит? – тихо спросила Тристан, наклоняясь к Маркусу.

– Мастер всегда лично приветствует новичков, – ответил также тихо Маркус.

Рогналль стал поближе к Тристан. Мальчику было неуютно находиться на виду у всех. А еще он очень хотел увидеть мастера Ралинаэля. Рогналль слышал об этом человеке от Ярны, но она рассказывала кратко и сухо, говорила, что он великий человек и такой же великий маг, которому по силам изменить этот неправильный мир.

Ждать долго не пришлось. Спустя минуту у ворот дома Скуггена появились двое. Они беспрепятственно прошли через невидимую стену, не позволяющую врагам пробраться в крепость. Рядом с невысокой темноволосой девушкой шел мужчина, который едва ли – по мнению Рогналля – мог соответствовать статусу мага, знатно портившему кровь власть имущим. Его худое, обожженное с левой стороны лицо, сразу бросалась в глаза. Он шёл, гордо выпрямив спину, и был почти на голову выше остальных.

Мужчина двинулся вперед к ступеням по маленькому коридору, образованному с двух сторон столпившимися людьми, вместе с девушкой. Он взмахнул рукой и внезапно у всех над головами заиграли блики белого пламени, освещая весь внутренний дворик. В этот момент толпа будто бы ожила. Все начали беспрестанно повторять «Мастер» и тянуть руки к этому человеку, в ответ на что мужчина старался прикоснуться к каждой протянутой руке.

– С возвращением, мастер! – кричала одна сторона толпы.

– Мы по вам скучали! – вторили с другой стороны.

Маркус слегка склонил голову, когда мужчина и девушка подошли к ступеням:

– С возращением, мастер, – сказал эльф, а затем кивнул девушке. – Анна.

– Не стоит склонять головы там, где мы все равны, – произнес мужчина, похлопывая Маркуса по плечу.

– Так мы выказываем свое уважение к вам, мастер, – произнесла Нану.

– А Айзек, как обычно, отсутствует, – усмехнулся мастер, осматривая всех собравшихся.

Он поочередно обнял Маркуса, Аарона и Нану, что-то попутно шепча каждому на ухо, пока девушка – Анна – молча оглядывала толпу. Мужчина слегка улыбнулся, а затем взглянул в сторону новичков. Рогналль затаил дыхание. Мастер оглядел их с сестрой с головы до ног и сказал:

– Теперь Волк с нами, – тихо произнес мужчина, а затем, похлопав Рогналля по плечу, добавил уже громче: – Ваш народ зовет меня Ралинаэлем. Добро пожаловать в Эрмандад, Тристан и Рогналль.

Брат с сестрой переглянулись между собой. В глазах обоих читался немой вопрос: откуда он знал их имя? И этим они вызвали легкую ухмылку на лице Ралинаэля. Он взглянул на Йория и, таким же образом протянув к нему руку, сказал:

– Про тебя Пово не говорила. Ты попал сюда другим путем.

– Это Йорий, – подал голос Аарон. – Я нашел его в Черном лесу.

– Кто-то отваживается заходить в лес так глубоко, что встречается с повстанцами?

– Я травник. Лекарь, – произнес Йорий тихо.

– Отлично, нам не помешает еще один, пока наш главный целитель отсутствует, – произнес Ралинаэль и похлопал Йория по плечу.

Он подошел к пухлощекой девушке, которая потупила взгляд, словно смущалась такого пристального внимания. Ралинаэль коснулся подбородка девушки и, заставив посмотреть ему в лицо, сказал:

– Не стоит так бояться, Осо.

Она удивленно раскрыла рот, когда мастер назвал ее по имени, но не задала вопроса, откуда он его знает.

– Ты прибыла к нам из самого сердца, источника силы нашего врага. И раз ты здесь, полагаю, что ты знаешь, как прогнили имперские маги и их законы. Ты станешь ценным членом Эрмандада, ведь знаешь нашего врага в лицо, – произнес мастер. – Просто запомни, что здесь ты можешь быть самой собой.

На губах девушки появилась хрупкая улыбка, а в ее глазах – надежда. Надежда – это то, что заставляет подниматься с колен даже в самые темные времена, и то, что ни в коем случае не стоит терять. Рогналлю показалось, что это удивительное свойство: вселять в кого-то надежду всего несколькими словами. Должно быть, этот мастер и вправду невероятный человек. Вот почему он объединил вокруг себя столько непохожих людей.

Затем мастер Ралинаэль также обратился и к оставшемуся незнакомцу, приветствуя его в Эрмандаде и похлопывая по плечу. Рогналль заметил, что Йорий натянуто улыбнулся и весь как-то сконфузился. А глава повстанцев в этот же момент продолжил свою речь:

– Теперь вы члены Эрмандада. Здесь нет ни кровной связи, ни семейных уз, но между собой мы братья и сестры, которые стремятся к одной цели. – Он обернулся к толпе и громко спросил: – К какой мы идем цели?

– Свобода! – громко и единогласно отозвалась толпа.

Глава вновь повернулся к новичкам:

– Мы пошатнем весь мир ради этого. – Он достал из ножен свойдлинный двуручный меч, и Рогналль нервно сглотнул. – Это Скайстил. Небесный меч, который несет в себе разрушение для тех, кто стоит на нашем пути. Так поклянитесь же на нем верности Эрмандаду, поклянитесь в том, что не солжете и не предадите его. Поклянитесь на мече, и он станет вашим судьей!

Рогналль тревожно взглянул на Тристан. Сестра выглядела обеспокоенной. Она посмотрела на Маркуса, а тот в свою очередь кивнул ей – мол, все будет в порядке – и взял ее за руку. Она крепко сжала его руку в своей, улыбнулась брату и сделала шаг вперед.

Ралинаэль протянул меч лезвием к ней – так, что он почти упирался в ее грудь – и произнес:

– Клянешься ли ты Тристан из Клана Рек в том, что будешь следовать пути Эрмандада, не свернешь с него и не предашь никого из нас?

– Клянусь, – сказала Тристан, и мастер протянул ей рукоять Скайстила, к которому она прикоснулась губами.

– Теперь ты член братства, – сказал Ралинаэль, когда Тристан подняла на него глаза. – Следующий.

Рогналль сконфуженно выполнил все, что от него требовалось. Это было достаточно просто, вот только меч был горячим, когда он целовал его. Вслед за ним те же действия совершил и Йорий, и Осо, и незнакомец.

Однако стоило незнакомцу прикоснуться губами к мечу, как началось немыслимое. У него по всей коже начали появляться волдыри, а затем его тело охватило белое пламя. Он кричал и пытался кататься по земле, однако все стояли и ничего не делали. В воздухе пахло горелой плотью, жжеными волосами и ногтями. Рогналль и Тристан хотели отвернуться и не смотреть, как с костей этого человека слазит кожа, но подошедший Маркус – Маркус, который слишком много себе позволяет – положил руку Тристан на плечо и велел смотреть.

Рогналль никогда не забудет крик этого человека – грудной, дикий, разрывающий ночную тишину, – как никогда не забудет слова мастера Ралинаэля:

– Пламя не обманешь.

Рогналль испугался. Паренек вспомнил про защитный барьер вокруг дома Скуггена и никак не мог понять, почему огонь поглотил этого человека. Рогналль просто стоял и смотрел на место недавнего сожжения, не отводя глаз. Кажется, он даже не моргал. Маркус заметил его замешательство. Он похлопал мальчика по плечу и сказал:

– Поверь мне, это к лучшему, – Рогналь поднял глаза и непонимающе посмотрел парню прямо в лицо, тогда тот добавил: – Может сейчас он и не желал нам зла, но мастер Раинаэль мудр, а магия его сильна, и ее нельзя обмануть. В будущем этот человек доставил бы Эрмандаду много проблем. Он сомневался. А сомнения – зёрна предательства.

Эти слова ничего не прояснили для Рогналля, зато подарили еще один повод недолюбливать Маркуса. Он знал, что не все переживут этот странный обряд, и молчал. Маркус не сказал даже Тристан, хотя на месте того человека могла оказаться и она, и сам Рогналль.

Глава 17

С момента побега Осо прошло уже несколько дней, и ровно столько же от нее не было никакой весточки, хотя Ноа понимал, что это опасно и в принципе ни на что не надеялся. Одни поисковые отряды прибывали, другие уходили, а Ноа пытался услышать хоть какую-то новость от них. Вот только ничего не смог узнать. Парень всегда бы необщительным, в отличие от Осо. Да и теперь после погрома в библиотеке и пропажи подруги с ним мало кто хотел разговаривать. Студенты не верили, что Ноа совсем ничего не знал о ее планах. Хоть напрямую об этом и не говорили – боялись фрау Энгстелиг. Но этот страх не мешал им шептаться за спиной парня.

Ноа волновался за Осо, но не сомневался, что они поступили правильно. В Хэксенштадте было слишком опасно, особенно теперь, когда Вайдманы все глубже и глубже запускали свои ручищи в дела школы. Сам Ноа тоже подумывал о побеге, но не решался на это, пока не отыщет всё, что можно про убийцу матери. В нём еще жила надежда отомстить. И пусть этим Нею не вернуть, но будет легче знать, что ее смерть не была напрасной.

На третий день после побега Осо, устроили еще одно общешкольное собрание. Студенты были, мягко говоря, недовольны тем, что приходится тратить свободное время на это. Они косо смотрели на Ноа, безмолвно намекая, что это его появление перевернуло жизнь в Хэксенштадте вверх дном.

Напряжение во внутреннем дворе стало почти осязаемым, казалось, если протянуть руку, то можно будет его потрогать. Сир Роджерс занимал свое обычное место – за трибуной. Вайдманы теперь стояли ближе всех к нему и ехидно улыбались, оглядывая студентов. По крайней мере, так казалось.

Но Ноа чувствовал, что смотрят они именно на него.

Директор объявил, что теперь вся прилегающая к академии территория Вельтерна обыскана, и поисковые отряды отправятся за границу. Он говорил громко и спокойно. Но от глаз Ноа не укрылось то, как сильно директор сжимал руки, держась за трибуну. Присутствие Вайдманов нервировало не только сира Роджерса. Лицо Энгстелиг было серым и хмурым, как грозовая туча, от гнева, а Франциск то и дело посматривал в сторону этой семейки.

Ноа волновало то, что Вайдманы теперь находятся в самом центре событий, хотя им, похоже, льстило это всеобщее внимание. Они здесь многим – хотя и не всем – не нравились, но это не помешало им вмешаться в дела Хэксенштадта. Поэтому Ноа решил, во что бы то ни стало еще раз попытаться уговорить сира Роджерса принять его в поисковый отряд. Парень осознавал, что вряд ли сможет затормозить поиски, но казалось, что Осо может помочь даже минута, на которую он сможет задержать отряды.

Ноа бросился к сиру Роджерсу сразу после собрания. Догнать директора было сложно, приходилось расталкивать студентов локтями, чтобы протискиваться вперед. За это парень был удостоен дюжиной недовольных взглядов. Вблизи сир Роджерс уже не выглядел таким грозным – видна была его усталость, а красные глаза намекали на парочку бессонных ночей. Вайдманы кружили вокруг него, как акулы в ожидании добычи.

– Мы признательны Вам, дорогой директор, за то, что разрешили нам поучаствовать в поисках, – заискивающе проговорил Фридрих.

– Вряд ли я мог отказать личной просьбе императора, – отрезал сир Роджерс, на что Хельга противно хихикнула.

Ноа не хотел вмешиваться в их разговор – еще не хватало упрашивать директора на глазах у этой семейки, – но Фридрих решил все за него.

– Ну что же ты, Ноа, не стоит подслушивать чужие разговоры, – обратился он, поворачиваясь к парню.

– Ничего я не подслушивал, – пытался оправдаться Ноа, но все равно почувствовал, как начинает краснеть. – Мне нужно поговорить с сиром Роджерсом.

Три пары глаз теперь были обращены на Ноа.

– Я хочу поговорить с сиром Роджерсом наедине, – уточнил Ноа.

Фридрих коварно улыбнулся:

– Думаю, директор ничего не утаивает от своих почетных гостей.

Хельга тем временем обошла Ноа сзади и приобняла парня за плечи. Даже через одежду он почувствовал леденящий холод ее рук и невольно вздрогнул. Ноа умоляюще посмотрел на сира Роджерса.

– Вы правы, приор Фридрих, – учтивым голосом произнес директор. – Но я не хочу нагружать столь уважаемых гостей проблемами моих студентов.

– Но это же не обычный студент – он последний из славного рода Вайскопфов, и мы, как представители клана Вайдман, чувствуем ответственность за этого мальчика и хотим ему помочь. Мы, великие кланы, должны держаться вместе и помогать друг другу в трудный час.

Желваки заиграли на скулах директора. Он молчал несколько секунд, изучая Фридриха, а затем сказал:

– Боюсь, приор Фридрих, если вы хотите послушать нашу беседу с Ноа, Вам придется снова просить императора прислать мне письмецо, – директор развернулся и бросил: – Ноа, идем в мой кабинет.

Лица Вайдманов вытянулись в изумлении. Даже Ноа раскрыл рот от неожиданности, но почти сразу же пришел в себя и поспешил за директором. Они быстро поднялись по лестнице на второй этаж и направились в восточное крыло школы.

– Черт побрал бы этих Вайдманов, – не сдержавшись, проворчал себе под нос сир Роджерс. – Будь я проклят, если они думают, что я буду их послушной марионеткой.

Уже очутившись в кабинете, Ноа заговорил, боясь оторвать глаза от пола и посмотреть на директора:

– Простите, сир Роджерс, я не хотел вмешиваться в разговор.

– Ты не виноват, Ноа, – добродушно ответил сир Роджерс. – Эти Вайдманы слишком много себе позволяют. Но они забыли, что это моя академия, и что свое место во главе Хэксенштадта и Конклава я получил не потому что всегда подчинялся приказам императора. Ну, Ноа, так о чем ты хотел поговорить?

– Сир Роджерс, разрешите мне принять участие в поисках.

– Я не ожидал от тебя такой настойчивости, – мужчина подошел к своему столу и устало опустился в кресло. – Скажи, почему для тебя это так важно.

Ноа всегда старался говорить правду. Но почему-то именно в этом кабинете и именно этому человеку врать приходилось больше всего:

– Понимаете, – неуверенно начал парень, – я только и слышу, какие Вайскопфы были замечательные, как верно они служили императору и как их все уважают. А что я? Не пробыл здесь и года, зато успел разворотить библиотеку. Мне просто хочется доказать, что я достоин этой фамилии.

Директор лишь улыбнулся.

– Вижу, наказание пошло тебе на пользу. Кстати, Леон хорошо о тебе отзывался – сказал, что ты проделал большую работу. – Он задумчиво потер подбородок, словно взвешивал все «за» и «против», и после продолжительной паузы сказал: – И поэтому, я разрешу тебе записаться в отряд, – директор достал из кипы бумаг чистый лист и что-то там написал, затем протянул его Ноа со словами: – После занятий отдашь это приору Гейтсу.

– Спасибо, – пролепетал Ноа и выбежал из кабинета. Парень спешил на первый урок, который вот-вот должен был начаться, и чуть не сбил с ног Эсмеральду. Ноа был так поглощен своими мыслями, что даже не остановился, чтобы извиниться.

– Придурок, – выкрикнула ему вслед рыжая.

Ноа не обратил внимания на это. В конце концов Эсмеральда его и похуже называла. Первое занятие – Магические и боевые искусства на суше – проходило во дворе Хэксенштадта. Сегодня его проводил только приор Альберт Шварцманн, так как фрау Гензель находилась с поисковым отрядом где-то недалеко от школы. Боевые искусства Ноа очень нравились, наверное, потому что он был одним из лучших студентов в классе по этому предмету. Фрау Энгстелиг на своих частных уроках неплохо поднатаскала парня не только пользоваться своим артефактом, но и драться.

Поле для боевых искусств на суше вновь переделали. Здесь не осталось и следа от площадки для Хэксенштадских игр – все тот же желтый песок и стойки с муляжами мечей и клинков. Во время занятия студентам запрещалось пользоваться настоящим оружием или своими артефактами.

Альберт Шварцманн появился почти сразу же после Ноа. Сегодня на нем была длинная туника, подогнанная по фигуре, и штаны. Темный цвет тканей еще больше выделял бледную кожу преподавателя. Шварцман был чуть выше ростом, чем Ноа, но почти в два раза шире парня, благодаря развитой мускулатуре. Этим преподавателем интересовалась почти вся женская половина Хэксенштадта. Иногда он даже бывал позером, когда запускал руку в свои густые каштановые волосы и сверкал своими зелеными глазищами. Но тем не менее, преподавателем он был талантливым и прирожденным.

– Ну что ж, народ, начнем, – басовитый голос Альберта Шварцманна разнесся по полю. – Как вы все знаете, фрау Гензель на задании. Так что сегодня мне понадобится помощь одного из вас.

Преподаватель внимательно осмотрел студентов. Почти никто из первогодок не решил записаться в поисковый отряд, в основном туда вступили ребята со старших курсов.

– Ноа, не хочешь мне сегодня помочь?

Этого парень точно не ожидал. Было страшно и немного неловко становиться в пару с преподавателем – да, Ноа был хорош, вот только Шварцманн все же лучше владел боевыми искусствами, – но еще страшнее было отказаться на глазах у всех. Не будь он Вайскопфом, все было бы намного проще. Но фамилия, а точнее те, кто ее носил, обязывала быть смелым или хотя бы делать вид.

Ноа неуверенно шагнул к преподавателю и встал рядом.

– Сегодня мы проведем тренировку без оружия, – начал Шварцманн. – Вскоре, вы пойдете на государственную службу и должны быть готовы сражаться в любых условиях. Ну что, ты готов, Ноа?

Парень только кивнул.

Первые десять минут занятия превратились для Ноа в вечность. Шварцманн нападал, парень парировал, но преподаватель был ловчее, сильнее и хитрее. Ноа то и дело падал на песок. Иногда парню все-таки удавалось сделать выпад в сторону Шварцманна. Но результат был такой же. Ноа все никак не мог расслабиться – только и думал о том, как унизительно сейчас он выглядит. Когда Шварцман показывал приемы на фрау Гензель, бой был больше похож на элегантный танец. Ноа же не мог приблизиться к этому уровню. Сосредоточиться на тренировке мешали его однокурсники – некоторые из них хихикали, другие шушукались между собой.

А Ноа злился. Внутри него все просто горело от ярости. Гнев так ослепил его, что парень просто не отдавал себе отчета. Сейчас главное доказать, что он не тюфяк и не груша для битья, что он может хотя бы достойно противостоять преподавателю, который вдвое больше и опытнее.

Шварцманн помог парню подняться. И как только Ноа крепко встал на ноги, то не стал дожидаться выпада преподавателя, а сам ударил его со всей силы в солнечное сплетение. Пока Шварцманн на секунду был обездвижен от боли, парень не медлил – он ударил преподавателя локтем в подбородок. Челюсть Шварцманна, кажется, хрустнула, а студенты ошеломленно наблюдали. Ноа попытался нанести последний удар с ноги в живот, но преподаватель блокировал его. И пока парень на секунду замешкался, Шварцманн ударил Ноа в бедро.

Ноги подкосились, и Ноа снова упал лицом в песок. Но теперь никто не смеялся.

– А ты нечестно играешь, Вайскопф, – сказал преподаватель, подав руку Ноа. – И правильно. Запомните все, – теперь Шварцманн говорил громко, – бывает численный перевес противников, бывает неравные весовые категорий. Но даже так самое главное: недостаток маневров и неожиданности. Важно то, как вы используете ресурсы, которые в вашем распоряжении. В бою каждый сам за себя, и не стоит ждать от противника честности, – чеканил преподаватель каждое слово. – И погибнет тот, кто хоть на секунду замешкается.

Остаток занятия прошел спокойно. Студенты отрабатывали удары, а Шварцманн и Ноа за ними наблюдали.

– Сегодня ты вышел из себя, – сказал преподаватель парню, пока другие не слышали. – Это плохо. В бою нужен холодный рассудок.

Это ему говорила и фрау Энгстелиг. Она постоянно упрекала Ноа за то, что он не может усмирить свой огонь. Легко ей было говорить со способностью управлять металлом, который такой же холодный, как и она сама.

Остаток дня Ноа провел на занятиях. А на переменах парень убегал из кабинета в укромное место, чтобы скрыться от надоедливых взглядов. Да и друзей среди первогодок, кроме Осо, он не завел. Было сложно сидеть в кабинете и сносить недоверчивые взгляды однокурсников. Ноа чувствовал себя гребаным единорогом в стаде лошадей.

***

Еще не рассвело, когда отряды отправлялись в путь. На улице было промозгло, моросил противный холодный дождь, но Ноа этого практически не ощущал, парень даже вспотел от тяжелой работы. Студенты таскали огромные чаны с аликвидом, самовоспламеняющиеся угли, оружие и броню в карт. Мышцы Ноа ныли еще после урока со Шварцманном, но парень, превозмогая боль, грузил необходимые для похода вещи. В Хэксенштадте не принято было жаловаться, студенты с первых дней учились быть самостоятельными и выполнять сложную работу, связанную с военным ремеслом.

Когда Ноа возвращался в оружейную из темноты вынырнула Эли. Она воровато оглядывалась по сторонам, боясь, что кто-то ее заметит. Но студенты были слишком заняты делом, чтобы обращать внимание на эльфийку. Ноа отвел ее в сторону за густые кусты чубушника– так, что они стали скрыты от посторонних глаз – и спросил:

– Что ты здесь делаешь?

Эли дрожала от холода. На ней было лишь платье и тонкая шаль.

– Я… я слышала, что ты записался в отряд, – она взяла Ноа за руку и, развернув ее ладонью вверх, что-то вложила в нее. – Вот, держи.

– Что это? – Ноа аккуратно осмотрел вещицу. Она выглядела как часы с толстым кожаным ремешком. Только вместо циферблата в корпус был вставлен кристалл.

– Я слышала, что твой отряд отправляется на юг, ближе к границе Мепаиса, – голос Эли дрожал. – Я волнуюсь за тебя, Ноа. А это кошачий глаз, – она кивнула на странные часы. – Мои предки считали, что он оберегает в бою. А еще, он заговорен, и с его помощью я могу тебя найти.

Ветер усилился и теперь полы платья Эли трепыхались в воздухе. Ледяные порывы даже Ноа заставили поежиться, а эльфийка обняла себя руками, чтобы согреться. Она робко взглянула прямо на него, и парень заметил слезы, собравшиеся в уголках ее глаз. Эли была такой красивой и такой беззащитной. В тот момент время для них замедлилось.

Была какая-то особенная магия в этом дне. А, может, магия была в самой Эли? Но так или иначе пламя в его сердце всколыхнулось, и Ноа поддался ему, поддался тем робким чувствам, что таились в нем. Он медленно наклонился к ее лицу и коснулся губами ее губ – мягких и сладких. Поцелуй вышел коротким и неуверенным. Совсем не так его себе Ноа представлял. Но эльфийка прижалась к нему всем телом и уткнулась лицом в его шею. Они стояли так еще несколько минут. Жажда мести, страх за Осо отошли на второй план. Сейчас была важна только Эли.

– Тебе пора идти, – прошептала эльфийка, отстраняясь. – Береги себя.

Ноа смотрел ей вслед, и все еще чувствовал сладкий вкус ее губ. Сердце бешено стучало в груди, а мысли все возвращались к этому поцелую. Парня одолевали сомнения и стыд. Не так все должно было произойти. Но что сделано, то сделано. Теперь Ноа оставалось надеяться, что у него будет шанс на еще одну попытку. И как только эта мысль зародилась в его голове, на губах сама собой появилась какая-то глупая, но счастливая улыбка.

Парень нацепил на руку оберег, который оставила Эли. Он не верил, что камень может помочь ему в бою, если тот случится, но носить на себе подарок эльфийки было приятно.

Когда Ноа вернулся, карты были укомплектованы. Он поравнялся с Махаоном, которому тоже посчастливилось попасть в этот отряд и который смерил его подозрительным взглядом, но ничего не сказал. Теперь к студентам присоединились и слуги. Они осматривали повозки снаружи: проверяли колёса, протирали окна, смазывали петли на дверях. Все работали быстро, не обращая внимания друг на друга. Из оружейной №1 вышла фрау Энгстелиг и Леон. Пока мужчина запирал дверь, фрау следовала прямо к Ноа:

– Ты едешь со мной, – объявила она тоном, не терпящим возражений.

Ноа украдкой взглянул на других студентов. Когда они об этом узнают, пересуды поползут с новой силой. Но перечить фрау Энгстелиг парень не стал, еще не хватало отправляться в поход без головы. Ноа лишь кивнул и поплелся к карту фрау.

Преподаватели не могли позволить себе такую роскошь, как отдельный карт. Но только не Энгстелиг. Эта женщина терпеть не могла находиться в окружении людей. Даже в Хэксенштадте она обычно сторонилась взрослых магов и уж тем более студентов. Ее можно было заметить только в компании Франциска, которого сейчас почему-то не было видно поблизости. Ноа подумал, что он ждет уже внутри повозки.

Но и в карте фрау Энгстелиг было пусто. Парня окружали лишь шкуры животных и роскошная мебель. Здесь было слишком чисто и свежо – как в музее. Только бумаги, беспорядочно разбросанные по столу, выбивались из этого идеального интерьера.

И как бы Ноа не старался, в голову все равно лезли мысли о том дне, когда он впервые очутился в этом карте. Он только-только потерял свою маму и совершенно ничего не знал о Виридитерре. С того времени здесь ничего не изменилось, кроме самого Ноа. Парень стал сильнее, нашел друзей, влюбился, но все также слишком мало знал о своей семье и убийце матери, кроме имени, которое отпечаталось в его памяти. В ярости парень сжал кулаки, до боли впиваясь ногтями в кожу.

«Я ему отомщу!» – Ноа прокручивал в голове эту фразу снова и снова, как мантру, пока немного не успокоился.

Как раз тогда фрау Энгстелиг вошла в карт, громко хлопнув дверью. Лицо женщины было искажено от гнева. Она вихрем пролетела мимо Ноа и уселась за стол. Ее ноздри раздувались от тяжелого дыхания, а в глазах читалась лишь ярость. Когда ее злость немного улетучилась, женщина заговорила:

– Гребаные Вайдманы. Фридрих теперь будет таскать за нами, – она вытащила свой кинжал, и Ноа побоялся, что сейчас фрау метнет его, но женщина лишь погладила лезвие и окончательно успокоилась. – У него еще хватило наглости проситься ко мне в карт!

– Фрау Энгстелиг, а где Франциск? – попытался перевести тему Ноа.

– Я оставила его присматривать за Хельгой, – неохотно ответила она и принялась изучать бумаги со стола.

Первые солнечные лучи проникали в карт и делали обстановку вокруг уютнее. Но Ноа все равно было здесь не по себе. В этом карте он был гостем, а Энгстелиг – плохой хозяйкой. Парень неловко подошел к массивному креслу и сел. Женщина старательно не обращала внимания на него, но когда Ноа начал ерзать на месте от бездействия, она, не отрываясь от бумаг, недовольно сказала:

– Что не так?

– Я хотел спросить об убийце моей мамы, – голос Ноа дрогнул.

Женщина смяла бумагу, которую только что читала, и бросила ее в мусорную корзину под столом. Сейчас фрау не выглядела злой, скорее уставшей:

– Зачем? – Энгстелиг презрительно хмыкнула. – Чтобы ему отомстить, нужно встать в очередь.

Ноа открыл рот, чтобы возразить, но не смог подобрать слова. Зато у Энгстелиг было что добавить:

– Думал, что ты один такой, особенный? – она не сводила взгляда с парня. – Этот человек многим насолил, но императору он нужен живым.

Эти слова поставили точку в разговоре. Фрау Энгстелиг, насколько бы пугающей она не выглядела, всего лишь еще одна подданная императора, его верная собака. Однако Ноа надеялся, что благородства и честности в ней больше, чем в Вайдманах, даже несмотря на внешнюю жестокость. Мама учила его не судить о людях по обложке, но в содержании Энгстелиг было сложно разобраться. Она была многогранна, и стоило только подумать, что она и вправду добрая, как она перечеркивала все каким-нибудь поступком.

Дорога заняла несколько изнурительных дней. И все это время ни Ноа, ни Энгстелиг не проронили ни слова. Фрау постоянно корпела над кипой бумаг, которая меньше не становилась. А Ноа наблюдал в окно красоты Вельтерна. Когда становилось слишком скучно, парень уходил в спальню и вызывал огонек. Иногда у него получалось придать пламени очертания человеческих, и парень мог понаблюдать за причудливым танцем, который они вели на лезвии меча.

На третий день карт остановился. Фрау Энгстелиг наконец оторвалась от бумаг, которыми вечно занималась, и вышла на улицу, Ноа последовал за ней. Осмотреть местность было сложно из-за толпившихся повсюду студентов. Однако парень успел заметить незнакомых взрослых магов в легких доспехах. Ноа догадался, что они прибыли на один из блокпостов у южной границы Вельтерна. Там, с другой стороны каменных блоков, начинался Мепаис.

Студенты перешептывались, и их голоса слились в единый гул. Ноа не мог разобрать слов, но видел их испуганные и удивленные лица. Никто из этих ребят никогда не был так далеко от Хэксенштадта за все время учебы. И все же студенты старательно – но почти безуспешно – пытались скрыть растущее чувство тревоги. Настоящие воины не боятся – этому учили в Хэксенштадте.

В толпе Ноа заметил Фридриха. Он выглядел все таким же напыщенным и самодовольным. Его крысиные глазки блуждали по толпе взволнованных студентов, а губы изгибались в противной улыбке. Вайдман как будто наслаждался увиденным, как будто питался чувствами и без того изможденных долгой дорогой ребят.

Фрау Энгстелиг уверенно вышла из толпы студентов и направилась к коренастому пограничнику. В руке она несла свиток, перевязанный алой лентой с печатью императора. Мужчина внимательно изучил документ, оглядел всю группу студентов и что-то сказал фрау Энгстелиг. Ноа не мог услышать его слова, да и выражение лица фрау было непроницаемым.

Женщина вернулась к преподавателям, которые стояли чуть в отдалении, с минуту они поговорили, а затем началось. Кураторы отрядов раздавали указания студентам. Было решено оставить карты здесь, а лагерь разбить неподалеку, а потому провизию и оружие придется тащить на себе. Как оказалось, бюрократический аппарат был на Виридитерре столь же развит, как и на Земле, а потому придется ждать еще несколько дней, пока им позволят пройти на территорию Мепаиса.

Из Вельтерна в Мепаис можно было проехать только через один блокпост. Молодое государство только начало выстраивать свою линию обороны после обретения независимости от Црейфлодера и потому боялось проникновения на свои земли тех, кто мог бы подорвать их самостоятельность. Но прочесать всю местность, очерченную на карте, которую продемонстрировали студентам, одним отрядом вряд ли представлялось возможным, поэтому туда направили целых три: под руководством фрау Энгстелиг, сира Рюгена и приоры Карсон. Один отправлялся на север от границы, а два других – на запад и восток.

Ноа и Махаон попали в отряд к фрау Энгстелиг, и хоть парни и побаивались ее, это все равно было лучше, чем быть в отряде сира Рюгена. Мужчина преподавал боевые искусства на воде и был таким злобным, что с ним без особой нужды не разговаривали даже преподаватели. На первом же занятии студентов, которые не умеют плавать, он сбросил в воду и наблюдал, как они барахтаются. Страшно представить, что он вытворит, управляя поисковым отрядом.

Приора Карсон была самой дружелюбной из этой троицы, если так можно выразиться. Ее хотя бы не избегали другие. Она преподавала стрельбу из лука и метание клинка, хорошо объясняла теорию, подкрепляя все безупречной практикой. Но требовала она много, несмотря на добрую улыбку и доброжелательную речь.

Отряды должны были исследовать близлежащую от границы территорию, пока не придет разрешение от лорда-протектора Мепаиса Алмы Нова, а затем разделиться. Группа фрау Энгстелиг направлялась в северную часть, отряды сира Рюгена и приоры Карсон – в западную и восточную.

Студенты не мешкая начали разгружать карты. Ноа и Махаону достался большой чан аликвида и два рюкзака с палатками внутри. Другие тащили оружие. Многим шевалье, таким же, как Ноа, Абсолют дарил мечи, клинки, ножи в качества артефакта. Но тейты, вуа и ригарди довольствовались менее полезными вещицами. Вот им-то как раз и нужно было оружие, чтобы в открытом бою уметь постоять за себя.

Уже смеркалось, когда отряды нашли удачное место для того, чтобы разбить лагерь. Преподаватели, несмотря на опасность решили не мешкать и как можно быстрее приступить к поискам.

Студентов распределили в отряды таким образом, чтобы в каждый попали и шевалье, и вуа, и ригарди, и тейты. Эти же отряды подробили на еще более мелкие группки по двое человек. Себе в напарники Ноа выбрал Махаона. Хоть и было страшно сказать об этом фрау Энгстелиг. Но она лишь немного поворчала, не желая отпускать от себя Вайскопфа. И быстро успокоилась – не хотела устраивать сцен перед Фридрихом.

В лагере оставались лекари на случай, если нужна будет срочная медицинская помощь, и любой из пострадавших точно будет знать, где ее окажут.

Ноа и Махаон шли в молчании, как будто не о чем было говорить, но на самом деле именно здесь каждый из них чувствовал себя в призрачной безопасности. Как будто все, что их тревожило, именно здесь становится неважным, случившимся не сейчас и не с ними.

– Мне не нравится то, что этот Вайдман отправился с нами, – вдруг сказал Махаон.

– Мне он в принципе не нравится, – ответил Ноа. – Что он, что его сестрица.

– Ну да, – протянул Махаон, а потом игриво добавил: – Зато я знаю, кто тебе нравится. Я так понял, что вы хорошо попрощались.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – ответил Ноа и почувствовал, как его щеки наливаются краской.

Махаон захохотал и дружески похлопал Ноа по плечу, от чего была снята неловкость разговора. Они блуждали по лесу еще некоторое время, пока не решили, что на сегодня достаточно и отправились обратно в лагерь.

В первую вылазку они – как и другие отряды – не нашли никаких следов. Точнее, Ноа и Махаон даже не искали. А второй день порадовал их проливным дождем, холодным ветром и свинцовым небом. Все студенты облачились в непромокаемые плащи и отправились дальше. Этот день был таким же однообразным, как и предыдущий. Ноа даже успел понадеяться, что вся их поисковая операция будет такой скучной, зато спокойной. Но вернувшись в лагерь, парень увидел там то, чего никак не ожидал.

Он сразу заметил толпу студентов. Ребята стояли полукругом так, что Ноа мог видеть человека, который находился в центре. Это был Фридрих. Мужчина стоял спиной к Ноа и держал в руке один конец веревки. Другой конец связывал руки Эли. Рыжие волосы от влаги липли ко лбу и шее, но она сохраняла достоинство и не показывала – даже если он и был – страха.

– Посмотрите, какую пташку мы нашли в лесу, – похвалился один из студентов, когда Ноа и Махаон подошли. – Это все благодаря приору Вайдману. Он был неподалеку и заметил ее.

Ноа в несколько шагов преодолел расстояние и оказался рядом с Фридрихом и Эли. Вайдман же, повернувшись к нему, хищно улыбнулся и дернул веревку так, что эльфийка не удержалась и рухнула на колени. Грязь полетела во все стороны и заляпала полы одежды Фридриха, из-за чего тот раздраженно ругнулся.

– Ноа, я ждал твоего возвращения, – произнес он, недобро сверкнув глазами. – Я хотел, чтобы наследник великого рода Вайскопфов увидел предателя до того, как я отправлюсь с ней к Конклаву.

Внутри у Ноа похолодело, когда Эли подняла на него глаза. В них не было ни капли страха – словно это происходило с ней уже не впервые, – а только уверенность и сила. Он попытался найти глазами Энгстелиг, но она, наверное, еще не вернулась с вылазки. Единственное, что Ноа понимал, так это то, что для Эли сейчас самое важное, это время. Он обязан выиграть для нее хотя бы немного, чтобы они смогли придумать план, как ее спасти из лап Фридриха.

– Но в чем она виновна? – осипшим от страха голосом спросил Ноа.

– Мы с Хельгой думаем, что именно она помогла бежать той студентке, а затем, когда поняла, что за ней следят, решила сама убежать.

– Но зачем она пришла сюда? – Ноа безуспешно пытался выгородить Эли.

– Я думаю, что среди собравшихся здесь, – Фридрих обвел руками лагерь, – есть ее пособники. Поднимайся, – он дернул за веревку, обращаясь с эльфийкой как плохой хозяин со своим псом. – Чем раньше мы попадем в Хэксенштадт, тем раньше ты получишь по заслугам.

– К чему спешка, приор Фридрих? – из толпы вынырнула фрау Энгстелиг. – Ночью в дороге таится много опасностей, даже для вас.

– Тогда, я думаю, вы не будете против, если я возьму с собой несколько студентов, – парировал Вайдман.

– Конечно-конечно, – ответила женщина, – но утром. Помните приор Фридрих, они всего лишь дети, пусть и студенты военной академии, и им нужен отдых.

Глаза Ноа расширились почти до пределов галактики от удивления. Фрау Энгстелиг заботится о студентах? Это что-то новенькое.

«Она пытается задержать Фридриха. Но вот зачем?» – задался вопросом Ноа.

– Ладно, – Фридрих хитро улыбнулся, – пусть будет так. Но пленнице нужна хорошая охрана.

– С этим справится Ноа, – отрезала Энгстелиг.

– Я ничуть ни умаляю достоинств Ноа, но парень же совсем еще зеленый, – Фридрих сплел пальцы рук в замок.

– Он готов, – твердо сказала Энгстелиг, – я сама его тренировала. Тем более, я, как член Конклава, настаиваю на кандидатуре Ноа Вайскопфа. – Она лукаво прищурилась и с едва заметной издевкой добавила: – Не вы ли говорили, что молодому наследнику рода стоит учиться?

–– Как скажете, фрау Энгстелиг, – согласился Фридрих, но в его тоне слышалось, что женщина еще пожалеет об этом.

Ноа выбрал себе в напарники Махаона. И хоть Вайдман был очень недоволен, ему пришлось согласиться и на это.

***

Для заключения Эли была отведена одна из палаток. Эльфийку посадили в углу и связали руки за спиной. Перед исполнением своих непосредственных обязанностей «стражников» Энгстелиг попросила – приказала – Ноа и Махаону ждать снаружи палатки, потому что сама хотела поговорить с эльфийкой. Ноа хоть и доверял Энгстелиг, но все же с опаской отнесся к этой идее, а потому пристроился около входа так, чтобы слышать разговор и через небольшую щелку видеть их лица. Как оказалось, он не зря волновался, потому что до него донеслась фраза Энгстелиг: «Должна ли я отрезать тебе язык?»

Ноа был готов ворваться в палатку и защитить Эли, когда фрау Энгстелиг вихрем вылетела оттуда. Она почти сбила парня с ног, но на секунду остановилась:

– Терпение – это то, чего тебе не достает, – грозно сказала она. – Когда-нибудь твоя горячность заведет тебя в беду.

Стоило ей уйти, Махаон и Ноа вернулись в палатку. Эли кивком попросила их подойти ближе. Говорила она тихо, останавливаясь почти после каждого сказанного слова, прислушиваясь.

– Хельга Вайдман следила за мной последние дни, – шептала девушка. – Думаю, она нашла магический след от портала и проследила его. Я решила, что это вопрос времени, когда она догадается обо всем, и поняла, что ждать дальше не имеет смысла, поэтому прыгнула за вами.

– Значит, неподалеку есть такой же портал? – спросил Ноа.

– Да, но нужно придумать, как выбраться отсюда незамеченными. Туда, куда мы пойдем, нам совсем не нужны Вайдманы на хвосте.

– Все нужно продумать очень быстро, ведь утром тебя отправят в Хэксенштадт, – вставил Махаон.

– Нам главное перейти границу с Мепаисом, а там они нас достать не смогут, – сказала Эли и, поймав непонятливый взгляд ребят, добавила: – Старый и очень влиятельный друг предоставил бессрочный пропуск туда.

Когда все в лагере улеглись спать, ребята приступили к своему плану. А он заключался в том, чтобы освободить Эли и по-тихому убежать из лагеря. Пока Махаон стоял на стороже, Ноа перерезал веревки. В лесу стояла глухая тишина. Она была пугающей и подозрительной, но Ноа старался не поддаваться паранойе. «Все будет хорошо. Это просто страх» – твердил парень, покидая лагерь.

Деревья скрыли их в своих густых ветвях, словно были пособниками этого побега. И, не успел Ноа облегченно выдохнуть, как вдалеке – в лагере – послышались крики.

– Предательница сбежала! Срочно! Найдите ее! – даже не большом расстоянии Ноа узнал голос Фридриха.

Ребята, не сговариваясь, перешли на бег. Они мчались сквозь лес, не разбирая дороги, а сзади слышались звуки погони. Ноа еле поспевал за шустрой эльфийкой, резво перепрыгивающей поваленные деревья, и за длинноногим Махаоном.

И вот она, граница Вельтерна и Мепаиса! Пограничник на заставе поднял свой арбалет, но Эли на ходу выхватила откуда-то из-за пазухи документ с огромной красной печатью и закричала:

– У меня официальное разрешение о пересечении границы в любое время и в сопровождении группы людей до пяти человек! Разрешение от сына лорда-протектора!

Пограничник скрупулезно изучал бумагу, читая документ и проверяя печать, но все-таки пропустил их, проводив долгим взглядом. И как только граница была пересечена, они бросились в глубь уже другого леса – мепаисского, незнакомого для Ноа и Махаона, но явно привычного для Эли. Ребята бежали за эльфийкой, надеясь, что гонящиеся за ними Вайдман и Энгстелиг задержатся на границе или вовсе не смогут ее перейти.

Эли вытащила из-под одежды тот же синий кулон. И Ноа с радостью подумал, что бежать осталось не много. В этот момент у парня открылось второе дыхание, силы, которые покинули его, возвращались. Но тут у уха Ноа просвистела стрела и застряла в одном из деревьев, после чего послышался гневный крик Энгстелиг: «Проклятый Вайдман! Ты заденешь мальчишку!»

Паника почти сковала движения Ноа. Кровь бешено стучала в ушах, и от этого трудно было услышать движения. Парень обернулся и увидел, что Фридрих и Энгстелиг бегут за ними по пятам, однако Эли уже открыла портал и Махаон смело в него запрыгнул. Теперь эльфийка ждала только Ноа.

– Быстрее, Ноа! – командовала она.

И парень изо всех сил бросился вперед, к мерцающему порталу. Одним рывком он покинул Мепаис, прошел сквозь холодный поток открытой магии и оказался в сыром подземелье. Он ждал, когда войдет Эли, и портал закроется, но эльфийка все не появлялась.

Секунды превратились в вечность. За это время в голове Ноа пронеслись сотни самых ужасных событий, но вдруг Эли предстала перед ними. Она поднесла кулон к порталу и Ноа увидел, как тот стал сужаться. Но в последний момент, когда от портала осталась лишь небольшая щель, размером с футбольный мяч, из нее вылетел кинжал и вонзился эльфийке в плечо. Эли сделала несмелый шаг и оступилась, но Ноа успел ее подхватить. Она крепко ухватилась за него и скорчилась от боли.

– Зажгите факел, – слабо проговорила эльфийка, и Ноа послушно выполнил ее приказ. В теплом желтом свете огня кровь Эли казалась еще более темной, почти черной.

Парень дрожащими руками вытянул кинжал, который видел уже сотни раз, и отбросил его в сторону. Пока Ноа в растерянности зажимал рану, Махаон не мешкал. Он оторвал кусок ткани от своего плаща и протянул Ноа, чтобы тот перевязал плечо Эли. Эльфийка же в это время старалась убедить ребят, что все в порядке.

– Ничего страшного, это не серьезная рана, – бормотала она.

Но Ноа все равно переживал и злился, глядя на кинжал, брошенный на пол. Ошибки быть не могло. Это ее артефакт. Энгстелиг. Он доверял этой женщине, думал, что она умнее. Даже после того, как она собралась убить Махаона по приказу императора, в душе Ноа теплилась надежда, что Энгстелиг не такая же верная собака императора, как и Вайдманы. Ох, как же он ошибался.

– Будем ждать Пово здесь, – сказала Эли, поднимаясь. – И она отведет нас к нужному проходу.

Лишь на долю секунды ее лицо исказилось от боли. Это произошло так мимолетно, что никто не заметил. Эльфийка оперлась спиной на сырую стену и улыбнулась, показывая ребятам, что все в порядке.

Вскоре из темноты вышла старушка. Шла она бодро, хотя выглядела с точностью да наоборот. Она сверкнула черными глазками и слегка улыбнулась:

– Пово так давно не видела малышку Ирис, – прохрипела женщина и обняла Эли.

– Я тоже скучала, Пово.

Ноа и Махаон непонятливо уставились на эльфийку, а та коротко пояснила:

– Это еще одно сокращение моего имени. Я Элирис.

Старушка махнула им рукой, и они двинулись по длинному коридору. Для Махаона и Ноа все это было в новинку. Ребята молчали, но думали об одном и том же. Теперь они беглецы, преступники, с коими на Виридитерре разговор короткий. Позади они оставили всю свою жизнь. И если у Махаона не было выбора, ведь императору нужна его голова на блюде. То у Ноа он был. Но увидев Эли, с путами на руках, парень сделал его, не задумываясь.

Пово рассказывала Эли о том, как живется сейчас членам Эрмандада. Ее скрипучий голос был похож на потрескивание костра. Но эльфийка, казалось, этого не замечала. Она искренне улыбалась старухе и разговаривала с ней, как с родной бабушкой. Время от времени эльфийка трогала свою рану, но, поймав на себе чей-то взгляд, тут же убирала руку.

– Я предупредила Маркуса, что вы идете, – произнесла Пово, остановившись перед проходом. – Он должен скоро подойти с помощью.

– Спасибо, Пово, – ответила Эли и сжала своими длинными пальцами плечо старушки. Было в этом прощании что-то грустное, что-то от чего Ноа стало не по себе.

Ночь была ясной и теплой. На поляне совсем не пахло сыростью, как в портале. В воздухе витал сладкий запах, исходящий от ночных фиалок. Ноа смотрел на эти цветы и вспомнил, как Эли рассказала ему о них. Это была первая встреча Ноа и эльфийки, которая произошла как будто целую вечность назад. Парень поглубже вдохнул чистый теплый воздух и повернулся к Эли.

Эльфийка слабо ему улыбнулась, вытирая со лба испарину. И, не успел Ноа подумать, что что-то не так, ее ноги подкосились, и она рухнула на землю. Парень в два шага очутился около нее. Рана на плече кровоточила с новой силой. Эли тяжело дышала, и Ноа приподнял ее поудобнее, ощутив влагу на своих руках.

– Нет, нет, нет, – запричитал парень.

Эли закашлялась, и вместе с кашлем из ее груди вырвался сгусток крови. «Нет! Все это не взаправду!» – твердил себе Ноа.

– Мне так нравятся эти фиалки, – прохрипела Эли. Слова были почти невнятными, но Ноа все равно их разобрал. Парень перевел взгляд на землю. Цветы, почувствовав кровь Эли, распустили свои бутоны и загорелись ярким светом. Их было так много, и вместе они были похожи на фиолетовый ковер.

Больше эльфийка не сказала ни слова. Она до последнего вздоха не отводила глаз от Ноа, и парень мог видеть, как жизнь покидает ее с каждой секундой. Он все причитал:

– Только не ты. Только не ты. Тольконеты, – Ноа было так невыносимо больно, что он мечтал потерять память, лишь бы хоть как-то унять горечь утраты.

Так Ноа и просидел, обнимая бездыханное тело эльфийки, до рассвета. И даже Махаон не решился его потревожить.

А ночные фиалки – фиалки, так любимые Эли – молчаливо сияли в этой ночи, чувствуя кровь и смерть.

Повстанцы IX

Маркус очень удивился, когда Пово сообщила ему, что Ирис сейчас в норе и ведет с собой двух мальчишек. Еще старушка упомянула, что эльфийка ранена, хотя на первый взгляд и не серьезно. Поэтому он взял с собой Персиваля, Ааорна и Йория, чтобы те помогли пострадавшей Эли. Ее, как и почти любого члена Эрмандада, ранили уже много раз. И, казалось, Маркус должен был к этому привыкнуть, но он так и не смог. Маркус все никак не мог отделать от предчувствия страшной беды. Эльф гнал его, как бродячую собаку, но оно все возвращалось.

Закат был багрово-красным, сулящим холодный промозглый день и внушающим чувство тревоги. Маркус не верил в знамения, чего совсем нельзя было сказать о Персивале. Как только его брат увидел алое небо он, не раздумывая, произнес:

– Грядет что-то плохое.

Его слова, брошенные как бы невзначай, резали слух Маркуса. И, чтобы как-то отвлечься, он принялся искать глазами Тристан. Она сидела за деревянным столом около замка и – Маркус с облегчением это отметил – смотрела на него. Когда их взгляды встретились в душе эльфа на секунду улеглась буря эмоций. Эх, если бы только Тристан могла пойти с ними! Но она еще не готова для леса. Не так просто пройти по нему безопасно, а потому Маркус не мог позволить ей присоединиться к их группе.

Светало, когда они выбрались из лагеря. По пути к поляне Маркус, как и всегда, прислушивался к каждому шороху. Он провел в Черном лесу много лет и всегда старался быть начеку. Даже в Доме Скуггена эльф не мог полностью расслабиться, хоть и знал, что крепость их охраняет.

Маркус издалека заметилфиолетовое свечение ночных фиалок. Они еще никогда не были такими яркими, и еще никогда не казались такими жаждущими жизни. На долю секунды в голове Маркуса возникла легенда об этих кровожадных цветах и он, не отдавая себе отчета, рванул туда. Их маленькая Ирис лежала на руках плачущего светловолосого мальчишки, еще один – подавленный, печальный – стоял неподалеку.

Светловолосый мальчишка поднял на Маркуса заплаканное лицо и что-то промямлил. Растерявшийся Маркус вернул себе самообладание и дал знак Йорию осмотреть эльфийку. Вместе со всеми своими травами и инструментами лекарь приземлился подле мальчишки и эльфийки. Маркус уже знал, что Йорий не сможет помочь Ирис – никто уже не сможет – но все еще в глубине души надеялся на чудо. Он, не отводя взгляда, смотрел на Йория, а в голове не было ни одной мысли. И эта пустота не была умиротворяющей. Тишину на поляне нарушил выступивший из-под крон деревьев другой мальчишка, высоченный и длинноволосый.

– Дядя Аркон? – удивленно произнес он.

– Махаон?

Маркус обернулся к Аарону, который был не менее поражен происходящим. Он сделал шаг навстречу к мальчишке и крепко обнял его.

– Ты… жив! Но как это возможно? – спрашивал парень. – Почему ты не связался со мной? Я верил, что тебя убили!

– Махаон, не все так просто как ты думаешь. Аркон Аталантсон мертв. Теперь я живу только под личиной Аарона.

– Но я видел твою голову. Энгстелиг сама привезла ее к нам в имение, – недоумевал Махаон.

– Мальчик мой, уверяю тебя, что любая голова без кожи и скальпа может быть похожа на кого угодно, – Аркон-Аарон попытался пошутить, но не вышло. – У Энгстелиг был передо мной старый должок, поэтому она подстроила мою смерть.

Маркус видел, как замешательство постепенно уходило с лица Махаона. И в этот момент Йорий закончил осмотр Эли. Он убрал все свои инструменты в небольшой чемоданчик, с которым пришел, и, развернувшись ко всем, твердо сказал:

– Яд, – и, немного подумав, добавил: – Возможно из ягод тиса.

До того молчавший Персиваль кинулся на Маркуса, понуро стоявшего у тела эльфийки, и толкнул его с такой силой, что эльф чуть не упал.

– Это ты виноват, Маркус! Ты послал ее туда! – кричал Персиваль. – То, что Ирис мертва всецело твоя вина! – Он попытался ударить Маркуса, но тот перехватил его руки. – У нее нет меток клана, говорил ты. Она сойдет за эльфийку без Клана, говорил ты.

– Да! Я говорил! И могу сказать тоже самое даже сейчас! – крикнул Маркус.

Он старался отбиваться от брата, но не калечить его. Персиваль все нападал и нападал на Маркуса, пока не обессилел от гнева и боли. Эльф обреченно опустился на землю – прямо на кровожадные фиалки – и всхлипнул. Персиваль не отводил взгляда от брата и Маркус видел в его глазах лишь злость и ненависть.

– Ирис была храброй, и сама согласилась туда пойти. Я не заставлял ее. Это был ее выбор, – сказал Маркус, но даже себя не смог в этом убедить. – Она всегда знала, на что идет и никогда не боялась этого.

Перепалку прервал леденящий душу вой. Персиваль насторожился, понял, как они с братом сглупили. Ведь их драка и ссора привлекли на поляну страшное зло.

Повстанцы переглянулись между собой.

– Нужно выбираться отсюда, – изрек Маркус, хотя каждый из собравшихся здесь и так это знал.

Персиваль подхватил под руку все еще рыдающего светловолосого парнишку, а Маркус осторожно поднял легкое и остывающее тело Ирис. Да, мастер Ралинаэль будет в горе. Светловолосый мальчишка запротестовал, когда тело эльфийки оказалось в руках Маркуса, хотел было заупрямиться и остаться на поляне, но Аарон громко произнес:

– Идиот! Из-за тебя все могут погибнуть! Не время щелкать клювом в Черном лесу! Это опасное место!

Мальчишка глянул на племянника Аарона и, когда тот одобрительно кивнул, перестал сопротивляться. Но было уже поздно: ветви кустов зашевелились, и оттуда показался огромный черный нос, а за ними два огромных сияющих как изумруды глаза. Маркус хорошо знал, что старые боги леса – огромные белые волки – слепы. Свою добычу они ищут по запаху либо на слух. А потому, еще перед отходом из лагеря Маркус приказал всем взять по веточке мирта.

– Все замрите! – шикнул Маркус. И остальные встали как вкопанные.

Волк, лишившись источника звука, медленно вышел из кустов. Он был молод, огромен и свиреп. Волк принюхался. На поляне еще витал запах Ирис и мальчишек, и Маркус лишь надеялся, что трех веточек мирта хватит, чтобы скрыть всех на этой поляне.

Волк подошел почти вплотную и Маркус чувствовал его горячее дыхание. Сердце эльфа пропустило удар. Казалось, что все пропало, и они погибнут на этой поляне рядом с Ирис. Но тут где-то вдали послышался треск деревьев. И волк, забыв про свою добычу на поляне, отправился на поиски наживы, следуя по звуку.

Еще пару минут никто не решался пошевелиться, ожидая других белых волков. Первым это сделал Маркус, когда стало понятно, что опасность миновала. Он перехватил безжизненное тело Эли, и остальные, как по команде немного расслабились.

– Скорее! В лагерь! – скомандовал Маркус.

Он старался сделать свой голос спокойным. Чувствовал, что должен не показывать своего горя, что он должен сохранять лицо. Но скорбь пробивалась сквозь плотную маску спокойствия. Держа на руках бездыханную Ирис – их маленькую сестренку – Маркус вспоминал, как судьба свела их вместе.

Она не была им с Персивалем родней по крови, но была им семьей. Ее сразу не взлюбил старейшина клана. Ведь мать Элирис – Эделина – зачала ее с эльфом из другого клана. В наказание за это, Эделину отправили на вершину горы, чтобы та искала искупления у Матери гор. Но она не вернулась, и все решили, что Мать не простила ее за предательство, и тогда на еще крохотную Элирис ополчился весь клан.

Маркус и Персиваль – сироты чуть старше нее самой – быстро приняли Ирис под свое крыло, когда все в Клане ополчились на нее. Братья не отвернулись от нее даже тогда, когда Старейшина приказал ей обрезать свои огненные волосы. Он все твердил, что это плохой знак. «Огонь разрушает лед, а лед и снег – это наше существование». Элирис повиновалась, а после, спрятавшись в ущелье горы горько плакала. Там-то ее и нашли братья. С тех пор они втроем были неразлучны.

Ирис нелегко жилось в клане, пока в ней не проснулся дар к врачеванию – да такому сильному, что даже старшие целители позавидовать могли. И тогда придирок и упреков стало меньше, а троица смогла жить спокойной жизнью. Но все закончилось, когда сам Маркус не проявил свой дар. И не какой-то там врачевательский. То была магия другого рода.

И тогда старейшина решил, что с него хватит. Он собрал Горный сход – всеобщее собрание взрослых эльфов и эльфиек из Горного клана – и сообщил им свое решение. Семью, что отравляет им жизнь, он предлагал изгнать раз и навсегда: и Маркуса с его странной магией, и полукровку Элирис, оскорбляющую своим существованием Горный клан. Все проголосовали единогласно.

Втроем они покинули горы и больше никогда туда не возвращались. Было страшно идти в мир, который они никогда не видели. Неизвестность пугала, но вместе с тем пришло чувство радости от того, что они теперь свободны. Всю жизнь они провели под гнетом Старейшины и клана. Всю жизнь они чувствовали на себе неодобрительные взгляды. И теперь они наконец могли вздохнуть свободно вдали от предрассудков других эльфов.

Маркус впервые убил человека через несколько месяцев после изгнания из клана.

Он убил, чтобы его семья могла выжить. В Горном клане учили, что ценность жизни неизмерима, но в тот момент цена жизни этого человека была буханкой хлеба. Вместе с этим в клане говорили, что второе убийство совершать легче, но Маркус был не согласен. И второе, и третье, и десятое убийство ему давались тяжело, даже если это ради выживания и защиты. Он сам принял на себя эту роль, чтобы не дать запачкать руки брату и сестре. Он убивал и сразу же скрывался в портале, в своей норе, и сквозь нее проходил в безопасное место.

Вскоре его нашел мастер, путешествующий вместе со своей дочерью Анной. Маркус прятался среди листвы деревьев, поджидая путников, и был незаметен. Но в последний момент мастер поднял голову – и Маркус готов поклясться, что мастер смотрел ему прямо в глаза, хотя этого и не могло быть – и произнес:

– Так ты и есть этот знаменитый хитрый Лис, разбойник, который убивает каждого, кто встречается ему на пути?

Маркус молчал, ждал действий этого человека и не хотел каким-либо движением выдать свое присутствие. Быть может, он просто пытается угадать, что Маркус здесь, а не знает этого точно.

– Я хочу предложить тебе помощь, – сказал незнакомец. – Я могу дать тебе дом.

Маркус не верил. Несколько лет, проведенных вне гор, дали ему понять, что в этом мире нельзя никому доверять, кроме своей семьи. Но в речах незнакомца – в его тоне, в его лице – было что-то, что дало трещину в неверии Маркуса. Незнакомец рассказывал про тайное место, в которое враги не смогут никогда попасть, рассказывал про то, что хочет построить лучший мир.

– Зачем тебе помогать мне? – спросил Маркус, все еще не веря, что кто-то проявил к нему доброту.

– Потому что ты нуждаешься в помощи, – кратко ответил мастер.

– Как твое имя? – поинтересовался эльф, показываясь из-за ветвей дерева.

– Ваш народ зовет меня Ралинаэлем.

– Это значит «проклятый двуликий», – мрачно сказал Маркус.

– Да, – согласился мастер. – Но ведь только проклятые могут понять каково отверженным, я прав?

Маркус устал. Устал от того, что ни на кого не может положиться, что некому его поддержать и что он не имеет права на слабость. Ему хотелось опоры и силы, ему хотелось знать, что он тоже может на кого-то положиться. Наверное, поэтому он и согласился, хотя сначала и не рассказал мастеру о брате с сестрой, тайком наведывая их. Только спустя некоторое время он привел их к нему, привел, когда понял, что этому Ралинаэлю можно доверять.

И так началась их борьба. Так начался Эрмандад.

И Элирис, которая вместе с Анной была душой Эрмандада и причиной их с Персивалем роста, теперь спала крепким беспробудным сном. Его смелая младшая сестра. Он помнил, как она первый раз выстрелила из лука, как впервые вышла на охоту, как она росла и из маленькой девочки вырастала прекрасная девушка. Он помнил, как из трусишки, боявшейся темноты и пауков, выросла бесстрашная и самоотверженная эльфийка.

У Элирис было самое доброе сердце, и потому нести траур по ней будет весь Эрмандад.

У границы, что отделяла Черный лес от дома Скуггена, – Маркус остановился. Он пропустил мальчишек вперед. Когда они оба миновали барьер, эльф удостоверился, что они отряду не враги.

Он внес тело сестры в дом Скуггена, и все голоса и шум работы сразу же стихли. Сотни глаз были обращены на Маркуса и тело Ирис в его руках. Тишина обволакивала. Маркус не раз слышал, что горе становится меньше, если его разделить с другими. И только сейчас понял, какой это бред. Он смотрел на всех этих людей и чувствовал их боль и горечь утраты. Он хотел облегчить их страдания, но не знал как. Он даже себе сейчас помочь не мог, что уж говорить об остальных.

Гнетущую тишину нарушил плачь. Всхлипы и вой членов Эрмандада сливались воедино, отчего на душе стало еще тяжелее. Люди стали подтягиваться к прибывшим, чтобы попрощаться с Ирис.

Маркус уложил ее на небольшую цветочную поляну около высокого дуба и отошел в сторону, чтобы дать проститься с ней каждому. Бесшумно подошла Тристан. Она уткнулась лицом в плечо Маркуса и взяла его за руку. Он молчаливо сжал ее пальцы, как бы благодаря за поддержку. Тристан понимала, что при всех он должен быть сильным и не показывать, насколько ему больно.

Сквозь толпу протиснулся тот самый светловолосый мальчишка и с тоской взглянул на Элирис. Он взял ее бледную руку и приложил к губам, а по щеке скатилась одинокая слеза. Мальчишка смотрел на нее так внимательно, будто ожидал хоть какого-то отклика. Но она молчала и не открывала глаз.

– Эли… была невероятной, – безжизненно сказал мальчишка. – Лучшей из всех, что я знал.

Маркус молча согласился под какофонию всхлипов, шмыганья носом и тихих ругательств. Все эти люди ждали ее, но никто не хотел, чтобы ее тело сюда внесли. Она должна была сама гордо войти в дом Скуггена и возвестить о своем возвращении.

Через толпу стали протискиваться Анна и мастер Ралинаэль. Маркус стоял лицом к ним и молча поприветствовал. Он хотел было сказать мальчишке отойти и дать увидеть мастеру тело сестры, как мастер его опередил.

– Добро пожаловать в Эрмандад, Ноа Вайскопф.

Маркус видел, как серое от боли и грусти лицо мальчишки вытянулось и на нем отразилась буря эмоций из шока, гнева и обиды.

– Ты! – проревел мальчишка.

Он достал свой меч и рванул в сторону мастера. Маркус, потакая инстинкту защищать своих близких, бросился к Ралинаэлю и закрыл его своим телом.

***

Анна зла. И зла это еще мягко сказано. Новоприбывший мальчишка – тот, которого так ждал отец – напал на него. Но Маркус закрыл отца собой и теперь лежит в лазарете – самой большой комнате на первом этаже замка. Меч, окаймленный белым пламенем, прошелся по его спине и оставил длинную полосу ожогов. Да таких, что кое-где оголились кости.

Сразу после того, как Маркуса унесли, отец заперся у себя – и это было впервые, когда он сбросил решение проблемы на кого-то другого. Анна почувствовала разочарование. Оно распускалось, как роза, где-то внутри девушки и запускало свои ядовитые шипы все глубже и глубже. Отец, которого она боготворила, проявил слабость, и Анна не была к этому готова. Девушка убеждала себя, что каждый имеет право быть уязвимым. Но гадкое чувство разочарования не уходило.

Анна распорядилась, чтобы мальчишку заперли. Ему отвели захудалую комнатушку, наверху под самой крышей, где стояла одна лишь железная кровать с матрасом, набитым соломой. Анну ни капли не волновало, насколько удобно будет мальчишке. Здесь ему не Хэксенштадт с удобными койками. Да и Анна хотела доставить мальчишке как можно больше дискомфорта. Ведь когда она смотрела на него, то видела лишь только соперника в борьбе за любовь отца. И сколько бы Безликий не уверял ее в обратном, сегодня Анна увидела, как по-настоящему обстоят дела.

Правда, за ней постоянно бегала его подружка Осо, которая все говорила, что он не такой, что они все не так поняли, что обязательно должна быть причина и много-много тому подобных слов. Но Анне было плевать. Он ранил ее семью, чем еще сильнее настроил против себя Анну. Но дом Скуггена принял мальчишку, значит, что он не враг их идеям. Он союзник Эрмандада, но личный враг Анны.

Она наведывала Маркуса в лазарете, но лучше ему не становилось. Если сравнивать со способностями отца – а у мальчишки они оказались такими же, – ожоги будут заживать долго и болезненно. А потому Маркус то приходил в себя, то вновь впадал в беспамятство. Эрмандад гудел от новостей, и Анна безуспешно пыталась сгладить все это. Отец никогда не готовил ее управлять отрядом, эта участь была отведена мальчишке из-за какой-то ерунды, которые наплели какие-то якобы пророчицы лет пятьсот назад. Анна всему училась сама. Но теперь, когда Безликий отгородился от дел Эрмандада, а мальчишка был еще менее подготовлен, чем сама Анна, девушка почувствовала будто ее, как беспомощного котенка, бросили в ледяной океан.

В лазарете она встретила эльфийку из Речного клана, которая вместе с братом не так давно прибыла в отряд. Тристан безмолвно сидела у постели Маркуса и сжимала его руку, пока тот спал. Анна тихо присела недалеко от нее и спросила, как его состояние сегодня.

– Он спит, – тихо ответила Тристан. – Йорий говорит, что дает ему специальные травы, чтобы тот больше спал и меньше чувствовал боли.

Анна тяжело вздохнула и, прикоснувшись к плечу Маркуса, сказала:

– Будь сильным, Маркус. Если не ты, то кто еще сможет нести эту ношу?

Из-за ее слов Тристан тихонько всхлипнула:

– Что будет с тем, кто… кто это сделал? – спросила она, еле сдерживая дрожь в голосе.

– Мальчику пока что ничего не грозит. Нам всем нужно остыть, и тогда мы решим, что с ним делать.

Тристан зло глянула на нее со слезами на глазах, но Анна проигнорировала это. Сейчас всеми движут эмоции, а отец всегда говорил, что лучшие решения принимаются на холодную голову, не ослепленную желаниями сердца.

На выходе из лазарета Анну вновь подкарауливала Осо, и девушка тяжко вздохнула.

– Ты ведь все слышала? Теперь понимаешь, что я не лгала тебе, когда говорила, что он пока еще в безопасности?

– Ты не понимаешь, Анна – пролепетала Осо. – Ноа… он совсем не злой. Наверняка у него была причина…

– Об этом я не желаю больше говорить, – строго сказала Анна и ушла вдоль по коридору, оставляя Осо одну.

Выходя из замка, девушка услышала, голос Элишки. Женщина звала ее, и Анна немного раздраженно обернулась. Сегодня абсолютно всем что-то нужно от нее. Почему они все ждут от нее распоряжений, если отец этого не может сделать? Она никогда не хотела себе эту ношу, а поэтому сразу же уступила это Маркусу. Вот только никто в Эрмандаде не подумал, что делать, если Маркус будет не в состоянии вести их.

Кухарка стояла с подносом еды с трудно угадываемыми эмоциями на лице. Она была и встревожена, и рассержена, и обеспокоена, и в то же время казалось, что ей было все равно.

– Мальчик уже который день отказывается есть. Будет нехорошо, если он заморит себя голодом до того, как мастер придет в себя и поговорит с ним.

И что ей прикажете с этим делать? Анна хотела ответить, что она мальчишке не нянька, а еще лучше – взвыть от досады. Но вместо этого произнесла, забирая поднос с едой из рук Элишки:

– Я поговорю с ним.

Анна медленно поднималась по лестнице на самый верхний этаж – в комнату, в которой она заперла мальчишку. Видеть его ей хотелось меньше всего, но Анна уже привыкла браться за дела, от которых ей тошно. Потому что так учил отец.

Изначально Анна хотела закрыть парнишку в подвале, где ему самое место. Но не смогла. Отец бы этого не одобрил.

Мальчишка сидел на соломенной постели, опустив голову на грудь и поджав ноги, и совсем ничего не сказал, когда Анна зашла в его камеру, отпустив стражника. Она поставила поднос на небольшой ящик, служивший здесь столом, но мальчишка не обратил никакого внимания на это.

– Ты никому не поможешь, если заморишь себя голодом, – сказала она. – Ну разве что порадуешь тех, кто тебя теперь ненавидит из-за того, что ты ранил Маркуса.

Мальчишка поднял на нее свои ясные голубые глаза. Они были почти ровесниками, но Анна все же считала себя намного опытнее и мудрее. Она ведь в бегах с малых лет, видела смерть и жестокость, пока этот мальчонка жил тихо и спокойно на Земле.

– Я не хотел этого, – ответил мальчишка. – Он показался мне хорошим. – Вдруг его лицо исказилось гневом, а в голосе сквозила ненависть – Я хотел достать Ройвана.

Анна присела рядом с ним на соломенную постель. Сейчас он не опасен. Его артефакт забрали, а если бы умел хорошо контролировать свой дар без него, то давно бы уже выбрался отсюда, учинив погром.

– Мы не с того начали. Меня зовут Анна, – девушка постаралась говорить спокойным голосом, чтобы не выдать свою неприязнь.

– Ноа, – буркнул мальчишка.

– Вот и познакомились. Не знаю, что ты думаешь об отце, но он действительно хороший человек, хотя и сложный. Он всегда делает так, чтобы было лучше тем, кто идет за ним. Все эти люди пришли сюда за надеждой, вслед за мечтой, которую им обещал отец. Он один из самых лучших людей, которые когда-либо ходили по этой земле, потому что ради других он пожертвует собой, всем, что имеет. Он подобрал меня и вырастил как родную дочь, хотя я была никем. Просто оборванкой, потерявшей родителей из-за войны в Стражцтате, – ох, как бы Анне хотелось, чтобы этот мальчишка хоть на секунду увидел отца таким, каким видит его она сама, каким видит его Эрмандад.

Ноа молча повернулся к стене и принялся отдирать кусочки штукатурки от стены. Анну охватил гнев, еще никто в отряде не осмеливался не обращать на нее внимания. Девушка рывком подскочила с кровати. Она хорошо умела скрывать свою злость, но этот белобрысый мальчишка просто выводил ее из себя.

Она схватила его за руку и подтянула к старому окну, из которого открывался вид на внутренний двор дома Скуггена. Анна глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она заставила его смотреть туда, на людей, которые привел сюда отец, потому что им нужна была помощь.

– Смотри на них! Смотри! Они все пришли сюда за спасением! За новым будущим, в котором им не придется просыпаться от каждого шороха и бояться, что за ними пришли имперские маги, чтобы отправить их на плаху. – Анна перевела дыхание, вспоминая все эти истории, с которыми приходили люди, и которые она переживала так же, как будто это случалось и с ней. – Деревья около дорог были увешаны трупами перевертышей-детей, над которыми учинили самосуд односельчане, а родители им не помогли только потому, что горели заживо в своем доме. – Она схватила Ноа за грудки и сказала: – Как ты думаешь, легко ли засыпать, если ощущаешь запах горящей плоти своих родителей, а ты не ел несколько дней?

Ноа глядел на нее широко распахнутыми глазами, но молчал, и в Анне закипала злость, которая пришла к ней с дикими тварями, живущими в ее душе.

– Не думай, что я пришла сюда, чтобы подружиться. Я ненавижу тебя за то, что ты ранил Маркуса и хотел убить отца. Он тот человек, который может привести нас к свободе. Имперские маги никогда не разрешат нам существовать спокойно, а пока есть отец, они даже носа боятся показать здесь. Ты не отнимешь надежду у этих людей. Не сломаешь то, что мы строили так долго. Ты слышишь меня? Я не позволю разрушить это!

Анна прекратила кричать и перевела дух. Слепая ярость сменялась отчаянием, и девушка боялась расплакаться перед мальчишкой.

– Ты жалок, – бросила она напоследок и скрылась за дверью.

Глава 18

Дни в заточении тянулись мучительно долго. Ноа почти не спал, потому что как только он закрывал глаза, то сразу вспоминал Эли. Это сводило с ума. От отчаяния хотелось кричать, вот только разве этим вернешь всех, кого он уже потерял? Да и кто знает, сколько еще смертей близких людей ему придется пережить? Ноа старался не спать как можно дольше, доводил себя до изнеможения, и когда его тело почти разваливалось от усталости, парень проваливался в сон. Но и в бодрствовании не было ничего хорошего. Все мысли занимал Ройван. Ноа еще никогда не был так близок к убийце матери, но не мог ничего ему сделать.

Через несколько дней пришла Осо – Анна разрешила ей ненадолго навестить Ноа. Парень сразу заметил, как сильно она изменилась за дни, которые провела в Эрмандаде. Осо старательно обходила стороной разговоры про Эли, и Ноа был ей за это благодарен. Девушка рассказала, что ее учат здесь контролировать свой дар и теперь она может стать медведем по своему желанию.

– Я, наконец-то, чувствую себя полноценной, – как-то сказала Осо, и Ноа ей поверил.

Осо выглядела сильной и уверенной в себе, а главное – была счастливой. Блюблик, все также находившийся с ней, тоже был в вполне счастлив. Он все также прятался от всех за ее кучерявой копной волос, лишь иногда показываясь на свет. Маленький проводник, покинувший свой родной лес, проделал невероятно долгий и опасный путь для таких существ, как он.

Осо рассказала Ноа как много всего узнала о магии и о разных обитателях Виридитерры. Такого на Истории Магии в Хэксенштадте им не говорили. Осо поведала, что самыми первыми на всей Виридитерре магию подчинили эльфы. Но люди, которых именно эльфы научили магии, из жадности отняли это у них и разграбили столицу древнего эльфийского государства – Аурусмур. Тогда эльфы прокляли эту землю и ушли. Многие захватчики эльфийских богатств не смогли покинуть Аурусмур, и теперь там остались лишь их кости. Со временем эльфы перестали использовать магию, ведь она принесла их народу только горе и потери. Но руины города и проклятье, нависшее над ним, остались. И теперь любой человек, вступивший на эту землю, никогда не сможет уйти оттуда.

Ноа слушал Осо с удивлением и гневом. Он и представить не мог, что беспредел, который творят маги многие столетия, так сильно взволнует его. Он переживал эту несправедливость как свою собственность и никак не мог понять, почему все люди бывают так несправедливы друг к другу? Почему так сильна бывает ненависть? Почему они так стремятся уничтожить то, чего не понимают и боятся?

Осо рассказала, что Махаона хорошо приняли в Эрмандаде. Его дядя, оказывается, один из пяти генералов Эрмандада – большая шишка здесь. Ноа присвистнул – но скорее для показухи, а не потому, что был удивлен, – но кажется, что Осо заметила эту натянутость. Он явно не хотел говорить, но был не против слушать, и Осо рассказывала, рассказывала, рассказывала…

Рассказывала любую ерунду вплоть до того, сколько ступеней на лестницах в доме Скуггена, а Ноа был благодарен за то, что она не дает ему сойти с ума в этих стенах.

Когда Осо уходила, то крепко обняла парня и пообещала уговорить Анну на еще одну встречу. Ноа провожал подругу взглядом и был искренне рад за нее, но как только девушка скрылась за дверью, к нему вновь вернулось ощущение гнетущей пустоты.

Утро на следующий день после визита Осо не предвещало ничего нового. Ноа поглядывал в окно. Людей на улице было много, и каждый чем-то занимался. Члены Эрмандада как пчелы трудились во благо своего отряда. Никто не возмущался и не отлынивал от работы. Он слышал смех и наполненные весельем разговоры, и казалось, что даже тяжелая работа не была им в тягость, ведь каждый знал, для какой цели служит. Он видел детей, выполнявших разного рода поручения, и дрожью в теле вспоминал слова Анны о том, что детей-перевертышей вешали на деревья, а их родители горели заживо. Он видел, как резво бегали они по двору и ненавидел тех душегубов, которые способны совершить такое с детьми. Сам бы он, наверное, велел повесить душегубов или избить палками.

Ноа услышал скрип двери. Парень обернулся, надеясь, что это Осо пришла, но застыл от неожиданности. В его комнате стоял Ройван. Теперь Ноа мог рассмотреть его детально, а не как в первый или второй раз, когда все было второпях. Ройван был относительно молодым мужчиной, но с белыми, словно снег, волосами, с бледной, как у мертвеца, кожей и длинным орлиным носом. Его сильно уродовала обожженная левая часть лица – с этой стороны его левая щека превратилась в зарубцевавшийся кусок фарша, затронувший губы и даже ухо. Не успел Ноа двинуться с места, как мужчина очертил рукой круг в воздухе, и Ноа окружило белое пламя – такое же, как и у него.

Ноа чувствовал жар, исходящий от огня. Он попробовал поднести к нему руку, чтобы пересечь пламя, но Ройван его предостерег:

– Я бы на твоем месте этого не делал. Этот огонь тебе не подвластен.

Ноа насупился, но руку все же убрал. Парень все гадал, как такое может быть. Почему их силы с Ройваном одинаковы? Неужели он может кого-то скопировать, как Фридрих Вайдман?

– Выпусти меня, и давай сразимся! – прорычал Ноа, всю ненависть к Ройвану он старался показать своим голосом.

Ройван обошел круг из пламени и уселся на кровать. Сегодня мужчина выглядел иначе. Его плечи понуро опущены, а под глазами залегли темные круги. Он был тем же человеком, что стоял однажды в его доме на Земле, но в то же время казалось, что это совершенно разные люди.

– Я пришел, чтобы поговорить, – просто ответил Ройван. – Ты меня ненавидишь, и я это понимаю. Я обещаю, что расскажу тебе все, а потом… – он тяжело вздохнул, – потом ты сделаешь со мной все, что пожелаешь.

– Почему я должен тебе верить?

– Потому что я твой отец.

Эти слова ударили Ноа по голове словно молотком. Парень смотрел в пустоту и не мог в это поверить. Ройван словно прочитал его мысли, поэтому продолжил:

– Посмотри на это пламя. У тебя такой же дар, верно? – мужчина попытался изобразить слабое подобие улыбки. – Он достался тебе от меня.

И Ноа вспомнил Абсолют. Он давал ему подсказки, смешивал прошлое и будущее, но Ноа тогда не смог отделить одно от другого, потому что не знал где есть что. Абсолют сказал: «Отец и сын. Одно пламя на двоих». Но теперь-то он понял. Ноа внимательно смотрел на своего врага. Изучал его черты лица, пытался вспомнить фотографии, которые он видел в Абсолюте и Хэксенштадте, но они трудно угадывались за возрастом и ожогами.

Парень просто не мог поверить, что судьба посмеялась над ним вот так. Человек, которого он ненавидел больше всего в жизни, которому желал самой мучительной смерти, оказался его отцом – единственным живым родственником.

– Но как же так? – недоумевал Ноа. – Я думал, что моего отца зовут Килли…

– Киллиан это я, – перебил его Ройван как-то невесело. – Вернее, то, что от него осталось.

Ройван тем временем продолжал:

– Когда-то давно, задолго до твоего рождения, я был обычным мальчуганом, немного тщеславным, но кто из нас не без греха? – он снова попытался выдавить улыбку. – Меня звали Киллианом, и я был влюблен в самую прекрасную девочку на свете – твою мать, Нею. Ее родители – Ирма и Вильгельм Вайскопфы – были очень обеспокоены будущим своей единственной дочери, а тут еще на нее стал заглядываться какой-то мелкий аристократишка из полуразорившейся семьи. Конечно, им это не нравилось, но видел бы ты Нею. – Губы, задетые с одной стороны пламенем, тронула грустная улыбка. – Горячая, порывистая, такая, что не сломить. И мы все-таки поженились. Ирма и Вильгельм смирились, хотя и остались недовольны.

В голове Ноа стали возникать обрывки сна, который мучил его до прибытия на Виридитерру. Парню казалось, что он знает всю их историю наперед.

– Я всегда увлекался магией. И Нея меня в этом поддерживала. Я изучил свой дар вдоль и поперек, но мне этого оказалось мало. И тогда… тогда я решил подчинить себе все виды магии. Я подумал, а что тут такого? Разве я не способен на большее? Я чувствовал… или хотел чувствовать, что судьба приготовила для меня что-то важное, что-то, что могу совершить только я. Примерно тогда же я задумался о жестокости имперских магов к тем, кто отличался от них. Я видел, как Энгстелиги казнят неверных, как император выносит свой приговор, и не понимал, почему они это делают. Я заклинал Энгстелиг – ты ее знаешь – отказаться от этого пути, но она все равно решила остаться верной своей семье. И я решил, что для того, чтобы перекроить этот мир на свой лад, мне просто необходимо стать самым могущественным магом. Если они не слушают слова, то обратят внимание на мою силу.

Мужчина опустил взгляд в пол. Было видно, как ему сложно даются эти слова.

– И я добился своего. Но такой дар потребовал большой жертвы. Во имя величия я пожертвовал своим разумом. Вернее, магия сама решила, что это будет равноценный обмен. Так и появился Ройван. Много лет я был заперт в собственном теле, смотрел на все, что делал он и не мог этому помешать. Да, если честно, не сильно и хотел. Потому что мне близки его идеалы, я понимаю, за что борется Ройван. Мы стремились к одной цели, просто именно у него не была кишка тонка, чтобы это делать. Но когда он решил убить Нею, потому что она мешала тебе присоединиться к Эрмандаду, я впервые ненадолго прорвался сквозь него. Вот только было уже поздно. Ноа, я хочу, чтобы ты знал, – Ройван поднял на Ноа свои глаза, и в них не было ничего, кроме бесконечной скорби и раскаяния, – ни об одном убийстве я не сожалею так сильно, как об этом.

– Так вас двое? Ты – мой отец, а Ройван – убийца мамы?

– Верно.

Ройван, или же Киллиан, умоляюще посмотрел на парня. В его взгляде Ноа не видел жестокости, там была лишь тоска и пустота. Парень испытывал те же чувства.

– Но зачем нужно было убивать маму? – спросил Ноа, он все еще не понимал, почему с ней нельзя было просто поговорить.

– Потому что Ройван другой. Он любит тебя и Анну, любил Нею. Но Ройван никогда не останавливается в своей борьбе и готов пожертвовать всем. Нея знала, что ты должен возглавить Эрмандад и только это приведет нас к победе. Но она была матерью и не хотела втягивать свое дитя в эту борьбу. Поэтому и сбежала. Нея продолжала бы прятать тебя от твоего предназначения. Я не хотел, чтобы все было так, Ноа, – голос Киллиана дрогнул.  – Она хотела уберечь тебя от всей крови, которая непременно была бы пролита во имя этой цели. Война неизбежна и именно ты должен повести войско к победе. Моя задача состояла лишь в том, чтобы созвать всех под твои знамена, под знамена освободителя. Так говорится в пророчестве, вторую часть которого твой друг доставил нам. Она понимала, что я найду тебя в любой точке на Виридитерре, и потому попросила паладина Алдрика Аберкона, прежнего директора Хэксенштадта, отправить ее на землю. Я гнал лошадей изо всех сил, но не успел и мне потребовались годы, чтобы понять, в какой мир Аберкон отправил ее, а потом нужно было еще разобраться, куда именно вы отправились.

Мужчина поднялся с постели и одним взмахом руки убрал пламя, окружавшее Ноа. Но парень не двинулся с места.

Киллиан достал из внутреннего кармана жилета ножны Ноа, подошел вплотную и взглянул парню прямо в глаза:

– Пообещай мне, что возглавишь Эрмандад. Пообещай, что добьешься для этих людей лучшей жизни, – он вложил ножны в руку Ноа.

– Но как я могу? – Ноа отшатнулся назад. – Я никто. Даже своим даром толком не владею.

– Ты больше, чем думаешь о себе, – сказал Киллиан. – Мы всегда способны на большее, чем думаем. Просто необходимо избавиться от этой границы, которая мешает нам, и просто сделать, влиться в поток и плыть по течению. Судьба и сердце сами подскажут тебе, когда это будет необходимо.

– Но я не знаю, как управлять такой организацией… есть же более подходящие люди. Маркус, Анна… дядя Махаона… Я не герой, не я нужен вам.

Киллиан нерешительно протянул руку, не зная, может ли прикоснуться к Ноа, но все же решился и сжал его плечо, заглядывая сыну в глаза.

– Послушай, Ноа. Героем никогда и никто не рождался. Ими становились, когда это было нужно. И сейчас весь Эрмандад, – он провел по воздуху другой рукой, указывая на окно, – ждет своего спасителя. Того, кто поведет их к долгожданной свободе.

Ноа смотрел в глаза этому человеку и понимал, что у него еще столько вопросов, ответы на которые он не получил. И если не задать их сейчас, то когда?

– Обещаю, – ответил парень и не соврал. Ноа вспомнил слова Анны, вспомнил изменения, которые произошли в Осо. Он тоже хотел справедливости для этих людей. Наверное, это тоже передалось ему от отца. – Но я хочу кое-что знать.

– Я отвечу на любой вопрос, если буду знать ответ, – произнес Киллиан.

– Энгстелиг. Мне показалось, что она знает тебя, но рассказывать о тебе не стала. Сказала только, что за твоей головой выстроилась очередь.

– Она моя давняя подруга. Одна из тех, кому я доверял больше всего на свете, – ответил Киллиан. – Мы всегда были вместе: я, Нея и более младшая Энгстелиг. Тогда мы еще звали ее по имени, – он усмехнулся, – а теперь я единственный, кто помнит, как ее зовут на самом деле. – Он показал на свой огромный ожог и продолжил: – В ее восемнадцатый день рождения, когда она должна была официально принять на себя обязанности своей семьи наравне с братьями и родителями, в их поместье случился страшный пожар. Я был там, потому что Энгстелиг просила поддержать ее и ждал снаружи. Но когда занялся огонь…

Ноа вспомнил, как постоянно собачилась Энгстелиг с Вайдманами, а в голове почему-то пронеслись слова «Вайдманы хотя бы не горели». Скользкие Вайдманы даже здесь постарались ужалить больнее.

– Я вынес ее из огня: плачущую навзрыд, с обожженными и изрезанными руками. Она хваталась за мой сюртук и плакала, видя, что я пострадал, спасая ее. Она плакала у меня на груди, и это был последний раз, когда я видел ее слезы. Пожар унес жизни всей ее семьи, а причину его установить так и не удалось. Та ночь поделила ее жизнь на «до» и «после», и прежней она больше никогда не была.

– Когда Эли убили… оружием, которым ее убили, был артефакт Энгстелиг, – проговорил Ноа, и слова дались ему из ряда вон тяжело. – Я не мог ошибиться. Я видел его столько раз, это определенно был он.

– Насколько я знаю, милая Элирис умерла от яда, а яд – это не оружие Энгстелиг. Слишком грязно для нее. Я не думаю, что это она.

Не сказать, что Ноа стало легче после этих слов, но появилась крохотная надежда, что это все-таки была не Энгстелиг, которая, несмотря на свою отстраненность и злобу, все-таки столько для него сделала. Но теперь ненависть Энгстелиг ко всему миру обретала смысл. Она не знала, кому можно доверять, а кому нельзя, и потому предпочитала полагаться на себя и – теперь – Франциска. Она ненавидела слабость Ноа, потому что помнила сама, что значит быть бессильной и не простила себе этого. Хотела, чтобы Ноа не повторил ее ошибки и был сильнее, – он грустно взглянул на ножны Ноа.

– Ну вот настал и мой черед повиноваться судьбе.

Ройван выудил из-под полов своего плаща небольшой сверток и протянул Ноа. Это оказались Рубиновые ножны и его артефакт. Парень достал свой меч. Было приятно ощущать холод стали на своей коже. Ноа был рад его возвращению, парню теперь казалось, что он снова целый. Артефакт медленно наполнялся белым светом, как было всегда, когда Ноа хотел его использовать. Киллиан смотрел на это с нескрываемой гордостью.

Ноа отошел подальше от мужчины и замахнулся. Он еще никогда не убивал и боялся этого. Теперь, глядя в серые глаза Киллиана, видя все его шрамы, чувствуя ту же опустошенность, что и он, Ноа больше не хотел его убивать. Он видел перед собой слабого человека, струсившего и возложившего тяжкую миссию на свое второе «я», человека, который ненавидит себя за свою же слабость и свои деяния. Он видел человека, недостойного смерти. Одним движением меча он может облегчить его страдания. И какая же в этом справедливость? Да и кем нужно быть, чтобы отнять жизнь у собственного отца?

– Мама нечасто говорила о тебе, – сказал Ноа. – Я даже не знал, любила она тебя или ненавидела. Теперь мне кажется, что она ненавидела себя за то, что не смогла разлюбить тебя.

– Кто знает, – ответил с хрупкой улыбкой на губах Киллиан. – Нея была невероятно доброй. Она не смогла отказаться от меня, даже когда поняла, что я становлюсь чудовищем. Сделать это ее заставила любовь к тебе.

– Еще Абсолют сказал, что Безликий Летописец ждет меня. Похоже, теперь эти слова обрели смысл.

– Вполне вероятно, что это и вправду я. Но слова Абсолюта не стоит расценивать однозначно. Он любит загадывать загадки.

Они еще немного помолчали, и Ноа обдумывал все сказанное и услышанное. Его мир переворачивался с ног на голову столько раз, и он надеялся, что в самом конце, когда он предстанет лицом к лицу с Ройваном, все наконец обретет очертания и смысл. Но все стало лишь запутаннее, сложнее, неразрешимее.

– Давай, Ноа, – поторопил его мужчина, – я не знаю, сколько еще смогу сдерживать Ройвана.

– Нет, – ответил парень и сам не поверил своим словам, но меч все же опустил. В глазах Киллиана промелькнуло удивление. – Я презираю тебя за то, что ты не спас маму, я ненавижу Ройвана за то, что он ее убил. И именно поэтому я сохраню вам жизнь. Я хочу, чтобы вы как можно дольше горевали об утрате мамы, также, как и я.

Ноа спрятал меч в ножны.

– И я не хочу видеть тебя рядом, это… это слишком больно, – честно признался парень. Он все думал, как можно оградить Ройвана-Киллиана от дел Эрмандада, пока не вспомнил рассказ Осо: – Я хочу, чтобы ты отправился в Аурусмур.

На лице Киллиана промелькнула тень страха, но она быстро исчезла:

– Место, откуда не возвращаются. Прекрасный выбор, – ответил он, и легкая улыбка тронула его губы. – Я сделаю это. Сын.

И он ушел.

***

На следующее утро Ноа и Анна провожали Ройвана к Драконьим хребтам, где и располагались руины Аурусмура. Они отправляли его в точку невозврата, пока весь Эрмандад спал, когда солнце только-только начало вставать. Ноа была неприятна эта компания, но только так он мог убедиться, что Киллиан действительно выполнит свое обещание.

Анна шла молча. Ее глаза покраснели от слез. И Ноа ей искренне сочувствовал. Он тоже знал, каково это потерять близкого человека. Но он не мог отступить. Когда-то парень поклялся отомстить за смерть матери. И, хоть так и не смог убить Ройвана, был уверен, что выбрал ему наказание ничем не хуже.

Никто в отряде – кроме Ноа и Анны – не знал, куда направляется Безликий. Это было решение самого Киллиана – он хотел, чтобы люди доверяли Ноа и последовали за ним. Мужчина собрал немного вещей и еды, чтобы не нуждаться ни в чем первое время. Остальное будет приносить Анна.

Самым быстрым и безопасным способом добраться к Драконьим хребтам были норы. Втроем они спустились туда и дождались старушку Пово, которая, кажется, что заподозрила, но осталась молчалива, когда ее попросили проводить к дверям земель эльфов. Ей Киллиан сказал, что отправляется на задание, то же он поведал и остальным членам отряда в кратком письме, оставленном Анне. Ей нужно будет донести это всем остальным.

Проведя несколько часов в темной норе, Ноа прищурился, увидев яркий солнечный свет. Они стояли недалеко от границы, которая отделяла Драконьи хребты и восточный лес проводников.

Киллиан шел впереди – он один знал, где находится Аурусмур. Пока они следовали по норе и к древнему городу он занимал их рассказом о старой столице эльфов, о том, как он в поисках силы избороздил дороги Виридитерры. Киллиан рассказывал о том, как бывал в Блазоне и попробовал тамошнего вина, отметив, что после него невозможно пить это отвратное вельтерновское пойло; о восходах в Империи Рё и о странных нравах жителей этой страны, готовых для незнакомца пожертвовать чем угодно. Он говорил, а Анна тихо плакала, потому что часть этого пути – пути, на котором рождался и рос Эрмандад – она прошла вместе с ним.

Ноа завороженно рассматривал местность. Больше всего его поражали горы. Большие и спокойные. Киллиан сказал, что на одной из них расположился Горный клан эльфов, откуда родом Маркус, Персиваль и Элирис, которая, к слову, никогда не была чистокровной горной эльфийкой. Ноа тогда взглянул на них по-другому, подумав о том, как среди этого лютого холода и льда могла вырасти такая девушка, как Эли. Глядя на них и сам Ноа успокаивался.

Холодный морозный воздух резал легкие при каждом вдохе, и Ноа искренне порадовался тому, что Киллиан настоял на том, чтобы они взяли с собой теплую одежду. Он был прав, как бы неприятно это было признавать. На Ноа был длинный черный плащ, изнутри подбитый каким-то теплым белым мехом, кожаные перчатки и высокие сапоги.

Они все ближе и ближе подходили к горам, и Ноа уже начал было волноваться, что придется совершать трудный подъем. Но у подножия одной из гор Киллиан остановился у расщелины. Проход был узким, но мужчине было все равно. Он шел вперед, за ним Анна, а колонну замыкал Ноа.

Киллиан вышел из расщелины и остановился, перекрывая путь Анне и Ноа:

– Дальше вам нельзя, – сказал он, –здесь начинается Аурусмур.

Ноа выглянул за плечо Киллиана. Он увидел, как вдалеке, словно вырастая из-под земли высятся полуразрушенные шпили башен. За спиной Киллиана были колонны, потрепанные временем, покрытые песком дороги. Он увидел мертвый город и услышал шепот ветра, в котором таилась опасность этой тишины. Здесь Ройвана ждало его наказание. Это место станет его тюрьмой.

Анна тихонько всхлипывала. Ноа не видел ее лица, но заметил, как подрагивают плечи девушки. Она хотела казаться сильной, но была всего лишь девушкой, у которой забирали часть ее единственной семьи. Ноа протянул руки и неловко обнял ее, но Анна, к его удивлению, не отстранилась, а продолжила тихо плакать. Ему подумалось, что после она будет ненавидеть его вдвое больше, потому что он видел, какой слабой она может быть.

– Анна, не время для слез, – сказал Киллиан, – помоги Ноа закончить нашу миссию, – мужчина протянул руку, но будто натолкнулся на прозрачную стену.

Увидев это, Анна стала всхлипывать еще сильнее. Стараясь не обращать внимания на плач дочери, Киллиан продолжил:

– Ноа, встань во главе Эрмандада и борись яростно и беспощадно. Мы все хотим свободы и избавления от рабства. И защити тех, кого защищал я.

Ноа ничего не ответил, и тогда Киллиан обернулся, взглянув на мертвый город, ожидающий его.

– Прощайте, Анна, Ноа, – сказал Киллиан и побрел прочь.

Анна не перестала всхлипывать. И когда она подняла на него свои заплаканные серые глаза, Ноа не увидел в них ничего, кроме ненависти. Горный ветер трепал ее короткие черные волосы, и они липли к влажным от слез щекам. Анна выглядела такой решительной и такой отчаянной, но Ноа не боялся ее гнева. Он сделал так, как считал нужным. И вспоминая слова самого Киллиана о том, что в нужный момент судьба и сердце подскажут, что ему делать, ему подумалось, что он поступил правильно.

Жизнь за жизнь – это не равноценный обмен, а продолжение длинного кровавого пути из ненависти, которому нет ни конца, ни края.

– Я никогда тебя не прощу, – прошипела Анна. – Ты будешь лидером Эрмандада, но моим никогда!

Ноа стойко выдержал ее взгляд, сам не зная как. Возможно, теперь он был как никогда спокоен, отпустив свою ненависть и жажду мести, когда наконец-то появилась надежда на что-то светлое и действительно важное. Когда впервые появился путь к будущему, к которому стоило идти.

– А я и не прошу об этом, – ответил Ноа.

Он отвернулся от Анны и двинулся прочь, назад к норе Маркуса. Нужно возвращаться в дом Скуггена.

Эпилог

Кристиан лениво потягивал вино, когда в его дверь постучали. На пороге комнаты появился слуга, одетый в причудливую коричневую ливрею с золотыми позументами. Кристиан не был ему рад, ведь этот визит мог означать лишь одно:

– Лорд-протектор ждет Вас у себя в кабинете, – произнес лакей и притворной учтивостью.

Вся прислуга боготворила Алму Нова и со снисхождением смотрела на его нерадивого сына. Они не показывали этого в открытую, но Кристиан чувствовал к себе другое отношение с малых лет. И сейчас был не против этого. Уж пусть лучше считают его местным пьяницей и дураком, чем заподозрят в государственной измене.

Кристиан отставил бокал в сторону и поднялся с кресла. Идти к отцу за очередной порцией упреков не хотелось. Но, если тебя вызывает самый главный человек во всем государстве, отказаться нельзя, даже если вы с ним в близком родстве.

Сын лорда-протектора даже пожалел, что когда-то пообещал матери не применять магию к отцу. Хотя это бы решило многие проблемы Кристиана.

Магия в Мепаисе считается недостойным и низким даром. Хотя высшее руководство не раз прибегало к помощи тех, кого презирает. Потому что, как оказалось, маги – сильное подспорье в войне за независимость. Когда в Кристиане пробудилась магия, его мать чуть не хватил удар. Она заставила мальчика молчать об этом, чтобы не подпортить репутацию Алмы Нова. Его мать была идейной женщиной, мечтаний и мотивов которой он никогда не понимал. Он не понимал ее слепой веры в отца, ее пылкой любви в ответ на его скупость в чувствах, но был благодарен ей за то, что его она растила с любовью, которую удавалось постичь не всем детям в охваченной войной стране. Кристиан хранил в тайне свои магические способности, и хранит до сих пор. Вот только теперь его мотивы изменились. Он больше не боится опозорить отца, он молчит, чтобы помогать повстанцам.

Иногда мама разрешала Кристиану попрактиковаться в магии на слугах, чтобы точно быть уверенной, что они верны идеям республики, а не старого ненавистного всеми режима. Она была мудрой женщиной и понимала, что игнорировать дар сына опасно. Ведь, чем лучше он его изучит, тем искуснее сможет его скрывать. Мальчик потихоньку практиковался во внушении, иногда даже мог прочитать мысли слуг – и, как правило, они ему не нравились.

Кристиан шел по коридору, стены которого были обшиты уродливыми деревянными панелями. Знали бы Первородные боги, как ему все здесь опостылело! Уж лучше пройти все битвы Эрмандада с имперскими магами на передовой, чем провести здесь еще хоть день. Но Безликому Кристиан был нужен именно в Мепаисе, в самом сердце страны мятежных республиканцев. Отсюда проще всего управлять шпионским отрядом, которым он и руководил. Ведь кто может заподозрить в пособничестве повстанцам самого сына лорда-протектора? Тем более такого непутевого.

Слуга шел бесшумно, неся в руке масляную лампу, Кристиан же громко топал. Ему, как маленькому ребенку, нравилось нарушать покой во дворце. Вскоре они вышли к лестнице, которая вела в мезонин – там располагался кабинет отца. Обставлен он был без излишеств, в духе всего строения. Отец презирал пышное убранство дворцов Црейфлодера, поэтому свою резиденцию он сделал чуть ли не полной противоположностью. Бедненький интерьер символизировал близость лорда-протектора к нищему народу Мепаиса.

Лакей остановился у двери и пропустил Кристиана вперед. Сын лорда-протектора постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел. Алма Нова сурово нахмурил седые брови, но ничего не ответил. Кристиан знал, что отца раздражает его вальяжное поведение, и не мог отказать себе в удовольствии позлить его.

В центре кабинета стоял круглый дубовый стол, который отец использовал для разных переговоров и заседаний. Когда же никого не было, он перемещался в дальний угол комнаты, где стоял второй стол. Рядом с ним располагался диван с мягкой бархатной обивкой и резным каркасом – единственный предмет роскоши во всем кабинете. Там отец читал книги и изучал донесения.

Кристиан плюхнулся на диван, закинув на него даже ноги. Отец серьезно взглянул на него из-под своих кустистых бровей. Его лицо, наполовину сокрытое под жесткой седой бородой, не выражало никаких эмоций.

– Мне донесли, что ты снова спустил кругленькую сумму на девиц и карты, – без прелюдии начал Алма Нова.

Кто же сомневался, что он сразу перейдет к делу. Алма Нова – человек старой закалки, совсем не обученный тонкой политической игре, где одним нужно улыбаться, а другим скалиться. Алма Нова – военачальник, обожженный гражданской войной и, попробовавший, словно гончар, обжечь этим пламенем своего сына, чтобы сделать из него свою копию. Вот только сын оказался бунтарем, а не послушной пешкой. Поэтому Кристиана  его слова только раззадорили.

– Шпионишь за родным сыном? – со смешком спросил он, отчего лорд-протектор освирепел.

– Мой сын не должен позорить меня перед подданными! – взревел он и яростно подскочил со стула. – Не должен разорять казну и шляться с девками, за чье внимание нужно платить!

Сейчас Алма Нова не сдерживал эмоции, говорил все как есть, ведь свидетелей не было. Кристиан же попытался изобразить самый невинный взгляд, потому что знал, что отца это еще больше взбесит.

– Ну девицы поприличнее с таким раздолбаем водиться не хотят, – он простодушно пожал плечами.

Алма Нова устало выдохнул и сел на место. Кристиан чувствовал что-то неладное, но никак не мог понять что. Затем лорд-протектор заговорил:

– Ты позоришь не только меня, но и память о своей матери. Ты слишком заигрался в свои бунтарские игры, Кристиан. Пора взрослеть.

Кристиан только громко рассмеялся, откинув голову назад, а Алма грозно хлопнул кулаком по столу, показывая, что сын должен прекратить.

– Я не могу позволить, чтобы моя страна попала в руки, – Алма смерил сына презрительным взглядом, – такого пустоголового бездельника, но обойти тебя в наследовании не могу. Нельзя чтобы после моей смерти начались междоусобицы и разрушили все то, что мы строили и завоевывали с таким трудом.

Кристиан заметно напрягся, потому что впервые не понимал, к чему клонит отец. Раньше все было предельно ясно: Кристиан плохой, самый неблагодарный сын, самая ленивая бестолочь в Мепаисе и так далее и тому подобное. Но теперь казалось, что в речи Алмы висело одно жирное «но» и все вышесказанное лишь оскорбительный и перечисляющий все достижения Кристиана пролог к тому, что он хочет сказать.

– Нам повезло, что Эрмандад ушел с нашей территории до того, как об этом прознали соседи, поэтому теперь мы можем рассчитывать на помощь давних врагов Црейфлодера, – Алма перевел взгляд на письма, лежащие у него на столе и продолжил: – Я стар и не могу точно знать, сколько мне осталось.

Он взглянул на сына жестким взглядом.

– Поэтому я хочу позаботиться о будущем сейчас, пока могу. Империя Вельтерн и Империя Рё предложили нам союз. Через месяц сюда прибудут дочери императоров Мут Драхен и Тиан Минг Шин, одна из которых станет твоей невестой. Это единственное, что я позволю тебе выбрать.

– Что, боишься, что я притащу девку с борделя и сделаю ее своей женой?

– Не пререкайся, Кристиан. Ты женишься, независимо от твоего желания. Все, что нужно от тебя, это дать наследников, о которых позаботиться Совет. Не испорти ничего, как ты это умеешь, – с пренебрежением сказал Алма и махнул рукой, возвещая, что разговор закончен.

– Я понял тебя, лорд-протектор, – выплюнул Кристиан и ушел, громко хлопнув дверью.

Разговор выдался коротким и неприятным. Кристиан широким шагом направился в свою комнату. Он быстро миновал лестницу и коридор. После тяжелого разговора с отцом он лишь мечтал утонуть в объятьях бочонка с вином и забыться. Отец решил подсунуть ему императорских девиц, чтобы Кристиан послужил его планам любым способом, если толку от него никакого и браться за ум он не желает. Но ничего, эти две пустоголовые девицы сами откажутся выходить за него, как только увидят. Он не станет разменной монетой для отца.

Прямо у двери своей комнаты на него налетел мальчуган, весь измазанный сажей. Кристиан воровато огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что свидетелей нет, и впустил мальчонку. Тот молчаливо передал сыну лорда-протектора письмо и шмыгнул носом.

Кристиан нетерпеливо разорвал конверт, уж очень ему хотелось получить хоть какую-то весточку из Эрмандада, потому что последний раз с ним связывались несколько месяцев назад, когда Ирис просила сделать новый пропуск в Мепаис. Прочитав письмо, он не поверил своим глазам, а потому перечитал его еще несколько раз.

Бумага содержала в себе приглашение на инициацию. Насколько Кристиан знал, ее не проводили со времен основания отряда, ведь лидер долгие годы не сменялся. Да и о какой смене могла идти речь, если все вступали в Эрмандад для того, чтобы идти за Безликим? Кристиан волновался. В письме ровным счетом ничего не сказано. Может ли эта резкая смена лидера означать, что Безликий наконец-то добился своей цели? Или все-таки удача его покинула – с главой Эрмандада случилось что-то страшное и он больше не может управлять отрядом?

Кристиан приказал мальчугану все забыть и отпустил его, а сам принялся судорожно думать. Все это не укладывалось в голове. Мыслить на трезвую голову было тяжко, так что сын лорда-протектора принялся осушать бочонок с вином, да так налакался, что в беспамятстве уснул.

Проснулся Кристиан ближе к полудню. Он умылся – холодная вода здорово бодрила после запойных ночей. Пригладил свои каштановые волосы и побрился. Затем надел парадный сюртук, пообедал бараньими котлетами со спаржей, которые принесла новая милейшая служанка, но пококетничать с ней у Кристиана не было времени, и двинулся в путь.

Игорный дом, куда он отправился, находился на юге от Мундо – столицы Мепаиса. Он располагался в небольшом городке под названием Оррибел, что целиком состоял из такого рода заведений. Целые кварталы борделей и игорных домов были созданы именно здесь, чтобы попытаться очистить от всего этого срама столицу и остальные города республики – хоть и безуспешно. Его называли городом грехов, потому что именно туда стекались все, у кого водились хоть какие-то деньжата, и они хотел их спустить на игры, женщин и выпивку, не опасаясь ареста в одном из подпольных заведений в других городах. Дорога туда занимала несколько часов. И хоть поблизости были и другие заведения, где можно неплохо провести время, сегодня сыну лорда-протектора нужны были не они.

Игорный дом «Ла Каса» – место приватное, и не всякий сможет туда попасть. Чуть ли не каждый житель Мепаиса знал о нем, но не многие были в стенах этого заведения. Именно туда стекались главные подпольные финансы Мепаиса: черный рынок, контрабанда, торговля оружием – все это контролировалось здесь. Кристиан лично знал всех этих шишек преступного мира и, можно сказать, отец должен быть ему благодарен за то, что из-за поддержки его нерадивого сынка эти ребята еще не развалили маленькую революцию Алмы Нова. Кристиан пропадал здесь по нескольку дней, просаживал деньги в карты и просто прожигал жизнь. По крайней мере, так думали все.

На самом же деле, хозяин дома – Эрнесто Сото – помогал Эрмандаду. Много лет назад он разрешил Маркусу оставить нору на заднем дворе своего заведения. И с тех пор Кристиан, не вызывая подозрений, мог отправляться в дом Скуггена. А деньги, которые, как все думали, он проигрывал в карты, шли на нужды повстанцев. Именно на эти деньги он получал оружие и провизию через своих новых влиятельных друзей из подпольного мира, чтобы после передать их Эрмандаду. Ну, и совсем немного играл в карты. Надо же как-то поддерживать свою репутацию среди преступных авторитетов.

Карт Кристиана остановился прямо у входа. Ему на встречу вывалил хозяин дома. У него было некрасивое, немного поросячье, но доброе лицо, а его лысина блестела, словно кто-то намазал ее воском. Толстяк забавно перекатывался с ноги на ногу, торопливо семеня к Кристиану. Его щеки раскраснелись, а дыхание сбилось:

– Давненько Вы у нас не были, милорд Кристиан, – проговорил он и добродушно улыбнулся.

– Да как-то все повода не было, Эрнесто, – ответил сын лорда-протектора, и они вместе вошли в дом.

Комнаты были пропитаны запахом табака и жженых листьев акалифы – мужчины здесь их курили постоянно. Старые друзья Кристиана оживились при виде него, и Кристиан сдержанно поприветствовал их. Они обменялись несколькими колкими шуточками, пообещав друг другу в карты раздеть до гола, а затем Эрнесто провел Кристиана прямо ко второму входу. Эта дверь вела на задний двор.

Хозяин игорного дома не последовал за Кристианом. Сын лорда-протектора сам отыскал нору и открыл ее своим медальоном, который он обычно прятал во внутреннем кармане. Кристиан уже не в первый раз оказывался в портале, но все равно ему требовалась помощь Пово. Да он был и не против. Ему нравилось разговаривать со старушкой по дороге в дом Скуггена.

Сегодня Пово была молчалива. Как Кристиан только не старался расспросить ее о Безликом, старушка все отвечала: «Пово не хочет об этом говорить». Это напрягло Кристиана, но он постарался не накручивать себя раньше времени, не зная, что произошло.

Сын лорда-протектора выбрался из норы, когда солнце уже близилось к горизонту. По крайней мере, так предположил Кристиан, ведь лес, раскинувшийся вокруг крепости, все также не пропускал солнечные лучи.

Кристиан двинулся вперед, к дому Скуггена, стараясь не издавать ни одного звука, потому что помнил, как в свой самый первый раз нарвался на белую волчицу. Аркон тогда спас его задницу, а Кристиан еще месяц слал ему благодарственные письма, которые Аталантсон, возможно, после третьего и не стал открывать.

Вскоре показалась крепость, и Кристиан без труда преодолел барьер вокруг. Он вдохнул тяжелый воздух и подумал о том, что несмотря на всю мрачность, именно здесь он и хотел бы находиться, чувствовать себя по-настоящему нужным, а не слушать отца, которого ничего, кроме страны, не волнует. Но Кристиан понимал, насколько важна та работа, которую он выполняет, что без его сети шпионов, все может развалиться.

У дверей в сам замок Кристиана встретила Нану, и они вместе отправились в столовую. Женщина сказала, что все остальные почти собрались. Но там были только Анна и Аркон. Из всех присутствующих в комнате Анна выглядела самой отрешенной. Когда Аркон радушно поприветствовал Кристиана, дочь Безликого лишь слабо кивнула. Казалось, ей и вовсе нет дела до происходящего в комнате. Вскоре, опираясь на трость, в дверях залы появился измученный и бледный Маркус, которого поддерживала молоденькая светловолосая эльфийка. Она осторожно усадила его за стол, в очередной раз спросила, как он себя чувствует и удалилась под внимательный взгляд Маркуса. На столе стояли тарелки с едой – сегодня Элишка постаралась. Блюд было немного, но и это в Эрмандаде считалось роскошью.

Кристиан гадал, кого же Безликий поставил во главе отряда. Никого, кроме генералов, в столовой не было, и сын лорда-протектора на мгновение даже подумал, что это будет Маркус. Он обладал всеми качествами, которые нужны лидеру, да и печется о каждом члене Эрмандада, считая их своей семьей. Но тогда это значило бы, что Безликий не достиг своей цели. Но тут Кристиан услышал шаги за спиной и обернулся – в столовую вошел беловолосый мальчишка, на вид ровесник Анны. Он был облачен в длинный черный плащ – на манер того, что носил Безликий – и в походную одежду темного цвета. На перевязи в коротких ножнах висел Артефакт, на котором он держал руку.

– Меня зовут Ноа. Эрмандад теперь мой и, похоже, завтра мы с вами начинаем войну за свободу.

Оглавление

Магические чины

Типы магии

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Повстанцы I

Глава 10

Повстанцы II

Глава 11

Повстанцы III

Глава 12

Повстанцы IV

Глава 13

Повстанцы V

Глава 14

Повстанцы VI

Глава 15

Повстанцы VII

Глава 16

Повстанцы VIII

Глава 17

Повстанцы IX

Глава 18

Эпилог